Проснулись солнечные блики
Проснулись солнечные блики
В цветах напоенных росой,
Где по реке
на светлом лике,
Галактик
плещется
покой!
Цикады хором славят лето,
Зверьё спешит на водопой,
И кружит солнечным приветом
Рой пчёл пред жатвой золотой.
Дубравы стройные сомкнулись,
Встречая песнями рассвет,
Синицы к лесу развернулись,
Стрижи спешат за ветром вслед…
Одни
ромашки смотрят
грустно,
Как опадают облака,
Туда, где ночью
было пусто,
А утром
танки
рвут
луга…
Выстрел тишины
Надел шинель и сапоги,
Взял автомат, штык-нож,
пилотку…
А на плацу на взвод легли
Заката
алые обмотки.
И туча чёрных лебедей
Что омут с криком закружила,
И перья
жжёные крошила
На лики
жён и матерей…
Притих ручей,
согнулся лес,
Река от боли
побелела,
На храме вскрикнул
древний крест…
А церковь, вздрогнув,
заскрипела.
И гром, что
выстрел тишины,
Вонзился
в души,
в плоть,
в шинели…
И взвыло эхо: «Небо стелет
Дороги на
погост
войны!..»
Кто мы!?
Развернули в болоте
плечи,
Только некому руку подать…
Вот он — вечер,
в ладонях — ветер…
Выше звёзд,
Дальше месяца гать!
На пороге одежды сорваны,
Крик, удар…
растекается глаз…
ВЧК, истекая соками,
Проверяет на верность нас.
Кто мы?
С кем мы?
Веками сотканы…
Наконец-то
рождённые жить!
Кто не предал,
с котомкой разодранной,
Ищем место — себя забыть…
Фонари, от стыда зажмурясь,
С треском охают в полутьме,
И по тени угрюмых улиц
Молча тащим
себя на себе.
Стук сапог,
лязг затворов,
выстрелы…
Мама!
Господи!
Помоги!..
В мире выстрелов как нам выстоять!
Для другого
не крикнуть:
— «Пли!»
Растекается в тине племя,
Снова некому руку подать…
Чёт — что нечет!
В ладонях — время!
Выше звёзд,
дальше месяца гать…
Даже Солнце
глядит
неискренне,
Зажимая от страха
рот:
«Вдруг объявят врагом его
«искровцы»?!»
На Земле —
тридцать
пятый год…
Письмо от деда
Письмо от деда было
краткое:
«Живой,
Здоров!
Уже под Краковом!
Крепитесь,
близок час
Победы!
Закончатся все наши
беды…»
Но позже
из газет узнали,
Какой «… ценою
город взяли…».
Что «…в благодарность за Победу
Всех
лично
маршал
награждал!»
И только деду…
Только деду!
«Пустой рукав
поцеловал…»
Неотправленные письма
«Снег весенний
серой пеной
Над окопами висит,
Ночью гильза
«песни» пела,
А теперь сопит, сипит.
В рыжих пятнах
гимнастёрка,
Прикоптил, не повезло.
А в лесу трещит тетёрка
Маскировкам
всем назло!
Ночью ухают снаряды,
Будят крики:
«Берегись!..»
Мало спим и то
«вприсядку»,
Но зато весна
и жизнь!
Мне вчера ромашки снились,
Что тебе до свадьбы рвал,
С ними уплывал за сыном
Сквозь сгоревший чернотал…
Жди!
Победа
уже скоро!
Пол-Европы
позади…»
Написал,
подумал,
скомкал,
Автомат
перекрестил.
Отряхнул с пилотки
сажу,
И шагнул
из блиндажа…
Позже бабушка
покажет:
Вот, в Берлине
нам писал…
Выжили
всего…
три слова:
«Ждите!
Кончилась
война!..»
Остальное всё
в осколках —
Строчки,
фото,
ордена…»
В окопе
Вчера
в заброшенном окопе,
Где пыль, патроны, лопухи…
Нашёл укрытую осколком
Тетрадку в клетку,
в ней — стихи.
Из них не стёрли даже годы
Две недописанных строки:
«Родная, как у вас погода?
У нас атака, дождь, дожди… сь…»
А рядом,
в выжженной воронке,
Где молят небо лопухи,
Разбиты пулей и осколком
Признанье в гильзе — три строки:
«Прости, что я тебе не верил,
Вернусь, пока я жив, пойму!
Приму, прошу, верни, верну… сь».
Над ними
стынут чёрным клином,
Годами свиты взрывом в жгут,
Две черноплодные рябины
И плачут ягоды:
«Не ждут!
Там сожжены они, распяты.
Они, убитые войной…
Они, хотя и не солдаты,
Вслед за тобой,
за ним, за…
Ой!»
Не принять… Не понять… Не отринуть…
Не принять…
Не понять…
Не отринуть…
Звёзды гильзами падают в гать,
А луна,
обжигая рябину,
Льётся раненный тополь обнять…
На осколках алеют…
ромашки,
Медуницу скосил…
пулемёт.
А над вырытым бомбой овражком
Выпь унылые песни поёт.
Реют в пасеке ульи — кострами…
Пчёлы ищут
в окопах приют.
Журавли над телами крестами
Вороньё отгоняя, зовут…
Вновь в зарницах сожжённого лета
В солнце смотрят
родные глаза…
На ресницу закинута ветром
Пулей сбитая стрекоза.
Стынут танки на теле долины,
Между гусениц маки цветут…
Вновь к подножию
высохшей ивы
Санитары
убиты несут…
Нас рсстреляли на рассвете
Нас расстреляли
на
рассвете…
Кричала бледная
луна,
Метался
обречённо
ветер,
Стонала чёрная
ветла.
Кукушка смолкла,
гаркнул ворон,
Дождинка
пала на погон…
Защёлкали
затворы
горном,
Трубя приказ и
приговор…
Нас добивали
на рассвете,
С убитых сняли
сапоги…
И долго
недобитый
ветер
Шептал
планете:
«Помоги!!?»
Обнимает полынь ковыль
Обнимает полынь
ковыль,
Обнимает ковыль
полынь…
Тонет в гари над полем синь,
Журавлиный
расстрелян клин…
А по городу,
как по стерне,
Танки рвутся к тебе… ко мне…
Рухнул скошенный взрывом дом,
Стонет девочка
под крыльцом…
Догорают музей и сад,
Вдоль воронки
цветы дымят…
Крики, грохот, снарядов вой…
Бьётся стягом
рукав… пустой…
Поджигает огонь
ковыль,
Прожигает огонь
полынь…
Боль!
Горячий металл над
спиной…
Значит танки
пошли
за тобой!
Угрюмый ветер просится в… ладонь…
Угрюмый ветер
просится в… ладонь…
Под ноги пеплом бросилась дорога,
Над серым домом — месяц молодой
Застыл,
как виноватый,
у порога.
За голой степью — высохший ручей,
Овраг,
что речкой деды называли.
Стерня, щетинясь,
смотрит из полей
На горизонт, размытый чёрной гарью.
А над селом — такая тишина…
Что старый пёс
закрыл глаза
от боли…
Который год,
как кончилась война,
А мы солдат
по-прежнему
хороним…
Две деревни в селе моём…
Две деревни
в селе моём.
В первой — праздник
из дома в дом!
Солнце держит,
как рюмку, — вяз!
А под небом — загулом пляс!
Во дворах то гармонь, то смех!
Льётся песня росой на всех:
«Что ж ты робкий такой,
родной?
Ох, нарушу
я твой покой…»
Вьюжат в танцах
и стар, и мал!
Потрясённый плетень упал!
Но народ, как в метель вошёл:
«Эй, гармонь!
Нажимай!
Ещё!»
Облаками стирая пот,
Гармонист уже небо рвёт…
И, врезаясь в степной ковыль,
Вихрем кружат платки и пыль…
А кто спрятался за рекой —
Шепчут: «милый, зачем… родной…
Ой!.. Не надо! Постой! Ох… мой!..»
Две деревни в селе родном…
В первой праздник — мы здесь живём!
А в другой за погостом — стынь…
Обнимает
кресты полынь…
Поле! Полюшко!
Поле! Полюшко!
Неба волюшка!
То косой по тебе,
то плугом…
Ну, а ты промолчишь
да молишься,
Днём и ночью
за всю округу!
Шито золотом,
мято ворогом,
В сор-траве,
словно в пятнах сплетен.
К лугу тянешься
вечным таинством,
Что прекрасней
всех слов на свете!
Ветром витое,
градом битое,
Жизнь даруешь,
обид не зная…
Небом слитое,
потом свитое,
Нараспашку —
Душа
Земная!
Вдова
Да!
Женщина с цветами
за ограду
К нему всегда заходит ровно в семь.
Окинет обелиск печальным взглядом,
Вздохнёт: «К чему так рано…
Насовсем!»
Букет уложит
рядом с первой датой,
Как будто не увидела
другой.
И воротом цветастого халата
Слезу сотрёт, шепнув: «Я здесь, родной!»
Достанет снедь и на столе напротив
Нарежет мясо, хлеб, нальёт вина…
«Ты слышишь?
Всё вскопала в огороде,
Намаялась. Который год
одна.
Корова отелилась нынче ночью,
Телёнок рыжий — маленький огонь…
Не пишут дети
ни единой строчки…
Вчера твою вновь чистила гармонь…
Чего молчишь,
опять обиду спрятал?
Напрасно так.
Ведь мы уже в летах…
Я черенок сменила у лопаты,
Сломался старый.
А в чулане — страх!
Заполонили мыши — нет покоя,
И по ночам,
когда тебя
я жду,
Пищат, скрипят
или надрывно воют,
Как я на свою подлую судьбу.
Пора домой.
Вино и хлеб оставлю,
Захочешь позже,
пей и заходи.
Я пирогов спекла…
Я чай поставлю…
Когда войдёшь — калитку затвори».
Вздохнёт.
Цветы поправит над оградой,
Вернётся в дом,
присядет у окна,
Наденет ночью
светлые наряды,
Накроет стол и
стонет до утра…
А у дорог…
А у дорог сердца сердца зовущие!
Порой не слыша своего,
Идём к чужому, верим в лучшее,
А там беда иль …никого…
А у дорог сердца незримые,
В пыли, по грязи, в снег, по льду,
Спешим к другим, собой гонимые,
К чему? Зачем? На дно… по дну?
А у дорог сердца жестокие.
Не там пройдёшь, не то найдёшь…
Родным родное — одинокое,
Бывает и не донесёшь!
Но вновь дорог сердца бессмертные,
Зовут сквозь тайны за порог!
Мерцают в звёздах тропки древние,
Что маяки земных дорог!
Что пророчишь вороньё?
Что
пророчишь,
вороньё,
На четыре стороны…
Под ногами то жнивьё,
То тупые
бороны.
Солнце слепит,
дождь грозит,
Саранча беснуется,
Верный пёс в саду «басит»,
С чучелом
«воркуется»…
Роща сникла,
лес угрюм,
Над полянкой коршуны,
Ручеёк «сбежал в загул»
По оврагам брошенным…
Горизонт кипит в реке
Бурунами гордыми.
Небо в тучном парике
Над планетой
сгорбленной…
А в лугах то смог, то синь…
Васильки над заревом…
Ветер
прошлое
скосил
В ров,
росою
залитый…
От обиды и боли
От обиды
и боли,
От снегов
и дождей…
Заовражилось поле,
Лес в коросте из пней.
У заборов калитки
В чёрной тине лежат.
Паутиной обвитый,
Задыхается сад.
Исхудала
речушка,
Дол зарос
ковылём…
Всё село —
две старушки,
С журавлём-бобылём…
Одиночество
Сиреневая падь
перед ногами,
Оранжевый туман
над головой,
А пред глазами — лопухи орлами,
Застыли!
Ждут
прикрыть тебя собой…
Два донника — два бледно-жёлтых взгляда —
Глядят, как руки режут пустоту…
Гулявник жёлтый — сын былого сада
Обвил крушины сизую фату.
А за спиной слегли
венком ромашки,
В дожде от боли
съёжился рассвет.
Колючками шиповник
пишет: «Здравствуй!»
И никого роднее…
тени —
нет!
Долго рвал свой парус на бинты
Долго рвал свой парус
на бинты,
Наложил на раны подорожник
И сбежал за океан мечты,
Разменяв родной штурвал
на вожжи.
Мачтами колышутся леса,
Ковыли ложатся пеной бриза,
И всё дальше чаек голоса,
Жаворонка пение всё ближе.
Кружат пчёлы в вальсе вековом,
Манит махаон в луга степные,
А колодец стареньким ведром
Пишет стансы одинокой иве!
Дом стоит как тень былой любви —
Сад сдаётся повилике сорной,
В огороде вороньё вопит,
Тащит из «охранника» солому…
Пусть рассвет улыбку обожжёт,
Звёздами о прошлом ночи пишут,
Пусть обратно ветер позовёт,
Растерзав порог, заборы, крышу!
Пусть, прощаясь,
почернел закат,
Пожелав забыться и не сдаться…
Нет дороги,
даже в снах, назад…
Пусть опять в лугах…
дельфины
снятся!
Полынь над высохшим ручьём
Полынь над высохшим ручьём,
На поле
чёрная солома,
Пыль, из заброшенного дома,
Струится в речку за селом.
Забор в крапиве,
сад в стекле —
Оранжерея вдрызг разбита.
Гараж без крыши — что корыто,
Помятый самовар
на дне!
На вишне гроздьями грачи.
Поникла яблонька
от боли —
Страшнее, чем топор с пилою,
Орда из гусениц трещит…
Дорога взрыта лебедой,
Плотина проросла рогозом…
Никто здесь не спешит домой,
За солнцем не бежит по росам…
Забыта степь, уныл мой край,
Ковыль и тот в седой короне!
Шагну и слышу:
стонут корни.
И молят!
Молят: «Не бросай!»
Напевала полынь под ливнем…
Напевала
полынь под ливнем,
Опустив на репейник
взгляд:
«Подрастешь, станешь стройным, сильным!
А ресничками — ох, богат!
Под листочки
возьму родного,
Уведу за духмяный двор,
Там изведаешь
стебля парного
И познаешь
цветка узор!
Обниму,
залюблю,
заставлю…
И взовьётся иная жизнь!
От порога до верхних ставней
Будет ливень
лишь нам служить!
Сад завалим болотной тиной,
А из луга сплетём постель.
Смолкнут рощи над паутиной
Ветром выкошенных полей»…
Ой, как пела полынь — осипла!
Только солнце
опять взошло,
И полынь, и репей скосили…
Не погибло
пока
село!..
Вновь над светлой над рекой…
Вновь над светлой
над рекой
тучи бесятся.
Гром да молнии гурьбой без конца.
Бьются, рвутся камыши.
Или крестятся?!
Даже ворона глаза
в поллица!
В косу ива заплелась,
липа — плёткою!
Лягушня, от страха квакнув,
сипит!
Вяз без листьев,
из морщин словно сотканный…
Сойка спряталась в гнезде
и… скулит.
А сороки, хвост поджав,
в копнах каются,
Сбросив ношу,
сокол в горы спешит…
Шепчет бабка у окна:
«Ох, намаемся!»
Видишь, внучка,
как голубка дрожит?
Закат за полночью поплёлся
Закат за полночью
поплёлся,
Рассвет от звёздочек
сбежал,
Цикадок хор, как укололся,
Увидев тучу — завизжал!
Ромашки
сердце золотое
Укрыли
матовой парчой,
А ноготочки
рыжим строем
Уткнулись донникам в плечо!
Над белладонной
тополь взвился,
Клён отвернулся
от сосны,
И мрачный, гулкий дождь разлился
В овраг,
собой
сметая сны.
А в них дрожал,
переливаясь,
Весенней радуги костёр…
Так каждый ливень
сносит завязь
Для бабки Осени
в котёл!
От сирени тянет ладаном
От сирени тянет ладаном,
От черёмухи — жнивьём!
Отчего с тобой не ладим мы,
Да чужой молвой живём?..
Сыплет снегом вишня чёрная,
Льёт росою бузина…
Затмевает гордость донная
Сердцу милые слова.
Запорошен сад крапивою,
Ветер вязнет в лебеде…
Почему опять, любимая,
Ты поверила не мне?
Рядом донник манит золотом,
Ткёт ярутка серебром…
Отчего обиды сорные
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.