Бесплатный фрагмент - Дорога — наш дом

Дорога — наш дом. Я и они

Пролог. Вещи на порядок выше

Торец осторожно высунулся из-за края давно обвалившейся стены. Двое больных ковыряли свежий труп. Жалкие твари не представляли никакой угрозы для такого опытного и хорошо экипированного бойца, но возиться с этой мерзостью, а тем более подхватить от них Жару совершенно не улыбалось.

Довольно ловко — особенно для такого крупного и кряжистого мужчины — Торец перевалился через остатки старинной кладки и по-пластунски добрался до нижних ступеней полуразрушенной лестницы. С прошлого посещения этого места ещё несколько ступеней рухнули на бетонный пол. Теперь подняться на второй этаж тихо не получится. С другой стороны, у больных это не получится вовсе.

Прыжок, хват за перила и подъём переворотом — как когда-то на тренировках для довесков. Измождённые вирусом Жары несчастные бросились на шум, но остались бесноваться внизу, неспособные добраться до желанной добычи.

— На, это пожри! — Торец с ухмылкой обрушил здоровенный кусок стены на того больного, что попытался допрыгнуть до ступеней. Один из кирпичей с мерзким чавканьем оборвал страдания бедолаги.

Второй остался бесноваться внизу, но Торец уже потерял к нему интерес — он направился прямиком к тяжёлому несгораемому шкафу, выставленному прямо но центр комнаты. Любой догадался бы, что здесь спрятано нечто ценное. Однако без ключа это знание совершенно бесполезно: ящик не вскроешь без инструментов и не увезёшь в берлогу без тяжёлой техники. А вдоль Дороги на сотни километров в обе стороны ничего крупнее велосипеда без ведома Перекрёстков не прошмыгнёт.

Торец пошарил по карманам своей форменной жилетки байкера из клуба Перекрёстки и, найдя нужный ключ, открыл шкаф. Внутри на единственной полке его ждала та самая «посылка» — чёрная книжица в кожаном переплёте, с золотистым оттиском короны на ней. Полка, кстати, оказалась так тщательно вытерта от пыли, которая покрывала всё вокруг толстым слоем, что это развеселило мотоциклиста: их контакт с той стороны — настоящий педант. Таких немного осталось в условиях резкого потепления климата, повсеместной грязи и тотального запустения.

Откуда-то сверху донёсся металлический скрежет, с той стороны, где крыша здания просела и провалилась под напором стихий и безжалостным влиянием времени. Торец с удивлением обернулся на звук, но не успел ничего толком разглядеть. Не его лицо обрушился яростный вихрь ударов, а что-то острое впилось прямо в левый глаз сквозь веко.

Перекрёсток повалился на пол и покатился, стараясь сбросить то, что его атаковало, крича от боли. Что-то лёгкое, но вёрткое забилось в его руках. Наконец, спустя несколько полных ужаса секунд, ему удалось нащупать голову напавшего существа. Хрупкие птичьи кости с хрустом треснули под сильными пальцами. В следующее мгновение труп заражённой вороны полетел в угол комнаты.

Дрожащей рукой рукой Торец потянулся к окровавленному лицу, но, едва коснувшись изувеченного века, отдёрнул пальцы и снова заорал, бессвязно проклиная бешеную птицу. Глазу конец, без шансов, а значит, и ему самому тоже. Сжав зубы, байкер оторвал от своей чёрной майки полоску ткани и туго перетянул опустевшую глазницу. Повязка ненадёжная, но и ему, видимо, недолго осталось. Дотянуть бы до дома. Увидеть сына напоследок. И доделать порученную работу.

Торец нащупал во внутреннем кармане жилетки чёрную книжечку. На месте. На мгновение его накрыла волна ярости: он сдохнет из-за какой-то кучки шифрованных записок! Он уже почти швырнул блокнот в беснующегося внизу заражённого Жарой, но вовремя одумался: есть вещи на порядок выше, чем жизнь одного мото-брата. И если такова цена, значит, её нужно уплатить.

Курган всё ему объяснил, отправляя на задание, не скрывая неприятных подробностей и последствий. Торец размышлял сутки и в конце концов дал своё согласие. Отступить теперь означало бы потерять уважение братьев и сестёр Перекрёстков, нарушить данное слово. Посмертно.

Ладно, Курган, ты получишь свою чёртову книжку, чья бы ни была эта посылка. Главное, чтобы твои обещания не оказались пустыми. Байкер тяжело поднялся, опираясь на стену. Вытащив из кобуры на поясе револьвер, он выстрелил в больного Жарой, который смог наконец дотянуться до нижней ступени лестницы и теперь пытался втянуть себя наверх. Пуля прошла мимо. Промах почти в упор! Позорно. Тяжело с одним глазом: обычно мозг оценивает расстояние до объектов, сравнивая едва уловимую разницу в изображении с двух источников, а тут…

Дав волю гневу Торец разрядил весь барабан в рычащего от голода и злобы бешеного. Несчастный умер после третьей пули, но байкер остановился лишь когда боёк дважды щёлкнул впустую. Как бы то ни было — на душе стало легче от выпущенного пара. Правда, теперь на шум сбегутся все заражённые в округе. Надо спешить.

Перекрёсток спрыгнул вниз. Едва не упал лицом вперёд: снова неверная оценка расстояния. Возможно, будь у него время привыкнуть, перестроиться… Но его нет. Короткими перебежками от укрытия к укрытию, он добрался до угла здания. Отсюда путь к лощине, в которой остался укрытый маскировочной сеткой мотоцикл оставалось пересечь чуть меньше сотни метров открытой местности, бывшей когда-то автомобильной парковкой. Именно здесь они и собрались — полдюжины собак, дальних потомков домашних городских питомцев, превратившихся в злобных тварей, не брезгующих человечиной.

Торец, стараясь не шуметь, перезарядил револьвер и вернул его в кобуру. С нынешней «меткостью» сейчас лучше положиться на автоматическое оружие — висящий на ремне за спиной пистолет-пулемёт для полицейских спецопераций. Боевой опыт диктовал вступать в драку максимально подготовленным.

Байкер легко выпрыгнул из здания через опустевший проём окна и побежал. Когда стая заметила его и бросилась наперерез с лаем и рычанием, он поднял оружие, но не спешил нажимать на курок, помня о том, что рискует промахнуться даже на небольшом расстоянии. Лишь когда первый пёс — самый крупный и злобный на вид кобель — прыгнул, метясь в горло, застрекотали выстрелы. Животные, ведомые инстинктами и отупевшие от Жары, не бросились врассыпную, пытаясь спасти свои жизни и прежде, чем закончилась обойма в пистолете-пулемёте, все они были мертвы и размазаны по остаткам асфальта на стоянке.

Торец не сбавляя хода добежал до края лощины — на этом месте когда-то был дом, который во время Войнушки попал под бомбардировку и превратился в огромную воронку, по дну которой со временем проложил себе путь небольшой ручей. Здесь пришлось замедлиться, чтобы не поскользнуться и не повредить себе чего-нибудь ещё при падении: кто знает, сколько ещё выдержит ослабленный кровопотерей и стремительно развивающейся болезнью организм?

Перекрёстку удалось пройти почти три четверти склона, когда сверху посыпались камни и донеслось глухое ворчание. Обернувшись, он увидел стоящую на краю воронки фигуру. Молодая женщина, почти девочка. Безумный блеск в глазах, хищный оскал, тёмные пятна на дёснах и бурые — на коже, рычит, припав на четвереньки, словно животное. Терминальная стадия Жары.

Торец вскинул оружие и нажал на спусковой крючок. Бестолку: обойма пуста. Зато звук спровоцировал больную: она прыгнула с места. Если бы не перепад высот — не долетела бы. Но в сложившейся ситуации это иссохшее тельце обрушилось на байкера с порядочного разгона. Вдвоём они покатились дальше вниз. Она впилась зубами ему в плечо. Спасла только толстая вощёная кожа жилета.

Лишь когда они приземлились на дно лощины, байкеру удалось отбросить больную. Однако та, израненная и превратившаяся в один сплошной синяк, мгновенно вскочила на ноги и кинулась к нему. Выстрел из револьвера в сердце оборвал жизнь бедняжки в тот момент, когда она уже вцепилась тонкими пальцами в горло своей жертвы.

Торец перекатился в сторону, стараясь не смотреть на то, что ещё недавно было довольно симпатичной, полной жизни девушкой. Нет, он не хочет такой участи. Или чтобы его запомнили таким. Доделает работу и пустит себе пулю в лоб. С этими мыслями он поднял себя, придерживаясь за седло байка и сбросил с него маскирующую сеть.

Поворот ключа, удар по кик-стартеру и мощный мотор ожил, а яркий свет тонированных фар окрасил утренний туман в болезненно-жёлтый цвет — такая светотехника отличала братьев-разведчиков от прочих Перекрёстков. Байкер сорвал мотоцикл с места, не дожидаясь прогрева: все проблемы с техникой лягут на плечи следующего ездока, а сейчас важна лишь миссия…

Медленно поднимающееся над горизонтом солнце придало рассветной дымке цвет свежей крови. А может, это потемнело в единственном уцелевшем глазу Торца. Его мотало из стороны в сторону по Дороге: раз за разом волны нестерпимого жара внутри сменялись жесточайшим ознобом и приступы учащались с каждой минутой, с каждым пройденным километром. Наконец, впереди показались знакомые очертания Третьего Перекрёстка. Финишная прямая! Можно открывать газ на полную, лишь бы дотянуть!

Он не помнил, как вылетел из седла, как катился по грубому асфальту, оставляя на дорожном полотне куски одежды, собственной кожи и кровавые следы, как влетел в груду черепов на обочине. Сознание вернулось лишь на мгновение, когда его рука, будто отдельно от сознания хозяина, тянулась к собравшимся вокруг фигурам с зажатой в кулаке чёрной книжкой с золотой короной.

— Кургану… лично в руки… Не открывать… — прохрипел он.

— Будь спокоен, брат. Ровной тебе дороги, — кто-то принял его груз. Другой взвёл курок. Третий протянул флягу с обжигающим самогоном.

Глоток. Гром выстрела. Темнота.

Глава 1. Нет мира нечестивым

Молчун утёр пот со лба тыльной стороной перчатки и поглядел на солнце: всего четыре пальца над горизонтом. Времени мало. Он сжал зубы и вонзил штык лопаты в сухую, потрескавшуюся почву. Когда-то вокруг насколько хватало глаз буйствовало разнотравье и ветер гнал зелёные волны по ковыльной степи. Теперь здесь субтропики, пустыня с колючками-переростками и пауками размером с кулак. Впрочем, редкий неудачник умирает на Дороге от перегрева или укуса какой-нибудь дряни. Большинство белеющих по обочинам курганов сложены из черепов пробитых пулями, расколотых топорами и размазанных об асфальт.

Молчун в очередной раз воткнул лопату в землю, зачерпнул её и отбросил в сторону, где образовался уже приличный холм. Он оглянулся и прикинул, войдёт ли тело Борова в получившуюся яму. Нет, не войдёт. Засранец слишком много жрал при жизни. Надо копать.

Молчун снова с остервенением принялся колоть и рубить почву. Язва тем временем в два взмаха топором отделила голову Борова от плеч и насадила на палку, чтобы стекла кровь. Для верности она прибила его шлем прямо к черепу гвоздём — чтобы не спёрли. Ей как всегда досталось самое простое. Хотя нет, у Ротора и Стуки вообще считай нет забот: знай, смотри в оба и держи пушку наготове. На этом отрезке Дороги мало найдётся утырков, которые решились бы напасть на Перекрёстков. Разве что какие-нибудь залётные долбонавты из Дикой Степи.

Солнце уже коснулось горизонта, когда Молчун с победным криком отшвырнул лопату на дорогу и, пнув напоследок край могилы, отошёл к своему байку, чтобы припасть к фляге с водой. Он не смотрел, как Ротор и Стука волокли огромное тело Борова к яме, как бросили его вниз и как закапывали. Просто вглядывался в закатный горизонт и размышлял, как скоро его труп вот так швырнут в могилу, а башка украсит один из придорожных курганов.

Вскоре Ротор воткнул лопату в получившийся могильный холм и кивнул Стуке, чтобы тот позвал Молчуна. Втроём они подошли к кургану, где уже ждала их Язва с головой Борова в руках. В торжественной тишине она водрузила останки товарища на вершину кургана. Все четверо Перекрёстков стояли молча некоторое время. Наконец, Ротор прочистил горло:

— Надо бы… Ну, сказать там что-то.

— Скажи, — хмыкнул Стука.

— Ну… — замялся Ротор — Боров, типа, был нам братом, пока Рок не забрал его. Мы вместе зафигарили тучу утырков и выхлебали цистерну всякого пойла. И, типа, Боров будет жить в нашей памяти, пока мы не сдохнем, или пока его черепушка не истлеет и не станет пылью на Дороге.

— Аминь, — подытожила Язва и, развернувшись, пошла к трайку.

Уже через минуту сгустившиеся сумерки разрезали лучи мощных фонарей, а тишину над Дорогой разметал рёв моторов. Язва возглавила построение, как положено атаману, за ней — Ротор и Стука, между байкам которых тащился привязанный мотоцикл Борова. Молчун, как всегда, прикрывал братьев сзади. В его коляске болталась туша волка. Тупая скотина выскочила на дорогу прямо перед Боровом и схватила его за ляжку. Очередной случай «Жары», третий за месяц.

Такая же бешеная тварь покусала довеска Молчуна, Мышку. Бабёнка была так себе, пулемётчица тоже. Но всё равно было нестерпимо жаль, когда пришлось её избавить от мучений. Теперь Молчуна будут за версту обходить все новички: он потерял трёх напарников за год. Не по своей вине, но всё же. Может, Курган всё-таки отнимет у него коляску и отдаст кому-то другому. Тому же Ротору: он давно присматривался к «тёплому» месту Молчуна, замыкающего построение.

Когда на небе появилась луна — огромная, яркая — отряд наконец добрался до своего Перекрёстка. Когда-то это были бензоколонки-близнецы, по обеим сторонам трассы. Теперь — крепость, с валом, рвом, башнями и массивными воротами, отделяющими сто первый километр Дороги от сто второго. Над стеной в зловещем свете жаровен с углём переливалась собранная из сотен и тысяч светоотражающих значков надпись: «3 Перекрёсток». Третья из семи крепостей-ворот Клуба, контролирующих в общей сложности семьсот километров Дороги от Центрального до Пограничного участка.

Жратва, вода, топливо, относительно спокойный ночлег и все товары, какие только можно найти на Дороге — всё это есть на Перекрёстках. Братья-казначеи собирают подати за проход через ворота, устанавливают налоги на ремонт Дороги, на содержание братьев-гвардейцев, стерегущих крепости и назначают тарифы за услуги братьев-провожатых, которые обеспечивают безопасность караванов от Столпа на севере до Базар-Папы на юге. В целом, бывшая мотоциклетная банда устроилась получше некоторых прочих после Войнушки. Они хорошо усвоили урок: невозможно построить рай на земле. Но можно железной рукой править в раскалённом аду Дороги.

Язва прогудела начало условного сигнала, Ротор и Стука подхватили, Молчун закончил — за себя и за Борова. Загремели вдали приводы лебёдок и ворота медленно поползли вверх, впуская ночных странников в утробу базы.

Спустя полчаса, пожрав на ходу и опрокинув по кружке пива с дороги, Молчун с товарищами оказались на пороге тронного зала главы Третьего Перекрёстка. Курган, президент этого отделения Клуба, увидев их мрачные рожи, тут же отправил двух девок, увивавшихся вокруг него, «погулять» и махнул Язве рукой: докладывай, мол. Та сделала шаг вперёд и кивнула Молчуну: он бросил тушу волка на пол перед собой.

— Эта тварь набросилась на Борова. Мы шли километров сто — сто двадцать в час. Он свернул себе шею при падении, — отрапортовала атаманша.

Курган нахмурился, встал с массивного кожаного кресла, служившего ему троном. Предводитель этого подразделения Клуба прославился далеко за пределами своих владений на Дороге за свой исполинский рост: даже крупные мужчины обычно едва достигали его плеча. Он подошёл к дохлой твари, носком сапога раскрыл ей пасть и присмотрелся.

— Жара. Язык иссох, пасть оранжево-бурая, как у остальных. Давно пора было объявить охоту. Перестреляем всех чёртовых тварей на сотню километров от Дороги в обе стороны, для начала, — Курган говорил степенно, основательно, как только и мог говорить великан такой невероятной комплекции.

— Хоть сейчас, босс. Они забрали четверых наших только за месяц! Я их, сук, на колья сажать буду, чтобы остальные не совались! Я их рвать на части буду, жечь живьём, тракторами давить, чтобы визжали… — Ротор, тоже не маленький парень, похожий на бочку с ногами и руками, наоборот, характером совершенно не соответствовал своему телосложению: торопливый, резкий, многословный, при почти писклявом, резком голоске.

Курган поморщился, жестом прервал поток сознания Ротора.

— Без тебя справимся. Для вашей шайки есть работёнка посерьёзнее, — он жестом подозвал к себе Язву, а когда та подошла ближе, протянул ей записную книжку в кожаной обложке с оттиском в виде золотой короны, перетянутую тугой резинкой. Атаманша с удивлением приняла этот «подарок».

— Что это, Курган? — Язва уставилась на великана-предводителя так, будто ей сказали, что пока все будут пить и веселиться — она постоит в карауле.

— Это — реальный способ победить Жару. Вернее, человек, который знает способ. Вы должны забрать его из Кальмиусса и без лишнего шума привезти сюда: многие хотят заполучить его себе.

— Кальмиусс? Арена! Это ведь чертовски далеко на юге! Седьмой перекрёсток гораздо ближе… — атаманша явно не хотела отправляться через всю Дикую Степь в страну коневодов, где вода дороже топлива, чтобы забрать какого-то докторишку или учёного.

— Вы ведь у меня братья-провожатые, разве нет? — поднял с усмешкой бровь президент. Он давно знал Язву и прекрасно понимал, что та, несмотря на свою лень и склочный характер — один из лучших его офицеров, — Вот и проводите этого парня ко мне. Так, чтобы никто не знал: ни чужие, ни тем более свои. Целым и невредимым.

Слова Кургана произвели на атаманшу впечатление: между Перекрёстками редко бывают тайны и ещё реже они связаны с незнакомцами извне клуба. Любой другой на её месте заподозрил бы предводителя в предательстве, но не она: Язва из тех, кто редко впускает людей в свою душу, но если это произошло — верна до конца. Такое же отношение и у её людей к своей предводительнице: Молчун, Стука, Ротор — все ей обязаны так или иначе по гроб жизни.

— Но… Тогда нам нужно прикрытие. Никто не поверит, что мы просто поехали посмотреть, как гладиаторы на Арене мордуются… — предприняла последнюю вялую попытку отбиться от очевидно опасного и трудного задания атаманша.

— Арена, груз, неделя на доставку, — Курган кивнул в сторону невидимого отсюда Садка для рабов.

Язва наконец сдалась и расплылась в недоброй ухмылке, полной предвкушения.

— С утра двинем, босс. Можешь на нас рассчитывать!

— Только это… Нас теперь меньше, — встрял Ротор, — а работа опасная.

Курган нахмурился, но не разозлился.

— Язва, выберешь из кандидатов, кто приглянется. Чтобы не болтал — не посвящай в подробности. Отдашь байк Борова. А ты, — великан ткнул пальцем в Молчуна, — Возьми себе нового довеска. Посмышлёнее.

— Босс, он и так троих сгноил! Кто с ним поедет! — встрял Ротор. Но президент цыкнул зубом и Ротор тут же заткнулся.

— Потеряешь ещё одного — поедешь сторожить сраную Переправу. Последний шанс.

Курган посмотрел Молчуну прямо в глаза. Тот взгляда не отвёл и кивнул: понял. Президент ухмыльнулся.

— Свободны. Пейте, жрите, гуляйте, как в последний раз. Кто знает, кого завтра заберёт Дорога…

Молчун в одиночестве брёл по Западному двору крепости. Он обогнул Садок, кивком поздоровался с его стражей. Из-за решётки загона на Молчуна в ужасе пялилась девчонка, лет шестнадцати: оборванная, грязная, но нетронутая. Молчун обратил внимание на высокие скулы и разрез глаз: северянка. Издалека же её сюда притащили. Редкий товар, дорогой. Значит, их ждёт хороший куш на Арене. Вот только суждено ли его потратить?

Молчун свернул к огромной цистерне, в которой устроили барак для довесков — самого низшего звена в иерархии Перекрёстков. Им ещё не доверяли технику, их не пускали в бар и каждый день муштровали в беге, драках и стрельбе по мишеням. Все Перекрёстки прошли через эту жёсткую дисциплину, чтобы получить своё право на разгульную свободу, вольную жизнь и, наконец, после кандидатского испытания — собственные колёса.

И всё же, несмотря на столь незавидное положение в среде братьев и сестёр Перекрёстков, довески были несоизмеримо выше в их общественной иерархии, чем любые чужаки извне Клуба. Довесок может заколоть по пьяни проезжего коробейника, и за него встанут горой против любой фракции извне. Потом, правда, его выпорют на площади — но увидят это только братья и сёстры. Семья важнее всего!

Молчун ногой толкнул врезанную в бок цистерны дверь и вошёл в барак. Несмотря на громко ревущую из допотопного магнитофона музыку, с его появлением стало заметно тише: резко смолкла болтовня молодёжи. Напряженное ожидание и мрачные лица. Выйдя на середину барака, он встал между рядами трёхъярусных нар, приваренных прямо к стенам цистерны и достал из кармана нашивку Третьего Перекрёстка — вожделенный знак перехода в звание кандидата — и продемонстрировал её всем окружившим его пацанам и девчонкам. Удостоверившись, что все увидели метку, Молчун бросил нашивку на бочку в центре барака, служившую столом для карточных игр.

— Завтра на рассвете у Садка. Если нет смелых — выберу сам, — он ещё раз обвёл тяжёлым взглядом замерших в тревоге довесков и вышел прочь.

Молчун, как всегда, проснулся под крики петухов. Большая часть братьев и сестёр, постояльцев Перекрёстка и прочего заезжего отребья ещё спала, когда он зашёл в гараж. Если есть что-то действительно важное на Дороге — так это состояние твоих колёс и твоей пушки. Байкер любовно провёл рукой по баку и седлу мотоцикла, завёл его ненадолго, прислушался к рокоту мотора. Годы идеального ухода и непрестанного улучшения поддерживали его монстра в отличном состоянии.

Последние серийные мотоциклы с приводом на колесо коляски, раритетные «Уралы» составляли гордость и основную ударную мощь Перекрёстков в стычках на Дороге. На каждую партию или звено приходилось не больше одного такого — как привилегия. Молчун откатал пять долгих лет на чудовищной солянке из японских и индийских запчастей, побывал в десятках перестрелок и пережил шестерых Перекрёстков из старого состава звена, чтобы получить место замыкающего и этот легендарный байк.

Заглушив мотор, Молчун приступил к ежедневной процедуре проверки, смазки, подтяжки, регулировки. Закончив с механизмами, он перешёл к верстаку и привычным движением разобрал, почистил, смазал и собрал обратно сперва «геологический» револьвер системы Наган, а затем АК-74. Надёжное, простое оружие. Наконец, с помощью точильного камня выправил лезвие огромного охотничьего ножа, с которым никогда не расставался. Теперь он готов встретить новый день на Дороге.

На площадке перед Садком уже ждал Стука — невыспавшийся, похмельный, он с кем-то разговаривал. Только подъехав ближе, Молчун разглядел собеседника: девка! Тощая, долговязая и такая белобрысая, что бровей не видно на лице. Молчун едва не сорвался, чтобы погнать её назад в барак пинками, но потом заметил: его нашивка уже на месте, причём не просто наживлена, а принайтована как следует. Значит, обратного пути нет — таковы нехитрые законы Перекрёстков. Стука обернулся к Молчуну и заржал:

— Я, кажется, понял: пацаны не хотят к тебе в кандидаты, потому что ты чёртов гомосек! — Молчун в ответ сплюнул в сторону и посмотрел прямо в глаза девчонке. Та выдержала его взгляд.

— Знаешь, кто я? — спросил Молчун.

— Тот мужик, у которого довески дохнут как мухи, — белобрысая пожала плечами.

— Хочешь как все?

— Я — не все. Переживу тебя и ещё на могиле спляшу, — отчего-то она сжала кулаки так, что побелели костяшки.

Молчун ухмыльнулся, Стука откровенно заржал.

— Как зовут?

— Сова, — и правда, глаза огромные, в пол-лица, как-будто красноватые. Альбинос! Нелегко таким на Дороге. Нелегко любому, кто отличается.

— Пять минут, расконсервируй пулемёт, — Молчун откинул полог с коляски и отошёл от байка.

Стука снова заржал, поглядывая через плечо Молчуна на то, как новенькая начала расчехлять и приводить в боевую готовность установленный на коляске ПКМБ.

— И почему тебе везёт на молоденьких девок?

Молчун пожал плечами.

— Метр длинной. Где Язва и Боров?

— Почём мне знать? Не проснулись ещё!

— Кого она выбрала?

— Сам посмотри!

Молчун обернулся и увидел, как на площадку перед Садком въехала Язва на своём трёхколёсном монстре, а следом за ней коренастый кавказец, густо заросший чёрной щетиной, на байке Борова. Поравнявшись с остальными, атаманша кивнула на новенького.

— Парни, это Аспид. Аспид, Молчуна и Стуку ты знаешь, — братья пожали друг другу руки.

— Ты, кажется, Торца сын? — осторожно спросил Стука. Парень кивнул в ответ, отведя глаза на мгновение, — Жаль твоего батю.

— Ровной ему Дороги, пологой лестницы в Рай, — Молчун сочувственно хлопнул Аспида по плечу. На мгновение повисло мрачное молчание.

— Представишь нам пополнение? — Язва с ехидной улыбкой оценивающе оглядела девчонку. Та как раз закончила возиться с пулемётом и уселась на своё место в коляске.

— Это Сова. Довесок с самыми большими яйцами из тех, что остались, — опередил Молчуна Стука, — Собирается пережить своего первого номера.

— Отличный план, — впервые подал голос Аспид и заговорщицки подмигнул блондинке. Та не отреагировала, продолжая сверлить взглядом атаманшу. Похоже, между ними сразу возникло напряжение. Язва всегда была ревнивой стервой и страшной собственницей. Ни одна девка симпатичнее табуретки в её команде ещё не приживалась.

— Годится. Давайте делать дело, господа! — атаманша направилась к воротам Садка.

— А как же Ротор? — удивился Стука.

— Догонит, — Язва исчезла в караулке, о чём-то переговорила с охраной и передала им бумаги от Кургана.

Охранники исчезли за оградой Садка и через некоторое время выстроили изнутри перед воротами шеренгу из дюжины человек. Почти одновременно с этим на площади появился тяжёлый армейский грузовик с кузовом, переделанным в автозак — поспел Ротор. Стука и Молчун встали по обе стороны между кузовом и воротами, взяв калаши на изготовку. Братья-гвардейцы из охраны рабов открыли небольшую щель в воротах и погнали предназначенных к продаже людей в машину.

Молчун присмотрелся к лицам их груза: в основном северяне, охотники и рыбаки. Пара русоволосых девчонок с берегов Северной Лужи да трое крепких мужиков из лесовиков. За них дадут хорошую цену. Внезапно одна из северянок остановилась и уставилась своими тёмными, почти чёрными глазами прямо на Молчуна. Вчерашняя девчонка.

Молчун нахмурился, но тут один из братьев-гвардейцев подтолкнул рабыню и та полезла в кузов грузовика. Язва сама захлопнула за ними двери и заперла замок, повесив ключ себе на шею на длинной цепочке.

— Всё, девочки, по машинам!

Молчун, Стука и Аспид запрыгнули на байки и, подождав, пока Ротор следом за Язвой вырулит со двора, последовали за ними в боевом порядке: Аспид и Стука по бокам от грузовика, Молчун — замыкающий. За всё время Сова не произнесла ни слова. Она отчаянно старалась не подавать виду, что нервничает, но её первый номер знал: впервые после долгого периода тренировок и муштры девчонка покидает стены родного Перекрёстка.

— Не боись. Туда и обратно. Обычное дело, — он чуть отстал от грузовика, выруливая на Дорогу, чтобы слова было слышно через рёв моторов.

— Торговля людьми? — неожиданно резко отреагировала Сова.

— Просто бизнес… — Молчун прибавил газу и больше не пытался заговорить с новенькой до следующей остановки.

Глава 2. Дерись или сдохни

Молчун всегда любил гоняться с поездами Железки: в двух или трёх местах рельсы проходили вдоль или ныряли под Дорогу. Единственный альтернативный колёсам способ путешествия с юга на север и наоборот. Массивные бронированные монстры, пышущие паром и ощетинившиеся турелями имеют массу преимуществ: надёжная защита от жары, ураганов, опасностей Дороги, высокая скорость, невероятная грузоподъёмность. Однако далеко не каждый купец или путешественник смог бы позволить себе билет на Железку: цена угля, воды, охраны состава и путей, мостов и тоннелей, инженеров, машинистов и прочей обслуги так же высока, как когда-то, до Войнушки, стоимость круиза на шикарном лайнере.

Банда Язвы прибавила газу: сейчас Железка повернёт и исчезнет в тоннеле под Дорогой. В их гонке этот момент по умолчанию считается финишной чертой. Рев моторов смешался с протяжным гудком парового монстра и грохотом колёс о стыки рельс. Молчун краем глаза заметил, что Сова заигралась и направила свой пулемёт на состав. Он похолодел на мгновение, но увидел, как такой же сопляк-мальчишка на поезде в ответ развернул площадку турели и картинно изобразил стрельбу. Сова засмеялась и отправила стрелку воздушный поцелуй.

В ту же минуту за бронёй турели показался седой командир расчёта и приложил молокососа-пулемётчика рожей о его же оружие. Сова вскрикнула от возмущения, но тут же получила подзатыльник от Молчуна и втянула голову в плечи: обиделась. Теперь уже Молчун и старый сержант-железячник понимающе переглянулись, но лишь на мгновение: гонка почти завершилась.

Атаманша ворвалась на мост за мгновение до того, как могучая стальная «челюсть» паровоза скрылась из виду: победа! Стука и Аспид принялись палить в воздух из револьверов и орать, оскорбляя железячников и прославляя Перекрёстков. Но едва состав показался по другую сторону моста, машинист выпустил такую струю пара и заревел гудком так громко, что на несколько мгновений вся кавалькада утонула в клубах пара и оглохла. Вырвавшись из горячего облака, Молчун едва не врезался в грузовик с рабами: Ротор ударил по тормозам, однако невозможно было разглядеть — почему.

Молчун заложил вираж вокруг машины и Сову едва не выкинуло из коляски. Девчонка ещё не успела вернуться на место, а Молчун уже остановил байк и направил свой автомат на завал из двух искорёженных машин, вместе с Язвой, Стукой и Ротором. Аспид замешкался лишь на мгновение: он уже побывал в паре передряг, но куда ему до «старой гвардии». Последней сообразила что делать Сова: она так поспешно ринулась готовить пулемёт к стрельбе, что едва снова не выпала из коляски снова.

Прямо посреди Дороги распластались небольшой грузовичок и скоростная японская тачка, которую явно пытался принарядить какой-то криворукий механик: сделанный из дерьмовой нержавейки нос оторвало столкновением, дуги защитной решётки на окнах согнулись, будто пластилиновые, мотор оказался на лобовухе, а передние колёса — на обочинах. Грузовичку пришлось не слаще: морда расплющена со стороны пассажира, двери открылись, а груз разлетелся по всей дороге. Весь асфальт — в масле, топливе, каких-то соплях и мандаринах.

Если с торговцем-южанином всё понятно — он двигал к Столпу, чтобы нажиться на праздничном ажиотаже, то откуда взялся неизвестный гонщик на «японке» — загадка. Судя по скорости и направлению движения он должен был проскочить мимо Молчуна и остальных с час назад. Но Дорога была пуста от самой крепости. Значит, бродяга-пустынник, «заяц» на территории Перекрёстков. Мало психов, которые рискнут поссориться с хозяевами местности, и ни с кем из них не станут вступать в переговоры. Допрос и пытки — вот лучшая перспектива на недолгий остаток жизни таких залётных гостей. Они это знают, значит, будут драться, раз не могут убежать. Если ещё живы, конечно.

Язва молча вскинула руку, давая Аспиду знак идти вперёд и проверить обстановку. Тот на мгновение замешкался: побывать в паре передряг и быть опытным бойцом — разные вещи. Тогда Язва зашипела, словно сердитая кошка, как только она умеет. Аспид вышел из оцепенения, слез с байка и медленно пошёл вперёд, поводя из стороны в сторону стволом автомата, готовый открыть огонь в любое мгновение. Он осторожно приблизился к останкам спорткара и резко ткнул поверх него стволом. Раздался стон и одиночный выстрел из какой-то пукалки. Аспид резко отскочил назад и повалился на спину, целя под машину, однако стрелять не стал. В наступившей тишине было слышно, как оружие невидимого стрелка прогрохотало об асфальт, а затем раздался новый стон.

Атаманша расплылась в своей фирменной гадкой ухмылочке и кивнула Стуке. Тот тоже спрыгнул с байка и, быстро обежав место аварии по дуге, наставил ствол на того, кто лежал за «японкой». Аспид к этому моменту поднялся на ноги и заглянул в салон. По тому, как он отпрянул, пытаясь сдержать тошноту, стало ясно, что аварию почти никто из пассажиров не пережил.

Молчун и Язва подъехали ближе, встав по обе стороны от разбившихся машин. Стука как раз вытащил вяло сопротивляющееся тело на середину дороги и бросил между их мотоциклами. Мужчина, нет, паренёк, лет двадцати, пижонская причёска, руки и шея в татуировках, модная куртка, футболка с эмблемой на груди. Вот только эмблему не разглядеть: залита кровью из раны в плече. Ротор вылез из грузовика, дал Аспиду знак следить за грузом, а сам подошёл к раненому. Атаманша сняла с пояса длинный хлыст из сыромятной кожи и, разминая руку, пару раз щёлкнула им над головой.

— Кто такой, и что делаешь на Дороге без нашего разрешения? — спросила она, выдержав драматическую паузу.

Паренёк что-то прохрипел, глядя на неё полными ужаса глазами. Молчун вынул из седельной сумки флягу с водой и бросил на дорогу рядом с раненным. Тот дрожащими руками схватил сосуд, поспешно открутил пробку и жадно припал к горлышку. Напившись, парень откинулся на асфальт и глубоко вдохнул, закрыв глаза. Однако Язва тут же напомнила о себе и своём вопросе, перемахнув пленника хлыстом прямо по раненному плечу. Тот заорал и свернулся калачиком от боли. Стука пинком перевернул его на бок и прижал грязным сапогом лицо парня к асфальту так, чтобы тот видел только ноги атаманши.

— Тебе задали вопрос, визгливый ты кусок дерьма! — зашипел Стука.

— Я… Я всё скажу! Пожалуйста! — пленник расплакался и задрожал.

Молчун заметил краем глаза, как напряглась Сова — она явно пожалела паренька. Интересно, пожалел бы он её, столкнись их звено с залётной машиной в бою?

— Мы с парнями… Нас послали перехватить машину с медикаментами на пути из Четвёртого в Третий Перекрёсток! У нас… у нас жесть в лагере, очень нужны лекарства! Пожалуйста, не убивайте…

Стука сильнее надавил сапогом на лицо пленника и тот умолк. Язва словно взвесила всё услышанное на невидимых весах и процедила сквозь зубы:

— Кто навёл вас на ту машину? Кто ваш информатор на Четвёртом Перекрёстке?

— Я… Я не знаю. Честно! — просвистел хлыст. Затем ещё и ещё раз. Паренёк задёргался, извиваясь от боли и плача.

— Нет! Нет! Правда! Мой капитан знал! Только он из экипажа знал! Пожалуйста!

Атаманша замерла с занесённой для удара рукой и переглянулась с Ротором, Стукой и Молчуном. Они уже поняли, с кем столкнулись.

— Экипаж, капитан… Ты из Армады, паренёк. У нас с вами уже год перемирие. Какого тогда хрена?

— Эпидемия. Эпидемия Жары! — парень как будто испугался ещё больше, если это было вообще возможно, когда упомянул о болезни.

— Ничего об этом не слышала, — равнодушно пожала плечами Язва.

— Наши скрывают, не хотят просить других о помощи: потому что если все узнают, как мы ослабли… — пленник осёкся и замолчал, надувшись от обиды на собственную глупость.

Ротор расхохотался, Стука присвистнул от изумления.

— Похоже, ребятки, мы наткнулись на золотую жилу! — атаманша ухмыльнулась и начала сворачивать кнут, — Эль Президенте захочет это услышать лично. Вяжите его и в кузов.

Стука и Ротор в мгновение ока скрутили не оказывающего сопротивления паренька и уже приготовились тащить к машине, когда вдруг подала голос Сова.

— Надо его перевязать! — все обернулись на неё в удивлении. Девчонка тут же порозовела от смущения и Молчун впервые задумался о том, что она, должно быть, хорошенькая. Когда не болтает попусту.

— Ну, в смысле, если он сдохнет по дороге, мы из него уже ничего не вытянем, — Сова попыталась придать себе более равнодушный вид, однако Язва уже вперила в неё свой фирменный взгляд стервы.

— Спасибо, принцесса Ничто, что просветила нас, идиотов, как обращаться с добычей, — атаманша говорила жёстко и веско, будто давала пощёчины. Новенькая замолкла и сжалась, как если бы её действительно отлупили, и Язва даже немного сжалилась над ней, — Рабы его перевяжут. Не дело для братьев и сестёр возиться с падалью. Ты должна это усвоить, если когда-нибудь планируешь получить свои нашивки.

Сова молча кивнула в ответ, решившись, наконец, поднять на атаманшу глаза. Молчун про себя отметил, что девчонка всё же храбрая, хотя и не знает пока своего места. Поняв, что представление окончено, Стука и Ротор поспешили забросить пленника в машину. Аспид кинул в кузов бинты и склянку со спиртом из своей аптечки на ремне, коротко скомандовав рабам «залатать» доходягу. Пока другие возились с новым «грузом», Молчун включил радио-станцию и, проверив настройки, передал на базу сообщение об аварии и точные координаты. С Четвёртого Перекрёстка пообещали отправить бригаду братьев-строителей, а заодно усилить охрану караванов.

Спустя несколько часов, разминувшись по дороге со строителями, Язва и её люди въехали в ворота Четвёртого Перекрёстка. Давным давно это был пост взимания таксы за пользование платным отрезком трассы. С тех пор суть не изменилась, однако прибавились стены, рвы, башни, турели и, конечно, ворота. Братья-Перекрёстки встретили соседей весьма радушно. Стука, Ротор и Аспид тут же отправились в бар, чтобы поделиться последними новостями и узнать, что происходит в здешних краях, не говоря уже о том, чтобы похвастать «встречей» на дороге. Сову оставили в гараже, охранять и обслуживать машины. А Язва, взяв с собой одного лишь Молчуна, потащила их пленника из Армады прямиком к главе Перекрёстка.

Смуглый, с орлиным носом, кряжистый и мощный, Эль Президенте сохранил чёрные, как смоль, брови при абсолютно седых бороде и шевелюре. Узнав о причине визита, он тут же отправил прочь всех посторонних, включая собственного сына. В его кабинете остались лишь Язва, Молчун, пленник и вице-президент Четвёртого — известный своей хитростью и беспринципностью одноногий байкер Визирь.

Молчун усадил раненного паренька на стул перед массивным столом из красного дерева, за которым заседал Эль Президенте и вынул из ножен охотничий нож — если понадобится «разговорить» пленника. Первым заговорил Визирь, почти ласково:

— Выкладывай всё, что нам может показаться ценным, парень. Всё, что знаешь, и тогда мы будем… справедливы с тобой.

Но паренёк, видимо, решил сопротивляться, чтобы исправить свою ошибку там, на дороге. Он молча отвернулся, стараясь не смотреть ни на кого из Перекрёстков. Эль Президенте сделал едва заметный знак Молчуну и он клинком повернул голову пленника так, чтобы тот смотрел прямо в глаза предводителю Четвёртого. Лезвие лишь едва царапнуло кожу на лице парня, но тот тут же перестал артачиться и снова дал волю своему испугу.

— Ты и твои дружки нарушили наши границы, наплевали на перемирие, убили наших гостей — уважаемых торговцев. Каждый пункт в этом списке — смертный приговор для тебя, мальчик, — голос Эль Президенте, чуть хриплый, мощный бас всегда производил впечатление, — Однако ты можешь смягчить свою участь и заработать быструю смерть. Или же отправишься обратно к своим, как послание: живой, но без рук, ног, языка и кое-чего ещё. Тогда горько будешь жалеть, что не сдох.

Эль Президенте замолчал, продолжая сверлить пленника взглядом внимательных серых глаз из под густых тёмных бровей. Паренёк, как и тогда, на дороге, задрожал, а затем начал тараторить.

— Я… Мы… В Порту эпидемия. Жара свирепствует. Волки, крысы, птицы — все переносят заразу. Мы потеряли три четверти людей, запасы медикаментов на исходе. Всех, кто ещё не заболел разослали за лекарствами по всем направлениям. Я… просто хотел спасти своих родных. Простите меня… — парень остановился и перевёл дух, стараясь смотреть только в пол. Молчун снова легко надавил ножом, чтобы пленник посмотрел на собеседника.

Эль Президенте нахмурился и некоторое время продолжал буравить паренька взглядом, словно пытаясь понять, насколько ему можно верить. Наконец, он откинулся в кресле и обвёл взглядом остальных Перекрёстков.

— Значит, эта дрянь расползается со стороны Порта. Наши проблемы с волками — первая весточка, — он некоторое время помолчал, — Что ещё ты знаешь об эпидемии в других местах, пацан?

— Она пришла с северо-востока. За горами, говорят, полный швах, как после Войнушки. Все наши ближайшие соседи — фермеры, лесовики, поморы — пострадали. Кое-кто даже бежал на острова или ушёл вглубь леса, чтобы не контактировать с заражёнными. Из наших тоже… некоторые разбежались, — упоминая о дезертирах, парень снова задрожал, но иначе. Молчун заметил, как тот сжал кулаки и весь напрягся. Визирь тоже уловил этот взрыв эмоций.

— Ты осуждаешь крыс, которые бегут с тонущего корабля. Однако сам при этом раскололся, стоило на тебя надавить совсем немного.

Пленник словно получил удар поддых: ссутулился и осунулся, попытался отвести глаза, но Молчун снова мягко повернул его лицо в «правильную» сторону.

— Ты хорошо поступил, что предупредил нас: эпидемия это не шутка. Ваш Адмирал — настоящий урод, если пытался утаить такое от союзников. А ты молодец. Заверши, что начал: расскажи, кто слил вам информацию о караванах? — Визирь снова заговорил ласково и вкрадчиво.

— Я уже говорил, что не знаю: в Армаде не принято давать всю информацию младшим чинам, — парень вдруг всхлипнул, — От нас даже масштабы болезни скрывали как могли!

Эль Президенте и Визирь переглянулись. Эль Президенте кивнул, словно соглашаясь на что-то, о чём они договорились заранее, но Язву и Молчуна посвящать не стали. Визирь снова расплылся в елейной улыбке.

— Мы понимаем, что ты просто пешка в игре своих старших, — пленник согласно закивал, будто почувствовал надежду. Улыбка тут же сползла с лица Визиря, — Однако это не умаляет твоего соучастия в их преступлениях. Мы хотим, но не можем тебя простить.

Парень до скрипа сжал зубы и с ненавистью уставился на Визиря: он, похоже, действительно поверил, что Перекрёстки лучше и человечнее, чем Армада. А зря.

— На твоё счастье, мы уже вычислили крысу в своих рядах самостоятельно. Поэтому даём тебе выбор. Шанс, — Визирь замолчал, улыбаясь.

— Дерись или сдохни, — Эль Президенте посмотрел в глаза парню. На этот раз Молчуну не пришлось его поправлять: пленник взгляд не отвёл и выдавил сквозь зубы ответ.

— Я буду драться.

Зрелище решили устроить прямо перед баром. Народ плотным кольцом обступил бетонную площадку, на которой четверо Перекрёстков-гвардейцев держали пленника из Армады и одного из своих бывших братьев-казначеев, избитого, с сорванными нашивками клуба, отделения, всех регалий. Гвардейцы, райдеры, торговцы, караванщики и наёмники всех мастей — почти все, кто оказался в крепости, заполнили собой пространство на земле, на балконах, на стенах, на опорах сторожевых вышек и даже на мачтах ночного освещения. Язва и её люди заняли почётные места в первых рядах: даже Сове разрешили явиться.

На бетон между осуждённым бросили с дюжину различных ножей, топоров, булав и тесаков. Эль Президенте в окружении крепких бойцов поднял над головой обрез двустволки и выстрелил в воздух, привлекая внимание. Галдящая толпа затихла в ожидании начала представления.

— Братья, сёстры и гости крепости! Перед вами двое негодяев. Двое преступных псов, недостойных даже лизать вам сапоги. Один из них, в нарушение перемирия явился на нашу Дорогу, чтобы убивать и грабить. Второй — предал свой клуб, свою семью и сливал информацию налево. Оба они заслужили позорную смерть!

Толпа взорвалась криками одобрения и кровожадными комментариями. Дав людям насладиться моментом, Эль Президенте выстрелом в воздух заставил их утихнуть снова.

— Однако Перекрёстки верят в то, что у Рока на каждую мразь может быть план, недоступный нам, простым смертным. Потому мы даём этой падали шанс доказать, что у них ещё есть причины коптить небо. Тот, кто победит, увидит следующий рассвет!

Закончив, Эль Президенте отступил назад и дал сигнал гвардейцам. Те растащили приговорённых на разные стороны площадки и почти одновременно сняли с них наручники. Молчун обратил внимание, как напряжена Сова, стоящая рядом с ним: она, в отличие от прочих, не радовалась в предвкушении кровавого зрелища. Молчун лишь пожал плечами: он тоже не видел смысла в излишней жестокости. Однако он прекрасно знал, что время от времени дикости и злобе его братьев и сестёр надо давать выход, иначе она сама вырвется наружу. Они в общем-то неплохие люди, но ни терпение, ни доброта в список их добродетелей не входят. Иначе они давно исчезли бы с раскалённых солнцем просторов Дороги, превратились в курганы из черепов на обочинах.

Тем временем бывший казначей первым бросился к оружию, пока паренёк из Армады разрабатывал раненное плечо. Предатель подхватил с бетона топор — первое, с чем учат обращаться будущих Перекрёстков. Встав прямо над кучей клинков, он взвесил топор в руке и ухмыльнулся: его противник упустил свой шанс вооружиться. Однако парнишка не испугался и не попытался убежать через толпу, как обычно в таких случаях делали осуждённые. Он просто остался стоять на месте, разминая суставы.

Бывший Перекрёсток поднял топор над головой и бросился на противника с криком. Он вложил в этот бросок все силы, но было очевидно: сытая жизнь в крепости сделала его медлительным и грузным, а побои при поимке не прошли бесследно. Металл обуха сверкнул в свете тусклых фонарей внешнего освещения и со свистом полетел вниз, прямо в голову пареньку из Армады. Однако произошло неожиданное: безоружный пацан поднырнул под удар и рубанул ребром ладони по локтю атакующего. Топор со звоном полетел обратно на бетон. Парень тут же добавил экс-казначею оплеуху по затылку, а когда тот согнулся, принялся молотить его коленом по лицу, придерживая голову руками. Ошарашенный предатель попытался было отбиваться, но уже после третьего удара что-то хрустнуло и руки его обмякли. В считанные секунды всё было кончено.

Гвардейцы оттащили тело бывшего казначея за ноги куда-то в темноту. Он был ещё жив, однако уже на рассвете будет болтаться в петле над воротами — в назидание прочим. Оставалось решить, что теперь будет с победителем. Эль Президенте дождался, пока успокоится ревущая толпа: кто-то выиграл, кто-то проиграл свои ставки и тут же начался делёж. Когда гвалт немного стих, глава отделения вышел на край бетонной площадки и указал пальцем на паренька из Армады. Тот тяжело дышал, припав на одно колено: драка тяжело ему далась и рана снова закровила.

— Всемогущий Рок имеет планы на этого убийцу и бандита! Значит, мы не станем отнимать его жизнь, — Эль Президенте переждал волну разочарованных возгласов — в основном, тех, кто ставил на предателя, — Однако провидение ясно указало, что этот несчастный — добыча Язвы и её парней с Третьего Перекрёстка! Значит, ей дальше решать, как с ним поступать. На этом всё, расходитесь!

Эль Президенте развернулся и направился к своим «покоям». Остальные тоже стали постепенно разбредаться. Стука быстро протолкался через толпу и наставил на пленника револьвер, чтобы тот не задумал какую-нибудь глупость. Язву тем временем обступили несколько заезжих торговцев, которые наперебой предлагали свою цену за перспективного бойца. Язва выслушала всех с ядовитой ухмылкой на лице, а потом послала куда подальше: она сама направляется на Арену, и не упустит шанс нажиться на таком ценном пареньке. Разочарованные торговцы тут же отступили к бару, на ходу перемывая кости злобной стерве из Перекрёстков.

Пока Язва дразнила торгашей, Сова вдруг оставила Молчуна и быстрым шагом направилась к пленнику. Молчун решил последовать за ней, пока та не наделала глупостей. Однако девушка остановилась так, что между ней и бойцом из Армады оказался Стука и, сложив руки на груди, стала расспрашивать его:

— Где ты научился так драться?

— Отец научил, — парень ещё не отошёл от драки и говорил через силу.

— Он ещё жив? — тот лишь отрицательно покачал головой в ответ.

— У тебя вообще остались близкие?

— Мать и сестра. Но долго без лекарств не протянут, — он помрачнел и отвернулся. Сова некоторое время тоже помолчала.

— Как тебя зовут? — вдруг спросила девушка.

— Константин, — звук собственного имени будто подействовал на парня ободряюще.

— Будешь Кот теперь. И ты — чертовски дорогая игрушка для Арены. Моя игрушка, — расхохоталась подошедшая Язва.

Ротор, который шёл вместе с ней, поднял бровь удивлённо:

— Кот? Почему так? По мне, так он больше похож на облезлого тушкана.

— Кто купит бойца по кличке Тушкан? Нет, этот парень — настоящий уличный котяра — ловкий, быстрый, драный и тупой. Всё, как я люблю, — Язва властно прихватила пленника за яйца. Тот попытался было дёрнуться, но Стука демонстративно взвёл курок. Сова почему-то надулась и отошла на пару шагов от Язвы.

— Его надо накормить и дать отлежаться — иначе никто не поверит, что он хорош, — вставил подошедший Аспид, — Он выглядит, как кусок змеиной блевотины. Я бы такого не купил.

Язва снова расхохоталась. И отпустила Кота-Константина.

— Твоя правда. Вы с Совой отведёте его к остальным и проследите, чтобы пацана привели в порядок. Вид он должен иметь товарный. А мы пока отметим нашу удачу.

Язва не глядя махнула Молчуну, Стуке и Ротору и они отправились к бару. Молчун лишь оглянулся напоследок и увидел, как Сова прямо на месте меняет Коту повязку на ране, о чём-то с ним переговариваясь под присмотром Аспида.

С рассветом они двинулись в путь, оставив Четвёртый Перекрёсток и болтающегося над его воротами в петле экс-казначея позади. Снова жара, ветер, пыль и километры Дороги впереди. По мнению многих — и Молчуна в том числе — отрезок между Четвёртым и Пятым Перекрёстками всегда был одним из самых скучных и в то же время спокойных: здесь Дорога оказалась поднята на приличную высоту над равниной при помощи насыпей и мостов и к ней не приближались ни перелески, ни руины городов и посёлков.

Километры Дороги один за другим оставались позади. Навстречу тянулись лишь караваны и отдельные машины торговцев, жаждущих нажиться на грядущем празднике в Столпе. Спустя пару часов этого безынтересного пути Сова не выдержала и нарушила закрепившийся между ней и Молчуном негласный пакт о том, чтобы избегать лишних разговоров.

— Как ты попал в банду?

Молчун пожал плечами.

— В смысле — не помнишь или не знаешь?

— Как все, — снова пожал плечами он.

— А как все? Твои родители были из банды?

— Родители погибли. Я спрятался, потом скитался и попал к Перекрёсткам.

— Разве таких большинство? — искренне удивилась Сова.

— Ты хочешь рассказать свою историю. Валяй, — усмехнулся Молчун. Он почему-то всегда знал, когда людям надо выговориться. Почему бы и нет — пусть развлечёт в дороге. Однако на следующем же Перекрёстке он купит пару колонок и восстановит свой музыкальный агрегат, который избавит его от необходимости болтать с девчонкой.

— С чего ты взял, что я… — собралась обидеться Сова. Но Молчун бросил на неё такой взгляд, что она тут же передумала кокетничать и выпендриваться, — Ладно. Моих родителей замочили Перекрёстки. Они забрали меня и брата из дома. Он был постарше и его продали. А меня решили оставить — сказали, девок стало маловато в последнее время.

Молчун кивнул: лет десять тому перекос был таким огромным, что их за глаза кликали то мужским монастырём, то шайкой педиков. Все, кто так говорил сдохли страшной смертью, но потом пару лет в клуб старались набирать много девчонок — чтобы обеспечить естественный прирост. Среди пришлых были хорошие бойцы, вроде Молчуна, однако большинство рождённых крестьянками и рабынями детей так и оставались крестьянами и рабами, как их ни учи и во что ни одевай. Только тигрица родит тигрят и воспитывает тигров — так говорят старейшие из Перекрёстков.

— Повезло тебе, — он немного сбавил обороты и отпустил остальную кавалькаду чуть вперёд, чтобы не глотать за ними пыль во время разговора: ни бандана на лице, ни маска шлема не помогают от этих едких облаков.

— В смысле?! Что вы… Что они жестоко замочили моих родителей и похитили нас с братом?! — Сова буквально взорвалась. Похоже, несмотря на всю учёбу и муштру, голова у этой девки ещё полна чуши и дурацких идей.

— Во-первых — что Язва тебя не слышит. Во-вторых — что ты резко проскочила промежуточные стадии и оказалась на вершине пищевой цепи.

— Это должно меня примирить со случившимся?! Да ты просто бесчувственный кусок… — Сова всё не унималась и под конец почти кричала. Молчун резко ускорился и в результате пыль и песок попали ей в глотку и ненадолго заткнули. Молчун снова чуть отстал от остальных.

— Если не мы, так кто-то ещё. На Дороге, в Степи, в лесах и на побережье, в каждом сраном городе каждый долбаный день слабых имеют сильные. Только став сильной ты можешь не бояться. Это твой долг. Перед собой и близкими. Твои родители были классными, добрыми ребятами. И они тебя подвели. Кинули тебя, подставили и бросили на произвол судьбы. Потому, что не были сильными, — Молчун выговорился и, не давая Сове опомниться тут же снова выкрутил газ до упора.

Однако девчонка настолько опешила от услышанного, что даже не собиралась отвечать. Некоторое время они оба просто смотрели на дорогу, думая каждый о своём. Наконец, Сова легко дотронулась до локтя Молчуна, давая понять, что хочет сказать что-то. Молчун сперва не собирался реагировать, но та не убирала руку, хотя больше ничего не предпринимала — терпеливо ждала. Похоже, чёртова девка не знает, что такое сдаваться, но хотя бы уважает его старшинство. Он немного скинул скорость и отвернул ближе к обочине, чтобы выйти из пыльного шлейфа грузовика Ротора.

— Прости, — Сова посмотрела на Молчуна и ждала, пока тот не оглянулся на неё и не кивнул в знак согласия, — Теперь я понимаю, что ты имел в виду. Спасибо, это важный урок. Только знаешь: ты не должен так сильно ненавидеть своих родителей. У них ведь тоже была своя жизнь и своя правда.

Молчун задумался, но не стал спешить возвращаться на своё место в кавалькаде. Он заговорил лишь спустя пару минут.

— Правда всегда одна. Трактовок много, — решив, что на этом разговор закончен, Молчун снова выкрутил газ, однако Сова поспешила жестом остановить его. Молчун начал раздражаться, но немного сбавил обороты.

— Рабы и… Кот — что будет с ними? — похоже, Сова не слышала про Арену. Странно. Должно быть, она с севера или с островов.

— Сильные будут драться на Арене. Сдохнут или получат свободу, если повезёт. Слабые будут до конца жизни их обслуживать.

Сова молча кивнула. Молчун удовлетворённо ухмыльнулся: она поняла урок. А дальше ясно будет, насколько приняла и усвоила.

Глава 3. Семейный портрет

Ещё две крепости остались позади, а вместе с ними — тревожные слухи и множество трупов животных и птиц со следами болезни, валяющихся вдоль обочины. Дни стали заметно жарче и последний отрезок Дороги, подконтрольный Перекрёсткам решили проехать за ночь. Колючек и камней вдоль обочин стало больше, а курганы из черепов — выше.

Молчун никогда особенно не любил южные маршруты и парней с Седьмого Перекрёстка — всё в них было вроде бы знакомым, и в то же время неуловимо другим: манера езды, акцент, даже самогон в баре — из кактусов. Для «северян» они всегда были кем-то вроде шумного двоюродного братца-урода, которого привозит погостить тётка и бросает на тебя. И вот, козлина уже испортил твои силки и распугал всю дичь в округе беспорядочной стрельбой, ни во что ни разу не попав.

Правда, нельзя не признать: Седьмой уже много лет остаётся неприступной пограничной крепостью и надёжно защищает рубежи Перекрёстков. Они сумасшедшие злобные сукины дети, но именно за это обычно и ценят сторожевых псов.

Сова приумолкла и стала мрачнее обычного. Молчун случайно узнал от Стуки, что девчонку в своё время похитили именно Седьмые. Повезло, что была слишком мала: южные братья никогда не упускали возможности поразвлечься с пленницами. И всё же, она так и не смогла забыть прошлую жизнь. Молчун отметил для себя, что ей нужно преподать урок верности новой семье при случае, чтобы окончательно выбить дурь.

Дорога резко нырнула вниз, под руины старинной эстакады. От перепада высоты приятно засосало под ложечкой. Молчун дёрнул мотоцикл в сторону, подняв тучу пыли, обошёл грузовик, вильнул на обочину, чтобы проскочить мимо Стуки и поравнялся с Язвой под возмущённое гудение сигналов. Язва обернулась к Молчуну и коротко кивнула. Молчун понизил передачу и выкрутил газ до упора, быстро разорвав дистанцию с остальной кавалькадой.

Язва подошла к нему днём раньше, в баре Шестого Перекрёстка и рассказала о своих опасениях: Жара распространяется по округе с молниеносной скоростью. Дорога полнится слухами о деревнях, посёлках и целых городах, вымерших до последнего человека. Молчун понял её страхи и согласился проверять все пункты их маршрута прежде, чем группа в них войдёт. В отличие от прочих, Молчуну не грозит несчастный случай вроде того, что произошёл с покойным Боровом: мощные дуги, бронелисты, высокое ветровое стекло и, конечно, повышенная устойчивость за счёт коляски и пассажира надёжно защищают его от обезумевших зверей.

— Держи, — Молчун достал из седельного кофра самопальный противогаз из мощного респиратора и сварочных гогглов. Та быстро сообразила, что происходит и поспешила надеть защиту. Когда девчонка закончила, Молчун достал ещё один — уже настоящий, довоенный противогаз для себя. Сова проявила смекалку и придержала руль, пока её старший натягивал жутковатую маску. Закончив возиться с плотной резиной, Молчун забрал у напарницы руль и снова прибавил скорость.

— Вряд ли Жара передаётся по воздуху, — респиратор исказил голос Совы, сделал его похожим на «голос» музыкального аппарата, стоящего в баре Третьего Перекрёстка.

— Не знаем наверняка — не рискуем, — пожал плечами Молчун.

Байк взлетел на очередной пригорок и за его вершиной открылся вид на Седьмой Перекрёсток — настоящая крепость на холме у реки, обнесённая трёхметровой бетонной стеной, с шестью надвратными башнями и подъёмным мостом через реку там, где раньше был железнодорожный. Пролетев несколько метров, мотоцикл ухнул обратно на дорогу, скрежетнув подвесками.

Молчун резко осадил байк и остановил его на самой высокой точке холма. Сова привстала в коляске от любопытства, разглядывая далёкий Перекрёсток, освещённый первыми лучами восходящего солнца. На лице девушки мелькнул сперва страх, затем гнев и отвращение. Она не забыла. Её первый номер лишь ухмыльнулся про себя и расчехлил бинокль.

По стенам крепости прохаживались фигуры братьев-гвардейцев с винтовками, на одной из башен трое играли в кости. Значит, на Седьмом пока всё в прядке. Вдруг Сова похлопала Молчуна по плечу и молча указала куда-то под стены крепости. Как она смогла разглядеть что-то на таком расстоянии невооружённым глазом осталось загадкой: даже с биноклем пришлось напрячься, чтобы понять, что именно привлекло её внимание. На расстоянии от пятисот метров до километра тут и там валялись подстреленные звери и птицы с явными следами Жары. Не слишком много для паники, но и недостаточно мало, чтобы списывать со счетов.

Под грохот и лязг грузовика на холме появились остальные члены группы. Молчун обернулся и помахал Язве: проезжаем. Кавалькада обогнула его байк не сбавляя скорости и продолжила путь. Сова на мгновение попыталась заглянуть через прутья решётки в кузов проносящегося мимо транспорта с рабами. Молчун усмехнулся, глядя как она вытянула свою длинную и по-девчачьи тонкую шею. Сова заметила его взгляд и поспешила отвернуться. Молчун расхохотался — получилось довольно зловеще из-за противогаза — и с места бросил байк вперёд, чтобы снова занять своё место в построении.

Кавалькада въехала в Седьмой Перекрёсток под залпы винтовок стражи на стенах: через степь наперерез мотоциклам бросился, сверкая алыми язвами на морде и боках пёс — худой, истощённый, но полный безумной ярости. Судя по ошейнику и остаткам цепи на шее, когда-то это было домашнее животное из какой-нибудь соседней деревеньки. Зверя свалила только третья пуля. Кто-то наверху захохотал и потребовал свой выигрыш: видно, на каждую тварь делались ставки.

Вскоре небольшой караван оказался заперт в тесном штурмовом коридоре за воротами: узкий проход, бойницы по бокам и сверху, ощетинившиеся десятками стволов. Язва дала знак и все заглушили моторы. Последним — Ротор, который нахмурился и побагровел, едва сдерживаю гнев: «предбанник» — для торговцев и пилигримов! Братьев обязаны пропускать без проверок. Однако сомнений не осталось, когда из боковой двери появился Бочаг — один из медиков Седьмого Перекрёстка. Бочаг, жирный и сам по себе, в костюме химико-биологической защиты выглядел по-настоящему огромным: докторский чемоданчик в его огромной лапе казался не больше кошеля.

Бочаг подковылял к Язве и протянул ей для пожатия руку в плотной резиновой перчатке. Язва презрительно хмыкнула и руки в ответ не подала:

— С каких пор начали досматривать братьев, Бочка? Или всё ради того, чтобы меня полапать, старый ты кобель?

— Что у тебя лапать, саранча сушёная! — хрюкнул Бочаг в ответ и ткнул пальцем в грудь Язвы через кожаный жилет, — У нас карантин: проверяем всё и всех. С севера, востока и запада — тревожные новости.

— А с юга? — вмешался в разговор Стука.

— А с юга как обычно — орда немытых ублюдков, которые мечтают добраться до ваших нежных северных задниц…

— Эту песню мы уже слышали, — прервала его Язва, — Давай уже, проверяй груз и впускай нас, старый хряк!

— Я должен проверить не только груз: вас всех тоже, — Бочаг открыл чемодан и продемонстрировал шприц с прозрачной желтоватой жидкостью.

— Я за своих ручаюсь головой. А что у тебя в этой тыкалке — знать не знаю. Так что повторяю в последний раз: проверяй груз и открывай ворота. Среди наших все здоровы, — Язва занервничала при виде шприца: с детства их не любила, даже ради кайфа не пользовалась никогда. Однако этот страх лишь сильнее разозлил её.

— Все здоровы, говоришь? Где же ты училась на медака, Язвушка? — хохотнул Бочаг, делая шаг ей навстречу со шприцем в руке. В следующее мгновение в его обширный живот упёрлось острие массивного кинжала. Язва надавила лезвием чуть сильнее, и ткань защитного костюма Бочага зловеще затрещала. В ту же секунду послышались звуки взводимых курков и досылаемых в стволы патронов: братья-гвардейцы в любую секунду могли бы размазать всю кавалькаду в кровавые сопли в этом каменном мешке.

— Я много практиковалась в прикладной анатомии, Бочажок. Делай, как велит закон, а не твоя блажь! Братья входят в крепость без досмотров и прочего геморроя. Или наш Курган должен напомнить вашему Князю, почему ввели это правило? — Язва заговорила спокойно, без угрозы или ярости в голосе, равно как и без страха. Это произвело на Бочага впечатление и он сделал пару шагов назад. На несколько мгновений повисла напряжённая, звенящая тишина. Вдруг Бочаг расхохотался и опустил шприц.

— Так бы и сказала, что боишься уколов, ссыкливая ты девка! Ладно, будь по-твоему! Но если кто-то из вас занесёт на себе Жару в Перекрёсток — помни, мы и его и всех остальных наизнанку живьём вывернем. В прямом смысле: посмотреть, как эта дрянь влияет на людей.

Бочаг поковылял к грузовику. Ротор по знаку Язвы выпрыгнул из кабины и поспешил открыть кузов. Стука, Аспид и Молчун на всякий случай взяли пленников на прицел. Бочаг грузно навалился на борт и втащил себя в клетку. Вдруг Сова выскочила из коляски и ухватила его за штанину прежде, чем кто-нибудь успел что либо сделать.

— Вы изучаете болезнь? Что у тебя в шприце?! — выпалила девчонка, пытаясь заглянуть в глаза Бочагу через затемнённый пластик визора на его костюме.

— Ты ещё кто?! А, новый довесок Молчуна? И чего тебе так везёт на симпатяжек? — хохотнул Бочаг. Молчун лишь пожал плечами. Сова тут же дёрнула Бочага за штанину снова.

— Ты не ответил на вопрос!

— Мала ещё, требовать! Сейчас сама увидишь: нашли одну штуку. Если вколоть её здоровому — он поморщится и пойдёт дальше. А что бывает с больными — лучше не видеть!

Бочаг ногой отпихнул Сову и поднялся, наконец, в кузов грузовика. Рабы сгрудились в дальнем конце своей клетки, с ужасом глядя на шприц в руке огромного незнакомца. Все, кроме парня из Армады. Он смотрел только на Сову, и протянул вперёд скованные руки, даже не глядя на Бочага.

— Постарайтесь немедленно сжечь тела, если кто-то заражён, — пленник вдруг сделался очень серьёзным.

— Что бы мы без тебя делали, умник! — усмехнулся Бочаг и с неожиданной для такого толстяка ловкостью вогнал иглу в плечо парня. Укол явно оказался болезненным: было слышно, как заскрежетали зубы и видно, как заиграли желваки. Однако Бочаг лишь кивнул, закончив.

— Пока ещё поживёшь! — он набрал новую порцию тестовой жидкости из склянки и направился к следующему рабу.

Пока Бочаг колол своё зелье одному пленнику за другим, паренёк из Армады снова обернулся к Сове. Та потянулась было за чем-то в кармане, но в последнее мгновение Молчун пнул её по ноге. Сова будто вышла из транса и поспешно села обратно в коляску. Аспид проводил Сову взглядом и посмотрел на Молчуна. Молчун взгляд выдержал, и Аспид быстро отвернулся, качая головой. Молчун решил для себя серьёзно переговорить с Аспидом сегодня же вечером, как вдруг раздался душераздирающий крик.

Один из рабов повалился на бок и захрипел, захлёбываясь пеной. Бочаг отскочил от него и стал в панике тащить из кобуры на поясе пистолет, который за что-то зацепился. Остальные рабы отпрянули так далеко, как могли, прячась друг за друга. Припадочный бедолага вдруг перекатился, встал на четвереньки, пошатываясь, и утробно заворчал, будто дикий зверь. Его кожа стремительно покрылась бурыми пятнами, а глаза налились кровью.

Молчун и Стука выстрелили почти одновременно: первая пуля попала в голову, вторая прошила горло несчастного. Больной Жарой раб повалился на дощатый настил кузова и затих. Наступила тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием испуганных людей и тихим плачем одной из рабынь.

— Что за фигня?! Они ехали всю дорогу в кузове, ни с кем не контактировали. Как он мог заразиться?! — Стука сам запрыгнул в кузов и сгрёб Бочага за шиворот свободной рукой, второй направляя автомат на оставшихся пленников. Бочаг быстро пришёл в себя и оттолкнул Стуку так, что тот едва не вылетел обратно наружу.

— Откуда я знаю?! Может — дело в насекомых! Комары, мухи, слепни — вся эта дрянь может переносить заразу! — все невольно дотронулись или почесали свежие укусы насекомых. Аспид даже распустил вечно закатанные рукава своей рубахи.

— Тогда проверяй остальных быстрее и пускай нас уже внутрь! Если мне суждено сдохнуть от укуса мухи — я хочу быть при этом бухим в стельку! — Ротор сплюнул себе под ноги и пошёл обратно к кабине.

Бочаг снова набрал шприц и вернулся к пугающей процедуре. Теперь каждый новый укол заставлял всех нервничать в ожидании очередного приступа. Однако всё обошлось: заражение оказалось единичным. Труп бедолаги-раба вытащили из кузова и отдали братьям-гвардейцам для сожжения. Внутренние ворота штурмового коридора наконец открылись, впуская кавалькаду в Седьмой Перекрёсток.

Когда Молчун, закончив с ежедневной проверкой и доводкой всех систем своего байка, отправился в бар, Сова внезапно окликнула его. Девчонка оставалась в гараже на каждой из предыдущих стоянок, сама вызывалась дежурить. Только ленивый ещё не догадался о её связи с пленником из Армады. И вдруг что-то изменилось.

— Возьми меня с собой! — Сова даже схватила Молчуна за локоть для пущей убедительности. Молчун тут же перехватил запястье девчонки и локоть, мгновенно прижав её лицом к стене гаража.

— Что я говорил? — спокойно сказал он.

— Я… я не трогаю тебя, ты не трогаешь меня, — выдавила, стиснув зубы от боли Сова. Молчун кивнул, однако руку её не отпустил.

— Зачем в бар?

— Хочу напиться и забыть про того парня с Жарой!

— Врёшь, — Молчун наконец отпустил её руку и отошёл ближе к двери, чтобы выглянуть наружу: нет ли кого поблизости. Сова надулась, потирая запястье: на её бледной коже даже через дорожный загар тут же проявились синяки.

— Ладно. Я узнала того жирного. Он был… Он меня забрал от родителей тогда, давно, — девчонка глубоко вдохнула, пытаясь сдержать слёзы.

— Хочешь его убить? — Молчун прикрыл дверь гаража и снова вернулся к Сове. Та на несколько секунд погрузилась в молчание и отвернулась.

— Нет.

— Врёшь. Все хотят убить этого вонючего хряка, — Молчун ухмыльнулся. Девчонка тоже улыбнулась невольно.