Бесплатный фрагмент - Дорога мудрости

Отказ от ответственности

Данный рассказ является художественным произведением. Все события, описанные в нём, являются вымышленными, а любые совпадения с реальными людьми, местами или событиями — случайны.

Автор не претендует на абсолютную истину в вопросах счастья, философии жизни, религии или морали. Рассуждения персонажей отражают их субъективный взгляд и не являются универсальными истинами или рекомендациями.

Рассказ не несёт в себе призывов к каким-либо действиям и не заменяет профессиональные советы в области психологии, философии, религии или саморазвития. Читатель самостоятельно интерпретирует содержание произведения и принимает решения, основываясь на личном опыте и убеждениях.

Автор не несёт ответственности за любые возможные последствия, связанные с прочтением данного рассказа, а также за личное восприятие и трактовку его содержания.

Дорога Мудрости

В один туманный, но вместе с тем удивительно ясный для сердца рассвет, когда первые лучи бледного солнца лишь осторожно пробивались сквозь завесу ночной прохлады, в небольшой деревеньке, затерянной среди широких полей и извилистых дорог, начиналась история нашего юного героя, по имени Артём. То было место небогатое, но исполненное добросердечной простоты: деревянные домишки с некогда яркими крышами, увы, давно утратившими первоначальный блеск; иссохшие изгороди, увитые диким шиповником и мхом; узкие тропы, что петляли меж старых ветел, склонивших свои ветви к земле, словно в поклоне перед самой жизнью. И в этой неторопливой провинциальной обстановке уже витали первые намёки на те значительные перемены, что впоследствии встревожат и преобразят молодое сердце Артёма.

Юноша не мог похвастать роскошью ни в одеяниях своих, ни в хлебе насущном. Он изо дня в день трудился вместе с родными на небольшой грядке позади их ветхого дома, где семейство выращивало овощи и ягоды для пропитания. Казалось бы, в такой скудости кроется мало поводов для радости, но всё же в наивных глазах Артёма мерцала некая тихая благодарность к каждому прожитому дню. Если бы вы застали его в ранние утренние часы, когда мир ещё не пробудился от дремоты, вы бы увидели, как он босиком идёт по прохладной, усыпанной росой траве, украдкой улыбаясь крохотным чудесам, расцветающим вокруг него: кусту сирени с первыми набухающими бутонами или маленькому жучку, лениво взбирающемуся на край листка. Но вместе с тем его чистому душевному ликованию будто сопутствовала тень некоего вопроса, спрятанного в самых дальних уголках его сознания: «Почему же, — размышлял он, — мне порою кажется, что есть какая-то особая, всё объясняющая тайна, которой я пока не знаю? Разве не кроется где-нибудь ответ, позволяющий понять и обрести то удивительное состояние, которое люди называют счастьем?»

Говорили, будто бы дед Артёма, когда ещё был крепок здоровьем, любил упоминать о драгоценных книгах, хранящих мудрость минувших поколений. Эти книги, если верить семейным преданиям, толковали о секретах счастья, о редких формулах бытия, которые могут осветить путь тому, кто готов их постичь. Увы, с годами дедовы слова превратились в полузабытые легенды. Старик давно почил, а с ним растворились в небытии и все подробности: где именно находились те книги, что в них было записано, да и были ли они вообще? Но лёгкий блеск в глазах почтенного деда всякий раз, когда он говорил о подлинном счастье, заставлял Артёма верить в то, что рассказы эти были не пустой выдумкой. Когда по вечерам, в уголке у камина, сквозь треск и шипение поленьев, отец пересказывал мальчику старинные легенды, сердце Артёма начинало колотиться быстрее: «Неужели в огромном мире есть нечто большее, чем эта тихая жизнь, пусть и полная тепла родных? И если да, то как не заблудиться в поисках ответов?»

Немногое из случавшихся в доме событий могло быть названо примечательным. Но под всем обыденным, казалось, прятался неуловимый, как тончайший запах цветущей травы, намёк на грядущее. Для многих обитателей деревни день за днём протекал чинно и однообразно: проснуться до первых петухов, накормить скотину, отвести быка или лошадь на пастбище, засесть за починку ограды или примяться к кухонной утвари — такова была привычная рутина. Однако для Артёма каждый подобный день было сложно назвать заурядным: ему казалось, что за старенькими дверями его деревянной избушки скрывается подлинное волшебство, хоть и пока неведомое. Он чувствовал это в лёгком шорохе ветра, ощупывающего густую листву у калитки, и в свете тонкой лучины, которую иногда зажигали по вечерам, чтобы обсудить насущные дела и горести.

Мальчик имел сердце мягкое и чуткое, но жаждущее открытий: иной раз, слушая деревенских стариков, он представлял дальние города, залитые огнями, с башенками, высящимися над каменными улицами, и каретами, грохочущими по булыжной мостовой. Или воображал, что где-то, за неведомыми горами, живут люди, чьё понимание мира глубже и чище, а их радость так велика, что озаряет каждого встречного. Ведь если даже в маленькой деревеньке, затерянной в степи, бывают умиротворённые и улыбчивые лица, то где-то далеко, думал Артём, наверняка есть целые края, пропитанные счастьем с утра до вечера. Однако одновременно по душе его проходила холодная тень сомнения: а вдруг такой искомый край — лишь плод наивного воображения, как сон о величественном замке среди облаков?

Порой, когда ночное небо сияло особенно ярко, Артём любил выходить из дому и, задрав голову, следить за звёздами, которые мерцали на небесном своде величественными точками. Каждая, казалось ему, хранила в себе некую неповторимую историю, а, быть может, и ключ к пониманию всего сущего. Именно тогда, в уединении с этими космическими огнями, он испытывал странное смешение восторга и печали: сердце утопало в красоте ночного небосвода, но ум подсказывал, что от созерцания звёзд не приблизишься к разгадке секрета счастья, о котором ему так хотелось узнать.

Соседи его, в основном крестьяне и ремесленники, люди простые и дружелюбные, много не задумывались о подобных высоких предметах. Они, конечно же, не могли впрямую ответить, как найти секрет счастья, хотя и были не чужды радости простых вещей: сытного супа да доброго слова. Им хватало здоровой пищи, тёплого очага и дружеской руки, чтобы назвать себя если не счастливыми, то спокойными и довольными своей участью. Между тем Артём словно слышал приглушённый зов, подталкивающий его к дальней дороге — зов, которому надлежало следовать вопреки естественным опасениям и невнятным доводам рассудка. Воистину, были дни, когда всякую мелочь он замечал с особенной остротой — от того, как свет играет в солнечных бликах на поверхности лужицы, до покатой улыбки матери, наносящей запах из растопленной печи на вечернюю трапезу. Но не было покоя в этом любовании жизнью: сердце исподволь шептало, что где-то, может быть, совсем рядом, скрыта истина, без которой все чудеса природы теряют для него часть своей пленительной тайны.

Отец Артёма, человек с добрым взглядом, слегка сутулый, отчасти уставший от повседневных забот, не раз повторял сыну: «Не ищи ответов, мой мальчик, где-то за дальними горами, прежде приглядись к тому, что у тебя под носом». Но юность Артёма была в той поре, когда мудрые слова родителей легко скользят по поверхности сознания и часто не достигают самых глубин понимания. Да и взрослые в деревне, как нередко случается, зачастую были столь поглощены текущими трудами, что не имели времени вдумываться в извечные вопросы бытия, считая их прерогативой праздных сказителей или городских чудаков. А Артёму меж тем хотелось большего. В его воображении жила вера в некоего «мудреца» или просто невидимого проводника, который, если повезёт, вдруг встретится на одинокой тропе и проведёт его к осознанию великой тайны: где берётся то самое счастье, к которому многие стремятся и столь немногие, увы, кажутся способными приблизиться.

Так и шли дни, недели, месяцы, а в душе юного Артёма, подобно ростку, пробивающемуся сквозь плотную почву, зрело смутное, но неподдельное убеждение, что ему суждено выйти за границы привычного уклада. Он ждал чуда и в глубине сердца верил: секрет счастья нельзя закрыть на замок в далёком сундуке; возможно, он обитает в каждом мгновении жизни, словно солнечный блик на бегущей реке. Нужно лишь научиться различать этот свет. Но где обрести ключ? Как суметь распознать, что уже лежит у тебя в ладони, а что ещё предстоит найти в мире?

Время от времени наш герой встречал путников, что сворачивали в его тихую деревню на пути в другие земли. Некоторых манили слухи о заработках на строительстве в соседнем городе, других — потребность в ночлеге и куске хлеба. С ними Артём порой на короткое время находил общий язык, задавая осторожные вопросы о месте, откуда те прибыли, и о чудесах, коим довелось свидетелями быть. Однако ответов, что могли бы освободить его сердце от поисков, никто не давал. Кто-то смеялся в ответ на расспросы, заявляя, что все эти «секреты счастья» — лишь пустое бормотание ворон, а счастье, если оно вообще существует, для большинства, увы, недосягаемо. Кто-то, напротив, ободрял мальчика, рассказывая, что есть учёные люди, может, в самой столице, способные растолковать, где и в чём кроется истинное благополучие. Но каждый раз, когда странники шли дальше, за собой они уносили загадочность чужих мест и неразгаданные вопросы. Артёма же оставляли в той же самой деревеньке, где менялись лишь времена года, да деревья сбрасывали и снова растили листву.

Так, в окружении тихой родной деревни, в тишине предрассветных часов и мерцании вечерних звёзд, и начался путь нашего героя. Путь, ради которого он, сам ещё не ведая, уже укреплялся духом и возрастал в понимании: ведь чтобы действительно найти секрет счастья, надо быть готовым не только получить дар открытия, но и понести тяготы сомнений и тревог, сопутствующих всякому настоящему поиску. Юный Артём находился лишь в самом начале этой тропы; он ещё не знал, что впереди ждут его удивительные встречи, противоречивые уроки и моменты, когда следовать зову сердца будет труднее, чем стоять на месте. Но отступить он уже не мог. Ибо едва ли можно унять жажду знания, искру искренней веры в то, что подлинное счастье есть — стоит лишь обрести к нему верную дорогу.

Пусть следующий день не ознаменовался громкими событиями, всё же в воздухе уже ощущалось напряжённое ожидание, словно песочные часы были перевёрнуты, и невидимое время, степенно сыпавшееся сквозь их горлышко, неотвратимо приближало новую страницу в судьбе Артёма. В тот день он встал, как обычно, чуть свет: домашний скарб ещё дремал в полусвете скупых солнечных лучей, скользивших сквозь выщербленную ставню. В доме тихо покашливал отец, да иногда мелодично позванивала утварь, когда мать принималась готовить что-то на скромный завтрак. Это была простая еда — ржаная каша и несколько ломтей вчерашнего хлеба, — однако её непритязательность совсем не умоляла душевного тепла, с которым мать подавала каждую миску к столу.

И всё же сегодня Артём испытывал особенно сильное волнение. Было ли это предчувствием, или же воспоминанием о ночных сновидениях, в которых он видел дорожный узелок и себя шагающим по пыльному тракту? Пока оставалось непонятно. Прислушиваясь к мерным шагам отца, бродившего по заднему двору, юноша вдруг ощутил острое желание выйти за пределы родной деревни и продолжить тот самый путь, о котором он грезил — путь, обещавший приоткрыть ответ на вопрос о счастье.

Сперва он не решался заговорить об этом ни с матерью, ни с отцом. Чувства внутри боролись: с одной стороны, перед ним рисовался манящий горизонт свободы и тайных открытий; с другой — страх оставить родной очаг, за которым тянулись годы его безмятежного детства. Но душа оказалась сильнее страха. В тот же вечер, преодолев смущение, Артём подошёл к отцу, когда тот чинил видавшую виды лопату у грубо сколоченного стола под навесом.

— Отец, — робко начал мальчик, не зная, какой приём встретят его слова, — помнишь ли, ты говорил мне когда-то, что не стоит искать счастья далеко, если его корни — рядом?

Отец поднял глаза от лопаты. Лицо его, морщинистое, обветренное, отражало мудрую смесь любопытства и тревоги за сына.

— Разумеется, сынок. Я и сейчас так думаю. Но что тебя на сей раз гложет?

— Я… — Артём вздохнул. — Я чувствую, что должен уйти. Не навсегда, разумеется. Моя душа словно зовёт меня куда-то — и я не могу сопротивляться этому зову, не могу от него отмахнуться. Мне кажется, что в мире есть нечто, чего я пока не постиг, а без этого знания не смогу жить, как прежде.

На мгновение повисла тишина, нарушаемая лишь звуками вечера: недалёким покрякиванием уток, донёсшимся с реки, и слабым стуком отцовского инструмента, по инерции скользнувшего по металлической кромке лопаты. Отец отложил свой труд, задумчиво потер грубую щетину и, наконец, медленно выдохнул:

— Понимаю. Когда я был ненамного старше тебя, мне тоже мечталось сбежать в город, да посмотреть, как люди там живут. Но то ли обстоятельства не сложились, то ли смелости не хватало, — он улыбнулся с грустным оттенком в глазах. — У каждого свой путь, сын. Если твоё сердце зовёт, возможно, тебе надо его послушать.

Артём почувствовал, как из его груди уходит напряжение: он не ожидал такого спокойного отклика. Возможно, отец не выразил восторга, но в его голосе слышалось понимание, а это дорогого стоило.

Следующим вечером, когда солнце запоздало, скользя над кронами деревьев, озаряло деревеньку тусклым светом, вся семья собралась в маленькой горнице, чтобы обсудить предстоящие планы. Мать была расстроена, как женщина, всю жизнь приученная беречь семью и держать детей подле себя. Её глаза то и дело увлажнялись, стоило ей лишь представить, как сын пускается в дорогу. Но она, зная решимость Артёма и видя, что отец не возражает категорически, смиренно спросила лишь:

— А как же ты прокормишься вдали от дома? Как будешь ночевать? Где искать приюта?

— Мама, — ответил Артём самым мягким тоном, на какой был способен, — в дороге встречаются добрые люди. Да и я не намерен уходить на край света. Поначалу доберусь до соседнего города: там ведь всегда нанимаются помощники к лавочникам, подмастерья к ремесленникам. Я хоть и молод, но руки у меня крепки, работать не боюсь. По пути постараюсь расспросить кого-нибудь, кто знает большие дороги и большие города. Может, найду кого-то, кто услышал о том, что называют секретом счастья.

— Ох, сынок, — протянула мать, — золотых гор не жди. Люди, как известно, злы да жадны в городах… Но и хорошие встречаются. Раз уж твёрдо решился, то ступай с Богом.

Так и состоялось прощание. Ночью Артёму долго не спалось: мысль о предстоящем пути щекотала его воображение и щемила душу волнением. Перед ним словно вздымались небытовые тучи, в которых прятались и обещания светлых открытий, и опасения насчёт того, что дорога может оказаться куда сложнее и неприветливее, чем он представляет. Под мерное покачивание ветра за окном и торопливый перестук собственного сердца юный искатель бормотал под нос что-то вроде неслышной молитвы, прося у неба защиты. А когда наступил рассвет, он уже был на ногах, собирая нехитрые пожитки и завязывая узел с едой, любовно приготовленной матерью.

Первым днём странствий Артём выбрал ясное утро, когда небо словно обещало благословение: ни туч, ни грозных облаков, лишь безграничный простор над головой. Он ступал по пыльной дороге, глядя на чуть колеблющуюся траву вдоль кромки пути. На плечах у него болтался холщовый мешок, в котором были помещены пара рубах, кусок хлеба да кусок сыра, полученный в дорогу. Родители, наблюдавшие за ним с порога, казались до боли трогательными в своей молчаливой поддержке. Мать тихо вытирала слёзы фартуком, пытаясь скрыть их, а отец покашливал, прикрывая волнение, и подбадривал сына лёгкой улыбкой.

— Возвращайся, — напоследок сказал отец, лёгким кивком указывая на дом и всю деревню позади, — здесь всегда твоя пристань.

— Я вернусь, — откликнулся Артём, чувствуя, как грудь наполняется и восторгом, и грустью. — Обязательно вернусь… с ответами.

С этими словами он зашагал вперёд — туда, где дорога вилась между невысокими холмами, ведущими к горизонту. Как только деревья и постройки родной деревни стали уменьшаться в его поле зрения, а тихое журчание знакомого ручья сменилось непривычным шелестом ветра, юноша понял, что началась иная глава его жизни.

Поначалу путь казался почти праздничным: дорога, обступленная цветами полевых колокольчиков и скромных ромашек, уходила к едва заметной череде холмов, за которыми, как говорили, виднелись первые дома более крупного селения. Солнце грело спину, шаг был лёгок, мысль об опасностях и трудностях меркла в сиянии перспективы новых открытий. Но прошло всего несколько часов, и сладкое чувство приподнятости стало ослабевать, а вместе с ними нарастала усталость. Чрезвычайно быстро он понял, что длительный поход — не просто радостная прогулка. Тело требовало отдыха, голова начинала побаливать от пыльного ветра, и всё чаще взгляды юноши обращались к небу в надежде, что дорога окажется короче, чем казалось.

На закате Артём подошёл к крошечному постоялому двору, затерянному прямо у развилки. К воротам была прикреплена деревянная табличка с выцветшей надписью, указывающей на то, что здесь можно найти кров и еду за скромную плату или мелкую помощь по хозяйству. Деваться ему особо было некуда, и он, поколебавшись, вошёл под низкий свод калитки. Взгляд его тут же столкнулся с плотным, не очень дружелюбным лицом хозяина — низкорослого, пожилого человека, у которого из-под седых бровей пристально сверкали любопытные глаза.

— Что ищешь, парень? — пробасил тот хрипловато. — Знать, не просто так идёшь, коли у меня на дворе очутился.

— Доброго вечера, — поклонился Артём, робея. — Я путник. Мне бы переночевать и, если можно, поесть. Я, хоть и не богат, могу уплатить, а если нуждаетесь в помощи — готов поработать.

— Гляжу я: в карманах твоих вряд ли звенят монеты, — прищурился хозяин. — Ладно, есть у меня тут кое-какая надобность: конюшню вымести да воду натаскать. Устроит тебя такое? А там глядишь, и супом тебя накормим.

Артём кивнул, ощутив невероятное облегчение, и тотчас взялся за лопату. Благо с работой он был знаком: не впервой ему таскать воду или прибирать за скотиной. К тому же мысль о том, что труд облегчит его кошелёк, наполняла юношу радостной уверенностью: даже если в городе не сразу найдётся место подмастерья или служки, он хотя бы научится выживать с помощью таких вот мелких работ.

Провозившись до глубокой сумеречной поры, Артём всё-таки сумел вычистить конюшню, вымести двор от накопившегося мусора и даже занялся выкорчёвкой бурьяна у забора, за что хозяин, хоть и медлительно, но под конец похлопал его по плечу.

— Молодец, не ленишься, — сказал он, уводя парня в маленькую трапезную комнату. — Глядишь, и будет из тебя толк. Садись, ешь, хлеба не жалей.

Трапеза состояла из густого супа, хлеба и кружки тёплой воды, имеющей вкус травы, но для голодного юноши это была настоящая роскошь. За столом с ним сидел ещё один гость — долговязый и мрачноватый человек лет сорока, с заметными шрамами на руках и жёсткой щетиной на подбородке. Он пристально разглядывал Артёма, будто оценивая, кто такой этот новоявленный странник. Вскоре и вовсе не удержался от вопросов:

— Ты, малый, куда путь держишь?

В голосе его слышалась смесь усталости и что-то вроде напряжённой заинтересованности. Артём, поняв, что грубости в этих словах нет, решился ответить:

— Надеюсь дойти до ближайшего города, а там посмотрим. У меня есть вопросы, и я в пути их разгадываю.

— Вопросы? — переспросил незнакомец, приподняв брови. — Насмешил. У большинства путников один вопрос: где найти богатство да славу? Или, в крайнем случае, где укрыться от бед. И что за вопросы такие у тебя?

Артём слегка смутился, ощущая, что едва ли незнакомец поймёт его стремления, но всё-таки решился на честность:

— Я ищу секрет счастья.

— Чего?! — незнакомец фыркнул, и на его губах изобразилась невесёлая усмешка. — Парень, ты шутишь или по неведению глупость несёшь? Счастье? Да кто ж знает его секрет?

— Возможно, и никто… а может, кто-то знает. — Юноша почувствовал, как в груди кипит смесь обиды на насмешливый тон и решимости отстоять свою мечту. — Мне важно разузнать.

— Ну-ну, — протянул человек со шрамами, умолк, хлебнул воды, но так и не переставал окидывать Артёма недоверчивым взглядом. — Ладно, бывай. Только если найдёшь его, то не забудь поделиться: кто знает, может, я тоже нуждаюсь в крохе такого секрета.

После ужина, освещённого колеблющимся пламенем керосиновой лампы, Артём улёгся на засыпанном сеном чердачке, вдыхая терпкий запах скотного духа и ночной свежести, врывающейся в приоткрытое окошко. Спал он, как убитый, прерываясь лишь на смутные отрывки снов, в которых ему казалось, будто он идёт к старой-старой библиотеке, а её двери открываются сами собой, маня его внутрь. Но едва он пытался войти, перед ним вырастала пугающая тень, и на этом сон обрывался.

Наутро Артём, поблагодарив хозяина постоялого двора за приют и еду, вновь отправился в путь. Дорога теперь шла мягче: удача первого ночлега, первый заработок остался позади, и юноша почувствовал толику гордости. «Значит, смогу и дальше справляться, — думал он. — Главное — не терять присутствия духа, не забывать, ради чего я пустился в эти странствия».

Целый день он шагал без особых приключений. Тишина полей, прерываемая лишь ивовыми зарослями вдоль высохшей речушки, постепенно уводила его мысли вглубь себя. Он размышлял о том, насколько нелегко человеку взять да отыскать ответ на вечные вопросы. И почему одни люди считают, что счастье — это просто сытый желудок и крыша над головой, а другие рискуют всем, отправляясь за мечтой? Где в этом спектре место для его собственных поисков?

Незадолго до захода солнца юноша наткнулся на странника, бредущего по дороге в противоположном направлении. Тот был стар, сгорблен, но на лице его светилась поразительная приветливость. В руках он нёс узелок, перевязанный ремешком. Замедлив шаг, старик окликнул Артёма:

— Эй, друг, не подкинешь ли монетку? Старому человеку нелегко приходится.

Артём, у которого и самим деньгам было тесно в кошельке, немного подумал, но всё же достал мелкую монетку, на которую рассчитывал купить еду в ближайшей харчевне. Протянул её незнакомцу, почувствовав при этом лёгкий укол совести: а если самому потом не хватит? Но улыбка старика была так сердечна, что он не мог поступить иначе.

— Благодарю, юноша, — произнёс старик. — Что же толкает такого доброго парня бродить по большой дороге? Ведь сумерки близко — опасное время.

Артём коротко поведал о своём пути. На удивление, старик не стал смеяться, не покачал головой с недоверием. Наоборот, посмотрел с теплотой и сказал:

— Велика твоя задача. Но знай: искать секрет счастья — всё равно что искать тень своей собственной души, когда солнце склоняется к закату. Важно иной раз присмотреться к тому, что внутри тебя самого, и только потом смотреть вовне.

И покуда Артём переваривал эти слова, пытаясь понять их смысл, старик, благодарно кивнув на прощание, торопливо побрёл дальше.

«Внутри…» — повторил про себя юноша. Он чувствовал, что в этих словах заключена крупица истины, которая, как косточка в плоде, требует времени, чтобы раскрыться.

Не успел он отойти далеко, как вдруг заметил нечто необычное: край холма впереди озарялся причудливым закатным светом, а на самой вершине, будто на дозорном пункте, стоял ветхий крест, обвитый дикими вьюнками. Приблизившись, юноша увидел, что рядом располагался крохотный скит: каменная часовенка, обвешанная старыми иконами и заросшая бурьяном. Окна её, небольшие и круглые, были разбиты, дверь покосилась, однако от этого она казалась ещё более таинственной.

Сердце Артёма внезапно сжалось от чувства, что сюда его привела неслучайная тропа. Он обошёл часовню кругом, разглядывая пыльные узоры, выведенные на стенах временем и влагой. Нигде не было видно ни души — лишь ветер проникал внутрь сквозь зияющие трещины, заставляя паутину колыхаться, словно старые, выцветшие ленты на деревенском празднике.

— Кто здесь? — негромко позвал Артём, не столько надеясь, сколько боясь услышать ответ.

В ответ — только монотонное эхо его собственного голоса да шелест высохших трав. Осмелев, он толкнул дверь, удерживаемую на одной-единственной ржавой петле. Дверь скрипнула, но поддалась, и юноша вошёл внутрь. В полумраке он различил остатки скамей, полусгнившие, с отломанными спинками, и несколько полок на стенах, которые, вероятно, служили когда-то для свечей и священных книг.

В дальнем углу что-то зашевелилось. От неожиданности Артём вздрогнул и только хотел отпрянуть, как вдруг в темноте возник тихий голос:

— Не бойся… Ты не причиняешь мне вреда, и я не причиню тебе.

Из угла вышел человек в поношенной чёрной одежде, с лицом худым и осунувшимся. Тонкие черты и глубоко посаженные глаза придавали ему вид отрешённости, будто он долгое время провёл в изоляции от окружающего мира.

— Прошу прощения, я не хотел тревожить, — произнёс Артём, — просто увидел заброшенный скит и решил взглянуть, что к чему.

— Меня называют брат Лука, если это имеет значение, — отозвался человек, подходя чуть ближе. — Я жил здесь, когда-нибудь служа при этой часовне, а ныне просто не нашёл себе иного прибежища. Вижу, ты путник. И, если не ошибаюсь, в твоих глазах читается жажда не простого странствия, но духовного искания.

Артём почувствовал, как сердце начинает колотиться сильнее. Простой ли это случай, что в заброшенной часовне нашёлся человек, способный говорить о духовных материях?

— Верно, — признался он. — Я ищу секрет счастья. И странствую уже вторые сутки, надеясь хоть что-то услышать от людей, которым могло быть это ведомо.

Брат Лука слушал его рассказ внимательно, не перебивая. Когда мальчик умолк, он тяжело вздохнул.

— Тебе может показаться странным то, что я скажу, — произнёс он после короткой паузы, — но, возможно, нет на свете «одного» секрета счастья, который бы всё объяснил. У каждого он свой, ведь счастье — это не вместилище, которое достаточно заполнить чем-то конкретным, а скорее путь, познание, состояние сердца. Многие ищут этот секрет в великих свитках, в городах, у богатых и сильных мира сего. Но разве не бывает, что люди, обладающие всем, страдают от одиночества и горестей?

— Значит, ты думаешь, что не стоит искать дальше? — спросил Артём, и в голосе его скользнуло разочарование.

— Наоборот, — ответил брат Лука, чуть улыбнувшись. — Я полагаю, что искать нужно. Ибо сам поиск, возможно, и есть часть секрета. Без поиска человек не обрёл бы нового взгляда на привычный мир. Но не забывай, что внешние дороги часто служат лишь отражением дорог внутренних. Прежде чем смотреть вдаль, загляни в глубину себя: какие вопросы тебя действительно волнуют, какую боль ты хотел бы исцелить, какую радость готов разделить?

Слова эти лились в полумраке скита, окружённого увядшим временем, и Артёму почудилось, будто сам ветер, ворвавшийся сквозь треснувшие стены, вторит им тихим шёпотом. Он опустил глаза и в задумчивости провёл рукой по шероховатой поверхности старой скамьи. Ему припомнились все разговоры с родителями, с путниками, с этим стариком на дороге — и наконец, он твёрдо сказал:

— Я не знаю, куда приведёт меня мой путь, но я пойду, потому что чувствую: ещё не настал час возвращения. Я должен увидеть и понять что-то важное.

— Ступай, юноша, — произнёс брат Лука, медленно кивая. — Помни только: лучшим светильником в любой тьме бывает сострадание к другим и честность с самим собой. Если где-то и есть ответ на твой вопрос, то он не может противоречить любви и доброте.

С этими словами он протянул Артёму небольшую, потёртую книгу с обложкой из тонкой древесной корки.

— Здесь записи и размышления, которые оставил прежний настоятель. Не думаю, что все они имеют ценность, но в них встречаются замечательные мысли о человеческой душе и её стремлениях. Может быть, тебе они помогут.

Артём, с благодарностью принимая книгу, ощутил внезапный прилив новой силы. Он чувствовал: пусть секрета счастья он ещё не достиг, но его сердце уже наполнилось тёплым светом, вызванным добрыми словами и чистым побуждением брата Луки.

Сквозь рассохшиеся стены древней часовни вечернее солнце бросало последние, почти багровые лучи — они отбрасывали длинные тени на пол, превращая узоры трещин в причудливые узилища из света и тьмы. Артём простился со своим неожиданным наставником, пообещал когда-нибудь вернуться или хотя бы не забывать услышанных напутствий, и, аккуратно положив книгу в суму, вышел в наступающие сумерки.

За этим встречались иные привалы, иные люди, иные разговоры, но каждый оставлял в душе Артёма крохотную лепту новых мыслей. Он видел семейства, радующиеся малому достатку, и ворчливых богачей, жалующихся на пресыщение. Однажды он ненароком помог мальчишке, потерявшему котомку с припасами, найти дорогу к дому, и тот одарил его столь искренней улыбкой, что Артём вдруг поймал себя на ощущении тихого, почти неземного счастья: будто от одного душевного поступка он стал на шаг ближе к пониманию истины.

И так, с каждым маленьким подвигом, с каждым трудом и сомнением, он всё дальше уходил от родной деревеньки, но всё ближе и ближе подходил к самой сути своего внутреннего пути. Ибо ещё на заре своих поисков Артём, сам того не замечая, ступил на дорогу, ведущую не просто к чужим городам и новым знакомствам, но и к простому, незаметному никому, кроме него самого, преобразованию собственной души. И неведомо было, на сколько ещё вёрст протянется этот путь, какие испытания выпадут ему на долю и каких мудрецов ему суждено повстречать. Одно оставалось несомненным: он уже не тот мальчик, которым был, покидая родной дом. В его взгляде появилась глубина, а в шаге — твёрдость.

Так тянулась дорога под ногами нашего юного искателя, уводя его всё дальше вглубь непознанного мира. И, возможно, где-то впереди действительно ждала его разгадка вопроса, на который веками искали ответы и великие философы, и простые люди: в чём кроется подлинный секрет счастья? Но даже если бы он, утомлённый долгим странствием, в тот миг взглянул на себя в тихое зеркало лесного озера, он бы увидел в отражении не робкого мальчика, а юношу, озарённого надеждой и силой внутреннего света. А это — уже половина пути к желанному ответу.

Когда наступило новое утро и первые пятна света заняли своё скромное место в небесном чертоге, Артём шёл по просёлочной дороге уже с таким видом, будто странствия стали его привычным делом. Хоть сердце его и продолжало учащённо биться при каждом повороте и незнакомой развилке, лицо выражало спокойную решимость. Казалось, что сам воздух, каким он дышал, впитал в себя все те встречи и уроки, которые уже успели встретиться на его пути: от суровых слов случайных попутчиков до тёплых наставлений брата Луки. Книгу, подаренную монахом, юноша держал очень бережно, завернув в полотно и пряча поглубже в суму, словно драгоценность. И это не выглядело странным: для Артёма небольшая тетрадь с заметками была больше, чем письменный памятник — она стала знаком того, что в мире отыщется место и для искренних, хоть и скромных, исканий юного ума.

Вскоре дорога, по которой брёл наш искатель, раздвоилась возле пышного дуба: справа тропа уходила к берегам медлительной реки, по слухам, ведшей к нескольким деревушкам; слева же пролегал более бойкий тракт, где отчётливо виднелись следы тележных колёс и даже иногда слышалось далёкое цоканье копыт. Артём задумался: его влекли просторы и люди, ведь ответы — если они где-то и обнаружатся, так скорее там, где больше душ соприкасается между собою. И решился он пойти по левой, более оживлённой дороге.

Вскоре по пути ему повстречался румяный возчик, верхом на невысоком ослике, везущий повозку с корзинами, наполненными луковицами, связками сушёных трав и какими-то свёртками неясного содержания. Возчик, заметив одинокого путника, остановил ослика и крикнул:

— Здоров будь! Ты, поди, устал бродить-то по утреннему холоду! Коли хочешь, подсядь, добрый парень, подброшу до самого городка, что за холмом. Мне несложно, а тебе веселее.

Артём, польщённый дружелюбием незнакомца, охотно согласился. Вскоре он уже устроился на краю повозки, прижимая к боку свой узелок. Ослик неторопливо семенил вперёд, колёса позванивали на ухабах, а возчик оказался человеком разговорчивым и жизнерадостным, хотя и отмеченным печатью усталости на лице.

— Что ж, — заговорил он, поглядывая на Артёма, — нынче путников много: всякий ищет, где место получше. Славу ли хотят обрести, работёнку ли — а вот ты, вижу, парень не совсем обычный. Скажи, отчего ты босиком по дороге не скачешь? И не видать у тебя ни оружия, ни товару, ни модного платьица — а ведь чем-то тебя дорога так и манит.

— Не секрет, — вздохнул Артём. — Я ищу ответы… пытаюсь понять, в чём состоит секрет счастья.

Возчик, словно и не удивившись, уважительно кивнул:

— Бывает же! Сам я не философ, сказываю прямо: когда хлеб в закромах, и детишки сыты, да крыша над головой не течёт, так мы с женой уже благодарны судьбе. Не думай, что нет забот, — их всякий человек имеет. Но где-то в глубине души я чувствую: если есть любовь в сердце, то уж будто и счастлив. Нельзя сказать, что это и есть весь секрет — а мне другой и не надобен.

Артём улыбнулся: в словах возчика прозвучала незамысловатая мудрость, столь созвучная его собственному внутреннему чаянию. Но он понимал, что отыскать совершенную формулу счастья только через воспоминания о семейном тепле — не всегда возможно. Наверное, у каждого есть свой взгляд на это, и каждый по-своему прав.

Дорога между тем вывела их к небольшому городку, со всех сторон обнесённому невысокой бревенчатой стеной. Со стороны тракт выглядел уже куда более оживлённым: мимо проезжали телеги, некоторые, видно, напросились в город на ярмарку; у ворот сновали люди в самых разных одеждах — сельчане, ремесленники, подвыпившие молодцы, да и редкие заезжие торговцы, которые выкрикивали что-то, пытаясь завлечь покупателей.

— Дальше мне путь налево, — сказал возчик, останавливая ослика. — Тут, возле городских ворот, я схожу с тракта. А тебе, если хочешь, самое время взглянуть, что внутри. Тут, говорят, есть и лавки, и подмастерья набирают, и постоялые дворы. Бывай здоров — и не забудь: если не найдёшь счастья, то, возможно, оно и не терялось!

Артём улыбнулся, поблагодарил его за доброту и спрыгнул с повозки. Уже через минуту повозка исчезла за массивным дубовым забором, а юный искатель остался один. Он посмотрел на ворота: с обеих сторон их охраняли двое скучающих стражников в потрёпанных кафтанах, вооружённых короткими копьями. Один из них, заметив Артёма, кивнул:

— Чего стоишь? Проходи давай. Никакой пошлины для такого простофили, как ты, не назначено.