Бесплатный фрагмент - Дом номер 8

ЧАСТЬ 1 — «Загадочные цифры»

Глава 1

Наступил самый обычный июньский вечер — темный, тёплый и безветренный. Геннадий стоял на застеклённом деревянном балконе и задумчиво курил, рассеянно блуждая взглядом по окружающему пейзажу. Это был рядовой постсоветский двор: хрущевки в пять и девять этажей, деревья, тропинки, припаркованные машины и детская площадка — всё, что он хорошо знал и помнил ещё со школы. В иных обстоятельствах ему даже нравилось разглядывать привычный двор, который он, казалось, мог бы нарисовать по памяти, хотя художником не являлся и нарисовать мог разве что «сеятеля», да и то с большим трудом. В других обстоятельствах Геннадий бы улыбнулся, с удовольствием вспомнив сцену с «сеятелем» из советских фильмов по произведениям Ильфа и Петрова. Но сейчас все его мысли занимал серьёзный разговор с мамой, случившийся полчаса назад. Глубоко затягиваясь сигаретой, Геннадий прокручивал по кругу произошедший диалог:

— Мама, я всё понимаю — что ты уже не молода, и здоровье твоё не олимпийское…

— Да, вот именно! У меня больное сердце, ты же знаешь…

— То, что я переезжаю к Катерине, не значит, что я не буду о тебе заботиться! Я буду навещать тебя пару раз в неделю, мы будем созваниваться…

— Пару раз в неделю, созваниваться?!.. Не смей мне этого говорить, у меня утром давление было 180 на 120! Ты смерти моей хочешь?!!!

— Мама, извини, но это называется манипуляция здоровьем. Пожалуйста, не прибегай к таким вещам! Давай поговорим, как люди.

— А с тобой уже невозможно говорить, как люди! Говоришь как твоя ненаглядная Катерина…

— Да, Катерина психолог, и я многому у неё научился.

— Ты прекрасно научился у неё обижать мать!

— Боже…

— И не вздыхай мне тут! — здесь мама решила вдруг сменить гнев на уговоры, — ну послушай, Гешик… Вот разве будет чужая женщина заботиться о тебе так, как мама: прибираться в твоей комнате, гладить твои рубашки, готовить так же вкусно, как я?!

— Нет, также готовить она, конечно, не будет, она будет готовить по-своему. Но это не значит, что будет не вкусно. А гладить рубашки и прибирать в комнате я могу и сам…

— Сыночка… — мамин подбородок задрожал.

— … корзиночка! — Геннадий почти сорвался на фальцет, — мама, мне два месяца назад исполнилось 42. Пойми меня, пожалуйста, хотя бы постарайся, я тебя очень прошу! Всю свою жизнь я был один… Не принимай на свой счёт, я имею в виду личную жизнь! Всё, что у меня было — это ты и школа с моими балбесами, которые тангенс от котангенса отличить не могут. У меня ни то, что своей семьи, даже друзей настоящих никогда не было, потому что я всё время с тобой! И вот наконец я встретил девушку…

— Хороша «девушка» — 39 лет и в разводе! Хорошо хоть, детей не нажила…

— Мама, хватит. Дослушай меня, пожалуйста.

— Гешик, — на глаза мамы навернулись слёзы, — как же так? Ты всегда был таким хорошим мальчиком! Все соседи мне завидовали. Тамара Михайловна, со своим сыном Васькой…

— …алкашом и уголовником. Да, мама, я знаю. И про бабу Люсю из второго подъезда тоже знаю.

— Вот-вот! — воодушевилась мама, — Петька взял и уехал, понимаешь, в эту свою Европу, а она тут одна, без его помощи, сколько слёз пролила! И помочь было некому — муж-то у неё помер, когда Петьке семь было…

— Всё это я знаю, — перебил её Геннадий, — я ей лично много раз помогал, один только трёхстворчатый шкаф чего стоит…

— Ты единственный из всех сыновей нашего дома с мамой остался, помощник мой ненаглядный! А знаешь, что мне Тамара Михайловна на той неделе сказала? Хотела бы я, говорит, такого сына, как у тебя! — в этот момент мама прослезилась, — Гешенька мой ненаглядный, хороший мой мальчик…

Сердце Геннадия дрогнуло, но намерение было твёрдым. Он приобнял маму за плечи, посадил на диван, сел рядом и сказал:

— Мама, я тебя правда понимаю, и мне жаль, что ты так глубоко всё это переживаешь… Но знаешь, что я заметил? Что взрослые люди, вырастают либо хорошими мальчиками и девочкам, помогающими маме и всю жизнь живущими вместе с ней, не имея своей собственной семьи, а порой даже друзей; либо живут свою собственную жизнь, как тот же Петька в Европе — строят карьеру, женятся, рожают детей, заводят друзей, путешествуют, и так далее! Либо так — либо этак, и никак иначе… И я устал относиться к первой категории.

***

Тут Геннадия из воспоминаний вырвало очень странное событие — окна на одном из девятиэтажных домов, видимых с балкона, загорелись в виде цифры 3, как бы её следовало написать, указывая индекс на почтовом конверте. Сначала Геннадий решил, что ошибся, затем подумал, что-то вроде «Надо же, как бывает! Ну вылитая же тройка…», а после этого не знал, что и подумать, потому что «почтовая» тройка вдруг сменилась на точно такую же четвёрку, а через пару секунд на восьмёрку, после чего все окна разом погасли. Затем это повторилось снова. И снова. И снова…

Геннадий зажмурился и потряс головой, а когда открыл глаза, то обратил внимание на потухший остаток сигареты в руке. Он быстро перевёл взгляд на дом, только что составлявший из окон почтовые цифры, но дом стоял абсолютно тёмный и, кроме освещённых окон единственного подъезда, и никаких признаков жизни не подавал.

Геннадий усмехнулся странному видению, бросил окурок в трёхлитровую банку из-под помидоров, служившую ему пепельницей, и вошёл обратно в свою комнату. Бардак стоял грандиозный, впрочем, как всегда, и вещи его валялись, где ни попадя. Перешагнув через коробку с настольными играми, Геннадий остановился и прислушался. Мама, обиженно хлопнувшая входной дверью, ещё не вернулась. Сын за неё не волновался по той причине, что точно знал, что сидит она сейчас у своей подружки Любочки с первого этажа, пьёт чай с печеньем и жалуется на него, Гешика, который «ещё совсем недавно был таким хорошим мальчиком»…

Прислушавшись к себе, как учила Катерина, Геннадий почувствовал, что душа его просит тотчас же поехать к ней, расцеловать её и рассказать всё: что он решился, он сообщил маме, при этом будучи вежливым, но твёрдым, и что он действительно переезжает жить к ней, к Катерине!

А свои вещи из маминой квартиры он начнёт перевозить завтра.

Глава 2

Завтра наступило быстро. Наобнимавшись вдоволь с Катериной и заправившись растворимым кофе с бутербродами в качестве завтрака, Геннадий неторопливо вышел из подъезда возлюбленной и неторопливо двинулся в направлении автобусной остановки, по пути прикидывая, что из его вещей можно перевезти сегодня, а что отложить до завтра.

На остановке сидела хрупкая старушка в полу-прозрачном оранжевом платочке, прошитым блестящей нитью, и держала в руках маленькую сумочку. Увидев Геннадия, старушка сначала почему-то немного удивилась, а затем стала внимательно изучать его. Геннадий, не привыкший к такому пристальному вниманию вне своего школьного кабинета, немного занервничал и, как бы невзначай повернувшись к старушке спиной, закурил. Тем не менее, через несколько секунд он услышал позади себя робкий голос:

— Молодой человек, извините… Можно вас на минутку?

Тяжело выдохнув дым и натянув вежливую улыбку, Геннадий обернулся:

— Да?

— Молодой человек, присядьте ко мне, пожалуйста! Всего на минутку. На лавочке ещё много места, — дружелюбно попросила старушка.

Приученный слушаться старших, Геннадий затушил сигарету об урну и покорно приземлился на противоположенный край лавочки, подальше от старушки. Старушка же придвинулась ближе и, жестом попросив его подставить ухо, спросила:

— Только один вопрос. А вам как живётся… с этим?

Геннадий, решивший, что что-то не так с его одеждой, осмотрел себя, но не найдя ничего криминального, с недоумением посмотрел на старушку:

— С чем?

— Ну… С вашим знанием. Тяжело вам живётся, или нормально? Просто мне тяжело, — как будто даже прослезившись, призналась она, — и ведь чужому никому не расскажешь! А тут вас увидела, и сразу поняла, что вы из наших. Ну, думаю, со своим-то поговорить можно, в некотором роде всё-таки коллеги…

Старушка смотрела на него покрасневшими глазами и смущённо улыбалась. «Сумасшедшая», — осенило Геннадия.

— Извините, — сказал он как можно мягче, — я вижу, что у вас что-то случилось и я вам очень сочувствую, но, к сожалению, ничем не могу помочь. И понятия не имею, о чём вы говорите… О, а вот и мой автобус! — с облегчением заметил школьный учитель, завидев вдалеке транспорт со знакомыми цифрами. Он немного побаивался сумасшедших.

— А-а, — разочарованно протянула старушка, — так вы ещё не ходили…

Геннадий вежливо попрощался, поднялся с лавочки и быстро пошёл в сторону автобуса, уже распахнувшего для пассажиров свои двери.

— Меня зовут Алла Семёновна! — донеслось ему в спину, — рано или поздно пойдёте же — никого там не знаете, а тут уже хотя бы со мной знакомы…

«А может, не сумасшедшая? Выглядит адекватной, — подумал Геннадий, — просто меня с кем-то перепутала…».

Поднявшись по ступеням в салон автобуса, он обернулся, чтобы ещё раз посмотреть на странную старушку, и лёгкий холодок пробежал по его спине — ни на скамейке, ни вокруг старушки не было.

Глава 3

Весь день до вечера Геннадий вынужден был провести в маминой квартире, переключаясь между сбором вещей и заверениями, что мамина стряпня для него всегда будет самой вкусной, и что любовь к Катерине никак не уменьшит его сыновью любовь к родительнице. В этой суматохе учитель математики совершенно забыл про странные цифры на доме, однако, когда он в очередной раз вышел на балкон, первое, что он увидел на фоне только что завечеревшего неба, была гигантская цифра три. Затем четыре. Затем восемь… И так по кругу. И как бы Геннадий ни зажмуривался, ни тряс головой, и ни щипал себя за бедро, цифры исчезать категорически отказывались. В результате он даже успел посчитать, что горела каждая цифра порядка 2-ух секунд, перерыв-затемнение между цифрами длился также 2 секунды, кроме цифр 8 и 3. После 8-ки окна не горели порядка 4-ёх секунд. Из всего этого учитель математики сделал вывод, что цифры следовало читать именно в этом порядке — 348. Вдруг ему пришла в голову идея. Докурив, он решительным жестом закрутил крышку на бывшей помидорной банке, и отправился на кухню.

С большим трудом оторвав маму от увлекательного занятия — чистки железного чайника со свистком до состояния зеркала, он почти насильно привёл её на балкон. Убедившись, что окна на доме по-прежнему складываются в почтовые цифры, сын начал с мамой следующий разговор:

— Мама, скажи мне, что ты видишь.

— Вижу, что потеряю я тебя с этой Катериной!

— Нет, мама, не про это. Что ты сейчас видишь буквально? Посмотри в окно!

— Ничего не вижу! Темно…

— Совсем ничего?

— Ну, месяц вижу. Луна растущая, завтра благоприятный день для пересадки и подкормки цветов. Так в «Урожае» писали…

— Да нет же. Ты видишь вон те цифры?

— Какие цифры? — не понимала мама.

— Ну вот же, на доме, окна! Горят в виде цифр, цифры сменяют друг друга…

Мама с тревогой посмотрела на сына, немного помолчала и неожиданно изрекла:

— А знаешь, Гешик… Может быть, и хорошо, что ты встретил эту свою Катерину. Ты у меня, конечно, хороший учитель математики, толковый, но нельзя же, ей-богу, столько думать о работе — этак и свихнуться можно! Цифры уже какие-то тебе мерещатся… Хотя сейчас ты вообще-то в отпуске. Что же будет, когда начнётся учебный год?!.. Я думаю, тебе стоит показаться врачу. Ну, знаешь? Этому…

Мама, подкрепившая свои последние слова неопределённым жестом рукой у виска, выглядела обеспокоенной. Геннадию вспомнилась странная утренняя старушка, и её фраза «я сразу поняла, что вы ИЗ НАШИХ», заиграла новыми, пугающими красками.

Нервно сглотнув слюну, Геннадий повысил голос, в котором было больше отчаяния, чем раздражения:

— Не надо мне никакого врача, я совершенно здоров! Неужели ты и правда не видишь цифры?! Вот же они!!!..

И учитель математики указал маме рукой в сторону странного дома, и ещё хотел что-то добавить, но осёкся — дом стоял безжизненный и тёмный, и только окна подъезда светились тусклым жёлтым светом.

***

Примерно через час, когда одежда Геннадия была уже почти собрана в 2 больших ярких пакета с логотипами маркет-плейсов, его неутомимая родительница снова решила заявить о своих материнских правах, причём в этот раз сделать это в духе трагического самоотречения. Тихо, как приведение, она возникла в дверном проёме комнаты сына, сомкнув губы в тонкую линию благородного страдания, и покорно глядя в пол, сказала негромко:

— Гешик, я решила.

Сидящий на корточках спиной к двери и складывающий полосатый свитер в яркий пакет сын от неожиданности вздрогнул так, что чуть не упал с корточек.

— Ну вот, опять началось, — вздохнул он себе под нос и, повернув голову, устало спросил, — и что же ты решила, мам?

— Что я переезжаю жить к Любочке! Я с ней уже переговорила. И она не против.

— Зачем тебе переезжать?! — изумился Геннадий.

В ответ мама немного помолчала, после произнесла самым трагическим голосом:

— Чтобы не мешать тебе жить, сынок…

— А с чего это ты решила, что мешаешь мне жить?.. Это совершенно не так, — ответил школьный учитель, поднимаясь с корточек.

— Ну как, с чего… — с грустной покорностью ответила мама и глубоко вздохнула, — ты не думай, что я старая, глупая и ничего не понимаю. Ты у меня мальчик взрослый, вон уже и седина пробиваться начинает… И значит — мама тебе уже не нужна! А я в этой квартире свои правила прошу соблюдать, внимания прошу, и вообще… Хожу тут, понимаешь, взад-вперёд. И тебе, взрослому, настолько всем этим мешаю, что ты готов даже от меня съехать. Причём, к первой же попавшейся женщине!.. Вот я и хочу переехать жить к Любочке, чтобы любимому сыну в своей же собственной квартире жить не мешать…

Геннадий закрыл глаза ладонью и глубоко вздохнул:

— О, господи… Так, мама, во-первых! Ты мне жить не мешаешь, не говори ерунды, если бы это было так, то я бы съехал от тебя ещё лет 20 назад. А во-вторых, Катерина — не первая попавшаяся женщина! Мы с ней, вообще-то, уже целый год встречаемся. А до этого почти год дружили. И меня, если честно, очень расстраивает, когда ты о ней так говоришь — первая попавшаяся… И переехать я к ней хочу не потому, что ты мне мешаешь жить, а потому что я её люблю. Не отводи глаза, тебя я тоже люблю! И не переживай, пожалуйста — одно другому никак не противоречит.

— Как это, не противоречит? — недоверчиво спросила мама, глядя исподлобья.

— Ну как… — сын даже растерялся от такого вопроса, — потому что это немного разные чувства. Вот ты деда Костю, папу своего, любила?

— Ну конечно, любила, — проворчала мама, которой не очень нравилось, что сын перехватил инициативу в разговоре, — и люблю. Это же папа мой…

— А моего папу, своего мужа, ты любила?

— Любила, — признала мама, — поэтому замуж за него вышла и тебя родила! И ещё бы дочку родила, как мы с ним хотели, если бы Петя ни умер так рано… а что?

— Твои чувства к ним противоречили друг другу? Любовь к папе мешала тебе любить мужа? Или наоборот?

— Хм, — задумалась мама, — пожалуй, что нет… Ничему это не мешало. Ох, сынок! На самом деле, я знаю, что ты меня любишь. И я тебя тоже так сильно люблю! Поэтому и беспокоюсь, как любая мать беспокоится о своём ребёнке, сколько бы лет тому ни было… Ты сейчас совершаешь такой важный шаг, от меня отделяешься, а я за 42 года твоей жизни привыкла, что ты всегда здесь, рядом со мной, и мне не надо за тебя лишний раз волноваться и переживать!

Учитель математики шагнул к маме и обнял её, после чего взял за плечи и, глядя в глаза, произнёс:

— Я понимаю, что ты волнуешься. Но я никуда не пропадаю, всегда буду с тобой на связи, и мы будем часто видеться. В конце концов, ни в другой город же я переезжаю!

— Слава богу, да, — кивнула мама и некоторым облегчением улыбнулась.

— Ну, раз мы всё выяснили, тогда позволь, я продолжу собираться, — улыбнулся в ответ Геннадий и наклонился к пакетам, но вновь услышал мамин голос:

— Гешик… Ты только не ругайся, но… может быть, мне всё-таки стоит переехать к Любочке?

— Мама, ты опять?! — простонал учитель математики, распрямляясь.

— Ну, я подумала… — замялась мама, — ты бы перевёз свою Катерину сюда, в эту квартиру! А я бы всегда рядом была, в гости бы к вам ходила, готовила бы для вас, помогала в быту…

— Мама, нет! Даже не думай, — отрезал Геннадий, и вытащил из кармана телефон, как раз в это время зазвонивший приятной инструментальной мелодией. Ответив Катерине (а это звонила именно она), что он уже выезжает, учитель математики сложил оставшуюся пару свитеров в пакет, поцеловал в щёку всё ещё расстроенную маму, пообещав позвонить сразу же, как доберётся до Катерины, и вышел из квартиры, чтобы вызвать такси и покурить у подъезда в ожидании машины.

Глава 4

Весь вечер, ночь и последующее утро Геннадий прибывал в подавленном состоянии духа — и вовсе не из-за мамы. Странный дом с загадочными цифрами беспокоил его всё больше, ни давая забыть о себе ни днём, ни ночью.

Ему приснился странный сон: молодой субтильный мужчина в сером костюме, с зализанными на пробор волосами и в очках в роговой оправе встречает его в подъезде того самого странного дома, и журит Геннадия за то, что тот долго не приходил, хотя он его вызывал. И что если он продолжит игнорировать приглашение, то, к сожалению, мужчины, в жизни школьного учителя могут произойти самые ужасные события. После чего появляется маленькая девочка с большим розовым рюкзаком, которая неторопливо бредёт, шаркая ногами, не разбирая дороги и погрузив нос в телефон. Девочка, не замечая, толкает мужчину в очках, и неожиданно тот рассыпается на множество маленьких разноцветных окошек.

От неожиданности Геннадий проснулся, и ещё долго лежал с открытыми глазами рядом с мирно сопящей Катериной, бесцельно бродя взглядом по высокому потолку её квартиры-сталинки. Пролежав так минут двадцать и окончательно убедившись, что заснуть снова уже не получится, он встал и начал собираться к маме за второй партией своих вещей.

Катерине учитель математики решил пока ничего поговорить про странный дом с мигающими окнами, а то, чего доброго, тоже посчитает, что он не в своём уме. А уж тогда, конечно, она наверняка его бросит и выгонит обратно к маме — никто не хочет жить с сумасшедшим…

Оставив любимой записку о своих планах на сегодня и о том, как сильно он её любит, а также неумело нарисовав внизу записки кривое сердечко, Геннадий тихонько закрыл дверь квартиры и пошёл в сторону остановки. Дойдя до самой остановки, он поймал себя на мысли, что с любопытством и даже какой-то надеждой выглядывает вчерашнюю странную старушку, но всё было напрасно — остановка была пуста и безлюдна, и никто не мог ему объяснить, что за ерунда с ним происходит.

Впрочем, когда он задумчиво смотрел в окно, устроившись на мягком, слегка потёртом сидении автобуса, он снова увидел нечто, выходящее за рамки привычного. Обыкновенная на первый взгляд девушка — невысокая, в спортивном костюме и с короткими волнистыми волосами, шла спиной, то есть задом наперед. Геннадий всё ждал, что вот сейчас она развернётся и пойдёт обычным образом, каким ходят все люди, но вместо этого девушка поймала на себе его взгляд, и словно узнав его, улыбнулась и приветливо махнула рукой. Геннадий быстро отвёл глаза.

«Вот психов-то развелось, — подумал он с тревогой, — и как-то подозрительно единодушно они стали принимать меня за своего… Ни к добру это, ох, ни к добру!»

И Геннадий, справедливо решив, что на его долю выпало уже слишком много странностей за последние двое суток, решил немного проветрить голову, из-за чего вышел на несколько остановок раньше.

Когда до маминого дома оставалось две с половиной остановки, он услышал за спиной чей-то тихий голос, зовущий его по имени, и похолодев, застыл на месте, успев подумать уже как-то безнадёжно: «Ну вот, уже и слуховые галлюцинации начались… Может, мама права и мне действительно пора к врачу?», но затем узнал голос и с облегчением обернулся. К нему подходила Таня Баева, его бывшая одноклассница-отличница, девушка из очень религиозной семьи, которая так и осталась жить с мамой и бабушкой. Они никогда особо не общались, поэтому Геннадий не видел её уже очень давно, более 10-ти лет, прошедших с последней встречи одноклассников на 15-летие выпуска. Поэтому ему сразу бросилась в глаза седина в её аккуратно заплетённой косе, морщинки на бледном лице, и стоптанные туфли без каблука под длинной, тёмного цвета, юбкой. В глазах бывшей одноклассницы появилась затаённая грусть и даже как будто какая-то безнадёжность. И только застенчивость и неловкость по-прежнему остались при ней, словно она всё ещё была той робкой школьницей, которая не имеет права ни на какие действия, кроме зарабатывания очередной пятёрки.

— Привет, Гена! — тихо сказала Таня, грустно улыбаясь, — давно тебя не видела. Как дела? Работаешь всё там же?

— Дела вроде ничего, работаю всё там же — в нашей школе, учителем математики, — ответил Геннадий с косноязычностью человека, который понятия не имеет, как и о чём говорить со знакомым, но совершенно не близким человеком, — а что у тебя? Как работа, как жизнь вообще?

— Мама болеет… — вздохнула девушка, — бабушку схоронили два года назад.

— Сочувствую. Нелегко терять близких…

— Спасибо… А твоя мама как? Я помню, как ты пропускал школу, чтобы поддержать её после смерти твоего отца…

— Слава богу, сейчас здорова. Ну… Для её возраста.

— Слава Богу, — повторила за ним Таня и наскоро перекрестилась, — ну и дай ей Бог здоровья, пускай живёт как можно дольше.

— Спасибо, — сдержанно поблагодарил Геннадий, воспитанный мамой и советской начальной школой в атеистическом ключе.

Немного помолчав, Таня решила сменить тему.

— А у меня подруга переехала в 64-ий дом, по Ленина. Я к ней в гости иду.

Геннадий хотел было спросить, почему она не поехала на общественном транспорте, а идёт пешком, но вновь скользнул взглядом по её стоптанным туфлям, и передумал. Вместо этого он сказал:

— Моя мама живёт в 63-ем. Может, пойдём, чтобы не терять время?

— Да, конечно, поговорим по пути.

И бывшие одноклассники продолжили путь.

— Я почему-то всегда думала, что твоя мама живёт дальше, в 67-ом доме или в 69-ом… Ты всё ещё живешь с ней?

— Да… То есть, нет. Не совсем… Уже пара дней, как не живу.

Таня резко сбавила ход и удивлённо посмотрела на бывшего одноклассника. На её лице был заметен целый коктейль из эмоций: восхищение, зависть, печаль, любопытство… Было видно, что ей интересна причина его переезда, его рецепт выхода на свободу, в свою собственную жизнь… Но неловкость победила и, вновь прибавив шаг, она сказала только:

— Понятно.

Дальше какое-то время они шли молча.

Наконец Геннадия осенило — какая же это удачная встреча! Такой шанс узнать больше информации о странном доме нельзя было упускать.

— Таня, а ты знаешь кого-нибудь из 8-ого дома, по улице Рабочей?

— Конечно, знаю, — кивнула Таня, — Костя Хохлин… Валентина Семёновна, наша химичка… Если не ошибаюсь, Мадина из «В» класса, с нами на параллели училась. Помнишь её?

— Помню, но смутно. Только… Все они жили в 7-ом доме.

— Ну да, ты спрашиваешь, я и отвечаю — в 7-ом доме они жили! Уже не живут давно — Костя переехал в Москву, про Мадину ничего не знаю, может, и живёт, а Валентины Семёновны уже 10 лет, как в живых нет. Царствие ей Небесное, — и Таня снова перекрестилась, — а почему ты спрашиваешь?

— Да просто так, из любопытства… Спасибо за информацию. Правда, я спрашивал не про 7-ой дом, а про 8-ой… Но всё равно спасибо!

— «Ни про 7-ой дом, а про 7-ой», — задумчиво повторила Таня и очень робко, но внимательно посмотрела на Геннадия. Вновь почувствовав неладное, он уже хотел было сменить тему, но сначала решил удостовериться.

— Восемь, — сказал он громко.

— Что «восемь»? — не поняла Таня, и посмотрела на бывшего одноклассника ещё внимательнее. Желая отвести собеседницу от ненужных вопросов и догадок относительно его адекватности, Геннадий перешёл в наступление.

— А можно вопрос? Личный?

Таня заметно напряглась и даже немного нахмурилась, но коротко кивнула.

— А почему ты так и не съехала от мамы? Ты же красивая, и всегда была! И умная, в школе была отличницей, и готовишь хорошо. На уроках труда мне твои пироги больше всех нравились… Да всем нам, пацанам, они очень нравились! Мы твои всегда первыми съедали.

Таня грустно усмехнулась, но, немного помолчав, всё же ответила:

— Спасибо за пироги, мне приятно. Мама их тоже очень любит, до сих пор жалеет, что я не пошла в кулинарный. Почему я не съехала от неё? Да не сложилось как-то, знаешь… Хотя пару раз возможности были — меня, как лучшего архивариуса, звали работать в Питер. Ну, и… был один человек, на свидания звал… и замуж. Мне он нравился… Но, видимо, Бог меня от этого отвёл! Значит, не моё это было.

— Он не понравился маме, да? — тихо и понимающе спросил Геннадий.

— Угу, — грустно кивнула Таня, и добавила, — и бабушке тоже.

Геннадию стало искренне жаль бывшую одноклассницу, эмоции которой он проживал и сам. Ему захотелось её встряхнуть, подбодрить, открыть ей глаза…

— А тебе самой разве никогда не хотелось?.. Отделиться, почувствовать себя наконец взрослой и самостоятельной, начать жить собственную жизнь?! Ни мамину и ни бабушкину, а отдельную, СВОЮ?..

Таня хмуро молчала. Какое-то время они шли каждый в своих мыслях. Было видно, что в девушке что-то боролось. Наконец, она произнесла:

— А куда они без меня, Гена? Кто им поможет, кроме меня? Всегда так думала, а уж теперь, когда осталась только мама, да и та болеет, тем более. Всегда я им нужна… И всегда была нужна, и всегда буду!

— Видимо, им ты всегда была нужна больше, чем самой себе… Ведь так? — задал очередной вопрос Геннадий, и тут же понял, что перегнул палку, — извини, Тань! Наверное, это уже чересчур… Я не хотел тебя обидеть. Просто я тебя слишком хорошо понимаю…

Таня резко остановилась. Повисла пауза. Затем бывшая одноклассница засуетилась и натянуто улыбнувшись, сказала, что якобы вот только сейчас вспомнила — ей надо по пути зайти за постным тортом, так как сейчас идёт Петров пост. После чего спешно попрощалась, свернула в переулок к ближайшему супермаркету, и очень быстро скрылась из вида.

«Бедная девушка, — подумал Геннадий, удивлённый внезапной проворностью бывшей одноклассницы, и одновременно терзаемый чувством вины за бестактность, — всю жизнь прожить, будучи ненужной самой себе, хотя… Кто бы говорил! Сам бы точно также жизнь прожил, если бы ни Катерина. Теперь страшно даже подумать… Как же всё-таки хорошо, что я встретил мою Катерину!» При мысли о любимой лицо его расслабилось, он сошёл с тротуара на дикий газон из хаотично растущей травы, чтобы никому не мешать, с удовольствием закурил, и стал наблюдать за миром вокруг: было тепло, светило солнце, прохожие в футболках и платьях, торопясь, переходили дорогу на зелёный свет, автомобилисты покорно ожидали, когда можно будет снова помчаться по своим делам. «А жизнь не так уж и плоха, если вдуматься, — мысли в голове Геннадия потекли спокойные и приятные, как красивое и складное уравнение, и он был рад поддаться им, — если у тебя есть любимая работа, крыша над головой и любимая девушка…»

Из благостных мыслей Геннадия вырвала новая странность. Светофор, до этого момента работавший совершенно обычно, вдруг взорвался снопом искр, а после этого не погас, а стал показывать уже знакомые учителю математики цифры: 3, пауза, 4, пауза, 8, большая пауза… И снова, и снова, и снова… Да что же это такое?!!!

После 3-его повторения Геннадий просто зажмурился, дрожащей рукой выкинул сигарету в траву, и почти бегом припустил в направлении маминого дома.

Глава 5

Добежав до аллеи, на которую смотрел торцом дом номер 63 по улице Рабочей, Геннадий решил немного успокоиться, всё обдумать, а также составить дальнейший план действий. Обычно пустая в это время аллея не изобиловала людьми и в этот раз. Разве что на дальней лавочке сидела пара бабушек. Их Геннадий знал визуально, но не знал по именам, т. к. они были не местные, а просто прогуливались периодически скандинавской ходьбой вокруг да около, после чего любили, воткнув палки в рыхлую землю с островками старого асфальта, отдохнуть на лавочке в тени аллеи. Поздоровавшись с бабушками и дождавшись ответного пожелания доброго утра, Геннадий опустился на лавочку и снова закурил — под клубы табачного дыма ему всегда думалось лучше.

«Итак, что мы имеем… Есть странный дом, который как будто пытается мне что-то сказать. Есть странные люди, которые ведут себя так, как будто мы с ними знакомы или имеем общие секреты, но это не так. Или это так, просто я этого не помню? Хм… Также, есть обычные, нормальные люди, которые почему-то игнорируют странный дом, словно не могут даже услышать его номер, не говоря о том, чтобы увидеть странные цифры, которые тот составляет из светящихся окон. И есть я, который, видимо должен в этом всём разобраться… Как попробуем решить это уравнение? Применим бритву Оккама?.. Тогда самое простое объяснение — я действительно сошёл с ума, и у меня галлюцинации. Или ещё хуже — опухоль в мозгу. Но тогда меня выдавало бы моё поведение, и мама бы заметила… Ученики… А главное — Катерина. Точно! Катерина, как психолог, обратила бы внимание сразу. У неё же в том числе и психиатры знакомые есть. Да и не стала бы она съезжаться с сумасшедшим. Так что версию болезней, ментальных или физических, оставим как возможную, но маловероятную. Идём дальше, — преподавательская привычка давно проникла во внутренний монолог Геннадия, заставляя его даже с самим собой разговаривать так, словно он сейчас ведёт урок, — допустим, я не сумасшедший. А если я не сумасшедший, тогда что это всё, чёрт возьми, значит?!! Или…» — и он на всякий случай оглянулся, уже полностью готовый увидеть, что угодно: от коллектива старой телепрограммы «Розыгрыш» с видеокамерами и цветами, до иностранного гражданина с тростью с набалдашником в виде головы пуделя, а также готов был узнать, что где-то Аннушка уже разлила для него, атеиста, масло… Но на аллее не было никого, кроме него и бабушек, которые с энтузиазмом спорили на увлекательную тему, какой кефир дешевле, полезнее и вкуснее. Впрочем, как он услышал краем уха, одну из пенсионерок действительно звали Аннушкой.

Повернувшись обратно, Геннадий продолжил свои размышления.

«А может быть, это просто эксперимент? И я каким-то образом попал в подопытные? М-да, — заключил Геннадий, — в этом уравнении слишком много неизвестных. Но решать его как-то надо! Так, мне нужен план. Хорошо… Тогда предварительный план действий такой: сегодня вечером надо поговорить с Катериной, она как психолог, сможет оценить профессиональным взглядом степень моей нормальности. Если она скажет, что я не в норме, то завтра нужно будет записаться к врачу, чтобы проверить мозг. Ну, а пока… Ё-моё, страшновато, конечно! Но надо сходить на разведку к злосчастному дому номер 8. Всё — выдохнул, пошёл…». И, затушив сигарету, Геннадий решительно встал со скамьи и направился в сторону пугающего дома.

Через несколько шагов школьного учителя осенила идея — ну, конечно! Для начала он может посмотреть этот дом на карте города. Возможно, карта сможет подсказать, что с этим домом не так?

Он остановился, вытащил из кармана смартфон и забыл в приложении адрес: ул. Рабочая, д. 8. К его удивлению, приложение начало лагать — дом номер 8 мерцал. Он то появлялся на карте, то исчезал с неё. Телефон в руке Геннадия при этом стал очень быстро нагреваться. Тогда испугавшийся за девайс учитель математики быстро вышел из приложения, закрыл вкладку и нажал на кнопку питания. Экран погас, и телефон стал постепенно остывать. Раздосадованный и озадаченный ещё больше, Геннадий немного нервно вздохнул и продолжил свой путь до странного дома.

Глава 6

Злополучная многоэтажка в лучах июньского солнца совсем не выглядела пугающей — обычная серая панелька, 1 подъезд, 9 этажей. Геннадий остановился метрах в ста, чтобы сначала рассмотреть дом на расстоянии. Сердце учителя математики колотилось, как бешеное.

Но, чем дольше и внимательнее вглядывался Геннадий, тем больше он успокаивался. Дом выглядел совершенно обычным: на застеклённых лоджиях сушились полотенца и громоздились коробки, из окна 7-ого этажа кто-то курил, периодически стряхивая пепел на улицу; на 3-ем или 4-ом этаже звонко и заливисто плакал ребёнок; в окнах отражались солнечные лучи, пластиковые окна много где были открыты на проветривание.

Геннадий решил подойти поближе, и осмелев, дошёл до самой лавочки у подъезда. И по-прежнему не увидел ничего необычного: на потрескавшейся спинке лавочки было выцарапано «Наташа, я тебя люблю», в кривой переполненной урне, стоящей рядом, плотно, как селёдки в бочке, лежали пивные банки и бутылки, щедро пересыпанные окурками, а перед окнами слева у подъезда были кем-то любовно и аккуратно высажены мелкие синие цветочки. Дом, как дом, каких множество по всей стране. Старые спальные районы во всех городах страны застроены именно такими домами. Вдруг из одного открытого окна заиграли знакомые аккорды, означающие начало теленовостей. Мама Геннадия, как и большинство людей её поколения, регулярно смотрела телевизор и любила после этого созвониться с подругами, чтобы вместе поругать «проклятую Америку» и повозмущаться разврату в Европе, а после перевести разговор на свои низкие пенсии и ежемесячно дорожающие продукты. Геннадий инстинктивно вынул из кармана смартфон и посмотрел на время. Было только восемь часов утра, хотя обычно, сколько он себя помнил, новости начинались в девять. Но не успел школьный учитель подумать о причинах неожиданной перемены телепрограммы, как из-за его правого плеча беззвучно возник молодой и очень худой парень лет двадцати в модной дырявой футболке и направился к подъезду дома. У самого подъезда он неожиданно обернулся и посмотрел на Геннадия.

— Извините, а вы ни подскажете — сегодня ещё дают? Я вчера съел что-то не то и не смог получить…

— Что дают? — вежливо уточнил Геннадий, уже начавший привыкать к странностям.

— А вы разве не…? — начал парень и вдруг осёкся. Он немного подумал и в его взгляде скользнуло недоверие, — а как же вы тогда можете…? — снова недоговорил парень, оглянувшись на дом, после чего заговорил быстро и как бы между прочим, — ну, это, тогда ладно. Извините за беспокойство.!

После чего он подошёл к двери подъезда и набрал трёхзначный код.

После пары сигналов дверь открылась, и парень исчез в глубине подъезда. Пока Геннадий, пялясь на дверь, тщетно старался понять, как связать воедино все эти странности, кто-то неожиданно толкнул его сзади. Пошатнувшись, но всё-таки удержав равновесие, Геннадий повернулся и увидел школьницу, класс 2-ой или 3-ий, с большим розовым рюкзаком, которая шла, погрузив нос в смартфон и не заметила, как налетела на учителя математики. «Извините», — рассеянно буркнула девочка. «Ничего страшного», автоматически ответил учитель математики, но девочка, даже не подняв головы, побрела дальше своей шаркающей походкой. Геннадий открыл было рот, чтобы вдогонку спросить, из какой она школы, но вдруг осёкся — сейчас же июнь, во всех школах каникулы, и уж кому этого не знать, как ему — школьному учителю… Пока Геннадий размышлял об этом, девочка успела скрыться за углом дома, и только в этот момент он понял, где он уже видел эту девочку — в своём собственном сегодняшнем сне! С той лишь разницей, что в реальности девочка врезалась ни в странного мужчину в очках, а в него самого, в Геннадия…

— Гешик! Что ты здесь делаешь, да ещё в такую рань? Ты же за вещами ближе к обеду приехать собирался! — неожиданно услышал он издалека голос матери.

— А, доброе утро, мам, — Геннадий обрадовался родительнице, как «тонущий» у доски двоечник радуется звонку окончания урока, и быстро пошёл ей навстречу, — да так… Не спалось, вот и решил приехать пораньше.

— Почему не спалось? Поругались с Катериной? — спросила мама с едва скрываемой надеждой.

— Да нет, просто шторы забыл перед сном закрыть, и утром солнце светило мне прямо в глаза, — приврал Геннадий для усыпления маминой бдительности, не желая поднимать снова тему странного дома и цифр. Врать он не любил и делал это только в исключительных случаях, но сейчас был именно такой случай, — ну, а потом из дома вышел, гляжу — погода хорошая. Вот я и решил пешком до тебя прогуляться.

— Ну, теперь всё понятно, — улыбаясь, кивнула мама, — а я вот на рынок собралась. Любочка сказала, вчера туда клубнику вкусную привезли! И недорогую.

— Отлично, — поспешил ответить Гешик — значит, сходим вместе. Может, тебе ещё что-нибудь там надо? Если что, я донесу. Кстати, мам, а с чего это новости вдруг передвинули на восемь утра? Сколько себя помню, всегда начинались в 9.

— Кто тебе такое сказал? — удивилась мама, — никуда их не передвинули, в девять часов идут, как обычно. Я поэтому и вышла пораньше, чтобы к утреннему выпуску успеть.

— А-а, понятно, — протянул Геннадий и украдкой оглянулся на отдаляющийся дом номер восемь, который снова приобрёл ореол чего-то мистического и зловещего, и даже, как будто насмехался над школьным учителем. Геннадий легонько потряс головой, чтобы прогнать неприятное ощущение и тут же с облегчением обратился в слух, так как мама завела свою любимую тему — обсуждение личной жизни и внешнего вида артистов и ведущих из телевизора. И, как обычно, стала требовать от сына полного внимания и погружения в тему. Обычно слушающий из вежливости, сейчас Гешик был рад подвернувшейся возможности занять себя чем угодно, лишь бы ни тревожными мыслями о таинственном доме.

Глава 7

Вернувшись домой прямо к 9-ти часовому выпуску новостей, мама предложила сыну второй завтрак из всего, что тот найдет в холодильнике. После этого она поспешила в свою комнату, откуда уже через 5 секунд зазвучали бодрые аккорды, означающие начало теленовостей. Геннадий после всех странностей общем-то и не думал отказываться от предложенного завтрака — после всех волнений есть ему хотелось просто нестерпимо. В холодильнике он нашёл холодец, борщ, пару варёных яиц и открытую банку зелёного горошка. Борщ в такой ранний час школьного учителя не вдохновлял, а вот холодец с яйцами и горошком он употребил с большим удовольствием, обильно полив последние два продукта майонезом. Зелёный горошек имел немного странноватый вкус, или ему так показалось (в последнее время Геннадий уже не был уверен в верности своих чувств и ощущений), в целом же получилось довольно вкусно, а главное — сытно. После второго завтрака на учителя математики вдруг навалилась та самая расслабленность, какую испытывает всякий, кто имел возможность сытно поесть после больших нервов. Геннадий решил заняться оставшимися сборами позже, а пока немного подремать в своей бывшей комнате. На что мама, которая как раз закончила просмотр новостей, предложила сыну отдохнуть в её комнате, которая заодно считалась и залом, после чего тихонько удалилась на кухню. Тем временем Геннадий, который лучше всего на свете засыпал под балет (мама с удивлением открыла в нём эту особенность, когда Гешик ещё даже не ходил в школу; со временем седативное действие этого вида искусства на учителя математики никуда не ушло, а напротив, лишь окрепло и расцвело пышным цветом), устроился на декоративных подушках собранного маминого дивана и переключил вещание на канал «Культура», по которому как раз в это время передавали какой-то балет. Учитель математики тут же стал клевать носом, и на 2-ой минуте какого-то общего танца балерин, отключился. К сожалению, балет довольно быстро закончился, и вместо него начали показывать студию, в которой ведущий и гость, артист балета на пенсии, обсуждали этот самый балет. Геннадий то просыпался и открывал глаза, то вновь проваливался в сон. Наконец ему надоело дремать так беспокойно, и он собрался вставать, но ни тут-то было — его же собственное тело вдруг перестало ему подчиняться. Он старательно напрягал мышцы, но не мог пошевелить даже пальцем. Он попытался ещё раз, и ещё, но результат всегда был одинаковый — у него ничего не получалось. Геннадий испытал подлинный ужас. Он попытался закричать, но и это у него не вышло — голосовые связки ему также не подчинялись. Тогда учитель математики тупо уставился в экран телевизора.

Вдруг ведущий передачи замолчал, посмотрел прямо в камеру (Геннадий мог бы поклясться, что ведущий смотрел непосредственно на него, на Геннадия), покачал головой и выдал:

— Ай-яй-яй, Геннадий Петрович! Что же это вы нас игнорируете?

Геннадий попытался помотать головой в том смысле, что — нет, не игнорирует, но голова на задеревеневшей шее также отказалась выполнять это действие.

— Как это «не игнорируете»? — словно прочёл его мысли ведущий, — мы вас уже столько времени приглашаем зайти, а вас всё нет и нет…

Тут камера переключилась на гостя передачи, сидевшего в любимой позе артистов балета «нога на ногу». Тот, чинно восседая на высоком барном стуле, тоже повернулся на камеру, которая взяла его крупным планом, и пригрозил длинным узловатым пальцем:

— Зря вы так, Геннадий Петрович! Вас же предупреждали о последствиях…

Камера снова переключилась на ведущего:

— Да, и вообще — срочные дела мы вам затягивать не советуем — времени у вас осталось совсем немного.

«Немного?.. Что это значит — немного?!!», — в немыслимом ужасе беззвучно вскричал Геннадий и проснулся. В дверях комнаты стояла удивлённая мама.

— Чего это ты размычался, Гешик? Мычишь и мычишь, как телёнок, — мама хмыкнула, любовно глядя на сына, — сон плохой приснился?

— Вроде того, — ответил Гешик хриплым со сна голосом и, прокашлявшись, сообщил, предупреждая мамины домыслы, — сон был вообще не про Катерину, если что! Мам, слушай, что-то я неважно себя чувствую…

— Температура? — встревожилась мама.

— Да нет, просто душно как будто. Я пойду пройдусь.

— А ты прав, в комнате действительно душновато! Я открою окна, — сказала родительница и, подойдя к окну, открыла его на проветривание, — ну как, лучше?

— Немного… Но я всё равно пойду пройдусь. Прямо чувствую, что мне сейчас это надо!

Мама Геннадия была не из тех, кто упускает шансы.

— А как же эта твоя Катерина? Она же наверняка ждёт тебя…

— За это не волнуйся, мы с Катериной сами разберёмся, — отрезал Геннадий, не желая развивать лишний раз тему возлюбленной.

Однако, мама, наоборот, тему развивать только начала и останавливаться не собиралась:

— Слушай, Гешик… — с затаённой надеждой спросила вдруг она, — а может, ты на самом деле, и сам переезжать не хочешь? Поэтому и время тянешь. Может это просто так, минутная слабость? Ну, как у подростков…

Геннадий, которому всё это уже порядочно надоело, помолчал в ответ, а затем вдруг заговорил тихо и задумчиво:

— Знаешь, мама, а я сегодня, когда к тебе шёл, по дороге Таню Баеву встретил. Помнишь её?

— Конечно, помню! Из твоего класса. Красавица, умница, отличница…

— Как ты думаешь, как она живёт и кем стала?

— Ну… — задумалась мама, — наверное, карьеру сделала, хорошо зарабатывает — с такой-то светлой головой! Ну и замужем наверняка, дети… Такая красавица была — загляденье! Стройная, коса до пояса… Угадала?

— Увы! Всё мимо, — покачал головой сын, — работает, но звёзд с неба не хватает, одета очень бедно, своей семьи нет… А знаешь, почему? Её мама не разрешила ей переехать в Питер, чтобы сделать карьеру и забраковала её жениха. И да, Таня до сих пор с ней живёт.

Воцарилась неловкая пауза. Геннадий между тем продолжал:

— А ты помнишь Курдюковых? Под нами жили 2 года, а потом съехали…

— Ещё бы не помнить! — воскликнула мама, — ну и сволочь этот Мишка Курдюков был! Буйный алкоголик… Ты, главное, уставший, после института, возвращаешься домой, их дверь стал открывать вместо нашей, этаж перепутал, с кем не бывает? А этот индюк как выскочит на тебя с кулаками! Да ещё и милицией угрожать стал, пьяная морда… И меня ещё, как на зло, тогда дома не было, соседи рассказали! Хорошо, что его мать — женщина адекватная, урезонила буйного сынка…

— А ты знаешь, что по статистике 80 процентов взрослых мужчин, живущих с мамой, рано или поздно становятся алкоголиками? — назвал Геннадий цифру, взятую им просто из головы. Впрочем, школьный учитель вполне допускал, что цифра была недалека от правды.

— Да? — удивилась мама, — как странно… А почему? Живи себе на полном пансионе — мама приготовит, мама уберётся, мама за тебя всё решит… Честно говоря, Гешик, мне в это не очень верится!

— Тогда ответь мне, пожалуйста, на вопрос: что будет делать разумное существо… Ну, допустим, слон, запертый в клетку и не имеющий возможности самостоятельно управлять своей жизнью? Он будет радоваться?

— Нет, — возразила мама, — думаю, он будет грустить…

— Вот! А человек будет пить! Или превращаться постепенно в тень самого себя, как Таня Баева.

— Ну, если с этой стороны… Хм, может быть, и правда, конечно… Но ты-то не такой! Ты у меня умный и приличный мальчик. И никогда не стал бы алкоголиком…

— Ты в этом уверена? — скептически спросил в ответ Геннадий, — а ты вот вспомни, когда меня бросила Лера, как часто я пил?

— Я… Уже не помню, — вдруг замялась мама.

— А я помню. Каждый день, мама! Я пил каждый день. Почти 3 недели выпивал ежевечерне по 2 бутылки. Минимум…

— Ну так пива же… — немного жалобно и, словно оправдываясь, пролепетала мама.

— Ага. И до развития пивного алкоголизма мне оставалась всего лишь 1 неделя! Ты знала, что пивной алкоголизм — точно такой же, как обычный, и для его появления достаточно «всего лишь» пить пиво каждый день в течение месяца?!.. — говорил Гешик уже с полным осознанием собственной правоты, потому что действительно читал об этом медицинском факте, — и если бы к нам в школу в тот период не устроилась работать Катерина и не помогла бы мне справиться, где сейчас бы я был? В вытрезвителе? Под забором? А может быть, заснул бы зимой пьяный в сугробе, и лежал бы уже где-нибудь за оградкой и под памятником!!!

— Гешик! — расширив глаза, страшным голосом одёрнула его родительница, — что ты такое говоришь?! Про оградку и про памятник… Ты у меня всегда был таким тактичным, таким послушным… Как ты можешь сейчас говорить такое матери?!!

— Смотря, чего хочет мать, — неожиданно прямо ответил учитель математики и посмотрел уверенным и одновременно немного сожалеющим взглядом прямо в глаза матери.

— В смысле? — не поняла та.

— Чего ты по-настоящему хочешь: чтобы я был послушным или счастливым? Послушным алкоголиком… Или трезвым, свободным и счастливым человеком?!..

По маминому лицу как будто скользнуло нечто, вроде осознания. Оно явно давалось ей нелегко, внутри неё шла борьба, но мама кивнула и даже заставила себя слегка улыбнуться:

— Ты, наверное, прав… Конечно же, я хочу, чтобы ты был счастливым! И трезвым. Но мне нужно время, Гешик! Больше сорока лет мы с тобой прожили вместе, а теперь мне на старости лет придётся привыкать к другому… Нелегко переучиваться в мои годы.

— Конечно, мам, я и не жду, что всё произойдёт мгновенно! Но потихоньку ты привыкнешь…

Геннадий обнял мать и проводил на кухню продолжать готовить винегрет и картошку с салом, после чего быстро обулся и вновь поспешил к таинственному дому.

«В каком это смысле — у меня мало времени?! — на бегу думал учитель математики, вспоминая слова телеведущих из своего сна, — надеюсь, ни как в том фильме, как его… А, точно, „Персонаж“. Помирать раньше времени от своих же часов не очень-то охота! Хотя конкретно от часов точно не получится. Я же их со школы не ношу…»

Вдруг, не пробежав и половины пути, Геннадий резко остановился и лицо его исказила гримаса боли — он почувствовал, что у него неожиданно и очень сильно скрутило живот. Да так, что обратно он бежал уже полноценным галопом, только в несколько скрюченном виде. И только одна мысль его радовала (на сколько возможно было испытывать радость в данной ситуации): ведущие передачи про балет, вероятно, имели в виду именно это обстоятельство, а не его, Геннадия, жизнь.

Глава 8

Сидя в «комнате для раздумий» с телефоном, Геннадий письменно жаловался Катерине на превратности судьбы, не давшей ему продолжить заниматься сбором вещей и отравившей его испортившимся горошком. Хотя себя за рассеянность и неосторожность он корил не меньше. На что от Катерины после выражения искреннего сочувствия прозвучало совершенно фантастическое предложение: она может приехать, чтобы привезти ему какое-то чудо-лекарство, способное мигом улучшить его состояние, а заодно познакомиться с мамой, раз уж так складываются обстоятельства.

Предложение, естественно, было отвергнуто Геннадием со всей категоричностью.

Впрочем, ещё через 30 минут Геннадий был готов уже решительно на всё, хотя на похищение инопланетянами, лишь бы только ему полегчало. Хоть он и упрекал Катерину за некоторое подобие шантажа, т. к. называть название препарата (чтобы до аптеки могла дойти его мама), возлюбленная наотрез отказалась.

— Мама, — несколько тревожным голосом позвал родительницу Геннадий, выходя с очередного «заседания»

— Что, Гешик? — откликнулась мама с кухни, явно думая о чём-то своём, — может, всё-таки тебе чёрного хлеба дать? Он скрепляет. Или бананов поешь, от них тот же эффект.

— Я не про это, — с той же тревожной интонацией сказал сын и замялся, — тут, это самое… Сейчас приедет Катерина.

Лицо обернувшейся мамы было бледным, как мел, а глаза расширились до максимума.

— Куда она… приедет?

— Сюда. К нам…

— Как это? В каком смысле — приедет?!

— В прямом… — выдохнул Геннадий, и поморщившись от очередной колики, инстинктивно прижал к животу руку.

— Что, вот прямо сейчас?!!

Сын коротко кивнул, но тут же уточнил:

— Ну, не вот прямо через 5 минут, она ещё должна собраться. Приедет через час-полтора.

— Погоди, погоди… — оставив нарезку винегрета, мама пыталась собраться с мыслями, — для чего она хочет приехать? И почему именно сейчас?!!

— Привезёт мне какое-то чудо-лекарство. Которое тут же должно помочь.

— Пусть скажет тебе название. Я сейчас свёклу дорежу и дойду до аптеки.

— Отказывается называть! Говорит, что заодно с тобой хочет познакомиться. Ругает меня за то, что я так долго вас не знакомлю…

— Скажи ей, что ты здесь ни при чём! Может быть, это я с ней знакомиться не хочу…

— Мам, ты опять? — с тоскливым укором спросил Геннадий.

— Прости, сынок… Я не специально, просто по привычке, — решила оправдаться родительница, — просто я действительно не готова знакомиться с ней сегодня!

— Но она приедет…

— И что же мне делать, Гешик?!

— Ну, не знаю… Если хочешь, можешь запереться у себя в комнате, и не выходить, пока она не уедет, — предложил Геннадий просто для того, чтобы что-то сказать.

— Вот ещё! — возмутилась мама и гордо вскинула голову, — стану я, как трусиха какая-то, прятаться в комнате! Ладно… Пусть приезжает. В конце концов, всё всегда происходит к лучшему…

— Согласен, мам, я тоже так думаю. Она тебе понравится! О-о-ой… — сморщившись и согнувшись, глухо ответил сын, живот которого начинало крутить всё сильнее.

— Ой, так её и угощать же чем-то надо! — вдруг сообразив, всплеснула руками мама вслед заползающему в уборную Геннадию, — Может, на скорую руку шарлотку испечь? Как думаешь, Гешик?

— Можно и шарлотку, наверное — сдавленным голосом автоматически ответил Гешик, стремительно закрываясь изнутри «зала заседаний» на небольшой шпингалет.

Глава 9

Через полтора часа в домофон, а затем и в двери маминой квартиры позвонили. Геннадий, у которого образовался перерыв между «заседаниями», открыл дверь лично. Катерина, обдавшая его во время приветственного поцелуя запахом своих сладковато-интеллигентных духов, вошла во всей своей простой красе: длинные светлые волны волос спадали на плечи и руки, доходя длиной до локтей, лёгкий свитер насыщенного синего цвета выглядел одновременно и торжественно, и скромно… В других обстоятельствах Геннадий долго бы стоял, в который раз сражённый наповал красотою своей избранницы, на сей же раз он, стоя в скрюченной позе и вымученно улыбаясь, лишь протянул к ней руку. Катерина, безошибочно считав этот жест, вложила в руку возлюбленного коробочку цвета морской волны, на которой значилось, что внутри находятся капсулы с интересующим Геннадия эффектом. В другой её руке он заметил нечто, напоминающее перетянутый верёвочкой торт. Геннадий был так удивлён, что спросил вполголоса:

— Кать, а откуда ты знаешь, что мама любит именно «Маску»?

— От тебя и знаю. Ты мне сам сказал, — подмигнув учителю математики, также негромко ответила Катерина.

— Когда? — округлил глаза Геннадий, но тут же зажмурился и согнулся пополам от неожиданных и резких призывов организма.

— Не помню, на днях, — мягко отмахнулась Катерина, — давай мы всё с тобой обсудим потом, а пока иди на кухню, налей себе стакан тёплой воды и выпей 1 капсулу. Препарат отличный, помочь должен в течение 15-ти минут. А я пока познакомлюсь с твоей мамой. Кстати, где она сейчас?

— Да уж, идеальная ситуация для знакомства с родителями, — преодолевая аттракционы в животе, с болезненным сарказмом выдавил из себя Геннадий, — лучше и представить себе трудно!

— Кстати, да, — кивнула Катерина совершенно серьёзно, — в обычных обстоятельствах тебя бы просто трясло от волнения, и знакомство могло быть этим подпорчено. А сейчас тебе просто физически не до волнений и переживаний по этому поводу. Так всё-таки, где сейчас мама?

— В зале, делает вид, что смотрит телевизор — несколько удивлённо ответил Геннадий. Его всегда удивлял и восхищал нетривиальный и свежий взгляд Катерины на самые обычные вещи, сам он хотел бы уметь мыслить так же, но не получалось. Впрочем, пару раз что-то похожее ему всё-таки удалось. Собственно, вчера и сегодня, когда Геннадий отстоял перед мамой своё право переехать к Катерине.

Уже через пару секунд после слов про зал и телевизор живот школьного учителя скрутило особенно сильно, поэтому указав избраннице в сторону маминой комнаты, Геннадий спешно удалился на кухню, чтобы налить себе стакан воды, проглотить чудо-капсулу и вновь закрыться на шпингалет.

Глава 10

Катерина оказалась права — после приёма лекарства Геннадию действительно быстро полегчало. Заварив себе зелёного чая (учитель математики знал, что в подобных ситуациях зелёный чай показывает себя для него наилучшим образом), он решился присоединиться к любимым женщинам. Сердце школьного учителя сильно ухало, но вдруг замерло с недоумением, потому что, неожиданно для себя, он услышал… взрыв смеха. Причём смеялись сразу две женщины. Поначалу он даже подумал, что это смеются у соседей, но, прислушавшись к направлению звука, он вынужден был признать — голоса принадлежали его маме и Катерине. Не зная, как на это реагировать, школьный учитель затормозил у входа в зал для того, чтобы женщины его не видели, и простоял так пару минут, с любопытством вслушиваясь в разговор. После чего подумал, что вот так прятаться в коридоре, наверное, очень глупо…

Наконец, неловко улыбаясь одной стороной рта, Геннадий вошёл в зал. Оказалось, обе дамы с энтузиазмом обсуждали артистов, завсегдатаев телевизионных концертов. Маме очень понравилось сравнение Катерины: одного известного артиста, любящего блёстки и перья, но не имеющего какого-то внутреннего стержня и благородства, возлюбленная Геннадия сравнила с павлином, который, при всём своём шикарном оперении, летать всё-таки не может. А её сравнение маститой, но молодящейся артистки с разглаженным и круглым от «уколов красоты» лицом, с воздушным шаром, который, если не удерживать его на сценическом линолеуме с помощью тонны крупных и тяжёлых украшений, просто взлетит и запутается в колосниках, маме понравилось ещё больше. Мама со всем соглашалась и в ответ с удовольствием делилась собственными сравнениями и наблюдениями. Геннадий, не веря своим глазам и ушам, молча глазел на любимых женщин, подружившихся так неожиданно и быстро, стараясь ничем не выдать своего присутствия, чтобы случайно не спугнуть сказочный мираж. Так что замечен он был ими далеко ни сразу.

— Ой, Гешик, а что ты там стоишь? Проходи к нам, — позвала его жестом улыбающаяся мама, — как ты? Уже лучше?

— Да, спасибо, мам. И спасибо, Катя — уже гораздо лучше! Твоё чудо-лекарство оказалось действительно волшебным.

— На самом деле, этого лекарства просто нет в наших аптеках… Моя мама была фармацевтом, и у меня остались кое-какие её связи. Это лекарство мне присылают на заказ из-за границы, — с извиняющейся улыбкой вдруг призналась школьная психолог, — у меня действительно не было другого способа передать лекарство… Но то, что я очень хотела познакомиться с вами, Тамара Константиновна, абсолютная правда! Поэтому не сердитесь на меня, что я так неожиданно приехала…

Мама просканировала Катерину долгим взглядом с «добрым ленинским прищуром» (как сама мама обычно называла подобный взгляд). В данной ситуации этот взгляд означал нечто вроде: «Ну, по крайней мере, за здоровье моего сына с тобой я могу не волноваться, если, конечно, ты сейчас не заботишься о нём напоказ для меня». Впрочем, при этом она улыбалась. После чего всё-таки решила озвучить, что совершенно на Катерину не сердится и начала разговор по поводу эффективности зарубежных лекарств.

Катерина ответила на все интересующие маму вопросы, обнаружив большие познания в этой области, после чего абсолютно непьющая родительница Геннадия окончательно растаяла и достала из шкафа армянский коньяк, который ей подарили очень давно, ещё на юбилей, который бывший почти девять лет назад.

Через час женщины (разумеется, с подачи Катерины), начали играть в увлекательную игру, придуманную ею тут же на ходу: монетка определяет первого ведущего, ведущий называет любой старый сериал, после чего участники по очереди должны называть имена всех его персонажей, выигрывает раунд тот, кто вспомнил имя персонажа последним, и он же называет следующий сериал. Выигрывает тот, кто за двадцать минут выиграет больше раундов.

Женщины играли с азартом и увлеченностью.

Геннадия хоть и восхищала способность Катерины на ходу находить решение для любой задачи и подход к любому человеку, но утомляла игра, связанная с сериалами, которыми он никогда не увлекался. Кроме, разве что, «Шерлока» — математическому уму Геннадия был близок дедуктивный метод и приятен персонаж, решающий сложные задачи с помощью интеллекта… Впрочем, «Шерлока» ни одна из женщин не назвала, поэтому в промежутке между «Селестой» и «Дикой Розой» он незаметно выскользнул из зала, и направился в свою комнату, а оттуда на балкон.

Открутив крышку своей помидорной пепельницы, он уже не удивился, увидев свет и мигание почтовых цифр, составленных из окон дома номер 8. Опьянённый и расслабленный выпитыми с непривычки двумя рюмками коньяка, и радостью от того, как неожиданно и быстро подружились две главные женщины его жизни, он вдруг обрадовался этим цифрам и даже приветливо помахал им нетвёрдой рукой. «Боялся, что не появитесь. Уже привык к вам», — пробормотал он, весело поглядывая на дом и чиркая зажигалкой.

Через пару минут в соседней комнате зазвонил будильник, заведённый Катериной, игра, очевидно, подошла к концу, оживлённые женские голоса смолкли, и к нему на балкон пришла младшая из любимых женщин.

— Кто выиграл? — тут же поинтересовался Геннадий.

— Не поверишь! Ничья, — улыбнулась его возлюбленная, — я многих вспомнила из «Остаться в живых», но срезалась на «Кармелите».

— Ка-а-ать, — протянув Геннадий, затягиваясь сигаретой и не мигая, смотря на странный дом, — а у тебя никогда не бывало такого, что ты видишь что-то, чего не видят другие?

— Постоянно! Я же психолог, — продолжала улыбаться Катерина, — а что?

— Я не об этом… Когда видят, ну… Что-то физическое! Кто-нибудь из твоих клиентов не говорил о таком? Я не имею в виду любителей веществ, нет. Я имею в виду — обычные здоровые люди, которые ничего такого не употребляют, — он немного помолчал и неожиданно посмотрел Катерине прямо в глаза, — и не сумасшедшие.

Катерина о чём-то задумалась и тоже посмотрела в сторону мигающих цифр. Впрочем, их она очевидно не увидела, потому что тут же перевела заинтересованный взгляд на возлюбленного.

— А что ты видишь, Геня? — осторожно поинтересовалась она, и добавила, — просто ради интереса о таком обычно не спрашивают…

Катерина звала учителя математики не Гена или Гешик, а Геня — сокращённо от слова «Гений». Повелось это с показа всех наград за 1-ые места на математических конкурсах, в которых по молодости участвовал и побеждал Геннадий.

— Я? Нет, я ничего… — поспешил заверить Геннадий.

— Послушай меня, Гень, — мягко сказала Катерина, садясь рядом с возлюбленным, — все люди периодически видят странные вещи. Дело в другом — в диапазоне восприятия. Не всякое внимание может это заметить, ни каждый мозг способен это воспринять… И нет. Ты не похож на сумасшедшего.

Она откинула назад светлую прядь и посмотрела в комнату, куда заглянула мама Геннадия, держа в руках что-то, похожее на пищевые контейнеры.

— О, нам пора! Тамара Константиновна, кажется, уже собрала нам гостинцы…

Геннадий затушил сигарету о внутреннюю поверхность горлышка помидорной банки и ещё раз посмотрел в сторону странного дома. Цифры больше не мигали, а загадочный дом казался совершенно обычным, словно тысячи других, ему подобных.

Глава 11

Через пару дней, вечером, обнимая Катерину и рассеянно смотря вместе с ней какой-то старый и ужасно медленный английский детектив, Геннадий был абсолютно счастлив. Странные цифры, как и сны, больше не появлялись, и жизнь начала казаться ему чем-то волшебным, лёгким и приятным. Школьный учитель протянул руку за стаканом колы без сахара (Катерина была категорически против колы обыкновенной, а он не ощущал вкусовой разницы между ними) и его взгляд упал на компьютер, который они перевезли вместе с остальными вещами от его мамы. Катерина, убравшая волосы в смешную гульку на затылке, лежала, свернувшись клубочком и положив голову ему на плечо.

— Кать, — подал вдруг голос Геннадий, — а можно задать тебе один вопрос?

— Задавай, — почти автоматически ответила Катя, внимательно следящая за происходящим на экране.

— Вот ты такая умная. Именно поэтому ты решила пойти учиться на психолога?

Катерина поставила фильм на паузу, отодвинулась на край дивана, чтобы лучше видеть лицо возлюбленного, и лишь тогда ответила.

— А может быть, всё наоборот? Я выучилась на психолога и поэтому стала такая умная?

В её глазах появились озорные огоньки, а на губах заиграла полуулыбка.

— Нет. Я так не думаю, — серьёзно ответил Геннадий, — не профессия и образование делают человека умным. Дурак с образованием не перестаёт быть дураком, зато умный, получив образование, станет ещё умнее.

Неожиданно для Геннадия Катерина смутилась, щёки её тронул румянец.

— Да ладно тебе! Я совершенно обычная, такая же, как все…

— Нет, — упорствовал Геннадий, — ты и сама это знаешь: парадоксальный острый ум, идеальное владение собой, умение находить подход к каждому человеку и выход из любой ситуации, море эмпатии, и т. д., и т. п.? Как будто ты прожила не каких-то 39, а сотни, даже тысячи лет… Откуда в тебе это?

— Даже не знаю… Возможно, от папы, — пожав плечами, мягко ответила возлюбленная, — я ведь его очень любила, была папиной дочкой. Он был просто необыкновенным человеком и прекрасным отцом! И тоже меня очень любил. Несмотря на…

— Несмотря на что?

— Кхм, — Катерина вдруг замялась, — поверь, мне искренне жаль, но я пока не могу тебе рассказать. Я просто не готова… Давай лучше про твою маму поговорим! Какая же она всё-таки милая женщина!

Геннадий не стал настаивать. Катерина уже не в первый раз по какой-то причине избегала разговоров о своём отце, и учитель математики не хотел давить на возлюбленную. Поэтому они немного поговорили о его маме, и вернулись к просмотру чрезвычайно медленного детектива.

Несмотря на тайны, связанные с Катиным отцом, Геннадий по-прежнему чувствовал себя абсолютно счастливым человеком, с которым всего 2 дня назад случилось настоящее чудо…

Глава 12

На этот раз Геннадию снился прекрасный сон. Будто перед ним, на опушке леса, стоит небольшой двухэтажный домик, из окна которого им с Катериной приветливо машет его мама. Поют птички, они с возлюбленной идут, держась за руки… Учитель математики с тихой радостью смотрит на их сплетённые пальцы, как вдруг замечает огромные часы на руке Катерины. Он хочет посмотреть, который час, но на круглом электронном циферблате лишь вспыхивают знакомые цифры: три-четыре-восемь, три-четыре-восемь… Геннадий хочет спросить, откуда у неё эти часы, но, как и в прошлом сне, их его губ не доносится ни звука. В ужасе он отдёргивает руку, а подняв глаза на Катерину, вдруг замечает удивительную перемену — перед ним стоит уже не Катерина, а тот самый странный мужчина из его первого сна, в очках и в том же самом костюме серого цвета. Геннадий, как будто ища поддержки, смотрит на домик с мамой в окне, но вместо милого двухэтажного строения там стоит та самая пугающая девятиэтажка.

— Продолжаете нас игнорировать, Геннадий Петрович? — тоскливо спросил мужчина и поправил свои очки в роговой оправе, — мы же не шутим про ужасные последствия! Ваше отравление было спровоцировано не нами, а вашей же собственной невнимательностью. Горошек следовало выбросить раньше… Ну, вы это уже и сами поняли, не так ли? Мы говорим о другом — о карьере, здоровье… О жизни, в конце концов! Вы должны понять, что всё это крайне серьёзно! Вот вы думаете, вторгаться в сны — это бесплатно? Как бы ни так! Страшно дорогая технология. А мы вынуждены проделывать это с вами уже ни в 1-ый раз! Вы так нас скоро разорите, Геннадий Петрович, — грустно вздохнул мужчина, — моё начальство уже на грани того, чтобы отказаться от ваших услуг. А тогда, как я уже вам говорил — последствия для вас будут самыми…

— Да кто же вы такие, вашу мать?.. И что вам от меня нужно?! — преодолевая немоту, изо всех сил вскричал Геннадий, но странный мужчина уже растворился в воздухе…

В руке Геннадия лежала рука Катерины, пели птички, а на лесной полянке снова стоял милый двухэтажный домик, из окна которого приветливо махала его мама…

Глава 13

Через какое-то время Геннадий, которому после странного сна приснилось ещё 3 или 4 сна приятных, полных любви, чудес и миролюбия (очевидно, после неожиданных позитивных событий последних дней), вынужден был разлепить глаза и потянуться к прикроватной тумбочке, так его телефон, стоящий на зарядке, зазвонил, и продолжал это делать весьма настойчиво.

Вдруг сердце Геннадия, разнеженное приятными снами, заколотилось беспокойнее и быстрее — звонила мама, которая не имела привычки беспокоить по пустякам в такую рань. Часы на экране смартфона показывали только половину седьмого утра.

Геннадий быстро, но на всякий случай тихо (Катерина спала с берушами, но их в надёжности он не был до конца уверен), проскользнул на кухню и уже там ответил на звонок.

— Мама, что случилось?, — ответил он шёпотом плохо шевелящимися со сна губами.

— Гешик, я в больнице, — мама говорила так тихо и слабо, что сын еле узнал её голос.

— В какой больнице? Что с тобой?!.. — упавшим голосом спросил школьный учитель.

— Ну, сынок, что сказать… Сердце. Прихватило, я скорую вызвала, а они меня и увезли…

— А какая больница? Скажи, я вызову такси и приеду. Тебе что-нибудь надо?

— Нет смысла сейчас приезжать, Геш. Они пока меня обследуют, и тебя всё равно не пустят, такие правила… Сказали, можешь приехать сегодня в приёмные часы, с 16:00 до 18:00. Мне ничего не надо, только пару газет каких-нибудь… А то здесь, в палате, скучно — телевизора нет, и лежу совсем одна.

— Так, ладно… Хорошо… — соображал Геннадий, — уверена, что тебе больше ничего не надо? Как сейчас себя чувствуешь?

— Да как сказать… Лежу под капельницей. Хуже вроде не становится. Но и лучше тоже. Ты сможешь приехать вечером? Если у вас с Катериной на сегодня другие планы, то ничего страшного, я пойму, — тихо и немного грустно, но похоже, вполне искренне говорила мама.

Тут Геннадий почувствовал движение позади себя и обернулся. Немного взлохмаченная Катерина, с берушами в руке, на лице которой читались волнение и сочувствие, шёпотом сказала возлюбленному «Конечно, поезжай». Впрочем, планов на этот вечер у них всё равно не было. Геннадий пообещал маме, что приедет к 16-ти часам, повесил трубку и сел за кухонный стол, закрыв лицо руками. Железная спинка стула обожгла холодом его голую спину, но Геннадий даже не подумал от неё отстраниться. В кухне зажегся свет и запахло растворимым кофе, который Катерина уже успела разложить по чашкам, а сейчас заливала кипятком из моментально вскипевшего электрического чайника.

— Кать, — вдруг тихо сказал Геннадий, кивком головы поблагодарив возлюбленную за кофе, — скажи, пожалуйста, только честно — мне сейчас снится сон? Я сплю?

Катерина ненадолго задержала на нём тревожный взгляд и отрицательно покачала головой:

— Нет, я так не думаю. Иначе нам снится одно и то же, а статистически это маловероятно.

— А вдруг, во всём происходящем виноваты они? Мамина болезнь, та моя ситуация… Которая с горошком. Вдруг они всё это подстроили?!

— С горошком? Я продолжаю думать, что в той «ситуации» виновата твоя рассеянность и просроченный горошек. А кто такие они?

— Они… Эти… Как их? — голова Геннадия пошла кругом, он потёр висок — я хочу тебе рассказать, правда, Кать! Но почему-то не могу… Никак не получается! Когда я пытаюсь, мысли разбегаются и становится трудно сосредоточиться. Так часто бывает во сне. Я потому и спросил.

— Возможно, твоя мысль ещё просто не созрела, — помолчав, заметила Катерина, — ничего страшного, расскажешь позже. Я вижу, что в последние дни тебя что-то мучает, — она сочувственно положила свою руку на колено возлюбленного, — и я жду твоего рассказа. Но если ты не готов, я могу подождать ещё.

Геннадий положил свою руку сверху и с нежностью посмотрел на школьную психолога.

— Я, видимо, должен сейчас кое-куда поехать, Кать. Ни к маме в больницу, туда я поеду в приёмные часы. В другое место…

— Куда? — удивлённо спросила возлюбленная.

— К ним… Конкретнее я тебе сейчас рассказать, видимо, не смогу. Хотя очень хотел бы…

— Сейчас ты похож на моего папу, — грустно улыбнувшись, заметила Катерина, — такие же тайны! В детстве я себе придумала, что мой папа секретный агент и выполняет важные задания государственной важности. Каждый раз, представляя это, я наполнялась гордостью… Когда ты вернёшься?

— Не знаю, — пожал плечами учитель математики, — очень надеюсь, что это ненадолго. В любом случае, я буду на связи.

— Хорошо, — помолчав, ответила возлюбленная, привычным жестом откинув назад прядь светлых волос.

— Я очень надеюсь, что вообще вернусь, — вдруг помрачнев, добавил Геннадий, отхлебнув кофе. Катерина вздохнула и спокойным голосом задала свой любимый вопрос:

— Драматизируешь? — и через пару секунд озабоченно добавила, — или всё действительно так серьёзно?..

— Не знаю, — честно признался Геннадий, — надеюсь, что драматизирую.

— Буду надеяться на это вместе с тобой. Я волнуюсь за тебя, хотя и доверяю твоей осознанности… Главное, пожалуйста, будь на связи!

Геннадий пообещал и, поднявшись со стула, крепко обнял возлюбленную. Несмотря на кажущееся спокойствие и её обычную сдержанность, сердце Катерины колотилось значительно чаще обычного…

Допив наскоро свой кофе, школьный учитель наконец пошёл одеваться.

Уже через каких-то полчаса он ехал на автобусе в сторону маминой остановки. Погода была пасмурная, люди в автобусе хмуро смотрели в экраны гаджетов или в серые забрызганные окна, Геннадий же смотрел куда-то вглубь себя и думал лишь об одном — скорее бы уже попасть в этот странный дом и выяснить, что за ерунда в последнее время происходит вокруг…

Глава 14

Чем ближе подходил Геннадий к зловещему дому номер восемь, тем больше ощущал себя сжатой до предела пружиной. Небо было затянуто облаками, ветра не было, обстановка напоминала декорацию к фильму ужасов. Но метров за сто до пугающего подъезда погода неожиданно стала меняться, причём, совершенно невиданным образом: облака рассеялись и на листьях деревьев засверкало солнце, причём — исключительно над загадочной девятиэтажкой. Остальное небо осталось полностью затянутым облаками, более того — судя по кронам деревьев, вдалеке поднялся ветер, который абсолютно не чувствовался вблизи дома. Наконец Геннадий подошёл к подъезду, и даже немного обрадовался, увидев на лавочке ту самую старушку в уже знакомом оранжевом платочке.

— Алла Семёновна? Что вы здесь делаете?..

— А, здравствуй, Гена! Или как тебя мама называет?

— Гешик… А откуда вы знаете моё имя?

— Мне его сказали. А можно, я тоже буду называть тебя Гешик? У меня сын примерно твоего возраста. Был… — в левом глазу старушки мелькнула слеза, которую она быстро смахнула сухой маленькой ручкой.

— Если хотите, то можете так называть, — ответил Геннадий, и замолчал. Алла Семёновна, судя по всему, не хотела развивать печальную для неё тему, тогда школьный учитель тему решил сменить, — а почему вы мне сейчас не удивились? Словно ждали меня…

— Начальство поручило мне тебя встретить, раз уж мы с тобой познакомились. Ругали меня, если честно, — старушка усмехнулась, — выговор сделали… Не должна я была, оказывается, с тобой разговаривать! За это и попросили сверхурочно поработать, встретить тебя у подъезда. А то, говорят, боишься ты очень.

— Кто это им сказал такую глупость? — сказал Геннадий, старательно делая смелое лицо, и одновременно чувствуя себя внутренне раскрытым и пристыженным — ведь «мальчишки не должны бояться», а он сейчас в первый раз за много лет боялся по-настоящему…

— Не знаю, просто сказали, что боишься, и всё, — пожала плечами Алла Семёновна.

Они снова замолчали.

— Я разобраться пришёл, — наконец нарушил тишину Геннадий, — мы можем войти?

— Который сейчас час, Гешик? — поинтересовалась старушка.

— Без десяти восемь, — достав из кармана джинсов смартфон, сообщил Геннадий.

— Ещё десять минут надо подождать. Они с восьми работают.

— А кто такие эти «они»? На кого они работают? — не выдержал учитель математики, — и почему они лезут в нашу жизнь, вторгаются в наши сны, мучают наших близких…?!

— Кого они мучают? — удивилась старушка.

— Да так… Неважно, — пошёл на попятную Геннадий, предположив, что Алла Семёновна может быть с ними заодно, а значит, на всякий случай не стоит быть с ней слишком откровенным.

— Ну ладно тогда, раз неважно. А кто они такие и чего хотят, меня просили тебе не говорить. Сами, сказали, во всё тебя посвятят.

Оставшиеся восемь минут тянулись долго, словно восемь лет. Геннадий готов был поклясться, что у него за это время даже появилось несколько новых седых волос.

Наконец в двери подъезда что-то щёлкнуло, и подъезд вдруг весь наполнился звуками: окна разом открылись на проветривание, на 7-ом этаже кто-то закурил, стряхивая пепел на улицу, на 3-ем или 4-ом этаже заливисто заплакал ребёнок, откуда-то послышались знакомые аккорды теленовостей…

— Это уже было, — широко раскрыв глаза, прошептал себе под нос поражённый Геннадий.

— Восемь часов, — сказала старушка, поднимаясь с лавочки, — идём, Гешик! Тебя уже ждут.

Геннадий кивнул и последовал за старушкой, но не успел сделать и шагу, как что-то чуть не сбило его с ног. Обернувшись, всё было так, как он почему-то ожидал — та же самая девочка с розовым рюкзаком, уткнувшись в свой смартфон, буркнула «Извините», и побрела дальше… На лбу учителя математики выступил холодный пот. На ватных ногах Геннадий подошёл к подъезду, у двери которого его уже ждала Алла Семёновна. Она улыбалась.

— Что, испугался? Не бойся, это всего лишь Настенька. Она безобидная, — успокоила его старушка, но затем призналась, понизив голос, — хотя поначалу я её тоже боялась.

Геннадий проводил взглядом удаляющуюся за угол дома девочку, и перевёл дыхание.

— Что набрать? — кивнул он на горящую красным лампочку домофона, — какая квартира?

— Никакая, ты же ни в гости идёшь… Какой у тебя номер, Гешик? Такой и набирай.

— А какой у меня номер? — не понял учитель математики.

— Ну цифры на доме видел? Запомнил? Вот их и набирай, — посоветовала Анна Семёновна и тут же, приблизившись, смущённо прошептала, — я вот на память не надеюсь, пришлось записать. Так к ним с листочком и пришла!

Старушка захихикала, прикрыв рот маленькой ручкой.

Геннадий откашлялся, выдохнул, набрал на домофоне цифры 348, и стал ждать. После нескольких гудков и сигнала открытия, школьный учитель потянул на себя дверную ручку и широко шагнул в открывшуюся дверь…

Глава 15

В подъезде было необычно настолько, что Геннадий замер на месте, открыв рот: не было привычной (болотной или голубой) краски на стенах, которой обычно закрашивают нижнюю половину стен подъезда, надписей вроде «Валька-дура» и куда более неприличных, не пахло мусором или плесенью…

Весь подъезд был выкрашен ослепительной белой краской, от которой, казалось, стены сами по себе светились изнутри. Вкупе с выраженным рельефом, стены казались сделанными из свежевыпавшего снега, светящегося под январским солнцем тысячей маленьких разноцветных искорок. Вообще, ярко освещено было всё пространство, но никаких источников света не наблюдалось. Воздух был прохладен и свеж, как в лесу после дождя. Геннадий сделал глубокий вдох полной грудью и стал рассматривать единственное привычное для него в этом необычном месте — двери. Обычные белые двери на площадке 1-ого этажа, со стеклом, вставленным в виде прямоугольника в их верхнюю часть. Конечно, обычно в подъездах подобные двери не ставят, но данные двери смотрелись в необычном белоснежном подъезде более, чем уместно. Сквозь стекла дверей было видно, как внутри ходили мужчины и женщины в деловых костюмах, при этом одни из них двигались быстрее, другие медленнее, а некоторые несли под мышкой папки, вероятно, с документами. И если бы не диковинные светящиеся стены, то необычный подъезд напоминал бы гибрид отделения банка и приёмной в какой-нибудь крупной московской медклинике. Что же находилось за дверями на самом деле, понять было трудно, т.к. никакой таблички с названием организации или подобных опознавательных знаков видно не было.

Немного постояв и взлохматив волосы на лбу, чтобы быстрее высох пот (неприятное присутствие которого прямо надо лбом, где начинают расти волосы, учителя математики неизменно раздражало), Геннадий осторожно поднялся по 7-ми белоснежным ступеням и озадаченно уставился на то место, на котором у нормальных дверей обычно располагаются ручки, защёлки и прочие замочные скважины. Место было совершенно гладким. «Возможно, тут замок с отпечатком пальца? Или со сканером радужки… Но тогда куда смотреть или к чему прикладывать палец?», — размышлял он, как вдруг наконец вспомнил про Аллу Семёновну, которую можно было попросить о помощи, но обернувшись, Геннадий не увидел позади себя знакомого оранжевого платочка. На площадке 1-го этажа мягко светящегося белоснежного подъезда он стоял совершенно один.

Поглядев на ступени, ведущие на 2-ой этаж здания, учитель математики немного подумал, а затем спустился по ступеням, ведущим обратно — ко выходной двери подъезда, которая изнутри тоже была белоснежной, только сплошной, без вставного стекла. Геннадий даже почти успел до неё дойти, как вдруг…

— Вы Аллу Семёновну потеряли, да? — раздался мужской голос с площадки, на которой Геннадий стоял минуту назад. Голос показался ему знакомым, и школьный учитель обернулся.

На площадке стоял молодой мужчина с зализанными на пробор волосами, в очках а роговой оправе и в сером пиджаке. Под мышкой он держал жёлтую папку с документами.

— Алла Семёновна получила задание только проводить вас до подъезда, задачи входить внутрь вместе с вами у неё не было. Сейчас она уже дома, в Кислинках, собирается вместе с внучкой пить чай с модным в ваше время, как его… — он задумчиво через очки уставился в пространство и забегал глазами так, будто читает что-то, — а, вот! С дубайским шоколадом.

— Не понял, — отрицательно помотал головой Геннадий, у которого не сходились файлы.

— Ах да, вас удивляет, откуда у пенсионерки вашего времени деньги на дорогой дубайский шоколад? Не волнуйтесь за Аллу Семёновну — деньги у неё есть! Ни в последнюю очередь благодаря нам.

— Да? А у меня «ни в последнюю очередь благодаря вам» одни проблемы! — вдруг медленно и грозно произнёс Геннадий и внутренне удивился сам себе, так как обычно ему не было свойственно столь смелое поведение. Но, как минимум, ради мамы, он чувствовал, что обязан продолжать разговор именно в таком ключе, и требовать ответов, — в сны вторгаетесь, цифры какие-то, окружающие думают — я поехавший! Запугиваете зачем? Мама попала в больницу — это ваших рук дело?!…

Молодой человек в костюме, видимо, не ожидал от Геннадия такого напора. Он ничего не ответил, а лишь внимательно изучал Геннадия поверх очков, которые сдвинул на кончик носа.

— Если это так, и мама в больнице из-за вас, я вам… Разнесу тут всё, к чёртовой бабушке! — кулаки его сжались, а сердце бешено заколотилось. Он поднялся на площадку, подошёл вплотную к мужчине в сером, посмотрел ему прямо в глаза и очень выразительно пообещал, — я вам лично начищу морду. Этим вот кулаком.

И, не задумываясь над тем, что почти процитировал «Федота-стрельца» Л. Филатова, Геннадий продемонстрировал мужчине свой кулак, сжатый до бела и дрожащий от напряжения.

— Ух ты, — несколько удивлённо, но спокойно откликнулся мужчина, на всякий случай отстранившись от кулака Геннадия, — зря вы так разволновались, Геннадий Петрович. Мы не злодеи и вам не враги. Ваша мама должна была заболеть именно сегодня, она в любом случае оказалась бы в больнице. Поверьте — мы здесь ни при чём!

Было похоже, что мужчина говорил правду. Немного помолчав, он загадочно улыбнулся и добавил:

— И ещё у нас есть для вас одно очень выгодное предложение!

Геннадий стал понемногу остывать.

— Допустим, вы здесь ни при чём, хорошо… Но кто вы вообще такие? С вашими выгодными предложениями? Откуда вы взялись?!

— Макситрий Янович, дать презентационный ролик? — раздался мелодичный, но немного капризный женский голос из уха мужчины.

— Нет, Зоя, может, позже. Я сам хочу ввести Геннадия Петровича в курс дела.

— Сами? Ну хорошо, — немного разочарованно ответила Зоя и отключилась.

— Кто мы такие? — повторил вопрос мужчина, — ну, меня вы уже знаете. Меня зовут Макситрий Янович, и я главный специалист по агентам влияния.

Он протянул Геннадию ладонь. Длинная и тонкая ладонь казалась влажной и напоминала селёдку. Геннадий покосился на протянутую конечность, и вместо рукопожатия предпочёл скрестить руки на груди.

— Агенты влияния, говорите? А-а, кажется, я начинаю понимать… Ну и кто же вы? ЦРУ, МИ 6, или кто-то ещё? И с чего вы вообще взяли, что я буду с вами сотрудничать?!

— Мы не иностранная разведка. Мы россияне, если по-вашему.

— По-нашему? — недоумённо переспросил школьный учитель.

— Ну… В ваше время жители страны называются именно так. Я специально употребил название, более привычное вашему уху.

— В наше время?! — автоматически повторил Геннадий, после чего окончательно перестал что-либо понимать и тупо уставился на Микситрия Яновича.

— Понял, слишком много информации, новой и разрозненной. Нужно структурировать.

Сказав это, мужчина посмотрел на то место в дверях, где должен быть замок, медленно закрыл и вновь открыл глаза, после чего двери, тихонько жужжа, начали вибрировать, становясь всё бледнее, пока через пару секунд окончательно не растворились в воздухе.

— Прошу!

И Макситрий Янович «ленинским» жестом пригласил Геннадия туда, где только что были двери. По-прежнему ничего не понимающий учитель математики медленно прошёл в дверной проём, параллельно задирая голову, чтобы осмотреть его. Мужчина в сером шёл следом. Услышав тихое жужжание, школьный учитель обернулся и увидел, что двери снова появились на прежнем месте.

Глава 16

В самом помещении не было ничего, даже отдалённо похожего на квартиры, на что Геннадий тайно надеялся, ведь снаружи 1-ый этаж (впрочем, как и все остальные) выглядел, как жилой. Если же исключить это странное несоответствие, то внутри всё напоминало обычный оживлённый офис — стояли столы, заваленные бумагами, пахло кофе, ходили и почти бегали сотрудники в деловых костюмах, что школьный учитель уже имел удовольствие наблюдать через стёкла пропадающих дверей. Насмотревшись на офисных работников в классических костюмах, он покосился на свою клетчатую рубашку и потёртые джинсы, и на секунду почувствовал себя глупо. Но тут его внимание привлекло то, что за некоторыми столами сидели люди в самой обычной одежде: в футболках, брюках карго, в пляжных шортах, в льняных платьях, в худи с капюшоном, и т. д. Из того, что напротив них сидели и о чём-то их вежливо спрашивали люди в костюмах, учитель математики сделал вывод, что люди в будничном — посетители.

Это обстоятельство позволило Геннадию немного расслабиться и почувствовать себя уместнее. Он шёл следом за Макситрием (имя которого удивляло даже его, бывалого школьного учителя, который перевидал на своём веку уже далеко ни одного Ярополка или Эванжелину). Столы всё не заканчивались. Наконец мужчины остановились у кабинета с полностью прозрачными стенами. Макситрий поднял голову и посмотрел сначала влево, потом вправо, затем опустил голову вниз. Прозрачные стеклянные стены кабинету начали постепенно приобретать белый цвет, и в результате стали непрозрачными и матовыми. Затем он медленно моргнул двери, которая тоже стала непрозрачной, и тем же «ленинским» жестом, что и в подъезде, пригласил Геннадия войти внутрь. Школьный учитель вошёл в помещение, и увидел посередине комнаты обычный рабочий стол с компьютерным монитором и кучей бумаг, кулер для воды недалеко от стола и простой серый офисный шкаф со множеством папок, расположившийся в углу кабинета, на котором стоило несколько серых кружек разного оттенка, и фикус в сиренево-сером горшке. Всё выглядело совершенно обычным, удивление учителя математики вызвала лишь висящая в полуметре над столом пустая темно-серая кружка, которая слабо пахла кофе.

— Зоя, — громко сказал в пространство Макситрий Янович, — заберите, пожалуйста, у меня папку по Николаю Леонтиновичу, и принесите папку по Геннадию Петровичу. Кофе хотите? — неожиданно обратился к Геннадию ведущий специалист по агентам влияния.

— Да. Наверное… — неуверенно ответил Геннадий, неловко перетаптываясь с ноги на ногу и непрерывно пялясь на кружку.

— Зоя, ещё будьте добры, нам с Геннадием Петровичем по кружке кофе.

— Хорошо, Макситрий Янович, — отозвался женский голос откуда-то из-за уха главного специалиста и вздохнул, — сейчас сделаю.

— Садитесь, Геннадий Петрович, — кивнул на стул для посетителей Макситрий, сам располагаясь напротив в удобном кожаном кресле. Геннадий послушно сел на предложенное место. Здесь, в кабинете, свет был более приглушённый, нежели в ярко освещённом подъезде, так что главный специалист по агентам влияния выглядел куда старше, чем казался до этого — стали заметны морщинки вокруг глаз, лёгкая седина и какая-то общая усталость.

— Выгляжу по-другому при этом освещении? — словно прочитав его мысли, устало улыбнулся Макситрий Янович.

— Ну… — начал Геннадий.

— Мы с вами примерно ровесники, — признался главный специалист, — говорю сразу, чтобы мы с вами потом на это уже не отвлекались. Если вас интересует ещё что-нибудь подобное, спрашивайте сейчас, пока Зоя готовит кофе. Кстати, о кофе! Точнее — о кружках. Вижу, что вы удивлены. И хочу вас обрадовать — левитирующую кружку у вас изобретут уже очень скоро. Пока технологию обкатывают на глобусах, цветочных горшках и прочих развлечениях… но скоро дело дойдёт и до кружек, чайников и всего остального. А вообще, вы можете спрашивать меня обо всём, что вас интересует, не только о кружках! Я к вашим услугам.

Но не успел Геннадий даже подумать, о чём ему бы хотелось спросить в первую очередь: про странный дом с мигающими цифрами, пугающие сны, взрывающийся светофор, или про другие странности, как в кабинет без стука вошла молодая темноволосая девушка в костюме-двойке с юбкой до колен и с двумя керамическими серыми кружками в руках. На её свежем и равнодушном лице тоже располагались очки, но только в более изящной пластиковой оправе. Поздоровавшись с Геннадием, девушка подвесила в воздухе две кружки, в которых находилась чёрная ароматная жидкость, рядом с первой. Они застыли на той же высоте. После чего Зоя (а это, несомненно, была она), забрала пустую кружку, посмотрела на Макситрия и коротко нажала на правую душку своих очков.

— Серьёзно? — вдруг очень строго обратился к Зое начальник, — Зоя, вы же знаете правила — вся работа, касающаяся нашей деятельности, ведётся исключительно в бумажном виде! Принесите, пожалуйста, папку на Геннадия Петровича. Бумажную! — попросил начальник тоном, не терпящим возражений.

— Макситрий Янович, ну ведь, как при каменном веке живём, — вздохнула Зоя, по-детски выпятив нижнюю губу, — у всех работа, как работа — а мы разве что палки-копалки не используем! Вы, может быть, и любите старину — вон, монитор этот допотопный где-то достали… А я вот, знаете ли, люблю прогресс!

— Вы прекрасно знаете о причинах такого решения. Для нас в первую очередь важна безопасность. Которую электронный формат нам в полной мере обеспечить не может!

Зоя нахмурилась и надулась ещё больше, совсем уже напоминая капризного ребёнка.

— Я, конечно, очень уважаю Эвелису Святополковну, но то, что вы — дальняя родственница исполнительной директора нашей организации, не даёт вам права не соблюдать правила этой самой организации, — Макситрий Янович говорил спокойно, но внутренне, очевидно, начинал закипать.

— Хорошо, — закатив глаза, выдохнула Зоя, повернулась на каблуках и вышла из кабинета. Обернувшийся ей вслед Геннадий увидел, что стены кабинета были абсолютно прозрачными, и уже открыл было рот, чтобы спросить об этом «главного по агентам влияния», но тот вновь его опередил.

— Нет, внешнюю тонировку я не снял, — сказал Макситрий Янович, — стекло можно тонировать с каждой стороны отдельно. Не переживайте, снаружи нас по-прежнему не видно. Кстати, наш кофе уже закипает.

И действительно, из кружек, висящих над столом, пошёл пар, а сами кружки стали немного покачиваться, словно стояли на раскалённой плите. Макситрий Янович сделал неуловимое движение глазами, и кружки стали успокаиваться, словно под ними погасили конфорку. Главный по агентам взял одну из кружек, Геннадий последовал его примеру. Кружка оказалась легче, чем выглядела, но чтобы снять её с «воздушной полки» (как про себя учитель математики обозначил эту диковинку), потребовалось небольшое усилие.

Примерно минуту мужчины сидели в тишине, Макситрий украдкой изучал Геннадия, а Геннадий изучал кабинет.

Наконец специалист по агентам влияния прервал молчание.

— Наверняка вас удивляет моё имя. Объясняю — там, откуда я и другие сотрудники нашей организации (кроме вас, агентов, вы все местные), лет этак 50 назад, вошли в моду совмещённые имена. Например, нашу директрису зовут Эвелиса, от совмещения имён Эвелина и Василиса. А моё имя совмещает в себя такие имена, как Максим и Дмитрий — Макситрий.

В этот момент вошла Зоя и с недовольным лицом положила на стол Макситрия Яновича зелёную папку, на которой от руки были написаны фамилия и инициалы Геннадия.

— Зоя, — окликнул подчинённую строгий начальник, — и папку по Николаю Леонтиновичу заберите, пожалуйста.

Прицокнув языком, Зоя вернулась, взяла синюю папку и, сделав недовольное лицо, вышла из кабинета.

— Можно задать вопрос? — наконец созрел Геннадий.

— Задавайте, — кивнул Макситрий, отхлёбывая кофе.

— Кто вы такие и откуда?

— А вы как думаете? — хитро прищурился Макситрий, но не выдержал и рассмеялся, — просто у меня, знаете ли, хобби. Я собираю варианты, откуда мы, по мнению наших новых агентов. И про инопланетян, и про рептилоидов, и про мировое правительство уже слышал. И про ангелов, и про чертей, и про параллельные миры… Какова ваша версия?

— Я уже вам говорил. Иностранная разведка. Ну, или научный эксперимент…

— А-а, всё верно, говорили, — мелко закивал Макситрий Янович, — просто там, в подъезде, вы меня несколько обескуражили обещанием набить мне морду, — улыбнулся он.

— Извините, волнуюсь за маму, — решил оправдаться Геннадий. Одновременно он старался на всякий случай не терять сурового и решительного вида, а потому даже это оправдание из его уст прозвучало несколько вызывающе.

Макситрий, который, казалось, не заметил этой интонации, кивнул и продолжил.

— Всё намного проще. Мы из будущего.

— Простите… Что?.. Откуда?!! — не поверил своим ушам учитель математики.

— Ну… Из будущего. Как в фильмах или книгах. Английский фантаст Герберт Уэллс первым написал об этом, рассказ назывался «Машина времени». А ещё есть очень старый фильм, у нас его в школе проходят, на уроках киноведения. «Назад в будущее» называется. Вы должны его знать, даже в ваше время это уже классика!

— Одного не могу понять, — почти перебил главного по агентам Геннадий, — Это вы разыгрываете меня сейчас, или держите за полного идиота?..

— Геннадий Петрович, — Макситрий Янович сменил тон на более вкрадчивый, — вот скажите мне, в ваше время уже изобретены светящиеся стены или молекулярные двери? Те, растворяющиеся, через которые мы с вами вошли 10 минут назад? А магнитные левитирующие кружки с подогревом?!

— Н-нет, — честно признался Геннадий, — я не видел такого раньше.

— Тогда, может быть, вам стоит мне поверить? — устало прищурился специалист по агентам влияния.

Геннадий задумался на пару секунд.

— Ладно, допустим. А насколько далёкое будущее?

— Двести лет. Ровно, год в год.

— Наше будущее, или параллельное?

— Ваше, конечно, и в том всё дело! — Макситрий Янович внезапно вскочил со своего кресла и принялся расхаживать взад-вперёд по кабинету, — когда технология перемещения наконец была изобретена и успешно испытана, кое-что пошло не так. Мы не успели этому помешать, и вынуждены были отправиться в прошлое, чтобы избежать распространения преждевременной информации. Потому что, если это произойдёт, то… ваше настоящее не станет тем будущим, к которому привыкли мы! Каким оно должно стать! История может пойти по совершенно иному пути, и любой из нас в моём времени, может просто… Просто перестать существовать! Вы понимаете?! А многие уже перестали. Мы потеряли очень много сотрудников, Геннадий Петрович… Короче — мы здесь, чтобы сохранить будущее в том виде, в котором оно было и должно быть! Все эти технологии, — он поднял кружку с кофе и обвёл ею вокруг себя, очевидно, имея в виду стеклянные стены, — они могут не состояться. Изобретатель любой технологии, любой великий режиссёр, модельер, математик, — тут он выразительно посмотрел на Геннадия, — может просто не родиться! Мы здесь, чтобы сохранить их наследие. Но нам не справиться одним, без помощи… Без вашей помощи, Геннадий Петрович!

И, в окончании своей пламенной речи, Макситрий Янович тревожно посмотрел на школьного учителя и отхлебнул из своей кружки горячий дымящийся кофе.

— Без моей?! — Геннадий недоумённо уставился на главного по агентам, — а зачем вам я, простой учитель математики? Или… Я что-то значу в будущем?!!

— Ох, нет, простите, — заторопился объяснить Макситрий Янович, по старинке ставя свою чашку на стол между бумагами, — не персонально ваша помощь, а ваших современников. Ну, и ваша в том числе. Разумеется, мы не просим помогать нам бескорыстно! Мы готовы предложить вам вознаграждение.

— Погодите, вы мне… Работу предлагаете, что ли?! — искренне изумился Геннадий.

— Именно так, — просто и с улыбкой подтвердил Макситрий, и с облегчением откинулся на спинку своего кресла.

— Как интересно, — хмыкнул учитель математики, — сначала пугают цифрами, мешают спать, угрожают… А затем предлагают работу! Ну, и что же входит в обязанности этой вашей работы?

— Влиять. Просто влиять на людей, донося до них определённое мнение.

— Пропагандистом быть, что ли?!

— Не совсем… Вы должны будете продвигать обычным, окружающим вас людям, версию уровня знаний, который соответствует вашему времени. Правильному течению вашего времени…

— Ничего не понял, если честно, но и понимать особого желания нет, — признался Геннадий, и продолжил тоном, весьма категоричным, — к сожалению для вас, у меня уже есть работа. Любимая работа. Да, сейчас я в летнем отпуске, так как тружусь школьным учителем, но с сентября я снова буду до вечера пропадать в школе. И у меня не останется ни единой свободной минуты и ни единой нервной клетки ни на какую дополнительную работу. Особенно, учитывая всю канитель с документами, которой с каждым годом становится всё больше и больше… Так что извините, я вынужден вам отказать!

— Наша работа не займёт ни одной свободной минуты вашего свободного времени, и никак не повлияет на вашу занятость в школе, — с улыбкой возразил Макситрий Янович, — и при этом, заметьте, она оплачивается. Не очень большими деньгами… Но, как прибавка к основной зарплате, ощущается очень даже неплохо!

— Да? И сколько же вы мне готовы предложить? — скептически спросил учитель математики, скрестив руки на груди и откинувшись на спинку стула для посетителей.

— Ну, во-первых, вы получаете доступ ко всем нашим технологиям. Все они расположены на 2-м этаже здания и доступны агентам в любое время с 8:00 до 20:00 совершенно бесплатно!

— А во-вторых?

— У нас работают службы доставки продуктов и такси, как пассажирские, так и грузовые. И продукты, и доставка, и грузчики оплаты так же не потребуют.

— Так, подождите… Доставка продуктов? То есть, вы мне сейчас предлагаете работать за еду?!! — глаза Геннадия округлились так, что он стал напоминать филина.

— Нет, что вы! — поспешил опровергнуть догадку Геннадия Макситрий Янович, — разумеется, это ещё не всё! Также мы будем выдавать вам премию за каждого человека, на которого вы сумели повлиять. Премия фиксированная, 1 человек — 50 тысяч. Плюс — небольшая сумма каждый месяц, также фиксированная, 20 тысяч.

— 20 тысяч в месяц?! — хмыкнул Геннадий, но решил уточнить, — а чего именно?

— Рублей. Современных вам рублей… Понимаю, это немного, и мы могли бы предложить вам гораздо бОльшую сумму. Но мы ограничены правильной линией вашей жизни, в которой вы, к сожалению, не стали миллионером. Только поэтому оплата символическая, 20 тысяч рублей. Или вы имеете в виду, что хотели бы получать вознаграждение в другой валюте? — главный по агентам выглядел озадаченным, было похоже, что этот вопрос пришёл ему в голову в 1-й раз, — это не предусмотрено по умолчанию, но если вы изъявите такое желание… Я могу поговорить с нашей исполнительной директрисой, Эвелисой Святополковной, когда она вернётся. Думаю, она даст добро. А в какой валюте вам бы хотелось? Доллар, евро, монгольский тугрик?

Поймав недоумённый взгляд Геннадия по поводу последней валюты, главный специалист по агентам хлопнул себя по лбу, — Ах да!.. Всё верно. Монголия догонит Германию по ВВП только через полвека, в 2075-ом году! Извините. Я не должен был вам этого говорить…

— А как именно вы собрались мне платить? В этих ваших тугриках… Переводом на карту, что ли?!

— Геннадий Петрович, видите ли… Из соображений безопасности мы не можем себе позволить открыть банковский счёт в вашем времени. Мы будем платить вам наличными из вашего времени. В этом же здании, только на 3-ем этаже, есть касса. Вы сможете получать деньги каждый месяц, 30-ого числа, кроме февраля. В феврале 28-ого.

— Хм… Всё это интересно, конечно, но кто именно приглашает меня на работу?! Я хочу спросить, как вообще называется ваша организация?..

— ОКУПЗ

— И что это значит?

— Общество Контроля Утечки Преждевременных Знаний.

— В смысле?

— М-м, — пожевал губы Макситрий, а затем сказал, — это будет непросто объяснить, но я попробую. Видите вон ту блондинку, за третьим столом слева?

— Да, вижу.

— Она — начинающий косметолог, и недавно узнала то, что гиалуроновая кислота не увлажняет сама по себе, а лишь притягивает воду. Много воды. Морщины, конечно, разглаживаются, но лишь за счёт отёка. И в результате пациент получает не молодое лицо, а лицо отёкшего алкоголика что, напротив, лишь прибавляет ему визуальный возраст. Более того, зачастую филеры остаются в лице навсегда, и вывести их оттуда безопасно практически невозможно… И что целлюлит — это не болезнь, а здоровое состояние жировой клетчатки, которая создана быть неровной. Для нашего времени эти знания очевидны настолько же, насколько для вас очевидно, что дважды два равно четыре.

— Я не совсем понимаю… Так это же хорошо! Значит, эта косметолог не станет делать своим клиенткам опасные или бесполезные процедуры, и те потом будут ей за это благодарны. Множество женщин, да и мужчин, сохранит внешность и здоровье!

— В вашем времени её знания преждевременны — многие её клиентки должны совершить эти ошибки, а она должна им в этом помочь. А видите вон того мужчину в худи, накаченного и лысого, с чёрной бородкой? Второй стол справа.

— Вижу. А он что узнал?

— Он фитнес-тренер, который узнал, что гора мышц и пугающе суровая внешность не гарантирует личного счастья.

— А что узнала Алла Семёновна? И что случилось с её сыном?

— С сыном? Как вам сказать… — отвёл глаза Макситрий, — скажем так — случились немирные обстоятельства. Алла Семёновна очень сильно переживала, а затем в один день вдруг многое поняла и отнесла телевизор к помойному контейнеру.

— А вы?

— Мы купили ей новый.

— Так, ладно… А что должен сделать я? — предчувствия у всё ещё плохо что-либо понимающего Геннадия были самые нехорошие.

Макситрий Янович же вдруг стал максимально серьёзен, с его лица в один миг пропали все эмоции, как стираются одним движением губки со школьной доски старые уравнения. Он помолчал, затем сказал маловыразительно и почти без интонаций:

— Вы должны расстаться с Катериной, вернуться к маме со всеми своими вещами и при возможности рассказывать окружающим, что уехать от мамы было плохим решением, потому что сыновий долг и забота о стареющей маме для вас — превыше всего.

— Что?!.. — ошарашенно выдохнул Геннадий, не поверив своим ушам, — вы… В смысле?!! С чего это я должен вдруг расставаться с Катериной?!.. Мы любим друг друга и вот только что стали жить вместе! Всю жизнь я жил с мамой, не имел своей семьи, и уже потерял всякую надежду, как вдруг… Да я ждал этого всю свою жизнь, вы понимаете?!! А в марте, как раз на день Рождения Катерины я собираюсь сделать ей предложение. А возможно, даже на Новый Год! Если, конечно, успею накопить…

Макситрий отрицательно покачал головой:

— Сожалею, но этого не должно быть. В соответствии с правильной линии времени вы должны продолжать жить с мамой, вплоть до самой её кончины. Но не волнуйтесь — ваша соседка сверху…

— У меня нет соседки сверху, — отрезал Геннадий, — над мамой на последнем этаже живёт одинокий пенсионер дядя Олег, а над Катериной никто не живёт, только голуби. У неё последний этаж.

— Действительно, соседки над вами пока что нет… Но так и должно быть, просто время ещё не пришло. Впрочем, и знать вам об этом пока рано!

— Знать о чём?

— Не берите в голову. Вы всё узнаете в своё время.

Геннадий решил собрать всё воедино:

— Давайте подытожим. Вы предлагаете мне своими же руками разрушить свою собственную жизнь, бросив Катерину и вернувшись под крылышко к маме, а затем всем вокруг начать заливать, что якобы это так здорово — всю жизнь прожить ходячим приложением к матери… А за это вы мне, значит, будете давать бесплатную еду, грузчиков и технологии, которыми я, возможно, никогда не воспользуюсь. Ах да! Ещё платить мне за это будете. По целых 20 тысяч рублей… Или всё-таки в тугриках? Я ничего не забыл?

Внезапно на Геннадия напал приступ нервного смеха, с которым он еще долго не мог совладать. Наконец, ему это удалось, и он смог окончить мысль, — Простите, конечно, но большего абсурда я не слышал очень давно, хотя уже 20 лет работаю в школе учителем. И до этого момента, признаться, был уверен, что меня уже сложно удивить какой-то несуразицей. Но у вас получилось.

К серьёзности Макситрия Яновича прибавилась какая-то печаль и даже как будто сочувствие. Стараясь звучать мягко и вкрадчиво, он произнёс:

— Я понимаю, Геннадий Петрович, разрывы и расставания всегда болезненны… Но это необходимо сделать, другого выхода просто нет! Если, конечно, мы с вами хотим сохранить правильный порядок вещей и не допустить хаоса. Кстати, бонусом для вас будет также множество других полезных и бесплатных сервисов и услуг, помимо еды и грузчиков. Вы даже не представляете, на сколько поднимется ваш уровень жизни! Если, конечно, вы согласитесь на наше предложение.

Геннадий откинулся в кресле для посетителей и посмотрел на главного по агентам прямым немигающим взглядом.

— А что, многие вообще соглашаются на ваше… скажем мягко, своеобразное предложение?

— Вы действительно хотите это услышать?

— Да.

— Ну хорошо… До вас согласились… почти все, — главный по агентам немного побегал глазами в очках, затем завис на секунду, как будто увидел что-то неожиданное, и быстро поправил сам себя, — простите, ошибся! Абсолютно все.

Голос его немного дрогнул. Было похоже, что мужчина в сером пиджаке врал.

— А что будет, если я откажусь?

— Ваша мама, которой через некоторое время понадобится сложная операция, может, к сожалению… Ну, вы и сами всё понимаете. Но это только в случае, если вас не будет с ней рядом. Вы должны оставить Катерину и вернуться к матери, Геннадий Петрович.

— Признайтесь, мамина болезнь — всё-таки ваших рук дело? — вдруг мрачно спросил Геннадий, — чтобы я не мог вам отказать, да?

— Да что вы такое говорите?! — как будто даже искренне оскорбился Макситрий Янович, — мы путешественники во времени, охранники миропорядка, полиция времени, если хотите… Но уж никак не изверги! Давайте так: вы подумаете до завтра, а в 12 часов ровно я снова жду вас у себя, в этом самом кабинете. Договорились? О, кстати, вам сейчас должны позвонить. И кажется, новости вас ждут весьма обнадёживающие… Подойдите к окну, внутри помещения ваша мобильная связь плохо ловит. Ну, что же вы сидите? Говорю же — первостепенно важный звонок!

Геннадий недоверчиво посмотрел на Макситрия, но встал и подошёл к окну. В этот момент смартфон учителя математики действительно зазвонил. Это была мама — у неё неожиданно улучшилось состояние, и настолько, что её, выписав на дорогу пару рецептов, отпускают домой, и она просит его, Гешика, забрать её на такси из больницы. И чем скорее, тем лучше.

На этот раз голос у мамы был уже вполне узнаваемый и бодрый. Она сказала, что ждёт его и повесила трубку. Геннадий испытывал смешанные чувства.

— Вам пора, Геннадий Петрович, — тихо сказал главный специалист по агентам влияния. Впрочем, выглядел он при этом вполне довольным, — вам следует забрать маму из больницы, такси уже ждёт вас.

— Вы уже вызвали мне такси? Когда только успели! Хотя, с вашими фокусами из будущего… А какой хоть у него номер?

— Не волнуйтесь, Геннадий Петрович, вы узнаете машину. Увидимся с вами завтра в 12 часов дня. До свидания!

Геннадий молча посмотрел на главного по агентам, развернулся и направился к двери, но внезапно обернулся:

— У вас, судя по всему, очень много сотрудников… Почему же вы, начальник, занимаетесь мной лично?

— На то есть кровные… То есть, важные причины, — уклончиво ответил Макситрий, — извините, оговорился. Выход сами найдёте?

— Постараюсь. А вы вообще отдаёте себе отчёт в том, что я сегодня же расскажу всё Катерине?

— Если хотите, можете рассказать, — наигранно равнодушно пожал плечами Макситрий, — правда, есть вероятность, что она примет вас за вруна или за сумасшедшего, и сама предложит вам расстаться…

— До свидания, — сухо попрощался Геннадий и вышел из прозрачного кабинета в уже знакомое помещение со множеством столов.

— До завтра, — вдогонку громко и нарочито вежливо попрощался Макситрий.

Глава 17

Выйдя, Геннадий оглянулся на кабинет. Стеклянные стены снаружи действительно были непрозрачными. Входные двери он нашёл легко, и удивительное дело — рядом с дверями внутри помещения располагался старая добрая кнопочка домофона. Он нажал на неё, и двери, как и в прошлый раз, завибрировав и тихонько зажужжав, растворились в воздухе. В голове школьного учителя роились мысли, она мысль заслоняла другую, выпрыгивая на первый план и растворяясь за следующей: «Что конкретно у них такое произошло, что им пришлось отправиться в прошлое? Кто эта странная девочка с рюкзаком и смартфоном? И почему он сказал, что Алла Семёновна живёт в Кислинках? Этот район находится на другом конце города! Как она могла успеть переместиться туда за минуту?! Всё это очень, очень странно…»

Макситрий Янович не соврал — перед единственным подъездом странного дома его уже ожидала неприметная иномарка серого цвета с номером О348КУ.

«ОКУ… Общество Контроля Утечки. И мой номер, 348» — вдруг сообразил Геннадий. Он немного постоял в нерешительности (терзаемый мыслью на тему «стоит ли пользоваться услугами подлецов?»), но затем всё же открыл дверь машины и устало плюхнулся на заднее сидение. «Стоит — в редких случаях. Здоровье мамы вполне такой случай, и он ничем меня не обяжет», — в конце концов рассудил школьный учитель. Перед тем, как откинуть голову на подголовник и закрыть глаза, он успел заметить, что в отличие от солнечной и ясной погоды над домом, защищённого от непогоды какими-то магическими технологиями будущего, вокруг идёт какой-то просто нереальный, почти тропический ливень…

Назвав адрес больницы седому деду-водителю с пышными усами, Геннадий наконец закрыл глаза.

Машина неспешно тронулась с места.

ЧАСТЬ 2 — «ОКУПЗ»

Глава 1

Вечером того же дня Геннадий оставил оживившуюся маму хлопотать на кухне и в тревожном настроении ушёл курить на балкон. Банка из-под помидоров была заполнена почти до предела, но в данный момент школьному учителю было совсем не до этого. Чиркнув зажигалкой, он посмотрел на дом. Окна многоэтажки горели, как и должны были для конспирации — хаотично. Геннадия терзали сомнения.

«Рассказать Катерине или не рассказать?» — мучительно думал он, чиркая зажигалкой, — если расскажу, буду выглядеть полным идиотом. Действительно, подумает, что я лгун или сумасшедший. Не расскажу — буду выглядеть подлецом, который скрывает что-то важное. Что же делать?! Молча собрать вещи — и к маме? Не вариант — когда уже попробовал жить СВОЕЙ жизнью, симбиоз с мамой перестаёт восприниматься, как норма, при всех его удобствах и плюсах. Оставить всё, как есть? Если Макситрий не врёт, то ничего не предпринять означает подвергнуть опасности мамину жизнь. Да уж, хорошенький у меня выбор, ничего не скажешь! Что тот фигня, что этот. Меня, как математика, такому не учили… А может, просто взять, и набить-таки этому Макситрию морду?!»

В этот момент школьный учитель почувствовал резкую боль, стрелой пронзившую его правый висок.

«Ого, они что, ещё и мысли читать умеют?.. — с трудом подумал Геннадий, пуча от боли глаза, — и вызывать головную боль на расстоянии, если подумаешь что-то, что им не понравится?! Если это так, уроды, то я вам… я вас…»

Дальше школьный учитель мысленно перешёл на такой непечатный слог, что иной суровый работяга ушёл бы в запой от зависти.

«Ну ладно-ладно, — наконец примирительно подумал Геннадий, — не набью я никому морду! Только успокойтесь и отключите уже эту чёртову боль…»

Геннадий прислушался к ощущениям. Если боль и уменьшилась, то лишь совсем незначительно.

Докурив, учитель математики засунул окурок в свою переполненную банку-пепельницу, с усилием закрутил плохо поддающуюся железную крышку, и, держась рукой за голову, пошёл на кухню.

— Мам, у тебя обезболивающее есть?

Родительница на секунду задумалась.

— Одна таблетка вроде оставалась… Сейчас поищу, — Тамара Константиновна вытерла руки кухонным полотенцем и попросила сына достать с холодильника большую красную коробку из-под обуви, в которой хранила лекарства, — вот, поставь на стол. А что у тебя болит?

— Голова. В висок стреляет.

— Гешик, посмотри — что это? Я без очков.

— Нет, мам, это вообще не то. А это слабительное… А вот это то, что нужно!

Выпив таблетку и немного полежав на кровати в своей бывшей комнате, Геннадий почувствовал, что хотя головная боль и начала отступать, но тело его (видимо, под влиянием сильного стресса) просто отказывается подниматься с кровати. Он решил сразу же позвонить Катерине.

— Катя, привет! Слушай, то дело, куда я шёл… Оно оказалось слишком сложное. Настолько, что я, кажется, не справляюсь. Я вымотан эмоционально и физически. И я не знаю, что делать.

— Хочешь сказать, не можешь рассказать сегодня? Ничего страшного, переспишь сегодня с новой информацией, а завтра расскажешь. Когда собираешься домой?

— Да я бы и сейчас рассказал, просто не знаю, с чего начать! Тут подумать надо, а думать мне сейчас трудно. Честно говоря, у меня нет сил даже, чтобы встать с кровати…

— Ты не заболеваешь?

— Вроде нет… Хотя — не знаю. Возможно, я уже давно в бреду, и всё, что со мной происходит, всего лишь горячечный бред моего воспалённого сознания…

— Драматизируешь?

— Нет, Катя, — серьёзно и немного грустно ответил Геннадий, — хотелось бы, но в этот раз точно нет.

— Да, кажется, ты не шутишь… Мне стоит волноваться?

— Не знаю, Кать. Смотря о чём…

— Ну, скажем, за твою жизнь, здоровье и безопасность?!

— За мою жизнь и здоровье можешь не волноваться, — прямо и вместе с тем уклончиво ответил Геннадий.

— Это радует, — с некоторым облегчением произнесла возлюбленная, — тогда знаешь, что? Не мучай себя, ложись спать. Сон — лучшее лекарство! И мама будет рада, что ты переночуешь у неё. А завтра утром приедешь и всё мне расскажешь.

— Утром не получится, они мне назначили ещё одну встречу, завтра в 12… А перед этим я ни о чём другом думать не смогу, буду составлять вопросы, которые должен им задать.

— Ладно, — после небольшой паузы ответила школьная психолог, — но ведь созвониться мы с тобой с утра можем? И после того, как ты выйдешь от этих своих… таинственных людей, ты же приедешь?

— Конечно, приеду, — голос Геннадия, уже не уверенного ни в чём, слегка дрогнул, — а утром обязательно созвонимся.

— Отлично, тогда я буду ждать. Спокойной ночи и до связи завтра! И не волнуйся, Гень — всё будет хорошо…

— Хотелось бы! Спасибо и спокойной ночи! И, Кать…

— Да?

— Я тебя люблю. Что бы ни было завтра и потом, знай — очень люблю!

— Я знаю это. И я тебя тоже очень люблю, Гень! Буду ждать твоего звонка…

Повесив трубку, Геннадий уснул мгновенно. Снилось ему много разных снов, но фигура Макситрия или здание ОКУПЗ среди них в эту ночь не фигурировали.

***

Проснулся учитель математики в 6 утра совершенно разбитым, а из зеркала в ванной на него смотрел какой-то незнакомый опухший мужик с синяками под глазами. «Интересно, что бы было, употребляй я алкоголь. Клуб анонимных алкоголиков-пчеловодов принял бы за своего», — мрачно пошутил он про себя, заканчивая брить 2-ую щёку опухшего мужика.

— Гешик, ты уже встал? — обрадовалась мама, услышав, как со скрипом открылась деревянная, окрашенная бежевой краской, дверь ванной, — а я и не слышу, плита шкворчит. Я оладушки жарю, твои любимые — на кефире! Ставь чайник и садись завтракать. Да, и сгущёнку из холодильника достань заодно.

Геннадий послушно достал сгущёнку и сел за стол. Внезапно он почувствовал какое-то облегчение и расслабление, и даже слегка улыбнулся. Светящее в кухонное окно солнце, пророщенный лук в рюмочках на подоконнике, прыгающие по кухне солнечные зайчики, радостно визжащие за окном дети, запах шкворчащих оладьев и мама, весело хлопочущая у плиты, создавали такую иллюзию обыденности и мирной нормальности, что Геннадий подумал на секунду, что ему это всё приснилось: здание из будущего, летающие кружки, Макситрий, сотрудничество, требование расстаться с Катериной… Может, это и правда был просто один длинный дурной сон?

Как бы там ни было, сейчас ему не хотелось думать о плохом. Мозг срочно требовал положительных эмоций, поэтому Геннадий решил на ближайшие 10 минут полностью передать руководство над организмом своим вкусовым рецепторам. Идея оказалась рабочей, особенно учитывая отсутствие ужина предыдущим вечером. В себя учитель математики пришёл только тогда, когда доедал последнюю оладью. Неожиданно его посетила мысль, и он уже открыл было рот, чтобы озвучить её, а точнее — задать в виде вопроса.

— Гешик, хочешь ещё кофе с молоком? — опередила его мама.

— Нет, спасибо. А вот скажи мне, мам… Ты же смотришь всякую документальную фантастику по телевизору. Про инопланетян, рептилоидов, мировое правительство…

— Ну да, ты знаешь, я такое люблю, — кивнула мама, отхлёбывая свой кофе с молоком и любовно глядя на сына, — а почему ты спросил?

— Ты на самом деле веришь во всё это? Или просто из любопытства смотришь?

Мама, подняв глаза к потолку, на секунду задумалась.

— Как тебе сказать, Геш… Во что-то верю, во что-то нет. В плоскую Землю не верю, смешно это. А вот в инопланетян верю. Вполне может быть, что мы не одни во Вселенной.

— А в путешествия во времени веришь?

— Это когда люди пропадают после удара током, а через 10 лет снова появляются на том же самом месте? Ты про этот фильм, да? Его уже очень давно по телевидению показывали, я не помню деталей…

— Нет, не про фильм. Я вообще. Ты веришь, что возможны путешествия во времени? Что бы ты ответила, если бы я тебе рассказал, что прилетели люди из будущего, и… ну, допустим, предложили мне работу?

Тамара Константиновна посмотрела на сына странным взглядом, в котором был целый винегрет эмоций — удивление, недоверие, сомнение, желание понять, шутит ли сейчас Гешик, или говорит серьёзно. Наконец после долгой умственной работы мама улыбнулась и произнесла:

— Ну и соглашайся, сказала бы, — мама весело рассмеялась, очевидно решив, что сын шутит, — пусть из будущего, а всё же люди! Не рептилоиды какие-нибудь… Да и зарплаты в будущем наверняка побольше, чем сейчас! А если серьёзно, то оно, может, и возможно — но где-нибудь, и с кем-нибудь… Но уж точно ни в нашей стране, ни в нашем городе, и ни с нами.

Дальше развивать эту тему Геннадий не стал. Вместо этого он поблагодарил маму за завтрак, поговорил по телефону с Катериной и пошёл готовить вопросы, которые намеривался задать Макситрию.

***

Ровно в 11:30 Геннадий, который уже порядком измаялся от ожидания, наконец оделся, обулся, и выдвинулся из маминого дома в направлении здания ОКУПЗ.

За те несколько часов, которые учитель математики провёл в ожидании назначенного времени, погода вновь успела испортиться. Разумеется, дождь, лениво поливавший всё вокруг мелкими серыми струями, шёл везде, кроме дома номер 8 по улице Рабочей. Остановившись в нескольких десятках метров от таинственной многоэтажки и поёживаясь под зонтом, Геннадий закурил, и в 100-ый раз пробежал глазами список вопросов в блокноте телефона. Его не покидало чувство, что он упустил что-то очень важное, только вот никак не может вспомнить, что именно. Докурив и убедившись, что в целом список его устраивает, учитель математики подошёл к зданию ОКУПЗ.

Имитация жизни дома шла по своему обычному сценарию: в окнах курили, слушали музыку, укладывали спать ребёнка… Геннадий аккуратно свернул зонт, сам на лавочку, и принялся глазеть по сторонам. Он вознамерился собрать как можно больше информации о деятельности ОКУПЗ, разговаривая со всеми, кого только сможет встретить, но как на зло, около дома никого видно не было. Тогда он стал ждать странную девочку с розовым рюкзаком и смартфоном, отчего-то точно зная, что она обязательно пройдёт мимо.

«Удивительный контраст, конечно, — думал школьный учитель, периодически поглядывая на время в смартфоне, — Между тем, какими милыми они прикидываются вместе со своим якобы жилым домом, и тем, каких жертв они требуют! Неужели мы, как цивилизация, через 200 лет придём к тотальной жестокости и цинизму, где от самого важного в жизни можно вот легко отказаться ради новых технологий и какого-то там денежного пособия?! Если это так, то я рад, что не доживу, и не увижу этого безобразия…».

Размышляя таким образом, Геннадий наконец увидел знакомый розовый рюкзак. Встав с лавочки, он окликнул девочку по имени.

— Настенька, привет! Ты же Настя? Остановись, пожалуйста! Меня зовут Гена, как крокодила из мультика. Дядя Гена. Знаю, что детям не разрешают разговаривать с незнакомцами… Но ты не бойся, я сюда просто по работе пришёл, жду встречи! Я даже подходить к тебе не буду. Просто скажи, пожалуйста, из какой ты школы и куда идёшь сейчас со школьным рюкзаком и сменкой? В школах же сейчас каникулы…

Девочка, услышав своё имя, остановилась и подняла голову, смотря вперёд и как будто ожидая чего-то.

«Проблемы со слухом, наверное… Бедная девочка!», сочувственно подумал Геннадий.

— Настенька! Я тут, посмотри, пожалуйста, на меня! — крикнул он уже погромче.

Девочка послушно повернула голову, и школьного учителя со стажем, казалось бы, привыкшего ко всему, пробрало до костей — глаза девочки были совершенно пустые и безжизненные, а ничего не выражающее лицо было абсолютно безучастно, словно у покойника… Озадаченный и почти загипнотизированный этой страшной картиной, Геннадий просто стоял и смотрел на жуткую девочку, ощущая, как капли пота медленно стекают вниз по его спине под футболкой до самого ремня джинсов.

Вдруг домофон сзади него ожил, прозвучал щелчок, после чего раздался голос Макситрия:

— Настенька! Вернись к основному сценарию. И продолжай.

Девочка послушно опустила глаза обратно в смартфон и медленно побрела, шаркая ногами, по своему обычному маршруту. Макситрий продолжал:

— Геннадий Петрович, добрый день! Проходите, я вас жду…

Несмотря на то, что вы пришли на целых 15 минут раньше…

Учитель математики, ещё не отошедший от шока, автоматически взял свой зонт, зачем-то кивнул домофону, подошёл к подъезду и, ероша волосы на лбу, чтобы подсушить выступивший пот, набрал свой 348-ой номер. После второго сигнала дверь отворилась, и Геннадий вошёл внутрь.

Глава 2

На этот раз школьного учителя встречал не Макситрий. На освещённой стенами площадке 1-ого этажа перед застеклёнными дверями скучала ожидающая его Зоя.

— Добрый день, Геннадий Петрович! Позвольте ваш зонт, — на её немного капризном лице возникла дежурная улыбка, она явно обрадовалась Геннадию не более, чем прыщу, который посмел бы выскочить у неё на носу, — пойдёмте, Макситрий Янович уже ждёт вас.

Девушка медленно моргнула дверям, через пару секунд они с жужжанием завибрировали и исчезли. Геннадий устремился следом за Зоей.

Он помнил о своём плане говорить со всеми подряд, но уже не был уверен в том, что это хорошая идея — мертвенно-пустой взгляд Настеньки и недружелюбие Зои в пользу этой идеи явно не говорили. «Впрочем, это ещё не показатель. Попробую поговорить позже с кем-нибудь другим, народа тут ходит много…», — размышлял Геннадий.

Однако, попав в офисное пространство, учитель математики почувствовал разочарование: посетителей в офисе не было, да и сотрудников было совсем немного. «Санитарный день у них, что ли? — недоумевал он, — или выходной… Сегодня среда, но кто же их в будущем знает?»

— Зоя, а скажите, пожалуйста, а почему сегодня так пусто?

— Из-за времени, — коротко ответила девушка, не удосужившись даже повернуть голову в сторону Геннадия.

— В каком смысле? — не понял школьный учитель.

Зоя остановилась, прицокнула языком и снизошла до объяснений:

— У них обед.

— А у вас?

— У нас с Макситрием Яновичем обед на час позже.

Дойдя до кабинета, наружные стены которого на этот раз были непрозрачными изначально, Зоя дежурно предложила Геннадию кофе, от которого тот не менее дежурно отказался, и заглянула в кабинет начальника.

— Ой, простите, я не знала, что вы сейчас заняты. К вам Геннадий Петрович.

— Да, Зоя, спасибо. Можете идти, — громко ответил Макситрий Янович, и сказал что-то угрожающе тихо тому, кто находился в кабинете. В ответ коротко и сердито пробасили. Зоя удалилась, а через несколько секунд из кабинета вышел чрезвычайно высокий и крепкий мужчина средних лет с сильно отросшей растрёпанной шевелюрой цвета соломы, придававшей ему сходство со второклассником, которому не даются никакие школьные предметы, кроме физкультуры. На мужчине был синий рабочий комбинезон, надетый на растянутую серую футболку, одна лямка комбинезона при этом спадала с плеча, усиливая сходство со школьным двоечником. Будучи явно чем-то недовольным или расстроенным, он хмурился и оттого его пухлые губы лежали друг на друге криво, как распаренная курага на блюде. Он хмуро и словно оценивающе взглянул на Геннадия, буркнул «Здрасьте» и, тяжело вздохнув, медленно двинулся куда-то между столами, как ледокол между льдинами. Геннадий не мог не обернуться вслед такому колоритному персонажу, но услышал голос Макситрия, который приглашал его в кабинет. Учитель математики оторвал взгляд от здоровяка в комбинезоне, и шагнул в полуоткрытую непрозрачную дверь.

***

— Ещё раз здравствуйте, Геннадий Петрович! Рад вас видеть, проходите, садитесь, — поприветствовал посетителя Макситрий Янович, поднимаясь из-за стола и протягивая Геннадию руку. Тот немного помедлил, произнёс сухое «Добрый день», брезгливо и коротко пожав протянутую ему руку, действительно оказавшуюся немного влажной, и занял стул для посетителей. Кружки над столом в этот раз не висели, а стояли в углу на железном шкафу.

— Полагаю, у вас накопились ко мне вопросы? Не волнуйтесь, это нормально, у всех наших новых агентов так. Буду рад ответить на любые из них, кроме вашего персонального будущего и исторических вопросов: про войны, политику, климатические изменения, катастрофы, и т. д. Я, может, и рассказал бы (всё это крайне интересно!) — но служебная инструкция, к сожалению, запрещает. Итак, спрашивайте! Я вас внимательно слушаю.

Геннадий, который почему-то был уверен, что сначала Макситрий расскажет ему ещё какие-нибудь подробности сотрудничества, а уже потом перейдёт к его вопросам, растерялся. Поэтому он медленно кивнул, и уже достал смартфон, чтобы свериться со списком, но внезапно выдал сразу несколько незапланированных вопросов:

— Почему над вашим зданием всегда одна и та же погода? Зачем вам конспирация под жилую многоэтажку, если непричастные люди всё равно не способны увидеть здание? Как Алла Семёновна смогла за одну минуту добраться до Кислинок, которые вообще-то на другом конце города? — очень нервно, без пауз и почти скороговоркой выдал Геннадий, — и кто, в конце концов, эта ваша Настенька?! От её взгляда… Как бы это сказать? Оконфузиться можно! А пенсионерам так вообще миокард светит, — учитель математики замолчал и выжидающе посмотрел на главного по агентам. Тот улыбнулся.

— Наша Настенька — всеобщая любимица. Она — голограмма, её создала наша молекулярный программист Кобалевич Лирика Ивановна.

— Как это возможно?! Она же, простите… твёрдая! Дважды меня чуть не сбила, я еле удержал равновесие.

— Настенька — не просто голограмма, а молекулярная голограмма. Хотя… В ваше время всего этого ещё даже близко не существует. Ладно, чтобы было проще: Настенька — робот, управляемый голосом, при необходимости может распасться на молекулы или пересобраться в любой другой объект. Что касается остального. Конспирация зданию нужна, так как длинноволновые фильтры восприятия действуют далеко не на всех, а лишь на обычных людей со средним интеллектом и узким кругом интересов, не склонных критически мыслить. На людей умных, креативных, с широким кругозором и критическим мышлением, наши фильтры не действуют. А ещё, например, на наркоманов, чьё сознание было расширено искусственно, и на алкоголиков… Не удивляйтесь так, совсем недавно к нам занесло какого-то пьяницу, скорее всего, бездомного. Он на нашей лавочке улёгся спать, и, представляете — никакие просьбы и уговоры покинуть её на него не действовали! Пришлось вызвать к нему специального сотрудника, который такие вопросы решает, в общем — еле выпроводили… А что касается Аллы Семёновны, и того, как она успела мгновенно добраться до Кислинок, то… Как бы вам это попроще объяснить? Наше здание стоит, скажем так, не только в пространстве, но и во времени: вы выйдете из зоны здания, и окажетесь около дома вашей мамы, я выйду из здания и окажусь в 2-ёх минутах ходьбы от своего дома в 2225-ом году, а Алла Семёновна окажется у себя в Кислинках. Согласитесь, это удобно?

— Трудно поспорить: выходишь с работы — и вот он, твой дом… Экономишь и время, и деньги, — согласился Геннадий, уже несколько пришедший в себя после пустого взгляда Настеньки, — я записал вопросы, которые хочу вам задать. Одну секунду, я найду нужный файл.

— Без проблем, я подожду. Кстати, вы кофе будете? — спросил Макситрий Янович у Геннадия и, увидев, как тот в ответ отрицательно качает головой, кивнул и сказал громко, как и в прошлый раз, — Зоя, будьте добры, сделайте кофе. Одну кружку.

Зоя недовольно буркнула, что сделает, и отключилась.

Наконец учитель математики нашёл, куда сохранил вопросы к главному по агентам, и задал первый из них:

— Как давно вы находитесь в нашем времени? Связаны ли вы с правительством? Сколько всего у вас сотрудников?

— Отвечу в рамках блица, если вы не против. Работаем в вашем времени 2 года, то есть начали в 2023-ем. На самом деле, мы пытались действовать и раньше… Но возникли проблемы — оказалось невозможно работать без тех средств связи, которые есть в вашем сегодняшнем дне. И да, мы некоторым образом связаны с правительством… Разумеется, с нашим правительством, из будущего. И конечно, наша деятельность полностью засекречена.

— Почему?

— А сами разве не догадываетесь? — с улыбкой спросил Макситрий Янович, но тут же вернул себе серьёзное выражение лица, — представьте, что было бы, узнай широкая общественность про возможность вернуться в прошлое или посетить будущее?! Даже один случайный путешественник во времени может наломать очень много дров, уж поверьте… А если их станет много?! Секретность, Геннадий Петрович, помогает нам избегать неконтролируемых последствий.

— Ясно, — кивнул школьный учитель, — А что касается количества людей в вашей организации?

— Изначально мы, вроде как, институт… Нас априори не может быть 3 человека! Организация очень большая, сотрудников много. Боюсь, я даже не смогу назвать вам точную цифру.

— Допустим. Тогда сколько всего у вас агентов? Человек 150?

— Ну… — замялся главный по агентам влияния и сделал неопределённый жест рукой, — да… примерно.

Геннадий очень внимательно и не мигая посмотрел на Макситрия, словно желая просветить того рентгеновским лучом, но главный по агентам, будто не замечая этого, как ни в чём не бывало, сменил тему:

— Пожалуйста, ваш следующий вопрос, Геннадий Петрович!

В этот момент, как обычно, без стука вошла Зоя и подвесила над столом Макситрия чашку с тёмным ароматным напитком.

Геннадий решил перейти к более важным вопросам.

— Насколько сильно вы можете влиять на людей и события? До какой степени вы способны контролировать агентов влияния? Умеете ли вы читать мысли?

Макситрий как-то странно улыбнулся одной стороной рта.

— Если отвечать на ваш вопрос прямо, то да — конкретно считывать мысли умеем. Но на практике всё обстоит несколько сложнее… Дело в том, что очень трудно отделить мысли человека от его чувств, эмоций, желаний, ощущений, воспоминаний, от песен, крутящихся в голове… Наши учёные упорно трудятся над этим, но результат пока никуда не годится — слишком много лишнего шума! В сны вторгаться куда проще. Хоть и эта технология ещё довольно свежая, а соответственно, сложная и дорогостоящая… Впрочем, ВЫ уже и так это знаете, — на этих словах он с лёгким укором посмотрел на Геннадия, — подводя итог: считывать весь поток сознания мы уже умеем, а вот вычленять из него конкретно мысли человека — нет. Я уверен, что скоро наши учёные решат эту задачу… Но пока ответ отрицательный.

Кружка забурлила и отключилась, и Макситрий снял её с «воздушной полки».

— Но ваш вопрос про чтение мыслей включает в себя ещё и моральный аспект, ни так ли? Покушаемся ли мы на свободу воли наших агентов?

Школьный учитель еле заметно поднял одну бровь и выжидающе посмотрел на главного по агентам.

— Что ж, отвечу вам и на это. Мы можем влиять на наших агентов, но только в рамках событий, которые должны или не должны произойти, чтобы изначальная линия времени оставалась сама собой. Контролировать их мы можем лишь косвенно и до некоторой степени — подавать знаки, напоминать о чём-то, убеждать, подталкивать к чему-то, просить… Конечно, технически, мы можем многое. Сами понимаете — 23-ий век, как-никак! Но не станем прямо принуждать, подчинять волю или как-либо вредить нашим агентам. Это было бы неэтично и негуманно. К тому же это могло бы дополнительно нарушить временную линию. Чего, как вы понимаете, нам совершенно не нужно… Что ещё вас интересует?

— Как ваши агенты узнают друг друга? Как другие узнавали меня?

В этот момент часы на левой руке Макситрия издали какой-то странный писк. Геннадий ещё в предыдущий день заметил их на левой руке главного по агентам, но значения не придал, т. к. выглядели они, как обычные смарт-часы из его времени.

Макситрий извинительно улыбнулся:

— Геннадий Петрович, прошу прощения, мне надо пройти процедуру. Подождите, пожалуйста! Недолго, всего одну минуту.

Школьный учитель кивнул, а мужчина в сером пиджаке со вздохом подвесил кружку над столом, ответил часам «да», после чего часы пропищали ещё несколько раз, но в этот раз по-другому, более отрывисто. Затем главный по агентам зажмурился, сжал кулаки и подпрыгнул на кресле так, словно его ударили небольшим разрядом тока, после чего побледнел, часто задышал, и наконец вновь открыл глаза. То тряся кистью левой руки, то сжимая-разжимая кулак, он шумно выдохнул и продолжил:

— Вы скоро сами сможете узнавать других агентов, Геннадий Петрович. Если, конечно, согласитесь с нами работать, — после этих слов Макситрий Янович прищурился, и испытывающее посмотрел на Геннадия. Геннадий прищурился в ответ. На мгновение школьному учителю показалось, что они напоминают 2-ух ковбоев на поединке, когда пальцы у обоих дрожат, готовясь в любую секунду выхватить кольт и пустить пулю прямо в грудь сопернику. С той лишь разницей, что кольтов у них при себе не было, а пальцы Макситрия дрожали после его загадочной «процедуры». «Интересно, что же делают с ним часы? — на секунду подумалось Геннадию, — током бьют, что ли?!..». После чего его мозг снова вернулся к более важным вещам.

— Если я соглашусь, — медленно, взвешивая каждое слово, произнёс учитель математики, — то в течение какого времени мне нужно будет выполнить ваши условия? Переехать обратно к маме, я имею в виду. И что произойдёт, если я откажусь?

Главный по агентам влияния медленно снял очки, обнажив морщинки вокруг глаз и, смущенно усмехнувшись, потёр лоб.

— Должен извиниться перед вами, Геннадий Петрович — вчера я немного нарушил служебную инструкцию… Дважды. Не только с Монголией, но и с вашей мамой. Кстати, мы не уверены, что она точно заболеет… Вернее, должна была в изначальной версии, но обстоятельства УЖЕ изменены. Но всё ещё заболеть может, есть такой шанс…

— Как интересно, — саркастически протянул школьный учитель, — «а может быть, ворона, а может быть, собака…». Может, заболеет, а может, нет! А вчера вы на это прямо упор делали…

— Не успел уточнить факты заранее, — уклончиво отвечал Макситрий, — и, в любом случае, я не должен был делиться с вами информацией, касающейся здоровья ваших близких. Так что я официально приношу вам свои извинения! И прошу вашего снисхождения — Эвелиса Святополковна вчера утром неожиданно ушла в отпуск, и на меня, как на её 1-ого зама, свалилось очень много служебных дел…

— Тогда мне тем более непонятно, почему вы занимаетесь мной лично, — заметил Геннадий. Макситрий сделал вид, что не расслышал, так как в это время снимал кружку с «воздушной полки». Отхлебнув кофе, он продолжал:

— И ещё есть кое-что, небольшой нюанс… Если мы просим агента серьёзно изменить личные обстоятельства, связанные с дорогими ему людьми, то по инструкции на раздумье даётся ни 1 день, а целая неделя, 7 дней. Сегодня среда, и ваше время на размышление, соответственно, до 12:00 следующей среды. Если бы вчера я всё сделал правильно, то ваше время истекало бы в следующий вторник. Но я вчера… вы уже в курсе. Поэтому наш генеральный потребовал дать вам бонусный день на раздумье. И вы бы слышали, в каком тоне он вчера со мной разговаривал! Если бы можно было приказать человеку рассыпаться на молекулы, как Настеньке, то я почти уверен — он бы сделал это, не моргнув глазом…

— Для чего вы мне всё это рассказываете? — с отстранённым непониманием спросил Геннадий.

Макситрий прогнал смущённую улыбку, надел обратно очки и задумался.

— Хм, даже не знаю… — произнёс он, отпивая кофе, — наверное, чтобы вы убедились, что здесь работают самые обычные люди — не изверги, не мошенники и не какие-нибудь временные маньяки! Таких пока не существует, и не знаю, появятся ли они в будущем (надеюсь, что нет) … Но мы — точно не они! К тому же, у вас весьма располагающее лицо, Геннадий Петрович. Вы кажетесь мне понимающим собеседником, которому можно рассказывать подобные вещи.

Учитель математики из-под сдвинутых бровей смерил мужчину в сером пиджаке недобрым взглядом:

— Вы мастерски переводите тему, но я по-прежнему жду ответа на свой вопрос — что будет, если я откажусь?

Макситрий вздохнул и с тоской посмотрел в окно.

— Отказавшись сотрудничать, вы таким образом исказите изначальную временную линию. И нам придётся это исправлять. Что долго, дорого и сложно, но — осуществимо. Так или иначе, но мы сумеем вернуть время к его изначальной норме, уж поверьте! На это сейчас работает вся наша большая организация. И это в любом случае повлияет, так или иначе, на жизнь людей из вашего времени, в том числе, и на вашу. Мне жаль, но это так… Мы, как полиция — вежливы и лояльны к добропорядочным гражданам, но с нарушителями закона (в нашем случае, закона времени) мы бываем вынуждены действовать, как бы это сказать… другими методами.

— Пока, если честно, вы больше напоминаете ни полицию, а мафию, — сухо заметил Геннадий.

— Зовите нас, как хотите, — отмахнулся главный по агентам, которого это сравнение, кажется, не особо задело, — хоть Гестапо. Как нас уже только не называли… А мы хотим лишь одного — чтобы изначальная временная линия сохранялась в целости! Это всё, что нам нужно. В общем, Геннадий Петрович, — Макситрий неожиданно сменил тон на предыдущий, более лёгкий и приветливый — у вас есть ровно неделя до следующей среды. Ходите по зданию, говорите с людьми, осваивайтесь, обязательно посетите 2-ой этаж, где у нас расположен зал технологий, загляните на 3-ий… Пройти выше, правда, у вас не получится, эти помещения только для внутреннего пользования… Но и чего-то, особенно интересного, там всё равно нет. В общем — гуляйте, общайтесь, ходите, где хотите. Первые 3 этажа в вашем полном распоряжении! Подумайте, и возвращайтесь ко мне в среду, я буду ждать вас в этом самом кабинете. Всю неделю вы можете посещать здание в любой день, кроме воскресенья, с 8:00 до 20:00, а также имеете право дать досрочное согласие — для этого вам нужно будет всего лишь набрать на домофоне ваш индивидуальный номер и произнести слово «да». Кстати, сейчас я выдам вам временный ключ от наших входных дверей 1-ого этажа. От тех, которые растворяются в воздухе.

Заместитель Эвелисы Святополковны открыл верхний ящик своего стола, достал оттуда нечто плоское и круглое, из пластика и с цепочкой:

— Стилизован под ключ от домофона 21-ого века, чтобы избежать лишних вопросов от ваших современников. Проведёте пальцем по кругу по часовой стрелке, и двери растворятся. Ничего сложного.

Геннадий молча взял брелок, и повертел в руках. Вещица действительно ничем не выдавала своего футуристического происхождения.

— Можете идти. Зоя отдаст вам ваш зонт, — улыбнулся Макситрий, — ах, да! Вы же ещё спрашивали про погоду и имитацию жизни дома. Месяц назад у нас произошёл крупный технический сбой, в результате которого сломалась система климат-контроля. С тех пор погода у нас всегда одна и та же… Так же, во время этого сбоя, удалились абсолютно все программы имитации жизни дома, кроме последней. Вот мы и вынуждены крутить её по кругу каждый день! Это не очень хорошо, так как повышает наши шансы быть раскрытыми… Но выхода у нас нет, ведь написание новых программ — дело не быстрое и не дешёвое, а резервные копии у нас тоже почему-то не сохранились! В общем, мы их заказали, но ждать придётся ещё около месяца… В отличие от климат-контроля, настроить который — вопрос нескольких часов. Только почему-то наш «уважаемый» наладчик Фёдор Богданович не может решить этот вопрос уже целых две недели! То времени у него нет, то комплектующих… Ну, это тот высокий мужчина, который был у меня перед вами, — пояснил Макситрий, поймав непонимающий взгляд Геннадия, — не спрашивайте, я и сам не понимаю, за каким чёртом Эвелиса Святополковна его у нас держит. Хотя догадки, конечно, есть, слухи ходят… Но лично я подтверждения им пока не видел. И вот почти каждый день мне приходится говорить с ним про этот самый климат-контроль, а у него каждый раз — то понос, то золотуха!

— Знаю таких, — кивнул школьный учитель, — где бы ни работать, лишь бы не работать…

— Метко подметили, — улыбнулся заместитель Эвелисы Святополковны, и подытожил, — в общем — думайте… И возвращайтесь с согласием! Жду вас до 12:00 следующей среды. Хорошей вам недели, Геннадий Петрович!

Школьный учитель улыбнулся в ответ, и, не переставая улыбаться, спросил главного по агентам:

— А если я всё-таки откажусь? А вместо этого просто возьму и набью вам морду?..

Макситрий Янович медленно снял улыбку с лица, повернулся всем креслом в сторону окна и, выдержав небольшую паузу, задумчиво произнёс:

— Жаль, что вы не водите машину… Но ничего, аналогию вы всё равно поймёте.

Он прокашлялся и заговорил, не глядя на Геннадия, и старательно подбирая слова:

— Согласившись, вы поедете по гладкой дороге с прекрасным асфальтом и без ограничений по скорости, прямиком в своё прекрасное будущее. В такое будущее, каким оно должно быть! Отказавшись, вы будете трястись по ухабам бездорожья, с тормозами, которые отказали и рулём, который заблокирован, а дорога ваша пойдёт под горку и, к сожалению, может закончиться обрывом, — он повернул кресло обратно, как-то тоскливо посмотрел на школьного учителя, и в его голосе вдруг появилось нечто, похожее на искреннее сожаление, — я очень надеюсь на вашу сознательность, Геннадий Петрович! Что вы хорошо подумаете и всё взвесите до среды… И всё-таки согласитесь.

Не успел Геннадий сообразить, что ответить, как в кабинет постучали. Не дожидаясь ответа, в дверь просунулась чья-то абсолютно безволосая голова. Под острым, чисто выбритым подбородком, виднелся лацкан пиджака и воротник рубашки, увенчанный галстуком-бабочкой.

— Макситрий, знаешь, знаешь, я тут… — начала голова, но увидев Геннадия, неловко поздоровалась и осеклась, после чего снова обратилась к главному по агентам, — прости, думал, что ты один. Хотел с тобой поговорить, но, наверное, зайду позже. Кстати, классные очки! Новые?

— Относительно. Дней 10 назад получил, — откликнулся главный по агентам. Рядом с головой показалась рука, показывающая большой палец вверх, после чего вся композиция исчезла за дверью.

Секунд через 5 появилась Зоя, брезгливо держащая двумя пальцами зонт школьного учителя. Главный по агентам широко улыбнулся и кивнул на прощание.

Смерив Макситрия ледяным взглядом, Геннадий взял у брезгливой девушки свой зонт и вышел в общий зал, который уже успел наполниться «офисным планктоном» 23-его века, медленным и вальяжным после обеда, больше склонным делиться друг с другом личными проблемами или травить байки, чем работать. Также, судя по одежде, в зале находились несколько агентов влияния. Учитель математики автоматически дошёл до растворяющихся дверей, и вдруг остановился в растерянности — он совершенно не представлял, что ему делать дальше…

Глава 3

— Генка? Генка Лапушкин? Ты, что ли? — раздался позади учителя математики бодрый и немного надтреснутый мужской голос.

Геннадий обернулся. Но не успел он рассмотреть окликнувшего, как тот уже бросился ему на шею.

— Смотри-ка, и правда ты! — радостно обнимал и трепал его по волосам мужчина, — пятнадцать лет не виделись, а ты всё такой же! Как жизнь, отличник? Узнал меня?

Наконец, мужчина перестал обниматься, и с размаха хлопнул Геннадия по плечу, из-за чего тот вздрогнул, зато получил возможность наконец рассмотреть ходячий фонтан эмоций: короткая стрижка с хохолком, крупный мясистый и одновременно немного заострённый нос, 3-дневная щетина, джинсы с белой футболкой и мятый льняной пиджачок грязно-синего цвета. Всё это было щедро сдобрено порцией какого-то дурно пахнущего и явно дешёвого одеколона, настолько мощного, что у Геннадия защипало в носу, а к глазам подступили слёзы. Разумеется, он узнал его — перед ним стоял Вован Востриков, главный хулиган и двоечник их класса. Человек, впрочем, не злобный, а скорее, лихой, порывистый и обладающий неизменным талантом попадать в неприятности.

— Вован… Ты, что ли? — спросил Геннадий, часто моргая из-за одеколона собеседника.

— Нет, блин, лошадь Пржевальского! — хихикнул Вован и шмыгнул носом. Он был так подвижен и скор, что создавалось полное ощущение, что никаких 25-ти лет после окончания школы не прошло, и Вострикову по-прежнему 17, — конечно я, Геныч! Мы с тобой, может, и не сильно общались — непрестижно было со мной дружить, не по статусу. Ты всё с Валеркой Ивановым ходил, он-то хорошист был, в отличии от меня. И я никогда ровней вам не был… Но всё равно — я чертовски рад тебя видеть!

И Вовка в порыве чувств снова хлопнул бывшего одноклассника по плечу.

— Взаимно, я тоже рад тебя видеть, — поспешил заверить Геннадий, до которого вдруг дошло: встретить в этом огромном здании из будущего ни просто человека общительного, но и знакомого, было большой удачей, — что ты здесь делаешь? Что ты такого узнал, что тебя сюда вызвали?

— В смысле, узнал? — искренне удивился Вован, и даже как будто немного обиделся, — ничего я не узнал! Просто работаю здесь, уже как полгода скоро будет. Первый раз так долго на одном месте.

— Значит, ни агентом… А кем тогда, если не секрет?

— Никаким ни агентом. Что я, Джеймс Бонд, что ли? — попытался состроить серьёзную физиономию бывший одноклассник, и тут же прыснул от смеха, понимая, что серьёзное выражение лица идёт ему, как штангисту балетная пачка, — да знаю я, что здесь большинство наших агентами влияния числятся. Но я, брат, тут не агентом, я тут решальщиком работаю.

— Кем?!

— Ну… Решальщиком. Решаю всякое, знаешь… Случайно зашедшим зубы заговариваю, ситуации решаю разные — с плохо скрываемой гордостью несколько вальяжно произнёс Вован.

— Слушай, а это ни про тебя ли мне Макситрий сегодня говорил, что ты недавно кого-то прогнал… Пьяницу вроде какого-то?

— Именно про меня! Ох, и упрямый бомж попался… — с готовностью ответил бывший одноклассник, явно приготовившись подробно рассказывать историю изгнания.

— Слушай… — с улыбкой перебил его Геннадий, — а ведь, можно сказать, мы с тобой практически коллеги!

— Как это? — удивился Востриков, — ты работу сменил?

— Нет, но смотри — я ведь тоже в своём роде «решальщиком» работаю: на доске для своих раздолбаев уравнения решаю и примеры разные… А особенно часто за гуманитариев решать приходится, потому что они каждый раз тупить начинают. А в конце четверти я снова решаю, но уже другое.

— Что ты решаешь?

— Какую оценку этим самым гуманитариям ставить!

Бывший одноклассник разразился хохотом, оценив шутку, а затем спросил:

— Выходит, ты по-прежнему препод?

— Ну да.

— Понятно… А здесь что делаешь?

— Да вот, работу предлагают.

— Случайно не решальщиком? — насторожился бывший одноклассник, — если что, учти — это место уже занято!

— Да нет, меня как раз агентом зовут. Предложили сотрудничество на полставки, с возможностью не увольняться из школы.

— Ну, а ты что?

— Да вот… Думаю.

— А чего тут думать-то? — округлил глаза бывший одноклассник, и похлопал Геннадия по груди — соглашайся! Ты не представляешь, как тебе, брат, повезло… Здесь условия очень даже жирные: все эти технологии, медицина будущего… А какая у них на 3-ем этаже столовая, м-м… Пальчики оближешь! И ешь, сколько хочешь — всё совершенно бесплатно. Одно плохо — из алкогольных напитков у них только пиво. Ничего более крепкого нет. Но зато пива — пей, сколько хочешь!

— Я вообще не пью. А что за медицина будущего?

— Ну, разная… Например, лазерное 3D восстановление зубов, слышал о таком?

Геннадий отрицательно покачал головой.

— Крутая штука! Если нет какого-то зуба, ты просто садишься в кресло и открываешь рот, и робот всё делает сам: обезболивает, в реальном времени выбирает подходящую тебе форму и оттенок зуба, аккуратно лазером делает надрез десны, а затем 3D-принтер печатает новый зуб прямо у тебя во рту! Я так уже несколько зубов вставил. Ты только посмотри на этот верхний правый клык! Это ж ни зуб, а прям шедевр какой-то, — и подняв верхнюю губу, Вован продемонстрировал работу. Клык действительно ни формой, ни цветом не отличался от других зубов, — ну, и много других полезных вещей.

— Интересно, конечно, — заметил Геннадий, — хотя и не удивительно — медицина, что бы в мире не происходило, развивается, причём, семимильными шагами. А лекарство от рака у них уже есть? И, кстати, что за часы у Макситрия? Они его током бьют, что ли?

— Про рак ничего не знаю, — развёл руками Востриков, — эту информацию они от нашего брата скрывают… А что до Макситрия, то мужик он себе на уме. Поговаривают, что у него диабет, и эти часы ему инсулин вводят… Ну слушай! Как всё-таки здорово, что ты здесь! Хочешь, я прямо сейчас тебе тут всё покажу?..

Геннадий глянул на экран смартфона, было начало 2-ого дня.

— Слушай, я сейчас, наверное, не смогу — дела есть… — приврал Геннадий, у которого переносимость таких сверх эмоциональных людей, как Востриков, была не более 10-ти минут за один сеанс общения, — но мне и правда всё здесь очень интересно! Макситрий дал мне на раздумье неделю, до следующей среды. Пока сказал походить и осмотреться. Я буду рад, если ты мне тут всё покажешь.

— Не вопрос, — оживился бывший одноклассник, — когда ты свободен?

— Хм… Ну, допустим, завтра в 12.

— Замётано, — вновь хлопнул Геннадия по спине Вован, — ладно, бывай! Встретимся у этих самых дверей завтра в 12!

— Хорошо, до завтра, — быстро попрощался Геннадий и нажал на кнопку домофона. Двери уже привычно растворились в воздухе, и Геннадий шагнул за порог. Не успевший обнять его напоследок бывший одноклассник несколько расстроился, но в целом был не слишком обижен. За 42 года своей жизни он уже привык к тому, что людям свойственно избегать его объятий, и относился к этому вполне философски.

***

Только оказавшись на улице, Геннадий понял, как душно ему было в здании ОКУПЗ. Не в смысле пыльного или сухого воздуха, воздух в помещении был вполне свежий. Но на душе у школьного учителя было так тоскливо, что свежий, пахнущий цветами и молодой зеленью, июньский воздух облегчал его состояние лишь процентов на 20. Он немного постоял у дома номер 8, осматриваясь. Дождь вне поля здания уже закончился, и Геннадий отправился прямиком на остановку, чтобы сразу, как и обещал, поехать к Катерине.

Одну половину пути он провёл, смиренно вися на поручне между другими пассажирами, а вторую — сидя на освободившемся сидении и невольно слушая двух впереди сидящих дам, тучных и с короткими стрижками, возраста примерно его мамы. Обычно он старался не подслушивать чужие разговоры, но дамы элегантного возраста обсуждали какой-то «странный дом»:

— Говорю тебе, — заговорчески шептала та, что сидела у окна, — это ни слухи и не домыслы! Этот дом существует! Мой сын, как ты знаешь, журналист, и много раз видел его сам лично. Саша уже целый год работает над этим делом — наблюдает, расспрашивает, расследует…

— Ну, и насколько далеко продвинулось расследование? — не утруждая себя переходом на шёпот, насмешливо и скептически спросила другая, — когда статья-то выйдет?

Несколько пассажиров обернулись на дам. Мать журналиста обиженно поджала губы, бросила соседке «Скоро!», и демонстративно отвернувшись от обидчицы. Обидчица же подтянула повыше сползающую с коленей старую кожаную сумку, достала из неё простенький смартфон с разбитым экраном, и стала выбирать пёстрые открытки, очевидно, чтобы поздравить кого-то с праздником.

«Интересно, здание ОКУПЗ они имели в виду, или нет… Если да, то фиговая у этой конторки конспирация, раз ими уже журналисты интересуются! Хотя, может, эти дамы говорили про какой-то совсем другой дом — городских легенд ведь много…», подумал Геннадий и вышел из автобуса на остановке Катерины.

Глава 4

Учитель математики открыл дверь квартиры возлюбленной своим ключом, тихонько разулся и на цыпочках прошёл на кухню. Он пытался позвонить ей ещё стоя на остановке, пока ждал автобуса, но школьная психолог не отвечала и онлайн тоже не появлялась, что могло означать лишь одно — она кого-то консультировала по видеосвязи. Катерина не любила сидеть без дела даже в отпуске, и поэтому брала подработку в виде частной психологической практики, работая, в том числе, и со взрослыми, «чтобы не разучиться помогать и им тоже».

Стараясь действовать беззвучно, Геннадий открыл ящик подвесного кухонного шкафа, и извлёк из него чайный пакетик и сахарницу. Из комнаты звучал немного приглушённый видеосвязью расстроенный женский голос, который то тараторил, то принимался плакать, и спокойный и мягкий, но при этом уверенный голос Катерины.

— Людмила Николаевна, я очень сочувствую вашему несчастью и понимаю вашу тревогу за дочь, но вы обратились ко мне за помощью, а для этого я должна собрать максимум информации, — говорила школьная психолог в отпуске, пока Геннадий ставил на огонь ковшик с водой, чтобы не шуметь электрическим чайником, — расскажите мне, пожалуйста, ещё раз, чуть помедленнее и по порядку — что конкретно случилось с вашей дочерью?

— Она… Моя Леночка… Как рассталась со своим этим, как их правильно называют… на слово «арбуз» ещё похоже… с абьюзером! В общем, тогда она вроде поняла наконец, что нельзя жить с такими негодяями из-за денег. И не всё за их деньги им можно прощать. Он же бил её, в одном пеньюаре на лестничную клетку выставлял! Пеньюар ещё был от этих… Дольче с Габаной, дорогой, как 5 моих пенсий. А она в нём несколько часов в холодном подъезде провела, и это в новогоднюю ночь! Без телефона выгнал, она даже позвонить никому не могла. Цистит схватила, лечилась потом. А уж как он изменял ей, стульями бросался… В общем, в результате она одумалась и ушла от него. Вкус в одежде у неё всегда хороший был, ну и выложила она объявление, мол — стилист по подбору одежды, и фотографии прикрепила свои в этих Габанах. Дело пошло, стала она зарабатывать сама, безо всяких богатых упырей, прямо расцвела вся! И работать ей нравилось… Так прошло почти полгода. А потом на неё как будто нашло что-то, помутнение какое-то, она удалила объявление и в тот же вечер вернулась к своему абьюзеру. Мне сказала что-то странное — мама, говорит, так надо, так будет правильно, так должно быть… А он, сволочь такая, вчера опять напился и руку ей сломал! В «травму» с ней ездили… Боюсь я за неё, Катерина Алексеевна! Этот подлец ведь и убить её может… — в этот момент Геннадий, тихо пьющий на кухне чай и старающийся не шуршать фантиком от конфеты, услышал сдавленные рыдания. Секунд через 10 женщина взяла себя в руки и продолжила, — и главное, не понимаю, кто надоумил её на это — к извергу вернуться?! Может, она в секту попала, и там её накрутили? Или, может быть, кто-то порчу на неё навёл?.. Как вы думаете?

— Людмила Николаевна, не обижайтесь, пожалуйста, на мой вопрос, но… Почему вы считаете, что ваша взрослая, 32-летняя дочь не могла самостоятельно принять такое решение, оценив, как ей казалось, все риски? По своей практике могу сказать — большинство женщин, которые возвращаются в токсичные отношения, принимают это решение самостоятельно. Да, это странно и не логично для окружающих (они не понимают, для чего нужно самостоятельно тянуться к страданиям) — но для самих этих женщин спорное решение вернуться к тиранам, гулящим и пьяницам порой кажется самым разумным выбором… Возможно, всё дело в ваших отношениях с отцом Леночки?

Повисла пауза.

— Ну… Про отца Леночки вы, конечно, правы — он у меня алкоголик был запойный, хоть и должность хорошую имел. Тоже и пропадал, и дрался… Потом всегда извинялся и подарки дорогие делал — то колечко золотое мне купит, то билет в театр, на самые лучшие места. Хотя вздохнула спокойно я только тогда, когда его не стало… И про то, что женщины сами выбирают страдать, вы, наверное, тоже правы. Мне все подруги твердили, мол, разведись ты с ним и не мучайся! Плевать, мол, кто чего скажет, жить с ним тебе, а не обществу… И надо было их послушать, конечно… Может быть, и Леночка тогда бы кого-то нормального нашла себе, — с тоской вздохнула Людмила Николаевна, — кстати, больше всего меня удивило совсем не то, что она к нему вернулась. Меня очень смутили её слова по поводу того, что ей именно «надо» к нему вернуться. Как будто её заставляет кто, а сама она не особенно-то и хочет! А ведь они даже в браке не состоят, у него так-то жена официальная есть. И дети…

— Это действительно не совсем обычно, что именно «надо» — задумчиво согласилась Катерина, — а ваша дочь ни добавляла к этому что-то вроде «вернусь к нему, потому что надо идти за сердцем, а меня сердце именно к нему тянет, каким бы он ни был»? Вы могли себя убедить, что она этого не хочет… Как говорится, желаемое за действительное.

— Нет, не добавляла. Я бы запомнила, — немного помолчав, ответила клиентка Катерины, — но я правда не думаю, что она вернуться к нему сама хочет! Глаза у неё такие были… Испуганные, что ли. Любви в них точно не было.

— Интересно, — задумчиво произнесла Катерина, но тут же задала новый вопрос, — а может быть, он угрожал ей? Например, что убьёт, если она к нему не вернётся?

— Она клянётся, что нет. В этот раз не угрожал…

Что было дальше, Геннадий уже не слышал, так как в это самое начал принимать душ, заглушивший журчанием воды продолжение рассказа Людмилы Николаевны о проблемах её взрослой дочки Леночки и её абьюзера.

***

Вытираясь большим махровым полотенцем, Геннадий отметил про себя, что голосов больше не слышно, что означало, что консультация завершилась. Зато до его ушей отчётливо долетал другой звук, раздававшийся из кухни — позвякивание чайной ложечки о стенки керамической кружки. Он вышел из ванной, прошёл на кухню и тут же столкнулся взглядом с улыбающейся Катериной.

— А я слышала, как ты пришёл. И как фантиком шуршал, и как в душе мылся… Привет! — обняла учителя математики возлюбленная.

— Фантик всё-таки было слышно? Ну вот, я так старался развернуть его бесшумно… Привет, Кать! — крепко обнимая и целуя её в ответ, отвечал Геннадий.

Катерина немного отстранилась, чтобы рассмотреть его и выражение её лица изменилось.

— Как ты, Гень? — обеспокоенно спросила школьная психолог, — глаза у тебя какие-то грустные…

— Я всё тебе расскажу, но разговор будет долгим… Так что лучше давай сначала ты расскажи. Как прошла консультация?

Катя с тревогой поглядела на возлюбленного, покачала головой, но всё-таки опустилась на кухонный стул и потянулась за пачкой овсяного печенья.

— Ну, историю ты и сам слышал, — сказала она, откинувшись на железную спинку кухонного стула, — пока ты мылся, я ей предложила несколько вариантов того, как можно попробовать донести до её дочери опасность совместной жизни с этим буйным тираном-абьюзером. Ну, и дала установку каждый день повторять себе то, что дочь — отдельный взрослый человек, и конечное право выбора партнёра и стиля жизни в любом случае всегда остаётся за ней. Всегда — исключительно за самим взрослым человеком, а не за его мамой или родственниками…

— Ну, всё правильно, — оживился ответил Геннадий, — полностью согласен с этим тезисом!

— А как прошло у тебя? Там, куда ты ездил… Или мне спросить тебя позже?

— Да можно и сейчас… Только я вижу, что тебе и самой хочется немного отдохнуть и переключиться после консультации. Спокойно допить чай под забавные видео в интернете. Я ведь прав?

— Угу, — активно закивала Катерина, пережёвывая печенье.

— Поэтому спокойно допивай свой чай, и приходи в комнату. Я расскажу тебе всё — с самого начала и до конца! А пока и сам соберусь с мыслями…

Пока Катерина допивала чай, Геннадий курил на балконе и наблюдал за застывшей, словно декорация в кино, природой: небо было полностью затянуто облаками, при этом не было ни ветра, ни дождя.

Минут через 10, которые показались учителю математики вечностью, в комнату наконец вошла школьная психолог, и Геннадий начал подробный рассказ о всех странностях, случившийся с ним за последние дни…

Глава 5

Внимательно выслушав всё сказанное и выразив эмоции лишь однажды (когда Геннадий дошёл до требования Макситрия расстаться с ней и вернуться к маме), Катерина потёрла пальцем висок и задумалась. Геннадий терпеливо ждал, понимая, что возлюбленной нужно время для того, чтобы всё переварить, обдумать, и выдать мысль в уже готовом виде.

— Когда я училась на психолога, — наконец начала Катерина, — нас учили распознавать людей с психическими заболеваниями. Это нужно для того, чтобы перенаправлять таких клиентов к специалистам другого профиля…

— К психиатрам?

— Именно. Потому что, как ты знаешь, мы, психологи, работаем только с нормой психики. Точнее — с вариантами нормы. На практике мне это умение пригождалось не часто, но навык никуда не делся и я всё ещё знаю, как отличить человека здорового от такого, который считает свои фантазии настоящей реальностью…

— И каков твой вердикт? Я псих?

— Как раз-таки нет! С вероятностью 99 процентов. Даже в том, что именно ты мне рассказал… Видишь ли, при шизофрении не бывает видений, а только слуховые галлюцинации. Видения в виде чёртиков или тараканов бывают при белой горячке, а красочные и сюрреалистические — у наркозависимых. Но ты не пьёшь и ничего не употребляешь! И я узнала бы, если б начал. Это заметно, есть признаки, которые трудно скрыть. Да и врать ты не любишь, что я в тебе очень ценю.

— Так… И к чему ты ведёшь?

— Что ты говоришь правду. Правда, всё это отказывается помещаться в моей голове! Чистая фантастика… В любом случае, я тебе верю! И считаю, что тебе сейчас не следует принимать никаких поспешных решений. И уж тем более, возвращаться к маме. А вообще, ты не думал, что они блефуют?

— В чём именно?

— Ну… Про «ужасные последствия»?

— Может быть. А может быть, и нет. Я боюсь ведь даже ни за свою жизнь, и ни за себя… Я боюсь за маму.

— Смотри, они не могут причинить вред, они это сказали сами. Так?

— Так. Но вдруг это ложь, и они могут на это пойти?

— Возможно, но… Неужели им хочется связываться с нашими полицией, ФСБ, с журналистами, в конце концов?.. Вечно скрывать незаконные действия практически невозможно, рано или поздно правда вскроется! Так что я думаю, что им это не выгодно. В конце концов, прямой вред человеку из нашего времени может привести к слишком большому изменению в их времени! Сам подумай — зачем им так рисковать?!..

— Хм… А ведь ты, наверное, права! Лишнее вмешательство может привести к непредсказуемым изменениям в будущем… Хорошо, значит, с этим мы разобрались. Только… что же мне делать дальше? Пойти к ним завтра и отказаться от сотрудничества?

— Не обязательно. Походи к ним, посмотри, пообщайся с людьми… Они дали тебе целую неделю — воспользуйся этим временем, чтобы узнать побольше об их возможностях и о них самих, чтобы в результате этих наблюдений ты смог лучше оценить риски.

— А знаешь, что самое забавное, Кать? — задумчиво произнёс Геннадий, подсаживаясь поближе и обнимая возлюбленную, — кажется, я начинаю мыслить, как ты! Я ведь и сам склонялся к тому, чтобы поступить именно так…

***

Ночью Геннадий проснулся от вибрации телефона. В сообщении, отправленном с номера 348, было сказано следующее: «Зря вы всё-таки рассказали вашей подруге, Геннадий Петрович! Может быть, она в вас и не разочаровалась, но, в конечном итоге, добром для вас такая откровенность не кончится… Хотя воля, конечно, ваша. С уважением, команда ОКУПЗ»

Также, к сообщению прилагалась пометка: «Сообщение было отправлено автоматически. Отвечать на него не нужно»

«Тьфу на вас! Чёртово ОКУПЗ…», — только и подумал Геннадий, кладя телефон обратно на тумбочку. Его мозг от возмущения тут же проснулся и потребовал дозу никотина. Хозяин мозга решил взять гаджет с собой на балкон и, закурив, ещё раз внимательно перечитать возмутительное сообщение. Он посмотрел на Катерину, которая спала как ребёнок — на боку, поджав ноги, окружённая локонами, рассыпанными по подушке, и невольно улыбнулся. Затем медленно встал, натянул домашние спортивные брюки и, отсоединив смартфон от провода зарядки, вышел на балкон. Привычно чиркнув зажигалкой, учитель математики разблокировал экран, вошёл в «сообщения» и чуть не выронил сигарету — подлая весточка от зловредного ОКУПЗ бесследно исчезла. «Хм… а могло ли это сообщение мне просто присниться?», — невольно подумалось Геннадию, — «Так или иначе, а заснуть снова попытаться надо. Не бродить же с мыслями про это сообщение до самого утра!..»

Уснуть не сразу, но получилось. В эту ночь Макситрий ему всё-таки приснился, но в совершенно нетипичном виде. Сначала они, вместе с секретаршей Зоей и Вованом Востриковым, с жутким хохотом бегали голышом по ночному лесному лугу. Затем робот-Настенька, смотря Геннадию прямо в душу своими страшными пустыми глазами, с нечеловеческой силой втащила его на центр поляны, где Макситрий посмотрел на школьного учителя, медленно моргнул в своих очках, и одежда Геннадия стала на нём жужжать и вибрировать, словно двери на 1-ом этаже ОКУПЗ, а затем растворилась полностью, оставив учителя математики, в чём мать родила. Затем у Настеньки, которая отошла на несколько шагов, вместо правой руки появилась стоматологическая бормашина, после чего молекулярная голограмма стала медленно и неотвратимо приближаться к Геннадию. Макситрий и Востриков неожиданно крепко схватили учителя математики за руки, а Зоя принялась разжимать ему челюсти, то пронзительно хохоча, то приговаривая издевательски: «Ну, чего же ты, дружок? Открой ротик! Сейчас совсем не больно будет…».

Проснулся Геннадий в холодном поту, отчаянно мыча и закрывая руками рот, а когда разлепил красные глаза, то увидел перед собой ни Макситрия или Настеньку, а встревоженное лицо Катерины, которая трясла его за плечо и спрашивала, что ему снится и почему он так мучительно стонет.

Немного придя в себя, Геннадий пересказал ей свой сон. Не сговариваясь, они с Катериной были оба уверены в том, что на этот раз его сон — результат ни внешнего вторжения, а нервного воображения самого школьного учителя… Потому что вряд ли кто-то в здравом уме захотел бы присниться малознакомому человеку в абсолютно голом виде.

Глубоко вздохнув, Геннадий вновь положил голову на подушку. Катерина легла рядом с возлюбленным, положив голову ему на плечо, и заверила, что не отдаст его на растерзание никаким Макситриям и Настенькам. Успокоенный, учитель математики поцеловал Катерину, мгновенно провалился в спокойный глубокий сон и проспал до самого утра.

***

Утро прошло — лучше не бывает. Катерина разбудила возлюбленного поцелуем и сообщением, что кофе уже готов. Солнце вновь посетило город, а у Геннадия случилась личная нечаянная радость — Катерина неожиданно согласилась посмотреть любимого Геннадием «Шерлока». Школьный учитель не думал, что возлюбленная воспылала искренним интересом к сериалу, главный актёр которого ей не особенно нравился, а скорее, склонялся к тому, что Катерина сделала это, чтобы хоть как-то отвлечь его от ночных кошмаров и тревожных мыслей, связанных с ОКУПЗ… Но надо признать, что следила за происходящим на экране школьная психолог довольно внимательно.

Примерно на середине 2-ой серии Геннадий вдруг вспомнил про ночное сообщение, и, нажав на паузу, рассказал о нём Катерине, учитывая допущение, что это тоже могло ему присниться. Возлюбленная покачала головой:

— Вряд ли сон стал бы сниться тебе в таких мелких подробностях… Думаю, что это было на самом деле. Только как они узнали, что ты мне всё рассказал? Они могут тебя прослушивать? Или написали наугад, чтобы запугать тебя ещё больше?

Учитель математики больше склонялся к 1-ому варианту.

Тогда возлюбленная предложила быть осторожными в общении, пока он не выяснит, прослушивают его или нет.

Геннадий согласно кивнул, после чего влюблённые досмотрели 2-ую серию «Шерлока», и Геннадий стал собираться в ОКУПЗ.

Глава 6

Геннадий подошёл к дому номер 8 в своё излюбленное время — на 15 минут раньше назначенного времени.

Настроение учителя математики было вполне позитивным. Мама, которую он навестил перед визитом в ОКУПЗ, чувствовала себя прекрасно, и даже её давление, зачастую повышенное, в этот день, к радости Геннадия, было в порядке.

Выйдя от Тамары Константиновны, он направился к загадочному дому — ему хотелось немедленно и серьёзно поговорить с Макситрием по поводу его странных ночных опусов. Что это были именно его опусы, Геннадий практически не сомневался — ни Зоя, ни Востриков не могли быть автором такого «смс-шедевра», а больше ни с кем в ОКУПЗ он не общался. Геннадий снова почувствовал приступ праведного гнева и возмущения: «Что у него с логикой, в конце концов? Предлагать человеку работу, прослушивать его личные разговоры, сообщать ему об этом посреди ночи… И после всего этого надеяться, что человек согласиться на вакансию! Вот что это — наивность или глупость?! И вот эти его 7 пятниц на неделе: то «можешь рассказать Катерине», то «зря рассказал»…

Размышляя таким образом, школьный учитель вдруг обнаружил, что уже давно стоит около здания ОКУПЗ и блуждает рассеянным взглядом по окнам «маскировки». Он быстро вытащил из кармана телефон, посмотрел на время, и издал неопределённый возглас — было уже без 5-ти минут 12. Это был редчайший случай, когда Геннадий пришёл на встречу ни за 15 минут до назначенного времени… И если перспектива опоздать на встречу к Вострикову, который и сам любил прибежать в последнюю минуту, его не особенно пугала, то с Настенькой, которая должна была появиться с минуты на минуту, школьному учителю сталкиваться совершенно не хотелось. Вспомнив свой ночной кошмар и поёжившись от этого воспоминания, Геннадий решительно подошёл к подъезду и набрал на домофоне свой номер. На этот раз домофон звонил дольше, чем обычно, но вот наконец прозвучал длинный сигнал, и школьный учитель вошёл в знакомый подъезд.

***

Подойдя к дверям 1-ого этажа, Геннадий достал ключ-брелок и проскользил большим пальцем по круглому и гладкому пластиковому диску, похожему на тарелку для игры во фрисби, в направлении движения часовой стрелки. Двери действительно завибрировали и растворились в воздухе. Ещё раз позалипав, как бы сказали его ученики, на необычную технологию будущего, учитель математики вошёл в широкое пространство с множеством столов.

Прямо около растворяющихся дверей его ждала мрачная туча по фамилии Востриков: руки у бывшего одноклассника были скрещены на груди, губы надуты, а сдвинутые брови практически лежали на глазах. Геннадий остановился рядом, удивляясь тому, как за 25 лет можно было нисколько не измениться — точно также его бывший одноклассник обычно выглядел после очередной экзекуции от классного руководителя. Вован, смотрящий исподлобья на всех по периметру и обиженный на весь свет, бывшего одноклассника сначала даже не узнал.

— Чего надо? — грубо спросил он, обращаясь к кроссовкам учителя математики, — ну выволочку мне сделали, да! Как пацану мелкому… На полчаса я опоздал, видите ли… Ну, и что дальше?!

Геннадий решил привлечь внимание Вострикова.

— Вообще-то, привет, — негромко сказал он.

— Генка, ты?! — обрадовался бывший одноклассник так, словно с их последней встречи прошли ни сутки, а лет, как минимум, 5, — как я рад, что это ты!

Геннадий, которому удалось-таки на этот раз избежать удушающих объятий (правда, пришлось наплести что-то по кашель и дискомфорт в груди), спросил, что стряслось, и пожалел об этом уже через 10 секунд.

— Помнишь историю про бомжа, Геныч? Которого я недавно еле с лавочки прогнал?

— Помню, вчера говорили…

— Ну и вот, сегодня в начале 9-ого, прикинь, он припёрся снова! Стою я, значит, у себя в ванной, чищу зубы, и вдруг у меня телефон просто разрывается! Мол, опять этот алкаш здесь трётся, где вас черти носят, Владимир Олегович? Не такими словами, конечно, но примерно. Как будто пожар, наводнение или зомби-апокалипсис, я не знаю… Ну ладно, я ноги в руки и сюда. Был у подъезда через 10 минут, бомжа уже никакого не было — сам ушёл. А мне взяли, и всё равно выговор сделали! Ещё раз, говорят, опоздаешь — лишим премии… Нет, ну ты представляешь?!!

— Сочувствую, конечно, — скептически отозвался Геннадий, — но всё же, во избежание подобных ситуаций, лучше приходить вовремя. И как только тебя жизнь за столько лет ничему не научила…

— И ты туда же?! — страдальчески округлил глаза Вован.

— Ладно, ладно, — отмахнулся школьный учитель, — в конце концов, действительно — ты сам взрослый человек, и я ни в праве тебя учить. Поэтому — давай начнём экскурсию! Времени у меня сегодня не очень много, — вынужденно приврал Геннадий, дабы сразу направить поток кипучей энергии бывшего одноклассника в конструктивное русло.

— Ой, точно, — хлопнул себя по лбу Востриков, — я же тебе обещал! С чего хочешь начать: сверху или снизу?

— В смысле, с 1-ого этажа?

— Нет, ниже.

— Ниже? А что там внизу, цокольный этаж?

— Нет, там подвал. Типа, минус 1-ый этаж.

— Ясно… А что там находится?

— Люди, — многозначительно произнёс бывший одноклассник, — там, внизу, находятся хорошие и очень интересные люди!

— Хм… Даже не знаю, Вован. Давай так — с чего ты считаешь нужным, с того и начнём.

— Тогда, конечно, снизу, — растянувшись в улыбке, раскинул руки Востриков, — с самой приятной здесь компании. Идём!

Вован рванул вперёд, Геннадий устремился следом. Немного полавировав между пустыми столами отлучившихся на обед сотрудников, они наконец дошли до лифта и белой двери, располагавшейся рядом с ним.

— Поедем на лифте, или пешком прогуляемся? — спросил Востриков.

Геннадий, логически предположив, что лестницы от века к веку особенно не меняются (эскалаторы ни в счёт), а на лифте будущего ни каждый день прокатишься, выбрал 1-ый вариант.

— Давай на лифте.

— Не вопрос, — ответил Вован, подошёл к лифту, и с размаха жмякнул по кнопке вызова. В ответ кнопка загорелась красным и раздался странный звук, похожий на работу то ли мощного строительного фена, то ли турбины самолёта.

— Щас приедет, — несколько развязно пообещал Востриков.

— Даже не сомневаюсь, — с вежливой иронией ответил Геннадий.

Секунд через 5 лифт приехал и плавно распахнул перед бывшими одноклассниками двери. Сначала внутрь шагнул Востриков, а за ним последовал и Геннадий.

***

Дверь закрылась и лифт устремился вниз. К разочарованию Геннадия, лифт оказался самым обычным, от современных ему лифтов его отличало разве что такое же странное свечение стен, как и в белоснежном подъезде. Ну, и ещё тот самый странный звук, от которого немного закладывало уши. По счастью, сильно уши заложить не успело, т. к., спустились мужчины лишь на один этаж.

— Всё-таки странно, что Макситрий ничего не сказал про подвал…

— Просто забыл, наверное. С начальниками это бывает, — махнул рукой Востриков, — ну или решил, что это неинтересно! Не до подвалов этим «небожителям» в прозрачных кабинетах…

Серый коридор, по которому шли бывшие одноклассники, был извилист и совершенно пуст, не считая гофрированных пластиковых труб диаметром сантиметров 30, волнообразно стелящихся под потолком по всей длине коридора. Стены этого самого коридора тоже излучали свет, но гораздо более тусклый, чем в белоснежном подъезде.

Шли они долго и, чтобы не скучать, Геннадий считал повороты. Когда после очередного поворота он сбился со счёта, то не выдержал и спросил у непривычно молчаливого Вострикова:

— Ну и где же твои «хорошие и интересные люди»?

— Спокуха! Мы пришли, — с какой-то развязной уверенностью успокоил школьного учителя Вован, вразвалочку заруливая за очередной поворот. За ним действительно обнаружилась чёрная железная дверь, из-за которой раздавались низкие мужские голоса и хрипловатый смех. Востриков со всей силы постучал в неё трижды даже не кулаком, а всем предплечьем, причём так, словно он здесь начальник. Стук этот неприятным эхом разошёлся по всему коридору. Геннадий невольно поморщился.

— Эй, мужики! — во всю глотку заорал Вован, очевидно, посчитав уровень шума недостаточным, — есть кто живой? Открывайте, я слышу, что вы там. Я к вам не один в этот раз, я с другом!

Голоса за дверью смолкли. Было очень похоже на то, что одного туда Вострикова уже не пускали…

— С другом? Ха-ха… Ну, заходи, коли с другом! — наконец раздались голоса из-за двери.

Через несколько секунд замок щёлкнул и дверь отворилась.

***

Выйдя из железной двери минут через 15, Геннадий почувствовал досаду и разочарование — «очень интересные люди» Вострикова все оказались жителями 21-ого века и занимались всего лишь обслуживанием агентов: такси, грузоперевозки, доставка товаров… Словом, занимались обеспечением агентов всеми теми бонусами и услугами, которыми пытался охмурить его Макситрий. А самое досадное — они были совершенно не в курсе того, на кого на самом деле работают, и понятия не имели ни про путешествия во времени, ни про 23-ий век… Предупредить об этом Геннадия заранее, бывший одноклассник, разумеется, не удосужился, а вместо этого испуганно и бесцеремонно оттащил учителя математики в сторону прямо на середине фразы про будущее, по поводу чего у Геннадия к Вострикову возникли некоторые вопросы. Молча и хмуро завернув за очередной поворот, он тихо прижал бывшего одноклассника к слабо светящейся стенке и спросил очень выразительным шёпотом:

— Слушай, Востриков, а ты какого чёрта меня заранее не предупредил, а? Что они ни в курсе про будущее, что им плетут про секретный проект Илона Маска?! Из-за тебя мы чуть не влипли в неприятности!

— Вообще-то чуть не влип только я, — смиренно отвечал Вован, глядя исподлобья большими щенячьими глазами, — ты же пока ещё тут не работаешь.

— И тем не менее, — не унимался учитель математики, — что, трудно было сказать заранее?!

— Геныч, ну реально, забыл, извини, — оправдывался Вован, жалобно моргая и разводя при этом руками, — как-то из головы вылетело!

— Ага, вот всю жизнь у тебя так — тут забыл, там не подумал… Тут влетело — там вылетело… Словно ни голова у тебя на плечах, а кормушка для птиц, проходной птичий двор!

— Может, в чём-то ты и прав… — покорно согласился Востриков, и тут же сменил тему, — а хочешь, мы прямо сейчас на 2-ой этаж пойдём? Я там столько всего тебе покажу — ты про это недоразумение и думать забудешь!

— Ну уж нет! — вырвалось из Геннадия с такой категоричностью, что он и сам удивился. Впрочем, увидев растерянность Вострикова, продолжил уже гораздо мягче, — в смысле — конечно, обязательно, но не сегодня. Что-то я уже устал, да и дела есть во 2-ой половине дня. Может, завтра? Так же в 12?

— В 12 не могу, буду занят, — отрицательно помотал головой Вовка, и продолжил как-то уже совсем невесело, — у меня свидание… вне здания ОКУПЗ.

— Свидание? — Геннадий удивился настолько искренне, что сразу забыл сердиться на бывшего одноклассника, — поздравляю, Вован, круто! А почему тогда такой грустный? Будто свидание у тебя с самкой богомола…

— Скорее, с самкой врача, — вздохнул Вован.

— Ты просто визит к врачу так назвал, — разочарованно спросил учитель математики, — я угадал?

— Угу…

— Теперь понятно. А почему ты к местным врачам не сходишь, в здании? Судя по твоим рассказам, они бы в миг тебя вылечили, с их-то возможностями!

— Ни за что! — с ужасом в глазах отшатнулся бывший одноклассник, и при этом почему-то стал красный, как майская демонстрация, — чтобы все всё узнали и начали ржать за глаза?! Понимаешь, Геныч, мне к такому врачу нужно, что к местным лекарям идти как-то того, ну… неловко, что ли.

Геннадий, для которого «Востриков» и «неловкость» были понятиями из разных Вселенных, наконец, начал понимать.

— А-а-а… То есть, когда наша физичка говорила, что у тебя шило в заднице, она, можно сказать, была недалека от истины?

— Очень смешно, — буркнул в ответ Вован, подходя к лифту.

— Ну ладно, извини! Никакая болезнь не должна быть осмеяна, если серьёзно. Просто я вспомнил ваши вечные конфликты с физичкой, и не смог удержаться… Так значит, завтра ты не сможешь? — уточнил Геннадий, наблюдая за тем, как Вован снова наотмашь лупит по кнопке вызова лифта.

— Почему это?! — возмутился бывший одноклассник, — очень даже смогу! Просто ни в 12, а позже. Часа, допустим, в 3.

— Хорошо, Вован, договорились — встречаемся завтра в 15:00… Слушай, а почему этот лифт так странно шумит?

— Ничего странного, — пожал плечами Востриков, — обычный аэромагнитный лифт. В смысле, обычный для 23-его века…

— Как это?

— Ну, аэротрубу представляешь? Где парашютисты тренируются?

— Представляю, — кивнул Геннадий, который в прошлом году рассматривал такой вариант в качестве подарка Катерине на день Рождения, но в результате счёл его слишком экстремальным, и остановил свой выбор на вечной классике — кино и ресторан. Школьная психолог выбором возлюбленного осталась полностью довольна.

— Короче, здесь принцип такой же, как в аэротрубе — снизу вентилятор большой, он меняет скорость воздуха, и лифт движется вверх или вниз. А уже на этажах кабину фиксирует магнитный механизм.

— А если вентилятор сломается между этажами?

— Ну, страховочный трос никто не отменял… Ладно, бывай, я пошёл, встретимся завтра!

В этот самый момент двери лифта открылись, и Востриков коротко, но крепко стиснул Геннадия в объятьях («Уже забыл, сволочь, про мой якобы кашель», — пронеслось в голове у школьного учителя), после чего умчался в неизвестном направлении.

Геннадий застыл на месте. Путь до двери кабинета Макситрия предстоял не то, чтобы долгий и запутанный (от лифта его кабинет прекрасно просматривался), но сложность состояла в том, что в послеобеденном офисе было очень многолюдно, а столы стояли друг к другу слишком близко. Геннадий не любил тревожить людей понапрасну, поэтому иногда ему требовалось немного времени для нахождения оптимального варианта поведения.

Но во время визуального построения идеального маршрута между столами сотрудников ОКУПЗ, учитель математики неожиданно для себя почему-то мысленно вернулся к деду-таксисту, одному из обитателей подвала и «очень интересных людей» Вострикова, с которыми он познакомился сегодня за железной дверью. Старик имел настолько пышные седые усы, что школьный учитель тут же узнал его — именно он подвозил его позавчера на серой иномарке с номером О348КУ. И этот дед (остальные называли его просто Михалыч) спокойно сидел за столом с газетой и разгадывал кроссворд, но поглядывал на него, Геннадия, как-то особенно внимательно и с любопытством. А в конце их визита, когда Вован вдруг вспомнил что забыл удовлетворить естественную нужду и умчался в туалет, старик спросил, где он мог его, Геннадия, видеть до той, позавчерашней, поездки. На что учитель математики ответил, что позавчера видел старика в 1-ый раз, хотя в Михалыче действительно как будто было что-то знакомое. Впрочем, такое ощущение могло создаваться оттого, что пенсионер имел некоторое сходство с ведущим телепрограммы «Поле чудес»…

Глава 7

Вдруг Геннадий, всё ещё стоявший около лифта, краем глаза заметил приближающуюся высокую фигуру.

Это был тот самый угрюмый здоровяк Фёдор Иванович (впрочем, Геннадий не был уверен, что правильно запомнил его имя-отчество), наладчик, ответственный за внешнюю погоду, она же климат-контроль. Было неясно, направляется ли он к Геннадию или просто идёт мимо. Учитель математики, любящий в непонятных ситуациях мысленно поспорить с самим собой, поставил на «идёт мимо», и проиграл себе вчистую — Фёдор Иванович (или как там его) направлялся именно к нему.

— Здасьте, — коротко пробасил наладчик, протянув Геннадию большую мозолистую руку, — Фёдор Богданович, наладчик оборудования. Мы с вами вчера виделись, около кабинета Макситрия.

— Геннадий Петрович, — представился в ответ учитель математики, пожимая большую крепкую ладонь, — добрый день. Я вас помню.

— Надо поговорить, — приглушив голос, заявил Фёдор Богданович, как-то странно прищурившись. Геннадий, росший в 90-ые года 20-ого века, хорошо знал, что такое «стрелки» и «разборки» (что означало чаще всего драку, с оружием или врукопашную). И данные «мероприятия» чаще всего начинались именно такими словами, либо их вариациями, вроде «выйдем, поговорим?!». Но в голосе Фёдора Богдановича не было слышно ни обычного для «разборок» вызова, ни банальной угрозы. Было похоже, что здоровяк-наладчик действительно хочет просто побеседовать, и Геннадий, всё ещё не отказавшийся от идеи как можно чаще разговаривать с местными, решил не упускать такую возможность.

— Да, конечно, можем поговорить. А где? У вас есть кабинет?

— Нету. Зато есть доступ ко всем видеокамерам здания. Которые ненадолго можно и выключить… Поговорим снаружи. Сначала выйду я, а минут через 10 выходите вы и заворачивайте налево от подъезда, за угол дома. Там дерево стоит, около него я буду вас ждать.

— Отлично! Я как раз в эти 10 минут успею зайти к Макситрию Яновичу. Есть у меня к нему один вопрос, короткий, но важный… — несколько туманно ответил Геннадий.

— Не выйдет. Его сегодня нет и не будет. Видите, в кабинете пусто?

— Да, действительно… — несколько разочарованно подтвердил школьный учитель, приглядевшись к прозрачным стенам кабинета.

— И, тем не менее, будьте осторожны — хоть самого Макситрия и нет, но те, кто может ему рассказать про нашу беседу, сегодня здесь. Поэтому жду вас через 10 минут за левым углом дома. Да, и телефон свой выключите, как из здания выходить будете.

Геннадий кивнул, и наладчик, неловко маневрируя между столами, направился к выходу.

***

Геннадий осмотрелся. Сотрудников за столами было много, а вот агентов — не сказать, чтобы очень. Только полный юноша лет 14-ти на вид («Господи, они и детей вербуют?!») и, вероятно, красивая, по современным меркам, молодая женщина. Причём, несмотря на длинные и блестящие чёрные волосы, пухлые губы и выдающуюся фигуру, женщину хотелось ни столько разглядывать, сколько пожалеть: левая рука её была загипсована, а из-под чёрных очков выглядывал синяк и катились слёзы, которые она размазывала по выразительным скулам здоровой правой рукой с длинными ногтями, на которых поблёскивали стразы. Полненький парень, одежда которого, казалось, была ему велика на пару размеров, находился за 2-ым столом от Геннадия, но разговор там был не особо интересный — парня призывали отказаться от идеи здорового питания, кушать всё, что он любит и в любых количествах, и агитировать к этому других, ссылаясь на бодипозитив. А вот красивая, по современным меркам, женщина его заинтересовала — уж больно необычен был контраст между её ухоженностью и травмами… Геннадий попытался прислушаться к беседе, но сотрудница и сама женщина находились слишком далеко от него, за 4-ым столом от выхода. Выждав пару минут, Геннадий не спеша начал движение по наилучшему маршруту, минимально мешая при этом сотрудникам и агентам. Постепенно приближаясь к 4-ому столу от выхода, он наконец смог услышать интересующий его разговор:

— …поймите же вы, это будет правильно для вас! Так должно быть в вашей личной временной линии!

— Да, да… — рассеянно кивала женщина, размазывая слезы по лицу, при этом крохотный нос её уже не дышал из-за слёз и неестественно пухлые губы были приоткрыты, открывая белый, как бабушкин сервиз, ряд зубов, — я понимаю, всё должно происходить, как должно… Но и вы меня поймите — я его боюсь! Боюсь того, что он может сделать. Посмотрите, что он со мной УЖЕ сделал!!! У него ведь и ружьё есть, он с ним на лося ходит. И если это ружьё целого лося убить может, то меня — тем более…

Девушка в брючном костюме, сидящая напротив, смотрела на говорящую глазами, полными ужаса и искреннего сочувствия, и в то же время периодически вздыхала и хмурилась.

— Как женщина, я прекрасно понимаю вас, Елена Вячеславовна! Но, как представитель ОКУПЗ, должна убедительно просить вас не прерывать наше сотрудничество, — сотрудница, казалось, действительно терзается тем, что её профессиональные обязанности спорят с её нравственным кодексом и женской солидарностью, — если бы это решала я, то искренне посоветовала бы вам навсегда порвать с этим… страшным человеком. Но, к сожалению, у меня есть начальство, и только оно знает, как именно следует вести себя агенту для того, чтобы сохранять изначальную временную линию. И оно может меня даже уволить, если я не буду настаивать на том, чтобы ваше поведение соответствовало правильной линии времени! А у меня сейчас непростое материальное положение, и увольнение — это не то, чего бы мне хотелось…

Геннадий застыл у входной двери, делая вид, что что-то потерял и ищет по всем карманам, а вовсе не слушает разговор двух молодых женщин.

— Да… Вас тоже можно понять, — всхлипывая и порывисто вздыхая, отвечала брюнетка, — и я вас не виню… Просто я ещё боюсь, что вот сейчас вам пообещаю, а потом не смогу выполнить обещанное. Порой мне хочется убежать куда глаза глядят или… сделать что-нибудь с ним или с собой! А если я, защищаясь, тресну его чем-нибудь тяжёлым, и случайно размозжу ему башку?! Тогда я сяду в тюрьму, и наше с вами сотрудничество завершится само собой… — и женщина зарыдала с новой силой.

В этот самый момент из кармана Геннадия, усиленно «искавшего» что-то, чтобы потянуть время, с громким звоном выпала массивная связка ключей (с комплектами от квартиры мамы, квартиры Кати и «тарелкой фрисби»). Окружающие шумы и разговоры, как показалось учителю математики, мгновенно смолкли. Будто все сотрудники и агенты без исключения отвлеклись от своих дел и уставились на него.

— Вы что-то потеряли? Вам помочь? — наконец спросила его молодая сотрудница, готовая отвлечься на что угодно от заплаканной брюнетки и своей моральной дилеммы, — если вы потеряли ваш ключ от наших дверей, вы можете подать заявку и получить новый. А выйти вы можете без ключа, нужно только нажать кнопочку справа от дверей. Вы у нас впервые?

— Нет, не впервые… И ключ уже нашёл. Спасибо! — и Геннадий, улыбаясь, поднял вверх руку со своей массивной связкой ключей.

После этого школьному учителю уже ничего не оставалось, как расщепить дверь на молекулы и выйти из здания.

«Елена Вячеславовна, Елена… Почему она кажется мне знакомой, хотя я её в жизни никогда не видел? Или это потому, что современные красотки все на одно лицо?!..», крутились мысли в голове у Геннадия, пока он выключал телефон и заворачивал за угол. Но увидев мощную фигуру наладчика, Геннадий решил оставить вопрос с брюнеткой на потом — ему было очень интересно, о чём же хочет с ним поговорить немногословный здоровяк Фёдор Богданович.

***

Фёдор Богданович ожидал Геннадия, скрестив руки на груди и не меняя угрюмого выражения лица.

— Телефон отключили? — коротко спросил он.

Геннадий кивнул и в доказательство показал чёрный экран выключенного смартфона.

— Хорошо. Всех вас (то есть, агентов) круглосуточно прослушивают с помощью ваших устройств.

— Я так и подумал… Ночью Макситрий прислал мне сообщение. Потом удалил.

— О, как! — слегка приподнял брови великан.

— Ну, я не совсем уверен… — немного смутился учитель математики, — Просто предположил, что это он. Было похоже на его стиль общения. Но может, это и не он, подписано было «с уважением, команда ОКУПЗ».

— Вполне быть может, что и он, — заметил Фёдор Богданович, — у всех, кто работает с агентами, есть доступ к рассылке. Макситрий у них — главный, поэтому написать мог и сам. Если ему что-то надо, при видимой мягкости, может вцепиться крепко, как бульдог… А про «уважение» и «команду ОКУПЗ» у них прикрепляется автоматом, убрать невозможно.

— А удалить это сообщение они потом могут?

— В секунду. У вас уже лет через 20 это будет возможно. А вообще я тебя по другому поводу позвал. Сейчас нас не слышат — камеру (она вон на том дереве) я отключил, ты свой смартфон — тоже. Что хочу сказать… Не подумай, что я их тех, кто любит напустить страха на пустом месте.

— Алармист? — подсказал Геннадий.

— А что это? У нас англицизмы уже лет 100, как ни в моде…

— Ну, паникёр, если по-нашему.

— Точно, — кивнул здоровяк, — я не паникёр, но Ген, лучше держись от этого места подальше! Ничем хорошим для тебя это не кончится. Здесь всё не так благополучно и… не так по-доброму, как кажется. Это жестокое место. Я вижу, ты нормальный человек, и профессия у тебя хорошая — детей учить. И если они с тобой ЭТО сделают… Несмотря на мою суровую внешность, поверь — мне тебя будет искренне жаль!

— А что они могут со мной сделать? — осторожно проговорил Геннадий после паузы, — убьют?

— Меньше знаешь — крепче спишь, — ушёл от ответа наладчик, — я вот узнал, на свою голову… Теперь кошмары снятся. Скажу так: Макситрий гораздо опаснее, чем кажется — циничен, коварен, и страшен своей непредсказуемостью.

— Я это уже начал понимать… И как же быть? Согласиться сотрудничать из страха, что они со мной могут что-то сделать?!

— Ни в коем случае. И себе жизнь сломаешь, и ничего стоящего за это не получишь.

— Отказаться?

— Тоже нет. Если откажешься, то они могут тебя… — чуть не проговорился Федор Богданович, но успел себя осадить, — и, скорее всего, так и поступят.

— И что же мне тогда делать?!

— Выключи телефон и спрячь его подальше, а лучше выброси. Уволься. Поезжай в глушь. В вашем веке это сделать не сложно, глушь начинается в 50-ти километрах от каждого крупного города, и твой — не исключение. И маму с собой бери, и невесту. Уезжайте. Причём, лучше ни на общественном транспорте, а на частном автомобиле, чтобы люди Макситрия и искусственный интеллект не могли вас отследить. Договорись с кем-нибудь, только пусть на время поездки водитель и все пассажиры отключат телефоны и навигаторы. Нужно лишить Макситрия возможности вас отследить.

— Постой… Ты же это всё мне ни первому предлагаешь?

— Конечно, нет. Мне не только тебя жаль, — признался Фёдор Богданович, и лицо его смягчилось, показав свозь «каменную» маску натуру добрую и сочувствующую, — приходят и женщины, и старики, и даже дети… А что?

— Вот! То, что они лезут к детям, это самое худшее… Слов нет, кроме матерных! Хорошо, что ты даёшь этим детям (и не только) понимание проблемы и шанс спастись… А спросил я из-за слов Макситрия — что якобы абсолютно все приглашённые соглашаются работать агентами. Только я ему почему-то не поверил.

— И правильно сделал! — неожиданно эмоционально воскликнул здоровяк, — ему соврать, что моргнуть — труда не составляет…

— Так многие отказываются от сотрудничества?

— ОЧЕНЬ многие…

— Выходит, агентов на самом деле ни «примерно 150 человек», как сказал мне Макситрий, а больше?

— Гораздо больше, Ген, — печально подтвердил Фёдор Богданович, — Одни уехали, другие ушли в запой, а некоторые, так вообще — из жизни… На сотрудничество соглашается не более половины: либо те, кому плевать, как жить и что говорить, главное, чтобы платили, либо те несчастные, которые уже отчаялись, а потому готовы на всё…

— Да уж, — только и смог сказать Геннадий, — скольким же людям вообще поступило предложение о сотрудничестве?

— Какой у тебя номер? — вопросительно пробасил Фёдор Богданович.

— 348…

— Ну, вот тебе и ответ, сколько! Но и после тебя они продолжают приглашать. И всё же, ты мне не ответил… Ты уедешь?

— Чёрт… Федь, я боюсь, что это вряд ли получится. Спасибо тебе за сочувствие и желание помочь, но это было бы слишком сложно осуществить.

— Почему?

— За психа принять могут. Санитаров вызовут, а те скажут, что у меня паранойя, или что похуже! И прощайте невеста, мама, школа и весь белый свет — и здравствуй, психушка… Я шучу, конечно, но моя девушка может не захотеть бросать свою работу, а мама точно откажется уезжать. И, кстати, она уже сомневалась в моём психическом здоровье, даже предлагала посетить врача…

— Когнитивная ошибка, Гена! Тебе кажется, что ты умеешь видеть жизнь наперёд, умеешь предсказывать, что скажут и как поступят другие в будущем, словно ты — гадалка с хрустальным шаром… Но это всего лишь ошибка. На самом деле ты не можешь знать.

— Нет, Федя. Извини, но я правда уверен, что попытки уговорить моих родных не увенчались бы успехом…

— Что ж… Как знаешь! Дело твоё. Главное, что я свою миссию выполнил — тебя предупредил. И совесть моя чиста. А уж как поступать с этой информацией — дело твоё… Который час?

— Не знаю, я же смартфон выключил.

— Точно… Но я думаю, что мне пора. Слишком долго не работает камера, не хочу, чтобы возникли подозрения. Ты иди, а я сделаю вид, что её ремонтирую.

— Послушай, вот ещё что… Ты сказал, что тебе будет жаль, если Макситрий что-то со мной сделает. А что насчёт той женщины, с губами?

— С какими губами? — не понял Фёдор Богданович.

— Ну… у неё ещё гипс на руке и синяк под глазом.

— А, эта… Елена, вроде бы. Боюсь, что по ней вопрос закрыт. Я узнавал, пытался, но уже ничего не мог сделать, — пробасил здоровяк, качая головой, — а по тебе решение ещё не принято, шансы есть.

— А можно последний вопрос? — вдруг созрел Геннадий, — ты климат-контроль специально, что ли, не ремонтируешь? Чтобы помешать Макситрию?

— Помешать — не помешать… А пока работаю себе, и никто меня не увольняет, — пробасил наладчик, и вдруг широко улыбнулся, — директор-то у меня ни Макситрий, а Эвелиса Святополковна! Я напрямую ей подчиняюсь. Ладно, бывай! И подумай ещё раз над тем, что я тут тебе сказал…

Попрощавшись со здоровяком, Геннадий медленно пошёл в сторону маминого дома, по пути обдумывая всё, что сказал ему наладчик Фёдор Богданович. И мысли у него в голове были, мягко говоря, не самые весёлые.

Глава 8

Заглянув домой к маме и справившись о её самочувствии (а оно, на радость сыну, оставалось хорошим), Геннадий поехал к Катерине. Поднимаясь на 5-ый этаж квартиры возлюбленной, он ловил себя на мысли, что ему просто не терпится рассказать все события дня. Однако, войдя в квартиру, он застал школьную психолога в расстроенных чувствах.

— Воду отключили, — упавшим голосом объявила Катерина, как только учитель математики вошёл в квартиру, и добавила с досадой, — Сволочи.

— Какую именно?

— А всю! Нет ни горячей, ни холодной…

— Как так? Объявления же на подъезде нет?!

— Вот именно, — горестно развела руками школьный психолог, — поэтому я и не успела сделать запас. Воды всего полчайника.

— Даже руки не помыть…

— Вот-вот! Не говоря уже об остальном. Слушай, а может быть, ты сегодня переночуешь у мамы?

— Допустим, — кивнул Геннадий, — а как же ты?

— Даже не знаю… Мне как-то неловко напрашиваться к ней вот так, без предупреждения.

— Не говори ерунды, ты маме очень понравилась! Она будет рада, если мы оба переночуем у неё. А интересно, когда воду всё-таки дадут?

— Кто бы знал… — вздохнула Катерина, — ладно, тогда буду собираться, а ты пока предупреди маму и вызови такси.

Мама, как и предполагал Геннадий, набирая её номер, была рада гостям. А вызвать такси он доверил возлюбленной, так как увидеть на номерном знаке такси знакомые цифры 348 ему в этот вечер ну совершено не хотелось.

***

В итоге, вечер прошёл замечательно, но совершенно не по плану: Геннадий буквально ничего не успел рассказать Катерине, так как при таксисте он не хотел ничего говорить, а дома у Тамары Константиновны они втроём распивали чаи, болтали и смеялись до часу ночи, а когда наконец разошлись по комнатам, то его сразу же выключило от усталости.

Ночью Геннадию снилась какая-то бессмысленная чепуха, в которой было, наверное, всё — кроме Макситрия и набившего оскомину дома номер 8.

С утра всё рассказать возлюбленной также не удалось. Проснувшись, Геннадий не обнаружил Катерину рядом с собой, зато, по негромким весёлым разговорам со стороны кухни, понял, что любимые женщины уже сели завтракать. Решив, что побриться он может и позже, учитель математики немедленно к ним присоединился.

Оказалось, что они обсуждают то, как в последнее время подорожали продукты и делились друг с дружкой любимыми рецептами. Делали они это параллельно с поеданием вкуснейшей маминой овсянки на молоке со сливочным маслом.

— Гешик, и ты уже встал? — обрадовалась мама, — садись к нам, пока каша ещё свежая! Сейчас я тебе положу…

— Сиди, мама, — улыбнулся в ответ сын, — я сам себе положу.

— Ну, хорошо. И масло в холодильнике возьми.

— Не волнуйся, возьму. И кофе с молоком тоже сам себе налью.

Дальнейшая беседа продолжилась в такой приятной домашней атмосфере, что Геннадий подумал на секунду, что, наверное, это и есть рай на Земле — когда твои самые близкие люди с разных, казалось бы, полюсов твоей жизни, общаются так вот запросто, и получают от этого искреннее удовольствие.

Неожиданно, как раз посередине маминого рассказа про то, как маленький Гешик ел спички, телефон Катерины зазвонил. Это была мама одной девочки из их школы, переходящей в 8-ой класс. Катерина несколько удивилась такому звонку по причине школьных каникул, но всё-таки извинилась перед мамой и сыном, взяла трубку, и ушла разговаривать в зал.

Минут через 10 возлюбленная Геннадия вернулась на кухню хмурой и обеспокоенный, и было отчего — девочка пропала. Она прекрасно училась и была на хорошем счету, и даже, как казалось, внутренне была взрослее и мудрее большинства ровесников. Поэтому мама категорически отвергала версию «связалась с плохой компанией или просто на что-то обиделась и сбежала. Но отметила, что в последнее время у девочки появились необычные мысли, она начала вести себя очень странно, а вчера просто пошла в пункт выдачи товаров, чтобы забрать какую-то мелочь, модную у подростков, и не вернулась. Обзвон знакомых, больниц и моргов ничего несчастной матери не дал, полиция сказала позвонить ещё через пару дней, если девочка так и не найдётся, так что набрать номер школьного психолога в телефоне — единственное, что после бессонной ночи пришло ей в голову. Более того — общение с Катериной было её последней надеждой.

— Поезжай, — внимательно посмотрев на возлюбленную, сказал Геннадий.

— Да, спасибо, Гень! Я тоже так думаю — что просто необходимо пообщаться с ней вживую.

— Вы понимаете друг друга так, будто женаты 20 лет, — с улыбкой приятного удивления заметила мама, — один ещё ничего не сказал, а другой уже всё понял…

Катерина быстро собралась, вызвала такси и уехала, а Геннадий побрился, помог маме вынуть из стиральной машинки и развесить шторы и уже собрался уходить, как мама вдруг спросила его:

— Гешик, сынок, извини, что спрашиваю… Но куда это ты всё время ходишь тут недалеко? Ты всё время мне отвечаешь, что «просто гуляешь», но ведь это не так, — мама с тревожным любопытством посмотрела на сына, — другой женщины у тебя явно нет, вон как ты на Катерину смотришь! Водку тайно за гаражами не пьёшь, тёмными делами не занимаешься (уж я тебя хорошо знаю). Так куда же ты ходишь? Не инопланетяне же… Ой, то есть эти, как их там, посланцы из будущего, предложили тебе работу?

Геннадий улыбнулся маминой интуиции.

— Ты права! Действительно, я не просто так гуляю. Просто мне и правда тут недалеко предложили работу, даже, скорее, подработку…

— А почему ты мне сразу не сказал? Дело обычное, зачем такое скрывать?

— Да деньги такие мизерные, что смешно сказать, — поведал Геннадий совершенно искренне, — не уверен, что на такое стоит соглашаться, хотя работа вроде и не пыльная… В общем, мне дали неделю на раздумье и сказали — ходи, смотри. Вот я и хожу, смотрю. До сих пор не знаю, стоит ли относиться к этому серьёзно… Поэтому, я думал так — пока не определюсь, тебе говорить не буду, а как определюсь, так и скажу.

— Теперь понятно… А какого плана хоть работа?

— Да, этим… Инфлюэнсером. В некотором роде, — ловко выкрутился Геннадий, знающий, что мама этого слова отродясь не слышала.

— Это по интернету, что ли? — попыталась понять Тамара Константиновна.

— Да… Вроде того, — с лёгкой улыбкой кивнул Геннадий и пошёл обуваться.

Глава 9

У Геннадия нечасто бывало, что он шёл, сам не зная, куда идёт и зачем. На часах была только половина 11-ого утра, до начала востриковской «экскурсии» оставалось ещё 4,5 часа, и учитель математики не придумал ничего лучше, чем купить холодного кваса и пойти в парк Победы, находившейся неподалёку. Что он и сделал, пройдя сначала до ближайшего супермаркета, а затем через подземный переход до входа в парк.

Светило солнце, и хотя Геннадий волновался за Катерину и ту девочку, мама которой сообщила о пропаже, он твёрдо намеривался хоть немного отдохнуть душой от всего фантастического безумия, свалившегося него в последнее время — просто посидеть в тени парковых деревьев, выпить холодного кваса, понаблюдать за прохожими и голубями, и помечтать о чём-нибудь приятном. Например, о том, как они с Катериной будут сегодня вечером, уютно обнявшись, продолжать смотреть его любимого «Шерлока» … Однако планам про «помечтать» не суждено было сбыться.

На третьей скамейке от входа сидел очень странный пенсионер: несмотря на довольно жаркую погоду, он сидел в драповом бежевом пальто ещё советского кроя, дополненном старомодной коричневой шляпой, и смотрел в одну точку.

«В такую жару — и при полном осеннем параде? — поразился Геннадий, — ну, шляпу я ещё понять могу — от солнца… Но драповое пальто?!! Тут от жары в холодильник залезть хочется, а этому чудаку хоть бы что! Очень странный дед…»

Тут только школьный учитель заметил, что всё ещё стоит посередине широкой парковой аллеи, пялясь, как дурак, на странного деда, да ещё и с банкой кваса в руке. Он оглянулся. По счастью, на другой стороне аллеи, немного наискосок от пенсионера, одна лавочка оказалась совершенно свободной, чем Геннадий и не преминул воспользоваться. Сев на лавочку, он хлопнул открывашкой на банке, и с наслаждением отхлебнул немного вкусного кисло-сладкого напитка, с бьющими в нос бодрящими пузырьками. Наслаждаясь прохладным напитком и с любопытством посматривая по сторонам, учитель математики тем не менее старался не упускать из вида странного старика в пальто и шляпе.

Однако, довольно быстро Геннадий устал держать пенсионера в зоне своего внимания, так как кроме сидения в одной позе (чуть расставив ноги и согнув по-стариковски спину) объект наблюдения не делал ровным счётом ничего. Разве что моргал периодически. Поэтому школьный учитель сначала отвлёкся на необычного бело-коричневого голубя, напрасно выплясывающего перед обычной серой голубицей; затем — на группу подростков на самокатах, и наконец, погрузился в смартфон.

Но вдруг со стороны лавочки странного деда, о котором Геннадий уже почти забыл, показалось какое-то движение и зазвучал чей-то голос. Учитель математики поднял голову и увидел, что к пенсионеру подошёл другой дед, в очках и с аккуратной седой бородкой, делающей его похожим на доктора Айболита. Впрочем, вместо белого халата он был одет в голубую рубашку-поло и светло-бежевые льняные брюки. «Айболит», стоял, опираясь на свою трость и что-то говорил в ухо деду-чудаку в шляпе. Тот не двигался и ничего не отвечал, продолжая безучастно смотреть прямо перед собой. Тогда «Айболит» наклонился к нему ещё ближе и сказал уже, видимо, максимально громко:

— Толик, Толик Громов я! Василич, ты что, совсем глухой стал? И слепой… Или тебя инсульт разбил? Хоть посмотри на меня!

На это дед в пальто наконец поднял голову и несколько секунд смотрел на собеседника. Затем в нём произошли изменения — он вдруг ожил, заулыбался и протянул руку для приветствия:

— Толик, ну конечно… Тебя я помню! Прости, не сразу память погрузилась.

— Что говоришь? — переспросил Толик «Айболит» Громов.

— Да, говорю, память уже подводит, старый стал. А тебя, смотрю, ноги подводят — с палкой ходишь…

— Вообще-то я уже 2 года с ней, как бедро сломал, так и хожу — немного отстранясь, удивился собеседник и покачал головой, — да, видать, память тебя и правда здорово подводит!

— Ну да, ну да… — рассеянно закивал странный пенсионер в шляпе, — а ты садись рядом, в ногах правды нет.

И дед-чудак как будто вновь завис, уставившись прямо перед собой в одну точку.

— Согласен, — кивнул пенсионер с бородкой, и аккуратно присел на скамью рядом со своим старым приятелем, — слушай, Толик, а тебе разве ни жарко? Сидишь тут, как пижон — в пальто и в шляпе, на самом солнцепёке… Не боишься, что тебе в голову напечёт? Опять, как в 76-ом… Забыл уже, как солнечный удар поймал, когда мы в Минводы ездили? Половину путёвки тогда с температурой провалялся! Ещё хорошо, что в санатории врачи толковые были, а то бы страдал ещё дольше…

Его странный собеседник снова ожил:

— Не удаётся найти в памяти… А, вроде вот! Ты про санаторий «Минводы», который недалеко от Южно-Сахалинска, его ещё в 1964-ом построили?

— Не знаю я, когда его построили… — снова удивился «Айболит» Громов и внимательно посмотрел на приятеля поверх очков, — ты будто газету читаешь, Василич. Ты себя хорошо чувствуешь? Или тебе в голову уже напекло, вот ты и чудишь?

— Да нет, не напекло, вроде, — как-то неуверенно ответил дед в пальто, — хотя точно я сказать не могу…

«Айболит» крякнул и всем корпусом повернулся к чудящему приятелю.

— Слушай, Василич, а у моей сестры Тони в те годы какая причёска была? Или этого ты тоже не помнишь?

В этот самый момент в парк вошли двое мужчин. Оба они были одеты в белые медицинские халаты, и приближались довольно быстро и решительно.

«За мной, что ли?! — с ужасом подумал Геннадий и похолодел, уже мысленно прикидывая, в какую сторону бежать, — может быть, это то, что имел в виду наладчик Фёдор? Или запрут в психушке будущего, или поймают и отправят на опыты! Или и того хуже — на органы…». Но опасения школьного учителя оказалось напрасными, так как медики явно взяли курс на лавочку с пожилыми приятелями.

Дед-чудак же снова завис, но через несколько секунд всё-таки ответил приятелю на вопрос про причёски:

— Ну, в 70-ые в моде были причёски «паж», «аврора» … И химка ещё.

Медики в белых халатах стремительно приближались, и Геннадию удалось рассмотреть их получше. Один был совсем молодой брюнет, похожий на грузина, другой — лысый и лет 40-ка. Оба были в очках, причём, очки лысого казались какими-то подозрительно знакомыми… Как, впрочем, и он сам. Словно учитель математики уже видел его раньше.

— Да «улей» она носила, «улей»! — почему-то вдруг вспылил пенсионер с бородкой, — над ней ещё смеялись все, потому что причёска тогда уже вышла из моды, а ей она нравилась! Дети во дворе дразнили её «Винни-пухом» … Я ещё за неё заступался, ругался с соседями, чтобы детей своих лучше воспитывали, хотя доля правды была — поесть она всегда любила, а уж за хороший мёд душу бы продала! Царство ей небесное… И ты тоже за неё заступался. Неужели не помнишь?!..

«Айболит» от эмоций даже поднялся со скамейки, причём на удивление резво.

— Память — это способность мозга получать, обрабатывать, хранить и извлекать информацию, — вдруг выдал дед в пальто и шляпе, не отлипая взглядом от пространства прямо перед собой, затем вдруг ожил, схватил старого приятеля за руку и заговорил страстной скороговоркой, — слушай, Толик, я тут одну вещь понял, и тебе скажу: нельзя нам, старикам, жить своей жизнью, какие-то там увлечения иметь, и хобби разные… Мы должны детей и внуков учить, опыт им свой передавать! Они — это вся наша жизнь, наша работа, и наше хобби. Поэтому — звони им каждый день, лучше — по нескольку раз в день, звони каждый час! И не бойся давать советы в любых вопросах и по любому поводу: ты старше — а значит, лучше знаешь, как им жить надо. Что они, зелёные, вообще понимать в жизни могут?! А лучше всего — переезжай к ним жить…

— Слушай, Василич… я наверное, лучше пойду, — сказал после небольшой паузы «Айболит» Громов, безуспешно пытаясь выдернуть руку из необычайно крепких пальцев своего чудаковатого приятеля.

Мужчины в белых халатах стояли недалеко от лавочки с пенсионерами и тихонько переговаривались, не сводя глаз со стариков. Во время сцены с безуспешным выдёргиванием уже побелевшей руки медики наконец подошли к ним и обратились к пенсионеру с бородкой.

— Добрый день! Мы очень сожалеем, но нам придётся забрать вашего друга. Дело в том, что Сергей Васильевич проходит лечение в нашей клинике… В специализированной клинике, — сказал лысый доктор, и многозначительно переглянулся с молодым коллегой, — простите нам нашу оплошность, мы разрешили ему сходить до пекарни за пирожками, которые он так любит. А он, видимо, по старой памяти, взял да и забрёл в парк! Еле нашли его…

После этого лысый доктор посмотрел на деда в пальто, и мягко сказал:

— Сергей Васильевич, отпустите, пожалуйста, рукав вашего товарища.

Странный пенсионер послушно отпустил рукав старого знакомого и снова задумчиво уставился в пространство.

— Ах, вон оно что… — понимающе протянул «Айболит», сочувственно глядя на приятеля, и потрясая освобождённой рукой, — то-то я и думаю, какой-то странный! Говорит невпопад, шляпа и драповое пальто на нём, в такую-то жару… Как жаль, хороший ведь мужик. Всю жизнь дружили: и учились, и работали вместе! Очень жаль, очень жаль… Ну, вы уж там постарайтесь, подлечите его, хорошо? А я его через недельку-другую навещу. Слышь, Василич? Пряников твоих любимых принесу, с орехами!

— Обязательно подлечим, Анатолий Савельевич, не волнуйтесь! — клятвенно заверил «Айболита» лысый доктор.

— А в какую больницу вы его? Постойте… а откуда вы знаете, как меня зовут? — поднял седые брови «Айболит» Громов.

Доктора отчего-то забегали глазами и переглянулись.

— А мы слышали, как он к вам обращался. По имени-отчеству, — наконец ответил лысый доктор.

— Разве обращался? — удивился пенсионер с бородкой, но затем махнул рукой, — значит, я просто не обратил внимания… Что ж, ладно, Василич, бывай! До свидания, товарищи доктора! Уж полечите его хорошо, хороший ведь мужик…

«Айболит» на прощание пожал руку врачам, похлопал по плечу деда-чудака и не спеша удалился, опираясь на свою трость.

Доктора наклонились к старику в шляпе, и что-то сказали ему на ухо. После чего тот послушно поднялся с лавочки, позволил взять себя под руки и в таком виде вывести из парка. Проходя через парковые ворота, лысый доктор почему-то оглянулся на Геннадия так, словно узнал его. При этом душки его очков блеснули под солнечным лучом, и в этот момент учитель математики вспомнил, где видел недавно точно такие же очки — на носу у Макситрия. Да и самого лысого видел там же, только ни в белом халате, а брючном костюме, увенчанным галстуком-бабочкой.

Взгляд лысого был мимолётным, и уже через мгновение вся троица скрылась из вида.

***

Только досмотрев сцену с докторами и пенсионерами до конца, Геннадий почувствовал, что, несмотря на жару, его бьёт лёгкая дрожь, а сердце колотится в темпе «полёта шмеля». Попытка успокоиться с помощью глубокого медленного дыхания не принесла результата, и тогда школьный учитель дрожащими пальцами набрал номер Катерины:

— Ты уже освободилась?

— Да, Гень, вот только что вызвала такси… А что? У тебя что-то случилось?

— Можно и так сказать…

— Что-то с Тамарой Константиновной?!

— Слава богу, нет. Я ни у мамы сейчас. Но мне страшно, Кать! Кажется, сейчас на моих глазах произошло что-то ужасное… Я не понимаю, что именно, и от этого мне ещё страшнее.

— Драматизируешь?

— Хм, — задумался Геннадий, — возможно, но не уверен. Слушай, а ты можешь изменить конечный адрес и приехать ко мне?

— Конечно, а ты где находишься?

— Парк Победы. Центральный вход.

— О, машина уже подъехала! Ладно, держись, я скоро буду…

Глава 10

Минут через 10 Катерина вошла в парк. В своём жёлтом платье, с развивающимися длинными светлыми локонами, она была похожа на солнечный луч надежды в царстве вечного мрака. Обняв Геннадия и внимательно посмотрев ему в глаза, она повторно спросила, что случилось, на что учитель математики поднёс палец к губам и очень выразительно зажал кнопку питания своего смартфона. На экране возник стандартный вопрос «перезагрузить или выключить», и учитель математики демонстративно выбрал 2-ое. После чего показал жестом, что возлюбленной следует поступить так же. Катерина повторила эти действия, Геннадий наконец облегчённо выдохнул и сгрёб её в объятья.

— Они всё-таки прослушивают нас через телефоны, да? — обнимая его в ответ, тихо спросила школьная психолог.

— Угу, — мрачно подтвердил Геннадий.

— А как же твоя встреча?

— Которая с Востриковым? До неё ещё почти 3 часа, мы всё успеем обсудить.

Школьная психолог кивнула и Геннадий начал рассказывать ей всё, начиная со своей вчерашней встречи с бывшим одноклассником…

***

Примерно через час Катерина, слегка сдвинув брови, обдумывала всё, что рассказал ей Геннадий. Они сидели на тихой, стоящей в тени большого дуба, лавочке в другом конце парка. Геннадий, всё ещё напряжённый и мрачный, стоял в метре от лавочки и курил, периодически ероша волосы на лбу, чтобы просушить их от пота. Наконец, Катерина подала голос:

— То есть, ты считаешь, что они что-то сделали с этим дедом (свели с ума, или ещё что-то), потому что он был не согласен с ними сотрудничать? И с тобой, в случае отказа, они могут сделать то же самое? И именно об этом хотел предупредить тебя наладчик, как там его… Фёдор Богданович?

— Да, Кать, я думаю именно так, — кивнул Геннадий, затушил и выбросил в урну окурок, и сел на скамейку рядом с возлюбленной, — только непонятно, что именно делают с несогласными… Может, облучают чем-то?

— …вроде радиации? Чем-то, что сводит их с ума?

— Что-то вроде того, — пожал плечами Геннадий, — причём, оно не просто сводит их с ума, но и делает их совершенно послушными!

— Как кордицепс?

— А что это?

— Гриб-паразит, который заставляет муравьёв забираться на самую высокую травинку и висеть на ней до самой смерти… Возможно, они в будущем изобрели что-то, действующее подобным образом на людей? Что может контролировать поведение несогласных? Идеальная диктатура… — поёжилась школьная психолог.

— Кордицепс для людей? Хм, думаю, это возможно, — немного подумав, согласился Геннадий, — за 200 лет, которые отделяют их от нас, наука ещё и не туда, наверное, шагнула! Оружие они ведь по-любому не перестали разрабатывать, в том числе и биологическое. А что, очень удобно: ты заразил противника грибом-паразитом, и вот он уже делает всё, что ты хочешь — складывает оружие, сдаётся в плен, танцует калинку-малинку… А потом идёт и, допустим, прыгает с крыши! Причём, формально, по своей же воле…

— Ужас, — после небольшой паузы заметила Катерина.

Неожиданно на Геннадия нахлынули воспоминания часовой давности:

— Именно! Это было просто ужасно, бедный старик был похож… Я даже не знаю, на какого-то зомби! Он был явно не в себе и постоянно выключался из реальности…

— А что, если они им дают… ну, какой-нибудь препарат? — осторожно предположила возлюбленная.

— Наркотик?

— Вроде того.

— Тоже вполне может быть, — хмуро согласился Геннадий.

— Наркотик будущего… — задумчиво произнесла Катерина, — определённая часть населения не может без кайфа. Так что, видимо, эта зараза с нами навсегда, пока живо человечество… Уже сейчас существует огромное количество разновидностей всякой искусственной дряни, а представляешь, чего они там за 200 лет насинтезировали?!!

— Даже представлять не хочу! И ещё не хочу, чтобы со мной они сделали то же самое, что с тем стариком…

Школьные работники немного помолчали, наконец Катерина заговорила:

— В 1935-ом году изобрели лоботомию: человека после неё ел и спал, и был очень послушным, но уже не был самим собой. Надеюсь, что «прекрасная мысль» возродить эту практику обошла стороной учёные головы из 23-его века!

— Мне тоже хотелось бы на это надеяться, Кать… Но вряд ли сможем угадать правильно.

— Согласна. Это называется «пальцем в небо» … Думаю, единственный способ достоверно узнать ответ — продолжить наблюдение за этой подлой организацией, так сказать, изучить их изнутри.

— Да, но… вдруг они меня до среды тоже превратят? В такого же зомби, как этот дед…

Катерина задумалась.

— Нет, вряд ли. Не дали бы они просто так тебе это время! Если бы не надеялись, что ты согласишься. Что бы они ни делали с этими несчастными, кто отказывается, это в любом случае, лишние шевеления — время, силы, деньги… Так что я думаю, что это время (до среды) у тебя реально есть.

— А что после среды, Кать?.. Если я не успею узнать про это грёбаное ОКУПЗ что-нибудь важное, что сможет нам помочь?!

— Тогда мы можем последовать совету наладчика — просто уехать…

— Всё ни так просто, Кать. Мама к своей квартире прикипела так, что почти стала с ней одним целым! Как говорится, «часть команды — часть корабля» … Я слишком хорошо её знаю — она никуда не поедет. Ни в мешке же нам, в конце концов, её везти!

— Ну, разумеется, ни в мешке… А ты думаешь, они могут что-то сделать с Тамарой Константиновной, если она останется в квартире?

— Надеюсь, что нет. Макситрий говорил про её здоровье, что оно может ухудшиться… А может, и не ухудшится… В общем, что-то невнятное сказал! Но дело не только в этом. Если нам с тобой придётся скрываться, мы не сможем с ней увидеться и даже созвониться…

И Геннадий горестно уставился на выглядывающий из-за кустов киоск с сахарной ватой, кофе и пончиками.

— Ты прав, это очень грустно. Тем более что кроме неё у тебя (да и у меня) никого больше не осталось… Тогда давай расскажем ей правду! Что в опасности ты и, возможно, она сама. И либо ей придётся, скрепя сердце, расстаться с квартирой, либо принять то, что мы не сможем общаться с ней… Возможно, очень долго не сможем. И что-то мне подсказывает, что она выберет 1-ый вариант! Этот выбор кажется жестоким, но не мы с тобой, Гень, создали эту ситуацию… — вздохнула Катерина, — мы такие же жертвы обстоятельств, как и Тамара Константиновна.

— Ну да — невесело кивнул Геннадий, — пожалуй, что это единственный план действий на случай, если до среды мы с тобой не успеем придумать ничего получше. Кстати, Кать, что там с пропавшей девочкой? Что тебе сказала её мама?

Из рассказа Катерины выяснилось, что девочка была не просто круглой отличницей, которая старательно выполняла все домашние задания, но и юной артисткой, которая успевала дважды в неделю посещать театральный кружок. Но в один день всё вдруг изменилось: девочка хоть и продолжала хорошо учиться, но стала утверждать, что оценки — не главное в жизни, и у взрослых никто не спрашивает про успехи в школе, а оценивают их по совсем другим качествам. Главным образом, профессиональным и человеческим. И что действительно важно получать знания лишь в той области, в которой планируешь работать и которая тебя по-настоящему интересует. В результате девочка стала проводить гораздо больше времени за пьесами, чем за учебниками. Пятёрки сменились на четвёрки, а мама не знала, огорчаться ей или радоваться, ведь несмотря более низкие оценки, её дочь выглядела абсолютно счастливой. А потом с девочкой снова произошла перемена, только уже обратная. Девочка бросила ходить в театральный кружок, замкнулась в себе, в дневнике стали появляться тройки… С мамой говорить отказалась. А вчера вечером ушла якобы в ближайший маркетплейс и не вернулась…

— Да уж, — ответил Геннадий, — мне бы в 1-ую очередь пришла мысль про какого-нибудь маньяка. Ну или семейная ссора…

— Вот и её мама (которая уверяет, что никаких скандалов в тот вечер не было) тоже в первую очередь про маньяка подумала! А я, если честно, пока не понимаю, связано ли исчезновение девочки с изменением в её поведении или нет… Что-то мне подсказывает, что такие «совпадения» крайне редки, и какая-то связь там определённо есть! В любом случае — мне как психологу, очень интересно — что могло заставить ребёнка, успешного в учёбе и абсолютно счастливого в своих увлечениях, отказаться от самого любимого занятия в жизни, забить на учёбу и потерять контакт с родителями?!

— Да мало ли, с другой стороны. Может быть, у них руководитель студии сменился, и новый оказался так себе? Или роль ей дали не главную, вот она в своём увлечении и разочаровалась…

— Нет. Перед уходом из студии она как раз репетировала главную роль! И, по словам её мамы, весьма успешно…

В этот момент к школьным работникам, увлечённым беседой, кто-то подошёл. Подняв глаза, Геннадий увидел совершенно незнакомую ему девушку с короткой стрижкой. Несмотря на жару, девушка была одета в ветровку и длинные спортивные брюки, а в руке держала смартфон.

— День добрый, — обратилась она к Геннадию, — погода, конечно, способствует прогулкам, но вы выглядите, как человек, опаздывающий на встречу.

— Что, разве уже 3 часа?! — автоматически спохватился Геннадий.

— Нет, ещё только 2, — в свою очередь удивилась незнакомка, сверившись с цифрами на экране своего гаджета.

— Фух… Хорошо. Спасибо, что подсказали время! А то у меня телефон сел, знаете ли… поэтому не ориентируюсь во времени, — поблагодарил учитель математики странную собеседницу, желая таким образом завершить непрошенное общение.

— Сел, или вы сами его выключили?.. А, Геннадий Петрович? Хотя, какая разница, — махнула рукой девушка, — будьте добры, поторопитесь! Вас ждут.

— Простите, а откуда вы меня знаете? Мы разве знакомы? Я вас почему-то не помню…

— Мы виделись с вами. Правда, всего один раз и мельком.

— Вас Востриков подослал, что ли? — вдруг прямо спросил Геннадий, понизив голос.

— Какой Востриков?! — расширила глаза девушка, и потом вдруг громко рассмеялась, — нет, не решальщик, конечно… Вас ждёт кое-кто повыше! Извините, конечно, что вот так вторглась в вашу беседу, — несколько свысока бросила девушка Катерине, — но меня очень просили передать вашему другу эту информацию.

— Вообще-то он мне не друг, а… — начала Катерина с возмущением.

— В любом случае — приношу извинения! — отрезала девушка, — Геннадий Петрович, вас просят быть как можно скорее. И, пожалуйста, включите телефон — так нам будет проще быть с вами на связи.

Сказав это, девушка неторопливо направилась к выходу из парка. Геннадий и Катерина, как заворожённые, смотрели ей вслед, пока девушка не исчезла за воротами парка.

— Чёрт… — вдруг заморгал Геннадий, — а ведь она даже не представилась! Кто она вообще такая?!..

— Да кто ж её знает… В любом случае — всё хуже, чем я предполагала, — мрачно сказала Катерина, — прав этот твой здоровяк Фёдор Богданович! Они в тебя конкретно вцепились…

— Похоже на то… Но плана лучше, чем взаимодействия с ОКУПЗ в целях добычи информации, у нас всё равно нет, — покачал головой Геннадий.

— Тогда иди. Нет, лучше поезжай на такси… И я тебя очень прошу — пожалуйста, будь на связи! С каждым днём я волнуюсь за тебя всё больше и больше…

Уже через 5 минут учитель математики мчался по свободной дневной дороге в сторону зловещего офисного здания, замаскированного под обычный жилой дом.

Глава 11

Привычно набрав номер 348, Геннадий услышал из динамика домофона несколько более нервный и эмоциональный, чем обычно, голос Макситрия:

— Добрый день, Геннадий Петрович! Я вас жду. Проходите, пожалуйста, сразу в мой кабинет!

«Ты-то мне и нужен», — подумал Геннадий и вошёл в подъезд.

Расщепив на молекулы двери и войдя в общее пространство 1-ого этажа, он увидел Макситрия, нервно ходящего туда-сюда по своему прозрачному кабинету и напряжённо смотрящего в сторону дверей. Заметив школьного учителя, главный по агентам сначала помахал ему рукой, а затем поманил жестом. Геннадий и не думал медлить.

— Добрый день, если он добрый, — с порога кабинета без паузы начал он, — я тоже ждал возможности поговорить. Вы вообще какого лешего подслушиваете мои разговоры?.. Сводите с ума безобидных стариков, подсылаете ко мне каких-то незнакомых дамочек, и вообще, будете меня по ночам своими дурацкими исчезающими смс-ками?.. И после всего этого вы ещё надеетесь, что я буду с вами сотрудничать! Вы в своём уме вообще?!!

— Геннадий Петрович, мы с вами сейчас всё обсудим! Но для начала, пожалуйста, успокойтесь. Без этого у нас не получится конструктивного разговора… а очень бы хотелось. Может, желаете успокоительного? Зоя может принести!

— Никаких лекарств я от вас не возьму, — отшатнулся школьный учитель.

— Вы боитесь, что я вас отравлю? Или дам вам какой-то наркотик, или усыплю вас? — и Макситрий Янович вдруг засмеялся натянутым неприятным смехом, от которого у Геннадия по предплечьям побежали мурашки, — ну что вы, Геннадий Петрович! С нашими возможностями при необходимости мы давно могли бы сделать что-нибудь этакое, но, как видите, вы всё ещё живы и вполне бодры. Поверьте, у нас просто нет цели как-либо навредить вам…

— Всё равно — пить я у вас в кабинете ничего не буду, — упрямо отрезал Геннадий.

— Значит, не понравился вам наш кофе? Который вы пили в свой 1-ый визит. Наверное потому, что он вас усыпил или отравил… Ну, да ладно, — махнул рукой Макситрий, — заставлять я вас, конечно, не буду. И вообще, я должен извиниться перед вами — вы видели то, чего не должны были видеть! Это наша оплошность, хотя в этой ситуации, к сожалению, у нас просто не было другого выхода…

— Что вы сделали с тем стариком? — вкрадчиво и медленно спросил Геннадий, понизив голос.

— В том-то всё и дело, — расстроенно и, словно оправдываясь, сказал Макситрий, — что вы могли подумать про нас самые ужасные вещи, не имеющие никакого отношения к действительности! А дело вот в чём. Видите ли, ни каждому сознанию легко принять реальность, в которой существуют путешествия во времени, летающие кружки и растворяющиеся двери… Особенно, если этому сознанию уже 86 лет, и оно ещё советского политика Брежнева помнит молодым. Иногда бывает так, что кто-то из агентов не выдерживает, скажем так, ментальных перегрузок. И как раз на такой случай у нас существуют… скажем так, штатные доктора, способные оказать квалифицированную помощь. Вы уже общались с нашими сотрудниками, и наверняка немного в курсе достижений нашей медицины. Поверьте мне, она очень гуманна! Сергей Васильевич в хороших руках, его просто немного, как бы это сказать… Подлатают и перепрошьют! После чего он будет как новенький. Так что по этому поводу можете не волноваться и не выдумывать про нас разные ужасы. Да, и с другими людьми этими ужасами я тоже хочу попросить вас не делиться…

— Да! Кстати, про «не делиться». Какое право вы имеете подслушивать мои разговоры и присылать мне своё ночное смс-творчество?! Признайтесь — смс писали вы?

— Ничего такого я вам не писал, — быстро ответил Макситрий, не смотря на Геннадия, — но если хотите, я поручу Зое разобраться, кто мог побеспокоить вас в столь позднее время…

— В какое именно? — подсёк Макситрия учитель математики, — откуда вы знаете, насколько поздним было время, если смс писали не вы?!..

— Я лишь доверяю вашим словам, — после небольшой паузы, делая невинные глаза, отозвался главный по агентам, — вам ведь нет смысла меня обманывать, верно? Вы утверждаете, что смс пришло ночью, и я вам верю… А вот насчёт прослушки с помощью телефона вы правы — она действительно имеет место быть! Но, уверяю вас, это всего лишь обычная практика отчётности. Причём, сделанная специально для удобства наших агентов и оптимизации процесса, в том числе, для начисления премий. Большинство нанимаемых сотрудников в вашем времени вынуждено тратить огромное количество времени на написание бесконечных отчётов, наши же агенты полностью избавлены от всей этой волокиты! Уж вы-то, как учитель, знаете, сколько времени способна отнять эта документально-отчётная карусель… И освобождает от неё агентов именно прослушивание гаджетов, так как мы сами слышим, что говорит агент и на кого он успел повлиять. И это позволяет нам аккуратно и точно начислять премии. К тому же, так мы можем удерживать агентов в рамках их временной линии — подсказывать, советовать, уведомлять о поступлении денежных средств, а также поздравлять с сезонными и личными праздниками.

— А ещё так вы можете контролировать каждый шаг человека, заставляя его делать всё, что захотите. Честно говоря, я вас вообще не понимаю! Ведь, если слежка действительно постоянная, то… Ладно, я спрошу прямо. Вам самим-то нормально слушать туалетные или, допустим, интимные звуки?!

— Ну, во-первых, мы никого не заставляем, а хотим лишь одного — чтобы поведение наших агентов (или кандидатов в агенты) строго следовало изначальной временной линии, и следим за этим. А во-вторых, у нас стоит автоматическая блокировка прослушивания в некоторых ситуациях. Функция отключается, скажем, когда агент направляется в уборную, или когда… Когда он, скажем так, получает удовольствие. Мы строго следуем этике, Геннадий Петрович! — не без лёгкой гордости поправил свои очки Макситрий Янович.

— Допустим. А что за девушку вы сегодня ко мне подослали? И почему она утверждает, что мы с ней мельком виделись, хотя я её не знаю?

— Вы, наверное, про Лирику… Лирика Ивановна Кобалевич– наш ценнейший специалист! Глава отдела молекулярного программирования, которая лично создала Настеньку. Я вам про неё уже рассказывал…

— Судя по Настеньке, Лирике Ивановне под горячую руку лучше не попадаться, — вырвалось у Геннадия.

Макситрий снова рассмеялся, на этот раз уже как будто более искренне. Более того, он расстегнул пиджак и откинулся в кресле.

— Ваша правда, Геннадий Петрович… Я помню, как напугала вас Настенька! На самом деле, это выглядит жутковато лишь потому, что Настенька — это самый 1-ый опытный образец проекта Лирики Ивановны. Мы используем эту модель просто потому, что свою задачу она выполняет хорошо, а больше от неё ничего и не требуется. Она сделана давно, несколько лет назад, когда Лирика Ивановна ещё была подростком-вундеркиндом, юным изобретателем, о котором писали все наши издания… Поэтому вы не думайте, что Настенька — это вершина нынешних возможностей главы отдела молекулярного программирования! Поверьте, Лирика Ивановна продвинулась очень значительно в… — тут он осёкся, и быстро свернул эту тему, — в своих исследованиях. Большей частью теоретических, к сожалению… Знаете — работы много, рук не хватает, на практику почти не остаётся времени! А откуда она вас знает, можете спросить у неё сами.

— Она работает на 2-ом или 3-ем этаже?

— Н-нет. Вообще-то на 4-ом, куда вам нельзя… — с лёгким металлом в голосе ответил главный по агентам, — но Лирика Ивановна, в отличие от Настеньки, живой человек, и ходит в столовую на 3-ем этаже, как и все наши сотрудники. О, — вдруг воскликнул Макситрий и побегал глазами, читая что-то в своих очках, — вас ожидают! Ваш друг, насколько я помню, горит желанием показать вам наш 2-ой этаж.

— Он мне не друг, а…

— Одноклассник! Ну да… Тогда скажу по-другому: наш решальщик Владимир Олегович ожидает вас у входных дверей 1-ого этажа! Не заставляйте его ждать.

Смерив презрительным взглядом Макситрия, Геннадий молча повернулся и направился к двери.

— И, кстати, Геннадий Петрович… — вдруг донёсся ему в спину голос, — вы, случаем, не надумали? Согласиться досрочно?

Геннадий, уже взявшийся за дверную ручку, очень выразительно посмотрел на Макситрия и, ничего не ответив, покинул прозрачный кабинет.

Глава 12

Вован Востриков в этот день, казалось, переплюнул сам себя: он стоял, хмуро озираясь по сторонам, хохолок его торчал сильнее обычного, ухо было заклеено, а на скуле сияла, покрытая коричневой корочкой, крупная вчерашняя ссадина.

— Нарядно, — заметил Геннадий вместо приветствия, — это твоя врач тебя так?

— Ты опять?.. — насупился бывший одноклассник, — а может, я тогда пойду, а ты тут и сам всё посмотришь? Нормально — вот так сразу, вместо приветствия?!!..

На Геннадия личности, подобные Вовану, производили любопытный эффект: какие бы серьёзные проблемы его не тяготили, пообщавшись с чудаками вроде Вострикова, он начинал смотреть на всё как-то легче — сквозь призму юмора, кринжовости и лёгкого безумия.

— Ладно, Вован, извини, я не со зла, — примирительно протянул руку учитель математики, — рассказывай, что стряслось.

— Не здесь, — не разжимая зубов и оглядываясь, процедил Вован, неловко пожимая протянутую руку.

— Окей, тогда куда мы сейчас? — спросил Геннадий, несколько удивлённый отсутствием обнимательных попыток Вована, — на 2-ой этаж, в оплот науки и технологий?

— Нет, после ТАКОГО — только в столовую! Ну, и заодно кассу покажу, автоматическую. В которой мы зарплату получаем.

После чего Вован, как обычно, с размаху хлопнул кулаком по кнопке домофона рядом с растворяющимися дверями, и неожиданно получил замечание от Зои, невовремя проходившей за спинами бывших одноклассников:

— Владимир Олегович, вы опять? Да сколько можно-то?! Вы же понимаете, что, если эти двери сломаются, мы вычтем стоимость их ремонта из вашей зарплаты? И сидеть вам тогда на одном чае и эко-котлетах, хотя… Ах, да! Их же ещё не изобрели в ваше время, — не преминула съязвить девушка в деловом костюме.

— Да что ж сегодня за день-то такой?! — ещё стоя спиной к Зое, проворчал себе под нос Востриков, затем натянул мерзкую улыбку, больше напоминающую оскал и, обернувшись, ответил девушке, которая несла в руках огромное количество папок, судя по корешкам, с делами агентов, — спасибо, Зоя Евгеньевна, за напоминание! Я же забуду, если вы хотя бы один день мне не напомните…

— Я открою шампанское, в день, когда мне не придётся вам об этом напоминать, — парировала девушка, — хоть бы раз пожалели эту несчастную кнопку и нажали её, как все нормальные люди — не кулаком и не с размаху, а аккуратно и пальцем!

— Зоя, вам, наверное, тяжело? — не выдержал хорошо воспитанный мамой Геннадий, — помочь вам донести папки?

— Спасибо, — холодно ответила девушка, — справляюсь сама.

Зоя гордо ушла вместе с папками, и только после этого Геннадий заметил, что растворившиеся двери успели снова материализоваться, а Востриков снова замахивается на кнопку. Школьный учитель успел остановить размашистый жест бывшего одноклассника, и осторожно нажал кнопку сам. Двери растворились повторно, и мужчины поднялись на 3-ий этаж.

***

Ещё на лестничным пролёте между 2-ым и 3-им этажом в нос Геннадия ворвался без приглашения чрезвычайно приятный аромат. Запахи свежей выпечки, мяса, кофе и ещё чего-то вкусного, хитроумно переплетались между собой и будили обонятельные рецепторы, а заодно и слюнные железы. Школьный учитель почувствовал, что проголодался.

Войдя в арку 3-его этажа, в которой отсутствовали входные двери, Геннадий увидел нечто совершенно удивительное: практически всё пространство занимал огромный фудкорт, как в современных ему торговых центрах, только немного больше — раза, пожалуй, в 2. Справа располагались отделы с разноцветными вывесками, слева была стена (обычная, не светящаяся), в которой находились 4 непрозрачные двери: одна, отдельно стоящая от остальных, была белой, а три другие, находящиеся рядом друг с другом, были тёмно-синие.

Почти всё остальное пространство занимали многочисленные столы. За которыми не сидели, а казалось, парили в воздухе, люди. Приглядевшись, Геннадий заметил, что стулья под людьми всё-таки были, но за счёт невероятной прозрачности материала, из которого были сделаны, их выдавали лишь блики, отражавшиеся на их гранях.