Бесплатный фрагмент - Дом на площади

Дом на площади

Челябинский вариант «дома на Набережной». История дома и его знаменитых обитателей

Дом облисполкома, дом с Центральным гастрономом, дом на площади — как бы его ни называли, он был и остаётся главным домом центра Челябинска. Здесь жили люди, ставшие историей. Не только города Челябинска, но и страны. И даже человечества. Вспомним некоторых из них. Но сначала о самом доме.

Дом-образец

Как малыш держится за юбку матери, Челябинск в первые годы развивался и рос рядом с Миассом, старался не отходить далеко. Это был провинциальный городок без особых амбиций, в том числе и архитектурных. В 1930-е годы начинают строиться челябинские заводы-гиганты — тракторный, металлургический. В январе 1934 года Челябинск становится административным центром только что образованной Челябинской области. В город приезжают ленинградские архитекторы и приступают к разработке первого генерального плана Челябинска. Он датирован 1934—1936 годами.

Главной улицей города про этому проекту становится улица Спартака — нынешний проспект Ленина, вытянутый от входа в Центральный парк культуры и отдыха до насыпи Транссиба. И тогда же начинается строительство «дома облисполкома». Вокруг площади Революции предполагалось сконцентрировать административно-политический центр Челябинска. Но красивые проекты ленинградского института были осуществлены лишь частично. Помешала война.

Интересно рассматривать старые фотографии. Даже не сразу поймёшь, что за место на снимке. Вот одна из таких фотографий — первая черно-белая, на странице справа. Кажется, снимок сделан больше века назад, ещё до революции. Но в кадре «идёт» трамвай. Это нынешняя улица Цвиллинга, трамвай в кадре переезжает современную площадь Революции, а снимок датирован 1933-м годом. Эта пустынная широкая улица — нынешний проспект Ленина. Справа белый двухэтажный дом — сейчас на его месте гостиница «Южный Урал».

За трамваем несколько одноэтажных домов — видите? Вот на их месте и построят «дом на площади». Пройдёт всего несколько лет, он вырастет и станет доминантой центрального архитектурного ансамбля — первое семиэтажное здание Челябинска. Можно сказать, на этом закончится история провинциального захолустья — новорождённая административная единица Челябинск начнёт приобретать монументальный вид. Невразумительный малоэтажный район станет центром.

«В первые годы, казавшийся гигантом, дом задал городу новую меру, поднял его сразу на две-три ступени выше. Челябинск заявил о намерении расти, предсказал своё будущее. Все, что будет построено после, должно было иметь в виду дом-образец», — писали авторы книги «Что посмотреть в Челябинске».

Удивительно: ещё живы люди, которые мальчиками и девочками ходили по центру города, как на этом снимке. В 1933 году родился мой отец, далеко от Урала, в Белоруссии. Пройдёт много лет, и он с семьёй будет жить в том самом «доме на площади», которого ещё нет на этой старой фотографии.

Картина на обложке

Автор этой картины словно сидит в автомобиле — впереди видим другое авто того времени. Справа у гостиницы «Южный Урал» остановилась «Победа» и из нее выходят пассажиры. Художник словно внутри машины, теперь уже — машины времени…

Эта картина была написана больше шестидесяти лет назад. Ее интересно рассматривать и заряжаться впечатлениями. Они такие — все главные архитектурные «персонажи» главной площади Челябинска на ней запечатлены и все они на своих местах до сих пор.

Кто-то точно сказал: гармония — это когда ничего не хочется и не нужно улучшать, изменять. Площадь Революции в этом плане гармонична и потому она смотрится на картинах художников. Отправил репродукцию картины своему дяде в Нижний Новгород, он преподаватель университета, кандидат исторических наук и был главным редактором крупной газеты, одним словом, человек образованный и эрудированный, чьим мнением всегда дорожил. А в те годы, когда была написана эта картина и, значит, таковым был вид ее в «жизни», мой дядя, тоже Сергей Белковский, был мальчиком и жил с родителями в Златоусте. «Это лучшая архитектура, которую я видел до окончания школы», — написал он мне в ответ.

Что, как говорится, и требовалось доказать.

Рассмотрим картину внимательно — дома те же и — там же. Автомобилей на главной улице города ездило в те годы очень мало. Пешеходы переходили, где хотели, где им было удобно. До подземных переходов на площади было еще лет двадцать, и о них никто не подразумевал даже.

Существует мнение, что Челябинск не отличается фотогеничностью и особой привлекательностью для художников. Город действительно не избалован вниманием художников — не Питер и не Екатеринбург. Но в городских пейзажах есть и здесь исключения, и представленная картина Игнатия Вандышева — из числа таковых.

Площадь Революции. Главная площадь. Самый центр города. Впрочем, главным центром это место стало не сразу. Город рос вдоль реки Миасс, боясь удалиться от нее и главным местом когда-то было то, что напротив сегодняшней картинной галерее — в сквере перед оперным.

А в конце тридцатых появится «дом на площади», определив все дальнейшее развитие центрального архитектурного ансамбля. Появится и сделает это захолустно-провинциальное место центром города.

«С этого дома на площади Революции начинается новый, современный, уже не провинциальный Челябинск, — читаем в книге «Что посмотреть в Челябинске». И еще: «С этого дома начинается новый Челябинск потому, что, в первые годы казавшийся гигантом, он задал городу новую меру, «поднял» его не на одну, а, пожалуй, сразу на две-три ступени выше. Поставив этот дом, город заявил о намерении расти, предсказал свое будущее. Все, что будет построено после, должно было иметь в виду дом-образец, начало начал».

Точнее не скажешь.

А образец сработал, поэтому Челябинск имеет главную площадь, которую вряд ли кто-то назовет провинциальной.

А о том, что она была такой с самого своего рождения, говорит картина. Написана она была в середине двадцатого столетия челябинским художником Игнатием Вандышевым.

В этом доме жили люди, чьи имена вошли в национальную и мировую историю. Расскажем о некоторых из них.

Создатель космобиологии и «люстры Чижевского: Александр Чижевский

Александра Леонидовича Чижевского назовут Леонардо да Винчи ХХ века. Известный широкой общественности как автор «люстры Чижевского», он был соратником Константина Циолковского и основал новую науку — космобиологию, объясняющую, как процессы в космосе и на Солнце способны повлиять на происходящее на Земле, и на животных и людей. Ещё в 1939 году первый Международный конгресс по биологической физике и биологической космологии в Нью-Йорке направил меморандум о научных трудах Чижевского в Нобелевский комитет, но учёный под давлением советских властей был вынужден отказаться от выдвижения на премию.

В Челябинск Александр Леонидович приехал осенью 1941 года вместе с эвакуированным Малым театром, актрисой которого была его жена Татьяна Сергеевна Рощина. Супругам выделили две комнаты в коммунальной квартире в доме №36 по улице Цвиллинга. Чижевский поступил на работу в областную больницу и служил консультантом в лечении огнестрельных ран, ожогов, язв с применением ионотерапии.

21 января 1942 года Чижевский был арестован. Донос на учёного написал его коллега — врач, которого эвакуировали в Челябинск вместе с ним, и Александр Леонидович даже уступил ему одну из выделенных комнат в коммуналке. По слова этого врача, Чижевский на одной из остановок поезда по пути в Челябинск якобы махал белыми перчатками и подавал знаки немецким бомбардировщикам.

Александр Леонидович больше года проведёт в Челябинске — в тюрьме НКВД. В марте 1943 года он будет осуждён на восемь лет исправительно-трудовых лагерей «за антисоветскую агитацию и контрреволюционную деятельность» с конфискацией библиотеки.

В результате учёный попадёт в одну из «шарашек» — научно-исследовательских лабораторий в системе ГУЛАГа, в Карагандинском исправительно–трудовом лагере ему даже разрешили создать кабинет аэроионификации и изучать воздействие электричества на кровообращение.

В Челябинск Чижевский больше не вернётся.

Его жена Татьяна Сергеевна спасёт архив учёного — вывезет из Челябинска и сохранит пятнадцать ящиков рукописей. Во время войны это был без преувеличения подвиг.

«Зубр»: Николай Тимофеев-Ресовский

Генетик, радиобиолог, один из основоположников молекулярной биологии, знакомый соотечественникам по роману Даниила Гранина «Зубр», Николай Владимирович Тимофеев-Ресовский прибыл в Челябинск в начале 1947 года не по своей воле — в качестве заключённого.

Он был осуждён за то, что изменил Родине: в 1925 году нарком Семашко откомандировал ученого в Берлин, где Тимофеев-Ресовский работал руководителем отдела генетики и биофизики в Институте исследований мозга.

Биолога обвинили в том, что он не вернулся в СССР, а продолжал научную деятельность за границей. «Зубра» осудили на десять лет лагерей, он оказался в том же Карагандинском лагере смерти, что и Александр Чижевский.

Через полгода его, умирающего от пеллагры (острый авитаминоз) отправили в Москву, в спецбольницу МВД. А затем — направили для дальнейшего отбытия наказания в Челябинскую область — научным сотрудником на «Объект 0211». Так называли тогда в документах будущий Озёрск.

Тимофееву-Ресовскому было поручено заниматься исследованиями воздействия радиации на живые организмы. Его лаборатория «Б» на берегу озера была засекречена и отрезана от мира рядами колючей проволоки и глухим лесом.

Но условия для работы были просто идеальными. Учёному дали выписать из Германии коллег по Институту мозга, к нему приехала жена, семье предоставили деревянный дом на берегу озера. Он сохранился и сейчас.

В лаборатории «Б» Тимофеев-Ресовский занимался вопросом дезактивации воды и почвы. Была выполнена уникальная в истории радиобиологии работа по изучению накопления и влияния радиоактивных изотопов, созданы основы биологической защиты и очистки от радиоактивных загрязнений.

Через тридцать лет именно эти уникальные разработки Тимофеева-Ресовского были использованы для очистки грунта и воды в районе аварии Чернобыльской атомной станции. Исследователи отмечают, что без научного прорыва в лаборатории «Б» не удалось бы наладить надёжную работу атомных электростанций и создать атомный ледокольный флот на Крайнем Севере. Именно здесь было положено начало ядерной медицине.

В 1953 году с Зубра сняли судимость, но Москва была для него закрыта, и он переехал в Свердловск, где руководил отделом Института биофизики Уральского филиала Академии наук. В Челябинске — в том самом «доме на площади» — он бывал в гостях у друзей, о чём свидетельствует мемориальная доска: «Здесь часто бывал у своих знакомых Зубр, учёный Н. В. Тимофеев-Ресовский». Рядом на стене находится мемориальная доска в память Александра Чижевского.

«Прозрачная броня» для самолетов: Григорий Зискин

Бывший директор Челябинского завода К-4, переименованного позже в «Завод оргстекла», был одним из создателей прозрачной брони — той самой, непробиваемой, спасшей жизнь многим лётчикам во время войны. Он был одарённым учёным, химиком, автором тридцати изобретений.

Григорий Зискин прилетел в Челябинск в декабре 1941 года из Ленинграда, где возглавлял Лабораторию органического синтеза Химико-технологического института имени Д. И. Менделеева. Ему и группе из тридцати специалистов секретного ленинградского завода К-4 было поручено наладить в Челябинске производство авиационной брони. Эвакуировались из Ленинграда в такой спешке, что даже не успели вывезти оборудование. У Зискина были только люди и помещения двух местных заводов: дрожжевого и безалкогольных напитков. С ленинградского К-4 в Челябинск прибыло шесть инженеров и пять рабочих. Все нужно было начинать с нуля и в максимально короткие сроки. Первыми рабочими на будущем заводе оргстекла были молодые девушки, работавшие на дрожжевом производстве.

В феврале 1942 года К-4 (будущий завод оргстекла) был готов к сдаче. Григорий Зискин был назначен главным инженером. И в 1942 году после сотен опытов и лабораторных испытаний завод уже начал выпускать прозрачное бронестекло для военных самолётов. Ничего подобного в немецкой авиации не было, и воспроизвести эту технологию в Германии не смогли. Пуля оставляла трещину, но стекло не ломалось, не крошилось. И лётчики оставались живы.

После войны Григорий Львович Зискин стал директором завода оргстекла. «У него была потрясающая память на людей, — вспоминала одна из ветеранов этого завода. — Он знал всех рабочих по имени-отчеству и за руку здоровался с каждым. Будучи лауреатом Сталинской премии, обедал вместе со всеми в заводской столовой, стоял в общей очереди с подносом. За столиком к нему обязательно подсаживались сотрудники с разными вопросами и проблемами, и он тут же что-то решал».

Григорий Львович не вернулся в Ленинград и последние годы жил в «доме на площади». Его дочь, в прошлом главный кардиолог Челябинской области, Эмилия Волкова вспоминала, что в их семье всегда царили мир и согласие. Профессию Волкова тоже выбрала благодаря отцу. Она с детства хотела изобрести лекарство, которое вылечило бы его от болезни сердца. Долгое время она его спасала: где бы ни находилась, всегда успевала к отцу, чтобы снять сердечный приступ.

Орлов дал Пугачёвой шанс стать народной

Мало кто знает, но Алле Пугачёвой стать «народной» вместо себя предложил челябинский режиссёр Наум Орлов.

Нужно было решить — кому дать высокое звание народного артиста СССР: режиссёру, входившему в комиссию по госнаградам при президенте или эстрадной певице Алле Пугачёвой. И челябинский режиссёр сделал свой выбор.

Он мог стать знаменитым режиссёром в Кишинёве или во Владивостоке. А стал — на Урале, в Челябинске.

Именно в эти города тогдашнего Советского Союза предлагало Министерство культуры поехать Науму Орлову. Работал он в то время в казанском театре. Недавно начал жить с Розой, новую семью решили начинать на новом месте. И Наум поехал в Куйбышев, где выступал на гастролях Челябинский театр драмы. Посмотрел спектакли, познакомился с артистами, с директором театра и позвонил в Казань: «Роза, мы никуда не едем, возвращаемся в Челябинск».

«Возвращаемся» было сказано, видимо, не случайно. В Челябинске он уже был со своими родителями в годы Великой Отечественной войны. Его отчим и мама работали в Киевском медицинском институте, который был эвакуирован в Челябинск. Отчим был по хозяйственной части, а мама трудилась в профкоме института. После школы Наум даже побыл студентом политехнического института, куда поступил на тракторный факультет по настоянию родителей, чтобы обрести специальность.

С Розой Захаровной Орловой мы сидим на скамейке на Кировке возле дома, где с фасада смотрит на нас памятная доска её мужу — Науму Юрьевичу Орлову.

«Доску перевесили, сейчас она высоко, даже цветы нельзя положить, — говорит Роза Захаровна. — Ничего, кладу цветы ему на могилу, когда бываю там».

В «доме на площади» они поселились в 70-е годы. Предшествовали этому радостному событию два неприятных — с молодого тогда ещё режиссёра дважды снимали на улице зимой дорогие меховые шапки. После спектаклей в театре приходилось возвращаться домой уже поздно, в темноте, а жили тогда в доме на улице Энгельса. И Роза как-то пожаловалась на это обстоятельство «культурному» чиновнику. Видимо, информация эта запомнилась, а когда в 1978 году драмтеатр выступил на гастролях в Москве, выступил триумфально, им предложили выбрать новую квартиру из нескольких вариантов.

Остановились на историческом доме на площади. Жили тогда в квартире несколько семей, они были рады новым хозяевам, потому что всем им дали отдельные квартиры вместо комнат в коммуналке.

«Хорошая квартира, — говорил режиссёр. — Только из окна виден театр». Тогда драмтеатр располагался в здании бывшего Народного дома, где сейчас Молодёжный театр. Ремонт в квартире сделали по рекомендации друга Владимира Глазырина, бывшего тогда главным архитектором города. Собственный кабинет в квартире у Наума Юрьевича появился лишь тогда, когда выросла дочь. Но всё равно он часто уходил в свой кабинет в театре. «Иногда я смотрела в окно, чтобы знать, когда ставить разогреть обед, — вспоминает Роза Орлова. — Муж звонил и говорил — выхожу из театра на обед. Правда, приходилось разогревать по нескольку раз, потому что, встретив кого-то по дороге, подолгу стояли и говорили о чём-то».

Во дворе дома режиссёр выгуливал собаку, а просто так на скамейке во дворе не сидел. Любил гулять пешком. Вместе с актёром Владимиром Милосердовым встречались у дома на площади и шли по проспекту до парка Гагарина, где вместе гуляли и беседовали среди сосен, а потом возвращались обратно, так же пешком.

А в квартире были знаменитые столичные гости, среди них — театральный критик Михаил Швыдкой, тогда он ещё работал в журнале «Театр», затем — министр культуры страны.