Бесплатный фрагмент - Дом бытия

Предисловие

Я могла бы очень многое сказать об этой книге :) но я решила доверить это своим читательницам. Они расскажут о ней искреннее, глубже и откровеннее, чем я!

«Дом бытия — это портал. Открываешь читать с телефоном в кармане, паспортом с билетом на самолёт в рюкзаке, со списком задач в голове — а через полстраницы по тебе толпами бегают мурашки, дыхание как во сне и ты обо всём успела забыть. Книга-медитация, книга-погружение в себя, книга — взлёт в облака.

Истории похожи на карту навигатора по сознанию, каждая касается определённого уголка души и находит к нему ключ, и в сердце разворачиваются фракталы ритмов. Вспоминаешь свои настоящие желания и мечты.

Спасибо, дорогой друг, за эту волшебную возможность».

Наталья Стогниева, художница

«Одна из героинь говорит: «Я всегда знала, что жизнь человека создается его психикой, а не наоборот. Поэтому подумала, что зачем попусту упражнять тело, если можно упражнять душу?». Мне кажется, это хороший эпиграф для этой книги.

Здесь желания героев наглядно проецируются на экран в «Кинотеатре точных слов», а мечты визуализируются на фото в «Фотостудии полного цикла». Богатство человека измеряется не количеством денег на счету, а количеством счастья в душе. Поэтому продавщица зелени может иметь куда более внушительный счет в «Самом лучшем банке», нежели бизнесмен. В Агентстве внутренних путешествий можно побывать везде, где только захочется, и ощутить желаемый спектр эмоций. А если заглянуть в «Карма-флоатинг» и как следует сконцентрироваться, на небе могут неожиданно появиться прекрасные облака.

В одном из моих любимых рассказов, «Уборка или жизнь», обычная домохозяйка сталкивается с необычной проблемой: ее муж никак не может проснуться… И неужели беспорядок в квартире как-то с этим связан? Если вы не профессиональный специалист по исследованию дома, как героиня А. Витман, то разобраться будет нелегко. Точность бытовой зарисовки сочетается здесь с метафизической подоплекой, очень рекомендую этот рассказ к прочтению (как и остальные).

С одной стороны, некоторые сюжеты кажутся утопичными, с другой стороны, заставляют задуматься – а что было бы, если бы законы бытия действительно так явно, непреложно, постоянно проявлялись в нашей реальности? Что если бы такие банки, фотостудии, тренажерные залы, кинотеатры существовали в каждом городе? Что если духовным принципам вроде «что посеешь – то пожнешь» учили бы в школе, как таблице умножения? В каком мире мы бы тогда жили?

Особенность сборника в том, что многие психологические концепции и инструменты, которые Александра регулярно применяет в своей работе психолога-консультанта и психотерапевта, вплетены в сюжет и воспринимаются как его органичная часть. Книгу отличает легкость подачи, глубокие смыслы, живые ироничные диалоги, чудесные неологизмы типа «псиопсия», «цереброшоп».

Рассказы Александры Метальниковой наполнены верой в человека, в силу любви, в силу слова. Я бы сказала, что они обладают мягким терапевтическим эффектом, помогают начать мечтать о лучшем и большем. И заодно дают повод задуматься над множеством собственных установок, которые ранее казались неоспоримыми.

Ещё мне очень понравилась перекличка названий и тем по всем рассказам, это указывает на единую концепцию — и возможное расширение объема текста до романа».

Мария Панина, лингвист

«Я эту книгу читала по маленьким-маленьким кусочкам. Потому что, когда я открыла её, я с первой страницы поняла, что не хочу, чтобы она закончилась слишком быстро!

Поэтому я себе разрешала читать только один рассказ в день. После ужина включала синюю лампу, открывала книгу — и для меня это было моё маленькое таинство, мой подарок себе!

Это было что-то про время подростка, когда тебя что-то увлекает, ты можешь с голвоой уходить туда, смотреть, читать, впитывать! И эта книга мне это чувство вернула! Что "я хочу всё знать, я хочу всё!".

И все эти рассказы - они же все были про меня! Ты писала про себя, наверное, но они же написаны для всех. Может быть, это тип определенный женщин такой или каждый найдет там что-то для себя?

Твои сказки - они про жизнь вокруг, про людей, про то, какая ты в этом кругу... и я очень с радостью это всё читала, и мне хватило на неделю и я была ОЧЕНЬ счастлива, прям до дрожи, когда читала твою книгу!

И я очень хочу, чтобы эта книга была ещё раз издана, или чтобы была издана другая твоя книга — и я в любом случае тебя поддержу, потому что ты — очень талантливый человек!»

Катя Бычкова

«Представляете глубину сказок Андерсена, но наполненные большим оптимизмом и нежностью? А не надо представлять — почитайте рассказы Саши из сборника «Дом бытия» и поймете о чем я. Хотя, наверное, каждый почувствует что-то свое, но для меня это было определенной поддержкой и контактом с моими самыми добрыми и чуткими струнами, которые часто покрыты пылью взрослости, цинизма и рационализма и не так звонко звучат. Сашины рассказы очень легко читать, но при этом не хочется проглотить все за раз, потому что после каждого мира, в который погружаешься, есть желание побыть побольше, а потом повариться в собственных образах и мыслях. А мыслей будеи огого!

А истории про жизнь ведьм в Москве меня приятно окунула в какой-то старый мир столицы, где «понедельник начинается в субботу», но только снова все добрее, милее и с женской элегантностью!

Приятного всем чтения!»

Нина Потапова, фасилитатор, актриса

«Короткие рассказы затягивают. В них есть скрытая напряжённость, когда не знаешь, что произойдёт на следующей странице. Интересно ещё наблюдать за героями. С одной стороны, они кажутся смутно знакомыми и понятными, будто соседи из соседнего подъезда. С другой, никогда не знаешь, как они будут раскрываться. И ещё не могу не отметить игру с некоторым магизмом в повествовании. Он выглядит естественным и легко вплетается в реальность».

Катерина Куксо, предприниматель, теоретик образования

«Истории о жизни, любви, неиссякаемой энергии природы:

Искренние, разные как люди и такие мелодичные: в шуме современности Александра Метальникова составляет букеты, сплетая характеры и судьбы в причудливые, но летящие с ветром легкости бытия узоры. Реальные зарисовки умело приправлены проницательностью автора, а психология образов семьи, друзей, соседей играет красками заботы и понимания».

Дарья Притворова, топ-менеджер

Обо мне

Начать с чистого листа никогда не было для меня проблемой :)

Я пишу всю жизнь. Но лишь недавно начала делать это осознанно. И с радостью помогу и Вам — осознать себя писательницей!

Я отработала в издательстве 12 лет, поэтому знаю всё о книгоиздании — и с радостью помогу Вашей книге дойти от идеи до Вашей полки!

У меня есть две книги-тренинга в стиле «авто-нон-фикнш»: селф-хелп «Быть дочерью, быть женщиной, быть мамой, быть собой» и тренинг-дневник «С любовью к себе».

Также у меня есть повести «Записки московской ведьмы» и «Глаз дракона и выпрямитель снов» и сборник рассказов в жанре psy-fi, который Вы держите в руках :)

Сейчас я завершаю первый футуристический роман «Вавилонавтика». Следите за обновлениями в моём блоге в ТГ)

Я работаю в психологии уже 13 лет, а неформально — всю жизнь. Мне всегда нравилось помогать людям находить ответы и раскрывать весь свой творческий потенциал!

Я автор нескольких курсов медитаций, в том числе курса «Путешествие внутрь себя» для писателей, тренинг-блокнотов «С любовью к себе» и «Творю себя с любовью», онлайн-курсов «Мир внутри», «Моя сила», «Тело любви» и сказочной игры «Малахитовая шкатулка».

Я знаю лучшие вдохновляющие и наполняющие практики, которые помогут Вам раскрыть писательский потенциал в полном объёме!

Вы можете прийти ко мне в личное наставничество, чтобы начать, закончить, издать и раскрутить свою личную книгу. Я проработала в издательстве 10 лет и знаю весь издательский процесс от А до Ы :)

А ещё у меня есть сообщество писательниц «Дыши и пиши», куда Вы тоже можете вступить. Еесли Вы хотите сделать творение слов одним из своих навыков, если не профессией — присоединяйтесь к нам в Телеграме @healstory!

Дом бытия

Фотостудия полного цикла

Юлии Кузьмич и Михаилу Голубеву

«Наверное, это то, что мне нужно?» — подумала Лада, толкнула дверь и вошла. После яркого солнца улицы комната показалась ей полутемной. Вдоль стены стояли стулья, на одном из них сидел неприметный юноша с поджатыми губами, который смотрел в пол перед собой. На другом поодаль восседала дама забальзаковских лет. Она оживлённо разговаривала по телефону и жестикулировала свободной рукой: «Да, да, милочка, представь, какой шанс! Такой бывает раз в жизни! Конечно, я решила ехать! Что значит „куда тебя несёт“??? Можно подумать, ты меня первый век знаешь! Ладно, моя очередь подходит, а у меня еще образ не продуман, пока, дорогая, береги косточки!». Она нажала отбой, характерным жестом смахнула на сторону кудрявую чёлку и посмотрела на Ладу с понимающей улыбкой:

— Вы первый раз тут, милочка?

Лада смутилась. Она не очень-то любила говорливых старушек, пусть даже жизнерадостных и бодрых, но преодолела себя и с показным сожалением кивнула.

— О, Вам понравится! Александр волшебник, настоящий волшебник! Ну, не буду портить Вам удовольствие, скоро всё узнаете! — и, к счастью, она замолчала, уткнувшись в свои соцсеточки.

«Передовая бабулечка, хотя что там, скоро и Параграм уже будет „пенсия“», — раздумывала Лада, оглядывая комнату. Поперёк всей комнаты свисала черная тканевая завеса, очень плотной, но в углах иногда сверкала вспышка, а иногда слышалось и отрывистое «Сосредоточьтесь!» и «Смотрите дальше! Еще дальше! Вот-вот, задержитесь здесь!» Голос был неопределённого возраста и даже пола — если бы не слова бойкой тётеньки, можно было бы счесть его и женским. Лада пыталась рассмотреть больше через просветы в занавесе, но не получалось, а подходить подглядывать ей было как-то стыдно…

«Готово, завтра приходите — заберёте! Есть на что посмотреть. Следующий!» — раздалось наконец из-за занавеса. Поджатый юноша встрепенулся и бочком просочился за ткань, едва не столкнувшись с выпорхнувшей раскрасневшейся девицей модельной внешности. Она улыбалась так широко и взгляд её был устремлён так высоко и далеко, что она, казалось, прямо со ступеней взойдёт по трапу космического корабля и улетит покорять Альфа Центавру, не меньше. Лада вздохнула.

Тем временем из-за занавеса слышалось тихое бормотание, потом раздалось голосом фотографа более внятное «Так, давайте начнем с простого. Садитесь вот сюда, смотрите вверх, рассказывайте». Бормотание стихло, потом через минуту-другую послышалось снова, чуть громче. Стали слышны отдельные слова вроде «поехать» и «съемка». «Продолжайте, отлично, продолжайте!» — спокойно и бодро говорил фотограф, иногда слышался звук затвора. Речь юноши становилась постепенно громче, он уже говорил что-то о панорамах, дронах, про походы и Карелию. «Хорошо-хорошо, уже видно гораздо лучше, продолжайте!» — повторял фотограф на разные лады, щелчки затвора стали реже, но слышались весомее.… «Я только не знаю, как же всё это объяснить маме…» — вдруг затихло в горле у юноши и Лада представила, как он потупился и поджал губы.

«Посмотрите на меня, Кирилл. Да, вот так. Вы меня видите? Отлично. И я Вас вижу. А Вашей мамы здесь нет. Когда она придёт, мы с ней тогда и будем разговаривать — но тоже про неё. А не про Вас. Понятно? А теперь, пожалуйста, поберегите моё и своё время. Посмотрите снова наверх. И подальше. Еще подальше. Да, и еще лет на пять подальше. Да-да, вот, так, вот так, вот туда! Рассказывайте!».

Тихо, набирая силу «…ютуб-канал… (щелчок) …своя студия… (щелчок) …у известных режиссёров…» — «Имена, фамилии режиссёров есть? Лица? Сфокусируйте, пожалуйста! (Щелчок) Да, спасибо, дальше!» — «…семья… …премии… (щелчок) …киностудии приглашают… (Вам нравится?) …да… (щелчок)» и затихло.

«Отлично, кажется, этого пока хватит?» — бережно, но твердо. Юноша помолчал немного и будто нехотя выдавил «Пока да». «Прекрасно, мне тоже кажется, уже есть на что посмотреть. Заходите завтра, после обеда, будет готово!». «Спасибо», — всё ещё тихо, но уже куда более чётко сказал юноша и вышел, раздвинув плечами занавес. Казалось, за эти 30 минут плечи стали шире на два размера.

Тётушка окинула его взглядом, одобрительно покачала головой и решительно шагнула за занавес. «Ах, Александр, как я рада встрече! А какая прекрасная работа только что! Браво! Вы как всегда мастерски! Простите за подслушивание!» — она так часто и дробно выстреливала фразочками, что некуда было вставить и слово, но фотограф и не пытался, только угукал и, видимо, переставлял один из осветителей, из-под занавеса исчезла металлическая нога треноги и появилась немного подальше. Дождавшись хоть микронной паузы, он вставил: «Вы как всегда обворожительны, Наталья, за чем пожаловали?». Удивительным образом его голос теперь был более высоким и даже чуть надтреснутым.

«Ах, Александр, представьте, такой шанс, такой шанс пролетает, прокатиться к самой Антарктиде, в круизе, и захотелось ну сил моих нет как, помогите, прошу Вас!». «Пингвинчиков хотите посмотреть?» — с улыбкой в голосе произнёс фотограф, всё ещё расхаживая по студии, то ли что-то разыскивая, то ли примеряясь. «И пингвинов, и айсберги, да что я, Вы всё увидите!» — всплеснула голосом Наталья. «А Гугл не лучше помог бы Вам?» — всё с той же улыбкой в голосе спросил Александр, первый раз щёлкнув затвором. «Ах, ну что Вы, после Вас ну какой Гугл? Не смешите мои лабутены!» — хохотнула Наталья, озорно притопнув каблуком. «А бабулечка-то огонь» с изумлением подумала Лада, «мне бы так!»

— Хорошо-хорошо, настраивайтесь, поищу телевик, чтоб пингвинов могли разглядеть…

— Обижаете, я не хочу в бинокль, я их с рук хочу кормить!

— Ах, вон даже как… ладно, тогда покрупнее… сосредоточьтесь и смотрите, ну да Вы всё знаете…

Лада, поёрзав на своём стуле, тоже решила подготовиться к необычному формату съемки — сосредоточилась и стала настойчиво смотреть вперед и вверх. С непривычки аж глаза заболели. Как он там говорит? На пять лет вперёд? А что там, на пять лет вперёд-то? Ведь приглядишься, так и не видно ничего… работа какая есть, не шибко и нравится. Жить хочу где-то в другом месте. Чем заниматься хочу — не знаю. Хорошо бы, конечно, встретить человека хорошего и замуж за него выйти… может, об этом и помечтать? Она даже зажмурилась, чтобы ярче увидеть. Мелькали какие-то зелёные лужайки, совершенно нездешнего вида, деревья, коляска… наверное, заграница? Это что же, чтобы замуж выйти, придётся из страны уехать? Страшно… А потом где муж-то? Одну коляску только вижу, на какие-то сцены из сериалов американских похоже.

А делать-то я что буду? Только с коляской гулять? Надо ещё вглядеться…

Из-за занавеса выпорхнула Наталья (уже прошло полчаса???) и даже придержала его, делая Ладе приглашающий жест рукой, мол, заходите уже! Лада испуганно помедлила, потом всё-таки поднялась и сделала несколько неуверенных шагов…

Фотозал был самый обычный, небольшой, можно даже сказать, крошечный. Лада думала, что он сделан из второй комнаты — нет, это одну большую комнату перегородили занавесом, чтобы получилась приёмная. Несколько фонов, осветителей, вообще ничего примечательного! Да и фотограф был с виду не такой уж из ряда вон. Лет пятьдесят, волевое загорелое лицо, глаза голубые с лукавинкой. Разве что у неё было стойкое ощущение, что она его уже где-то видела… Лада краем глаз посмотрела на Наталью и увидела, как та ещё и подмигнула ей, прежде чем опустить краешек занавеса. Чудесная женщина, вот бы с ней познакомиться поближе! Про пингвинов расспросить…

— Добрый день, рассказывайте, — мягко, но решительно сказал фотограф.

Она шагнула к стулу, пытаясь понять, с чего же начать, и тут раздался резкий звук входной двери, решительные шаги — и не заметив занавеса в зальчик ворвался крепкий почти квадратный мужчина в костюме, размахивая кулаком с торчащими из него мятыми уголками фотографий.

— Что Вы мне тут подсунули? У меня должна быть просто! Фотография на паспорт! 4 на 4, 4 штуки! А тут какие-то куры, гуси! Пастушки! И какой-то хрен с горы! С бородой! А фотографии мне нужны срочно! Сегодня же! — и он бросил фотографии оземь.

Александр помедлил, пристально глядя на вторженца. Потом начал медленно обходить его против часовой стрелки. Мужчина смотрел на него гневно, потом настороженно, потом уже более неуверенно выкрикнул: «Что Вы на меня пялитесь? Где мои фотографии?!» — и сделал пару шагов назад.

Александр остановился, очень-очень медленно поднял фотографии с пола и очень бережно разгладил их ладонями. Посмотрел на них внимательно, задержался на фотографии «хрена с горы, с бородой», перевёл пару раз взгляд с неё на мужчину и обратно. Внезапно быстро щёлкнул пальцами перед лицом мужчины (тот несколько остекленел). Потом произнёс увесисто, даже торжественно:

— Это и есть Ваши фотографии. Оставите их у себя года на три, тогда и убедитесь.

Выдержал паузу, сделал шаг к мужчине, аккуратно засунул фотографии ему в карман пиджака и продолжил даже чуть угрожающе:

— А выбросите — пожалеете.

Помолчал, отряхнул невидимые пылинки с воротника пиджака, взял мужчину под локоток и проводил за занавес.

— Фотоателье на паспорт — в соседнем здании. Всего Вам доброго.

Помедлил и добавил почти без улыбки:

— И несушек хороших, — и вернулся в зал.

За занавесом какое-то время была тишина, потом послышались гораздо более тихие шаги и столь же тихо открылась и закрылась входная дверь.

— Зачем же Вы так с ним? — не выдержала тогда Лада.

Александр посмотрел на неё пристально, словно выбирая, с чего начать.

— Вы переживаете, что он на паспорт не успеет подать? Или что он жизнь свою не успеет прожить?

Лада было кивнула на первый же вопрос, но второй поставил её в тупик. Александр, не дожидаясь ответа, отвернулся к угловому столу.

Лада собралась с духом и выпалила.

— Ну ведь у человека планы могут быть! Важные!

Александр неспешно открутил один объектив и приладил другой. Потом принялся протирать его и, не поднимая на Ладу глаз, начал раздумчиво:

— Старый Аврам как-то раз ворвался к себе в дом, разодрал на себе одежды, упал лицом вниз и стал рыдать. Сара подбежала к нему и стала причитать: «Родной мой, что случилось, расскажи, не терзай моё бедное сердце». Аврам лишь немного привстал и простонал: «Сара, всё пропало, всё пропало, Сара, в наш несчастный захудалый городок пришёл мессия». Сара сперва не поняла: «Аврам, но что такое, ведь это счастье, мы столько ждали его, и вот, отчего же ты плачешь?». «Сара, — отвечал Аврам, — как же ты не понимаешь, ведь у нас дом, сорок коров, три дочери на выданье!»

Александр сделал паузу, глянул на Ладу и, удовлетворенный её вниманием, продолжил.

— Но чем же это плохо, муж мой, — недоумевала Сара, отирая руки о подол.

— Но ведь нам придётся всё это бросить и отправиться вслед за мессией, Сара! — вскричал Аврам, опять падая на лицо своё.

Сара чуть помедлила, взяла подол платья и стала отирать слёзы своего мужа, и говорить: «Обожди, мой дорогой, мой любимый муж. Господь мудр, Господь щедр, Господь любит нас. Он дал нам дом, он дал нам стадо коров, он дал нам трёх прекрасных дочерей… Мой дорогой, мой любимый муж, Господь разберётся с мессией!»

Лада прыснула, а потом нахмурилась. Оглядела зальчик, потом Александра и эдак с вызовом сказала:

— А Вы, выходит, мессия?

Александр посмотрел на неё из-под бровей:

— А Вам бы сразу Господа Бога хотелось?

Лада от неожиданности поперхнулась и закашлялась.

Александр помедлил и прихлопнул:

— Ну вот и хорошо. А теперь к делу. За чем пожаловали?

Лада прослезилась от кашля и бросилась к зеркалу, проверять, не потекла ли тушь. А заодно потянуть время. Теперь ей было страшновато что-то говорить ему.

Но он ждал. Спокойно смотрел на неё и ждал. Было тихо. Как на грех, никто даже не входил в полутёмную прихожую из июньской жары. Он ждал. Наконец Лада вздохнула и выдала:

— В общем, мне тоже нужна была фотография на паспорт…

Александр смотрел на неё и очень старался не улыбнуться. Но выражение его лица стало от этого таким сложным, что она сама хихикнула. Он тоже с облегчением улыбнулся.

— Ну, если «была», то что Вам нужно теперь?

— А теперь я не знаю. Я попробовала, как Вы говорите, посмотреть на 10 лет вперёд, — она помедлила, он взглянул вопросительно. — но что-то я так там ничего не увидела…

Он наконец допротирал свои объективы и взялся за фотоаппарат.

— Ну, давайте вместе тогда. Смотрите.

Она честно стала вглядываться туда же, куда смотрела до этого.

— Нет-нет. У Вас как у того монаха, который садился в медитацию, напрягал шею, выпучивал глаза из орбит и начинал дышать через пятки!

— А как же тогда?

— Дышите. Просто дышите. С удовольствием. Из живота дышите. Да, вот так.

Она вдруг выпрямилась и заерзала на стуле.

— Если хотите бояться, то лучше сразу бойтесь сильнее и убегайте. Не люблю полумеры, слишком много времени тратится.

— Ладно-ладно, я просто подумала…

— Ваша задача сейчас не думать. А дышать. Этим и займитесь.

«Грубый всё-таки он какой», недовольно думала Лада, но всё же ей было так интересно, что будет дальше, что она послушно начала дышать и ещё пыталась смотреть повыше и представлять будущее. Сначала получалось смутно, но потом что-то такое замелькало, опять газоны, деревья, вода поблёскивала вдалеке…

Александр смотрел на неё то в объектив («хорошо-хорошо, вот так»), то без него (молча), ходил из угла в угол, словно искал подходящий ракурс, потом наконец не выдержал:

— Нет, это всё никуда не годится! Ничего не разглядеть! Вы будто в темном подвале просидели свои сколько? Двадцать лет?

Лада, выдернутая из своего разнеженного состояния, вскочила со стула, скрестила руки на груди и выпалила:

— Знаете что! Идите к чёрту!

Александр посмотрел на неё в упор, с улыбкой и интересом! И подняв объектив, столь же нахально спустил затвор:

— Вот, теперь мне уже нравится. Что-то начинает проявляться. Ну-ка, позлитесь на меня ещё посильнее. Расскажите в красках, какой я говнюк.

Лада молчала, чувствуя себя глупо. Хотелось уйти и хотелось остаться, и отчаянно хотелось посмотреть, что же он там видит в своём объективе!

— Вот-вот, подумайте о том, что я вижу! От интереса у Вас сразу и глаза включаются, и щеки, и даже уши включаются! Думайте туда!

— Если б я умела думать, куда мне скажут, я бы тут сейчас не сидела, — неожиданно для себя самой выдала Лада и удивленно умолкла.

— О, да тут у нас зарытые таланты налицо! — Александр воззрился на неё с таким искренним изумлением, что она опять не удержалась и прыснула. — А знаете, что нужно, чтобы их проявить?

Лада помотала головой.

— Внимание и тишина. Теперь вот сюда, прямо в объектив. И больше ни слова.

Следующий свой рабочий день Лада высидела до конца, очень стараясь не думать о белой обезьяне, то есть Александре. Даже немного задержалась. Минуты на три. И как бы нехотя подошла к студии нога за ногу, поднялась по ступенькам, зашла в дверь. В фойе не было ни души, за занавесом тоже была тишина. Лада, ступая очень осторожно, подошла к конторке и увидела там несколько конвертов, «Кирилл», «Наталья», «Агриппина», «Николай», а вот и «Лада». Она взяла конверт и даже немного помедлила, — за весь день ей так и не удалось угадать, что же она там увидит? Напугает ли это её? Развеселит? Удивит? Изменит навсегда?

В конверте лежали фотографии её зеленых газонов. Пусть нечёткие, размытые, но это несомненно были они. И коляска там тоже была. И вода поблёскивала. Ни одной фотографии Лады там не было.

Она ещё раз пересмотрела фотографии. Небрежно положила их обратно в конверт и тихонько вздохнула. Уже повернулась, чтобы уйти, но локтем нечаянно задела конверт «Наталья», тот упал с конторки и краешки фотографий показались наружу. На Ладу глянул круглый и очень любопытный глаз пингвина. Она торопливо присела, чтобы поднять конверт, уже приподняла его, потом закусила обе губы и прислушалась — кругом не было ни души, не слышно было ни звука. Лада очень, очень аккуратно заглянула в конверт ещё глубже, раздвинула фотографии краешками пальцев, чтоб не дай Бог не оставить отпечатков! Айсберги… огромные, белые айсберги… пронзительно синяя вода, временами почти чёрная… пингвины такие яркие на фоне льда… У Лады слёзы подступили к глазам.

Она положила конверт на конторку и лишь чуть-чуть помедлив, открыла конверт Кирилла. Деревянная церковь среди бескрайних зелёных полей, с птичьего полёта. Шоссе, уходящее вдаль, всё в рассветных лучах, среди темных как ночь лесов. Излучина реки, огромной, тяжёлой, подернутой ветреной рябью. Сколько же красоты! В таком… тихом замкнутом юноше… сколько же красоты… Она втянула ртом воздух, бросила конверт Кирилла на место и схватила свой, чтобы разорвать его пополам!

— Не надо, — тихо прозвучало от занавеса. Александр стоял там, скрестив руки, и смотрел на неё. Просто стоял и смотрел.

Она бросила конверт и закрыла лицо руками, как прячутся дети. Её разрывало от горечи, стыда и — облегчения. Он молчал. Она проговорила прямо сквозь ладони, не отнимая их от лица:

— Почему?

Он так долго молчал, что она наконец решилась посмотреть на него сквозь раздвинутые пальцы.

— Как Вы думаете, какой раз по счёту сюда пришла Наталья?

Лада еще чуть опустила руки, положила локти на конторку (чтоб скрыть дрожь в руках) и оперлась подбородком на кулачки.

— Не знаю, — сказала она, стараясь, чтобы голос не прозвучал обиженно, — а Кирилл?

— Кирилл уже завёл себя туда, откуда нет другого выхода, кроме как напрячь все силы душевные. Разок пришлось напечатать ему даже фото с надгробием.

Лада глянула на него исподлобья и убедилась, что он не шутит.

— Что же мне делать? Тоже загнать себя куда Макар телят не гонял? Или поселиться тут у Вас? — это прозвучало так по-детски, что даже как будто кокетливо.

— А какой вариант Вам больше нравится? — без тени улыбки спросил он, только морщинки в уголках глаз стали чуть заметнее. — Раскладушка в чулане есть.

— Мы, люди, слишком много суетимся. Посмотри на муравьёв. Они бегают во всех направлениях, но абсолютно расслабленно. Или пчёлы.

— Пчёлы сердитые.

— Это нам кажется, потому что мы не умеем смотреть на другого так, чтоб не из себя.

— А это вообще возможно?

— И даже не собой.

— Через камеру?

— Камера лишь способ настроиться.

— Тогда почему другие не могут?

— Другие могут и всю жизнь снимать только фото на паспорт, но это их квадратура круга. Зачем тебе смотреть на них?

— Как же Вы это делаете?

— Ты видела такие фото, где одного человека или семью снимают подряд много лет? Там появляется такая дымка, ореол, а в нём — постоянное, то, что остаётся нетронутым.

Лада, машинально перебирая пленки, слушала очень внимательно.

— Если смотреть на человека в сейчас, он всегда в движении. Дышит, смеётся, плачет, курит, режется в танчики или метает птиц в свиней. Но что-то главное, неизменное — остаётся. Оно всегда здесь, ни внутри, ни снаружи, ни там, ни тогда. Это только кажется, что оно внутри.

— Но как научиться так смотреть?

— Для этого достаточно научиться так видеть себя. Чувствовать глубину, которая не только в море. Высоту, которая не только в горах.

Он помедлил.

— Ну и, конечно, просто уметь смотреть в одну точку часами.

— Шутите.

Он посмотрел на неё наклонив голову, из-под бровей, так немножко по-птичьи.

— И что мне это даст?

— Мир начинает плыть вокруг взгляда, и можно своими глазами убедиться, как он на самом деле зыбок.

— Какое-то дао, сказанное словами.

— Поэтому сначала делай, потом подвергай сомнению!

— Но в будущем-то этой точки вообще ещё нет!

— Кто сказал тебе, что время движется лишь в одну сторону?

— У меня всё равно так же не получается!

— И не получится.

— Может, просто всем от природы даны разные… эмм… разной длины объективы?

— Обоснование для лентяев.

— Вам легко говорить!

— И тебе тоже будет легко говорить, когда ты сделаешь эту тысячу ли, каждый раз с первого снимка.

— А чистота линзы важна?

— В каждом есть свет, всегда. И наша задача не наполниться, а очиститься. Не украсить, а отразить.

— Бриллианты и отражают, и украшают.

— Достойный аргумент для девушки.

— А если я вообще здесь не для этого?

— Как увидишь для чего — туда и уйдёшь.

Стоял мрачный сизый ноябрь. Пока Лада открывала дверь студии, ей за шиворот с балкона второго этажа налилась целая пригоршня. Быстро-быстро чаёк, чайничек мой любимый, где же ты. Александр сегодня изволит быть поздно. Вчера до полуночи кого-то тут укатывал, важный заказ, не государственный, конечно, хотя чем фикс не шутит. Сегодня будет отсыпаться, а она за старшую. Он так сказал.

Первая барышня была сразу понятна, на один щёлк. Длинноволосая, светлая, почти прозрачная, «ах, ну я не знаю, с кем мне остаться, то ли с ним, то ли со вторым, а квартира, а долги, как же быть, как быть». С этими Лада давно научилась справляться по классике, «а теперь представьте себе, что будет через пять лет, если а, если б, если в, достаточно, спасибо, снято!». Конечно, фокус был не в мужчинах. Он вообще не там, где его регулярно ищут. Но объяснить это трудно, показать куда проще.

Второй случай был посложнее, повзрослее, полысее, попечальнее. Тут пришлось, как мрачно шутил Александр, работать «от могильной плиты», лет эдак на 50 в глубину. Ну зато там уже и невыплаченные долги отца не выглядели причиной, да и претензии к жене смотрелись совсем по-другому!

Третий… впрочем, где шеф? Ближе к пяти Лада очнулась от очередного рабочего транса и взглянув на часы, кинула в телефон осторожное «Всё ли в порядке?» и ушла с головой в следующего клиента.

— Вам пакет, — крикнул от двери курьер, и она не успела даже выглянуть, как он уже скрылся. В восемь, уже закрывая за собой дверь, она зацепилась глазом об этот аккуратный пакет в желтой обертке, без опознавательных знаков, и, чтобы за ножницами далеко не ходить, нетерпеливо рванула уголок зубами.

На первом фото она стояла рядом с высоким мужчиной в очках, тот держал на руках карапуза, она махала рукой карапуза в кадр, все они счастливо улыбались.

На второй с тем же мужчиной они сидели за рулем, наверное, яхты — розовые рассветные лучи, стальные поручни, белый пластик, пронзительно синее море вокруг.

На третьей она сидела у ночного окна, с каким-то маленьким тоненьким беленьким ноутбуком, смотрела в стекло на своё отражение, была старше лет на пятьдесят: седая, в морщинах — и явно отчаянно счастлива.

На четвёртой сам Александр, еще более загорелый, чем обычно, стоял где-то на горном перевале с трек-палками в руках и делал мерзкую рожу в камеру.

За последней лежала записка:

«Победителю (м) ученику!

Наконец дошли руки до плёнки, где мы тот раз фоткали друг друга на спор.

Я в Непал, не поминай лихом.

Не вздумай дальше снимать, зачем время зря тратить!

Ключ от студии оставь у наших Паспорту.

Побеждённый (м) учитель».

На обороте была еще одна беглая приписка:

«Нужны будут фотки твоих Букеров — заходи на огонёк.

А не вернусь совсем, так зеркало тебе в помощь».

В приоткрытую дверь залетал холодный ноябрьский дождь и отчаянно мёрзли ноги. Но Лада всё стояла и перебирала, перебирала эти фотографии, раз, два, три, четыре, три, два, раз, перечитывала и перечитывала записку. И не замечала, что из глаз давно текут слезы, а по лицу расползается лукавая и торжествующая — улыбка.

Март 2020

Аудиоверсию рассказа Вы можете послушать вот здесь:

Самый Лучший Банк

Игорю

Вот и он, мой дорогой и любимый. Захожу в стеклянные двери и глубоко всей грудью вдыхаю — немножко извёстки, немножко хлорки, немножко яблочного привкуса жидкости для мытья стёкол (уже помыли с утра, как чудесно!), немножко гранита, немножко паркета. Вот я и в лучшем месте на свете.

Навстречу мне Инесса, шпильками цок-цок, белый кролик на белой майке, волосы длиннющие покачиваются из стороны в сторону, «привет-привет, дорогая моя, благодарю тебя за вчерашние… уроки!».

— Кара, доброе утро, милая, прости меня за вчерашнее вторжение!

— Доброе утро, Нэс, напротив, спасибо тебе! Моя вина, что я не узнала все подробности! Так хорошо рассказывал… заслушалась! Учусь у тебя каждый день!

Она легко приобняла меня и от волос её пахнуло шампунем. Слава её чистоплотности! А то вчера я чуть не выдала одному курчавому юноше долгосрочную кредитную линию на новый бизнес, увлекшись вместе с ним прекрасными планами — и не проверив всю подноготную…

Юноша был, правда, уже не совсем юноша, а лет немного за сорок. Но сохранил ту удивительную свежесть и чистоту взора и лица, которая сразу намекает на хорошее состояние души! И так он вдохновенно рассказывал, как он мечтал столярным делом заниматься еще в школе, да всё как-то было не до того, и вот наконец решился и отважился, и всё спланировал, и вот же он, мой бизнес-план, смотрите, как всё чудесно получается, во благо меня и всех других людей…

Я, честно признаюсь, заслушалась. Редко… не так часто вижу людей, так вдохновлённых своей идеей! Даже у нас… хотя у нас их концентрация очень высока!

Я была совершенно очарована идеей Максима и слушала вдохновенно и самозабвенно. Инесса проходила мимо, прислушалась к нашему разговору, легонько и предупредительно положила мне руку на плечо, чуть наклонилась вперёд и спросила Макса в упор:

— Извините, что вмешиваюсь, а какие у Вас отношения… с отцом?

Если Вы никогда не видели воочию, как выглядит ушат холодной воды на голову (мне вот не доводилось), то это был именно он. Огонь в глазах Максима потух мгновенно. Он опустил глаза в пол, плечи тоже как будто поникли, нижняя губа чуть дрогнула, даже художественные кудри, казалось, немного распрямились…

— А что с отцом? Всё в порядке у меня с отцом. А почему Вы спрашиваете? — мгновение спустя встрепенулся он и гневно сверкнул глазами на Инессу, но основное уже было и так понятно.

Инесса опять легонько сжала мне плечо и пошла дальше, а я глубоко вздохнула и прямо и открыто глядя ему в глаза проговорила нашу выверенную фразу из нашего «Руководства»:

— Я прошу прощения, что нам пришлось задавать такие прямые вопросы о сферах столь личных и интимных, но многолетний опыт нашего банка говорит о том, что хотя отношения с матерью больше влияют на Ваши возможности чувствовать удовольствие и счастье, а отношения с отцом — на способность реализовать себя в жизни (пауза до кивка либо взгляда). Поэтому, к сожалению, на данный момент я не смогу одобрить Вам нашу линию долгосрочной поддержки. Хотя (здесь уже из другой части «Руководства» и немного от себя) этот проект, несомненно, очень дорог Вам, он соответствует вибрациям Вашей души и у него большое будущее!

Максим ещё не оправился от вопроса Нэс и глядел на меня недоверчиво.

— Вам, наверное, кажется, что это у меня в шаблоне разговора записано? — намекнула ему я.

— Честно говоря, да.

— И да, и нет. Шаблоны и правда есть, они работают и проверены сотнями и тысячами жизней — но не на все случаи. В Вашем проекте и правда есть и жизнь, и душа! А если Вы планируете обратиться к нам еще, могу дать рекомендацию, что стоит сделать перед следующим визитом.

Он поджал губы (а вот и мама), но всё же кивнул.

— Выпишите всё то, что у Вас на душе об отце. Напишите это как письмо чувств или как автобиографию или даже как письмо далёкому другу. Можете даже как мастер тонкой работы по дереву (а вот и работа в карте клиента, поздравляю, Кара!) выстругать деревянную фигурку отца, всё ему высказать, а потом сжечь…

В этом месте он наконец вышел из легкого транса своего разочарования и заинтересовался:

— Чем же такое сжигание улучшит мои отношения с отцом?

— А Вы попробуйте и узнаете. А то очень легко себе всё логично объяснить — и ничего не сделать, — я разрешила себе очень лёгкую улыбку.

Он вздохнул. Его плечи опять немного поникли.

— Я-то думал, как раз с Вашей линией и начнется моя новая жизнь в моей мастерской… и не придется больше… — он замолчал. Я вдруг вспомнила японское словосочетание «пытка надеждой».

— Можно было бы и в Вашем проекте все эти проблемы решить, так сказать, построить Ваш беспилотник на лету. Но (тут снова немного «Руководства») отношения с родителями это критически важный фактор, после чистоты резонанса с самой идеей! К сожалению, мы, как предприятие повышенной ответственности, не можем так сильно рисковать. После проработки Ваши шансы на одобрение линии резко возрастут! Я (от себя и из Руководства) искренне желаю Вам успеха в этой работе! Если будут вопросы, пожалуйста, обращайтесь на нашу линию прямой поддержки! — я протянула ему визитку и встала, обозначая, что разговор окончен.

Макс нехотя поднялся. Ему не хотелось уходить, я это видела. Ему так не хватало общения, простого человеческого общения, тепла, участия — а другой рукой он сам ограждал себя от всего этого… но… душа всегда стремится к целостности! Я стряхнула с себя прильнувшую ко мне лёгкую дымку его разочарованности и вгляделась в ценное и светлое: трудолюбивый, легкий, с чувством юмора и чувством прекрасного, с идеей, которая его вдохновляет — всё в руках Божьих! И пусть получится наилучшим образом!

1. Видеть в клиентах лучшее — первая заповедь Руководства. Думаете, это сложно? Ну как Вам сказать. Вот поддерживать тело в чистоте — сложно или просто? Если учиться этому в тридцать, понадобится и терпение, и сноровка. Я работаю здесь девять лет — и до сих пор учусь.

Сегодня утром у меня, например, первая в очереди великолепная женщина Александра. Хочет открыть клининг-агентство нового типа. Ей немного за сорок, голубые прозрачные глаза, всё время стряхивает белёсую свою чёлку влево, отчего голова всё время слегка наклонена, как у большой круглой птицы. Ярко синий костюм, настолько синий, что она в нём кажется желтоватой, тем более в свете наших ярких ламп. Интеллигентка в третьем поколении. Немного близорука, чуть наклоняется ко мне и щурит глаза, чтоб разглядеть мой бейдж, так что становится ещё больше как птица.

— Карина Владимировна, спрашивайте, я готова! — пока говорит, уже бодро выпрямила спину и вскинула голову высоко, даже чуть назад. Какова!

— Подскажите, Александра, что для Вас важнее всего в Вашем проекте?

— Я хочу спасти российских женщин от того, чего они уже никогда не успеют — во имя того, что они ещё могут успеть.

В нашем изящном и вседозволенном «Руководстве» есть отдельный пункт: после слова «спасти» в речи клиента специалист должен удвоить внимание и задать ряд очень важных вопросов.

— Кого именно из своих близких родных Вы когда-либо хотели либо до сих пор хотите спасти?

Она чуть опускает подбородок и озадаченно смотрит на меня, я стараюсь смотреть на неё легко и с уважением. Наконец выдавливает:

— Какое отношение это имеет к делу?

— (О, Руководство!) Самое прямое. Спасение Ваших ближайших родственников, даже умерших, никак не входит в наши планы.

— Ну и ладно! — она вскакивает, хватает свой пиджак, — обойдусь и без вашей помощи!

— Александра, подождите секунду. Я всецело уважаю Ваше решение. Но если позволите, я всё-таки за минутку объясню Вам, почему правила у нас именно такие.

Она раскачивается на каблуках, колеблется.

— Поверьте, Вам пригодится эта информация, даже если Вы никогда больше не вернётесь в наш банк.

— Хорошо, только быстро, я спешу! — она демонстративно взглядывает на часы.

Я мысленно считаю до пяти, листая в уме нужные страницы Руководства:

— Поверьте, я всемерно уважаю Ваше желание помогать и спасать…

— Да с чего Вы взяли, что оно есть у меня???

— …но наш многолетний опыт говорит, что от спасателя уходит всё — к тому, кого хотят спасти. А мы заинтересованы, чтобы наша линия помогала быть счастливой в первую очередь Вам (смотрю вопросительно, дожидаясь кивка), а потом уже всем остальным. Чтобы и Вы, и мы, и все эти остальные стали чуть более счастливы (снова пауза до кивка). Если Вы без спасения кого-то близкого или кого-то на него похожего (выдыхает резко) не чувствуете себя достойной такого счастья и его приумножения, ничего из этого не случится (молчание до ответа).

Она стоит, постукивает носком туфли о вторую туфлю. Смотрит вдаль, потом вверх, высоко поднимает брови, вздыхает. Потом садится на самый краешек стула, ещё раз глубоко вздыхает, уже спокойнее (или обречённее), и опять вглядывается в мой бейдж:

— Что же мне делать, Карина Владимировна?

— Если Вам нужна помощь, список псикономистов висит у нас на специальной доске вон там, но главный Ваш помощник вот он, — достаю ей из стопки в ящике стола мой любимый подарок клиентам: изящное, раскладное, с эмблемой банка, зеркальце. По ободку его надпись «Самый важный человек в моей жизни».

Она вертит его в руках, потом грустно улыбается.

— Доктор, я буду жить?

— С Вашим чувством юмора, задором и напором, я больше чем уверена, уже со второго захода любой из моих коллег одобрит Вам любую линию поддержки, какую Вы захотите.

— Вы мне льстите.

— Это моя профессиональная обязанность, — я улыбаюсь ей и даже подмигиваю, чтобы в этой шутке была чуть меньше доля шутки.

Ушла. Фух. Мимо двери проходит наш замдиректор Дмитрий и аккуратно (он всё делает бережно и аккуратно) говорит мне:

— Хорошая работа.

— Спасибо, — я поворачиваю голову, но его уже и след простыл. Может, мне и вовсе почудилось?

2. На наших тренингах нас так долго учат хвалить себя и поддерживать, что мой внутренний голос поддержки частенько слышится как внешний. Это очень приятное и полезное профессиональное искривление. На учёбе нам рассказывали про летчика, тяжело раненного во Второй мировой, которому в бреду чудились слова «amosnell, domosnell». Оказалось, что это слова древней фламандской колыбельной, которую ему пела в детстве мать. Мать он даже не помнил — она умерла, когда ему было два года. А сам он — выздоровел.

Вот так и вчера я, довольная собой после встречи с Максом, отправилась на обед, и для пущего удовольствия позвала с собой Кристину. Крис уже с утра была в так свойственной ей ажитации:

— Нет, Кара, ну ты представь, приходит этот такой весь набриолиненный, сразу видно, только что из церебральни, бабочка краснеет, лысина блестит, и говорит, «Кристина Израиловна, а не поужинать ли нам?» Я аж офигела! Говорю ему, мол, Арам Семёнович, я уважаю Вашу прямоту и галантность, но это не дозволяется нашими правилами. Чем я могу Вам помочь в рамках своих должностных обязанностей? А он такой: ничем, я буду ждать Вас после рабочего дня у выхода, а вот мой телефон на случай, если Вы будете готовы раньше!

— Крис, ну ты даёшь! А если и правда будет ждать?

— Ну так я выйду через заднюю дверь и дело с концом!

— Ты думаешь, тебя действительно заметят и накажут?

Крис воззрилась на меня как будто в первый раз увидела.

— Кара, ты меня иногда поражаешь! Я, конечно, очень легкомысленная дама…

— …лёгкая на подъем…

— Да, лёгкая на подъем, спасибо, но терять самую лучшую в мире работу из-за какого-то…

— …очень активного ухажёра…

— …да, очень активного ухажёра, что бы я без тебя делала! — ну так вот, терять из-за него работу я в любом случае не намерена! А ты сама прекрасно знаешь, как близкое знакомство искажает у всех ка… стра… Господи, как их?

— Когнитивные стратегии.

— Во, когнитивные стратегии, я тебя обожаю! Нам же поэтому и не разрешают встречаться с клиентами больше раза! Чтобы им не показалось, что лично я их свет в окошке!

— Ну вдруг ты бы решила рискнуть? Я бы вот разочек попробовала… он же всё равно не сможет к тебе записаться ещё раз! Только он об этом не знает, — я лукаво закатила глаза.

— Вот ты, Кара, чертовка! Правду говорят, в тихом омуте! Но вообще спасибо за идею! — тут она яростно вцепилась в брокколи, а я дожёвывая свой самый лучший в мире салат, размышляла, рискнула бы я в ситуации Крис или нет…

Поскольку наш самый лучший в мире банк материализует мысли со скоростью Гоа, после рабочего дня меня ждал Макс. С цветами. Я даже не сразу вспомнила его, осознала лишь, что знакомое лицо. Через секунду только вспомнила всё — и мастерскую, и ушат воды. Он так галантно предложил мне локоток, а мне так хотелось немного пройтись и подышать свежим воздухом, что я после секундного колебания («Помни, что больше вы не увидитесь!») приняла и цветы, и локоть, и мы зашагали по мокрому от недавнего дождя асфальту. На углу неожиданно плавно играл саксофон. Было волшебно и нежно.

Я молчала. Он тоже. Наконец решилась:

— Макс, я должна Вас предупредить…

Он сделал серьезное лицо и проговорил голосом автоответчика:

— Если мы осмелимся поужинать, меня не пустят в Ваш банк больше никогда.

— Откуда Вы знаете?

— О, у меня много очень разных друзей, — он кокетливо сверкнул на меня глазами из-под своей курчавой шевелюры, — и многие из них у вас бывали, и некоторые даже с матримониальными целями.

— О, я и не знала, что мы прославились как банк невест.

— А то как же! Женщина, которая умеет видеть в человеке самое лучшее — какая удача! Какой мужчина устоит перед этим!

Я улыбнулась и промолчала. Мы медленно шли вдоль бульвара, листочки только начинали зеленеть, а вишня уже цвела — отчаянно и отважно.

Дойдя до конца, мы повернули и пошли обратно. Я ещё раз заговорила:

— Макс, мне нравится Ваш напор и галантность…

— …это не совсем то, что велено говорить в Вашем Руководстве…

— …и я бы очень попросила Вас меня не перебивать…

— Прошу прощения, умолкаю!

— Так вот, мне нравится Ваша прямота и импонирует Ваш интерес, — я подняла на него бровь, ибо это как раз была точная цитата из Руководства, только вот он об этом всё-таки не знал, — но встречаться нам с Вами прямо сейчас будет неправильно. Когда Вы получите свою, — легкий акцент на слово «свою», — линию поддержки, откроете свою (!) мастерскую, начнётся совсем другая Ваша, — чуть более явный акцент, — жизнь, и это будет прекрасный и очень важный шаг…

— …который я хотел бы разделить с Вами!

— Вы меня совсем не знаете.

Он закатил глаза.

— Нет, не спорьте, прошу Вас. Когда у Вас всё это получится, тогда пусть у нас и будет шанс узнать друг друга поближе. Сейчас это вновь отвлечёт Вас от главного…

— Разве женщина, которая верит в меня, это не самое главное? — он прикрылся лёгкой иронией.

— Это важно, но… о, я ведь забыла отдать Вам наш небольшой подарок, — и я открыла косметический кармашек сумки и достала оттуда такое же зеркальце, как дала сегодня Александре, только немножко потёртое. Он прочитал ободок и грустно улыбнулся.

— А теперь Вам, конечно, пора.

— Да, теперь мне действительно пора. И я всей душой желаю Вам успеха — и верю в него! — я легонько сжала его локоть и пошла к своей машине, очень надеясь, что коленки у меня не будут дрожать под его взглядом.

Обошлось.

На следующее утро Крис подлетела ко мне прямо у входа и вместо приветствия схватила за локоть:

— Кара, ну ты даёшь! Я видела тебя вчера! С этим кудрявым! Как его, Макс? Это ты такая раз, за обедом мне мозги запорошила, а сама уже всё продумала!

— Крис, ты делаешь честь моему искусству интриговать, — улыбнулась я и с нежностью оглянулась мысленно на цветы и бульвар, — я сама не ожидала!

— Ну и как, и как?

— Ну как, мы прогулялись, я всё ему высказала, по Руководству, не отступила ни на букву, мы попрощались, конец истории.

— И ты думаешь, он больше не появится?

— Откуда мне знать, — я мультяшно подняла плечи и завернула ладошки к небу, — Честно? Думаю, нет.

Крис фыркнула.

— Блин, ну ты железная! Я бы надеялась! Он милый!

— Тебе зачитать пункты про надежду? — нахмурила я на неё брови с интонацией и выражением нашего инструктора, Ольгерда Ингердовича.

— Нет-нет, зануда, я и так опаздываю! В обед поговорим! — она чмокнула меня в щеку, стёрла след помады и убежала на свое место.

3. Надежде в нашем Руководстве и обучении и вправду посвящено немало пунктов. Надежда маскирует разницу между верой и реальностью. Если я не могу поверить в будущее клиента и его проект, я не имею права выдавать ему никаких линий поддержки. А если я буду надеяться, что всё получится, я не увижу того, что есть. Вера показывает то, что прочно существует, «фильм готов, осталось только снять». Надежда нарисует то, что могло бы быть, во что я хочу поверить — но не верю. А это лишний вес для хрупких косточек мечты, который они могут и не выдержать.

Как оказалось в обед, Крис тоже рискнула!

— Ну вот, а сама на меня налетела аки коллектор!

— Не пойман, не вор, — она лукаво подтолкнула меня локотком в бок.

— Ладно-ладно, что там наш Амир Какеготамович?

— Арам Самуилович!

— О, я вижу, Вы познакомились ближе? — я честно пыталась не рассмеяться в голос.

— Да-а-а, — мечтательно протянула Крис, но потом махнула рукой и прыснула тоже, — но он оказался порядочным…, — она мучительно искала слово, а я мучительно пыталась ей не помогать!

— В общем, он действительно хотел выведать у меня все секреты и заполучить нашу линию поддержки в своё… блин, бизнес!

— Бедная… то есть, я очень сочувствую! Это очень неприятно… хотя полезный опыт!

— Да знаю, что полезный, знаю… но я терпеть не могу… и не хочу пытаться сказать позитивно, не подсказывай! Я действительно просто терпеть не могу, когда, знаешь, начинают корчить из себя эдаких благодетелей-благотворителей, ах, мне так важно всеобщее благоденствие, ах, у меня и проект в ноль и почти что в минус, ах, я выделяю деньги на обеды для бездомных! А я тут уж совсем не утерпела, спросила, а нищего у входа в наш банк Вы случаем не заметили? — а он такой, да нет, не приметил, а что? — Крис фыркнула так, что из-за соседнего стола на нас покосился мужчина из тех, что рождаются с бородой и в очках, а потом обрастают растянутым свитером.

— Ну а я дальше пру, мол, а кому именно Вы собираетесь отчислять благотворительность от своего проекта — ну тут он совсем загрустил, даже бабочка привяла, понёс какую-то… пижню про высадку лесов, мне стало так… невыносимо, что я извинилась, попрощалась и ушла!

— И он не стал тебя останавливать?

— Попробовал бы он! Я бы посмотрела!

Я посмотрела на Крис и подумала, что да, действительно, я бы тоже на это посмотрела — при всём небольшом росте и хрупком весе Крис, даже небольшой средневековый замок мог бы опасаться за свою неприступность рядом с ней! Я ничего не стала говорить, просто погладила Крис по руке.

4. Персонажи, которые старательно пытаются выдать себя за благодетелей и благотворителей, проходят через наш банк регулярно и с удовольствием. Некоторые вылетают из передних дверей как ошпаренные, некоторые кружат бумерангами, но всё без толку. Наша система безопасности не моргает, а Руководство предусматривает и классифицирует все эти случаи как «видимость благодеяния» и жёстко предписывает отказ с последующим удлинением испытательного срока. Пытаться обмануть законы нашего банка — гораздо более серьезный проступок, чем не знать о них и честно заблуждаться.

У моего стола меня дожидалась как раз такая искренняя незнающая — хрупкая и сухенькая, сумку она держала на коленях, а руки сложила за ней. Ранняя седина в волосах тщательно закрашена грубым чёрным цветом, аккуратное каре, ищущие, чуть испуганные глаза. Посчитаю-ка я лучше до пяти…

— Добрый день, рада видеть Вас в нашем банке, как Вас зовут и чем могу Вас осчастливить?

— Добрый день, — секундная заминка, чтобы не глядеть снова на бейдж, она же его уже изучила заранее, — Карина Владимировна, меня зовут Ольга и я бы хотела… открыть счет для своих детей… если это возможно, — смотрит на меня заискивающе и с надеждой.

Примерно этого я и ожидала. Теперь нужно потянуть время.

— Ольга, желание счастья своим детям — это святое желание каждого родителя. Подскажите, Вы уже говорили об этом с детьми?

— Нет, зачем, — пожимает плечами, — они еще очень маленькие… не поймут… когда подрастут, расскажу, конечно…

— А Вы знаете, что в нашем банке для всех детей ещё в момент зачатия открывается личный счет?

Она смотрит чуть испуганно, недоверчиво сощурив глаза.

— Вот прямо в момент зачатия?

— Да, представьте себе.

— И что же они с ним делают?

— Очень активно его пополняют. И чем больше они его наполнят в детстве, тем проще им будет потом. Знаете про «колыбельную для лётчика»?

Она, конечно, мотает головой как телёнок. Рассказываю ей про amosnell и domosnell, она смотрит на меня всё ещё недоверчиво.

— Но как так? Они же дети! Постоянно орут, ревут, плачут, постоянно у них что-то случается, ломается, разбивается… какой там счёт!

— Дети очень легко реагируют на всё, и все чувства проходят сквозь них легко. Даже глубокое горе, если его переживать с открытой душой, проходит и утекает, как вода омывает камень. Вы вот считали, сколько раз в день они смеются?

— Нет…

— А плач слышите всегда?

— Ну да, это же сразу надо побежать, помочь, приласкать, разнять, объяснить, — она чуть наклоняется вперёд и сразу видно, как быстро она срывается с места и бежит, бежит туда, и руки укрывают их словно крылья.

— А если б Вы бежали к ним, чтоб посмеяться вместе с ними? Что было бы по-другому? — чуть-чуть бы помолчать, но всё таки добавляю чуть тише, — И сколько это принесло бы на Ваш собственный личный счёт? Который только Вы сама и можете пополнить?

Ольга смотрит перед собой, кажется, меня в её мире сейчас уже нет, перед ней играют её дети, она смеётся вместе с ними — и робкая улыбка трогает её губы здесь, в моём маленьком кабинете. Я добавляю еще немного тише:

— А если каждый раз, когда Вы заботитесь о своем ребенке, Вы будете говорить себе «Я делаю это и для той маленькой Олечки тоже», поверьте, ваши счета и счета ваших детей всегда будут в полном порядке…

— Спасибо, я поняла, — почти шёпотом говорит она через минуту-другую, едва кивает мне и выходит. Я вижу, как по пути к двери расправляются её плечи, откидываюсь на спинку стула, вдыхаю глубоко и с облегчением вздыхаю. Честно, всё опять прошло куда лучше, чем я рассчитывала… мне кажется, или правда мимо дверей опять прошёл Дмитрий и шепнул «Отличная работа»?

И так же радостно свершался и весь остальной мой день, — и я очень надеялась, хотя и гнала от себя эту надежду, что Макс всё-таки не появится сегодня перед банком! А за полчаса до закрытия в мою дверь вошёл Очень Серьёзный Мужчина. Темноволосый, с землистым цветом лица и цепкими глазами, он решительно сел на стул и сказал:

— Добрый день, меня зовут Игорь, я хотел бы узнать состояние своего счёта.

— Здравствуйте, Игорь, минутку, я распечатаю Вам отчёт, — я начала открывать базу, уже примерно догадываясь, что там увижу. Но ему явно нужно было убедиться самому. Принтер выдал бледную бумажку. И лицо Игоря тоже немного побледнело, когда он её увидел. Он положил её, посидел, потёр ладонью лоб, посмотрел на меня. Я молчала и смотрела на него ровно и уважительно. Я могла многое ему сказать, и о том, как истощаются счета, и о том, как долговременные долги в нашем банке переходят на уровень тела, превращаясь в болезни, несовместимые с жизнью… но я четко помнила еще один важные урок Руководства «Ни при каких обстоятельствах не отвечайте на ещё не заданный вопрос».

— И что же мне теперь делать? — почти беззвучно произнёс он, скорее обращаясь к себе, чем ко мне.

«Сымать доспех и бегать», — прозвучал у меня в голове голос Ольгерда Ингердовича, но я не смогла бы объяснить эту фразу никому, кто у нас не учился. Был ещё один вариант. Сомнительный, но мог сработать. Я глубоко вздохнула и начала тихонько, медленно, словно бы сама себе:

— Сарра, жена Рабби Менахема из Берштадта, когда была беременна, заболела странной болезнью почек, и никто не мог ее вылечить. Она подумала: что шепчет мне эта болезнь, может быть, она несёт мне что-то, что мне необходимо? (Чуть-чуть я помолчала, чтобы вопрос повисел.) И она решила: я слишком запутала себя ненужной ложью. И она встала с кровати и пошла ко всем, кого любила, и сказала им об этом, и приблизилась к ним. А потом пошла ко всем, кого не любила, и сказала им об этом, и отдалилась от них. А когда она вернулась, чтобы снова лечь, оказалось, что болезнь исчезла. (Я помолчала еще немного, он сидел без движения, только мерно дышал.) Родившийся у Сарры сын Рафаэль с детских лет обожал молитву «Бог прям», и не было чище его человека.

Игорь по-прежнему смотрел в свой листок и было не очень понятно, слышал ли он меня вообще или слишком уж был далеко. Однако, я с вызовом в голосе проговорила:

— Что мне эти Ваши еврейские сказочки! Это ведь моя жизнь!

— Да! И Вы Творец её. Но что именно Вы хотите из неё сотворить? — мне было немножко невесомо в животе говорить это, но так требовали все подходящие к случаю Игоря пункты Руководства…

Он встал и взял листок, будто собираясь уходить, но шаги его были не так ясны, как ему самому хотелось бы. Он сделал шаг к двери, потом два шага к окну, положил листок перед собой на подоконник, опёрся на него обоими кулаками, стал смотреть вдаль, чуть раскачиваясь.

Я ждала молча. Старалась видеть лучшее. Мощные плечи и руки. Точная линия челюсти. Накачанная спина. Много ответственности. В том числе за других. Где там искорка в этих глазах? Где он помнит себя? Куда ему посмотреть? Чем ему подышать?

Я почему-то вдруг вспомнила своё первое знакомство с Лондоном. Маленькие лондонские квартирки, общая ванная на этаже, я поспала той ночью часа три, но зато успела в рассвет, вокруг никого, ни души — и пока в ванную набиралась вода, я открыла то малюсенькое окошко. За ним была зелёноватая хмарь, нависшие облака и воздух, воздух — сырой, сладкий, хмельной…

Зелёная дымка вдруг заполняет комнату, плещется около Игоря, гладит его по плечам — и потихоньку плечи его расслабляются, и не на кулаки уже он опирается, а просто на ладони, и морщина в межбровье становится меньше… и туман оседает и впитывается в пол, и вот уже только легкие зеленые завитки еле заметны в углах…

— Карина Владимировна, что бы Вы мне посоветовали? — он не отходит ещё от окна, не глядит на меня, но голос звучит уже чуточку по-другому.

— Вы знаете, у кого в нашем районе самый большой счет в нашем банке?

— Нет, конечно! — всё ещё не смотрит на меня, но руки уже заложил за спину, качается на каблуках, — А разве это не тайна банка?

— Да, но так уж получилось, что я знаю и могу рассказать Вам, — но только по секрету!

— Я весь ухо, — тут наконец он вновь подошёл, сел на стул, приставил к уху рупор из рук, навёл на меня. Актёрствует, сё добрый знак.

— У зеленщицы на другой стороне бульвара.

— Шутите? — он воззрился на меня с подозрением.

— Ничуточки.

— А можно у неё спросить, как так получилось?

— Многие так и делали. Но на словах не так это понятно, как если посмотреть на деле. Как она встречаааает людей (я немножко растяааааагиваю словаааа), как улыбается всем, что она им говорит, как берёт в руки зелень…

Он слушал меня и глаза разгорались. Вдруг он вскочил и начал ходить от стены к стене:

— О как! Спасибо! Ведь я и сам когда-то хотел — не зелень, конечно, но деревья сажать! А сколько лет не вспоминал об этом! И вот! Ну надо же! Я пойду к ней! Может, получится?

Я улыбалась, глядя на него, и кивала. Азарт распрямил ему плечи, снял лишний груз неудач. Теперь он летел и пружинил и я искренне залюбовалась им.

— Спасибо Вам! — он бросился пожать мне руку, потом спохватился, поцеловал, — и почти выбежал из кабинета.

А я стала собираться домой, задумчиво улыбаясь. Второй день завершается встречами с прекрасными мужчинами! Выйдя из дверей, я незаметно огляделась. Макса нигде не было видно. Слава Богу! Я вдохнула теплый вечерний воздух — и опять захотела немного пройтись.

Фонари еще не включали, и в воздухе висела легкая лиловая дымка. На той стороне бульвара Игорь стоял рядом с зеленщицей и размахивал руками, её лица видно не было, но я чувствовала издалека, как она ласково смеётся. Промчались по бульвару двое мальчишек, один на беговеле, другой на роликах, а за ними брюнетка-мама на самокате, весело смеясь. Женщина в синей юбке и нежной блузке сидела на лавочке и болтала о чем-то весело с приобнимающим её мужчиной, более средних лет, с седой головой и красивыми руками.

В конце бульвара я, легонько вздохнув, развернулась и пошла обратно.

Я тогда ещё не знала, что через неделю в банке меня будет ждать небольшой пакет с шестью деревянными резными панельками. В записке будет написано

«Пусть освещает Ваш дом днем и ночью этот первый в мире конструктор-светильник моей работы, о прекраснейшая Карина!

Когда на моём счету будет столько нулей, сколько в нём панелек, я буду счастлив увидеться с Вами снова!

Не Ваш, но свой собственный,

Макс».

А сегодня я всё еще иду по бульвару, обратно. И по левой его стороне в нашем офисе, что на первом этаже Дома бытия, гаснут тихонько лампы и люди выходят до завтра из больших стеклянных дверей, над которыми светится огромными буквами, ярко и торжествующе: БАНК СЧАСТЬЯ.

Апрель 2020

Карма-флоатинг
«Брахман пара»

Тимоти Лири и Мохиту Райне

Часть 1

Самое удивительное, что я уж и не вспомню, когда первый раз услышал про флоатинг этот… А, точно, меня туда позвал заклятый мой друг-приятель, Сергунька! Привалился на очередную посиделку дымную, сел в углу очень тихий и мрачный, но только еще тише и мрачнее обычного. Все дымили как могли, но мне как-то стало интересно и я подсел рядом. Ничего не говорил. Он тоже долго молчал. Потом поговорили о мерзкой погоде и головной боли, или я просто спросил «Как чо?», а он долго молчал, потом вроде как-то решившись, засопел и сказал «Работу я нашёл». Я опять помолчал.

— Так круто же.

— Да чо-то парит меня это место.

— Нечисто?

— Вот именно что нечисто. Грешновато…

Ну и на другую тему перевёл. А через неделю пропал. Натурально пропал, с концами, как в воду канул. Мы с пацанами искали его по всем своим каналам, потом по чужим — бесполезно. Но вот кому-то он сболтнул или обмолвился, что на работу устроился «в подворотне Банка счастья», а я проходил как-то мимо, заглянул туда, смотрю, круглая вывеска «Флоатинг «Брахман пара». Во думаю, дают, не постеснялись же. И дёрнуло меня, дай, думаю, зайду.

Встретил меня юноша бледный со взором горящим и с мандалой на футболке. На самом деле, конечно, не то чтобы горящим, но что-то было в его взгляде из-под очков в тонкой оправе такое… нервное. А может, наоборот, слишком расслабленный был взгляд? Я, говорю, хотел бы на работу к вам устроиться. Он только бровь поднял, а что слышали о нас? Ничего, говорю, не слышал особо, но флоатинг мне интересен был когда-то, книжку я про него читал какую-то, то ли Лири, то ли Лилли… а сейчас ещё и деньги нужны. Может, по работе можно будет и искупаться разок-другой?

Он только улыбался слегка и головой качал. Хорошо, мол, приходите завтра к шести утра, посмотрим, что получится. Испытательный срок, спрашиваю. Что-то вроде того, говорит, чтоб Вы всё на себе испытали. Как-то я поёжился в этом месте, но уж назвался углём, полезай в чашку. А как у Вас с уборкой помещений? — задумчиво добавил он. Нормально, говорю, швабру в руках держал. На том и порешили.

Утром всё оказалось не так страшно. Ро (так он представился) завёл меня в комнату и велел раздеваться. На весь мой немой вопрос сказал, что мне надо попробовать всё по чуть-чуть на себе, чтобы потом не было лишних вопросов. И первое была, кстати, не вода! А вовсе даже огонь. Он меня в трусах посадил в круг, велел сидеть тихо и молча, зажёг вокруг свечи и ушёл. Было холодно, потом жарко, потом опять холодно. Я старался ни о чём не думать, особенно о Серёге. Худо-бедно получалось. Минут через десять, а может пять, а может, полчаса Ро вернулся, обошёл вокруг, осмотрел свечи, и поманил меня в следующую комнату.

Там уже как раз была ванная. Он в основном жестами показал, что нужно сделать, беруши, всякая ещё амуниция — и опять оставил меня на полчаса. Я посомневался немного, потом всё-таки помылся и залез в ванную. Было темно, вода плескалась. Больше ничего не происходило. Сколько прошло — час, полчаса, пять минут? Я считал пульс, сбился, опять подумал о Серёге, опять перестал, начал вспоминать алфавит с конца, а вот тут в дверь и постучали.

А следующая комната поставила меня в тупик. Там было всего пару лампочек, но она вся отражала их и светилась призрачным серебристым светом. Ро с улыбкой наблюдал, как я озираюсь и недоверчиво смотрю то на него, то на огромную светящуюся трубу, в которую, видимо, предполагалось ложиться. Я смотрел на неё, видимо, с недоверием, потому что Ро добавил «Кнопки выключения света и звонка мне на базу вот тут», — и показал на внешнюю сторону трубы, куда легко было дотянуться изнутри. Я-то, конечно, не стал бы звонить, даже если бы на меня набросились лангольеры, но сама возможность была приятна.

Я снова остался один и после некоторых колебаний влез в эту странную трубу. Внутри было… ну, наверное, так себя чувствует сельдь в своей консервной банке? Только стенки очень гладкие. Чтобы не смотреть на себя, смешно растянутого в отражениях, выключил свет и закрыл глаза. Пахло металлом. Воздух как будто немного звенел. Через минуту-пять-три удалось чуть больше расслабиться и задышать глубоко. Ощущения были немного давящие, как будто труба была закупорена на концах — но нет, я чувствовал и движение воздуха, все-таки где-то была вентиляция, воздух двигался, и изредка случайный его завиток кое-где прохладно касался кожи.

Прошло еще минут пять, и внезапная четкая мысль прозвучала у меня в голове «Сереги здесь нет, искать его тут бесполезно». Я встрепенулся, даже глаза открыл, и следующая мысль смазалась, что-то про то, что местечко тут интересное и можно задержаться поработать — тем более, что деньги действительно не лишние, в нашу эпоху перемен. А через пару минут в дверь уже и постучали. Я оделся (пришлось для этого пройти через предыдущую комнату) и вышел в коридор. Ро смотрел на меня с улыбкой, выжидающе, мол, ну как?

«Прикольно» — не вдаваясь в подробности ответил я. Понравилось? Необычно. Остаёшься? Пока да. Тогда пойдем в подсобку. Если к девяти утра всё будет выглядеть так, словно тебя здесь не было, считай, ты принят.

Видимо, я справился. Потом уже Ро показал мне, что нужно будет протирать и дверные ручки, и внутренности трубы, и даже душевой рассекатель. Через недельку, даже если бы судмедэксперт захотел бы найти чьи-нибудь следы в нашем подвале, ему это удалось бы с большим трудом. Даже внутренности соляных ванн я тщательно очищал в конце каждого дня, лазая вокруг неё под инфракрасным и ультразвуковым излучателями. Блоха лапок не подковала бы.

Тех, кто приходил к нам, я не видел. Ро просил сидеть в комнатке и не высовываться, пока за клиентом не закроется внешняя дверь. И обязательным оказалось с утра проходить процедуру мне самому, хотя бы по нескольку минут в каждой комнате. Я негодовал, потому что это было огромной тратой времени, после себя тоже приходилось же всё отмывать! Но дней за пять уже наловчился особо ни за что не браться и оставлять после себя минимум следов. А где-то через неделю я впервые заметил на стене ванной странное.

Как будто там отпечаталось чьё-то лицо — ну или что-то очень на него похожее. Сначала внимания не обратил особо, слово «парейдолия» потом уже в Вики подглядел. Но повторилось раз, потом другой. Я осторожно спросил у Ро, тот как обычно только улыбнулся. Отскобли, скребок же у тебя есть. От «какого хрена, шеф» я в тот раз воздержался. Тем более, мы с Ро вообще говорили мало, и к тому моменту вряд ли обменялись хотя бы парой сотен слов. Мне не хотелось выглядеть идиотом, хотя я именно тогда вдруг снова вспомнил про Серёгу и как-то мне стало не по себе.

Но обстановочка становилась всё веселее. Лица на стенках ванной становились всё более явственными, а мне стали и в ванной, и в трубе слышаться разные звуки. Это было странно — я же точно знал, что мы в подвале, вокруг ничего нет, но звуки были всё отчётливее. Не то чтобы они были неприятными — то вроде море шумит, то чайка крикнет, то песок будто на дне шуршит… Но с чего?? Ведь не было раньше!

Неделю я терпел, потом всё-таки поделился с Ро. Надо сказать, что на «парные» вечеринки я к тому моменту ходить уже перестал. Как-то совсем расхотелось. Жил я один, и поговорить было реально не с кем, тем более о таких удивлениях. А с Ро мы хоть как сидели в этом грешноватом подвале целыми днями почти одни. Если два-три клиента было в день, то хорошо. Ну вот как-то вечером я ему и рассказал про свои волны и чаек.

Он покивал, даже удовлетворенно хмыкнул, дескать, всё в порядке, уважаемый Ва'лер (вечно коверкал моё имя как Бог на душу положит), так оно и должно быть, не переживайте. Если очень хотите, чтобы Вам научное обоснование подвели, давайте я Вам телефончик дам, наберёте нашему консультанту? Нахрен мне ваш консультант, многоуважаемый Ро (хотел добавить «в задницу себе его засуньте», да удержался), мне ведь просто понять хочется, мне кажется или нет! Он тихонько рассмеялся себе в мандалу. А в чём разница между кажется и нет? В том, что если есть волна, от которой идёт звук волны, то мне это не кажется! А если нету, то кажется!

Он уважительно так посмотрел на меня и спрашивает так серьезно, а Вы ведь знаете, что и звук тоже волна? Я чуть по уху ему не съездил, чтоб очки свалились, честное слово. Тем более причесочка у него была как любят все эти бледные юноши в мягких штанах с мандалами — по бокам выбрито, как раз вокруг ушей, а сверху и сзади хвост оставлен и в гульку закручен. Очень подходит для езды по ушам. Гульку твою тебе в нос, да скажи ты по-человечески, что ты голову морочишь! Знаю я, что звук волна! Но вслух ничего говорить не стал, есьтесссьно.

Но надо сказать, что на следующий день прекратились все морские шумы, а началась новая напасть: картинки стали приходить, поначалу бесхитростные. Началось всё просто — поле, русское поле, лес красивый такой, густой, мох, лишайники. Я такого леса и не видал до сих пор ни разу, разве что в книжках на картинках. Потом опять море, но разное — то спокойное, то в шторм, то просто туманное и седое. Иногда улицы, дома, поезда. Иной раз мудрёные здания, про какие я слыхом не слыхивал и видать не видывал. Однажды я вдруг почувствовал, что пора записывать — а может, просто образ пришел про бумагу да ручку и я всё скнокал?

С Ро, змеем эдаким, мы про это больше не разговаривали, да он особо и не стремился, только как-то обмолвился, что можно и днём сидеть-лежать, если намеченных клиентов нету. Я стал чаще, а что было терять? Зарплату не вычитали за лежание, да и смотреть на всякое разное красивое мне нравилось. К тому же я стал пробовать не только смотреть, но и что-то менять в том, что видел, здесь листочек добавить, там иголку. Особенно красиво выходили облака, иной раз прямо залюбуешься, а ведь как передать, рисовать не обучен, а описать словами такую красоту ну как удастся… раз я пролежал часа два, их разглядывал, еще музыку себе представил подходящую, фортепианка такая и скрипочки, прямо плакать хочется. Нехотя вышел, потому что пора уже было домой, и в темном коридоре чуть не налетел на Ро. Пора, говорит, нам с тобой поговорить, друг сердечный. Так и сказал «друг сердечный», представьте!

Заводит меня в какую-то каморочку, где я еще не был, сажает там и говорит, как ты думаешь, откуда берутся все эти облака? Я, признаться, присел на краешек стула и смотрю на него как баран, даже не спросил какие-такие облака, как-то язык не повернулся. Он молчит, ждет ответа. Ну, говорю, не знаю, откуда-то да берутся, может, я их в книжках видел, может, на небе, а может, и то, и другое. Ладно, говорит, пойдём-ка — и тут мы через дальнюю боковую дверь по какой-то потайной лестнице выбираемся на подъездную, а с нее (семнадцать этажей пешком, вот злыдень!) вдруг — на крышу.

Смотри, говорит — и я вижу, что вот же они, мои родимые, только что я их в своей люмитрубе видел, а теперь вот воочию на них на небе смотрю, да еще они закатным солнышком подсвечены так, что вовсе дух захватывает… Особенно после двадцати двух этажей пешком!

Я аж крышу вокруг себя пощупал, не заснул ли я прям там в трубе? Да нет, вроде, плитки эти облезлые щербатые, битум чёрный весь в морщинах, антенны торчат, провода качаются, даже голубь на них сидит, как-то сильно уж подробно это всё для сна! Поворачиваюсь и теперь сам на Ро смотрю вопросительно, что вообще тут творится за хрень? Он помолчал и говорит, никогда я таких облаков здесь раньше не видел, друг мой (тут я сильно исподлобья на него глянул, он поправился), Валера, а кстати, может, назовём тебя Ра? Зачем клиенты будут язык ломать? Я только фыркнул. Впрочем, так оно потом и повелось…

ЧАСТЬ 2