Бесплатный фрагмент - Добровольная пленница

Глава 1. Короли ночной Вероны

Брызги шампанского мешались с брызгами салюта в небе, заслонявшими собой звёзды. Гремела музыка, и тут, и там прямо на улицах танцевали пары в разноцветных одеждах — юноши танцевали с девушками, мужчины с юношами и девушки друг с другом. Толпа пестрела красками и огнями, разукрашенными лицами, брызгами жабо и самоцветами на фалдах бархатных камзолов, кружились в воздухе кринолины и шёлковые шарфы, и не было среди танцующих ничего общего, кроме разукрашенных перьями и драгоценными камнями масок. Наступит утро, и маски будут сброшены. Никто не оставит до следующего карнавала это тонкое творение лучших ювелиров и кутюрье. Уже завтра они выйдут на улицы Вероны в новых платьях и новых камзолах, чтобы продолжать отдавать дань моде и праздновать наступление весны.

В Вероне праздновали всегда. Праздновали в начале весны и в начале лета. Праздновали в конце осени и в конце зимы. Не было месяца, когда короли ночного города не нашли бы повода блеснуть своими познаниями в этикете, испробовать дорогих вин и редких кушаний, приправленных специями с таинственного востока.

Днём город был тих. От рассвета и до заката балом правила Церковь — грозная и могущественная. Её щупальца тянулись из самого Рима и оплетали собой самые знатные дома. Днём город был целомудрен и не допускал любви, кроме как любви супругов на брачном ложе, — но стоило солнцу спуститься за горизонт, как те же чинные матроны и томные юноши надевали маски и теперь, лишённые лица и имени, веселились столько, сколько желала их душа.

«Если, конечно, у них есть душа», — подумала Исабелла Моретти, разглядывая мечущиеся тени, но закончить мысль не успела.

Двое молодых аристократов — юноша и девушка — таких же стройных и молниеносных в своей грации, как и она сама, упали на скамью с резной чугунной спинкой по обе стороны от неё.

— Исабелла, ты никого не выбрала? — спросила девушка, что подсела слева. Несмотря на маску, Исабелла легко узнала Лорензу Моретти, свою кузину и одну из ближайших подруг. Как и сама Исабелла, Лоренза обладала чёрными волосами, блестящими и густыми, только в отличие от Исабеллы никогда не завивала их. Они так и падали на плечи свободными волнами. И ещё их различали глаза — у Исабеллы радужки были синие, как сапфир. У Лорензы — зелёные, как изумруд.

— Пусти её, она сегодня ждёт меня, — перебил Лорензу юноша и тут же схватил Исабеллу за другую руку. — Ведь так, Исабелла, ты больше ни с кем не пойдёшь этой ночью?

Второго аристократа звали Джиовачино Нери. Он был того же невысокого роста, что и обе Моретти, и мать его была княжной с далёкого юга — отчего Джиовачино бесконечно приходилось выбеливать кожу едкими жидкостями, чтобы хоть немного походить на двоих своих вечных спутниц. Но никакие смеси не могли изменить миндалевидного разреза его карих глаз. Джиовачино часто имел проблемы — но не столько от того, что кто-то не желал видеть рядом полукровку с востока, сколько от того, что сам не мог терпеть ни малейшего намёка на нечистое происхождение своей матери.

А ещё Джиовачино любил Исабеллу. Это не было тайной ни для кого из троицы — как и то, что Исабелла никогда не согласилась бы отдать своё сердце, или хотя бы тело, Джиовачино. Исабелла вообще не спешила целиком отдаваться никому.

Так и сейчас она ловко выскользнула из державшей её руки и посмотрела на друзей с яростной искрой в глазах.

— Вы так заботитесь обо мне, будто я сама не нашла бы себе сопровождение до утра.

— Напротив, сердце моё, мы боимся, что тебя проводит кто-то чужой, — заметил Джиовачино, и Лоренза тут же рассмеялась.

— Прости его, — добавила она, вставая и вновь оказываясь рядом с Исабеллой, — Джиовачино пьян.

— Как и всегда, — Исабелла тоже рассмеялась и рывком повернулась к толпе, так что взметнулись вверх белоснежные брызги кружев на её платье. — Но вы правы. Скоро утро. А я до сих пор одна.

— Я могу подобрать тебе кого-то, — Джиовачино тут же оказался рядом и подхватил её под руку, — может, милого мальчика, который сумеет развлечь и тебя, и меня?

Исабелла метнула в него недовольный взгляд. Джиовачино начинал ей надоедать.

— Я знаю твои вкусы, добрый друг. Боюсь, твой мальчик окажется не слишком милым.

— А я боюсь, — услышала она тут же с другой стороны, — что ты вовсе решила сберечь эту ночь для себя одной.

— А если и так, что с того?

— Ты совершаешь грех, сестра моя. Нельзя лишать этот мир силы своей любви.

— Жаль, тебя не слышат отцы Церкви. Боюсь, они лишили бы тебя права дарить любовь навсегда.

Лоренза звонко рассмеялась.

— Ты же знаешь, никто из них не высунется на улицу в такой час. Они боятся… Что их лишат сутаны.

Исабелла знала. Он думала иногда, как несчастны эти люди, надевшие красные балахоны. Ради мнимой власти они отказывались от самой жизни — ведь тот, кто надел сутану, если и мог дарить свою любовь, то только тем, кто был заперт от мира так же, как и они. Тем, кто носил особое клеймо, и для всех живых навсегда был мёртв.

Она зябко поёжилась, представив себе, как безнадёжна должна быть жизнь за стенами такого «монастыря». Туда попадали, как правило, те, у кого не было другой надежды. Кого Церковь Иллюмина брезговала принимать в свои ряды. Голодные, исхудавшие, иногда уже прошедшие через множество рук.

Она тут же отогнала это жуткое видение. Исабелле было двадцать два, и она-то уж точно не собиралась пополнить ряды тех, кто потерян для мира сего. Её родители умерли, оставив дочери немалое наследство, которое должно было перейти в её руки едва она вступит в брак, а до тех пор назначив ей содержание столь достойное, что свои украшенные каменьями маски Исабелла, не стесняясь, меняла каждый день. Дядя подобрал ей должность при дворе, и сам Папа уже почтил её своим вниманием, обещав подобрать и супруга, и место при короле.

Исабелла не стремилась всю жизнь провести при дворе. Куда больше её интересовала свобода, которую обещали деньги — она собиралась открыть свою торговую компанию не столько из-за прибыли, сколько из любви к парусам. Оставалось решить лишь один вопрос — Исабелла не слишком хотела выходить замуж, откладывая это решение до тех пор, когда ей бы не наскучила ночная жизнь.

— Ну же, не томи, — подначила её Лоренза, заметив, что кузина задумалась. — Мы хотим увидеть, кто станет избранником Фортуны этой ночью.

Исабелла поджала губы. Ей не так уж и хотелось веселиться этой ночью. Тем более подпускать к себе кого-то, кого она не знала.

Она снова прищурилась и обвела пристальным взглядом пёструю толпу. Все здесь казались слишком напудренными, слишком звонкими и слишком смешливыми. А затем взгляд её запнулся, остановившись на серых глазах, мерцавших во тьме из-под алой маски. Мужчина не смеялся. Он стоял в стороне, глядя на танцующих, и будто скучал. «Зачем он пришёл сюда, если хочет скучать?» — подумала Исабелла с неожиданным раздражением. Она окинула взглядом фигуру в чёрном плаще, заколотом у плеча брошью в виде сокола, и снова её посетила мысль: «Зачем он пришёл сюда, если хочет остаться незамеченным?» Эта мысль её тоже разозлила. Она подумала следом, что мужчина в этом своём плаще куда более заметен, чем любой расфуфыренный индюк с торчащими из-за бёдер фалдами.

— Он, — сказала Исабелла и ткнула пальцем в мужчину. Ей показалось, что тот заметил её жест, но за маской было трудно рассмотреть, изменилось ли выражение его лица.

— О, нет, Исабелла. Если тебе захотелось приключений, может, ты всё же вспомнишь о том, кто ждал тебя всё это время? — простонал Джиовачино и снова попытался приникнуть к её плечу.

Исабелла понимала, на что намекает приятель — мужчина в алой маске выглядел опасным и загадочным, но именно это её и привлекло.

— Не вижу тут никакой опасности для себя, — отрезала она и, выпутавшись из навязчивых рук, стала проталкиваться через толпу. Уже на полпути она отобрала у какой-то проскакивавшей мимо девчушки бутылку вина и два бокала, и, остановившись напротив мужчины, протянула ему один.

— Тост в честь начала весны?

Мужчина окинул её оценивающим взглядом, в котором Исабелле почудилась насмешка.

— А завтра вы будете пить за её продолжение?

— Может быть. Если вы не предложите лучший тост.

Мужчина не улыбался. Если в глазах его и было что-то живое, то лицо и тело оставались неподвижны, а в позе сквозило пренебрежение.

— Я хорошо вас знаю, маркиза Моретти. И я не пью с теми, кто так легко делится своим вином.

Мужчина развернулся, а Исабелла оторопела на несколько секунд. До сих пор никто не смел говорить с ней так. И никто, кроме друзей, не смел раскрывать её личность на карнавале.

Однако спустя не более чем пару секунд она справилась с собой, без жалости откинула в сторону бутылку и фужеры, звонко ударившиеся о мостовую, и бросилась следом за обидчиком.

— Вы, стало быть, знаете моё имя. Было бы честно, чтобы и я узнала ваше.

Мужчина, не сбавляя шага, бросил на неё косой взгляд через плечо.

— Вы ваше имя никогда не скрывали, его знает любой на этом карнавале. Я же своим не разбрасываюсь, ибо оно дорого мне добрым, как есть.

— Вы первый, кто моим именем так пренебрегает.

— Что не мешает вам дарить его каждому встречному.

Исабелла фыркнула и остановилась.

— Не совсем понимаю, чем оно не устроило вас. Я никому не предлагала того, что хотела предложить вам.

К её удивлению, мужчина тоже замер и обернулся.

— Меня не устраиваете не вы, маркиза. Меня не устраивает само это празднество греха.

— Так зачем же вы пришли сюда, если всё вам здесь не мило?

Губы мужчины дрогнули впервые с начала разговора.

— А вот это, маркиза, не касается вас совсем.

Он развернулся и стремительно направился прочь.

Исабелла постояла какое-то время, затем фыркнула обиженно и, развернувшись на каблуках, пошла назад. В последний момент она передумала и вместо того, чтобы вернуться к друзьям, свернула на боковую аллею и двинулась к своему особняку.

***

Прошло три дня и три ночи с тех пор, когда Исабелла увидела невоспитанного незнакомца, посмевшего ей отказать. Кем бы ни был мужчина в алой маске, он напрочь испортил Исабелле настроение — так что в первую ночь та даже не пошла на карнавал, сказавшись больной. На второй день она сходила на мессу — чего не делала со смерти родителей — но органная музыка и высокие своды собора не принесли успокоения её душе. На третий день Исабелла потребовала к себе лучших портных и лучших ювелиров. Меньше чем за сутки изготовили ей алое платье, достойное самой королевы.

Обновка немного смягчила горечь обиды. К вечеру Исабелла уже была почти спокойна и, потягивая из старинного кубка дорогое вино, выбирала перстни и подвески.

К полуночи она успокоилась совсем и снова вышла на охоту.

Джиовачино и Лоренза уже ждали её в привычном месте и, едва завидев, окружили ураганом цветных лент.

— Целых два дня. Я уже думал, что ты заболела, — заметил Джиовачино непривычно сухо.

— Целых два дня! — повторила Лоренза с упрёком, — мы уже думали, он уволок тебя силой в свой гарем.

Исабелла фыркнула и попыталась миновать друзей, но это оказалось не так-то просто.

— Рассказывай, — потребовала Лоренза, подхватывая её под руку, — каким он был?

Исабелла сверкнула глазами.

— Он был бесподобен. У меня ещё не было таких мужчин, как он.

Джиовачино разочаровано фыркнул и обнял Исабеллу с другой стороны.

— И ты в самом деле позволила ему то, чего так долго не хотела давать мне?

Исабелла сверкнула глазами в другую сторону.

— Он был воспитанней тебя и сам не попросил.

Двое друзей переглянулись и расхохотались.

— Ну, ты даёшь, — заметила Лоренза. — Может, ты к тому же собираешься встретиться с ним вновь?

Исабелла поджала губы.

— Вот уж нет.

— А твоё новое платье говорит о другом.

— Моё платье — только для меня! — Исабелла всё-таки выпуталась из их рук. — И этой ночью я принадлежу только себе. Уйдите, вы мне надоели.

Она рванулась вперёд и поспешила смешаться с толпой. Друзья напомнили Исабелле о том, кого она с таким старанием пыталась забыть, и ей снова стало тошно.

Исабелла перехватила фужер у пробегавшего мимо мальчика с цветами на шляпе и опрокинула его внутрь себя. Затем поймала ещё одного и отобрала целую бутылку.

Она пила и танцевала, и от танца голова у неё кружилась ещё сильней. Вместе со всеми кричала он «Viva La Vere!», но горло её не покидала горечь, а разум — серые глаза в проёмах алой маски.

— Ненавижу! — кричала она, когда все кричали «люблю», но так же, как все, передавала из уст в уста поцелуи — первые цветы наступающей весны.

Она сама не заметила, как оказалась в тёмной аллее, уходящей от центрального бульвара на север. Её обнимали чьи-то руки, и Исабелла всё никак не могла понять — чьи. Она рванулась, пытаясь освободиться движением привычным и ловким, но руки тут же оплели её вновь, теперь уже с другой стороны.

— Ты сама этого хотела, — послышалось со спины. Теперь только Исабелла поняла, что её обнимают четыре руки, и сзади о её бёдра трётся чей-то напряжённый пах, так же, как спереди трётся другой.

Исабелла пискнула, снова пытаясь вырваться. Она была слишком пьяна, чтобы сообразить, что делать. Руки казались ватными, а движения неловкими.

— Пустите же! Я не хочу! Я вас найду!

Ответом ей был только смех.

Исабелла попыталась ударить одного из нападавших между ног и даже попала — но тот сразу же отвесил ей оплеуху, такую сильную, что Исабелла тут же ощутила капельку крови, бегущую по губе.

— Джиовачино! Лоренза! — закричала она изо всех сил, но шум улицы перекрывал её голос, а рот мгновенно запечатала шершавая рука.

Исабелла замычала и попыталась укусить нападавшего, но даже когда её зубы сомкнулись на мозолистой ладони, противник лишь перехватил её поудобней.

Другой принялся срывать с Исабеллы платье. Опьянение стремительно слетало, и в голове у Исабеллы почти сложилось осмысленное: «Надо сорвать с него маску», — когда стоявший спереди коротко вскрикнул и осел.

Исабелла тут же рванулась, высвобождаясь из рук второго, а через секунду увидела, как мелькнул в воздухе клинок, гарду которого украшала россыпь аметистов, выложенная вензелем: «F».

Исабелла метнулась назад, подхватывая с мёртвого тела кинжал, и заняла оборонительную стойку, из которой собиралась пронзить любого, подошедшего слишком близко.

Подходить было некому. Оба нападавших лежали неподвижно, а тот, кто стоял над ними, явно не собирался касаться её сам — и от этой мысли Исабелле захотелось стонать от обиды.

— Кто вы такой? — спросила она. — Вы следите за мной?

Мужчина в алой маске обернулся к ней.

— Вам бы стоило сказать «спасибо».

— «Спасибо»! Я бы сказала вам больше, если бы вы встретились со мной в более мирной обстановке.

Мужчина рассмеялся, и горло Исабеллы сдавило нежданной обидой.

— Я уже сказал вам, маркиза. Это исключено.

Исабелла сжала зубы и, бросив кинжал, шагнула к нему.

— Как же тогда мне отдать вам долг?

— Больше не целуйтесь с теми, у кого пахнет изо рта. Этого будет достаточно.

Исабелла едва не дрожала от охватившей её ярости.

— Как вы смеете так со мной разговаривать…

— Я говорю так, как вы ждёте, чтобы с вами говорили.

Исабелла задохнулась от возмущения. Впервые в жизни она не могла подобрать слов для ответа. Но когда мужчина собирался уже развернуться и уйти, метнулась к нему стрелой и сорвала маску, скрывавшую лицо.

Мужчина попытался подхватить этот малюсенький кусочек ткани так, будто он был его последней защитой от врага, но не успел. Исабелла торжествующе воскликнула — и замерла, ошеломлённо разглядывая изрезанное шрамами, хоть и некогда красивое лицо.

— Довольны? — спросил незнакомец и резко вырвал маску из её рук. Он снова прикрыл ею лицо, а затем, отвернувшись и не говоря больше ни слова, направился прочь.

Исабелла долго ещё стояла, глядя вслед незнакомцу. Сердце её сжимала боль, и отчего-то, впервые в жизни, ей было стыдно — будто она прочитала чужое тайное письмо.

— Простите… — прошептала она, но было уже поздно. Мужчина скрылся за углом.

Глава 2. Кто из нас птица, а кто птицелов

Звон шпаги о металл оглашал задний двор родового поместья Моретти.

Исабелла методично кромсала деревянное чучело. Клинок метался в её руках восьмёркой, а сама маркиза представляла на месте гуттаперчевого болвана то давешнего знакомого с соколом на плаще, то двух насильников в фиолетовых масках, которые застали её врасплох.

У Исабеллы было два способа успокоиться. Когда её мучила грусть, Исабелла перебирала самоцветы и составляла наборы украшений, которые затем одевала на какой-то вечер или карнавал. Когда её терзала злость, она брала в руки шпагу и избивала манекен до тех пор, пока руки не начинали ныть от усталости.

Руки Исабеллы ныли уже давно, но злость всё не проходила, так что каждый следующий удар становился яростней предыдущего, а старый француз со шрамом, обучавший её фехтованию, то и дело морщился, явно опасаясь, что скоро перепадёт и ему.

Шрам Исабеллу раздражал, как и всё, что она видела в последнюю неделю. Её бесили чёрные плащи и алые аксессуары, серые глаза и изукрашенные аметистами шпаги, ни на одной из которых она так и не разобрал заветной буквы «F».

Поняв безнадёжность своего положения довольно быстро, Исабелла уже на третий день наняла двух авантюристов, бравшихся за кошель золота отыскать иголку в стоге сена — но время шло, а Исабелла всё ещё не видела перед собой ни иголки, ни мужчины с соколом на плаще и вензелем на гарде меча.

«Неужели так трудно найти в Вероне человека, у которого иссечено шрамами всё лицо?» — не уставала она задавать вопрос самой себе. Город был не так уж велик, а всех, кто имел особые приметы, обычно знали в лицо.

Однако ни сама она, ни её сыщики так никого и не нашли. Исабелла подумывала спросить совета у друзей, но что-то останавливало её. Не хотелось говорить Лорензе и Джиовачино, с их острыми язычками, о том, что, как показалось Исабелле, пытался скрыть сам таинственный незнакомец — о шрамах.

Безвыходность ситуации бесила Исабеллу ещё сильнее, чем глупость положения, в котором она оказалась. Она дважды ещё ходила на карнавал в надежде увидеть там незнакомца с соколом, но так и не встретила ничего, кроме навязчивости Джиовачино и дурацких шуток Лорензы. Да и те вели себя странно — Джиовачино без конца прятал лицо, и без того едва видимое из-за маски, в пушистый шарф, а Лоренза не переставала смотреть на Джиовачино с угрозой и осуждением.

Исабелла рубила манекена уже третий час. Солнце склонялось к горизонту, и близилось время принимать решение — собирается ли она на карнавал в эту ночь. Исабелла не хотела. Все пёстрые наряды казались ей бесцветными, а грохот музыки раздражал. Она хотела одного — увидеть незнакомца ещё раз.

Об этом и думала Исабелла Моретти в тот момент, когда, нарушая её монотонную сосредоточенность, из-за угла дома раздался крик:

— Сеньорина Моретти! Сеньорина Моретти!

Исабелла с размаху воткнула шпагу в песок и повернулась на крик.

— Сеньорина Моретти! Пришли вести от вашего… От ваших… — появившаяся во дворе служанка — рыжеволосая девчушка по имени Джудитта — явно не знала, как вернее назвать новых наёмных работников.

— Дай сюда, — Исабелла вырвала из её рук конверт, сломала печать и, вынув сложенный вчетверо листок, принялась читать, — граф Эмилио Кавалли…

Исабелла сама не заметила, как губы её расплылись в улыбке.

— Почему так мало? — спросила она, поднимая глаза на Джудитту. — А, впрочем, откуда тебе знать, ты же совсем дурочка. А ну-ка, принеси мне чернила и перо. Постой, лучше идём со мной, я сама всё сделаю, а ты только отнеси письмо моим… — она хмыкнула, тоже затруднившись с названием, — моим помощникам.

Исабелла торопливо направилась к дому, поднимая высокими сапогами тучи пыли и на ходу ослабляя ворот свободной рубашки, в которой занималась с мечом.

Добравшись до кабинета, она рухнула на стул и обмакнула перо в чернильницу, быстрыми росчерками набросала несколько строк, суть которых сводилась к тому, что за выплаченные деньги она желала знать больше, а её поручителям следовало работать быстрей. Свернула листок, спрятала в конверт и, запечатав сургучом, вручила конверт Джудитте.

— Бегом. И прикажи приготовить мне ванну, платье и свежее бельё. Да поскорее, вечно вас надо ждать до самой ночи!

Она откинулась на спинку стула и закрыла глаза. Да, её соглядатаи сообщили мало. Но они сообщили главное — имя графа и адрес, по которому он проживал.

Исабелла улыбалась.

***

Карета остановилась у глухого забора, из-за которого виднелись верхушки кипарисов, но никак не контуры дома, где должен был обитать граф Кавалли.

Исабелла выбралась наружу и прошла немного вдоль стены, оглядывая её со всех сторон. Затем подошла к проходной и позвонила в колокольчик, висевший в стороне от ворот.

Какое-то время было тихо. Забор, похоже, тянулся вдоль всей улицы от конца до конца. Прохожих не было, и даже издали не слышалось человеческих голосов.

Потом в глубине двора кто-то закряхтел, зашуршал гравий, и у ограды появился седой дворецкий в простой суконной ливрее.

— Синьорина? — спросил он вежливо, но с явной долей напряжения в голосе.

— Моё имя маркиза Моретти. Я хочу видеть графа Кавалли, — сообщила Исабелла голосом принцессы, приехавшей осмотреть свои владения.

Дворецкий покряхтел ещё немного, и когда Исабелла уже ожидала, что он достанет из-за пазухи ключ, сообщил:

— Граф Кавалли не принимает.

— Может, вы хотя бы спросите у него самого?

— Незачем спрашивать, снньорина. Граф Кавалли не принимает с самого утра.

Исабелла заколебалась ненадолго.

— С ним что-то случилось? — спросила она осторожно. — Он нездоров?

— Да… Мигрень, синьорина.

Исабелла разозлилась в один миг. На кого никак не походил граф Кавалли, так это на томного горожанина, страдающего от мигреней. Если бы дворецкий отговорился старой раной, внезапно давшей о себе знать, или хотя бы дурным расположением духа, у него ещё был бы шанс отделаться от незваной гостьи. Теперь же Исабелла поняла абсолютно точно, что верить старику нельзя.

— И когда же у него пройдёт мигрень? — поинтересовалась Исабелла, не скрывая злости. — Быть может, посоветуете мне прийти завтра?

Дворецкий помялся.

— Я бы не советовал, синьорина. У графа очень часто бывают мигрени. А когда они проходят — так я ведь не Огнетворный Иллюмин, чтобы такое знать.

— Иными словами, вы отказываете мне от дома, — глаза Исабеллы сверкнули.

— Этого я не говорил…

— Вы утверждаете, что семейство Моретти недостойно отужинать в доме Кавалли?

— Вы не так поняли, я всего лишь…

— Вы оскорбили весь мой дом. Вы, как человек опытный, должны понимать, какой скандал это повлечёт при дворе!

— Ваше сиятельство!..

— Полагаете, мне следует сразу обратиться к Папе, чтобы он рассудил наш спор?

— Помилуйте! — дворецкий дрожащей рукой потянулся к ключу, но явно всё ещё не решался открыть.

— Что за шум, Луиджи? — послышался из недр дома подобный раскату грома голос, и по позвоночнику Исабеллы побежали мурашки, когда она узнал его обладателя.

— Мой господин… — голос дворецкого дрожал, когда он отвечал, а глаза метались от фигуры Исабеллы, стоящей за воротами, до дверей особняка.

— Ваш слуга оскорбляет меня! — крикнула Исабелла так громко, что услышал бы весь квартал, будь на сотню метров в округе ещё кто-нибудь живой.

— Ваша милость! — в голосе дворецкого прозвучала мольба, но теперь он, кажется, обращался разом к обоим — к своему господину и молодой наглянке, явившейся в дом.

— Он делает верно, — отрезал всё тот же голос, и Исабелла подумала, что на поле боя, должно быть, граф Эмилио легко перекрывал им шум битвы, отдавая команды. От этой мысли новая волна дрожи пробежала по спине, а внизу живота стало жарко.

— Что же вы натравили на меня своего слугу? Если желаете оскорбить меня, сделайте это в лицо.

— Я не собираюсь потакать вашим прихотям.

— А я думаю, вы просто боитесь меня!

Исабелла помолчала, дожидаясь реакции, но, так и не получив ответа, продолжила.

— И правильно делаете! Я знаю вашу тайну и, поверьте, не побрезгую рассказать её всем!

Секунду царила тишина, а потом дверь хлопнула, и наружу вырвался чёрный вихрь, носивший имя Эмилио. На нём не было ничего, кроме белой просторной рубашки и чёрных шерстяных брюк. Волосы, ночью собранные в аккуратный хвост, теперь гривой разметались по плечам. А ещё… Исабелла стиснула зубы, ощутив внезапный укол в груди, когда увидела в руках Эмилио трость, на которую тот тяжело опирался при ходьбе.

— Вы смеете мне угрожать? — прорычал Эмилио, рывком бросаясь к воротам, и замер, обнаружив, что от жертвы его отделяет чугунная решётка.

— Вам в самом деле нехорошо? — спросила Исабелла тихо, разглядывая трость с набалдашником в виде львиной головы.

Эмилио молчал, стиснув зубы.

— Зачем он мне врал про мигрень?

— Потому что не ваше дело, чем я болен!

— Эмилио!

Исабелла подняла глаза, и взгляд её встретился со взглядом мужчины. Время замерло, и сердце сильнее застучало в груди.

— Эмилио, простите… Я пришла извиниться…

— Ну, нет, это невозможно! — Эмилио ударил тростью о землю, взметая в воздух песок. — Вы оскорбляете меня, нарушаете моё уединение, обвиняете моего слугу и меня в неприветливости, угрожаете мне то раскрытием каких-то тайн, то самим Папой… И смеете к тому же называть меня Эмилио, как будто мы с вами знакомы с младых ногтей! Для вас я граф Кавалли!

— Я не буду против, если вы станете звать меня Исабеллой!

— Убирайтесь! — теперь уже и голос графа сорвался на крик, но Исабелла лишь моргнула, прерывая контакт их глаз, и ответила:

— Если вы позволите мне завтра привезти вам целебную мазь. Она прекрасно помогает от ран. Или от мигреней — если вам угодно называть это так.

— Что вам надо? — спросил Эмилио напрямик.

— Вас, — ответила Исабелла просто.

— Я не игрушка! Купите себе пони!

— Мне двадцать два, граф Эмилио. Для пони я старовата.

Эмилио, не выдержав, расхохотался. Он хохотал долго, пока не закашлялся, а затем вытер рот рукой и навалился на трость.

— Вас не учили, маркиза, что жестоко играть с людьми?

— Я не играю, Эмилио. Мне хотелось бы вам это доказать.

— Вы держите меня за дурака?

— Позвольте, я отвечу вам завтра? Или давайте пройдём в дом. Вы устали стоять, и наш разговор не на пользу вашей ноге.

— Так уйдите!

— Вы слышали моё условие. Завтра в семь вы приглашаете меня к себе.

— А как же ваш карнавал?

— С вами мне интереснее, чем там.

— Хорошо, — сдался Эмилио наконец, — если вам больше нечего делать, завтра в семь я буду дома. Можете приходить.

***

Исабелла подбирала драгоценности добрую половину дня — предвкушение было таким сильным, что она с трудом могла заставить себя сидеть на месте.

«Как невеста перед смотринами женихов», — посмеивалась она мысленно над своим волнением.

Ещё утром Исабелла послала Джудитту к аптекарю — конечно же, никакой мази у неё самой не было, но ничего лучше ей в момент разговора с Эмилио в голову не пришло.

Выбрав бриллиантовые подвески и два перстня с россыпью аметистов — под цвет шпаги графа Кавалли — к шести часам, к половине седьмого Исабелла уже отказалась от них всех и сменила голубое, украшенное вышивками платье, на такое же, но на два тона светлее и лишённое всяких украшений — она решила, что граф Кавалли не слишком-то любит блеск, раз целыми днями скрывается за плотными стенами сада.

Ровно в семь карета высадила её в бледно-голубом — уже третьем по счёту — камзоле. Исабелла стряхнула невидимые пылинки с бархатной юбки, и, подойдя к двери, позвонила в колокольчик.

Открыл ей всё тот же лакей — но на сей раз в ливрее, расшитой серебром. Исабелла тут же почувствовала себя неуютно, предугадав, что всё-таки подобрала платье неуместно — и оказалась прав. Граф Кавалли встретил её на сей раз в чёрном, расшитом серебром, камзоле и с аккуратно убранными волосами. Теперь Исабелла разглядела в его левом ухе серьгу с рубином.

— Вы моряк? — спросил Исабелла и тут же прикрыла рот рукой.

— Мне доводилось плавать. Но я не собирался этим кичиться.

Эмилио тут же прикрыл ладонью серьгу.

— Присаживайтесь, — предложил он, указывая тростью на диван, а сам отвернулся на секунду к камину, и, когда повернулся к Исабелле снова, серьга уже исчезла. — Так о чём вы хотели поговорить?

Исабелла улыбнулась.

— Вы тоже сядьте. Мне неловко заставлять вас стоять с больной ногой.

Всё ещё опираясь на трость, Эмилио опустился в кресло напротив. Исабелла прикрыла на секунду глаза, скрывая их занавесью густых чёрных ресниц, а затем резко подняла взгляд и посмотрела прямо на Эмилио.

— Граф Кавалли, я хотела извиниться перед вами. Наше знакомство прошло не слишком удачно. И к тому же я позволила себе недопустимую вольность. Я ни в коем случае не хотела поставить вас в неловкое положение. Поверьте мне.

Кавалли издал невнятный звук, похожий на рычание недовольной кошки, и заметил:

— Мы, кажется, решили называть друг друга по имени.

Из его фразы Исабелла сделала вывод, что смысл сказанного Эмилио пропустил мимо ушей. И ещё — что можно занимать новый плацдарм.

— Разумеется, Эмилио, — она улыбнулась и продвинулась вдоль дивана, подсаживаясь ближе. Затем извлекла из-за пояса мешочек с мазью. — Я принесла то, что обещала, — она развязала тесёмку и продемонстрировала Эмилио стеклянный флакон с зеленоватой жидкостью. — Это средство излечивает самые страшные раны меньше чем за день. Но есть одно условие, без которого оно не подействует…

Исабелла замолкла, потому что дверь открылась, и на пороге показался дворецкий.

— Принести вам напитки, сеньор и сеньорина? — поинтересовался он, бросив на Исабеллу мрачный взгляд. Вчерашней сцены он явно не простил.

— Не нужно ничего, — резко, подстать этому взгляду, отрезала Исабелла, — просто уйдите и не мешайте нам говорить.

— Маркиза Моретти! — Эмилио не сильно, но звонко стукнул тростью о пол, — вы всегда позволяете себе говорить с чужими слугами, как со своими?

— Простите, — Исабелла скрипнула зубами. Накал её уверенности ослаб на градус, но не более того.

— Иди, Луиджи. Спасибо, нам не нужно ничего, — сказал Эмилио, поворачиваясь к дворецкому, и Исабелла снова скрипнула зубами. С ней самой Эмилио пока что ни разу не был столь мягок.

— Вы говорили о каком-то волшебном условии, — напомнил Эмилио, когда дворецкий вышел, и в комнате воцарилась тишина. Голос его звучал несколько смущённо, будто он сам уже жалел, что обидел гостью, и это прибавило Исабелле решительности.

— Всё верно, — она улыбнулась, подсаживаясь ещё чуть ближе, — дело в том, что эту мазь должны наносить руки того, кто её готовил. Иначе она не сработает.

Уже на последних словах Исабелла поняла, что где-то промахнулась, потому что лицо Эмилио стало мрачным, а шрамы натянулись, делая его похожим на сказочное чудовище.

— Вы смеётесь надо мной? — прорычал он и, вскочив с места, ударил тростью о пол.

— Когда я смеюсь, это обычно заметно по моему лицу! — выпалила Исабелла, вскакивая следом. Затем глубоко вдохнула и закончила уже куда спокойнее. — Бросьте, Эмилио. Разве вам не хочется иногда поверить в чудо?

— Вы… Вы собираетесь сами…

— А что в этом такого? Мы оба не дети, полагаю, не случится ничего страшного, если я коснусь вашего бедра. Вот так, — Исабелла скользнула рукой по бедру Эмилио и тут же придвинулась вплотную к нему. Прижалась всем телом, и выдохнула уже в самые губы. — Только без кюлотов.

Эмилио зажмурился и шумно выдохнул, однако когда он заговорил, голос не слушался его совсем.

— Вы невоспитанная девчонка… — прошептал он.

— Сегодня я ваш лекарь.

— Делайте, что хотите, — сдался Эмилио, и Исабелла с трудом удержалась от того, чтобы скользнуть губами по его губам, когда увидела расслабленное выражение усталости на лице.

«Не всё сразу», — одёрнула она себя, а вслух произнесла:

— Тогда нам лучше пойти туда, где нас не потревожит прислуга. С какой бы любовью вы не относились к своим дворецким.

К удивлению Исабеллы, Эмилио спорить не стал. Он провел гостью в будуар и остановился у узкой кровати в стенной нише, в которой явно никогда не спали.

— Что дальше? — спросил он, останавливаясь напротив Исабеллы, и на сей раз девушка заметила в его глазах любопытство и лёгкую усмешку. Эмилио будто ждал и хотел узнать, как далеко Исабелла собирается зайти.

Исабелла шагнула вплотную к нему и, дёрнув ремень, спустила с мужчины нижнюю часть туалета. Затем скосила глаза, глядя на откровенно довольный ситуацией пах — и тут же отвернулась, делая вид, что ничего не заметила.

— Сядьте, — Исабелла сопроводила свои слова лёгким толчком в грудь, и Эмилио тут же упал на кровать.

Исабелла присела на корточки у его ног и провела ладонью по обнажённому теперь бедру. Кожа у графа была бледная, и к ней было приятно прикасаться. «Вряд ли он всё ещё служит… чем же он занимается теперь?» — промелькнула в её голове короткая мысль и тут же исчезла, когда она коснулась бинта и принялась медленно распутывать его.

Исабелла не боялась крови, но и не сказать, чтобы любила её. Кровь незнакомых людей была ей безразлична. Рана же на бедре Эмилио вызвала отчего-то острый приступ сочувствия, и она осторожно погладила розовую кожу совсем рядом кончиками пальцев, от чего Эмилио вздрогнул и тут же затих. А ещё…

— Рана совсем свежая, — произнесла она тихо и подняла взгляд на лицо Эмилио.

Тот молчал.

— Я думала, вас беспокоит старый шрам, — пояснила Исабелла.

— Это что-то меняет? — спросил Эмилио резко и попытался сесть, но Исабелла тутже толкнула его в живот, заставляя опуститься обратно на подушки.

— Лежите смирно и не мешайте мне. Поговорим потом.

Исабелла принялась обрабатывать края раны, затем снова прикрыла её бинтом и, уже поднимаясь, сказала:

— Не нужно вам вставать. Я завтра приду и проведаю вас. Если понадобится, нанесу мазь ещё раз.

Эмилио смотрел на неё удивлённо. Исабелла явно перешла ту границу, за которой по представлениям Эмилио должна была повернуть назад. От осознания этого Исабелла вовсе не почувствовала торжества, напротив, теснота в груди стала ещё сильнее. Захотелось наклониться и поцеловать всё-таки эти упрямые губы, но Исабелла снова сдержалась.

— Кто вас ранил? — спросила она, стараясь не выходить более за рамки светской вежливости.

— Это не ваше дело.

Исабелла посмотрела на него и поджала губы.

— Знаете, граф Кавалли, вы редкостный грубиян. Будь на вашем месте кто-то другой, я бы давно уже плюнула на него.

— Так чего же вы ждёте? Что во мне такого, что вы ко мне прицепились как клещ?

— Я к вам… — Исабелла задохнулась от возмущения. Не говоря больше ни слова, она вскочила и пулей вылетела в коридор. Вихрем пронеслась к выходу и запрыгнула в карету.

Всё дорогу в ней клокотала ярость, и только у самого дома она успокоилась немного. Едва увидев Джудитту, Исабелла потребовала чернила и перо, а когда получила то, что просила, набросала несколько строк и всучила конверт служанке.

— Ты знаешь, кому.

Спала Исабелла плохо. А едва проснулась, получила ответ.

«Вы просили выяснить, что делал наш протеже последнюю неделю. Это было нетрудно. В первый день он много ездил по городу, был у нескольких знатных господ. Прислуга с охотой сообщила нам, что он искал неких незнакомцев, предпочитающих фиолетовые маски и кинжалы из Дамаска. В конце концов, он отыскал таковых на второй день — как говорит горничная дома Нери, эти господа находятся на службе у графа Нери.

Утром следующего дня наш протеже был столь неосмотрителен, что его видели у монастыря Сан Бернандино. Он дрался на шпагах с неким господином в пунцовом плаще. Неизвестный получил отметину на щеке в виде буквы «V», а наш друг — довольно серьёзное ранение в ногу. С тех пор он своего особняка не покидал».

Исабелла уронила руки на покрывало и ошарашено уставилась перед собой. Перед глазами её как наяву стояли фиолетовые маски двух насильников и Джиовачино, прикрывающий щёку плотным шарфом. А ещё — некрасивая, ещё не до конца подсохшая рана на сильном бедре, от вида которой сжималось сердце.

Глава 3. Зеркало

Нога болела. Несмотря на все уверения вздорной девчонки, боль не только не исчезла — к ней прибавилось жжение, от которого хотелось лезть на стену. И хотя Эмилио обычно равнодушно относился к боли, с каждой минутой он испытывал всё меньше доверия к чудотворному бальзаму, который неизвестно где откопала проклятая Исабелла.

В том, что Исабелла была проклятьем, Эмилио убедился уже довольно давно. Мысли о маркизе так прочно засели у него в голове, как не могла засесть в теле стрела с раздвоенным наконечником.

Трижды проклял Эмилио тот день, когда впервые увидел её на карнавале. Мысли об Исабелле делали Эмилио слабым. Они не давали сосредоточиться и сбивали привычный ритм жизни, отмерянный до мелочей.

Эмилио поддался этой слабости, когда Исабелла прижималась к нему всем телом, будто ненароком поглаживая бедро сквозь тонкую ткань — и теперь Эмилио платил за эту слабость своей болью.

Мысль о закономерности наказания успокоила Эмилио. В отличие от всех других мыслей об Исабелле, она приводила мироздание в порядок, объясняя причины и следствия событий.

Другие были куда менее утешительными и роились в голове, как тысяча диких пчёл, не давая сосредоточиться ни на одной.

Всё ещё тяжело опираясь на правую ногу, Эмилио прошёлся по спальне из одного конца в другой, а затем, вернувшись, остановился у туалетного столика и сдёрнул покрывало с огромного зеркала в витой золотой оправе.

В комнате тут же запахло пылью, и Эмилио чихнул — сдувая новые пылинки и заставляя их кружиться в воздухе.

— Луиджи! — крикнул он. Где-то далеко послышался шум, который мгновенно стих. — А… — Эмилио махнул на дверь рукой, и сам, скомкав в ладонях покрывало, протёр зеркало, образуя посередине него чистое пятно. Посмотрел на отражение своего изрезанного шрамами лица и тут же отвернулся к окну.

Даже сам он с трудом мог смотреть на то, что стало с его лицом. Что уж говорить о том, чтобы наказывать подобным образом молодую красивую девушку.

Эмилио давно понял, что любовные утехи не для него.

Он, безусловно, оставался мужчиной и, как и прочие его братья по Ордену, не брезговал городами для развлечений. Однако Обет давался ему куда легче, чем многим другим, потому что он давно уже понял, что любить его таким, каким он стал, не станет никто.

Вот уже двадцать лет прошло после его путешествия в Пасталону. Путешествия, которое не имело смысла, как и все восемь предыдущих походов за море. Семьдесят его братьев оставили на Святой Земле жизнь. Он — всего лишь будущее, которого у него и без того никогда не было.

Эмилио было пятнадцать, когда он принял обеты. Он был молод, глуп и выполнял последнюю волю той, что умирала у него н руках. Той, кого далеко за морем успел полюбить больше чем любил зелёные берега родной земли.

Когда Калила покинула его, Эмилио поклялся, что будет хранить траур о госпоже своего сердца до конца дней и никогда более не вступит в брак. Не было этих сомнений у него и все последующие двадцать лет.

Он давно уже думал, что его сердце умерло. Обеты надёжно защищали Эмилио от новых глупостей. И если даже кому-то приходило в голову добиваться его внимания, Эмилио всегда твёрдо знал, что причина тому — лишь деньги, которые в случае его смерти вне брака должны отойти Ордену, да титул графа Савойского, охотников за которым всегда было немало.

Эмилио не позволял себя одурачить никому. Он не был стар — ему едва исполнилось тридцать пять — но о том, какой внезапной порой бывает смерть, он знал очень хорошо. Подпускать к себе кого-то, кто желал бы ему этой смерти, Эмилио не наверевался — тем более, что ни одно гибкое тело не вызывало у него более чем желания, а ради телесной жажды он не собирался рисковать ни званием Рыцаря Чести и Преданности, ни собственной жизнью.

Он думал, что сердце его мертво, пока проклятая девчонка не заставила прогоревшие угли снова заныть, почувствовать боль, какой не было в жизни Эмилио до сих пор.

Исабелла сама по себе будила в нём так много, что уже теперь Эмилио готов был бы наплевать на обеты и окунуться в грех с головой — если бы только он имел уверенность, что Исабелла в самом деле любит его, полюбила также внезапно и безумно, как и он сам.

Увы, Эмилио ещё не настолько обезумел, чтобы предполагать, что его можно любить. Тем более — что полюбить такого, как он, может девчонка, избалованная богатством и всеобщим вниманием. Девчонка, которой едва исполнилось двадцать, и которая, конечно, лишь по сонетам знала, что такое любовь.

Эмилио сжал кулак и заставил себя снова оглянуться на зеркало. Он стиснул зубы, вынуждая себя всматриваться в изгибы шрамов, оплетающие его лицо, так что те побелели и проступили ещё сильней. А затем с размаху ударил кулаком в зеркало, так что стекло треснуло и впилось в кожу тысячей осколков. Боль не отрезвляла. Она была лишь отголоском той боли, что поселилась внутри.

И эхом на звон стекла откликнулся звонкий голос, доносившийся с улицы:

— Даже не думайте меня останавливать, Луиджи! Мы оба знаем, что я пришла лечить мигрень!

Эмилио взвыл и, рывком встав со стула, высунулся в окно.

— Опять вы? — спросил он с неожиданной даже для себя злостью.

— Вы ещё смеете меня попрекать! Уберите вашего цепного пса, или прямо здесь, на улице, я обвиню вас во лжи!

Эмилио скрипнул зубами.

— Пусти её, Луиджи! — бросил он и скрылся в комнате.

Огляделся по сторонам — осколки были разбросаны по ковру, а скомканное покрывало валялось на полу. Встречать здесь гостей явно не стоило и, взявшись за трость, Эмилио заковылял к двери.

Он встретил Исабеллу в гостиной и залюбовался на секунду — маркиза являла собой настоящий ураган, блестевший самоцветами подвесок из аметистов на рукавах.

— Почему вы не сказали мне, как получили рану?! — вопросила она, подлетая к Эмилио.

Эмилио опешил на секунду от такой наглости, но, опомнившись, отрезал:

— Потому что вы не имеете права требовать с меня отчёта! Где и как я получаю свои раны — касается только меня!

— Вы ведёте себя как мальчишка! Кроме того, если вы получаете раны, избивая моих друзей — безусловно, это касается и меня.

— Что? Вы ещё собираетесь вступаться за этого маленького интригана?

— Боже, Эмилио, что с вашей рукой?

Сбитый с толку внезапной сменой направления атаки Эмилио смолк и пропустил тот момент, когда его рука оказалась в мягких ладошках Исабеллы.

— Нужно срочно промыть. Луиджи, принесите воды!

— Не смейте приказывать моему слуге! — прокричал Эмилио, вконец теряя терпение, и выдернул руку из пальцев Исабеллы, а затем продолжил уже мягче: — Луиджи, принеси воды.

Исабелла фыркнула и снова поймала его ладонь — теперь уже для того, чтобы потянуть Эмилио за собой на диван.

— И конечно, вы весь день на ногах.

— А ваша мазь не действует. Вы больше не будете меня лечить.

— Не будьте сварливым как старик.

— Я свар?.. — Эмилио замолк, уставившись на Исабеллу и поняв внезапно, что ведётся на каждую подначку, как младенец. — За что только мне послали вас небеса…

— Ни за что, а для чего. Мне видится это так: я должна превратить вашу жизнь в рай на земле.

Эмилио проигнорировал выпад.

— Что вам нужно от меня на сей раз? — спросил он вместо ответа.

— Я скажу вам, когда мы закончим с вашей рукой, и когда вы объясните мне, что значила ваша дуэль.

— Не было никакой дуэли!

— Как вам угодно. Только будьте добры, поторопите вашего слугу.

— Луиджи! — крикнул Эмилио, и уже через пару секунд тот появился в гостиной с серебряным тазиком для умываний. Тазик был поставлен на стол, а Исабелла взяла в руки ладонь Эмилио и принялась старательно промывать каждую царапину, не забывая поглаживать здоровые места, то и дело дуть на свежие ранки.

Эмилио ещё накануне отметил подкупающую аккуратность её движений — будто Исабелла в самом деле опасалась причинить ему боль. Эмилио не верил в благие намерения маркизы ни на грош, но всё же сопротивляться мягким касаниям её рук мог с трудом — в животе расцветал пожар, и хотелось придвинуться плотнее, продлить прикосновение и соприкоснуться с Исабеллой не только рукой, но и плечом.

Исабелла, будто угадав его желания, придвинулась ближе, и пожар, разрастаясь, заполнил собой всё тело Эмилио, так что даже мыслить связно теперь становилось всё сложней.

— Так зачем вы подрались с Джиовачино? — донёсся сквозь стук крови в висках неожиданно спокойный вопрос. — Хочу, чтобы вы поняли, я спрашиваю не из любопытства. Джиовачино давно уже мой друг. Но если он задумал что-то против меня, то мне нужно об этом знать.

— Я не собираюсь наговаривать на кого-то. Спросите у него самого.

— Может быть, я так и сделаю, — Исабелла искоса посмотрела на графа. — Но вряд ли он ответит мне правду, вы должны это понимать.

— Я не буду ничего говорить.

— Скажите только, он был среди тех двоих, что увели меня в проулок?

— Нет.

— Но он знал их?

Эмилио помешкал.

— Да.

— Но зачем… — произнесла Исабелла растерянно.

— Вам видней.

Исабелла вздохнула.

— Да. Тут вы правы. Извините. И спасибо за то, что взялись за меня отомстить. Самой мне и в голову не пришло отыскать тех бандитов. Я… — Исабелла чуть покраснела — была слишком занята тем, что искала вас. Ну я и дурочка…

Эмилио невольно залюбовался маркизой. Чёрные кудри упали на лицо, казавшееся в эту минуту совсем детским, неиспорченным и чуточку даже наивным.

— Это бывает, — сказал Эмилио примирительно. — В вашем возрасте…

Исабелла вспыхнула, резко меняясь в лице.

— Мне уже двадцать два! И я не нуждаюсь в поучениях!

— Просто прелестно. Тогда, может быть, вы скажете, наконец, что вам нужно от меня?

Исабелла улыбнулась. Злость её испарилась так же быстро, как и вспыхнула.

— Если вас интересует, что мне нужно от вас вообще — то мой ответ неизменен. Я увидела вас на карнавале… Увидела ваши глаза и поняла, что должна подойти.

— Очень дальновидное решение.

— Но вы тоже смотрели на меня! Впрочем, это не важно. Я знаю, что если вы ещё не полюбили меня, то обязательно полюбите в ближайшее время.

Эмилио фыркнул и отвернулся. Он попытался вырвать ладонь из рук Исабеллы, но та не позволила. Напротив, прошлась пальцами по запястью, забираясь под манжет.

— Послушайте, Исабелла… — начал Эмилио, стараясь не смотреть на неё, потому что это было опасно, и не обращать внимания на волны тепла, разбегавшиеся по телу от того места, где кожи касались тонкие пальчики. — Вы не могли не заметить, что я нелюдим и не нуждаюсь ни в чьем обществе. Я прямо сказал вам, что не хочу вас видеть.

— Вы лжёте, — сказала Исабелла. Эмилио вздрогнул, обнаружив, что его пальцев касается что-то мягкое. Резко обернулся и увидел блестящие губы Исабеллы, целующие один из них.

— Что же вы делаете… — пробормотал он, внезапно осипнув.

— Говорят, что поцелуй любящей девушки исцеляет любые раны. Я хочу проверить.

Эмилио хотел возразить, но не смог. С минуту он сидел, не в силах пошевелиться, просто наблюдая, как касаются губы Исабеллы его руки. А потом вскочил, на ходу выдёргивая ладонь, и, не сдержавшись, закричал:

— Вы исчадье Ада!

— Тогда это очень приятный Ад, согласитесь, Эмилио.

— Говорите, что вам надо от меня, и убирайтесь.

— Всё очень просто, — не обращая внимания на раздражённый тон мужчины, Исабелла достала из-за пояса шёлковый платок и принялась неторопливо завязывать израненную ладонь. Только закончив, она посмотрела наконец Эмилио в глаза. — Я пришла получить ваш поцелуй.

Эмилио молчал. Вопрос: «Зачем?» — вертелся на языке, но задавать его не было смысла. Эмилио не сомневался, что у Исабеллы найдётся ответ.

— И тогда вы уйдёте? — спросил он тихо. При мысли о том, что Исабелла в самом деле уйдёт так легко, на графа накатила внезапная грусть.

— Конечно. Я же обещала.

Эмилио шагнул вперёд и сжал плечо Исабеллы — он хотел сделать это едва-едва, только лишь чтобы Исабелле пришлось подтянуться к нему, но не рассчитал и сжал слишком сильно, так что зрачки Исабеллы на секунду потемнели от боли.

И, тем не менее, сама маркиза подалась к нему всем телом. Исабелла была ниже Эмилио на добрую голову, но когда она запрокинула подбородок назад, рот девушки оказался идеальным, чтобы коснуться её губ своими. Эмилио на секунду замер, не зная, какого именно поцелуя ждёт надоедливая гостья, но Исабелла тутже разрешила его сомнения, разомкнув губы и настойчиво проникнув языком в его собственный рот.

Эмилио не нравился такой расклад — как и вся бесконечная наглость избалованной девчонки. Он сжал плечи Исабеллы ещё сильней: так, что та застонала и прогнулась в его руках, и попытался вытолкнуть захватчицу прочь, но Исабелла играла с ним, поддаваясь и тут же ускользая. Тело её было мягким и, казалось, таяло в руках. Чтобы не дать ему ускользнуть, Эмилио прижал Исабеллу вплотную к себе и тут же ощутил мягкость её груди под тонким лифом платья. Осознание ничуть не отрезвило его, потому что думать Эмилио уже не мог — он тонул, отдаваясь на волю ворвавшегося в его жизнь урагана. Исабелла всё не отпускала его губ, даже когда сам Эмилио почти что справился с собой и почти что заставил себя оторваться от неё. Только стук в дверь вынудил их прервать поцелуй и моментально разойтись в стороны.

Исабелла тяжело дышала. Взгляд её был рассеянным, даже ошарашенным, а тонкий палец тут же коснулся губ, будто проверяя, принадлежат ли они по-прежнему ей. С растрепавшимися волосами и порозовевшими щеками она походила на пташку, выпавшую из гнезда, и Эмилио с трудом преодолел острое желание снова прижать её к себе.

— Напитки, господа.

Исабелла стояла молча, пока Луиджи расставлял на столе фужеры, и только когда он вышел, произнесла шепотом:

— У вас невоспитанный слуга.

Ей нужно было услышать собственный голос, чтобы понять, что она ещё существует. Что не растворилась полностью в горячих руках и сладких губах Эмилио Кавалли.

Исабелла испробовала много поцелуев. Она считала их игрой. Ягодами земляники, которые приятно и легко срывать с куста и опускать в рот.

Поцелуй, из которого она вынырнула только что, походил на глубокий омут. Он захватывал с головой и уносил далеко на дно, откуда с трудом можно было разглядеть даже свет глаз Эмилио.

— Ужасный, — признался Эмилио. — Я ему выговорю.

— Да… — Исабелла снова коснулась пальцами губ и облизнула их, стараясь выпить последние росинки сладости. — Что ж, я могу идти.

Она увидела в глазах Эмилио сожаление, но от того лишь более укрепилась в своём решении.

— Когда вы пригласите меня снова? — спросила она, уже отступая к двери.

— Завтра… — откликнулся Эмилио, не спуская с неё глаз.

Исабелла улыбнулась и, внезапно сменив направление движения, легко коснулась его губ поцелуем, а затем исчезла за дверьми.

Глава 4. Несвятая земля

Следующим утром Исабелла проснулась поздно. Вставать не хотелось. Губы ещё ощущали сладость недавнего поцелуя — и такого тоже не случалось с ней никогда.

Она лежала, потягиваясь, чувствуя, как внизу живота разлетаются бабочки при мысли о графе Кавалли.

Исабелла зажмурилась и, спрятав руку под одеяло, провела по груди, комкая ткань белоснежной сорочки, а потом скользнула дальше, забираясь под ткань. Она представила, что это шершавые руки Эмилио касаются её, сжимая сильно и уверенно, и выгнулась дугой от одной этой мысли.

Исабелла вытащила руку и снова зевнула.

Потом вытерла пальцы кружевной салфеткой и, потянувшись к столу, трижды звякнула в колокольчик.

Начинался новый день.

Джудитта принесла серебряный тазик с водой и полотенце, и Исабелла несколько раз плеснула водой себе в лицо. Потом соскочила на пол и подняла руки, позволяя одеть на себя рубашку, подняла ногу, предлагая натянуть бельё, и повернулась спиной, разрешая Джудитте взяться за расчёску.

Исабелла зажмурилась, наслаждаясь аккуратными прикосновениями умелых рук служанки, и стояла так, дожидаясь, пока та не закончит и не подаст ей камзол.

— Вас ожидают сеньорина Лоренза и сеньор Джиовачино, — сообщила Джудитта, только когда всё уже было сделано.

Исабелла рассеянно кивнула и приказала Джудитте выйти, но спускаться вниз не спешила. Пора было решить, как поступить с Джиовачино — обвинить ли его напрямую, отомстить заочно, или попросту забыть. В конце концов, Исабелла и сама была отчасти виновата в случившемся с ней и отлично это понимала. А требовать с Джиовачино слишком многого не имело смысла — шутки его всегда отличались глупостью и нередко заходили слишком далеко.

В конце концов, Исабелла решила промолчать пока что, но на будущее отметить, чего можно ждать от Джиовачино, и стала спускаться вниз.

Друзья, вопреки обыкновению, не были веселы.

Лоренза сидела, обхватив себя руками и забившись в самый угол дивана, а Джиовачино стоял у окна, так что Исабелле недавние обиды тут же показались неуместными.

— Что случилось? — спросила она сходу, оглядывая то одного, то другую.

— Меня постригают в монахи! — выпалила Лоренза с такой экспрессией, что Исабелла не выдержала и расхохоталась.

— Отличная шутка. Я уже представила тебя в сутане.

— Это не шутка! — Лоренза вскочила и обиженно сжала кулаки. — Герцогине пришло письмо из Церкви, в котором одного из её детей просят отдать в услужение — во искупление каких-то там её старых грехов. И она почему-то решила, что больше всех подхожу я.

Исабелла смотрела на неё в недоумении.

— Конечно, ты, ведь Джошуа уже сосватан… — проговорила она растерянно. — Подожди, ты это серьёзно?

Лоренза кивнула и отвернулась, едва сдерживая слёзы.

Исабелла оглянулась на Джиовачино в поисках поддержки, но тот лишь развёл руками.

— Я ей уже сказал — это не конец света. Если на то пошло, я сам думал стать священником.

— Что же тебя остановило? — выпалила Лоренза, резко оборачиваясь и вперивая в него разъяренный взгляд.

— Ну… — Джиовачино прокашлялся, — мне не идёт сутана?

— Оставь свои шутки! — потребовала Исабелла и, подойдя к Лорензе, обняла её за плечи. — Ну, Лоренситта, это в самом деле не конец света. Половина Тосканы нынче служит Церкви. Это огромные перспективы, влияние при дворе…

Лоренза перевела мрачный взгляд на Исабеллу, и та мгновенно смолкла.

— Ты не понимаешь… — произнесла она тихо, чуть не плача. — Исабелла, у меня есть любимый человек. Я хотела… Ну, может не выйти замуж, но я хотела… А теперь…

Исабелла фыркнула, а Джиовачино громогласно расхохотался.

— Откуда взялась в нашей компании эта наивная фиалка? — спросил он.

Лоренза рванулась из рук Исабеллы, явно собираясь доказать, что никакая она не фиалка, но та удержала её, сцепив руки на груди кузины.

— Лоренза! — сказала Исабелла. — Джиовачино, может, и дурак, но дело говорит. Кто тебе сказал, что ты монахиней не сможешь с ним… кхм… встречаться? Тем более, что выходить за него замуж ты всё равно не собиралась.

— Но обеты! Монахини дают обеты!

Джиовачино снова расхохотался. На сей раз Лоренза рванулась с такой силой, что успела добежать до самого Нери и схватить его за грудки.

— Вот же дикая кошка! Исабелла, да объясни ты ей, пока она меня не убила.

— Лоренза, ты не первая монахиня, которой не нравятся обеты.

— И что?

— И то. Что для этого есть особые… хмм… монастыри. Где можно всё.

— Всё? — Лоренза недоверчиво посмотрела на неё через плечо и ослабила хватку, чем не преминул воспользоваться Джиовачино.

— У меня старший брат приносил обеты Эсторскому Ордену, — сообщил он. — Он, конечно, со странностями, но про такие места рассказывал достаточно. Они называют их « Несвятая земля». И, — Джиовачино усмехнулся, — если больше не попытаешься выцарапать мне глаза, я могу договориться, чтобы нас туда провели.

Кузины Моретти переглянулись.

Лоренза явно обрела надежду, и теперь ей не терпелось удостовериться в том, что она вполне реальна. Исабелле было просто любопытно.

— Что же ты раньше не сказал? — выпалили девушки на два голоса.

— Знал бы, что это обеспечит меня вниманием нашей дорогой Исабеллы, сказал бы давным-давно, — Джиовачино подошёл к Исабелле вплотную и пошевелил бровями. — Что мне будет, если я это организую?

— Я тебя не убью, — прошипела Исабелла.

— Для начала уже хорошо. Что ж, я поговорю с братом. А вам сообщу, когда нам можно будет туда попасть.

Джиовачино ушёл, а Лоренза осталась с Исабеллой. Она всё ещё была не в себе, так что Исабелла развлекала её как могла целый день, и только когда солнце стало клониться к закату, начала поглядывать на часы.

Лоренза уходить не собиралась. Зато в половине шестого прибежал мальчишка от Джиовачино и, вскрыв письмо, Исабелла узнала, что пропуска им оформлены на сегодня.

— Сегодня… — выдохнула Лоренза, услышав эту новость. Глаза её пылали.

— Сегодня… — повторила Исабелла. — Но сегодня я не могу…

— Исабелла, решается моя судьба!

— Твоя судьба не изменится от того, что ты увидишь, как живут церковники!

Лоренза отвернулсь и захлопала ресницами, демонстрируя, что собирается заплакать. Картина была умилительная, и Исабелла сдалась.

— Ладно. Подожди, я отправлю весточку, чтоб меня не ждали. И поедем к Джиовачино.

Обрадованная Лоренза повисла у неё на шее и чмокнула в щёку, а затем исчезла с криком:

— Я прикажу заложить экипаж!

Исабелла вздохнула и, отправившись в кабинет, взялась за чернила. Начертала на листе бумаги извинения и, отдав записку Джудитте, приказала доставить её графу Кавалли, а сама направилась к выходу.

Джиовачино ждал их у себя дома с видом величайшей важности и величайшей секретности. Он завёл их в потайной кабинет и всучил в руки каждой по длинной алой сутане.

— Что это? — спросила Исабелла, с недоумением разглядывая предмет.

— Ты же не хочешь явиться туда под именем Исабеллы Моретти?

Исабелла покраснела. В самом деле, она не хотела, чтобы кто-нибудь узнал о подобном развлечении. Не пытаясь больше пререкаться, она натянула сутану и, прикрыв лицо капюшоном, выжидающе посмотрела на Джиовачино.

— Идём, — тот махнул рукой, призывая их за собой. Вывел на улицу через чёрный ход, где, как оказалось, ожидали три запряжённых мула, и приказал садиться в сёдла.

Так же бесшумно они миновали череду улиц и выехали загород. Там Джиовачино пустил мула вскачь. Пронеслись мимо поля и пригородные рощи, и когда солнце уже приближалось к горизонту, замаячили вдали глухие серые стены.

— Это здесь? — прошептала Лоренза, но Джиовачино тут же шикнул на неё и отвернулся.

Исабелле стало не по себе. Она прекрасно понимала, что Джиовачино сознательно наводит страху, чтобы показать свою значительность, но от этого закутанные в красное фигуры у ворот не казались более дружелюбными.

— Сюда пускают только своих, — театральным шепотом произнес Джиовачино. — Чужаки, проникшие сюда, будут прокляты.

Исабелла хотела было уже нагрубить и развернуть мула, но посмотрела на расширившиеся зрачки Лорензы и сдержалась.

Они подъехали к воротам, и Джиовачино, ехавший впереди, протянул что-то охранникам — Исабелла смогла разглядеть издалека три сургучовых бляхи, но не рассмотрела, что было на них изображено.

Монахи кивнули и расступились в стороны.

Путники миновали разводной мост и въехали в ворота, глухо скрипнувшие при их приближении. Едва заехав внутрь стен, Джиовачино спешился и привязал своего мула к стоявшей тут же коновязи. Лоренза последовала его примеру, а Исабелла замерла в седле, оглядываясь. Снаружи не было видно, как далеко влево и вправо простирается стена. Оказавшись же внутри, она обнаружила, что глухие стены скрывают не монастырь или крепость, а целый город. Дома здесь стояли плотно, как на самых старых улицах Вероны, а улочки были узкими, как в самых густонаселенных городах. А ещё по этим узким улочкам тут и там ходили люди, и от вида этих людей мгновенно начинало бешено колотиться сердце. По телу пробегали волны пламени, и в то же время накатывала жуть.

Как правило, ходили по двое. Один всегда был в рясе, и лица его разглядеть было нельзя. Зато второй или вторая могли быть одеты в дорогое платье или камзол, распахнутый на груди, а могли быть вовсе обнажены. У некоторых были ошейники и стальные браслеты на запястьях, но зачастую эти браслеты скрывались под такими горами кружева, что их практически невозможно было увидеть.

— Исабелла! — шикнул на неё Джиовачино, и Исабелла поспешно опустилась на землю, чтобы тоже привязать своего мула.

— Мы поприсутствуем на одном представлении, — пояснял им тем временем Джиовачино, — можем находиться тут, сколько захотим, но второй раз нас никто не пустит. Если только потом, — Джиовачино тихонько хохотнул, — Лоренза не сделает нам новые пропуска.

Лоренза заметно покраснела. Теперь уже она внимательно разглядывала прохожих. Взгляд её остановился на крепком мужчине в ошейнике, которого его хрупкая на вид спутница вела за собой на цепи. Монахиня остановилась, а мужчина тут же опустился на колени и заискивающе посмотрел на неё снизу вверх.

Исабелла сглотнула.

— Я этого не понимаю, — произнесла он нервно и замолкла, обнаружив, что готова выдать себя перед Джиовачино. Этого она не хотела и потому вместе возмущённой тирады спросила: — Как они попадают сюда?

— Они подписывают контракт.

Джиовачино подошёл к ней вплотную и чуть обнял сзади за талию.

— Потом, — он говорил, приблизив губы к уху Исабеллы так, что та ощущала его влажное дыхание. — Им ставят печать. Клеймо. Вот сюда, — Джиовачино коснулся кончиками пальцев шеи Исабеллы, — или сюда… — он скользнул в вырез сутаны.

— Берегись, — процедила Исабелла, не поворачивая головы, — а то кто-нибудь решит, что ты спишь с сёстрами по сутане, и тебя сожгут на костре.

— И то правда, — Джиовачино в момент исчез, а Исабелла вздохнула с облегчением. — Идём. Покажу вам самое главное.

«Самым главным» оказался большой театр на центральной площади, с открытой сценой для летних выступлений. Сейчас амфитеатр заполняли зрители, большинство из которых сидело в роскошных креслах с вычурной отделкой со своими спутницами и спутниками — здесь были всё те же пары, среди которых один носил красный плащ, скрывающий даже лицо, а другая или другой — что угодно, вплоть до арабских полупрозрачных вуалей.

Взгляд Исабеллы зацепила фигура, сидевшая на коленях у своего «господина». Вначале Исабелла решила, что это девушка, которая скрывает личико за украшенным перьями веером, но, приглядевшись, увидела, что торс у обладательницы веера абсолютно не женственный — что не мешало спутнику жадно оглаживать его отсутствующие груди и укутанные юбками бёдра.

— Хочешь такое же? — мурлыкнул оказавшийся тут же рядом Джиовачино, кивая на его платье, состоявшее, казалось, из одних только кружев, и при этом почти не скрывавшеени ни груди, ни ног.

— Да. Тебе бы пошло, — Исабелла оттолкнула его и уселась на свободное место. Закинула по привычке ногу на ногу, а затем опомнилась и, убрав ногу, смиренно сложила ладони на коленях.

Впрочем, смирением никто из присутствующих явно не отличался. Многие уже приступили к развлечениям, не дождавшись начала представления. Исабелла изучала их одного за другим из-под ткани капюшона и остановила взгляд, увидев в одной из лож троих абсолютно не монашеского вида мужчин с одной единственной девушкой на троих.

— Кто это? — спросила Исабелла, чуть склоняясь к Джиовачино, но так, чтобы тот не смог перейти в атаку.

— Это рыцари Эсторского Ордена.

— Они без сутан?

— Конечно, они не обязаны носить сутану. Им возбраняется кичиться своей принадлежностью к ордену, однако обеты они дают так же, как и все.

Исабелла осматривала мужчин одного за другим. Её посетило странное чувство дежавю. Что-то знакомое было в пристальных, цепких взглядах их глаз, и в унисон её мыслям Лоренза прошептала:

— Они видели смерть.

Исабелла вздрогнула и с раздражением посмотрела на неё.

— Надоели оба. Сколько будете разыгрывать тут страшную сказку? Если бы не ваши мистификации, ничего особенного мы бы тут не заметили — обычные люди. Ну, церковники. Как будто все церковники вышли на карнавал, вот и всё. Или весь карнавал переоделся церковниками, — Изабелла звонко хохотнула и тут же замолкла, обнаружив, что на неё косятся несколько соседей.

Склонив голову в алом капюшоне, Исабелла пробубнила под нос пару неразборчивых слов и сделала вид, что осеняет себя священным знаком.

Трижды ударил гонг, и на сцену вышли две девушки в вуалях. Они станцевали — немного скованно, будто делали это в первый раз. Затем сели по краям сцены и стали ждать.

Вышли ещё двое — на сей раз это был мускулистый, но гибкий мужчина в одних полупрозрачных шароварах и юноша, также одетый по-восточному.

— Позже их можно будет купить, — произнес Джиовачино и покосился на Исабеллу, но та только кивнула, полностью сосредоточившись на представлении.

Танец в самом деле был красив. Мужчина двигался плавно и грациозно, как тигр, и хотя до последних дней Исабелла не замечала в себе склонности к подобной грубой красоте, движения этой пары зачаровывали её. От мужчины веяло угрозой, и Исабелле подумалось, что если бы танцор посмотрел на неё, Исабелла, вероятно, не смогла бы шелохнуться, забыв разом и слова, и все умения владения мечом.

Танец закончился, и пару сменила другая. Все движения и костюмы были эротичны, но оставались красивыми, и всё же Исабелла не понимала. Не понимала этих людей. Не понимала, что могло заставить их оказаться здесь.

Когда представление уже подходило к концу, Джиовачино опустил руку ей на плечо.

— Выбрала кого-нибудь?

Исабелла застонала и посмотрела на Лорензу.

— Я тоже не хочу никого выбирать, — сказала та мрачно.

— Отлично. Вы даже более целомудренны, чем монашки.

Исабелла сбросила с плеча руку Джиовачино и посмотрела на Лорензу.

— Лоренситта, развлекись. Тебе полезно. Джиовачино покажет тебе всё. А я поеду домой. Мне здесь не интересно.

Она встала и собиралась уже уходить, когда услышала из-за спины голос Джиовачино:

— Не боишься, что с тобой снова приключится что-нибудь неприятное?

Исабелла резко развернулась и, прищурившись, посмотрела на него.

— А ты не боишься, что в другой раз тебя отделают всерьёз?

Ответа ждать она не стала.

Домой Исабелла добралась перед самым рассветом. Она не хотела уже ничего, кроме как завалиться в постель и уснуть, однако снова её мечтам не суждено было сбыться.

Едва она ввалилась в гостиную, как разглядела в полумраке высокую фигуру, устроившуюся у камина и тихонько пискнула:

— Ой…

Мужчина поднялся и, рывком преодолев залу, схватил Исабеллу за локти.

— Где ты была?

Исабелла сглотнула. Потом осторожно, не желая ссориться, а где-то в глубине души даже наслаждаясь тем, что Эмилио принял её исчезновение так близко к сердцу, высвободилась из сильных рук.

— Твои игры мне не нравятся, — произнёс Эмилио напряжённо, — пытаешься приручить меня, будто бродячего пса.

— Эмилио… — Исабелла вздохнула и повисла на шее у графа, так что тот опешил на секунду, а потом крепко сжал её спину, притискивая ещё плотнее к себе. — Я отправила вам записку, — пробормотала она, потираясь щекой о бархатистый плащ. — Мне нужно было сопроводить друга на… на одну встречу. Если бы я могла, я бы, конечно, предпочла прийти к вам.

— Какого друга? — спросил Эмилио, чуть отрывая Исабеллу от себя. — Этого Джиовачино Нериа?

Исабелла сглотнула и приподняла бровь.

— Если всерьёз решили меня соблазнить, то хотя бы перед носом у меня…

— Эй! — Исабелла легонько встряхнула мужчину за плечи. — Эмилио, вы пока не соблазнились. И между мной и Джиовачино нет ничего, кроме его больных фантазий. Ничего не изменилось со вчерашнего дня, я всё ещё хочу только вас.

Эмилио внимательно всмотрелся в лицо девушки, а затем коротко, но жарко поцеловал и снова посмотрел ей в глаза.

— Если хотите, чтобы между нами что-то было, прекратите общаться с ним.

— Я знаю его с детства, — возмутилась Исабелла, — а между вами и мной пока ничего нет.

Эмилио продолжал мрачно смотреть на неё

— Прекратите общаться с ним, — повторил он. — Для вашего же блага. И я дам вам шанс.

Исабелла отвернулась в неподдельной теперь уже обиде. Эмилио предлагал слишком мало, а просил слишком много. Но вырываться из объятий она всё же не стала. Напротив, откинулась спиной Эмилио на грудь и, запрокинув голову, потянулась за поцелуем.

— Мне нужно больше, Эмилио, — сказала она прямо. — Мне нужны вы. Скажите, что вы будете со мной, и я исключу из своей жизни хоть Джиовачино, хоть любого другого. Если же нет… Не вижу причин отказывать ему и дальше.

Руки Эмилио сильнее стиснули тело Исабеллы. На секунду Эмилио зарылся носом в её волосы, а потом опять посмотрел в глаза.

— Хорошо, — сказал он. — Если это единственный способ вас остановить.

Исабелла поймала его руки и сцепила свои пальцы с пальцами графа. Разговор оставил неприятный осадок — не столько из-за Джиовачино, сколько от того, что согласие графа далось ей с таким трудом.

Глава 5. Настойчивость и воздержание

Эмилио подпускал к себе Исабеллу медленно, шаг за шагом. Он по-прежнему не верил, что та в самом деле заинтересована им, и считал, что очень скоро этот внезапный каприз избалованной маркизы пройдёт. Исабелле вряд ли был нужен его титул или его земли — она имела своё собственное немалое наследство. А значит, Эмилио было абсолютно нечем её привлечь.

От этой мысли Эмилио становилось тоскливо, потому что, какими бы ни были мотивы девчонки на самом деле, Эмилио хотел, чтобы Исабелла осталась с ним. Чем дольше он смотрел на неё, тем явственнее понимал, что готов отдать всё даже за несколько недель этого романа, что уж говорить о том, чтобы привязать Исабеллу к себе навечно.

И всё же он боялся — не столько обмана, сколько потери и позора. Потери, потому что даже если Исабелла была искрененей, Эмилио отлично видел её непостоянный нрав и понимал, что ей быстро надоест. Позора, потому что Исабелла вполне могла затеять всё это просто, чтобы посмеяться.

И всё же Исабелла приходила к нему — не каждый день, но ровно так, чтобы не успеть надоесть и заставить Эмилио соскучиться. Он редко приглашал ещё кого-то в этот дом, но теперь без Исабеллы особняк казался мрачным и пустым.

Сидя в одиночестве, Эмилио не переставал представлять девушку, сидящую за камином в соседнем кресле или на диване у окна — и чувствовал, как Исабелла превращается для него в своеобразный наркотик.

Однажды он не выдержал и спросил:

— Почему вы приходите так редко?

Эмилио сам не заметил, как слова слетели с губ, а заметив, лишь стиснул зубы, потому что поймать их было уже невозможно.

Исабелла подняла на него свои ослепительно-синие глаза, смотрела секунду, а затем широко улыбнулась.

— Я думала, вы никогда не спросите, — выдохнула она и, подлетев к Эмилио, повисла у него на шее.

— То есть, вы делаете это специально? — уточнил Эмилио, чуть отстраняя Исабеллу и вглядываясь ей в глаза.

Исабелла улыбалась. Щёки её немного порозовели.

— Вы так упорно прогоняете меня… Думаете, легко каждый раз возвращаться несмотря ни на что?

— Я не… — Эмилио запнулся, вспомнив, что каждый их вечер вместе в самом деле заканчивался ссорой, после которой Исабелла вылетала прочь, стуча каблуками. Эмилио вздохнул и прижал Исабеллу к груди.

Он не позволял себе такого почти никогда. Каждую ласку Исабелла вырывала обманом, но от того она лишь сильнее пьянила обоих. А в этот раз Эмилио вплёл пальцы в волосы Исабеллы и легонько поцеловал её в висок.

— Я всё-таки нравлюсь вам? — спросила Исабелла, чуть поднимая лицо от его плеча.

Эмилио молчал. Он отвернулся и смотрел в огонь.

— Я вас не понимаю, — сказал он наконец.

— Но вы же и не пытаетесь понять, — Исабелла осторожно провела пальцами по щеке Эмилио, невольно коснувшись самых кончиков шрамов.

Эмилио тут же вздрогнул и попытался отстраниться, но Исабелла не позволила ему. Поймала лицо Эмилио в ладони и заставила посмотреть себе в глаза.

— Сейчас вы снова будете ругаться. Так случается каждый раз, когда я ненароком касаюсь их. А я устала молчать, Эмилио. Мне они нравятся. Без них не было бы вас. Вы весь мне нравитесь — видите, я не боюсь этого сказать. А вы почему-то боитесь.

Эмилио накрыл руками пальцы Исабеллы и прикрыл глаза.

Когда Исабелла касалась его так, все сомнения стихали, и держать себя в руках становилось ещё труднее. Почти невозможно.

— Эмилио, вы обещали, что будете со мной, но я не чувствую, чтобы мы были вместе. Я… — Исабелла закусила губу. Она хотела было сказать, что если Эмилио так и не ответит, то сделает какую-то глупость, может быть, уйдёт и, оставшись одна, повесится, но испугалась, что Эмилио на самом деле позволит ей уйти. Глубоко вдохнула и посмотрела на Эмилио уверенно, стараясь не подпускать к сердцу сомнения. — Я уезжаю в эти выходные. Не могу находиться в городе летом. Я хотела бы, чтобы вы поехали со мной, в усадьбу, где жили мои родители. Для вас, наверное, это предложение слишком серьёзно, но если хотите, считайте его дружеским. Я просто не хочу потерять вас за это время.

Эмилио улыбнулся, но когда он открыл глаза, те были холодны.

— А может, вам как раз стоит забыть меня за эти три месяца? Может, так нам обоим будет легче?

— Может быть, — сказала Исабелла устало, — но я не вижу, чем это будет лучше для нас.

— Вы молоды. Ещё успеете увлечься кем-то другим.

— А вы не очень. И часто вы любили за свою жизнь?

Эмилио отвернулся.

— Нет.

— Тогда зачем вы советуете мне убить любовь и никогда больше не любить, так же, как никогда не любили вы? Неужели мало людей, кто так и делает? Мне повезло, я встретила вас. Между нами не стоит ничего, кроме вашей странной гордости. Но я чувствую, что мы должны быть вместе. Я не могу это объяснить. Я просто увидела ваши глаза и поняла, что нужна вам.

Эмилио резко развернулся и посмотрел на неё в упор.

— Хотите сказать, что пожалели меня? — голос его звенел.

— Да при чём здесь… — Исабелла бессильно стукнула каблуком об пол, потом рванулась вперёд и снова поймала лицо Эмилио в ладони. — Я чувствую, что я нужна вам. Именно я. Я вижу это в ваших глазах. И вы нужны мне. Почему вы не видите это в моих?

Эмилио опустил веки и мотнул головой, освобождаясь от рук Исабеллы.

— Глаза лгут, — сказал он спокойно и снова посмотрел в огонь.

Исабелла устало покачала головой, а затем снова вскинулась.

— Я не уйду, — сказала она. — Вы специально меня обижаете. Но я сегодня не уйду. Я останусь у вас. Потому что другого случая не будет. Я хочу, чтобы вы запомнили меня.

Исабелла подошла к Эмилио и, обняв его со спины, положила голову графу на плечо.

— Вы же сами не знаете, что вам нужно, так?

Эмилио не ответил. Он всё ещё смотрел в огонь, и сам не заметил, как рука его опустилась к рукам Исабеллы, лежавшим у него на животе, и крепко стиснула её ладони — а Исабелла тут же стиснула его пальцы в ответ.

— Расскажите мне… — попросила она. — Если не хотите поехать со мной, то хотя бы давайте поговорим. Вам станет легче. А я…

— А вы тут же пойдёте делиться с Лорензой и Джиовачино?

Исабелла вырвала руки и обхватила себя за локти, отворачиваясь к окну.

— Я ни разу не виделась с Джиовачино с тех пор, как вы попросили. И Лоренза тоже не приходит ко мне — она готовится стать монахиней. Но вам всё равно, так?

Эмилио развернулся и поджал губы, посмотрел на неё.

— Нет. Не всё равно.

— Зачем вы хотели, чтобы я рассорилась с ними, если я вам не нужна?

— Исабелла…

— Что «Исабелла»? — Исабелла развернулась и посмотрела на него в упор. — Вы доведёте любого. И не шрамами, а своим жутким характером.

— Если вам не нравится мой характер, то никто не заставляет вас оставаться здесь!

Исабелла сжала кулаки, но не сделала и шагу к двери, продолжая упрямо смотреть на Эмилио.

— Я никуда не уйду, — повторила она.

Эмилио стало стыдно, и он отвёл взгляд, но так ничего и не сказал.

С полчаса они сидели молча. Эмилио — глядя в огонь, Исабелла — глядя в окно. Стыд всё нарастал. Эмилио вдруг и сам начал ощущать, что хотя Исабелла и находится здесь, дом всё равно пуст, потому что душа её где-то далеко.

— Это случилось в Пасталоне? — спросила она наконец.

Эмилио не шевельнулся.

— Меня взяли в плен, — медленно произнёс он. — Я был ещё оруженосцем тогда. Нас пытали… Не так, чтобы очень сильно, — Эмилио рвано выдохнул. — Калила, она… относилась ко мне не только как к пленнику. И они обвинили её в предательстве, — Эмилио качнул головой, пытаясь отогнать воспоминания, но у него не получилось ничего. — Они смеялись над ней. Резали мне лицо и прижигали тут же. А когда им надоело, просто убили её. — Эмилио улыбнулся. — Вот и всё. Это просто война.

Эмилио замолк. На Исабеллу он по-прежнему не смотрел.

Исабелла долго молчала, а затем подошла к нему и, не решаясь коснуться плеч, остановилась.

— Вы любите её?

Эмилио резко развернулся.

— Вас только это интересует, да? Другого вы не можете понять?

— Нет, — сказала Исабелла спокойно. Подняла руки и, подождав секунду, будто ожидая, что Эмилио их отбросит, всё-таки положила на плечи графу. — Я понимаю вашу боль. Хоть вы и не верите мне. Но только одно может остановить меня. Только одно может заставить меня уйти. Если вы всё ещё любите её.

Эмилио усмехнулся и покачал головой, а затем отвернулся, сбрасывая руки Исабеллы.

— Нет… Это было так давно, что я и не помню уже толком, что чувствовал тогда. Она была… была моим спасением. Ангелом, который пожертвовал собой, чтобы спасти мою душу. Но с тех пор прошло много лет, и я давно уже не тот мальчишка. Я просто… не хочу об этом вспоминать. Не хочу, но… — он снова вдохнул, — не могу, потому что зеркало мне не врёт.

— И что же оно говорит вам?

— А вы будто не знаете! — Эмилио мрачно покосился на Исабеллу через плечо.

— Я хочу услышать от вас.

— Что никогда такая, как вы, не сможет меня любить. Что вам — если бы не ваш внезапный каприз — даже подойти ко мне было бы страшно.

— Но тогда оно врёт.

Исабелла опустила висок Эмилио на плечо и, поймав его руку, обняла, приникая к Эмилио всем телом.

— Оно врёт, потому что я просто увидела вас и замерла в восхищении. Вы были в маске, да… Но когда я сорвала её… Вы стали мне ещё ближе.

Исабелла отстранилась и развернула Эмилио к себе лицом, а потом осторожно коснулась губами его щеки — там, где заканчивался самый длинный шрам.

— И я не боюсь… — прошептала она. — Только не вашего лица. Я больше боюсь, что вы так и не сможете меня полюбить.

Эмилио сдался. Поймал в ладони лицо Исабеллы и сам поцеловал её, без условий и требований, второй раз за всё то время, что они были знакомы. И снова, как в первый раз, он понял, что тонет в тёмном круговороте, где мешаются желание, нежность и безумная страсть. Он снова чувствовал, как тает, поддаваясь каждому движению его рук, тело Исабеллы. Как льнёт к нему, будто желая соединиться в одно. И в эти секунды ему казалось, что он понимает всё то, что говорит девушка, что они нужны друг другу, и не требуются этому иные объяснения кроме того, что они друг друга нашли.

— Эмилио… — прошептала Исабелла, отрываясь от его губ, но всё ещё прижимаясь всем телом. — Я хочу остаться на ночь. Пожалуйста. Я никогда никого о таком не просила. Я никогда никому не давала того, что хочу дать тебе. Клянусь…

Эмилио отскочил назад, будто на него вылили ушат холодной воды. Его собственное желание продолжало пульсировать между бёдер, но он лишь ошарашено покачал головой.

— Невозможно. Я не могу.

— Но почему?!

Эмилио взвыл и ударил кулаком по стенке камина.

— Не могу!

Исабелла выдохнула и закрыла глаза. Она выглядела в этот момент такой несчастной, что когда прошептала к тому же:

— Я никогда… и никому…

Эмилио снова сорвался и рванулся к ней, прижимая к себе и покрывая поцелуями виски, щёки, макушку, сами шелковистые пряди её волос.

— Исабелла, пожалуйста… Не просите. Это не из-за вас. Не из-за вас…

— Вы всё равно не доверяете мне…

Эмилио прижал на секунду её лбом к своему плечу. Он понял необыкновенно ясно, что что-то потеряет сейчас — или обеты, данные много лет назад той, кого уже нет в живых, или тёплую, живую, любящую девчонку, которая никак не желает отступать.

— Идите сюда… — прошептал Эмилио.

Он попятился и упал на диван, а Исабеллу потянул за собой, усаживая рядом с собой. Исабелла тут же опустила ладонь ему на колено, и Эмилио закрыл глаза, пытаясь успокоить сердце хотя бы немного.

Эмилио снова поймал в ладони её лицо и поцеловал ещё раз — медленно и неторопливо, стараясь растянуть и прочувствовать каждое мгновение, каждое прикосновение языка. Исабелла тут же сама запустила руку в его волосы и стала перебирать их, чуть щекоча чувствительный затылок. Она всё также продолжала поглаживать бёдро Эмилио медленно пробираясь выше, пока тот, собравшись с силами, не отодвинулся и не оторвал её руку от себя.

— Исабелла… стойте.

Исабелла смотрела на него абсолютно шальными глазами.

— Исабелла, если хотите быть со мной, вам придётся научиться сдерживать себя.

— Условия… — простонала Исабелла. — Опять одни условия. Вы хотите что-то ещё?

— Да… — Эмилио сделал паузу, — я не поеду с вами на лето. Не потому, что не хочу. Я хочу знать, что вы будете чувствовать осенью. Не встретите ли кого-то, кто займёт ваши мысли. Тогда… Это было бы лучше…

— … для нас обоих, — закончила Исабелла за него. Она продолжала смотреть на Эмилио. — Но тогда и я попрошу, чтобы вы дали мне слово.

Эмилио поднял бровь.

— Если вы будете скучать по мне, вы должны немедленно бросить эти глупости и приехать.

Эмилио покачал головой.

— Так ничего не выйдет. Конечно, я… — Эмилио замолк.

Исабелла растянула губы в улыбке.

— Значит, вы сами знаете, что будете по мне скучать? — она наклонилась и легко поцеловала Эмилио в краешек губ. — Ладно, — шепнула она в самое ухо графа. — Если так, то я подожду.

Она замерла, уткнувшись носом в волосы Эмилио, и хотя опьянение немного прошло, ей по-прежнему не хотелось отодвигаться, тем более вставать.

Эмилио тем временем гладил её волосы, наслаждаясь их мягкостью, и впервые за долгое время ему было абсолютно спокойно.

— Нужно приказать приготовить ужин, — сказал он нехотя через какое-то время.

Исабелла кивнула и, поцеловав его ещё раз напоследок, всё-таки встала.

Они поужинали, и Эмилио показал Исабелле её комнату. Уже желая гостье спокойной ночи, он видел, что Исабелла недовольна таким окончанием вечера, но уступать не собирался.

Проснулся Эмилио, когда было ещё темно — от того, что что-то тёплое касалось его руки.

Эмилио резко открыл глаза и замер, увидев прямо перед собой блестящие синие глаза.

— Кто вас сюда пустил?! — спросил Эмилио раздражённо, но почему-то шёпотом.

— Мне не спится в чужой постели, — ответила Исабелла так же шёпотом, будто поведала величайшую тайну, но раньше, чем Эмилио успел ответить, накрыла его губы поцелуем. Эмилио попытался высвободиться, но Исабелла первой скользнула вбок, заваливая его на спину, и, приникнув к Эмилио всем телом — благо, одетым хотя бы в батистовую сорочку — прошептала ему на ухо:

— Расслабьтесь. Я всё сделаю сама.

Она скользнула губами от уха Эмилио вниз, к ключице, и, на ходу стягивая рубашку с себя, а затем и с него, принялась целовать плечи Эмилио и грудь. Она скользнула губами к самому пупку и обвела его языком, так что Эмилио шумно выдохнул и закусил губу, предчувствуя следующее прикосновения и не в силах его предотврать, но губы Исабелы внезапно исчезли, и Эмилио ощутил бёдра девушки, трущиеся о его пах.

Эмилио выругался и резко перевернул Исабеллу на спину. Та широко распахнула глаза, взирая на него с недоумением и ожиданием, но Эмилио не делал ничего — только оглаживал медленно грудь Исабеллы, проступавшую сквозь тонкую ткань, дрожащий под прикосновениями живот. Исабелла прогнулась, подаваясь навстречу ласке и скользнула рукой к его промежности. Эмилио тут же стиснул её запястье и завёл за голову, так что Исабелла выдохнула уже от боли, а затем убрал руку и, взявшись за её колени, с силой заставил развести в стороны.

Исабелла послушалась. Рубашка задралась вверх, и девушка снова подалась навстречу, а в следующее мгновение тихо ахнула.

Эмилио сразу же поймал её губы и осторожно провёл языком по зубам.

— Ты в самом деле в первый раз? — спросил он.

Исабелла нервно кивнула.

— Я не боюсь, — тут же заявила она.

— Глупая девчонка, — Эмилио снова поцеловал её и отстранился. Проникнув одной рукой между ног Исабеллы, другой он смял её грудь и начал медленно ласкать, внимательно наблюдая, как прогибается ему навстречу упругое тело.

— Эмилио… — прошептала Исабелла и опустила веки, погружаясь в горячую негу.

— Смотри на меня, — приказал Эмилио. — Если не лжёшь — открой глаза и смотри.

Исабелла тут же раскрыла глаза и, потянувшись, поймала в ладонь щёку Эмилио, а другую руку положила ему на плечо и принялась нежно поглаживать, всё так же подаваясь навстречу, но теперь глядя на Эмилио жаркими горящими глазами.

С протяжным стоном она изогнулась в руках Эмилио и, едва переведя дыхание, попыталась перевернуть того на спину — но Эмилио не поддался. Вместо этого он опустился на бок рядом с Исабеллой и притянул её к себе, обнимая поперёк живота.

— А вы? — спросила Исабелла, пытаясь просунуть руку между ними и коснуться паха Эмилио. Она всё ещё чувствовала бедром, что тот крепок как орех.

— Спи, — ответил Эмилио коротко и добавил уже мягче. — Ты теперь не одна.

Потом зарылся носом в волосы Исабеллы и не заметил, как уснул сам.

Глава 6. Мускус и фиалки

Лето выдалось дождливым. Исабелла всегда любила, когда в июне солнце не жарило как безумное, а лишь выглядывало изредка сквозь облака, озаряя собой прозрачное и невесомое кружево дождя.

Здесь, вне города, она старалась вставать пораньше, так как пожилой Франческо, управлявший имением ещё при родителях, настаивал на том, чтобы Исабелла сама училась этому искусству.

Исабелла не имела ничего против. Она отлично понимала, что есть вещи, которые со временем станут ей по-настоящему необходимы. Под надзором Франческо она старательно просматривала сметы и выслушивала отчёты старост, стараясь обращать внимание на любую мелочь.

Пока длился этот процесс, Исабелла могла сосредоточиться на необходимом. Дела в имении шли в основном хорошо, а те немногие происшествия, которые случались то и дело, легко удавалось поправить.

Имение у Исабеллы было небольшим, но благополучным, и потому дел обычно оказывалось не так уж много. Уже к полудню она становилась свободна и предоставлена самой себе.

Вот тут начиналось для неё самое тяжкое. Её не радовали ни знакомый с детства берег реки, где она впервые целовалась — с Джиованчино, потому что никого другого не было под рукой. А вот дальше они так и не зашли, потому что родители Исабеллы вскоре забрали детей в город. Роща, где её мать любила собирать ягоды, казалась пустой и безлюдной — хотя обычно это могло лишь радовать чету Моретти.

Исабелла думала об Эмилио.

На лбу её залегла глубокая нестираемая морщинка.

В ночь, когда Исабелла увидела Эмилио впервые, в ней будто переключили невидимый рычаг. Исабелла решила, что должна добиться внимания этого человека. Она не думала в тот миг ни о том, кто скрывается за маской, ни о том, что предстоит ей в отношениях с мужчиной, который даже на вид намного старше её. Просто какие-то шестерни вошли в пазы внутри. Исабелла должна была быть с Эмилио.

Это чувство лишь усилилось, когда Эмилио настолько невежливо отказал ей в первый раз. Оно становилось только сильнее с каждой их неудачной встречей — а встречи были неудачными почти всегда.

Эмилио не был холоден — если бы это было так, Исабелла, скорее всего, уже бросила бы свою безнадёжную затею. Но Эмилио раз от раза поддавался, даря ей надежду.

Сейчас, вдали от объекта своей внезапной страсти, Исабелла стала задумываться о том, не вёл ли Эмилио свою собственную игру? Не пытался ли он таким образом приручить Исабеллу?

Задумавшись о том, как повела бы себя на его месте сама Исабелла, маркиза поняля что, скорее всего, именно так. Её тут же накрыло волной бешенства. Она не хотела, чтобы с ней играли.

И всё же… Этому человеку она готова была позволить любую игру. В объятиях Эмилио она теряла остатки воли, а оказавшись вдали от него, не переставала думать о том, что делает сейчас граф.

Уже через неделю одиночества Исабелла придумала писать письма.

Эмилио ведь отказался приехать сам — но он ничего не говорил о том, что нельзя писать.

Без задней мысли Исабелла взялась за перо и начала задумчиво выводить виньетки по углам листка. А потом начертила первую букву и дальше остановиться уже не смогла:

«Я люблю вас. Так странно. Вы мне не верите — да я и сама не могу объяснить, откуда взялось это чувство. Но я увидела вас и поняла, что мы должны быть вместе. Это судьба. Вы верите в судьбу?

Я никогда не верила. Мне представляется, что жизнь свою каждый из нас строит сам. Но если так — я хочу построить будущее, в котором мы с вами будем вместе.

Вы почему-то холодны со мной. Я не могу этого понять, как ни стараюсь. Для вас не секрет, что со мной такое в первый раз — никто до сих пор не отказывал мне. Но я не уверена, что вы поняли другое — то, что я хотела вам сказать в нашу последнюю и единственную ночь.

Со мной такое в первый раз. В первый раз я думаю о ком-то целыми днями, в первый раз готова связать свою жизнь с кем-то.

Полагаю, это не слишком скажет в мою пользу, но родители оставили мне хорошее состояние, которое перейдёт ко мне, едва я вступлю в брак.

И всё же я никогда не думала о браке. Я привыкла быть одна, привыкла быть свободной. И только теперь мне вдруг захотелось… Захотелось, чтобы моим супругом стали вы.

Вы можете счесть, что я наивна и импульсивна, что я не знаю, что ждёт меня завтра и потому говорю ерунду, но это не так. У меня большие планы на будущее. Если вы позволите мне, я расскажу вам о них при встрече. Если вам будет интересно — а мне бы хотелось бы хоть немного вас заинтересовать.

Я вижу, что вы тоже привыкли быть один. Отчасти я думаю, что именно поэтому мы особенно подходим друг другу. Эмилио, вы не можете провести всю жизнь в своём склепе, отделанном бархатом и позолотой.

Сколько вы сидите безвылазно в этом доме? Год? Два? Всю жизнь?

С чего вы решили, что добровольное заключение — ваша участь?

Вы говорили мне, что плавали за море — но тут же поспешили спрятать эту деталь своей жизни.

Но, Эмилио, как человек, привыкший к свежему ветру и бескрайнему небу, может погрести себя заживо?

Вас удивит, но я так же люблю паруса, как и вы.

Я никогда не мечтала плавать, но я надеялась открыть своё дело и заняться торговлей с Синой. Вы могли бы многое посоветовать мне. Но вы не хотите со мной говорить.

Речь не о том, что вы можете дать мне. Я ничего у вас не прошу. В моей жизни всё есть — но только не вы.

Я не сошла с ума. Я просто чувствую что-то запредельное, связавшее нас воедино. Может быть, это наши души — хотя я никогда не верила особо, что они у нас есть.

Простите, Эмилио, что не даю вам покоя своими письмами. Но это невозможно: не думать о вас совсем. Думать о вас и не видеть вас, не говорить с вами — тоже невозможно.

Если вы всё-таки решитесь приехать — я всегда вас жду. В ожидании пережить это лето мне будет проще.

И я надеюсь, что сами вы к осени не забудете меня совсем.

С любовью, ваша Исабелла».

Исабелла облизнула губу и, свернув письмо, запечатала его в конверт. Затем позвала Джудитту и вручила служанке письмо.

— Читать не сметь, — сказала она строго, — потеряешь — запорю до смерти.

Джудитта кивнула, ничуть не испугавшись. До дела у Исабеллы если и доходило, то обычно не тогда, когда она угрожала заранее.

— И не забудь спросить ответ.

Ответа, однако, не было. Ни в тот день, ни в следующий, ни даже через неделю.

Исабелла продолжала писать — одно письмо за другим.

Ожидание ответа лишь усиливало её жажду, как усиливает голод запах приготовленной пищи.

И с каждым днём она изнывала всё сильнее, иногда приближаясь к тому, чтобы бросить имение и отправиться в Верону хоть на денёк.

Она просила своих соглядатаев следить за Эмилио, и каждый раз их послания выводили Исабеллу из равновесия.

Эмилио в самом деле не выходил из дома, зато к нему приходили — и довольно часто. Его посещал человек, которого Исабелла про себя обозначила как «секретаря» — он был стар и имел проплешину на макушке, потому Исабелла была в отношении его абсолютно спокойна.

Однако посещали Эмилио и другие, хоть было их и немного. Некоторых Исабелла знала, и они так же не вызывали особого опасения, но вот то, что раз в три дня приходила к Эмилио молодая послушница Ордена Иллюмина, Исабелле не нравилось никак.

Ни для кого не было секретом, что Орден зачастую обхаживал подобным образом одиноких бездетных богатеев, устраивая так, чтобы они отписали своё имение и состояние храму.

Девушка, посещавшая Эмилио, по описаниям соглядатаев была миловидна, хоть по обычаю чёрного монашества и носила волосы коротко остриженными.

Исабелла, получив подобные новости, каждый раз начинала метаться из конца в конец библиотеки, а затем, взорвавшись, приказывала оседлать коня и, сменив домашнее платье на дорожный костюм, бросалась в конюшню.

Часами она скакала по лесу, силясь изгнать из головы представлявшиеся ей образы. Молодая девушка, была ли она монахиней или нет, рядом с Эмилио была попросту невыносима.

Возвращалась Изабелла измотанной и вспотевшей, неспособной вовсе уже думать ни о чём, и в такие часы ей ненадолго становилось легче — мысли об Эмилио оставляли её.

В один из таких дней и встретила Исабелла у самой конюшни встревоженную Джудитту.

Горничная переминалась с ноги на ногу и неловко кусала губу, что тут же разозлило Исабеллу.

— Чего тебе? — бросила Исабелла, спрыгивая с коня.

— К вам гости, сеньорина.

Исабелла нахмурилась. Мало кому она была нужна настолько, чтобы её навещали даже в усадьбе. В сущности, она не была нужна никому, кроме Лорензы и Джиовачино, да и с теми перестала общаться ещё весной, как и просил её Эмилио.

— Гони их прочь, — буркнула она. Лёгкость от поездки моментально испарилась, зато чёрной тучей накатила злость.

Джудитта мялась.

— Ну, что ещё?.. — ответить Исабелла не успела, потому что увидела у самого входа в дом знакомую карету и бросилась к дверям со всех ног, оставив позади едва слышный шепот:

— Это граф Кавалли…

***

Исабелла бегом проскочила первые залы и замерла, тяжело дыша, глядя на фигуру в чёрном плаще, застывшую у камина. Эмилио не изменился ничуть. Казалось, что и здесь он сидел бы так же в темноте и одиночестве, как и в своём собственном особняке.

— Эмилио… — прошептала Исабелла. Так же внезапно, как недавно злость, теперь на неё накатила неловкость. Она столько писала и столько говорила, не видя лица того, кому пишет, что теперь ей стало стыдно за все сказанные и несказанные слова.

Эмилио обернулся и секунду смотрел на неё, а затем, преодолев в два шага разделявшее их расстояние, сгрёб Исабеллу в охапку и прижал к груди. Зарылся носом в её волосы, вдыхая запах конского пота и собственный, необычайно острый в этот миг запах Исабеллы.

Исабелла всхлипнула, повиснув у него на шее и не зная, что сказать.

— Вы приехали… — прошептала она тихо.

Эмилио не отвечал. Только целовал её волосы, иногда касаясь сухими губами висков.

Он и сам позабыл все слова.

Отказывая Исабелле в сопровождении, он был уверен, что это остудит их обоих. Поможет осмыслить, что же происходит между ними и насколько возможно для них в самом деле иметь что-то общее, кроме редких совместных вечеров у камина.

Осмыслить не получалось ничего.

Первая неделя прошла в странном ожидании, что сейчас, вот-вот, дверь откроется, и Исабелла войдёт. Скажет, что отказалась от своей затеи и не поедет никуда, решила остаться в городе, рядом с ним.

Эмилио понимал, насколько глупо это, и старался изжить подобные мысли изо всех сил — но поделать ничего не мог. Ожидание поселилось в доме вместе с ним.

Прошло чуть больше недели, и дверь открылась.

Эмилио, стоявший по привычке у камина, вздрогнул и развернулся резко, в бессмысленной надежде — но тут же понял, что обманулся.

На пороге стояла девчушка, которую он видел у Исабеллы, но не сама Исабелла.

Зато в руках Джудитта держала письмо.

Эмилио пробежал глазами листок и с глухим рыком бросил в огонь.

— Господин Кавалли… — произнесла Джудитта тихонько, неожиданно остро ощутив близость обещанного наказания, — мне приказано спросить: каков будет ответ?

— Убирайся. Ответа не будет.

Эмилио метался по дому остаток вечера и добрую половину ночи. Исабелла явно не собиралась давать ему возможность подумать, да и вряд ли думала о чём-то сама. Как будто мало было Эмилио того тянущего чувства, которое обволакивало его всю прошедшую неделю — теперь он вынужден был думать о письме, прочитанном и тут же брошенном в огонь, но оставшемся гореть в памяти ярче пламени.

«Проклятая девчонка…» — думал он про себя. Других слов не было. Только проклятия.

На следующий день Джудитта снова стояла на пороге.

Эмилио испытал непреодолимое желание вышвырнуть её вон — но представил себе лицо Исабеллы и её тонкие пальцы, выводящие каждую букву, и не смог.

Он почти что вырвал письмо у Джудитты из рук и с криком:

— Ответа не будет! — захлопнул перед её носом дверь.

С тех пор письма приходили каждые три дня.

Если первые две недели подарили Эмилио хотя бы видимость покоя, то теперь голова у него кружилась круглые сутки.

Весь вечер он прокручивал в голове прочитанные строки, а всё утро ждал нового письма.

К концу июня он понял, что всё происходящее в любом случае выходит за рамки той привычной и размеренной жизни, которую он пытался сохранить изо всех сил, и приказал заложить экипаж.

Эмилио сам не знал, какой эффект произведёт на него вид Исабеллы — запыхавшейся, раскрасневшейся, с растрёпанными после скачки волосами, пахнущей не фиалками и розовым маслом, а конским потом и свежей травой.