Бесплатный фрагмент - Добро пожаловать отсюда

Особенное место

— Пошёл к чёрту! И чтоб я тебя больше не видела! И манатки свои забери! — кричала девушка-официантка в белом фартуке. Её голос срывался и хрипел; она задыхалась, выкрикивая слова на одном дыхании. Выплеснув всю злость, она шумно перевела дух. Одной рукой она придерживала стеклянную дверь, другой с силой бросила брезентовый рюкзак цвета хаки прямо в парня.

Он стоял в паре метров, растерянно хлопая длинными ресницами. Щенячьи голубые глаза беспомощно уставились на неё. Защититься он не успел: рюкзак ударил прямо в грудь. К счастью, внутри не оказалось тяжёлых предметов.

— Ну и жесть, — пробормотал парень, собирая с асфальта рассыпавшиеся вещи. Прохожие равнодушно проходили мимо. Соседи напротив — маленький цветочный магазин и чайная лавка — спокойно занимались своими делами.

Девушка резко хлопнула дверью. Стекло в этой двери меняли уже не раз, но в конце концов владелец сдался и поставил бронебойное. Иногда официанты слишком усердствовали, доводя уровень Hard до предела. Он ничего не мог с этим поделать. Даже стажёры, поначалу скромные, рано или поздно доходили до этого. Порой и клиенты умудрялись снести дверь с петель.

— Ну и жесть… Это правда вот так делать?! Ой, я не смогу! — хрупкая девушка с двумя русыми косичками, похожая на ребёнка, прикрыла ладонями маленькое лицо и сжалась в деревянный стул. Если бы она могла прямо сейчас стать этим стулом — она бы стала.

— Да это тебе кажется! Я в первый день даже на Лайте нахамить не могла! А теперь — сама видишь! Легко! И Hard — не Hard! Они же сами этого хотят, понимаешь? За этим и приходят. Деньги платят. Ой, пересядь на другой стул, а то занозу подцепишь. Кстати, псевдоним придумала? Что на бейдж напишем? — стройная брюнетка с серыми глазами и хриплым от крика голосом уставилась на новенькую. На её бейдже было написано: «Матильда».

— Я не знаю… Я даже не думала… Мне бы сначала работать научиться…

— Ладно, может, посмотрим на тебя и сами придумаем. Меня ведь тоже не сразу Матильдой назвали, — рассмеялась брюнетка. — Орешки хочешь? Солёные.

— Нет, спасибо, у меня же брекеты. А почему тебя так назвали?

— Ты серьёзно? Не понимаешь? Ты вообще в интернете бываешь? Это потому что я самая дерзкая стала! — «Матильда» засмеялась. — Ну ладно, потом поймёшь! Вот тебе блокнот, вот книга правил. Это у нас самое главное. Пока ни о чём другом не думай. Здесь все уровни расписаны. Смотри, видишь кнопки на столе? Это не просто кнопка вызова официанта. Их три. Клиент приходит, нажимает одну — и… получает, что хочет!

Девушка уставилась на кнопки: «Lite», «Medium», «Hard».

— Ты же понимаешь, что это не про прожарку стейка? — снова рассмеялась Матильда.

— Ага… Понимаю…

— В этой книге написано всё самое важное про нашу работу! Остальное сама догонишь. У тебя неделя стажировки.

Матильда не успела закончить монолог, как входная дверь распахнулась. Послышалась громкая брань. В помещение ввалился грузный мужчина с залысиной на полголовы — словно мешок картошки, небрежно сброшенный пьяными грузчиками. Разумеется, он запнулся о порог. Высота порога — почти двадцать сантиметров — не оставляла посетителям шансов пройти, не споткнувшись. Раньше на его месте была натянутая верёвка — канат на той же высоте. Но потом владелец решил, что даже для «Хамкафе» это перебор.

«Ты отсюда пойдёшь в жопу» — гласила белая надпись на деревянном рекламном щите прямо у входа. «Здесь работают специалисты по снижению твоей самооценки» — стояло чуть ниже.

— Смотри, детка, учись. Сейчас он не должен нас видеть. Пошли за барную стойку. Нужно, чтобы он сел и выбрал уровень.

Девушка кивнула. Она села на самый дальний стул за барной стойкой, откуда её почти не было видно — разве что приглядевшись.

Она выглядывала из-за стойки: хмурый посетитель в спортивном костюме листал меню. Он кашлял, как старый чахоточник, — заслуженный ветеран местной шахты. Жидкие остатки каштановых волос обрамляли «полянку» лысины на макушке. Он пыхтел, сипел и, нахмурившись, водил толстым, как сарделька, пальцем по глянцевым страницам меню.

Наконец он нажал на кнопку. Раздался звук, будто кто-то наступил в грязь. Он шёл из колонки, висевшей прямо над головами девушек.

— Лайт? Фу, слабак! — тихо выругалась Матильда. — Я пошла, а ты смотри, запоминай и записывай. На уровне Lite мы ещё здороваемся. Это зафиксируй, чтобы не забыла.

Ученица быстро закивала, схватила блокнот и придвинула стул ближе к стойке, сев, как за парту.

В это время Матильда застучала каблуками по мраморному полу, направляясь к посетителю. В зале, кроме стука её каблуков и тяжёлого дыхания этого антропоморфного мешка картошки, не слышно было ни звука.

— Здрасьте! — челюсти Матильды двигались, как у коровы; во рту она катала жвачку, звук чавканья эхом отражался от стен.

— Здравствуйте, девушка. Я не понял, у вас что за странное меню? Что за «Слёзы бомжихи»? А это что — «СПИДозный тортик»? Что у вас за цирк? Будьте добры, есть ли у вас обычная картошка фри и латте на безлактозном молоке?

— Ахаха! — смех Матильды звенел, как колокольчик, режущий уши.

— Девушка, что смешного? — мужчина развёл руками.

— Ты себя в зеркало видел? Какая тебе картошка фри! Тебе варёную рыбу до конца жизни жрать надо! И никакой латте без лактозы тебя не спасёт! — Матильда нарочно делала голос высоким, говоря на связках. — Лучше «Плесень с носков» возьми, с него меньше жира наешь!

— Да что вы себе позволяете? Что это за заведение? Позовите менеджера!

Матильда закатила глаза: ну почему некоторые индивиды не умеют читать вывески? Увидел на входе листок с изображением пельменей — и просто зашёл.

— Ща, — бросила она, швырнув на стол приборы. Те со звоном рухнули на деревянную поверхность.

Матильда вихрем пронеслась мимо новенькой. Та сидела, не сводя глаз с происходящего. Её большие голубые глаза напоминали два блестящих блюдца; она так вцепилась в матовую столешницу барной стойки, что пальцы побелели и сплющились. Сидела неподвижно, словно монумент. Лишь лёгкое колыхание рюш на нежно-голубой блузке выдавало в ней живого человека.

Из двери за баром вышел менеджер — босиком, в коричневых брюках и вязаной клетчатой жилетке. Обычно такие надевают на рубашку, но «Адольфу» — так значилось на его бейджике — было глубоко фиолетово. Жилет, снятый, кажется, с деда, он нацепил прямо на голое тело. Уверенной походкой он направился к возмущённому клиенту.

— Вашу мать! — орал он на весь зал. — Вы чё меня от работы отвлекаете?! Я жилетку от катышек чистил! Какого хрена?!

— Да вон сидит, возмущается! — Матильда, спотыкаясь, бежала следом, тыкая пальцем в растерянного мужчину.

Новенькая, еле сдерживая смех, юркнула под барную стойку. Щёки пылали алым, живот судорожно вздрагивал от беззвучного хохота.

— Что ваша работница себе позволяет?! Дёргается, хамит! — вскипел клиент.

— А-а, ну понятно, я бы вам тоже хамил, — лениво протянул менеджер, осматривая мужчину с ног до головы и поглаживая крохотные усики под носом.

— Что?! Что вы сказали, молодой человек?! — мужчина медленно поднялся из-за стола. — Я буду жаловаться куда надо! Недолго вам осталось работать! Вас прикроют, глазом моргнуть не успеете! Хамы!

— Давай, вали. Клиника липосакции — через две улицы, — невозмутимо бросил Адольф.

Грязный ноготь усатого парня застрял у него в зубах. Он гневно выругался, после чего с характерным «чпок» вытащил его и развернулся, шагая обратно. Несколько секунд спустя он исчез за дверью своей каморки, оставив в воздухе едкий запах раздражения.

За соседней дверью, скрытой за кучей пустых банок, лениво гремел посудой повар Вазген. Он обожал свою работу настолько, что на кухне мог оставаться сутками. Официанты чаще видели его спину, чем лицо — шеф был всегда в поисках идеального приготовления.

Матильда зевнула, картинно закатив глаза, и неспешно направилась за барную стойку. Она даже не ускорила шаг, хотя гость тем временем со всей силы ударил ладонями по столу, выпуская в воздух целый букет оскорблений.

Не замолкая, он резко встал и направился к выходу.

— Совсем охренели! — его голос наполнил зал. — Что хотят, то и делают! Ну ничего, я им покажу, сволочам таким!

Девушка вздрогнула от резкого звука: мешок, выходя, со всей силы хлопнул дверью.

— Такое бывает чаще, чем надо, — Матильда пожала плечами. — Не парься, он просто не понял, куда пришел. Но вот что мне подсказывает внутренний голос… он вернется. Хм… Не знаю, почему людей сюда тянет, как мух в общественный туалет, а те, кто когда-то случайно зашел, не понял, куда попал, оскорбился, они всегда — я не вру! — всегда становятся постоянными клиентами. Я не знаю, как это работает! Даже не спрашивай!

— Может, людям в глубине души нравится, когда их оскорбляют? Вдруг в подсознании у нас заложено что-то, что требует услышать самые жесткие словесные унижения в свой адрес? Особенно если эти оскорбления прямо указывают на наши недостатки, которые мы в себе не видим? А из нашего окружения никто нам о них не скажет. Люди приходят сюда, здесь им говорят всю правду в глаза. — Новенькая развела худенькими руками, как бы признавая абсурдность своих мыслей. — И это помогает им становиться лучше? Ведь часто именно унижения звучат как вызов.

— Интересная теория, — Матильда усмехнулась, слегка удивленная. — Я много о таком думала за три года работы, но до такого не додумалась. Да ты философ, однако! — Улыбнулась она и сделала шаг назад, вставая в более расслабленную позу. — Кстати, завтра у нас вечеринка. Начало в 18:00, там такие фрики соберутся, закачаешься! Будет весело, да и поучишься заодно. С директором нашим познакомишься, только сразу говорю: он немного со странностями, не обращай внимания!

— Со странностями? Да ты что? — девушка засмеялась. Кажется, напряжение её отпустило, она расслабилась, вытянула шею и даже немного расправила плечи.

— Ах, ещё! Завтра приходи пораньше, для новеньких будет инструктаж. Вон в той каморке, где Адольф сидит! Вас всего трое, у нас коллектив редко меняется, в основном тут всем нравится работать. Уходят редко и не по своей воле. Так что инструктаж слушай внимательно и записывай, окей? Ты мне понравилась, я бы хотела, чтобы ты осталась. Все, кто до тебя были, они какие-то посредственные, даже стажировку не проходили, я их сама выгоняла сразу. А в тебе что-то есть. Это место особенное, оно не для всех. И люди здесь работают особенные. Кто попало не сможет. Я директору слово за тебя скажу, но и ты не подведи! — Матильда подмигнула, и в её глазах пробежал весёлый огонёк.

Девушка кивнула в ответ. Не подведу — читалось в горящих глазах.

Вечеринка

— Проходите, уроды, быстрее! Жопой шевели, тварь! — Адольф стоял у входной двери, размахивая руками, словно дирижируя потоком гостей. Он жевал бумагу. В руке у него была сломанная пополам соломинка для напитков. Пережёванные комки бумаги он засовывал в отверстие соломинки и с силой выдувал в проходящих клиентов.

В честь вечеринки уродов владелец заведения самолично сделал порог ещё выше — прибил к нему дополнительную доску.

В зале гремел дабстеп. Вечеринка только началась, а народу уже было не протолкнуться. Официанты еле успевали разносить заказы. Среди них мелькала Матильда: высунув язык, она разбрасывала тарелки по столам, не забывая молча показывать средний палец каждому, кто сидел в зале. Она носилась, как вихрь, постоянно спотыкаясь о чьи-то ноги и громко проклиная мать каждого, об кого споткнулась.

— Да чтоб вас всех конь изнасиловал! Достали!!! — орала Матильда, носась по залу.

— Эй! Я заказывал «Мокроту из лёгких туберкулёзника!», а ты мне что принесла, тупая девка?! — крикнул кто-то ей вслед.

— Да мне похер, что ты там заказывал! «Сопли алкаша» пей — какая разница! И хлеборезку попроще сделай! — рявкнула она, не сбавляя ходу.

В это время в каморке шло затянувшееся собрание новеньких. Их было всего двое: девушка с брекетами и косичками и парень с нервным тиком на глазу, лицом, усеянным прыщами, и кудрявыми русыми волосами. Они сидели друг напротив друга за круглым столом. Шею парня обвивали массивные наушники, из которых тихо лилась медитативная музыка.

— Сорри, я без этой музыки жить не могу, начинаю нервничать! У меня синдром Туретта, — пояснил парень в начале встречи, энергично отгрызая ноготь.

Директор, Мстислав Рувимович Елбанов, любезно разрешил ему оставить наушники. Левое веко парня жило своей жизнью, вздрагивая и дёргаясь в разные стороны, когда само того хотело.

«Должен же быть третий человек», — вдруг вспомнила девушка.

— Вас сегодня двое. Третью, к моему великому сожалению, увезли в больницу. Увы, я не знаю, что стало причиной её сердечного приступа.

— Итак, ребята, искусство оскорблений берёт своё начало ещё в далёком прошлом! Испокон веков люди находили способ снять напряжение через унижения других. Пассивная агрессия, хамство, скандалы, оскорбительные слова — порой это настоящий бальзам на наши, израненные бытом, души! Иногда у нас нет ничего против человека, стоящего перед нами. Мы даже его не знаем! Но мы ругаемся с ним. Потому что нам нужно сбросить пар. Самоутвердиться.

С годами это стало естественной потребностью человека — как еда и вода, — его голос постепенно стих к концу фразы.

— В этом заведении мы удовлетворяем сразу минимум две естественных потребности!

Четыре удивлённых глаза — один из которых продолжал свой тверк веком — уставились на поднятый корявый палец Мстислава. И на его чёрный в белую полоску пиджак. И на белые брюки на коротких, как пеньки, ногах. На жидкие седые волосы. На золотую брошь в виде коровы, сверкнувшую на широкой груди при свете мигающей лампы.

Тем временем он продолжал тираду, не опуская пальца. Маленькие беличьи глаза с восторгом смотрели на будущих официантов. Его голос — хорошо поставленный тенор — слушали и впитывали даже стены:

— Порой мы используем самые изощрённые ругательства! В рамках выбранного клиентом уровня! Но иногда, например, сегодня, на вечеринке, мы позволяем себе просто выпустить пар! Сегодня все три уровня перемешались! Это для вас — прекрасная возможность научиться! Сегодня вы сможете бросить своё первое меню на стол, выкрикнуть первые бранные слова в адрес клиентов! Ах, как прелестно! Сегодня — вечеринка! Ни в чём себе не отказывайте!

Он поднял палец ещё выше.

— А сейчас — немного потренируемся. Начнём с уровня «lite». Это единственный уровень, где есть приветствие. Но запомните: никаких вежливых «здравствуйте», «добрый день» и прочей аристократической ерунды! Только брошенное сквозь зубы «здрасьте». Вы должны не сказать — а выплюнуть это слово! Как харчок через зубы! Это искусство!

Он резко указал на девушку.

— Давай, дорогая, ты первая! И запомни: меню никогда не подаём! Только швыряем! Так, чтобы оно плюхнулось на стол. Так, чтобы гость вздрогнул!

Девушка осторожно взяла папку. Робко оглядываясь, она прокашлялась:

— Эм… здрасьте, — слово выпало из её рта, словно маленькая горошина.

Она не удержала меню: кожаная папка, местами заляпанная жиром, через секунду плюхнулась на пол. Девушка судорожно подняла её, покраснев.

— Нет, так не пойдёт, милая, — директор покачал головой. — Где эмоции? Где пассивная агрессия?! Живее, живее! Ты — актриса и психолог в одном лице! Ты и агрессор, и жертва одновременно! Ты должна гореть! Найди в себе эту эмоцию! Она есть в каждом из нас!

— Здрасьте! — выкрикнула девушка.

— Уже лучше, но всё равно не то. Не весело, дорогая. Нужно сквозь зубы! Должна быть агрессия, раздражение, презрение. Представь, что ты в гостях у свекрови. Ты знаешь, что она говорит гадости за твоей спиной. Почувствуй это. Давай, я верю: ты сможешь.

Тем временем в зале разгоралась вечеринка. Гости веселились; из-за столов раздавались брань и хохот. Они перекрикивали всё ещё орущий из колонок дабстеп. Столики, расставленные слишком тесно, не оставляли ни малейшего личного пространства. Конечно, посетители пытались их подвинуть, но не знали, что накануне предусмотрительный Адольф прошёлся по ним гвоздями и шуруповёртом.

На барной стойке валялись чьи-то носки. На вид — чистые. С потолка свисали плюшевые игрушки, повешенные за шеи. Из их животов торчали кишки. Настоящие.

У входа в уборные анатомически точные, чрезмерно наглядные рисунки не позволяли представителям обоих полов перепутать дверь. Похожие рисунки украшали пол и стены. Внутри уборных над раковинами висели кривые зеркала.

Уборщица, женщина лет шестидесяти, которую не называли вообще никак, водила тряпкой по полу — и заодно по ногам посетителей. Она всегда носила один и тот же белый платок с голубым орнаментом. Иногда из-под него выпадали полностью седые пряди. Её лицо будто заколдовали лет сорок назад: на нём навсегда застыло выражение шарпея. Других эмоций никто за ней не замечал. Она никогда не разговаривала. Ходили легенды, что она мыла здесь ещё задолго до появления кафе. Ведро эта женщина неизменно ставила в самых неподходящих местах. Привыкшие официанты всегда смотрели под ноги. Чего не скажешь о клиентах.

Конечно же, мыть полы в зале женщина начала в самый разгар вечеринки. Она ловко балансировала шваброй между ног танцующих и сидящих гостей.

— Ты чё делаешь, сморчок?! У меня кроссовки новые! Ты знаешь, сколько я за них отдал?! Эй, я тебе эту швабру щас засуну туда, куда давно никто ниче не совал! Пошла нахрен!

Женщина просто продолжала своё дело, пританцовывая под грохочущую музыку.

— Ты глухая, что ли?! Пошла!! Твоё место возле параши! — парень в деловом костюме, с галстуком и кроссовками, швырнул в неё скомканную салфетку, перепачканную непонятно чем. Из его кармана выпал рабочий пропуск в резиденцию президента.

Женщина подняла потерянную вещицу, окунула в ведро — и небрежно бросила парню на колени.

— Ах ты тварь!!! — заорал он. — Я этот пропуск сегодня получил! Я пришёл отметить!

Женщина молча показала средний палец.

Чувствуя, что пахнет жареным, на шум прибежала Матильда.

— Ты чё орёшь, придурок?! В резиденции своей ори!

— Ты откуда знаешь, где я работаю?! Пасёшь меня?

— Да нужен ты мне сто лет, нарцисс хренов! Будь ты даже последний мужик на земле — я б с тобой в одном поле срать не села! Самооценку снизь, не соответствуешь!

— Рот закрой, тупая овца!

— Мамка твоя овца! А отец — козёл!

— А отца моего ты откуда знаешь?!

— Так он всё село оприходовал! И сеструху свою тоже — вот ты и получился!

Под шумок уборщица исчезла, растворилась, будто её и не было.

Матильда и парень продолжали перепалку. Её щёки пылали, в глазах бушевал пожар.

Наконец оба выдохлись. Парень снял пиджак, расстегнул верхние пуговицы рубашки, вытер пот со лба. Потом залпом опрокинул в себя стопку мутного пойла. Откинулся на спинку «занозного» стула — так этот предмет мебели прозвали официанты. Они же его и изобрели.

Он достал из кармана несколько смятых купюр, протянул их растрёпанной официантке:

— Девушка, это вам на чай. Спасибо огромное.

Девушка молча кивнула, привычно показала язык и средний палец — и стремительно исчезла в лабиринте тесных столиков.

— Эй, ну вы долго ещё теорию жевать будете?! Давайте, новенькие, сюда, нужна практика! — Матильда ворвалась в каморку, еле дыша. Стояла, крепко держась за дверной косяк, с таким видом, будто она только что пробежала марафон. Её тёмные густые волосы, собранные в шишку на макушке, частично выпали из прически. Сегодня на ней была непристойно короткая чёрная юбка и чулки в мелкую сетку, плотно облегающие стройные длинные ноги. Единственным оправданием для её наряда была белая, как у школьницы, блузка, но и она едва скрывала дерзкий взгляд. Серые миндалевидные глаза колко смотрели из-под тёмных бровей на присутствующих.

— Матильда, доченька, конечно, пусть идут. Ребята уже прошли теорию. Даже немного покидали меню. Ты можешь забрать обоих.

— Доченька? — удивлённо повторила новенькая, — это что, семейный бизнес такой?

— Нет времени, пошли скорее! — Матильда схватила девушку за руку, не дав ей возможности ни ответить, ни что-то понять. Быстро потянула к выходу. За ними поплёлся и парень в наушниках, совсем как тень, не замечая, что его уже включили в этот сумбурный мир.