Бесплатный фрагмент - До связи

ДО СВЯЗИ

Ветер в который раз просочился через окно в кабинете, заставив подняться в воздух плотные гардины. Те с довольно-таки громким звуком опустились на подоконник, и после очередного ветряного порыва сбили старую тонкую вазу на пол. На звук разбитого стекла Семён Эдуардович все-таки поднял голову, заставив себя отвлечься от литературы. В последнее время он был так сильно увлечен книгой по клинической психологии, которую подарил ему коллега, что ни один грохот не мог привлечь его внимания. В этот раз же привлек внимание не грохот, а сам факт того, что разбилась любимая мамина ваза. Встав на ноги, Семён аккуратно потер переносицу носа, пытаясь вспомнить, от каких еще дел его отвлекла увлекательная книга. Потом он вспомнил про сегодняшнее совещание и кивнул сам себе.

Собирая осколки с пола, Семён Эдуардович думал о том, как сообщить о нелепой ситуации с разбитой вазой маме. Только сегодня она звонила и находилась в благоприятном расположении духа. Прямо сейчас, поднимая каждый из осколков и кидая их в ведро, Семён мог поклясться себе в том, что сила привязанности человека к родным предметам настолько велика, что способна повлечь за собой ужасные последствия.

Потом Семён подумал: «А есть ли у меня в жизни что-то такое, что могло бы повлечь за собой ужасные последствия?». Сначала он подумал, что есть. Поразмыслил. Потом еще поразмыслил и пришел к выводу, что в жизни есть так много простых мелочей, способных сделать человека разумного счастливым. Вряд ли он стал бы зацикливаться на одной единственной вещи.

Он вспомнил, как каждый раз, когда едет куда-то в путешествие, останавливается на заправке для того, чтобы купить себе стаканчик с горячим кофе. Потом он едет, смотрит в окно, и тихонько его пьет. Только тихонько-тихонько, чтобы резко давление не подскочило… И все его мысли тот момент, когда он просто покупает себе стаканчик с кофе, приобретают положительный смысл, ведь на душе сразу умиротворение и желание поехать куда-нибудь в путешествие, позабыть об обыденности жизни. Он подумал: «Хорошо. Предположим, кофе. А что произойдет, если я перестану его покупать? Что будет, если доктор в один необычный день возьмет, да напишет в справку о том, что мне категорически нельзя кофе? Что я, пропаду?».

Он еще раз взглянул на мешок с побитым стеклом и вспомнил мать, которая с воодушевлением ему рассказывала о том, как тетя Рая подарила ей эту вазу на новоселье, после чего переехала жить в другую страну, и эта ваза стала единственным воспоминанием о тете Рае. Только вот почему она стояла у Семёна Эдуардовича в кабинете, он знать не знал. Либо мать таким образом хотела донести до него свои чувства и оставить никому не нужную вазу, чтобы в минуты отчаяния сын смотрел на нее и вспоминал о семье, либо мать просто хотела найти способ ее разбить.

Так Семён Эдуардович решил, похвалив самого себя за догадки, но матери о разбитой вазе не сказал. Подумал, что сначала расскажет ей о чем-нибудь хорошем, а потом перейдет к плохому. Оставалось только найти что-то хорошее. А в жизни человека, пытающегося сделать жизнь других людей хорошей вместо своей, места для новых положительных впечатлений практически не было. Семён Эдуардович винил в этом беспощадно летящее мимо него время. Хотя ему и было всего каких-то двадцать шесть годков.

Работал Семён Эдуардович психологом в благотворительном фонде. День и ночь он мог проводить за разбором человеческих проблем, быть может, пытаясь не обращать внимания на свои собственные. Каждый божий день к нему приходил новый человек и уходил после некого совета, а уж какой совет давать было ясно только после длительного разговора. Назовем его «сеанс». Людей, которые приходили с проблемами и иногда уходили с ними же Семён Эдуардович называл «пациентами». Ему казалось, что такое название является самым правильным в случае длительной работы над психологией человека, особенно когда Семён Эдуардович мечтал о том, как наконец получит свой диплом магистра по клинической психологии. Стоило ему сказать маме по телефону: «у меня пациент», как на плечи сразу опускалась какая-то приятная ответственность, а руки тянулись к тому, чтобы с гордостью поправить очки на носу.

Впрочем, таким вальяжным молодой человек был только у себя в представлении. На работе в кабинете же он казался людям слишком мягким человеком. То и дело, когда ситуация требовала строгости, Семён Эдуардович мог лишь заговорить чуть громче, да и то голос сразу срывался на забавный писк. К тому же Семён Эдуардович был как раз тем, кто избегал коллективных мероприятий по походу в кино с коллегами на мелодрамы. Коллегам он, краснея, говорил, что не любит кино, где все «ванильно» и «слащаво», а взаправду же любой счастливый конец в фильме был способен довести Семёна Эдуардовича до слёз, межреберной невралгии и активного употребления алкоголя. Потому коллеги звали Семёна Эдуардовича не Семёном Эдуардовичем, даже не Семёном, а ласково, похлопывая его по хрупкому плечу, приговаривали: «Сёма», «Семёша». Сначала это вызывало у молодого человека волну негатива, а затем пришло смирение.

Что же до алкоголя, то это была навеки больная тема для Сёмы. Лет десять тому назад, когда Сёма еще не задумывался о важности образования, саморазвитии в жизни, судьба повернулась к нему не лучшей стороной. Пока юноша разыскивал себе друзей по интересам, интересами для него стали сигареты и алкоголь, а к ним прилагалась соответствующая компания. Так как Сёма был человек рассудительный, он решил взять от жизни все, весь комплект вместе с друзьями, потому следующие годы разгребал те самые последствия принятого «рассудительного» решения. Прошло несколько лет, и юный Сёма принял решение во что бы то ни стало вернуться к жизни обычного образованного человека, не без помощи мамы, которая теперь по сей день напоминала сыну о непростительном прошлом. Теперь же Сёма воплощал мечты матери об образованном сыне в реальность и был спокоен за свое будущее. Одна лишь мысль в иной раз о прошлом заставляла его вздрогнуть или проснуться в ночи, после чего заснуть уже было невозможно.

Набрав полную грудь воздуха, Сёма посмотрел в экран телефона с небольшой надеждой в глазах. Каждый день он начинал с того, что смотрел в общую беседу их фонда, отмечая, с кем сегодня можно будет попить чай в перерыв. Сёма не скрывал, что друзей у него особенно не было, потому он цеплялся за каждый шанс пообщаться с коллегами. К сожалению, общение выходило лишь в рамках офиса, который арендовал фонд, а на большее Сёма был не способен. Вернее, может быть, и был, но строил внутри себя «психологические рамки», и сам это признавал. Увы, ему было так в них комфортно, что стоило хотя бы немного, например, словом, за них выйти, как потом он начинал испытывать стыд и сожаление.

Сегодня с ним должны были работать Гоша и Карина. Оба были довольно-таки приятными людьми, но их искренность порой напрягала Сёму. Зато он честно признавал, и даже с гордостью, что они были хорошими психологами. В отличие от него они умели проявить себя строго, порой надавить там, где нужно. Это нравилось в них Сёме. Не нравилось же то, что именно они дали ему это слащавое прозвище — «Сёма». Он был уверен, что назначение ему такого звания как «Сёма» было спланировано заранее, как нанесение морального урона с целью показать, кто в офисе главный. Сёма почти на сто процентов был уверен в этом, а объяснял все тем, что в природе всегда был вид более «доминантный» и он подавлял рядом с собой вид «рецессивный». Себя Сёма уже давно считал «рецессивным».

Отложив телефон, Сёма взял пакет с разбитой вазой, решив прогуляться до помойки. Сначала он взял его в руку, затем остановился и подумал. Решил надеть сначала пальто, затем уже подхватить пакет. Опустил пакет, надел на себя пальто, просунув торопливо неловкими пальцами пуговицы в прорези, после чего взглянул на себя в зеркало. Вот уже много лет он не мог привыкнуть к тому, что в ответ на него оттуда смотрит не молодой юноша, а как будто мужчина в возрасте. Мимические морщины на лбу, особенно возле бровей, делали его старше, и это был один из самых сильных комплексов у Сёмы. Зато ему очень нравились его, как он считал, искренние глаза. Они были какого-то необычно желто-зеленого цвета, причем один глаз был более желтый, а второй более зеленый. Этот дефект забавлял Сёму еще с самого детства, и лишь сейчас он осознавал, что наряду со стаканчиком кофе его глаза вызывали у него просто положительные воспоминания, и он точно не мог сказать, какие именно. Еще Сёме нравились его русые волосы. Их никогда не удавалось уложить воском или чем-нибудь другим, и они постоянно пушились, и своим видом забавляли его. Они чем-то напоминали ему самого себя: такого смешного, мягкого, идущего с порывом ветра в ту сторону, куда он подует.

Выходя из кабинета, Сёма погасил свет. Это была странная привычка, которая вылилась в целую проблему и недопонимание с коллегами, с семьей. Он помнил, как младшая сестра выходила из комнаты на ужин и не гасила за собой свет, и это было одной из роковых психологических травм. Он знал, что если кто-то не выключит свет, то сегодня им суждено поругаться. Потому Сёма выключал свет и за собой, и за всеми. Он считал, что таким образом можно в какой-то мере уберечь человечество от войн и разногласий. Просто гасить свет.

Закрыв дверь на ключ, Сёма привычно осмотрелся и тихо поплелся к лифту. На душе у него было неясное чувство. Он дождался, пока лифт приедет, вошел в него, вышел из него, и ничего не изменилось. Открыв со скрипом входную дверь, он оказался под дождевым шлейфом. За одну секунду он успел промокнуть весь до нитки благодаря своей флегматичности, но добежал до помойки. Он хотел скорее вернуться в офис, не строил никаких планов на улицу, но перед его глазами внезапно оказались несколько баков, которые с заботой поставил муниципальный совет для разделения мусора. Это стало для Сёмы словно раскатом грома посреди ясного неба, но он послушно распаковал пакет и принялся расфасовывать лежащий в нем мусор. Семён Эдуардович был очень порядочным человеком. Чересчур порядочным.

В офис Сёма вернулся весь мокрый, и первым делом накинул себе на голову полотенце, которое хранилось в шкафу для смены. Вытирая волосы, он думал о том, как же хорошо, что ему на пути не повстречался кто-нибудь из фонда, и в следующий же момент дверь в его кабинет открыл Гоша с какими-то документами про пациентов. Иногда интуиция Сёму подводила.

Следующие часы Сёма провел в полной тишине, слушая, как капли дождя разбиваются о крышу. В этом было тоже что-то завораживающее, и он позволил себе немного вздремнуть, расположившись в кресле под «дежурным» пледом. Он знал, что в какой-то момент пациенты начнут звонить, и администратор непременно даст кого-нибудь и ему, а пока он мог мирно сидеть и ждать. Впрочем, такое время заменяло Семёну Эдуардовичу любой отпуск. Он был готов подписаться на то, чтобы работать каждый день, без отпуска, но хотя бы десять минут в день уделять тому, чтобы вслушиваться в кабинетную тишину и вздыхать аромат цветущей под окном сирени. Это было как кофе в стаканчике, как глаза или волосы. Это тоже навевало какие-то приятные воспоминания.

Но всему есть конец, и даже волшебной тишине. Сёму разбудил звонок телефона, и он поспешно нажал на кнопку приема вызова. Необходимо было настроиться и, к счастью, Сёма хорошо умел всё, что касалось любимой работы.

— Добрый день. Вы позвонили в фонд экстренной психологической помощи. Меня зовут Семён. Чем я могу вам помочь?

Первый звонок был от отца-одиночки Бориса. Голос его был очень встревожен, и Семён сразу начал вслушиваться в каждое слово, анализировать. Тот рассказал психологу о том, что проблема заключается в отношениях с дочкой-подростком, которая живет с ним с тех пор, как произошел развод. Мать девочки уехала в другой город, изредка помогая деньгами. Проблема отца заключалась в том, что дочь совсем перестала его слушаться. В свои четырнадцать лет она общается лишь с ровесниками и грубит родному отцу. Сёма почти сразу нашелся что ответить. Ситуация с девочкой была ему очень знакома.

— Я хочу утешить вас, этот период пройдет. Поймите, Борис, в четырнадцать лет подросток ищет себе компанию, которая в дальнейшем закладывает в нем собственное «Я». Находясь постоянно дома, под опекой отца, который заменяет еще и маму в каком-то смысле, ребенку будет трудно адаптироваться в этой жизни, искать себя. Я хвалю вас за беспокойство, вам не все равно, но в данной ситуации стоит просто переждать тот период, когда ребенок найдет себя, найдет себе друзей.

— Хорошо, а… А что делать, если дети будут курить? Пить? Я не могу допустить, чтобы Ева…

— В этом случае вы уже сможете помочь советом. Важно не потакать ребенку и при этом не стать для него врагом.

— То есть как? Я должен поощрять такое поведение?

— Нет, вы должны помогать советом. Что касается поощрения, то оно должно быть, безусловно, но не за такие проказы. Вы должны хвалить дочку. Чаще. Ведь это есть тот путь к доверию и пониманию. Скажите, часто ли вы хвалите Еву за какие-то поступки?

— Ну… Я хвалю ее за хорошо выполненные домашние задания.

— Вот, правильно. Но важно хвалить больше. Ищите поводы хвалить больше, создавайте их. В таком возрасте ребенку особенно важно мнение других. А какое мнение будет лучше — ваше или друзей — она сможет понять лишь тогда, когда оно появится.

Сёма прекрасно мог понять беспокойство отца, но и девочку он понимал очень хорошо. В свое время ему самому безумно требовалось самоутверждение среди коллектива, а забота матери раздражала. Лишь переборов себя он чудом остался с ней в хороших отношениях. Семён Эдуардович был очень вежлив и учтив с мамой.

Что касалось же отца, то его Сёма совсем не знал, и никогда не скрывал этого. Громкое имя, скрывающееся в его отчестве, лишь в детстве заставляло его смущаться и краснеть, а сейчас его наличие ему очень было по душе. Как только кто-то называл его по имени и отчеству, Сёма сразу чувствовал какой-то потенциал. Он разделял печаль мамы о том, что когда-то отец ушел из их семьи, но был очень рад тому, что от папы осталось хотя бы отчество. Оно было единственным, что осталось для сына от Эдуарда Петровича.

Следующий звонок не заставил себя ждать, и Сёма, не задумываясь, подошел к телефону. Пока он разбирал ситуацию, возникшую между двумя пожилыми супругами, к нему зашла Карина, чтобы позвать попить чай. Пока Сёма говорил по телефону, он никого не слышал и не видел, в голове его был образ пациента, который ему позвонил. В этот раз он тоже был слеп и глух, а потому, когда договорил и заметил подающую знаки внимания Карину Владиславовну, подскочил на одном месте и громко вскрикнул.

— Ой, извини, Сёма, напугала? Хотела тебя на чай позвать, мы с Георгием Андреевичем уже организовали на кухне. Придешь?

— Да, Карина, спасибо большое… — пытаясь отдышаться, на одном дыхании пропел Семён Эдуардович. Сердце в пятки ушло, но он постарался побыстрее прийти в себя. Особенно часто такой страх внутри себя он ловил именно в тот момент, когда в кабинете появлялась Карина. У него даже появились подозрения, что он сильно в нее влюблен, но он не знал, какого это — серьезные отношения, потому старался отбивать любые мысли о влечении к противоположному полу. К удивлению коллег, к своему полу тоже.

Сёма был искренен, особенно при маме, и он не скрывал того, что его просто не интересуют любовные отношения. Вернее, как он говорил, они могли бы быть в его жизни, но с одним условием. Семён Эдуардович придерживался лишь мнения о том, что в любом человеке должна быть какая-то изюминка или информационная выгода для других. Если же перед ним был человек без возможности обмена определенными знаниями во время разговора, то Сёме было с ним попросту неинтересно. Исходя из этого, он четко и ясно давал всем понять, что человек, с которым он мог бы построить семейную жизнь, непременно должен быть таким же по характеру и складу ума, как он сам. Семён Эдуардович был очень скромным и неприхотливым человеком.

Несмотря на свою точку зрения, Сёма всё же имел опыт отношений, правда для себя он называл их всего лишь каким-то «экспериментом». «Эксперимент-1» был в детском саду, когда он поделился лопаткой и его поцеловали за это в щеку. «Эксперимент-2» был более серьезный, ведь долгий тактильный контакт был для Семёна Эдуардовича подобен раскрытию себя как личного дневника для чужого человека. Он случился тогда, когда в пятом классе проходила игра на сплочение между школьниками, и Дашенька из параллельного класса взяла его за руку. Потом она еще не раз брала его за руку, особенно когда он провожал ее до дома. Сёме этот эксперимент нравился, он был для него, пожалуй, самым близким. Более близким, чем «эксперимент-3» в институте, когда случился контакт между его и Катюши губами, и даже более близким, чем «эксперимент-4», «эксперимент-5» и «эксперимент-6». Эти три эксперимента Семён Эдуардович считал провалившимися и предпочитал о них не вспоминать.

— Сёма, привет. О, ты уже высох, — Гоша находился в приподнятом настроении, несмотря на ужасную погоду за окном. Он, конечно же, не мог не упомянуть сегодняшнее недоразумение, и это смутило Семёна Эдуардовича. Он считал Георгия болтуном. Ему не нравилось, что тот говорит прежде, чем подумает, он считал эту черту ужасной. Стоило же Семёну Эдуардовичу задуматься, откуда у него такое раздражение к коллеге, как аргументом он находил лишь то, что по природному своему предназначению они с Гошей просто являются друг для друга конкурентами перед сидящей с ними Кариной Владиславовной.

— В смысле «высох»? — Карина поддержала их разговор, чем смутила Сёму сильнее.

— Да я сегодня тиду себе спокойно по коридору… Вижу Сёму, а с него капли дождя на пол льются. Говорит, под дождь попал.

— Ох, вот как… — Карина не скрывала своего удивления. — Семёша, ты вытерся? Ты не простудишься?

— Спасибо, Карина, все в порядке, — тихо ответил ей Сёма. С одной стороны, он чувствовал конфуз, а с другой ему нравилась забота девушки, хотя он и пытался в себе подавить инстинкты мужской особи.

— Кариночка, ну ты за Сёму как за маленького беспокоишься. Оставь в покое парня, — тут же посмеялся Гоша, двигая чашку чая к Сёме, который пытался скрыть внутреннюю агрессию на коллегу. А в голове у Сёмы были лишь предположения о ревности Гоши. — Сёма, как сегодня с вызовами? Много пациентов?

— Я, когда вошла к Сёме, не могла до него достучаться, а ты такие вопросы задаешь, — Карина не хотела отвечать за Сёму, но решила вставить свое слово.

— Нет, увы, пока только два вызова сегодня. Я надеюсь, что будет больше, но, как-никак, всего десять утра пока. Думаю, днем вызовов будет больше.

Услышав тихий ответ, Гоша понимающе кивнул, но Сёма был уверен, что тот прослушал слова мимо ушей, так как сразу начал другую тему, а еще перевел взгляд на Карину. У него явно была другая заинтересованность сейчас.

— Кариночка, ты завтра свободна?

— Возможно, пока не знаю. Все будет зависеть от планов младшей. Может быть, надо будет отвезти ее на кружок, — девушка ответила бегло, хитро прищурив глаза. — А что, у тебя какое-то предложение?

— Да не то чтобы. Друг подкинул два билета в театр на завтра, говорит, мол, не нужны. Ты не хотела бы сходить?

— А чего же ты Сёму не позовешь?

— Нет, нет, я завтра тоже в работе, спасибо, — Сёма ответил сразу же, хотя даже не думал о завтрашнем дне. Он просто не имел большого желания общаться с Георгием Андреевичем, а тем более посещать с ним театры. Он даже не имел представления, как можно посещать с ним театры, если с ним не о чем поговорить. Сёма до сих пор вспоминал как ночной кошмар поход с коллегами в Мариинский театр, где они смотрели, как балерун во время балета «Бемби» со всей грацией молодого олененка бегал по сцене без специального прикрытия. Гоша тогда смеялся до слёз, как будто имел все признаки слабоумия, а Сёма с Кариной сидели красные, как раки.

— Я удивлена, как ты работаешь без передышки. Ты уже запланировал себе отпуск? — Карина аккуратно взяла печенье из упаковки напротив, но продолжала смотреть прямо Сёме в глаза. Ему не нравилось смотреть в глаза прямо, это нарушало его личное пространство, поэтому он аккуратно перевел взгляд на чашку.

— Нет, я пока не думал об этом.

— У меня такое ощущение, что ночуешь ты тоже на работе. Ты тут каждый день.

— Нет повода для беспокойства. Мне просто так удобно.

— Ну так, что насчет театра? — беспечный Гоша опять их перебил, и на этот раз Карина удосужилась посмотреть на него строгим взглядом. А смотреть таким взглядом она имела. Как-никак была из военной семьи, где мама — капитан второго ранга, а папа — адмирал. Но Гоша все равно не мог понять, что сказал не так. Его непонимание было для Сёмы равно профнепригодности в сфере, в которой они работают. — Ты завтра занята?

— Нет, я свободна. Гоша, мне надо сто раз подумать, прежде чем идти с тобой в театр.

— А что такого? В прошлый раз было весело. Да ладно тебе, мы же это… Коллеги. Можно раз в год и сходить. Тем более, у тебя завтра нет смены, и у меня тоже нет смены. Свободны как птицы в полете.

Это выражение показалось Сёме забавным, и он усмехнулся, чем обратил внимание коллег на себя. Заметив на себе удивленные взгляды, он повертел головой:

— Простите, просто вспомнил кое-что. Думаю, мне надо будет идти дальше. В любой момент может позвонить пациент.

— У нас тоже в любой момент может быть звонок, Сёма, не расстраивай нас, — Карина усмехнулась и убрала нависшие надо лбом волосы за ухо. Этот жест уже начал кричать Сёме о том, что пора срочно уходить. Он не планировал поддаваться женскому обаянию, а тем более обаянию Карины. Он вообще считал, что женщины от природы обладают какими-то чарами, которые не обрести даже при смене пола. Это было в них от природы. Он даже узнавал об этом у профессора в институте, на что тот сдержался, только чтобы не повертеть пальцем у виска.

— Ничего, мы успеем еще попить чай. Спасибо, — подняв чашку вверх, Сёма им кивнул, после чего повернулся и покинул кухню, не дождавшись ответа. От считал, что побег от разговора — ничтожно, но ничего не мог с этим сделать. Потерять дружбу между женщиной и мужчиной — вот что для него было правда ничтожно.

***

Рабочий день подходил к концу, а Сёма лишь сейчас поднял глаза на часы и заметил, что припозднился. Совсем скоро должен был закончить свой рабочий день автобус, который мог бы подвести его до дома за пятьдесят рублей, потому он скорее начал собирать свои вещи. Он услышал, что в соседний кабинет уже пришел коллега из ночной смены, а это было явным знаком окончания его рабочих часов. К сожалению, коллега, который должен был сменять его в этом кабинете, приболел и отлеживался дома, а так обычно именно он был напоминанием о времени. Никаких будильников, телефонов и часов было не нужно, он просто приходил и открывал дверь.

Застегнув портфель, Сёма потянулся к рабочему телефону, чтобы снять его со связи, но в этот момент чуть не выронил его от резкого звонка. Он не был готов к такому повороту событий. Обычно он бы сразу снял телефон, но сейчас перед ним стоял выбор — успеть на автобус или помочь человеку, и он решил действовать в первую очередь как психолог, а не человек с собственной жизнью, выбрав второе.

— Здравствуйте. Вы позвонили в фонд экстренной психологической помощи. Меня зовут Семён. Чем я могу вам…?

— Доб… Добрый вечер… Я… — он расслышал на том конце женский всхлип, который его перебил, и это была, пожалуй, единственная уважительная причина для того, чтобы его перебить.

— Здравствуйте. Меня зовут Семён. Как я могу к вам обращаться?

— Да… Я… Извините, что звоню так поздно…

— Все в порядке. Мы работаем круглосуточно. Чем я могу помочь вам в данный момент?

— Извините… Я… — сначала голос пропал, и Сёма подумал о том, что над ним просто подшутили, но он продолжал «висеть на трубке». Он считал это своим долгом.

— Да-да, я слушаю вас. Вы здесь? Вы в порядке? Чем я могу вам помочь?

— Прошу проще… — опять возник женский голос. У Сёмы создалось ощущение, что звонящий ему человек был в панике или у него случилось что-то очень плохое в жизни. В любом случае, женский голос как будто молил о помощи, и он приготовил второй телефон, чтобы вызывать полицию, если понадобится.

— Вам плохо? Как вас зовут? Вам нужна помощь?

— Уми… Я думаю, я умираю… — с трудом выдавил голос на том конце телефона. При этом он опять исчез, но Сёма постарался ухватиться за любые признаки жизни собеседника, прижимая телефон к щеке так, что кожа под телефоном побелела.

— Вам вызвать скорую помощь? Вы можете говорить?

— Да… Да, могу…

— Есть ли кто-то, кому вы можете передать телефон?

— Простите…

— Постарайтесь успокоиться и назвать адрес своего пребывания. Место, где вы находитесь сейчас.

— У меня… — девушка, заикаясь, начала что-то говорить, но Сёма ничего не мог разобрать. Лишь отдельные слова. — Я думаю… Нет… Скорая… Я… Паника… Атака…

— Я вас понял. Пожалуйста, постарайтесь найти безопасное для вас место и лечь, чтобы расслабиться. Перед этим приоткройте окно, чтобы к вам поступил воздух. Включите на телефоне громкую связь, я буду вас слышать.

— Да… Сейчас… — Сёма слышал, как раздался треск. Пациентка приоткрыла старое окно. Это звучало именно так.

— Концентрируйтесь на моем голосе. Включите громкую связь, пробуйте аккуратно лечь. Вы дома или на улице?

— Да… Да, я дома…

— Вы легли?

— Да…

— Хорошо, теперь послушайте внимательно. Попробуйте насчет три сделать глубокий вдох. Сосредоточьтесь на моем голосе. Хорошо?

— У меня ощущение, что я… Что я потеряю сознание…

— Вы не потеряете сознание. Насчет три расслабьтесь и начинайте дыхательную гимнастику. Попробуем вместе. Раз… Два… Три… Глубокий вдо-ох.