Бесплатный фрагмент - Дневник Энни Баури

Доктор Н. Райт
Дневник
Энни Баури
1

Я был одним из тех, кто первым вошел в тот дом после ужасающих событий, потрясших среднюю школу номер 55 города Олд Вуд. Я был тем офицером, кто нашел этот дневник. Дневник, в который Энни Баури аккуратным почерком записывала свои переживания, воспоминания и все то, что мы так долго расследовали, блуждая по окутанным тьмою закоулкам наших страхов.

Эта детская тетрадь, с разноцветными закладками и рисунками животных с отрезанными головами, изначально стала путеводителем по местам убийств, а затем и неопровержимым доказательством. Кроме того, полную картину произошедшего помогли сложить и многочисленные свидетели тех кошмаров. Около пяти или шести лет, понадобилось мне, чтобы воссоздать все то, что сейчас лежит перед вами. Однако к тому времени все было кончено, и дело закрыли. Дневник же, убрали в папку.

Изучая все те ужасы, пережитые Энни Баури, я сидел в полном одиночестве в своем кабинете и совесть трепала меня, словно стая ворон, рвет труп животного. Трупом животного был я, потому что отчасти считал себя виноватым во всем случившемся. Отчасти, я убил этих детей. Каждый из нас, взрослых, живущих в Олд Вуде, убил этих детей, и продолжает убивать каждый день. Морально сломленных, лишенных всего и напуганных появлением прыщей на лице в период полового созревания, детей.

Когда мне стали сниться кошмары, я не смог больше игнорировать свой внутренний голос, что требовал от меня, изложить все на бумагу, и тем самым излить свою душу. Этим я и занимался последующие пять — шесть лет.

На первой странице дневника, было одно слово: «Прыщи!» С этого слова и начинается дневник Энни Баури, девочки, в жестокости, которой я могу винить лишь нас — взрослых. Каждого взрослого, проживающего в тихом городке Олд Вуд.

2

У Энни Баури был нож. Обычный складишок с деревянной лакированной рукояткой и лезвием из нержавеющей стали, где завод производитель нанес свой логотип — искривленную Олд Вудскими ветрами, сосну. Такие ножи были у каждого второго мальчишки. Такой нож легко помещался в кармане брюк и, кроме того, имел на рукоятке колечко, за которое можно было зацепить цепочку или на худой конец, веревку.

Однако вряд ли с подобными складными ножами носились девчонки. Девочки послушные и помогают маме ухаживать за цветами на заднем дворе дома. Девочки носят платья и туфли. Но не Энни Баури. Она не поливала цветочки и платьев не носила. В платье не спрячешь складишок, чего не скажешь про джинсы. У джинс были глубокие карманы. В джинсах удобно. И в кедах удобно. Куда удобнее, чем в туфлях. Особенно, удобно гулять в парке и кататься на велосипеде.

Вообще, Энни Баури, была типичная пацанка. Если не два хвостика, упавших на плечи, то Энни запросто можно было принять за мальчика, прыщавого, обозлившегося на весь мир мальчишку.

Начнем.

3

— Прыщи! — ужаснулась однажды ранним утром Энни, подойдя к зеркалу. — Господи! Они всюду! ПРЫЩИ!

Период полового созревания у Энни начался внезапно и раньше, чем ей того хотелось. Конечно, никто к такому не готов. Только вот угри и первые месячные вряд ли являлись темами, которые можно было обсудить с Вэнсом Гаррисоном, самым остылым, апатичным и закиснувшим отчимом, каких только свет видывал.

Своего родного отца, Энни никогда не видела и не знала. Мама сказала, что он однажды бросил семью и все. И больше на эту тему, женщина не собиралась говорить. Эта тема вводила ее в состояние нервоза, и плохое настроение, после таких разговоров, могло не сменяться неделями.

Но, будучи еще вполне привлекательной, в свои сорок с небольшим лет, Кэтлин Баури, не осталась одна. Многие мужчины оказывали ей знаки внимания. Многие из этих мужчин были состоятельные, однако Кэтлин, как это бывало не раз, выбрала не того. Она так запуталась, что предпочла Вэнса Гаррисона — мужчину в засаленных, пропахших мочой рейтузах. Вэнс был завсегдатаем дешевых баров и любителем выпить с друзьями, такими же, как и он сам, пузатыми, сисястыми неудачниками.

Так получилось, что однажды миссис Баури не стало. Не известно, что повлияло на нее и заставило свести счеты с жизнью. Но это произошло.

«Дорогой мой дневник, сегодня не стало моей мамы. Я почему-то совсем не плачу. Наверное, из-за сильного потрясения. Наверное, это скоро пройдет, и я буду плакать. Нормальные дети плачут, когда умирает кто-то из родителей. Но я не плачу. Это очень странно, дневник. Я пришла со школы и вызвала полицию. Отчим сидел рядом с моей мертвой мамой и пил пиво. И смотрел телевизор. Мы с мамой последнее время очень отдалились друг от друга и практически перестали общаться. Она проводила много времени с моим новым папой, хотя я никогда его так не называла. Я не могла поверить, что моей мамы больше нет, а отчим кричит мне, чтобы я отошла от телевизора, потому что ему не видно».

Отчим, мистер Вэнс Гаррисон, был одним из тех, кто спускает на выпивку больше, чем зарабатывает и, имея полный сарай запчастей, все никак не может поставить на ход свой ржавый драндулет, «Форд» семидесятого года.

Именно тогда, после появления в семье никудышного Вэнса и глупой смерти Кэтлин, все полетело к чертям. В задницу. Вэнс не обронил ни одной слезы, ни когда снимал мертвое тело Кэтлин из петли, ни после. Он, на глазах изумленных соседей вынес Кейтлин из сарая, занес в дом, положил на диван и достал из холодильника бутылку пива. Он тогда еще произнес, что в такой жаркий день, нет ничего лучше запотевшей бутылочки пивка.

Тогда у Энни не осталось никого, и она начала обрастать скорлупой. Толстой раковиной.

После смерти мамы, дома вдруг стало грязно. Отчим приходил с работы и если все еще не был пьян, напивался дома. Открывал собачий корм, вываливал себе в тарелку и усаживался перед телевизором. Так проходили его вечера. О падчерице он почти не вспоминал и не готовил ей по утрам завтрак, а Энни не здоровалась с ним, ни собираясь в школу, ни возвращаясь из нее.

Все началось не с сочащихся гноем нарывов, все началось еще раньше.

4

Однажды после уроков, девочка гуляла неподалеку от заброшенной железной дороги и набрела на старый дом. Сначала, среди ветвей мелькнул его фасад с поблеклой, местами облупившейся краской кремового цвета. Затем возникла обветшалая черепичная кровля и вот, наконец, когда Энни пробралась через заросли травы и кустарника, двухэтажный деревянный мертвец, с пустыми глазницами вместо окон, открылся целиком. Дом действительно был старым и покинутым. Дверь уныло повисла на одной петле, крыша над крыльцом опасно накренилась, а все остальное, до чего могло прикоснуться время своей гниющей костлявой рукой, поросло плесенью.

Когда Энни поднималась по усыпанным сухой листвой ступеням, они трещали и готовы были в любой момент проломиться. На веранде стояла скамья. Старая сгнившая скамья. Скорее всего, подумалось девочке, когда-то на этой скамейке сидели пожилые люди и, попивая кофе, читали газеты.

Здесь было абсолютно безветренно. Словно в пакете.

В доме кто-то находился. Энни услышала его, когда вошла внутрь деревянного мертвеца. Возня доносилась либо со второго этажа, либо с чердака.

Скорее всего, это Тоби Браун, подумала Энни и шагнула к лестнице.

5

Тоби Браун, двенадцатилетний мальчик, пропал при загадочных обстоятельствах месяц назад. Об этом пестрели все газеты не только маленького городка Олд Вуд, но и всего штата. По радио даже предостерегали детей от прогулок в одиночку, так как все думали, что окрестные леса облюбовал сбежавший смертник Джозеф Хали.

Вообще, эта осень стала самой урожайной на маньяков и пропавших детей, поэтому новую листовку с фотографией ребенка присобачили поверх старой. Рядом с листовками о пропавших домашних питомцах.

Тоби искала полиция, волонтеры и неравнодушные родители. Круглые сутки, горожане прочесывали лес. Каждый пруд. Каждую канаву. Каждый овраг. Ночью полицейские с фонарями и поисковыми собаками бродили вдоль заброшенной железной дороги, но все безрезультатно. Казалось, неведомая сила отвадила их от заброшенного дома, где прятался напуганный и обозлившийся на своих родителей ребенок.

Никто не мог найти Тоби Брауна, а Энни нашла. Девочка набрела на заброшенный дом, где скрывался ребенок совершенно случайно. Баури не боялась заброшенных домов, даже погребенных под зарослями бурьяна и покрытых плесенью. Энни нашла Тоби Брауна на чердаке.

— Что тебе нужно? — пропищал мальчик, когда Энни забралась в его наблюдательный пункт. — Я все равно не вернусь домой.

Энни ничего не ответила. Она вообще редко разговаривала с людьми.

— Мои родители меня не любят, и я стал им абсолютно безразличен, — произнес мальчик, не дождавшись ответа Баури. — Они думают только о себе и своей работе. Круглыми сутками, они только и говорят о счетах, долгах и о необходимости перейти на более дешевые продукты.

Девочка стояла и молча слушала Тоби.

— Еще мои родители перестали целовать меня на ночь, — жаловался Тоби. — Хотя раньше, они всегда целовали меня на ночь, перед сном. Целовали по утрам, когда я просыпался, целовали, когда я уходил в школу, и когда возвращался.

Девочка ничего не ответила.

— Ты немая?

— Знаешь, — пожала плечами Энни, — друзья моего отчима, мечтают, чтобы я отсосала им.

— Господи, — вымолвил Тоби. — Мне, знаешь ли, это не интересно.

Мальчик тяжело вздохнул. Он был голоден и надеялся на то, что у Энни найдется шоколадный батончик или хотя бы жвачка, ведь все его припасы закончились еще позавчера.

— Это мои родители тебя прислали? — не без надежды в голосе спросил Браун. — Если это так, то напрасно. Я к ним все равно не вернусь. Так что, уходи.

Потный толстяк достал из кармана Вентолин и, встряхнув его, сделал глубокий вдох, опустошив ингалятор еще на одну дозу. Дыхание Тоби вдруг перестало скрипеть, и мальчик с тяжелым сердцем убрал лекарство. Оно рано или поздно должно закончиться и тогда Тоби, как ни крути, придется вернуться домой. Или умереть от очередного приступа астмы прямо на этом чердаке.

— Никто меня не присылал, — объяснила девочка. — Я сама пришла сюда. Я люблю такие места.

— Какие такие места?

— Такие, как это, — объяснила Баури. — Унылые и заброшенные. Здесь спокойно. Здесь ничего нет, кроме времени, увядающего, словно цветы на окне. Здесь никто не потревожит, и не скажет, что лучше бы тебе сдохнуть.

— Я не понимаю о чем ты.

— А я не надеюсь, — ответила спокойным голосом Энни.

— Ты думаешь, я тупой?

Энни ничего не сказала.

— В школе, — произнес с гордостью Тоби, — я всегда побеждал в интеллектуальных викторинах. Всегда.

— Неужели, — с безразличием в голосе произнесла Баури. — Слушай, у тебя тут оказывается здорово. — Девочка огляделась и, отмеряя чердак большими шагами, подошла к окну. — Все как на ладони. Видно тропу и железную дорогу. Странно, что тебя все еще никто не нашел.

— Чего тебе нужно? — повторил Тоби.

— У тебя есть пиво?

— Нет, — ответил Тоби и бросил печальный взгляд на рюкзак, что давно опустел. Даже крошки рассыпавшегося когда-то печенья в одном из карманов, и то были съедены. Сначала Тоби съел самые крупные из них, а затем и все остальные, даже не обратив внимания, что они были вперемешку с песком. — А вообще-то, детям нельзя пить пиво.

— Разве? — искренне удивилась Энни. — Мой отчим считает иначе, и неоднократно предлагал мне выпить вместе с ним пиво.

— Но я сейчас так голоден, — едва не заплакал Браун, — что и от глотка пива не отказался бы.

Обрывки солнечного света пробивались сквозь многочисленные щели крыши и в этом сиянии, пыль становилась золотой. Энни протянула руку, и блестящие частицы затанцевали на ее ладони. Энни улыбнулась. Девочка, почему то вспомнила сказки о принцессах, красивых и запертых в одиноких башнях. Сейчас, Энни представила себя принцессой, которой она никогда не была и не станет.

— Убей толстяка, — шепнул нож из кармана Энни. — Он, так или иначе, уже не жилец. Погляди, он же неудачник. Убей его!

— Но я никогда не убивала людей, — ответила Баури своему ножу.

— Это не сложно, — сказал нож. — Я все сделаю сам.

— Я испачкаю джинсы в его крови.

— У тебя в шкафу полно джинс. Убей свинорылого.

— С кем ты разговариваешь? — спросил Тоби. Скорее всего, он начал догадываться, что Энни ненормальная. — Здесь никого нет.

Энни Баури разговаривала со своим ножом. Она слышала его голос. Хриплый, но ровный. Даже приятный. Нож имел душу. Он был живым. Тоби не слышал голос ножа. Он не мог этого слышать. Нож слышала лишь Энни.

— Это не сложнее, чем зарезать кота, — прошипел нож. — Даже легче. Сделаем это вместе!

Энни вновь почувствовала это. То, что последнее время металось в ее голове, словно летучая мышь в заброшенном доме. То, что не давало ей покоя даже ночами. Энни почувствовала желание убить. Теперь, это желание становилось настолько сильным, что металл ее ножа казалось, раскалялся добела в кармане и этот метал, требовал убить жирного нытика.

— Хорошо, — ответила Энни Баури и достала из кармана джинс старенький, местами потертый складишок, — я попробую.

Энни шагнула навстречу Брауну и нажала на кнопку на рукоятке. Из рукоятки выпрыгнуло лезвие. Тоби отступил на шаг и уперся в стену.

— Не подходи, — сжал кулаки мальчик. — Иначе я поколочу тебя.

— Что дальше? — спросила Энни, и нож ей сказал подойти ближе к толстяку. — Я не уверена, стоит ли это делать.

В следующую секунду Тоби уже громко вскрикнул и неуклюже обронился на пол, едва не проломив своим весом сгнившие доски.

— Что ты делаешь, психичка?! Мне больно! — завопил мальчик, зажимая кровоточащий бок пухлыми пальцами. — Я хочу к маме!

Энни очень испугалась и хотела отбросить нож, но он будто прилип к ладони. Нож был очень сильным. Девочка упала на колени и едва не заплакала.

— Добей его! — крикнул нож, — Иначе он все расскажет полиции, и тебя посадят на электрический стул.

— Я боюсь!

— Добей его! — твердил нож. — По горлу проведи, и все закончится.

Энни подползла ближе к Тоби и принялась резать его горло точно батон.

Крик мальчика поглотили трухлявые стены дома, и вновь наступила тишина, зловещая, липкая, словно гудрон на жаре. Тишина нарушалась лишь брачными песнями саранчи, которой нынче развелось в небывалом количестве. Нынче эти твари крайне прожорливы. Сотни гектаров кукурузы пострадали от нашествия саранчи. Убытков на сотни тысяч долларов.

Девочка обтерла лезвие ножа о брюки умершего мальчика и ушла. Она спустилась по лестнице, выбежала из дома и исчезла в роще.

Тоби остался один на чердаке, в луже крови и среди танцующей золотистой пыли.

Мальчика найдут. Но пройдет не одна неделя, и к тому времени его тело будет изрядно потрепано лесными любителями мертвых детей. По городу пронесется новая волна о сбежавшем смертнике и это еще больше запутает местную полицию. Теперь полицейские будут окончательно сбиты с толку, гоняясь за привидением.

«Мой дорогой дневник, я кое-что вспомнила, когда однажды от нечего делать блуждала по супермаркету. Я вспомнила, как новый любимый человек моей мамы курит в гостиной. Он заметил, как я наблюдаю за ним и подозвал меня.

— Хочешь попробовать? — спросил он и протянул мне сигарету.

Я сказала, что хочу и тогда я впервые попробовала курить как взрослые. Мне не понравилось, и я стала сильно кашлять, а отчим стал смеяться надо мной. Отчим сказал, чтобы я не рассказывала об этом маме и тогда он разрешит мне выпить пива. Я ничего не сказала маме, но пиво мне тоже не понравилось».

6

— Где ты была? — спросил отчим, когда Энни, пытаясь не привлекать к себе внимания, проходила мимо затхлой, объятой сигаретным дымом гостиной. — Я с тобой разговариваю, дармоедка!

Девочка ответила, что гуляла, а сама подумала, что не твое собачье дело, и поднялась в свою комнату. Вэнс остался сидеть в своем засаленном грязном кресле и еще долго что-то бубнил, выпивая одну бутылку пива за другой.

«Дорогой дневник, так получилось, что я убила человека. Это произошло сегодня, примерно час назад. Со мной это впервые. Я не знаю, что делать и как на это реагировать. Думаю это уже слишком. Я преступница. Но это все нож. Он сказал мне сделать это. Прости, что пугаю тебя, но думаю я… ненормальная. А еще это идиот Вэнс. Строит из себя заботливого папашу. Делает вид, что ему интересно. Мы оба знаем, что ему плевать на меня. А мне плевать на него! Пусть хоть грохнется с крыльца и сломает колено, я не побеспокоюсь».

Спальня Энни, была единственным местом в этом доме, куда не доносились запахи сигаретного дыма, где все лежало на своих местах, где ни разу не висели плакаты со смазливыми мальчишескими группами, которых так любят девочки подростки, и где соседский кот Винсент, два года назад стал первой жертвой. Энни вернула Брикманам их кота. Она забросила его обезглавленный труп в подвал, как напоминание о кукле, которая любит прятаться. С тех пор много животных девочка лишила жизни. Когда секатор отстригал звериную голову, Энни внимательно наблюдала за тем, как кровь покидает жертву. Наблюдала, как обезглавленное животное неуклюже пытается подняться, но вскоре замирает.

— Ты зоопарк хочешь здесь развести? — заскрежетал зубами как-то Вэнс, завидев, что девочка тащит в спальню очередного котенка. Это случилось за две недели, до убийства человека. — Дерьмо сама за ними будешь убирать. Ясно тебе? Фригидная.

Энни в тот вечер была особенно зла на отчима, (он выломал дверь спальни падчерицы и продал ее телевизор), поэтому ножницами отстригла котенку лапы. Котенок долго и громко кричал, не давая уснуть Баури, но к утру умер от потери крови.

Сегодня, лезвие ножа было липким от крови того мальчика, что остался навсегда в стенах старого заброшенного дома, и Баури вытерла его влажными салфетками. Энни впервые лишила жизни не животного, а человека и это чувство не давало ей покоя. Девочка вспоминала, как несчастный Тоби переставал жить, утопая в луже собственной крови. Девочка видела, как остекленели глаза Тоби, когда к нему пришла смерть. Чувствовала запах мочи, потому что мальчик перед смертью описался.

Баури, забравшись с ботинками на кровать, размышляла о случившимся. Одну руку девочка спрятала под подушку, а в другой вертела нож, разглядывая каждую его царапинку, каждый его скол и выгравированные на лезвие буквы: «Дж. Х». Девочка знала, что означают эти буквы. Инициалы этого человека знал едва ли не каждый житель Олд Вуда. Возможно, это был именно его голос, приказывающий Энни совершать плохие поступки. Возможно, голоса и вовсе не было. Так или иначе, Энни Баури начала догадываться, что с нею не все в порядке.

День клонился к вечеру. Нож лежал под подушкой. Энни спала.

7

Диктор в телевизоре разразился громким смехом, и Энни вдруг проснулась. Сердце девочки едва не вырвалось из грудной клетки, будто гонимое ужасом из дурного сна. Энни вспомнила про отчима. Странно, как она быстро забывала о его существовании, когда была поглощена в свои размышления. Тем не менее, Вэнс все еще сидел внизу, в гостиной и, озлобившись на весь мир, пялился в голубой экран и заедал пиво собачьим паштетом. Вонь от паштета стояла несусветная.

Тощий, запамятовавший о существовании бритвы и зубной щетки мужчина, открыл очередную бутылку, а крышку зашвырнул в раковину. Крышки не всегда долетали до раковины, иной раз они падали куда-то среди грязной посуды. Но чаще всего, они все же достигали места своей дальнейшей дислокации.

На дворе была ночь. Девочка сбросила кеды на пол и отвернулась к стене.

8

Утром, как обычно в семь, сработал будильник. Энни открыла глаза. На нее смотрела дверная дыра, там, когда то был замок, но теперь была дыра. Вэнс некоторое время назад пинком вышиб дверь спальни Баури, и чинить разлетевшийся в дребезги замок, конечно же, он не собирался. Вряд ли этот человек был способен на нечто большее, нежели своим грязным ботинком разломать дверь и вынести из детской спальни имущество, заработанное не им.

Энни спала в одежде, и поэтому когда проснулась, чувствовала себя паршиво. Все тело чесалось, и было совершенно не отдохнувшим. Одежда была измятой, так Энни и пошла в школу.

Девочка спустилась в кухню. Проходя мимо гостиной, она узрела спящего в кресле отчима. Он порой вздрагивал, прогоняя с лица назойливых мух и недовольно ворчал. По телевизору транслировали повтор телешоу «Поймай удачу!» В гостиной пахло как из-под моста — сыростью, алкоголем и бездомными.

Сегодня день явно не задался для Энни Баури. Как и в любой другой незадавшийся день, в школе ее снова всюду преследовали две дылды-одноклассницы, Джуди Абрамс и Хельга Тейлор. Абрамс была белокурой и постоянно красила губы розовой помадой и наряду со своей подругой, чья угловатая внешность принадлежала скорее девочке занимающейся тяжелой атлетикой, выглядела более женственной и даже милой. Однако чего не скажешь о ее скверном характере, характере «подбивалы». Доставать Энни было их любимым занятием. Им это казалось весельем, которым можно разбавить скучные серые школьные будни.

Энни стояла у своего шкафчика, на которой красовалась надпись: «Энни Баури долбиться со своим отчимом», когда к ней подошли одни из самых богатых и желанных в любой компании учениц этой школы.

— Эй, лохудра прыщавая! — Хельга пнула дверцу шкафчика, отчего та с треском захлопнулась перед лицом Энни. Дверца не задела девочку и лишь обдала ее запахом потной спортивной формы, забытой на самом дне шкафчика месяц назад. — Ты все равно не доживешь до выпускного вечера. Ты сдохнешь как твоя долбанутая мамаша, и никто не заплачет. Кроме отчима, которому некого будет пялить.

Энни обернулась к обидчицам, но ничего не сказала. Она стояла молча и не знала, что ответить девушкам.

— Язык проглотила? — рассмеялась Джуди, обнажая свои длинные закованные в брекеты зубы.

«Лучше бы ты подавилась своими железяками, Абрамс. — мелькнуло в голове Энни. — В аду тебя уже заждались. Представляю, как мертвецы по очереди натягивают твою тощую задницу на свои гнилые члены».

— Не знаю почему, — сказала Джуди, подойдя практически вплотную к своей ненавистнице, — но твоя прыщавая морда, твои эти уродские хвостики и куриная грудь, меня просто вымораживают. Ты бесишь меня, пока остаешься в моем классе и вообще пока живешь. От тебя постоянно воняет куревом и собачьим дерьмом. Ты что, живешь в приюте для животных?

— Она живет с отчимом, — рассказала Хельга с блуждающей по лицу улыбкой. — Но мы-то знаем, как зачастую поступают отчимы с неродными дочерями. Как часто ты сосешь ему? А, Баури.

Нож находился в кармане. Он всегда там лежал. Энни на мгновение представила, как будет раздосадована одна из этих доставал, когда почувствует, что ее полная наркотиками и пьяными вечеринками жизнь, быстро начнет уходить через глубокое рассечение на шее. Доставала очень испугается, когда медики, словно куча антибактериальных салфеток подруги, уже не в силах будут помочь и остановить льющиеся на школьный пол потоки крови.

Нож находился в кармане. Он молчал.

— Отстаньте от меня, — проговорила уныло Баури и, получив пинок под зад, побрела вдоль шкафчиков и сквозь свидетелей ее очередного унижения. — Я устала.

— Вали, лохудра прыщавая!

— По-моему, — пожала плечами Джуди Абрамс. — пинать ее, было лишним.

— Она лохудра, — рассмеялась Хельга. — Я в рюкзак ей подкинула дохлую мышь.

— Фу! Ты с ума сошла!

— Посмеемся на уроке над этой молью.

9

Энни не боялась мертвых животных. Все ее страхи были связаны лишь с прыщами. Казалось, что от них невозможно избавиться. Они останутся навсегда. Каждое утро на подушке будет засохший гной, а волосы снова будут липнуть к лицу.

Энни каждое утро пред зеркалом сдирала ногтями нарывы и прижигала свежие раны водкой — Вэнс имел дурную привычку засыпать в ванной с бутылкой крепкого спиртного, и однажды, он оставил недопитую бутылку водки. Она и стала для Энни антибактериальным средством.

Вэнс был одним из самых безответственных из отчимов, и оставленная им недопитая бутылка спиртного в ванной, тому подтверждение. Мужчина неоднократно рассказывал своим друзьям, и всем вокруг, что сам начал курить и пить в десять лет. Возможно, его наплевательское отношение к своему ребенку, передалось от отца, который в свое время начал курить с пяти лет, но сломал своему сыну — подростку нос, когда застал его впервые с сигаретой.

Так или иначе, это все оставляет отпечаток, оттого у Энни и не все дома, оттого, на уроке всемирной истории, Энни совершенно невозмутимо достала из рюкзака подкинутую Хельгой дохлую мышь. Девочке не было противно держать ее в руке. Она не морщила нос от запах дохлятины. Несомненно, Джуди и Хельга ждали, когда на весь класс раздастся безумный крик чудаковатой Энни и все в очередной раз разбавят свои скучные учебные будни весельем, обсуждая, как же нелепо снова повела себя Баури. Но дикого крика не последовало, и доставалы вопросительно переглянулись. «Она там, — кивнула Хельга своей подруге. — МЫШЬ В ЕЕ РЮКЗАКЕ! Я уверена в этом на все сто процентов. Сейчас ты с ума от смеха сойдешь!»

Но Энни Баури не закричала. Чудачка подошла к Хельге, сжимая в одной руке мышь, в другой секатор, что несколько лет назад переквалифицировался из садовых ножниц в мясные, и с тех пор аппетит их все рос. Впрочем, как и всего остального что, так или иначе, оказывалось в руке озлобленной девочки и могло порезать или проткнуть.

— Что тебе нужно от меня, Баури? — раздраженно спросила Хельга, медленно поднимая глаза на Энни. — Что ты хочешь?

Миссис Эванс замерла с изумленным взглядом, который был прикован к садовым ножницам. Ее вдруг сковал тот страх, что сковывает при виде бешеной собаки, крадущейся к тебе.

— Чтобы ты боялась меня, — произнесла Энни и хладнокровно обезглавила мышь садовыми ножницами.

Учеников и саму миссис Эванс едва не стошнило, когда голова животного отделилась от тела и покатилась по парте Тейлор, оставляя кровавый след.

— Психованная! — заверещала Хельга, сметая учебником со стола усатую морду грызуна и бросаясь, прочь из класса. — Мне плохо! Господи! Психичка Баури сошла с ума!

Дверь за спиной Тейлор, закрылась, и в классе воцарилась тишина. Все глядели на Энни, будто стадо овец на волка, оказавшегося с ними в одном загоне. В глазах учеников читалось недоразумение, и ужас, что внушал окровавленный секатор в руке Баури.

— Отдай мне эту штуку, Баури, — прервала тишину миссис Паркер. Старуха в огромных очках с толстыми линзами побелела словно пергамент, а глаза ее были полны ужаса и недоверия — Сейчас же.

Энни развернулась к женщине и бросила обезглавленное животное в мусорный бак. Миссис Паркер громко взвизгнула, но осталась, словно вкопанная у доски с куском мела в руке.

— Иди в задницу, — холодно произнесла Энни и покинула застывший в недоумении класс.

Энни редко разговаривала с людьми. Она не любила людей. Энни не любила животных. Энни возненавидела и себя. Девочка вела дневник. Она рисовала в своем дневнике не только убитых ею животных и места их захоронения, (в основном задний двор дома), но и само оружие убийства. Нож. Он был на каждой из страниц дневника. На одной странице это обычный складишок, на другой вдруг у него появляется полный кривых зубов рот, и оттуда вылетают слова. «Ударь, — говорит нож. — Убей! Не позволяй им смеяться над тобой!»

Шизофрения? Чертовщина, чистой воды.

«Я не знаю, почему мне так нравится убивать животных. Наверное, я просто сумасшедшая. Дорогой мой дневник, прости меня, что так часто жалуюсь тебе на свою жизнь, но больше мне некому. Только тебе. Ты как будто самый близкий мне человек, которого у меня нет. Твое молчание лучше, чем ненужные слова, что льются на меня потоком. Льются как из помойки, прямо мне на голову! Наверное, я навсегда останусь одна. Вчера я нашла раненого голубя. Его крыло завернулось и скорее всего, было сломано. Я ударила его камнем по голове и похоронила на заднем дворе дома. Мой отчим сказал, что я чокнутая. Он курил на крыльце и смотрел, как я хоронила мертвую птицу. Но я стараюсь не обращать на него внимания. Ну что ж, мне пора делать уроки. А ты, никому не слова о нашем разговоре».

10

— Хочешь, я расскажу тебе историю про старого доброго паучка?

— Хочу.

— Тогда устройся поудобнее и будет лучше, если ты закроешь глаза.

— Я готова.

— Молодец.

Энни любила историю про паучка. Она слышала ее не один раз, но мама рассказывала эту историю по-особенному. Тогда родной отец Энни еще был в семье, и его ничего не беспокоило в интимной жизни с Кэтлин. Время истории про паучка было самым счастливым временем в жизни Энни. В той жизни не было Вэнса Гаррисона, рыгающего на ковер и на свою майку. В той жизни не было и ножа беглого рецидивиста.

— Жил-был старый добрый паучок, — говорила мама, медленным обволакивающим голосом поглаживая Энни по голове. — Он никого не кусал, но его все боялись.

— Но почему, мамочка?

— Видишь ли, милая, наш мир так устроен, неважно, кусаешься ты или нет, если ты существо с восьмью длинными лапами, клыками и плетешь вокруг себя паутину, тебя так или иначе будут бояться. Тебя никто не будет любить. Так было и со старым добрым паучком. Однажды о своем нежелательном соседе узнали хозяева дома, в котором паучок жил, и эти люди прогнали паучка. Паучок оставил свой родной темный сырой угол и одиноко побрел прочь. На пути в неизвестные края паучка ожидало много боли и много разочарований. Его гнали отовсюду. А ведь он даже ни разу никого не укусил и всю жизнь питался растительной пищей. В дороге паучок совсем одряхлел, да и зрение его оставило. Паучок полз в кромешной темноте, но он знал, что однажды достигнет того места, откуда его никто не прогонит и где его полюбят. Он верил, что такое место было совсем рядом. Паучок достиг этого места. Оно было таким же комфортным как то, в котором он родился, и откуда его прогнали. Это место было таким же спокойным. Здесь паучок и умер. Умер он счастливым. А люди лишь развели руками, ну что за чудак, его прогнали, а он снова вернулся.

«Иногда, мой дорогой дневник, мне кажется, что я и есть этот паучок. С клыками, длинными лапами и шкурой, покрывающей все мое тело. Меня ненавидят как этого паучка, меня опасаются как этого паучка и стараются держаться подальше. Все вокруг будто хотят избавиться от меня. Будто все вздохнут с облегчением, если вдруг однажды меня не станет. Мне нужно быть сильной, чтобы выжить несмотря ни на что. Мне плевать, яда хватит на всех. Если нужно, я воспользуюсь им и попади букашка в мою паутину, я сожру ее».

11