Предисловие, или Немного о себе

Когда-то ваш покорный слуга написал вот такую зарисовку, назвав ее «Идиорфин» (по образованию термина — наркотическая зависимость от своей особенности, непохожести, «некаквсешности», если угодно):


Только тупая толпа и позволяет непонятому гению оставаться непонятым гением. Ибо если все будут гениями, как же тогда выделиться?

В твоей любимой Древней Греции философы понимали, что живы только потому, что рабы обслуживают их сверхчеловеческую жизнь. А единственный человек, которому это не было нужно, жил в бочке и питался чуть ли не помоями в нашем понимании. Он шел против системы, а ты?

Отметай эти мысли, мой особенный друг!

У меня тысяча тысяч имен. Это, конечно, не девять миллиардов, но тоже очень прилично.

Итак, у меня тысяча тысяч имен — superbia, ύπερηφανία, гордыня, выпендреж, понты, ЧСВ etc… и все это я.

Я — новое лекарство от рутины, со мной никто не будет зависеть от чужого мнения ибо я возвышаю каждого над остальными. Я — ίδιορφίνη.

Новое… хотя как посмотреть. Я был всегда, я древнее всей этой примитивной химии. Я обращал в руины города, страны и целые цивилизации. Но взамен я давал чувство собственной важностиого достоинства. И эйфорию избранного.

Прими меня и не думай о последствиях — они ничего не стоят. Ломка..? Ее боятся лишь неамбициозные слабаки. Пусть весь мир склоняется перед тобой. Ты ему ничего не должен. Ты такой один, особенный, получай удовольствие от своей особенности ибо ты не такой как все — ты выше всех.


Что-то вроде этого чувствует, наверное, каждый творческий (или метящий в таковые) человек. Кто говорит, что пишет только для себя — лжет, возможно, что не другим, а сам себе в первую очередь. Но лжет.

Ну, что ж. Поехали. Читаем зарисовки, собранные по разным творческим сайтам за авторством ВПС.

Наблюдатель

Как хорошо сидеть и любоваться рассветом. Холодно, но приятно: взору предстают горные вершины со снежными шапками, в которых в положенное время отражается рассвет и закат. Каждое утро и каждый вечер горы обливаются кровью и то встречают первые лучи, будто родившись заново, то погружаются во тьму, будто весь мир, словно раненый, умирает до следующего рассвета. Перед рассветом и закатом целыми днями можно наблюдать эту смену дня и ночи, смотреть за редкими смельчаками, пришедшими в горы, за жителями, словно муравьи, суетившимися у подножья гор. Каждый день обещает быть похожим на следующий, а каждый следующий напоминает предыдущий. Хорошо смотреть на мир. Не вспоминая ни когда стал наблюдателем, ни своего имени, ни как вообще сюда попал, ни что делать дальше. Просто наслаждаться видом и сидеть здесь, наблюдая. Слушать звуки природы и музыку чаш. Не зная, кто и зачем здесь. Просто наблюдать.

Однажды какой-то незнакомый человек проходил мимо той пещеры, где любил сидеть Наблюдатель, и спросил, заметив его:

— Ты кто?

— А ты? — Наблюдатель не сразу понял, что обращаются именно к нему. Он привык воспринимать видимый мир так, как мы обычно рассматриваем картину или читаем книгу. Что бы вы сказали, если бы герои произведения обратились прямо к вам?

— Я — путешественник. Езжу по разным странам и наблюдаю жизнь в них.

— Наблюдаешь? — оживился Наблюдатель, — я тоже.

— А кто ты? — не унимался Путешественник. — Наблюдатель. — А чем ты занимаешься?

— Смотрю на мир: наблюдаю за закатом и рассветом, слушаю как дышит и поет природа.

— А где ты бывал?

— Нигде. Я наблюдаю мир отсюда.

— Как же ты наблюдаешь мир, если нигде не был?

— Мой мир там, где я.

— А цель в жизни у тебя есть?

— А зачем? — искренне не понимал Наблюдатель.

— У каждого должна быть цель в жизни, — так же искренне ответил Путешественник.

— Кто тебе это сказал?

— Ну… я сам знаю. Скучно же без цели. И вообще, зачем нам жизнь дана?

— Не знаю.