Бесплатный фрагмент - Девять жизней Кота

1. Убийца Источников

Мир все же вернулся. Или миры — сознание Олега разрывалось надвое. Его, словно подхваченного Силой Воздуха, волокло в какую-то огромную воронку, путь к которой преграждал зверь. Кот (или кошка) с абсолютно белой шерстью злобно шипел, взъерошив последнюю так, что казался вдвое крупнее своих истинных размеров. Которых, кстати, в своем видении Кот определить не мог — не с чем было сравнить. Разве что с горлышком той самой «воронки», заменившей тут, как подумалось сознанию, что лениво текло в своем собственном направлении, пресловутый свет в конце тоннеля.

Альтернативой миру, куда белый кот не пускал Олега, или то, что от него осталось, был мир, из которого старший лейтенант Котов, он же Олег Георгиевич, Наследник Рода Котовых, шести лет от роду, вышвырнул адепт Черного ковена. Посредством артефактного ножа, который называл «Убийцей Источников». Последние воспоминания, вернувшиеся как-то разом, словно укрепили тот якорь, с которого его пытался сорвать поток. А последний еще и напоминал, что мир, который покинул Олег, был вполне материальным, заполненным людьми, удивительными событиями… зимой две тысячи двадцать первого года от Рождества Христова. Для Олега таким напоминанием, вполне достаточным, был густой запах жареных пирожков, почему-то сейчас не вызывавший яростного аппетита и рези в желудке. А еще были голоса, которые понемногу обретали сочность, и вплетались дополнительными лапами в тот самый якорь, который удерживал Олега Котова в шатком равновесии между мирами. Не самого, конечно — его сознание. Тела же своего Кот не ощущал совершенно. Рук, ног, головы… носа, улавливая все же чудный запах; ушей, которыми слышал голоса, такие знакомые:

— Опять свои пироги натащили? Думаешь, они помогут — там, где бессильны были даже «живая вода» вместе с «мертвой», и другие, такие же сильные амулеты? Где целители, присланные Великим князем, отступились?

Это был определенно голос князя Николая Ефимовича Бельского — усталый, и, казалось, вполне равнодушный к судьбе мальчика, который, очевидно, лежал где-то рядом с владетелем Владимирского княжества… Отвечал ему тоже Бельский, но не истинный, по рождению и крови, а принятый в Род в силу заслуг — это Витязь, Дамир Ефимович, когда-то сам объяснил Олегу.

— Лишним не будет, — голос Витязя был наполнен эмоциями, тщательно скрываемыми, но для Олега почему-то читаемыми, как в открытой книге, — вообще-то это новики, со служанкой Олега Георгиевича так беспокоятся. Ну, и персонал здешний, госпитальный, не препятствует.

— Хорошо, — явно махнул рукой князь, — пусть их. Скажи лучше — никаких изменений?

— За три дня, что парень тут лежит, Николай Ефимович, докторов тут перебывало как бы не два десятка. Больше, я так понимаю, из научного интереса, чем от желания помочь Наследнику Котовых. Чего-то вразумительного не сообщили. Разве что подтвердили, что ножик этот разрубил сердце пополам, и трогать его — значит, тут же лишить парня жизни. Пробовали просветить рентгеном — снимки это подтвердили.

— А что про нож? Артефакт?

— Непонятно, — теперь Олег представил, как Дамир Ефимович пожимает плечами, — Мастера, присланные из Москвы, утверждают, что это обычное золото. Правда, образца взять не смогли… точнее, я им не позволил. Задели бы его чуть сильнее, и все… В Зрении, которое мне недоступно, Силы, по их словам, в этом клинке нет. Но тут уж вам решать, Николай Ефимович, верить им, или нет.

— Да… не вовремя Матвей Григорьевич прихворнул. Рвется сюда, но до конца недели разрешения ему целители не дают.

— Рвется…, — хмыкнул теперь Витязь, — старый же, а все лезет, куда не надо. Вот зачем он в тот склеп вместе с людьми из Приказа полез?

— Велели, вот и полез, — повысил князь голос, в котором Кот теперь прочел: «Не суйся, куда не просят, Витязь», — может быть, если бы не Матвей, парня оттуда и не вытащили бы. А если и вытащили, то трупом иссушенным, как того Черного из ковена, который на Олеге… Георгиевиче лежал. Он ведь, Матвеюшка наш, и успел крикнуть, чтобы ножа не трогали.

— Ага, — как-то подобрался, подобно хищнику Дамир Ефимович, — значит, старик наш очнулся; заговорил?

— Заговорил, да только мало что обсказал, кроме того, что мы уже знаем. Разве что подтвердил, что детей княжеских из того подвала взяли живыми и… нет — про здоровье ничего неизвестно. Телесных ран, правда, не видел. А еще сокрушается весь, что сунулся, куда не надо; подобрал вперед Мастеров московских какую-то тряпку, у жертвенника. То ли красную, то ли черную. Вот она его и шарахнула; выпила почти до донышка. А после этого он ничего и не помнит.

Князь Бельский вздохнул так глубоко, что Кот будто в реальности ощутил — поток, что так и продолжал тащить его к белому зверю, и дальше, в воронку, на краткий миг поменял направление на противоположное. А у самого Олега заработал еще один поток сознания:

— Нож. Артефактный, «Убийца Источников». Что сделает тот же князь Бельский, или Рюриков… точнее, Рюриковы — старший, дядя, как бы не опасней Великого князя — когда услышат это словосочетание? А если эти слова разнесутся шире, по другим владельцам Источников? Так что, быть может, это и хорошо, что старый колдун Бельских где-то отходит от «знакомства» с черно-красной «тряпкой». Как там ее Черный называл? Не помню… А не все ли равно вам, Олег Георгиевич, теперь, что подумает, хотя бы тот же Великий князь Московский? С ножом в твоем сердце, и без всяких перспектив вернуться к привычной уже жизни Наследника Рода? Не проще ли оборвать все цепи якоря, который ты придумал себе, и все же рвануть в воронку, вместе с белой кошкой? Может, не обидит… родня все же — какая никакая? Только как вот это сделать?

Другое, прямо противоположное чувство буквально взревело; потребовало от организма сопротивляться, хоть ползти наперекор Силе Воздуха, обратно к привычной уже жизни; к Ольге, с ее завтраками, обедами и ужинами; ежедневным кроссам в зимнем лесу; к полигону; к Источнику… Увы — не было колен и локтей, на которых можно было бы ползти…

— Да, — Дамир Ефимович искусно сделал вид, что только что вспомнил еще что-то важное, — здесь и церковь отметилась.

— Кто такие? — голос князя был глуше; он явно отошел от места, где располагался недвижный мальчик — может, даже к двери.

— Поначалу местные попы, шестеро, из сельских церквей. Эти не шумели — службу провели, да признали, что ничего бесовского ни в парне, ни в ноже нет.

— Еще кто был?

— Еще от скита Мещерского настоятель как-то прорвался. Я потом настоящий сыск учинил в полку — никто не видел, как он через КПП пробрался, и мимо дежурного, уже тут, в госпитале. Хорошо, что сам я тут в тот момент оказался.

— А то что бы? — в голосе князя прорезалось нешуточное волнение, и даже угроза.

У самого же Олега, в несуществующей для него голове, возникла картинка — тот самый старик в зале дворца Бельских, что с легкостью преодолел сознанием Силу артефакта, пропустив мимо себя магию «миллиона алых роз».

— Угрозами тут сыпал; рвался выдернуть нож из груди Олега, а самого его требовал предать смерти и сжечь.

— Не смог — ни первого, ни второго, ни третьего, — явно с понимающей усмешкой констатировал князь.

— Укрощать таких буйных, пусть с высоким Уровнем, учился всю жизнь сознательную, — немного похвалился Витязь, — и сейчас еще учусь.

— Высокий Уровень Силы, говоришь? — голос Николая Ефимовича похолодел.

— Не ниже Третьего, — подтвердил Дамир Ефимович, — но боевых навыков нет. Скорее всего, Разум. Ну, у меня против таких защита есть, да и с Олега… словно с гуся стекло — когда старец тот все же успел на него рукой махнуть. Теперь-то, наверное, не скоро помашет, со сломанными-то руками.

— Ну, срастить сломанные кости…

— Это как ломать, Николай Ефимович! Думаю… да нет — уверен, этот поп здесь больше не появится.

Витязь опять хвалился — не голосом, а внутренней сущностью, глубоко спрятанной, но почему-то легко читаемой Котовым.

— Ты за этим проследи, Дамир. Да и за всем остальным тоже…

Стукнула дверь, и в помещении, размеры которого никак не ощущались Олегом, он остался один. А поток, увлекавший его в неведомое, подальше от знакомого мира, вроде как утих. И зверь у воронки стал зримо меньше, от опавшей шерсти, и даже улегся, не отрывая, впрочем, взгляда от Кота.

— Если он, конечно, меня видит, — как-то улыбнулся Олег несуществующими губами, — и что теперь делать? В смысле, чем заполнить паузу до того, как кто-то появится здесь? Кстати — то обстоятельство, что какой-то интерес проснулся, радует. Как там кто-то из древних говорил? «Я мыслю, значит существую!»? Вот и давай помыслим, поразмышляем. На предмет того, что делать, и говорить, если вернусь… туда, откуда так несет пирожками.

По всему выходит, что нужно молчать; на все вопросы говорить: «Ничего не видел, ничего не слышал, ничего никому не скажу». Не совсем так, конечно. Скажу — детей видел, колдуна описать смогу, а про все то, что он наплел в порыве откровенности, лучше вообще не упоминать. Или про лорда, как его? Ага — Уилтшир… Нет, про него надо молчать крепче всего. Возьмет его Тайный Приказ под белые ручонки, да на «свидание», к тезке, Олегу Николаевичу. Вот последний обрадуется вынырнувшему из древних легенд «Убийце». Но и оставлять без ответки гибель Рода, а особенно Источника, не след. Значит, этим придется заняться самому. Ага… (хмыкнул он как-то) шестилетний мститель. Без документов, знаний, и, в общем-то, без особой Силы. Разве что дождаться людей от него, от британца, да отдаться им в руки — в надежде, что сами приведут… или принесут куда нужно. Ага… что-то новенькое. Что — опять пирожки?!

С той стороны, откуда дул «ветер перемен», действительно послышался негромкий скрип двери, и ворвались свежие ароматы жареного, или печеного. Словно кто-то заступил на смену, вместе с очередным подносом, или тарелкой гостинцев. Еще и словами добавил, голосом Сашки Матузова:

— Ольга Никифоровна вам, Ваше Превосходительство, приветы передавала, и вот — пирожков ваших любимых, — и словно отвечая на невысказанный вопрос Котова, продолжил, — нет, уже не плачет. Но тоска из глаз никуда не делась. Ну, а что?…

— А ты много болтаешь, новик, — перебил его голос Витязя, появившегося без всякого скрипа, — а пироги — те, что остыли уже, прямо здесь, при мне съешь.

— Так их же тут…, — в голосе новика обозначилась паника.

— Ничего, парни тебе помогут. Олег Георгиевич, кстати, как их один мог съесть?

Помещение не то чтобы заполнилось грохотом и шарканьем подошв; но звуков стало действительно много, показывая, что внутрь ввалились еще несколько человек, не таких опытных и бесшумных в движениях, как Дамир Бельский. Старшему лейтенанту Котову тоже было далеко до Витязя; по шагам он новиков, оказавшихся тут, не узнал. Разве что определил, что теперь их, вместе с Матузовым, стало четверо. И их на самом деле заставили жевать — те самые остывшие пироги. Вот тут Олег действительно чуть позавидовал; даже не аппетиту парней, а отсутствию такого у себя.

— Все, наелись, — с какой-то ехидцей спросил Бельский, — сил набрались?

Новики ответили вразнобой; утвердительно, но как-то настороженно. И Олег их понимал, с учетом того, как проходил у наставника учебный процесс. Сам-то Олег прошедший месяц тренировок беззастенчиво пользовался Силой; да и сами занятия были ему в радость. Что касается новиков…

— Слушаем меня, — Бельский обратил на себя общее внимание, включая Котова, и, кажется, белоснежного зверя у воронки, — сейчас укутываем парня потеплее — прямо поверх одеяла, и несем его…

— Куда?! — не выдержал один из новиков; Олег этот голос помнил смутно.

— Вот куда покажу, туда и понесете, — явно не на шутку рассердился Витязь.

Олег не почувствовал, что его как-то укутали, и что понесли куда-то. Разве что по едва слышному кряхтению парней понял, что ложе, на котором он лежал, было достаточно тяжелым. И то, что его через какое-то время вынесли на улицу, на мороз, понял лишь по вопросу, теперь Саши Матузова:

— Может, с лицом его накрыть, Ваше Превосходительство? Замерзнет ведь!

— Полностью не надо, — распорядился тот, — подоткните так, чтобы рот с носом открыты были; дышать чтобы не мешало.

— И уши… и уши! — хотелось закричать Олегу во весь голос, — не слышно же будет ничего!

Пока же никто не услышал его самого. Впрочем, одеяло, или что-то еще, чем его «подоткнули», было не очень толстым или плотным. Звуки, пусть и приглушенные, остались. Новые, вполне знакомые Олегу. Он поначалу даже обрадовался скрипу снега под подошвами, едва различимому треску ветвей, каким-то чудом еще не размолотых в труху солдатскими сапогами. Его явно несли по лесу, по тропе. А когда шагнул мыслью дальше, вперед, едва не завыл от тоски, от предстоящего действа. Потому что не осталось сомнений — кровать с телом мальчика несут к Источнику! Чья это была идея — Витязя? Или Матвей Григорьевич «озаботился», передав заботу через князя Бельского? Не важно — главное, что вместе с кроватью и Олегом Котовым несли «Убийцу Источников». И чем это грозило крошечному, такому беззащитному зеленому лучику в чаще? Олег предположил самое худшее. И опять закричал, задергался в своем безвременье так, что белый кот опять ощетинился, зашипел, и даже вполз задом наполовину в воронку.

Но в нужном для Олега направлении ни одна его эмоция не прорвалась. Так же скрипел снег; трескались изредка ветви. Новики, кажется, даже перешли на бег. И совсем скоро остановились, что сознание Кота, в основной своей части застывшее от предчувствия беды, отметило как-то краешком. Как и слова Витязя, с полыхнувшими в них отеческими эмоциями. Олег, конечно, не мог видеть — только представлял, как с него аккуратно скидывают покрывала; и берут — еще более осторожно — на руки. Которые чуть дернулись; скорее всего, на слова одного из новиков, прорвавшиеся наружу: «Как деревянный… или каменный». И сразу несколько других, шикнувших на сотоварища.

И того, как его перенесли на холодную землю, он тоже не увидел, и не ощутил. Поначалу. А потом едва не воскликнул:

— Да она же не холодная! Она теплая! Я чувствую ее, чувствую!

В одно мгновение исчезло видение — белый кот широко открыл пасть, словно зевая, или даже улыбаясь; и таким вот исчез в своей воронке. Зато вернулось разом все остальное — и зрение; и ощущение своего тела, действительно деревянного, сейчас заполняемое иголками, остриями внутрь; и острая, тянущая боль в груди. Которая вдруг стала нарастать с немыслимой скоростью. Взрывом, огнем, разгоравшимся так, словно в душу плеснули бензинчику. Уже не обращая никакого внимания на сопротивление не гнувшегося в суставах тела, Олег согнул шею — так, что увидел и Витязя с новиками, замерших в полудюжине шагов с вытаращенными глазами, и собственное тело, покрытое какой-то простыней… Впрочем, последняя тут же отлетела в сторону, когда заработали руки, которые, оказывается, так и свело в положении, когда он из последних сил удерживал на себе мумию Черного колдуна. Он увидел теперь себя всего, обнаженного, не чувствующего, впрочем, холода. А главное, к чему прикипел взгляд — рукоять такого знакомого ножа, сейчас совсем не черного.

— Наверное, золотого, — текли неосознанно мысли; в то время, как пальцы, сведенные судорогой, медленно смыкались на рукояти, — для всех; а для меня сейчас зеленого, цвета… Источника.

«Зрители», все пятеро, если и хотели что-то сделать, броситься к мальчику к примеру, то успели разве что охнуть, да шагнуть вперед на пару шагов — когда Олег как-то легко, без сопротивления плоти, выдернул лезвие из груди, и поднял его повыше — насколько хватило длины рук. А хватило их так, что от острия до раны на груди — ее, узкую и скорее черную, чем алую, Олег тоже видел — было не больше десяти сантиметров. И на этом острие формировалась капля. Большая, изумрудного цвета, отчетливого в ночи настолько, что не оставалось сомнения — ее сейчас видит лишь сам Олег. Остальные же не отводили взглядов от острия — словно ожидали: Кот сейчас опять уронит нож вниз, затыкая рану. Но никто теперь не делал даже единого движения.

Кроме артефакта, чуть дернувшегося в ладонях, отчего капля, достигшая уже размеров кулачка мальчика, сорвалась вниз. Опять обожгло — теперь не огнем, а морозом, проникшим внутрь, и заставившим сердечко испуганно сжаться. А потом и заработать ритмично. Олег только теперь понял, что до этого момента стука собственного сердца не ощущал. Может, просто не обращал внимания?

Холод, тем временем, словно стекал по ране вниз, достигнув абсолютной своей величины там, где когда-то острие прорвало кожу, и скрежетнуло по камню жертвенника. И это было точкой, завершившей действо. Остатки капли словно заткнули дырку в теле; одновременно такое же чувство, чуть тянувшее, словно свежий шрам кожу, зародилось и поверх груди. Но порадоваться Олег не успел. Он вдруг понял, что легкого тепла и чувства родства от земли больше нет. Что Источник действительно, умер! И что…

— Убийца…, — прошептал он, в ярости собираясь отбросить в сторону нож.

Не успел — раньше чьи-то заботливые руки буквально подхватили ребенка, укутывая его в одеяло, вместе с ножом. А от того, прижатого опять к груди, теперь не острием, а всей плоскостью, вдруг истекло… пусть не такое же родное тепло, как от Источника, но все же…

— Он словно извиняется, — с удивлением понял Олег, — словно говорит: «Это не сам я; меня просто таким создали!». Или я окончательно сошел с ума? Ну ка, посмотрим на реакцию парней. Сашка!

На его достаточно крепкий голос отреагировали откуда-то совсем близко — чуть ли не лицом к лицу. Как оказалось, именно этот новик сейчас держал на руках конверт, в котором, словно младенец, был упакован Олег Котов.

— Слушаю, Ваше Превосходительство! — гаркнул парень полушепотом.

— Ты все пирожки съел?

Вокруг словно новый Источник проснулся — так стало тепло от улыбок на устах новиков и Витязя; которых, впрочем, Кот не видел — но чувствовал отчетливо.

— Так они уже остыли, — словно оправдывался Сашка, — да там, Олег Георгиевич, Ольга еще припасла. И не только пирожки.

— И не только пирожки, — почти не слышно прошептал Олег.

Ему вдруг стало стыдно; чувства, только что едва не разрывавшие его надвое, или вообще на множество клочьев, растворялись. И становились значимыми не только гибель Источника, но и глоток морозного воздуха в лесу; и команда Витязя: «Чего ждем? Бегом давайте, бегом!». И даже дурацкая мысль, пришедшая в голову, когда Матузов уже сорвался, как бы не в спринтерском беге:

— А кровать-то оставили тут. Размокнет ведь… Или она металлическая? Тогда заржавеет…

Однако такая же дурацкая улыбка едва тронула губы, и исчезла. Взрослый, рациональный и в немалой степени циничный ум старшего лейтенанта Котова начал обдумывать новую проблему:

— Да, это действительно проблема. О том, что Источник исчез, рано или поздно станет известно. И чья-то светлая голова может соотнести это событие с моим исцелением. Точнее, с ножом. Значит, что? Значит, для всех Источник должен быть живым. Хотя бы несколько дней. Вот и порадуешься тут, что Матвей Григорьевич прикован пока к постели. А может, и потом не заявится? Как же — обязательно примчится, как только встанет на ноги. Но это будет уже следующая задача. А пока надо примериться, как выполнять первую… И вторую тоже — ножик этот выпускать далеко нельзя. Мало ли что. Да и пригодиться может в любой момент. Хотя бы… в том же Уилтшире..

Олега; точнее, конверт с мальчиком внутри, тем временем пытались перехватить из рук Матузова — как эстафетную палочку. Но он не отдал — отбрехался вполне спокойным, не загнанным от бега с грузом на руках голосом:

— Да не устал я… и ворота, вон уже видны.

Олегу в его одеяле была видна лишь частичка мощной груди новика, точнее куртка, которую он уже немного отогрел своим дыханием. Но сознание как-то само фиксировало и время, и скорость бега, и даже, кажется, количество шагов, которые сопровождались едва слышным хрустом снега. Ну, или он машинально, как уже привык на полигоне, фиксировал прохождение дистанции; может быть, даже расходом собственной Силы — в таком спокойном состоянии. Кот даже прикрыл глаза, возвращая себя в те относительно безмятежные дни, когда на своих собственных ногах пересекал створ ворот, а потом взбегал по ступеням лестницы. Картинки были как живые — и двери распахнул кто-то, словно ожидал их в ночи; и в холле переговаривались — Олег узнал только голос управляющего, Суровцева; и Ольга почему-то не спала — встретила у дверей одетой, и приняла живой груз из рук односельчанина.

Никто не сказал ни слова — пока дверь за женщиной и ребенком не захлопнулась, и Олег не дернулся, требуя опустить его на пол. С плеч его до самого паркета, теплого для босых ног, свисало одеяло, не скрывавшее теперь спереди ничего. А Ольга уже рванулась вперед; к некоторому огорчению Олега, сначала не в столовую, а в спальню и дальше, в ванную комнату. И, перекрывая шум струй воды, ударивших в пустую ванну, начала изливать на мальчика тепло своей души, вместе со словами:

— А я ведь чувствовала, Олег Георгиевич, я знала — что именно сегодня вы вернетесь. И спать не ложилась…

Тут она разогнулась, прежде едва достав ладонью до дна ванны — чтобы потрогать закрывшую лишь дно воду, и повернулась, закрыв ладонью рот. Как понял Олег, чтобы наружу не вырвался возглас… чего? Он повернулся к зеркалу, ничуть не смущенный тем, что одеяло сползло на плиточный, тоже теплый пол полностью.

— Ну, и шрам… подумаешь, — сказал он вполне спокойно, даже с какой-то гордостью, — не зря же говорят, что шрамы украшают мужчин.

А спину вдруг обожгло приятным холодком — это другого шрама, пятнышка на спине, коснулся женский пальчик. И женщина свершила небывалое — переступила через себя внутри, через пропасть сословных разграничений. Шагнула вперед, и обхватила руками мальчика, подняла и прижала его к груди. Олег даже расслышал, кажется, ироничное, и теплое: «Мужчина!».

А потом порыв этот прошел, и Ольга, пискнув что-то извиняющееся, унеслась из ванной. Олег же еще немного полюбовался на свое «украшение», и полез в ванну — хотя там набралась едва треть объема. И только теперь, сев в воду, отчего она поднялась ему почти до шрама, обнаружил, что по прежнему держит в руках нож. Почему на него не обратила внимания Ольга? Ответа не было. Зато было желание поэкспериментировать. Не с ножом — с собственной Силой, которой, чуялось, прибавилось.

— Ну, что, попробуем? — спросил Олег у воды.

Нет — у Воды, той частички собственной Силы, что отвечала именно за эту стихию. Он не «попросил» ее подняться какой-то определенной формой; тем же шаром, или забавными зверушками. Просто велел: «Вверх!», и почувствовал, что ягодицы вместе ногами отрываются от гладкого дна ванны. Это не было левитацией — просто мальчика на краткий миг приподняло вместе с водой, которая поползла кверху всем своим объемом, уже превысившим половину ванны. Тельце тут же рухнуло вниз, а вслед за ним и добрая пара центнеров горячей жидкости, уже добравшейся, следуя приказу, практически до краев ванны, и оттого заставившей тугие струи из кранов расплескаться частью своей на пол. А сам Олег, больше ошеломленный, чем обрадованный этим явным проявлением возросшей Силы, едва удержался в сидячем положении, сжавшись под рухнувшим на него водопадом.

А тут и Ольга подскочила — не на шум воды, скорее всего, а чтобы проверить уровень ее в ванне. И постояла немного, уткнувшись взглядом в пол; точнее, в покрывало, служившее недавно Олегу одеждой. Ждала, когда уровень воды в ванной поднимется до нужного — то есть, по шею мальчику, когда он встанет на ноги.

И встать пришлось, хотя Кот чувствовал, что на это несложное, тем более в воде, движение отдал как бы не остатки сил. А еще и улыбаться приходилось служанке; чтобы та не запричитала, не заподозрила бы что-то необычное. В Ольге, в ее верности и молчании, Олег был уверен практически на все сто, но…

— Лучше перебдеть, — думал он, держась за край ванный одной ладошкой, а другой прижимая к бедру нож.

К той части бедра, которая не была видна Ольге. Очевидно, что именно на клинок было обращено сейчас внимание парня; наверное, он этим вниманием, импульсом его, в какой-то момент включил что-то в ножике, или открыл «краник», в который буквально хлынула энергия — как бы не мощнее, чем вода из двух настоящих, материальных кранов. Впрочем, как раз в эту секунду женщина перекрыла воду — сначала горячую, потом холодную. Подняв с пола тряпку, в которую превратилось покрывало, она бросила какой-то подозрительный взгляд на Олега; с безмолвным вопросом, который сам Кот прочесть не смог. Даже не пытался, поглощенный новой загадкой. Он лишь оторвал ладошку от теплой эмалированной поверхности ванны, и слабо помахал ею: «Иди, мол, женщина — не мешай!». Даже рот побоялся открыть, чтобы выразить то же самое, только словами. Словно опасался, что Сила, бурлящая в нем, хлынет через природное отверстие наружу.

Ольга исчезла, бросив еще один, такой же непонятный взгляд на мальчика, и негромко хлопнув дверью. А Олег, словно очнувшись от этого звука, понял, наконец, что же его так поразило в той Силе, что как-то разом прекратила поступать в организм. В какой-то своей части, очень незначительной, она была сдобрена его родной, из Источника.

— Словно в тарелке борща ложку сметаны развел, — мелькнула в голове аналогия, — густую, свежую…

В животе тут же засосало, затребовало свое. И это не взирая на то, что мальчик был переполнен Силой так, что, казалось, готов был взлететь к потолку. Ну, взлететь, конечно, не получилось, хотя Кот непроизвольно и попытался проделать такой трюк. Но команду, которую он подал себе, опять восприняла ближайшая к телу стихия — Вода. Она опять начала подниматься, грозя хлынуть через край ванны уже целым потоком. Олег же резко перекрыл «краник», из которого наружу изливалась Сила. Теперь кубометр воды занял свой законный объем относительно мирно. И тело мальчишеское едва качнул, и полам в ванной комнате жидкости почти не добавил. Кот же на это, совсем не великое на посторонний взгляд достижение потратил примерно половину сил — словно дистанцию на «десятке» пробежал до Источника.

Вспомнив о потере, он опять едва не застонал, а еще — выпустил нож из ладони. Клинок, как и полагается металлическому изделию, пошел ко дну. Но как-то медленно, словно в его отношении закон всемирного тяготения работал с другим, пониженным коэффициентом. Ну, или вода в ванне была много гуще, чем это ощущал своим телом парнишка. Его рука была значительно быстрее; Олег подхватил медленно тонущий нож так, что даже не пришлось нагибаться. «Ножик» — такое нехитрое имя временно дал артефакту Олег — поплыл в его ладони по дуге; медленно, одновременно с ожиданием новой волны Силы. Увы — ожидание не стало приказом, или просьбой. Ножик был чуть теплым, и не живым; как и любой другой предмет из золота.

— Кроме монет, конечно, — поправил себя Олег, — но вот эта особенность, что надо включать какой-то механизм для «подзарядки», скорее большой плюс для меня. В плане конспирации, конечно. Боюсь, если узнают, что такая «вундервафля» оказалась в моих руках в качестве трофея… там она долго не пробудет.

Кот еще раз попробовал глянуть на артефакт особым зрением; проникнуть им внутрь металла, и обнаружить в нем хоть каплю Силы, или плетение. Увы (или здорово!), но металл никак не отозвался. Едва удержавшись от еще одного эксперимента, призыва Силы, только теперь осмысленного, парень положил артефакт на полочку, снял с нее флакон с шампунем, и постарался на какое-то время забыть обо всем, кроме чистоты собственного тела. Только вот пресловутую тарелку с борщом, да густой сметаной выгнать из сознания не получилось.

Из ванны Котов вышел, как уже не раз прежде, в халате до пола; чистый, благодушный, и… вооруженный. Ножиком, конечно, который и резать, и колоть мог достаточно прилично, несмотря на утверждение о том, что золото очень мягкий металл.

— Впрочем, насчет остроты еще проверить нужно, да и про золото… может не чистое, а сплав какой.

Вот тому обстоятельству, что на столе его действительно ждала глубокая тарелка с борщом, а рядом розетка (не меньше, чем на поллитра) сметаны, в которой десертная ложка стояла колом, он уже не удивился. Больше, наверное, удивилась Ольга, появившаяся совсем скоро…

— Убрала уже ванну, — улыбнулся ей Олег, продолжая наяривать и борщ, густо побеленый сметаной, и остатки ее из розетки, намазывая на теплый еще, духовитый хлеб.

Служанку, остановившуюся за его стулом, он хорошо видел в зеркало; и по лицу ее практически читал мысли. Ольга сейчас хотела словами и чувствами — и за себя, и за всех обитателей особняка — выразить, как сильно они ждали его возвращения, как верили в это… И он, проглотив очередную ложку обалденно вкусного борща (а рядом еще и кусок мяса запеченого ждал), неожиданно, даже для себя, пропел одну строчку:

— Я ждала и верила сердцу вопреки…

Вообще-то из этой песни он и помнил всего две строки, но вторую, про «два берега у одной реки» вслух напевать не стал.

— Тогда бы Ольга точно в обморок рухнула, — улыбнулся он, отметив то, как женщина разрумянилась от нескольких слов — словно дождиком из живой воды ее окатило.

И удивился немного влиянию полудюжины этих слов на самого себя. Посчитал это еще одним подтверждением, что уровень его Силы неплохо так подрос.

— Источник, — согнал он улыбку с лица, — это точно он. А может, и Ножик что-то добавил, когда меня к камню пришпиливал. Сколько Силы в этот момент через него прошло! Черная она была, конечно, но может, прокатит? Главное, что никто не видел ее… надеюсь. Кроме колдуна, конечно, господина «Нагиева»; но про него сам князь Бельский сказал, что вытащили «трупом высушенным», так что, скорее всего, ничего из него дознаватели не вытянули. Но мне еще с ними предстоит встретиться. Ну, там стратегия уже выработана: «Ничего не слышал…», и так далее. Хотя… можно намекнуть, что Черный этот пару раз по английски обмолвился. Или по-британски, как здесь говорят. А чего — иностранным языкам меня тоже в три года учить начали.

За этими рассуждениями Олег не заметил, что еда на столе — та, до которой он мог дотянуться, не вставая со своего стульчика, закончилась. А за дальней и тянуться не стал, и Ольгу остановил, когда та рванулась было помочь ему.

— Не надо, Ольга Никифоровна, — вспомнил он ее отчество, отчего девушка тут же остановилась, с одной поднятой ногой, и запунцовела, — ты лучше подстрахуй меня, разбуди ровно в шесть.

— Да господи, Олег Георгиевич! — тут же отмерла девушка, — да может, в сегодняшний день можно обойтись? Не надо после госпиталя-то загонять себя.

Олег нахмурил брови: «Не суйся не в свои дела, женщина!». Вслух, конечно, не сказал, но Ольга поняла. А Кот, сворачиваясь под одеялом в клубок, все же прошептал негромко, чуть-чуть жалея себя: «Надо, Оля, надо!».

2. Золотой запас

Ровно в шесть часов Олег проснулся. Сам, без подсказки. Ольга разве что успела просунуть голову в приоткрытую дверь, и покачать ею: «Вот настырный!». А сама явно встала еще раньше — кто бы, кроме нее, накрыл на стол. Но Олег, прежде чем выйти из спальни, вытащил из запасных берцев шнурки, и привязал их к Ножику. Теперь, стоя голым, с ножом, висящим на груди, он был похож на Тарзана в детстве. Мускулы, кстати, в детском теле проявились уже достаточно заметно. Кричать, подобно вождю диких обезьян он, конечно, не стал. Быстро оделся, почему-то уверенный, что Ножик его никак не поранит.

— А если и порежет, то так мне и надо, — решил он, — самонадеянному идиоту. Будет мне дополнительная тренировка; Жизнь буду тренировать, заращивая раны.

Кстати, пару раз он такой «фокус» уже проводил; не быстро, и с мелкими ранами, но получилось. Пока только на себе.

Яйца и молоко к завтраку были по-прежнему отменной свежести. Олег еще раз напомнил себе про премию управляющему, Кропоткину Андрею Андреевичу.

— Ну, и повара надо отметить, — решил он, — как там его… старшина, кажется.

Вообще-то нож можно было положить и в маленький рюкзачок, что специально приготовили для его тренировок, но Олегу, по его предчувствиям, нужен был контакт с артефактом. В ладони же брать его при свидетелях, а среди них был один ох, какой зоркий, не собирался. Вот и бежал он сегодня чрезвычайно осторожно — ножик для ребенка был достаточно велик, и нижний кончик его был закреплен поясным ремнем; совсем чуть-чуть не доставая… до самого ценного в организме, на взгляд Кота. Любое падение, и… Впрочем, его предположение о личной безопасности, подтвердилось. Пусть не сильно, но несколько раз он полоснул по животу при резких поворотах тела режущей кромкой (точнее — кромками — они обе были заточены, так что это был скорее кинжал). Ощущения были… словно погладили.

Кот бежал, практически не замечая свежего, замечательного утра. Небо, еще темное, за исключением чуть порозовевшего краешка на востоке, было чистым. И морозец он не замечал, градусом явно ниже десяти по Цельсию. Тут этот ученый, кстати, тоже отметился. Мысли парня были впереди, на заветной полянке. Опаска была, что жизненно важный эксперимент не удастся. Ну, и радости была малая толика. Именно от сегодняшней погоды, отсутствия снегопада. Так что отсутствия Источника никем, кроме как им самим обнаружить было невозможно. И в то же время, жила дикая, пусть и крошечная надежда, что Источник встретит его. Увы — уже издали он понял, что эта надежда растаяла, как и сам столбик зеленого цвета в лесу.

Но ноги уверенно несли по знакомому маршруту. Тем более, что в какой-то момент он свернул на тропу, натоптанную ночью. А там и кровать увидел — никто ее трогать пока не стал.

— Скорее всего, Дамир Ефимович так распорядился, — решил Олег, отыскивая Бельского взглядом; тот кивнул, явно подтверждая догадку, — ну, и правильно сделал. Нечего тут посторонним расхаживать по моему Источнику. Хотя его тут уже и нет.

На место, где он сидел по два раза каждые сутки вот уже больше месяца, Олег осторожно пристроился практически не глядя, машинально. Все внимание было обращено к ножу. Проверять еще и острие собственной плотью никак не хотелось. А хотелось выхватить Ножик, и вогнать его в землю, весь клинок, и заорать во весь голос… Он и заорал, только беззвучно, и без ножа в руке:

— Ну что, натворили мы с тобой тут дел? Давай — помогай, исправляй!

И поначалу сам призвал Огонь и Землю; смешал эти стихии, и погнал их вниз, через… Ну, он сейчас едва не хихикнул, представив себя сидящим на унитазе, и делающим свои дела в присутствии одиннадцати взрослых — такие пробежки уже давно не требовали провожатых от полка.

Впрочем, и новиков почти сразу стало меньше. Витязь все же негромко распорядился, и тяжелую металлическую кровать потащили отсюда вчетвером.

— Хорошая им тренировка будет, — чуть улыбнулся Олег, провожая их взглядом, — эй, а ты что так резко?! Притормози!

Это он так обратился внутрь себя, точнее, к Ножику, который «включился» незаметно для Кота; видимо, посчитал, что уровень Силы в нем достиг критической отметки. Олег незаметно перевел дух; все же полной уверенности не было. Теперь же он отдался почти такому же экстазу, как и прежде, при живом Источнике.

— Хотя говорят, что «почти» не считается, — лениво размышлял Олег, опять с закрытыми глазами, — только вот вектор Силы теперь другой. Раньше она исходила из земли, растекалась по телу, пробегая по каждой клеточке, а потом «убегала» в небо. Теперь же небу остается только завидовать. Поток обратный — от ножа по всему телу, как и хотелось, а потом вниз, в землю — так, что припекать начинает. Эй, еще немного «вентиль» прикрути…

Прежде, чем вскочить на ноги, Олег поднял голову к небу — по привычке, надеялся увидеть над собой зеленый дымок. Не увидел, и окончательно смирился с потерей. Теперь он бежал гораздо уверенней. Но на спортивный городок забегать не стал. Витязь лишь кивнул понимающе, и повел в дом всю группу.

И опять, в который уже раз, перед крыльцом стоял чужой автомобиль. Олег немного напрягся — почувствовал, что кто-то приехал по его душу, с неизвестными, быть может, дурными вестями. Однако практически сразу перевел дух — от этого, явно бронированного авто несло не арестом, а чем-то подобным тому инкассаторскому броневичку, в котором Коту привезли первую зарплату. Почему он так решил? Олег сам не понял, лишь пожал плечами.

— Главное, не ошибся, — сказал он себе совсем скоро, — инкассаторы, только не из Владимира, а из самой Москвы. Во сколько же вы выехали из белокаменной?

Бойцы в камуфляже, разгрузках и с автоматами в руках посыпались из машины, размерами с шишигу, когда Олег уже поднялся на площадку, и повернулся у двери. А перед ним выстроилась не менее грозная шеренга из новиков; тоже, кстати, с оружием в руках. Никто, конечно, не стрелял. Тут даже Олег, по нашивкам у чужих бойцов понял, что важное лицо, с таким знакомым баульчиком в руках, охраняет гвардия Великого князя Московского.

— Ну, у меня «гвардия» не хуже, — с самодовольным видом оглядел новиков Олег, невольно присваивая себе чужое воинство, хоть и в мыслях.

Десяток, кстати, был уже полным; четверо бойцов, «командированных» в госпиталь, вбежали в ворота несколькими секундами позже основной группы. А посланец Московского князя уже поднимался по ступеням, сквозь расступившуюся шеренгу. Бойцы с обоих сторон уже опустили автоматы, и приглядывались к противной стороне — может быть, отыскивали знакомые лица.

Олег же кинул приезжему, чем-то сильно напоминавшему ему курьера князя Бельского, хоть и совершенно другого по внешнему виду — этот, великокняжеский, был как бы не крупнее и шире в плечах бойцов, сопровождавших его. И выражение лица, словно рубленного топором, не предвещало ничего хорошего любому, кто встал бы у него на пути. Впрочем, Наследнику Рода Котовых он постарался улыбнуться. Любой другой ребенок, даже много старше шести лет, уже удрал бы подальше от страшного дядьки, от такой улыбки, или грохнулся бы в обморок. Кот же лишь улыбался в ответ, и кивал головой, в такт словам, которыми гостя представлял адьютант, майор Назаркин; прямо здесь, на лестничной площадке:

— Личный посланник Великого князя Московского, Его Светлости Георгия Александровича, к вам, Ваше Превосходительство…

Посланник назвал себя сам:

— Горохов, Юрий Николаевич, — буквально прорычал он, — старший лейтенант…

— Вот как, — невольно сделал шаг назад Олег — чтобы лучше видеть высокого дядьку, — одного звания со мной, хотя об этом никому знать не надо. А вот эта пауза многозначительная… явно для меня, и штатская форма, в которой, впрочем, неплохо и в рукопашной схлестнуться… Сдается мне, господин, что ты по реестру Тайного Приказа проходишь. И прислал тебя, скорее, не Георгий Александрович, а тезка мой, Олег Николаевич. Тоже Рюриков.

Озвучивать свою догадку Олег не стал. Пригласил старлея в дом; по пути велел Суровцеву покормить охрану, обе гвардии, и поскакал по ступеням к себе, на третий этаж. Горохов успевал — ступал через две ступени, синхронно с мальчиком. Еще и дверь открыл перед ним. Олега привычно встретила улыбка Ольги, тут же сменившаяся гримасой страха. Не будь рядом Кота, она точно рванула бы куда-нибудь подальше, чтобы спрятаться под своими тряпками. А Горохов только злорадно ухмыльнулся.

— Не буду наговаривать, — решил Олег, успокаивая взглядом, а потом словами служанку, — может, он по другому и не умеет улыбаться. Поздоровайся с гостем, Ольга (это уже вслух). Это Горохов Юрий Николаевич, старший лейтенант… Специально к нам из Москвы приехал. Ты нам быстренько чаю в кабинет сделай, да еще что-нибудь посущественней к нему. Пойдем, господин старший лейтенант…

Он постарался изобразить такую же многозначительную паузу. Понял ли что-нибудь Горохов? По его лицу ничего не прочел бы и гораздо более опытный физиономист, чем Кот. Он и слова не сказал, пошел за мальчиком в кабинет, чуть помахивая в руке баулом, который в его ладони казался таким маленьким…

— Вот, — прорычал он минут через пять, после чая со сладостями, от которых московский гость не стал отказываться, — будете пересчитывать, Ваше… Сиятельство?

На «Превосходительство» в сторону крохотного рядом с ним ребенка у него явно не повернулся язык. Горохов достал из саквояжа увесистый мешок и конверт, с великокняжеским гербом на нем. Сургуча тут не было. А значит, было гораздо больше доверия — и к старшему лейтенанту и…

— И к другому старлею, то есть мне, — улыбнулся про себя Олег, развязывая мешочек и засовывая в него нос; ну, и взгляд, конечно, — золотые. Значит, точно тезка прислал.

Отодвинул мешок в сторону, и распечатал конверт, не отпуская Горохова — может, ответ потребуется послать. Внутри оказалось официальное приглашение Наследника Рода Котовых на малую церемонию награждения.

— В Кремле, — прочел вслух Олег, — в воскресенье, девятнадцатого декабря, в десять часов ноль-ноль минут. Передавать в ответ что-то нужно?

— Нет, — пожал широкими плечами посланник.

— А ты все же передай тезке мою благодарность. Ну, и заверения в том, что я непременно буду ко времени.

— Тезке?! — кирпичная стена на месте лица Горохова все же треснула.

— Ну, да — князю Рюрикову, Олегу Николаевичу. Так и передай — непременно буду. Пусть ждут.

Уже у двери Юрий Николаевич все же сподобился:

— До свидания, Ваше Превосходительство. Обязательно передам.

Олег же, дождавшись, когда захлопнется со стуком другая дверь — входная — тут же высыпал на сукно золотые, и принялся складывать их в столбики, по десять штук в каждом. Не обращая, кстати, внимания на Ольгу, что собирала со стола посуду. Ну, и девушка на богатства, что пересчитывал Олег, особо не поглядывала. Хотя — был уверен парень — вполне представляла себе цену этим вот четырем золотым столбикам.

— Вот, — все же обратил на себя внимание молодой женщины Олег, словно жалуясь, — деньги сами приходят; буквально к рукам липнут. А тратить некуда. Разве что в Москве по магазинам пробежаться. Приглашают вот. Поедешь со мной?

Он подвинул красочно оформленный бланк приглашения — с печатью и личной подписью Великого князя Московского — и Ольга внешне совсем равнодушно взяла его в руки. Но всплеск любопытства внутри нее Олег уловил. Как и еще более мощную волну отчаяния, если не ужаса, тут же вырвавшуюся наружу словами:

— О, Господи! Ваше Сиятельство, Олег Георгиевич! Тут ведь написано, что в парадной форме нужно быть, а у вас-то ее и нету. А дней-то осталось до награждения…

— Действительно, — Кот с трудом вынул из побелевших девичьих пальцев плотный лист, — слона-то я и не приметил.

Ольга, кстати, на «слона» не удивилась — потому что ее уже не было в кабинете.

— Сейчас опять Дамира Ефимыча притащит, — улыбнулся Олег, — а тот — вереницу портных из Владимира. Может, что-то еще заказать, на вырост?

Однако, к некоторому удивлению Котова, Ольга привела не Витязя, а майора Назаркина. Который тут же взял быка за рога; кстати, сияя всем лицом — словно это его пригласили на награждение.

— Парадную форму будем шить от Судогодского полка, егерскую, — заявил он вроде как вопросительно, но с таким лицом, что было видно — иного ответа от Олега он не ожидает.

Кот, естественно, кивнул.

— У нас для этого свой мастер есть, — еще шире улыбнулся майор, — он всех офицеров обшивает, именно в парадки. Я его на время нашей службы дневной приведу.

— Мне бы посмотреть на такую форму, — пробурчал Олег, соглашаясь.

— Так я в своей приду, вы и посмотрите, Олег Георгиевич — уверен, вам понравится.

— Хорошо, Алексей Степанович, ступай.

Майор повернулся, и даже сделал пару шагов к двери, когда Олег спохватился.

Он рывком достал из-под куртки Ножик, уже не опасаясь порезаться (разве что материал камуфляжа испортит), содрал с него шнурки и положил его на столешницу, рядом со столбиками монет. Адьютант, кстати, на них даже не покосился. И только потом Кот почти крикнул:

— Алексей Степанович!

— Слушаю, Ваше Превосходительство! — повернулся на каблуках офицер.

— Тут вот у меня трофей появился; ножик, без ножен. Неудобно носить так. Найдем что-нибудь по размеру?

Майор подошел к массивному столу, обогнув длинный ряд стульев у приставного: «Позвольте».

Олег сунул ему кинжал с каким-то трепетом в душе. Но ничего не произошло. Ножик вел себя в чужих руках «мирно». Олег даже нужное зрение включил, и ничего подозрительного не увидел. А Назаркин принялся пальцами примерять длину клинка, и его ширину. И ожидаемо (для Олега, не успевшего остановить его) порезался. Достаточно глубоко, почти до кости. И опять нож повел себя как обычное оружие из металла желтого цвета. Кровь, буквально хлынувшую из раны, не впитывал, и Силой не полыхнул.

— Что же вы так не осторожно, Алексей Степанович? — подскочил Олег, вынимая из ладони майора нож.

— Да ерунда, Олег Георгиевич, — зарастет как на… в общем, не привыкать. Вот сейчас забинтую… Разве что ковра жалко — кровь-то плохо отмывается.

— Вот ковер действительно ерунда, господин майор, — чуть нахмурился Олег, решая непростую задачу, и глядя, как офицер ловко накручивает на палец белоснежный носовой платок, что достал из кармана кителя, — Ольга на раз выведет.

Он все же решился — обхватил своими пальчиками рану, уже покрытую несколькими слоями ткани. И пустил через нее волну Силы Жизни, еще и приговаривая про себя, что-то вроде: «У Алексея Степаныча не боли, а у… да ни у кого не боли!». Вслух же спросил, чуть попозже:

— Не болит, Алексей Степанович?

— Действительно, ерундовая рана, — кивнул майор, — и не болит уже ничуть. Я ее у себя обработаю, и перевяжу поаккуратней. А насчет ножика вашего (теперь он посмотрел на клинок куда уважительней), скажу так — почти по размеру парадному кортику нашему, егерскому будет. Если позволите…

Он опять протянул вперед руку, целую, за ножом.

— Нет, Алексей Степанович, он мне нужен прямо сейчас. Обещал ведь появиться здесь в парадной форме. Вот и приходи со своим кортиком.

— Непременно буду, Ваше Превосходительство!

Он продемонстрировал еще раз отменную выправку, и исчез за дверью. А Олег хищно улыбнулся — он действительно собрался немного «поколдовать» над клинком. Ну, и над монетами тоже. Сунувшуюся было в дверь служанку он отослал нетерпеливым кивком головы: «Позже наведешь тут порядок». Услышав очередной стук дверного полотна о косяк, на этот раз почти неслышный, повернулся в кресле, оттолкнулся от стола, и подкатился к сейфу. Шифр кодового замка Кот не сменил, но сейчас пообещал себе наложить еще и магический замок — когда научится их делать, конечно.

— Если научусь!

Едва видимая тень набежала на детский лоб, пока он уже привычным, отработанным маршрутом катался от стола к открытому сейфу и обратно, убирая три столбика монет, и закрывая за последним тяжелую дверцу. А с четвертого столбца снял самую верхнюю, десятую по счету («Не обманул тезка!»), и, прикрыв глаза, привычно послал в нее Силу. Этот опыт для него был практически рутинным, отработанным на первых семи золотых, от которых осталась лишь одна монета. Вот в нее, и остальные недавно Олег, заряжая, по два раза опустошал себя, что называется, до донышка. Теперь же, зафиксировав максимальную зарядку в золотом (тоже уже привычно), убедился, что иссушил себя не полностью; что-то осталось, так что за Ножик Кот схватился не торопясь, без дикой усталости и голода.

— Впрочем, поесть не мешает, — заключил он, — что для меня были пара бокалов чая, да тарелка с пирожными? Но это потом, потом. Нужно зафиксировать результат.

Он и зафиксировал. Десять раз. Теперь перед ним на столе лежало десять «аккумуляторов», заряженных под завязку.

— Каждый в одну «мальчишескую силу», — улыбнулся он, — а нужно ли мне таскать с собой такую тяжесть? Когда все их заменяет один Ножик? Нужно (словно припечатал Кот) — и для тренировок… наделаю артефактов, подобных тому, что для Наталии Николаевны сделал. Ну, и Ножик не везде с собой носить можно. Может, его вообще спрятать в сейфе, и не вынимать без крайней необходимости?

Показалось ему, или нет — что от артефакта в руке ощутимо потянуло недовольством и какой-то… просьбой, что ли?

— Ерунда, — решил он, — это я свои чувства экстраполирую на него — правильно ли сказал? Просто не хочется выпускать его из рук. Но вот на то, что буду его использовать вместо столового прибора, точно обидится. А учитывая еще, сколько «душ невинных» погубили с его помощью… впрочем, и виновных, скорее всего, хватало.

Убрав десяток золотых в мешочек, и туго затянув на нем бечеву («Прям кисет с махоркой, блин!»), он подобрал с пола шнурки, на которые майор Назаркин кажется не обратил никакого внимания, и с ножом в руках отправился сначала в ванную. Почему-то был уверен, что сегодня не придется ждать, когда ее наполнят. И не ошибся — Ольга уже набрала ее, и тут же побежала убирать в кабинете; с таким усердием, что не ощутить ее скрытого возмущения, направленного, конечно, на майора, запачкавшего дорогой ковер, было невозможно. Очевидно, что страсти в ее душе начали кипеть сразу же, как только она увидела испорченный ковер. Потому, наверное…

— Ох, ты ж, бля…

Олег, привычно нырнувший, прямо с места, в полную ванну, едва не выскочил назад — так горяча была вода в ней. Но прошла пара секунд, не больше, и она приняла привычную для мальчика температуру.

— Это что такое сейчас было? — покрутил Олег в недоумении — головой, которая одна только и торчала из воды, — я что, машинально «поговорил» с Водой? Или с Огнем? А может, и с Жизнью тоже — жар-то на коже спал практически мгновенно. Ну, я и монстр. Точнее, «монстрик» такой, шестилетний.

Тут Олег, конечно лукавил, если не сказать, манерничал. Вряд ли на ближайшие километры, или их десятки, можно было найти малыша, сумевшего бы так непринужденно сработать Силой. Которой, кстати, в организме ощутимо убавилось. Но это было делом поправимым — парень нырнул в «кипяток» с артефактным клинком в руках. Так что и очередной эксперимент, с призывом Силы, оказался таким же машинальным, а главное успешно выполненным. А Олег немного поплавал, с Ножиком в руке.

— Прямо человек-амфибия!, — вспомнил он очередной фильм, — интересно, тут свой Беляев есть? Ну, тот, что про Ихтиандра написал, и голову профессора Доуэля?

Впрочем, ответ на этот вопрос можно было легко отыскать на экране компьютера; а вот где было взять ответ на другой — откуда Ножик все же берет Силу, на первый взгляд неисчерпаемую?… Олег не только размышлял «о вечном»; он еще и поработал со стихией — естественно, с той, в которой находился. Поднимать сразу кубометр с лишком веса он не стал; поиграл более тонкими материями — теми же зайчиками, да волчатами, которые на этот раз гонялись за ушастыми. Целую битву разыграл, черпая Силу из артефакта без остановки. А потом, в одно мгновение обрушил этих водяных «соперников»; соединяя их с родной стихией. Потому что почувствовал, как в ванную, несмотря на закрытую дверь, заползают умопомрачительные запахи. И опять — нырок в воду, чтобы «дернуть за веревочку», а точнее, за цепочку, к которой крепилась крышка сливного отверстия; шампунь на голову, и остальное тело — по мере того, как стремительно убывала вода, закручиваясь по часовой стрелке.

— Согласно закона местного ученого-физика, про которого я пока не знаю. У нас, кажется, его звали Кориолисом?

Уже в привычном долгополом халате, устраиваясь на стульчике, и примериваясь к первому блюду, чтобы полностью окунуться в мир рыбного меню, Олег невольно вспомнил единственный пока урок этикета, что провели для него две княжны Бельские; негромко рассмеялся — и от этого воспоминания, и от удовольствия. Уха из нескольких видов рыб была необычайно вкусной. Над вопросом, откуда управляющий, Андрей Андреевич Кропоткин, достал такую свежую рыбу, явно не водившуюся в местных реках, сейчас закованных льдом, Олег голову ломать не стал. Просто выхлебал полную тарелку рыбного супа; потом закусил жареной рыбой, однозначно красной, из далеких краев, и заел все мелкими заварными эклерчиками; мелкими, но не в малом количестве. И запил, конечно, горячим взваром, который прежде называл чаем. Как оказалось, никакого «привета» из Индии с Цейлоном, или Грузии с Азербайджаном, в этом постоянно кипящем сосуде даже и не пахло. Исключительно местные травы, собранные в нужном месте, в нужное время.

— Тоже, скорее всего, мои, с земель Котовых, — благодушно думал Олег за этим же столом недели две назад, когда Ольга доводила до него эту информацию.

Потом благодушие смыло, как стихией, Водой. Олег вспомнил, что предстоит не самая приятная для него процедура — примерка. Но на этот раз все произошло очень быстро, и без ранящих детскую душу верчений на все триста шестьдесят градусов, и даже больше. Иван Карлович — так адьютант представил полкового портного, с виду, и по манере держаться — показался юному Витязю скорее солдатом, чем повелителем иголок и ножниц. Обмерял, практически не коснувшись Олега руками. Лишь попросил его застыть на короткое время по стойке «Смирно!». Ну, и объяснил по ходу:

— Обычно в парадном костюме так и стоят, Ваше Превосходительство. Сапоги тоже будем шить?

— Полный комплект, — кивнул Кот.

Замеры проводились в кабинете; на столе теперь лежало лишь приглашение; ковер же рядом с ним буквально сверкал чистотой и свежестью. Так, что Олег невольно повернул голову в сторону двери, где скромно стояла, и ждала — может, что понадобится? — служанка. Олег ей улыбнулся, что для девушки, знал он, было высшей наградой. Портной, кстати, тоже косился — на стол, на красочный, и одновременно грозный бланк приглашения — с такими-то подписью, и печатью! Может, потому Иван Карлович свою работу делал так быстро и предупредительно?

— К субботе все будет готово, Ваше Превосходительство, — вытянулся он, наконец, в той самой стойке, которую большей частью в последние десять минут изображал Олег, — устраивает?

— Более чем, — кивнул Олег — учитывая, что сегодня был самый разгар четверга, сроки для одного портного, оказавшегося еще и сапожником, были очень даже недурными, — и еще, Иван Карлович. Все затраты, включая вашу работу, непременно учтите, и мне доложите. Отказы не принимаю. Качество буду оценивать отдельно.

— Непременно, — склонил голову портной, почему-то бросив быстрый взгляд на адьютанта, который принимал активное участие в примерке — мимикой своего лица.

Теперь оно стало почти несчастным, так что Олег ничего не стоило догадаться — офицеры полка, а может, и сам Назаркин лично, предполагал пошить парадный костюм Витязя на службе за свой счет.

— В подарок, так сказать. А вот фиг вам. В подарок я что-то другое сейчас попрошу. А Ивана Карловича еще одним костюмчиком озадачу — раз уже мерки сняты. Такого же кроя, но попроще. Неудобно все же в штаб в обычном камуфляже являться.

Ивана Карловича выпроводили, с едва слышной его фразой, практически уже за дверью, где, как он думал, никто его услышать уже не мог.

— Наивный «чукотский» мальчик, — улыбнулся Олег на слова, рожденные явно в сердце портного: «Фу! Кажется пронесло!», — или германский? Или все же русский, только отчество подкачало? Кстати, что это там ему наговорили про меня? Откуда такой страх перед «Его Превосходительством»?

Все это Олег обдумывал, кружа вокруг майора Назаркина, неподвижно застывшего в той самой озвученной стойке.

— Хорош! — оценил вслух Олег, — и парадный наряд, и сам господин майор. А вот это и есть егерский кортик? Примерим?

Адьютант отмер. Чуть нагнулся, сразу двумя ладонями хватаясь за достаточно хитрую сбрую, что тянулась от парадного же ремня белого цвета к ножнам.

— Это для того, чтобы при ходьбе не мешалась, — решил Олег, — и даже при беге. Для себя придумаю что-нибудь особое — при моем-то росте этот кортик вместе с ножнами как раз мечом станет.

Сам костюм, кстати, сильно напоминал парадную форму российских десантников, которая отличались зауженными бриджами, заправленными в глянцевые сапоги, глядя в которые можно было бриться, используя их вместо зеркала.

— Ну, это мне пока еще не грозит, — решил Олег, — а Ольге работы добавится, начищать так обувку. А я еще две пары заказал. Может, ординарца какого завести?

Его сейчас ничуть не покоробило это «завести» в отношение живого человека, скорее всего, много старше его самого. Да и мысль эта почти сразу вовсе вылетела из головы. Теперь Кот неотрывно следил за руками майора, который отцепил, наконец, ножны, вынул из них клинок, напоминавший его Ножик разве что длиной (был и толще и шире артефакта). Офицер положил свое парадное оружие на стол, и поднял с него Ножик. Ну, и вложил его в освободившиеся ножны.

— Как тут и был, — улыбнулся майор, — поворачиваясь к Олегу, — разве что немного болтаться будет. Что за черт! Простите великодушно, Ваше Превосходительств — вырвалось само.

— А что такое, Алексей Степанович? — Кот едва удержался, чтобы не подскочить к Назаркину, и не выхватить у него из рук клинок.

— Да вот…, — майор, судя по покрасневшему лицу, не на шутку напрягся, — не шатается ведь ничуть. А главное — вылазить не желает!

— Вот! — старший лейтенант Котов назидательно поднял палец кверху; безмолвно, конечно, — и ты уже, Алексей Степаныч, с Ножиком говоришь, как с живым!

Он все же вырвал ножны из рук майора; да тот и не сопротивлялся. Но рот в изумлении открыл, когда увидел, как Котов легко, без всякой натуги вынул клинок, и опять загнал его в «норку», и так несколько раз.

— Входит, и выходит, — вспомнил он к месту грустного ослика Иа, — входит и выходит.

— Действительно, — опомнился майор, — как это у вас, Ваше Превосходительство?…

— Об этом не думай, — Витязь на службе посмотрел вверх, в лицо подчиненному, строго, и в то же время с капелькой заговора; даже подмигнуть решил было, но передумал, — это забота не твоя. Лучше мне такие же ножны найди…

— Так возьмите эти, Ваше Превосходительство! — с жаром воскликнул Назаркин, — а я себе на складе другие получу. У меня с этим клинком никаких особых воспоминаний не связано. Я и прицепляю его к поясу только по большим праздникам, да еще четырежды в год, когда торжественно батальон в очередной раз с Кавказа встречаем.

Олег, кивнув, и продолжая «играть» с холодным оружием, поблагодарил майора, решив было задать еще несколько вопросов, раз тот так разговорился.

— Для общего развития, — думал Кот, — ну, и пригодиться может — кто знает? К примеру, был ли он сам на этой войне, и каково оно там. Ну, и про праздники неплохо было бы разузнать. Впрочем, об этом и в «Интернете» материалы найду. Заодно и поищу, что там про награды княжества Московского пишут, и как эта самая церемония проходит. Малая, что подчеркнуто. Чем черт не шутит — может быть, и вправду нацепят что-то красивое на грудь; с золотом и брульянтами. И что при этом говорить? Не «Служу России!», — конечно. Здесь Единой и Неделимой нет. Как раз разделена — на двенадцать частей.

От майора к концу этого внутреннего монолога даже эха от шагов не осталось. Ну, и сам Олег рванул почти бегом вслед за ним — радуясь, что так много времени осталось на тренировки; те, что он теперь в одиночестве проводил на полигоне.

— Если не считать, конечно, новиков — но эти на сам полигон даже ногой не ступают, после моего нечаянного «эксперимента» с лесом. Ну, и про камеры наблюдения забывать не следует. Впрочем, последние определенно не видят потоков Силы; главное — насколько они теперь стали мощнее. А пассы руками, или шевеление губ — это любой пацан изобразить может. Вот еще что — у майора не спросил. Нет ли здесь умельца, что рукоять моего Ножика под егерский сможет замаскировать. Тогда вообще без проблем — я бы без него никуда ни шагу. А что — имею право! На службе, как никак. Даже оклад положили…

В результате клинок в ножнах оказался в рюкзачке, едва поместившись в нем по диагонали. Там же оказался и мешочек с десятком золотых «аккумуляторов». С ними Олег тоже надеялся поэкспериментировать. Он сбежал по лестнице, в уверенности, что внизу его ждут «Вепрь», и четверка дежурных новиков. Они и ждали, но кроме них — еще и Сергей Федорович Масалов, продюсер; юркий настолько, что едва не попал под ноги несущемуся по холлу Коту. Хотя, учитывая нынешнюю разницу в массе тел, неизвестно еще, кто кому попал бы под ноги. Хотя Сергей Федорович и не был отмечен крупными габаритами. Но и это невеликое, округлое тело, казалось, было полностью переполнено отчаянием.

— Ваше Сиятельство, Олег Георгиевич! — буквально возопил он, все же удержавшись на ногах в каком-то шаге от Наследника Котовых; и то лишь потому, что сам Кот успел затормозить, — не губите ни меня, ни предприятие наше.

— А что, собственно, случилось Сергей такого, что ты даже поздороваться забыл? Здравствуй, кстати. Что за проблемы у тебя, и в предприятии, за которое ты, получается, радеешь куда больше меня самого.

— Простите, Олег Георгиевич, тысячу раз простите, — Масалов глубоко поклонился, — и не выпрямился, пока не высказал своей боли, и не ощутил на плече разрешающего хлопка детской ладони, — это я не от невежества, а от беды. Выпадает ведь эта неделя из графика, Ваше Сиятельство!

— Почему? — несколько удивился Олег, опять смотря снизу вверх на круглое несчастное лицо продюсера, — я ведь никуда не делся…

— То-то и оно, Олег Георгиевич, что делись. В Москву ведь уезжаете, и неизвестно на сколько. Награждение, там, потом праздновать будете!

— Надеюсь все же вернуться тем же днем, — попытался успокоить его Олег, — а не успеем, запишемся в понедельник, или даже вторник — какие наши годы?!

Очевидно, что именно эти слова Сергей Масалов и ждал; но печальной мины с лица не убрал, разве что сделал ее чуть заискивающей, просящей:

— Тогда, быть может, Олег Георгиевич, озвучите, о чем новый шедевр будет? Чтобы, значит, реквизит подготовить, а может, и массовку.

Олег нахмурился; теперь уже по настоящему:

— Я и сам не знаю, — резко бросил он, заставив продюсера вытянуться — прямо как он сам недавно, перед Иваном Карловичем, — о чем петь буду. Не решил еще. Неизвестно еще, с каким настроением вернусь из Москвы. Погоди ка (теперь несчастный Сергей, кажется, был совсем не рад тому, что рванул сюда, в полк, без приглашения)! А ты откуда вообще узнал о том, что я в Москву собрался, да еще по приглашению Великого князя?!

В этом мире тоже появились мобильные телефоны; пока еще простенькие, без широкого спектра дополнительных функций — только связь, и все. Да и сеть вышек была еще очень редкой. Так что ничего удивительного в том, что кто-то успел позвонить во Владимир, и «обрадовать» Масалова, не было.

— Удивительного нет, а чего-то нехорошего — хоть лопатой греби. Не такие уж и секретные сведения, но кто-то ведь позвонил, да без моего ведома. А в следующий раз что — военную тайну по телефону разболтают?

Он обвел взглядом окружающих, и тех словно впечатало в стены; даже Дамир Ефимович переменился в лице. Однако совсем скоро выяснилось, что никто и никому не звонил, и тайн не выдавал. Отсюда, кстати, из полка, сделать это было невозможно. Пространство было надежно защищено. Но сведения эти, от майора Назаркина (тоже, кстати, достаточно секретные), Олег пока отложил в дальнюю ячейку своей памяти. Сам же кивал, вслед Сергею Федоровичу, лепетавшему почти в ужасе, только теперь по другой причине:

— Так от Наталии Николаевне и узнал, Ваше Сиятельство! А она, от супруга своего, Его Светлости Николая Ефимовича. Он ведь тоже приглашение, подобное вашему, получил. И как опекун будет сопровождать вас в поездке. Так что я еще и с заданием приехал — передать, чтобы к шести часам вы, Ваше Сиятельство, готовы уже были. Николай Ефимович лично за вами заедет.

— Вот так фокус! — едва заметно скривился Олег, — нигде от него не скроешься. А впрочем, почему нет? Машина у него комфортная — самое то сон добрать. Конечно, устроит допрос. Но и в Москве сильно домогаться не будут — при нем. Интересно, здесь законы или правила действуют, насчет того, что малолеток допрашивать нельзя, без ближайших взрослых родственников, или органов опеки. Вот у меня с собой будет — целый князь. Передал?!

Это он уже вслух спросил, Масалова. Тот судорожно кивнул, и Олег махнул ему рукой, отпуская. Вернее, сам себя отпустил прежде — успел выйти на улицу, под холодные, но яростные в своей яркости лучи зимнего солнца. Олег ему порадовался — прежде всего в плане помощи сокрытия тайны Источника.

— Пока заветную полянку в лесу не начнет заметать достаточно сильным снегопадом, можно не беспокоиться, — думал он, заскакивая на высокую подножку военного внедорожника, — до тех пор, пока сюда не наведается дед, Матвей Григорьевич. И что тогда делать? Пока не знаю. Думай, голова, думай — шапку куплю. Впрочем, она уже есть.

На голове парнишки действительно была шапочка — из числа спецназовских, вязанных из настоящей шерсти; с возможностью раскатать ее на все лицо. Но сейчас, на полигоне, никакой маскировки не требовалось. Все было на виду — глядите, наблюдайте. Кроме, конечно, истинных действий юного Мастера Силы.

— Точнее, подмастерья, или вообще ученика, если такие градации тут существуют, — думал Олег, доставая из рюкзачка мешочек, а потом и Ножик — этот уже без ножен, — вот ведь гад московский, Поклонский — на эту тему даже не заикнулся. А я и не подумал. Где бы еще найти учителя, чтобы поопытней был, да язык за зубами держать умел.

Может, последнее — про язык за зубами — он подумал вслух, а четверо бойцов приняли эти слова на свой счет? Почему-то они отступили еще дальше, к самому краю леса, и уже оттуда осуществляли контроль. За окрестностями, но никак не за действом, что учинил Олег. Незатейливым таким, внешне совсем не эффектным действом. Почти три часа он пробовал определить, чем же, какими Силами и в какой мере он владеет? Научной, академической, принятой здесь классификацией он не владел. Потому за единицу Силы взял полный заряд золотого.

— Кстати, не удивлюсь, что такая единица есть, — подумал он, доставая первую монету, — не могли ребята, изучающие Силу фундаментально, не отметить тот факт, что полный заряд этих «аккумуляторов» идентичен. Не готов утверждать с точностью до долей процентов, но по личным ощущения это так и есть. Кстати, это можно и по часам проверить. Где вы, мои хорошие?

Он закатал повыше рукав на левой руке, на запястье которой тускло поблескивало стекло часиков — небольших, по размеру детской ручки. Хронометр этот, с секундной стрелкой, но без функции мгновенной остановки последней, привезли с оказией от князя (или княгини Бельской?); вместе с партией одежды — взамен той, из которой Кот вырос. Вот сейчас они и пригодились. Олег, отойдя на середину полигона, пока еще покрытого снегом, проводил одновременно, по сути два эксперимента. Выпускал прямо в землю, приложив к ней ладошку, попеременно все стихии, засекая на это время. В объеме, как раз равном емкости золотого. А потом заряжал его от Ножика, засекая время зарядки раз за разом. Наконец негромко проговорил:

— Ну, вот — за доли процента не ручаюсь, а за секунду разницы готов поспорить на что угодно. Определенно, монеты эти создал кто-то, любящий точность не меньше французских королей. Насчет последних, кстати, не уверен. А вот в этих монетах, безусловно. А что касается стихий, Силы, что командуют ими… какую тут градацию придумать? Вопрос…

На этот вопрос к окончанию тренировки он все же ответил. Сбился от счета, сколько раз он заряжался от Ножика и монет, направляя эту Силу вглубь земли. Теперь на полигоне снега не было, от слова совсем. Зато хватало ям — сухих, и полных грязи; высушенной до состояния золы участков, и самых настоящих барханов. Невысоких, но вполне зыбучих.

Олег, осмотревшись по окончании этих часов, впечатлился. Новики, кажется, еще сильнее. А Котов наметил уже программу и на следующий день. Отъезжая от полигона, в уверенности, что к следующему утру поле будет ровным, словно выглаженным утюгом, он подвел некоторые итоги:

— Итак — самым слабым у меня, если принимать во внимание время, за которое полностью расходуется на проявление стихии заряд золотого, Земля. Чего, конечно, не скажешь по тому, в каком состоянии я оставил полигон. Ну, над ним и другие стихии поработали. Примерно в полтора раза сильнее Вода. А она, в свою очередь, процентов на сорок слабее Воздуха. Самым же сильным у меня оказался Огонь. Ну, это я и так знал. Теперь же с небольшой точностью, готов утверждать, что он у меня в пять раз сильнее той же Земли. Что касается завтрашнего дня… Как проверить Чувство с Разумом, просто не представляю. Как и пару Зрение-Защита. А из последней пары Смерть даже не хочу трогать без крайней необходимости. И эту вон проплешину (он еще раз вспомнил про свой нечаянный удар по лесу) желательно как-то замаскировать. Остается Жизнь. Вот с ней и попробую завтра поработать. Интересно, на майора Назаркина мои усилия подействовали?

Адьютант встретил его, как обычно, в холле; вместе с Дамиром Ефимовичем, и управляющим. Олег свой последний Удар стихией, направленный в землю, компенсировать заемной энергией полностью не стал. Потому вид, наверное, имел достаточно изнуренный. Потому, наверное, никто к нему приставать не стал. Разве что одарили взглядами — целым спектром их, от жалостливого в глазах Ивана Васильевича Кудрявцева, до одобрительного у Витязя. Ну, а адьютант посмотрел как-то задумчиво, потерев машинально палец на левой ладони, на котором Олег не углядел даже царапины. Он кивнул — всем сразу, и побежал таки наверх, хотя ноги действительно переставлял с трудом. А там, в апартаментах, все по заведенному уже графику — баня, то есть ванная («А есть ли тут баня? Пожалуй, надо напроситься»): потом плотный обед, прошедший на «ура», учитывая, что в ванне Олег еще поработал Силой, так и не восполнив ее до нормы. Ну, и перед компьютером посидел достаточно долго.

Первым делом открыл в местной «Википедии» раздел про награды Московского княжества. Они имели здесь общие названия — «Звезды», и делились на три категории: Золотые, Серебряные, и Стальные. Делились, естественно, в соответствие с сословным разделением общества. Стальными награждались простолюдины — и за воинские подвиги, и за трудовые свершения. Серебряными, соответственно, офицерский состав, и гражданские чиновники, не имевших в роду благородных предков, и сами не заслужившие титула. Ну, а Золотыми Звездами отмечали дворян — не важно, какой длины была их родословная. Хоть один день, по получению благородного титула за заслуги. Интересным было, что существовала и теоретическая, и даже практическая (приводились примеры) вероятность, что человек за свою службу в княжестве мог получить награды всех трех металлов. Судя по снимкам на экране, обильно сдобренных драгоценными камнями; особенно Золотые Звезды. Так, простолюдин, к примеру рядовой, или сержант, мог получить Стальную звезду определенного ранга, в зависимости от подвига, конечно; или как его понимал командир, представлявший к награде. Уж в последнем старший лейтенант Котов хорошо разбирался. Такой вот кавалер имел преимущества при поступлении в офицерское училище, по окончании которого выходил уже кандидатом в кавалеры Серебряной Звезды. Ну, а за особо важный подвиг мог получить и личное дворянство, продолжив службу на благо отечества уже в золотом ореоле. В качестве яркого примера такого служения Московскому княжеству приводился один из ближних соратников Рюриковых — Кутепов Юрий Сергеевич. Граф в первом поколении, чей портрет в «Интернете» впечатлял, особенно количество наград всех металлов. Но Олег больше впечатлился должностью этого человека при князе Московском — Старший Мастер Силы. Вот именно так, все три слова с заглавной буквы!

Награды, Звезды, делились еще по важности. Самыми главными в Москве считались Звезды Рюрика, считавшегося основателем княжеского Рода. Кстати, Стальных среди них не было. Так же, как и в следующих по ранжиру. В порядке убывания; очевидно, ценности подвига, за который вручались награды, шли ордена… то есть, Звезды Александра Ярославовича Невского, Дмитрия Ивановича Донского, Ивана Третьего Великого. Звезда основателя Москвы, Юрия Долгорукого, шла следом, пятой, и вот тут уже присутствовал и стальной ее образец. Этой наградой, как понял Олег, пролистав еще несколько страниц «Википедии», в основном награждались лица гражданские, служившие материальному и духовному процветанию княжества. Как и Звезда Ивана Калиты. В общем, список наград начинался, за исключением самой главной, от основателя Москвы, и вплоть до Ивана Четвертого, Грозного. А потом… Потом каждый из правящих Рюриковых учреждал свои Звезды, именные. Сейчас это были, естественно, Георгиевские.

— Вот на такую, предполагаю, я и мог бы претендовать, — решил Олег, переключаясь на другой сайт, — как никакая другая Звезда подходит — за спасение семьи князя. Или так никто не считает? Ну, и пусть, «я не гордый», и так далее. Но сам церемониал нужно на всякий случай посмотреть. А красиво, чертяка подходит.

На экране к князю — высокому, мощному, куда моложе того, кого видел перед собой Олег — выходил еще более громадный офицер. Кот буквально впитывал в себя каждый шаг, развороты, наклон головы при награждении… Тут он невольно фыркнул:

— Мне, скорее, тянуть ее, голову, придется кверху. А вот это интересней — ответное слово награжденного. Не «Служу России!», конечно — Единой и Неделимой тут нет, как уже не раз отмечалось. Будем надеяться, что только пока. Ага — вот как: «Служу Великому князю и Московскому княжеству!». Интересно, а для наследников Свободных Родов какие-то преференции имеются?

Поискал; с трудом, но нашел. Оказалось, что Котовы, как и любой другой свободный род в Великом Московском княжестве, служили только ему, государству. Слова про Великого князя Рюрикова можно было опустить.

— Ну, вот, — усмехнулся Олег, — первый признак свободы налицо. Надо запомнить.

Пятница, да и суббота выдались хлопотными. Такими Олег считал дни, в которых помимо привычных уже тренировок, и других действ, включенных в график, появлялись другие. Такие, как примерки, без которых не обошлись оба этих предпраздничный дня; порадовал и поход к мастеру на все руки, старшему сержанту Собакевичу — неизвестно, фамилия такая у него была, или прозвище. Олег не поинтересовался. У этого шустрого мужичка, с фартуком и нарукавниками поверх форменного обмундирования, была даже собственная кузня. Которая, впрочем, не понадобилась. Собакевич (дал же господь, или сослуживцы прозвище!) достал откуда-то сломанный на половине лезвия кортик; вздохнул как-то горько: «Никак руки не доходят», — и включил станки — сначала, как понял Олег, отрезной, затем сверлильный, а потом и токарный.

— Или фрезерный, — пожал Кот плечами, — по барабану. Главное, чтобы результат был.

Сержант скоро продемонстрировал рукоять без обломка клинка, в которой, как кариесное дупло в больном зубе, темнела здоровенная дыра.

— На клей сажать будем? — как-то равнодушно спросил Собакевич, ни разу не назвав Кота ни Сиятельством, ни Превосходительством.

Олег не обиделся. Главное, как он уже говорил, результат. А он превзошел все ожидания. Артефакт наделся на рукоять с короткой гардой как влитой. Без единой видимой трещинки в месте соединения.

— А насчет клея…, — чуть усмехнулся Кот; рядом так же разулыбался майор, которого Высокоблагородием тоже обнесли, — давай, пробуй.

На лице сержанта впервые проявилась какая-то эмоция. Поначалу удивление — когда он дернул артефакт, и тот не поддался; потом какое-то ожесточение — мастер никак не мог признать поражения от куска железки. Олег вынул Ножик из рук сержанта, и показал на самый рукояти, что скрывала собой часть артефакта:

— Вот тут сточи. Хочу, чтобы нож мой сверху виден был.

И опять мастер не удивился. Может, привык уже к причудам господ в погонах. Впрочем, на камуфляже Олега сейчас никаких погон не было. Вместо них у него был майор Назаркин, который и подчеркивал своей персоной высокий статус Витязя на службе. Теперь звонко запел-завизжал точильный станок. Резать там было особо нечего — настолько тонкими оказались стенки обманки. Но Коту все равно хотелось, чтобы возможность прикоснуться к артефакту была постоянной. А вот теперь сержант изумился сильнее — когда станок сменил свое радостное пение на какое-то подобие обиды: скрежет, а потом и вовсе треск ломаемого камня.

— Чертова железяка, — процедил мастер сквозь зубы, явно имея в виду Ножик, за которым осталась безоговорочная победа в «битве» с наждаком.

— Вообще-то золото, — поправил себя в мыслях Кот, — и не простое. А это вот, мастер, за работу. Спасибо.

Он вынул из ладоней сержанта клинок, который тот доводил до полного глянца уже вручную, а взамен всунул сотенную бумажку; теперь Кот всегда носил с собой немного денег — на всякий случай.

Еще из интересного за эти дни было — три попытки поработать с золотой монетой, когда он изображал себя сидящим на Источнике. Теперь он всеми силами, чувствами, внушал золотой заготовке свои воспоминания о музыкальных инструментах. Конкретно для этой монеты — духовом оркестре. Кот не знал всех инструментов в этом сложном организме; разные там валторны, или тромбоны для него были чем-то эфемерным, переплетением блестящих медных труб. Но главным было — сама музыка; волнующая, режущая воздух партия труб; буханье огромного барабана; неистовый звон литавр; громадный ухающий бас-геликон… А в общем — настроение юного воина — курсанта, лейтенанта, а потом старшего лейтенанта Котова, который, можно сказать, большую часть сознательной жизни, передвигался под бравурные марши. Ничего нового Олег сочинить не мог, но даже однажды слышанное новый артефакт просто обязан был исполнить — по первому требованию шестилетнего дирижера.

Еще одной отдушиной, отвлекающей от ожидания грядущего события, от которого все вокруг, включая Ольгу, ходили с одухотворенными лицами, конечно же стали тренировки на полигоне. Их было две, по паре часов, и все эти часы Олег отдал испытанию Силы Жизни в себе. На своей полянке, садясь в привычную позу, он поморщился, и вытащил из-под ягодиц длинную и колючую еловую шишку. Не выбросил; зачем-то сунул в карман, в пару уже хранившейся там монете. А вспомнил о ней на полигоне — у того самого черного, мертвого пятна диаметром в пять метров, которое и создал когда-то, сам не желая того. Теперь он захотел вернуть этому пятачку жизнь.

— Ну, а заодно и следы замести — пока Матвей Григорьевич не нагрянул, — думал он, доставая из кармана монету, а потом и шишку, — приедет ведь дед. Как только сил наберется, сразу сюда и рванет.

Сначала он Воздухом смел подальше в лес и снег, и черную пыль под ним. Земля под ней тоже была черной. Не спекшейся, просто мертвой. Олег как-то это определил. Присел, положил ладонь на эту черноту и, не ощутив ровно никаких эмоций, подал наружу то самое чувство, которое испытывал, заряжая артефакт для Наталии Николаевны, а потом и «накладывая ладонь» на рану майора Назаркина. И так десять раз — каждый раз до полного истощения в Силе. Ножик работал без единой осечки. Только тогда Кот сковырнул с шишки несколько клейких чешуек, и высыпал себе на ладонь семечко. Единственное, светло-серое, с длинным прозрачным крылышком. Он сунул его в землю — так, что эта крылатка торчала сверху подобно парусу. От почвы теперь не несло смертью. Кот медленно, словно поливая росток, начал вливать Силу жизни в это крошечное семя. Долго «поливал», куда дольше, чем оживлял весь этот участок. Почему-то не считал, сколько же Силы вбухал в крошечный, меньше квадратного сантиметра, участок почвы. И ведь она куда-то девалась?!

В какой-то момент Олег едва не закричал от беспричинного, на первый взгляд, счастья. Ну что такого было в том, что серая скорлупка едва слышно треснула, и наверх потянулся тоненький, но живой, светло-зеленый росток. Кот в своем усердии остановился; для него главным было убедиться, что такая Сила в нем действительно есть.

— Сколько? — улыбнулся он темному, затянутому тучами небу, — а сколько есть, все мое.

3. Дважды кавалер Золотой Звезды

Князя Бельского встречали внушительной командой. Больше всех, кажется, волновался полковник Харитонов.

— Будь твоя воля, — улыбался Олег, ежась на холодном ветру, на широкой площадке у дверей — где он стоял в гордом одиночестве, — ты бы сюда весь полк вывел. Хорошо, Дамир Ефимович тебя ограничил.

В результате на площадке выстроились только новики во главе с самим Витязем, ну и один взвод егерей, которые ни ростом, ни статью не уступали воспитанникам Дамира Ефимовича. «Взводным» у них сегодня выступал комбат-два. Олег не погнушался, сбежал по ступеням, и поручкался с ним, в очередной раз удивившись размерам этого офицера, а особенно его ладони. Теперь же он оттянул рукав парадной шинели оливкового цвета. Под ним были те самые часы, без которых Олег не появлялся на полигоне, да и нигде еще. Минутная стрелка не добежала до нужной отметки всего на два деления.

А еще под шинелью у него был китель насыщенного зеленого оттенка, такие же бриджи без единой складки. Которых, впрочем, сейчас, под шинелью не было видно. Как и погон с золотыми львами Владимирского княжества на них вместо звездочек, и петлиц, по которым знающий человек мог определить принадлежность Витязя к Судогодскому егерскому полку. Были видны лишь сапожки, каких Кот не видел даже у самых отъявленных франтов в своей воинской юности. Там, кстати, голенища для придания лакового блеска буквально гладили утюгами. Каким образом добилась здесь идеального блеска Ольга, Коту никто не поведал. Но его озадачили — та же служанка, сообщив, что в чемоданчике под детскую руку, который Кот и держал сейчас в левой ладошке, кроме всего прочего находится и набор, с помощью которого необходимо будет поддерживать такое состояние обувки.

— Бархотка там еще, — сообщила она, — вы уж, Олег Георгиевич, не сочтите за труд, махните там ею по сапогам, перед тем, как к Великому князю нашему явиться… Ну, или кто поможет…

Никого из близких, хотя бы пару новиков, брать не было велено. Впрочем, Олег по этому поводу не переживал — знал, что в свите Владимирского князя людей хватит; и на него тоже. Главное — с ним был его верный Ножик, что висел по левую сторону, на ремне; в ножнах, естественно. Противовесом ему, с правой стороны, висела кобура с подаренным револьвером. А всю эту тяжесть поддерживала на нужном уровне портупея, протянутая через оба погона, и снимаемая без всякой помощи, вместе с шинелью. Ну, и без шапки, конечно, не обошлось, из неизвестного Коту меха, идентичного воротнику. В общем, наряд был поистине генеральским. Не хватало лишь парадного ремня, что был подогнан по размеру кителя. Но эта, самая пожалуй, интересная деталь полного парадного набора хранилась пока в том же саквояжике.

— Чем интересная? — в который раз задал себе вопрос Олег, — да тем, что это самый настоящий артефакт! Первый камень с плетением, что подарили мне. Витязь подарил, Дамир Ефимович. Спасибо ему за это.

Вчерашним вечером Котов, не особо любивший разглядывать себя в зеркале, провел перед ростовым необычно много времени. Все пытался разглядеть, за счет чего артефакт, прозрачный камушек, что крепился изнутри пряжки, позволяет ремню поддерживать идеально ровную линию на талии мальчика? Почему не отвешиваться с достаточно тяжелым Ножиком в ножнах, который и так достигал почти середины голени — до самого пола? В камне были видны какие-то линии, но что именно они обозначали; как работали? Единственное, что сумел понять для себя Олег за целый вечер, так это то, что кристалл действительно содержит в себе малую толику Силы. Ну, так об этом предупредил его и сам Дамир Ефимович. Пообещал еще посодействовать с зарядкой, в последующем. Но Олег не вытерпел — попробовал обойтись своими силами. Осторожно подал в кристалл свою Силу, выдавив из себя единственную «каплю». Результат? Линии в артефакте буквально засияли; стали контрастней и ярче. А позолоченный ремень, только что гибкий, приобрел жесткость и прочность стали.

— Наверное, приобрел, — поправил себя тогда Олег; проверять на разрыв и разлом подарок он не стал.

Автомобили появились в видимости, когда до шести часов утра осталось секунд тридцать. Очевидно, ритуал этот был отработан ранее. Ну, или так удачно получилось, что князь Николай Ефимович Бельский ступил на камни площадки, тщательно расчищенные еще с вечера, когда полковник Харитонов поднял ногу для первого, самого высокого, пожалуй, шага. Ну, и Кот не сплоховал — подал команду в монету, которую готовил целых два дня; в том числе для этого вот мгновения. Вообще-то таких монет, заряженных Силой дополна, было ровно столько, сколько в одежде было карманов. А именно, десять; по одной в каждом. Но сейчас Олег сжал в кулачке ту, что ждала своего часа в правом кармане шинели. И полковник опустил свой начищенный сапог на камни площадки уже под торжественные звуки «Встречного марша». Этот шедевр духового, «медного» искусства старший лейтенант Котов в своей жизни слышал больше, чем какую-то другую мелодию. Именно с него начинался рабочий день воинской части; с доклада заместителя командира по строевой части полковнику. И сейчас, кажется, никто не удивился, что пространство перед усадьбой, и за ее пределами; от камней площадки и до низких снеговых туч заполнили ритмичные, строгие и одновременно торжественные звуки, под которые Харитонову не пришлось подстраиваться — барабан гулко отмерял шаги, словно усиливая четкие удары подошв о камень.

И растворился марш без следа, в тех же тучах, наверное, как раз в то мгновение, когда командир Судогодского полка открыл рот для доклада:

— Ваше Высокопревосходительство! Вверенный мне Четвертый Судогодский горно-егерский полк гвардии…

Олег и сам не заметил, что выпустил чемодан на площадку, и стоит сейчас навытяжку, непроизвольно вскинув ладонь к шапке; сначала привычно, к правому виску, а потом сместив ее вперед и чуть вверх. Так свои ладони держали и полковник Харитонов, и князь Бельский, и комбат-два с майором Назаркиным. Рядовым, оказалось, полагалось просто стоять смирно, и пожирать глазами начальство. Только вот — в какой-то момент осознал Олег — большая часть гвардии и новиков почему-то смотрят именно на него, занявшего самую выигрышную позицию.

— Ну, да ладно, — мысленно махнул рукой мальчик, — может, князь не обидится. Если вообще принял такой казус во внимание. Ага — можно отмереть.

Князь, к некоторому удивлению Олега, шагнул вперед, и на краткий миг обнял полковника. А потом сказал вроде негромко, но Кот вполне расслышал его слова:

— Командуй «Вольно», Иван Ильич. Я не с инспекцией сюда приехал. Витязя от вас забрать на время — вон того. Как он, не замучил?

— Никак нет, Ваше Высокопревосходительство, — Харитонов сделал шаг в сторону, пропуская мимо себя князя, — за Витязя полк благодарствует. Ощутимая польза от его присутствия есть.

— Вот как?!

Князь, уже улыбнувшийся было кому-то в строю гвардейцев, резко повернулся к Харитонову:

— Не ожидал… Ну, позже расскажешь. Сейчас спешим, нельзя опаздывать.

Он все же прошел вдоль строя; даже остановился, поговорил с кем-то из гвардейцев постарше. Поздоровался за руку с двумя майорами, комбатом и адьютантом. Потом пошептался о чем-то с Дамиром Ефимовичем. И только потом повернулся к Котову, который уже стоял внизу, сменив теперь позицию на самую проигрышную, с учетом роста. Впрочем, вниманием он и теперь не был обделен — особенно когда пошел вперед, к князю, чеканя шаг не хуже полковника Харитонова. Вспомнился почему-то один старый фильм, «Офицеры». Тот его эпизод, когда вот так же, с чемоданом в руке шагал, волнуясь, к генералу другой мальчик в форме, суворовец. Аналогия была почти полной; если бы не смазал конец князь Бельский. Он один тут улыбался, и не дал Коту отрапортовать.

— Молодец, ценю, — махнул он рукой, превращаясь в один миг из подтянутого, хоть и не в форме, воина, в барина, хозяина обширных земель и миллионов человеческих судеб, — а сейчас давай в машину, Олег Георгиевич.

Олег, кстати, и сам опомнился: «Чего это я?». В некоторой растерянности повернулся к автомобилю, где кто-то из сопровождавших князя уже открыл дверцу салона. Ну никак он не ожидал, что так захватит его парадная эйфория воинского ритуала, от которой, думалось, избавился еще в училище.

Так что в салон — тот самый, в котором совершил свою первую поездку в новой жизни — он уже запрыгнул вполне расслабленным, готовым к новым открытиям в этом мире. Расслабленность, впрочем, прошла практически сразу, как только хлопнула дверца за князем, расположившимся напротив Олега, и поползло вверх звуконепроницаемое стекло, отделявшее салон от водителя и охранника рядом с ним.

Бельский дождался, когда автомобиль мягко качнулся, набирая ход, кивнул каким-то своим мыслям, и спросил; поначалу все же поздоровавшись:

— Ну, здравствуй… господин Витязь. Не расскажешь, чем это ты так гвардии приглянулся?

— Здравствуйте, Николай Ефимович, — Олег не выпрямился в кресле; напротив — заерзал в нем, пытаясь устроиться поудобнее, — прямо и не знаю, что сказать. Польщен, конечно, но…

— Что — «но»?

— Думаю, главным для полка, и его командира стало то, что я стараюсь не мешать. Ивана Ильича за этот месяц видел не больше пяти раз. Это считаю с сегодняшним.

— Да?! — изобразил удивление князь, — а вот мне докладывают, что гвардия моя тебя чуть ли не на руках тут носит.

— Было пару раз, — хитро улыбнулся Олег, — но это когда сил уже не оставалось ходить. Один раз, так даже без сознания валялся.

Мальчик с князем поулыбались друг другу, а потом Бельский вдруг резко нахмурился, построжел, и хлопнул ладонью по колену — словно проводя черту между двумя частями беседы.

— Вторая, надо полагать…, — подумал было Олег.

— А теперь о серьезном, — перебил его мысль Николай Ефимович, — о том, что ты, Олег, будешь говорить там, в Москве, когда спрашивать будут.

— Правду, и только правду, — с готовностью воскликнул Котов, представив на секунду мрачные тюремные казематы.

— Правда, Олег Георгиевич, — тяжело вздохнул князь, теперь разваливаясь крупным телом в кресле, — она разная бывает. Полезная или, к примеру, смертельно опасная. Вот я и хочу, чтобы ты не сказал последнего… опасного…

— Для кого, Николай Ефимович?

— Ну, ты парень умный, и сам понимаешь. Но если нужно, скажу — для себя, для меня, для всех Бельских, для княжества Владимирского…

— А для Московского, Великого?

— Обычно, Олег, польза эта и для Москвы, и для Владимира одна. Но, чтобы утвердиться в этом, я бы хотел послушать, что ты увидел в том склепе, у Черного из ковена. О чем он говорил, что с княжатами Рюриковыми делал?

Олег паузы на раздумывание брать не стал. К этому разговору он готовился. Не именно с Николаем Ефимовичем Бельским; скорее, в другим князем, Рюриковым, из Тайного Приказа.

— Мало там говорил Черный, — чуть приукрасил истину Олег (колдун как раз не замолкал на минуту), — да и не со мной а, скорее, с самим собой. И сказал немного понятного…

— И что же? — чуть подался к нему вперед князь.

— Главное, что говорил он по-британски.

— Вот, значит, как! — Бельский опять откинулся на спинку кресла; а потом опять вперед, уже резко, — а как понял… про британский?

— Так я же говорю на нем, — пожал плечами Кот, — с трех лет учить начали. Еще и германскому немного…

Бельский не стал славословить или, напротив, ругать тех, кто пичкал Олега знаниями и умениями с младенческих лет. Потребовал подробностей. Ну, Олег их ему и дал. В основном, про княжичей, про то, как Черный хвалился выпить их досуха, и тем самым вобрать в себя Силу малышей. Так и перечислил — с кого какую Силу выпьет.

— А что, так можно?

Князь его вопрос оставил без внимания, потребовал продолжения.

— Да это, пожалуй, и все, — опять пожал плечиками мальчик, — потом он рычал что-то и пел. Но этот язык я уже не понял. Если он вообще человеческим был. Жутко стало мне тогда. Особенно когда лицо вот тут напротив (он подвигал ладонями перед своими глазами) чернеть начало и усыхать. А потом боль в груди, и все — больше ничего не помню.

Для убедительности Кот еще и рукой потер — по шинели, напротив шрама. Бельский же словно очнулся от каких-то тяжелых мыслей. И только теперь обратил внимание на то, что оба они сидят в теплом салоне в верхней одежде.

— Ну, что ж, — завершил он эту, тяжкую для обоих, часть беседы, — на этом и стой, когда опрашивать в Москве будут.

— А будут? — Олег изобразил на лице легкое недоумение, — я думал, туда для другого пригласили.

— Обязательно будут, — кивнул князь, — да ты и сам понять должен — такой важный, единственный, можно сказать свидетель. Другой вопрос — в какой форме этот опрос проведут. Ты, быть может, и сам не заметишь, как тебя наизнанку вывернут. Это я насчет информации, конечно. А теперь давай раздеваться — взопрели уже. Может, ты поесть хочешь?

Олег было отказался — меньше получаса назад Ольга буквально закормила его; еще и в дорогу пыталась всучить сверток. Кот тогда отказался, а сейчас не стал. Почему-то недолгий разговор вымотал не хуже полноценной тренировки. Он не отказал себе в возможности позлорадствовать — крупному телом князю даже в таком просторном салоне было не так-то просто снять богатую меховую шубу. Николай Ефимович, очевидно, что-то из этих эмоций уловил. А может, просто пожаловаться решил:

— Не люблю такую тяжесть на плечах таскать. А не носить нельзя — положение обязывает.

Олег, который встал в полный рост, снял шинель привычными уже движениями и уложил его аккуратным свертком на сидение, посочувствовал:

— Так одели бы пока что полегче, а шубу эту, только когда в Кремль въезжать будем.

— Я же сказал — «Положение обязывает!», — пояснил несмышленышу Николай Ефимович, который все же стащил с себя меховую тяжесть, и небрежно бросил ее на другое сидение, к двери, — а оно больше не для других князей, пусть и Великих. Свое собственное величие мы демонстрировать должны простому люду. Гвардии, вот; дворне, что провожала меня в поездку. Там как раз целый полк набежал, нахлебников всяких. А ты что это?

Князь так отреагировал на действия Кота, который уже автоматически отцепил ножны от наружной сбруи, и положил клинок себе на колени. Доставать парадный ремень он не стал.

— Привык, наверное, Николай Ефимович, — ответил Олег, спокойно улыбаясь, — вот как достали из меня этот ножик, так стараюсь его из рук не выпускать. Как-то неуютно мне без него.

Олег сейчас не лгал ни на каплю. Действительно, с Ножиком в руках он чувствовал себя куда уверенней. Не держал его, конечно, постоянно; не спал с ним, а в последние дни и в ванную перестал его брать. Но вот теперь почему-то казалось — отпусти он рукоять, на которой могли свободно разместиться обе его ладони, и случится что-то страшное.

— Странно, — подумал он, пересиливая себя, и вынимая клинок, чтобы передать его в руки заинтересовавшегося без меры князя, — такое со мной впервые. К чему бы это? Или просто не хочется давать его в чужие руки? Осторожно, очень острый.

Это он уже вслух предостерег Бельского. Впрочем, тот явно умел обращаться с оружием.

— Наверное, даже любит его — вон с каким интересом разглядывает, — решил Олег, — чуть ли не обнюхал!

— С виду обычный нож, — теперь пожал широкими плечами князь, — разве что из золота. Острый, говоришь?

— Проверено, — кивнул Кот, принимая кинжал обеими руками.

Правой рукой он обхватил самый краешек рукояти — так, что большой палец лег на золотое навершие. Тело словно обдало теплым воздухом изнутри. Олег даже глаза прикрыл от удовольствия. И именно в этот момент автомобиль словно отправился в свободный полет; не плавно, а рывком, с приглушенным звуком взрыва снаружи. Кота подбросило на сидении, но обратно на него он уже не упал. Мальчика в полете поймал Бельский, рухнувший на свое кресло, и прижавший некрупное, но уже достаточно тренированное тело к груди — словно главное свое сокровище в жизни. Олегу было в его объятиях не комфортно; он предпочел бы сам оценивать события; и реагировать на них. А еще — мешали сразу две руки. Собственная, которую он вывернул так, чтобы не пронзить Ножиком князя, и вторая, мощная, княжеская, которой Николай Ефимович шарил на собственной груди. Он еще и шептал — страшно, с присвистом, костеря неведомых врагов, и обещая им немыслимые кары:

— Твари, пид..сы помойные! На моей собственной земле! Зарою, живьем сожгу!…

Он, наконец, нащупал что-то внутри своего парадного пиджака; произвел, очевидно, какое-то действие, и Олег почувствовал точно такую же щекотку, какой сопровождали его «глаза» видеокамер и какой, к примеру, обладала атмосфера «Диснейленда» во дворце Бельских. Догадаться было нетрудно — это действовал какой-то артефакт. И вовремя — еще один глухой удар, и у салона, который сейчас кренился (вместе со всей машиной, конечно) градусов на двадцать, не стало части крыши. Зато стали видны окрестности. Теперь Олег прочувствовал всю глубину ярости хозяина Владимирского края. Все происходило практически на виду у столицы. Еще на правом берегу Клязьмы, но с превосходным видом на город, на те самые купола собора, которые стали для Олега реперными сразу в двух мирах.

Бельский рывком посадил мальчика рядом с собой, и опять зарылся ладонью в пиджаке.

— Ищет еще один артефакт, — на удивление хладнокровно констатировал Олег, — а может и не один. И кто это нас так невзлюбил?

Неприятель, а выступали в этом качестве какие-то бойцы с белом, для зимы, камуфляже, перекрыл дорогу с обоих концов; в шесть утра она была достаточно пустынной. От моста двигался из Владимира единственный грузовичок, который сейчас шустро катил задним ходом, зачем-то не прекращая реветь клаксоном. Был ли кто с противоположной стороны дороги? Олег в этот момент остановился взглядом на бэтээрке, что катила до того впереди княжеского внедорожника. Теперь она лежала на боку, где-то внизу, под дорожным откосом, и густо чадила темным дымом. Собственно его, этот дым, и видел сейчас Олег. А еще он слышал выстрелы, которые редко, но перекрывали своим треском едва различимые очереди от врагов, подбиравшихся к эпицентру атаки — съехавшему на обочину передними колесами джипу. Вот эти выстрелы, точнее, пули, которыми щедро поливалось то, что осталось от роскошного внедорожника, он видел очень наглядно — яркими всполохами на защитной, не видимой обычным зрением, сфере, внутри которой только и хватило места, что самому князю, и его юному воспитаннику. Причем только так, сидя, и тесно прижавшись друг к другу. Водителю и охраннику впереди ее не хватило. Так что в том месте, где недавно сидели два молодых, пышущих здоровьем мужчины, сейчас было месиво металла, кожи и человеческой плоти.

Нападавшие, очевидно, знали о артефакте; ну, или предполагали, что без подобной защиты владетель княжества из дома не выходит. Как и без других артефактов — к примеру кристалла, который Бельский, наконец, вынул из недр своего костюма. Вынул, но никаких действий пока совершать им не стал.

— Скорее всего, — решил Олег, все такой же спокойный, — изнутри атаковать не получится — свою же защиту разрушишь.

Сам он тоже пока ничего не предпринимал. Да и что он мог, с его невеликими познаниями во владении Силой? Или воинскими навыками — против двух десятков явно опытных злодеев, которые уже образовали окружность вокруг пока еще не вспыхнувшего джипа, и продолжали поливать его из автоматов. Впрочем, недолго; опыта у врагов все же оказалось недостаточно. Мелкие посланцы смерти, касаясь сферы, стекали с нее каплями расплавленного металла; но кому-то не повезло — с противоположной стороны нашелся «снайпер», который пальнул мимо защиты. И попал в своего. Короткий крик, и громкая команда кого-то; очевидно из командиров. На вполне понятном русском языке, без акцента. Этот командир приказал прекратить огонь, и перегруппироваться. Команду выполнили быстро; теперь оба десятка целили свое оружие, собравшись в короткий, почти сплошной полукруг. Олег даже глянул в сторону, на свободное пространство, примеряясь к складкам местности, куда можно будет юркнуть — когда иссякнет Сила а защитном артефакте.

Кот, правда, подумал было поймать один из кончиков нитей, что тянулись к сфере от артефакта, и подпитать его — благо, что палец по прежнему прижимался к золотой нашлепке на рукояти. Не рискнул — тем более, что защита пока держалась.

— Не дождемся, — вдруг как-то обреченно проговорил князь, стискивая в кулаках оба кристалла — и тот, что уже работал, и второй, предназначения которого Олег пока не знал, — наши совсем близко, но не дождемся. А эти — смертники; не отступятся.

Кот и сам видел — командир вражеский остановил обстрел вовсе не потому, что решил отступиться от выполнения задачи; просто сменил средство ее достижения. Кто именно командовал? В сплошном белом одеянии, включая маски на лицах, с такого же цвета одинаковым оружием в руках, они все были практически близнецами. Кот из-за действия защитной сферы с трудом различал их чувства; точнее, это был общий поток, направленный на цель: «Достать! Разорвать! Уничтожить!». Складывалось впечатление, что нападавшие были клонами одного существа.

— И это можно принять за истину, — перекатывались мысли в голове Котова, — если предположить, что их всех опоили какой-нибудь гадостью, и вложили в сознание одну на всех мысль — ту самую, про «разорвать и уничтожить». Но этот вот явно не клон. И именно на него так среагировал князь.

Выступивший на пару шагов вперед боец ничем не отличался внешне от остальных; только потянуло от него к Олегу чем-то жутким, и предвкушающим. Особенно, когда он забросил свое оружие за спину, и протянул вперед руку. На ладони этого колдуна (никем иным он быть не мог) начал расти огненный шар. Вполне видимый и обычным зрением. Коту, в его тренировках, удалось максимально вырастить в руках сгусток размерами с собственную голову, не больше. Да и то интенсивность свечения, ярость огня внутри шара, были тем меньше, чем больше Олег «надувал» его. У этого же Мастера стихия преодолела недостижимый для Кота предел за считанные секунды. Шар рос, и одновременно темнел, явно концентрируя Силу. А когда он достиг величины не меньше, чем метра в диаметре, отчего стали видны лишь верхняя часть груди и голова колдуна, а внизу ноги, от колен до затоптанного, почерневшего снега, стихия рванулась вперед, к сфере и останкам внедорожника. Навстречу же встали лишь гневный рык князя Бельского, который эхом отозвался от небес — там явно заходили на боевую штурмовку вертолеты; а еще — детская ладошка, которой Олег коснулся сферы, даже не встав с той части сидения, которая еще не горела.

Сначала был не очень сильный разряд, попытавшийся оттолкнуть человеческую плоть в сторону; Олег подобные, и еще более сильные удары электрическим током на собственном организме прежде уже испытывал. И ладонь от сферы не убрал. А потом пришла Боль — тем нестерпимей, что она не отправила Кота в забытье. Он широко раскрытыми глазами, которые, казалось, готовы были выскочить из глазниц, фиксировал, как огромный шар темно-вишневого цвета касается поверхности сферы, чуть в стороне от детской ладошки. Как растекается было по ней, а потом собирается обратно, концентрируется уже прямо напротив его ладони, и просачивается сквозь защиту, растворяясь в детском организме, и исчезая в золотой нашлепке на рукояти, выжигая на своем пути к ней все, что могло гореть в человеческой плоти.

Он сидел, не шевелясь, и не верил своим глазам, которые, казалось, тоже уже сгорели; не верил все то время, пока зловещий шар истаивал с пугающей скоростью. А когда кроваво-красный ток, заменивший, казалось, в жилах мальчика кровь, иссяк, обратно — теперь уже от Ножика, по жилам, до той руки, что так и не оторвалась от сферы, и до самой защиты — потек другой ручеек, затем ручей и, наконец, полноводная река. Только теперь не красного, а интенсивного зеленого цвета. Сознание, кстати, не «сгорело». Работало, но как-то отстранено от самого Олега, от его устремлений. Сейчас, например, оно едва не рассмеялось, представив себе, и всему Коту в том числе, что он выйдет из сферы зеленым, как… как…

— Главное — выйти! Живым, — Котов вернул себе способность командовать и рассудком, и телом.

Чуть повернул голову направо, к князю Бельскому, и едва заметно улыбнулся. Николай Ефимович сидел с закрытыми глазами, и что-то шептал.

— Может, молится? — предположил Кот, — а может, и мне помолиться — чтобы «дядька» не догадался, что это я принял какое-никакое участие в нашей общей судьбе. Конечно, прежде всего о себе думал. Тьфу-ты — да ничего я не думал! Просто протянул руку вперед, и все. А все остальное Ножик сделал. Моя задача была — не сгореть заживо. Не сгорел? Вот и молодец. Э-э-э… Вот кто-то, кажется, из своих от князя знатно получит.

Бельский открывший глаза, и не обращавший никакого внимания на мальчика (чему тот только порадовался), опять весь изошел на мат; громкий и грязный, направленный теперь к родным небесам. А точнее, к тому из вертолетчиков, который не справился со своими нервами. Князя Бельского явно вернула в реальность длинная очередь из чего-то крупнокалиберного, перемешавшая часть врагов с землей и снегом, и краешком задевшая сферу. Олег дернулся было к ней опять, той же ладошкой, но защита выдержала и без его помощи. А Бельский на его непроизвольный жест отреагировал — опять схватил мальчика, посадив теперь на колени, и обхватив обеими руками. Теперь если Олег и мог чем-то помочь, так это защитить князя от лезвия Ножика, для чего пришлось пожертвовать парадным мундиром.

— Ну, и ладно, — не очень сильно огорчился Олег, — все равно в Москву сегодня не попадем.

А через полчаса, когда вертолеты все же высадили десант, и врага добили, а частью схватили живыми, увезя куда-то так быстро, что Олег решил — их просто спасают от гнева князя Бельского — он сильно удивился. Потому что никто поездку отменять не стал. А конкретно — Николай Ефимович, который постоял, склонив голову у разбитого, сожженного и иссеченного пулями бэтээра, потом у останков своего внедорожника, где уже работали какие-то бойцы в привычном камуфляже. Олега он таскал за собой, за руку. А потом и заявил, показав на колонну автомобилей, что быстро приближалась со стороны Владимира:

— Сейчас грузимся, и едем дальше.

— А как же здесь? — Олег едва удержал челюсть от отвисания.

— Здесь без нас разберутся, — махнул Бельский на бойцов, которые заполонили окрестности, но явно подчинялись какому-то общему алгоритму, — а князь Московский ждать не будет. Не любит он этого, понимаешь ли.

— В этом поедем?

На князя, чей костюм, даже под защитной сферой превратился сейчас в одеяние бомжа, разве что пах он гарью и кровью, а не застарелым дерьмом, Кот показывать пальчиком не стал. А на свой костюм, теперь совсем не парадный, ткнул; прямо в грудь, где плотная ткань была изрезана вертикально так, что была видна и рубашка, теперь уже не белоснежная, и кожа на мальчишеской груди. Ткнул, и поморщился внутри себя — больно уж внимательно посмотрел князь на эти порезы, не смоченные даже каплей крови.

До дворца Бельских домчали быстро; так, что из четырех часов, отпущенных на дорогу от полка до московского Кремля, оставалось еще чуть больше трех. Олег отдался чужой воле. От него все равно ничего не зависело. Его раздевали, отмывали; даже покормили, хотя он и не просил. Единственное, что он постарался не допустить — чтобы Ножик не выпал из сферы его внимания. Как-то получилось. А может, и князь отдал на это соответствующий приказ. Из одежды же, которой Олег так любовался вчерашним вечером перед зеркалом, при нем остался только парадный пояс, ножны с клинком, ну и часы, на которые он поглядывал тем чаще, чем меньше времени оставалось до часа «Икс». Да — из внутреннего кармана кителя Кот вынул еще банковскую карту, которую зачем-то взял в поездку, и которая избежала встречи с лезвием Ножика. И монеты, конечно, собрал, и сдал на временное хранение молчаливому здоровяку, никак не назвавшему себя.

Каким чудом, посулами, уговорами или угрозами заставили портновскую братию буквально воссоздать парадный костюм — со всеми его компонентами — от сапог до запонки на галстуке? Олегу об этом слуги, которых он видел в первый раз, не сообщили. Зато извинились, потупившись, и поникнув широченными плечами, сообщая, что с шинелью и шапкой ничего не вышло — не успели. Это уже и князь Бельский, появившийся в еще более шикарном наряде, услышал. И отреагировал, конечно:

— Пошьют в полку для следующего раза. А сейчас — не успеешь замерзнуть. Вертолет прямо на заднем дворе сядет. До Москвы лета по прямой полчаса всего, а с учетом взлета-посадки, да дороги до Кремля — как раз по времени и успеем.

— Если только…, — буркнул Олег, которого князь вел по коридорам за руку.

Николай Ефимович вздохнул; понизил голос, и наклоняясь на ходу как-то неудобно, вбок, к Олегу, сообщил:

— Вообще-то статистика так и гласит — большая часть гибнувших из числа высшего сословия в мирное время как раз находит свою смерть в небесах. От падения с высоты в километр, или больше никакой артефакт не спасет. Кроме легендарных, конечно, но кто их видел? А у нас и выхода другого нет, и атаки еще одной ждать — вероятность, близкая к нулю. Просто не успеют подготовиться. В эту, у Клязьмы, вложились немерено. Но ничего — отыщется лис, что в наш курятник посмел забраться.

Кот поднял к нему голову; князь согнулся еще ниже:

— Николай Ефимович… а сейчас это кого… того — вас или меня?

— По большему счету, не имеет никакого значения, — разоткровенничался вдруг Бельский, — мы теперь с тобой, Олег, так тесно связаны, что…

Кот кивнул, даже с благодарным выражением на лице. Внутри же себя возразил; ну не чувствовал он душевной близости с этим человеком:

— Ты, Николай Ефимович, может, и думаешь так, веришь. А вот я и без тебя проживу; надеюсь, неплохо. Хотя смерти тебе не желаю… пусть пока на ближайшие десять лет.

Личный вертолет князя Бельского даже смешно было сравнивать с теми летающими машинами, с которых не раз десантировался старший лейтенант Котов в кавказских горах, и еще в ряде мест, которых в мире и горячими не считали. Олег решил, что здесь без артефактов не обошлось — иначе обеспечить настолько плавный, практически бесшумный полет было нереально. И слова Бельского на этот раз сбылись; в Кремль они попали даже чуть раньше намеченного срока. Никто из встречавших их у крыльца, которое было далеко не парадным, не выразил удивления от того, что князь с мальчиком продефилировали полсотни метров под начавшимся снегопадом без верхней одежды. А Олег, вслед за опекуном, постарался сделать морду «кирпичом». Властным таким, кого никак не могут задеть жизненные невзгоды.

— Ага, не задели! — усмехнулся Олег, не меняя выражения лица, — особенно пару часов назад. «Невзгоды» про которые ты, Николай Ефимович, велел не распространяться. Или думаешь, что тот же Тайный Приказ не узнает? Ну, это ваше дело, княжеское. А мне бы не затеряться тут. Или, наоборот — прикинуться ветошью, и не отсвечивать где-нибудь в углу. Так достанут ведь. Вон — уже идет.

Они с князем вошли в сравнительно небольшую залу, которую словно специально строили для таких торжественных церемоний. Строгие линии уходящих ввысь малахитовых стен; знамена, свисавшие от потолка, быть может, столетия. Портреты предков Рюриковых, часть из которых, самых известных в общем прошлом, Кот опознал — того же Грозного, или Александра Невского. И звезды — под каждым из портретов, начиная от самого Рюрика. Олег видел их недавно на экране компьютера; теперь на стенах зала. Надеялся одну из них и подержать в руках.

— Или на груди, — кивнул он внутри себя, — не зря же меня сюда привезли. Да еще в такую компанию поставили.

В зале чуть слышно гудели голоса. Говорить громко тут было, определенно, не положено. Но заслуженные воины, каждый с целым иконостасом на груди, явно радовались встрече с сотоварищами. Не все — судя по лицам — но эмоции присутствовали, как и эти самые шепотки. Князь, оставив юного витязя в этой толпе, состоящей в основной из седовласых ветеранов, отступил куда-то назад. А вместо него выросла фигура другого князя, Рюрикова Олега Николаевича. Который улыбался Олегу так широко и приветливо, что Кот и сам на мгновение представил себе, что здесь его встретил родной, горячо любимый и любящий дядюшка. Только вот отчего вокруг этой пары — Главы Приказа, и Наследника свободного Рода — тут же образовалось пустое пространство? Заслуженные ветераны, и бравые воины помоложе жались теперь к стенам, с показным вниманием разглядывая атрибуты воинской славы предков — словно видели их в первый раз.

— Добрый день, Олег Георгиевич! — князь совсем не понижал голоса, отчего у многих даже уши зашевелились; Кот непроизвольно фыркнул, — вижу по вашему лицу, молодой человек, что добирались сюда весело.

— Кто бы отрицал, что этот фрукт знает все, как бы не больше Николая Ефимовича, — «порадовал» себя выводом Олег; и, уже вслух, — здравия желаю, Ваша Светлость! Вашими молитвами, добрались. И даже в назначенный срок.

— В назначенный срок…, — повторил неторопливо Рюриков, — а хотелось бы пораньше. Побеседовать бы нам с вами, Олег Георгиевич. Если сразу после церемонии?

— Да я как бы не против, Олег Николаевич, — тут уши, что чутко вздрагивали у некоторых из приглашенных, замерли, — но хотел бы попросить о встречной услуге. Не очень, думаю, обременительной для вас.

— Обговорим, — улыбнулся Глава Приказа, — и исполним, если услуга действительно необременительная. О! Вон и распорядитель идет — Игорь Федорович. Ему в этом зале даже я подчиняюсь.

Распорядитель — высокий и худой старик в парадной костюме, где золота было больше, чем ткани (невольно вспомнился наследник литовского князя) — построил шеренгу, как понял Олег, награждаемых, быстро и непреклонно. Без лишних слов; а точнее, почти совсем без них. Бравые вояки, и пара затесавшихся среди них гражданских лиц слушались Игоря Федоровича, как бы, наверное и самого Великого князя не слушались.

— Это я, конечно, загнул, — думал Олег, внося некоторую суматоху в порядок, — но старик хорош. Да и все остальные, наверное, уже привыкли; знают, что с чем тут едят. Один я, несчастный, притащился, не ведая никаких подробностей. Да даже зачем пригнали, не объяснили. Сюрприз будет?

Между тем зазевавшегося мальчика, до того как-то ловко, и вроде совсем случайно перемещавшегося меж взрослых дядек так, что это выглядело совсем не нарочно — ну, любопытно же пацану пошариться и взглядом, и телом; разглядеть иконостас наград сначала у одного ветерана, потом у другого, и следующего — так вот, сухая, костлявая и очень крепкая рука распорядителя все же отловила Кота, и поставила его в большую шеренгу. Которая выстроилась никак не по ранжиру, званиям и должностям. Наследник Рода Котовых, который по росту должен был стоять, конечно, в самом конце шеренги, стоял теперь в ней вторым, рядом со старичком, который был ростом не намного выше него, и статным полковником с другой стороны, который поглядывал не него свысока, и с большим недоумением.

— Кажется, даже с обидой, — решил Олег, воспринимая его эмоции, — господина полковника на высочайший прием пригласили, а тут рядом сопляк… за какие заслуги?

От правофлангового, ветерана справа, веяло несокрушимым спокойствием. Такие спокойные эмоции в своей короткой жизни здесь Кот ощущал разве что от спящих крепким сном людей. А этот старичок, кажется, и действительно спал; и вдруг словно взорвался эмоциями — будто в своем сне опять повел свой полк, или там дивизию, в атаку. Олег так засмотрелся (или заслушался), буквально захлебнулся в его эмоциях, что сразу не зафиксировал, что в зале стало необычайно тихо, и превалировать в настроениях стало почти благоговение, и, в малой степени изумление, если не возмущение.

— Направленное, стати, в мою сторону, — спохватился он, — и что тут такого произошло?

Оказалось, что его подвел слух; или, если быть точнее и грубее — нюх. В зал вошли главные действующие лица, а старший лейтенант Котов это обстоятельство позорным образом пропустил. Перед шеренгой стояла другая — покороче и почти совсем не отмеченная наградами. Зато явно облеченная властью.

— Высшей властью в этой стране, — признал Олег сразу нескольких знакомых.

Он даже мысленно принялся загибать пальчики, узнавая лица, виденные воочию, совсем недавно, и на экране компьютера:

— Великий князь Московский, Георгий Александрович; супруга его, Ирина Святославовна; дядя из Тайного приказа; ага — этот тоже с наградами до пупа. Главный воевода княжества, иначе — военный министр князь Шувалов Николай Григорьевич. А следующий светится как бы не ярче князя. Только не Звездами на груди, а внутренней Силой. Сколько же ее в нем! Аж глазам больно…

Дальше Олег продолжать не стал — Великий князь, шагнувший в сторону, за небольшую трибуну, больше напоминавшую какой-то пюпитр на тонкой высокой ножке, начал говорить. Олег еще царапнул взглядом попа в черном одеянии, пристроившегося крайним слева в ряду облеченных властью. Священник, кстати, отметил его не менее пронзительно, тоже взглядом, конечно, и едва заметным кивком.

А Георгий Александрович Рюриков, уже завершивший вступительную часть речи, перешел к перечислению заслуг генерала Самойлова, Василия Алексеевича. Олегу в его блужданиях по страницами «Интернета» не раз попадало это имя. И в первый раз, во временной перспективе, так давно, как бы не в начале прошлого века, когда вместо всеобщей Первой мировой войны случился ряд кровопролитных конфликтов. Тоже с германцами, кстати. Вот тогда и получил свою первую награду Самойлов, тогда еще капитан. А генерал! — тут Олег не выдержал, и опять повернул голову к правофланговому — живой и вполне сейчас бодрый, стоял рядом! И готовился, как оказалось, получить из рук правителя Москвы высшую награду — Звезду Рюрика. Тут не только Олег, но и все остальные в шеренге повернулись — если не головами и взглядами — то мыслями и эмоциями к прославленному полководцу. Который вышел настоящим строевым шагом; правда не печатая подошвами по паркету. Получил награду, которую на шитой золотом подушечке вынес гвардеец двухметрового роста, да еще и расцелован был — и Георгием Александровичем, и его супругой. Ну, а остальных удостоил рукопожатием. И гаркнул достаточно бодро, как и полагается, обещав послужить еще; и князю, и всему княжеству.

Олег же, хлопая вместе с остальными заслуженному герою, гадал, пока тот возвращался в строй, уже не так бодро — упадет или нет на пол достаточно тяжелая на вид золотая Звезда, которую Рюриков просто прихлопнул на грудь генерала, и так полную наград. Не упала. А Олег опять ушами едва не прохлопал — князь, оказывается, теперь славословил его самого. Не вдаваясь, впрочем, в подробности. Но про Черный ковен упомянул, вызвав от соседей слева волну изумления, и даже уважения, если не страха. Обращенную теперь к нему, Олегу Котову. Сосед же справа, кажется, опять заснул стоя.

Сам Кот, не веря ушам, печатал шаг навстречу улыбкам князей и их ближнего окружения, за своей наградой, неоправданно высокой, на его взгляд. И эмоции большинства в зале это подтверждали. Разве что не гудели люди от возмущения. Но, конечно, отказываться Кот не стал; доказывать с пеной у рта, что не достоин, и что… В общем, прихлопнули ему на грудь Звезду Александра Невского, пустили «по рукам», где Великая княгиня, Ее Светлость Ирина Святославовна, и потискала, и расцеловала в детские щечки, горевшие как бы не от стыда. Остальные опять ограничились рукопожатиями; разве что тезка подмигнул весело, а старец в черной рясе, какой-то тиаре, усыпанной драгоценными камнями, и с большим крестом на пузе задержал детскую ладошку чуть дольше, чем остальные.

Олег нашел в себе силы, отчеканил благодарность княжеству (только ему, но не властителю), как репетировал вчерашним вечером, и вернулся на свое место — почти копируя старичка-генерала. Дальше все пошло по накатанной. Не считая нескольких недоуменных, и даже злых взглядов, которыми кавалеры высоких наград одарили юного героя — когда оказывались против него. Всего же награжденных оказалось шестнадцать человек — это вместе с Олегом и генералом Самойловым. Кот к окончанию церемонии несколько пришел в себя; попробовал осмотреть награду особым зрением, и ничуть не удивился, определив, что с внутренней стороны звезды крепится какой-то кристалл с плетениями внутри.

— За счет его и держится на груди, не падает, — Олег едва удержался, чтобы не потрогать, даже погладить награду, — а может, артефакт еще и привязку имеет, к хозяину, так сказать. Чтобы не умыкнул кто. Дорогая, наверное, звезда эта. Сколько камней на золоте и эмали. И герой ледового побоища на ней как живой. Настоящий художник ваял, не штамповка.

А церемония, как оказалось, этим не закончилась. К очередному ужасу Олега Котова. Теперь он совсем был готов провалиться сквозь пол из плашек ценных пород деревьев. Его подвиги, тоже сильно завуалированные, начала превозносить Великая княгиня. Впрочем, главное она сказала — о спасении детей Рода Рюриковых. И за это, как оказалось, полагалась еще одна Звезда, теперь Георгиевская. Георгий Александрович разрешил провести церемонию княгине. Которая не отказала себе в удовольствии еще раз расцеловать совсем не пухлые детские щечки.

Олег же теперь насторожился. По всему выходило, что это торжество устроили, чтобы вот так шумно, с намеком, отметить его, Наследника Рода Котовых.

— Кому-то подали знак, — решил Кот, — кому, и зачем? А тебе что надо, старче?

Это он едва не высказал вслух — попу, который никак не отпускал его руку. А потом начал говорить, когда понял, что Олег все же обратил внимание на него:

— Позволь, Георгий Александрович, и от лица всей Церкви православной отметить подвиг отрока. Заслужил, битвой своей с исчадьями ада.

— Отметили уже, — чуть резче необходимого ответил ему Великий князь, — дважды отметили.

— То дела мирские, — священник, имя которого Олег вспомнил только что — Алексий, митрополит Московский — так и не отпускал детскую ладошку, — а я говорю о деянии, в котором юноша этот сразил исчадие своей рукой. Чему был свидетель из числа иерархов церкви…

— О чем это он? — изумился Олег, уже не пытаясь выдернуть свою ладошку из костлявой кисти митрополита, — какое исчадие, и какой иерарх? А может…

В голове проскочили попеременно две картинки, которые в реальности произошли совсем рядом, практически одно за другим. Суровое лицо монаха во дворце князя Бельского, на праздновании именин его супруги, и, буквально через полчаса, или чуть позже, безголовое тело командора ковена, сползающее вниз по стеклянному куполу.

— Значит, — сделал вывод Олег, — старец тогда не ушел; видел, быть может, мой удар по «исчадью». Сделал какие-то выводы, и донес их до этого старика. Который чего-то ждет. Боится этого «чего-то», но и настроен решительно. Значит, надо ему подыграть. Не помру, может быть. Ну, ладно (он поднял голову, тяжко вздохнул, и кивнул митрополиту, открывая рот), дяденька поп, давайте и свою звезду, до кучи. Чтобы еще раз не приезжать.

Священнослужитель несколько раз открыл и закрыл рот — словно рыба, вытащенная из воды. Теперь в его эмоциях преобладала оторопь, переходящая в возмущение. Однако справился; выпустил детскую ладошку из руки, и махнул рукой повелительно, куда-то за спину Кота. Последний же в эту паузу посмотрел налево, поочередно на Великого князя, несколько покрасневшего, скорее всего от злости. Потом на Ирину Святославовну, едва заметно пожавшую плечами, и на тезку, который опять оскалился в белозубой улыбке. Вот кто был совершенно спокоен.

— И, кажется, из мелкого конфликта готов извлечь максимум пользы. Только для кого?

Еще один поп, чуть поплотнее и пониже митрополита, но с более густой, чем у него, только начавшей седеть окладистой бородой, поднес начальнику какой-то ларец; и даже открыл его. А тот потянул из полированного ящичка длинную, и явно тяжелую цепь, закончившуюся массивным крестом с огромным камнем в перекрестье.

— Награждаю тебя, отрок, крестом великого воина православного воинства Пересвета! — торжественно провозгласил он, поднимая награду над головой.

Сначала над своей — наверное, чтобы всем в зале было видно. И только после затянувшейся паузы, в которой никто и никак не отреагировал на эту награду, безусловно очень значимую, опустил крест с цепью; резко, так, что крест больно стукнул… по самому сокровенному, куда он достал своим нижним концом.

— «Нижним концом!», — злобно повторил Олег, морщась и от этого удара, а главное, от невидимой, но очень жесткой искры, ворвавшейся в тело чуть повыше отбитого места, и буквально вцепившейся во что-то внутри.

Что-то очень важное, неделимое до сих пор в организме, а может, в душе Олега Котова. И неизвестно, как бы отреагировал Олег дальше; вытерпел бы боль, сравнимую с той, что пришлось перетерпеть внутри сферы, от бордового огня врага, если бы искра эту, росшая с каждой секундой, в какой-то момент не сунулась неосмотрительно в левую руку, в большой палец, что так привычно лежал на золотой нашлепке «егерского кортика». Сунулась, и исчезла без следа. А Олег уставился на священника с понятным возмущением в голосе:

— За что, дяденька поп, дерешься? И не проси — носить этот крест не буду даже по праздникам — мне еще Род возрождать, а он мне все яйца отбил!

— Олег! — это с не меньшим возмущением в голосе воскликнула княгиня.

Впрочем, ее возмущение было хорошо разбавлено смешинкой. А вот у большинства в зале ирония, откровенные смешки ничем не разбавлялись; разве что не были высказаны вслух. А самое главное, и удивительное — и сам митрополит был явно доволен. Улыбался, словно кот, объевшийся сметаной. У Олега же с этой аналогии вдруг остро закрутило желудок. Так, что хотелось закричать: «А банкет по случаю награждения будет? Желательно поскорее!». Но это были эмоции, и отходняк от пережитого только что стресса. Холодный же разум подсказывал — «Я только что прошел какую-то очень важную проверку. Болезненную, неприятную, но прошел!». А вслух заговорил Великий князь, который явно перевел дух.

— Вот кто больше всех и заинтересован во мне, Наследнике Рода Котовых, — решил Олег, опять оказавшись рядом со старичком-генералом, — зачем же тогда вся эта сегодняшняя церемония? Точно ведь народ не сдержится. И завтра, если не сегодня вечером уже по княжеству потекут слухи — один невероятней другого. И, быть может, слухи эти стронут где-то какую-то лавину. Главное, чтобы этой лавиной меня не засыпало; ну и княжество, во вторую очередь…

Как оказалось, Олег рано радовался. Банкет, которого не могло не быть, откладывался. По вине Ирины Святославовны, которая, нарушая, быть может, какой-то порядок, вышла из шеренги, и перехватила Олега, который уже шагнул к своему месту в строю, подхватив правой ладонью болтающийся тяжелый крест. По большому счету от был даже благодарен митрополиту, которого, кстати, даже не поблагодарил — не знал, как это правильно делается, да и не настроен был в первые минуты. Теперь же, оглаживая огромный кристалл на кресте, Кот мысленно уже работал с этим камнем, примерялся к нему, как к будущему артефакту. И никаких мыслей о святотатстве даже не мелькнуло в голове.

— Олег, — нежная ручка княгини вцепилась в плечо ничуть не слабее, чем у того же князя Бельского, — было бы хорошо, если бы ты в завершении спел нам.

— Спел?! — возмутился Олег, резко поворачиваясь, отчего крест выскользнул из ладошки, и опять больно стукнул, по тому же месту.

— Да, Олег Георгиевич, — сладко улыбнулась княгиня, — спой нам что-нибудь.

Ее ладонь, словно невзначай, коснулась правой груди — той самой, в которую не так давно отчаянно вцепилась ладошка старшего лейтенанта Котова; и Кот дрогнул. Не внешне, нет. Просто захотелось сделать приятное — и этой женщине, и мужу ее, и хитрому дядьке, и, особенно, старичку-генералу, который, кажется, проспал все последние события.

— Сейчас разбужу! — как-то озорно решил Олег про себя; а княгине кивнул, — хорошо, Ирина Святославовна, я готов.

— Прошу, — Ирина Святославовна выпрямилась, и чопорно показала на трибуну-пюпитр.

Олег к ней, конечно, не пошел — подставочка, на которой, быть может, до сих пор лежала шпаргалка Великого князя, как раз загораживала бы его голову. Двинулся рядом с женщиной — прямо на шеренгу, на Главу Тайного приказа. И Олег Николаевич подвинулся, потеснил соседа, тем самым разрешая мальчику встать в один ряд с верховной властью Московского княжества. А Кот на ходу нашарил в кармане монету, мысленно молясь неизвестно кому — чтобы золотой оказался нужным, что он не перепутал монеты, когда вынимал их из испорченного костюма, а потом перекладывал их в новый. Не перепутал! Вот так, под первые звуки духового оркестра, заставившего народ в зале закрутить головами в недоумении, а потом вытянуться в большинстве своем по стойке «Смирно!», старший лейтенант Котов сжал в одном кулачке монету, а в другом — рукоять артефактного кинжала, и сделал четкий поворот через левое плечо. А потом запел:

— Через войны, пожары, века

Звон малиновый в небо летит

Слышен звон этот издалека

Это сердце России звенит…

Сердце России звенело не голосом Олега Котова, или его тезки, Газманова. Медью труб и грохотом барабанов заполняли залы Кремля души москвичей, от первых дней ее существования — строителей, возводивших стены Москвы; воинов, защищавших их; матерей и жен, растивших строителей и воинов, провожавших их на битвы, и ждущих их до самой смерти…

— Москва — звенят колокола

Москва — златые купола

Москва — по золоту веков

Проходит летопись времен.

Москва!

— Москва! — текли слезы у старичка генерала.

— Москва, — чеканили шаг рядом в строю, пусть и на месте, заслуженные воины.

— Москва, — шептал даже митрополит, крестившийся на каждое «звонят колокола».

А князь Московский, Георгий Александрович Рюриков, словно в забытьи повторял другие слова: «С возвращеньем двуглавых орлов, Продолжается русский язык…».

— Ой, что будет?! — Олег, кажется, первым пришел себя и, не ожидая здесь больше ничего — ни дурного, ни хорошего — без разрешения выбежал из зала.

4. У Великого князя Московского

— Ну как, прогулял Наследника?

Старший Мастер Силы граф Юрий Сергеевич Кутепов постарался скрыть изумление, остановившись взглядом на довольном лице князя Рюрикова, дяди Великого князя Московского. Как такового наследника у Главы Тайного Приказа не было. В большой семье Рюриковых Наследник был один, старший сын Георгия Александровича, и тот весь торжественный обед, которым закончилось такое эффектное Малое награждение, был на глазах у Кутепова. А вот Олега Николаевича, кстати, на трапезе не было с самого начала. Как и героя церемонии, кстати — этого малолетнего певца, Наследника Котовых. Юрий Сергеевич выглядывал его весь обед, но так и не обнаружил. Уверен был, что и все остальные выглядывали…

— Наследник!

Догадка уже скользнула было в голову, но ее опередили слова Великого князя — чуть насмешливые, а больше — тревожные:

— Да не гадай, Юрий Сергеевич, не дяди моего то наследник был. Это общеизвестно — дела свои семейные Олег Николаевич давно старшему сыну передал, а сам живет заботами княжества нашего Московского, на страх его врагам.

— Это да, — невольно пробормотал граф, передернув плечами единственно при намеке о Тайной Страже, — враги Его Светлость куда как боятся.

Великий князь на его замечание внимания не обратил, продолжил:

— Наследника я имел в виду Рода Котовых. Как он тебе показался, Юрий Сергеевич?

— Шустрый парень, — граф огляделся, словно выискивая человека, ушам которого слова, что он готов был произнести, и были предназначены.

Но тут, в рабочем кабинете Великого князя Московского, таких не было — ни людей, ни ушей. Из первых на этом сборище, или совете присутствовали лишь трое, включая хозяина кабинета, из ушей же… помещение это было защищено от чужого внимания, пожалуй, лучше, чем любое другое в княжестве. Старший Мастер Силы сам обеспечивал эту защиту; в своей части, конечно. А были еще и технические специалисты, и люди того же Приказа отметились… даже от митрополита кто-то приходил — проверял отсутствие угрозы от Высших сил. А граф продолжил:

— Шустрый, и полный тайн. Мне, кстати, непонятно, за что, за какие услуги мальчика этого осыпали такими наградами? И не только мне.

В голосе Юрия Сергеевича не было обиды, или зависти — хотя того же «Александра Невского» за долгие годы безупречной службы он не заработал.

— Этому есть свои причины, — чуть нахмурил брови главный Рюриков, — «Невского» парень по заслугам получил. А на Георгии Ирина Святославовна настояла. Не смог отказать. Ну, а про крест сами видели — я ни сном, ни духом не был, пока митрополит слово свое не сказал.

— Кстати, насчет «Пересвета», — вспомнил только теперь Старший Мастер, — награда, я бы сказал не только почетная, но и… сомнительная, что ли. С подвохом.

— С каким же? — чуть подался к нему телом Олег Николаевич.

Кутепов улыбнулся; речь пошла о предмете, в которой он был здесь главным специалистом:

— Крест этот от первых Рюриковых считается одним из орудий против тех самых «исчадий ада». Причем, в прямом смысле, не аллегория. Если бы в юноше нашем нашлась хоть капля Силы Смерти, гореть бы ему в том самом аду. А если по нашему, по земному — осталась бы от него кучка пепла; прямо там, в зале Георгиевском. Так что сдается мне, что это была проверка. И Котов ее выдержал.

Великий князь глянул на дядю с укоризной, а тот, никак не отреагировав на этот взгляд, проговорил, в раздумьи:

— Значит, и по этому поводу к митрополиту нашему старец из скита приезжал. Про него, пожалуй Алексий и упоминал, об иерархе церковном, — он вдруг резко отвернул от темы; вернее, вернулся к прерванной, — ну, так что ты там говорил про тайны, Юрий Сергеевич?

Кутепов поднял на стол, за которым сидел напротив Великого князя, тонкий дипломат, в котором носил с собой необходимые в каждодневной службе вещи, и вынул из нее планшет. Вообще-то сведения, которые он собирался донести до Рюриковых, можно было легко и с точностью извлечь из головы, не привлекая технические средства; но так, посчитал граф, будет солидней и, убедительней, что ли.

— Вот, — ткнул он пальцем в загоревшийся экран, куда никто и не подумал глянуть; кроме него самого, конечно, — посланник мой к князю Бельскому, во Владимир, доложил, что юноша этот, Котов Олег Георгиевич, владеет аж пятью ветвями Силы. Всеми стихиями, и Чувством, в придачу к ним. Уровень, правда, слабенький — от седьмого до десятого. А в среднем — уверенная восьмерка.

— А имя у этого посланника есть, — вкрадчиво спросил Глава Тайного Приказа, — и не сообщил ли он еще чего-нибудь… странного?

Граф Кутепов знал, что на прямо поставленный вопрос князя Рюрикова нужно отвечать откровенно, и с максимальной полнотой — правду Глава Приказа все равно доищется. Да и не собирался он ничего таить от Рюриковых:

— Андрей Юрьевич Поклонский, молодой Мастер, три года, как выпустился из академии. Подает большие надежды, хотя Силой и не очень велик. Повинился по приезду из Владимирского княжества.

— В чем же?

— Получается, развел его мальчишка. На информацию. Показал ему Поклонский лишнего. Но передо мной Андрей Юрьевич отчитался до донышка, — он постарался с максимальной твердостью во взгляде посмотреть в глаза Олега Николаевича.

— Не буду я трогать твоего Поклонского, — махнул тот рукой, — расскажи своими словами.

— Ага — вот так же: «Своими словами, как малолетке несмышленому», — Котов и заставил показать…

— Импульс? — подсказал Глава Приказа.

— И его тоже. Мальчишка и сам пробовал, Воздухом. Мастер мой утверждает, что ничего у него не получилось.

— Да, — хмыкнул, внешне добродушно старший Рюриков; младший, Великий князь, повторил секундой позднее, — а во дворце князя Бельского получилось просто замечательно. Так, что командор Черных остался без головы. На полусотне метров, кстати.

— Такого тот же Поклонский не сумел бы, — покачал головой граф, — может, артефакт какой был?

— Может быть, — не стал развивать тему Рюриков, — ты, Юрий Сергеевич продолжай. Что еще там, с Поклонским, и Наследником Котовых?

— Еще там случился «смеситель».

— Смеситель?! — теперь удивились оба князя.

— Так сам Котов обозвал наше «Слияние Сил». Оно у мальчишки, кстати, тоже не получилось.

— Смеситель, — повторил, уже задумчиво, Олег Николаевич, — так, пожалуй, и вернее будет, не находишь, Георгий?

Вот так, по имени, грозный Глава Приказа называл племянника очень редко; обычно наедине. Граф Кутепов сейчас не знал — радоваться ли такому вот доверию, или печалиться. А сам Великий князь отреагировал чуть резковато:

— Вернемся все же к вашей прогулке с Наследником Котовых. Что удалось узнать?

— Сначала про саму прогулку, Георгий Александрович, — дядя словно дразнил племянника, отчего тот заметно поморщился, — попросил меня младший Котов об услуге — помочь ему со столом праздничным, для офицерского собрания в полку. Обмыть, как говорится, награду. То есть, награды.

— А что — опекун, князь Бельский, не мог это сделать?

— Ты бы его отпустил, Георгий Александрович? Да хоть и отпустил бы — кто он в Москве, в воскресенье после полудня?

— А для тебя, Олег Георгиевич…

— А для дяди Великого князя Московского «Гостиный двор» открыли, и банковского служащего с терминалом привезли.

— Терминал-то зачем?

— Так у мальчика с собой только карта банковская было, правда золотая. Ну, и золотые по карманам заныкал — но ими расплачиваться не собирался. И не приняли бы их к оплате; даже в «Гостином».

— Насчет золотых, — вклинился в разговор родичей Кутепов, — их у Котова был целый десяток. По всем карманам рассовал. Причем полных Силой. А один, так и амулетом был не из слабых.

— Амулет? — теперь удивился только Великий князь.

— Ну да, — кивнул граф, — тот самый, что собой целый оркестр заменил…

— Про амулеты и песни позднее, Ваша Светлость, — Глава Приказа почему-то поспешил вернуть разговор в прежнее русло, — а сейчас про «Гостиный двор». Признаюсь — наш юный Наследник и там сумел поразить меня.

— Чем же? — уставились на него две пары глаз.

— Заказ делал с размахом, но очень расчетливо. Не стеснялся советоваться с персоналом. По моим впечатлениям, на заявленные двести единиц офицерского состава Судогодского полка как раз хватит, с небольшим запасом. Водку, вина и коньяки выбирал только самого лучшего качества, но не из изысков. Из продуктов — только экзотику, чего во Владимире своего не производят. Икру да рыбу царских сортов; фрукты тропические. А за мясом с овощами и нашими фруктами даже не завернул — сказал, что из своих деревень привезет — все вкуснее и дешевле будет. А главное, свежее. Так и утвердил: «Яйца из под курочки, а молочко из под коровки». Мне, так даже самому поесть захотелось. Так что и ресторацию «Двора» пришлось открыть. На две персоны.

— А ты что же, Олег Николаевич, парню наличными не ссудил? — задал вопрос, явно с подвохом, Великий князь.

— Так я с собой двести тысяч рублей наличными не ношу, — Георгий Александрович, — а Котов со счета чуть поболее заплатил. Это вместе с доставкой в полк ко времени.

Никто охать, конечно, не стал. У каждого тут, даже графа Кутепова, были в жизни траты и посолиднее. Не в шестилетнем возрасте, конечно…

— А теперь о главном по Котову, о разговоре, ради которого я, собственно, и потратил половину дня.

Лицо Главы Приказа стало жестким, даже суровым.

— Рассказывай, — кивнул Великий князь.

— Узнал мальчишка немногое. И того бы не узнал, если бы его отец с малых лет не начал учить языкам.

— Каким?! — чуть привстал со своего кресла Георгий Александрович.

— Британским. Именно на британском говорил Черный из ковена.

— И что говорил? — это уже Старший Мастер не выдержал, спросил.

— Про твоих детей, Георгий, — опять по простому, по семейному ответил в сторону племянника князь, — косвенно подтвердил. Провел Черный какой-то ритуал. Так что будет у тебя в семье, Георгий Александрович, четыре сильных Мастера. Но — каждый с одной Силой.

Старшего Мастера Силы эта информация чрезвычайно заинтересовала, но он благоразумно придержал свое любопытство. А Олег Николаевич продолжил:

— О том, что колдун Черный по британски говорил, знает, кстати, князь Бельский. Но только об этом. Не умеет он спрашивать правильно.

— А ты, дядя, умеешь, — скорее утвердил, чем спросил Великий князь.

— Черный, кроме речи британской, еще и белиберду какую-то свою колдовскую нес. Ну, я и попросил Олега Георгиевича, повторить то, что он запомнил из этих фраз непонятных; между заварными пирожными…

Разговор как-то резко вильнул в сторону. Великий князь совсем по мальчишески хихикнул:

— Любит наш Котов заварные эклеры… особенно с литовской начинкой.

Тут уж и граф не выдержал, улыбнулся. Хотя и не знал до этого момента, что к скандалу с Наследником Литовского княжества приложил свои детские ручки Олег Котов.

— Так вот, — продолжил Глава Приказа, тоже негромко хохотнув, — в этой бессмыслице мне показались знакомыми такие слова: «Вуки Хоул».

— Вуки Хоул! — эхом прозвучало из уст графа Кутепова.

Великий князь перевел свой взгляд от него к Олегу Николаевичу и обратно: «Рассказывайте!».

— Пусть Юрий Сергеевич расскажет, — кивнул на графа Рюриков-старший, — уверен, он знает куда как больше моего.

— И в этом ты, Олег Николаевич, прав, — подумал граф с некоторой мрачностью; вслух же сказал слова, заставившие Великого князя высоко вздернуть брови:

— Дед мой…

— Юрий Степанович, Великий затворник? — почти вскричал князь, — а этот здесь как отметился?

— К Юрию Степановичу еще вернемся, — мягко прервал его дядя, — ты нам Юрий Сергеевич, лучше про Вуки Хоул расскажи.

— Вуки хоул, — послушно повторил граф, — владения британского Рода Шетландского; бывших королей, кстати.

— Слышал я про эту трагедию, — кивнул Великий князь.

— Она, эта трагедия, — продолжил тем же ровным тоном Старший Мастер, — первая в череде загадочных уничтожений древних Родов. Не простых, связанных с местами Силы. А если быть точным, то таких было за два года три — еще по одному Роду в Индейской Америке, да Британской Индии, под Калькуттой.

— Котовы наши должны были стать четвертыми, — добавил Глава Тайного Приказа, — а вот о том, что вместе с Родами были порушены и их Источники, тебе было известно, Юрий Сергеевич?

— Только слухи, — покачал головой граф, — мне ведь министерство Алексея Алексеевича Добровольского, да внешняя разведка о своих делах не докладывает. Но сдается мне, что и они не знают о том, о чем рассказал мне когда-то дед.

— Ну, давай теперь о Юрии Степановиче, — поощрительно кивнул старший Рюриков.

— Так вот, — зачастил, словно обрадовался разрешению граф, — о местах Силы дед мне еще в детстве моем рассказывал. Главное, что мне запомнилось — это его твердая убежденность, что никуда порушенные места не исчезают. Истает одно, в скором времени где-то в мире зародится другое. Он почему-то их называл Вратами, и очень беспокоился…

— О чем же? — спросили сразу два князя.

— О том, что если кто-то сумеет разгадать алгоритм… предугадать расположение нового Места Силы… вот тут и начнется настоящая охота, или даже бойня таких мест. Старых.

— Которая уже и началась! — утвердил с нажимом в голосе Олег Николаевич, — кстати, Юрий Сергеевич, с дедом своим так и не помирился?

— Да я с ним и не ссорился, — пожал плечами граф, — это он мне от дома своего отказал. На следующий день после того, как вы, Ваша Светлость (он сидя поклонился Великому князю), меня титулом облагодетельствовали.

— Обиделся, что ли? — недовольно спросил Георгий Александрович, — так ему и дед мой, и отец такой же предлагали. Не принял, в затворники подался. Для света, конечно; на благо княжества он по прежнему трудится — другим молодым так же бы…

— Насчет последнего, Юрий Сергеевич — я тебя и попрошу съездить к деду своему. По поручению Великого князя Московского, если он, конечно, не возражает.

— Я еще что-то не знаю?! — нахмурился Великий князь.

— Сообщили уже к моему возвращению из прогулки с Котовым, — извиняющимся тоном доложил Глава Приказа, — а потом и князь Бельский подтвердил, когда я ему опекаемое чадо возвращал. Сквозь зубы, но рассказал.

— И что же?

— Напали на его кортеж, Георгий Александрович. Прямо у самого Владимира мину под автомобилем, где он с Котовым Олегом Георгиевичем ехал, к нам сюда, на церемонию, взорвали. А потом еще два десятка автоматчиков так оказались.

— Хоть кого-то живыми взяли? — окинул его суровым взглядом племянник.

— Моим людям еще не передали, — как-то легкомысленно отмахнулся Олег Николаевич. — только уверен — ничего путного из них выжать не сможем. Имя заказчика в таких случаях до исполнителей не доводят. А твоему деду, Юрий Сергеевич (повернулся он теперь к графу), я хотел задать такой вопрос: «Каким образом сфера артефакта, которые уважаемый Юрий Степанович по поручению Великого князя целый год делал, по одному экземпляру в неделю, сумела выдержать удар Огня второго уровня. Тот самый артефакт, которые Георгий Александрович в своей милости преподнес каждому из наместников княжеств».

— Этого не может быть! — заявил граф громко, вскакивая с кресла, и доставая из под костюма кристалл, — у меня такой же, из одной серии (тут он кивнул благодарно Великому князю, получив обратный кивок, заполненный задумчивостью). Утверждаю — четвертый уровень — вот его предел. И то, с полной зарядкой.

— А у князя Бельского артефакт уже принял на себя много… да хотя бы обстрел из двух десятков автоматов. Кстати, нашего, московского производства. Специальных, для Северного полка гвардии Вологодского княжества. Ну, с этим я сам разберусь. А тебе, Юрий Сергеевич, вот описание удара. Шар Огня, размером не меньше метра в диаметре, и цветом спелой вишни.

— Да, — как-то потерянно заявил граф, опускаясь на кресло, — никак не ниже второго уровня. Это какой же там умелец объявился?

— Артефакт это был, — пояснил Рюриков, — Мастера крупнокалиберными пулями надвое разорвало, и сам артефакт вдребезги. Вот ты, Твое Сиятельство, съезди к деду… да хотя бы завтра, часам к десяти, да поспрашивай его.

— К чему такая точность? — спросил Великий князь.

И граф задал себе такой вопрос, с подозрением.

— Тут я хотел бы, Ваша Светлость, — повернулся к племяннику Олег Николаевич, — напомнить об обещании, которое так неосторожно вы дали Наследнику Рода Котовых.

— Ого, как официально! — насторожился Кутепов.

— Что он хочет? — буркнул, кажется, недовольно Великий князь.

— Просит поучит его, владению Силой, — озвучил хотелку мальчика Котова его тезка.

— В академию не пущу — даже я не имею права, — заявил тут же Георгия Александрович, — да ты и сам это знаешь, дядя.

— Это понятно, — вернул себе более развязный тон князь, махнув рукой, — никак нельзя, чтобы он клятву тебе принес. Тогда о Мещере можно будет забыть. Она и сейчас еще пока…

Он еще раз махнул рукой, а потом подобрался, и доложил уже с хитрой улыбкой:

— Так ведь парень об академии и не мечтает. Другая у него мечта — артефактором стать.

— Ух ты! — невольно, и очень удивленно воскликнул граф, — губа у мальчишки не дура. Я бы и сам, когда-то… не получилось — природа не дала. Так дед и заявил когда-то.

— Ты, Юрий Сергеевич, в другом высот достиг; любому на зависть. Так что не прибедняйся. Насчет же Котова, и его просьбы… Пусть пробует. Юрия Степановича, — кивнул Великий князь графу, — от моего имени попроси.

— Пусть заодно и мальца проверит, — словно обрадовался Глава Приказа, — так я сообщу Котову — завтра, в десять часов. Или во вторник. Вечером ему господ офицеров ублажать, на пирушке. Награды обмывать. Песню, наверное, новую споет им… Кстати, я в «Гостином дворе» тоже потратился. Телефон мобильный купил, из самых новых. Ну, и Олегу Георгиевичу его подарил. А то как-то неудобно — Великий князь с княгиней отметили заслуги; митрополит чести великой удостоил, а я как бы неблагодарным остался. А ведь он за меня работы сколько проделал. Ты же, Юрий Сергеевич, прости меня, старого — я ему в телефон твой номер забил. Ну, и свой тоже… (он повернулся к Великому князю, протягиваю вперед открытую ладонь, словно защищаясь от злого взгляда). Твой, Георгий Александрович, и твоей семьи не дал — прав таких без разрешения не имею.

Почему-то граф Кутепов решил, что нужные номера окажутся в телефоне юного наследника Котовых совсем скоро. Но озвучивать этой мысли не стал. Поднялся, почувствовав чутьем достаточно опытного царедворца, что ему пора на выход.

Великий князь встал, протягивая ему руку:

— До свидания, Юрий Сергеевич. Спасибо за помощь. А деду своему мои самые искренние пожелания в здоровье пожелай. Скажи, что заеду, — он сделал маленькую паузу, словно высчитывая что-то, — обязательно заеду. С Новым годом поздравлю.

Два князя остались в кабинете одни. В атмосфере, которая, казалось, сгустилась после ухода графа Кутепова.

— Не он? — спросил наконец Великий князь.

— По всему выходит, что граф Кутепов на сторону не работает. На него думаю в последнюю очередь. Но крот в твоем Ближнем совете есть. Это сомнению не подлежит.

— И кто же? — язвительно подчеркнул Георгий Александрович.

— На сто процентов уверен в тебе, Георгий, себе… ну, и Наследнике с Ириной Святославовной. И то — тут без обиды — последних отмел потому лишь, что на Советах они бывают очень редко. И всей информации, что просачивается врагам нашим, просто не знали. Кровное родство рассматриваю во вторую очередь.

— Спасибо за откровенность, — кивнул Великий князь, сморщившись, словно от больного зуба, — значит, остаются трое — Изваров от безопасности, воевода Шувалов Николай Григорьевич, да граф Добровольский от Приказа иностранных дел.

— Митрополита еще добавь до кучи, — предложил старший Рюриков, — за этой четверкой пригляд обеспечен постоянный. Просьбы одна будет, Георгий.

— Какая?

— Графу Добровольскому, Алексею Алексеевичу ограничить бы выезды за пределы княжества.

— Как ты это себе представляешь? — явственно удивился Великий князь, — он же Приказом иностранным заведует.

— Уж не знаю как, — пожал плечами Глава всемогущего Приказа, — только осторожно, чтобы…

— Не спугнуть? Он?!

— Пока не уверен, — покачал головой Олег Николаевич, — просто с недругами нашими он чаще других общается. И родичи его постоянно в круизах заграничных болтаются. Могли там кого и прихватить. И еще, Гоша…

Так он обращался к племяннику очень редко, даже в юные годы Великого князя, которым тот стал как раз в шесть лет.

— Что?! — Георгий Александрович был само внимание.

— Чувствую, что сердишься ты до сих пор на мальчишку Котова. Прошу — пойми, и прости.

— Не могу, — как-то оплыл в своем кресле Великий князь, — умом понимаю, что пацан он шестилетний, что негоже правителю такую вот ревность в себе растить, но… глаза закрываю, и вижу лишь, как он тянет свою ручонку к моей Ирине, и тискает ее, тискает.

— А ты поднимись выше своего княжеского звания, — сурово предложил племяннику старший князь.

— Это как?! — младший Рюриков даже открыл от удивления рот.

— Выше — значит, простым мужицким умом подумай, инстинктами не князя, но обычного мужика. Как бы ты сам руки свои тянул, ежели бы перед глазами тело женское лежало, роскошное, да почти обнаженное — прости уж за такие подробности об Ирине твоей. Не Котов малолетний ручонку тянул, куда не надо; это мужик в нем проснулся, может быть, впервые в жизни. Так что…

Великий князь Московский Георгий Александрович Рюриков закрыл глаза и шумно задышал. А когда открыл, совершенно искренне заявил:

— Все, Олег Николаевич. Ты был прав. Понял я. И простил!

5. Великий затворник

Возвращение Олега Котова в полк было совсем не триумфальным. Князь Бельский с мальчиком в расположение полка не поехал, отговорился неотложными делами. Хотя мог и не объяснять ничего. Кот не обиделся; более того — видя, как Николай Ефимович с каждым километром от Москвы до Владимира становится все мрачнее, даже посочувствовал ему. Оказалось, что большего сочувствия требовалось ожидать самому Котову.

Автомобиль, из которого Олег близ дворца Бельских даже не вышел, остановился у лестничной площадки, у заднего бампера другого внедорожника, который явно уступал княжескому во всем — размерах, мощности, роскоши внутреннего салона и, конечно же, цене. Все это Олег определил мимолетным взглядом, который он бросил внутрь этой машины — благо задняя правая дверца в ней почему-то была открытой. Крыша же, и передний капот машины были покрыты толстым слоем свежего снега, что говорило — стоит он здесь достаточно долго. Впрочем, снегопад, покрывший плотным белым одеялом окрестности, и провожавший кортеж князя Бельского всю обратную дорогу домой, уже закончился, и с неба холодно и равнодушно взирала половинка луны. Вот в такую же мертвенную бледность ухнуло настроение Кота; еще до того, как он взбежал по ступеням, а потом ворвался в открытые кем-то двери. Ворвался, и застыл, увидев перед собой короткую шеренгу немногих близких ему здесь людей. Лишь у одного из них — майора Назаркина — глаза сверкнули радостным огнем, и расширились; явно при виде наград на груди Витязя. И это еще без Креста Пересвета, который Олег с трудом засунул в боковой карман; цепь, кстати, вся не поместилась, болталась на боку — в противовес кортику на другом.

— Что-то случилось? — с холодным, даже морозным тоном спросил Олег, остановив взгляд на Матвее Григорьевиче — княжеском колдуне, который, очевидно, и приехал на незнакомом автомобиле, — вам бы, Матвей Григорьевич, в постели лежать, а не разъезжать по гостям. Я бы не обиделся, если бы поздравили меня чуть попозже.

Вид у старого ближника Владимирского князя действительно был — краше в гроб кладут. Но глаза горели решительностью. А еще — какой-то виной; лицо же было словно с портрета предвестника великой беды.

— Ты сильно не убивайся, Олег Георгиевич, — медленно, словно подбирая слова, начал говорить колдун, — только поверь — моей вины тут никакой нет. Источника уже не было, когда я дохромал до того места…

Олег дальше слушать не стал. Повернулся, и помчался в ночь, в зиму, в лес. Помчался так, чтобы никто не успел увидеть, определить по его лицу, что горечь его от утраты близкого друга не беспредельна; что он нее осталась лишь слабая тень. И что на детской физиономии сейчас больше хищного удовлетворения, почти радости:

— Получилось! Все получилось! — твердил он внутри себя, уверенно выбирая дорогу в изменившемся до неузнаваемости лесу, — даже он, опытный колдун, поверил, что все случилось только сегодня, да еще в мое отсутствие. Теперь еще бы нормально на полянке убитого горем сыграть…

Он даже притормозил немного, и едва не запнулся о толстый корень под снегом, о котором мышечная память помнила куда лучше головы. Еще и оглянулся, отметив, как далеко позади скользят темные тени. Кто именно? Олег был уверен, что из теней этих в кругу, на полянке материализуются Дамир Ефимович, да его новики.

— И Матвей Григорьевич появится, — решил он, — сдохнет, но доползет! Сумею ли я для него разыграть спектакль? Не уверен; ох, не уверен. Тогда… пусть говорят не слова, а чувства. Не буду рыдать; и говорить ничего не буду. Спою! Точно! Только вот что?

Из грустного и печального на ум первой пришла старая песня о лебединой верности — о том, как «…сложив бесстрашно крылья, на землю упал!». Но внешний антураж, зимний лес, никак не подходил для этого произведения. Олегу, в общем-то, на это обстоятельство было наплевать, только вот нужного настроя, надрыва могло не получиться. Еще несколько вариантов на бегу, и остановился Олег опять на великой, по его мнению, Алле Борисовне.

Остановились и его ноги — точно в том месте, где когда-то бил вверх зеленый Источник. Он не сел теперь, как прежде. Не потому, что пожалел парадный костюм, второй уже за сегодняшний день. Просто решил, что пафоса в песне, исполняемой сидя по-восточному, куда как меньше, чем вот в такой — гордой, и одновременно печальной позе. А вокруг собирались зрители. Первыми, как и ожидалось, подбежали новики во главе с Витязем Бельским. Кот совсем не сопротивлялся морозу, заползавшему внутрь организма. Совсем скоро он собирался изгнать его наружу, вместе со словами. А Матвей Григорьевич действительно появился, влекомый и собственным духом, и двумя новиками, которые к полянке, по сути, уже донесли старика. А за этой троицей, к великому изумлению Олега, трусили неровным бегом, и явно тряслись от холода двое неразлучных по воскресеньям сподвижника — Сергей Масалов с синими от мороза щеками, но горящими даже во тьме глазами, и Филинов, еще больше похожий сейчас на хищную птицу. Несчастную такую, перемороженную птицу. Но свой баул он прижимал к груди очень крепко. Ему и кивнул Олег. Дождался, когда облеченный Силой Мастер подкинет артефакт кверху, и открыл рот; вместе с медным грохотом волн, издаваемых сейчас духовым оркестром — другого «аккомпаниатора» пока у Кота не было:

— Ледяной горою айсберг из тумана вырастает

И несет его теченье по бескрайним по морям…

Поначалу — почувствовал Олег — было больше изумления, желания зрителей оглянуться, увидеть, а потом бежать сломя голову прочь от ледяной горы, готовой обрушиться на несчастных мореплавателей… несмотря на темный лес вокруг. Но скоро, к окончанию первого припева про море забыли; про обычное, соленое море. А осталось лишь море морозной печали, стылого горя утраты:

— А ты такой холодный как айсберг в океане,

И все твои печали под черной водой

И все твои печали под черною водой…

Теперь даже сам Кот уверился — эта песня именно про его Источник, исчезнувший безвозвратно… пусть не под водой, а под землей.

— Ну, или в неведомых далях, куда его отправил мой Ножик. Оставив каплю здесь, со мной. Как там, кстати, Матвей Григорьевич?

Олег закрыл рот, открыл глаза, и нашел взглядом колдуна. Старик был плох, очень плох. Словно песня выдула из него в морозный лес последние силы. Кот невольно почувствовал вину к Матвею Григорьевичу; хотя и понимал — найди тот хоть что-то подозрительное, и Наследнику Котовых несдобровать.

— Не фатально, конечно, но приятного было бы мало. А главное — Ножик бы точно отобрали. Пока же надо помочь старику. Держите, Матвей Григорьевич.

Он протянул колдуну золотой, полной Силы, почерпнутой из артефакта; еще и попросил про себя у бездушного золота: «Не отказывай, пожалуйста, старому человеку. Он, по большому счету, только добра мне желал». Неизвестно — нужно ли было такое разрешение, или старый колдун и без того умел пользоваться «аккумуляторами». Но результат был зримым — лицо его посвежело, что было хорошо заметно даже в темноте; а сам он резко выдернул руки из крепких ладоней новиков, на которых только что буквально висел.

— Вот и ладненько, — произнес про себя Олег, стараясь не сильно показывать на своем лице радость, — не пора ли нам домой, господа хорошие. Там тепло… кормят…

Последние слова невольно вырвались наружу; быть может, даже с Силой. Отчего с энтузиазмом собрались в обратный путь все, и в первую очередь Матвей Григорьевич. Теперь шли почти толпой. Колдун прижимал к себе мальчика — словно оберегал его. На деле же получилась дополнительная тренировка для Кота; к окончанию дистанции старик не слабо налегал на него. Но в какой-то момент дернулся — когда в кармане Котова затрезвонил телефон, подарок князя Рюрикова.

Очевидно, Дамир Ефимович отдал какую-то команду, в результате которой новики рассыпались цепью так, что отрезали от остальных, быть может, нежелательных слушателей, трех «любителей зимних лесных прогулок» — Олега с Матвеем Григорьевичем, ну, и самого Витязя. Кот же разглядел еще изумленное лицо майора Назаркина; вспомнил о том, что на территории полка обычная связь глушится.

— Значит, у меня связь не совсем обычная, как и сам телефон. Ну, спасибо тезка — удружил. Алло, — это уже включенному телефону, и абоненту на другом конце невидимой нити связи, — граф Котов на проводе.

Кто-то на другом конце заперхал — то ли рассмеялся приглушенно, то ли закашлялся. Но недолго; мужской, очень уверенный в себе голос, сообщил:

— Это тоже граф, Олег Георгиевич. Кутепов Юрий Сергеевич — слышал про такого?

— Кто же не слышал про Старшего Мастера Силы? — буркнул Олег, — Здравствуйте, Юрий Сергеевич.

— Звоню вам, Олег Георгиевич, по поручению Великого князя, Георгия Александровича.

Тут колдун отпустил плечо мальчика и отступил на пару шагов; как и Дамир Ефимович, секундой раньше. Но Олег был в полной уверенности — оба этих умудренных опытом, битых жизнью лиса ловят сейчас каждый звук из маленького динамика — как бы мальчик не прижимал его к уху. А Кутепов на другом конце «провода» продолжил:

— Георгий Константинович просил передать вам, молодой человек, что он помнит о своем обещании. И во исполнение его вам необходимо быть завтра, в десять часов…

— Где?! — нетерпеливо выкрикнул Олег, вспомнивший, что на вечер запланировал хорошую такую попойку для офицеров; которые, впрочем, об этом еще не знали.

— В Ногинске… точнее, на въезде в него со стороны Владимира, у дорожного знака. Я буду ждать вас там, Олег Георгиевич.

— Буду непременно! — пообещал Олег, — только у меня вечер уже запланирован, и отменить никак нельзя.

— Тогда…, — взял небольшую паузу Кутепов, — может, на вторник перенесем?

— Согласен, Юрий Сергеевич! — выкрикнул Олег в трубку и отнял аппарат от уха, уставившись на него, как…

Как на врага он посмотрел на Витязя, который безмятежно сообщил:

— Не отпустит тебя Николай Ефимович, — и только после долгой паузы добавил, гад такой, — без меня не отпустит. И дополнительной охраны. А повеление самого Великого князя не исполнить не сможет. Так что деньки у тебя, Олег Георгиевич, и завтра и послезавтра будут очень интересными, я так понимаю.

— А уж какой сегодня был интересный?! — буркнул Олег, и, уже громче, — Алексей Степанович — не сочти за труд, подойди поближе.

Адьютант не то что за труд не посчитал — рад был, получив такое пожелание, для него явно приказ — судя по лицу:

— Слушаю вас, Ваше Превосходительство.

— Хотел сам заняться, господин майор, — продолжил Олег, подхватывая теперь его под руку, и продолжив движение к дому, чьи огоньки уже были видны за деревьями, — да вот — вызывают; готовиться надо. Так что выручи, найди помещение нужных размеров, да пригласи от моего имени офицеров полка — награды мои отметить. На двести человек я рассчитываю, не сильно ошибся?

— Самое то, Олег Георгиевич, да мы и сами…

— Нет, господин майор, традиции офицерские не чтить грешно. Потому еще нужно будет тебе принять заказ, что из Москвы с утра прибудет. «Гостиный двор» — слышал про такой?

Офицер, склонившийся на ходу к мальчику, кивнул еще ниже.

— Вот мы там с князем Рюриковым, Олегом Николаевичем, закупились днем. Еле меня оттуда вытащил.

Кот немного повеселился, глядя, как едва не шарахнулись в стороны ближние по прогулке люди; прежде всего майор Назаркин: «А что скрывать? Пацан я, или нет? Могу похвастать таким вот знакомством?».

— Да, — спохватился он, когда вместе с адьютантом, которого так и не выпустил, пересекал створ ворот, — еще с управляющим моим, Кропоткиным, свяжись. Пусть продуктами обеспечит; свежайшими. А поварам премию от меня пообещай — если, конечно, стряпня их мне понравится.

— Сделаю непременно, — пообещал офицер с глубоким вздохом.

Он то ли радовался от того, что юный витязь наконец отпустил его руку, то ли страдал от груза предстоящих хлопот. Но Олег уже не смотрел на него. Вбежал в холл; затормозил там, дожидаясь — войдет ли следом Матвей Григорьевич, или сразу укатит во Владимир, с докладом князю Бельскому? А если войдет — станет ли он домогаться до Ножика? Олег проверки не боялся, но все же…

Старик в дом вошел; чтобы попрощаться с Олегом. На кортик сбоку поглядел, но ничего говорить не стал. Может, потому, что коснулся его, когда обнял мальчика, прощаясь. А Кот, словно стряхнув с себя многопудовые наслоения сегодняшних проблем, поскакал по лестнице наверх — навстречу чистой радости Ольги, и ее позднего ужина…

— Господа офицеры, по натянутым нервам, я аккордами веры эту песню пою

Тем, кто бросив карьеру, живота не жалея, свою грудь подставляет

за Россию свою…

Олег напевал про себя, вспоминая вчерашний вечер. Первоначально он собирался посидеть немного, и удрать — к вечерней тренировке. Но потом пожалел — прежде всего Дамира Ефимовича, который, конечно же, увязался бы за ним. Здесь, в зале с накрытыми столами, он увидел Витязя еще с одной стороны — простого, общительного, веселого не какой-то хитрой насмешкой, а искренней радостью. Постепенно до Олега дошло, что Витязь тут среди своих; полноправный однополчанин. Тот, кто в одном строю встречал, и побеждал смерть.

Кот и сам радовался вполне искренне. Тоже шутил, смеялся; вспомнил несколько анекдотов из своего офицерского прошлого. Пошли, кстати, на ура. А потом — словно выпил из бокала со Звездами не яблочный сок, а что-нибудь много крепче, вскочил на свой стульчик, и показал в лицах, как получал награду от митрополита. Собрание во главе с полковником Харитоновым его пантомиму оценило дружным хохотом; а саму награду — Крест Пересвета — хорошо ощутимым почтением. За Крест тоже выпили. И еще, и еще — так что Олег стал опасаться, как бы не пришлось посылать за добавкой.

— А до «Гостиного двора» здесь ой, как далеко…

Весь вечер работал золотой артефакт, выдавая в пространство негромкие, но очень бравурные звуки военных маршей. Как оказалось, старший лейтенант Котов знал их очень много. А потом душа, да и собутыльники, которых набралось без малого две сотни, потребовали песню. И встали дружно, а многие заплакали, и не алкоголь, скорее всего, а какие-то воспоминания были тому виной… ну, и слова, вызвавшие их, конечно:

— Офицеры, офицеры, Ваше сердце под прицелом за Россию и свободу до конца…

Очнулся Олег от своих воспоминаний, когда внедорожник, сопровождаемый сегодня сразу двумя бэтээрками, остановился как раз у дорожного знака с крупными белыми буквами «Ногинск». Причем так, что передняя бэтээрка тормознула, заблокировав путь автомобилю, который явно ожидал их кортеж. Телефон в кармане юного Витязя тут же запиликал; и через десяток секунд чуть сварливым голосом графа Кутепова поинтересовался — тот ли человек, которого он ждал, юный граф Котов, прибыл?

Олег ответил утвердительно; настоящий Витязь, Дамир Бельский, пробурчал что-то в свой мобильник, точнее какую-то рацию, с торчащим «хвостиком» антенны, и передний бэтээр рванул вперед, принимая под охрану теперь два внедорожника. В салоне «Вепря», кстати, кроме двух Витязей сидели еще четверо новиков; конечно же, среди них был и улыбающийся Сашка Матузов. Впрочем, улыбался он, когда думал, что его не видит ни наставник, ни Олег.

Водитель передней бэтээрки или знал заранее, куда надо ехать, или кто-то командовал им из внедорожника, который следовал за ним, как привязанный. Не останавливаясь, только чуть снизив скорость, машины свернули с основной трассы на второстепенную, очищенную, впрочем, от вчерашнего снега как бы не тщательней, чем первая. И качество дорожного покрытия было на высоте. Хотя Кот, как не приглядывался, не видел по обе стороны дороги ни одного съезда в лес. То есть, ни одного населенного пункта, хотя бы деревушки, для жителей которых тут усердно работали дорожники, не было — до самого конечного пункта, которым дорога, вероятнее всего, и закончилась; через двадцать минут, которые кортеж несся по зимнему лесу.

Самое окончание пути Олег по сторонам не таращился; смотрел исключительно вперед, где выше самых высоких сосен проглянуло вдруг зеленое чудо — так он обозвал прозрачный купол, которым были накрыты какие-то деревянные строения. В обычном зрении пленки, из которой и состоял этот купол, не было видно. И напоминал он ту сферу, которую так вовремя призвал из артефакта князь Бельский, и которая, по большому счету, и спасла опекуна, и его малолетнего подопечного.

— А я так, помог немного, — скромно заметил сейчас Олег, не отрывая взгляда от здешней защиты.

Отличия с той сферой, которую генерировал гений неизвестного ему артефактора, воплощенный в кристалле, были. Заметными даже для неопытного взгляда Олега Котова. Этот купол был насыщенней; как-то надежней. Кот, конечно, не мог сказать, насколько прочнее, чем тот, что едва не поддался огненному шару, но счет явно шел на разы, а не проценты.

— А может, в десятки раз, — решил Кот, когда уже вышел из машины, и уставился на зеленое чудо уже вблизи, а не через толстое, явно бронированное стекло «Вепря».

Стоять рядом было… необычно, даже приятно. Невольно пришло сравнение с собственным Источником. А Ножик на боку словно прочел последнюю мысль хозяина, и мелко завибрировал. Не в физическом плане, каком-то ином, но вполне воспринятом парнем. Олег даже оглянулся чуть воровато — не увидел ли кто этого сигнала; из тех, кто мог уловить, что называется, «только для посвященных». Здесь, на морозной площадке перед теремком, который и был накрыт куполом, таких было двое — Дамир Бельский, и проводник Олега в «светлое будущее», как представлял себе почему-то Кот. А именно — граф Кутепов, Юрий Сергеевич; официально — самый разбирающийся в Силе знаток княжества. Человек, который поразил Кота обилием наград на груди сначала на экране компьютера, а вчера вживую, стоя в одной шеренге ближников Великого князя Московского

Конкретно сейчас было не разглядеть, носит ли Старший Мастер свои награды постоянно; например, сегодня, направляясь в гости.

— К человеку важному настолько, что к нему домой провели отдельную дорогу, и чистят тщательней, чем те, что имеют в этом мире статус государственных, — размышлял Олег, наблюдая удивительную картину, которую почему-то назвал «братанием на Эльбе», — а может, этот таинственный незнакомец, явно имеющий отношение к артефакторике, построил и чистит ее на свои деньги? Которые у него явно водятся — судя по тому, сколько Силы он тратит на свою безопасность. Тут впору подумать, что на нее работает отдельный Источник.

Тут, впрочем, его отвлекли — поманил рукой Витязь, закончивший обниматься со Старшим Мастером.

— Вот, — показал он на мальчика, который скромно остановился в полудюжине шагов; едва ли не ножкой по очищенному асфальту провел, — знакомься, Юрий Сергеевич, — один из воспитанников моих, Наследник Рода Котовых, Олег Георгиевич.

Парень сегодня был одет не в пример скромнее, чем вчерашним, торжественным днем. В привычный камуфляж. На который Ольга поутру немного поворчала — позволяла себе уже это. Попричитала, что в гости к важным господам нужно надеть что-то поприличней, попредставительней. Тем более, что таких костюмов в шкафу висит…

— Половину нужно выбросить, — буркнул тогда Олег, — потому что вырос уже из них. Ну, или отдать в приюты куда-нибудь. А хочешь, отвези своим братьям младшим, когда опять в твое Чертково соберемся.

Ольга почему-то вздрогнула, но сказала: «Как скажете, Ваше Сиятельство». Олег отнес этот ответ на свое желание одеть привычную одежку. Про встречу с Черным колдуном и сам старался думать пореже. А выбор свой обусловил тем, что предположил, — испытания, если они будут, могут коснуться и его физических кондиций.

Пока же его ощупывали взглядом — куда тщательней, чем вчера или позавчера. И на лице Старшего Мастера Силы проступало явственное изумление. Теперь, вблизи, да включив свои способности, граф Кутепов не мог разглядеть в мальчике Силу. А в том, что она у Кота была, он не знать не мог.

— Еще и тот мастер, Поклонский, явно доложил — от него же, от графа, в командировку в полк пожаловал. Ну что, дядя, нагляделся?

Олег глянул теперь на взрослого дерзко, и Бельский рядом привычно хохотнул.

— И как тебе такой воспитанник, Дамир Ефимович? — повернулся к нему Кутепов, который тоже был одет достаточно скромно; для своей должности и сословного звания, и без орденов и медалей, — слышал о нем вчера много лестного, да и награды получил… впечатляющие… но мне твое мнение было бы куда как интересней.

— Ну. у.у…, — протянул Витязь, со своей обычной хитрой улыбкой, — если, господин Старший Мастер, снять с тебя побрякушки, да камушки, что ты нацепил, он бы тебя сделал.

— Да ладно! — Кутепов больше обиделся, чем изумился.

В складках его одежды, и под ней, на груди, Олег действительно видел яркие всполохи, означающих, что этот человек в своей жизни и деятельности не полагается на одну лишь Силу, как бы много ее не было в этом господине. Он и артефактов с собой носил столько…

— Наверное, раз в десять по стоимости, больше, чем я в «Гостином Дворе» потратил, если не больше, — интуитивно оценил Олег, — знать бы, где такие нужные вещи продаются…

— Каюсь, — теперь уже откровенно рассмеялся Бельский, разводя руками, — я, конечно, загнул. За счет мастерства и общей Силы он тебе, конечно, не соперник. Но поверь мне — если Силой и не дорастет, то сноровкой и умениями куда как раньше своего совершеннолетия меня обгонит.

— Да ну!? — опять не поверил граф.

А Олег, выпустив из себя еще немного детского, насупился, и даже напрягся — так, словно прямо сейчас готов был ринуться в поединок, пусть учебный. Витязь к его ухваткам, конечно, привык; ни на миг не поверил. А Старший Мастер посмотрел на старого друга (вон как активно обнимались!) с недоумением: «Он это серьезно?!».

— А одну защиту все же активировал, — теперь рассмеялся уже Олег; правда беззвучно, и незаметно для взрослых.

— Успокойся, — не унимался в своем веселье Витязь, — он и лицом вот так играть уже умеет. Лучше расскажи, куда это ты нас привез, и зачем?

— Дед у меня тут живет, — сразу поскучнел Старший Мастер, — послание ему от Великого Князя привез. Ну, и мальчишку твоего показать.

— Ты насчет мальчишки-то поосторожней.. особенно при посторонних. Все таки Наследник Рода. Свободного! — он построжел, но тут же расцвел изумлением и какой-то щенячьей радостью, — ты серьезно? Дед?! Сам Юрий Степанович Кутепов?!

— Я это, я, — голос, кажется, раздавался отовсюду, — кого это черти с утра принесли? Одного знаю — имею несчастье быть дедом этому балбесу, хоть и графских кровей…

— Каких еще кровей, дед?! — буквально выкрикнул Старший Мастер, — твоя кровь во мне, только твоя. И хватит мне уже тыкать в глаза этим званием. Меня не хочешь видеть — так перед гостями не позорься, которых к тебе сам Георгий Александрович прислал.

— Да ладно уж, заходите… все втроем, — прогудел теперь уже добродушно невидимый хозяин теремка, который, впрочем, размерами мало уступал особняку самого Витязя в полку.

Тем удивительней был купол над ним, возвышающийся никак не меньше, чем на пятьдесят метров. В следующее мгновение Олег в буквальном смысле открыл рот — когда в куполе вдруг образовался разрыв прямоугольной формы — размерами ровно с калитку, что располагалась справа от больших, деревянных же, резных ворот. И калитка эта сама собой открылась. Впрочем, это Кота не удивило — дистанционное управление было ему привычным. Только здесь движущей силой явно была… Сила. Она всколыхнула купол, образовав уплотнения по контуру разрыва; она же протянулась от дома к двери, и, напитав ее в районе петель, пронизала все полотно, тоже деревянное, и заставила двигаться в нужную сторону. Эта картинка так завораживала, что Дамир Ефимович буквально втащил его за руку на территорию усадьбы, вслед усмешке внука ее хозяина: «Что — испугался?».

На лестничной площадке, набранной, как и сами ступени, числом в восемь единиц (Олег специально посчитал, впечатленный их размерами), из толстенных плах — половинок бревен, их никто не встречал. Как и в прихожей, где двери открывались будто сами собой. Здесь головой можно было крутить во всех направлениях — слева направо, и от пола до потолка. Казалось, все было напоено силой. И клинок в ножнах на боку, еще раз подтвердил это, «наградив» хозяина какой-то предвкушающей дрожью.

— Успокойся, — погладил золотое навершие рукояти Олег, — если тут и есть что-то вкусное, трогать этого ни в коем случае нельзя. Чужое, не наше. Проявишь себя, и тут же погубишь меня… точнее, нас обоих. Понял?

Артефакт, может быть, и не воспринял его слов, но на эмоции явно отозвался: затих. А «волновался» он совсем не случайно. Следующая по ходу комната была высоченной — на все этажи, сколько бы их в тереме не было. Тут даже потолка не было предусмотрено — сразу конек шатровой крыши, прямо в центр которого бил зеленый луч.

— Источник! — ахнул про себя мальчик, прячась за широкую фигуру Бельского, — настоящий Источник. Да как же это может быть? Не видно же было снаружи ничего?

К месту вспомнился то «обрезок» Источника, что перенес его в этот мир, в тело шестилетнего ребенка, Наследника Рода. Потом все же включилось взрослое мышление. Картинку того, как Источник размазывается поверх конька куполом, он все же отверг.

— Скорее всего, — решил Кот, оглядывая помещение пока так же за спиной Витязя, — этот старик так настроил купол, и все остальные артефакты, которым здесь нет числа, что вся Сила Источника на них и расходуется. Да он и мощью-то своей на второй, и все последующие взгляды не впечатляет. Никак не мощнее моего, погибшего, в лесу. А поразился я в первый момент просто от неожиданности. Как говорится: «Шок — это по нашему!».

— Это кто там за спиной Витязя князя Бельского прячется? — звонкий, вопреки почтенному возрасту, голос старика, который внешне сильно напоминал Старшего Мастера, только высушенного годами, мощно заполнил пространство зала.

— Воздух! Сила Воздуха, — определил для себя Олег, — и Чувства, наверное, хватает. Так вот оно как со стороны смотрится… точнее, слышится. Впечатляет.

Он все же вышел на открытое место, и чуть склонил голову, принимая во внимание лишь почтенный возраст, и несомненное мастерство старика. Все же вбила в него жизнь какую-то сословную гордость; хорошо, что не спесь. И старый Мастер явно отметил это.

— Эге, — покряхтел он, — малыш-то не из простых, хотя и лишен Силы. Что-то знакомое вижу в чертах лица твоего, малец. Вижу, но не могу разобрать. Подошел бы ближе, что ли. Я не кусаюсь.

— А-ха-ха! — Олег пошел вперед, сопровождаемый каким-то торжествующим смехом Кутепова-младшего, — вот тут ты, дед, и обмишулился.

— Чего это?! — старый кудесник, кажется, буквально впился взглядом в лицо Олега, — да нет! Нет в нем нашей крови!

— Я не про кровь, деда, — продолжал веселиться внучок, — я про Силу. Вот — прочти отчет одного из моих Мастеров про этого парнишку.

Олег начал злиться — все сегодня говорили о нем, как о постороннем, или несмышленом младенце. Но увернуться успел — когда мимо пролетел, почти коснувшись его головы, какой-то плоский и продолговатый серебристый предмет; в руках старика превратившийся в планшет. Старик, кстати, не разозлился и не обиделся на выходку внука; и планшет поймал ловко.

— Там на нужной странице прочти, — продолжил Кутепов-младший, — а я пока представлю тебе: Наследник Рода Котовых, Олег Георгиевич.

— Последний в Роду, — поспешил вставить свои слова Бельский.

Эта фраза как-то сразу переменила деда. Со сварливого, пышущего злорадством, если не презрением старика он превратился, ну… не в доброго, любящего дедушку, конечно — для Олега Котова — но во вполне адекватного старикана, с ощутимым сочувствием в глазах. И.. какой-то растерянностью, что ли, с которой и вскричал, теперь негромко:

— Как последний?! Куда целый Род дели?

— Нет больше никого, — спокойно ответил Олег, — Черные извели. И Источник погубили…

Старик охнул. Мысленно. Но Олег явственно прочел это в его глазах. Долгие секунды дед стоял перед мальчиком, положив свои ладони на его плечи, и глядя ему в глаза. Бездумно, явно пребывая мыслями где-то в другом месте. Потом вернулся ими обратно, отнял ладони, в которых каким-то чудом опять оказался планшет, и пробормотал, явно не для детских ушей:

— Так вот ты какой, оказывается, надежа земель Московских…

Кот сделал вид, что ничего не расслышал. А старик жадно поглощал взглядом теперь экран планшета.

— Та-а-ак, — протянул он, наконец, — четырехстихийник, значит? И Чувство есть. Да и Защита еще, природная.

Тут опять со своим замечанием; нужным, или совсем не к месту — Олег пока не понял — влез Дамир Бельский:

— Колдун наш, из Бельских…

— Матвей Григорьевич — помню, — словно напомнил ему старик.

— Да, он, — чуть склонил голову Витязь, — так вот он предположил, что свое слово сказал напоследок порушенный родовой Источник. Олега Георгиевича рядом с ним, в лесу нашли.

— Надо же, как интересно, — Юрий Степанович даже обежал вокруг мальчика, словно тот был музейным экспонатом, — теоретически это, конечно, возможно…

— Дед! — не выдержал опять Старший Мастер, — это граф Котов, Наследник Рода!

— Ах, да! — старик в прямом смысле хлопнул себя по лбу; звучный такой получился шлепок, — знал я, хорошо знал твоего деда, Сашку Котова. Бывало, с ним мы…

— Дед! — уже рявкнул на него внук.

Старик действительно словно опомнился, опять стал важным и ехидным. Но успел таки в прежнем настроении шепнуть на ухо мальчику: «Как увидишь деда, передавай от меня привет!». И Олег мог на чем угодно поклясться, что старик в этот момент был предельно серьезен.

— Так что там Георгий Александрович велел передать, Юрка? Давай говори, да вместе с дружком своим, Бельским, к Глафире иди — она с утра ватрушек напекла.

До Олега словно донесся запах свежей сдобы. Он напрягся, и заставил таки живот издать утробный, скорбный «стон».

— Тебе тоже достанется, — утешил его на время дед, — вот разберемся с тобой, и угощу. У меня и мед имеется, со своей пасеки.

— Накосячил ты, дед, знатно, — еще раз съехидничал внук, перебивая Юрия Степановича.

— Чем это! — буквально взвился на месте дед.

— А теми артефактами средними, защитными, что весь прошлый год готовил.

— И что с ними не так? — старик, кажется, готов был скакнуть к внуку, и вцепиться ему в глотку.

— Все не так! Великий князь в своей милости подарил по одному каждому из наместников, удельных князей. Обещал им защиту не ниже четвертого уровня.

— Ну, и…

— А у князя Бельского, Николая Ефимовича, твой артефакт вчера удар Огнем второго уровня выдержал, — торжественно заявил Старший Мастер Силы.

— Не может того быть, — старик — вопреки своих словам, буквально расцвел.

— Тому есть живой свидетель, Юрий Степанович, — официальным голосом сообщил Кутепов-младший, — вон он стоит, перед тобой.

Олега теперь начали тормошить, расспрашивать так, что он едва успевал ставить нужные «фильтры» на своих ответах.

— Уф-ф-ф…, — перевел он, наконец, дух, несколько разочаровав старика, не сообщив ему ничего лишнего, — как будто десятку пробежал — туда и обратно.

Он машинально сунул руку в карман, и вытянул из монеты, заряженной лишь чистой Силой, всю ее энергию. Старик этот факт очевидно заметил, но ничего не сказал. Пока. Заявил внуку, а вместе с ним и Дамиру Бельскому.

— Артефакт тут мой не причем. Помогли ему. Ищите Мастера не ниже второго уровня, а лучше первого. Ну, или артефакт соответствующий.

— Скажешь тоже, дед, — фыркнул внук, — легендарный артефакт. Где такие продаются — скажи, я куплю. А про такие, что от Огня такой мощности защитить могут, я что-то и не помню.

— Эх, ты, — покачал головой дед, — а еще лучшим на курсе числился? А подумать? Пофантазировать? Вспомни хотя бы Горгону, с ее Камнем, что мог всю силу собрать, на версты вокруг? Или Плащаницу Иуды, что на осине повесился — красную изнутри, и черную снаружи…

Олег в этот момент едва не подавился — вспомнил, как «путешествовал» внутри подобного артефакта.

— Да что с вами говорить — идите отсюда, — махнул взрослым старик.

— Погоди, дед, — усмехнулся совсем уже победно граф Кутепов, — я тебе еще одного повеления князя нашего не передал.

— Давай уже, добивай.

И Старший Мастер добил, явно озадачив, а может, и глубоко удивив старика:

— Этого юнца, Наследника Котовых, Великий князь велел тебе взять в ученики…

— Не мог он такого велеть! — буквально громыхнул старик, сжав мосластые кулаки, — не было у нас с ним на то договора.

— Ну, не велел, а просил — большая ли разница, — пошел несколько на попятную внук, уже сам уходя голосом в защиту, — какая разница?

— Большая, — буркнул дед, — просьба есть просьба. Можно сказать, переступил через себя Георгий Александрович… посмотрю, может и возьму, научу чему-то…

Олег буквально расцвел изнутри. А когда дед спросил напрямую: «Что ты умеешь, чадо?», — ляпнул, не подумав, и показал на большого деревянного филина, что сидел в дальнем углу зала на суку, растущим прямо из стены.

— Вон той сове, дедушка, отсюда Ножиком своим прямо в клюв попаду!

Дамир Ефимович за спиной приглушенно хрюкнул, а Олег в который раз открыл рот. Потому что филин, размерами как бы не больше него самого, открыл, в свою очередь, глаза, и отчетливо гугукнул. И даже, кажется, чуть взмахнул крыльями — словно собрался взлететь. Старик же почему-то улыбнулся довольно, и потребовал: «Еще!». И, впечатленный еще одним зримым проявлением мастерства мальчик, не думая, сунул ладошку в другой карман, и подал артефктору монету, теперь уже заряженную — «духовым оркестром». И только потом уставился в лицо деда. А тот сжал золотой в кулак, и закрыл глаза, глубоко задумавшись — может быть, на самом деле скользнув сознанием внутрь артефактного золота. В какой-то момент даже ногой притоптывать начал.

Наконец, он негромко, но отчетливо проговорил, вынес вердикт:

— Амулет. Звуковой. Слабый интуит делал.

— Вообще-то это я сам, — чуть обиженно буркнул Кот, — часов пять на холодном снегу сидел.

— Зачем на снегу? — удивился старик.

Но Олег расписывать условия, в которых он творил, не стал. Зато подал голос Дамир Бельский, в очередной раз выдавая секреты своего младшего товарища:

— Он еще другой амулет сделал. Ее Светлости Наталии Николаевне, княгине Бельской. Так она от того лет на двадцать помолодела. Своими глазами видел — даже ближе, чем вас сейчас, Юрий Степанович.

— Вот как? — дед посмотрел на юнца уже более внимательно, как-то изучающе, и что-то взвешивая в мыслях, — Чувство и Жизнь. Что еще можете о нем сказать? Сам то он — вон, стесняется. А мне для дела нужно.

— Он успел с Черными сразиться, Юрий Степанович, — опять первым наябедничал Бельский, — и одного из командоров своими руками жизни лишил. Если быть точнее — голову оторвал. Силой.

— И за то, — продолжил Кутепов, — Великий князь ему Золотого Александра Невского вручил; а Ирина Святославовна — Георгия. И митрополит тоже не отстал от них. Самолично на шею Крест Пересвета повесил. За что едва в нос от Олега Георгиевича не получил.

— Все?! — сурово спросил старик, — идите уже; подробности ученик сам расскажет.

Весело улыбаясь, два явно старинных друга вышли в дверь, которая сама открылась, а потом с ощутимым стуком захлопнулась. А Олег поднял к деду детскую мордашку, заполненную искренней радостью:

— Возьмете?!

— Посмотрю еще, — буркнул дед, отчего-то смутившись — может, этих чистых детских эмоций? — не задаром, конечно. За одно занятие… вот — по золотому платить будешь. Согласен?

— Сколько?! — мысленно возопил Кот, — это же грабеж среди белого дня (и тут же прямо противоположное)! Конечно, согласен! Что золото — тлен! На сорок дней хватит, а там зарплату за декабрь еще принесут.

Впрочем, не все было так мрачно. Старик объяснил, что сможет уделить нечаянному ученику, которых, вообще-то давно зарекся брать, не чаще одного раза в неделю. А все остальное время Олегу придется заниматься дома, самостоятельно.

— Задания давать буду. Не выполнишь — не приезжай. Здесь тебе не школа… двоек не ставлю. А экзаменом будет сама жизнь. У артефакторов так — схалтурил, и кто-нибудь головы лишился. А если это твой друг? И тебе его жене и детям потом в глаза смотреть?

Старик вроде как смешался, застеснялся своих эмоций.

— Ну, и как — согласен?

— Согласен, Юрий Степанович. Только с условием одним…

Дед опять нахмурился, о потом звонко рассмеялся:

— С условием! С условием он согласен!! Погляжу — скоро я сам тебе должен буду. Ладно (опять серьезно, даже сварливо) — говори свое условие.

— Расскажите, Юрий Степанович, что это за золотые такие? Откуда взялись, кто их чеканит…

— Никто не чеканит! — Кутепов насупился теперь так, что глаз под седыми бровями совсем не стало видно; он словно говорил сам себе, или вспоминал что-то, — отчеканили давно. Кровавое это золото, Олег. Слышал про золото инков?

— Это которые в Америке, у Колумба?

— Этот не причем был, — махнул рукой дед, открывая глаза, теперь словно прогоняя какую-то хмарь перед ними, — там другие порезвились. Окружили святилище центральное индейское… году в пятьсот втором. Тогда уже Источники появились, и в той пирамиде как раз очень мощный забил. Ну, и стали краснокожие все золото туда свозить. Как у них водится, кровушкой человеческой поливать. Так что неизвестно (он опять таинственным образом достал откуда-то монету), чего в ней больше — самого металла, или крови. А потом еще и Силы добавилось. Колдуны индейские, как поняли, что храм их вот-вот приступом возьмут, Источник свой и уничтожили…

— Что потом было, деда? — невольно вырвалось у Кота через пару минут тяжкой паузы.

— Потом пришли другие воины, испанцы, конечно. Точнее, там много какой мрази из Европ было намешаны. Первой-то команды не нашли вовсе. Как и жрецов, кстати. Словно в другой мир обрядом все перенеслись. Ну, а золото осталось — одним слитком громадным, куда и металл презренный, и камни драгоценные, и кровь с Силой смешались. А может, и заклятий каких следы остались. Так что резать пришлось этот слиток… на сотни, а может, и тысячи тонн. Только вот монет обычных, с ликом той же Изабеллы Арагонской, начеканить не получилось. Монеты сами вот такой вид принимали. А потом кто-то из первых Мастеров — а тогда они были куда как сильнее… не опытней да мудрей, а именно сильнее — и обнаружил, что золото это готовая заготовка под артефакты. Ну, и хранилище Силы к тому же. Так что всю эту прорву золота на кругляши такие пустили. Арагонцы, считай, до сих пор на проценты от той чеканки живут. Все я обсказал?

— Нет. — поспешил мотнуть головой Олег, — а я вот еще видел, как монета истаивает — прямо на глазах…

Дед посмотрел на мальчика с подозрением:

— Тебе точно шесть лет, мальчик? Где ты мог видеть такое?

— Так у князя Рюрикова в руках, с артефактом Христофора… Ой!

Малыш в теле Котова даже закрыл глаза; словно ожидал, что его прямо здесь поразит громом или молнией; но услышал лишь хриплый смех старика.

— Давай ка, Олег Георгиевич, клятву учителя и ученика сначала произнесем, да на Источнике ее закрепим. Тогда смогу сказать побольше. Да и ты… если пожелаешь. А клятва не даст передать это еще кому-нибудь.

— А без клятвы никак нельзя? — Кот не выходил из образа испуганного мальчика, хотя понимал, что на артефактора это вряд ли действует.

— Нет! — отрезал тот, — повторяй за мной.

Олег теперь отказываться не стал. Повторил короткий текст, который старик проговорил без запинки — явно произносил его множество раз. Ну, а Кот за ним бросал слова в пространство перед собой медленно, словно пробуя их на вкус. На самом деле просто анализировал — все ли условия ему подходят; почему-то к ритуалу этому он отнесся очень серьезно. Может потому, что подкреплять его нужно было на Источнике?

К зеленому столбику, пронзающему крышу, он подошел с каким-то трепетом в груди. Причем, волновался больше за сам Источник. И сильнее всего опасался, как бы невзначай не коснуться золотой нашлепки на рукояти кортика. А то, что артефакт забурлил, затребовал что-то свое — тем сильнее, чем ближе подходил Кот к источнику — сомнений не вызывало.

— Потерпи, — мысленно уговаривал он холодное золото, — накормлю тебя позже.. так накормлю, что захлебнешься!

Позже, когда он уже отошел вместе с дедом от центра зала, окунув ладонь в омывший теплом восходящий поток Силы, понял, что по сути произнес сейчас две клятвы. Одну, в которой не нашел ни одного подвоха, дал своему учителю; вторую — артефакту, озадачившись: «И где я возьму прорву лишней Силы, что обещал?».

Старик же выглядел очень довольным, хотя получасом раньше категорично утверждал, что никаких учеников брать не собирается. И сразу, едва отойдя от Источника, стал щедро делиться секретами — прежде, чем вытягивать их из Кота.

— Не буду спрашивать, при каких обстоятельствах ты видел легендарный артефакт, безуровневый, кстати. Но про него немного расскажу. Камень Христофора… на сегодня, пожалуй, единственное подтверждение, что пара Сил «Пространство-Время» действительно существует. Хотя мастеров, которым они были бы подвластны, в мире нет. Ну, или мне такие неизвестны. Зачем выдаю этот секрет, который суть — тайна княжества? Не похвальбы ради, хотя именно вот здесь, на этом Источнике этот камень и заряжается…

— Там еще речь шла про жертвенные и чистые Источники…

— Этот и есть Чистый, — махнул старик рукой в сторону зеленого, невидимого обычным взглядом столбика.

— Ваш? — не выдержал Олег.

— Нет, конечно, — искренне изумился старик, — кто бы оставил во владении простолюдина даже такой вот, крошечный Источник. Хотя признаюсь — я его и нашел. И князю нашему, Московскому, тогда еще отцу нынешнего, преподнес — что называется, «на блюдечке». Ну, а он меня и определил сюда хранителем. Я у него долго отпрашивался, из академии. Устал от лоботрясов, а больше — хотелось самому поработать, что-нибудь создать такое, чтобы и мое имя в истории на века осталось. Вот такой я тщеславный старик.

— Ну, и как?…

— Рано тебе еще это знать, — опять нахмурил брови Кутепов, — давай пока без вопросов, а то сбиваешь меня с мысли, как никто другой уже давно.

— Да тут и сбивать некому, — хмыкнул про себя Олег.

— Так, о чем это я? Ага — про жертвенные… Ну, это можно и самому сообразить — привязать к себе Источник, да так, чтобы никто другой не мог перехватить управление им, можно только кровью. Так считается…