Бесплатный фрагмент - Девушка с дальней звезды

«Я принадлежу возлюбленному моему,

а возлюбленный мой — мне; он пасет между лилиями».

(Песн. П. 6:3)

I

— Чертовы турки… Мать их через семь коромысел!

Профессор Нелидов находился, мягко говоря, не в лучшем расположении духа. Проведя битый час на ресепшен, он так и не смог решить проблему, которая — как казалось — не стоила выеденного яйца.

По холлу туда и сюда, навстречу и обгоняя Нелидова ходили ошарашенные предстоящим отдыхом туристы — мужчины в шортах и почти голые женщины.

Первые профессора не интересовали: соотечественники упали ниже плинтуса, ни один курортный знакомый не дотягивал до его интеллектуального уровня. Вторые же представляли более сложный вопрос.

При взгляде на полуодетых — или полураздетых — женщин Нелидов испытывал не вожделение, не малую надежду, даже не эстетическое удовольствие, а тупую, холодную безнадежность. Именно так он ощущал сложившееся по жизни положение вещей.

Для любого семейного человека в летнем отпуске на теплом Средиземном море главным элементом является секс — безудержный и беспредельный, вдали от нудных родителей и надоевших детей. Но ничего подобного у Нелидова практически никогда не было. Даже в ранние годы брака, когда обладание законной супругой порой казалось выходом в другую галактику ничего сверхъестественного не получалось.

Постель с женой никогда не становилась центром мира. При сексе она требовала полной стерильности: трижды вымытых с мылом рук и выключателя, нажатого локтем. В самые подходящие для такого дела бодрые утренние часы ей требовалось сначала «привести себя в порядок», после чего желание само собой улетучивалось. В Турции — или в любом подобном месте — жене всегда требовалось столько времени для акклиматизации, что вопрос о сексе вставал уже перед самым отъездом и практически отпадал.

В сущности, жена Нелидова не умела отдыхать. В отпуске ей все время было что-то не так: то не слишком хорошо убран номер, то слишком холодно под кондиционером, то слишком душно в коридоре, кровать то слишком жесткая, то слишком мягкая… На обычный обед по системе AI нормальные женщины являлись в пляжных юбках, а то и в купальниках с нагло проступающими сосками. А жена всякий раз собиралась туда, как на прием к английской королеве: тщательно накладывала макияж, красила губы, прибирала волосы. В результате Нелидовы приходили в ресторан, когда лучшие блюда были уже разобраны, в алюминиевых чанах ждали лишь сосиски или макароны, и во всем зале не оставалось ни одного уютного стола; приходилось подсаживаться или к каким-нибудь нетрезвым мужикам, или — еще хуже, к семейству с малолетними детьми.

В общем, за все годы жизни Нелидову ни разу не удалось по-настоящему отдохнуть, вкусить бездумный разгул отпуска.

Но он никогда не думал, что с другим спутником жизни жена отдыхала бы иначе. Свой брак Нелидов не считал удачным — но точно так жило большинство соотечественников и не терзалось муками. Тем более, было смешно что-то менять после четверти века совместной жизни. Счастливые браки выдумали русские классические писатели — которые были лживыми ханжами: подобно Пушкину, который на словах боготворил свою никчемную Наталью, а на деле спал с ее сестрой.

В большом холле работал вечерний бар с бесплатными местными напитками. Он прошел туда, без всякой надобности уселся на высокий стул –и тут же ощутил на себе перекрестный обстрел женских взглядов.

Профессор Нелидов выглядел моложе своих лет: высокий, худой и поджарый, с коротко стриженым ежиком слегка седеющих волос он к тому же обладал благородными чертами лица — которые, по тайным семейным приданиям, достались от какого-го тщательно скрываемого пра-прапрадеда дворянских кровей.

Среди раздувшихся от пива быдловатых мужиков с золотыми цепями и недоумков уровня фитнес-тренеров он выглядел как чистый бриллиант — и нормальные женщины это осознавали.

Но на отдыхе — который лишь условно можно было назвать «отдыхом» — Нелидов всегда бывал с женой, что исключало варианты. Стыдясь признаться самому себе, он мечтал хоть раз в жизни съездить в Турцию одному и насладиться своим мужским обаянием среди сонма страждущих женщин.

Разумеется, будучи здоровым мужчиной и потеряв сексуальную тягу к жене, на родине Нелидов имел любовниц. Но одним делом было быстро встречаться на съемных квартирах или в пустых комнатах друзей, а совершенно другим — оказаться с новой женщиной в Турции, купаться полуголыми и оказаться совсем голыми в законном номере, не задумываясь о лишнем.

Увы, за всю жизнь у него не выпало варианта отдохнуть в одиночестве. Мечты так и остались мечтами. На этот раз жена в Турцию не поехала, но отправила отдыхать с Нелидовым студентку дочь — что означало то же самое: контроль и невозможность пожить как хочется.

К бару подошла стайка девчонок, очевидно заглянувших сюда прямо с пляжа: босых, в вызывающих купальниках и с мокрыми волосами.

Коллега, профессор кафедры механики твердого тела — умный, желчный человек, ненавидящий современную Россию — однажды сказал:

— В наше время не все проститутки — студентки, однако все студентки — проститутки. Потому что если не быть дочерью начальника, родительских денег хватит только на проезд до универа и обратно. При том, что девчонке надо еще следить за собой, хорошо одеваться и так далее, чтобы выйти замуж не за такого же нищего.

Свою дочь Нелидову все-таки удавалось содержать так, что она училась в медуниверситете и не нуждалась заниматься проституцией для поддержания жизни. Однако с коллегой он был полностью согласен. Нелидов сам уже почти ненавидел страну, в которой он — доктор физико-математических наук, профессор и заведующий кафедрой — работал на полторы ставки и имел зарплату семьдесят тысяч; за год не набегало даже девятисот. А какой-нибудь бывший спортсмен или бандит, заседающий в Госдуме, ежегодно декларировал то двадцать, то тридцать миллионов.

Своих среднестатистических соотечественников — не обремененных излишним интеллектом — профессор, мягко говоря, не любил.

Ему, конечно, еще в спокойные времена стоило бежать из России: русские физики-теоретики пока что котировались в развитых странах. Но это лежало за пределами возможного.

Жена — учительница литературы в средней школе — прекрасно чувствовала себя на Родине. Несмотря на очевидные перемены, она спокойно втирала в мозги ученикам безопасных Тургеневых и Толстых, на волне патриотизма пичкала их лубочным Василием Теркиным — и была абсолютно счастлива, полная уверенности в своей правоте. В свободной стране ей было нечего делать.

Отъезд в одиночестве означал отрыв от дочери — которую, как Нелидов недавно понял — он любил больше жизни.

Альтернатив не оставалось. Приходилось доживать тут, среди зомбированного быдла.

Но все это не относилось к данному моменту.

Из стайки девчонок отделилась одна, очень загорелая, чей нано-купальник состоял из двух узких белых полупрозрачных полосок, из которых нижняя перечеркивала бедра, а верхняя слегка прикрывала соски. Взглянув на профессора в упор, она ласково улыбнулась и помахала рукой.

Когда Нелидов, оглядев номер и сдавленно выругавшись, пошел обратно на ресепшн, дочь сказала, что сразу примет душ и переоденется «из самолетного в турецкое». Он же спустился в чем был.

И сейчас, сидя среди полуголых людей в джинсах и куртке со многими карманами, где хранились деньги, паспорта, путевки с обратными билетами, брелок от «Кобальта», оставленного на платной стоянке в Пулково и прочими нужными вещами, профессор, вероятно, напоминал динозавра, затесавшегося в СПА-центр, привлекал внимание своим несоответствием месту и времени.

Он ответил девчонке такой же улыбкой и тоже помахал рукой. Удовлетворенная беззвучным контактом, она отвернулась и снова скрылась в стайке подружек.

А Нелидов ощутил в себе обреченное, окончательное чувство. Ему даже не стало грустно оттого, что подобная девчонка никогда не окажется с ним по своей доброй воле. В голове пронеслась лишь констатация конца жизни — вернее, абсолютной бессмысленности ее продолжения.

Нелидов встряхнулся. Мысли увели куда-то слишком глубоко. При любом раскладе, в отпуске стоило расслабиться.

На полках бара искрились и переливались самые разные напитки. По прежним отпускам Нелидов знал, что из всех местных лучшим является турецкий джин.

Сейчас стоило хлопнуть стопку — а то и две, и три — освободиться от ненужных мыслей и возвращаться в номер.

Однако он подумал о дочери. Вряд ли бы та обрадовалась, если бы отец, даже не переодевшись в курортное, в первый же вечер вернулся «поддатым».

Нелидов ласково улыбнулся бармену, оттолкнулся от стула и пошел к лестнице. Навстречу продолжали струиться полуголые женщины и девушки. Но он отключил свое восприятие, перестал обращать на них внимание.

II

Турецкая электроника работала «на Ять».

Едва Нелидов вставил чип-карту в узкую щель замка, как раздался нежный звук и дверь открылась с легким щелчком.

— Это я, Ника — крикнул он из тамбура. — Не бойся!

— И не думала бояться! — ответила дочь. — Пусть боятся меня — никому мало не покажется.

Нелидов вошел в номер.

Дочь успела принять душ и даже высушиться. Ее крашеные темно-бордовым волосы распушились от мягкой здешней воды, лежали волнами на плечах. Но переодеться «в турецкое» дочь еще не успела — или не особенно торопилась.

На кровати лежали ее голубые брюки и плотная ветровка, радом валялся вывернутый наизнанку бюстгальтер с поролоновыми чашками.

Из одежды на ней сейчас была лишь футболка-тельняшка: с красными и белыми полосками. Ниже все оставалось голым.

Как всякий отец, увидев подобную непристойность у взрослой дочери, Нелидов отвернулся, однако успел увидеть, что под плоским дочериным животом свободно клубятся некрашеные и нестриженные интимные волосы золотистого цвета — густые, как у настоящей женщины. Впрочем, дочь и была женщиной, в том не имелось сомнений.

— Я, пап, трусы постирала… — зачем-то сообщила она. — Здесь они мне не нужны.

— Должно быть так, — согласился он, не оборачиваясь.

— Не знаю только, куда их повесить сушиться. Батарей тут нет.

— Повесь вон на телевизор. Мы же не будем тут смотреть канальную чепуху.

— Точно! А ходить я буду просто в шортах.

— А где твои шорты?

— Не нашла еще. Они где-то в глубине чемодана, а его разбирать влом. Ведь нам все равно переезжать.

— Ну да, ну да, — рассеянно подтвердил он.

— Ну, а вот это?

— Что именно?

Нелидов наконец повернулся — дочь прикрылась каким-то платком, ничего лишнего не виднелось.

Она обвела рукой двуспальную кровать, занявшую все помещение.

— Как ты разобрался со всем этим?

— Да пока никак, — признался он. — Услышал только, что «сам дурак». При переоформлении путевок следовало отметить, что нужен «дабл» с двумя отдельными кроватями. Отель заполнен под завязку, главный турок, который занимается расселением, уже ушел. Но пообещали, что завтра все решат.

— Ну хорошо.

Дочь пожала плечами.

— Одну ночь поспим вместе. Эта кровать — как пустыня Сахара, друг другу мешать не будем.

— Не будем, конечно.

Нелидов кивнул.

— Тогда я тоже в душ, потом пойдем на ужин. Время в Сиде — как у нас в Петербурге. После ужина мы с тобой еще успеем погулять: здесь изумительная прогулочная набережная, пять километров в один конец.

— Погуляем, папа! — радостно воскликнула она. — Себя покажем и других посмотрим!

— Не все проститутки — студентки, но все студентки — проститутки — пробормотал Нелидов, некстати вспомнив девчонку в купальнике из двух полупрозрачных полосок.

Ее лобок, кажется, был выбрит наголо.

— А кто она?! — мгновенно подхватила дочь. — Твоя аспирантка?!

— Кто?.. — не понял он.

— Эта… проститутка.

Дочь нехорошо хихикнула. Она слышала все, что не нужно было слышать.

— Ника, окстись, — устало возразил он. — Я работаю на кафедре квантовой физики. У нас среди студентов — одни парни. Ни о каких аспирантках речи не идет.

— Так кто она? — упорствовала дочь. — Твоя любовница с другого факультета?

— Она — никто, — ответил Нелидов. — Типа поручика Киже из Лесковского рассказа.

Он махнул рукой, она хихикнула еще раз.

— Сейчас, в самом деле, мне надо вымыться.

— Па-ап? — остановила дочь, когда Нелидов уже открыл дверь санузла. — А кто красивей: она, или я?

— Не говори ерунды, — ответил он. — Я же сказал — это образ. Собирательный, не имеющий конкретики. Так, сорвалось с языка, а ты прицепилась.

— Ну так и фик с ней, — безмятежно ответила дочь. — Я люблю тебя, ты любишь меня — и это главное. Не заморачивайся ерундой. Иди мойся и приходи в себя.

Турецкая душевая кабина была гораздо уютней российской.

Он стоял под полутеплыми струями и совершенно отчетливо ощущал, как из сознания вымывается и выморочность этого отпуска, и тоска по женщинам, которых не удастся познать.

Четырежды ополоснувшись после навязчивого турецкого геля, Нелидов обернул чресла толстым полотенцем с нашитыми львами и вышел в прохладный номер.

Дочь лежала на кровати — уже совершенно пристойная, в кремовых шортах. Она была очень хороша, в медуниверситете наверняка не имела отбоя от парней.

— Ник… — сказал он, присев на край кровати. — Чемодан разбирать нет смысла, все равно завтра переедем. Но убей не помню, куда засунута моя синяя футболка.

— Не надо искать футболку, — возразила дочь. — Вот, надень.

Она протянула ему роскошную «гавайскую» рубашку — многоцветную, расписанную пальмами, ананасами и крокодилами.

— Откуда это? — невольно поинтересовался Нелидов. — У меня такой отродясь не было.

— Теперь есть, — лаконично ответила дочь. — Это я тебе купила, перед самым отпуском. В ней ты будешь выглядеть совсем молодым.

— Ты с ума сошла… — вздохнул он. — Я ориентируюсь в ценах, такая рубашка стоит тысяч десять.

— Верно. Но я взяла и заработала.

— Как?!

В голове у Нелидова взметнулась недавно вылетевшая фраза насчет студенток и проституток.

— Папа, не тем способом, о котором ты подумал! — счастливо засмеялась дочь, словно прочитав его мысли. — У нас была курсовая по медстатистике. Мой одногруппник — абсолютный дебилоид — понятия не имел, как к ней подступиться. Я ему сделала и содрала столько денег, сколько было возможно. И смогла подарить тебе эту брендовую гавайскую рубашку.