18+
Девочки тоже CENSORED

Бесплатный фрагмент - Девочки тоже CENSORED

Современная сказка для взрослых, с хорошим концом

Объем: 152 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее
О книгеотзывыОглавлениеУ этой книги нет оглавленияЧитать фрагмент

Посвящается моей любимой жене.


«I’m sorry I met you darling,

I’m sorry I met you»,

As she turned into the night.

All he had was the words:

«I’m sorry I met you darling,

I’m sorry I left you…»

                                                  The Last Shadow Puppets.

Она встала и ушла. Не сказав ни слова. Просто вот отодвинула попой стул от стола, встала, повернулась и ушла.

Предположим, я подсел бы рядом под каким-нибудь смешным предлогом. Или, к примеру, послал розу за её столик.

Каким бы тогда образом развивались возможные дальнейшие события?

Как ты думаешь, Виктор, что бы я смог написать потом про эту несостоявшуюся историю?

Попробуем предположить. Например — вот так.


— Если честно, я не понимал её никогда. Как-то так получилось, что до определенного момента мне было всё равно: ну, есть она и есть, в любом случае лучше так, чем в одиночку. А потом вдруг она оказалась совсем рядом и почему-то постоянно.

Что, Витя, хочешь возразить, что бывает иначе?

Хрена с два. У всех всё одинаково, плюс-минус. Хотя большинству наверняка кажется, что их истории оригинальны и имеют собственные тайны, перипетии и изгибы сюжетов.

— Не могу согласиться с тобой, хотя бы потому, что каждый человек индивидуален по определению. Нет двух одинаковых, каждый — вселенная, и это всегда важнее, чем пол, национальность, прочие отличия.

— Я сейчас говорю не о людях в целом, а о девочках в частности. Все они, вне зависимости от внешних, психических и физиологических характеристик, по сути своей совершенно одинаковы.

Отличаются от основной массы только единицы. «Фрики». Исключения из общих правил. У них просто в голове, точнее в «центральном компьютере» головного мозга, неверная версия прошивки: там ошибка, или (чаще всего) их несколько.

И когда программа, руководящая девочкой, даёт очередной сбой, это выглядит как некая оригинальность.


— Дорогой! Смотри, какая замечательная киса! Какая милая, окрас оригинальный, шерстка пушистая, глазки умные-умные. Смотри, она мне подмигнула, а теперь улыбается! Давай возьмем её домой, накормим, помоем, ну дава-ай!

— Какая киса, дорогая?! Ничего, что у нас в однушке уже две кошки, чи-хуа-хуа, черепашка, морские свинки и попугайчики?!..

Или:

— Любимый, смотри, какую роскошную вещь я прикупила по случаю! Смотри, какая шикарная штука!

— Дорогая, это что, ковер-самолёт, на котором Хоттабыч сделал свой первый полёт над Москвой?

— Да ты что! Это же замечательный настоящий индийский коврик прямо из Бомбея!

— Какой Бомбей, нету никакого Бомбея, он с девяносто пятого года прошлого столетия Мумбай! У кого ты купила этот старый пыльник? И самое главное — почём?!..


Если рассмотреть большинство случаев девичьей «оригинальности», выйдет, что на самом деле все это не более чем следствия психического изъяна. Я не психиатр и не знаю нюансов, но одно скажу точно: если девочка выделяется из толпы остальных таких же и это ощущается явно и сразу — она чокнутая.

Кстати, это не означает, что с ней нельзя или вредно находиться рядом. Если её «прибабах» каким-то образом синхронен с вашей личной программой, вы даже с ней можете быть счастливы. Хотя нет, не так: вам иной раз будет казаться, что вы счастливы, и это периодически будет давать ощущение «полноты жизни». Но это короткие, как кайф от опьянения, моменты, и они потом в полной мере компенсируются похмельем в виде бытовых проблем от общения с не вполне нормальным человеком. Вы никогда не угадаете заранее, каким будет следующий внеочередной сюрприз, так как им может оказаться всё что угодно: от покупки в кредит супер-пылесоса по цене недорогого автомобиля до приехавшего пожить на неделю и оставшегося на два года дальнего родственника из Сызрани.


Всё, Витя, она от нас ушла. Всем своим видом показывая однозначность и бесповоротность этого поступка.

Хорошенькая. Да, именно хорошенькая.

Достаточно стройная, в меру улыбчивая, ухоженная, грудь на твёрдую двойку.

Чего ещё нужно? Тебе нужно, чтобы говорила «кофе — он»?

Это, конечно, можно было бы узнать, но только после сеанса вербального общения. И это другая история, это уже надо было искать повод для уместного пикапа, снова тратить время, средства, розу опять-таки посылать через официанта. И самое главное — нужно ли было всё это делать?

А так — всё просто. Она сидела за маленьким круглым столиком на двоих, но одна. В небольшом, милом и уютном ресторанчике на Маросейке.

Чашка кофе, дождик за окном, мокрый длинный зонт разных цветов у стройных ног в туфлях на высоком каблуке.

Она была в моей жизни приблизительно полчаса, ровно столько, сколько она пила свой кофе, а я мой коньяк. Но за это время я уже успел рассмотреть её, влюбиться, понять, возненавидеть, простить и отпустить в дальнейшую жизнь, оставив себе только тонкую, лёгкую, саднящую ноту послевкусия.

Что ещё нужно мальчику от девочки и наоборот? А, Виктор?

Думаешь, им нужны свидания, расставания, секс, свадьба, дети, цветы, зарплата?

Поверь мне, секс бывает и без всего остального вышеперечисленного. Да-да, и без зарплаты тоже, не застревай в мейнстриме, современная жизнь гораздо проще и менее условна, чем это кажется большинству.

— И снова не соглашусь с тобой. Ты, как обычно, занимаешься словоблудием и не хочешь признавать обидного для тебя факта: отношения мужчины и женщины исторически основываются на классических ценностях, без которых наша цивилизация уже загнулась бы, задохнулась в миазмах, выделяемых побочными эффектами всё более развивающихся так называемых нравственных свобод.

— Витя, не пытайся завести меня за угол. Словоблудием как раз-таки сейчас занимаешься ты. На самом деле классические «основы», на которых строился так называемый «институт семьи», уже рухнули. И не просто рухнули, а успели рассыпаться в прах, пепел, золу. Нету их.

То, что держалось на этих основах, теперь понятийно-декларативным образом зияет в свободном пространстве, не имея под собой хоть сколь-нибудь реальных подоплёк.

Давай несколько раскроем тему, да?

Семья, в общедоступном, классическом понимании, базируется на социальном договоре между мальчиком и девочкой.

Суть договора проста: мальчик — добытчик, кормилец, защитник, опора, основа. Папа. Девочка — хозяйка, хранительница очага, уюта, главный распорядитель семейного бюджета, апологет порядка, милосердия, доброденствия. Мама.

Звучит красиво?

— Ну, допустим.

— Однако если мы рассмотрим это дело внимательнее, если мы углубимся в мелочи (в которых, по традиции, кроется, сам знаешь, кто), то выйдет совсем иная картинка.


Мужчина — раб семейной галеры, вкалывающий ради прокорма своей семьи, имеющий из радостей не так много, а именно: заначку, баню, рыбалку, двести пятьдесят по выходным и бестактильный флирт с сотрудницей из соседнего офиса.


Женщина — домохозяйка, на которой готовка, уборка, стирка, глажка, дети с садами и школами, имеющая в качестве моральной компенсации чувство собственницы отдельно взятого мужчины (вон половина подруг за тридцать и ни двора, ни кола своего, ни ног, между которыми этот кол бывает), ощущение контроля над ситуацией (всё равно купим полку в прихожую, а новая удочка твоя подождет). Ну, и ещё более бестактильный флирт с одним из друзей мужа, который на уровне автоматически-визуального мышления понимает, что попа его жены не такая круглая, как у тебя.


Вот именно эти основы, по сути, сейчас разрушены. И стартаперами этого процесса выступили девочки.

Феминистки. Которые начали бороться за равноправие женщин. За право не быть рабой домашней лампы.

Получилось приблизительно так.

— А кто вам сказал, что она должна готовить утром вашим детям завтрак, стирать ваши носки и следить за порядком в вашем общем доме?

Глупости. Хотите порядка — заведите горничную или сами научитесь за собой следить. Ну, или хотя бы возьмите на себя часть домашних обязанностей и заботьтесь о чём-то на постоянной основе. Например, выносите мусор, гладьте постельное бельё и заправляйте постель. И мойте полы раз в неделю. Для этого много ума и таланта не нужно, даже мужчина способен с этим справиться. И крошки со стола вытирайте после завтрака. Мытьё посуды, походы за продуктами и на родительские собрания в школу также крайне приветствуются.


Но, с другой стороны, кто вам сказал, что он, мужик, обязан кормить, одевать и содержать вашу семью, ваших общих детей? Кто сказал, что он — добытчик, а вы вполне комфортно можете жить в статусе «мать — хозяйка дома — менеджер домашнего очага»?

Да чепуха это.

Забудьте.

Если вы вполне себе обоснованно боретесь за равноправие и снятие с вас опции «домохозяйка», то и он очень даже вполне может сказать, что не согласен с ролью основного добытчика.

Да, я готов помыть полы, но наш бюджет теперь обоюден и мы тратим на общие задачи равное количество денег. И делаем это только по итогам достигнутых договоренностей: «Докторскую колбасу не более полкило на неделю, масло, сыр, молоко, стиральный порошок, зубная паста…» А разницу каждый вправе тратить на себя. Кто-то на косметику, а кто-то на виски.

— Кружевные трусики — это из твоего бюджета, милый, тебе же на них смотреть…

— Фигушки, дорогая, на них большее количество времени будет пялиться твой коллега по конторе, ведь их так замечательно видно сквозь эту тонкую летнюю юбку, так что сама, сама…


Старый социальный договор умирает в конвульсиях. И именно девочки, со своим стремлением к эмансипэ, феминизму и независимости явились инициаторами кончины оного.

— Я вам не прислуга!

Да не вопрос. А я вам не гребец на этой галере, чтобы всю свою жизнь отдавать на содержание тебя, красивой, и наших общих детей.

Да, милая, такое время: каждый сам за себя, и ты сама так захотела.

Nothing personal, just business.


В половине седьмого позвонила Люда. Сказала, что дочитала моего «Коллекционера» и имеет намерение мне его вернуть. Я предложил встретиться в «Вешалке», поболтать, принять по бокалу-другому красного полусухого, ну или сухого (как пойдет). На том и порешили.


Вечер пятницы — это совершенно особенное время. Ещё не выходные, но уже и не рабочий день. Я, наверное, больше всего люблю именно пятничные вечера. После шести. Когда люди стряхивают с себя трудовые маски, служебные обязанности и прочие должностные инструкции. У них, кроме ощущения временной свободы, появляется чувство осязаемой перспективы. Перспективы расслабиться, отдохнуть, позволить лишнюю рюмку, вдохнуть вкусный аромат хорошей кухни. Да, я обожаю это.

Суббота уже не так радует, как вечер пятницы, точно так же, как предвкушение хорошего секса зачастую приносит больше радости, чем, собственно, процесс. В субботу ты понимаешь, что послезавтра понедельник. Про воскресенье лучше не говорить ничего. В воскресенье надлежит отдохнуть от пятницы и субботы, морально подготовившись к новой трудовой неделе.


Но сегодня вечер пятницы. Сегодня Людмила. Она милая, хорошая девочка. Из приличной семьи. Профессиональный фотограф, говорит на немецком и английском, умеет чудно морщить носик, когда ей что-то нравится. Читает литературу по психологии и много художественной, причём разных жанров. Любит Чехова, Хемингуэя, Пелевина, Ремарка, но почему-то недолюбливает Бунина. Мой любимый Джон Фаулз стал для неё приятным открытием.

Люда аккуратная до самых мелких мелочей — наверное, именно это её основной тренд. Она ухоженная во всём, начиная с безупречно уложенной причёски, заканчивая неизменно идеально ровным (волосок к волоску) прямоугольником на лобке.

И ещё она всегда немного стесняется. Это ужасно мило, но, когда происходит постоянно — начинает слегка напрягать. Мы встречаемся в среднем пару раз в месяц. И это нормально, потому что у неё своя фотостудия, кандидатская по психологии, йога, а у меня…

У меня тоже почему-то всегда что-то происходит, какие-то встречи, события — жизнь в общем.

Но больше всего мне нравятся девочки.

Разные.

Нет, я не классический «Казанова», я, скорее, как бы гурман. У меня их не так много в последнее время, моих девчонок. И обычно не бывает больше трёх-четырёх — так, по-моему, честно. И по фэн-шую как-то (шутка).


Люда чмокнула меня в щёку и сморщила нос. Этакая девочка с обложки хорошего глянца не про моду и не для мужчин. Не «Космо» и не «Максим». Журнал для домашних девочек и мальчиков, крепких середнячков — опоры социального строя любого общества. Менеджеров чуть выше среднего звена.

Таким хорошим девочкам редко везёт с мальчиками. Самая большая удача для них — встретить своего будущего мужа за одной партой на уроке сольфеджио в музыкальной школе. Лет в двенадцать-четырнадцать. Такого, чтобы носил нотную папку, неуклюже ухаживал покупкой недорогого мороженого и втихаря онанировал на фотографию модной актрисы, которая, по его, субъективному, мнению, чем-то похожа на его соседку по парте в музыкальной школе.

Но так везёт не многим из них, потому что в четырнадцать и мальчик, и девочка этого типа представляют собой не определившееся ещё ни в чём существо, с низким уровнем самооценки, сильным чувством предродительской ответственности и замечательными прыщами.

И когда из этого цыплёнка вырастает симпатичный лебедь, то лебедь этот, с одной стороны, уже достаточно циничен для того, чтобы верить в чудеса типа принцев на белых конях и принцесс в высоких башнях; но с другой, безнадежно романтической стороны, он (она) ждёт, что это чудо случится и родственная душа в один прекрасный день вдруг окажется рядом.

Так иногда бывает, но заканчиваются такие истории обычно банально, или грустно, или и то и другое вместе.


«Коллекционер», конечно же, Людмиле, девочке с тонкими душевными настройками, понравился очень. До искренней слезы о судьбе героини. В благодарность за открытый перед ней мир Джона Фаулза Люда принесла мне диск Muse «The Second Law», настоящий, в хорошем целлофане, с голограммой, купленный в приличном магазине. Не пиратский. В этом она вся: если уж музыка, то лицензионный CD или винил, если сумочка, то настоящий Liebeskind из Берлинского аутлета, а не Louis Vuitton турецкого разлива, насколько бы этот разлив ни был качественным и визуально неотличимым от.

И в наушниках она музыку не будет слушать: по её выражению, это не музыка, это звуковой фарш. Такая вот она, моя Люда.

Что ни говори, а подарки получать всегда приятно. Тем более что я лишь словом обмолвился, что услышал по радио пару песен с диска и мне понравилось. Умеет эта девочка делать приятные мелочи. Прелесть.


— Как дела у тебя, расскажи, не виделись как-то долго, чего новенького? — я поднял бокал, в котором плескался кусочек счастья темно-рубинового цвета и мелодично чокнулся с поднятым в ответ бокалом.

— Дела? Ну как, вот хороший клиент нашёлся, из Питера, предметная съёмка. Ездила туда на неделю, работы получилось много, теперь обрабатывать сырые фото дня три с перерывами на сон, сроки сжатые. Зато нормально платят, официальный договор, аванс, есть возможность долгосрочного контракта.

— Ну, здорово. Это действительно хорошо, когда есть работа, которая нравится и за которую ещё и платят.

— Да, это правда. Я люблю фотографию, ты же знаешь. Единственная сложность — заставить себя делать то, что хочет заказчик, а не то, что в это время хочу я. Моя любимая тема — пейзажи и городской портрет. Была бы возможность, я бы колесила по всему земному шару и просто снимала бы красоту, — в Людиных глазах зажёгся мечтательный огонёк.

— Я в Питере за это время, по утрам и вечерам, наснимала столько всего не по работе, просто ужас. Даже не знаю, когда руки дойдут до обработки. Мосты, Исаакий, Дворцовая, Казанский. Перечислять можно долго, ты же знаешь, Питер в этом плане — кладезь: выходи на Невский, снимай в разные стороны всё подряд — одна из десяти фотографий будет шедевром наверняка.

— Послушай, а открой секрет, зачем в наше цифровое время фотографию ещё и обрабатывать как-то? Она же электрическая, единичка, нолик, единичка, нолик… Ты же не на плёнку снимаешь, а на цифру? Неужели нельзя сразу так сфотографировать, чтобы хлоп — и шедевр?

— Хм, ну, во-первых, я снимаю и на плёнку тоже. У меня пара плёночных камер, одна, кстати, отечественная, очень приличная, между прочим. Мороки с ней, конечно, много, но кадры она иной раз выдает просто волшебные. — Люда улыбнулась. — А во-вторых, и раньше, и в наше время любая профессиональная фотография, как правило, подлежала некой ретуши перед презентацией или публикацией. Просто сейчас не используют для этого процесса прежние архаичные приспособления типа кисточек или туши, теперь для этого придумали фотошоп, — Люда иронично улыбалась над моей темнотой в области очевидных для неё вещей.

— Но зачем? Я не понимаю, тысячи людей в наше время фотографируют не то что на фотоаппараты, на телефоны, и очень хорошие получаются снимки. Сейчас и туристов-то с болтающимися на шее камерами не осталось почти. В смартфонах матрицы иной раз большего разрешения, чем в некоторых фотоаппаратах. У вас же, фотографов, с собой вечно по две камеры, да ещё рюкзак со вспышками, объективами и прочими причиндалами.

Люда посмотрела на меня с нежностью воспитателя детского сада.

— Согласна, разницу между просто хорошей фотографией и профессиональной понять довольно сложно, не зная деталей и нюансов. Давай я попробую тебе всё объяснить в понятных для тебя терминах. Вот ты вино любишь?

— Пфф, спрашиваешь.

— А отличить местное дешёвое от приличного итальянского на вкус сможешь?

— Обижаешь? Дешёвое местное я тебе по запаху отличу, даже не пригубив, не то чтобы эту бадымагу внутрь себя пить.

— Вот. А ты разницу между дешёвым и хорошим как научился определять, оно же ведь и то и другое — вино? Я сама тебе отвечу, не напрягайся. Эту разницу ты начал понимать в процессе, скажем так, дегустации различных вин на протяжении длительного периода времени. Верно?

— Ой, ты так элегантно мой алкоголизм описала, что мне прямо за себя гордиться теперь можно, — я искренне рассмеялся, едва не плеснув очередную порцию красного мимо бокала. Я, выходит, не алкаш вовсе, а цивильный дегустатор? Здо́рово, буду знать теперь, что отвечать гражданам, обвиняющим меня в пьянстве. И в резюме, в разделе «хобби», добавлю: «дегустация алкогольных напитков», потенциальный работодатель думаю, оценит, — продолжал веселиться я.

Вообще ты права, конечно. Вкус ко всему хорошему нужно развивать со временем, учиться понимать его. Это как сыр с голубой плесенью: первый раз пробуешь — думаешь, как эту гадость вообще нюхать можно, не то что есть. А со временем понимаешь все его прелести. Особенно под кьянти, ммм…

— У меня такая же история была с красной икрой, — подхватила тему Люда, — мама с детства меня ей пичкала, считая, что икра — кладезь витаминов и всего полезного вообще, что может быть в продукте питания. Конечно, она была права, икра, действительно, полезна. Только в детстве я её терпеть не могла, ни в каком виде. А сейчас это один из моих любимых деликатесов. Я начала разбираться в сортах, понимать, чем икра кеты, например, отличается от икры форели. Ну и так далее.

Вот и по отношению к фотографии работает приблизительно тот же принцип. Пока ты не всматриваешься в подробности, полутона, мелочи, тебе кажется, что нет разницы, чем и как сделано то или иное фото. А на самом деле тонкостей в этом деле — масса бесконечная. Думаешь, мы для визуальной важности носим с собой кофры, рюкзаки, в которых камеры, объективы, вспышки и прочие, как ты изволил выразиться, «причиндалы»? Увы, мы все охотники за удачными кадрами, более того, таких, как я, эта охота вообще-то кормит.

Люда прищурилась и посмотрела в сторону окна через бокал, в котором было немного вина.

— Я, например, всегда, почти в любой момент времени, в голове представляю себе окружающий мир в возможных фотографиях. Это интересно. Для меня это творчество в первую очередь. Иногда смотришь отснятый материал и вдруг совершенно неожиданно находишь жемчужину среди пыли. И это — настоящее счастье.

А обработка нужна потому, что мы, фотографы, снимаем в несколько другом формате, нежели любители. У нас файл с фотографией весит в десять-двадцать раз больше, чем обычные «фотки», — Люда выделила слово «фотки» мимикой, будто говорила о чем-то низком, не интересном, не достойном внимания. — Камера сохраняет в этом файле целую кучу информации о яркости, цветах, экспозиции, в общем много всего, — Люда улыбнулась. — Зато потом, при редакции, есть возможность поправить все огрехи, которые были допущены во время съёмки. Таким образом, в итоге мы получаем снимок, близкий к идеально возможному. Это один из аспектов нашего ремесла, все фотографы этим живут, это — норма.

— Ясно. В принципе, ничего странного — почему бы не использовать имеющиеся технические средства, для того чтобы несколько улучшить увиденную реальность?

— Нет, не так. Средства нужны для того, чтобы приблизить изображение к идеальной реальности, видению фотографа. Так или иначе, то, что мы видим в видоискатель при съёмке, мало чем на самом деле похоже на действительность. Всё-таки окружающий нас мир гораздо красивее, чем мы его отображаем, фотографы ли, художники ли.

По-моему, важно понимать это, знать, что исходный материал, от которого мы отталкиваемся в творчестве, неповторим и прекрасен. И прекрасен, в первую очередь, своей неповторимостью.

Невозможно снять дважды одно и то же, если ты фотографируешь не в студии, с набором одних и тех же предметов. Природа всегда динамична, не только реки текут, но и растения растут, листья опадают, появляются новые ветки, что-то ломает ветер, птицы вьют гнёзда и так далее. Даже здания, в одних и тех же «интерьерах», в разное время выглядят по-разному. Не говоря уже о живых объектах, будь то горы или любые другие натуральные пейзажи.

— А в чём красота для тебя? И всегда ли одинаковы критерии её оценки? Получается, что если ничто не статично, то и отношение должно быть подвержено некой, как ты говоришь, «динамике», не находишь?

— И нет и да. — Люда нахмурила лоб, видимо, размышляя, как лучше ответить так, чтобы было понятно.

— Начну с того, что у меня нет критериев оценки. Просто потому, что я ничего не оцениваю. Я не отношусь к окружающему миру, как покупатель к товару на базаре. Красота — понятие совершенно субъективное и индивидуальное. Именно поэтому кто-то видит красоту в придорожной лавке, а кому-то нужно трехъярусную люстру из хрусталя в гостиную, для того чтобы ощущать своё жилище красивым. Тогда как для первого эта люстра, вместе с обоями в стиле ампир, багетами и золочёными ручками на дверях, будет верхом мещанской пошлости.

— Работала на квартире какого-то денежного мешка?

— Да, делала портреты дочери одного богатенького кота Базилио, которому-таки удалось найти своих Буратин и отнять у них все их пять золотых. Работа не из приятных, но платят хорошо. Самое противное, что выбившиеся из грязи в князи люди относятся к тебе как к прислуге, человеку низшего сословия. И даже не пытаются этого скрывать. Причём, что характерно, торгуются они похлеще, чем торговки на базаре. Я поэтому работаю с ними по фиксированному прайсу, причём беру авансом, обмануть могут запросто. Я отвлеклась, ты спрашивал, что для меня — красота. Попробую объяснить на примере.

Я вот, например, милостыню подаю в одном случае: если просящий её человек вписывается в окружающий интерьер, если он уместен там, где находится, исходя из логики вещей, предметов, строений. То есть если его присутствие в этом месте гармонично, с точки зрения эстетики момента. Та же история с уличными музыкантами: если их музыка созвучна времени, месту и моему душевному состоянию, я заплачу за их игру, пение. Я понятно объяснила?

— Более чем. По-твоему, получается, что нищие вовсе не бесполезные попрошайки, а статисты в пьесе этой жизни? Главное — в правильном месте играть свою роль, тогда тебе гарантированно заплатят?

— Ну да, так и есть, причём не только с попрошайками, а со всеми, везде и всегда.

Самое важное — оказаться в правильном месте в нужное время. Не делать лишних поступков, не суетиться и не стараться быть благодетелем. Сам знаешь, куда приводят благие намерения.

— Что ж, я теперь тоже буду платить удачно стоящим нищим и прилично играющим музыкантам. Я проникся твоей идеей, в ней есть красота.

— Ты несколько неверно меня понял: не важно, чтобы музыканты играли прилично, — Люда смотрела мне в глаза, — важно, чтобы их музыка была созвучна твоей душе.


Из «Вешалки» мы вышли уже в начале сумерек. Фонари наполнили окружающий воздух теплом своего света, но и небо ещё сохранило темнеющую синеву. Люблю это очаровательное, окончательное для прошедшего дня время.

Такси, легкий хмель в голове, вечерние улицы, мурлыкающее радио, предвкушение близости. Что ещё нужно для счастья в пятницу?


У Люды, как всегда, уютно, чисто, тикают настенные часы, доставшиеся в наследство от бабушки. В резном корпусе красного дерева циферблат за фигурным стеклом, маятник. Их нужно заводить ключом.

Пыли в этом доме не бывает в принципе, как и посторонних запахов, неприбранных вещей, нечаянной крошки хлеба на кухонном столе. Честно признаюсь, что перед свиданием с этой девочкой я на всякий случай надеваю не просто чистые, а новые носки. И не просто новые, купленные в супермаркете, а новые, купленные в специальном носочно-платочном магазине. Понимаю, что это бзик, но именно он почему-то позволяет мне чувствовать себя увереннее у неё в гостях.

Пахнет же у Люды дома всегда как-то по-правильному уютно. Это как в некоторых брендовых бутиках типа «Массимо Дутти», где всегда поддерживается один и тот же, форматный, одинаково приятный аромат.

Это здорово, это комфортно, это погружает в состояние полного душевного покоя. Это вызывает временное помутнение рассудка, в котором появляется желание быть в этом состоянии вечно, а хотя бы и ценой собственной свободы.

Говоря по-простому, хочется жениться на этой девочке и жить в уюте, комфорте и порядке всю оставшуюся жизнь. Если бы я встретил Люду в период своей «тёплой» молодости, то, скорее всего, так бы и сделал. Но, к счастью, в то время у меня были иные тренеры, ну да об этом не сегодня, ибо это совсем другая история.

Мы пьем чай. Классический чёрный китайский, терпкий, ароматный и крепкий. Мы сидим на кухне. Над столом лампа, дающая ровный оранжевый свет, на столе лимон, колотый тростниковый сахар в сахарнице, мёд, печенье курабье, конфетное ассорти.

Люда всегда против того, чтобы я с собой чего-либо приносил из съестного, например, к чаю. Потому что я точно принесу или что-либо не вполне свежее или что-то не из того, чего надо, сделанное. А она точно знает, что можно пить и есть с удовольствием, но без ущерба для здоровья. И я точно знаю, что она это знает точно, что усугубляет чувство покоя и уюта. Это дает особое ощущение заботы, защиты. Как у хорошей, тёплой мамы за пазухой. Или у бабушки.

Вообще, архетип «мамы-бабушки» может проявиться в девочке с раннего возраста, с младых ногтей. А может и не проявиться вовсе. Как повезёт с воспитанием и генетическим наследием. Наверное, и поэтому тоже я люблю приходить сюда именно по пятницам и именно вечером. Потому что знаю, что утро субботы я встречу в крахмально чистой постели, в которую так хочется принести кофе её замечательной хозяйке.

Мы пьем чай из микросистемы, стилизованной под старинный приёмник, звучит песня на французском. Это бессмертный дуэт Далиды и Алена Делона, «Paroles, paroles…» Это настолько мило и уместно, что мы не замечаем, как уже танцуем, насколько это возможно делать на шести метрах кухни.

Мы близки, слова становятся бессмысленны. Её волосы хранят аромат чудных духов: немного ванили, немного прохлады, капелька чего-то сладкого. Игольчатый блеск брильянта на серёжке колет глаз. Мы рядом. И нам хорошо.


Вот интересно, почему некоторые хорошие девочки так стеснительны в плане принятия душа? Неоднократно замечал, что, когда предлагаешь потереть такой девочке спинку, натыкаешься на стеснительный и однозначный отказ. Для такой девочки ванная — это какая-то совсем интимная и сугубо личная территория. Вот туда нельзя. В постели, если девочка не обременена комплексами, можно вообще всё, насколько фантазии хватит. А вот в ванную — ни-ни. Раньше я иной раз всё равно, с упрямством редкостного барана, напрашивался под душ вместе с Людой. И это было зря. Она так мило краснеет, ей так неудобно отказывать мне, но заложенное в её голове табу всё равно сильнее. И я отступаю. Потому что знаю: если поступлю по-своему, испорчу всю дальнейшую историю на ближайший вечер. Это бывало и с другими хорошими девочками раньше, я таки настаивал на своём. Она уступала, но удовольствия из этого не получалось. Это всё равно, что просить сделать тебе минет у девочки, которой это противно. Она, возможно, и подпишется на это мероприятие, и попытается что-то изобразить, только радости от процесса не будет ни тебе, ни, тем более, ей. Видимо, однажды её научили не брать в рот всякую гадость. И она живёт с этим и по-другому уже не сможет, потому что такие сценарии обычно сильнее своих носителей.

И я не прошусь в душ. В награду получаю чистую Люду, благоухающую чёрт знает чем, обворожительно сексуальным и одновременно свежим. Всю в бежевом и нежно красном, кружевном и атласном. И я лечу в душ, где спешл фо ми стоят миниатюрные баночки с мужскими душевыми приятностями. Душ я принимаю стремительно, но крайне тщательно, смывая с себя все возможные ароматические следы органики. У Люды нет комплексов, более того, она языковой виртуоз, и я всегда плачу за это лингвистической взаимностью, и это обычно дает мне фору в виде пары лишних оргазмов. Хотя у девочек они не бывают лишними. Если их много — ты гигант. Если же их мало, но их нужно добиваться длительной работой — ты гигант вдвойне. Хуже, когда мальчик — скорострел, а девочка — «трудоголик», такая «гармония» обычно ни к чему хорошему не приводит. Хотя таких пар, говорят, масса.


У Люды красивая грудь, двоечка, без плоского промежутка между половинками. Они как бы симметричны друг дружке, будто одна отражается в зеркале относительно другой. Выглядит очень гармонично. Она вообще очень хорошо сложена, всё уравновешенно и на своих местах — ни отнять, ни прибавить. Геометрически идеально. Забавно, мы встречаемся уже довольно давно, но я ни разу не видел её обнаженной в статическом состоянии, например, стоящей как манекен, в некой позе. Или спящей, не покрытой простыней. Голая она передо мной всегда в некоем движении, пускай неспешном, медлительном, еле заметном. Как это ей удается и почему так? Непостижимая девочка, и это интрига, которая тоже заводит.

Она весьма хороша собой, лёгкий загар, бархатистая кожа. В постели ей, пожалуй, не хватает только специальных гимнастических навыков, а так она очень пластична. Тут я, конечно, привередничаю, потому что есть с чем сравнивать. Наверное, думать об этом во время занятия любовью не совсем правильно, но поделать с этим ничего не могу. Хотя, если вдуматься, это помогает мне задерживать на нужное время окончание процесса.

Разогнать или затормозить себя проще всего той или иной мыслью. Все примерные мальчики знают об этом.

Зато что она вытворяет языком… Невозможно себя затормозить, когда она это делает. Именно поэтому мы бережем это напоследок. И с этого иногда начинаем новое восхождение на вершину Фудзи.

В целом прелесть наших постельных занятий с Людой в том, что всё происходит по принципу «делай, что хочешь, и будь, что будет». Но если учесть, что мы прекрасно чувствуем друг друга и понимаем, чего хотим в тот или иной момент, более того, стремимся доставить друг другу максимум удовольствия и делаем это давно и регулярно, то всякая постановка сводится к одним и тем же сюжетам, только в несколько различной последовательности.

Возьмите «Камасутру», сделайте кучу фотографий, выберите самые любимые сцены и поставьте их на программе-просмотрщике в режиме «рэндом» (случайный выбор).

Вот приблизительно так мы и делаем это с Людой. Нам нравится.

Поначалу — так я был просто в жутком, диком восторге, потом это ощущение потеряло остроту, но всё равно хорошо. Как в тренажерном зале: «три подхода по пять, четыре по восемь…» Очень полезно и для здоровья, и в целом.


В душ я ползу, как обычно, вторым, причем после того, как вернувшаяся оттуда Люда будит меня с извиняющейся улыбкой, нежно, но настойчиво. Без вариантов — воскресни, но себя после этого помой. И это тоже хорошо. Особенно утром, когда просыпаешься не только свежий и выспавшийся, но ещё и чистый. А значит, готовый к утреннему продолжению. Люда обожает, когда я просыпаюсь первым и бужу её нежными прикосновениями кончика языка. На самом деле мы просыпаемся одновременно, но с удовольствием играем в эту игру: я тихо уползаю под одеяло, и всё начинается заново.

И где-то уже в обед (по будничному расписанию) я иду на кухню, включаю кофеварку, закидываю белый хлеб в тостерницу и несу своей сегодняшней ненаглядной кофе и тосты с мёдом или сливочным маслом. Это традиция. И носик от этого морщится с неимоверной красотой и одновременно изяществом.

Всегда думал: откуда вся эта аристократия в простой московской девчонке? Видимо, прав был мессир Воланд — кровь.

Кровь, которая в нас течёт, предопределяет и решает многое. А мы покоряемся ей, как покоряемся прихоти друг друга, утоляя телесную жажду. Страстно, но не спеша. Яростно, но контролируя разумом каждое движение. Пылко, но успевая любоваться изгибами тела любимого, в данный момент, человека.


Есть вещи, которыми управляем мы, а есть вещи, которые управляют нами. Но есть вещи, которыми, кажется, управляем мы, хотя на самом деле они управляют нами. Тем не менее не существует вещей, которыми мы не могли бы управлять, — проблема в том, что мы очень часто не знаем, ни где находится пульт управления, ни где инструкция по долбаному управлению этими вещами.

Именно так мы все занимаемся любовью.


Квартира Люды — это тысяча приятных мелочей. Как-то: всегда свежие полотенца (то есть отдельные для меня), мои тапочки, последушевой халат, зубная щётка, бритва (отдельная, мужская, приличная, не одноразовая!), бальзам и крем после бритья, шампунь, гель для душа.

Это просто праздник. У меня дома не всё так хорошо, как у Люды.

Обожаю чистые полотенца. Они входят в «топ десять самый приятных вещей моей жизни», где-то между утренним кофе и красивым декольте. Сухие, мягкие, ароматно-свежие. Я не знаю, как она их стирает и хранит, но они у неё просто великолепные. Бесподобный кайф — вылезти из душа, вытереться насухо, залезть в халат и налить себе чашку кофе.

С одной стороны, такое внимание приятно: дом Люды — это дом, в котором тебя ждут и в котором всегда комфортно. Однако напрягают две вещи. Во-первых, нельзя быть совершенно уверенным в том, что ждут именно тебя. Во-вторых, если ждут именно тебя (а так, скорее всего, и есть), то, вероятнее всего, надеются, что ты однажды придёшь в этот дом, чтобы остаться в нём насовсем. Да, в наших отношениях всё кристально честно, мы изначально оба понимали, что нам просто хорошо вместе, и это самое «хорошо» не стоит распространять на ежедневные отношения и обременять обязательствами. Но ей уже за двадцать пять, она милая, красивая, образованная, хозяйственная, с квартирой, а замужем не была, детей нет. И перспектив на замужество не так много, потому что большинство примерных замужепригодных мальчиков «подстрелили на взлёте», т.е. обженили на ранней стадии творческо-сексуальных поисков, а тех, кого не смогли (типа меня), затянуть в эту пучину довольно сложно. В дальнейшем же включается врождённо-воспитанный перфекционизм: или замуж за приличного принца, ну или хотя бы встречаться с таковым, в надежде сделать его однажды своим королём навсегда. Но ни в коем случае не за кого попало.

Если говорить совсем откровенно, то я допускаю, где-то на глубине сознания, мысль, что однажды, когда мне надоест моя хронически недообустроенная жизнь, я приду сюда с чемоданом, попрошусь пожить на пару дней и останусь в этом уюте надолго. Обзаведусь тапочками и халатом, перейду с коньяка на сухое красное, баварское нефильтрованное и британский стаут, отращу этакое бюргерское брюшко и впаду в состояние перманентного счастья. Причём я совершенно уверен, что Люда после этого не перестанет следить за собой и, уже нашим, домом.

Да, у неё есть все шансы стать практически идеальной женой.

Только вот у меня шансов стать идеальным мужем практически нет. Потому что мне хорошо с одной только в одном случае: если я точно знаю, что позже будет другая. А потом ещё одна. А если я захочу, то вообще могу поменять весь этот гарем на другой, пока я молод, привлекателен и сексуально бодр.

А потом? А зачем это «потом»? Потом, когда я состарюсь и мне будет за пятьдесят, я, например, лягу под паровоз. Рожусь заново и снова стану делать то же, что и сейчас.

Иначе зачем жить?


Утро субботы — это прекрасно. Можно лентяйничать до обеда. Можно смотреть глупости по телевизору. Можно слушать музыку одним ухом, пить чай или кофе, одновременно болтая беззаботно с неглупым собеседником при его наличии. Сегодня такой собеседник у меня был.

Людочка вообще умница. Неплохо разбирается в искусстве и литературе, так называемое «современное искусство» не признаёт, предпочитает избранную классику. Избранную ей самой, естественно. Например, она любит «Прощай, оружие!» или «Гаргантюа и Пантагрюэля». Недолюбливаю ни то, ни другое, хотя вслух об этом, конечно, никому не говорю, дабы не прослыть безвкусным невеждой. Более того, заставил себя прочитать эти и многие другие книжки из так называемого «перечня, обязательного к прочтению», который необходим для всякого, кто хочет не просто казаться начитанно-образованным, а на самом деле быть таковым.


Как ни крути, почти невозможно, находясь в обществе на самом деле читавших книги людей, соответствовать им в полной мере, обойдясь просмотром кино, снятого по этим книгам. Как и пытаться обсуждать ту или иную театральную постановку, не побывав на ней. Казаться равным — да, можно. Быть равным — нет, нельзя. Тебя раскусят. Не сразу, но скорее всего. Причём ты, возможно, этого и не заметишь, и не поймешь. Это будет поводом для тонких шуток и ухмылок. Я это знаю, потому что сам неоднократно участвовал в подобных групповых насмешках. Чаще всего пытаются выдать себя за знатока девочки, милые, симпатичные, с новенькими дипломами, или же студентки разнообразных и многочисленных московских ВУЗов, которые считают, что графа «девушка-интеллектуал» делает её более конкурентоспособной на рынке потенциальных спутниц жизни бизнесменов и топ-менеджеров. Они совершенно искренне считают Коэлью писателем, а Кастанеду философом, не понимая при этом разницы между Гауфом и Ницше. Однако у таковых девиц есть одно приятное свойство: их хотя бы после правильно проведенного разговора «за искусство с философией» и пары фужеров с шампанским (вариант: полбутылки мартини) можно трахнуть от души у них же дома.

Тупиковая ситуация возникает тогда, когда не девочка, а, наоборот, мальчик бодро поддакивает на очередную псевдолитературную провокацию, пытаясь выглядеть эрудитом. Мне в этой ситуации совершенно непонятно, что с ним дальше делать. Мальчики не в моём вкусе. Хотя и для этой целевой аудитории обычно находится соответствующая публика, готовая использовать момент для уместного распития коктейля с соответствующим продолжением.

Забавная судьба: девочка может, а иной раз и должна выглядеть дурочкой, чтобы быть сексуально привлекательной. А мальчик? Наверное, тоже, только это вопрос не ко мне. Я, как любой нормальный современный европеец, хорошо отношусь к геям, но не более чем как к друзьям-приятелям-собеседникам. А как уж они там друг с другом договариваются, им виднее, на мой век хватит и девчонок.

Перефразирую классика: «Я с детства не любил анал, я с детства письку рисовал». Вот.


Нас утро встречает прохладой. Бабушка моя, помнится, любила напевать эту песню по утрам выходных дней и делала это всегда с улыбкой и энтузиазмом. Своим слегка вибрирующим на гласных тенором. Там дальше было что-то про кудрявую, которая отчего-то не рада. Не знаю, сегодня моя кудрявая вполне себе рада и весела, погладь — замурлыкает. Потому что вечер пятницы, утро субботы и ночь между ними получились просто замечательно, от души.

Включила компьютер, села за монитор, размером с приличный телевизор, стремительно посмотрела почту, коротко кому-то отписалась и выключила этот агрегат. Я поначалу смеялся над ней: ну зачем тебе в компактной квартире держать процессорный блок с огромным монитором, клавиатурой и мышью, когда все уже работают на ноутбуках, а то и вовсе ультрабуках или планшетах. Она ответила, смеясь, что это часть её профессии и что «вам, гагарам, недоступно», что рожденному ползать не нужно лезть, куда не нужно, и так далее.

А сейчас ей пора на какую-то специальную встречу по профильным интересам. Что-то опять-таки связанное с фотографией, социологией и невероятной красотой. В общем нам пришла пора расстаться на неделю-две.

Мы делаем это легко, как будто вечером снова придём в этот дом и продолжим быть вместе. Хотя у неё это получается не вполне, в её глазах проскальзывает лучик грусти, в морщинках уголков глаз читается улыбка уже не радостная, а, скорее, тоскливая. Чёрт бы побрал эту физиогномику: некоторые знания действительно чреваты последующей печалью. Грусть отчасти передается и мне — таково свойство всех эмпатов. Здорово уметь чувствовать близкого человека, ещё бы научить себя не подпадать под его настроение. У меня так получается далеко не всегда, точнее, почти никогда. И с чувством подаренной мне Людой лёгкой грусти я выхожу в город.


Лето, солнышко, птички чирикают. Набережная. И очень интересный силуэт впереди: попка орехом, талия на нужном месте, в меру небоскрёбный каблук при нормальных ногах, брюнетка, походка ровная, без заносов. Аккуратно обгоним, пока не привлекая внимания.

Ну? И? Нет, товарищи, с такими данными лицевой части головы с косметикой нужно не просто дружить. С ней нужно выстроить доверительные, искренние, деловые, высокобюджетные взаимоотношения. Нет, ну в целом, в принципе, неплохо. Но под такую зачётную фигуру можно было бы и лицо оформить надлежащим образом. Хотя, как говорил мой одноклассник, гопник Лёха Сергеев, «…можно и подушкой прикрыть, когда…» Ну да это не наш метод. Мы за красоту в целом. Благо есть из чего выбирать.

Люблю вот так вот просто погулять по центру города. Есть в центрах городов своя прелесть, или даже, скорее, прелести.

Город — сам по себе Сущность. Явление, организм, структура, жизнь, душа. Сила.

Люблю Амстердам, например. У меня друг там живёт, коренной голландец, красавец, легкоатлет. Его совершенно, к примеру, не волнует, что в шаговой доступности от его квартиры находится кофешоп. Он там всегда был, есть, и, видимо, дальше будет. Более того, кофешоп этот он помнит со своего амстердамского детства. И аромат, доносящийся из него, впитан им параллельно с молоком матери. Да, он, наверное, пробовал. Точно так же, как крепкое голландское пиво и девочек с улиц красных фонарей, хотя мы об этом никогда, естественно, не говорили. Может быть, именно и поэтому тоже он понял, что всё это не его? А его — это свежий воздух Нидерландов, брусья, беговая дорожка. И не мешает ему сладковатый запах, живущий тут на равных правах со спортом, тюльпанами Кёкенхофа, королевством порнографии и проституции. Suum cuique, как говорили античные товарищи.

Хороший город Амстердам, один из первых европейских городов, который мне удалось посетить. Но Москву, как и Питер, я люблю особенной любовью. Москву по-своему, Питер иначе.

Один из моих любимых исполнителей-современников, Алексей Кортнев, спел как-то: «Ай Питер, Питер, ты слишком красив, чтобы быть просто другом». Здесь я, пожалуй, и соглашусь и нет. Соглашусь, потому что если смотреть на Петербург глазами приехавшего на пару дней или недель гостя, то, наверное, да, это город прямых линий, классической архитектуры, привычно хмурый и поэтому кажущийся строгим. Красота Питера воспринимается как некая отличная, к примеру, от московской, когда смотришь на неё на некотором расстоянии: из окна экскурсионного автобуса или такси, проходя скорым туристическим шагом по основным достопримечательностям или гуляя с друзьями. Но если на некоторое время стать жителем этого уникального города, то он раскроется с совершенно других сторон. Начнем с того, что питерская красота, при подробном рассмотрении, почти всегда наделена некими мелкими изъянами, дефектами в виде трещин или облупившейся краски. Это не плохо, даже, скорее, наоборот, потому что создает ощущение «домашнести», снимает с Питера первичную маску холодной строгости. Мне в этом плане повезло: так вышло, что я год с небольшим прожил в Санкт-Петербурге и имел возможность познакомиться с ним по-настоящему, увидеть его таким, каким он вряд ли откроется туристу. Однако по воле случая я не задержался в Питере надолго и переехал в Москву.


Что сказать о Москве? Москва — она тёплая, она девочка, мама, хранительница теплоты и уюта. Она легко принимает того, кто решает связать с ней свою жизнь всерьёз, надолго. Особенно тех, кто не пытается привезти с собой сюда свою Тулу или Самару. Хотя таковых тут довольно много.

Они приезжают в Москву не за театрами, архитектурой и историей, а за большой зарплатой и модным тряпьём. И селятся они на перифериях, и создают вокруг себя свой родной Барнаул или Ульяновск, только сытнее и богаче.

Москву же по-прежнему видят через экран телевизора.


К счастью, в моём ближнем круге общения таких москвичей почти нет. Большинство моих знакомых — из «понаехавших» (хотя бы потому, что их в Москве просто большинство), но это, как правило, люди не совсем от мира сего. Почти все, как и я, выросшие беспризорники, которые дома себя чувствуют везде, где есть такие же, как мы с ними. То есть и в Марселе, и в Турине, и в Ганновере (города выбраны произвольно, возьмите любой цивилизованный — не ошибётесь). И мы любим эту Москву: Бульварное, Садовое, Третье (мать его) транспортное. Покровку, Ильинку, Пречистенку, Таганку… И Бирюлёво тоже, кстати! Ой, какая Маша у меня была из Билюлёва, ммм… Приятно вспомнить.

И мы встречаемся в этой Москве, гуляем по ней, ходим в кино, на концерты наезжающих сюда музыкантов, заходим в кафе, просто шатаемся от Болотной через Охотный на Тверскую…

Друзья редко вспоминают родные города, из которых надцать лет назад переехали. А нечего, говорят, особо вспоминать. Серые здания спальных районов, городскую администрацию в стиле Сталинского ампира, чахлый фикус в филармонии. В лучшем случае уездный театр драмы с пыльным ассортиментом заезженных до винилового треска спектаклей.


Политика всегда спорна, однако для меня стало очевидным, что одна из наших проблем в том, что мы периодически пытаемся снести старое, чтобы на пустыре построить нечто новое, более актуальное с точки зрения идеологической моды. Так мы, жители, молча разрешили взорвать старинные храмы. И точно так же мы разрешили снести памятники вождям революций. Перелопатить Тверскую, превратив её в серую плоскость с надгробиями прямоугольных клумб. В итоге мы постоянно теряем аутентичность наших городов, их ауру, их настоящий исторический вкус и цвет.

И это странно: в огромной стране, в которой места ещё на сотни новых городов, мы зачем-то ломаем старые.

Сядь в машину, поезжай из Москвы… а хоть в Белгород, или, наоборот, в Пермь — просторы невероятные.

Возьми и построй на любом месте город. Аграрного, например, назначения. Выращивай пшеницу, рожь, помидоры с огурцами. Тюльпаны с розами, в конце концов — цветы нужны всегда и везде.

Почему мы картошку покупаем то в Египте, то в Израиле?! Там места-то с гулькин фиг, а они ещё нас, огромных и неповоротливых лентяев, кормят. Видимо, потому, что они денег заработать хотят, а мы, видимо, нет. Почему голландцы выращивают цветы в огромных количествах и продают их всей Европе, включая нас? Почему мы этого не делаем? — Ответ очевиден, читайте выше.

И ведь, если вдуматься, народ-то, по большому счёту, у нас работящий, откровенных лодырей не так много, но и для них сейчас работа есть — охранником, к примеру, или консьержем. А для того чтобы дать желающим возможность заработать, постройте новые заводы, фабрики, пусть люди делают — здесь и своё, но качественное и недорогое. Как те же китайцы, например. Сейчас модно ругать Ленина, но, если вдуматься, именно приняв его модель развития, Китай стал лидирующей мировой державой.

Но мы идем другим путём, далеко не тем, который нам завещал дедушка Владимир Ильич. Мы придумываем «санкции», «импортозамещение» и безумные акцизы на импорт.

Зачем нужен автомобильный завод, продукцию которого покупают от безысходности? Возьмите «Джетту», разберите на запчасти и отклонируйте с небольшими поправками в дизайне — сейчас всё равно все автомобили на одно лицо: обмылки с косоглазыми фарами.

Зачем вводить запрет на ввоз сыра, например? Для того, чтобы поднять благосостояние соседних «родственных» государств, которые покупают его у Европы, переклеивают маркировки на свои, и продают нам втридорога? Все же об этом знают, зачем притворяться и делать вид, что всё нормально, в рамках цивилизованных отношений, если это по факту враньё?

Может, как раз-таки вся эта кривая политика начинается с того, что мы с удовольствием сносим в щепки старое, а новое так и не получается сделать достойно и красиво?

Чем мы заменили старую русскую архитектуру? — Серостью, в большинстве своем. Взять хотя бы ту же Москву (чего далеко ходить) с её точечными застройками в исторических местах.

Попытка построить вместо двухсотлетнего двухэтажного особняка элитные апартаменты в том же типа стиле приводит к тому, что апартаменты эти, в итоге, выглядят как новый белый имплант во рту старого курильщика.

А, например, в Германии — так там, наоборот, после бомбёжек второй мировой города восстанавливали по старым проектам, чертежам и фотографиям. Хоть тот же Дрезден, непонятно для чего разрушенный в хлам «союзниками» в то время, когда война уже фактически закончилась.

Создается впечатление, что мы бесконечно будем перекраивать свою историю и перестраивать наши города в более выгодной и политически актуальной архитектурной логике.

Грустно это всё.


В обед позвонил Лёня. Один из тех самых, сто лет тому назад понаехавших-понаостававшихся. Даже не помню, откуда, да и неважно это совсем.

Так вышло, что он один из моих ближайших друзей в последние несколько лет.

Без предисловий и прелюдий Лёня заявил, что у него есть приличный односолодовый и банка шикарных рижских шпрот «оттуда». С меня чёрный хлеб, гостеприимство и радушие.

Значит, снова рассобачился с женой.

Честно говоря, меня это более чем устраивало: Лёня — отличная компания, умный, эрудированный, в меру интеллигентный, не в меру начитанный. К тому же прекрасно умеющий готовить нечто вкуснющее из того, что валяется в холодильнике, — проверено. Причём делающий это со степенным спокойствием, без суеты, но довольно быстро.

Вы умеете смешать макаронные изделия типа «рожки» с рыбными консервами так, чтобы это было вкусно и выглядело эстетично? — А он умеет. Называет это безобразие макаронами по-пехотински. Раз, говорит, с мясом — по-флотски, значит, с рыбой — по-пехотински. Хотя я-то знаю, что это всё чистой воды кич и хохма, готовит он по мотивам итальянских рецептов, а у них паста с морепродуктами — одно из блюд классической кухни. Секрет в искусстве варить макароны до нужной степени и использовать специи и соусы, а Лёня в этом деле мастер. Он даже печенку (!) умеет готовить вкусно. Фигня, говорит, всё дело в двойной обжарке, сливках, гвоздике, душистом перце, оливковом масле и соевом соусе. Правда, как всё это и в какой последовательности использовать — молчит. Секрет фирмы. Ему бы ресторан открыть, но на эту периодически всплывающую тему он стандартно отвечает, что не хочет терять любовь к кулинарии, ибо когда любовь становится работой, то это уже не любовь, а сексуальное рабство.

Насчёт шпрот Лёня не соврал, в объёмистом пакете шпроты оказались в том числе. В дополнение к каперсам, пикулям, маслинам, трем видам сыра, половинке бородинского, горячей фокачче с чесноком, сервелату и хорошему куску хамона (вот где он его раздобыл в наше импортоизвращённое время?). Лёня пришёл, как обычно, в отличном настроении, бодрый, улыбающийся, заряжающий нездоровым оптимизмом предстоящей культурной пьянки. Вообще он мастер красиво выпить.

— Ну привет тебе, о одинокий путник на дороге разврата! Как поживают твои многочисленные пассии, милые дамы и томные матроны? Вот завидую тебе белой завистью. Хочешь — брюнетка, хочешь — блондинка, одни надоели — других найдёшь, умеют же люди устроиться в этой жизни.

Вот тебе с порога шедевр, пока до тебя ехал, наваял. Из недоосознанного.

Буду считать баранов.

Начну с себя.

Раз баран — это я.

Два баран — тоже я.

Третий баран — он же,

Сложно не сообразить,

Что на троих несложно

Сообразить.

Нашарим в карманах денег,

Сколько найдем.

Грамотный шизофреник

Выпивает втроём!

Да, одна из точек нашего интеллектуального соприкосновения с Лёней — это любовь к периодическому стихоплётству. Поэтов из нас не вышло, но периодически, по настроению, нас штырит на написание небольших произведений в виде некой рифмы. Вот и сейчас на эмоциональном подъеме родился очередной шедевр. Стихи мне понравились очень, видимо потому, что были в целом написаны и про меня тоже, такая шизофрения была мне хорошо знакома. Я никогда не выпивал и не спал, с кем попало. Лучше уж сам с собой, чем неизвестно с кем.

— Леонид, отец родной, Вам надобно уже книжку писать лирическую. У Вас уже поэзия иного качества получается, чем наше обычное стихоложество. Что сказать, браво! В Вас погибает поэт-кулинар!

— Погибает, но не сдаётся, скотина эдакая! И пусть себе погибает дальше, ибо стихами, мон шер, в наше время на виски со шпротами не заработаешь ни хрена.

Ну что, друг любезный, а не включить ли нам с Вами печень? — Лёня решительно, с красивым треском, свинтил голову от бутылки, и плеснул в стаканы на палец.

Объясняю для граждан, несведущих в тонкостях интеллигентского пьянства. Включить печень — это значит выпить в растяжку (то есть не спеша, смакуя каждый глоток) стартовую порцию алкоголя, проводив её внутрь чем-нибудь вкусным и желательно изысканным (сегодня это были испанские гигантские маслины). После чего минимум полчаса пить ничего алкогольного нельзя — организм должен перестроиться в режим употребления крепких напитков.

Работает — проверено. Главное удержаться от реализации принципа «между первой и второй перерывчик небольшой». Что пьётся для включения печени — это не первая, а нулевая. А первая, соответственно, гораздо позже.

Нюхали односолодовый. Пробовали на язык, причмокивали. Выпендривались, строили из себя знатоков. К сожалению, такие напитки перепадают редко, по причине их дороговизны. А для того, чтобы стать знатоком, нужно употреблять их регулярно, разные, правильно закусывая.

— Вот как ты считаешь, почему виски — он, а не оно? — Лёня вспомнил дежурную сценку, которую мы обычно разыгрывали в компаниях, при их наличии.

— Лёня, скока можно тебе объяснять алиментарные весчи! Виски и кофе — Он! А «оно» — это дерьмо и министерство культуры!

— А хочешь анекдот в тему?

Занял Чапаев со своей дивизией станцию. Смотрит, а там цистерна, на которой написано C2H5 (OH). Думает он, как же сделать так, чтобы солдаты не узнали, что это спирт, напьются ведь в усмерть. Не поленился, взял краску и C2H5 закрасил, а на (OH) краски не хватило. Уехал в город. Вечером приезжает, а бойцы в дупель пьяные, лыка не вяжут. Он орать, выяснять, как сообразили, подлецы… А боец объясняет: «Оч-чень пр-росто. Идем по станции, выпить охота — страсть. Смотрим, цистерна стоит, а на ней написано: ОН. Мы не поверили, понюхали — и правда, он!»

— Лёнь, а не стыдно тебе бояны травить, и кому?! Вот тебе свежий, в ту же тему:

Приехал как-то раз по случаю Чапаев в гости к Пелевину, а там пустота…


Нулевая порция подарила лёгко-хмельное состояние.

Лёня принялся готовить, я ассистировать, параллельно процессу мы разбирали причину их очередной ссоры с Катей, его женой.

Немного исторического экскурса.

Так уж получилось, что оба они, и Лёня и Катя, по жизни харизматичные лидеры. Оба командиры, и оба состоявшиеся независимые личности. Женаты они лет, наверное, двадцать, а то и больше, не уточнял. Пара замечательная, в гости к ним приходить — сплошное удовольствие со всех сторон: уютно, весело и всегда очень-очень вкусно (смотрите выше почему).

Мы познакомились лет семь назад, меня тогда обхаживала одна коллега, наивно имевшая виды на замужество. Для внедрения в жизнь своей затеи она предпринимала всё, что, по её мнению, могло мотивировать меня на этот фатальный поступок. В том числе она знакомила меня со своими друзьями, родственниками, любимыми местами отдыха. Как раз-таки Катя, жена Лёни, — двоюродная сестра той самой Лены-коллеги, возжелавшей меня в свои мужья. И в гости на дачу к Лёне с Катей я попал в её компании.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.