Бесплатный фрагмент - Детский лепет и юное буйство

Детский лепет
и юное буйство

Повесть

1. Последний день детства

Хорошо сидеть на крыше и смотреть на город. Совершенно некуда торопиться, ничего не надо делать — сиди и смотри. На заводскую трубу можно посмотреть — пофантазировать, как и на эту трубу залезешь и оттуда будешь любоваться. Все-таки тянет иногда к высокому. За последнюю неделю я уже больше десяти крыш облазил.

Крыша плоская, покрытая рубероидом. Рубероид разогрелся на солнце — мягкий.

* * *

Вчера я тоже здесь был. Посидели мы с Юлькой, посмотрели. Юлька, правда, все больше во двор смотрела (она здесь живет), а я, как обычно, на город. Потом Юлька как закричит: «Смотри, Дорохов идет!». Через двор неторопливо шел Дорохов. В гости к Юльке, конечно же.

— До! -ро! -хов!.. — кричу я.

— Вы что там делаете? — отвечает

— Иди к нам.

— Нет, лучше вы ко мне, — кривляться вздумал.

Ну, мы к нему не спустились и он к нам не поднялся. Пошли мы в гости к Юльке — он снизу, мы сверху.

У Юльки отца нет, а мать какой-то научный сотрудник — биолог, кажется. Хорошая у Юльки мама, приветливая. На стенах висят рисунки, Юлина бабушка рисует. И сама Юля тоже очень хочет рисовать. Даже в художественную школу записалась — ходит туда по вечерам.

Мама Юлина оказалась дома. Не успели зайти, она нас к столу потащила. И не то, чтобы потащила…, не так, как другие родители. Другие уговаривают, даже нотации читают: «Нехорошо, — мол, — пришли в гости и даже чаю не попили», — а то и вовсе есть заставляют, прямо неудобно. С Юлиной мамой все по-другому. С ней за одним столом сидеть… свободно, что ли. Как будто с Юлькой.

Короче, сидим, пьем чай с вареньем. Дорохов сидит, ногу на ногу закинувши, я прямо напротив него, а Юля куда-то убежала в другую комнату. Юлина мама нам рассказывает, как она в прошлом месяце в горы ходила и как она ехала в одном вагоне с такими же, как мы, мальчиками и девочками, — «или молодыми женщинами и юношами», — поправилась она. Эти ее «молодые женщины и юноши» — у меня в голове застряли. Я бы и на «мальчика» не обиделся и озабоченности никакой по поводу «юношей и девушек» не испытывал, просто сказано было это задумчиво и в довесок, что ли, поперек остального текста. «Странная у Юли мама», — подумал я с завистью в который уже раз.

А Юля все это время порхает из кухни в комнату. Иногда даже не останавливаясь — впорхнет на кухню, развернется и обратно выпорхнет. Я ей говорю:

— Чего ты бегаешь? Садись чай пить.

А она:

— А я пью. Вон, уже пол-стакана выпила.

И действительно — выпила. И даже место у нее за столом есть, и, вроде бы, сидит она там. Так, иногда вскакивает, а потом опять садится. И все равно — порхает. Похожи они с матерью.

— Юль. Ты куда поступать будешь? — спрашиваю. У нас как раз прединститутская пора, школы все пооканчивали, а в институты еще не поступили.

— На биофак, — отвечает. То, что этот биофак в университете находится, само собой разумеется.

— А я в МФТИ поеду, — говорю. В Московский физико-технический институт намылился то есть.

— А что не готовишься? — Юлина мама спрашивает.

— Да я все знаю, — говорю. И ведь не вру, что самое интересное.

Никакие преподаватели не могут найти у меня пробелов по физике или математике. Правда, русский на два с плюсом, и английский совсем не знаю. Но в МФТИ, если видят, что человек толковый поступает (если физики с математиками на отлично сдашь) — на остальные мелочи внимание не обращают.

— Хочешь, я тебе МФТИвские вступительные задачки за прошлые года принесу? — Дорохов говорит. У него отец тоже какой-то научный сотрудник.

Тут Юлька прекратила свои порхания и говорит:

— Ну все. Теперь я здесь надолго уселась.

Мы с Дороховым обрадовались, а Юлина мама встала и говорит:

— Я в заповедник пошла. Там Валера простудился, попроведаю.

И убежала собираться. А мы с Дороховым заскучали, а Юля тоже сидит вместе с нами и скучает, молчит, во всяком случае. Вот от этой-то безысходности Дорохов и предложил ударить по пиву. То есть, у нас вовсе не принято пиво пить, я, например, до этого ни разу не пил, но с другой-то стороны…

— Юль, у тебя банка есть трехлитровая? — Дорохов спрашивает.

— Зачем тебе?

— Чтобы было куда пиво налить.

— Ох, не нравится мне это, — Юлька отвечает. — Ладно уж, берите.

— Пойдем с нами! — Юльку зовем. А она ни в какую. И даже банку дала как-то неохотно, с условием, чтобы вернули. Поехали мы.

До этого дня я даже не знал, что у нас такие места есть. Оказывается, по всему городу стоят вагончики, из которых продают на разлив пиво. Такие места называются «пивточки», а самая хорошая из них, где пиво дешевое и не разбавленное, находится у черта на куличках на другом конце города. Все это мне Дорохов рассказал.

Приехали, купили, отошли от пивточки метров на пять, сели под каким-то навесом, сидим — пиво пьем, на пивточку поглядываем. Денег нам хватило только на два литра. Даже сдачи не осталось. А у пивточки какой-то шорох, мужики какие-то, двое, деньги в окошко суют, а им пиво не наливают. Мужики ругаются, возмущаются, просят даже. «Что?!» — орут на всю Ивановскую, — «Неужели никакой посуды нет?! Так дай, мы любые деньги заплатим!». «Да нету у меня!» — продавец из пивточки кричит, — «Не! -Ту!». Мужики вроде бы успокоились, поняли, что у продавца и вправду посуды нет. Но от пивточки не отошли, ждут чего-то, осматриваются. Тут один из них нас увидел и бегом в нашу сторону. Подбежал, говорит: «Мужики, пиво хотите?». Мы, понятное дело, хотим. А он нам объяснил. Оказывается, в затруднительное положение попали мужики. Решили они после работы пиво попить. И поперлись они, так же, как и мы, через весь город на лучшую пивточку. Приезжают, а на пивточке посуды нет. Денег-то у них — завались, могут хоть неделю подряд нас пивом поить, если мы с ними банкой поделимся.

И вот сидим, уже вчетвером пиво пьем. Мужики веселые оказались, пиво по три литра банку за банкой заказывают. Про какую-то Олю рассказывают. Какая она, мол, классная и как, мол, все у нее на месте. А нам с Дороховым и рассказать нечего. Не было у нас никаких Оль. А мужики про Олю поговорили, потом на Свету перешли. И тоже, какая она классная и как у нее все на месте. Свет у нас с Дороховым тоже не было, поэтому мы молча сидим и пиво на халяву дуем. А мужики со Светы перешли на прошлую ночь, как они в прошлую ночь пили вчетвером со Светой и Олей и в карты резались. Тут меня как будто прорвало и я ни с того ни с сего пустился рассказывать, какие мы с Дороховым лютые в игроки в карты. А мы с ним, кроме как в дурака, да и то редко, карт в руках не держали. А Дорохов меня поддержал. «На прошлой неделе», — говорит, — «одного лоха на стольник обули». То, что Дорохов такими словами бросается: «лох», «обули», — я тоже до сих пор не замечал. Мужики оживились: «Давайте, — говорят, — в буру играть пара на пару!»

Пришлось нам с Дороховым признаться, что мы не знаем, что такое бура. «Мы, — говорю, — в основном, в преферанс играем», и только об одном молюсь, чтобы они на преферанс не согласились. «А мы научим!» — отвечают мужики.

Дуракам везет, новичкам тоже, а у нас комплект. Через два часа мы у мужиков выиграли кучу денег. Те уже и не веселые вовсе, и на часы поглядывают, — торопимся, мол. А мы все выигрываем и выигрываем. «Ладно! — говорят мужики. — Домой нам пора! Давайте рассчитываться. Только у нас таких денег нет, мы вам меньше заплатим, зато в долларах». А мы с Дороховым к тому времени совсем добрыми стали. «А черт с вами! — говорим. — Не надо нам никаких денег!» Мужики обиделись, — долг чести и все такое. Всучили нам десять долларов и ушли. Даже пиво, а его еще литра два оставалось, не допили, нам оставили. Мы его решили не допивать, а вылить.

И тут мне стало плохо. Пиво выливать начал, чувствую, сейчас упаду, и банку выронил. Разбилась банка — нечего Юле отдавать. Я даже заплакал от досады. Еще и блевать потянуло. Стою я, ухватившись за навес, на осколки Юлиной банки блюю и плачу, а в голове одна мысль — как я за эту банку перед Юлей отчитываться буду? Рвет меня совершенно прозрачной жидкостью — вода и вода. Я вдруг подумал: «Все пиво в сухом виде в желудок впиталось, одна вода осталась», — и так мне от этой мысли весело стало, что я даже рассмеялся.

— Дорохов, — говорю, — все пиво в сухом виде в желудок впиталось, осталась одна вода. Представляешь, лежит оно сейчас в желудке в виде брикетов! — и смеюсь, понятное дело.

— Молодой ты еще, — он мне отвечает. — Эко тебя развезло!

А отвечает-то как-то неуверенно, через слово запинается. Я говорю:

— Сам ты пьяный, через слово запинаешься!

— На себя посмотри! Тебя вообще не понять!

Я с ним спорить не стал. Что с пьяным спорить?

Мы подумали и решили, что надо куда-то пойти в гости. Только куда мы пойдем? К Юле нельзя, она пьянство не любит, банку еле дала. Решили идти к Валере. Кто такой этот Валера, я не знал, да и сейчас не знаю. Дорохов сказал, что Валера классный парень. «Как Оля», — подумал я невпопад. Я у Дороховова так и спросил: «Как Оля, что ли?». А он вдруг обиделся и говорит: «Иди ты куда подальше! Я вообще домой пошел». А я смотрю — не дойдет он до дома — пьяный сильно. «Давай, — говорю, — лучше водки купим. Я водку еще ни разу не пил»

Оказалось, что купить что-нибудь за доллары ужасно трудно, а менять их на рубли негде. В общем, пришлось купить бутылку за десять долларов. Продавец водочного отдела — молодой парень в грязном переднике — молча протянул нам водку, подумал, протер ее полотенцем, еще подумал и выдал в качестве сдачи два соленых огурца. Огурцы мы съели сразу, не отходя от прилавка. Потом мы долго искали место, где бы выпить и, в конце концов, вломились через забор на территорию кого-то детсада и там расположились в веранде. Я сделал два глотка из бутылки и тут увидел совсем рядом напротив себя Валерку.

— Привет, Валера! — я ему говорю. — Когда это мы с тобой познакомились?

— Мы с тобой, — говорит, — уже пять раз знакомились!

— Тогда давай выпьем! — говорю.

Мы выпили. Валера заворочался на диване («Откуда на веранде диван?» — подумал я) и откуда-то вытащил еще одну бутылку.

— Дорохов отрубился! — говорит. — Вишь, как храпит! Как бы он мне диван не заблевал. Выпьем за упокой! — и разлил по стаканам.

* * *