Бесплатный фрагмент - ДЕРВИШ: иногда я умираю по воскресеньям

Давид

Меня зовут Макс Галиев, по крайней мере, последние десять месяцев. За пять лет я сменил много имен и, говоря откровенно, на сегодняшний момент пришел к осознанию того факта, что в моем случае имя само по себе ничего не значит. Хотя, с другой стороны, чтобы вас не запутать, начну свой рассказ с самого начала, возможно, вы и разберетесь во всем этом клубке моих жизненных перипетий. Сейчас субботний вечер, и есть вероятность того, что у меня осталось несколько часов, чтобы рассказать вам всю правду, а у вас есть время на то, чтобы мне поверить.

Обычный парень, каких миллионы в нашей стране, что я могу еще сказать о себе? Мой отец работал водителем в коммунальной службе, ну, это те ребята, которые метут механической щеткой и поливают водой городские дороги летом и скребут их ковшом зимой. Мама работала практически в той же конторе: зимой в теплицах, а с приходом мая в основном на улицах. Разбивала клумбы, создавала цветочные картины, тем самым превращая нашу обыденную жизнь в жизнь обыденную, но с элементами яркого орнамента и запахом петуний. Я окончил одиннадцатилетнюю школу, умудрился неплохо сдать выпускной тест и, набрав приличное количество баллов, поступил в один из местных университетов. Учебу особо не помню, впрочем, как и большинство моих сверстников. Со второго курса стал подрабатывать в кофейне, чтобы откладывать деньги на приобретение гаджетов и модной одежды, зарплаты родителей едва хватало на оплату счетов, питания и покупки самого необходимого для семьи из трех человек. Скажу прямо, жизнь тянулась монотонной безвкусной жвачкой, которую по дешевке покупаешь в автомате торгового центра, чтобы как-то занять себя во время очередного субботнего семейного шопинга. Серьезных отношений не было, если не считать девушки по имени Алия — дочери чиновника из Министерства соцзащиты, мы учились с ней на одном потоке, а по пятницам забуривались в кинотеатр и смотрели кино. Эти пятницы я ждал как манны небесной, потому что во время сеанса два часа трогал стройные ноги Алии, а потом еще около получаса целовался с ней взасос у подъезда ее дома. Иногда, когда ее родители срочно улетали в Алма-Ату или еще куда, мне выпадал шанс насладиться безмятежными часами на шелковых простынях в элитном столичном пентхаусе. Увы, наше счастье продлилось не больше года. На третьем курсе ее мать застала нас в момент любовной страсти, и я сломя голову полетел вниз по лестнице, застегивая на ходу джинсы и куртку, а моя пассия первым же самолетом вылетела к своей тетке в Лондон, где погрузилась в учебу в одном из вузов Туманного Альбиона.

Жизнь вновь превратилась в нудные семейные беседы за ужином с выяснением причин повышения цены на бензин, зубрежку правовых нормативов и актов в преддверии очередной сессии и приторного запаха корицы с последующим выкриком: «Большой капучино и средний латте готовы!»

Прошло чуть меньше года, и жизнь моя приобрела совершенно другие контуры, если сказать точнее, то она изменилась кардинально. Это было обычное воскресное майское утро, за окном беспечно сновали синицы, воробьи трещали совершенно по-летнему, и душа неистово кричала: «Лето! Долгожданное астанинское лето!» Я окинул взглядом комнату: по стенам летали солнечные зайчики, отражавшиеся от окон проезжающих автомобилей. Провел рукой по одеялу: она не ушла, осталась со мной на всю ночь, и это радовало. Стараясь издавать как можно меньше шума, я встал с кровати, натянул спортивки, влез в футболку и пошел на кухню, чтобы сделать ей сюрприз — свежемолотый черный, как она любит. Когда она остается со мной, я всегда по утрам варю ей кофе, в последнее время это бывает крайне редко. Когда ее муж улетает в командировку, она, как правило, всегда приходит ко мне. Последняя наша встреча была два месяца назад, как раз в канун Наурыза — праздника весеннего солнцестояния. Как сейчас помню: подарил ей огромный букет роз и какую-то безделушку, которую нашел в одном из сувенирных магазинчиков. Я редко баловал ее подарками, потому что замужняя женщина не любит их принимать — их появление надо как-то объяснять дома. Опять же, что я могу подарить человеку, у которого есть практически все? Ее муж работал в одной из национальных компаний: постоянные зарубежные командировки, четыре раза в год отдых. На побережье у них был свой дом. По ее словам, она очень любила этот дом — единственное место, где она могла остаться наедине со своими мыслями. Когда муж уезжал по делам компании, она улетала в Испанию. Здесь на берегу моря она валялась на пляже, подолгу нежилась в постели, здесь ей никто не мешал. Испанского она не знала, а ее поверхностного знания английского хватало для того, чтобы общаться с прислугой: горничной, домохозяйкой и садовником, которые содержали дом в порядке. Меня, разумеется, она с собой не брала, потому что не доверяла работникам и боялась рассекретить наши отношения.

Кофе я всегда готовлю в турке, не отношусь к тем ультрасовременным любителям арабики, которые ради ароматной утренней чашки покупают дорогой новомодный аппарат. Сварив кофе, я вошел в спальню и поставил чашку на прикроватную тумбочку, потом сел на пол и начал внимательно рассматривать ее лицо. На мгновение мне почему-то показалось, что я вижу ее в последний раз. Мне хотелось как можно сильнее запомнить каждую черточку, каждую морщинку. И вдруг я как будто вспомнил недавний сон. На мне черный смокинг с алым поясом, она в белом воздушном платье. Я увидел своего отца, который радовался за меня, мне даже показалось, что я мельком заметил блеск слез в его глазах. Мама, раскладывающая хлеб по столам, какие-то незнакомые мне, но очень счастливые лица. Все поздравляют нас, мужчины жмут мне руку, женщины целуют меня в щеку. А потом я увидел старика — обычного, в старом плаще, потертых брюках, засаленной кепи и поношенных ботинках. Он приблизился ко мне и, словно не замечая этой радостной толпы, произнес:

— Давид, открой глаза.

Я дернулся, как, бывает, дергаются всем телом, когда проваливаются в какую-то пропасть во сне.

— Открой глаза, — повторилось у меня в голове, но уже другим, женским нежным голосом.

Она смотрела на меня печально, с ноткой тревоги, уголки ее рта слегка подрагивали. Казалось, ее лицо хотело улыбнуться мне, но глаза запрещали это сделать.

— Почему ты такая грустная? — вырвалось у меня.

— Сегодня возвращается Мансур, — почти не шевеля губами, произнесла она. — А я так хотела побыть с тобой еще хотя бы пару дней. Я устала от него.

— Понимаю, но ты никогда не захочешь изменить свою жизнь.

— А ты готов? — встрепенулась она. — Ты сам готов изменить свою жизнь?

— Признаюсь честно, я не готов, — выдавил я из себя и добавил: — Мне не так много лет, да и что я могу тебе дать?

Я посмотрел ей в глаза и выдохнул:

— Одной любви тебе будет мало.

— А ты проверь, если хватит духу. Возможно, я устала, потому что не ценю того, что у меня есть. Для многих это предел мечтаний, но я хочу чего-то большего.

Насколько я знаю, когда она вышла за Мансура, он был чиновником, подающим надежды, а она студенткой колледжа. Однажды на какой-то вечеринке у общих знакомых ее родителей он увидел эту симпатичную девушку.

Долгое время они встречались в городе, пересекались в кофейнях, вместе обедали, но не было и намека на то, что он сделает ей предложение. На самом деле все это выглядело как какая-то нелепая дружба: она несовершеннолетняя, а ему за тридцать. Но по непонятным причинам он развелся со своей женой и предложил ей стать его законной супругой. Она согласилась как бы в шутку, это показалось ей очень забавным. «Почему бы нет», — сказала она и через месяц с детской улыбкой крутила обручальное кольцо у себя на пальце. Париж распростерся у ее ног. Свадебная фотосессия у Эйфелевой башни, горячий глинтвейн на горнолыжном курорте, скоростной серпантин в машине с открытым верхом — в общем, жизнь превратилась в голливудскую сказку. Но после двадцати лет брака она так и не родила ему ребенка. Был период, когда они хотели сделать это при помощи новых технологий, но там тоже что-то пошло не так. Со временем Мансур перестал оказывать ей прежние знаки внимания. Она стала для него кем-то вроде домашнего питомца, за которым нужно ухаживать — кормить, играть, ласкать. Любимый котенок. Когда мы с ней познакомились, я сразу понял, что передо мной опустошенный и очень одинокий человек, не познавший настоящей любви.

Она молниеносно выскользнула из-под покрывала, и через мгновение я услышал шум воды.

— Когда я тебя увижу? — выкрикнул я в сторону открытой ванной.

— Что?

— Когда мы увидимся снова? — так же громко произнес я.

— Через две недели! — с детским озорством прокричала она в ответ.

Душ прекратил свое журчание, она появилась в дверях, одной рукой обтирая себя полотенцем, а другой снимая с головы прозрачную шапочку.

— Через две недели, во вторник, форум в Питере, — продолжила она, увлеченная процессом. — Мансур с министром летят туда на три дня. Было бы здо́рово выбраться куда-нибудь за город. Может быть, Щучинск?

Я утвердительно кивнул.

— Договорились, — обрадовалась она. — У моей маникюрши в Щучинске у озера есть небольшая дача, я возьму ключи. Сама остановлюсь, как обычно, в отеле, а ты приедешь на дачу. Вечером я тебя навещу.

— Хорошо, тогда я возьму три дня в счет отпуска, — поддержал я ее ребяческий запал. — Приеду и буду ждать твоего звонка.

— И все? — удивилась она.

— Ну да…

— И даже не поцелуешь? Хорош любимый.

Я поднял глаза: она стояла на пороге квартиры при полном параде.

— Погоди, — я быстро встал и подошел к ней, — я провожу тебя до машины.

— До подъездной двери, — ласково произнесла она и прикоснулась пальцем к моим губам, тем самым показывая, что ее слова не подлежат обсуждению. — Я выйду через кофейню.

Кофейня, которая располагалась на первом этаже моего дома, имела выход в наш подъезд. И поэтому, когда в восемь утра бариста варил свою первую чашку, аромат поднимался до самого верхнего этажа, и опьяненные жильцы, спускаясь по лестнице, обязательно заглядывали в это заведение за своей порцией утренней бодрости.

— Хорошо, — согласился я, — до первого этажа.

Со второго этажа мы спускались около десяти минут, обнимаясь и замирая в долгих поцелуях. Это была любовь? Возможно. Но в чем я был уверен, так это в том, что мы не хотели расставаться даже на минуту.

— Все, остановись, — она постаралась вернуть нас к реальности. — Две недели, просто потерпи.

Я прислонился взмокшей спиной к прохладной стене подъезда, пытаясь восстановить дыхание. Привычными уверенными движениями она поправила свою прическу, быстро одернула юбку и скрылась за дверью кофейни. Потом внезапно вновь появилась на площадке, крепко прижалась губами к моим губам и исчезла, теперь уже окончательно. Я обмяк и, съехав вдоль стены, опустился на корточки. Достал из кармана пачку сигарет, затянулся и, громко выдохнув, выпустил струю дыма к потолку. Опустил взгляд и вдруг заметил, как что-то сверкнуло у основания ступеньки. Приподнявшись, я протянул руку и обнаружил маленькую женскую сережку из белого блестящего металла, усыпанного мелкими прозрачными камешками. Это была ее сережка, видимо, выпавшая в суматохе страсти. Я бросил сигарету на пол и сломя голову кинулся на улицу в надежде опередить ее отъезд. Выбежал из подъезда, одним прыжком преодолел тротуар и… И всё. Последнее, что я запомнил, это свет ярко-красных фонарей ее «Кайена» на другой стороне перекрестка. Так я умер.

                                           * * *

— Прошу прощения, — перебил молодой усатый человек худощавого сложения. — Макс, я потерял логическую нить. Что значит умер?

— Это был небольшой грузовик, развозивший напитки по магазинам.

— Вас сбил грузовик?

— Да, сбил. Насмерть.

Собеседник потер переносицу:

— Как насмерть?

— Ну, колесами правой стороны он проехал по мне полностью, судя по всему, я умер мгновенно.

— Вы шутите? — собеседник нервно дернулся в кресле.

— Какие могут быть шутки?

— А с кем тогда я сейчас разговариваю?

— Вы разговариваете со мной как с Максом Галиевым, а тогда умер я — Давид Коржев.

Макс встал, подошел к окну и открыл створку.

— Виктор, — обратился он к собеседнику, — вы пообещали внимательно выслушать меня и записать наш разговор, а я пообещал вам, что история, которую вы услышите, изменит вашу жизнь.

Макс подошел к столу, налил в стакан воды и сделал жадный глоток.

— Люди часто признаются вам в своей собственной смерти?

— Вы меня простите, Макс, но ваша история звучит не то чтобы необычно, — Виктор пытался выразиться деликатно, — она звучит как нелепица, как дикая фантазия.

— Я понимаю, что вы сейчас чувствуете, — спокойно согласился Макс, — но вы даже не представляете, что почувствовал я после осознания факта собственной смерти.

— Вы хотите сказать, что на данный момент вы мертвы? — Виктор протянул руку к лежащему на столе диктофону.

— Не спешите выключать запись, Виктор, — одернул его Макс. — Возможно, именно сейчас вы получаете материал, который сделает вас знаменитым. Это не выдуманная история с желтых страниц, такой шанс дается раз в жизни.

Рука Виктора замерла. Он вернулся к прежнему положению в кресле, открыл портсигар и вынул из него сигарету без фильтра.

— Вы хотите сказать, что вы мертвы? — он вновь повторил свой вопрос, втягивая пламя сквозь белокожее тело сигареты, потом, выпустив облако голубоватого дыма, добавил: — Или вы хотите убедить меня в обратном? Вы бессмертны?

— Я очень рад, что вы готовы продолжить наш разговор.

— На самом деле, я хотел бы получить ответ на мой вопрос. Я не хочу тратить этот вечер на параноидальные беседы.

Макс выпрямился, одернул штанину своих брюк, подошел ближе, оперся на спинку кресла и почти шепотом произнес:

— Поверьте мне на слово, я не сумасшедший, но то, что происходит со мной большую часть моей жизни, может свести с ума любого нормального человека, даже такого трезвенника мысли, как вы. Мы продолжаем?

— Хорошо, — ответил, не задумываясь, Виктор, и после небольшой паузы добавил: — Но мне очень нужны живые доказательства.

— Я представлю вам доказательства в полном объеме, я шел к этому разговору много лет.

Роман

Еле различимые голоса, напоминающие размытое лесное эхо, яркие пятна света, жуткая головная боль и вспышка. Вспышка как мерцающий стробоскоп ночного клуба, выхватывающий мгновения движений окружающего мира. Я вздрогнул.

— Ром, с тобой все в порядке?

— Ты забыла сережку, — потирая виски, произнес я, — на лестнице.

— Какую сережку?

Сознание стало возвращаться ко мне. Я вдруг понял, что нахожусь на водительском месте в незнакомом мне автомобиле. На моем левом запястье сверкающие золотом часы, манжета белой сорочки, запонка, рукав пиджака. В голове метались сотни мыслей, вопросов, даже криков. Я поднял взгляд. Руль, приборная панель, лобовое стекло, а за стеклом — железные ворота частного дома.

— Может, мне сесть за руль?

Я повернул голову, и на мгновение мной овладело очень странное чувство, описать его сложно, но я постараюсь это сделать.

На пассажирском кресле сидела темноволосая девушка, незнакомая мне, но с таким родным взглядом. Было ощущение, что по прошествии десятков лет я встретил свою первую любовь. Лицо изменилось до неузнаваемости, и осанка уже не та, и руки, и плечи, только взгляд. Похоже на встречу с одноклассником, который тебя признал сразу, а ты смотришь ему в глаза и не можешь вспомнить ни его имени, ни его прежнюю внешность, только взгляд выдает тебе тот факт, что вы знакомы.

«Что случилось? Это сон? — роились вопросы у меня в голове. — Я помню, как вышел из кофейни, помню этот удар, да, точно, меня же сбила машина! Я что, в коме? Мне делают операцию? Я никогда в жизни не испытывал состояния пребывания под наркозом».

— Ром, — с нежностью в голосе произнесла незнакомка, — отпусти все. Ты потерял компанию, но это же просто маленькая пекарня. Жизнь продолжается. В конце концов, у тебя есть я, у нас есть этот дом и дача в горах. Скоро Аленка вернется из Чехии на каникулы.

— Аленка? — подумал я вслух.

— Ну, Аленка — папина доча, — после этих слов девушка рассмеялась. — Она же вчера мне скинула фотографии, сейчас покажу.

Быстрыми движениями пальцев девушка отыскала фотографии в смартфоне и протянула его мне. Я взглянул на экран. Рыжеволосая веснушчатая девочка со вздернутым носиком держала в руке стакан газировки и счастливо улыбалась, ее зубы были обрамлены сверкающими брекетами.

— Знаешь что? — продолжила незнакомка. — Ты иди домой и приляг, а я съезжу к Джусупбековым и объясню, что ты неважно себя чувствуешь. Выспись.

Я молча кивнул, открыл дверь и вышел на улицу. Подошел к калитке и дернул ее за ручку. Раздался сигнал клаксона. Я обернулся.

— Рома, ключи возьми! — девушка с улыбкой кинула в мою сторону связку ключей. Я поймал их и сделал благодарный жест рукой.

Все в этом доме казалось мне чужим: мебель, фотографии на стене, одежда на вешалке, даже сам запах. Я чувствовал себя вором, проникшим в чужое жилище, только в отличие от преступника у меня не возникало желания взять что-то из того, что мне не принадлежит. Я неспешно прошелся по комнатам, заглянул на кухню в надежде увидеть что-нибудь напоминающее о моей причастности к этому дому и вдруг в конце коридора заметил приоткрытую дверь. В голове мелькнула мысль: «За этой дверью раскроется главная причина происходящего. Просто зайди». С каждым шагом мой пульс становился все громче, сердце словно хотело вырваться из груди на волю. Я приблизился вплотную и положил ладонь на дверную ручку. Пальцы левой руки нащупали включатель, я включил свет и, отпустив все страхи и сомнения, сделал решительный шаг. И тут же резко, с истеричными нотами вскрикнул. В голове заметались сотни вопросов, глаза не могли сфокусироваться ни на одном из объектов. Там, на противоположной стене, в посеребренной раме висело большое зеркало, из которого на меня смотрел совершенно незнакомый мне человек. Веснушчатое лицо, рыжеватые кудри, небольшой шрам над переносицей и отвратительные зеленовато-карие глаза. Человек прижал руки к лицу, словно пытаясь сорвать маску, его рот исказила гримаса ужаса. Затем он исчез с глянцевой поверхности зеркала, потому что я сполз по стене на пол. Моя голова уперлась в стиральную машину.

— Черт побери, какого хрена?! — проорал я.

«Погоди, соберись, — попытался я взять себя в руки. — Это я? Что со мной произошло? Так, стоп. Меня сбила машина, в этом я уже себя убедил, в этом я уверен. Погоди, так я что, все же живой?»

Поднял руку, взглянул на нее: большая кисть, мощные пальцы, на безымянном — увесистое золотое обручальное кольцо. Я пошевелил пальцами, осознав тот факт, что эту команду дал им мой мозг. Неохотно поднялся на ноги и внимательно взглянул в зеркало. Показал себе зубы, поморгал, потрогал свои волосы и уши.

— Твою ж маму за ногу, — пробормотал я и добавил: — Был парень как парень и вот сегодня превратился в рыжего ублюдка. Блин, и что дальше? Как я это ей объясню? Мне же нужно в Щучинск. Стоп, а где я сейчас? До поездки в Щучинск еще две недели, хотя я не знаю, какое сегодня число.

Я взглянул на наручные часы: SUN 19.

— Воскресенье, девятнадцатое, так получается, что это сегодня! Погоди…

Зажмурившись, я попытался сосредоточить свое внимание на происходящем. По всем фактам было понятно, что в данный момент я нахожусь в том же временном отрезке, что и с утра. Сегодня 19 мая 2013 года, это понятно, но где нахожусь я — в Астане или в Алма-Ате? А может быть, я сейчас и вовсе где-нибудь в России или в Украине? Нет, погоди, если бы я был не в Казахстане, то номерной знак машины запомнился бы мне, но этого не случилось, значит, он не отличается от привычных мне номеров. Нужно что-то делать, причем немедленно!

Я выбежал на улицу и понесся по тротуару в ту сторону, куда направлялось большинство автомобилей. Мне показалось, что именно так я обнаружу крупную автомагистраль, а уж там-то точно определю, где я и куда мне нужно двигаться. С каждым шагом в голове становилось светлее и легче, я даже удивился тому, что от истерики не осталось и следа, и в глубине души даже начал гордиться собой. Номерные знаки большинства автомобилей имели регион 15, значит, я оказался где-то в районе Караганды. Черт возьми, неужели это происходит со мной? И вообще, что именно со мной произошло? А вдруг я просто в коме? Подобные ситуации я много раз видел в кино, но чтобы самому оказаться главным героем, это уже чересчур.

Я выбежал на бетонную мостовую, на обочине которой красовался указатель направления «Астана».

Пошарив по карманам, я обнаружил довольно приличную сумму денег, которой мне с лихвой хватит для того, чтобы добраться до Астаны, а затем до Щучинска. Я выставил руку вперед в надежде поймать попутку. Через десять минут остановился микроавтобус с киргизскими номерами. После короткой беседы с водителем я оказался внутри автобуса, доверху набитого китайскими клетчатыми сумками с бишкекским товаром и мануфактурой.

— Бежишь? — бросил водитель.

— Извините, не понял, — ответил я впопыхах, пытаясь поудобнее устроиться на единственном свободном кресле автобуса.

— Я спрашиваю, от кого-то бежишь? Жена, менты, долги?

— А, — громко выдохнул я, поправляя накренившуюся огромную сумку, — нет, что вы! Друзья уехали в Щучинск, а я только из командировки вернулся. Вот догоняю, у нас поход в горах Бурабая.

Мужчина улыбнулся и вынул из-под солнцезащитного козырька пачку сигарет:

— Куришь?

— Нет, спасибо!

Водитель прикурил сигарету, открыл боковое стекло и бросил спичку в окно.

— Первый раз вижу туриста в такой одежде. Видимо, очень потянуло в горы? — И в зеркале заднего вида я увидел, как он подмигнул мне.

— Жена, — выдохнул я, понимая, что мое вранье выглядит неубедительно, и развел руками. — Провинился я, вот после командировки еду к теще прощения просить.

— Вот шайтан! — после этих слов автобус резко дернуло в сторону, и на меня полетели сумки и рулоны с тканью, под их весом я упал на колени. — Ты там живой?

Я промычал в ответ, пытаясь высвободиться.

— Не шевелись, замри, менты.

Под грудой шмотья было сложно что-то расслышать. Я был уверен, что дверь автобуса открылась, потом почувствовал глухой безболезненный удар в область ребер, далее дверь закрылась, еще минута-две, и автобус вновь начал свое движение. Минут пятнадцать, по меньшей мере, я простоял в позе молящегося человека, пока автомобиль не остановился и водитель не освободил меня из плена продукции киргизской легкой промышленности.

— Садись вперед, дальше по полевой поедем, — скомандовал он.

Я удобно разместился на переднем пассажирском сиденье, мне вручили бутылку холодного чая, лепешку и головку лука.

— Быстро ты среагировал, — с улыбкой сказал водитель. — Сейчас доберемся до съезда на совхозный грейдер и уйдем полями.

— Это необязательно, — сказал я.

— Не переживай, брат. В твои дела я не собираюсь вникать. Довезу без вопросов, как и договаривались. — Нариман подмигнул мне и сунул в рот сигарету. — Только денег нужно будет побольше, чем договаривались.

Не знаю почему, но я на автомате вытащил бумажник, раскрыл его, достал пачку денег, располовинил ее и показал Нариману:

— Надеюсь, достаточно? И у меня одна просьба: никаких больше вопросов.

— Джярайт, — ответил Нариман, сложив два пальца в кольцо.

Спустя примерно полчаса езды в гробовой тишине водитель спокойно сказал:

— Вот он, этот поворот, сейчас уйдем влево, а потом через деревни — и до Астаны рукой подать.

— На объездной высадите меня.

— Хозяин — барин, — кивнул Нариман, добавив короткую фразу по-киргизски.

Микроавтобус снизил скорость, ушел влево и, проехав около ста метров по грейдеру, спустился на полевую дорогу. Уже смеркалось. Меня одолевала дремота, и, чтобы не удариться головой, я пристегнул себя ремнем, а Нариман дал мне небольшую подушку. Я пристроил ее на передней панели и, уткнувшись в нее лбом, тут же уснул.

Проснулся я от звука захлопнувшейся водительской двери. Мы находились метрах в трехстах от какой-то деревни. Во дворе у сарая стоял Нариман и еще двое. Водитель что-то говорил незнакомцам, показывая в мою сторону, потом повернулся и крикнул:

— Друг, иди сюда, помоги!

Продрав глаза, я нехотя вылез из автобуса и поплелся в их сторону.

— Нариман, что стряслось? — начал было я. — Может, поедем?

— Заткнись, насос, — противным голосом пригрозил один из незнакомцев и тут же скомандовал: — Подвали-ка сюда.

В руках у второго я увидел пистолет, и мое сердце екнуло.

— Нариман, — тихо произнес я, — мы же с вами обо всем договорились?

Незнакомец с пистолетом подошел ближе:

— Котлы золотые или липа?

— Что? — не понял я, и тут же мощный удар рукоятью пистолета по голове свалил меня с ног.

Нариман начал что-то быстро говорить по-киргизски, двое, перебивая друг друга, похоже, возражали ему. Завязался спор. Я почувствовал, как горячая струйка крови устремилась мне за воротник, потом побежала по груди вниз в направлении пупка.

Первый подошел ко мне, присел на корточки и спокойно произнес:

— Лапотник давай сюда, котлы, болт и побрякушки с рубахи. Мобила есть?

— Нет у меня телефона.

Я вытащил бумажник, снял запонки и кольцо. Попытался снять часы, но у меня ничего не получилось, я просто не знал, как расстегнуть браслет. Второй, тот, что с пистолетом, наклонился ко мне и ловким движением руки стянул часы. Потом подошел к автобусу и рассмотрел добычу в свете фар.

— Котлы потянут тысячи на три баксов, болт — тысяч пятьдесят теньгой легко, а эти стекляшки с рукавов нужно смотреть, может, брюлики.

Первый вынул из бумажника деньги, потом две кредитки:

— Слышь, лох, — обратился он ко мне, — на картах есть бабки?

— Брось карты, отследят нас, валить надо, — начал второй, потом произнес несколько фраз на киргизском.

— Здесь в сельсовете стоит банкомат, — возразил первый, — выдернем с карт деньги и уйдем.

— Может, лучше с банкоматом уйдем?

— Вот с банкоматом отследят, а с баблом — беглого шакала. Кому ты нужен?

— Мужики, — попытался я влезть в беседу, — не мое это все. Сам залез в квартиру и увел. Не знаю я коды карт, и вообще все вещи не мои.

Все трое рассмеялись. Потом первый поднял меня на ноги и со всей силы ударил под дых. Острая боль разлилась по всему животу, я снова упал на колени, потом меня вырвало, и я повалился набок.

— Сейчас все вспомнишь, лошара.

Стволом пистолета второй приподнял мой подбородок. Я попытался встать, опираясь на руки, но правая скользнула в луже рвоты, и я повалился в сторону бандита. Что-то щелкнуло у моего горла, и раздался выстрел.

                                           * * *

— Хотите сказать, что вы умирали два раза? — произнес усатый собеседник, гася сигарету в стеклянной пепельнице.

— Я понимаю, что вам трудно в это поверить, но умирал я гораздо больше, чем два раза, — с тоскливой ноткой ответил Макс, наливая кипяток в чашку с пакетированным чаем. — Я умирал так часто, что иногда даже не мог сообразить, что со мной происходит.

— Макс, вы меня простите, но это уже не смешно. Даже если я и напишу эту статью, опубликовать ее все равно не смогу, — мужчина снял очки и потер переносицу. — Ни в одной приличной редакции не станут меня слушать, место такому материалу в каком-нибудь провинциальном желтушном альманахе, но никак не на первой полосе республиканского издания.

Собеседник взглянул на часы и попытался встать с кресла, но Макс движением руки усадил его на место.

— Вы уже опоздали на свой скоростной до Алматы, а у меня осталось максимум пять часов, так дайте мне возможность рассказать вам историю до конца. Может получиться так, что это мой последний вечер, а для вас это всего лишь один из воскресных. Согласитесь, были у вас вечера и бездарнее сегодняшнего. А я уверен, что у вас есть все шансы прославиться за счет этой истории.

— А вам-то зачем все это? — поинтересовался интервьюер и добавил: — У меня будет слава, а что получите вы?

— Когда ты проходишь через такие события, то переосмысливаешь свою жизнь, и не раз. — Макс громко отхлебнул горячего крепкого чая. — В детстве я много читал о неопознанных летающих объектах и, конечно же, как любой мальчишка, мечтал увидеть такое чудо собственными глазами. Но однажды мой дядя, с которым у меня были очень доверительные отношения, спросил меня, а что будет с тобой потом? Просто представь, ты увидел чудо, о котором другие даже не догадываются. Естественным стремлением будет поделиться увиденным с окружающими. Но готов ли мир услышать это, а тем более принять это за правду? Более того, кем будешь ты в глазах окружающего мира? Сумасшедшим. Мир не любит людей, не похожих на других. Вспомни историю Иисуса. Позже я много думал об этом, а потом стал бояться увидеть в своей жизни что-то необычное и необъяснимое. И поэтому после третьей своей смерти я перестал стремиться попасть в свою изначальную жизнь. Я отпустил все. У меня нет привязанностей и привычек, я не обременен какими-либо вещами. Я мог ездить на раздолбанном велосипеде и собирать цветные металлы по мусорным бакам, а через неделю надевать белоснежную сорочку за четыреста долларов и садиться на заднее сиденье представительского лимузина. Единственное, что у меня осталось, — надежда. Надежда на то, что этот раз будет последним, и мне уже неважно, кем я останусь, кем я встречу последний в своей жизни рассвет, а самое главное, какой из моих рассветов окажется последним. Помните, в школьные годы ходила по классам такая шуточная анкета? Все одноклассники отвечали на поставленные вопросы очень серьезно. Ну а самым приятным моментом было, конечно же, чтение чужих ответов, ты как бы безнаказанно копался в чужой жизни. Так вот в этой анкете всегда был такой вопрос: «Если бы вам осталось жить всего один день, что бы вы сделали?» Каждый пытался придумать что-то очень необычное, оригинальное, чтобы все оценили его ответ. Так вот, несколько лет подряд я жил этим последним днем. Вы даже не представляете, через что я прошел. И однажды настал тот момент, когда я перестал бояться встречи с НЛО из своего детства и решил во что бы то ни стало поделиться с окружающим миром своей историей. И поэтому вы получите известность, а я освобожусь от этого потока информации, который буравит мой мозг на протяжении многих лет. Такой ответ вас устроит?

Усач задумчиво посмотрел куда-то вверх, потом перевел свой взгляд на Макса и, наконец, ответил:

— При одном условии, о котором я уже говорил: стопроцентные доказательства вашей правдивости.

— Всему свое время, друг мой, всему свое время.

Макс пододвинул к себе диктофон и продолжил.

Алан

Тугой ревущий гул в ушах стал менять свою тональность. Создавалось впечатление, будто Королевский камерный оркестр шел армейским строем из левого уха в правое, а потом обратно. Я попытался открыть глаза, но молочная пелена заливала их до острой боли. Теперь я осознавал, что все повторилось вновь, радовал лишь один факт: я живой. Сквозь пульсирующие звуки фальшивого фагота наружу пробивался человеческий голос. Сперва это было неразборчивое бурчание, но с каждой секундой голос становился все отчетливее. Это как своеобразный подъем с глубины: появление более высоких частот в голосе и понимание слов.

— Ты что там, уснул? Спускай свою задницу вниз! Алан, хватит, не дури…

— А-а-а-лан, — протяжно произнес я, и довольная улыбка самопроизвольно растянулась на всю ширину моего рта. — Надеюсь, хоть не рыжий…

Я открыл глаза, и молоко пробуждения стало растекаться от зрачков в стороны. Картинка начала приобретать формы и цвета. Еще пара мгновений, и я увидел синее чистое небо, голубя, мирно сидящего на металлической перекладине, мигающую красную лампу где-то в стороне от меня. Я глянул вниз, и процесс восстановления зрения ускорился в тысячи раз, улыбка замерла, а через секунду превратилась в гримасу ужаса. Где-то далеко внизу маленькими бусинами сновали автомобили, а черные точки, насколько я сразу же понял, являлись людьми. И вновь голос пронзительно гаркнул:

— Алан, у тебя там все в порядке?

— Да хрен его знает! — заорал я во всю дурь, которую смог аккумулировать в своем горле. — Где я?

Раздался хрипловатый смех:

— В кабине, крановщик ты рукозадый! Ты куда чан с бетоном сбросил?

Далее, перебивая, зазвучал другой голос — негодующий, с легким южным акцентом:

— Десять сантиметров! Слышишь? Десять сантиметров от моего «Крузака», ты в рубашке родился, урод!

Из репродуктора вновь раздался первый голос:

— Спускайся, смена окончена досрочно. Только без приключений, просто переставляй ноги вниз!

Сколько я себя помню, столько же и боюсь высоты. Стремянка в шесть ступеней — предел моей храбрости, поэтому спуск с башенного крана оказался очень долгим и изнурительным. Ступив на твердую поверхность, я сделал несколько шагов, и ноги подкосились сами собой. Пятой точкой я угодил аккурат на небольшую стопу гипсовых плит. Ко мне подошел низкорослый круглолицый азербайджанец с пышными усами.

— Алан, дорогой, что с тобой сегодня происходит?

В ответ я только пожал плечами, пытаясь по окружавшим строительную площадку зданиям определить свое местоположение. Проходящие мимо рабочие здоровались с краснолицым усачом, называя его Афик. Я тут же решил взять ситуацию под контроль:

— Афик, дружище, — начал я, заглядывая бригадиру в глаза, чтобы понять, какова между нами ментальная связь. «Дружище» было воспринято спокойно и скорее положительно. Для пущего драматизма я тяжело вздохнул и продолжил:

— Я так плохо себя чувствую, что, боюсь, не встану на ноги без чужой помощи.

— Я так и понял, — с отцовской заботой в голосе отозвался Афик. — Ты иди к себе в общагу, приляг. На неделю снимаю тебя с работ, будешь получать по минимальной ставке, но, по крайней мере, деньги будут. В понедельник возвращайся и поговорим.

Я решил подыграть и, затуманив свой взгляд, тусклым голосом произнес:

— А где общага? Какая у меня комната? В голове просто вата.

— Карим! — крикнул Афик и махнул рукой парню, раскладывавшему флажки на приступке бригадирского домика. — Карим, иди сюда!

Карим проводил меня до общежития, по дороге устроив быстрый экскурс по строительной площадке и поведав, кто где живет и кто чего здесь стоит. Довел до комнаты, принес стакан сладкого чая и ушел. Похоже, с Афиком мы находились в дружеских отношениях: в моей комнате проживало всего три человека, в соседних же комнатах насчитывалось до двадцати жильцов. Неделю я провел, как в санатории. Утром со всеми ходил на завтрак, днем на обед, вечером на ужин и в комнату, где показывали фильмы. Целыми днями я шатался вокруг общежития, курил со сторожами, пытался продумать план будущих действий. Сейчас у меня не было ничего: ни денег, ни связей, ни транспорта. А находился я в Алматы.

Воскресным вечером все собрались в комнате отдыха: кто играл в нарды, кто зависал в телефоне, я же дремал в старом кресле. Сосед по комнате увлеченно переключал телевизионные каналы в поисках подходящей программы.

— Сегодня в районе населенного пункта Анар Акмолинской области был найден труп известного карагандинского бизнесмена Романа Узельмана, пропавшего неделю назад. По предварительным данным, смерть наступила в результате огнестрельного ранения в голову…

Я вздрогнул и в два прыжка оказался рядом с телевизором, жестом показав соседу прибавить звук.

— Как бизнесмен оказался на берегу озера и не было ли это похищением, выясняют следственные органы. Мы будем следить за ходом расследования. Анар Кагурова, «Новости Алматы».

Я вышел на улицу. Погода стояла теплая, на небе не было ни облачка, звезды едва виднелись сквозь пелену городской иллюминации. Отойдя от здания общежития, я уселся на скамью неподалеку от сторожевой будки. Сотни вопросов буравили мой мозг. Что делать дальше? Почему своей смертью я причиняю столько горя совершенно незнакомым мне людям? С кем можно поговорить об этом? Кто знает, что со мной происходит? Может, мне нужно в больницу, к психотерапевту? Может, мне бы помог сеанс гипноза?

— Алан! — окликнул меня голос из темноты.

— Кто это? — обеспокоенно откликнулся я. — Выйди на свет.

— Ты какой-то странный, Алан, — голос приближался.

Из темноты показался округлый невысокий силуэт. Это был Афик, он шел в мою сторону, на ходу застегивая ширинку. Живот был большой, а руки коротковатые, поэтому процесс застегивания несколько затянулся. Он подошел ко мне, остановился и, справившись, наконец, с последней пуговицей, коротко выругавшись по-азербайджански, уселся рядом.

— Как ты, друг?

— Я не знаю, что-то происходит со мной, но объяснить этого я не могу.

— После смерти Назым ты сам не свой, — Афик по-дружески хлопнул меня по ноге. — Прошло уже больше года, а ты никак не становишься лучше. Что мне сделать?

Я взглянул на прораба, и мне захотелось выговориться, рассказать ему все, что случилось за эту последнюю дикую неделю. Но как? Как я могу рассказать ему обо всем, он ведь не поверит мне. Лично я никогда бы в жизни не поверил в такую бредовую историю. Как вообще такое возможно?

— Может, тебе лучше уехать на родину? — предложил Афик.

— Я не знаю, смогу ли.

— Поживешь в ауле, подышишь воздухом детства, это очень помогает, — Афик взглянул на небо, затянулся и выпустил густое облако дыма. — Мне после Афгана очень помогло. Столько бесов было в голове, столько голосов. Пожил у родителей два года, потаскал кизяк, повозился с отарой, покосил сено, поговорил с мамой.

— Афик, — ответил я, — а если ты не чувствуешь ничего? Если каждый день проходит в ожидании смерти? Если ты каждое утро просыпаешься одиноким жителем планеты? Как быть?

— С тобой явно что-то происходит, — прораб повернулся и посмотрел мне в глаза. — Я не узнаю тебя, друг мой. Алан никогда не говорил таким языком. Откуда все эти слова? Я наблюдаю за тобою целую неделю и понимаю, что ты — не ты. Ты говоришь, как другой человек. Очень много слов я слышу от тебя впервые. У нас в общагах появилась секта? Это они тебе промывают мозги? Дружище, может, тебе нужна помощь?

На последних словах Афик схватил меня за плечи и встряхнул что было сил. Я чуть со скамьи не слетел.

— Да нет, — постарался я успокоить друга, — нет никакой секты, просто очень много мыслей в моей голове. Даже не знаю, откуда они берутся. Каждый новый день превратился в один бессмысленный день. Я просто жду, когда он закончится, потому что не уверен в завтрашнем.

Афик положил руку мне на плечо и по-отцовски продолжил:

— Я тебе скажу одну вещь, но только ты не воспринимай это как нравоучение, я старше и опыта у меня больше. Возможно, ты выкинешь все мои слова из головы, но что-то важное, хотя бы одно словечко, я в этом уверен, останется в глубине. Там, где живет мудрость.

Он бросил сигарету в урну и на выдохе помахал рукой, чтобы дым побыстрее рассеялся.

— Когда ты начинаешь относиться к своей жизни как к чему-то само собой разумеющемуся, как к тому псу, — Афик указал пальцем на спящую овчарку у ворот складского помещения, — жизнь может помахать тебе в ответ хвостом и никогда больше не лизнет тебя в щеку. А именно из этих щенячьих лизаний и состоит наша жизнь. Каждый день дает нам шанс изменить жизнь к лучшему, каждый день мы можем совершить самый важный поступок всей жизни. Но мы, как правило, трусим, потому что нам кажется, что впереди еще сотни, а то и тысячи таких дней. Вот ты говоришь, что каждый день проходит в ожидании смерти, так умри и появись новым человеком без всех этих черных ожиданий. Начни жить на все сто. Делай людям добро, получай от них добрые слова и отправляй эти слова дальше в мир. Когда человек улыбается, он чувствует счастье, а когда он чувствует счастье, он старается им поделиться. Ты любил свою жену, но жизнь сделала так, как сделала, и мы не вправе корить ее за это, потому что, сделав так, она изменила будущее сотни человек, которые дадут миру сотни капель добра. Иди в комнату и ложись спать. А когда проснешься, вспомни мои слова и сделай свой выбор, стань новым человеком. Если ты завтра оставишь на моем столе заявление об увольнении, я никогда не скажу в твой адрес ничего дурного, потому что я уверен, что завтра, как бы ты ни поступил, это будет правильно.

Сказать, что слова Афика произвели на меня впечатление, означало ничего не сказать. В комнату я влетел воодушевленный и окрыленный надеждой на светлое завтра. Прямо с порога обменялся парой фраз с соседями, чем вызвал удивление и улыбки на их лицах, включил чайник, выгреб из тумбы все припасы на черный день и пригласил их к столу.

— Тебе что, зарплату повысили? — удивился невысокий мужчина в зеленой майке и клетчатых шортах, чье тело было покрыто густой растительностью от плеч до самых пят. Единственным безволосым местом была его голова, вернее, темя и затылок.

Я обернулся в его сторону и, пожав плечами, ответил:

— Что-то типа того. Завтра будет очень большой день.

— А-а-а-а, — рассмеялся второй сосед, — вернули на кран? Поздравляю.

Все уселись и принялись дружно чаевничать. Мы шутили, смеялись и болтали ни о чем. Сперва выкурили мою пачку сигарет, а уж потом, как бы соревнуясь друг с другом, оба соседа начали угощать меня своими. Вечер пролетел незаметно. За окном стояла летняя тишина, и только далекие отголоски центральных проспектов города напоминали, что мегаполис продолжает жить своей ночной жизнью. Что же до меня, то моя жизнь наконец-то стала обретать какой-то смысл.

Давид и Глорья

Летнее утро. Что может быть прекраснее? Солнце поднимается рано, и все оживает с его первыми лучами. Птицы заводят свою суетливую трель, сперва это робкий возглас одинокого скворца, затем к нему присоединяются его друзья-соседи, и вот ты уже желанный гость на этом празднике жизни. Ничто так не поднимает утреннее настроение, как мягкий солнечный свет, льющийся сквозь витиеватые переплетения тюля, яркая зелень за открытым окном и пение неунывающих птах. В такие минуты я всегда вспоминаю свое детство. Малогабаритная квартирка на пятом этаже краснокирпичной пятиэтажки, открытая форточка, курлыканье голубей и звуки заводящегося трактора где-то внизу, за воротами коммунальной конторы. В этот момент меня всегда переполняло чувство бесконечного счастья. Летние каникулы, впереди весь день с его открытиями и приключениями — подготовленными или спонтанными. Чашка черного чая, бутерброд с маслом и обязательный просмотр захватывающего фильма. Как правило, во время летних каникул именно такой фильм шел по телевизору в районе одиннадцати утра. По-ребячески потянувшись в постели, я издал возглас, соединяющий в себе приветствие нового дня, радость пробуждения и наличие благостного утреннего настроения.

— Ну наконец-то! — прозвучало слева от меня.

Я дернулся, мгновенно подобрав под себя ноги и подтянув одеяло к шее.

— Слушай, а после двух бутылок ты выглядишь бодрячком. Регулярные тренировки?

Чуть раскосые темно-карие глаза, небольшой рот, весьма аппетитные губы, смоляные волосы, ровными линиями стекающие до плеч, длинная шея и практически отсутствующая грудь. Все остальное было прикрыто клетчатым покрывалом. Я поставил ноги на пол и поднял брошенные джинсы. После нескольких моих попыток не глядя попасть ногой в штанину, незнакомка, сведя брови, произнесла:

— Это мои, кинь их сюда.

Я послушно швырнул джинсы в ее сторону и начал осматриваться вокруг в поисках своей одежды.

— Твои на кресле, — она указала рукой в сторону двери, — там, где я их с тебя стащила. Ты что, совсем ничего не помнишь?

— Нет, — самопроизвольно вырвалось у меня.

— Та-а-ак, — протянула девушка, а потом с легкой усмешкой и удивлением добавила: — Может, ты и имя мое не помнишь?

— Ты, пожалуйста, прости меня, но, похоже, я и своего-то не помню.

— Да ладно? А выглядишь прям очень бодро и свежо.

Я встал с кровати, добрел до кресла, натянул джинсы и вышел из комнаты. В прихожей на вешалке обнаружил пиджак, обыскав его карманы, нашел бумажник. Внутри лежало несколько банковских карт, некоторая сумма наличными, водительское удостоверение и техпаспорт. Рядом с фотографией мужчины лет тридцати пяти — сорока я прочел вслух:

— Богданов Даниил Викторович.

Взглянул в зеркало и сравнил увиденное с фотографией в удостоверении. Неожиданный щипок за ягодицу привел меня в чувство.

— Айша, и после такой ночи это имя должно навсегда сохраниться в твоей голове, Даниил Викторович.

Я обернулся и в то же мгновение ощутил на своих губах всю сладость страстного поцелуя, признавшись себе, что ничего вкуснее в своей жизни не испытывал.

— Сегодня вечером в семь жду тебя в кофейне «У Коня», на набережной.

— В Астане?

— В Астане, приляг, проспись.

Она шмыгнула за дверь и захлопнула ее за собой. Я присел на пуфик в прихожей и обхватил руками голову, а потом резко на выдохе выкрикнул что-то невнятное, вскочил на ноги и бросился к окну в кухне. Я увидел закованный в бетонную оправу изгиб реки Есиль, набережную, немного футуристический пешеходный мост и левее, на противоположном берегу, огромное здание пятизвездочного отеля.

— Я в Астане, — сорвалось с моих губ.

                                           * * *

— Говоря откровенно, Макс, мне не совсем понятна эта ваша смерть, — Виктор вновь закурил сигарету, бросил на стол зажигалку и внимательно посмотрел на собеседника. — Какая-то нестыковка получается. Вы не попали в ДТП, не прыгнули с высоты, не нарвались на поножовщину, какова же причина вашей смерти?

— Мне очень приятно, что вы внимательно следите за моим рассказом, Виктор. Вот именно с этого момента я начал запоминать все мелочи и детали своей жизни. Вечером того же дня я отправился в Щучинск, там меня могла ждать очень важная встреча. Встреча с человеком, который мог мне поверить, с которым я наконец-то смог бы объясниться и рассказать обо всем том ужасе, который происходил со мной последние две недели.

— Почему же вы просто не позвонили ей? — спросил Виктор.

— Вы смотрите на меня в упор и не верите ни одному моему слову, а предлагаете, чтобы человек поверил незнакомому голосу, рассказывающему все это по телефону? — Макс криво улыбнулся и развел руками.

— Так почему же вы умерли на этот раз?

— Я узнал причину своей смерти немного позже, после роковой встречи с проводником Глорья.

— С каким проводником?

Щелкнул механизм дверного замка, и Макс рухнул на пол. В комнате стояла тишина.

Виктор заглянул под стол:

— С вами все в порядке?

Макс присел на корточки, потом осторожно выпрямился и, стараясь создавать как можно меньше шума, подошел к двери. Взялся за дверную ручку и потянул ее на себя: дверь оказалась запертой.

— Наверное, сквозняк, — пробормотал он.

— Вы кого-то ждете? — вслушиваясь в тишину, шепотом спросил Виктор.

Макс вернулся, сел в кресло и наклонился над столом:

---

— Я же вам говорил, у меня очень мало времени. Мне нужно все успеть.

— Итак, вы отправились в Щучинск?

                                           * * *

В кармане пиджака вместе с документами и деньгами я обнаружил ключ от машины. Быстро закупившись продуктами в ближайшем маркете, я поспешил выехать из города. Вновь десятки вопросов буравили мою голову, я мысленно репетировал свое обращение к ней, хотел, чтобы было как можно меньше пустых слов с моей стороны, что, по моим же соображениям, могло бы убедить ее в правдивости сказанного. Это очень сложная задача. Как суметь расположить ее к себе и заставить поверить мне? Второй вопрос, который никак не хотел покидать мою голову: почему я умер на этот раз? Что произошло и в чем причина? Пока что ответ был только один: моя теория бесконечных перерождений, судя по всему, оказалась ошибочной. Получается, что в следующий раз я могу стать другим человеком не по причине своей физической смерти? Этому должно быть какое-то объяснение, ведь не один же я…

И в этот момент словно сотни небесных молний вонзились в мою голову. От этого озарения руки дрогнули, и машину стало кидать из стороны в сторону.

— Стоять, стоять! — заорал я во все горло. — Еще не хватало именно сейчас оказаться в Лондоне!

Преодолев сопротивление руля, я выровнял ход машины и съехал в ближайший «карман». Джип остановился, я выскочил наружу и стал нарезать круги возле автомобиля. Потом сел на асфальт, поднял глаза к небу и громко рассмеялся.

Действительно, я никогда не рассматривал вероятность того, что я не одинок в своей ситуации. Возможно, таких, как я, много, мне стоит только просчитать алгоритм их вычисления. Возможно, другие владеют большей, а может быть, и всей информацией касательно моего положения. Но как их найти? Как обнаружить подобного себе человека из миллиона людей, ежедневно окружавших меня? В горле мгновенно пересохло, и я с трудом сглотнул, потом встал, открыл заднюю дверь, вытащил пакет с продуктами, откупорил бутылку с водой и жадно, глоток за глотком, влил ее в себя. Открыв дверь багажника и выудив из пакета сэндвич, я расположился на заднем бампере. Ничто так не приводит мысли в порядок, как вовремя сделанный перекус. Через некоторое время я обратил внимание на одинокий силуэт, отделившийся от линии лесополосы. Он явно направлялся в мою сторону. Возможно, бомж или лесник, но кто бы он ни был, это явно человек преклонного возраста, судя по его фигуре и прихрамывающей походке. Я оглянулся и обнаружил, что мой автомобиль на стоянке один-единственный. На всякий случай я пошарил рукой за спиной и, нащупав что-то напоминающее баллонный ключ, подтянул находку поближе к себе. Силуэт приближался, и по истечении некоторого времени я убедился в своей правоте. Это был мужчина лет семидесяти с седой окладистой бородкой, в старом потертом брезентовом плаще, в брюках не первой свежести и коротких кирзовых сапогах. Его глаза прикрывал козырек замусоленной черной кепки. Мужчина остановился в трех-четырех шагах от меня и сквозь глубокую одышку произнес:

— Сынок, угости водицей.

Я молча вынул из пакета поллитровку и протянул незнакомцу. Он взял бутылку, отвинтил крышку и, сделав несколько глотков, с удовольствием крякнул:

— Ах, хороша.

Потом снял с головы кепку, наклонил голову и полил из бутылки себе на темя.

— Долгий путь, смотрю, проделали? — с облегчением выдохнув, произнес я и убрал руку от заготовленного орудия самообороны.

— Да, ты даже не представляешь, каким долгим был этот путь.

— Куда направляетесь?

— Здесь все зависит от отрезка времени, который интересует тебя. — Мужчина вытер платком лицо, подошел поближе и, по-свойски подтолкнув меня в сторону, уселся рядом.

— Сейчас шел к тебе, через час буду идти в сторону Алексеевки, а к среде нужно быть в Кургальджино.

— Для пенсионера вы ведете довольно активный образ жизни, — по-доброму съязвил я.

Старик оказался человеком очень острого ума и парировал, как по домашней заготовке:

— До пенсионера мне, как до Иерусалима на полусогнутых.

Я замешкался, мне даже показалось, что мой рот слегка приоткрылся, что очень позабавило незнакомца. Он громко рассмеялся скрипучим старческим смехом, оголив желто-коричневые редкие зубы. Через мгновение я сам взорвался хохотом, после чего протянул старику сэндвич.

— Угощайтесь, отец, наверное, сегодня еще не обедали?

Старик отхватил кусок и стряхнул ладонью крошки хлеба с усов:

— Спасибо, Давид. Это очень учтиво с твоей стороны.

Судорога сковала мое лицо, вода из бутылки потекла мимо рта прямо на сорочку. Я дернулся и отвел бутылку от себя.

— Спокойней, сынок, все хорошо.

Я стал нервно шарить позади себя, нащупал приготовленный ключ, развернулся и замахнулся на незнакомца.

— Откуда? Откуда ты знаешь мое имя? Кто ты такой? Откуда ты взялся? Что происходит, черт побери? — я заорал так неистово, что мой голос тут же сорвался на писк.

Старик отыскал в пакете еще одну бутылку воды, открыл ее, сделал пару глотков, прополоскал рот и сплюнул в сторону.

— Опусти железку, нам есть о чем поговорить, и, поверь мне, в этом разговоре больше заинтересован ты, нежели я. — Он помолчал, а затем продолжил: — Посмотри на меня, ну неужели ты думаешь, что такой старик, как я, может причинить тебе вред? Садись, давай поговорим. У нас затевалась весьма недурная беседа, до того как ты стал прыгать здесь козликом.

Я с опаской сделал пару шагов к автомобилю.

— Отодвиньтесь подальше.

Мужчина послушно сдвинулся влево. Я протянул руку, схватил пакет с продуктами и встал справа за автомобилем.

— Та-а-ак, и-и-и… о чем мы будем говорить? — заикаясь, поинтересовался я.

— Как о чем? О тебе, разумеется. У тебя масса вопросов, в этом-то я уверен, не впервой. У нас есть всего час, так потрать его с пользой, иначе я уйду, а ты так и останешься один на один со своими вопросами в голове.

— Кто вы? — с опаской в голосе спросил я.

— Ну наконец-то созрел до разговора. Я Глорья.

— Какая Глория? — явно ступил я.

— Не Глория, а Глорья — проводник.

Выражение моего лица отразило недоумение, которое в данный момент охватило мой разум. Незнакомец тем же свойским жестом указал мне на бампер, предлагая присесть рядом. По непонятной мне причине я последовал его приглашению.

— Я понимаю, что последние пару недель с тобой происходят странные события, от которых голова может пойти кругом, и тебе кажется, что сейчас тебя очень сложно будет чем-либо удивить, но, поверь мне, этот разговор может повернуть твое сознание в совершенно другую плоскость, поэтому лучше сядь. — Глорья опустил свою руку в мой пакет и вытянул последнюю бутылку с водой.

— Вы это… вы что, ангел? — пытаясь обуздать ураган мыслей в голове, произнес я первое, что выхватил из этого клубка голосов. — Мне пора на небо, или к воротам, или куда там у вас еще ведут умерших людей?

Глорья резко ущипнул меня за руку, да так сильно, что мне почудился звук отрывающейся от плоти кожи. Я взвизгнул и, уронив пакет, схватился второй рукой за больное место.

— По-твоему, мертвые испытывают боль? — с широкой улыбкой произнес старик и сделал удивленные глаза.

— Я не знаю, я там не был, — парировал я и добавил: — Хотя вроде был.

— Итак, начнем заново, — раскачиваясь взад-вперед, продолжил Глорья. — Я понимаю, что в свои молодые годы ты еще не пытался понять всю суть бытия, но про душу ты ведь хотя бы раз слышал?

Я молча кивнул.

— Бесконечное путешествие из одного мира в другой по пути самосовершенствования и познания всей необъятной сущности Вселенной, ну а если говорить проще, то мы, умирая здесь, перерождаемся где-то еще.

Я покачал головой:

— А если еще проще?

— Жизнь после смерти существует.

— Это то, что происходит со мной?

— Нет, с тобой происходит совершенно другая история.

— И какая она, жизнь после смерти? — перебил я собеседника.

— А я откуда знаю? Я всего лишь проводник. Скажу сразу, что нас много. Мы провожаем энергетическую субстанцию, которую здесь принято называть душой, в особый портал. Что происходит дальше, мне неизвестно.

— Да ладно?