Бесплатный фрагмент - Дегенераты среди нас — 2
ТОМ ВТОРОЙ
Про манипуляции и иже с ними
Глава 16-я (начальная)
Стало быть, более не откладывая возьмём, да и пришпилим прямо к позорному столбу для всеобщего обозрения ещё одно из наиболее грозных оружий, имеющихся в арсенале продвинутых вырожденок. То самое, сколь секретное, столь и подлое, что позволяет наиболее эффективно, а главное совершенно безнаказанно паразитировать на хороших мужчинах.
И так:
Нос к носу все двадцать четыре часа с дефективной женщиной, когда от этого тебе никуда не деться!
Не сомневаюсь, что благодаря подобному положению, нам уже в кратчайшие сроки без особых проблем удастся прояснить, что манипуляция и управление — не одно и тоже, как думается многим сейчас.
Что манипуляция, будучи социально опасным явлением, есть всегда лишь обман.
А это значит, что манипуляция, как неотъемлемая часть паразитизма, изначально предполагает:
* Нескончаемый поток лживости, лицемерия, предательства, подлые плевки в душу и сердце, непрестанное загаживание личных отношений склочностью и нервотрёпкой.
* Когда днями напролёт — то из огня, да в полымя.
* А то из полымя, да в огонь.
* Когда минутой ранее — хорошо, а тут уже и плохо.
* Когда «тишь, гладь, да благодать» и вдруг… «вжик!» — и уже занозами по самым неожиданным местам, да так глубоченно, что не вытащить!
И всё это не важно, когда: утром ли, днём, вечером или ночью — отныне лживость, коварство, подлость и корысть станут неотъемлемыми составляющими твоей жизни. Когда и глазом не успеешь моргнуть, как манипуляции некой человеконенавистнической нормой примутся планомерно пожирать твоё время, здоровье и силы — твою повседневность. И в один из дней они обязательно дожрут её без остатка, ибо по-другому не могут. Ибо с выродком, что мыслит исключительно манипуляциями, невозможно по-человечески о чём-либо договориться и добрососедствовать. Природа у него такая — крысиная, склонная к паразитированию везде и на всём.
Поэтому не удивляйся, если однажды твоя жизнь будет слита в клоаку нескончаемых дрязг точно использованная половая тряпка, потрёпанная и выжатая до последней капли. И причиной тому, знай, будет дегенерат, которому ты однажды столь неосмотрительно позволил манипулировать собой.
Когда впервые сталкиваешься с подобным коварством, то просто отказываешься верить в него, в его чудовищную злонамеренность. И не удивительно, раз со стороны всё будет выглядеть прозаично, как само собой разумеющееся. Вплоть до того, что манипулирование долгое время будет представляться тебе некой неприятной, но во многом вполне естественной — неотъемлемой частью бытия. И благо, если ты однажды вдруг поймёшь: а, вот и нет, не случайно всё это и уж точно не самотёком проявилась в твоей жизни эдакое паскудство, что и не представить даже.
Тогда-то и западёт впервые в твою душу жуткое подозрение, что и впрямь не бывает дыма без огня. И уже вскоре оно примется крепнуть и ширится понарастающей, что и позволит в итоге разглядеть, как в твою жизнь проникает некое существо, лишь внешне схожее с человеком.
Нет, правда, то не шутки!
Твоё столь незавидное положение, преисполненное ежедневных — мучительных сомнений, может продолжаться очень долго. По крайней мере, до тех пор, пока в твоих руках не окажутся медицинские справочники, полистав которые ты вдруг придёшь к ошеломляющему умозаключению. «Так, вот оно что! — воскликнется тебе тогда. — И впрямь, не спроста всё это! И не кажется мне, не мерещится! Ибо дело всё тут в вырожденке, что пригрелась на моей груди змеюкой подколодною!»
«Так, вот оно что! — додумается тебе тогда. — Оказывается, ей не спится и даже не дышится без дел мерзопакостных! Лживость, да подлость приходятся для неё основными ориентиры по жизни, без которых она утрачивает смысл своего существования. Как, то водится с клопом, блохой, аскаридой или глистом, лишённых доступа к жертве!»
«Так, вот оно что! — наконец-то вдруг тебя осенит со всей предельной ясностью. — Оказывается, эта женщина мыслит не созидательностью, а проблемами! Что и позволяет ей, бултыхающейся в нескончаемо безбрежном бульоне тревог и раздоров, чувствовать себя наиболее комфортно!»
«Так вот, оказывается, в чём кроется причина возникновения рядом с ней такого количества безнравственности, аж сдохнуть можно!» — наконец-то со всей оглушительностью тебя огорошит заключительный вывод. И только после этого ты наконец-то вдруг озадачишься следующим, едва ли не расставляющим всё по своим местам, вопросом: «Не, а чего так-то? Чего ей всё неймётся и по-другому не можется? Какого хрена, а?»
И вот тогда желаемый ответ, единственно правильный, тот самый, уже не заставит себя долго ждать. Он буквально вынырнет из неведомых доселе глубин твоей души, истерзанной в лоскуты раздорами и столь же вздорными передрягами. Именно тогда со всей неожиданностью, прямо посреди твоего смятенного сознания тревожным набатом прогремит: «Какого хрена, почему? А вот по кочану, да по кочану — по твоему кочану! Ибо природа у неё такая, для того и дефективная она!»
А теперь, дорогие мои хорошие, смотрим, как эдакое бывает, но уже в реальности.
Манипуляция:
«Лох по жизни, поставленный перед фактом!»
Здесь, не откладывая в дальний угол, вновь возвращаюсь к известной формуле. Дабы всё дальнейшее на её фоне воспринималось точно под вывеской, указывающей верный путь. Вспоминаем: дегенерат всегда и неизменно действует исключительно ради своих корыстных побуждений. Но, при этом обязательно в ущерб другим. Стало быть, во вред своим жертвам.
Вот и в нашем случае, казалось бы, всё тож, если бы не один едва заметный оттенок, что как раз и позволяет дефективной женщине наиболее ловко ставить жертву перед свершившимся фактом. Да ещё и с откровенно пренебрежительным отношением к самой жертве, её мнением на то.
Скажем:
«Раз!»
И вот уже твоя крохатулишна что-либо делает без твоего ведома. Да так, что в будущем обязательно скажется не лучшим образом на тебе. Да, именно на тебе, дорогой хороший. То есть, глядь, а она уже и почехлила неведомо куда, лишь небрежно бросив через плечо сквозь очаровательную улыбку:
«Пока, буду поздно!»
Но, а ты, крайне возмущённый столь обескураживающим поворотом дел, в коих минутой ранее ничего грозы не предвещало, возопишь: «Э-э-э… а-а-а… не уходи, постой! Мы ж, вроде… а, как же я?» И услышишь, как в ответ из убегающего вниз по этажам лифта, прозвучит: «Не будь ханжой, любимый! В конце концов, у меня должно быть личное пространство и время! Надеюсь, тебе и впредь не вздумается на них посягать! Мы же современно мыслящие, стало быть, разумные люди!»
Да уж, «личное пространство», что в представление выродка более чем растяжимое понятие, следуя которому, к примеру:
«Бац!»
…а твоя крохатуля уже приобрела нечто. Ну, типа половины кормы от крейсера «Аврора» или участка на обратной стороне Луны. И, конечно же, забыв о том уведомить тебя заблаговременно. Да ещё и показательно пренебрегая уже твоими насущными нуждами и пожеланиями. Дескать: «Привыкай, муженёк баранякнутый, а заодно хорошенько усваивай: отныне любые наши покупки — это, прежде всего, мои покупки. И лишь малая часть из них будет иметь отношение лично к тебе. Спрашиваешь, почему? А то не знаешь… по кочану!»
Говоря иначе:
«Хлобысь!»
…ты и оглянуться не успел, как твоя крохатулишна взяла, да и с кем-то, о чём-то договорилась и вновь за твоей спиной. Скажем, взяла, да и затеяла ремонт в своей квартире, хотя в том не было никакой нужды. Кстати, обратите внимание на ключевое уже здесь — затеяла ремонт своей жилплощади, а не твоей. А затем ещё и…
«Ды-Дынц!»
…взяла, да и заказала по дешёвке пару путёвок в некий санаторий, казалось бы, для вас обоих. Но, совершенно не озадачиваясь, что у тебя лично и без того забот полон рот, что не до круизов тебе пока, да ещё и которые задаром не сдались. Только, как говорится, разве это кого-то волнует?
Ей же надо!
А то и вообще,
«Хренась!»
…и точно с барского плеча роскошными соболями, взяла, да и проинвестировала на кругленькую сумму производство грибов. Каких? Ну, скажем, шампиньонов или подосиновиков с трюфелями — какая разница! Тут главное, что она обязательно и далеко не в первый раз пролетит подстать фанере над Парижем со своими очередными бизнес-начинаниями. А как же иначе, если данный коммерческий проект, как и новоявленные коммерсы-селекционеры что его затеяли, были нарыты ею… нет, вовсе не на натуральных, а на вполне себе виртуальных овощных полянах из интернета. Когда репутация самих коммерсов даже на йоту не была подвергнута сомнению и хотя бы мало-мальской проверке. Равно, как и их заверения, что грибы в цифровом формате не только способны развесисто грибиться, но и густо колоситься с регулярной прибылью независимо от обстоятельств.
Во, оно как!
Знать, берёт она и вбухивает эдак тысяч триста в дела и делишки тех, кого в глаза ни разу не видывала.
Ну и после чего… эдакой вишенкой на торте.
«Раз, два, три!»
…и точно по мановению волшебной палочки из вашего семейного кошелька вдруг исчезает просто неприличная по своей величине сумма, скажем, равная годовому доходу.
Куда?
Туда!
Ибо данной суммой, как выяснится чуть позже, твоей крохатулей были покрыты некие крупные расходы её бывшей семьи. В то время как на твои — аналогичные, она если и хотела чхать, то даже очень прицельно.
И после чего, хлоп невинно глазками, хлоп:
«Слышь, муженёк? У нас тут… ну-у-у, как бы это сказать. Ну, эдакой специфической вишенкой на торте что ли… только смотри не падай в обморок! Короче, денег у нас почти не осталось! С Луной-то, с нею как? Сам понимаешь, не в три копейки она обошлась — жуть дорогая, зараза! Да и с крейсером «Аврора», в котором железа просто не унести! Кстати, похоже, что вплавь её гнать самим придётся — почти банкротами. Зато, ты рулевым, а я капитаншей! Платит же за перегон… может у тебя какая заначка осталась, а? Колись! Нет? Ну, не бросать же её теперь, когда железо с каждым днём дорожает и дорожает. Ещё и она сгодится на что, с выгодой. Короче, дорогой, наши с тобой сбережения подстать невской волне о борт «Авроры» — брызгами в разлёт, да в разные стороны. И теперь не собрать, не вернуть их — слились они бурлящим потоками, исчезая бесследно, точно в никуда!
Только, ты… шеей-то не багровей и по-бычьи кровью до самых глаз не наливайся!
Это ещё не всё, не припомню, говорила — нет?
С грибниками-то, селекционерами хреновыми… всё ж не заладилось, аферистами оказались! Теперь судиться с ними — ни грибов, ни возврата моих инвестиций я от них так и не дождалась. А тут, как назло, ещё и цены под самую люстру в салоне красоты подскочили! Одни расходы, просто с ума сойти!»
Но, а ты в глубокой задумчивости будешь на неё смотреть и слушать, слушать и смотреть, пока вдруг не поймаешь себя на мысли: «И впрямь, хрень какая-то! А мне это надо? Я-то здесь причём? Какое отношение её возня имеет ко мне, да и к нашей совместной жизни в целом?» И уже вскоре придёшь к единственно правильному и столь же однозначному выводу — никакого! Ибо, вдруг со всей ясностью осознаешь, что это ей надо, а не тебе!
Что баба эта, ещё та штучка — себе на уме, лишь прикидывается дурой. Да не абы как, а пренебрегая лично тобой — твоими пожеланиями, мечтами, интересами.
Чем и делая тебя дурнем вдвойне!
Ты вдруг с предельной ясностью осознаешь, что она в упор не желает видеть в тебе личность, что ты всегда воспринимался этой женщиной лишь за очередной источник её доходов. Или же на худой конец за удобную мебелью, рядом с которой, на которой и под которой вполне комфортно. А то и вовсе половой тряпкой, о которую можно запросто вытереть ноги, дабы не запачкать паркет. Кстати, который был не только тобой оплачен, но собственноручно уложен.
Так и будешь тогда с удивлением глазеть на свою крохатулишну, пока окончательно не поймёшь, что ты чего-то не понимаешь. И всё это до тех пор, пока твой жизненный опыт вдруг не пополнит, а если точнее, вдруг не ошарашит точно кувалдой по голове, такое понятие как дефективная женщина.
***
В то время как в полноценной семье подобные отношения просто мыслимы, когда муж и жена не запартнёрчатыми сожителями, а суть -родные кровиночки, что всегда и во всём идут по жизни вместе. И даже тогда, когда волею судеб оказываются в разлуке, всё равно их помыслы остаются прежними, равно как и поступки — во благо не только себе, но и души своей половинке. А иначе и быть не может, если любишь этого человека, когда наглядеться на него не можешь и надышаться с ним одним воздухом. А иначе и быть не может, если живёшь и мыслишь каждым мгновением его души.
И так без остатка.
Зато среди запартнёрчатых: «Дорогой, разве тебе неизвестно, что личное пространство — это святое! Что неприлично людей озадачивать присутствием своей физиономии особенно там, куда тебя не звали. Короче, шёл бы ты лесом, когда надо будет сама позову!»
Ну да, личное… личное пространство и пресловутый стакан воды, что на старости лет.
Нет, не торопитесь с выводами, дорогие мои хорошие! Это только на первый взгляд данные понятия имеют мало чего общего. Но, стоит лишь повнимательнее приглядеться, как сразу же бросается в глаза, что именно выродок — закоренелый эгоист, которому было свойственно попирать своим личным пространством любое проявление человечности, вдруг на старости лет принимается вытребовать для себя им же всю жизнь попираемое. Тут, ему уже не будет равных среди взывающих к милосердию из глубин своего доселе неприступного личного пространства, из-за бастионов которого, эта, якобы, пресловутая тема, всю жизнь пренебрегалась им и даже откровенно высмеивалась.
Пресловутый стакан воды, что на старости лет.
Тот самый — с глотком живительной влаги, что может стать последней в твоей жизни, и которую ещё кто-то должен поднести лично для тебя? И, тем не менее, пресловутый?
Ну, да!
Уж кто-кто, а дефективная женщина прекрасно понимает, что для неё сойтись в преклонном возрасте с таким же «личным пространством», как и она — катастрофе подобно. Ибо, не дай бог тогда захворать или просто впасть в старческую немочь, знать и оглянуться не успеешь как твоя запартнёрчатая половинка резко сдёрнет в направлении только ей известном. Лишь бы подальше от твоего порога, заблаговременно уведомив: «Не было ещё печали за калекой „утки“ с ночными вазонами выносить! Не для того моя ягодка цвела, чтобы чахнуть вслед за тобой, плесень немощная!»
Только уже поэтому дефективная женщина столь избирательна в личных отношениях в свои пятьдесят с хвостиком. Если и кидается тогда, то исключительно на шею полноценного мужчины — того, кто не уподобится паразиту и не позволит себе пасть до ничтожнейшего уровня звериной подлости. Только уже поэтому, якобы, «пресловутый стакан воды, что на старости лет» становится для неё вовсе не «якобы» и не пресловутым. Уж кто-кто, а она-то всегда знала его истинную цену, равно, как и реальную цену собственной ничтожности.
Отсюда и её затяжные, так называемые, демо-периоды.
Коими она принимается неспеша, осторожничая опутывать, считай, последнюю в своей жизни жертву. Лишь бы та, чего не заподозрила, да не занервничав, вдруг не сорвалась, как говорится, с крючка. Но, прежде чем взяться за прояснение данного момента, для нас полезным будет освежить в памяти следующую формулу, которая гласит:
Каждому хорошему человеку важно проводить чёткую грань между тем, что даёт паразит и что он требует на это взамен. Стало быть, насколько соразмерным может оказаться его расположение к тебе с твоей ответной на то благодарностью.
Вот, давайте и посмотрим сейчас, что предлагается дряхлеющей вырожденкой под шумок устраиваемых ею затяжных демо-периодов. Чем именно тогда она попытается подкупить тебя… прехорошенького дедулю-старичка. И в связи с чем ты по-любому останешься обязанным ей на всю свою оставшуюся, хотя и будет она подлавливать тебя уже на откровенной дешёвке.
Нет, не надейся хотя бы в данном случае получить от вырожденки некое судьбоносное предложение, что позволит вам на пару скоротать свои последние деньки во взаимной душевности. Когда, казалось бы, чего уж тут мутить-выгадывать, ежели ближайший понедельник может статься для вас обоих последним.
Нет!
Даже здесь не надейся на лучшее, имея дело… сам знаешь с кем.
А это значит, что рядом с выродком по-любому вместо вечного, да фундаментального, что способны дать лишь полноценные семейные отношения (ради чего и рождается человек), тебе будет суждено обресть… ну, скажем, постоянно-неустанное вошканье на уровне ваших совместных похождений по современным театрикам с их разносортными спектаклями и эстрадно-клоунскими концертиками. Где и музейно-выставочные залы с отвратительными во всех отношениях инсталляциями языкатых дебилоидов не останутся в стороне. Ибо паразитирующий посредник, априори будучи офисным планктоном (по-другому с ним не бывает), черпает идеи и своё ежедневное познание не из реальности, а интернет-публицистики — из более чем путанных закоулков электронных СМИ.
И всё бы ничего, да только в данных закоулках попахивает, как правило, немытыми подворотнями -эдаким весьма неприятным душком низкопробности. Или в лучшем случае душком плагиата — второсортности. И, тем не менее, офисный планктон свято верует, что его посредническая деятельность, жирно помноженная сведениями из интернета, это и есть настоящая жизнь в её наивысших проявлениях.
Говоря иначе:
«Бряк, бряк, бряк!»
Так побрякают е-мэйлы в «почтовом ящике» дефективной женщины. И что знаменательно, побрякают они так все двадцать четыре часа в сутки, забивая собой не только электронно-почтовый ящик, но и без того вполне себе дефективные её мозги. Да не абы чем, а целыми тоннами назойливой рекламы от неких медийных агентств.
Тем самым, создавая для запартнёрчатой манагерщины повседневные ориентиры по жизни. Где и выйти в свет дабы себя показать, да на людей посмотреть, огламуриться, а заодно и обкультур-мультуриться — вовсе не последнее дело. Когда дефективная женщина не только сама, но и готова вусмерть затаскать своего очередного ухажёра по всевозможным культур-мультурным забегаловкам, сиречь, демонстрируя этим свою продвинутость в интеллектуальной продвинутости и столь же продвинутую в незаурядной продвинутости незаурядность.
Дескать:
«Смотри, как и я не лаптем щи хлебаю, в том числе в буфете этой, которая тебе не абы что, а филармония! Знать и я на пару с ней и её буфетом ещё та штучка — особенная, жуть как филармонически искушённая — особо ценная!»
Дескать:
«Музеи с театрами — это тебе не открытый каток что для плебса, где из ноздрей сосулька об сосульку звякает! Это… ну, короче, спеши ценить меня пока у тебя имеется такая возможность! Вот и она, смотри — твоя мечта! Ну, то есть, я!»
После чего, тут же: «А как тебе Чушкин, а? Вон и Зинка, подруга закадычная, о том же! Вау! И до чего же Чушкин крут в новом спектакле! Видел?»
И на вопросительно недоумённый взгляд хорошего мужчины, дескать, «не понял, это ты кого чушкой обозвала?», компетентно пояснит: «Да ты чего и впрямь не в теме? Это же гениальный актёр! Он же снимался в главной роли сериала „Бандюг из третьего подъезда“! Нет, ошибаешься, деревня! Не в главной роли третьего подъезда, а в роли самого бандюга… самого главнючного! Да, ты и впрямь колхоз, разве можно быть до такой степени не обкультур-мультуриным!»
И дефективной женщине будет вовсе невдомёк, что генетически полноценные люди, знать, вменяемые, если и посещают, то не абы какие спектаклики с пропиаренными интернет-рекламкой «чушкиными и тому подобными ватрушкиными». Что хорошему человеку по умолчанию претят концертики, состряпанные обкультур-мультуренными манагерами из нынешних филармо…
Нет, пожалуй, нет!
Этот нынешний бедлам, уже до неприличия нафаршированный всяко-разной посредственностью, называть филармонией язык не поворачивается. Это ж натуральнейшие бордели, если и не по всему их репертуару, то по исполнительскому содержанию — точно! В них же бездарь на бездари, да бездарью погоняет!
Что и очевидно для хорошего мужчины, зато для дефективной женщины — невдомёк.
В том числе и то, что хорошими людьми востребованы не абы какие, а только выдающиеся достижения в культуре: те, что со своим творческим лицом — стилем, привносящие нечто новое и прекрасное в наш мир. Знать, и посещаются нами лишь тщательно выверенные общественные мероприятия, что способны покорить душу и сердце своей уникальностью, равно как и самобытным дарованием их авторов-исполнителей.
И уж точно, не чушкино-тютюшкиными с их бездарными поделками, что на уровне немытой подворотни и такого же зачухано-чушкинского третьего подъезда.
Да, так повелось у нас — генетически полноценных. Зато у выродков… собственно, вот и всё что способна предложить дефективная женщина хорошему мужчине.
Ибо рождённый ползать, летать не может.
Оттого и столь важна для нас выверенность разницы между тем, что даётся нам дегенератом и что требуется им на это взамен. Упустишь из виду данное обстоятельство — жди беды. И оглянуться тогда не успеешь, как твоя жизнь будет сожрана без остатка ради примитивнейших желаний вражины рода человеческого.
И ведь сожрёт!
И даже не поперхнётся, не подавится!
Манипуляция «Наше, наше, наше… баран ты мой, доверчивый!»
Глава 17
И сразу уточню: пожалуй, в руках продвинутого паразита данное оружие одно из самых опасных. Навряд ли найдётся хотя бы один мужчина, который сможет противостоять ему, даже будучи прекрасно сведущим в стервозных приёмчиках и подходцах.
Тут уже и подавно просядешь, особенно по началу, отбросив прочь сомнения и подозрительность — размякнешь душой и телом. А иначе и быть не может, когда твоя новоиспечённая бяшечка, да неотрывно глядючи на тебя влюблёнными глазками «хлоп, хлоп, хлоп». Да с чувствительным придыханием очаровывая-околдовывая в левое, а то и прямо в правое твоё ухо, нашёптывает:
«Наше, наше, наше… и это для нас, сизокрыл ты мой сизокрылый! И это тоже… для тебя! А уж как промеж нами будет расчудесно-хорошо, никому и не снилось!»
И не удивительно, что просядешь тогда — доверишься!
Ведь всё это будет нашёптывать тебе не абы какая «кишечница на ножках», что носится по улицам с полоумными заявлениями, типа: «Мужик сказал, мужик — сделал!» Нет, далеко не та, которую ты должен холить, кормить и лелеять только потому, что… ну, потому что, да по твоему кочану и не единожды. А заодно и от её бывшей семейки, не имеющей к тебе никакого отношения, зато которая знать не знала, и знать тебя не собирается.
Нет, здесь уже будет обставлено всё иначе.
Перед тобой будет хлопать глазками не стервозное чучело с женскими половыми признаками, а та, что всем своим видом примется сигналить: «Смотри, вот и я — отныне твоя во веки вечные! Разве ты не видишь, как я не требую, а сама предлагаю — даю? Всё моё теперь и твоё — бери хоть оптом, хоть в розницу, а то и задаром! Ибо я люблю тебя, да так, что и трамвай ради эдакого счастья куплю! Только скажи, если надо!»
И всё это под чарующе гипнотическое с придыханием: «Наше, наше, наше…»
И вот уже, глядь, вроде и не требуются какие-либо доказательства по поводу её запредельной искренности. Вроде и за ненадобностью тут нечто особо подтверждающее серьёзность её намерений на твой счёт. И вроде… вовсе не в огороде становится, раз всё для тебя — и сама она, и движимое-недвижимое её. Ну да: явно же для тебя, пусть всего лишь пока на словах, зато с утра до вечера, а то и вовсе ночами.
И то впрямь, согласитесь, здесь уже надо быть наглухо-слепым и наслепо-глухим, чтобы в эдакой прелести, да не разглядеть и не расслышать собственного, вроде как, долгожданного счастья.
Часть 1
Так и от моей благоверной круглосуточно, а главное чарующе-призывно звучало: «Наше, наше, наше…»
Подстать гипнотизёру она старательно пыталась внушить мне, что её московская и болгарская квартиры — наши. И машина её, что десятилетней давности с очередным текущим ремонтом, не только для нас, но и для меня — лично. Хотя тут и коню было ясно… да и самому автомобилю тоже, что приобретался он однажды вовсе не для меня, а для мужчины, который был рядом на тот момент с благоверной. О чём и засвидетельствовали из её домашних альбомов их совместные фотосессии: где он и она рядышком на фоне своей новенькой красавицы с полным приводом. Но, которая, скажем так, в свою очередь досталась уже мне совсем даже старенькой — изрядно поезженной и столь же покоцанной. Иначе говоря, одни пользовали её, усердно катаясь на ней, да развлекаясь. Зато другим (как в моём случае), ежели что и оставалось после этого, то лишь сплошные материальные издержки с авторемонтами под усыпляющее бдительность «наше, наше, наше…»
Так и с дачей своей, про которую благоверная, если и упоминала, то лишь в следующем ключе, дескать: спит и видит она, как загородом, да посреди укропа мы оба и так прямо до гроба… а, вот какие дураки, как раз далее и выясним.
Гарантирую, не соскучишься!
***
Так, буквально с первого дня нашего сожительства от благоверной постоянно звучало:
«К нам домой!» — то есть, в её квартиру.
«Дорогой, тут у нас с тобой, ты только взгляни!» — это, когда опять же в её квартире, начиная прямо с порога вплоть до высохшей в мумию мухи в самом тёмном углу самой дальней комнаты — у нас.
«И это наше! И это всё только для тебя, любимый!» — внушалось мне денно и нощно, будь то в Москве, под Калугой или на солнечном побережье Болгарии — не суть.
Главное, что в такие минуты корыстолюбие благоверной вдруг куда-то девалось — улетучивалось. Точно ветром тогда неведомо куда выдувало даже последние признаки её повсеместной алчности, что была ещё минутой ранее очевидна:
«Ну да, любовь-морковь… короче, дорогой, как там у тебя с бабосами, уж не нищеброд ли ты? Хотелось бы знать наверняка, чего ещё мне ожидать рядом с тобой помимо алых парусов над пристанью?»
Помните?
И вдруг, да после эдакого, явно шкурного: «Послушай, милый! — и далее с обязательно чувственным придыханием. — Теперь всё моё для тебя, для тебя, для тебя! И будь ты гол, как сокол, всё равно — для тебя, для тебя, для тебя, сизокрыл ты мой сизокрыло сизокрыльчатый!»
Не могу сказать, что я излишне неосмотрительно, а то и вовсе наивно вёлся на подобные гипнотически чарующие посылы от этой женщины. Нет, я прекрасно помнил, будучи обременённый опытом похождений «на поляне невест», сурово помноженным на опыт «болгарской эпопеи», что люди не меняются. Но, в тоже время, все мои сомнения на данный счёт пришибало единственное и столь же простое соображение: «Знать, не по-пустому я всё-таки пыжился перед ней с „разбором полётов“ посреди веранды дачного домика. Ибо добился своего, сработало, когда уже и до полной взаимности между людьми остаётся всего лишь шаг! На то мы и люди!» — утешал я себя тогда.
Да уж, добился… считай, почти убился!
Нет, правда!
И кто бы знал (пожалуй, сформулируем здесь именно так), что психически болезные приступы дефективной женщины, при всех их возможной схожести с благородным поведением, не имеют ничего общего с врождённым великодушием, что неизменно свойственно последнему. Ибо, шизоидные приступы якобы спонтанного бескорыстия всегда приходятся лишь следствием неких потаённых и нечистоплотных замыслов.
Здесь важно осознавать, что человекоподобный паразит изначально воспринимает нажитое своей жертвы, как непререкаемую дань холопа своему хозяину. Когда твоё личное имущество, равно, как и твоя жизнь рассматривается исключительно в виде собственности, что была лишь на время одолжена, как бы, дадена тебе в кредит или аренду.
И то не шутки!
Паразит на полном серьёзе считает именно так и всё это лишь по той причине, что он так решил.
Оттого и благоверную, как только мы вышли из ЗАГСА, напрочь перестали интересовать и заботить мои личные проблемы со всем их разнокалиберным содержимым. Хотя и должно было случиться ровно наоборот, когда она просто обязана была алчной пираньей вцепиться в нажитое мной.
И, тем не менее, оного не случилось.
И вот, почему: «Наконец-то холоп клюнул, окончательно подвиснув на крючке коварно навязанных ему иллюзий. И уже не соскочить с них, никуда ему не деться — отныне он только мой! — даже не сомневалось тогда этой дефективной женщине. — Знать, отныне и содержать холопу чужое наравне со своим, наивно считывая первое и второе за наше совместное. Да не абы как содержать, а многократно приумножая буквально в течении всей своей жизни. Ну или по крайней мере до тех пор, пока не проясниться, что однажды арендованное холопом у хозяина должно быть отдано последнему в его единоличное пользование.
Это закон!
И не важно, что холоп об эдаких законах — ни сном, ни духом. И не важно, кем холоп будет приходиться хозяину на тот момент. Да кем угодно — будь то мужем или женой, какая разница. В любом случае, моя жертва — есть моя собственность. А значит и всё то, чем она располагает с самого рождения принадлежит мне и только мне!»
Вот и она, крысиная логика человекоподобного паразита.
Оттого и благоверная все свои дела-делишки затевала исключительно вокруг и около своего личного имущества. Хотя, вроде как не забывая и про моё, но при этом даже пальцем не желая шевельнуть в его сторону. Так, настойчиво втягивая нас в круговорот, казалось бы, совместных, а на самом деле исключительно собственных проблем, она полностью устранилась от моих.
Что и не удивительно.
Раз холоп, на то и холоп, дабы приумножать своё и хозяйское, при этом совершенно не подозревая, что его коварно используют.
Вот и вопрос!
Когда ежедневно, а то и еженощно внушается, что «всё это наше и только ради тебя», разве может хороший человек ответить на эдакое к себе душевное расположение, пусть и отсроченными во времени, но подлостью и коварством?
Конечно же, нет!
Ибо понятие «Наше» для него тождественно таким понятиям, как Родной Очаг, Отчизна — Родина.
Только уже поэтому лишний раз остережёшься подозревать в подлой неискренности того, кто показательно желает тебе добра. А когда этот некто ещё и самый близкий тебе человек… «Вот уж впрямь! — подумается тогда. — Аж не вериться, что эдакая радость наконец-то и со мной приключилась! Нью-крохатулишна-то моя и впрямь хозяюшкой — золотые руки оказалась! А уж ласковая, заботливая какая — обалдеть! Да ради такой запросто из огня, да в полымя! Да ради эдакого счастья… ведь и впрямь даже не верится, что наконец-то свершилось! Вот и оно — счастье моё долгожданное!»
Ну да, свершилось!
И кто бы сомневался, при твоём-то неведение, дорогой-хороший, в делах дегенеративных.
Знать, вот и клюнул ты, повёлся и считай уже намертво подвис на крючке манипуляции «Наше, наше, наше…» И теперь лишь на видимость расположения к себе готов отвечать добром настоящим — целыми годами, а то и десятилетиями холить человекоподобного паразита, что пригрелся змеюкой подколодной на твоей груди, смертельно жаля в твоё генетически полноценное сердце.
А в итоге?
Часть 2
Тут не помешает вновь напомнить, что подлость запросто способна маскироваться под привычные вещи, которые случаются с нами сплошь и рядом.
Так и в моём случае, помните?
А впрочем… да, думаю, да. И впрямь не помешает вновь освежить в памяти ранее озвученное — повторение-то, оно мать учения. А заодно и взглянуть на уже известное под несколько иным углом.
***
И так.
Относительно квартир благоверной, вроде как, всё прояснили. Ну, вроде как… в огороде, чем всё это закончилось ещё узнаем. А пока будем считать, что пусть в общих чертах, но прояснили. И, прежде всего, при каких обстоятельствах эти квартиры были переписаны благоверной на своих дочерей от бывшего.
Вот и ладно, казалось бы, для того и родная мать, дабы заботиться о своих детях. Но, а то, что эта мать подобными действиями лишила средств к существованию уже новую свою семью, пусть только со своей стороны, но лишила, да ещё и сделав это умышленно… о том и речь! Здесь, даже моей врождённой проницательности понадобился не один день, дабы распознать эдакую подлость — с виду вполне себе обыденную, крайне схожую по сути с другими повседневными заботами, а то и вовсе также выглядящую. Думаю, теперь становится понятным, почему мой первый отклик на коммунально-бытовые авантюры благоверной был столь незатейлив, а то и прозаичен: «Жизнь, есть жизнь!» — подумалось мне тогда.
Ведь и вправду, что в том особенного, если дочери от бывшего твоей новой супруги не работают. А их родного папу данное обстоятельство не очень-то тревожит, равно, как и ежемесячные их жилищно-коммунальные задолженности. Хотя, согласен, странно было бы всё это ставить ему виной, когда он уже не первый год занят благосостоянием своей очередной семьи. А заодно и то, что имущество, переписанное его бывшей женой на их совместных детей, продолжает содержать и оплачивать она же, его бывшая. Но, при этом будучи уже моей — настоящей!
Вот уж, воистину, пути господни неисповедимы!
Нам и впрямь никогда не понять, почему за своё в край охамевшее хамство отвечал не Хам, а его родной брат. Вот уж и впрямь, что ещё может быть «божественнее» столь по-иезуитски заверченной хрени, кроме самой этой хрени, в коей ничего лучшего не нашлось как моей официальной половинке продолжать содержать и обеспечивать материальные издержки, не имеющие к нашей семье решительно никакого отношения. Я ведь и по сей день удивляюсь, как мне удалось вообще разгрести коварство эдакое. Да ещё и при этом не умудриться самому оскотиниться, что и стало бы вполне обоснованным.
А почему бы и нет?
Известное же дело — как аукнется, так и откликнется.
Но, я ж хороший человек!
Поэтому, вполне осознав своё столь незавидное положение, в которое меня умудрилась поставить собственная же супруга в купе со своей бывшей семейкой, я не стал вынашивать некие коварные планы вотмест, дабы не принизить себя до их меркантильно ничтожного уровня, а рассудил весьма просто, по-человечески: «А вот и хрен вам на постном масле, а не халява, которую вы не прочь заиметь в моём лице! Не дождётесь! Далее сами между собой разбирайтесь, только меня не трожьте! Лесом вам, лесом и зигзагами!»
Но, одно дело решить, а совсем другое — сделать. Дело-то имеем с кем?
То-то и оно… «не трожьте».
Далее, советую взять данное обстоятельство на заметку и не забывать о нём. Равно, как и то, что события, с которыми нам ещё предстоит ознакомиться, принялись разворачиваться сразу же после «эпохального разбора полётов». Ровным счётом после того, как благоверная чуть ли не прилюдно раскаялась в собственной подлючести, буквально во веки вечные открещиваясь от неё.
И так, берём на заметку!
Что и позволит нам в итоге по достоинству оценить слова и обещания дефективной женщины.
***
Иначе говоря, как только она завидела, что я окончательно срываюсь с крючка её коммунально-бытовых авантюр, тут же выдала ещё одну свою очередную уловку. «Дорогой, думаю не беда, что с квартирами у нас явно не заладилось! — весьма категорично заверила меня благоверная. — Зато с дачей… даже не сомневайся: моя она и только моя — целиком и полностью! А значит и в твоей собственности, муженёк ты мой крылосизостый… хозяин!»
И что не так, спросит кто?
А вот, что!
Не будь эта женщина дефективной, если бы и здесь не подразумевала, к примеру, следующее: «Нет, вовсе не беда, что жеребцом брыкаешься, мордой трясёшь угрюмо, фырчишь недовольно, отказываясь содержать чужое. Что ж, не беда — и не таких коней видывали, обкатывая. Знать и на эдакий случай в заначке имеется нечто особенное, от чего просто так уже не отвертишься. С тобою-то, как теперь? То-то и оно! Теперь ты мужчинка не просто себе топающий по улице с дамочкой под ручку, а цельный муж её — глава семейства.
Стало быть, хозяин!»
Про манипуляцию «Отныне ты хозяин… баран хозяйственный!», поговорим далее, отдельным эпизодом.
Так, после «эпического разбора полётов», да под успокаивающе гипнотическое «наше, наше…”, благоверная принялась внушать мне: что жизнь прекрасна; что «хренась!» — и после пятидесяти пяти она снова баба-ягодка воплоти. Следовательно, что и наши отношения по всем фронтам далеко небезнадёжны, когда всё хорошее только впереди. Дескать, неча тут было надумывать, ежели «по чесноку», когда и бывшие не в обиде, да и тебе прикидываться бедным родственником не пристало.
«Во благо Рода, да в ладу с Природой, говоришь? Родовой дом тебе подавай — жаждешь хозяйничать? — поди, думалось ей. — Что ж, как скажешь — на, получай! Пусть и неродовой он… и даже вовсе не дом, а всего лишь дача в придачу ко мне — твоей новоявленной крохатуле, тем не менее, на — бери, хозяйничай!»
И всё бы ничего.
Но!
С малой малостью-то, с нею как?
А именно, осталось прояснить, что значит «по чесноку», когда дело имеешь с дефективной женщиной. Когда её собственность — движимая и недвижимая, вплоть до иссохшей в мумию мухи на кухонном подоконнике, уплывает в руки её бывшей семейки. Но, а тебе — «холопу» (как, то было со мной) предлагается…
…30 соток глины, вытянутые вдаль и вдоль поселковой дороги, что уже в свою очередь так же требовало ежедневного содержания.
Эдакое нечто, размером чуть ли не с футбольное поле на юго-западе Московской области, где мало чего когда-либо произрастало, да и расти никогда не собиралось окромя чапыжника и ему подобной зелепухи. Да и то, не абы какой, а гмошно-газонной, доставленной исключительно для обустройства лужайки, по периметру которой:
с одной стороны (что с леса) высилась жестяночка, эдаким рельефным «под гармошечку» заборчиком;
а с другой (что с улицы) высился ещё один, но уже заборчик из досок в два ряда.
В то время как между заборчиками (на правой половине лужайки, ежели стоять лицом к лесу) возвышался двухэтажный домик с сауной. Да и не домик вовсе, а скорее двухэтажная банька, неподалёку от которой (ежели смотреть прямо с её крылечка) возвышался средних габаритов мангальчик. Да не просто себе возвышался, а на фоне симпатичной беседочки, да по соседству с вагончиком для хозяйственных нужд, что как бы клеился к двухэтажной баньке уже по противоположную сторону от мангальчика.
И всё это посреди цветочных клумб, да плодовоовощных грядок, где и для теплицы под пластиком нашлось своё место. Равно, как и центральным воротам, что были подвешены на петли точно посередине деревянного заборчика. А заодно и четырём калиткам по четырём углам лужайкиного периметра.
Ну, не прелесть ли?
Не иначе, как входи добрый человек в любую из них, здесь тебе завсегда рады!
Нет, правда, разве не очаровательно?
Разве не так может выглядеть твоё долгожданное счастье, да ещё и с хозяюшкой, что подстать эдакому благоденствию?
Так и заявила (вполне официально) благоверная уже вскоре после нашего эпического разбора полётов: «Сизокрыл ты мой крылосизый, предлагаю окончательно и напрочь забыть про коммунальную болгаро-московскую эпопею. Не сомневаюсь, что незадача эта со временем разрешится вовсе. А пока давай договоримся — кто старое помянет, тому и мизинцем в глаз! Хорошо?
Нет, неподлючая я, ещё убедишься!
И доказательством тому, наша дача, которая полностью на мне, со всеми её потрохами и канцелярскими печатями. Знать и приобреталась она с расчётом на наше с тобой совместное будущее. Ибо всю свою сознательную жизнь я искала и ждала именно такого, как ты! И другого теперь мне не надо!
Так и знай!
Отныне всё моё — это твоё, где не только я женой тебе, но и ты мой муж — хозяином!»
На что я, уже в свою очередь, взял, да и в очередной раз… доверился этой женщине, подумав: «В конце концов, почему бы и нет — дача, так дача! Надо же с чего-то начинать семейные отношения. До родового дома, как до луны — одни проекты, когда свершится — неведомо. А жизнь продолжается, идёт своим чередом. Так, почему бы и нет? Пока её дочки определяются с нашим совместным будущим, думаю, не станет лишним прямо сейчас заняться непосредственно самим этим будущим, прямо здесь и сейчас! А почему бы, нет?»
«Дача, так дача! — подумалось мне тогда. — Плюс моё движимое и недвижимое — уже кое-что. И то, правда, надо же с чего-то начинать новую жизнь!»
А, вслух:
— Хорошо, как скажешь, дорогуша! Но, а теперь давай показывай, чего там на нашей даче пролопатить требуется, да пригвоздить шуруповёртом на фоне ежевики по ходу наших сельскохозяйственных дел?
Сказать-то я сказал, да только договорить не успел, как почувствовал, что моя спина, уже ни раз по-предательски израненная с тыла, вдруг вновь засвербела шрамами. А вслед за этим и моя грудь, столь же израненная подлючестью благоверной, предостерегающе зазудела всеми своими душевно-сердечными ранами.
Но, всего лишь на мгновение!
«Наше, наше, наше…» — точно эхом продолжало рикошетить в моей голове, очаровывая и успокаивая.
Часть 3
Далее, считаю, всё-таки необходимым парой слов разъяснить, почему я ранее достаточно иронично упомянул про распластавшуюся глину по обочинам сельской дороги, про двухэтажную баньку, мангальчик и тому подобные «страсти-мордасти», что складывали собой очаровательную картинку дачного угодья, принадлежащего благоверной. А то и впрямь через это, вроде как, некоторой желчностью, а то и вовсе мелочностью от меня повеяло.
Да?
Но, тем не менее.
Во-первых, не забываем с кем имеем дело!
Равно, как и, во-вторых, было бы для нас весьма опрометчивым запамятовать, что с дегенератом просто жизненно необходимо учитывать каждую мелочь. Иначе предательский нож в твою спину обеспечен и не угадать будет, когда и с какой стороны он влетит.
Нет, не корысти ради копаюсь в мелочах, а для более наглядного выявления гнилостного нутра паразита. И всё это в сравнении с нашей — человеческой сутью. Оттого и затевается мною уже этот, явно предвзятый разговор. Для нас важно не забывать, что взаимоотношения с выродком выстраиваются исключительно на мелочах — на бытовухе, что по своему содержанию всегда пребывает где-то на уровне плинтуса. Когда — ты мне, а я тебе и никакого духовно-нравственного расположения друг к другу. И так повсеместно, во всём — уничижительно, примитивно. Где мелочные интересы с дрязгами гнетут неподъёмными путами, желая придушить на корню любые «твоей души прекрасные порывы».
Чем и пожирая человеческую жизнь в целом — все твои сокровенные чаянья, высокие мечты, твои гениальные достижения, что могли бы статься в дальнейшем, если бы не эти путы.
Только уже поэтому, дорогие мои хорошие, пусть и скрепя сердце, но продолжим и далее «мелочиться». Знать, выучиться тому, как оно бывает, когда нос к носу с выродком — и так все двадцать четыре часа в сутки.
«Настоящий Мужчина!»
Самое время приглядеться чуть пристальнее к нему — к эдакому альфа-самцу, добытчику, герою. То есть, упомянуть о некой живности, что далеко не каждому нормальному мужчине ведома.
«Ах ты, негодный негодяй негодяистый! — поди, хором тут заголосят стервы всех мастей и подвидов. — Тебе ли про героев! Знай, мужчина, если он мужчина, никогда не позволит себе опуститься в глазах женщины до мелочной расчётливости! Когда он настоящий, то с ним… за ним… да он… да он, не то, что ты — негодяистый негодяй негодный!»
«Да неужели! — ответил бы я и на этот раз подобным умникам. — Повторял и буду повторять столько, сколько потребуется. Уж с кем — с кем, а с вами — выродками, просто жизненно необходимо просчитывать каждую мелочь!»
Хотя, отчасти согласен, ситуация весьма неоднозначная затевается, особенно, если не знать её подоплёки. И то, правда, вроде как не пристало мужчине, да ещё и настоящему быть мелочным. А чтобы с женщиной, то и подавно. Но, в тоже время и некая закавыка здесь наблюдается. Ибо нам прекрасно известно, что женщина женщине рознь. Равно как и мужчина мужчине.
Вот давайте и разберёмся уже в эдакой закавыке.
«Настоящий мужчина! О-о-о, если он настоящий…» — знакомая фраза, да?
Именно этим упрёком сегодня любят стервы понукать нас — сильную половину человечества. При этом они вкладывают в данный упрёк столько собственной душевной гнили, что мама не горюй!
Мы уже неоднократно убеждались в «неподдельной искренности» дегенератш.
Так и здесь, упрекая в ненастоящности мужчину, женщина-выродок желает лишь одного — видеть рядом с собой не защитника, воина, отца своих детей, главу семейства, хозяина, а нечто жалкое в штанах, которое сочтёт своей обязанностью пресмыкаться перед ней на коленях, выполняя каждую её стервозную прихоть. Важно понимать, что такая женщина жаждет лишь одного, дабы ты денно и нощно тешил её духовную ничтожность, что как раз и сравни с тщедушием — с мелочностью.
В то время как хорошая женщина, никогда не станет унижать и уничижать своего любимого раболепием перед собой. Генетически полноценная женщина всегда и во всём будет вместе со своим мужчиной. Не зависимо от условий и обстоятельств, она встанет рядом с ним плечом к плечу — будь то в радости или горе.
Для наибольшей показательности только что сказанного, рекомендую отыскать на просторах интернета документальный фильм «Мизандрия» за авторством Романа Александрова. Я настоятельно рекомендую каждому хорошему мужчине к просмотру этот видеодокумент, дабы нам уже никогда не выродиться в бабо-рабов — в ничтожнейшую подстилку в ногах генетической грязи.
Но, а мы (кто в теме) и далее продолжим «мелочиться», совершенно не комплексуя на данный счёт.
Дело-то имеем с кем?
То-то и оно!
***
Знать, не откладывая возвращаемся к повествованию о вездесущей глине, что может до самого горизонта тянуться по обочинам сельских дорог.
И вот, что уже здесь знаменательно: с глиной-то, с нею как?
Многие из нас прекрасно осведомлены, на сколько серьёзными могут оказаться материальные затраты при строительстве в неблагоприятных природных условиях.
Скажем, по весне и осени глинистая почва плывёт, словно топлёный пластилин. Тут, ежели по уму за дело браться, только уже один фундамент влетит в копеечку. Дабы его не повело заодно с почвой, полуметровой заливкой не обойтись. Тут, либо уже врываться дедовским способом вглубь за метром метр, либо брать на вооружение облегчённые с точки зрения грунтовых работ — современные, нестандартные технологии. Что и подавно недёшево.
Но и более того.
Не секрет, что глинистая равнина неоднородна по своей фактуре — где сковородой она, где слегка поката, а где и круто косогориста. Ибо каждая её пядь особенная, а то и вовсе — сикись-накись, да в раскорякись. Того и гляди ноги переломаешь даже десятка метров не пройдя!
Не отрицаю, техническими средствами в наши дни ещё и не такое выравнивается. Только здесь важно учитывать, что глиняные пяди склонны тянутся целыми километрами — эдакими глинозёмными монолитами. Стало быть, в осеннее-весеннюю слякоть они принимается жутко «плыть». Те же местные дороги буквально вздыбливает из года в год несмотря на то, что их регулярно каждый сезон ровняют. И это независимо — будь то бетонка или асфальт.
Но, а про дороги, что были наезжены прямо по голой земле и говорить уже не приходиться. По ним, так и вообще порою хода почти никакого — колдобина на колдобине вглубь и наружу, просто жуть! В засуху, как правило, такие дороги усыпаны точно влитым в землю булыжником — напрочь обклошматишься. А, в слякоть, ну… по болоту со слегой и то надёжнее будет.
Желаешь правильный дом на эдакой почве?
Тогда, готовься!
За эдакое сомнительное удовольствие придётся основательно раскошелиться, что и станет затем для тебя непреходящей традицией. Когда, то повело — перекособочив, то поплыло — вздыбив, только успевай ровнять.
А тут ещё один… ну да, призабавнейший причиндал!
Оказывается, глину как-то по-особому уважают кроты, чувствуют они себя в ней наикомфортнейшим образом. Надо только видеть, насколько способна преобразиться окружающая среда после возни в ней данной подслеповатой живности — начиная с глиняных холмиков, глиняных холмиков, глиняных холмиков. И так до самого горизонта — глаза сломаешь, разглядывая. Знать и заканчивая всё теми же глиняными холмиками, глиняными холмиками, глиняными холмиками.
Словно, то и не городище с кротовыми лабиринтами, а натуральное нашествие с последующей оккупацией родной земли грызунами-захватчиками.
И уже не сложно догадаться, что оные оккупанты не только роют, но и пожирают всё на своём пути — под корень, напрочь! А главное, что этих… так и хочется произнести «подслеповатых козлов-вредителей». Но, не станем почём зря обижать тварь бессловесную, в том числе и козлов, которые мало что имеют общего с подслеповатыми землероями.
Так, вот.
А главное, что этих оккупантов, по всем признакам, даже динамит не берёт! Не говоря уже про химию, что порою цистернами заливается в кротовые норы — всё бестолку! Лишь холмики, холмики, да холмики вперемешку с поваленной ботвой моркови. И так до самого горизонта, а то и за горизонт.
Да, оказывается, ещё и эдакая канитель наблюдается вдовес к природным сезонам с их глинистыми плавунами. Как говорится: на — получай, бери — не хочу!
А заодно… и стылость!
Да, я не оговорился.
Оказывается, одним из неотъемлемых свойств глинозёма, является стылость. То есть, глина способна не только в считанные часы прогреться и высохнуть в камень, но и так же быстро застыть, превращаясь для начала в стылую жижу, а затем и в грязную заледенелость. А это значит, что жилые помещения, будучи поставленные на суглинок, требуют избыточного отопления.
Вот и ещё затраты плюс, от которых вовсе не отмахнуться. Тут уже либо плесенью «пойдёшь», либо вусмерть застынешь — упусти данное обстоятельство из вида.
Иначе говоря, вот и они — твоей души прекрасные порывы в сторону красивой жизни на природе. Вот и они — твои самые сокровенные мечты, что хрустальной птицей вдруг раздолбались вдребезги о бетонную стену несбыточности. Да ещё и при этом, не забыв за собой зацепить в небытие утопающий в благоуханном цветении вишнёвый садик, о котором ты столь же проникновенно когда-то грезил.
Всё вдребезги и напрочь тогда, точно наотмашь, да чешским хрусталём о невозмутимый рельс!
Не говоря уже про яблоневые кущи, которые суглинку просто не снились. И всё это в отличие от Черноземья, в кое всунул деревянную швабру — получай душистую грушу. Обломал швабру о колено — тык-тык по разные стороны обломками, глядь, а на месте их уже и слива колосится. В то время как по глине вообще мало что растёт из культурного, кроме нехрены вперемешку с полынью.
И всё бы ничего, да только, согласитесь, любому из нас хотелось бы лицезреть на собственной же даче не только чапыжник.
А тут… вот и выходит, сплошные затраты. Ибо для того, чтобы глина заплодоносила, ой как надо постараться. Быть тебе тогда и агрономом с блокнотиком, а заодно пахарем с мотыгой и лопатой в каждой руке. Знать, тогда не избежать тебе многочасовой позы страуса — и так, прямо в глину. И не важно, будь то в жару или холод — вплоть до умопомрачения.
Нет, даже не надейся — не видать тебе в таком случае халявы, с которой запросто бывает по другим, куда более благодатным с климатической точки зрения местам.
Где урожай успевает вызреть вовремя, а не гниёт на корню из-за недостатка тепла и минералов в почве (хоть, заудобряйся). Где урожай цветёт и пахнет, а не подгрызается подслеповатыми козлами-вредителями. А заодно и не чахнет от некой загадочной плодовоовощной заразы, которой пофиг любое (даже самое современное супер-пупер) лекарство.
Часть 4
Ну что, дорогие мои хорошие?
Нагнал я жути, да?
То-та!
Но, тем не менее, всё это правда!
Знать и на самом деле не до шуток становится, когда некто, да ещё и умышленно принимается тащить в твою жизнь эдакую «прелесть», считай, чужие проблемы (как в моём случае). Тем самым (когда скрытно, когда нет, но по-любому коварно), понуждая тебя к обременительным обязательствам перед собой.
«И чего ты несёшь, негодяйный негодяй неблагодарный! — поди, заверещат и здесь дефективные. — С дачей, видите ли, ему не угодили! Похоже, ты и впрямь вдруг запамятовал, что это именно она своё последнее тебе предлагала, а не ты ей! Люди добрые, вы только посмотрите! Вместо того чтобы сказать спасибо, он взялся охаивать человека!»
Ну да, конечно: и кто бы сомневался в вашей праведности, дефективные вы наши.
Далее, как раз и проясним с особым пристрастием, за что именно нас понуждают дефективные быть благодарными себе. Вот далее как раз и проясним, но уже на моём примере, за что именно я должен был стать не только благодарным, но и обязанным этой дефективной женщине.
***
И вот, за что.
Глядь, а благоверная берёт и отдаёт своим бывшим — лучшее. Не иносказательно, а исключительно лучшее, что у неё на тот момент имелось. Но, а мне — наивному, столь опрометчиво доверившемуся, готовому сполна разделить с ней остаток собственной жизни — худшее.
А разве нет?
Хотя, кто и заметит:
«Ну, ты уж палку-то не перегибай! Это же естественно, когда женщина, пусть и после развода, но продолжает во многом положительно относиться к своей бывшей семье, а то и заботиться о ней. На то и она — бывшая, что может неизменно на протяжении долгих лет оставаться своей, стало быть, по-прежнему любимой. В то время как, что относительно тебя… вроде и без того всё ясно. С самого начала для этой женщины ты виделся лишь источником дохода. О чём, кстати, сам и талдычишь чуть ли не с первых страниц своего эпического повествования. Отсюда и ведутся ваши с ней нелицеприятные взаимоотношения. Так что не удивил, это давным-давно всем понятно».
Так-то, оно так.
Да только речь уже о другом.
Для нас, хорошие мои, куда важнее прояснить, чтобы это значило вообще. Почему женщине-выродку априори свойственно заботиться о тех, казалось бы, пусть и бывших, но вражинах что в её жизнь привнесли только разлад и горе.
Нет, правда, вот и вопрос: почему, дефективная женщина может поддерживать близкие отношения не только со вчерашними, но и вполне настоящими своими обидчиками? При этом попирая чувства и достоинство тех, кто искренне желает ей добра. Вот и вопрос: почему?
А всё дело в том, вспоминаем: дегенерат не способен любить. Ему дано испытывать лишь некое чувство, внешне схожее с влюблённостью. Да и то, что на проверку окажется лишь прямым следствием его корыстных побуждений.
Да, человекоподобный паразит совершенно не способен любить. Но и более: он на дух не переносит тех, кто любит!
Вот и получаем, что забота выродка о родных и близких — есть не проявление любви, а является всего лишь его попыткой сохранить среду своего обитания.
Таким образом, он старается удержать рядом с собой некую выгоду, которой не бывать вне взаимоотношений с себе подобными.
Для нас важно знать, что худший всегда отдаёт худшему — лучшее, дабы за это получить от противоположной стороны уже свой гешефт. Но, а с нами — лучшими, худший, если и делится чем, то исключительно худшим. Да и то, лишь по той причине, что старается не забывать о «пресловутом стакане воды на старосте лет». Знать, о спасительном глотке из него, без которого просто не жить и который кто-то ещё должен поднести в нужную минуту.
Только уже поэтому, готовься!
Дегенерат, вслед за своей престарелой тушкой, обязательно притащит в твою жизнь ещё и некую дешёвку, коей ему где-то и когда-то удалось обзавестись по ходу своей бурной паразитарной деятельности. Именно посредством некой дешёвки (будь то материальной или нет) он попытается сначала охмурить тебя, а затем и повязать перед собой непролазной паутиной обязательств.
И тогда, как говорится, остаётся только молиться, чтобы всученная тебе не так, так сяк дешёвка не оказалась ещё и проблемной!
Нахапать же дегенерат к своим пятидесяти годам много чего может — маленького и большого, мелкого и крупного, движимого и недвижимого. Важно знать, что паразитирующий потребитель неизменно, стало быть, везде и постоянно что-либо хапает, хапает и хапает.
Важно не забывать, что так он поступает всегда — при любой к тому возможности.
И что забавно уже здесь:
дешёвка-то, дешёвке рознь — она разная бывает!
Скажем, не секрет, что дефективная женщина всяческую дребедень (подобную спичечному коробку или носовому платку) способна хапать не глядя, буквально, по ходу своего перемещения в пространстве. Так, порой даже не замечая, как ею хапнулось в очередной раз. Благо что сегодня для дефективных, (по уже известным нам причинам) совершенно нестеснённых в финансовых средствах, имеются премногие возможности.
«Деньги решают всё!» — уверен, данное выражение сегодня знакомо каждому.
Да?
И, тем не менее!
Чтобы паразитом не хапалось, будь то махонькое или огромадное, на проверку всегда окажется — дешёвкой. А иначе с ним быть не может.
Вспоминаем!
Дегенерат не способен к гениальности, его удел паразитировать на чужом. И всё это ради его примитивнейших целей, целей примитивнейшего зверька в человечьем обличие. Оттого и его отношение к приобретаемому имуществу чисто потребительски паразитарное — без души и сердца. В чём, помимо переживаний на уровне физиологии нет ничего и быть не может. Любая подобная покупка, как правило, лишена гармонии с окружающим миром.
Ибо обретается она ради выгоды, а не пользы.
Только уже поэтому, всё движимое и недвижимое принадлежащее дегенерату, будь оно микроскопичным или размером с Юпитер — в той или иной степени, но обязательно на проверку окажется дешёвкой. Равно, как в эстетическом, так и в практическом смысле.
Знать и с ценообразованием у дегенератов далеко не всё ладится, не смотря на их врождённое скупердяйство. И здесь у них всё не слава богу, как говорится, не по-человечески. Ибо цена в дегенеративной среде по определению не способна выполнять роль целесообразного мерила. Для последнего необходима хотя бы маломальская способность отличать Сикстинской Капеллу от навозной кучи, что для человекоподобного паразита просто немыслимо.
Оттого и расценки на товар с услугами в его мире ляпаются на всё подряд чуть ли не от балды, следуя только выгоде.
То есть, я вот о чём, дорогие мои хорошие! Ведь и впрямь уже анекдот получается!
А разве нет?
Раз при эдакой гнусности в том числе и плохой человек попадает под раздачу собственной же гнусности. А то и в наибольшей степени, ввиду своей наилучшей обеспеченности. Как говорится: за что боролся, на то и напоролся!
Да ещё и при этом утопая по самые уши, будь то в дорогостоящей или копеечной, но всего лишь дешёвке.
Копеечная Дешёвка.
На которую дефективная женщина, как мы уже прояснили, ведётся исключительно по собственной инициативе. Для чего и перемещается в пространстве подобно хроническому клептоману, знать, по пути цепляя пальцами всё, что плохо лежит. При этом она совершенно не задумывается, для чего ею что-либо цепляется вообще, ибо самозабвенная алчность тогда застить ей глазки.
«Раз могу, то и хрен ли тут! А уж куда и зачем, потом разберёмся! Много, не мало! — как правило утешает себя выродок, распихивая очередной хлам по антресолям и шкафам. — На халяву и уксус сладок, известная тема!»
Здесь важно ещё раз уточнить, что всё это им делается по собственной инициативе. Никто и ничто не понуждает, скажем, ту же дефективную женщину к подобному поведению — она и сама кого хочешь принудит к вещизму, дай только волю.
Лишь неуёмно врождённое чувство скопидомства изначально довлеет в ней.
И так во всём, всегда, повсеместно и превыше всего.
В то время как с дорогостоящей дешёвкой,
куда сложнее!
Уже здесь для выродка (ввиду наилучшей его обеспеченности) начинает попахивать нешуточной авантюрой со стороны… ну да, не абы кого, а ему же подобных. Таких же, как и он — человекоподобных глистов.
Нет, правда!
Вот уж воистину, за что боролся, на то и напоролся!
Ибо тут, уже одни глисты — наиболее продвинутые в своём подлючим глистопёрстве, берут и впаривают втридорога некую дребедень другим глистам, тем, что «задвинуты» во всех отношениях, включая и умственно. Так буквально кидая на бабло своих же, но туповатых, знать, не блещущих особой хитростью и такой же подлостью.
И ведь получается!
С той лишь разницей, что хороший человек верит этим мерзавчикам на слово, как самому себе — для того, он и хороший. Зато с дефективным недоумком здесь становится куда сложнее. Он может не доверять себе подобным, усматривая в их действиях некий подвох — рыбак-то рыбака, как говорится, видит из далека. Но, на то и непродвинутый он, дабы утопать в помоях собственного тщеславия, крайне завышенного самомнения, когда все двадцать четыре часа в сутки его «пучит и прёт» от мнимого осознания собственной важности. На то и слабоумный глист, чтобы на полном серьёзе отождествлять непомерно раздутую пошлость своего кошелька с таким понятием, как природная самодостаточность.
Да, так и есть, дегенерат даже не сомневается, что первого без второго — не бывает. Что перед ним юлят и лебезят, прежде всего, как перед незаурядной личностью, значимость которой определяет материальный достаток.
Это самодовольное ничтожество на полном серьёзе полагает, что его паразитизм на чужом и гениальные достижения — есть вещи одного порядка. Что это естественно, когда за накрысяченное бабло такое же ничтожество, как и он (только рангом пониже), готово ползать на коленях, по-холуйски вылизывая чужие сапоги.
Кстати, как раз отсюда берёт своё начало небезызвестная в наши дни и столь же излюбленная выродками фраза, что поражает своим крайним цинизмом, знать, будучи многократно помноженной на просто сказочное скудоумие.
«А если ты умный, то почему такой бедный?» — вопрошает сегодня человекоподобный глист не только у нас — человеков, но и у своих, пусть гораздо менее продвинутых в паразитизме, коллег по цеху.
Что и не удивительно!
Может они и свои меж собой, да только дело известное: с глистопёрской-то рубахой, с нею как? Она ж завсегда к телу глиста глистопёристее всех глистов вместе взятых. Оттого и нагло играется продвинутым выродком в том числе и на себе подобных — ни стыда для него, ни совести. Даже мать родную готов продать, не то что бедолагу какого или своего глуповатого подельника с крайне завышенной самооценкой. В то время как этой генетической грязи даже невдомёк, что для созидателя, вершителя и создателя, сиречь: «Для человека быть бедным не стыдно, стыдно быть дешёвым!» — как говаривал Василий Шукшин, наш выдающийся русский прозаик.
***
Так и с моей благоверной, помните, как ей удосужилось однажды вляпаться в грибников-селекционеров? Это только по мелочи, хотя и закончилось всё тож -затяжной нервотрёпкой, совершенно безрезультатной беготнёй по судам.
Так и по-крупному складывалось вовсе неутешительно для этой женщины. Её московская квартира… ну, скажем, располагалась далеко не в лучшем районе города, на землях бывшего отстойника. Равно, как и с дачей, что посреди калужских далей на глине. Так и с болгарской квартирой, за которую даже половины суммы от потраченного было теперь не выручить, приведись выставить её на продажу. Ибо цена за балканский квадратный метр была изначально завышена застройщиком, нешуточно нагревшим свои загребущие ручки на клиентах. То есть, на таких же, как и он — хапугах, иных там не наблюдалось. Как говорится, нашли друг друга.
Вот и не удивительно, что одни хапуги влетели на деньги по вине себе подобных. Влетели по полной не только в дорогущую, но ещё и при этом в явную дешёвку. Не говоря уже о том, как тамошние строители-умельцы кладут кирпич на кирпич… о-о-о, то и вовсе отдельная песня! Не будь у них штукатурки, дабы всё это замазать… просто жуть! Там не то что жить, но и просто смотреть в оригинале на эдакий «сикись-накись, не замазанный раскорякись»… нет, даже не страшно, а просто больно!
Знать, самое время нам подытожить в денежном эквиваленте общее состояние недвижимости благоверной. И что мы видим? Да, однако, сумма тут набегает не маленькая, но которой с лихвой хватило бы на куда более качественное по-своему эстетически практическому содержанию.
Но, не судьба!
И вот, почему.
Скажем, предложи дефективной женщине на выбор прекрасную ценность и прельстительную дрянь. И такая женщина, совершенно не взирая на уровень собственной материальной обеспеченности, выберет второе — именно второе. Но, а ежели дрянь окажется ещё и распиаренной рекламками, что листопадами изо дня в день замусоривают наши Е-мейлы, то и подавно.
Тогда уже и вовсе выродка не убедить в обратном, ибо подобное клеится к подобному — дешёвка к дешёвке, а лучшее к лучшему. Где некое фуфло под брендом и высокая цена на него лишь будет подзадоривать, подвигать дефективную психику к несостоятельной во всех отношениях покупке.
А как же иначе, когда: умный тот, который богаче.
И чтобы окончательно нам избавиться от иллюзий по поводу, якобы, интеллектуальной продвинутости продвинутых дегенератов (о нравственно-духовной стороне вопроса, здесь, ещё раз повторюсь, даже не собираюсь заикаться, за неимением таковой изначально), достаточно поразглядывать их загородные особняки — те, что ставились по-крупному, недёшево. То есть, поразглядывать эту немыслимо дорогостоящую, но всё тож — чудовищную безвкусицу, эдакую архитектурную пошлятину, которую ещё совсем недавно было поискать.
Зато теперь, вот и она, скрытая за восьмиметровыми заборами — любуйся, не хочу! Жуть как поражающая своей второсортностью, а то и вовсе кондовой бездарностью.
И всё бы ничего!
Да только, дорогие мои хорошие, согласитесь.
Пусть и при отсутствии ума, но при наличии того же интеллекта (в котором продвинутому дегенерату, вроде как, не отказать), всяко можно было бы выбрать куда более приличное для себя. Пусть и не с первого, то со второго раза. Слегка покопавшись в каталогах застройщиков, взять, да и выбрать готовое, если уж сам на большее не способен. Ан, нет и тут — неоткуда взяться тому, чего не может быть!
Когда накрысяченное человекоподобной крысой бабло, а заодно и купленные на это же бабло дипломы — всё не впрок. Ни ума в том, ни интеллекта, лишь сплошное самодовольство самовлюблённого дегенерата, невесть что возомнившего о себе.
Отсюда и восьмиметровые заборы выродка, дабы его врождённая ничтожность и столь же вопиющая никчёмность были неочевидны — когда из генетической грязи, да прямо в паразитирующие «князи»!
***
Только уже поэтому, оставь надежды всяк туда входящий!
Там (в том числе и за высоченными заборами) не приходится ждать ничего другого кроме дешёвки. С чем и проявится женщина-выродок в твоей жизни. Знать, попытается впарить тебе самое худшее из своего нахапанного, дабы взамен ему схапать уже всю твою жизнь. Нет, не для того её ягодка цвела и зрела, чтобы горбатиться себе в убыток над некой дешёвкой. И даже будь эта дешёвка собственной, всё равно, её обслуживать подлежит холопу, на услуги которого дефективная женщина как раз и рассчитывает.
А главное, в таком случае роль холопа будет отведена тебе. Да, именно тебе — дорогой ты наш хороший, стало быть, наивно доверчивый мужчина. И уж точно не тому, чьё происхождение ведётся из среды обитания дефективных особей.
Ибо, по их логике: худшим — лучшее, лучшим — худшее.
Для человекоподобных крыс данное положение вещей естественно. Оно для них — закономерность, скрытая сторона которой гласит: «Любое расположение паразита к жертве — всего лишь одолжение. А значит и всё материальное, что было дадено хозяином холопу, было дадено ему лишь на временное пользование».
Вот тебе бабушка и Юрьев… родовой дом в придачу с дегенератом!
На, получай — не хочу: «наше, наше, наше!»
Глава 18 «Про нашу, нашу… дачу!»
В продолжение 17-ой главы
Вот я и говорю: «Давай, рассказывай, любимая! Чего там на нашей дачке пролопатить требуется, а заодно и проогородить шуруповертом на грядках по ходу хозяйских дел?»
И… понеслось!
Естественно, за три летних месяца (май с сентябрём включительно), я много чего перелопатил посреди калужских просторов. А как же иначе, любящий-то мужчина, если и делает для своей женщины, то, не оглядываясь — от чистого сердца, совершенно не считаясь с затратой собственных сил, средств и времени.
И что, конечно же, должно идти в зачёт такому мужчине.
Где в порядке вещей: тот же грунт с места на место перекинуть, да поднавозить изначально неплодородное, аль «промотыжить» граблями его. Местами перепилить всякое или подлатать, нарубить-перетаскать, а то и приподнять весом в тонну. Когда и газон покосить в тридцать соток, и это только изнутри, а есть ещё и то, что с его наружи. Но, а ежели самому недосуг, тогда остаётся одно — нанимать гастарбайтеров, которые ордами нынче кружат в поисках заработка вокруг наших родных поселковых угодий. И что обязательно хозяину влетит копеечку. Плюс, помноженную на…
А вот на что, сейчас и посмотрим.
Скажем, когда благоверная обратилась к узбекам, те, совершенно не скромничая, оценили покос её «футбольного поля» в восемь тысяч. И всё это притом, что они долгое время на безвозмездных началах обитали в небезызвестном вагончике, который оказался пригодным не только для хозяйственных нужд, но и для проживания. Когда, лишь по необходимости благоверная просила своих постояльцев по соучаствовать в её дачных делах на столь же безвозмездных началах — в знак благодарности за всё хорошее. И те, конечно же, не отказывали, как могли помогали, но по мелочи: там огородик полить в засуху, тут поправить чего, где напилить-поднести, да подклеить.
В наиболее же трудоёмких случаях благоверная рассчитывалась с ними по общепринятой тогда схеме, следуя которой тот же покос газона оценивался в восемь тысяч рублей, либо уже самой.
Но, а что до меня и моего появления под Калугой, так это… я, как говорится, сын своего отца, знать: руки, ноги, голова — всё на месте. Не один патент, если без ложной скромности, может быть засвидетельствован, как следствие моих новаций в том числе и на сельхоз-строительном поприще.
Стало быть, узбеки резко были выдворены мной с дачного участка благоверной — за ненадобностью.
И… хозяин, так хозяин!
Часть 1
Да, немало в то лето было перелопачено мной посреди калужских полей.
Но, прежде чем продолжить, ещё раз повторюсь: нет, это не мелочно вести подсчёты своим душевным, физическим и материальным издержкам, которые ты неизбежно понесёшь во взаимоотношениях с дефективной женщиной. Уже только по той причине, что она обязательно выставит перед тобой счёт, если вы вдруг надумаете расстаться. Вот уж когда тебе придётся вдосталь наслушаться крылатых фраз, типа: «Я тебя кормила — я тебя поила, да я тебе давала… верблюжье покрывало! Заботилась о тебе денно и нощно, аки мать за несмышлёным дитятей! А, ты!»
Ну, да! Как умеет заботиться и ухаживать за своими близкими дегенерат — отдельная песня. Ещё вернёмся к ней, в специально выделенной на то главе.
Но, а что относительно лично меня в контексте данного уточнения, скажем, так: к августу месяцу я уже чётко осознавал, с кем имею дело. Но, мне тогда ещё не хватало опыта, который бы помог сформировать ясное и точное по выводам понимание происходящего.
Так, скорее чувствуя, чем видя, как меня настойчиво продолжают втягивать в некую авантюру в качестве жертвы, я продолжал теряться. Реально ощущая во круг едва прикрытую подлость и лживость, тем не менее, я не знал, как вести себя, каким образом противостоять данному злу. Настолько оно продолжало оставаться для моего восприятия невозможным — почти немыслимым.
Оттого и обошёлся тогда ничтожно малым, лишь отказав благоверной в совместном содержании имущества её дочерей. Иначе говоря, решился на поступок, о котором ранее в личных отношениях даже не мог представить. Я просто взял и напрочь зарёкся от самой возможности общих финансовых накоплений с этой женщиной. И так, вплоть до самой последней ржавой копейки, что при эдаком раскладе неминуемо была бы потрачена лишь во благо её бывшей семьи.
А, следовательно, в ущерб нашей.
Но, в тоже время, где ценным советом, а чаще всего собственными руками, продолжал содействовать своей новоявленной благоверной. Так, уповая на лучшее, да продолжая пребывать под впечатлением нашего с ней «болгарского разбора полётов», столь обнадеживающе… нет, даже эпически развернувшегося под бескрайними калужскими небесами.
Кстати, не шучу: небеса там и впрямь — сколь по-погодному капризны и не предсказуемы, столь и необъятно широченны.
Просто, красота!
***
Так, вот.
Ещё в конце апреля, то есть, задолго до ЗАГСА, но совсем близко до моего «эпического вхождения в их семью», благоверная устроила (опять же мне) смотрины собственной дачи. Где и поспешила, как бы нас обоих, озадачить… лесоповалом.
Да, лесоповалом, буквально, а не иносказательно.
Не успел я перешагнуть порог её двухэтажной баньки, как услышал: «Дорогой, страсть-то у нас какая, только взгляни! Дерева вокруг участка колосятся джунглями, того и гляди повалятся на жестяночку — изомнут её, покорёжат. Ох, шепчет моё женское сердце — ждать беды, ежели не покосить напасть эдакую! Вон и бензопила в наличие, смотри, вполне себе на ходу! Что скажешь, а?»
«А почему бы и нет, — подметит кто, — раз хозяин!»
И то, впрямь, а почему бы и нет. Не дай бог ураган, что под Калугой в лето не редкость, когда и вековые дубы под напором природной стихии валятся точно ломаные спички в разные стороны. В том числе и на заборы валятся, да так, что помятое восстановлению далее не подлежит.
«А почему бы и нет, — подметит кто, — раз хозяин! И в правду, неравен час, мать-природа, возьмёт, да и сама начнёт лесоповалить, только уже куда непоподя. Вот уж где будет не разгрести… а, если точнее — придётся огрести убытков немерено!»
Вот и мне, на тот момент, пусть пока ещё не хозяину, но вполне уже всамделишному жениху, взяло и подумалось, а затем ещё и сказалось: «Нет проблем, солнышко! Невелика беда, поправим! И уж точно не так, как тебе успели нарахать узбекские лесорубы!»
И то не шутка — про узбекских лесорубов. Ибо годом ранее до освещаемых мной событий благоверная попыталась зачистить от берёз и сосен внешнюю сторону дачного периметра, для чего и подрядила своих старых знакомых. Да, тех самых «газонокосильщиков», что не первый год ютились в её сарайчике.
Чем обернулась данная затея, думаю, не сложно догадаться. Скажем, для жестяночки, что тянулась заборчиком со стороны леса, она обернулась «гармошечкой», которая и по сей день продолжает морщиниться по своей жестяной поверхности разнокалиберными приплюстностями. В то время как для самой благоверной уже данный факт обернулся хронической травмой, что подстать глубоченному шраму полосонул вдоль её женской психики. Да не абы как полосонул, а наотмашь, сверху донизу. Что и не удивительно, раз мгновением ранее ничего беды не предвещало, знать, было ровным-ровнёхонько… вдруг, «хрясь!» — и вот оно уже мято-покорёжено прямым попадание берёзового ствола в забор. Да ещё и за собственные деньги всё это.
Справедливости ради отмечу, тем самым, отдав должное братьям-лесорубам из средней Азии. Чуть позже они выровняли мятые секции. Выровняли как смогли, но выровняли.
И всё ж, дорогие мои хорошие, согласитесь!
Совершенно остаётся не ясным, какого хрена вообще было валить деревья на забор, когда они запросто валятся в любую другую сторону. Был бы подпил правильным, да завал таким же — и вся недолга. Да только тут, видать, гадай — не гадай, но данное обстоятельство уже вовеки вечные останется для человечества тайной, наглухо покрытой кромешным мраком — эдакой непоправимой закономерностью.
Одной фразой: узбекский лесоповал далеко не лучшим образом прошёлся по жестяночке, что гофрировано тянулась вдоль леса подстать мехам гармошечки, а заодно и чуть ли не хирургически прошёлся по психике самой благоверной. Да и по калужским далям в целом, по которым те же гастарбайтеры за последние тридцать лет точно так же прошлись по полной.
Даже не сомневаюсь, время ещё покажет, что это значит. Равно, как и для всех остальных — наших родных весей и городов.
Но, да ладно, это уже лирика.
Ибо, далее… ну да, всё тож, сандалии!
Не прошло и года, как вместо узбеков под Калугой проявился — я. Да не абы как проявился, а собственной персоной посреди небезызвестного нам газона. На что хозяйка данного газона, стало быть, на тот момент моя без пяти минут невеста, отреагировала незамедлительно и более чем практически. Не успел я перешагнуть порог её двухэтажной баньки, как… ну или скажем так. На этот раз она не рискнула наступить на теже грабли, а поспешила подрядить уже меня под свои дела и делишки. Знать того, кто владеет врождёнными навыками, что несоизмеримо сообразительнее даже самых сообразительных гастарбайтеровских подпилов.
Но, а я тому и рад… лесоруб, так лесоруб! То есть, раз жених — так жених, а то и гляди уже — хозяин!
Оттого, пусть и прежде многократно стрелянный подлючестью этой женщины, говорю:
— Не проблема, дорогуша, на пару с сыном управимся! Главное, согласовать его выходные с нашими. Кстати, вопрос. Почему бы и твоих деток не подтянуть под эдакую канитель? Неравен час, мы вскоре станем одной большой дружной семьёй. А разве нет? Так почему бы нам не взять, да не собраться для более близкого знакомства прямо здесь — на одной лужайке, за одним столом. Где и дела наши дачные, не иначе как уже общесемейные, придутся для оного кстати. А?
А благоверная и отвечает:
— Вот, что мне думается, дорогой! Дача — не волк, в лес не убежит! Так и с лесоповалом пока можно повременить, успеется. Равно как и с нашими детками… я и здесь всё продумала. Не беспокойся, дай срок — никто из нас не затеряется, ещё ни раз соберёмся, да все перезнакомимся. Короче, не суетись — располагайся, калоши тебе на ноги и айда прогуляемся для начала по нашей, нашей даче.
На том, и порешили.
Хотя, не скрою, столь резкая перемена в её поведении меня слегка озадачила.
Я так и не понял, с чего это вдруг благоверная пошла на попятную, да ещё и в делах ею же минутой ранее обозначенных. Казалось бы, в делах почти решённых, для которых, если и был необходим, то самый мизер — взять, да и договориться всем на ближайшие выходные встретиться на даче — и вся недолга.
Но, почему-то вместо этого, благоверная, вдруг…
Нет, не скрою, неожиданная изменчивость в поведении благоверной не осталась без моего внимания. Тем не менее, я не стал заморачиваться со всеми этими «вдруг», ибо хозяину предстояло нечто большее — знакомство с дачей, непосредственный обход почти уже собственных владений. А по сему, на том и порешили.
Но, а далее точно в кино всё двинулось своим чередом по хорошо известному нам сценарию.
С дачей в тот день я благополучно ознакомился. После чего меня постигли, как помните, куда более эпически масштабные приключения. Это, моё «вхождение в их семью», не менее поразительные похождения «ты да я, да мы с тобой» в ЗАГСЕ, что было густо помножено, но уже двумя часами позже на столь же удивительные события, эпохально развернувшиеся на фоне биотуалетов прямо посреди «поляны невест». Знать, сюда же плюсуем небезызвестную для нас «болгарскую эпопею с ундин с дубинистыми стенаниями». Равно, как и последующее за ней возвращение благоверной в родные пенаты, где нас давно уже поджидал не менее эпически эпохальный «разбор полётов».
Точно по киношному сценарию тогда всё затеялось, да свершилось. И вроде как с концами кануло в лета, освобождая дорогу новому — не иначе как хорошему.
***
Стало быть, на дворе уже знойно плавилось лето 2017-го года, будучи прямо во второй половине июня месяца. Но, а я, продолжая надеяться и даже верить в благополучно скорый исход в отношениях с падчерицами, вновь возвратился сначала мыслями, а затем и обсуждением к теме лесоповала.
Помню, как сейчас.
Воскресным утром спозаранку, пристально окинув хозяйским взором «футбольное поле», звоню сыну, доходчиво разъясняя про жестяночку и очевидные риски, сопутствующие её ремонту. На что сын отвечает с пониманием, стало быть, не оказывает в помощи не только мне, но и своей новоиспечённой мачехе, которая (что стоит особо подметить) до этого почти не вспоминала о нём. Которая ни разу так и не удосужилась пригласить его хотя бы под Калугу, но по-родственному, хотя бы в качестве пасынка — погостить, а не только в роли халявного дровосека. И, тем не менее, прекрасно понимая это, сын даёт добро. Где и я в свою очередь, углядывая откровенно недвусмысленную подлючесть по отношению к своему ребёнку, так и к себе лично… не забыли, а?
Как женщина относится к собственным детям (не важно, будь то к родным или приёмным), таково и её истинное отношение к их отцу — своему мужу.
Так, вот.
Я и мой сын, прекрасно осознавая неоднозначность складывающейся для нас ситуации, тем не менее, взяли курс на взаимопонимание. Что и не удивительно, мы же хорошие люди. Знать, отсюда и наша искренняя вера в лучше, равно как и то, что в этом мире многое поправимо.
На что благоверная…
Пробуем, значит, собраться в первый раз — не получается. Сын — студент, подрабатывает, график его выходных плавающий. Пробуем во второй раз — и снова никак. А тут ещё и лето подоспело к своей июльской середине, знать, заколосилось, да забурьянило. Для дачников, это грядки-огороды с поливами — то, да сё. Вследствие чего, тема с лесоповалом сама по себе отошла в сторону.
Зато, вместо неё… продолжаем считать, дорогие мои хорошие, не забываем, с кем имеем дело!
Зато вместо лесоповала, скажем, тот же газончик в 30-ть соток покосить — это два дня, а то и более. Сюда же плюсуем заросли, что уже по внешней стороне газончика могут выситься в человеческий рост, стеблями толщиной не менее четырёх сантиметров.
Кстати, столь подробно уточняю прежде всего для несведущих, чтобы даже у них составилась наилучшая картинка деревенского покоса, который в корне отличен от городского на «полянах невест» и тому подобных вполне себе окультуренных лужайках. Дабы каждый несведущий прочувствовал, что сельский труд в любых своих проявлениях совсем не сладок. И всё это не смотря на возможность использования в нём подручных средств в виде: «дедовской» луговой косы, триммера или четырёхколёсной бензокосилки. Ибо там, посреди дикой природы, долгими часами под открытым небом в жару, да при полной технической оснастке весом в несколько килограмм — жизнь уже по определению не способна казаться мёдом.
А когда всё это ещё и напролом по колдобинам суглинка, что по внешней стороне жестяного заборчика. Когда тебе суждено точно танку по бездорожью ломиться по местам, где «тайга почти непроходимая», то и подавно — лечь, сдохнуть тогда и не встать!
Ей, богу!
Конечно же, ёрничаю слегка: как говорится, своя ноша не тянет, если, конечно, она своя. И всё ж, надеюсь, что теперь даже самому несведущему стало ясно, откуда берутся уже небезызвестные и столь высокие расценки за покос посреди необъятных раздолий нашей Родины. Ибо сельские работы, оттого и дорогостоящи, что весьма изнурительны, будучи трудоёмкими. А то и вовсе, чреваты травмами. Ибо множатся они ещё и на многочасовую жару, да слякоть под открытым небом.
Знать, не ради жалобы или ещё какого нытья уточняю подобное. Сельский труд, он во многом ручной, он и впрямь предельно тяжёлый, до болезненной ломоты, что способна сковывать тело сверху донизу. Но, тем не менее, когда ради любимой женщины…
Вот уж и впрямь, сколько раз я прокосил за весенне-летне-осенний сезон «футбольное поле» своей новоявленной благоверной — со счёта сбиться! И всё это не абы как, а от чистого сердца, знать, подчастую в ущерб собственным делам. Да ещё таковым, которые за меня никому более сделать, вообще.
А тут ещё и куча песка!
Нет, правда, я не шучу!
А когда уже ко всему известному вдовес получаем ещё и самую что ни наесть натуральнейшую куча песка, да не абы где получаем, а прямо посреди дачи. Эдакую нехилую кучу, которую когда-то, кто-то и почему-то вывалил прямо туда, куда он её и навалил когда-то… матерь божья! Как сейчас помню, была данная куча метра два на два шириной и в полтора высотою. Торчала она аккурат перед въездными воротами, точь бельмо на глазу — и не обойти её было, не объехать. Одной фразой, ничегошеньки от неё приличного не наблюдалось кроме практического, да эстетического ущерба.
Ну и… ясно дело, раз уж ты хозяин, то надобно зачищать. Ибо не можно соседствовать с эдаким безобразием, ежели ты вдруг становишься хозяином эдакого безобразия.
Но, а что такое крячить песок, да глину вёдрами или в лучшем случае в одноколёсной тачке, думаю, объяснять не стоит. Особенно мужчинам, которым хотя бы раз, но приходилось сполна прочувствовать данное «удовольствие». Когда, тут… да и не только тут, а вообще — по умолчанию, можно напрочь без рук и ног остаться. А заодно и запросто выродить на почве полуобморочного перетуга нечто загадочное, данному объёму грунта соответствующее.
Что и говорить, более изнурительной, издевательски выматывающей работёнки, чем эта, сложно представить.
Но, хозяин же, блин, хозяин!
Да не просто хозяин, а уже без пяти минут, как законный муж… объелся груш!
Вот и я тогда, в июле месяце, «объелся» по самое горло, в очередной раз наивно положившись на искренность и порядочность своей без пяти минут благоверной. Буквально, ударными темпами в две руки, да с тачкой на одном колесе, я умудрился за полтора часа перекрячить оную кучу с центра дачного периметра на его окраину. Дабы там, аккурат за вагончиком, уложить песок самым наипрелестнейшим образом — эдаким невысоким, ровненьким бруствером, опрятно вытянутым вдоль жестяночки.
Короче говоря, мило дело получилось — и глаз не трёт, зато радует. Да и под рукою рядом теперь, если на что понадобится.
Как вам думается, дорогие мои хорошие, во сколько бы узбекские лесорубы оценили подобную услугу, доведись им на неё подвязаться? Не иначе, как в тысяч пять по тем временам, не глядя. Да, ещё и тачку по ходу эдаких дел ухандохали бы — и это точно!
Что и случалось уже не раз с ручным сельхозинвентарём благоверной, в том числе и дорогостоящим, который она неоднократно доверяла кому ни попадя в своё отсутствие. Скажем, взамен четырёхтактной газонокосилке, что скоропостижно почила вдруг (понятно, по чьей вине) незадолго до моего появления под Калугой, благоверной пришлось закупать новую, буквально, накануне нашей свадьбы. А ручную, но уже очередную двухтактную, мы вместе приобретали в конце июня, аккурат следом за «болгарской эпопей».
Так, всё разрастающееся и разрастающееся в небезызвестном вагончике «кладбище сельхозинвентаря», только при мне было дважды приумножено. Но, а сколько до меня, даже гадать не хочется. Вот и ещё тебе расходов на многие тысячи рублей. То есть, не иначе как словить тебе «пламенный азиатский привет» на прощание, в котором убытков с вагон и целую тележку. Где и раздолбанная бензопила, разшурупенно-задреленные до мертвецкого состояния шуруповёрты и дрели, да неведомо куда подевавшиеся гаечных ключи, отвёртки и тому подобная… нет, вовсе не мелочь — тоже станут не исключением. Кстати, о пропаже последнего выяснилось гораздо позже, когда от этих трудолюбиво пришлых на наши земли постояльцев и след простыл.
Но и более того, собственно, отчего и зазвучала моя речь в их адрес совсем уже нелицеприятно!
Так, эти умельцы-лесорубы, без умения которых нам, оказывается, просто не жить (со слов чиновников, конечно), ещё и не хотели уходить, когда я принялся их выпроваживать с дачи. Было видно, что обжились они, попривыкли, расслабились, чуть ли не хозяевами себя почувствовали на территории одинокой дамочки, столь опрометчиво пустившей их к себе погостить. Пусть и на взаимовыгодных условиях, но всего лишь погостить. Было видно, как им не по нраву, что у дамочки этой появился мужчина. Да не абы какой, а местный, претендующий на главенствующее положение в собственном доме. Вследствие чего, мне пришлось чуть ли не на пальцах им разъяснять, что, будучи в гостях весьма опрометчиво злоупотреблять и пренебрегать хозяйским гостеприимством.
А уж моим, и подавно!
Вот и выходит, чего только не сделаешь ради возлюбленной, да? Ежели оно требует, то и грудью на амбразуру! Или, дорогие мои хорошие, всё-таки мелочусь? Разве не является нормой для мужчины отстаивать благополучие своей женщины? Конечно же, является, вне сомнений.
Но!
Но, только при одном условии, если рядом с тобой — женщина!
Тогда, как в нашем случае…
Но, а в нашем случае важно знать, как и на этот раз отблагодарила меня благоверная за мои очередные «души прекрасные порывы», что шли исключительно ей во благо. Да ещё и с явной экономией именно её личных денежных средств, из которых…
Думаю, не будет лишним несколько забегая вперёд, уточнить: да ещё и с явной экономией именно её личных денежных средств, из которых она ни одной копейки так и не потратила на меня. Ну, разве что за исключением мужских трусов ценой в 69 рублей и ноль-ноль копеек.
Впрочем, не станем и здесь торопиться, а двинемся и далее по порядку. Ибо то, как дефективная женщина способна распоряжаться семейным бюджетом… нет, правда, это нечто особенное, заслуживающее отдельного рассмотрения.
Поэтому, вновь возвращаемся под Калугу, где благоверная, бросив ироничный взгляд на меня, после чего на песок, аккуратно уложенный бруствером вдоль забора, с едва скрываемым ехидством спросила: «И это всё? А потел-то, пыхтел — просто жуть, аки тонны ворочал!»
В то время как я, подобно загнанному жеребцу, что отдышаться не в силах, медленно перевёл взгляд с благоверной на бруствер и вдруг со всей неожиданностью для себя осознал:
«А ведь и впрямь не поспоришь, ежели со стороны! Это ж, когда куча кучею была, то впечатляла своими объёмами, подстать Джомолунгме! Но, а теперь, когда она легла вдоль жестяночки без буйно-колосистого репейника по поверхности, при этом, благодаря опять же моим усиленным стараниям, без малейшего изъяна вписавшись в окружающую среду, то уже стала… ну да, эдакой невзрачной фигня-фигнёй, всего лишь очередной банальной разновидностью строительного грунта, прилежно оприходованного вдоль заборчика. И не более!»
Значит, стою я — смотрю, от перенатуга по-жеребячьи выпучив перед собою глазища, и вижу — вроде и права эта женщина. Вроде нет здесь ничего геройского, знать и не за что выклянчивать себе похвальбу. Не говоря уже про то, что настоящему мужчине вообще не пристало выклянчивать что-либо.
Ну да… выклянчивать!
Именно такое возникло тогда ощущение, именно подобную оценку происходящему пыталась донести до меня благоверная. От неё буквально на энергетическом уровне фонило:
«Ну и чего таращишься, похвалы ждёшь? А ты в курсе, что не пристало мужчине, если он всамделишный, вести себя подобным образом! Ради своей женщины он просто берёт и делает, молча! Ради возлюбленной он целые горы готов свернуть, даже не крякнув с натуги! Он, если надо, то и глобус земной вручную докатит к её ногам! В этом как раз и выражается его мужская настоящность!»
«А у тебя, чего там… всего лишь кучка песка?» — с ироничной пренебрежительностью в мой адрес продолжала фонить благоверная.
Но, а я, поглядывая, то на бруствер, то на неё, пытался понять какого хрена вообще происходит. И чем далее я пытался, тем всё более и более продолжал запутываться. С одной стороны и впрямь выходило, что она права — ибо совершенно ничего не наблюдалось геройского в только что мною содеянном. Зато с другой: «И какого хрена здесь вообще происходит, когда ты даже не собирался подразумевать нечто подобное? Но, тем не менее, с ума сойти! И откуда только берётся в этой женщине столько чёрной неблагодарности?» — терзала с обратной стороны меня въедливая мысль.
***
С этого момента, дорогие мои хорошие, дабы и впредь по достоинству
оценивать оное, столь иезуитски заковыристое для нормальной психики генетически полноценного человека, нам необходимо вновь обратиться к техническому разбору дефективного миропонимания. Пусть на короткое время, но как бы вновь заглянуть вовнутрь механизма паразитарной логики, в изуверскую схему её врождённого мышления.
Только так мы уже вскоре сумеем разглядеть, а значит и выучиться распознавать истинный смысл слов и поступков дегенерата, буквально, в каждом отдельно взятом случае.
Так, вот!
Для нас, дорогие мои хорошие, важно знать и с предельной ясностью осознавать, что главное для человекоподобного паразита на его пути к достижению человеконенавистнических целей — это использование любых возможностей, что позволяют выставить жертву в уничижительном положении!
Почему?
Скажем, уже не секрет, что дефективной женщине (с её-то жизненным опытом) не надо рассказывать про хорошо ей известное. Особенно про то, что её расставание с хорошим мужчиной есть фатальная неизбежность. Что рано или поздно он разберётся с коварной подоплёкой её манипуляций. А значит, может и не на шутку в ответ на эдакое паскудство рассвирепеть. И тогда, то единственное, что способно будет поумерить пыл его праведного возмездия, это выставленный счёт. Да, тот самый счёт, выставленный прямо перед носом жертвы, в коем… помните?
«Я тебя кормила, я тебя поила, да я тебе давала… верблюжье покрывало! Но, а ты чего там для меня, говоришь? Кучку песка перетаскал? Тоже мне, герой нашёлся — тьфу на неё, на кучку! А заодно и на тебя, бабуин мелочный, тьфу-тьфу! И вообще, усваивай! Это не я, а ты теперь мне должен. И так, по умолчанию — во веки вечные! Ибо за верблюжье покрывало ты уже никогда со мной не расплатишься!»
И что самое интересное, здесь и впрямь можно запросто остаться в должниках — оторопев, да смятенно просев перед наглостью эдакой. Что и не удивительно, ты же совестливый в отличие от дегенерата.
Но, а с совестью, с нею как?
Ежели она не подкреплена необходимым на то жизненным опытом, знать и тебя, дорогой хороший, очень просто будет ввести в заблуждение — заморочить, а далее и пристыдить. Стало быть, преподнести, а то и вовсе выставить в уничижительном свете любые твои начинания, достижения и заслуги.
Чего и добивается человекоподобный паразит по умолчанию при достижении своих коварных целей.
Только уже поэтому, будучи отколбашенным прямо в грудь, а заодно и в спину подлючестью благоверной, знать, прекрасно понимая, что происходит на самом деле, я резко оборвал её на полутьфуке и воскликнул, всё более и более вскипая от праведного негодования: «Щас, как возьму, да в точно обратном порядке всю эту хренотень перетараню! И пусть она до скончания света продолжает торчать на твоём «футбольном поле» кучей дерьма с Джомолунгму!
И вообще, дорогуша, похоже, лечиться ты не собираешься! Сколько было говорено и всё бестолку — ни так, так сяк, но ты пытаешься вновь манипулировать мной! И что обиднее всего… я ж для тебя стараюсь и стараюсь от чистого сердца, бескорыстно. При этом, совершенно невзирая на собственные издержки. Ведь за то время, что мы вместе, я смог бы много чего полезного сделать, но уже для себя — лично. И, тем не менее, лишь по той причине, что хотелось бы искренне верить в наше счастливое будущее, я продолжаю разгребать именно твои завалы, не имеющие ко мне никакого отношения.
Только почему я кувыркаюсь… нет, не с нашей, а исключительно с вашей кучей песка на вашей же даче! И что получаю в ответ?»
Но, а в ответ…
А в ответ, благоверная, лишь недоумённо пожав плечиками, небрежно бросила мне через плечо, направляясь в двухэтажную баньку: «Да ладно тебе! И чего взбеленился? Надумываешь, накручиваешь! Ничего плохого мной не подразумевалось. Просто, пошутила и всё. Зато ты, дорогой, явно становишься излишне мнительным!»
Вот и весь ответ, дескать:
«Сам ты и дурак, дурачок доверчивый! Сам навязался, сам подвязался, хотя никто тебя не просил об этом!»
И ни слова, ни полслова более, даже не попытавшись сгладить напряжённость текущего момента — ни доброй улыбке тебе, нежности или ещё каких обнимашечек с целовашечками, как поступила бы хорошая женщина при нечаянной ссоре со своим любимым, единственным и неповторимым.
Часть 2
Так, за эдакими событиями мы и заметить не успели, как подоспела середина лета. Глядь, а на дворе уже воцарилась вторая половина июля в неудержимо цветущем своём благоухании.
Знать, вот и оно — время отпусков.
В связи с чем благоверная:
— Наконец-то, дорогой! — поспешила уведомить меня. — Готовься, нас ожидают целых четырнадцать дней… нашего «медового месяца»! Ну да, конечно же, нашего! Или успел забыть, что с этим делом как-то не задалось после свадьбы? Не беда, зато теперь наверстаем!
— Кто ж против, я только за! — отвечаю, слегка поубавив выражение явного удивления на своём лице. — Уж кто-кто, а я-то помню, как и что у нас с тобой не задалось. Вот и оно, самое время тебе реабилитироваться в моих глазах за «болгарскую эпопею»!
— Даже не сомневайся, любимый, реабилитируюсь! Короче, собираем манатки и рвём на дачу — к лопухам-подсолнухам! Эх, красота, разгуляемся — отдохнём!
— А почему не к медузам и чапыжнику, что колосится по берегам Чёрного Моря? — спрашиваю я слегка озадаченно.
— Понимаешь… тут, такие дела… — замялась благоверная. — Болгария, к сожалению, уже занята. Там сейчас отдыхает младшенькая со своим мальчиком.
— То есть, по второму заходу что ли?
Говорю, а сам чувствую, как не могу избавиться от зарождающегося где-то в глубине души неприятия к происходящему. А как же иначе, когда тебе в очередной раз (да ещё и после всего пережитого) предлагается худшее — всё тот же кусок глины размером с футбольное поле, да и тот предлагается не для отдыха. В то время как её бывшим вновь перепадает неизменно лучшее.
А главное, не забываем, от кого перепадает — от собственной же супруги, которая для тебя более чем настоящая и уж точно не просроченная.
На моё замечание «Какого ляда ты снова двинула меня ради этих своих прошлогодних?», благоверная отвечала с видом почём зря обвиняемой бяшечки:
— А что здесь не понятного, дорогой? Теперь мы отправляемся под Калугу вместе! Лично я этому очень рада. Зато ты, как посмотрю…
— А вот и не угадала! — отмахнувшись от неё, точно от наваждения, пробурчал угрюмо. — Ещё чуток и просто разрыдаюсь от умиления, глядючи на эдакое счастье! Нет, правда! Твоя самопожертвенность сравнима лишь с участью жён декабристов, ибо не каждой женщине по силам отправиться под Калугу на целых четырнадцать дней вслед за своим мужчиной!
Собственно, вот и всё на что я тогда сумел сподобиться, будучи ещё не обременённым в должной мере опытом непосредственного сожительства с человекоподобным паразитом. «Ладно, пусть будет! — подумалось мне. — Куда важнее как завернёт далее с теми же падчерицами».
И уже часом позже мы выдвинулись в один из ближайших городков, по магазинам. Дабы, отоварившись там, уже рвануть непосредственно на «нашу, нашу дачу».
***
То есть и оглянуться не успели, как огроменный супермаркет принялся затягивать нас в прорву своих переходов — из одного торгового помещения в другое. В то время как за его «бортом» — на улице…
М-да!
Такого урагана я даже представить не мог ранее, он буквально обрушился потопом, обрушился неожиданно всей своей чудовищной мощью — неведомо откуда взявшись в доли секунды и совершенно не понятно с каких ананасов!
Небо, ещё минутой ранее безупречно чистое, теперь представляло собой едино-чёрное бурлящее месиво из бесконечного потока воды с градом. В коем, первое, подобно водопаду заливало любое свободное пространство. А второе неистово и даже бесновато долбало ледяными пулями с перепелиное яйцо по всему движимому и недвижимому. При этом, обезумевшая стихия продолжала не только грохотать, но и скрежетать по крыше супермаркета, жутко завывая порывами ветра, хаотично катая и безудержно опрокидывая на асфальт увесистые тележки для покупок. И мы уже было решили, что нашей машине, припаркованной тут же на стоянке, хана.
И вдруг… этот кошмарик словно кто-то взял и выключил. «Раз!» — и урагана не стало!
Нет, небо не прояснилось, оно по-прежнему нависало над нами тяжеловесно-мрачным полотнищем. А вот ветер, град и ливень точно корова отовсюду слизала языком.
Так, весьма потрёпанные эмоционально, а заодно и под завязку отоваренные, мы выбрались из бесконечных торговых переходов на поверхность. Где и обнаружили к своей неожиданной радости, что наш автомобиль целёхонек, да ещё и сияет словно только что из автомойки.
Такой вот, не иначе как фантастически непредсказуемый тюнинг с ним приключился посреди ураганного ужаса. Одной фразой: счастливчик, да и только!
И чего совершенно нельзя было сказать о теплице, что так же поджидала нас, но уже под Калугой — на «нашей, нашей даче».
Иначе говоря, по прибытию застаём там следующую, не менее удивительнейшую, картину. Дождь и град неким волшебным образом обошли местные пенаты стороной, зато ветер по ним нагулялся, да набуянился всласть. С теплицы были сорваны два листа поликарбоната. Они валялись неподалёку от французских редут Сен-Жермена, будучи в рваных дырах (точно от пуль) по местам своих креплений, что к арматуре. При этом, пластик был безжалостно переломан — один напополам, другой у четверти.
Да так, что восстановлению уже не подлежал, вроде как.
Но, не будь я сыном своего отца. Да ещё и в придачу хозяином, блин, хозяином.
И совсем уже некстати над французскими редутами в тот же день… нет, я и на этот раз не оговорился, дача благоверной находилась как раз на оборонной линии, которую занимали французы при известных событиях 1812 года. Так, вот — и уже совсем некстати над французскими редутами зарядило самое настоящее пекло.
После жуткого урагана, на Калугу обрушилась не менее жутко неимоверная жарища.
Ну… и понеслось!
Вместо «медового месяца» я целых четыре дня прокорячился над восстановлением теплицы. Отчего, кстати, не шуточно пострадал, ибо в ближайшие три часа так обгорел на солнышке, что всю последующую неделю облезал собственной кожей подстать удаву, заготовленному под изделие дамских сумочек — лихорадило меня тогда и колбасило не по-детски, когда и резкого движения было не сделать.
До кожи не дотронуться было — больно, зажаренная же, ведь!
Хотя, согласен, кого-либо винить в таком случае себе дороже — сам не углядел, значит, сам и дурак. Только стоит заметить: я и на этот раз вовсе не ради себя в дураках (да ещё и зажаренных) оказался, а всё тож — ради своей новоявленной благоверной. Знать, во благо её бывшей семейки — во благо их общих дел, не имеющих ко мне ровным счётом никакого отношения.
Что и говорить, довелось мне тогда накорячится по самое не хочу. Уверен, тем, кому хотя бы однажды удосужилось на солнцепёке зависнуть с шуруповертом над арматурой, объяснять далее ничего не надо. Но, только и в этом — не суть!
Куда важнее знать, как вновь отблагодарила меня благоверная за всё хорошее.
Во-первых!
Тогда я был не уверен, что в том числе и данная недвижимость моей супруги уже не переписана на кого-либо из её бывших. На детей ли, внуков, племяшей или племянниц — какая разница. Да пусть хоть на отпрысков Мао Цзэдуна в честь очередного юбилея Великой Китайской Революции, по-любому, мне от эдакого становилось не легче.
Думаете шучу про Цзэдуна?
А вот и нет!
Дело-то имеем с кем?
И, во-вторых!
Мужчина-то я хороший, стало быть, не по мне оставлять человека на едине с его бедой. А когда оный человек ещё и твоя собственная жена…
Думаю, теперь ясно, почему без излишних раздумий я в который раз подвязался под чужие дела и делишки в ущерб своим — собственным. Почему с самого начала, проявляя инициативу, настоял не тратиться на закупку нового пластика, что благоверная намеревалась сделать, едва узрев раскуроченную теплицу. Иначе говоря, почему я изначально постарался уберечь эту женщину от необдуманных решений.
А значит и от неоправданных финансовых издержек, которые для неё принялись безудержно накапливаться.
Ибо за пару листов поликарбоната, за набор бит для шуруповерта, за полторы сотни шурупов и тому подобное (где по мелочи, а когда и нет) — по любому пришлось бы раскошелиться на значительную сумму. Что завсегда является принеприятнейшим обстоятельством.
А то и более — неприемлемым, когда и без того каждая копейка на счету.
Как, то и вышло тогда для благоверной со всеми её ежемесячными затратами, среди которых приключения на «поляне невест», «болгарская эпопея» и ежемесячные выплаты на содержание совместного с дочерьми имущества становились всего лишь незначительными эпизодами. Ибо параллельно им присутствовали куда более существенные, такие, как текущие ремонты там и сям, либо замена поломанного на новое, где и авторемонты с дорогущими запчастями так же становились обыденными. Не говоря уже о крупных выплатах за обучение в магистратуре младшей дочери, что исчислялось несколькими сотнями тысяч в год — эдакое дело нынче, известное дело, далеко не копеечное.
Всё это крайне отягощающим грузом взвалилось на плечи… ну да, именно моей новоиспечённой супруги, которая на тот момент (как помним) сделала всё возможное, чтобы оный груз так и остался довлеть именно на её хрупкие плечики.
И, тем не менее, где словом, а чаще всего делами, я содействовал этой женщине как мог.
Именно по моей инициативе было отказано наймитам, которых благоверная намеревалась подрядить нам в подспорье, что и ударило бы по её кошельку ещё одной чередой непредвиденных расходов. Так, буквально продолжая заботиться о чужом, я разъяснил, что столь опрометчивый, подход к делу в итоге может обернутся суммой равной стоимости новой теплицы. Что само по себе — уже абсурд, ибо в таком случае разумнее вообще не заморачиваться с ремонтом.
— Только и это не панацея! — продолжал увещевать я, так экономя не только чужие деньги, но и пытаясь оздоровить наши весьма пошатнувшиеся личные отношения.
Неприятный осадочек-то в душе, особенно после болгарской эпопеи, как не верти, но остался. Вот я и старался тогда, как мог, не только увещевая, но и делая:
— Даже не сомневаюсь, дорогуша, нас впереди ожидает много чего хорошего. Только без искренней заботы друг о друге, теперь нам навряд ли до хорошего добраться. И дело здесь не только в том, что происходило с нами ранее, а ещё и в нашем с тобой возрасте, которого на двоих уже за сотню перевалило. Согласись, времени у нас, в том числе и на хорошее, совсем не много осталось. А хотелось бы и впрямь ещё пожить в своё удовольствие, да рядом с любимым человеком. Собственно, как ты и уточняла чуть ли не в первый день нашего знакомства.
Поэтому, предлагаю взаимопонимание, многократно помноженное на искреннюю заботу друг о друге, прямо сейчас взять за правило и уже никогда не отступаться от него.
А это значит, мы и далее будем считать правильно, дабы во всём и всегда в нашей семье был достаток, а не убыток. Равно, как в делах душевных, так и практических.
Поэтому, считаем правильно!
Предположим, что определились — дорогостоящий ремонт нас не устраивает. Но и тема с покупкой новой теплицы вовсе не греет. Те же двадцать тысяч, что просят за неё торговцы на местных строительных рынках, для нас, как говорят в народе, сегодня «не айс».
И вот почему!
Здесь важно понимать, что именно в таком случае тебе предлагается. Навряд ли за столь малую сумму возможно приобрести нечто большее, чем всего лишь парниковый эффект под пластиком. А ведь тебе, как я понимаю, хотелось бы ещё что-либо лицезреть помимо эффектов — помидоры там, огурцы, баклажаны, что бок обок с кабачками, перчиками и даже арбузами. Да?
— Ага! — отвечала благоверная утвердительно. — Хочу!
— Тогда, дорогуша, — продолжил я, — придётся раскошелиться на все тридцать тысяч с копейками. Стало быть, на правильную модель теплицы, знать, из качественного материала, который не будет препятствовать прохождению солнечного света, что жизненно необходим для любой культурной растительности.
И что уже в свою очередь, помимо стоимости товара, повлечёт за собой его доставку на место, с последующей погрузкой и разгрузкой. Это тоже отдельная плата, куда плюсуй ещё цену за бензин перевозчику. Равно, как и сборку доставленной обновы с последующей её установкой. Тоже денег стоит, если оно, конечно же, потребуется. Но, не мне здесь тебе рассказывать, что бывает и такая конструкция, когда без лишних рук с ней не обойтись.
А это значит, «вот тебе и бабушка юрьев день», как говорится! Подобная затея, если не предусмотреть всего выше сказанного, запросто может вылиться в несоизмеримо большую сумму, чем тридцать тысяч… с копейками!»
— Только уже поэтому, — подытожил я, — в нашем случае куда более предпочтительнее не покупка, а все-таки ремонт, но по правильному образцу! Что и выйдет на много дешевле, при этом не сказываясь на качестве конечного результата.
Что и обещаю тебе лично!
Ну и… что скажешь, жена моя возлюбленная? Не против, если мы прямо сейчас начнём выстраивать исключительно правильный ход наших событий? Когда собственную жизнь не рвут на части, а собирают в единое целое — ради близких своих, родных — любимых. Когда родичи заботятся друг о друге от всего сердца — искренне, а не ради личной выгоды или ещё какого шкурничества, паскудства. Ну и… не против, начнём?
— Ещё бы! — отвечала мне благоверная. А я смотрю и вижу, как она уже и сияет, и сияет вся счастливо.
— Вот и ладно! — подытоживаю, значит. — Со своей стороны… кстати, не забывай, я пока продолжаю осторожничать — дочки твои по сей день почему-то отмалчиваются. Так что, не обессудь — денег с моей стороны на ваши дела и делишки не жди. И, тем не менее, видя, что манна небесная на тебя сверху не валится, ты зарабатываешь на неё с большим трудом, я и далее буду проявлять заботу о твоём кошельке, что для меня тождественно заботе о твоём здоровье. А это значит, гастарбайтеров нанимать не станем — сами управимся. Даже не сомневайся, управимся. Обещаю, в течение трёх-четырёх дней преобразить всё ломаное на вашей… Хорошо, как скажешь, дорогая.
Обещаю в течение второй половины недели всё ломанное на нашей даче, преобразить в отремонтированное. Но, только при одном условии: если ты чуток мне подсобишь. Ага?
— Ещё бы! — отвечала благоверная, уже сияя счастливо не только от уха до уха, да с головы до пят, но и заливая своим сиянием калужские дали от края до края.
***
Так, первый день очередной нашей эпопеи, но уже с теплицей, был потрачен на закупки всяко-разно необходимого для ремонта. Намотались мы тогда, натаскались под самую завязку собственного терпения и сил. Без малого пришлось объехать все ближайшие строительные рынки, помимо местного — деревенского, где выбор хозяйственных товаров был изначально невелик.
После чего, ну да, всё верно — шуруповерт мне в руки и на ближайшие четыре дня под самое верхотурье — на солнцепёк. Да не абы как, а ещё и с пораненной рукой, которую я по неосторожности порезал, ровняя листы поликарбоната (его ломанные края, как правило, остры подстать бритве — слегка задел и получай резанную, а то и рваную рану до самой кости).
Считаюсь? Мелочно?
Нет, то работа — вовсе не виртуальная, как в данную минуту на столь же виртуальной бумаге, а даже очень реальная!
С кондачка с ней не справиться — тут и сноровка ума нужна, равно как и тренировка тела. А главное, что подошёл я к данному делу бескорыстно — с душою и от всего сердца. Ради жены своей взялся за дело эдакое, да не абы как, а по серьёзному — ради той самой, своей единственной, с которой навсегда, да на всю оставшуюся. Знать и результаты в итоге получились качества превосходного.
Ну, то есть!
Я и представить не мог тогда, буквально раскоряченный посреди знойного лета на раскалённой под солнечными лучами металлической арматуре, чем всё это закончится. И, прежде всего, чем закончится именно для меня — лично.
А закончилось это…
Часть 3
Как и было мной обещано, всё ломанное на их даче я благополучно реанимировал в обозначенный срок. Пусть и не до первоначального состояния внешне, но столь же приличного. А главное, с практической точки зрения куда более надёжного, чем оно было ранее.
Скажем, все явно критические недочёты, которыми грешила изначальная конструкция теплицы, что и сказывалось на её прочности, были мной успешно устранены. Благодаря чему (даже не сомневаюсь), калужским ураганам она стала не по зубам.
И вдруг…
…ох, уж это вдруг, когда дело имеешь сами знаете с кем!
И вдруг, как только все текущие ремонты поиссякли, а вслед за ними и первая неделя нашего «медового месяца», стало быть, ровнёхонько в полдень очередного воскресенья, как всегда, отобедав от пуза, моя без пяти минут «декабристка» заявила:
— Дорогой, я уезжаю сегодня в гости к старшей дочери на всю вторую неделю отпуска. Так что учти, увидимся не скоро.
— Не понял! А как же я? — наверное забавно было тогда наблюдать за мной со стороны, за эдаким дурачком доверчивым, только что по полной задарма отбарабанившим работёнку… нет, совсем не на нашей, а на ихней даче, да ещё и позволившим себе возмутиться, а то и негодовать в ответ на очередной беспардонно хамский закидон этой дефективной женщины. — Так у нас вроде как «медовый месяц» в самом разгаре, дорогая! Или я снова что-то неправильно понимаю?
— Ну да, неправильно! — сокрушённо вздохнув, благоверная скромно потупила взор. — Хотя, вовсе нет, это я не понимаю с чего ты вдруг взъерепенился. Можно подумать, нам по отдельности нечем заняться. Вот и принимайся за свой проект. Если честно, аж зависть берёт, какая благодать для него здесь настанет в моё отсутствие!
Ну, а с «медовым месяцем»… ещё успеется, как-нибудь потом. Да и вообще, дорогой, согласись, курам на смех… молодожёны нашлись! Ты и сам недавно уточнял, что нам с тобой на пару далеко уже за «тлидцать тли с хвостиком». Так что пора бы остепениться с медовыми-то месяцами, дедуля!
После чего, моя «декабристка» подстать лягушонке бойко запрыгнула в свою полноприводную коробчонку и лихо укатила по калужским далям в калужскую даль, даже не попытавшись что-либо ещё добавить в своё оправдание.
Но, а далее… думаете, так и закончилась наша с ней «медовая эпопея»?
Ничего подобного, нет!
Не успел я оглянуться, как и вторая неделя пролетела.
То есть, сижу я, значит, в беседочке очередным воскресным вечером один-одинёшенек и прислушиваюсь: не моя ли это лягушонка, возвращаясь ко мне по деревенской дороге, тарахтит в своей коробчонке? Дескать, не она ли это с нетерпением желая объять меня в свои загребущие от преизбытка чувств объятия, торопливо торопится, колдыбая по местным колдобинам?
«Уж и впрямь, не она ли?» — прислушиваюсь, да приглядываюсь.
Ан, нет, смотрю, и на этот раз — не она. Потому как она…«дзинь!» — звонит мобильный.
Беру трубку, а в ней:
— Привет, сизокрыл! Как ты там, один-одинёшенек? — и не дождавшись ответа, продолжила. — Ох, и намоталась я за последнее время — нет сил, надо бы отдохнуть. Короче, еду в Москву. Так что сегодня меня не жди. А, ну да! И через неделю не жди, буду занята. Знать, теперь уже до середины августа не увидимся. Короче: люблю, скучаю, пишите письма!
На что я, почти слетая с катушек при полном отсутствии тормозов, гневно зарычал:
— Хрен с ним, что твой муж, то есть, я… объелся груш! Что вместо благодарности в мой адрес, ты, в который раз вильнув хвостом, умотала к своим бывшим, тем самым плюнув мне в лицо за всё хорошее! Хрен с ним, что я очередные две недели собственной жизни потратил на ваши хреновы дела и делишки, да ещё и себе в убыток! Хрен с ним, как говорится: сам повёлся — сам и дурак! Но, вот за то, что при этом ты ещё и умудрилась плюнуть мне в душу, осознанно загаживая наш «медовый месяц» своей подлючестью, я тебя не прощу!
А это значит, ты сейчас же вернёшься ко мне!
В противном случае я уже не на словах, а на деле возьмусь вертать в исходное состояние ваши «джомолунгмы», жестяные помятости, что на фоне раздербаненной раздолбанности теплицы! Дабы впредь этой хренью занималась исключительно твоя расчудесная родня! Слышишь? Либо ты сейчас же вернёшься на дачу, либо… и не с пустыми руками вернёшься, а ещё и жрать привезёшь!
На что благоверная невозмутимо и даже с некоторой иронией в голосе поинтересовалась:
— Ой, да ты никак с голодухи пухнешь?
— А то, нет! — продолжал я рычать в мобильный телефон. — Можно и впрямь подумать, что тебе неизвестно про последнюю тысячу рублей, которая оставалась в моём кармане после твоего скоропалительного отъезда!
— И что? — уже с явным пренебрежением прозвучало мне в ответ. — Разве ты не в курсе, на кухоньке макарошки в пакетике, в холодильнике — майонез. А заодно и подножный корм (так и сказала — подножный, да ещё и корм) тебе в помощь. Мог бы и с грядок чего надёргать, с кустиков смородинки поклевать. Как говорится, было бы желание — с голоду не помрёшь.
И тут меня осенило: «Так вот по какой причине эту женщину столь скоропалительно сдуло с тридцати соток подножного корма на большую землю! Жрачка кончилась!»
И то не иносказательно, а по факту.
Ибо на самом деле к концу первой недели нашего «медового месяца» дачный холодильник опустел напрочь. Всё самое питательное, что ранее имелось в нём, было съедено. И только майонез, пачка макарон, помноженная на банку зелёного горошка, да пара коробок с китайской отравой под названием «Доширак» сиротливо поглядывали прямо из холодильника на окружающий мир, а заодно и на меня.
Взглянул и я на них при последнем уточнении благоверной. Да не абы как, а по-особенному взглянул, чуть ли не лязгнув зубами. Но, а ежели без шуток — по-философски взглянул. После чего меня уже окончательно до осенило:
«Так вот почему благоверную столь спешно сдёрнуло с французских редут нищих питательной порослью. Нет, не столь из-за жрачки, сколь…
…из-за бабла!
Ну да, вот где собака для неё и на этот раз порылась!
Одно дело на собственные деньги тешить собственную тушку, будучи посреди солнечных берегов Болгарии, да умилённо поглядывая на морские глубины черноморского курорта. И совсем другое, тратиться, но уже пребывая в трудовой позе озабоченного примата посреди шмата глины с футбольное поле, затерявшегося где-то в задумчивых далях деревенской глубинки, что под Калугой. Да ещё и тратиться при этом не только на себя, но и на очередного своего муженька, баранякнуто-доверчивого. То есть, на того, который уж точно не для эдакой роскоши заводился, чтобы тратится на него из собственного кармана!»
«Оттого и сдуло благоверную с дачи, точно ветром сдёрнуло! Знать и тема „погостить у дочки“ изначально ею предполагалась, да втайне от меня вынашивалась!» — продолжал я уже с горечью в сердце додумывать, одиноко сидючи в беседочке, что стояла бок обок с мангальчиком неподалёку от двухэтажной баньки.
***
Но, и это ещё не всё!
Думаю, наиболее наблюдательные, особенно из дефективных, сейчас подметят: «Смотри-ка, пожрать она, оказывается, любит! Вона как с ним — в чужой рот горазд заглядывать, зато про свой уточнить забыл! Вот и отвечай теперь! Что ж ты, упрекая свою благоверную „джомолунгмами“, потребовал от неё не только вернуться, но и провиант подвести? Видать на проверочку — одно другому не мешает! А уж когда дело доходит до собственного брюха, то и подавно, да?»
Ну да, дефективные вы наши, нет слов — подловили.
Но, а теперь о том, как оно было на самом деле, а не так, как вам выродкам хочется думать и понимать, всё переиначивая.
Нет, правда!
Очень хотелось бы знать, чем руководствуются под Калугой собственники сельпо, когда определяют конечную стоимость своего товара. Ибо, глядючи на ценники в местных магазинчиках, неизбежно складывается стойкое впечатление, что ценообразование под Калугой на все виды товара и услуг формируется от балды. Да не абы какой, а в которой кроме алчности паразитирующего посредника вряд ли что иное отыщется.
Иначе говоря, по всем признакам подкалужные нувориши (нет, я не оговариваюсь — не подкалужские, именно подкалужные, как правило, пришлые на нашу землю — чужие нам) давно забыли думать, что это значит, когда отовариваешься, ну… пусть и не у самого производителя, то хотя бы на оптовых базах. Что и позволяет по мере возможности перекупщику не только сохранить человеческое лицо, но и быть конкурентоспособным — наиболее свободным, гибким в ценообразовании.
А значит и не слыть тупой сволочью, лишь обдирающей покупателя ради собственной наживы.
Так вот.
Когда ты впервые оказываешься посреди калужских далей, то у тебя не минуемо складывается стойкое впечатление, что местные нувориши (будучи сами не производителями, а лишь спекулянтами) закупаются даже не с оптовых баз, а прямо в сетевых магазинах ближайшего к себе городка. Стало быть, закупают товар уже с полным комплектом на него магазинных накруток. Когда, скажем, пачка печенья, купленная в розницу за семьдесят с копейками, далее впаривается покупателю за три сотни, а то и более рублей. Одним словом — втридорога!
А это значит, если бы я отважился тогда прожить на тысячу рублей посреди французских редут в течение месяца, то уже вскоре принялся бы глодать калужскую кору с калужских берёз и сосен, заедая глиной, да запивая «коктейлем» из луж. Ибо местным спекулянтам не понадобилось бы и пары дней, дабы обобрать меня до нитки. Но, а что касаемо подножного корма, которым со мной великодушно хотела поделиться благоверная, то… тут, было бы лучше взять и уже самому сразу повесится. Дабы не мучиться, раз на её «футбольном поле», по крайней мере, в то лето ни хрена ничего не выросло кроме самого футбольного поля!
Так, в доли секунды прокрутив в голове всё вышеперечисленное, да ещё и помноженное на откровенно вопиюще чёрную неблагодарность в свой адрес, я гневно прорычал в телефонную трубку:
— Да ты, видать, совсем офигела, роднулечка! Своих бывших и пичкай макарошками под майонезом, а заодно и подножной зелепухой, которая не уродилась и урождаться здесь не собирается. Вот уж кто тебе за эдакое великодушие отгрузит особую благодарность — не соскучишься! Но, а мне подстать скотинке на подножном корму быть не пристало. Равно как и привыкать к откровенно скотским отношениям, вследствие которых, если и суждено, то лишь окочуриться подобно французам, что и окочурились, поди, в 1812-ом на месте твоего лысого огорода вовсе не от пуль, а с голодухи!
— Ой, да ты никак без меня открытия начал делать… исторические! –наигранно хохотнув, благоверная попыталась неуклюжей шуткой остудить всё более накаляющуюся ситуацию. — Дорогой, какие проблемы? Не по нраву подножный корм — не ешь! В конце концов, можешь обратиться за помощью к сыну. Пусть он и станет для тебя прототипом незабвенного Сен-Жермена, который, кого-кого, а своих-то уж точно как мог поддерживал, будучи на нашем огороде!
На что я, понятное дело, уже окончательно рассвирепел:
— Да чтобы эдакое, да при живой жене, пусть и в корягу обнаглевши офигевшей, но вполне себе живой и здоровой? Да не бывать такому! Усваивай, если сын и приедет сюда, то не со жрачкой, а дабы отвезти меня прямо в ЗАГС для подачи заявления на развод с тобой, запоздало-хреноватое ты «счастье моё»! Вот уж и впрямь, просто ума не приложу, как угораздило мне вляпаться на старости лет именно в тебя посреди полчищ других, вполне себе вменяемых, московских разведёнок!
— Жди, скоро буду, сына не тревожь! Без него разберёмся, сами! — прозвучало в моё правое ухо из мобильника. А заодно и все остальные её 7\40 с припевом про «люблю — трамвай куплю».
Не прошло и часа как благоверная уже душила меня в своих объятьях. Невзирая на что, я заметил: «Спасибо за науку, дорогуша! Отныне меж нами — как аукнется, так и откликнется! Теперь я крепко-накрепко усвоил, как должен впредь заботиться о тебе!»
Глава 19, в продолжение главы «Про нашу, нашу… дачу!»
Часть 1
И вроде как ставлю точку:
— До тех пор, — говорю, — пока от твоих дочек не прозвучит внятного ответа о Родовом Доме, я умываю руки! Отныне и впредь, ради ваших дел и делишек я даже пальцем не шевельну!
Ага.
Сказать-то, сказал, но я ж хороший человек.
***
Две последующие недели мы провели в Москве, безвыездно. А на очередные выходные благоверная вновь тащит меня на дачу, успокаивающе приговаривая: «Не кипятись-пузырясь, любимый! Ты нуждаешься в свежем воздухе, так что не упирайся, поехали. Обещаю, никто тебе мешать не будет. Там и продолжишь заниматься своими проектами в привычном режиме, как всегда».
И на самом деле, с пятницы по воскресенье она чуть ли не с концами затерялась посреди огородных грядок, в то время как я посреди своих новых идей. Погода стояла расчудесная, мы даже успели в местной речке слегка побултыхаться.
Красота!
Вот и она, казалось бы, жизнь налаживается, но… ох, уж это пресловутое «но»!
Оглянуться не успели, а уже пора возвращаться в Москву. Иду, значит, открывать ворота на выезд и… матерь божия! Я буквально застыл в оцепенении перед водонапорной скважиной, что находилась неподалёку от места, где когда-то возвышалась та самая благоверненская Джомолунгма, сиречь, кучка песка, перечаленная мной за сарайчик.
Далее, для несведущих в загородной жизни спешу разъяснить некоторые специфические особенности происходящего тогда.
«Водонапорные скважины».
Они могут уходить в землю на десятки метров и бурятся сегодня запросто, вплоть до глубоко залегающих источников — ручьёв, рек и озёр. После чего, в такой скважине устанавливается техническое оборудование. Это, прежде всего, насос и присоединённый к нему водораспределительный бак, которому, уже в свою очередь, должно регулировать подачу воды посредством давления в две-три атмосферы по всему дачному участку, включая и жилые помещения.
Так и добывается нынче вода там, где её нет на поверхности. Дело это, не только технически сложное, но и весьма дорогостоящее. Только одну скважину пробурить — в копеечку влетает. А тут ещё и насос, не иносказательно, а буквально — железное сердце системы. Знать, каково оно, такова и жизнь организма в целом, не секрет. Поэтому, к приобретению и установке главенствующего оборудования большинство из нас подходит с особым пристрастием, не экономя на качестве, что уже сравни по цене бурению самой скважины.
Вот и благоверная в свою очередь не поскупилась, изначально поставив насос итальянского производства. Но при этом… в общем-то, как и многие из дачников, сэкономив на распределительном бочке. Который, может и не потянет на роль сердца системы, зато на роль желудка со всеми его входными и отводными — это точно. И, тем не менее, редко кто покупает распределительные бочки ценой выше двадцати тысяч. А то и вовсе берут быушные, с рук.
Знать и работоспособность данного железа соответствующая.
И вот… матерь божия, почти целую жизнь прожил, а такого ранее со мной не приключалось!
Стою, смотрю и вижу, как из-под люка водонапорной скважины стремительно растекается лужа. И не только вижу, но ещё и ловлю себя на мысли, что не в силах глаз оторвать от неё, явно намеревающуюся затопить собой «нашу, нашу дачу» целиком и полностью. Думаю, не сложно теперь догадаться, что причиной катастрофы стал водораспределяющий бачок, распираемый изнутри давлением в три атмосферы.
Ибо в пластине, прижимающей прокладку на его днище, произошёл пробив.
«Хренась!» — вот и получай теперь за минуту до выхода эдакий нежданчик подстать всемирному потопу.
Кстати, дорогие мои хорошие, не удержусь, замечу.
Ведь и впрямь, разве не чудо произошло тогда посреди родных нам — калужских далей? А?
Скажем, случись потоп минутой позже и уже неизвестно, чем могло бы всё это закончиться в тот же день, после нашего отъезда. В скважине-то, вся электропроводка была в открытом — оголённом виде. Знать и её затопило помимо прочего по самое верхотурье. И всё это при электрическом щитке, который оставался включённым постоянно. Только, прошу не счесть данное обстоятельство за некую безалаберность, свойственную мне лично, как хозяину.
Нет, ничего подобного!
Постоянная подача электроэнергии в сеть была на «нашей, нашей даче» связана с системой орошения, что мы установили месяцем ранее. И которая ни на минуту не прекращала работать, поддерживая необходимую влажность в теплице. А заодно и на открытых грядках, что благоверная с равным энтузиазмом обхаживала весной летом и осенью.
И всё ж, согласитесь, разве не чудо?
Начнись потоп минутой позже и тогда сложно было бы даже представить, чем всё это могло закончиться равно как для скважины, напичканной до отказа водонапорными потрохами, так и для самой дачи, подпитанной по разным местам от электросети.
Не говоря о том, как нечто подобное уже произошло однажды неподалёку, через пару соседских участков, где по сей день останки хозяйского дома не дают забыть о случившемся с ними. Правда, там всё выгорело почти до фундамента (нет, не от электро-замыкания, как могло бы подуматься многим), а по вине… шаровой молнии.
Согласитесь, да не дай-то бог, просто жуть — вроде только что было оно, а вот его и нет. И ничего не поделать при этом, разве, стоя в сторонке лишь наблюдать, как стихия безжалостно пожирает столь безгранично дорогое твоему сердцу четырёхстенное детище. Что и прочувствовалось мной в нашем случае почти молниеносно, сразу же!
Значит, благоверная в машине, а я… пожалуй и святой дух со всей своей мгновенной сиганутостью в те минуты не сумел бы составить моей прыти достойной конкуренции. То есть, смотрю, а передо мной уже и не лужа вовсе, когда и сам я уже далеко не перед въездными воротами, а на первом этаже баньки точно ошпаренный щёлкаю выключателями электрощетка.
«Фу-у-у! — наконец-то выдохнув с облегчением, я огляделся по сторонам. — Ага, вроде ничего не искрит и не дымится. Пронесло!»
Так, полностью обесточив оба насоса (второй под септик), а заодно и двухэтажную баньку со всеми её холодильниками, бройлерами, кухонными плитами, телевизорами и розетками, далее направляюсь в сарайчик и уже там напрочь вырубаю стабилизатор, что как раз и являлся основным проводником электричества от центральной электромагистрали на дачу.
Почему столь подробно про «тумблеры-рубильники»?
А всё дело в том, что благоверная, не смотря произошедшее, хотела обойтись лишь обесточиванием скважины. Таким образом, прежде всего, обеспокоясь сохранностью сливочного масла и ему подобной продуктовой мелочью, которая могла испортиться при отключённом холодильнике. На что я предусмотрительно заметил:
— Дорогуша, когда ремонтники будут менять злополучный бачок на новый, то навряд ли озадачатся тщательной проверкой целостности электросистемы, как таковой. Стало быть, нам профанам останется лишь доверять на слово тем, кто сегодня нанимается нами буквально с улицы. Вот и вопрос, можно ли быть уверенным в безупречном мастерстве подобных работников, равно, как и в желаемом для нас результате их деятельности? Нет! И ещё раз, нет! А это значит, что по завершению ремонта совсем не значит, что нечто не возьмёт, да и не перемкнёт по дачному периметру. После чего и вся дача в придачу иже с ним!
Только уже поэтому электросеть обесточим полностью, дабы иметь в дальнейшем возможность подключать её секторами, так, с наибольшей безопасностью проверяя исправленное на работоспособность. Но, а ежели при эдаком подходе, где и закоротит, то, по крайней мере остальное не пострадает, оставшись целёхоньким. Вот и выходит, дорогуша, выбор получается здесь не большой: либо ты остаёшься с пачкой неиспорченного масла из не обесточенного холодильника, что запросто может привести к исчезновению баньки, как таковой, с карты мира, либо… отключаемся!
Смотрю, а благоверная уже и сияет, и сияет вся, продолжая опасливо поглядывать на лужу, растекающуюся по местам злополучных редут Сен-Жермена:
— Как скажешь, дорогой! И чтобы я без тебя делала! Ты мой спаситель, герой!
— Угу, прямо-таки твой Кутузов, гордись!
Так, волею судеб, своевременно помноженной на мою врождённую проницательность, я отстоял в том же самом месте, что и мои далёкие предки… ну да, так и есть. Правда, ни перед Наполеоном в 1812-ом, а перед лицом электро-водонапорной стихии в 2017-ом, но всё же отстоял эдаким героем… пусть и не своё, а чужое имущество, не имеющее ко мне никакого отношения — и всё-таки отстоял. И что самое главное, точно так же, как и мои предки когда-то, рискуя не чужой, а собственной жизнью, буквально попирая своей стопой тоже самое вражеское укрепление.
И вот, что из этого получилось.
***
Возвращаемся в Москву.
Благоверная в тот же день находит через интернет некую контору по ремонту скважин. И прежде, чем затеять переговоры с её представителями, вдруг заявляет мне, якобы в сердцах:
— Нет, я и на самом деле не понимаю! Почему ты последнее время талдычишь, что эта дача моя? Она наша, наша! Или я уже тебе не жена, а ты мне не муж? Разве мы не любим друг друга?
— Ага, наша… простокваша — «люблю — трамвай куплю»! — отвечаю, прекрасно понимая, с чего это вдруг её пробило на выяснения отношений в преддверии предстоящего ремонта.
И уточняю:
— Ещё послушаем, что твои дочки скажут, в том числе и по поводу данного происшествия. Хотя по всем признакам они вообще не торопятся что-либо говорить. И, прежде всего, относительно нашего совместного будущего. Уж не чхать ли они на него хотели, а? Нет? Тогда, почему молчат, а заодно и ты вместе с ними? Вот, где вопрос.
Короче, дорогуша, хватит голову морочить! Вроде всё прояснили, но ты по-прежнему пытаешься манипулировать мной. Только на этот раз спешу тебя заверить — даже не надейся! То, что я сегодня спас вашу… да, именно вашу дачу от катастрофы, это совсем не значит, что теперь я ещё и займусь её ремонтом. Нет, даже не надейтесь! Сказано было, я и пальцем теперь не шевельну в твою с дочками сторону, пока не увижу, что мы — одна семья! Стало быть, далее я жду от вас не болтовни, а конкретных действий во благо нашего совместного будущего!
— Как скажешь, так и будет, дорогой! — резко осеклась благоверная. — Ничего подобного я не подразумевала, короче, не надумывай!
И чмок меня в щёку, чмок во вторую:
— Кстати, с девочками в фоновом режиме я продолжаю вести работу, постепенно подвигая их к правильным выводам. Но, будем терпеливы — главное здесь ждать. Уверена, не много осталось, когда все недоразумения, между нами, разрешаться в наилучшую сторону. Надеюсь, теперь ты понял, что я не зря моталась к своей старшенькой, да ещё и в наш «медовый месяц». Только ради нас с тобой это делалось, ради нас!
— Ага, даже не сомневаюсь, моталась ты не зря! — безнадёжно махнув рукой и не дослушав её до конца, я развернулся и ушёл заниматься своими делами.
Так, всё более убеждаясь, что для дефективной женщины лгать и лицемерить равносильно плевку под ноги.
Незаметно пролетели ещё две недели в течении которых благоверная наконец-то определилась с некими ремонтниками из интернета по поводу реанимирования «нашей, нашей скважины». Естественно, и мне туда дорога!
Пальцы-то, они пальцами «которыми не шевельнуть», но… с ними-то как? Шевели — не шевели, но, когда в паспорте штамп, знать никто и ответственности с тебя за собственную супругу не снимал.
Так и с меня.
За окном субботнее утро, солнечно — очередные выходные. На дворе месяц август незаметно подменил собою июль. Но, а мы на пару с благоверной чуть свет пилим на дачу.
Приезжаем, значит.
Несколько позже, подчаливают и ремонтники в наши края. С собой у них новенький бачок — синий такой, красивешный. Они ловко им заменяют старый, что дырявленный и… о чудо — водонапорная компрессия точно по волшебству оживает по всему «футбольному полю»!
После чего благоверная расплачивается за услугу тридцатью тысячами рублями (что, кстати, было недёшево, по крайней мере, в те времена по местным меркам) и водонапорные айболиты, бойко распихав заработанные непосильным трудом бабосы по карманам, благополучно отчалили по калужским далям в калужскую даль.
Но, а я в итоге, весь такой из себя изначально самоустранённый, конечно же, не удержался и наравне с ремонтниками полдня прокувыркался у скважины. Где подтаскивая и оттаскивая, когда подкатывая и откатывая, подавая и принимая всякое, короче говоря, будучи на подхвате, но прокувыркался. Естественно, не забывая при этом следить за качеством проводимых работ.
А как же иначе, раз хозяин и даже вполне себе официальный — всамделишный. А раз так, то и не оставлять же было на съедение этой паре явно матёрых деляг из неведомой шараш-монтаж конторы, пусть и местами вовсе не благовернистую, но всё же свою — вполне официальную благоверную.
Ибо не секрет, что нынешние строители давно уже сравнялись в своём бесстыдстве с проститутками, политиками, да с юристами — адвокатами. Когда за деньги человек готов продаться с потрохами, всё более и более расчеловечиваясь ради собственной наживы, при этом всячески подло попирая чужую жизнь.
Нет, правда, хорошие мои, ответьте!
Разве может кто из нас, ради собственной корысти отстаивать в суде интересы конченной мрази? Разве возможно, если ты ни грязь генетическая — ни человекоподобная крыса, отстаивать умышленно, с наиподлейшим коварством…
Однажды я был просто до глубины души поражён откровенным хамством и наглостью неких застройщиков, которые не иносказательно, а буквально оставили двух беззащитных стариков — мужа и жену, без крова над головой. Да ещё и умудрившись при этом поставить им двухэтажный дом на сваях.
Да, оказывается, бывает и такое, когда дело имеешь, сами знаете с кем!
А дело было так.
В тот день ноябрь месяц нещадно задувал по улицам студёным ветром, а заодно и по комнатам новостроя, который на свою голову приобрела уже известная нам пара престарелых бедолаг. Да, так и есть — именно бедолаг, хотя и не по собственной воле. Ибо то, что в итоге для них было состряпано… нет, не строителями, сиречь, зодчими, ибо так называть урождённых мерзавчиков язык не поворачивается. Ибо то, что в итоге двум немощным и столь же беззащитным старикам впарили манагеро-конторские застройщики, совершенно не соответствовало такому понятию, как жилой дом.
Вместо этого нашу реальность обезобразила очередная поделка выродков, эдакое откровенное надругательство над самой человечностью. Эдакая дырень, представляющая собой продырявленную повсюду и сплошь продырявленность, будь то по полу, стенам, крыше и потолку. Представляла собой единственное в своём роде дуршлагоподобно-каркасное чудище.
Жуть, говорю я вам, хорошие мои! Однозначно, то была жуть и не иначе! Что и мне удосужилось лицезреть пусть и не в натуре, а лишь в формате видеозаписи, но жуть! И то ни цифровой видеомонтаж был, а воистину чудовищнейшая поделка, на которую, пожалуй, даже сам доктор Франкенштейн, навряд ли сумел бы сподобиться!
Одним словом — беда!
Но, как говорится, мир не без добрых людей.
Знать уже вскоре, прознав про эдакие дела, хорошие люди стали стягиваться под продырявленную крышу новостроя, столь опрометчиво приобретённого престарелыми бедолагами. Равно, как и сочувствующие им — правильные строители, что (кстати, стоит особо заметить) многих тогда крайне удивило. Дабы (ещё раз повторюсь) современный строитель и человеческое лицо, способное к сопереживанию чужого горя, приходятся сегодня понятиями почти не совместимыми.
И, тем не менее, как выяснилось тогда, ещё не всё потеряно для человечества. Данный случай наглядно продемонстрировал, что пока ещё не из каждой души плотника, каменщика, да маляра выдулся благородный дух Зодчества!
И вот, стянувшись по зову сердца на помощь беде, знать, под продырявленную крышу, сочувствующие, слегка посетовав на происходящее, уже вскоре взялись и сообща, всем миром в кротчайшие сроки привели злосчастный новострой до жилого состояния. И всё это, конечно же, бескорыстно.
Да по ходу эдаких дел пытаясь усовестить негодяев-застройщиков, взывая к их совести — спрашивая с них по правде.
«Что же вы наделали? — сетовал тогда народ. — Старики вам отдали последние деньги, которые долгие годы копили ради воплощения своей самой сокровенной мечты. Ради своего последнего пристанища — семейного гнёздышка, о котором они грезили всю жизнь, ради которого продали свою единственную квартиру. В то время как вы, мерзавцы, мало того, что обобрали доверчивых бедолаг до последней копейки, так ещё и чуть ли не оставили их бомжами, буквально, без крыши над головой! Ибо в той дыряво-чудовищной конуре, что вами была замастрячена, ни то, что жить, но и находиться было смерти подобно!»
На что конторо-строительно-мерзопакостное хамло даже глазом не моргнув, отвечало: «А чего они ещё хотели, за свои-то вшивые полтора миллиона?»
Ну и как вам эдакое паскудство, хорошие мои?
Вот и подумайте сами, может ли генетическая грязь быть хорошей или плохой?
Конечно же, нет!
Человекоподобная крыса всегда остаётся лишь крысой — всего лишь зверёнышем, преисполненным человеконенавистничества. Отсюда и её крысиное «сам дурак!», помните?
Где никто, вроде как, никого за руку не тянул и не тянет, стало быть, всё тогда по закону. Правда, при этом человекоподобными крысёнышами не уточняется — по какому-такому закону, кем выдуманному? Равно, как и то, почему законы эти подстать дышлу, которое куда повернёшь, туда его и вышло?
Вот и я, прекрасно осознавая это, знающий наверняка, что на самом деле может представлять собой истинное лицо неких проходимцев из немерено расплодившихся в наши дни ремонтно-строительных контор, так и не сумел самоустраниться от очередных дел и делишек благоверной — совесть не позволила.
«Всё ж, какой-никакой, но человек она! — подумалось мне. — Порой и блоху жалко защемить, а тут… как не верти, жена всё ж — всамделишная, с настоящей печатью в паспорте!»
Так и было сделано, вроде как, совместное наше очередное дело.
***
Но, не прошло и трёх дней… и кто бы сомневался!
После ремонта скважины я остаюсь на даче, дабы не мотаться взад-перёд из города за город, да наоборот и всё это в ущерб своим интересам. Благоверная же, напротив — пилит в Москву по своим заботам. В то время как водопроводный смеситель, что на кухонке двухэтажной баньки, вдруг судорожно чихнув скупыми брызгами… ну да, обезводился и обезводился напрочь!
Да, так и есть, угадали — виной тому вновь пришёлся бачок под давлением в три атмосферы. С той лишь разницей, что теперь из-за него «французским редутам» стал грозить не вселенский потоп, а вполне себе непреодолимая засуха.
А, заодно и мне, однако!
Вот и Юрьев День тебе, дедушка! Хотя, ещё минутой ранее казалось, что не будет износа этому, вполне себе синюшно новенькому и даже по-своему красивешному агрегату ценой почти в тридцать тысяч. Когда, казалось бы, служить ему и служить ещё во благо мне — дедуле, а заодно и всему человечеству.
Минутой позже, как только водопроводный кран начихавшись, затих, я оповещаю благоверную, дескать: «так мол и так». На что та поспешила меня успокоить: «Дорогой, не суетись! Продолжай заниматься своими проектами, сама разберусь!»
И не зря поспешила, ибо к тому моменту я в который раз принялся нервически «почёсывать свою репу», вновь озадачиваясь уже известным вопросом: «И на кой мне всё это сдалось, ради кого и чего? Нет, правда! — тяжко философствовалось мне тогда. — Вон и сентябрь месяц уже не за горами, эдак настойчиво маячит прямо на горизонте, а благоверная и её дочки как отмалчивались, так и продолжают отмалчиваться по поводу нашего совместного будущего!»
Иначе говоря, именно тогда я стал подозревать, что за моей спиной данная троица давным-давно всё порешила. И что порешила она в тайне от меня некое нечто далеко не в мою пользу.
Благоверная же, явно улавливая в моём настроение оттенок всё возрастающей подозрительности, что столь же явно не обещала ей ничего хорошего, пошла на опережение, уведомив меня, успокаивая: «Дорогой, не озадачивайся! Я сама разберусь!»
После чего, она прозвонилась ремонтникам и те… и кто бы сомневался!
Ибо те, как говорится, совершенно уже не скромничая отгрузили благоверной пополной. И что для меня, кстати сказать, стало вполне предсказуемым.
На этот раз, свой выезд на объект для диагностики, они оценили в пять тысяч. Не забыв к данной сумме приплюсовать стоимость очередного водораспределительного бочка, а также гонорар за свою работу и сумму за бензин для своей колымаги. Но, самое главное (что и стало ключевым) оные прохиндеи напрочь уже отказывались нести какую-либо ответственность за качество нового оборудования, которое и на этот раз было вменено именно им доставить согласно изначальному договору.
Так и отгрузили тогда эти скважино насосные о’бендеры моей благоверной, совершенно уже не скромничая:
«Но, а если кого-то не устраивает подобный расклад, тогда сами и занимайтесь закупкой, а заодно и доставкой всего необходимого. А то закупи вам, привези, установи, да ещё и потом выслушивай всякое! Мы своё дело знаем и делаем качественно! А уж как там у вас после нашего отъезда льётся и чихается — совершенно не интересно! Техника требует аккуратного обращения. И если она ломается чуть ли не наследующий день установки, то ищите причины эдакой оказии в себе, а не валите с больной головы на здоровую!»
Вот и он, как говорится в народе, «чистый развод на бабки». Стало быть, подлость в стиле манагерщины, подлее которой не придумаешь. А разве нет?
Во-первых… далее уточняю для самых неискушённых в коварстве и лживости. И так, во-первых: если бы не стандартный набор услуг в том числе и по закупке качественного оборудования, то данная контора, да ещё и с такими ремонтника даже задаром бы не сдалась. Известное же дело, заказчик, если и обращается за помощью к специалистам, то изначально рассчитывая на их высокую компетентность в своём деле. И не иначе, а иначе — на хрен бы они вообще тогда сдались!
А также, рассчитывает на полную доверительность с ними, как минимум, на взаимовыгодное сотрудничество. Чем и полагается на нанятых специалистов во всём. Только поэтому мы обращаемся за помощью в некие конторы, способные решить наши текущие проблемы. И уж точно не ради того, чтобы некто, да ещё и в виде одолжения затянув пару гаек за часок-другой, благополучно отчалили восвояси, удовлетворённые полученным гонораром с очередного лоха-хозяина.
И, во-вторых.
Ясень пень, подобный подход к делу — это развод, развод наглый — чисто хамски, благодаря которому мерзавчики могут до бесконечности создавать тебе проблемы, а не решать их. Когда, только успевай платить за их же крайне подлючую лживость, за их крысиное паразитирование на человеческих бедах.
Ну и… дорогие мои хорошие? Узнаём ситуацию, а заодно и себя в ней, да?
То-та!
Так и живём нынче, просев под дегенератами. Только винить в этом кроме себя — некого.
Но, это так, к слову.
И вот, прекрасно улавливая суть происходящего, я говорю: «Не иначе как подстава, дорогуша, с удивительным по своей откровенной наглости разводом на деньги. Давненько уже ничего подобного не наблюдалось, разве что последний раз в начале нулевых после лихих девяностых. Вот и подоспела очередная поросль мерзавчиков под их крысиные дела. Оттого и начинаем вновь огребать, казалось бы, уже навсегда оставленную в прошлом мерзопакостность. Ан, нет!»
Смотрю, а благоверная, глядя на меня — хлоп глазками, хлоп. И вижу, как неизбывная печаль обречённости, подстать сумрачной тени покрывает её лицо. И понимаю, даёт понять, что не справиться ей одной с незадачей эдакой. Смотрю, а сам уже чувствую, что и впрямь становится жаль её, чисто по-человечески — очень.
Знать, смотрю и понимаю, что и впрямь не одолеть ей одной с двумя алчными мерзавчиками.
А тут возьми, да ещё и заговори во мне мужская гордость. А иначе быть не могло, раз эдакое паскудство вершилось злосчастными о’Бендерами непосредственно в моём присутствии. Знать они прекрасно понимали, что делают, да только плевать им было на всё и вся, в том числе и на меня. Но, а раз так, то тут и подавно уже без назойливо болезненного чувства унижения собственной мужской гордости было не обойтись.
Поэтому, без малейшего колебания и каких-либо дальнейших размышлений я набрал телефонный номер водонапорно-шарашкиной конторы и принялся с особой предвзятостью общаться с её руководством. В итоге чего противная сторона поспешила меня заверить, что все проблемы, возникшие по её вине, будут в кротчайшие сроки устранены. А главное, с положительным результатом для клиента, то есть, для нас с благоверной. Но, тем не менее, я не остановился на достигнутом, учитывая бескрайние просторы калужских далей. Ибо предчувствовал всеми фибрами души, что ещё пара дней и… как говорится, свищи-ищи тогда ветра в поле.
А значит и тех, кто в подобных шарашкиных конторах вообще за что-либо отвечает.
Только уже поэтому, едва пообщавшись с шараш-руководством, сразу же поспешил выйти на связь непосредственно с самими шарашкинскими исполнителями.
— Что ж ты, Лёша, — обратился я к Лёше (к бригадиру шарашкиной бригады), — напортачил, да ещё и деньги за это взял! А теперь ещё и по второму разу пытаешься сделать тоже самое. Не хорошо так поступать, Лёша, не хорошо!
А он мне в ответ:
— Нет проблем, исправим! Вовсе незачем было вам звонить в контору, мы могли бы и сами между собой всё порешить, уладить. Зато теперь я попал на целых десять тысяч! Мне теперь на собственные придётся новый бачок приобретать!
Но, а я ему:
— Смотри-ка, ты ещё и не доволен! Да, Лёша, угадал! Теперь тебе придётся исправлять свои косяки согласно официальному договору, а не по неким крысиным понятиям!
И тут лёшкина профессиональная, а заодно и душевная вшивость проявили себя сполна:
— А разве это нормально, а? Тот грёбаный бочок я у армян в гараже брал, с рук. И назад его уже не вернуть, гарантии там никакой. Так что, все вопросы теперь к армянам! А что до меня, так я вообще не понимаю, с чего это вдруг вы именно нас обязываете приобретать новое оборудование взамен бракованному, да ещё и за наш счёт?
То есть, слушаю я его и не знаю — толи плакать, а толи смеяться. Вот уж воистину, хитёр паразит, да ума в нём не сыщется. Зато как старательно переживает, отстаивая подлость свою, просто загляденье. Не иначе как от всего сердца своего подлючего — искренне переживает!
— Надо же, не понимает он! — тут уже и я в свою очередь перестаю либеральничать, чувствуя, как душевность в беседе с этим вороватым кренделем не имеет никакого смысла и даже начинает утомлять. — Уж больно ты стал непонятливым, Лёша, не то, что раньше. Лови пряник наградой, за непонятливость! Да, Лёша, да! Ты всё правильно на этот раз «не понимаешь». Ибо и на этот раз, согласно официальному договору, именно ты закупишь всё необходимое для ремонта, доставишь прямо к нашему порогу и установишь. Только с той разницей, что теперь не за наш, а за собственный счёт!
Знать, доставишь не из армянского гаража, специализирующегося на покраске быушных бочков, а из большого стеклянного магазина под названием «Сантехника для загородной недвижимости». К чему и товарный чек на пару с гарантийным талоном не забудешь прикрепить!
И вообще!
Эх, Лёша, Лёша!
Тебе, да с такой знаменитой фамилией как Макаров, ледоколы бы строить! А ты… под Калугой дешёвым провокатором засуху на дачных участках устраиваешь, пытаешься накрысячить дармового счастья на чужих проблемах. Ох, не хорошо так, Лёша, не хорошо! Не по-человечески это, дёшево! И уж точно недостойно имени твоего великого однофамильца — адмирала Макарова. Кстати, не мешало бы тебе знать, Лёша, что ты ему ещё и тёзкой приходишься.
Нет, правда!
Надо же, какое совпадение: Алексей Макаров! И там вода, и здесь — прямо мистика какая-то!
А, ты… эх, Лёша, Лёша!
Так, перебросившись ничего не значащими для дела фразами, мы «забили с ним стрелку» на ближайшие выходные, дабы окончательно закрыть тему.
Почему, слегка ёрничаю, обращаясь здесь к такому понятию, как про «забить стрелку»?
Ну, наверное, потому, что этот дефективный ремонтник временами пробовал ещё и «быковать», как говорят в народе. На что в ответ мне пришлось Лёше Макарову чуть ли не на пальцах разъяснять про скрытую природу любого хамства, как такового. Что оно не имеет ничего общего со значимостью, являясь лишь одним из наиболее ярких признаков врождённого слабоумия, что и представляется наипервейшим признаком вырожденчества.
***
Но, а далее… сандалии!
Встречаемся, значит, мы в ближайшую субботу и уже без лишних разговоров берёмся за дело — закрываем тему, так сказать.
Лёша и его бригада в количестве из двух человек, то есть, из самого Лёши и лёшиного подельника, на этот раз ставят новое оборудование как надо — со всеми сопроводительными документами, вплоть до магазинного чека с гарантией. При этом, Лёша, пусть и вяловато, но вновь пытается усовестить меня, взывая к жалости. Дескать, именно из-за нас он влетел на деньги, что это дело не ремонтников, закупать оборудование и отвечать за его качество. Хотя, повторюсь, данная услуга (наравне и иными) была изначально вменена в обязанность именно Лёше, в полном соответствии официальному договору.
Не желая и далее выслушивать этого вороватого кренделя, в мыслях которого по-прежнему не наблюдалось ничего иного кроме попытки перевернуть ситуацию с ног на голову, я жёстко подметил:
— Нет, Лёша, ровно наоборот — неча на зеркало пенять, коли, у самого рожа крива! Это у меня есть все основания подозревать вашу контору в нечистоплотности. Стало быть, что ты умышленно подсунул нам быушный агрегат, положив вырученную разницу от грязной сделки с армянами себе в карман. При этом зная наперёд, чем закончится уже для нас — заказчика, ваша подлая авантюра.
Но, сколь верёвочки не виться, как говорится, от справедливости не излечится. Оттого и на этот раз справедливость восторжествовала! Наши деньги теперь освоены по назначению, а твои осваиваются армянами в их армянском гараже. Знать, туда тебе и дорога — прямёхонько к своим подельникам. С них и твой спрос теперь!
Так, Алексей Макаров, несолоно хлебавши посреди футбольных редутов моей благоверной, вновь упылил во главе своей шарашкиной бригады по калужским далям в калужскую даль.
Хотя, ради всё той же справедливости, подмечу — ребята эти были вовсе небестолковыми, для своих лет и впрямь достаточно мастеровитые. Знать, ещё не всё потеряно для их чести и совести — человек-то, если уж даровит, то даровит во всём, где и порядочность не исключением. Авось и состоятся им ещё по жизни в нечто большем, чем в участи шабашника, что подъедается на чужих проблемах, а то и вовсе барыгой.
Дай, бог!
***
«Уважаемый, позвольте! — вдруг подметит кто уже здесь. — Ведь, не иначе как откровенная банальщина получается! Стоило ли о ней столько распинаться — по нынешним временам подобное вовсе не в редкость. Нет, не удивил, уважаемый, а только время занял!»
Ан нет, дорогие мои хорошие, стоило!
Стоило!
Банальщина — банальщиной, кто ж спорит. Да только подлостью, пусть и банальной, пренебрегать хорошему человеку себе дороже — рано или поздно аукнется она ему горькими слёзками. Оттого и на этот раз важно знать, как отблагодарила меня благоверная за всё хорошее.
Благополучно препроводив пару опечаленных о’бендеров за ворота СНТ, я возвращаюсь к своей «декабристке». Особо замечу, что всё это время она отсиживалась в двухэтажной баньке, не высовываясь и внимательно наблюдая с веранды за моими «тёрками» с Лёшей. И вот что сразу по возвращению мне довелось услышать:
— И всё-таки он молодец!
— Не понял? — настороженно поглядывая на благоверную, спрашиваю, а сам где-то в глубине души чувствую, как очередной выкрутас её мысли грозит не абы кому, а именно мне некой очередной неприятностью.
— А что здесь непонятного, это я про Лёшу! Он и впрямь молодец, далёко пойдёт! Врождённый коммерсант!
— Да неужели? — спрашиваю, а сам чувствую, как моё удивление, многократно помноженное на праведное возмущение, принимается всё более и более пузыриться, да пениться, знать, подобно огненной лаве вздыматься к выходу откуда-то из самых глубин моей возмущённой души. — Ну, давай рассказывай, чем это он умудрился тебя так впечатлить?
— А разве нет? — с неменьшим удивлением, чем моё, продолжила благоверная. — Скажем, вышло бы у него нас обобрать, завтра других, третьих — вот и он, получай, новый миллионер свежей выпечки, как говорится, не прошло и года! Нет, молодец Лёша, молодец — хваткий парень! Многого чего добьётся в жизни, если будет продолжать в том же духе!
Но, а я на эдакое чувствую, как в моём зобу дыхание… да что там дыхание! Чувствую, как мои глазища кровью наливаются, выпученные прямо перед собой намного впереди праведного возмущения, которое в моей душе воскликнуло… да, какой там воскликнуло! Оно просто возопило тогда, возмущаясь до самого крайнего своего возмущении: «Едрёна ты, вошь!»
То есть, смотрю и вижу, как в очередной раз точно из неоткуда передо мной вновь предстал знакомый паразит в юбке, о котором я успел уже слегка подзабыть. Оттого разгневанно в сердцах уточняю:
— Дорогая, похоже, ты плохо понимаешь, что подобными заявлениями ты исподволь превозносишь над нами этого местечкового прохиндея. И прежде всего, над собой. Или ты запамятовала, что именно на твоих проблемах он порывался накрысячить, что не мои, а твои личные деньги он попытался самым бессовестным образом положить себе в карман. Не говоря уже о том, как ещё вчера после очередного общения с этим недоделанным о’Бендером, ты закатывала глазки в горькой безысходности. Что и подвигло меня уже непосредственно взяться за разруливание сложившейся меж вами ситуации!
Так неужели ты успела запамятовать, что Лёша Макаров хотел не абы кого обобрать, а тебя? И не будь сегодня рядом с тобой меня, это бы у него получилось! И это точно! Зато теперь, как я понимаю — он и молодец, и на дуде игрец! Но, а я… тогда, кто я для тебя в таком случае? Лох, лузер? Ведь, в отличие от этого негодяйчика я не крысячу на человеческом доверии. Да и вообще не крысячу по жизни, равно, как и все хорошие люди!
На что, благоверная, недоумённо пожав плечиками, дескать «и чего пристал, я всё сказала», развернулась и потопала в теплицу по своим делам, так и оставив меня без ответа.
Иначе говоря, понимаем и это правильно, дорогие мои хорошие. Вот и она — круговая порука выродков, что по умолчанию.
Как говорится, вша блохе глаз не выколет!
Вот и оно, в действии — сохранение паразитом среды своего обитания. И даже тогда, когда он сам оказывается в роли жертвы по вине себе же подобной твари.
Ну… и ещё, ежели стоит здесь добавить, то следующее: дескать, не помешало бы и нам поучиться сплочённости у дегенератов — перенять их некоторые повадки, только уже себе на пользу. Перенять некую, изначально несвойственную нам науку, что позволяет человекоподобным паразитам достигать своих целей в кротчайшие сроки. Да ещё и с наибольшим успехом.
Нет, конечно же нет!
Никаких здесь «дескать» для нас никогда не было и быть не может. Ибо наша божественная суть чужда крысиному миропониманию, ибо мы по природе своей преисполнены божественного благородства, сиречь, преисполнены Чести, Правды и Совести.
Для каждого генетически полноценного человека важно помнить и не забывать, что он есть тот самый — непосредственный носитель света истины, который не только постигается нами в течение всей своей жизни, но и создаётся. И всё это в соответствии с нашим родным Наследием, с заповедями наших Великих Предков!
Знать и наука наша не звериная, а чисто божественная — человеческая, за вековую нерушимость которой и бьёмся здесь.
***
А это значит.
Поздним вечером того же дня… а, я угрюмый такой — понятно, есть с чего. Другой на моём месте давно бы плюнул в ответ на плевки этой дефективной женщины, развернулся бы и ушёл от неё. Но, я ж не верблюд, поэтому…
— Как там с твоими дочками? — спрашиваю. — Определились, нет?
— А с чего ты вдруг снова об этом? — на вопрос вопросом отвечает мне благоверная.
— Только уже с того, что ничего хорошего не наблюдается. И события прошедшего дня тому очередным красноречивым подтверждением! Но, прежде чем сделать окончательные выводы мне всё-таки хотелось бы знать, в какой стадии пребывают на данный момент ваши тайные переговоры по поводу нашего совместного, считай, семейного будущего. Прошло уже три месяца, согласись, то не малый срок, а вы всё трёте между собой и трёте за моей спиной неведомо о чём. Далее так продолжаться не может! А уж после твоего откровенного плевка, что мне сегодня удосужилось словить прямо в душу — и подавно!
На что благоверная, вздохнув, якобы, сожалея о происходящем, взяла, да и огорошила:
— Вот, что мне думается, в том числе и про Родовой Дом, с которым ты носишься. Так сегодня люди не живут… вместе, под одной крышей. Чепуха всё это — явно, затея не из лучших! И, тем не менее, мне хотелось бы тебе напомнить, что в жизни нет ничего не разрешимого. Так и в нашем случае, достаточно лишь отказаться от плохой затеи, ради другой — куда более осуществимой. Что скажешь, если мы уже в обозримом будущем всё-таки отстроимся… прямо на нашей даче. Да, дорогой, я не оговорилась, а ты не ослышался! Пусть и неродовой, как хотелось бы, но всё тож — отстроим собственный загородный дом, в котором каждому хватит места. И нам с тобой, и нашим деткам. Что скажешь? Могла бы тебя устроить совместная жилплощадь метражом, ну… эдак-так: 12 на 8?
Вот и всё, дорогие мои хорошие! Амба, капут и просто полный капец со всеми из оного вытекающими! А как же иначе, ежели не иначе как прямо здесь, буквально, обрывая на полуслове, можно ставить наижирнюче заключительную точку в моём «эпическом повествовании»!
А разве нет?
Ведь, только этим своим одним заявлением благоверная сумела напрочь обесценить настоящее и наше совместное с ней будущее — обесценить все наши чаянья, надежды и мечты, из которых как раз и выстраивается семейное счастье. Подстать росчерку пера, что способно пройтись незаживающей раной прямо сердцу, она умудрилась лишь одной своей фразой принизить до нельзя то, что приходится венцом личных взаимоотношений, что именуется Родовой Дом.
Не дачный или ещё какой загородный для общего употребления, а свой — Родовой. В коем родной очаг и крыша над головой — родные, со всеми вытекающими из этого не общепринятыми, а исключительно твоими — родовыми традициями.
И что вовсе не подразумевает обязательного проживания всех своих нос к носу. А лишь олицетворяет собой некое духовно-нравственное начало, способное объединять близких по крови людей, когда безоглядная любовь, искреннее взаимопонимание и столь же бескорыстно-взаимное соучастие в жизни сородичей — основой.
Что и соответствует Здравомыслию.
Так, эта дефективная женщина, точно небрежным росчерком пера взяла, да и вычеркнула из нашего с ней совместного грядущего, наше же с ней совместное, да ещё и вполне возможно счастливое грядущее. Так, уже не оставляя в нём ничего взамен, кроме своих корыстных планов и алчных интересов.
Чем и подтверждая уже окончательно своё изначально паразитарное отношение ко мне.
Но, а раз так, вот и выходит, что дальнейшее продолжение моего «эпического повествования» теряет какой-либо смысл вообще, где и Родовое Миропонимание — не исключением. Вот и выходит, дорогие мои хорошие, ставим точку, да?
Ага, щас!
Дело-то мы имеем, с кем?
То-та и оно!
А это значит, что в данную минуту мы находимся лишь на полпути к наиболее полному осознанию той угрозы, что скрывает собой дегенератизм — эта сатанинская бестия, растлевающая наш божественный мир изнутри подстать кровоточащей язве.
Часть 2
— 12 на 8? Подойдёт, даже не сомневаюсь! — отвечаю я благоверной. — Но, разве что только для выгребной ямы, заполненной до краёв всяко-разным дерьмом, с которым ты носишься по жизни. И которым я уже сыт по горло! Хватит, я ухожу! По крайней мере, мне сейчас просто необходимо побыть одному, дабы хорошенько переосмыслить наше с тобой за эти последние полгода, итогом которых стали твои «12 на 8» без родового очага, а значит и без полноценной семьи.
Сказал и тут же безотлагательно, подхватив с пола свои тапочки, отчалил точно по направлению собственного дома. Где и продолжил в течение последующего сентября месяца заниматься не абы чьими, а исключительно собственными делами.
***
В то время как благоверную… ну да, в очередной раз точно ветром выдуло из моей жизни, а заодно и со всех радаров разом. То есть, переживаю, конечно же, и на этот счёт.
Понимаю — нет, неспроста исчезла барышня в тумане дней разлуки нашей. И то, что это не было связано с некими хитростями, которые используются женщинами для «перекраивания» мужчин на свой лад, скажем, по следующему образцу. Дескать: «Никуда не денется, кобелюка, сам ещё приползёт обратно! Жизнь-то без бабы для мужика — не сахар!»
Нет, ничего подобного!
Не скорбела тогда обо мне благоверная подстать «Ундин с дубиною», а потратила сентябрьские деньки куда более расчётливо. Знать, потратила она их, как всегда, на свои корыстные цели. Когда и поиск очередного кандидата на позицию «хозяина, блин, хозяина» стал не исключением.
Только не подумайте чего превратного, пытаясь уличить меня в безосновательном сплетничестве за спиной человека. Нет! Ибо и здесь не надумываю, а лишь следую голым фактам. И уж подавно, мне даже в голову не приходило в тайне следить за этой женщиной. Да только с интернетом — с ним нынче как?
А вот, так!
Известное дело — интернет помнит всё. В нём, точно шила в мешке ничего не утаить, и это точно.
Так и мне довелось в оном убедиться воочию. То есть, в том, как эта женщина, что при нашей разлуке настойчиво взывала: «Возвращайся, любимый, буду ждать!», уже наследующий день напрочь забыла всё ею же сказанное, развернув бурную деятельность на сайтах знакомств. Но, видать, почему-то не задалось у неё тогда с любителями футбола и рыбалки, для которых даже под шашлычок и коньячок, если и бывают интересны очередные «дамочки с прицепом», то лишь на короткую дистанцию, когда поматросил и бросил.
Не стану более гадать, да наводить тень на плетень, но — факт. Видать, не задалось у неё тогда вовсе с этой престарелой матроснёй. Видать и впрямь не задалось у неё с ними после меня, явно не задалось.
И вот, значит, на дворе сентябрь в полном разгаре. А я, занимаясь своим проектом, продолжаю в фоновом режиме переживать, да надумывать всякого, тщетно пытаясь успокоиться. Дескать: «Нам ли печалиться, дружище, всё к лучшему! Авось ещё неделя-другая и перегорит до последнего остаточка даже самое последнее чувство, что ещё теплится в душе к этой женщине. После чего, поди, жизнь и отладится сама собой потихонечку!»
И не успел заметить, как под тяготой эдаких мыслей начал всерьёз подумывать о подаче заявления на развод.
Но, не тут-то было — вдруг звонок!
Беру телефон… ну да, конечно же, она:
— Дорогой! — и вся взволнованная такая, через каждую точку, а то и запятую с нотками крайнего отчаянья в голосе. — Я целыми сутками дни и ночи в тоске тоскливо скучаю по тебе очень! Короче, хватит валять дурака, возвращайся!
— Да, ну? — в свою очередь, якобы, поражаюсь столь наивной её непосредственности, круто замешанной на мятежно-взволнованной экспрессивности. — С какого это мне перепуга, да ещё и не валять дурака, как ты изволила выразиться?
И сам же на свой вопрос отвечаю:
— А вот с такого! В рамках наших отношений я не вижу более смысла бегать туда-сюда, за исключением разве что по направлению к Загсу. И то лишь по поводу подачи заявления на развод с тобой!
— Не говори так, любовь моя! — продолжало с тревогой верещать мне в ухо из мобильного телефона. — Ты же знаешь, ломать — не строить! Значит, так! Жди, в эти выходные я приеду к тебе! Не сомневаюсь, при обоюдном желании мы без труда сумеем разрешить любые наболевшие проблемы!
И ведь не бросила своих слов на ветер — глядь, а она уже тут, как тут! Вот уж воистину, когда дефективной женщине надо, то значит надо! И тогда уже никакие «джомолунгмы» ей нипочём!
Так, благоверная, все последующие воскресные дни октября навещала меня. Да не просто, а настойчиво зазывая к себе под весьма разумные и столь же заманчивые перспективы:
— Без тебя и белый свет не мил! — заверяла она. — Ради нашего счастья, я не только начала копить деньги на загородный дом, но и подала объявление на размен московской квартиры. Думаю, это нормально, если при наших раскладах мы отрядим моим девочкам двухкомнатную, оставляя себе однушку. Дабы всё было по-честному — по-чесноку, когда и волки сыты, и овцы целы! В то время как болгарскую, не сомневаюсь, дочки вернут без проблем. Только уже по той причине, что она изначально, от пола и до потолка принадлежит мне в отличие от московской, которая выдавалась городом, в том числе и с расчётом на моих детей.
— Делай, кто ж против! Только веры вам теперь почти никакой! Ибо, обманувший однажды, обманет и дважды! — отвечал я, испытывая чувство крайнего сомнения от её очередных посулов. — Но, тем не менее делай, только учти! Отныне буду судить не по болтовне вашей, а по конкретным делам. По их результатам и будут впредь мои ответные действия. Если ты сейчас говоришь правду, то и я чуть позже обязательно подтянусь к твоей недвижимости со своей. Вот и начнём тогда, стало быть, уже совместно, да потихонечку вить собственное семейное гнёздышко. А пока делайте, чего вы там надумали, а я посмотрю!
Значит, смотрю я, а благоверная уже и сияет, и сияет вся. И слышу, как сквозь её ослепительное сияние доносится: «Как скажешь, так и будет, любимый!»
И то верно, почему бы в очередной раз не посиять дефективной женщине.
***
— А теперь собирайся, да побыстрее! — и чмок меня в щёку, чмок во вторую. — Срочно едем на дачу праздновать наше примирение! Я уже и к застолью всё заготовила!
Признаюсь, в тот момент моё сердце в очередной раз тревожно ёкнуло, испытывая сколь смутное, столь и нехорошее предчувствие. В то время как моя чисто интеллектуальная часть ничего криминального в происходящем не углядела. Тут, как говорится, сердце — сердцем, а мозги — мозгами, когда первое второму не указ.
«Пусть, делает! — подумалось мне. — Но, а далее… сандалии!»
Значит, собираемся, грузимся и пилим прямёхонько в сторону калужских просторов. Вскоре приезжаем, сбрасываем с себя городское, напяливаем деревенское, чтобы душа и тело могли сполна прочувствовать все прелести загородной жизни. Сразу же оборудуем качельки после зимнего простоя, ставим пластиковый столик под зонтиком, включаем оросительную систему, что по теплице и грядкам. А заодно и музыкальный проигрыватель с его расчудесными песенками.
Красота, одним словом!
И вдруг…
…ох, уж это «вдруг», когда дело имеешь с дегенератом!
— Сизокрыл мой, ты где, ау? — окликнула меня благоверная. — Уже пора, принимайся за мангальчик, а я тем временем по грядкам, да на кухоньке прошуршу. Может, ещё и на речку успеем сегодня смотаться. Погода обалденная, лепота!
— Ага, — отвечаю, направляясь к дровнице.
— Кстати, сизокрыл! — уже из неких глубин теплицы донеслось мне вслед, как бы ненавязчиво. — Пожалуйста, не забудь по ходу заглянуть под сарайчик.
— А, что случилось? — спрашиваю.
— Да, ничего особенного! — замялась благоверная, явно излишне скромничая. — Не хотела тебя озадачивать, но куда деваться. Сарайчик-то наш поплыл! Ещё чуток и окончательно со свай в кювет навернётся. Крен от ступенек его крылечка до стены на сантиметров семь уже обозначился. И всё бы ничего, да в сарайчике стабилизатор находится, как ты помнишь, от которого под землёй тянется кабель к основной электромагистрали. Знать и проблема теперь в этом кабеле, который был натянут чуть ли ни тютелька в тютельку при прокладке коммуникации, почти без запаса. То есть, ещё сантиметров пять сарайчику проплыть в сторону от забора и обрыва электросети не миновать!
И уже не трудно предположить, что за головные боли нас могут ожидать далее. Во-первых, придётся вызывать аварийную службу из местного Энерго, по закону только их специалисты имеют допуск к подобному техобслуживанию. Во-вторых, ежели сам полезешь туда с гаечным ключом и отвёрткой — сразу статья! И тогда к нервотрёпке, потраченным времени и финансам что за ремонт, добавится ещё и крупный штраф. Вот, такая нечаянная печалька свалилась вдруг на наши головы, любовь моя!
— Но, нет худа без добра! — продолжила вещать благоверная. — Раз уж мы здесь, то почему бы под эдакие дела взять, да и не подрядить таджиков. Пусть они займутся поплывшим сарайчиком, а ты по ходу собственных дел краем глаза проследишь за ними. А то не дай бог нарахают чего! Что скажешь, милый, не против? В конце концов, не оставаться же без электричества в столь знаменательный для нас день! Ну и… звонить ребятам?
— Звони, конечно, я не против! — говорю, а сам вижу, нет, не понимает по-человечески эта женщина и понимать не собирается. — Но, прежде чем, прошу, ответь. Как ты можешь опускаться до эдакой степени лицемерия? Твоя наглая расчётливость просто поражает! Это же очевидно, что ты вновь меня затащила сюда своей корысти ради. Когда я не был нужен, ты целых два месяца пропадала неведомо где. Зато теперь снова выдёргиваешь меня под свои проблемки, не имеющие ко мне никакого отношения. Да ещё и прикрывая эдакую похабность лживыми заверениями в любви! Большего цинизма, чем твой, трудно представить!
А, разве нет?
Сделать из меня придурковатого муженька, слепо прислуживающего твоей бывшей семейке, у тебя не получилось. И, тем не менее, ты не оставляешь своих коварных попыток на данный счёт, только теперь куда более хитровыкрученно. То понуждая меня к роли садовника на ваших гмошных плантациях; то представляя в качестве личного охранника-вышибалы, что противостоит залётным гастролёрам-гастарбайтерам с их наглым засильем в небезызвестном сарайчике; то в виде надзирателя за негодяйными ремонтниками, которые тебя чуть ли не грабят, а ты ещё и умудряешься им сопереживать. Да ещё и при этом, не так — так сяк, подвязывая меня к нескончаемой возне с вашими теплицами, беседками и тому подобной хренатенью.
Будь то с молотком или бензопилой в руках, с топорищем, триммером или циркуляркой, с лопатой, шуруповёртом, а то и вовсе эдаким стрекозцо-селекционирующим стрекозцом-селекционером посреди грядок с укропом, да поливных шлангов с мотыгами — не суть. Ты вновь и вновь, именно меня понуждаешь к содержанию чужого имущества.
И так последние полгода всё это до бесконечности валится и валится на мою голову. И уже складывается впечатление, что твоему футбольному полю в тридцать соток, равно, как и твоей коварной подлости нет конца и края!
Когда ты ещё и умудряешься всё это называть «нашей, нашей дачей». Нет, дорогая, она не наша, а ваша! Что даже самому глухому из слепых подкалужских кротов давным-давно понятно!
Но, тем не менее, ты по-прежнему не оставляешь своих коварных попыток заморочить мне голову. Да ещё и прекрасно осознавая, что данная возня жутко отвлекает меня от дел, с которыми вы, все вместе взятые, даже не валялись рядом! Как и то, что с моими делами по жизни никто другой, кроме меня, разобраться просто не в состоянии!
Нет, правда!
Это же уму непостижимо, насколько может быть коварной твоя алчность, замешанная на чудовищной лживости и лицемерии! Твой цинизм крайне поразителен в своей нечеловеческой наглости! Вот и ответь, какая ты жена мне после этого?
— Да, что ты такое говоришь! — смотрю, а благоверная вроде и в отчаянье вся, хлоп глазками невинно, хлоп и скупая слезинка падает с них прямо на пол. — Даже близко ничего подобного мной не подразумевалось! Снова невесть что надумываешь, аж волосы на голове вздыбливаются! Я и вспоминать забыла об этом треклятом сарае, когда навещала тебя. И только сейчас мне подумалось, что было бы правильным вернуть его на прежнее место, раз уж такие наши дела и мы здесь, на даче. Не говоря уже о том, что хлопот с ним — всего ничего, за пару часов управимся. А главное, дорогой, сам подумай! Это же нормально, когда проблема решается собственными силами, если на то имеется возможность. Вот, как сейчас.
И это всё, что на самом деле подразумевало моё пожелание. А ты и накрутить успел, и навертеть, считай, по-пустому!
— И кто бы сомневался! — с некоторой долей горькой иронии в голосе, я оборвал её пылкий монолог. — Только одно невдомёк, почему ты ко мне обратилась, а не к своей расчудесной родне? Почему именно ко мне, а не к ним — потенциальным, а то и вполне уже реальным хозяевам данного огорода?
Говорю, а сам чувствую: ну, врёт же, врёт! Как не понимала эта дефективная женщина по-человечески, так и далее понимать не собирается — хоть убейся!
Говорю, а сам чувствую и вижу, что наглость для вырожденки, вот уж и впрямь — её второе счастье. Когда, хорошему человеку ничего другого не остаётся, как взять, да плюнуть на эдакое паскудство, развернувши свои оглобли на все сто восемьдесят градусов. Дабы впредь не видеть и не слышать эдакого паскудства никогда!
— Да ладно тебе, успокойся! — тем временем продолжала суетиться вокруг меня благоверная. — Баба-дура, явно не додумав, ляпнула, а ты и взбеленился. Всё, забудь! Хрен с ним — сарайчиком, а заодно и с таджиками! И, пожалуйста, не говори больше так, нет здесь других хозяев кроме тебя и меня. Аль забыл? Нам и дом ставить вместе теперь в ближайшие два-три года! Прямо здесь, где сейчас и стоим! Для того и московская квартира была на продажу выставлена. И всё это ради нас, любимый, ради нашей с тобой семьи. А ты опять за старое, хватит уже! — и чмок меня в щёку, чмок меня в дёсны… и чмок, чмок — настойчиво так.
И ведь на самом деле искренне прозвучали тогда её «чмок, чмок!», помноженные на «заодно и хрен c таджиками». Более чем искренне, хотя и не убедительно, а скорее забавно. Что и развеселило меня в итоге, отвлекая от сумрачных мыслей про оглобли с их 180-тью градусами. Как говорится: «Близнец, Близнецу — всегда к лицу!»
Не говоря уже о том, что Близнец с Близнецом, считай, два сапога — пара!
— Смешно, однако, развеселила! — поддакнул я добродушно. — И то, правда, хрен с ними! Ладно, проехали. Ну и… раз уж эдакие наши дела, давай показывай, чего там приключилось…
— С нашим, дорогой! Да, именно с нашим сарайчиком!
— Хорошо, пусть будет! С нашим, так с нашим!
Глядь, а декабристка моя уже и пристроилась рядышком, вновь счастливо засиявши вся, буквально, с головы до ног. Так и потопали мы с ней душевненько по щебёнчатой дорожке — бок обок, прямёхонько к нашему сарайчику.
***
Подходим, значит.
Ну да!
И на самом деле поплыл!
Другими словами, от дождей и весенних половодий почву развезло. В итоге бетонный блок под задним левым углом не устоял и, как говорится, поплыл-поехал. Вижу, как миллиметр за миллиметром он продолжает и далее плыть по склизкой глине, точно по маслу, вследствие чего начинает критически заваливаться «на спину». А заодно и то, что опрокинуться навзничь, может и не опрокинется, но стоит ему окончательно соскользнуть с блока, как вслед за ним потянется и электрокабель, ровно на те самые, недопустимо коварные 15—20 сантиметров.
Значит, смотрю и вижу: да, так и есть!
Ещё чуть-чуть и наше, наше дачное энергообеспечение постигнет неизбежный «абзац»!
А заодно уже и кумекаю про себя: «Нет, без подъёмного крана не обойтись. Так что погорячилась благоверная, погорячилась! Хлопот здесь, явно, не на пару часов, а на ближайшие пару дней, а то и более. Пока, договоришься с крановщиком, после чего жди, когда тот явится. Плюс, новые бетонные блоки надо закупать — штуки три-четыре, не менее. Старые-то, оказывается, не только поплыли, но и раскрошились с годами под давлением. А тут ещё и по мелочи, ну да — много чего намечается. Одним словом, сарайчик — строение немудрёное, равно, как и слово само по себе, да только хлопот с ним теперь получается, полон рот!»
Иначе говоря, глядя на оказию эдакую, вдруг заговорило во мне мужское начало, что сравни созидательному. Ну, как всегда. Собственно, на что и рассчитывала эта женщина. Пусть и поверхностно, но уже имея на тот момент некоторое представление обо мне, она прекрасно знала, что заведусь.
И я завёлся — тут же, безотлагательно!
А как же иначе, раз дело стало принимать мастеровитый оттенок, где можно было развернуться всей своей смекалкой и фантазией.
Так, минут через пять я уже знал наверняка, что мы не только сможем управиться без крановщика с его чудо-техникой, но и без гастарбайтерской поддержки. Буквально в четыре руки — вдвоём, без чьей-либо помощи.
Технология поднятия и удержания полтонны на весу; укрепление грунта под бетонными блоками; щадящая блокировка для них, чтобы впредь давление равномерно размещалось по всей опорной поверхности, при этом, не давая скользить арматурному основанию сарайчика, что и перемалывает в итоге бетон в цементную крошку; здесь же, добавочные опорные точки, снимающие излишнюю нагрузку с блоков, включая и правильное размещение вещей по весу внутри самого сарайчика.
И многое прочее, столь же необходимое для наилучшего конечного результата.
Всё это за минут пятнадцать оформилось в моём сознании в чёткую картину. А далее оставалось лишь последовательно действовать согласно проекту, пусть и утверждённому мной пока мысленно, но в надёжности которого я был уверен уже на все сто.
Теперь, дорогие мои хорошие, не помешает чуть подробнее про «надёжность и уверенность». Почему именно к ним было только что проявлено особое внимание.
— Ага, ясно! — говорю, окончательно укрепившись в своём мнении. — Кстати, дорогуша, больно уж ты погорячилась, отрядив под эдакие дела лишь пару часов. Даже при беглом осмотре становится ясно, что хлопот здесь немерено, начиная с шоппинга по строительным рынкам и заканчивая самими ремонтно-грунтовыми работами. Остаётся только надеется, что сарайчик «не слетит с катушек» за это время. А так, согласен. Имея под рукой всё необходимое, управимся за часа четыре — плюс-минус. И даже вдвоём, без чьей-либо помощи.
Но, прежде чем приступить к осуществлению моего плана, хотелось бы услышать, как тебе видится решение данной проблемы. Ведь, известное дело, одна голова хорошо… нет, пожалуй, так будет вернее: один план — хорошо, а два лучше!
После чего, благоверная, довольно бойко развернула передо мной своё виденье предстоящих работ:
— Что ж! Вдвоём, так вдвоём — тебе виднее. А, я хотела бригаду таджиков нанять. Инструмент в наличии — лопаты, лом, если понадобятся. Два домкрата есть. Один обычный — стоечкой, а второй — ромбовидный. Домкратами, значит, поднимаем сарай и достаём из-под него «уплывшие» блоки. Далее, насколько это необходимо ровняем землю вдоль, поперёк и вверх. После этого возвращаем опоры по своим местам, скручиваем домкраты и… вуаля! Сарайчик, как ты говоришь, реанимирован!
— Вау! — в тон благоверной, но с весомой долей иронии, воскликнул я, образно представив только что услышанное. — И вуаля, под сарайчиком остаются, как минимум, парочка трупов, прихлопнутых им же — сарайчиком! Хотя, почему бы и нет! Чай, в хозяйстве ещё и не такое может пригодиться! Да?
— Ну, ты скажешь! — благоверная, с удивлением уставилась на меня. — С чего это вдруг?
— А, вот с того и совсем не вдруг! Сама подумай!
И принимаюсь детально разворачивать свой план предстоящих работ. По завершению чего смотрю на благоверную и вижу — довольная осталась, убедил.
***
Здесь, дорогие мои хорошие, не лишним будет заметить следующее, то, что ни сразу бросается в глаза. Разговор-то, он разговором, только порой бывает не до шуток и с ним. Вот и в нашем случае, ещё неизвестно, чем могла бы закончиться «сарайчиковая эпопея» для азиатских лесорубов, не затащи меня благоверная в тот день на дачу.
Так, исподволь, вовсе не предполагая… ну да, уже второй раз в своей жизни я умудрился выступить в роли спасителя. И это чистая правда, не шучу!
Впервые, нечто подобное со мной приключилось ещё в молодости, на пляже городского пруда. Вытаскивал я тогда в одиночку из воды огромного и пьяного в «сосиску» жирдяя, который чуть было не утонул. Как вспомню, так вздрогну — еле доплюхал его до берега!
Ох, и не лёгкое это дело (как оно выяснилось по ходу оного дела), пытаться зацепить в воде голыми руками чужое жирнюче скользкое тело и тащить его на себе. Хорошо, что тело при этом было почти невменяемо и совершенно не рыпалось. А то на пару с ним так и булькнулись бы тогда с концами!
В то время как на берегу (кстати сказать), никто не понял, что на самом деле произошло. Лишь некий мужчина, единственный и самый догадливый из всех присутствующих поблизости, помог мне вытащить утопающего на песок, ибо сил у меня самого почти не осталось. Крячил я этого алканафта от самой середины широченного водоёма.
«Да уж! — философствуя, произнёс мужчина, когда мы волоком, а где и перекатом тащили утопленника к пляжному грибку, дабы оставить его там трезветь и сохнуть. — Вот, проспится товарищ, очухается и даже не будет знать, кому обязан жизнью!»
Так и с гастарбайтерами.
Не будь меня, ещё неизвестно чем бы закончилась их эпопея под сарайчиком благоверной, да ещё и зависшим над ними сотнями килограмм на двух хиленьких домкратах, упёртых в глину!
***
— Упаси бог, дорогая! — говорю с иронией, но незлобиво. — Думаю и на этот раз обойдёмся в хозяйстве без южно-азиатского присутствия, что рядом с сарайчиком, что под ним. Стало быть, предлагаю остановиться на моём раскладе. Хорошо?
— Как скажешь, дорогой! — более не раздумывая, согласилась благоверная.
Но, а далее, в течение недели нами были закуплены (а, когда и просто добыты на нейтральной стороне): вакуумный домкрат на платформе; металлическая пластина метр на метр по диагонали и шириной в полсантиметра; новые бетонные блоки взамен старым, раскрошившимся; ведро щебня для грунтовки «слоёного пирога»; геотекстиль — синтетическая ткань для дорожных работ; диски по металлу для циркулярки. И прочее другое, в чётком соответствии моему плану.
Кстати, обошлось всё это недорого. К примеру, те же спекулянты со строительного рынка никак не могли взять в толк, на кой ляд нам сдался металлический лист, который у них валялся ни один год бесхозным. Они долго определялись с ценой, в итоге впарив нам его аж за двести рублей! А, если точнее, наконец-то избавившись от этой железяки, столь долго и бездарно ржавеющей у них под ногами. В то время как ткань для дорожных работ нашлась в сарайчике, а ведро крупного щебня было нарыто в древней куче строительных отбросов, что с незапамятных времён колосилась репейником ровнёхонько на обочине одного из калужских полей.
И вот в ближайшие выходные, до последнего пункта обеспечив план намеченных работ вышеперечисленной фактурой, мы выдвинулись в сторону калужских просторов.
К полудню прибываем на место и понеслось!
Для начала, выгружаем содержимое из сарайчика наружу, завалив им всё окружающее пространство… опупеть! Пожалуй, это был самый нудный и долгоиграющий раздел проекта.
Скажем, на сам ремонт было потрачено куда меньше времени, чем на выгрузку и обратную загрузку всевозможного барахла. Начиная с шурупов, гвоздей, отвёрток и заканчивая разнокалиберными газонокосилками, что возлежали на двух тяжеленых медицинских топчанах, которые также пришлось выгружать и загружать в обратную, но уже через окошко сарайчика. Потому как посредством дверей это было невозможно сделать — габариты первого и второго напрочь отказывались вписываться друг в друга даже в самой малости.
Не говоря уже про то, что пришлось с особым усердием потрудиться над сбалансированно весовым распределением вышеобозначенных предметов при их возвращении в сарайчик, дабы впредь его не кособочило ещё и по этой причине. Для чего мне пришлось тут же, не сходя с места, чуть ли не в совершенстве овладеть мастерством укладчика, а заодно и упаковщика всяко-разно габаритного. И всё это в пределах пространства, явно не приспособленного для подобной затеи.
Зато нутро сарайчика в итоге буквально преобразилось чуть ли не в образец для складских помещений — в эдакий музей уникального образца, снизу до верха забитый хозяйственной утварью. Что и не удивительно, раз моими стараниями там всему, наконец-то, нашлось своё место.
А теперь про тоже, но по порядку.
Под калужскими небесами полдень, в то время как мы ударными темпами захламляем сен-жерменские редуты уже небезызвестным для нас выгружаемым барахлом. Дабы далее под облегчённым сарайчиком тщательно выверить положение мест для его поддомкратчивания. После чего, заготавливаем опорные площадки для самих домкратов — вакуумного и ромбовидно-винтового. Не забыв им в подспорье выставить несколько временно вспомогательных опор из белого кирпича, чтобы уж наверняка. И только после этого я смело принимаюсь за главное.
Ужиком заныриваю под приподнятый сарай (теперь не рискуя быть придавленным), вытаскиваю раскрошившиеся блоки, дабы на их месте заготовить выровненные площадки под «грунтовый пирог» из щебня и песка.
Да, дорогие мои хорошие, всё верно. Того самого песка, который я чуть ранее перекрячил с центра сен-жерменских редут и упаковал расчудесным бруствером вдоль жестяночки. Как говорится, вот и он сгодился.
Уже тут будет не лишним уточнить.
Пока прокладывал «грунтовый пирог», не забывая сдабривать его геотекстилем (защищая тем самым кладку от влаги и деформации), я до синяков и ссадин обклошматил обе руки о стальную арматуру основания сарайчика. То есть, обычным — строительным красным кирпичом (который лишь несколько удобнее было держать в руке, чем белый), я тщательно отпрессовал каждый уровень «пирога».
Оттого и обклошматился в нише всего лишь высотой в метр, лёжа на брюхе — фейсом в глину, подстать ужику, занырнувшему на половину под полу-тонный навес.
Так и шмякал я, шмякал тогда кирпичом, обклошмачиваясь, чтоб уж спрессовалось навечно. И только затем, отшмякав до необходимой плотности каждую опорную площадку, я принялся устанавливать на них новые бетонные блоки. Думаю, мужчинам не надо рассказывать, сколько они весят. И что это значит — таскать и перемещать их одному, без чьей-либо помощи.
Да ещё и там, где ни сесть тебе, ни встать.
Но, не будь я сыном своего отца!
Знать, справился и с этим на отлично!
Собственную авторскую технологию перемещения тяжестей в экстремальных условиях здесь уже опущу, иначе моё «эпическое повествование» грозит оказаться бесконечным.
При этом, ёрничаю слегка, конечно же, гордо постукивая себя в грудь кулаком, сам же впечатляясь от содеянного собственными же руками. И, тем не менее, описанное мной только что, это труд — и этот труд не из лёгких. Да ещё и который делается тобой бескорыстно — от чистого сердца.
Вопрос лишь в том, ради кого?
Поэтому и далее, хорошие мои, продолжаем считать, сиречь, мелочиться, имея дело сами знаете с кем.
И так: не будь я сыном своего отца, дабы и с этим не справится на отлично!
Что я и сделал.
После чего проложил между блоками и арматурой сарайчика железные пластины, которые были заранее мной заготовлены при помощи циркулярки из металлического листа. Это уже для наиболее равномерного распределения нагрузки по всей поверхности бетона. А заодно и плотного сцепления между частями конструкции, дабы впредь им не скользилось. И… вуаля!
Ещё пять минут, в течение которых вспомогательные опоры были убраны, вслед за ними домкраты и… сарайчик, как ни в чём небывало, взгромоздился на своё привычное место, даже не вспоминая о катастрофе, что недавно грозила ему со всей серьёзностью.
Но, а далее последовали уже известные нам «сандалии», что сравни было эдакому финальному забегу на издохе под шумок вгружения в обратном направлении вышеобозначенного барахла. Когда оно не абы как, а чисто в аккурат расставлялось, да раскладывалось по стеллажам, углам и вдоль стен чуть ли не подстать музейным экспонатам. И всё это с тщательным учётом весового баланса, чтобы впредь ему равномерно распределялось по всем четырём бетонным сваям. Короче, часа полтора на это грохнули, не меньше. Зато с тех пор в сарайчике стало свободно и уютно, а главное надёжно, хоть живи.
Так и был спасён от неминуемой катастрофы электрокабель. И всё это без излишних на то, по крайней мере, материальных затрат.
***
Мелочно ли это, дорогие мои хорошие?
Конечно же, нет!
Это труд и труд не из лёгких, отнимающий не только физические, но и умственные силы, где не только сноровка, но и смекалка требуется. Не говоря уже о личном времени…
Да!
Думаю, будет правильным данную мысль пояснить чуть подробнее.
А всё дело в том, что моя частная деятельность требует постоянной сосредоточенности. Отвлекись на неделю и считай целых полмесяца может уйти только на восстановление необходимого на то психологического состояния, того самого без которого вдохновению не бывать. И не беда, казалось бы. Да только все дела мои — без исключения, во благо каждому из нас. А это значит, я просто не имею права пренебрегать тем, что кроме меня более никто не способен выполнить. И то не гордыня — обратная сторона самомнения, а по факту. Мой Род наделил меня возможностью самобытного мировосприятия, что тождественно созиданию высшего порядка. Стало быть, я просто обязан приумножить дарованное мне, дабы вернуть оное со сторицей Роду своему.
И о чём эта дефективная женщина прекрасно знала.
Но для дегенерата, как известно, человеческое не факт!
Отсюда и моё утверждение в адрес благоверной и её родни, следуя которому все они вместе взятые «рядом с моим не стояли и не валялись даже». Нет, не во имя гордыни подобное заявлялось мной, а токмо ради справедливости. Дабы выродок был лишён возможности к пожиранию судеб человеческих, в том числе и подобным образом. Когда дела и делишки этого примитивнейшего во всех отношениях человекоподобного зверька обтяпываются за счёт наших сил и нашего драгоценного времени, что тождественно божественному дару.
Про лесоповал
Глава 20-я, в заключение главы про манипуляцию «Наше, наше, наше…»
И вот, что ещё интересно!
Не успели мы оглянуться, как эпопея с сарайчиком вдруг принялась возрождать между нами чувство душевного единения. Благодатный-то труд, с ним как? Он же не только «джомолунгмами» движет, но и людей способен подвигать друг к другу.
А ежели он ещё и нелёгкий, то и подавно.
Часть 1
Иначе говоря, я и оглянуться не успел, как подстать хозяину, да с чувством выполненного хозяйского долга, возвернулся к благоверной со всеми своими потрохами. То есть, с домашними тапочками в авоське и без какого-либо желания вспоминать о своём недавнем разочаровании в этой женщине. Не успел и оглянуться, глядь, а мы уже и снова с ней, вроде как, одна семья — с общими хлопотами и заботами, радостями и печалями.
Знать и покатилось далее всё своим чередом: за понедельником вторник, за вторником среда, а за средою четверг с пятницей. И вдруг… ох, уж это вдруг, да?
Нет, невозможно к нему привыкнуть!
Раздаётся звонок в дверь, а на пороге «Здрасте… наконец-то мы заждались!» — старшая дочь благоверной, по крайней мере, для меня нежданно-негаданно. После чего мама с дочкой уединяются на кухне и о чём-то долго беседуют. Слышу лишь, речь у них идёт о деньгах и что время от времени на данной почве обе излишне нервничают. А через час, наконец-то порешив некие свои дела, прощаются.
Но, прежде чем уйти, падчерица не забывает и меня, своего «любимого» отчима, чмокнуть в щёку — по-родственному. Дескать, всё шикандос, не переживай.
И тут же за порог: «раз!» — вроде и не было её.
Благоверная же, проводив её, идёт ко мне, присаживается рядом и вся взволнованная такая:
— Дорогой, тут такие дела… дочка деньги просит отдать! И чем быстрее, тем лучше!
— Что за деньги? — спрашиваю.
— Равные стоимости её доли в квартире. Говорит, что хочет свой бизнес открыть.
— То есть, как? — с этого момента градус моего неподдельного интереса к происходящему стремительно пополз вверх. — Ты хочешь сказать, те средства, что могут быть выручены с продажи её доли и которые разумнее было бы вложить в строительство нашего Родового Дома, она намерена бухнуть в некое дело? То есть, взять и променять синицу в руках на журавля в небе?
— Да! А чему ты удивляешься? Это её деньги, ей и решать, что с ними делать.
— Ну да, её и кто бы сомневался! — испытывая глубочайшее сомнение, уточняю я. — Только есть одно маленькое «но», которое просто так не перепрыгнуть, а уж в случае с твоей дочкой и подавно. Нет, ты послушай, не перебивай! Всё дело в том, что не часто встретишь прирождённого коммерсанта, который ради неких бизнес-фантазий собственноручно лишал бы себя единственной крыши над головой. Может она и живёт сейчас в загородном доме с мужем, да вот только дом этот, скажем так, лишь частично её. Вдобавок, как я наслышан, между собой у них далеко не всегда ладится.
Только этого уже достаточно, чтобы десять раз подумать, прежде чем взять, да и снять свою последнюю рубашку с тела. Ведь кроме доли в московской квартире у твоей дочери из недвижимости более нет ничего. И чтобы столь опрометчиво не придавать этому значения, ну… сама знаешь, бизнес — это крайне рискованное предприятие, особенно для новичков. Не говоря о том, что прирождённый деляга никогда не отдаст под стартовый капитал своё последнее исподнее. Тут, он как минимум постарается найти более безопасный путь, для того он и деляга. А вот люди случайные в данной сфере… да, эти могут даже собственные почки заложить в ломбард, дабы впоследствии «благополучно пролететь фанерой над Парижем» во всех своих коммерческих начинаниях. На то и не прирождённые они торгаши, а случайные.
На что, благоверная поспешила заверить:
— Не беспокойся, у старшей дочери высшее экономическое. А главное, она не по годам рассудительна. Всё у неё получится, не сомневаюсь!
— Что ж, вам виднее, — говорю, по-прежнему не скрывая своего сомнения. — Хотя, знаю наверняка, получить диплом и «быть в полях» — это небо и земля! Твоя дочь просидела дома большую часть своей сознательной жизни, нянчась с детьми. Человека же с врождённой предпринимательской жилкой ни дня не удержать на одном и том же месте, натура его такая. Но, вам решать. А, что так спешно?
— Не так уж и спешно…
И тут благоверная в который раз проболталась по хорошо известному нам клише.
Помним?
Да, хитёр паразит, только ума в том не сыщется — обязательно на чём-нибудь, да проколется.
— Ну, как тебе сказать, на самом деле эта тема стара! — с явной долей сожаления в голосе продолжила благоверная. — Мы ещё весной хотели разъехаться, до нашего с тобой знакомства. Но, как-то не задалось тогда, а теперь… короче, требует!
— М-да, забавно! — вдруг понимаю, что и на этот раз сочувствовать им, знать самого себя идиотом выставить. — Так вот почему ты озадачилась продажей московской квартиры. Дочка, оказывается, принялась из тебя бабло вышибать, да ещё и в который раз. А ты мне голову морочишь «дорогой, люблю — трамвай куплю!», а я уж было и впрямь… Но, а со строительством дома, как? Поди, тоже врёшь? Поди, и с ним муть какая нароется, ежели хорошенько порыться, да?
— Нет, что ты! С домом решено бесповоротно и окончательно! Быть нашему гнёздышку на старость лет! — заюлила благоверная, понимая, что совсем уж опрометчиво вляпалась впросак. — И на счёт квартиры, зря ты так. Одно другому не мешает. Определились же давеча, не жить нам с детками одной семьёй. Ну, вот и получается, что для нас предстоящий разъезд с ними может прийтись очень кстати. Да ещё и все останутся не в обиде.
— Ну да… определились… давеча! — говорю, а сам чуть ли ни печёнками чувствую очередную для себя засаду, хотя и прозвучали её заверения вполне логично. — Дорогуша, прекращай морочить голову! Это ты определилась, а не какое-то там «давеча». Это не «давеча», а именно вы, как я уже понимаю, войдя в сговор между собой, снова «без меня, меня женили». Да, именно в сговор, что и подтверждается вашими действиями буквально с первой минуты твоего появления в моей жизни. Нет, ей богу! Ты даже не представляешь, насколько ваше заговорщическое коварство мне обрыгло, считай, хуже горькой редьки! Такое впечатление, что жевать и не пережевать его, пока не подавишься! Да ещё и при этом, не выплюнуть! А разве нет? Вроде и семья мы, а вроде… хрень какая-то! Наверное, бочонок яда выпить и то приятнее!
Смотрю, а благоверная вдруг домовито так «шнырь-шнырь» по моему компьютеру наэлектризованной метёлкой, пыль с него смахивает. Стало быть, заботу обо мне проявляет:
— Не преувеличивай, любимый! — и шахерезаднуто вкрадчиво зырк на меня, зырк. — Всё уладим и отстроим, дай только срок!
— Угу, — говорю, — отстроили уже, дальше некуда!
***
А часом позже быстренько собираемся и пилим на дачу, следуя договорённости, что состоялась меж нами неделей ранее, когда я пообещал благоверной помочь в подготовке её футбольных редут к зимнему сезону. Ну, то есть, кое-что по мелочи свернуть, да развернуть на них, приволочь и отволочь, особенно тяжесть всякую.
Хотя, не скрою, после всех «эпопей» вместе взятых, на то желания у меня не было, но раз обещал, значит — едем.
Еду, а сам вновь свою головушку озадаченно почёсываю. Дескать, явно же и на этот раз хрень какая-то происходит — ни любви тебе, ни семьи. Зато врёт и врёт напропалую, нещадно. «Нет, всё-таки возвращение к этой женщине было недопустимой ошибкой! — философствовалось мне на протяжении всего пути. — Нет, ни жена она мне, ни жена! Как ни была ею ранее, так и сейчас становится не собирается! Просто жрёт уже в наглую моё время и силы!»
Но, как говорится, одно дело «репу чесать» и совсем другое, взять, да отказаться от собственных обещаний. Дело известное, что для любого нормального мужчины подобное поведение неприемлемо. Так и для меня, не пристало бросать собственные слова на ветер. Ибо помимо «притащить-оттащить чего», я ещё подрядился смастерить правильную заглушку на водонапорную скважину. Говоря иначе: раз сам наобещал, знать, самому теперь и расхлёбывать обещанное.
Вот и едем мы, значит.
Что относительно самой заглушки, стоит отметить, важная эта штуковина. Без неё водонапорное оборудование в зиму запросто может промёрзнуть, после чего выйти из строя.
Скажем, до меня благоверная затыкала скважину вырезанным из пенопласта блином, сверху набрасывая на него всякую ветошь из тряпья, которое сверху прикрывалось обычной картонкой. После чего, эдакий «бутерброд» намертво запирался под колодезной крышкой из металла толщиною в три миллиметра. И понятное дело, тут уже говорить о какой-либо воздушной подушке, препятствующей проникновению ледяного холода под тонюсенькую крышку (что сама уже являлась великолепным проводником любых температур), просто не приходилось. Получалась лишь некая видимость вместо желаемой защиты от внешнего фактора.
Поэтому!
Для начала заезжаем на местный строительный рынок, дабы закупить лист фанеры, брикет утеплителя и бечёвку. То есть, «раз!» — и вот я уже вновь раскарячась посреди «футбольного поля», мастерю из двух фанерных блинов и базальтовой начинки меж ними… ну да, свою оригинальную, авторскую заглушку. Чтобы сподручнее было вытаскивать, приделываю к ней ручку, дабы не выковыривать всю конструкцию из скважины по весне, как, то было заведено у благоверной с её пенопластовой… просто затычкой. Не забыв по ходу занырнуть в скважину, дабы обработать антикоррозийкой её металлические стенки, густо подёрнутые ржой. После чего выбираюсь на поверхность, наглухо закупориваю скважину своим пробковидным ноу-хау, прокладываю поверху него слой утеплителя, прикрываю всё это колодезной крышкой и под замок — «Щёлк!».
Свершилось!
Стало быть, дорогущий итальянский насос к зимовке готов, равно как и возвышающийся над ним распределительный бочок неизвестного рода и племени, что распираем изнутри давлением в три атмосферы. И вот, гляжу, осталась самая малость — слить и откачать из водопроводной системы воду. Но, это уже перед отъездом.
А пока, с чувством выполненного долга отправляюсь на верхний этаж баньки по своим неотложным делам, правда, продолжая чувствовать чуть ли не печёнками, что самое интересное ждёт меня впереди. В то время как благоверная, не говоря ни слова, отчаливает в теплицу, не забывая по ходу, но уже своего перемещения оприходовать мотыгой всё подряд, что по ходу её перемещения под оную мотыгу попадалось: будь то цветочные клумбы, кусты смородины или грядки с клубничной рассадой, распластавшиеся по соседству с единственным кустом крыжовника.
***
Так, занырнув по самую макушку в собственные идеи, да будучи совершенно отрешённым от вселенской суеты, знать и от обеденной трапезы, что незаметно подоспела к полудню, я… то есть, и вдруг (ох, уж это вдруг)!
Точно в сказке скрипнула лесенка, ведущая на второй этаж и спустя мгновение перед мои ясны очи, предстала… нет, скорее теперь не лягушонка в полноприводной коробчонке, а эдако чуть ли невсамделишная Василиса Прекрасная, что, махнув волшебными рукавами, взяла, да и наворожила прямо перед моим носом расписной (не иначе, как гжелью) поднос. Да не просто расписной, а до самых краёв наполненный всяко-разными яствами — жратвой, стало быть. Кстати, среди которой подножного корма вовсе не наблюдалось!
И всё это сугубо лично для моей персоны, не иначе, как с адресной доставкой.
Ну и… разве не мечта подобная женщина, а? То-то и оно, ежели бы не одно «но»!
Дело-то имеем, с кем?
А это значит, что и на этот раз предчувствия меня не обманули. Ибо моя лягушончато-коробчончатая Василиса Декабриснутая, неожиданно проявившись подстать бойкой чертихе из табакерки, вновь отгрузила своё очередное «сказочное», в который раз поставив меня перед очередным фактом:
— Приятного аппетита, любимый! — душевно верещала она, накрывая «поляну» с расписного подноса и сама пристраиваясь рядом. — Давай-ка отобедаем, а то дел сегодня у нас невпроворот! Вот и ребята уже на подходе, надо бы поторопиться, а не то и до полуночи не управимся!
«Блин!» — слышу я собственный внутренний голос, который чуть не подавился овощным салатом от услышанного. Стало быть, явно предвкушая в ближайшем будущем нечто совсем не лучшее для себя и меня. В то время как благоверная и додавиться нам обоим не дала, продолжив:
— Извини, дорогой, так вышло! Каюсь, за хлопотами напрочь забыла оповестить тебя, что я ещё вчера договорилась с таджиками валить деревья. Согласись, самое время. Вот мне и подумалось: раз уж мы здесь, то почему бы тебе не порулить процессом, а? Делов-то, проследить за этими горе-лесорубами, кабы не нарахали чего. И так уже с их подачи наша жестяночка со стороны леса преобразилась в гармошечку. Дорогой, пожалуйста, не супься, ведь не каждый день у нас лесоповал. Да и впрямь, делов тут — всего ничего. Прошу, подсоби, пожалуйста! А?
И хлоп глазками, хлоп, точь сама наивная непосредственность, что от макушки до пят.
Но, а я, не имея ни малейшего желания вновь возвращаться к теме «разбора полётов» ввиду явной тщетности подобных попыток, отвечаю прямолинейно, как говорится, уже прямо в лоб:
— Нет, дорогуша, ты и на этот раз не удивила! Думаю и мне не удастся тебя удивить, если сообщу, что похоже я успел окончательно свыкнуться за последние два месяца с твоим откровенно наплевательским отношением в мой адрес. И что главное здесь… нет, даже не озадачивает, а начинает пугать, это моё возрастающее с каждым днём соглашательство с твоим откровеннейшим хамством. Я и на самом деле всё чаще замечаю, что перестаю его воспринимать как нечто неприемлемое для себя.
И мне это не нравится!
А раз так, то почему бы нам не поступить на этот раз в полном соответствии здравомыслию, вопреки тому, как тебе хочется. Вот и флаг тебе в руки, дорогуша, хватай его и топай прямёхонько к своей родне. То есть, туда, где ты огребёшь во всех своих начинаниях взаимопонимание, где твоё подлючее коварство будет оценено по достоинству. Я и впрямь не нахожу ни одной причины, по которой бы ты не могла сейчас прозвониться своим дочкам, их мужьям. Своим сёстрам, братьям, дядьям, племянникам и племянницам, а заодно и всем своим бывшим. Почему бы тебе не взять, да и не позвать сюда тех, ради кого ты жила ранее и продолжаешь жить, чей покой и уют продолжаешь столь бережно хранить и оберегать? Вот, пусть они и рулят на вашей даче таджиками, а заодно и друг другом!
Слышишь?
Я ведь на самом деле не понимаю, почему бы тебе не позвать свою младшую дочь. По крайней мере, в отличии от старшей она неоднократно бывала здесь на пару со своим ухажёром, то дни рождения справляя, то просто тусуясь с друзьями. И всё это, заметь, уже после моего появления в твоей жизни. Да не абы как всё это, а в связи с чем ты отказывала уже нам в поездке сюда. Так почему бы твоей дочке и её мальчику не помочь, ну, если не мне, то хотя бы тебе в благодарность за всё хорошее? Не хотят? Вот и я не хочу ради них что-либо делать на вашей даче. Да ещё и после всего, что было!
Короче, дорогуша!
С кем твои вась-вась по жизни, тех и зови на помощь. Для кого ты жила и продолжаешь жить, с теми и води свои хороводы промеж местных берёз и осин! Бери телефон и звони, пусть едут. Меня же теперь интересует только одно, какого хрена ты вновь взялась морочит мне голову ради дел и делишек своей бывшей семейки!
А, благоверная в ответ… да ни хрена ничего, лишь хлоп глазками, хлоп. И вижу, что и на этот раз пытается «включить дуру», дабы сделать из меня круглого идиота. «Ай ду нот ундерстенд Раша!» — буквально читалось на её лице.
— Вот и ладно, непонятливая ты наша! — говорю, жуть как поражаясь откровенно наглому и столь же наиглупейшему желанию этой женщины мутить воду и далее. — Только, пожалуйста, сделай лицо попроще! После чего можешь смело звонить родне, дабы вместе всем вам в купе с таджико-узбеками заниматься лесоповалом. Но, а я как-нибудь и без этого обойдусь, своих дел по горло!
И ещё одно, дорогуша.
Как только ты налесорубишься, сразу же выезжаем отсюда. И чтобы с концами, по крайней мере, для меня!
Ну да.
Сказать-то, сказал, но… я ж — хороший человек.
Другими словами, благоверная, так и оставив меня в одиночестве без ответа, отправилась рулить гастарбайтерами. Не прошло и минуты, как слышу: дубы трещат, берёзы валятся — только щепки летят. А заодно и то, как часа через два бензопила умолкает и принимаются проворно стучать топорики. И вижу, как моя лягушонка натужно толкает перед собой коробчонку в виде одноколёсной тачки. Бойко так чалит перед собой наколотые таджиками дровишки по направлению к забору, что за двухэтажной банькой, дабы уложить их там дровницей под самое верхотурье.
Да, всё верно, чалит на той же самой небезызвестной тачке и почти туда же, куда я на ней уже однажды «от телепортировал» столь же небезызвестную Джомолунгму в виде неподъёмной кучи песка.
Таджики, значит, колют, а благоверная возит, но, а я… нет, конечно же, не врединой эдаким отсиживаюсь в засаде, растопырив на ногах и руках пальцы веером от запредельной вредности, дескать: «А вот и пофиг мне ваш весь этот пофиг!»
Конечно же, нет.
Смотрю и вижу, как благоверная за первой тачкой вторую крячит, а за второй и третью.
И вот уже думается мне: «Ну, надорвётся же!»
За забором-то, где налесоповалили, колдобина на колдобине — заросли по колено, местами — по пояс, а где и в рост человека. И всё это сдобрено корнями, да короткими отростками ветвей кустарников, что были скошены мной ранее, а теперь торчали подобно острым иглам из земли. «Ведь и впрямь не только надорвётся посреди буреломов, но ещё и ненароком проколет чего себе, покалечится!» — переживаю, значит.
Ну и… после чего напяливаю калоши, одеваю перчатки, выхожу, подхожу:
— Давай, — говорю.
Забираю у неё тачку и подключаюсь к процессу, где: таджики колют, я поставляю колотое, благоверная укладывает оное в дровницу, а сама… уже и сияет, и сияет вся!
Так и оглянуться не успели, стало смеркаться. Где впотьмах, чуть не уследи, можно было запросто палец себе на руке топорищем оттяпает, а то и саму руку по локоть. Так и мне в сгущающейся мгле вовсе несподручно стало рулить тележкой по буеракам — один неверный шаг, того и гляди напорешься на что. Иль кувыркнёшься в канаву какую, что притаилась под непролазными зарослями.
— Всё, любимый, пора! Закругляемся на сегодня! — останавливает меня благоверная и предлагает утолить жажду смородиновым напитком из большой деревянной кружки.
— На сегодня? — переспрашиваю я. — То есть, завтра ждать продолжения?
— Да, конечно! — несколько удивлённо отвечала она. — Сам смотри, по левому краю дубы с берёзами ещё валить и валить!
— Кто ж против! — говорю и чувствую, как всё более и более в душе возгорается праведное желание окончательно разобраться с тем, с чем давно уже было пора разобраться. — Дорогуша, я ведь и на самом деле ума не приложу, почему ты так настойчиво отказываешься выйти на связь со своими детками? Нет, правда! Почему бы им завтра не приехать сюда и не помочь нам по-семейному? Как не верти, но ты им родная мать! А я, какой бы не был, но отчим!
Не говоря уже о том, что это скорее их дела — наследственные, а не наши. И уж точно не мои.
Кстати, почему бы и сына моего сюда не подрядить, когда сама обстановка может вполне сработать для начала его близкого знакомства с твоими детьми. Согласись, это давным-давно уже напрашивалось сделать. Я ведь и на самом деле не понимаю, почему ты, дорогуша, противишься столь очевидному?
И тут дорогуша, в который раз… нет, пожалуй, не оговорилась, а просто не сообразила, что ляпнула. Вот уж, воистину: хитёр паразит, но ума в нём не сыщется — обязательно рано или поздно, но проболтается, разоблачая самое себя.
Часть 2
А теперь слушаем ответ этой дефективной женщины, стараясь по ходу не забывать про её «наше, наше…”, помноженные на «люблю — трамвай куплю, что размером с 12-ть на 8-мь».
— Любимый, не горячись! Ты, как всегда, надумываешь на пустом создавая проблемы! — легко и непринуждённо заявила она. — Когда эта дача достанется моим девочкам, тогда им и корячится на ней, хоть до упада. А пока, то наша с тобой забота!
Согласитесь, весьма незатейливо, зато сердито.
Точно: «ды-дынц!» — и получай, как говорится, нежданно-негаданно гранатой по самой маковке, что опрометчиво застыла от изумления прямо по посреди сен-жерменовских редут. То есть, я вот о чём, дорогие мои хорошие, ежели без витиеватостей витиеватого ёрничанья.
Знать, получай от выродка тот самый коварный нож в спину, что на старости лет!
***
«Ну-у-у, снова его понесло! — поди, заблажат сейчас дефективные. — Опять взялся жуть как вертеть-накручивать! Они же дети её — наследники, потому и отвечала так!»
И, тем не менее, мы и сейчас не станем впечатляться, якобы, безупречной логикой выродка, жирно приправленной, якобы, праведным гневом. Знать и далее продолжим белое называть белым, а чёрное — чёрным. Знать и на этот раз не станем доверять выродку лишь на чистых эмоциях, а переведём его заявления с его же коварно-лживого языка на язык человеческий.
Нет, правда, вы только представьте, дорогие мои хорошие!
Скажем, будь я понаивнее, взял бы, да и повёлся тогда на призывы своей дефективной «декабристки». Взял бы, да и принялся рьяно строить совместное «светлое будущее» по её сценарию. То есть, наплевал бы в угоду этой дефективной женщине на свои мечты о Родовом Доме, о полноценной семейной жизни в нём. Наплевал бы на своего сына, на его настоящее и будущее, а заодно и на свои собственные дела столь важные и неотложные. А что в итоге?
А, вот что!
«Давай, баран, давай — подряжайся, домик на нашей дачке будем строить! И так, на всю твою оставшуюся, олень ты лохообразный… сори, случайно вырвалось! И так на всю оставшуюся, муженёк ты мой сизокрыло крылистый!»
Ну да!
Муженёк… «горбунёк»!
Хотя на первый взгляд вроде всё верно: при эдаком-то посыле любому из нас даже в голову не придёт шкурничать. Да и язык здесь не повернётся требовать от единственной своей досконального отчёта о юридическом состоянии её барахла. А это значит, что и не побежишь тогда по конторам к чинушам, вопрошая: «Уважаемые, хотелось бы знать, не отписала ли кому моя благоверная за моей же спиной какие-либо завещания и дарственные? Не пытается ли она использовать меня в неких своих корыстных и подлых целях?»
Но, а если и побежишь, то куда?
Где искать тех юристов и нотариусов, которые принимали участие в оформлении интересующих тебя канцелярских бумаг? Проще говоря, не видать тебе документов этих, только уже по той причине, что ты о них знать не знал и никогда не узнаешь. Что и будет полностью соответствовать букве манагерских законов о неразглашении частной информации. Здесь важно понимать, что не для того дегенерат заводит себе жертву, дабы посвящать её в свои по-предательски коварные планы.
Но, а теперь о том же, только детальнее — в образах и картинках, так сказать, для пущей усвояемости.
***
«Давай, бараняка лохообразный, рой землю рогами — вперёд! Хотел родовой дом? На, получай! Что? Не очень-то и родовым он получается? Не беда, зато: наш он, наш на веки вечные… вечные… вечные! Или ты успел уже чего надумать? Неужели откажешь искренне любящей тебя женщине в совместном гнёздышке?
Нет, не может быть!
Ты же не негодяй какой негодяистый, знать, не посмеешь столь подло поступить с той, которая полностью доверилась тебе на старости лет! Вон как меня, горемычно наивную, заколбасило-забултыхало во имя счастья в личной жизни: я и в ЗАГС с тобой под «дын-дын-дын» мендельсоновый, и оттуда «дын-дын-дын» — с тобою же. Вон и деньги принялась откладывать на осуществлении нашей общей мечты, когда даже собственную квартиру ради эдакого не пожалею, если надо, то и продам со всеми её квадратными метрами! Так неужели посмеешь теперь отказать мне в самой малости, что и размером-то всего ничего — 12 на 8?»
Согласитесь, вроде уже и не поспорить тут. Ибо лишь конченный мерзавец способен оставить столь душещипательные посылы в свой адрес без положительного ответа.
Так и ты, хороший наш, оглянуться не успеешь, как без должного опыта просядешь под путаной казуистикой интриг своей продвинуто-дефективной бяшечки. И заморочит она тебя, застыдит — засовестит. И просядешь тогда, как миленький, стало быть, присядешь совсем уже опрометчиво колобком доверчивым прямёхонько в лужу нескончаемых проблем и невзгод.
Так и я… ну, то есть.
Вот и давайте, дорогие мои хорошие, прямо сейчас возьмём, да предположим, что и я просел, совершенно не представляя, насколько подлость выродка может быть безгранична.
А это значит, начинаем строиться мы, постепенно возводя вширь и ввысь «наше, наше гнёздышко, что на старости лет…» Но, не проходит и года, как благоверная берёт и буквально собственными ножками: «топ-топ-топ» — выходит на пенсию.
Помните?
«В свои 58-мь, я хотела бы…» и так далее.
Вот и предположим, не успел я оглянуться, как все финансовые тяготы по затеянному ей строительству полностью были взвалены на мои плечи.
И понятно, почему!
С новоиспечённой-то пенсионерки кроме медицинских анализов брать более нечего. Не говоря уже про то, что тебя под эдакий шумок умышленно охмурили, втянули, затянули, повязали, охомутали.
А затем и…
Вот и он — результат, где теперь именно тебе — холоп, содержать и обеспечивать нахапанное выродками — во имя их благополучия, зато в ущерб себе!
«А может не всё так плохо, уважаемый? И впрямь, не накручиваешь ли ты почём зря? — заметит кто. — Скажем, почему бы в таком случае взять, да и не отказаться. Делов-то — всего ничего, было бы желание!»
Ан, нет и тут!
Для того и она, тягота интриганская — муторная, путанная. Если было бы с ней так просто, то и семейные трусы, как говорится, за корягу бы не цеплялись. А когда ещё и собственное время, силы, здоровье потрачены, то и подавно.
Когда, скажем, фундамент уже залит, стены поставлены, стропила торчмя торчат — за тучи калужские цепляются, того и гляди завтра крышу крыть, а то и вообще бурить чего, да буравить. Знать и не остановиться теперь, когда многое собственными руками сделано. Когда так и хочется просто вывернуться наизнанку, лишь бы довести начатое до конца — если ты мужчина, конечно же, а не шваль манагерская, которая без собственной выгоды даже пальцем не шевельнёт.
На этом и ловят нас дефективные, сиречь, на нашей врождённой тяге к бескорыстности, что приходится неотъемлемой составляющей наших чистых помыслов и устремлений — нашей самореализации по жизни.
Вот и меня, дорогие мои хорошие, предположим, на том же самом взяли, да и подловили. И вот уже я, да ради своей «декабристки» на пенсии, всё рою и рою. Да не абы как, а подстать калужскому — неутомимому кроту, всё рою, рою и рою прямо по куску глины в тридцать соток. И всё это чуть ли не наперегонки с самими — калужскими кротами.
Я рою, и они роют — они роют, и я рою. И уже не важно, что они таковыми уродились, а меня на то хитровыкрученно подрядила дефективная маман со своими дочками от бывшего.
Так и роем, и роем, едва поспевая друг за другом — днями роем, а то и ночами — роем и роем.
И кажется, что нам уже не остановится никогда!
Но вот, наконец-то, свершилось!
В один из дней, лет так через …надцать, беру я в свои мозолистые руки последний гвоздь и вбиваю его глубоченно — основательно, дабы уж на веки вечные, навсегда — «бамс»! Подстать завершающе восклицательному знаку, вбиваю его с любовью и окончательно в желанную для меня и моей крохатулечки мечту, что именуется новостроем «12 на 8»!
УРА!!! ВОТ И ОНА, ЖИЗНЬ УДАЛАСЬ!
СВЕРШИЛОСЬ!
В ДУШЕ ГРЕМЯТ ТОРЖЕСТВЕННЫЕ ФАНФАРЫ «ДЫН — дын, дын, дын! ДЫН — дын, дын, дын!»
ДУША ФЕЕРИЧНО РВЁТСЯ НАРУЖУ ОТ РАДОСТИ ЭДАКОЙ: «ВАУ, о-о-о, ВАУ!»
УРА, ВОТ И ОНО, пусть и небольшое, но своё родное гнёздышко на старости лет… СВИТО!
УРА!!! УРА!!! УРА!!!
А, тем временем, предположим, уже вечерело.
Знать, с чувством выполненного долга «хозяина, блин, хозяина», я наконец-то присаживаюсь рядом со своей благоверной. И обнимаю её, мою старенькую и морщинистую, точь подкисшая помидорина, но по-прежнему любимую и обожаемую.
Нежно так обнимаю её за сутулые плечи, а она… уже и сияет, и сияет вся. И чмок меня в щёку, чмок во вторую, после чего пристраивает свою седую головушку с поредевшими ресницами и такими же клочковатыми бровями на моё натруженное плечо, протёртое до дыр за трудами праведными.
Да не абы как пристраивается рядышком, а счастливо.
И вот сидим мы в обнимочку, точно в голливудском кино, на веранде собственного… ну да, собственного, вместе же строили!
И вот сидим мы сидючи бок обок на веранде своего домика «12 на 8», едва дыша от счастья и умиротворённо любуясь калужскими далями под вечерним закатом. То есть, закатными всполохами на жестяночке, что всё тянется и тянется, как и в былые времена по периметру «футбольного поля», да вдоль деревенской дороги.
И уже исподволь, не без весомой доли романтики в том, начинает мне мерещиться, что забор этот, не иначе как длинною во всю мою жизнь. Эдаким мистическим символом, что олицетворяет нашу с благоверной совместную — долгую и счастливую семейную жизнь. Что тянется и тянется он своими жестяными секциями, точно годы человеческие — чередой и количеством…
«Ну и? — озадачиваюсь вдруг не без весомой доли романтического налёта. — Сколько их там кукушка нам накуковала?»
И слышу: «Ку-ку!»
То есть, «вау!» — смотрю, а крохатуля-то моя… матерь божья! Взяла, да и дубу дала!
Не успел я и глазом своим подслеповато-старческим моргнуть, как… была она и вот уже от неё только ноги в гамашах над грядками торчат! Видать, время её пришло и не отмазаться!
И вижу, блин, страсть-то, какая!
Попробуй теперь не прочувствовать до дондышка, что на самом деле собой представляет это нежданно-негаданное и хорошо нам уже известное «… и вдруг!»
То есть, я вот о чём, хорошие вы мои.
Давайте-ка, предположим для пущей чистоты и наглядности нашего эксперимента, что не я, а именно благоверная отправилась первой к своим праотцам. И при этом, конечно же, пожелаем любому человеку крепкого здоровья, а заодно и жизни праведной, длинною… ну, скажем так, пока не надоест!
Значит, предположим… взяло, да и сдёрнуло мою благоверную в мир иной к про-пращурам. А я за нею взял, да и не поспел.
Но, а далее, как у всех.
Не откладывая в долгий ящик, препровождаю я уже на тот момент её бесхозные мощи точно в обратном направлении от траектории её же души, взметнувшейся ввысь. И остаюсь один-одинёшенек… ну да, точно «ундин с дубиною» — совсем один!
Стою, значит, я горемычный и потерянный такой у зелёного пластикового бочка, и горько горюю о своей «декабристке», столь непредсказуемо резко покинувшей меня посреди «французских редут». Переживаю, что так и не успели мы насладиться остатком дней своих в нашем совместном уютном гнёздышке, бок обок — рядышком.
А то и вообще… «раз!» и уже иду, иду, иду. И так хожу весь день напролёт неприкаянными кругами по нутру периметра. То укропчик на грядочках потереблю, то за шланги подёргаю, а то «опа!» — и в скважину загляну!
А потом, как возьму, да и в само гнёздышко «бац!» — и зайду! Потоскую слезливо там часок с другой, глядючи на фотки семейные, что по стенам развешаны и… да, как выйду оттуда вместе со своим старческим радикулитом, отдышкой, аритмией и тому подобным джентльменским набором древнейшего артефакта на ножках, забывшего вовремя помереть.
Выйду, значит, в который раз, смотрю, жизнь продолжается… вроде как… местами, а вроде и нет.
И вдруг!
Ох, уж это вдруг, когда дело имеешь, сами знаете с кем. И не важно, все ли они живы на тот момент или не очень. Если надо, они даже из-под земли кого хочешь, достанут!
К примеру, вот так.
***
Вдруг как в сказке скрипнула калиточка и на пороге куска глины размером в тридцать соток, появляются… ну, да! Поди, и сами уже догадались, кто: вот и она — младшенькая дочка благоверной, а за ней и старшенькая.
Почему именно младшенькая первой?
О-о-о, то, отдельная тема. Это только надо знать, как она в итоге всех нас вместе взятых сделала, и без каких-либо дурацких «предположим». Но, не будем опережать события. Всё по порядку.
Смотрю, а за ними и мужья-ухажёры их. Естественно, и внуки тут как тут — лбы здоровенные, подросли до неузнаваемости. И неудивительно, так как виделись мы в последний раз много лет назад, тогда они ещё пешком под стол ходили. Но, а нынче, смотрю и вижу… ба, да этим лбам и самим уже впору обзавестись наследниками.
— Ну что, пень плешивый? — спрашивают меня падчерицы. — Всё горюешь «ундин-дубиною»? Ноу проблемс! Сейчас мы тебя развеселим в два счёта! Короче, собирай свои пропылённые старпёрской перхотью манатки и вали отсюда! И чем быстрее, тем лучше! Потому как у наших деточек аллергия на перхоть!
И тут, самый младшенький из здоровенных лбов в ужасе округляет глазки и восклицает:
— Мама, папа! А чего этот допотопный барсук на нашей даче вообще делает? Откуда он взялся? Хелп, спасите, помогите! Я до смерти боюсь калужских барсуков!
— Успокойся, кроха! — наседкой кудахча, начинает суетиться вокруг своего чада одна из дочек благоверной. — Это по всем признакам не барсук, а всё-таки крот… калужский! Не беспокойся, сейчас мы его выкурим с нашего периметра!
И уже, ко мне:
— Ну и чего застыл, свои протезы раззявив? Видишь, ребёнок белым и горячим становится только от одного твоего вида! Сказано было, вали отсюда подобру-поздорову!
А я, наконец-то начиная отходить от удивления, граничащего с провалом в кому, отвечаю:
— Доченька, не говори так! И ты внучок, али не признал меня? Пусть я и отчим вам, а вы мне приёмные, но всё ж — родные мы, одна семья! Я же муж вашей мамы-бабушки. Знать, я и папа вам почти, а заодно и почти дедушка!
— Какой ты нам папа, кому ты дедушка? Говори, да не заговаривайся, хрыч полоумный! — уже хором наваливаются на меня разнокалиберные потомки благоверной. — Вот, наш папа! Он и есть наш дедушка! На, смотри!
И указывают мне на некоего старичка, что сидит в машине и преспокойно поглядывает через её боковую форточку на «санта-барбару», эпически разворачивающуюся посреди «французских редутов»:
— Зенки свои протри, крот! Вот он дед и отец наш, ты авантюрюга! Ты как был для нас никто, таковым и остался!
Смотрю, и вправду — да, это он, тот самый бывший моей усопшей крохатули. Самый, что ни наесть настоящий дед и папа в одном флаконе для этой, вдруг свалившейся на мою седую голову, компании.
Ну да, конечно же, он… и хрен поспоришь!
Те же руки-ноги, да и голова тоже его… всё сходится. Словно взял он и только что выпрыгнул из их семейного фотоальбома. А самое главное, смотрю и вижу, что в отличие от него я абсолютно чужой на этом празднике жизни!
И тут я начинаю вдруг всеми фибрами своей души понимать, что долгие годы тешился иллюзиями. Что эти благовернистые детки-конфетки, не родня мне и вовсе не семья, а совершенно чужие люди. Что они только и ждали того момента, когда смогут взять и вышвырнуть меня за порог подобно носовой салфетке, которую долго и усердно перед этим пользовали в своих интересах.
Смотрю, значит, я разочарованно на оную разнокалиберную поросль моей почившей крохатули, а самого так и распирает праведное возмущение: «Ну, не подлость ли? Вот тебе и наша, наша… дачка — гнёздышко уютное на старости лет, хозяин… блин, хозяин!»
И уже чувствую, как горечь чувств в моём горле комком перепирает дыхание. Давлюсь я им, не в силах проглотить и всё же говорю:
— Горько мне слышать ваши слова, деточки! Думал, ежели и свидимся ещё, то по-другому. Стало быть, по-людски — по-свойски, да не судьба, видать! Ну что ж, как говорится, на сильно мил не будешь, бог с вами! Только, одного вы не учли, взявшись рядить меня в изгои. У этого дома по факту всего два собственника, это я и жена моя — ваша незабвенная мамочка!
Говорю, а сам укоризненно поглядываю на падчериц, на их мужей и ухажёров, да на внучатых лбов, в надежде усовестить их оголтелую алчность:
— Разве по-человечески это, вышвыривать старика из собственного дома? Это же я строил его долгие годы своими руками, пусть и вместе с вашей маман-бабулей, но я! Так, как же вы можете теперь…
И тут мне… ну, скажем так, не от них, а скорее от самой благоверной взяло и влетело. Да не абы как, а для начала первой частью её «пламенного привета с того света».
— Ну да, строили вы вместе! — отвечали детки-конфетки. — Но, только бабуля полностью отписала нам, а не тебе свою половину от вашего дачного домостроя. А ты что и впрямь не знал об этом, колобок плешивый? Ну и дела!
Короче, неча тут жалобить нас! Сказано было — вали отседа!
Но, а я смотрю на них, слушаю и уже в свою очередь понимаю, что явно чего-то не понимаю. Толи передо мной конченые идиоты, а толи я… погулять вышел, да так и не дошёл до оного понимания ни умом, ни телом. Хотя, продолжаю чувствовать всеми фибрами души, как противно было схлопотать западло эдакое от своей же любимой и единственной, да ещё и на старости лет.
«Да и бог с ней! — подумалось мне, чуть не подавившемуся горьким комком в горле с эдакой горькой досады. — С усопшими-то, с ними, как? О них принято либо никак, либо только хорошее. Известное дело, взятки с них — гладки. Не выкапывать же теперь покойника из могилы, дабы плюнуть в рожу ему за прижизненную подлючесть, что и после смерти его покоя не даёт! И то правда, не выкапывать же!»
Стою, значит, кумекаю и начинаю постепенно понимать, что не только с покойника, как такового, но и с благоверной моей теперь взятки гладки.
«Вот и ладно, бог с ней! — продолжает думаться мне. — Поди там, каждому по делам зачтётся от пращуров наших. Знать, не мне и судить теперь благоверную. Но, а эти-то, негодяйные её наследнички, на что рассчитывают? Неужели надеются, что я по первому их свистку брошу нажитое непосильным трудом? Чтобы затем, да под высоко поднятыми над собой парусами из семейных трусов (точно под символом моих несбывшихся надежд и мечтаний о семейном счастье), гордо отчалить неведомо куда — восвояси? Да ещё и после стольких лет, потраченных на эту злополучную глину? Да, не в жизнь!»
Бодрюсь, значит, я внутренне, а сам чувствую, что на этот раз благоверной заготовлена мне не абы какая, а уже капитальная… да и не засада вовсе, а целое атомно-непробиваемое баррикадище. И что не перескочить и не обойти его, даже если очень захочется.
— Ну и чего таращишься, чего протезник-то свой раззявил, хрыч недогадливый! Похоже, ты и на самом деле не вкуриваешь, что к чему! — угрюмо и неотвратимо стали надвигаться на меня благовернистые детки-конфетки.
И тут… нет, правда! И не ошибся ведь, как в лужу смотрел! Тут мне и влетела вторая часть «пламенного привета с того света» от моей едва почившей, но по-прежнему дефективной крохатули. И уже основательно так влетело!
— Да, всё верно, половина дома твоя! — прорычали её детки-конфетки, продолжая неотвратимо надвигаться на меня. — Но стоит она целиком и полностью на нашей земле! Мамулечка не только отписала нам половину вашей халупы, но и все тридцать соток, что под ней этой! Знать и репей, что по внешней стороне жестяночки, и саму жестяночку, и теплицу, и баньку двухэтажную, и сарайчик с беседочкой. В том числе и кучу навозную, которую ты сам же сюда припёр! И даже местных кротов, что круглогодично пасутся посреди всего этого — всё, до последней укропины здесь, отныне принадлежит нам! Поэтому, барсук сохатый, к тебе вопрос: какого хрена ты и твои полдома делают на нашей даче, а?
Видать, дорогие мои хорошие, позабавил я вас своими излишне образными, а то и вовсе, из ряда вон выходящими предположениями, да? Нет, правда, анекдот же получается, только представьте!
Так и есть, половина новостроя «12 на 8» принадлежит мне — по факту, с нужными на то бумажками и канцелярскими печатями. Никто вроде и не отрицает. Но застолбился моя половина, оказывается, совсем не на том месте, где ей следовало бы столбиться. Ибо застолбилась она изначально на чужом землевладении.
В то время как я о том — ни сном, ни духом!
Знать, о том самом «ноже в спину» от выродка, что уже неизбежно повлечёт за собой бесконечные судебные дрязги при дележе твоего же кровного — собственными руками нажитого. Повлечёт нервотрёпку и боль душевную, от которой скорее всего и сдохнешь раньше времени в эдаком преклонном возрасте.
Ибо тебя старика просто затаскают по судилищам, чем и сведут в могилу!
А почему бы и нет?
Почему бы не предположить и столь фатальный исход, ежели личные отношения с самого начала выстраивались на лжи, обмане и подлости. Да, запросто!
Только поэтому, мы не станем возвращаться к ранее облегчённому сюжету нашей «санта-барбары». А продолжим по нарастающей, знать, с наибольшей показательностью оттенять, пусть и предполагаемые, но вполне возможные и столь же непредсказуемые её оттенки с нюансами.
Где, скажем, детки-конфетки, настойчиво вытесняя меня на край дачного периметра, принимаются уже дотошно раскладывать ситуацию по полочкам.
— Нет, проблем! — заявляют они. — Пользуй своё, как тебе вздумается! Но, по нашей земле ходить не смей! Мы вообще против, чтобы по ней шлялись некие старпёры, изначально неприятные для нашей внутренне психологической организации! Короче, сказано было, вали! Либо в дом — на свою половину и кукуй там тихо сам с собой «ундин-дубиною». Либо из дома, а далее прямиком в калужскую даль. И чтобы после этого тебе не мотаться туда-сюда! Иначе вызовем полицию и уже по всей строгости юридического закона будем выяснять, какого рожна ты вытаптываешь своими заскорузлыми пятками нашу частную собственность!
А я их слушаю и уже бледненький такой чувствую, что ещё чуть-чуть и аритмия моя кашлянет — поперхнётся, да и забудет окончательно, как дышать. Слушаю, а сам за сердце хватаюсь, по зелёному бочку шарю ладонью, для себя опору на нём выискиваю. И вдруг ощущаю, как от недостатка под рукой нашатыря с валокордином начинаю заваливаться набок. Хотя, при этом, в душе негодуя и возмущаясь до багровых пятен на лице, успеваю прошамкать протезами:
— И что мне теперь прикажете? Я ж ведь не святой дух, чтобы…
— Короче, отчим, усваивай! Нам совершенно фиолетово — кто ты, что ты, да как! — наперебой загалдели падчерицы, не дав и договорить. — Хошь на вертолёте, хошь с парашютом заземляйся на свою половину! А хошь и запропеллеренным Карлсоном по воздуху через форточку гнездись! Слышь, ты! Это твоё личное дело, как! Только по нашей земле отныне, чтобы ни ногой!
А, дорогие мои хорошие, «предположим, да домыслы»?
Ой, ли!
Дело-то имеем, с кем?
***
Но, а теперь ещё для более пущей наглядности подступимся к нашей ситуации с несколько другой стороны. Где, скажем, вышло так: не успел ты оглянуться, а твой кошелёк неким поразительным образом вдруг очутился посреди чужого частного владения.
То есть, вот же он, собственный кошелёк, вроде и рядом совсем. Только не дотянуться до него через изгородь, не достать. И ладно бы хозяева на тот момент отсутствовали. Ан, нет — туточки они, тут! Иначе говоря, поглядывает на тебя эдакая собственническая морда, да не абы как, а с издёвкой — ухмылочкой, покачивая прямо перед собой двуствольной берданой и грозит:
«Попробуй только сунуться на мою глину, придурок! Будешь в следующий раз знать, где свои кошельки разбрасывать!»
А главное, кошелёк-то он твой не трогает, но… и не отдаёт. Вот и вопрос: грабёж, не грабёж? Как понимать всё это, а?
Тут, значит, приезжает полиция. Быстренько уяснив, что данная проблема не стоит даже выведенного яйца, обращается к ухмыльчатому стрелку:
— Послушай, дружище, отдай человеку кошелёк. Вопрос же, фигня! Да и вообще скоро обед, нас дома жёны ждут. Давай, уладим всё по-хорошему, разойдёмся и забудем. Лады?
А тот и отвечает:
— Хрен там, жёны подождут! На то и жёны моих правозащитников, дабы терпеть всевозможные лишения наравне со своими героическими мужьями!
Поэтому, я требую составления протокола, а заодно и тщательного расследования тех причин, по которым этот придурок мусорит по чужим огородам. Короче, пишите протокол! И не забудьте в нём указать, что потерпевший (то есть, я) вообще крайне отрицательно реагирует на загаживание чужими кошельками частной собственности. Стало быть, рассматривает данный вандализм, как преступное ущемление своих гражданских и даже общечеловеческих прав!
И уже тут, дорогие мои хорошие, согласитесь, вовсе не до смеха становится, не смотря на очевиднейшую бредовость данной ситуации. Ведь и впрямь, казалось бы, вопрос-то — фигня фигнёй!
Но!
На то и они — дегенераты, дабы в каждой фигне, даже граничащей с откровенным маразмом, находить ещё и некую другую сторону, в которой будет всё перевёрнуто с ног на голову в оправдание уже самого маразма. Где очевидное будет попрано и унижено в своих правах, а то и вовсе немилосердно растоптано. Нет, вовсе не в соответствие, а в подлую угоду законодательству, толерастирующему перед выродком, где последний ещё и не такое вправе потребовать, лишь бы замутить судилище с выгодой для себя.
И то не шутки, дорогие мои, эдакое паскудство запросто можно провернуть сегодня на вполне законных основаниях.
И всё бы ничего, да только в нашем случае речь идёт не о бросовой мелочи размером с кошелёк, а про целый дом. А это значит, будь то по собственному желанию или по приказу, его не вынести на руках — не унести. Дело известное!
Да, что там «не унести», когда и не сдвинуть его просто так, даже при всех своих стараниях — на то и целый дом, однако. Что, даже самых глухим и слепым калужским кротам не только предельно понятно, но и очевидно!
Вот и я, прекрасно осознавая данную разницу, а заодно и то, что на старости лет вляпался в наижутчайшую ситуацию, спрашиваю:
— Ну и как быть теперь? Неужели вручную прикажете крячить эдакую громадину, аль раздербанить её по брёвнышку, прежде чем? Но, а ежели и так, то куда мне её несть, где ставить? Рядом с песочницей что ли, во дворе городской квартиры? Хорошо! А как быть с тем, что я растратил последние годы жизни не только ради собственного, но и ради благоустройства вашей матери? Вы и представить не можете, сколько сил, времени, средств было потрачено на это!
Нет, не ради себя, а прежде всего ради своей возлюбленной супруги, что приходится тебе бабушкой, внучок!
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.