Бесплатный фрагмент - Дефиниции

Мета-сборник Дефиниции

Текст

Выплывает из прошлого каждый миг,

обнажается каждый свершённый шаг,

может даже не понял и не постиг,

только прав ты, само получилось так.

Всё иллюзия, это совсем не ты

где-то шагом идёшь, а где-то бежишь,

жизнь свою ты спасаешь от духоты

и взлетаешь как птица ты выше крыш.

Это текст, он свою проживает жизнь,

ты вовне, но погружен в него по грудь,

то и дело меняются падежи,

сердце давит сильнее всё, не вздохнуть.

Но, глаза закрывая, ты видишь свет,

и любовь благодарна тебе за всё,

только в ней ты способен найти ответ,

только текст сохранит её и спасёт.

10.09.2023

Сборник Специи и Пряности

Специи появились в жизни человечества почти так же рано, как и письменность. В Древнем Египте уже за 2000 лет до нашей эры любили черный перец, корицу и имбирь. Египтяне использовали специи повсеместно: на кухне, в медицине и даже при бальзамировании мумий.

Родина большинства приправ — Индия и Индонезия, а в Средиземноморье их привезли предприимчивые арабские купцы. Восточные пряности быстро стали символом богатства и роскошным подарком.

Термин «специи» происходит от латинского species и означает в контексте именно пряности, объединяя оба этих понятия. Но в Большой советской энциклопедии, под специями подразумевались применяемые при готовке вкусовые ароматические вещества, влияющие на улучшение вкуса и повышение усвояемости блюд. Толковый словарь Ожегова называет специями острые приправы для маринадов и кушаний. Пряные приправы тот же словарь называет пряностями.

1. Кардамон

***1

Ксенофонт уехал с родителями из Грузии давно. И нечасто вспоминал свою родину и место, где родился и рос. Потому что уже с 17-ти лет жил в Москве у старшей сестры. Он поступил в универ, а жить с родителями ему было неудобно, поскольку они поселились в Подмосковье. Отец почти сразу после переезда в Россию учредил фирму и достиг значительного успеха в своем предприятии.

Сестра Ксенофонта была замужем, имела двоих детей, но работала, как и ее муж. Детей они отводили одного — в сад, второго в частную школу, а после работы забирали. Иногда им помогала бабушка, которая жила рядом. Она самая первая из семьи перебралась в Москву, а потом позвала приехать и старшую внучку. И теперь очень радовалась приезду младшего внука.

Недавно Ксенофонту исполнилось 30. Год назад после смерти бабушки он поселился в её квартире, которую она ему завещала. Сестра Ксенофонта, Этери, была обижена, ведь они с мужем свою квартиру покупали в ипотеку и долгое время на всем экономили. Ее младшему брату всегда доставалось все самое лучшее. Его обожали родители, а бабушка души в нем не чаяла, даже к детям своей внучки Гулико относилась не так, как к Ксенофонту. Ведь он был очень похож на деда в молодости. Бабушка в альбоме вставила две их фотографии — молодой Георг и рядом Ксенофонт в том же возрасте — 25 лет. Словно братья близнецы, только прически разные и одежда.

Дед пропал без вести еще 15 лет назад. Ушел из дома с дорожной сумкой, в которой относил старые книги в скупку, да так и не вернулся. Розыск ничего не дал, Москва поглотила его в кварталах старой части города. Как оказалось, книг в букинистический магазин он тогда не приносил, а вот некоторые вещи, в том числе зимняя куртка и обувь из дома пропали. И сберкнижка с накоплениями почему-то оказалась у бабушки под подушкой, хотя хранили они ее в потайном шкафчике за книжным шкафом. Никто, ни сын, ни внуки, не знали об этих деньгах. Бабушка не тратила их, все ждала возвращения Георга. Но незадолго до смерти перевела все деньги на депозит на имя Ксенофонта. Он узнал об этом только после похорон и отдал сестре половину.

Дед Ксенофонта был шеф-поваром ресторана крупного отеля. И когда пропал, приходили с работы, выясняли, даже дополнительно оплатили продление его поисков. Однако безрезультатно. Но, еще когда была жива бабушка, Ксенофонт случайно нашел его. Оказалось, что он временно терял память, назвался другим именем, его приютила одна женщина, и он теперь жил у нее. Ксенофонт хотел сразу сообщить своим об этом, но дед вдруг взглянул на него каким-то очень серьезным взглядом, взял за руку и тихо сказал:

— Выполни мою просьбу, очень тебя прошу. Не сообщай семье о том, что встретил меня. У меня теперь другое имя — Георгий. Тебя я всегда любил, ты как бы моё отражение. Я именно таким и был в молодости. Но я не хочу возвращаться. Я все вспомнил, но та жизнь для меня как бы закончилась. Мы все изменились и стали совсем другими людьми, нежели были раньше. И я почти не знаю этих новых людей, даже Гулико, хотя мы прожили с ней сорок лет. Она постепенно менялась и становилась другой, не похожей на ту Гулико, которую я когда-то полюбил. Поэтому я не хотел разрушать свои воспоминания о нашей с ней прошлой счастливой жизни. Она ведь наверняка не сильно страдала и уже забыла меня. С некоторых пор ты заменил ей всё. Она даже твою сестру не так любила, как тебя. Если хочешь, приходи ко мне иногда, нечасто. Только никому из семьи не открывай моего местонахождения. Это моя искренняя просьба.

С тех пор Ксенофонт ездил к деду примерно раз в месяц, они вместе обедали, говорили, дед на прощание обнимал его, и Ксенофонт уезжал до следующего раза. На похоронах бабушки дед не присутствовал, Ксенофонт отвез его к могиле Гулико только через день.

Георг не плакал, положил цветы на могилу, а потом взял Ксенофонта за руку и сказал:

— Вот самый лучший итог нашей с тобой жизни, Гулико. Я научу его всему, что знаю и умею. Пригодятся ли ему мои уроки, жизнь покажет. Сын не захотел пойти по моим стопам. Может быть, внук захочет.

Учиться на повара в 30 лет Ксенофонту не хотелось. Он не верил, что сможет достичь чего-то в этой сфере. Да и зачем? Но дед ярко расписывал ему плюсы кулинарных умений для жизни. И необязательно делать их своей работой. Ксенофонт просто слушал и кивал. Он был уверен, что дед за месяц до их следующей встречи забудет о своем желании, но дед не только не забыл, напротив, он продумал все до мелочей, чтобы осуществить свой план. Для этого он согласовал со своими друзьями-коллегами время, когда бы Ксенофонт мог получить от каждого из них урок кулинарного мастерства. Каждый из них считал Георга своим гуру и не мог ему отказать, ведь Георг каждого из них в свое время обучал как своего возлюбленного птенца. Теперь настало время им возвращать долг учителю. Ксенофонту ничего не оставалось, как согласиться пройти этот курс, хотя ему пришлось изменить свой напряженный график в угоду деду. И в очередной приезд Ксенофонта дед привел его в дом, где жил все эти 15 лет. Ксенофонт хотел этого и одновременно боялся. Но бабушки уже не было на этом свете, поэтому совесть его не мучила. К тому же дед уверял, что физически никогда не изменял бабушке, и женщина, у которой он долгие годы после ухода из дома жил, не являлась его любовницей или сожительницей. Анна приютила Георга из каких-то высоких альтруистических душевных порывов, встретив его в придорожном кафе, разочарованного в жизни, уставшего и потерянного.

***2

Для обучения Ксенофонту требовалось время, поэтому на первый раз он выкроил неделю, на которую и приехал к деду. Да и то сказать, ему и самому хотелось отдохнуть от повседневной рутины на работе. С тех пор как Дина бросила Ксенофонта, работа занимала практически все его время. На отдых оставался лишь вечер. Без выходных и проходных. Впрочем, иногда он брал выходные, чтобы отметиться на дне рождения кого-либо из друзей или съездить к деду.

Работал Ксенофонт исполняющим директором в фирме, которую учредил его отец. Отец занимал пост генерального директора. Фирма разрослась за 10 лет существования и уже имела три филиала, поскольку привлекла достаточно много инвесторов.

А Дина пропала так же, как когда-то дед Ксенофонта. Ее подруга сказала, что она собрала вещи и уехала куда-то на такси, но ей ничего не сообщила и связи с ней не поддерживает. И с тех пор прошел уже целый год. Ксенофонт замкнулся в себе и ни с кем не откровенничал об этом. Он мог узнать о ней всё — где она и чем занимается, встречается с кем-то или даже вышла замуж. Ксенофонт мог, но не хотел. Да и что могли принести ему эти знания? Мать сказала ему:

— Говорили тебе, выбирай грузинку, но ты не слушал. В русскую влюбился. А у русских девушек нет ни царя, ни бога в голове. Давил на нее? Не получалось? Все потому, что русская! Бесстыжая, никогда глаза в пол не опускала при нас с отцом!

Ксенофонт не давил на Дину, даже не пытался, но знал, что она уехала именно из-за его родителей и из-за того, что он не мог бросить фирму отца, который никому, кроме сына, не доверял дело своей жизни. Ксенофонт понимал — Дина ждала, что ради нее он сделает это, а он не сделал. Дед ничего об этом не знал, и Дину никогда в глаза не видел. Ксенофонт о ней ему ничего не рассказывал. На вопрос деда, есть ли у Ксенофонта девушка, он ответил:

— Мы расстались.

Дину знали только близкие друзья Ксенофонта, потому что он появлялся с нею на различных вечеринках с ними. Через месяц знакомства он представил ее родителям как свою невесту. К тому времени Ксенофонт с Диной подали заявление.

Дина пропала накануне регистрации, от свадьбы она сразу отказалась, чем вызвала возмущение матери Ксенофонта. А перед этим поставила ему условие — уволиться из фирмы отца. Когда она пропала, Ксенофонт узнал, что на своей работе Дина уволилась, хотя ее уговаривали остаться. Руководительница очень сокрушалась и сказала, что будет ждать ее возвращения. Причин увольнения Дины она так же не знала.

— Вы ведь собирались пожениться? — воскликнула руководительница, когда он стал расспрашивать ее о Дине.

— Почему ты не удержал ее? Дина была моей правой рукой!

После того, как Ксенофонт выяснил, что даже бывшая начальница Дины ничего не знает о ней, он перестал искать и выяснять. Хотя мог. Скорее всего, его друг сделал это и просто ждал, когда Ксенофонт обратится к нему, как к специалисту, имевшему возможность выяснить местоположение любого человека.

Недавно в разговоре с дедом Ксенофонт обронил:

— Это было год назад, когда от меня ушла Дина.

— Дина? Кто это? — удивился дед. Но Ксенофонт не ответил и быстро перевел тему.

Георг задумался, но больше ни о чем не стал расспрашивать внука. Между тем, Ксенофонт быстро освоил правила готовки, неплохо работал ножом, владел стир-фраем и соте, то есть умел переворачивать зажарку встряхиванием сковороды, чтобы продукты не подгорали. Сейчас на очереди у него стояли методы и способы приготовления продуктов, такие как бланширование, барбекю, глазировка, гратирование и прочее. Проблема была в том, что Ксенофонт не любил пробовать то, что готовил. Он вообще не являлся фанатом еды, любой, даже самой аппетитной. Дед очень этому удивлялся, поскольку подростком Ксенофонт обожал вкусно поесть и часто приходил к деду в ресторан отеля. Ксенофонт молчал и не рассказывал о том, что практически потерял тягу к еде после ухода Дины. Даже вкусные запахи его теперь не привлекали. Что-то словно блокировало у него их адекватное восприятие, потому что он боялся воспоминаний.

Однако Георг настаивал и учил его определять степень готовности продуктов, количество специй и соли в них, а также на первом этапе свежесть и насыщенность запаха исходных ингредиентов. А для этого требовалось постоянно их нюхать и пробовать. Но в последний свой приезд Ксенофонт вдруг бросил нож, выключил плиту и ушел в подсобку кафе, в котором друг Георга проводил с ним занятие.

— Я больше не могу, — сказал Ксенофонт деду, сидевшему в это время перед телевизором.

— Почему? Что случилось? — спросил дед.

— Я хочу все забыть и не вспоминать. Она ни разу за этот год даже не позвонила мне.

— Ты не искал ее?

— Нет! — выкрикнул Ксенофонт.

Ксенофонт редко кричал, он прекрасно умел владеть собой. Поэтому дед крайне удивился его поведению и словам. И когда Ксенофонт уехал, бросив фартук и латексные поварские перчатки прямо на журнальный столик, Георг решил все выяснить, хотя сто лет уже ничего и ни о ком не выяснял.

***3

За жизнь у Георга накопилось много нужных знакомств. И никто из его приятелей даже не подозревал, что он давно ушел из дома. Все думали, что он просто рассчитался из ресторана в отеле и стал работать в заведении поскромней. Причинами его знакомые считали возраст или конфликт с руководством, но деталей никто не знал. Однако был у Георга один очень давний дружок, который давно все о нем выяснил и даже приезжал, чтобы во всем убедиться лично. Вот к нему и приехал Георг, чтобы поручить ему дело своего внука. Аристарх мог найти кого угодно и все на свете выяснить, поскольку работал в соответствующей структуре. Однако ему требовались вводные данные, которых у Георга было недостаточно. Только имя — Дина. Наверняка полностью девушку звали иначе, например, Диана или Динара, или Диона или Дионисия, или… Да может, Дина — это просто прозвище и не является настоящим именем. Но Аристарх все-таки взялся за дело, ведь он почти все знал о внуке Георга. Для начала он попросил аванс, не себе, а чтобы оплатить услуги наблюдателя. Для друга сам он все делал бесплатно.

Дело осложнялось тем, что Ксенофонт за неделю наблюдений и прослушки даже словом нигде и ни с кем не обмолвился о Дине. Тогда Аристарх решил обратить свой взор на его друзей и знакомых. Пришлось придумать легенду о том, что девушка Ксенофонта в свое время брала в спец библиотеке очень редкую книгу, и оплата срока для чтения уже закончилась, а новой суммы не поступило, и книгу Дина не вернула. Телефон ее не отвечал, или она каким-то образом оставила неверные сведения о себе. Никто ничего не знал. Но все же нашлась одна сильно обиженная на Ксенофонта девица, которая, как оказалось, в свое время следила за этой парочкой и даже посылала Дине анонимные угрозы и требования отстать от Ксенофонта. Аристарх кривил рот, но поблагодарил неприятную особу и вручил ей дорогой парфюм в подарок.

Оказалось, что Дина сдала свою квартиру внаём через риелтора, а сама уехала в Петербург и устроилась на новое место работы, где стала зарабатывать минимум в два раза больше, чем на предыдущем месте. Казалось бы, мотивы ее отъезда были вполне понятны. Однако Аристарх также выяснил, что Ксенофонт не искал Дину, и даже не попытался рассчитаться из фирмы отца, чтобы уехать за ней. Поэтому Аристарх сделал вывод, что парочка рассталась из-за ссоры. Хотя Георг сомневался, поскольку из некоторых оброненных Ксенофонтом слов он понял, что внук его не знает причин побега Дины. А, следовательно, никакой ссоры не было. Так что мнения разделились. Однако упертый Аристарх решил съездить в Питер, попить водки со старыми корешами, а заодно увидеться с Диной и душевно с ней поговорить. Она ведь работала в серьезной компании, следовательно, была неглупа, к тому же внешне выглядела красивой, современной и решительной. А такие люди обычно открыты и честны, даже женщины. Хотя… Но Аристарх, получив от Георга «добро», все-таки поехал, не мог он слушать от друга то, что внук его мучается.

Ксенофонт не приезжал к деду две недели. Георг не звонил ему, ждал, когда внук сам позвонит. Он долго думал и понял, что боль Ксенофонту приносила необходимость пробовать вкусную еду. Он слишком хорошо знал силу запахов и вкусов. Когда-то именно они вернули ему память. Анна все объясняла Георгу, потому что работала психологом в медцентре и в основном занималась реабилитацией инсультников.

Когда она привела Георга с улицы к себе домой, он ничего не помнил и слушался ее как ребенок-аутист. Лишь изредка называл предметы вокруг себя, показывал на них пальцем и смеялся. Первым к нему вернулось умение шинковать лук. Анна как раз готовила еду им на ужин. Он встал, отодвинул ее и взял нож в руки. Анна лишь немного направляла его в процессе вспоминания, основное он как бы помнил, но смутно. Все постепенно становилось чётким у него в голове, как картинка через мокрое стекло, которое вытирали фрагментами от капель дождя. Позже Анна, анализируя то, что Георг ей рассказывал о себе и своих ощущениях, пришла к выводу, что он долгое время испытывал сильную душевную боль. И наступил такой момент, когда эта боль стала нестерпимой. Тогда он и ушел из дома — в проливной дождь и фактически в никуда. Его убивало то, как медленно, но неуклонно изменялись члены его семьи и особенно жена. Он часто просыпался и словно оказывался среди совершенно чужих, незнакомых людей. Ничто больше в них не напоминало ему счастливых лет прошлого. Остался только 15-летний Ксенофонт. Сын, невестка, жена изменились до неузнаваемости и внешне, и внутренне. Они забыли свои прежние привычки, голоса их стали звучать иначе, чем раньше, но, главное, изменились их мысли и поведение.

С собой Георг взял только документы и кое-что из носильных вещей. И когда Анна разбирала его рюкзачок, то сделала вывод, что он провел на улице несколько дней. Никаких травм у него она не нашла, поэтому причиной его состояния на тот момент она посчитала душевный кризис. Ведь все показатели здоровья у него после обследования оказались близкими к норме. Когда она побрила и подстригла его, он стал выглядеть моложе своих лет. Всё ходил за ней, брал за руку и смотрел ей в глаза. Но ничего не говорил.

С первого дня Георг удивил ее своей опрятностью и привычками убирать за собой. Он вообще не любил любой беспорядок. Так у них и повелось — уборкой и готовкой теперь полностью занимался он. Анна съездила по адресу, указанному в его документах, но к тому времени Георг уже все вспомнил и сказал ей, что не хочет сообщать родным о своем местонахождении. Поэтому Анна просто под предлогом соцопроса пообщалась с его женой и сыном. Ксенофонта она тогда не застала.

Сама Анна к тому времени уже дважды побывала замужем, но поняла, что больше не хочет жить в браке. Но Георга оставила жить у себя. С ним она чувствовала себя комфортно. Да и кому бы не понравился такой умелый и трудолюбивый помощник по хозяйству. Но помимо этого она так же, как и он, довольно быстро привыкла к спокойным вечерам с ним за беседой с бутылкой хорошего вина и вкусной едой. Они вместе смотрели телевизор, обсуждали фильмы и новости. По их поведению и молчаливому взаимопониманию можно было даже подумать, что они супруги.

***4

Поскольку Георга давно перестала разыскивать полиция как пропавшего без вести, он уже через год пользовался своими документами и даже открыл новый карточный счет в банке, куда отправлял все заработанные деньги. Почти половину он отдавал Анне, хотя это просто означало, что он переводил часть заработка на отдельную карточку, которая хранилась в шкатулке на комоде. Анна иногда пользовалась ею, но нечасто. В основном Георг покупал на эти деньги продукты и все необходимое для дома. А зарабатывал он немало, значительно больше Анны, которой он часто делал дорогие подарки. Она не жеманилась и не отказывалась. Украшения и наряды, которые он ей дарил, отличались изысканностью, Георг обладал хорошим вкусом. Кроме всего он любил и умел рисовать, чем занимался по выходным.

В первый же год Анна нашла ему работу в престижном ресторане, а также организовала для него курсы, где он обучал желающих своему мастерству. Она даже разработала дизайн дипломов для выпускников этих курсов. Для всех он был Георгием, тем более что настоящее его имя не слишком-то отличалось от этого.

За 15 лет после ухода из дома на карточке Георга накопилась значительная сумма. Ее он сразу завещал своим внукам поровну. Он сказал об этом Ксенофонту, но тот отнесся к его словам совершенно равнодушно. Ксенофонт своим поведением совсем не нравился Георгу. 15-летним мальчишкой, которого помнил Георг, Ксенофонт был совсем другим — живым, любознательным, веселым. А взрослый Ксенофонт как будто замороженный улыбался лишь изредка, и деда слушал молча. Поэтому тот и начал предпринимать все для поисков Дины.

Между тем, Аристарх нашел ее в Питере и даже сумел с ней поговорить. Однако ничего не выяснил. Дина почти ничего ему не сказала, кроме дежурных фраз «здравствуйте» и «приятно познакомиться». Он уверял ее, что Ксенофонт страдает и ждёт ее, но она молчала в ответ. Тогда он пошел ва-банк и спросил:

— Скажите, Дина, вы любите Ксенофонта?

Она помолчала, словно задумалась, но ответила:

— Да, люблю.

Аристарх вдохновился и с новой силой начал убеждать ее в том, что любящие друг друга люди не должны расставаться, жизнь слишком коротка и т. п. Выслушав бурную речь Аристарха, Дина встала и как-то слишком официально произнесла:

— Простите, мне нужно вернуться на работу. Всего доброго.

— Так что мне передать Ксенофонту? — воскликнул Аристарх, но она уже вспорхнула и почти сразу исчезла из кафе, где они беседовали.

Аристарх сидел обескураженный, ведь он столько сил приложил, чтобы разыскать ее. Он позвонил Георгу и все рассказал. Хотя весь рассказ уложился в несколько фраз. Георг расстроился, а потом сказал:

— Но она ведь сказала, что по-прежнему любит его. Это и есть главный итог твоих поисков. Теперь буду думать, как разговорить Ксенофонта. Это ж упертый барашек.

— Тоже мне барашек, 180 см роста.

— 183, — уточнил Георг и улыбнулся, — Я уже знаю, что ему говорить. Спасибо, Риса, дружище. Ты всегда меня выручал. С меня фирменный обед.

Шла уже четвертая неделя, как Ксенофонт не приезжал к деду. На вопросы по телефону отвечал, что запарка на работе. К тому же сын Георга заболел ковидом и сидел дома. Все дела фирмы без него вел Ксенофонт.

Георг не видел сына 15 лет и не хотел увидеть. Известие о его болезни никак не задело Георга, ведь в разлуке он и сам много раз болел, иногда тяжело. Конечно, сын позаботился бы о нем — нанял бы медсестру и оплатил бы услуги частной клиники. Но Георгу были дороги заботы Анны. Даже жена так никогда не могла. Это он всегда заботился о ней, а она капризничала. Анна не миндальничала с ним и не нежничала, была даже строга, когда заставляла его пить лекарства и терпеть уколы. Но ее прохладные руки почти сразу при прикосновении к нему становились тёплыми, словно по ее приказу нагревались изнутри. Он был уже вполне уверен, что не сможет без нее жить. По всему она так же не собиралась ничего менять в своей жизни, частью которой он стал.

После того, как Аристарх ничего толком не добился в предприятии, которое затеял, Георг, долго раздумывая, решил послушать совета Анны и написал письмо Дине. Большое, подробное. О своих чувствах и мыслях и о том, почему ушел из дома, хотя любил всех до одного членов своей семьи. Написал о том, что видел, как все они постепенно меняются и становятся другими людьми, которых он все меньше узнавал. Он больше ничего не мог им дать и ощущал себя бесполезным в их жизни. И только с Анной он почувствовал себя необходимым ей. Хотя физически они не были близки. Он не знал, поймёт ли его Дина, которую он никогда в глаза не видел. Ему просто хотелось защитить своего внука от молчаливых страданий. Любимого внука, своё молодое отражение, почти точную копию. Конечно, это было эгоистично, ведь он не знал мотивов Дины, ее обстоятельств, мыслей и умозаключений, не знал, каковы на самом деле были у нее отношения с Ксенофонтом, и имелась ли его вина перед ней. Ничего этого Георг не знал. Поэтому просто плакал над своим письмом, но все-таки дрогнувшей рукой нажал в мессенджере команду «отправить».

***5

На время болезни отца его пост занял Ксенофонт, хотя никогда не стремился к этому, да и свою должность в фирме считал обременительной для себя. Ему многое не нравилось в устройстве фирмы, но это было детище отца, поэтому Ксенофонт сказал ему своё мнение несколько раз, но на этом и закончил любую критику, поскольку фирма процветала.

В свое время по настоянию отца Ксенофонт окончил Политех по специальности «Электрооборудование и промышленная электроника», а потом в процессе работы в фирме получил второе высшее образование и диплом экономиста. Это было три года назад. Тогда Ксенофонт и встретил Дину. Он защищал диплом, а она в то время училась на 3 курсе юридического факультета. Дина родилась и выросла в Питере, а в Москву переехала по семейным обстоятельствам. Обстоятельства были сложными и запутанными. Пока шли семейные разборки, она поступила в универ, а к его окончанию оказалась владелицей квартиры, которую родители отсудили у дальних родственников, получивших ее в свое время обманом. В этой квартире она устраивала студенческие пирушки, на одной из которых и познакомилась с Ксенофонтом. Двое из ее однокурсников дружили с дипломниками и привели с собой на пирушку к Дине Ксенофонта и его товарища. Молодежь к их приходу уже изрядно напилась, а Дина, услышав имя Ксенофонт, хохотала до коликов в животе. Но он весь вечер, пока студенты орали песни и веселились, смотрел только на неё. А утром оказалось, что, выпроводив всех к трем часам ночи, он уложил пьяную Дину в постель, а сам уснул на диване. Следующую ночь они провели уже вместе и с тех пор не расставались.

Она могла делать с ним все, что угодно, он не сопротивлялся, потому что никого и ничего не видел вокруг, настолько был ослеплен любовью. Она таскала его по студенческим тусовкам, хотя к тому времени он уже защитился. Он выполнял все ее желания, отец не жалел на сына денег. Дина наслаждалась любовью, но хотела, чтобы Ксенофонт уделял ей больше времени, ведь после трехмесячного отпуска он приступил к работе в фирме отца. Тогда они уже жили вместе, Ксенофонт фактически переселился к Дине от родителей.

Потом он случайно нашел своего деда, а через полгода умерла бабушка. Ксенофонт переехал от родителей в ее квартиру, которую она ему завещала. Дина в то время уже работала. Со всеми этими преградами им с Ксенофонтом оставалось слишком мало времени, чтобы бывать вместе. Дина ненавидела работу Ксенофонта, которая забирала его у нее почти полностью. Она боролась, просила, требовала, но он не мог предать отца, который к тому времени перенес свой первый инфаркт.

Ксенофонт метался от отца к работе, разрывался между Диной и делами, потому что не мог без нее, страдал на физическом уровне, у него мышцы скручивало от одной мысли, что ему придется в какой-то день оставить ее одну. Но ему приходилось по очереди с матерью и сестрой дежурить у отца в больнице, а днем тащить всю работу фирмы на себе.

Дина похудела и сникла, стала молчаливой, общалась только с двумя подружками, на новой работе специально задерживалась допоздна, поскольку знала, что дома придется коротать время одной. И каждый такой вечер умывалась слезами. Потому что безумно любила Ксенофонта. При одной мысли о нем у нее начинали дрожать и подгибаться ноги. Сидя перед зеркалом, она смотрела на себя и говорила:

— Просто я подурнела, поэтому он разлюбил меня. Инфаркт? У его отца есть жена и дочь, на Ксена и так всю работу по фирме взвалили, а он не может им ни в чем отказать. Потому что мною можно пренебречь.

Ее не убеждала его страстность в постели, поскольку он иногда приходил домой полумертвый от усталости, а часто вообще не приходил, когда оставался с отцом или уезжал в один из филиалов фирмы разруливать назревшие проблемы. У его отца имелось трое заместителей, но Ксенофонту все равно приходилось многое решать только самому.

Подходил к концу месяц с момента подачи ими заявления, до даты торжественной регистрации оставалась неделя, но Дина через знакомых нашла надежного арендатора квартиры, оформила договор у нотариуса, подала заявление на увольнение через секретаря, подруге оставила копию договора аренды, доверенность и запасные ключи. Сказала, что будет платить ей 10 процентов от оплаты арендатора за ежемесячную проверку показаний счетчиков и порядка в квартире. Потом взяла два чемодана с вещами, села в такси и уехала.

Георг терпеливо ждал хоть какой-то реакции Дины на свое послание ей, а Ксенофонту не рассказал о своем письме и о поездке Аристарха. Его согревало то, что внук продолжил обучение кулинарии и даже делал успехи на этом поприще. А когда Георг подробно расписывал ему свойства специй и пряностей, применяемых в различных блюдах, приготовлению которых учил Ксенофонта, тот вдруг спросил его, чем пахнет кардамон. Георг задумался, он редко занимался выпечкой и кардамон использовал довольно давно. Поэтому он открыл свою пухлую тетрадь, где были наклеены вырезки с описаниями приправ и прочел Ксенофонту:

— Кардамон имеет свежий аромат, в котором смешались нотки цитруса, свежемолотого чёрного перца и эвкалипта.

Ксенофонт выслушал и сказал:

— Да, она именно такая, — и закрыл лицо руками.

***6

Дина разозлилась, когда прочла письмо Георга. Сначала плакала, потом ругала старикана последними словами:

— Этот замшелый пень ничего не понимает! Вообще ничего! Ушел из семьи, типа как Лев Толстой, мать его! Придурок! Видите ли, члены семьи постепенно изменились до неузнаваемости. Ах ты, боже мой! Да человек по своей природе меняется каждый день, каждую минуту! Но ядро, стержень, основа личности все равно остается. Жена изменилась? Конечно, постарела. А ты на себя-то в зеркало смотрел? И подумал ли ты, какое горе принес своим родным уходом из дома? Бабушка наверняка именно поэтому раньше срока умерла, а родной сын корит себя до сих пор, поэтому в 55 лет второй инфаркт получил. Ты даже любимому внуку ничего не сообщал, пока он тебя случайно не встретил. Учить меня вздумал? На путь истинный наставлять? О любви мне пытался вещать? Кому? Мне?! Да знаешь ли ты, паршивый божий одуванчик, хоть что-то о любви? Помнишь ли, что это такое? Живешь на всем готовом теперь, только для себя любимого. Хорошо устроился! Еще бы, сожительницу-психолога себе заимел, моложе почти на 20 лет. Сучий кот! О внуке переживаешь? Дружка своего колченогого подослал ко мне, а сам? Сам почему не приехал? Побоялся нарушить свой драгоценный душевный покой?!

Ее родители очень переживали о том, что свадьба дочери разладилась. Они так уважали и привечали Ксенофонта, он им сразу понравился, когда Дина привезла его к ним в Питер знакомиться. Что там у них случилось? Дина им ничего не рассказала, просто вернулась домой и сняла квартиру неподалеку. Только пару ночей провела в родительском доме. Она всегда была такой — своевольной и самостоятельной.

В родном Питере друзья отца помогли найти ей денежную работу, и она почти сразу приступила к своим обязанностям. Заработок у нее значительно возрос по сравнению с предыдущим, но и работы прибавилось. Сейчас ей это нравилось, поскольку едва хватало времени на отдых. Вернулось общение с подругами, но даже им она ничего толком не рассказывала. Единственное, что сильно её смущало, это то, что такая загруженность вряд ли могла снять ее душевную боль. Ведь Дина постоянно прикидывала, как все будет, если Ксенофонт откажется от должности в фирме отца и приедет к ней. И как это люди так живут, если оба работают или даже один, но до изнеможения? А как же любовь?! Хотя существует еще и служба по контракту, вахты, экспедиции, морские рейсы и прочее, прочее, прочее. Люди ко всему привыкают. Но она не хотела привыкать и тратить свою жизнь на постоянное ожидание. Всех денег все равно не заработаешь, зачем нужен бизнес, который делает людей несчастными и который вынуждает их жить в постоянной разлуке?

Хуже всего было то, что она не могла смотреть ни на кого из парней, которые постоянно кружились возле нее. Ни один из них не мог заменить ей Ксенофонта.

Она несколько раз перечитывала письмо его деда. И однажды, в очередной раз сильно разозлившись на старика, выпила слишком много, настолько, что не удержалась и позвонила Ксенофонту. Она давно поменяла симку, но он все равно ответил на незнакомый номер.

— Так ты приедешь ко мне? — спросила она заплетающимся языком.

— Да, приеду. Подожди немного, две недели. Мне нужно завершить реорганизацию фирмы. Как только я сделаю это, мне больше не нужно будет постоянно там находиться.

— Правда? — изумилась Дина.

— Правда. Ты выпила… где ты сейчас? Надеюсь, дома? Не заставляй меня переживать. Умойся и ложись спать.

— Хорошо. Я приеду…

— Не нужно, я сам приеду.

— И мы будем жить с тобой в Питере?

— Где ты захочешь, там и будем жить.

— Твой дед… он написал мне письмо.

— Дед? Дина, забудь все, знай одно — я люблю тебя и все сделаю для того, чтобы ты была счастлива.

— Я могу быть счастлива только рядом с тобой.

— Я приеду, и мы больше никогда не расстанемся.

Он сфотал себя и прислал ей. Но она уже уснула, положив голову прямо на стол, с пьяной улыбкой на лице.

На следующий день Ксенофонт позвонил деду и спросил, о чем он написал Дине. Дед, заикаясь и сбиваясь, рассказал, как он считал, самую суть. Но объяснить более подробно не смог и просто переслал внуку это письмо.

Все время, пока отец проходил лечение после второго инфаркта, Ксенофонт занимался реорганизацией фирмы. Отец после долгих сомнений все-таки дал ему на это свое согласие. Потому что понял, что больше не сможет управлять фирмой по состоянию здоровья. У него не было других наследников, кроме дочери и сына. Муж дочери, хотя и входил в совет директоров, не смог бы справиться с руководством фирмы, а сын больше не хотел работать у отца. Поэтому все трое они решили разделить фирму на отдельные филиалы-производства и продать контрольные пакеты акций руководителям этих производств. Фактически каждый руководитель отдельного филиала таким образом становился его владельцем и мог сам назначать технических специалистов для той или иной технологической линии. Ксенофонт оставил своей семье в каждом производстве 30 процентов от доли всех акций — 10 процентов отцу с матерью, 10 процентов семье сестры и 10 процентов се6е. Это гарантировало стабильный доход при успешной работе филиалов.

За год разлуки с Диной Ксенофонт завершил реорганизацию фирмы, оставались только окончательные юридические процедуры. Он даже чемодан уже собрал.

***7

Дина не выдержала, взяла отпуск на неделю и сама приехала в Москву. Главным ее аргументом в этом служило то, что она имела юридическое образование и хотела помогать Ксенофонту. Но на самом деле она просто хотела поскорее его увидеть. Он не ругал ее и не говорил, что она будет отвлекать его. Он никогда ее не ругал, ни раньше, ни теперь. Но Дина вела себя тише воды, ниже травы. Только в первый вечер, когда он встретил ее на вокзале, она не могла от него оторваться, так что даже мешала рулить. Последующие дни она просто везде ходила за ним по пятам и слушала все его разговоры с юристами и новыми собственниками филиалов. Оформленные документы Ксенофонт давал ей прочесть, и она читала их, но ничего не соображала, потому что мысли ее были далеко. Конечно, Ксенофонт все это видел и понимал, просто делал вид, чтобы хоть чем-то отвлечь ее.

Напоследок он повез ее к своему деду. Георг очень волновался, даже успокоительное перед встречей выпил. Все прошло прилично и гладко. Однако после того как он увидел Дину и поговорил с ней — так, ни о чем, просто поприветствовал и спросил о здоровье, — он понял, что его письмо все-таки сыграло свою роль в долгожданном воссоединении влюбленных. И это согрело его сердце. А девушка и впрямь была хороша. Он любовался ею и несколько раз брал за руку, чтобы ощутить её живую энергетику. Дина смущенно смотрела на него и молча улыбалась. О чем она думала, Георг даже предположить не мог. Но главное, он случайно увидел, как Ксенофонт целовал ее на лоджии, куда они вышли подышать свежим воздухом. От вида влюбленной парочки Георг прослезился, поэтому Анна увела его в спальню и снова дала ему выпить какую-то микстуру.

— Я счастлив, Анюта, очень, — сказал он и прижал ее ладони к своему лицу.

Молодые решили жить в Москве, где Ксенофонт с дедом открыли элитное кафе-ресторан грузинской кухни. Родители Ксенофонта и семья его сестры стали частыми посетителями кафе, хотя с дедом общались сдержанно. После встречи с ним и Анной сын Георга, невестка и даже его 35-летняя внучка не знали как себя вести, но все разруливал Ксенофонт. А Георг смотрел на них и понимал, что был прав, когда ушел из дома. За это время он стал другим человеком, хотя на самом деле он стал собой истинным. И только Ксенофонт понял и поддержал его в этом.

***

2. Мелисса

***1

Об Антоне поговаривали, что он эскортник-индивидуал. Но точно никто ничего не знал. Просто выглядел он в свои 22 года как модель, и к нему вечно приставали взрослые упакованные женщины и мужчины, любители мальчиков. Он в ответ только улыбался и проходил мимо или, если это происходило в баре, просто исчезал где-нибудь за стойкой бармена, потому что водил знакомство со многими из них. Никогда никому не грубил и всегда избегал конфликтов.

Из-за его богатого папаши все считали, что живет он, как кот в масле катается. С виду так и было. Улыбка не сходила с лица Антоши, он дружил со многими и многих знал. Особенно из числа тех, с кем учился сначала в колледже, потом в универе. Но все о нем знал только самый близкий друг, Лёха Скворцов, грубиян и выпивоха, которого часто выгоняли из баров и ресторанов за непотребное поведение. Но Леха, даже в сильном подпитии ни слова об Антоне никому и никогда не сказал. А сам Антон на вопрос, на кого он учился, отвечал:

— По образованию я историк.

Данная инфа обескураживала, ведь большинству людей совершенно непонятно, что означает — быть историком. То ли дело Лёха — никуда не поступал, загремел после школы в армию, потом отслужил еще год по контракту. А когда вернулся, стал работать у отца в автомастерской и по совместительству чинил оргтехнику. Вечера Лёха проводил в клубе с Антошей, только с ним Лёху и пускали туда.

Вообще-то девахи, обращавшие внимание на Антона, через какое-то время переключались на его дружка. Антон даже вычислил примерное время, через которое интерес к нему у девиц угасал, а к Лёхе, напротив появлялся и даже возрастал. Парни ржали над этими метаморфозами, но Лёха честно отвергал большинство из девиц в пользу друга. Сам он ни с одной долго не задерживался — так на одну ночь в мини отеле или на квартире у новой подружки, не больше, потому что он жил с родителями. Оба они с Антошей, несмотря на разгульный образ жизни, следили за здоровьем в плане интимной гигиены и регулярно обследовались, особенно Лёха. Два его приятеля заработали после беспорядочного и незащищенного секса по пьяни не слишком приятные болезни, а один так и вовсе лечился целый год, к тому же лечение проходило весьма болезненно. Это послужило для Лёхи и Антохи хорошим уроком. К тому же чистоплотность Лёхе привила армия. Он мог напиться в хлам и дебоширить, но никогда сильно пьяным не спал с девками, зарок себе дал.

Сегодня они отмечали в клубе днюху владельца этого заведения, который после нескольких скандальных выдворений пьяного Лёхи в конечном итоге сильно задружился с ним и даже уговаривал его стать охранником. Лёха отшучивался, но Вадим не терял надежды. Веселились они не в основном зале, а в кабинете Вадима. Вадим кого-то ждал и пока не пил, а на вопрос ответил, что знакомая девочка должна принести пакет документов.

— Что за девочка, как зовут? — прикалывали его друзья.

— Да нет, не моя. Дочка друга моего отца. Зовут Мелисса. Она ваша ровесница, Антоха. Я для нее староват уже.

Лёха вспомнил, что когда-то, еще в начальной школе у них в классе была девочка с таким редким именем. Но через полгода ее семья переехала в другой район. С Антохой он сдружился уже в пятом классе, и они стали не-разлей-вода.

Между тем, Вадим ответил на звонок и вышел из кабинета. Парням тоже не терпелось увидеть загадочную Мелиссу, для чего они приоткрыли дверь. Но Лёха всех обошел — он решил выйти и сделать вид, что идет в туалет. Однако когда увидел девушку, передающую Вадиму пакет и что-то объяснявшую ему, Лёха замер на месте пораженный внешностью гостьи Вадима. Тому ничего не оставалось, как представить их друг другу. Мелисса оживленно взглянула на Лёху и лучезарно улыбнулась:

— Очень приятно познакомиться. Принесла Вадиму подарок. А вы уже отмечаете его день рождения?

Лёха кивнул, потому что не мог произнести ни слова.

— Прости, что не приглашаю, там одни парни, — извинился Вадим перед Мелиссой, — Сама понимаешь, грубые клубные гоблины.

— Да, понимаю, — улыбнулась Мелисса, продолжая смотреть на Лёху, — А можно я ненадолго украду у тебя этого гоблина? Кажется, мы с ним вместе учились когда-то давно.

— Вот как? Хорошо, забирай, но только ненадолго, — засмеялся Вадим, еще раз поблагодарил ее и вернулся к парням.

— Ты ведь тоже помнишь меня? Или нет? — спросила она, — Мы тогда маленькими были.

— Я…я помню. У тебя очень редкое и красивое имя, — еле смог сказать Лёха.

— Хочешь, прогуляемся немного? — предложила Мелисса, вновь озарив его своей жизнерадостной улыбкой. Он не мог оторвать взгляд от лица этой незнакомой девушки.

— Конечно, хочу. Куда пойдем? — спросил он.

— Не знаю, куда-нибудь, — засмеялась она.

***2

Она порхала чуть ли не вприпрыжку, он едва поспевал за ней, а она то и дело обращала его внимание, то на голубей, то на облака, то на уличных актеров. В этой части города было людно, он даже боялся потерять ее в толпе. Но Мелисса решительно взяла его за руку и никуда от себя не отпускала. Он на ходу взглянул на ее хрупкую кисть руки, державшую его лапищу, и едва смог перевести дыхание. Сердце его то останавливалось, то срывалась как сумасшедшее. Слава богу, Мелисса завела его куда-то во дворы, а потом через проходы между домами они вышли в большой благоустроенный сквер.

— Вот там наше кафе, — показала Мелисса и повела его прямиком туда, — Выпьем по чашке кофе.

Лёха испуганно полез в карман и, нащупав банковскую карточку, облегченно вздохнул.

— Это кафе принадлежит нашей семье, — сказала Мелисса, заметив его движения, — Так что все бесплатно. Познакомлю тебя со своим отцом. Чтобы он не придирался в случае чего, сразу скажем, что мы бывшие одноклассники. Он особо разбираться не станет. А так… родители блюдут меня как малолетнюю. Поэтому еще скажем, что ты мой парень.

Лёха только кивал. Перед самым входом Мелисса оглядела его с ног до головы, поправила воротничок его футболки-поло и, смеясь, прошлась пальцами по ежику волос:

— Щекотно.

— Мелисса, — решился Лёха, — Мы ведь фактически ничего не знаем друг о друге…

— Ну, так узнаем, — весело ответила она и повела его в кафе.

Знакомство с отцом Мелиссы состоялось уже через несколько минут, пока они еще только ждали заказ. Наверняка официант сразу доложил папаше о приходе дочки. Отец сам принес им кофе, кивнул на Лёхино приветствие и удалился за стойку.

— А что потом? — спросил Лёха, отпивая кофе по глотку.

— Потом? Как получится. Я еще ни с кем не встречалась, нужно в интернете поискать, что и как положено для парочек.

— То есть… мы теперь пара? — изумился Лёха.

— Ну да. Ты против? Если против, то только на сегодня — для виду.

— Нннет, я не против, — пролепетал он.

— Спасибо! — сказала она, привстала, перегнулась через стол и поцеловала его в губы, после чего шепнула ему, — Он смотрит.

Лёха тут же перегнулся в ответ и сам поцеловал ее, но уже по-настоящему и в момент поцелуя увидел совсем близко её широко распахнутые изумлённые и восторженные глаза.

Всякое у него с девицами бывало, и ревнивые разборки, и слёзы с требованиями, и уговоры, чтобы не бросал. Но вот так, чтобы его сходу какая-нибудь объявила своим парнем, да еще и чуть ли не через полчаса с момента знакомства показала своему папе и поцеловала — такого он даже представить не мог. Будь это не Мелисса, он бы взбрыкнул и тут же отчалил. Но эта девчуля его мгновенно присвоила себе.

— Ты, правда, ни с кем раньше не встречалась? — все же спросил он.

— Правда. Мне много раз предлагали, цветы там всякие, подарки дарили, но мне никто не нравился.

— А я, значит, понравился? Или это потому, что мы в 4-м классе вместе учились?

— Да. Поэтому.

— Но нам тогда по 11 лет всего было.

— Ты меня защищал от мальчишек. Не помнишь?

— Не помню.

— Я как тебя сегодня увидела, сразу поняла…

— Что именно?

— Что не зря все эти годы помнила тебя. Ты самый лучший для меня.

— Ты шутишь? Так не может быть.

— Но я же сразу тебе понравилась?

— Да… но…

— Вот и нечего вокруг, да около, ходить. Нужно все честно друг другу говорить.

— Хорошо. Только… Мелисса, все это так быстро…

В это время к их столику снова подошел отец Мелиссы и сказал Лёхе:

— Можно тебя на пару слов?

Лёха вопросительно посмотрел на Мелиссу, но послушно пошел следом за мужчиной. Тот завел его к себе в кабинет и сказал:

— Садись. Хочу задать тебе всего один вопрос. Ты понимаешь, что она не обычная девочка? Не в смысле внешности, ее все считают красивой.

Лёха смотрел на него изумлённым взглядом.

— Я раньше не видел вас вместе, поэтому ты явно не в курсе, — сказал отец Мелиссы.

— В курсе чего?

— Как бы объяснить… Ты наверняка уже понял, что она не по годам наивна. Но не это главное. Она живет в особом мире… С парнями она еще никогда не встречалась, у нее были подруги, но все они постепенно оставляли ее. Она не приемлет лжи, но инстинктивно очень точно чувствует ее. Не каждый человек готов к тому, что кто-то нутром чует скрытые мотивы и вообще знает, что он где-то солгал. Многие люди чувствуют ложь, но никто не говорит людям об этом в лоб на каждом шагу. Мы с матерью постоянно учили ее не делать так. Но она все равно растеряла всех подруг. Она делала и делает это всегда без какого-либо зла, но люди… не хотят с ней общаться. Я консультировался у психологов… В общем, это так называемое детское мышление, один из его вариантов, и поделать ничего нельзя. Особый тип психики. Это проявляется во всем, не только в том, что она чувствует ложь. Скажи, как долго вы знакомы?

— Два часа.

— Понятно. Подумай хорошенько и не затягивай, если решишь ее оставить, пока она не привыкла к тебе. Ты первый парень, который ей понравился. Но если ты уйдешь быстро, она не будет сильно страдать. Ей нужно научиться принимать реальность такой, какая она есть.

Лёха вышел из кабинета владельца кафе ошарашенный, но когда увидел светлый взгляд Мелиссы, то понял, что не оставит ее.

***3

После кафе они гуляли, и Мелисса всю дорогу фантазировала на тему, что и как у них будет дальше. Она расписывала их будущие путешествия, поездки на морские и горнолыжные курорты, в экзотические места, такие как Япония, Китай, Корея, Таиланд. А Лёха с тоской думал, как опустить ее на землю, потому что с его финансами он никогда бы не осилил всех ее фантазий. Но в конце Мелисса вдруг сказала:

— Нет, лучше, чем сейчас, ничего нет, и не будет.

— Что ты имеешь в виду? — спросил удивленный Лёха.

— Понимаешь… Вот мы идем сейчас, держимся за руки и у нас нет никаких забот и тревог. Захотим целоваться, начнем, захотим петь — споем. Это и есть счастье и свобода. Даже если заночуем где-нибудь в каморке, все равно — ведь мы теперь вместе.

— В какой еще каморке? — изумился Лёха.

— Ну, нам же нужно будет ночью поспать. Тебе завтра на работу, мне тоже.

— Дома поспим. Я провожу тебя.

— Хочешь сказать, что доведешь меня до моей квартиры и уйдешь?

— А как еще?

— Но мы ведь уже с тобой решили быть парой!

— Ко мне нельзя, я с родителями живу.

— Тогда ко мне. Я живу одна. Здорово ведь?

— Да, здорово, — сказал Лёха без особого энтузиазма и прикинул, как все будет. Переспать с ней в первый же день знакомства, да еще после разговора с ее отцом, было бы верхом цинизма, оставалось держать себя в рамках. А она радовалась, потащила его в супермаркет прикупить продуктов и шампанского для ужина. Веселая и румяная, она следовала за ним вприпрыжку, когда нагрузила его пакетами с едой. Потом они ехали в метро, потом шли к ее дому. И постепенно он заражался ее безудержным весельем. Поэтому, когда они оказались в квартире, он, оставив пакеты на полу, прижал ее к себе и минут пять целовал.

— Лёша, я сразу поняла, что ты мой, — сказала она и потащила его в комнату. Однако он возразил:

— Давай-ка все по порядку. Разуемся, занесем еду в кухню. Где у тебя кухня? Приготовим ужин. Ты или я? Ладно, я. И только потом все остальное.

Она послушно кивала и кружилась рядом, пока он занимался продуктами.

— Я умею готовить, — сказала она, глядя, как он ловко нарезает салат.

— Не сомневаюсь, но я приготовлю тебе кое-что необычное.

Он хотел за время ужина все же решить, что с ней делать дальше. Ведь она, как он понимал, не имела никакого опыта в таких делах.

— Скажи, а у твоих подружек есть парни? — спросил он.

— Конечно. Это я одна позднего развития, — засмеялась Мелисса.

— Мы не будем спешить. Всему свое время, — сказал он и посмотрел, как она воспримет его слова.

— А я бы хотела… знаешь, сколько я мечтала о любви и, конечно, о сексе тоже.

— Давай поедим, — улыбнулся он, глядя на нее. Однако тут его осенило, что он не взял с собой презики.

— Я скоро вернусь, — сорвался он с места и стал обуваться. Мелисса улыбалась, но улыбка медленно сползала с ее лица, а когда он уже выскочил на лестничную площадку, она спросила:

— Но ты ведь вернешься?

Он остановился, подошел и обнял ее:

— Не бойся, я теперь никуда от тебя не денусь.

— Хорошо. Возвращайся скорей.

Аптека находилась в этом же доме. Лёха купил то, что хотел, и постоял перед подъездом, чтобы собраться с мыслями. Он понятия не имел, как вести себя в постели с девственницами. Но делать было нечего, Мелисса ведь ждала его, и он не мог обмануть ее надежд.

Когда он вошел, она пыталась поймать его взгляд, пока он разувался. Поэтому он достал упаковку, которую купил и показал ей:

— Вот. У меня с собой не было.

— Ах, это? Я совсем не подумала… Боже, какая я глупая. Ты наверно уже сто раз пожалел… Но я, правда, знаю, что ты мой.

— Так и есть. Пошли, поедим и выпьем шампанского за нашу встречу. Нужно скрепить наш союз.

Еда и шампанское немного успокоили Лёху, настроение его улучшилось, и дрожь в теле медленно стала переходить в возбуждение. Потому что он видел, что Мелисса ждёт. Она больше не шутила и не веселилась, а молча смотрела на него своими изумительными глазами.

— Чего ты испугалась? Я не буду, если ты не хочешь, — сказал Леха.

— Нет, я хочу. Просто для меня это первый раз.

— Ничего не бойся, все будет так, как ты захочешь. Я ведь теперь твой парень.

***4

Когда утром Лёха открыл глаза, то увидел тот самый другой мир, о котором ему говорил отец Мелиссы. В открытое окно слышалось пение птиц, и проникали солнечные лучи. Всё вокруг сияло какой-то первозданной чистотой и особенно румяное лицо Мелиссы, которая склонилась над ним.

— Проснулся? Я уже кофе сварила.

Он хотел ее поцеловать, но вспомнил, что нужно почистить зубы. Но Мелисса сама его поцеловала и сказала:

— Как спалось?

— А тебе? — спросил он, прижав ее к себе и не отпуская.

— Было странно.

— Ощущения?

— Да. Хотелось еще.

Он засмеялся:

— Вот как? Вечером повторим. Вчера я все-таки опасался. Теперь ты не должна ничего скрывать или стесняться и все открыто мне говорить, обо всех своих желаниях.

— Главное мое желание все время целоваться с тобой.

Он отправился в душ и вышел уже освеженный и уверенный в своих силах.

— Ты такой красивый, самый красивый на свете.

— Это ты у меня красотка.

— Женская красота не сравнится с мужской.

— Как это? Почему?

— Женщина всегда может накраситься, причепуриться, а мужчина такой, как есть. Но главное, линии тела, черты лица, уверенность движений. В женщин влюбляются только мужчины, а в мужчин и женщины, и мужчины, и особенно дети. Про животных я вообще молчу. Они всегда мужчин предпочитают.

— Ничего себе теория.

— Это правда жизни. Лёша, но теперь, после того как у нас с тобой был секс… ты не оставишь меня? Некоторые мои подруги говорили, что с ними такое случалось. Мужчина может быстро охладеть. С первого раза. Тем более что я сама к тебе приставала.

— Смотри, сама меня не оставь. Я видел, как ты вчера все-таки зажималась, лишь в конце расслабилась.

Мелисса смутилась и опустила глаза:

— Да, мне было… как бы это сказать, волнующе, все внутри словно вибрировало. Похоже на то, что чувствуешь, когда летишь на горных лыжах вниз по склону. Страх и восторг.

— Я очень рад, что ты с первого раза ощутила это. Некоторые девушки вообще ничего не испытывают. Ты очень красивая, я хотел смотреть на тебя без одежды.

— Ну.. не такая уж и красивая, грудь небольшая, бедра узковаты, руки-ноги слишком тонкие. Я все свои недостатки знаю.

— Все, что ты перечислила — это и есть красота молодой девочки. Вроде умная, но порой выдаешь что-то такое, детское. Ты говорила, что тебе на работу с утра.

— Могу прогулять. Это тебе нужно.

— Я работаю у отца в автомастерской. Если опоздаю, не критично. По шее, конечно, надает, потерплю, не привыкать.

— Нет уж, поешь и поезжай. Это и будет проверка.

— Ты о чем?

— Сам знаешь. Не беспокойся, если не вернешься, я пойму.

— Я вернусь, даже не сомневайся. Скажи, где ты работаешь? Почти ничего о тебе не знаю.

— Работаю у отца, но не в кафе, а в бухгалтерии. Это недалеко, я пешком на работу хожу. Оклад небольшой, но отец мне все время карточку пополняет из выручки.

— Понятно. Но теперь давай попробуем жить только на свои зарплаты. Согласна? Это и будет настоящей проверкой для нас обоих. Конечно, поначалу на курорты не сможем ездить.

— То есть… мы будем жить вместе?

— Да. Если согласна.

— Ты сам хочешь этого или чтобы меня успокоить?

— Мелисса, хватит! Я сам этого хочу!

На работу он не опоздал, правда, пришлось ехать на такси. Отец обещал ему свой мерс, но поставил условие — отработать год в мастерской. До этого срока оставалось три месяца, поэтому Лёха подошел к нему в обед и сказал:

— Батя, я ведь хорошо работаю? У меня девушка появилась… Далековато живет…

— Тачку хочешь раньше времени получить? — спросил отец, придирчиво глядя на него, — Хорошо, но для начала познакомь меня с ней. Надеюсь, не какая-нибудь профурсетка. А то с тебя станется.

— Когда это я встречался с профурсетками?

— А кого еще вы с Антохой в своем клубе встретить можете?

— Это моя бывшая одноклассница. Мы когда-то в школе с ней вместе учились, первая любовь.

— И что, серьезно у вас все? — спросил отец.

— Серьезней некуда, — ответил сын и усмехнулся. Инфа о том, что он и Мелисса были одноклассниками, уже второй раз подфартила ему.

Мерс был почти новый, трехлетка, правда, после аварии, но они с отцом сделали из него конфету. Бывший владелец, когда отдавал им битую машину, много не запросил, всего-то два с половиной ляма.

***5

К пяти часам Лёхе позвонили с незнакомого номера. Оказалось, что это отец Мелиссы:

— Можешь подъехать? Хочу еще поговорить с тобой.

Лёха сказал бате, что отец девушки пригласил его на разговор, поэтому батя, почесав затылок, отдал сыну ключи от мерса.

Отец Мелиссы встретил его на пороге кафе.

— Зови меня Ганимед, — сказал он и повел Лёху в свой кабинет, где спросил, — Дочь сказала, что вы хотите жить вместе. Это так?

— Да, — ответил Лёха.

— Если у вас все серьезно, я не могу рисковать. Ты ведь уже отслужил в армии?

— Еще год по контракту служил.

— Звание?

— Старшина.

— Работаешь, как сказала Лиса, у отца в автомастерской. Хочу устроить тебя к своему брату в серьезное ведомство.

— Товарищ Ганимед! — взволновался Лёха, — У меня нет высшего образования… я никуда не поступал…

— Просто Ганимед, никаких товарищей! — сказал отец Мелиссы, — Служил, это очень хорошо, но тебя в любой момент могут мобилизовать на войну. Ты это понимаешь?

— Мобилизуют, пойду! Увиливать не стану.

— А о Мелиссе подумал? Мой брат сделает тебе бронь. Иначе никаких встреч с моей дочерью! Вы тут в любовь поиграете, детеныша не дай бог нагуляете, а тебя и след простынет? Нет уж! Она не сможет… ты хоть это понимаешь? Вот тебе записка от меня и завтра отправишься по указанному адресу. В компьютерах сечешь?

— Секу… товарищ… господин Ганимед, послушайте… Меня вряд ли мобилизуют, сначала на учебные сборы отправят для освоения новых технических средств, беспилотников и военной техники.

— Один черт. Ты не понимаешь, я ведь говорил тебе про ее детскую психику. А дети не могут вынести некоторых вещей, предательства, например, лжи, а тем более разлуки. Она уже проходила такое. Мы с матерью чуть с ума не сошли.

— Но я присягал Родине служить!

— Будешь служить Родине в военном ведомстве. Там тоже не забалуешь. Или сегодня же расстанься с Мелиссой. Всё, разговор окончен.

Лёха вышел из кафе как обухом ударенный. Сел в машину и попытался успокоиться. Сначала он поехал назад в мастерскую к отцу и все ему рассказал. Не все, конечно, про то, что знаком с Мелиссой всего два дня, молчал как рыба.

— Ух ты, это ж отлично! Ты просто счастливый билет вытащил, — сказал батя, хлопая сына по плечам.

— Иди и не сомневайся! Настоящая мужская работа, а не тут подмастерьем у родного папаши ковыряться. Кем же твой тесть работает, если его брат военный?

— Кафе имеет свое. Батя… он мне пока не тесть.

— Что, лазейку хочешь себе оставить? Ты ж уверял, что у вас все серьезно?

— Да, серьезно. Но она еще не сказала, что хочет за меня замуж.

— Все бабы всегда хотят замуж!

— Мелисса не баба!

— Мелисса? Что за имя такое? Это ж вроде приправа какая-то?

— Ладно, я понял тебя. Значит, завтра утром отправлюсь по месту назначения, — подвел итог Лёха.

Пока он ехал к Мелиссе, позвонил Антон:

— Ты куда пропал?

— Прости, дела у меня, — сказал Лёха устало.

— Дела? Что-то случилось?

— Случилось. Братан, я пока ничего не могу тебе рассказать. Потом, потом.

Он много раз видел в кино и читал про ответственность перед человеком, который тебя полюбил. Но ни разу не переживал ни за одну из своих одноразовых подружек. А теперь наконец-то ощутил на своей шкуре, как это приручить к себе такое существо как Мелисса.

Она вовсе не выглядела беззащитной. Ведь сама смело выпросила его у Вадима, сама завела разговор о сексе… однако в каждом ее слове и взгляде сквозил страх потерять его, Лёху, грубияна, дебошира и гуляку-выпивоху, каким знали его друзья. Для нее он был Лёшей, Лёшиком, самым лучшим, самым красивым…

Когда он приехал и открыл дверь ключом, который она дала ему, то чуть носом с ней не столкнулся.

— Ты что, в прихожей меня ждала? — изумился он, — А что за слёзы? Мелисса!

— Ты задержался… я думала, что уже больше не придёшь.

— К твоему отцу пришлось заехать на разговор. Значит, ты не поверила мне?

— Я поверила… просто… я весь день думала и поняла, что слишком торопила тебя. Людям нужно время, чтобы узнать друг друга. И тебе, наверно, тоже. Это мне не нужно, я сразу почувствовала тебя.

— Значит, и мне тоже не нужно, — ответил он, обнял ее и очень нежно поцеловал.

За ужином он рассказал ей о разговоре с отцом.

— На самом деле я сильная. Это родители считают, что я так и не выросла. Когда меня бросили подруги… да, мне было очень тяжело. Но я сама виновата, мне казалось, что человеку нужно прямо сказать, если он откровенно лжёт.

— Ты говоришь, что было тяжело. Расскажи мне об этом подробно. Ничего не утаивай.

— Хорошо, я расскажу. Даже если ты осудишь меня… В универе у меня было три подруги, мы очень дружили, проводили вместе много времени, отмечали все праздники. А потом Лена сказала, что выходит замуж за нашего однокурсника. Девчонки устроили девичник, на который пришел парень Лены. Мы все веселились, пили шампанское, а потом Лена ради шутки спросила Рому, изменял ли он ей. Он, конечно, все отрицал, все смеялись. «А мы сейчас проверим, правду ты говоришь или нет», — сказала Лена и спросила у меня — врёт он или нет. Я промолчала. Она засмеялась и посмотрела на Катю: — «Может быть, с ней ты изменял мне?» Ее парень пытался все перевести в шутку, но Лена снова спросила меня — лжёт он или нет. Что я могла, кроме того, чтобы снова промолчать. Тогда он сам крикнул: — «Так может я еще и с Таней тебе изменял? Спроси, спроси свою подругу.» И Лена повернулась ко мне. Я встала и вышла. Ни слова не сказала. Честное слово, я не знала, правда это или нет, просто чувствовала, что он лжёт. На девчонок я не смотрела, меня знобило. После этого все они перестали общаться со мной и между собой, словно никогда друг друга не знали.

— Что было дальше? — спросил Лёха, внимательно глядя на неё.

— Дальше… Сначала у меня было что-то вроде гриппа, а потом целый месяц я не могла произнести ни единого слова. Родители водили меня к психологам, обследовали. Но все прошло само собой, когда мама увезла меня на дачу. Мне пришлось позже других сдавать зачеты, которые я пропустила.

***6

Лёху назначили консультантом отдела обеспечения вещевым имуществом. Кого, как и в чем он будет консультировать, ему не объяснили. Ему вообще почти ничего не говорили и не задавали вопросов. Просто показали кабинет, познакомили с еще двумя консультантами, представили начальнику отдела. А потом он сидел и на компьютере изучал перечни вещевого армейского имущества с видео картинками. Но через два часа его вызвал начальник и провел с ним короткую беседу:

— Смотрю твою анкету — служил по призыву, звание старшина, потом служил по контракту. Есть поощрения от командования. Тааак, опыт достаточный. Твоя задача — оценивать с практической точки зрения полезность и удобство для военнослужащих всего, что мы поставляем в подразделения. Если что-то считаешь неподходящим, даешь письменное обоснование. На этом пока все. Раз в квартал военные сборы на неделю, обучение новым методам ведения дистанционных боев и стрельбы на полигоне. Каждую пятницу занятия с айти-преподавателем в учебном классе. Перед сборами получишь три комплекта новых образцов тактической формы, которые должен будешь протестировать на предмет удобства и функционала. Всё понял?

— Так точно.

— Тренажерный зал по желанию, во втором корпусе. Питание бесплатное, душ и комнаты отдыха на первом этаже. Свободен.

Пока Лёху всё устраивало. Он думал о Мелиссе, ведь это было для её спокойствия. Сам бы Лёха никогда не стал бегать за бронью. Его новое трудоустройство она восприняла неоднозначно. Слушала с испуганным лицом. Потом спросила:

— Тебя действительно могли мобилизовать?

— Конечно, — ответил Лёха и увидел, как по ее телу прошла дрожь, — Но твой отец все разрулил. Так что теперь тебе нечего бояться.

Она закрыла лицо руками и сказала:

— Прости. Я приношу тебе столько хлопот.

— О чем ты говоришь? Другие бы радовались и за счастье считали получение брони.

— Но не ты.

Он промолчал, но потом сказал:

— Для тебя я и не на такое пойду. Не знаю, как и почему, но чувствую, что люблю тебя и очень сильно. И это не вспышка, это настоящее. Раньше я ничего подобного никогда не испытывал. Какое-то родство. Понимаешь? Ты ведь тоже говорила, что я твой, и ты чувствуешь это. Теперь и я знаю, что ты — моя.

Через неделю Лёха все рассказал Антону, который был крайне изумлён, настолько, что даже сказать ничего не мог. Но потом все же спросил:

— Я все могу понять — красивая, притягательная… но сразу любовь? Скворец, неужели ты серьезно собрался жениться?

— Да, Антохин. С нею иначе никак.

— В смысле? Она настаивает? Или уже залетела от тебя?

— Нет, ни то, ни другое. Она даже словом не заикнулась. Я сам… чувствую и знаю, что так нужно нам обоим.

— Почему?!

— Потому что других больше нет, и не будет, и потому, что она нужна мне.

— То есть, наша пацанская туса теперь побоку?

— Да. Может, на какой-нибудь днюхе объявлюсь. Но, не обессудь, буду не один, а с нею. Когда по-настоящему влюбишься, поймешь меня.

— Нам ведь только по 22 года…

— Нам уже по 22.

— А вдруг тебя бытовуха заест? Вдруг утомишься, остынешь? Потом дети пойдут, пеленки… Брррр.

— Глупый ты еще. Не понимаешь… Но когда-нибудь сам дойдёшь до того, что никто не нужен будет, только одна. Ты ведь тоже, как и я, ни с кем серьезно не встречался потому, что заранее пуганный и опасаешься. Но и ты можешь под поезд попасть. Это я образно, про жизнь говорю и про любовь. Я сам еще вчера знать не знал, что такое бывает.

Вечером Лёха встретил Мелиссу с работы, и они пешком пошли домой, а по пути зашли в супермаркет, купить продукты. Пока Мелисса выбирала нарезки колбасы, Лёха отошел к стойке с напитками и вдруг увидел, что к Мелиссе подошла какая-то девушка. Что-то в выражении лица Мелиссы заставило его подойти ближе, так что он услышал слова этой девицы:

— Лиса, прости меня, очень прошу. Мы тогда все на эмоциях были… я ведь замуж за него собиралась и верила ему. Ты была абсолютно права. Я много раз корила себя за то, что оборвала с тобой связь.

Мелисса молчала, и Лёха знал, что она дрожит, поэтому подошел и обнял ее, отодвинув ее бывшую подругу в сторону. А потом сказал этой девице:

— Прошу вас, уходите.

Мелисса уткнулась ему носом в грудь и постепенно успокоилась.

— Как же хорошо, что ты у меня есть. Я больше ничего не буду бояться, — сказала она.

— Ты ведь не хочешь с ней снова общаться? Я прав?

— Ты прав. Я не смогу…

Только дома, когда они вдвоем готовили ужин, она развеселилась и стала прежней неугомонной Мелиссой.

***7

Через месяц Лёху на работе уже повысили до старшего консультанта, но обязали пройти экспресс курсы по повышению компетенций. Сказывалось отсутствие высшего образования. Однако он случайно услышал мнение своего непосредственного начальника о себе, когда тот разговаривал с кем-то по телефону:

— Скворцов? Да, дельный малый. Природный ум.

Отец хвалил его и многое советовал по делу. А будущий тесть наставлял в трудных вопросах. Лёха познакомил их, объявив семье о своем решении жениться. Впрочем, с Мелиссой они уже расписались, никому ничего не сказав. Он не мог больше видеть, как она караулила его у двери, когда он куда-то уходил, в страхе, что он больше не вернется. И вообще с ней он почти сразу ощутил себя взрослым и ответственным за неё.

Друзья и просто знакомые заметили это. Особенно их старший товарищ Вадим. Ведь из разгильдяя и дебошира Лёха превратился в уверенного бойца строгой выправки, заботливо опекающего свою девушку. Они везде теперь появлялись вместе. Мелисса тихо, чтобы другие не услышали, поправляла его иногда, когда он не вполне грамотно строил фразу или просто чего-то не знал. Но Лёха быстро учился. Мама, всегда сокрушавшаяся о том, что он никуда не поступил и даже не пытался, говорила, что сейчас он как нетронутая плодородная почва, в которой любое зерно быстро прорастает. Мелиссу она сразу приняла и очень хвалила сына за то, что нашел такую девочку с чистой душой. Очень ей не нравился раньше его разгульный образ жизни. Именно мама в свое время заставляла его постоянно обследоваться на предмет интимного здоровья, поскольку опасалась его беспорядочных связей с девицами.

И вдруг Вадим пригласил всех на свою свадьбу:

— Это вы, молодь, обгоняете меня по всем пунктам. А я долго искал. Неважно, что мне уже 35, главное, я нашел ту, которую всегда ждал.

Парни были поражены, поскольку он долго держал в секрете свою избранницу. Ее никто до этого не видел ни в клубе, ни где-то еще. Оказалось, она работает на телевидении. Мало того, их всех изумляло то, как Вадим беспрекословно во всем ей подчиняется и потакает. Между собой они обсуждали этот факт и вздыхали о том, что еще один друг выбыл из тёплой мужской компании. Ведь сразу было ясно, что пассия Вадима ему шагу ступить не даст без своего разрешения.

Между тем, на очередном собеседовании у руководства Лёхе предложили после получения свидетельства о прохождении курсов, войти в комиссию по экспертизе качества закупаемых у коммерческих структур предметов амуниции. Свидетельство это он получил, и оно гласило, что он теперь специалист среднего звена. Учли также его умения в автоделе и в ремонте оргтехники. Однако его непосредственный начальник сказал ему:

— Это только начало, боец. Тебя назначили экспертом 2-й категории, но ты имеешь все, чтобы достичь высшего уровня. Вузовское образование, конечно, у нас приветствуется, но главное — отношение к делу, интуиция и смекалка. А также непосредственный армейский опыт и наблюдательность. Все это у тебя есть. Дерзай.

Лучший друг Антоха после новости о женитьбе Лёхи, завис надолго. Неделю думал, но понял, что сам не готов к такому, потому что не дорос еще до Лёхиного отношения к женскому полу. Своих подружек Антоха прицельно изучал на предмет любви, но ни одна не выдерживала сравнения с женой его друга. Хотя Лёха ему сразу сказал:

— Пойми, ни внешность, ни характер, ни знания — ничто по большому счету не играет значения. Я вообще о Мелиссе ничего не знал, но уже через два часа общения стал ее парнем. Тут никакие знания не помогут, а лишь внутреннее чутьё. Мне только казалось, что я пытаюсь думать так или эдак, а подсознание уже все решило за меня. Так что просто включай радар в поисках той самой.

— Легко сказать, — говорил Антоха, — А если он молчит? Если этот радар будет молчать еще долго?

— Когда-нибудь он точно укажет тебе ту единственную. Главное, не бросайся на тех, кто просто подвернулся. Смотри и слушай внимательно, не только их, а, прежде всего, себя. И тогда будешь понимать, с кем ты хочешь просто покувыркаться в постели, а кого хочешь защитить.

— Защитить? От чего?

— От всего, что ее пугает и тревожит.

***

3. Розмарин

***1

Эльнара не спала эту ночь. Вставала и бродила по пустой квартире. Вчера ей исполнилось 30 лет, и она получила множество подарков от сослуживцев, подруг и друзей. Родители тоже прислали ей огромный букет и очень дорогой браслет. Но уже под конец веселья в дверь позвонил курьер и передал ей странную коробку с прозрачным пластиковым конусом сверху. А под ним находилось живое, довольно ветвистое растение в горшке. На самом горшке имелась наклейка с надписью «Розмарин обыкновенный. Выращен в Крыму», а ниже адрес и реквизиты фирмы поставщика. Ни открытки, ни записки в коробке не было. Курьер оставил визитку Озона и сказал, что не имеет информации об отправителе.

Утром Эльнара делала уборку после приема гостей, а потом разбирала подарки. И тут вспомнила о розмарине. Его уже распаковали, наверно кто-то из подруг. Горшок стоял на окне и источал тонкий хвойный аромат. Почва была увлажнена. Наклейка исчезла. Эльнара начала обзванивать подруг, благодарила за вчерашнее и спрашивала о розмарине. Только Миля призналась ей, что пожалела растение и вызволила его из пластика.

— А наклейка? Куда ты ее дела? — в волнении спросила Эльнара.

— Наверно, отклеилась, когда я обмывала горшок от торфа, — ответила Миля.

На смятой упаковке от горшка остался лишь стикер с номером заказа и со штрихкодом Озона. Эльнара вырезала его и положила себе в визитницу. Она решила, во что бы то ни стало, узнать, кто же послал ей этот странный подарок.

В чате Озона Эльнаре сообщили только контакты поставщика растения, которое ей привез курьер. Данные покупателя оператор отказался ей раскрыть. Эльнара связалась с поставщиком, доставлявшим растения из Крыма. Там тоже менжевались, но она пригрозила судебными разборками, соврала насчет сильной аллергии у себя на розмарин, и тогда через час ей сообщили фамилию и телефон. Номер ей дали не знакомый, но конечно, это был он, её мальчик, которого она так безжалостно прогнала прочь от себя.

Эльнара долго сидела с закрытыми глазами. Почему розмарин, да еще и из Крыма? В каталоге Озона она нашла его по артикулу и прочла описание. Но это не объяснило, что хотел сказать ей своим посланием Русик. Тогда она отправила ему смс: «Почему именно розмарин?» Через несколько минут он ответил: «Розмарин — это я, выросший в Крыму».

Год назад она рассталась с ним, резко, без слёз и уговоров. Потому что ни слёзы, ни уговоры на него не действовали. Даже ее новый мужчина ни в чем его не убедил, хотя он и поговорил с ним серьезно. На самом деле это был ее старый друг Арсен. Он согласился сыграть роль и даже поцеловал Эльнару на глазах у мальчишки, потому что поддерживал ее во всем, а особенно в том, что этот сопляк ей совсем не пара. Но Русик не поверил. Не в то, что она очень нравится Арсену, а в то, что Эльнара выбрала его взамен Русика. Да и сама Эльнара чувствовала себя очень некомфортно после поцелуя Арсена. Ведь они дружили еще с универа. Как он мог? Она же не просила его делать это. Всем давно известно, что дружбы между мужчиной и женщиной без симпатии какой-либо из сторон не существует в природе.

Эльнару спасло то, что Русика почти сразу после защиты диплома призвали в армию. Она волновалась, пыталась через знакомых узнать, не пошлют ли его на войну, но ее успокоили. А муж старшей сестры уверил, что новобранцев ни под каким предлогом не тронут. Вот если после службы парень сам пойдет на контракт, тогда — да. По срокам получалось, что он уже дембельнулся. Но что насчет контракта? Она не знала, как это выяснить.

Не такая уж и большая разница в возрасте у них была, всего 7 лет. Но Эльнара очень остро ее ощущала, во всем, в каждом слове и каждом шаге. Для нее Русик являлся подростком, которого она, подлая, развратила. Такого чистого, доверчивого, восторженного мальчика! Нет, она не учила его ничему, и все было в рамках приличий, даже секс. И все же… У нее тогда земля уходила из-под ног, и в голове стоял постоянный любовный туман.

Так опростоволоситься! Она ведь никого не подпускала к себе после универа, потому что получила престижную работу и обязана была поддерживать свой статус. И как это ей удалось не спалиться, когда объявился этот мальчишка? Она до сих пор не знала, кто он и откуда взялся. Он о себе почти ничего не рассказывал, некогда было. Когда они оставались вдвоем, ни о чем, кроме любви, думать она не могла. Слава богу, ей хватило ума не светиться с ним в клубах и людных местах, где их могли встретить ее знакомые и даже сослуживцы. А ведь тогда она не могла отказать ему ни в чем. Он при желании спокойно мог погубить ее репутацию и карьеру.

Даже сейчас она боялась обратиться к своим друзьям, которые через хакеров без труда все о нем узнали бы. Арсен предлагал ей, но она отказалась, потому что опасалась. Служба по защите информации в конторе, где она сейчас работала, обладала очень широкими полномочиями. Да и сама контора являлась весьма засекреченной структурой. Наверняка там всё знали про нее и Русика, но пока не вмешивались в ее личные отношения.

***2

Эльнара часто видела Русика во сне. То, как он что-то с энтузиазмом рассказывает, то, как заразительно смеется, то, как восторженно слушает ее. Мальчик… мой мальчик, по-другому она не могла его называть. Только когда сердилась, говорила:

— Руслан, бандит! Прекрати!

Такое тоже случалось, потому что он не соблюдал приличий и мог начать целовать её прямо на улице, не обращая внимания на прохожих. Ведь она опасалась и очень. Иногда их принимали за брата и сестру, так они были похожи внешне. На самом деле не были, просто казались похожими из-за того, что Русик очень точно копировал все выражения ее лица.

Из всех людей ее поддерживала только сестра. Потому что Эля была младшей. Рената любила сестру и всегда защищала её от нападок родителей, которые вечно ругали младшую за то, что не слишком усидчиво учится и любит веселиться с подружками. И, конечно, сестра знала про Русика. Не ругала Элю, понимала, что та сильно влюбилась. Муж Ренаты, Стефан, тоже поддерживал Элю и говорил, что разница в возрасте — это ерунда, главное — любовь. Они видели Русика пару раз, и он им очень понравился.

Разумеется, Эля рассказала сестре о розмарине, означавшем, что Русик демобилизовался.

— Что мне делать, сестренка? — спросила Эльнара.

— Ничего не делай, — ответила Рената, — Все само образуется. Просто жди и действуй по обстоятельствам. Ты ведь вроде рассталась с ним?

— Да… но…

— Слушай себя, особенно, когда увидишь его. Он наверняка узнает, что ты получила его подарок, а не отказалась от него. Увидит это в личном кабинете на Озоне.

— Да, точно.

— Это и есть твой сигнал ему. Значит, он скоро объявится.

Эльнара почувствовала, что не может сдерживать слёзы, они уже текли по её щекам. Но ведь их видела только сестра. Рената обняла Элю и стала гладить её по спине:

— Я знаю, ты не можешь его разлюбить. По крайней мере, сейчас. Не мучай себя. Пусть он младше, но, между прочим, намного умнее такой глупой взрослой девушки. 30 стукнуло, а все такая же дурочка, как в 17 лет. Профессор Преображенский поперхнулся бы, узнав, что нынче вместо Шарикова на должность заведующего подотделом очистки таких, как ты, назначают. Пять лет учебы в универе и два года магистратуры коту под хвост. Куда смотрели психологи на собеседовании, когда тебя принимали на работу в такую серьезную фирму?! Сидишь и рыдаешь. Перестань, всю красоту так потерять можно!

— Я не Шариков… мой айкью 135, между прочим.

— Да хоть 200. Эйнштейн вообще гением был, а какие рожи строил. Ну ладно, ладно, поплакала и хватит. Вдруг Русик уже завтра приедет, а у тебя глаза будут опухшими. Надеюсь, Арсена не станешь снова привлекать, чтобы отвадить от себя молодого?

— Не станууууу….

— Вот и хорошо. Пошли, прогуляемся, воздухом подышим и до дома тебя провожу.

Они вышли, и сестра под руку повела Элю домой. Но, когда они уже приблизились к подъезду, и Эля искала ключ в сумке, Рената подняла голову и увидела в окне квартиры сестры знакомый мужской силуэт.

— Косметичка у тебя с собой? — спросила она, — Припудрись. Лёгок на помине. Вон, в твоем окне маячит.

— Как?! Уже?!

— До двери доведу, а потом сама разбирайся с ним. Помни мои слова — слушай себя, своё сердце.

Но Руслан не стал ждать, он выскочил из квартиры, бегом спустился на первый этаж, подхватил Элю на руки и помчался с ней наверх, крикнув Ренате:

— Не волнуйся за сестру!

— Не урони ее, боец! — ответила Рената, вздохнула, перекрестилась и вышла из подъезда.

Не успела она спуститься с крыльца, как увидела Стефана. Он всегда переживал, когда жена отлучалась из дома вечером. Рената рассказала ему все, и, прижавшись к нему посильнее, пошла рядом.

— Ну и хорошо, — сказал Стефан, — Пусть выходит за него. Любовь такая редкость в этом мире. Не знаю этого парня ближе, но он кажется мне надежным. А как он тебе?

— Я его так же знаю, как и ты. Всего-то пару раз видела. Только от Эльки и слышала кое-что. Ни из какой он семьи, ни какое у него образование, ни какой характер, ни-че-го. Иду и переживаю теперь. Считай, сама толкнула ее в пропасть.

— Ничего, ничего. Она не малолетка какая. Взрослая девушка, грамотная. Сумеет за себя постоять.

Однако Рената волновалась. Весь вечер она ждала звонка от сестры, но так и не дождалась. Положила мобильник на прикроватную тумбочку, чтобы сразу схватить и ответить. А ночью ей приснился сон, в котором Эльнара упала с высокого обрыва прямо в море, и волны поглотили её в своей пучине. Недаром же Рената долгие годы работала в школе и преподавала литературу и русский язык.

***3

Рената два дня не находила себе места, потому что от сестры не было никаких вестей, а телефон Эля вообще отключила. Рената не понимала, ведь Эльнара никогда не отключала его, боялась пропустить сообщения с работы. К вечеру второго дня Рената не выдержала и пошла к сестре домой. Звонила, стучала. Никто так и не открыл, а ключ она забыла дома. В Элиных окнах не горел свет, хотя уже стемнело. Рената не знала, что и думать. Заботы о детях отвлекли ее, но она все равно переживала. Сейчас она ругала себя за то, что не взяла у сестры контакты и адрес этого несносного мальчишки. Что там у них произошло? Куда они оба делись?

Утром в понедельник Рената поехала на работу к сестре, но ей сказали, что Эльнара раньше срока оформила очередной отпуск.

— Но вы ведь должны знать, где она, куда уехала? Она не отвечает на звонки, я сестра и очень переживаю, вдруг что-то случилось.

Служащая ресепшена только улыбалась:

— Мы не можем предоставить вам данную информацию.

— Но хотя бы скажите — с ней все в порядке?

Девушка не ответила. Стефан по телефону пытался успокоить жену:

— Они наверняка сообщат семье в случае чего. Не волнуйся.

— Но как она могла! Ничего не сказала, даже смс не послала. Кто так делает?!

Через час после этого Ренате пришло сообщение с незнакомого номера: «Сестра, не волнуйся. Со мной все хорошо». Рената тут же набрала этот номер, но телефон уже отключили.

Целых десять дней Рената жила в неизвестности и снова ездила к сестре на работу. Но все с тем же результатом. К начальству пробиться не получалось. Она хотела схитрить и притвориться, что хочет устроиться в эту контору. Ей дали визитку с адресом сайта и посоветовали заполнить анкету и резюме по выбранной вакансии. Однако вакансий не оказалось. То есть, работники в эту структуру не требовались. Что за странная организация? Рената просто голову сломала, поэтому все-таки позвонила отцу. Отец выслушал ее и сказал:

— Успокойся. Все хорошо.

— Что?! Так ты в курсе ее дел?

— Да. Именно я устроил ее в эту контору.

— И что это за контора? Какое-то секретное предприятие? Они там кибер оружие что ли разрабатывают?

— Я тебе все сказал. Больше не суетись, — отрезал отец и завершил разговор.

— Ну, слава богу. Хотя бы отец знает о ее местонахождении. Ты можешь быть спокойна, — сказал Ренате Стефан. Но она не успокоилась, потому что очень злилась и на отца, и на сестру.

Отец много лет работал в министерстве, и до этого Рената никогда не слышала от него ни о каких секретных фирмах. Только Эльнара упомянула об особой секретности фирмы, куда устроилась. Но Рената тогда не придала этому значения, просто радовалась за сестру, получившую хорошую должность с очень высокой зарплатой. Она гордилась Элей, отлично знавшей английский и немецкий языки еще с универа, а в последствие изучившей еще и китайский. Именно это сыграло решающую роль в принятии её на работу. Однако кем она числилась по штатному расписанию, и имелось ли таковое в этой конторе, Рената не знала. Она вообще ничего не знала об Эле, кроме каких-то домашних дел. Даже этого пацана Русика видела всего пару раз. Первый раз — когда, гуляя со Стефаном в парке, вдруг встретила их. Второй раз Эля попросила их со Стефаном срочно отвезти Русика в аэропорт. Но ни в парке, ни в машине, она толком его даже не разглядела. Высокий, красивый, молодой, явно не славянской внешности, с едва выраженным азиатским разрезом глаз. Значит, наверняка хитрый и коварный. Да, Эля ведь говорила про крымский розмарин, значит, Руслан — крымский татарин! Точно! Он же присылал Эле смс: — «Розмарин — это я, выросший в Крыму». Но крымские татары точно не азиаты. Потом Рената прочла в Википедии, что крымские татары очень разные. Более всего Русик подходил под описание степных татар-ногаев, произошедших от половцев и в расовом отношении относящихся к европеоидам с элементами монголоидности.

Из жизненного опыта Рената знала только одного такого же монголоидного татарина, настырного до безобразия, упрямого и решительного. Когда-то, в универе, он проходу ей не давал, все пытался поцеловать и других парней от нее отгонял. Такой же красавчик был, только ростом пониже Русика. Вот же, мы, татары, ушлый народ! Хотя есть ведь пословица, у Пушкина, кажется, — «Поскреби русского, найдешь татарина». Нет, первым это Карамзин вроде бы сказал.

Рената злилась на Русика, злилась на сестру и даже плакала. Стефан пытался ее успокаивать, но у него это плохо получалось. Темперамент его жены всегда бил через край. Его это приводило в восторг, но именно это иногда не давало жить спокойно и размеренно, как он привык с детства в своей Швеции. Однако представить себя без Ренаты он уже не мог, тем более что десять лет счастливого брака с ней принесли свои плоды в виде двух любимых сыновей.

***4

Между тем, через три недели Эля вернулась домой. Одна. Рената тормошила ее и требовала объяснений, спрашивала, что случилось и где этот молодой мерзавец. Но Эля молчала. Приняла душ и легла в кровать, натянув плед по самые уши.

— Да в чем дело? Ты заболела? И где ты была все это время? — чуть ли не кричала Рената.

— Была в Крыму. Дай мне поспать, я устала. Завтра с утра мне на работу.

— Ты туда с ним летала? — спросила Рената, на что Эля устало ответила:

— Да.

— И где он сейчас? Бросил тебя?

— Нет. Просто остался на день у бабушки. Она старая очень, боится, что умрет и не увидит его больше.

— И что дальше?

— Дальше… Мы подали заявление. А еще… я беременна, тест показал.

— Правда?! — изумилась Рената.

— Так он тебя к своим родственникам возил?

— Да. Мы на море отдыхали. Мне так плохо, тошнит все время. Не мучай меня больше.

— Ладно, ладно. Приготовлю тебе еду и уйду. Если что, сразу звони.

Через день прилетел Руслан, и Рената больше не виделась с сестрой, а только созванивалась вечером после работы. Правда, Эльнара разговаривала неохотно и уже минут через пять сворачивала разговор, уверяя, что испытывает сильную тошноту. Расписались они с Русиком втайне ото всех еще через неделю. Эля даже сестре не сказала, ведь она уже говорила ей про заявление. Но Рената почему-то решила, что Русик передумал жениться, и потому Эля находится в таком потерянном состоянии. Поэтому Рената подкараулила его, когда он выходил из дома. Эля уезжала на работу рано утром, к восьми, а он пока не работал. У Ренаты как раз выпал выходной, и она, поймав Руслана за рукав, остановила его. Он удивленно взглянул и в первый момент не узнал ее, потому что видел до этого в другой одежде и с другой прической.

— Что ты сделал с моей сестрой?! — воскликнула Рената.

Парень смотрел на нее удивленно.

— Отвечай! — включила свой строгий учительский тон Рената.

— А что я сделал с ней? У нас с Элей все хорошо.

— Почему она избегает разговора со мной?

— Не знаю. Из-за токсикоза, наверно. Она очень плохо себя чувствует. Я надеюсь, сегодня ей дадут больничный.

— Только это? — спросила Рената, придирчиво глядя на него и думая о том, что этот мерзавец слишком молод и красив.

— Так вы распишетесь, или ты уже передумал?

— Мы расписались три дня назад. Я её еле уговорил. Поймите, она до последнего отказывалась из-за того, что я младше. В армии я чуть с ума не сошел, так по ней скучал.

— Ты настолько сильно любишь ее?

— Да, очень! Почему вы мне не верите?

— Потому что выглядишь ты… слишком молод для сильных чувств.

— Она достаточно меня мучила, когда бросила. А потом еще и армия. Другой бы давно нашел себе замену, девок вокруг пруд пруди. Но она наконец-то поверила мне, я так счастлив. Только переживаю, ей сейчас очень плохо, все время тошнит. Разве это нормально?

— Нормально. Ладно, я поняла. Если ты пока не работаешь, поддержи ее. Меня она отвергает.

— Почему? Вы ведь сестры.

— Такое бывает с беременными. От меня подросшими детьми пахнет, вот ее и воротит. Инстинктивный страх. Но это пока, потом пройдет.

— Правда? Детьми? Я ничего не чувствую.

— Ладно, мой телефон знаешь? Если что, сразу звони. А родители твои в курсе?

— Нет, пока никто не знает. Она не хочет вопросов, разговоров и все такое. Вам первой сказал. Эле не говорите.

После обеда Рената решила отнести сестре диетическую еду, которую приготовила для нее. Хотела пока Эля не вернулась с работы. Но не успела. Русик уже привез Элю, закрыл машину, подхватил жену на руки и понес к подъезду. Лифтом они обычно не пользовались, потому что жили на втором этаже.

Рената вошла чуть погодя. Пробралась по лестнице, бесшумно открыла дверь своим ключом. Старалась на цыпочках, по-тихому положить принесенную еду в холодильник, который у Эли стоял в прихожей возле кухни, но тут увидела, как молодой нежно целует её сестру. Они ничего не слышали, потому что были заняты только друг другом. Эля улыбалась, закрыв глаза. Сердце у Ренаты сжалось от такой романтичной сцены, но она быстро юркнула за дверь и оказалась на лестничной площадке. Уже из дома Рената послала сестре смс насчет еды, но Эля перезвонила ей:

— Мне дали больничный. Я на работе чуть сознание не потеряла. Скажи, у тебя так было?

— У всех по-разному. Потерпи, все устаканится. Русик тебя сильно любит.

— Ты видела нас? Рената, я с ним так счастлива. Даже токсикоз отступает.

— Вот и хорошо, очень хорошо. Я рада. Дай бог, чтобы так у вас всегда было.

***5

Родители восприняли беременность и замужество Эльнары неоднозначно. Мать ужаснулась, когда увидела Руслана и сразу спросила, сможет ли он содержать жену с ребенком, и отец задал Русику несколько вопросов с суровым видом. Рената смотрела на все это, сжав губы, а потом выкрикнула:

— Хватит! Вы что, не видите, что парень только демобилизовался, и что вашей дочери очень плохо сейчас? И вообще, она имеет право решать всё в своей жизни сама.

Эльнара не хотела на них смотреть, показалась и сразу ушла к себе в спальню. Все удары достались Руслану, хотя Рената и защищала его. Однако она и сама в душе сомневалась в нем и даже злилась на него. Когда до приезда родителей она разговаривала наедине с Эльнарой, та рассказала, что Руслан специально в Крыму не использовал презерватив, а ей об этом не говорил. Объяснил он это тем, что хотел поскорее с ней расписаться, а она тянула время и постоянно увиливала от таких разговоров. Но, в конце концов, Рената убедила сестру, что все случилось вовремя, 30 лет все еще хороший возраст для первых родов, а в более старшем возрасте могут уже и проблемы возникать.

Когда Рената провожала родителей до машины, мать сказала:

— Мы даже ничего не спросили о его родителях. Где они и кто.

— Они живут в Ялте, владеют мини-отелем и кафе для отдыхающих. Скромные и работящие люди. Есть еще старенькая бабушка. Конечно, не вам чета, это ты, мама, привыкла ни в чем себе не отказывать.

— Не груби матери, — сказал отец, — Вы все привыкли ни в чем себе не отказывать. Избаловал я вас. Парень мне понравился. Не тушевался при мне. Видно, любит ее. Я только об этом переживал.

— Да может, он на нее позарился из-за ее статуса. Обеспеченная, квартиру имеет, работу.

— О чем ты говоришь, мама?! Порадовалась бы за младшую дочку! — возмутилась Рената.

Но мать села в машину с надутыми губами и обиженным видом.

— Ты его лучше нас знаешь. Смотри тут за сестрой. Если он вдруг начнет себя неправильно с ней вести, сразу мне сообщай, — сказал отец.

Когда Рената поднялась в квартиру к сестре, Руслан успокаивал плачущую Элю.

— Ну чего ты, чего, — обняла ее Рената, — Все будет хорошо. Вы же любите друг друга. Это главное. Уйдешь в декрет, большие деньги получишь, а родишь, еще и материнский капитал. Нечего переживать. И ты, Руслан, не спеши на работу устраиваться, Эле во всем помогай. Пользуйтесь тем, что наш отец вас во всем обеспечит. А уж я ему плешь сама проем. И мать урезоню.

Потом они все смеялись и пили чай с тортом, который вовремя принес Стефан, захвативший с собой детей. После чая Руслан стал настраивать игры на планшетах, за что мальчишки его сразу полюбили.

Стефан обычно старался избегать общения с родителями Ренаты, помощь ее отца ему никогда не требовалась, он был весьма обеспеченным шведом. На подарки отца Ренате он смотрел спокойно и в его присутствии больше молчал. А Руслана вполне понимал, хорошо помнил себя в его возрасте. Ему нравился этот парень. Самому Стефану уже исполнилось 42, он был старше жены на шесть лет. Получалось, что Руслан ему в сыновья годится. Но Стефану нравилось, что тот вел себя спокойно и с достоинством. И особенно ценил Стефан то, что мальчишка не побоялся полюбить девушку старше себя. Хотя в Европе, как и в других частях света, такие браки, когда муж младше жены не на год или два, а больше, давно не редкость, а часто даже норма. Например, у азиатов.

Между тем, Эльнара стала потихоньку приходить в норму и уже вышла на работу. Они с Русиком решили последовать совету Ренаты. Русик пока не искал себе работу, а полностью посвятил себя заботам о жене. Для него это оказалось естественным. Он неплохо готовил и старательно наводил везде порядок, помогал Ренате тем, что забирал на время детей, гулял с ними и занимался развивающими играми. Жизнь обеих сестер постепенно наладилась, между двумя семьями царил мир и взаимопонимание.

Как-то раз, когда Эля уже заснула, Рената пришла забрать детей. Но они еще не закончили свою убойную игру, поэтому она села по приглашению Русика выпить чаю.

— Скажи, не скучаешь по родителям? — спросила Рената.

— Нет. По бабушке скучаю и переживаю о ней. Я ведь с пяти лет жил у нее. Родителям было не до меня, особенно в курортный сезон. А осенью и зимой они занимались вечной стройкой, то гостиницу расширяли, то кафе. Так что меня вырастила бабушка. Я очень любил заниматься растениями в оранжерее, которые она сажала на продажу. Цветы, пряности, различные посевные газонные травы на семена. Особенно ухода требовали розы и турецкие пионы. Она очень хорошо разбиралась во всем этом. И плодовые деревья у нас на участке были, даже сакура имелась. Когда мне лет 10 исполнилось, родители наняли строителей и маленькую бабушкину теплицу превратили в большую оранжерею размерами 30 на 50 метров. Мне доставалось много работы по мытью стекол, я несколько раз падал со стеклянной крыши, даже ребро ломал.

— Стекло… оно же может разбиться, это ведь опасно.

— Нет. Каркас ведь металлический, только широкие проемы остеклены. А крыша вообще из толстого листового поликарбоната сделана, который даже топором трудно разрубить. Только болгаркой или бензопилой можно распилить. Это противовандальный материал. Из него все городские остановки общественного транспорта сделаны. Зато внутри очень светло.

— А когда жара?

— В жару мы опускали рулонные шторы, а потом отец заказал электронную тонировку окон, как в машинах бывает. За долгие годы много всякого испробовали. Зато у бабушки в оранжерее все буйным цветом росло и благоухало. Цветы и горшки с растениями мы продавали прямо перед кафе под навесом. Хорошо их покупали. Сейчас почти ничего не осталось. Родители под навес в сезон теперь выставляют несколько столиков для клиентов и парочку вазонов с цветами. Хотя основные посетители предпочитают обедать внутри, под кондиционерами. Летом ведь в Ялте очень жарко бывает. Еще и сильные шторма случаются, не забалуешь.

— Вот как. Южный ты человек. В море, небось, часто купался? Как питерскую погоду переносишь?

— На море я раз в неделю с пацанами ходил, некогда было. А Питер я люблю. Учился здесь в универе. Я ведь айтишник по образованию. Когда приезжаю к бабушке, стараюсь ей по максимуму автоматизировать ее хозяйство. Старенькая она очень, трудно ей совсем. Так что я почти все на пульты перевел, чтобы она могла дистанционно включать затенение, полив, вентиляцию. Родителям ведь некогда.

— Ты сказал, она пряные растения выращивает?

— Да, у нее много всяких. Но меня она розмарином прозвала.

В этот момент из спальни вышла проснувшаяся Эльнара:

— Он реально розмарином пахнет. Нужно только очень близко принюхаться. Я когда носом ему в волосы уткнусь, это чётко ощущаю.

— Наверно, это запах хвойного шампуня. Человек не может пахнуть розмарином, — засмеялась Рената.

— Он необычный, не такой как все, — серьезно возразила Эльнара.

— Ладно, ладно. Верю. Наверно за долгие годы работы в оранжерее он насквозь травами пропах.

***6

Постепенно Эльнара стала лучше себя чувствовать, и все удивлялась, когда же ее живот начнет расти. Никто не верил, что она беременна, хотя, конечно, она слегка округлилась в талии. Радуясь ее хорошему самочувствию, Руслан снова полетел ненадолго к бабушке.

— Он что-то задумал, я чую, — сказала Эля сестре, когда они вечером пили чай, — Все последнее время Русик постоянно с кем-то общался в интернете.

— Подозреваешь его в чем-то? Почему прямо его не спросила? — напряглась Рената.

— Потому что… не может человек, который думает о другой, быть таким нежным и заботливым.

— В этой жизни все может быть. Мне не нравится, что ты не можешь спросить его открыто. Почему?!

— Потому что боюсь его потерять, вот почему!

Рената больше не мучила ее вопросами, но свою мысль затаила и послала Руслану смс: Свяжись со мной. Он позвонил почти сразу, потому что переживал за Эльнару.

— Скажи мне честно, — наехала на него Рената приказным тоном, — Ты уже устал от семейной жизни? Признавайся! С кем и о чем ты общался в интернете перед своим отъездом?! Какие секреты у тебя есть от Эли? Говори, я пойму и не буду осуждать. Но смогу помочь, посоветовать. Между супругами всякое бывает, усталость друг от друга, сомнения…

— Нет-нет! Рената, всего этого нет. Я общался со старыми друзьями в Крыму.

— Заскучал?

— Нет. Понимаешь… не могу я на шее у нее сидеть. Я мужчина и хочу начать зарабатывать. Помнишь, я показывал фото и видео бабушкиной оранжереи? Сейчас там только посевные газонные травы и несортовые цветочки, которые сами по себе выросли. Лишь несколько кустов редких роз и пионов. А в Питере я съездил в питомник Green Plant, ты наверно даже не слышала о таком. Они очень заинтересовались рассадой пряных трав. В Питере их вырастить крайне сложно даже в теплицах, они очень капризны и, если вырастают, уже не обладают своим сильным ароматом. Вот я и хочу возродить бабушкину оранжерею и наладить поставки в Питер рассады, а вернее, уже подращённых растений.

— И что, это возможно? Для этого ведь нужен стартовый капитал?

— Нет. Все проще. В Крыму все это растет из семян как на дрожжах. Морской климат, солнце. А в Питере специалисты питомника сказали мне, что все их попытки проваливались. Но спрос на горшечные пряности большой, потому что их часто приобретают как декоративные пахучие растения. Главное, давать хорошую рекламу. Я хочу нанять работников. А знания и опыт есть у моей старой бабушки. Я и сам у нее много лет учился и тоже многое знаю, но не могу бросить Элю, слишком переживаю за нее. Поэтому и не рассказывал ей пока ничего, не хотел волновать.

— Я тут думала, — сказал Рената, — И поняла, почему ты розмарином пахнешь. Ты ведь когда готовишь, часто используешь пряные травы и специи. Эле — поменьше, себе — побольше. Поэтому и пропитался запахом. Так что правильное у тебя прозвище — Розмарин. Молодец, что не сидишь, сложа руки. Уважаю. Но Эле все же расскажи то, что мне рассказал. А то она уже накрутила себе всякого, но спрашивать не хочет, слишком боится тебя потерять.

Руслан замолчал, Рената только услышала, как он задышал в трубку и шмыгнул носом.

— Ты что, плачешь?

— Я очень люблю Элю и все для нее сделаю, — почти прошептал он.

— Хорошо, хорошо. Ты молодец. Дерзай, парень.

Через неделю, когда Руслан вернулся, Эльнара и Рената вместе с ним пошли домой к родителям. Через час они по телефону вызвали Стефана, который привел детей. Так сказать, на семейный совет. Однако отец сестер сказал, что хочет лично все увидеть и поэтому они с Русланом запланировали поездку в Крым. Мать Ренаты и Эли тоже захотела к ним присоединиться.

— Давно на море не была, подышу свежим воздухом. Заодно и с родителями Руслана пообщаюсь.

Муж посмотрел на нее, потом на дочерей и сказал:

— Не волнуйтесь, я смогу урезонивать вашу мать.

— А что такое? Я уже вполне хорошо к Руслану отношусь, — возмутилась его жена.

— Нет упрямее подарка, чем жена татарка, — сказал он без улыбки.

— Не так! Нет прекраснее подарка, — возразила она.

— Не спорь, я лучше знаю. Хорошо тебя изучил. А ты, Руслан, смотри и учись. Жену-татарку баловать, проблем не оберёшься.

Айгуль, которую муж называл просто Гуля, обиженно скривила губы:

— Сам же запретил мне работать.

Через три месяца, когда Эльнара ушла в декретный отпуск, Руслан встречал первый груз в коммерческом терминале аэропорта, и сам доставил его в питомник. А Эле, Ренате и тёще привез по букету роскошных роз.

До этого долгожданного события встреча родителей произошла вполне пристойно, и больше всех отцу и матери Эли понравилась бабушка. Руслан не отходил от нее ни на шаг, что выглядело очень трогательно. Его родители не очень понравились Айгуль, как и она им. Но мужчины хорошо пообщались. Родители Руслана сказали, что дадут часть стартового капитала сыну на первоначальные расходы, остальные траты обещал погашать отец Эльнары. В Питер родители Руслана так же собирались приехать, но только зимой.

Родителей Эльнары впечатлил мини-отель и кафе, но бабушкина оранжерея привела их в полный восторг. Айгуль бродила по ней и с наслаждением вдыхала запахи роз.

Первый ощутимый доход Руслан получил только накануне Элиных родов. Правда, ему было не до бизнеса, все его внимание поглощала Эля. Она родила сына, Руслан был счастлив как ребенок. Впрочем, он и был пока что ребенком в глазах Эли и ее сестры. Рослым, красивым и упорным ребенком, которого бабушка научила любить по-настоящему и отдавать всего себя своей любви.

А оранжерея расцвела, Руслан полностью ее модернизировал и автоматизировал. Нанятым работникам оставалось лишь следить за автоматикой и, конечно, вручную проверять состояние нежных всходов и уже подросших растений. Этому их всех учила бабушка. Глаза ее снова светились от счастья, ведь она очень любила свою оранжерею. А теперь она часто садилась перед ноутбуком, надевала очки, а зять включал ей скайп, по которому Русик и Эля показывали ей правнука. Хорошенький пухлый мальчик получился, такой же красивый, как и Русланчик. Перед глазами у нее вставала вся жизнь и годы, когда ее обожаемый внук рос и во всем ей помогал. Им было вместе очень хорошо, она учила его всему, что знала сама. Потом, когда он поступил в универ на программиста, она очень сокрушалась, что он больше никогда не вернется в Крым и забудет все, что знал о выращивании растений. Но он не забыл! И ее не забыл, напротив. А, значит, её жизнь имела большой смысл.

За долгие годы бабушка вывела несколько сортов роз и совсем недавно новый. Она назвала его Эльнарой. Очень ей нравилась жена Русика, которая похорошела и расцвела после родов. Сыну они дали имя Айнур. Мальчик радовал всех своим отменным аппетитом, спокойным нравом и серьезными взглядами больших карих глаз.

***

4. Мята

***1

Татьяну с детства называли Татой. Ей даже непривычно было слышать имя Таня. Почему Тата? Так она произносила свое имя в раннем детстве, когда еще только училась говорить. Впрочем, на работе она звалась Татьяной Фёдоровной, поскольку теперь занимала ответственную должность заведующей терапевтическим отделением в поликлинике.

Тата часто размышляла над тем, стоило ли так долго упорно и трудно учиться в меде, а потом проходить ординатуру. На все это ушло почти восемь самых лучших лет жизни. И с чем она осталась на сегодня? Многие ее бывшие однокурсницы давно были замужем, имели детей и счастливы. Конечно, им пришлось пожертвовать карьерой и нагонять все то, что прошла она, позднее, урывками между рождением детей, а некоторым между разводами и обустройством новых семей. Тату все это обошло стороной, потому что ей было некогда искать спутника жизни на стороне, а выходить замуж за медика она категорически не хотела. Насмотрелась на жизнь своих знакомых врачей.

Именно потому, что она полностью отдавалась учебе и совершенствованию своих медицинских знаний, она еще на третьем курсе отвергла Мирона, который был сильно в нее влюблен. А уже через три месяца он перевелся в Москву и с тех пор жил и учился там. Она не видела его целых шесть лет. Наверняка он давно женился. Тата не хотела о нем вспоминать.

Почему ей казалось несусветной глупостью встречаться тогда с ним? Да, учёба оставляла мало сил и времени, но других это не пугало. Однако Тата по своей природе не могла размениваться. Она ко всему в своей жизни относилась со страстью. Но, если честно, Тата не считала чувства Мирона к себе серьезными. И сама почти ничего к нему не чувствовала. Что-то такое, конечно, шевелилось в ее душе, но будни универа, практика и, главное, столкновение с настоящей медициной, с больницами, с тяжелыми случаями и предстоящей ответственностью перед людьми, которых ей нужно будет лечить, затмевали в ее сознании такие несерьезные вещи, как влюбленность, свидания, встречи под луной. Все это казалось ей легковесным и малозначащим по сравнению с будущей грозной жизнью, полной борьбы за жизнь и здоровье пациентов. В отличие от многих своих однокашников она слишком сильно проникалась каждой историей очередной тяжелой болезни и переживала все их как свои собственные трагедии. Отчаяние, надежду, боль и смерть пациентов она воспринимала остро, хотя преподаватели и наставники на практике убеждали ее, что так она может слишком рано выгореть и сломаться. В этом смысле работа в поликлинике, а не в стационаре, являлась для нее спасением. Вот тогда Тата и опомнилась впервые за долгое время. Ей исполнилось уже 25, а она еще ни разу ни с кем не встречалась. К ней часто подкатывали парни, но все они даже рядом не стояли с Мироном, а его она отвергла. Но все-таки понимала, что только такой, как он, достоин любви. Ей было страшно, и все же она набралась решимости и все о нем узнала.

Информация о Мироне поражала Тату, она даже дышать забывала при мысли о нем. Он стал первоклассным хирургом, о нем писали статьи, в очередь к нему на операции записывались за полгода. О нем говорили — талант, доктор от бога, природное чутье. Он уже три года работал в частной клинике, но иногда оперировал сложные случаи и в государственных больницах по приглашению.

На фото в интернете он выглядел сногсшибательно. Но вовсе не это поглощало все мысли Таты. Она никак не могла вспомнить все его слова, которыми он когда-то признался ей в любви и пытался до нее достучаться. Что он говорил? Он точно не мог быть тривиальным в этом. Почему же она не поверила, не восприняла его серьёзно? Почему и сама не влюбилась в него?

По всему выходило, что он до сих пор не женат. Это вполне нормально для современных мужчин. 25 лет для них — это молодость, не то, что для девушек, которые уже в этом возрасте опасаются выйти в тираж. Не все, конечно, но многие.

Сейчас Тата стала часто подолгу смотреть на себя в зеркало и приходила к выводу, что не может понравиться такому как Мирон. Строгая врачебная жизнь приучила ее к собранности и сдержанности во всем. Тата почти не пользовалась косметикой и без особых заумей укладывала свои густые и длинные волосы в тугую улитку, не оставляя ни единой свободной прядки. И в одежде была очень умеренна, хотя одевалась весьма изыскано. На работе ее считали самой стильной, хотя с утра до вечера всю ее стильность скрывал белый врачебный халат.

Свой очередной отпуск она решила потратить на то, чтобы съездить в Москву и увидеть Мирона. Возможно, лишь со стороны. Она сказала себе, что определится по месту. Ведь все могло пойти и по негативному сценарию, а Тата за годы работы в медицине научилась по максимуму защищать не только психику своих пациентов, но и свою собственную. По-другому она бы просто не выжила.

Однако Тате пришлось собрать в кулак всю свою решимость и волю, чтобы выполнить задуманное. Хорошо, что она поехала на Сапсане, в котором у нее имелось достаточно времени, чтобы все обдумать и собраться с силами. «Зачем я еду?» — задавала она себе вопрос и отвечала — «Чтобы увидеть своего однокурсника», «Почему именно его?» — «Потому что он единственный». За эти годы она вполне это поняла и осознала. Другой вопрос, что она сама могла дать ему. Любви она не ощущала, только какое-то смутное и темное чувство волновало ее. Мирон мог давно остыть и встретить ее лишь равнодушным взглядом. Тогда… тогда я освобожусь от него окончательно и начну новую жизнь сама. Так она решила.

***2

Тата не любила Москву и очень давно здесь не была. Поэтому ее удивляли многочисленные изменения в столице. С ними Тате казалось, что она совсем не знает этот город. Она словно находилась на экскурсии. Поселилась она в гостинице недалеко от метро. У нее имелись знакомые в Москве и даже одна родственница, но Тата не хотела, чтобы кто-то узнал о ее приезде. Еще дома она долго размышляла и прикидывала, где лучше встретить Мирона. Звонить ему она не хотела, хотя случайно узнала номер его телефона. Один из ее коллег, хирург поликлиники, ездил в Москву на семинар по усовершенствованию врачей и дал ей карту с перечнем номеров ведущих специалистов, где присутствовал и номер Мирона. Оставалось лишь найти клинику, где он работал, и подкараулить его там. Однако сейчас она уже очень сомневалась в том, что это лучший путь к тому, чтобы встретиться с ним. Ведь он мог быть не один, а с другими врачами, среди которых наверняка присутствовали и женщины. Почему она думала, что, встретит его одного, без проблем, и вокруг никого не окажется?

Найдя клинику, Тата огляделась вокруг и выбрала пункт наблюдения — поодаль, в летнем павильончике быстрого питания. Там можно было сидеть за чашкой кофе, никем не замеченной из входящих и выходящих из здания клиники. Так она и сделала. Однако когда пошел уже второй час наблюдений, ей пришлось покинуть павильончик, потому что служащие там официанты стали с подозрением смотреть на нее. Поэтому Тате ничего не оставалось, как сесть на скамью в ближайшем сквере. Оттуда плохо все просматривалось, мешали пышные кусты сирени. Но все же она осталась там, выбрав более или менее удобное положение, откуда все-таки видела крыльцо клиники. Правда, место, где она сидела, находилось достаточно далеко, и не исключалась вероятность, что она просто не узнает Мирона с такого расстояния. На этот случай она взяла из дома маленький театральный бинокль. Конечно, с ним она выглядела комично, но делать было нечего, Тата лишь прикрылась журналом от взглядов прохожих.

В клинику постоянно кто-то заходил и постоянно кто-то выходил оттуда. То и дело подъезжали машины скорой помощи. Здание выглядело довольно большим — трехэтажный корпус новой постройки, очень современный, с большими окнами. Не то, что поликлиника, где работала Тата — старинное помпезное заведение с толстенными кирпичными стенами сталинской эпохи. Конечно, внутри поликлинику давно оборудовали по последнему слову техники, но снаружи она напоминала памятник архитектуры довоенных лет.

Стоял теплый день, именно поэтому Тата смогла просидеть на скамье около трех часов. Она вставала, прогуливалась, не выпуская из виду крыльцо клиники, а потом вновь садилась. Кто-то появлялся и исчезал в широких современных окнах, но лиц она не могла разглядеть даже в бинокль, потому что не успевала переводить его.

И вдруг кто-то силой вытащил у нее из рук журнал, которым она прикрывалась от прохожих.

— И сколько еще ты собиралась здесь дежурить? — услышала она, сжавшись, как преступница, и боясь поднять глаза. Слишком знакомым был голос, она сразу его узнала.

— Долго же ты ехала ко мне, целых шесть лет, — сказал Мирон и сел рядом. Тата с опаской взглянула на него:

— Откуда ты узнал? — спросила она.

— Узнал. Каждый твой отпуск ждал тебя, а ты все не приезжала.

— Ждал? Ты не женился?

— Нет.

— Но почему ты ждал меня? Ведь я отвергла тебя вполне определенно.

— Ну и что? Я знал, что ты просто не готова.

— Но откуда? Мы же никогда не были близки, не были даже друзьями.

— Оттуда. Я хирург, у меня очень сильно развита интуиция. Я тебя насквозь видел.

— А сейчас?

— Сейчас особенно. Созрело яблоко, можно срывать.

— Но я не знаю, что чувствую к тебе. Я вообще ничего не знаю. Захотела просто увидеть, чтобы вспомнить, понять. У нас ведь ничего не было, мы даже не целовались. Мне многие предлагали встречаться. Просто ты первый мне это предложил, вот и всё. Это обычная ностальгия по ранней молодости, ничего больше.

— Кому-нибудь другому это говори, но не мне. Пошли, поедим где-нибудь. Я голодный как волк. Две операции сегодня провел. Вставай!

Его мужская решительность подействовала на Тату, она послушно встала. Она всегда подчинялась дисциплине и считала ее основой своей профессии, в которой всё должно выполняться чётко и точно, как в армии, никаких колебаний в выбранной линии лечения. А еще как терапевт она всегда благоговела перед оперирующими хирургами, поскольку считала хирургию высшим пилотажем в медицине. Но помимо этого Мирон внешне повзрослел и больше не напоминал того мальчишку, каким был на 3-м курсе. Даже рука его, взявшая ее руку, оказалась по-мужски уверенной и довольно жёсткой.

Тата быстро спрятала бинокль в карман, но Мирон заметил это и усмехнулся:

— Я смотрю, ты хорошо подготовилась к слежке.

— Я не хотела следить, хотела просто увидеть, каким ты стал.

— Ты же посещала мои страницы в соцсетях, я видел. Так что в курсе всех моих дипломов и сертификатов.

— Да. Знаю, ты полгода учился за границей. А я… нет, ничего.

— Про тебя мне тоже все известно. Ты достигла своей планки на сегодня.

— Еще нет. Меня с Нового года обещают начмедом назначить.

— Понятно. Хорошо, хотя…

— Что?

— Ладно, потом поговорим об этом.

***3

— Где ты остановилась? — спросил Мирон, когда они ждали заказ в кафе.

— В гостинице. Я вовсе не к тебе приехала.

— Зачем ты все это начинаешь? Нам уже по 25 лет, не малые дети, чтобы вокруг, да около, ходить. Тебе шести лет не хватило?

Тата молча отвернулась и стала смотреть в окно.

— У меня напряженный график и отпуск взять не получится. Поэтому сегодня поедешь ко мне, и эту ночь мы проведем вместе. Поговорим.

— Завтра же у тебя наверно операция?

— Нет. Завтра у меня единственный выходной на этой неделе.

— Мирон, я не для этого приехала. Я хотела только понять и в себе разобраться.

— Вот и разберешься с моей помощью.

— Понимаешь… я хочу порвать с медициной. Совсем. Для этого и хотела тебя увидеть. Потому что ты, напротив, вряд ли перестанешь оперировать. У нас теперь разные цели, хотя изначально были общие.

Мирон внимательно на нее смотрел. Не удивился или просто виду не подал.

— Давай поедим. А серьезные вопросы пока оставим, они плохо влияют на пищеварение.

Когда он привез ее к себе, Тата совсем сникла. Ее подавлял его уверенный вид и поведение. Поймет ли он меня, думала она. Но он словно прочел ее мысли:

— Все. Располагайся и давай поговорим. Остальное потом.

— Остальное? — удивилась она.

— Ну да. Любовь, секс, я об этом.

— Значит, ты до сих пор не разлюбил меня?

— Нет. Но ты хотела про медицину. Это важно. Начинай.

— Хорошо, постараюсь объяснить, — сказала Тата и потерла виски, — Я всё отдавала сначала учебе, а потом работе. Но вдруг поняла, что больше ни на что не способна, в душе пустота и заполнить ее можешь только ты. А это значит, что я не смогу дальше работать по специальности. Хотя я и так уже давно превратилась из врача в администратора.

— Понятно. Ты пришла к этому намного раньше, нежели я предполагал. Но это хорошо. У нас с тобой все еще много времени, мы по-прежнему молоды. Однако ты должна понимать, что медицина как яд, пропитывает всего человека насквозь. Немногие из тех, кто в нее свято верил, способны освободиться от этого яда так рано.

— Я знаю. Но я уже почти освободилась. Помоги мне. Я приехала именно за этим. Никто другой не вытащит меня из этой трясины.

— Теперь ответь на главный вопрос. Ты разобралась в себе насчет нас с тобой?

— Думаю, да. За все это время мне тебя никто не смог заменить.

— Хорошо, значит, я не зря ждал.

Тата боялась, что не сможет быть страстной в постели, потому что, хотя и видела все это в кино и в интернете, но никогда не испытывала в натуре. Однако она ведь никогда не забывала Мирона и в качестве любовника представляла только его одного. Других просто не воспринимала. А с ним Тата ничего не боялась, он не мог ей ничем и никогда навредить. И, все же, секс поразил ее. Начать с поцелуев — Мирон оказался в них мастером высшего класса. Она понимала, что у него было много женщин за эти шесть лет, но не ревновала. Главное, что сейчас он был только с ней. А после того, как он немного пришел в себя, сказал:

— Я всегда знал, что так будет.

— Как? — спросила Тата.

— Так. Больше я никого, кроме тебя, не смогу целовать.

Через день утром он уехал на работу, оставив Тату одну. За время, проведенное вместе, они все решили. Мирон собирался завершить все запланированные операции на этот месяц и пока больше ни одной не брать. Отпуск он уже использовал, но в коммерческой структуре, какой являлась частная клиника, где он работал, он мог планировать свои отпуска по собственному желанию. Самым проблемным он считал разговор с отцом, но решение они с Татой приняли, и менять своих планов Мирон не собирался.

Тата ждала его и не находила себе места от какого-то нового радостного чувства, которое поглощало ее и накрывало словно волной.

— Мирон, Мирон, Мирон, — твердила она со счастливой улыбкой и, закрыв глаза, представляла его рядом. Он обещал ей, обещал! Все изменится раз и навсегда! Он сам так сказал!

В 10 утра у него была запланирована операция, поэтому Тата ждала от него звонка к часу дня. Но он позвонил только в 16, измученный, с охрипшим голосом. Сердце у Таты сжалось до боли, она металась по квартире и пыталась успокоиться. Когда-то она умела быстро брать себя в руки, словно металлическими тисками сжимать. Их учили этому в академии. Но сейчас эти умения не работали, тело не слушалось ее. Она представляла Мирона, выжатого до последней капли, и ненавидела больных, клинику и даже Москву, которая так надолго, на целых 6 лет, отняла его у нее.

***4

Он приехал и ввалился в квартиру, словно пьяный в стельку. Но от него не пахло спиртным. Тата сама разула его и хотела подставить ему плечо, но он только отрицательно мотнул головой, прошел в комнату и упал на ковер. Тата в ужасе бросилась к нему, но, склонившись над ним, поняла, что он просто спит. Она с трудом подложила ему под голову подушку и накрыла его одеялом.

Мирон спал два часа, а когда проснулся, с жадностью набросился на еду, которую приготовила Тата.

— Думал, не вытяну, — сказал Мирон с набитым едой ртом, — Молодой пацан, 17 лет…

Потом схватил свой мобильник и прочел сообщения.

— Слава богу, показатели в норме. Не дрожи, все уже хорошо.

Тата встала и ушла в ванну, потому что ее душили слёзы. Через пару минут Мирон вошел к ней и обнял сзади за плечи:

— Не плачь. Еще три плановых операции и все. Я уже предупредил главврача, что ухожу.

— Это тоже ведь плановая была?

— Нет. Утром плановую сделал. А парня привезли потом, авария. Родители богатенькие, сразу в частную клинику доставили.

— Но ты точно решил? — спросила Тата сквозь слёзы, — Я не выдержу такой жизни.

— Да, точно. Не возьмусь больше за скальпель. Хватит, мне тебя спасать нужно.

— Вот именно! И мы, правда, уедем на море?

— Правда. Вечером к моим съездим, представлю тебя своим родителям, а через четыре дня улетим в Сочи.

Тата долго не могла успокоиться, ведь она никогда раньше не видела Мирона после тяжелых операций. И сейчас ей хотелось вычеркнуть из памяти все годы своей учебы и ординатуры, чтобы не вспоминать и своих тяжелых больных. Некоторых уже не было в живых, но они стояли у нее перед глазами, словно укоряли ее, хотя она сделала для них все возможное и невозможное. Несколько раз даже шла на должностные нарушения. Только Мирон и мог понять, почему она больше не хочет такой жизни. Ведь им обоим было всего по 25 лет. Тата вообще впервые окунулась в любовь, ей хотелось радости и солнца.

Он представил ее родителям и сестре как свою жену.

— Эта та самая, помнишь, мама, я показывал тебе ее фото?

— Таня тоже хирург?

— Нет, она терапевт. Но мы оба увольняемся и уходим из медицины.

Родители с тревогой смотрели на сына.

— Почему, Мирон? Ты один из лучших хирургов, — сказал отец в волнении.

— Мы так решили с Татой. Хотим кардинально изменить свою жизнь.

— Но ты столько лет учился! Имеешь высокую категорию.

— Да, Тата тоже училась и доросла до начмеда.

— Тогда почему?!

— Я потом вам все подробно объясню, — уклончиво ответил Мирон, — Нам сейчас некогда, так что чаи распивать с вами не будем.

— До ее приезда ты даже не помышлял о том, чтобы оставить медицину.

— Я ждал ее целых 6 лет.

— Вот как? Но ты никогда о ней не упоминал. И с другими встречался направо и налево.

— Ни с кем я не встречался. Просто выбирал какую-нибудь на ночь, вот и всё. А когда поцеловал Тату, понял, что ждал только ее одну.

— У вас обоих помутнение рассудка. Так бывает, поверь. Но быстро проходит.

— Батя, что ты хочешь мне доказать? Вам с мамой не нравится моя Тата?

— Нет, но ты собрался кардинально изменить свою жизнь. Чем станешь заниматься?

— Не знаю! Хочу для начала отдохнуть и освободить душу от груза. Накопилось, знаешь ли. Уже захлебываться начал. Выгорел, устал, разочаровался, оказался слабаком, бабским прихвостнем, эгоистом, придурком. Выбирай, что считаешь подходящим.

— Тата… что это за имя? Не понимаю. Ты пожалеешь, поверь. Женщины могут помочь мужчинам взлетать, но могут и вниз за собой потянуть. Мужчина не должен гнуться.

— Скажи мне, ради чего я не должен гнуться? Ответь, только честно, подумай хорошенько.

— Ради больных!

— Так значит? Ради больных я должен отказаться от жизни и любви? Должен отказаться от личного счастья? Великое служение, святой долг, предназначение — это не обо мне. Я живой человек, а не робот и не подвижник. Мне 25 лет. Ты себя помнишь в этом возрасте?

Отец хотел что-то ответить, но на этих словах Мирона запнулся.

— Но вы оба ведь не навсегда собираетесь уйти из медицины?

— Мы решили, что навсегда. Пусть нас все осудят, коллеги, друзья, учителя. Ты любишь свое дело, архитектуру, прекрасно! Но тебя ни разу не убивало то, что ты, как ни боролся, не смог кого-то спасти на операционном столе. А я много раз горел в этом аду, хотя у меня умерло всего два почти безнадежных пациента. Но это ничего не значит, было еще множество других, которым я всего лишь ненадолго продлял жизнь, полную страданий. И только половина больных полностью поправлялись.

— Разве ради этого не стоило стать классным хирургом?

— Из этой половины почти 80 процентов получили свои проблемы, доведшие их до операции, по собственной глупости, невежеству, невоздержанности и пренебрежению к своему здоровью. Фактически я только исправлял их жизненные косяки — травмы, полученные по пьянке, язвы желудка от приема суррогатов спиртного, ожоги от пуска петард и пиротехники, да мало ли люди тупостью страдают и приключений себе находят. Всё, батя, не хочу больше ничего говорить. Впервые за шесть лет я по-настоящему счастлив и могу свободно дышать. Просто порадуйся за меня.

***5

Такой счастливой Тата ощущала себя только в детстве. Даже в школе бабушка требовала от нее быть ответственной. Когда друзья веселились и прогуливали, Тата, как могла, выгораживала их перед учителями. Поэтому друзья ее любили. Тата много чего знала о болезнях и здоровье уже тогда, ее даже прозвали сестрой милосердия за советы и помощь в обработке мелких порезов и ушибов. Один мальчишка специально постоянно резался и ушибался, чтобы она поухаживала за ним. Но она не понимала его явных мотивов. Почти до 15 лет чувства ее спали, ни один из мальчиков не волновал ее воображение, тогда как ее подружки постоянно кружились рядом с ними и к 9-му классу лишь некоторые из них остались нетронутыми девственницами. Тата тогда не понимала, что могло тянуть девчонок уступать парням, но наблюдала, как некоторые ее хорошие подруги не просто сами пристают к ним, а даже сохнут от любви. Подобное казалось ей лишь игрой во взрослых. Единственное, что она любила, это фильмы и книги о сложных отношениях и нравственных поисках. Такие, где почти единственный поцелуй и признание случались в самом конце. Например, «Гордость и предубеждение» или подобное ему. Девчонки смеялись над ней и говорили, что все это давно устарело и покрылось мхом. Однако она смотрела кино и читала книги только о таких отношениях, это волновало ее намного больше, чем откровенные сцены в современных сюжетах.

Именно с 15 лет ей начали говорить комплименты и предлагали встречаться. Но ее кумиром в то время был Колин Фёрт, а недозрелые кобельки из школы рядом с ним не стояли. В академии она с первого дня вообще поставила крест на всем, что могло мешать учебе. Тогда она горела страстью к медицине, как к самому высокому предназначению в своей жизни.

Мирон приметил ее еще на первом курсе и постоянно следовал за ней, садился рядом на студенческих пирушках, помогал нести сумки в поездках на природу. Конечно, она замечала его взгляды, и ей нравилось то, что он молчал о своих чувствах, ей казалось это очень романтичным. Однако сама она волновалась только, когда он долго отсутствовал. На третьем курсе, в Новый год, который они оба праздновали в тёплой студенческой компании, Мирон признался ей в любви. Но Тата сказала, что не может ответить на его чувства, потому что живет только своей будущей профессией. Она не видела его страданий, потому что он ушел с вечеринки, а потом перевелся в Москву и уехал туда с родителями навсегда. Говорили, что там у него жил родной дядя, брат его отца, который работал хирургом в Военно-медицинской академии. Именно он и являлся для него образцом.

После этого Тата не просто отвергала всех парней, проявлявших к ней внимание, она даже от подруг стала отдаляться и посвящала почти все свое время учебе. В конце концов, у нее осталось только две подружки, такие же одиночки, как и она. Разница состояла лишь с том, что ее, в отличие от них, постоянно атаковали парни своими предложениями даже на улице. Но ее это только раздражало.

Мирон часто ей снился в то время. Сейчас она поражалась тому, почему не понимала значения тех снов. Хотя все было ясно как белый день.

С родителями Тата уже давно держала дистанцию. А когда стала работать, вообще возвела барьер между собой и ними. И вела себя достаточно надменно. Ее бесила мягкотелость матери и беззубая доброта отца. В детстве она не замечала этого и любила их, но со временем стала бескомпромиссной по отношению к ним, потому что считала, что они из-за недостатка характера не достигли ничего значимого в жизни. Мать работала в школе, а отец мастером-литейщиком на производстве. Тата слушала только свою волевую и строгую бабушку, которая и направила все ее мысли к медицине. Бабушка заведовала районной больницей в Петергофе. Она была эдакой гром-бабой, и даже ростом превосходила родного сына, отца Таты, на полголовы. Именно бабушка внушила Тате, что родители ее неудачники.

Несмотря ни на что, Тата ничего не сообщила о своих делах и отъезде в Сочи не только родителям, но и бабушке. Ей особенно она больше ничего не хотела сообщать. Дед давно женился на другой и уехал из страны, подальше от своей первой жены. У него даже родилось двое близнецов, и теперь он был счастлив. Иногда родители Таты ездили к нему в гости в Прибалтику. Тата почти не общалась с ним из-за бабушки, но вполне понимала, почему он ушел к другой женщине. Образ жизни бабушки ни в чем не подходил ему, поскольку дед являлся сторонником теплых семейных отношений, а бабушка дневала и ночевала на своей работе и ни во что не ставила интересы мужа.

Вспоминая свою прежнюю жизнь, Тата понимала, что все эти годы фактически находилась под постоянным невидимым прессом бабушки, которую никогда не называла этим теплым домашним словом. Она всегда, еще со школы, звала ее Антониной Николаевной. Как свою наставницу во всем. Сейчас Тата, думая об этом, иногда содрогалась от мысли, что могла сгубить свою жизнь, следуя той линии, которую начертила ей родная бабушка. Родная по крови, но не по душе. Теперь Тата часто вспоминала слова своего отца:

— Главное в жизни — быть счастливым. Конечно, не за счет других, и, не принося кому-то горести и неприятности. Но только счастливый человек может жить в согласии с собой и приносить счастье другим.

***6

Тата млела, потому что видела, что Мирон тоже счастлив сейчас. Они оба словно забыли все, всю прошлую жизнь. По крайней мере, не вспоминали и не думали о ней. Тате даже иногда казалось, что так было всегда, а учеба, работа в поликлинике, и чуть раньше в стационаре — это все происходило как бы не с ней, а с какой-то другой Татой, которая ей вовсе не нравилась. Ведь она никогда не забывала Мирона, но почему не думала о том, что он страдал и поэтому уехал в Москву? Тата, которая безжалостно отвергла его, не имела права на существование. И как после этого она смела лечить людей?! Уж лучше бы их вместо нее лечил бездушный робот, четко соблюдающий все утвержденные протоколы диагностики и лечения, не совершающий ошибок и не подверженный эмоциям, влиянию пмс, а также не способный на эксцентричные шаги и решения.

Так теперь она и думала — робот! Это работа для роботов или тех, кто способен выстроить действенную защиту для собственной психики от восприятия чужих страданий, страхов и боли. Тата около пяти лет пыталась сделать это — сначала в ординатуре, потом на работе. Но до сих пор помнила почти каждого своего серьезно болевшего пациента. Несколько тысяч лиц и судеб. А ведь ей исполнилось всего-навсего 25 лет, и до встречи с Мироном она даже ни с кем не встречалась и не целовалась. Потому что заперла свои чувства в тёмный чулан. Но они вырвались наружу, и наступил момент, ставший точкой невозврата.

Просыпаясь по утрам сейчас, она смотрела на спящего Мирона, и сладостная истома разливалась у нее по телу. В открытые створки дверей лоджии ей были видны часть парка и бассейн с морской водой. Потом просыпался Мирон, целовал ее, и они шли на завтрак, взявшись за руки. С ним она забывала обо всем, что происходило в другом ее мире, который она покинула навсегда. Она боялась, что этот мир нескоро ее отпустит, но с Мироном все ее сомнения испарялись.

Тата прекрасно знала статистику — почти половина специалистов, получивших высшее медицинское образование, уходили из медицины навсегда. По разным причинам, но уходили. Когда-то она осуждала их за то, что они занимали в вузах чужие бюджетные или платные места, тратили государственные деньги на свое образование, а после этого не хотели приносить пользу обществу как действующие врачи. И эта незримая многочисленная толпа являлась для нее оправданием и поддержкой. Она вообще всегда считала, что каждый человек должен иметь хотя бы минимальный набор медицинских знаний для поддержания и сохранения своего здоровья на должном уровне, а также для защиты здоровья членов своей семьи. И лучшим для этого являлось вузовское медицинское образование.

Очень пожилая профессорша, читавшая им в академии курс лекций по внутренним болезням, часто говорила:

— Почти все болезни происходят от глупости, даже травмы. И только врожденные патологии не зависят от самого человека, но часто зависят от глупости его родителей или бабушек-дедушек, допустивших такие аномалии и не прервавшие порочный круг отказом от зачатия заведомо больных детей. А многие из тех, кого вылечили, вновь попадают в больницы с теми же самыми болезнями, которые провоцируют сами своей непроходимой тупостью. Для здорового общества требуется высокая культура и выработка привычек, способствующих продлению активной и нормальной жизни, а так же внимание каждого к своему организму и профилактика болезней. Нам еще далеко до этого, но есть страны, где средняя продолжительность жизни составляет 85 и более лет. Например, Япония. Вдумайтесь в эти цифры!

Основой здоровья эта профессорша считала счастье в любви и семейной жизни. Вспоминая профессоршу, Тата всегда вспоминала так же и слова своего отца о личном счастье. Ее родители были по-настоящему счастливы, без показухи и помпезных слов, в своей скромной жизни, в любви друг к другу и к Тате.

Тата в приливе чувств целых два раза звонила родителям из отеля и не стеснялась говорить о том, что счастлива и очень рада тому, что она их дочь. А когда мать только заикнулась о бабушке, Тата сказала ей:

— Не хочу о ней говорить. Забыть хочу обо всем, что она внушала мне. Я очень люблю тебя и папу.

Родители ни словом не возразили, когда она озвучила им свое решение уйти из медицины. Они были очень рады тому, что Тата и Мирон расписались, на фото и видео он им очень понравился. Как он сделал так, что их расписали в Сочи уже через две недели после подачи заявления на сайте госуслуг, Тата даже не спрашивала.

Кроме родителей она сообщила о своем замужестве только двум своим подругам, которые искренне порадовались за нее. Обе по-доброму завидовали ее счастью, потому что сами пока не нашли своих половинок. Но даже им она не посылала своих совместных фото с Мироном. Почему-то ей хотелось оберегать их взаимный мир от остального мира. И в соцсетях последний ее пост был об очередном ее достижении — получении квалификационного аттестата о второй врачебной категории.

Мирону также приходилось говорить по телефону. Ему несколько раз звонили из клиники и уговаривали не расторгать контракт. Звонили родители и друзья. Но все его разговоры длились не более 2 минут и завершались его словами:

— Я вам всё сказал.

***7

Мирон не хотел уезжать, и они остались в отеле еще на две недели. В общей сложности они находились здесь уже месяц, но он не спешил домой. Однако Тата слышала, как он разговаривал с кем-то о заказе мебели, а до этого о том, какие обои выбрал. Когда он лежал полностью расслабленный, она взяла его за горло и сказала:

— Признавайся, что это за обои и мебель?

— Ладно, ладно, Тата-мята. Еще с академии обожаю твой запах. Подслушала? Я хотел сюрприз тебе сделать. Все это для нашего с тобой гнездышка. Но больше ничего не скажу, увидишь все сама, когда вернемся.

— В Питер или в Москву?

— Конечно, в Питер. Устал я от Москвы. В Питере меня давно уже квартира ждёт, которую родители мне отдали, когда переезжали в Москву из-за работы отца. Я уже и о новой деятельности для себя подумал. Пойду к другу в коммерческий реабилитационный центр.

— А я?

— Ни за что не разрешу своей беременной жене работать.

— Думаешь, я залетела?

— А как мне еще думать, если у тебя задержка?

— Но я даже тест еще не делала.

— Я и так знаю. Чутье меня никогда еще не подводило. О деньгах не беспокойся, у меня есть накопления. И отец поможет, в случае надобности.

— Впервые могу расслабиться, а не мучиться над принятием решения. Теперь у меня есть мой мужчина, который все разрулит и решит.

— Вот именно. И вообще, ни о чем никогда не нужно волноваться, кроме любви.

Однако когда они возвращались и увидели из самолета сверкающие огни Питера, Мирон признался, что сердце у него замирает. Ведь он не был в родном городе уже более шести лет.

— Питер ждал твоего возвращения вместе со мной, — сказала Тата, прижавшись к его плечу.

— Не думал, что буду так реагировать, — произнес Мирон и поперхнулся.

— Сам же говорил, что волноваться нужно только о любви. К женщине или к родному городу, — улыбнулась Тата и поцеловала его.

***

5. Имбирь

Джинджер (Ginger) — англо-язычный вариант произношения латинского названия растения Zingiber, который по-русски называется имбирь. В переводе с санскрита Zingiber означает «рогатый корень». Имбирь активно используется в национальных кухнях многих стран, прежде всего в Азии.

В Японии разновидности блюд из имбиря, которые по-разному готовятся и имеют разное предназначение, называются также по-разному. Если бенисега выполняет роль обычного маринованного овоща, то назначение гари — «обнуление» вкуса, возможность освежить его восприятие перед новым блюдом, почти как кофейные зерна, которые порой предлагают в магазинах парфюмерии для того, чтобы очистить от посторонних запахов восприятие нового аромата. Первоочередной признак гари — нежно-розовый цвет, его приобретает молодой имбирь при контакте с уксусом; бенисега имеет от маринада красный цвет.

«Говорящий Джинджер» — это антропоморфный семилетний рыжий котёнок из серии мобильных игр «Говорящий Том и друзья».

***1

Димка по фамилии Ганжин давно вырос, но друзья по-прежнему называли его как в детстве Говорящий Джинджер. Хотя к 20-ти годам его рыжие с детства волосы постепенно потеряли рыжину и стали скорее каштаново-медными. И такому цвету позавидовала бы любая модница, потому что далеко не каждый мастер по окрашиванию способен добиться подобного оттенка волос у своих клиенток.

Со временем у Димки изменился не только цвет волос, но и пристрастия в еде. К примеру, он полюбил суши и особенно маринованный имбирь, который один из азиатских официантов, принимая заказ у Димки с другом, назвал джинджером. Друг Сашка заржал, услышав это, и сказал:

— Ну, все, был рыжим котом, стал имбирём. А что, вполне по-взрослому. Уж лучше, чем какой-то мультяшный персонаж.

Это кафе они стали посещать год назад, раз в неделю, потому что цены здесь кусались, но и суши по вкусноте превосходили всё, что они перепробовали в более дешевых подобных заведениях. А еще Димке нравились здешние официанты — все до одного азиаты. То ли китайцы, то ли корейцы. А, может, и вовсе японцы. И вся обстановка здесь соответствовала, интерьер был явно стилизован и, скорее всего, в японском стиле. Димка плохо в этом разбирался. Но спросить, какой национальности работающие здесь официанты, он считал неприличным.

Сашка выходил покурить один, потому что Димон не курил и никогда в рот сигареты не брал. Имел стойкое предубеждение против этого. А Сашка, когда вернулся, шепотом сообщил ему, что все работники здесь японцы. Но самое главное, он видел, как микроавтобус привез пластиковые контейнеры с морепродуктами, и на приеме товара с накладными в руках стояла такая азиатская красотка, что просто умереть не встать. Димка быстро вышел и успел увидеть, как девушка расписывалась в накладной и передавала ее водителю. Когда она хотела войти в кафе, то чуть не столкнулась с Димкой. Поэтому он очень хорошо ее разглядел и от удивления даже рот забыл закрыть. Потому что узнал в ней свою однокурсницу из другой группы. На нее многие заглядывались, только не он, поскольку считал, что она никогда на него даже не посмотрит. Но она посмотрела, причем, очень внимательно и спросила:

— Вы что-то хотели?

— Да, спросить хотел. Можно вас пригласить прогуляться после работы? Вам же такое не запрещено?

— Почему это может быть запрещено?

— Ну… я подумал, у вас вроде свои законы и обычаи.

— Что-то напутал ты, парень. Я гражданка России и подчиняюсь только российским законам. А обычаи… нет, не соблюдаю — ни русских, ни каких-либо еще. Мы ведь учимся в одном вузе с тобой.

— Да, я видел тебя, ты из другой группы. Так что насчет свидания?

Она придирчиво оглядела его с ног до головы и сказала:

— Ладно. Я освобожусь примерно через час. Жди меня в сквере, вооон там.

Димон протянул ей свой смартфон и сказал:

— Вбей свой номер и… как тебя зовут.

Она взяла и сделала то, что он просил.

— Тебя я знаю, Дима зовут. Кажется, Джинджер?

— Да, а тебя? — Димон заглянул в свой смартфон и прочел в списке контактов — Ханако.

— Зови меня просто Хана, — сказала новая знакомая и почти сразу исчезла за дверью кафе. Димон шагнул за ней следом, но ее уже и след простыл.

Сашка присвистнул от удивления, когда узнал, о чем Димон договорился с Ханой:

— Ничего себе. Ты сходу ее снял, везёт тебе, Джинджер. Хорошо таким быть, как ты.

— Каким это таким?

— Ну… модно одет, стрижка стильная и все такое.

— Просто я не курю, в этом дело. Многие девчули не любят курильщиков.

— Да ладно! Не может быть! Сейчас девчули дымят похлеще парней. И кто она по национальности?

— Не знаю. Зовут Ханако, наверно, японка. Но является гражданкой России.

— Вот как? Но ты это, все же будь поосторожней с ней. Видел, что в этом кафе только япошки и работают? Диаспора у них, и, значит, они горой стоят за своих.

— А что такое? Я ж ее не убивать собираюсь.

— А вдруг придется? — снова заржал Сашка, — Вдруг она самурайка. Ну и что, что гражданка России, видать, работу в своей Японии найти не могла и учиться у нас намного дешевле именно гражданам, а не иностранцам.

— Говорит она совершенно без акцента. Наверно, уже долго здесь живет. Ладно, это не главное.

— Так ты что, запал на нее? — спросил Сашка.

— Не знаю. Но что-то точно ёкнуло в груди.

Они еще посидели, потом вышли, и Сашка помчался к метро, а Димон пошел в сквер, который указала ему Хана. И по пути уже прикинул, как бортануть двух очередных своих подружек, которые не знали о существовании друг друга. Обе были со стороны, в универе он после первого раза больше ни с кем не заводил шашни, да и с этими редко встречался, учёба заедала.

***2

В отличие от Димона, друг его не имел такой популярности у девиц, поэтому до сих пор, уже третий год, встречался с подругой из своего двора. Хотя Димон считал, что Ленка лучше многих, и советовал Сашке не размениваться на других. С кем они оба точно не хотели контачить, так это со своими школьными одноклассницами, знавшими о них все и считавшими их редкостными придурками. Все потому, что до последнего класса Димон и Сашок куролесили и чудили, как только могли. Так сказать, прощались с детством. И встречаться ни с кем из девчонок в школе не хотели, все эти мымры казались им уродками.

Сашок поступил на промдизайн, а Димон, как и собирался, на физмат и уже на первом курсе подцепил одну со своего потока. Потом были другие. Он особо не парился и к настоящему времени встречался сразу с двумя. Но Хана, которая пока так и не появилась в сквере, уже повлияла на его будущие планы. Он только размышлял, как лучше расстаться с каждой из своих временных подружек. Хорошо, что Димон еще не наследил в своем универе, он очень себя за это хвалил.

Уткнувшись в мобильник, он не заметил Хану. Она пнула его ногой, когда подошла к нему почти вплотную:

— Даже не скучаешь?

Он вскочил со скамейки, на которой сидел, и чуть носом не коснулся лица своей новой знакомой.

— Куда пойдем? — спросила Хана.

— Куда ты хочешь?

— Слушай, Джинджер, не тормози. А то уйду. Сам же меня позвал.

Однако Димон сейчас плохо соображал, потому что впервые так волновался.

— Ну… давай просто пойдем по этой дорожке. Познакомимся, расскажем друг другу о себе.

Хана усмехнулась, но кивнула:

— Ладно. Смешной ты, а с виду и не скажешь.

— Ты ведь тоже на физмате учишься? — спросил он первое, что пришло ему в голову.

— Ты же сам это знаешь, — ответила Хана, — Но я старше тебя на три года, поступила на бюджет только с третьей попытки. На платное никогда бы не потянула.

— А родители?

— Родители живут не в России.

— Вот как? Так ты одна здесь?

— Да, поэтому и подрабатываю в кафе. Они не могут меня обеспечивать. Только и сумели, что упросить своего знакомого взять меня на работу. Он не хотел студентку брать в штат.

— А где живешь?

— Не твое дело!

Димон удивленно посмотрел на нее:

— Ты чего, злишься?

— Злюсь. Сразу начал. Вроде погулять просто пригласил.

— Я хотел получше тебя узнать.

— Не всем так повезло в жизни, как тебе. Небось, на всем готовом живешь, упакован по полной.

— Откуда ты хорошо русский знаешь?

— Давно в России, вот и выучила.

— Видно, у тебя талант к языкам. Говоришь как на родном.

Он наконец-то смог перевести дыхание и остановился. Хана удивленно взглянула на него.

— И все-таки, — сказал Димон, — Где ты живешь и на что? В общежитии?

— Нет.

— Тогда где?

— Ты чего взъелся? — она отвернулась и как-то вся сжалась, словно замерзла.

— Говори, — сказал Димон с нажимом, — Я не отстану, не надейся.

— Ты мне никто! Я ухожу.

Но он схватил ее за руку:

— Говори!

— Хочешь увидеть? Пошли!

Пока они шли, он не отпускал ее руку, но она все же освободила ее:

— Не бойся, не убегу. Некуда мне бежать, — сказала Хана.

Они вернулись к кафе, и Хана повела его вокруг здания к заднему входу. По темному коридорчику они прошли в какую-то комнатку, где на стеллажах стояли те самые пластиковые контейнеры, в каких она недавно принимала товар. Правда, эти контейнеры были пустыми и уже помытыми. В самом углу комнаты за ширмой на полу лежал сложенный футон, рядом стоял небольшой складной столик, а на нем располагался ноутбук. Возле столика стоял большой чемодан на колесиках, и вешало с отутюженной одеждой на плечиках.

— Ты с ума сошла? — спросил Димон, глядя на все это.

— Иошито разрешил мне здесь пожить. На съемную квартиру у меня денег нет. А в общаге… Ты хоть раз там бывал? Я не могу жить с кем-то в одной комнате. А там по трое заселяют.

— Это все твои вещи? — спросил Димон, едва сдерживая дрожь.

— Чего ты разошёлся? — спросила Хана.

— Бери ноут, одежду и пошли, — сказал он, взяв чемодан.

— Мне завтра на лекции! — воскликнула Хана.

— Делай, что говорю! — ответил Димон и сам взял ее ноутбук и зарядное устройство для него. Хана помолчала, но стала складывать отглаженную одежду в пакет. Потом достала откуда-то еще пакет и положила туда две пары обуви.

— И куда мы пойдем? — спросила она.

— Увидишь, — буркнул Димон, которого потряхивало от злости.

Когда они вышли из здания на задний двор, Димон вызвал такси. Он привез ее к дому, где находилась квартира его старшего двоюродного брата. Брат месяц назад уехал на зимовку в Антарктику, он работал метеорологом и часто уезжал, а зимовки его длились по году. Димон приходил поливать цветы в горшках и кормить аквариумных рыбок, которых обожал его брат.

— Здесь пока можешь жить. Как минимум год. Потом что-нибудь придумаем, — сказал Димон Хане и отдал ей комплект ключей.

— Но мне нечем платить за такое жилье, — ответила она.

— Это бесплатно, квартира двоюродного брата. Он надолго в отъезде, — успокоил ее Димон, — Располагайся. А я пойду. Завтра на дорогу у тебя есть деньги?

Хана кивнула.

— Может, ты голодная? — опомнился он.

— Я не нищенка! Работаю в кафе.

— Ну и что? Сейчас быструю доставку еды закажу.

— Ты не обязан.

— Поговори тут еще. Я и сам есть хочу.

***3

Эту ночь Димон впервые не спал не из-за экзамена, а из-за девушки. Он никак не мог успокоиться и все представлял, с какими же трудностями Хана сталкивалась в России, чтобы поступить в вуз. Интересно, сколько времени ей потребовалось на то, чтобы так хорошо овладеть русским? Он не думал о ее внешности, хотя, конечно, думал. Но сейчас его мучили мысли о том, как и где она жила раньше. А, может, быть, с кем. Не могла же она одна приехать в Россию и начать здесь жить. Да и как она получила гражданство, для этого, кажется, требуется масса документов, и для начала какое-то время нужно быть в статусе мигранта. Все это вроде бы очень сложно и муторно. А ведь она уже дважды пыталась поступить на бюджет в универ, а перед этим наверняка усердно готовилась. Не в той же темной комнатушке, куда привела его сегодня? И сколько она уже прожила там?

В перерыве между лекциями он поймал ее:

— Хана, мне нужно многое у тебя спросить.

— Что, не доверяешь? За квартиру опасаешься?

— Нет! Просто… ты мне очень нравишься, и я не могу находиться в неведении о том, кто ты и откуда, как жила до меня, как стала гражданкой России. После коморки в кафе я ни о чем больше думать не могу. А вдруг ты голодала…

— Успокойся. Я никогда не голодала. Гражданство у меня по праву рождения, мой отец русский. Из Японии я уехала пять лет назад и все это время жила сначала у матери отца, а потом, когда устроилась на работу к Иошито, ходила на занятия по совершенствованию русского языка и на подготовительные курсы для поступления в универ. На это я истратила почти все деньги, которые мне дали с собой родители. Бабушка живет слишком далеко, в Ломоносове. На дорогу сюда от нее уходит больше часа, поэтому я стала ночевать в кафе. Так что я вовсе не подкидыш какой-то.

— Хорошо. Теперь мне все понятно. Но от этого не легче.

— Что ещё?

— Учиться на физмате и подрабатывать… Так и вылететь недолго. Ты наверняка устаешь, и на учебу дома у тебя остается слишком мало времени.

— Заботливый папочка. О себе беспокойся. За квартиру спасибо, но в эти дела не лезь. Не слишком-то я перерабатываю в кафе. Всего лишь раз в день контролирую доставку ингредиентов. Но хотя бы могу там общаться со своими по-японски. Это важно для меня. И платит Иошито по российским меркам очень хорошо. Это в Японии такой мизер считается грошами. А здесь мой доход почти 50 тысяч рублей. Вполне хватает на еду, дорогу и одежду. Снять квартиру, конечно, не выйдет, или впроголодь придется жить.

— Я просто хотел встречаться с тобой, и чтобы работа тебя не отвлекала…

— Понятно. Что ты подразумеваешь под словом встречаться? Свидания, как в пятом классе или все по-взрослому?

— Да… нам же не по 15 лет.

— Так ты в 15 начал? — засмеялась она.

— Разве рано? — удивился Димон.

— По современным меркам нет. Но я не ранняя, напротив.

— Я буду ждать, сколько скажешь!

— Ты, что, озабоченный? У тебя ж наверняка для этих целей есть кто-то. Вот и развлекайся.

— Как? Ты не хочешь быть моей девушкой?

— Не хочу. Слишком неравный союз — бедная студентка и сынок богатеньких родителей. А еще меня из-за внешности за кого только ни принимают — и за кореянку, и за якутку, и даже за калмычку. Японцев ведь не так много в России. Твои родители вряд ли придут в восторг от такого. Давай буду тебе просто подругой, благодарной за помощь. Создадим, так сказать, мини общество дружбы народов.

— Хана… я не могу. Ты… мне ночью снилась.

— Ну и что? Тебе наверняка и училка какая-нибудь в школе снилась. Это всё фантазии и гормоны. Тебе же всего 20 лет. Я старше, мне 23, а девушки созревают намного раньше парней.

— Тем более…

— Джинджер, ты из пубертата еще не вылез? Зачем я тебе? Для коллекции?

— Нет… кажется, я влюбился в тебя и очень сильно.

— Когда это?

— Наверно, уже давно. Когда первый раз увидел. Помнишь, на семинаре, где обе наши группы присутствовали.

— Не ставь меня в неудобное положение. Иначе мне придется вернуться жить в кафе.

— Прости, я не буду. Хотел только сказать тебе о своих чувствах.

— Давай устроим проверку. Всего три дня — не созваниваться и не видеться.

— Но ведь в универе мы иногда пересекаемся.

— И отлично. Давай будем делать вид, что знать друг друга не знаем.

— А что потом?

— Потом и решим.

— Но если мои чувства никуда не денутся?

— Тогда… тогда начнем встречаться. Может быть.

— Может быть? Так нечестно!

— Хорошо, попробуем. Так что езжай домой. И никаких звонков. Заметано?

— Да! Ура, ура! Смотри, не откажись потом от своих слов. Хана… можно я тебя поцелую?

— А как же проверка? Нельзя, мы ведь решили!

Пока он ехал домой, всю дорогу твердил себе:

— Всего три дня потерпеть. Три дня — это же мало. Нееет, это долго, очень долго! И потом, что она имела в виду под словами «Будем встречаться»? Вдруг она считает, что встречаться — это только за ручку ходить. Нет, она старше меня, не может же девчонка в 23 года не хотеть поцелуев и близости. Все хотят, ни одной не знаю, которая бы не хотела.

***4

Димон терпеливо ждал. Даже в универе, как они и договорились с Ханой, он старался не пересекаться с ней, зная, где и в какое время это обычно случалось. Не ходил в столовую и на кампус, удивляя приятелей. Но мучения его лишь усиливались. Правда, он все же пытался отвлечь свое внимание от постоянных мыслей о сексе. Занялся рефератом для одного балбеса, который каким-то чудом попал на физмат, а теперь платил таким как Димон за письменные работы. Этот пацан даже выглядел как из подворотни, хотя это являлось лишь рисовкой, и все знали про его богатенького папашу. Димон тоже знал, потому что их отцы работали в одном ведомстве. Его и самого считали блатным, хотя Димон поступал сам, без помощи отца. Отец вообще хотел, чтобы он выбрал юридический факультет.

Между тем, Артём, заказавший Димону реферат, сказал, получая готовый файл:

— Слушай, Ганжин, ты с азиатками не встречался? Как такую подцепить?

Димон чуть со стула не свалился, но ответил:

— А что? Приметил кого-то?

Артем коротко заржал, а потом серьезно сказал:

— Да, есть одна. Во второй группе. Только к ней на козе не подъедешь. В полный игнор меня занесла.

— Не знаю, — ответил Димон, — Других девок полно.

— Понимаешь, зацепила она меня. Спать не могу, — пожалился Артём, — Может, курить бросить? Ей явно куряки не нравятся. Подарки не берет, мимо сквозит, как будто я предмет.

— Сам разбирайся, — отрезал Димон, проверил поступление на свою карту денег от этого придурка и пошел прочь.

Это был третий день их уговора с Ханой. Предстояла еще одна ночь мучений, но он не выдержал и после лекций поехал прямиком к дому, где находилась квартира брата. Сегодня он был за рулем, поэтому остался сидеть в машине, наблюдая за подъездом. По его расчетам, Хана не могла появиться раньше него, поскольку добиралась на метро, а потом еще две остановки на троллейбусе. Сегодня она вряд ли поехала в кафе, по его информации, среда являлась для нее выходным.

Он сразу увидел ее. Она шла с пакетами, наверно накупила еды. Он и не подумал об этом, потому что никогда не заморачивался таким. Если и оставался один, то всегда заказывал быструю доставку, хотя мать ругала его за это, учила приготовлению простейших блюд, таких как яичница и сэндвичи. Учила пользоваться рисоваркой и ростером. Но Димон хорошо умел лишь разогревать что-то в микроволновке.

Он дождался, когда Хана исчезла в подъезде, вышел из машины и направился к дому.

— Знала, что ты не выдержишь, — сказала Хана, встретив Димона в прихожей, когда он бесшумно открыл входную дверь. Он взглянул на нее, и у него помутилось в голове.

Хана не сопротивлялась, но не отвечала на его поцелуи, просто принимала то, как он обнимает ее и впивается ей в губы. И эта холодность остановила его. Он прошел в кухню и сел.

— Есть хочешь? Я приготовлю, — произнесла Хана будничным тоном.

— Не могу я без тебя, — опустил голову Димон и закрыл лицо руками.

— Быстро же ты сдался, — сказала Хана, занимаясь продуктами.

— Да придурок один сбил меня с пути. Артем Заварзин. Знаешь такого? Я ему реферат делал за деньги, а он рассказывал, как подкатывать к тебе пытался.

— Ладно, сегодня можешь остаться, если тебе домой не нужно. Завтра я в кафе работаю. Но сейчас не мешай мне, я еду приготовлю, есть хочу, и ты голодный наверняка.

Его еще никогда так не трясло, Хана даже подумала, что у него озноб и приложила руку к его лбу. Но Димон снова нашел ее губы и продолжил их целовать. Он пытался ограничиться лишь этим, но руки сами против его воли раздевали ее, хотя Хана и пыталась выскользнуть из его объятий. Пыталась, но молчала, поэтому он ни в чем не сомневался, понимал, что она просто еще неопытна и стыдится этого. Когда он достал презик, глаза ее расширились от ужаса, но она тут же зажмурилась и больше не открывала их.

Он хотел быть осторожным с нею, боялся причинить ей боль, но его насквозь прошивали острые волны наслаждения, поэтому он ничего не мог сделать и контролировать себя не мог. Однако ему требовалось видеть ее лицо. Закрытые глаза Ханы с подрагивающими в такт его движениям ресницами и её приоткрытые для дыхания губы вновь и вновь возбуждали его. Он никак не мог остановиться.

— Джинджер, хватит… хватит, ты замучил меня, — шептала она, и он отвечал:

— Да, да сейчас, сейчас.

Но когда он закончил, то просто пластом навалился на нее совершенно обессиленный.

— Ты не даешь мне дышать, — пыталась она вывернуться из-под него, но он удерживал ее за бедра и не отпускал, потому что от этого по его телу продолжали идти ослабевающие, но все ещё сладостные волны. Он точно знал, что никогда раньше не испытывал ничего подобного.

***5

Эта ночь вымотала их обоих. После первого раза он уже не кончал, но возбуждение его не спадало, а даже усиливалось, и он вновь и вновь овладевал желанным телом Ханы, которая не понимала, что с ним происходит. А он все не мог насытиться. Как оказалось, Хана понятия не имела, что мужчина может многократно продолжать раунды в сексе даже без эякуляции. Димон измучил ее настолько, что она уснула, пока он осуществлял свое дело. Он оставил ее, только когда заметил, что она спит. Прижался к ее спине всем телом, накрыл ее и себя одним одеялом и наконец-то тоже уснул.

Хана еле растолкала его утром:

— Вставай! Мы на лекции опоздаем!

— Я на машине, все нормально, — ответил он, не открывая глаз.

— Умываться иди! Какой бес в тебя ночью вселился? Неужели одного-двух раз было недостаточно? Я с трудом теперь хожу, у меня все мышцы болят, тело как побитое.

— Прости… так сильно тебя хотел, что не мог остановиться. Поверь, впредь буду более умеренным.

— Впредь? Даже не надейся! Мне месяц нужно, чтобы восстановиться после этой ночи!

— Ладно, ладно, денек пропустим, отдохнем.

— Что?! Ты маньяк озабоченный? Даже не мечтай!

К его изумлению в машину к нему она спустилась уже в полном порядке — свежая и ухоженная. Но поцеловать себя не дала:

— Ты мне весь вид испортишь, дорогущую помаду сотрешь с губ. Ты же не умеешь нежно и культурно целоваться, сразу присасываешься как пиявка. Поехали, ненасытный маньячина!

— Вообще-то до встречи с тобой я считал себя почти асексуалом.

— Кому-нибудь рассказывай эти сказки. Не надо было тебя пускать вчера. Разжалобил — ах, не могу без тебя, бедный мальчик… И как я только купилась! Но больше не надейся!

— Ладно, ладно. Только не сердись. Клянусь, буду ниже травы и во всем тебя слушаться.

На второй паре Димон сладко спал. Специально сел рядом с колонной, которая частично заслоняла его от лектора. Но препод все-таки остановил его, когда все покидали аудиторию:

— Студент Ганжин! Лично потом проверю, насколько вы усвоили материал этой лекции.

— Простите. Ночью сидел с больной сестрёнкой, поэтому не выспался.

— Ладно, прощаю ради такого случая, — сказал добрый препод, не знавший, что никакой сестренки у Димона нет. Но совесть Димона не мучила. Хана, конечно, не была его сестренкой, но ради нее он и не на такое был готов.

После лекций Димон заскочил домой, переоделся и взял кое-что из одежды. Матери сказал, что торопится по делам универа. А из холодильника прихватил всяких вкусняшек, которые она именно для него готовила. Мать суетилась рядом, но он на все ее вопросы отвечал:

— Потом, потом, я спешу.

— Опять ночью не придешь? — спросила она.

— Да, в квартире у брата буду заниматься с другом. Там и заночую. Мы к ответственному зачету будем готовиться.

Мать благоговела перед своим умным сыном, который с легкостью поступил на такой сложный факультет. Она ничего в этом не смыслила, но знала еще с юности, что физмат — это как бы самая верхушка интеллектуальных знаний. Правда, Дима с первого класса проявлял свои таланты, и учился легко. Она видела, как он увлечен математикой, а позже стал заниматься программированием. Мать очень гордилась сыном, хвасталась его успехами перед подругами и не позволяла мужу ни в чем его притеснять. Впрочем, мужу с его работой всегда было некогда.

Знала бы мать, чем занимался ее сын вчера ночью. Наверно ее поразило бы это, хотя, кто знает. Ведь она часто задумывалась о том, встречается ли ее Дима с какой-нибудь девочкой. Желательно чистой и нетронутой, не то что современные развязные девицы. По поводу чистой и нетронутой она попала бы в точку. Но своенравная Хана могла ей не понравиться. Так считал Димон. Впрочем, ему было безразлично чье-нибудь мнение о Хане, даже мнение родной матери.

Он летел к Хане словно на крыльях, маневрируя в потоке машин, чтобы сократить время в пути. Димон любил свой навороченный лексус — подарок отца на 20-й день рождения, правда, самого отца редко когда слушал. Чаще только делал вид.

Недалеко от дома он купил в павильоне цветы, хотя не знал, как Хана прореагирует на это. И когда она вошла и увидела букет, то съязвила в своей манере:

— Взятку принес? Ни на что не надейся сегодня. Мне нужен отдых.

— С завтрашнего дня буду возить тебя в универ и забирать. И в кафе, — сказал Димон, обнимая ее и забирая сумки, которые она принесла.

— Нет, Джинджер, в кафе нельзя. Не хочу разговоров, которые до родителей дойдут. По крайней мере, пока.

— Разве тебе нельзя ни с кем встречаться? Скажешь, что я твой парень.

— Ладно, там видно будет. Сначала хорошенько подумаю, считать ли тебя своим парнем.

— Ничего не знаю, ты моя, никому не отдам. Завтра же парные кольца нам куплю.

— Я еще ни на что не согласилась! И вообще, ты что-нибудь не то купишь, я сама должна выбрать.

***6

Хана выбрала самые простые серебряные парные кольца, хотя Димон предлагал ей дорогие, золотые с алмазным напылением. Но она уперлась, сказав, что пока ни в чем не уверена.

— Но мы ведь уже вместе, — канючил Димон, — Почему ты такая, совсем меня не жалеешь.

— Ты не прошел первое испытание, а уже возомнил себя моим парнем. Думаешь, почему я ни с кем до тебя не встречалась? Потому что мои критерии высоки. Но из-за того, что ты можешь входить туда, где я теперь живу, ты воспользовался этим, и мы… переспали. Ладно, я сама не отказалась, но даже подумать не могла, что ты тормозов не имеешь.

— Я очень даже тормозной, к твоему сведению. Говорил ведь уже, что даже считал себя асексуалом, потому что до этого слишком нечасто возбуждался. Не то что мои друганы. Мой лучший друг вообще занимается сексом со своей девушкой каждый день, а иногда два раза. И это потому, что она так хочет его. Я тоже спал с некоторыми девчонками, и всегда инициатором были они, а я просто не хотел оплошать в их глазах. Только самый первый раз, когда мне 15 было, сам захотел и на спор с пацанами переспал с одной продавщицей.

— Ну, значит, никакой ты не асексуал.

— Я считал себя таким, потому что не испытывал сильных желаний.

— Тогда зачем встречался с ними?

— Ну… стрёмно было как-то везде в компаниях одному появляться.

— Врёшь, конечно, ну да ладно. Спишем это на твой малолетний возраст. Внешний вид у тебя обманчив, выглядишь вполне взрослым парнем, это и ввело меня в заблуждение. Хотя я могла бы догадаться, что ты не дозрел еще, если бы подумала лучше. Ведь ты даже толком знакомиться не умеешь. Подошел тогда, первый раз, и сразу позвал погулять. Так только подростки делают, у них всё просто.

— Но ты ведь пошла!

— Пошла. До сих пор себе удивляюсь, до этого всех отшивала сходу.

Когда они шли от магазина к машине через большой сквер, Димон все пытался взять Хану за руку, но она тут же ее освобождала.

— Ну почему? — приставал он к ней.

— Потому! — отвечала она.

Сегодня в конце дня она работала в кафе и поэтому захватила целый пакет готовой азиатской еды, которую обожал Димон. Но дома, когда она хотела накрыть на стол, Димон не дал ей этого сделать, потому что снова словно с катушек слетел. Хана вырывалась и ругала его на чем свет, но потом, видя, как Димона всего трясет, смирилась и перестала сопротивляться.

— Только один раз! — заявила она. Однако одним разом не обошлось.

После этого они пировали, она выложила суши и японские паровые пирожки никуманы. Димон чуть не объелся, поскольку не мог остановиться, поедая всю эту вкусноту. А на десерт Хана выдала ему одну большую штучку брусничного цвета — моти с клубникой:

— Больше не дам. У тебя живот от несварения заболит.

— Я понял, почему все время тебя хочу, — сказал Димон, блаженно развалившись в кресле перед телевизором:

— Потому что ты для меня — моти. Ничего вкуснее не ел.

— Мне было сегодня хорошо, — сказала Хана, закрыв глаза, — Вчера я только и думала, когда же ты закончишь.

Услышав это, Димон, все забыв, тут же оказался рядом на полу перед нею, обнял ее ноги и уткнулся ей носом в колени:

— Правда? Ты, правда, почувствовала то, что и я?

— Ну… наверно. Я читала в инете, что оргазм у женщин и мужчин по ощущениям ничем не отличается. Обычные спазмы мышц.

— Спазмы? Это ведь что-то болезненное.

— Ну да, чаще всего болезненное, но в сексе всё иначе. Всем управляют дофамин и эндорфины.

— Так вот как называется этот кайф. А я думал — любовь.

— Это просто секс! Слишком рано ты о любви начал, — Хана вскочила с кресла, оттолкнув его, и ушла в спальню, где закрылась на защелку.

— Хана, открой, пожалуйста. Я не могу, когда ты сердишься. У меня сердце холодеет. Прошу тебя, не будь такой жестокой.

Она открыла дверь и впустила его в комнату:

— Обещай, что не будешь больше трепать это слово. Его можно произносить, лишь когда ты по-настоящему полюбишь.

— Хорошо, обещаю, клянусь… хотя, Хана, я уже люблю тебя, по-настоящему, правда. Секс был только проверкой. Со мной такое впервые. До тебя я даже не влюблялся ни разу.

— Я поверю, но не сейчас. Давай подождем, проверим себя…

— Так ты тоже меня любишь?

— Говорю же, давай проверим себя, по-взрослому. Месяц ни слова о любви! Вот тогда и поговорим.

— Какая разница — говорить о любви или нет. Главное любить, — недовольно буркнул себе под нос Димон. Но Хана не ответила и занялась утюжкой одежды на завтра.

***7

Между тем в универе началась зачётно-экзаменационная сессия. Димон разрывался между домом и квартирой брата, потому что ему постоянно требовался компьютер, чтобы общаться с преподами и одногруппниками в чате. Хане он давно купил и установил солидный системный блок и большой монитор, и она могла спокойно готовиться к зачетам дома, а не в учебном классе, задерживаясь там допоздна. А Димон до сих пор не знал, как признаться родителям о своих постоянных ночевках вне дома. В разгар сессии он не хотел этого делать, потому что мать, не дай бог, могла невзлюбить Хану как помеху его учебе. Поэтому сейчас ему иногда приходилось оставлять Хану одну и приезжать за ней только утром, чтобы отвезти в универ. Там они расходились в разные стороны как два незнакомца. Таково было желание Ханы.

Димон решил, что сразу после сессии приобретет себе второй комп и установит его в квартире брата, потому что испытывал настоящие мучения, когда оставлял Хану одну. Она издевалась над ним и говорила, что наконец-то отдохнула пару ночей без него, но он видел ее неискренность. Все-таки она жалела его и сама без него скучала, однажды даже затащила в какую-то подсобку в конце коридора сразу за учебными кабинетами, чтобы Димон начал ее целовать. Сама она пока стыдилась проявлять свои желания открыто.

Фактически они давно уже жили как пара, но она не хотела этого признавать и все напоминала про месячный срок. Но месяц потихоньку шел день за днем, а между влюбленными пока не произошло ни одной ссоры. Хана списывала это на любовную эйфорию и говорила, что такое может очень скоро пройти, и месяц для этого вовсе не срок. Димон не хотел с ней спорить, он просто наслаждался тем, что она рядом. Однако он хотел, чтобы Хана познакомила его хотя бы со своей бабушкой. Но из-за занятости они отложили данное мероприятие до окончания сессии. Своим родителям он собирался все сообщить еще позднее. Он решил до Нового года любым способом уговорить Хану расписаться с ним. И вот тогда он мог бы смело представить ее как свою жену. Только в этом случае его родители не смогли бы ему помешать. Однако в его плане имелось одно существенное обстоятельство, способное разрушить идиллию, которую он рисовал в своем мозгу. Родители в случае неприятия его брака могли сразу лишить его всех денежных поступлений. Это сейчас он тратил столько, сколько ему требовалось без ограничений. Поэтому он решил после сдачи основных зачетов прощупать почву и поговорить с матерью о том, что будет, если он женится. Здесь требовалась хитрость и деликатность, он слишком хорошо знал свою мать. Но это был только первый шаг к цели, ведь главным источником средств в их семье являлся отец, который мог зарубить все планы Димона на корню.

Конечно, Хана без слов понимала все страхи и опасения своего Джинджера. Поэтому она уже несколько раз намекала, что он так же мог бы подрабатывать вместе с ней в кафе. Некоторые работники Иошито были женаты на русских женщинах, которые иногда помогали мужьям. Хана собиралась поговорить с Иошито о работе для Димона. Она решила предложить Иошито создание сайта и сервиса интернет-заказов с доставкой. Дима вполне мог дистанционно работать создателем и сисадмином этого сайта. Пока он часто помогал работникам кафе разгружать товар, который привозили поставщики, и который принимала по накладным Хана. Так он пытался сократить время ее работы, чтобы пораньше увозить свою любимую домой.

Иошито посмеялся над прозвищем Димона, но согласился попробовать. Поэтому дал Димону аванс, и тот занялся созданием сайта со всеми необходимыми сервисами.

— А почему все-таки Имбирь? — спросил его Иошито.

Димон подумал и решил не вдаваться в длинные объяснения. Просто улыбнулся и сказал:

— Так совпало.

Перед самым Новым годом кафе полностью забронировали под корпоратив. Заказчиком выступало серьезное ведомство, так что Иошито гонял своих работников и требовал, чтобы все было по высшему разряду. Внутреннее пространство украсили очень стильно, Иошито не скупился на это. Но рук не хватало, поэтому Димон так же помогал работникам в кафе вместе с Ханой. И вдруг появились два представителя заказчика, которые приехали проверить, как идет подготовка для приема высоких гостей ведомства. Иошито услужливо показывал этим двум господам меню и убранство банкетного зала, пока работники продолжали завершение всех работ. Но один из приехавших мужчин резко затормозил и застыл посреди зала, а потом остановил одного из подсобников и спросил его строго:

— Ты что здесь делаешь?

Иошито шустро подбежал к этому господину, чтобы объяснить, что это не официант, а просто подсобный рабочий, который во время банкета ни в коем случае не будет показываться гостям. Но быстро сообразил, что едва не угодил на семейную разборку, поскольку подсобником был Димон, а строгий господин оказался его отцом.

Все разрешилось мирно, хотя и не сразу, а только через неделю. Димон представил Хану своим родителям и предъявил им свидетельство о браке. Его избранница поразила их своей внешностью и умом, особенно их впечатлило то, что Хана также училась на физмате. На семейном совете было решено пригласить для знакомства бабушку и родителей Ханы. С визами для новых родственников отец Димона обещал все уладить в кратчайшие сроки.

***

6. Шалфей

***1

Бабушка всегда при кашле и боли в горле готовила для Максика отвар шалфея. Также она добавляла эту траву в чай, уж очень ей нравился её аромат. Ангины мучили Максика с 6 до 16 лет, пока ему, в конце концов, не удалили миндалины. Бабушка называла их гландами. Почему, она и сама не знала. Так говорили в ее детстве. Бабушкины гланды вообще лечили керосином, и, между прочим, вылечили. По крайней мере, ей не пришлось ничего удалять в горле.

Запах шалфея сопровождал Максика все детство из-за частых воспалений горла, он пропитал его насквозь. Но этот запах завораживал и успокаивал Максика, потому что подтверждал, раз его лечат, значит, любят. Правда, преимущественно лечила Максика бабушка. Мать занимала должность главного бухгалтера в строительном тресте и особо не заморачивалась болезнями сына и его постоянным ангинами. Ей было некогда. А отец вообще работал дальнобойщиком, Максик редко его видел дома.

Лучший результат при лечении давал дачный шалфей, который бабушка покупала у соседки по участку. Та занималась выращиванием лекарственных растений и очень хорошо знала все их свойства. Ее шалфей имел особо сильный аромат.

Соседка эта была очень странной. Некоторые ее даже побаивались, потому что иногда из ее дома доносились странные звуки, похожие на удары гонга. Поговаривали, что она совершает какие-то тайные обряды и даже колдует. И одевалась она соответственно — в какие-то немыслимые вязанные с ручной отделкой длинные кофты, а на голове носила расшитую бисером повязку со свисавшими по обеим сторонам нитями, заплетенными в тонкие косички. В отличие от других пожилых соседок, волосы она не красила и молодящих стрижек не делала. Просто гладко причесывала свои довольно длинные и густые седые пряди и заплетала их не в косы, а в жгуты.

Эту травницу-колдунью все в коттеджном городке звали Мартой и часто гадали, русская она или нет. Потому что кто-то из женщин видел, как она летом готовила в казане на открытом дачном очаге настоящий бигос. Запах тушёной квашеной капусты с немецкими колбасками стоял обалденный, и казан выглядел очень примечательно — таких абы где не купишь. Поэтому мнения о ней стали склоняться к тому, что она из немцев или прибалтов. Ведь с Мартой мало кто общался. У нее покупали лекарственные травы, но покупка всегда осуществлялась за калиткой на улице. Марта передавала покупателю матерчатый мешочек с сухой травой и получала наличку или перевод по номеру телефона, по которому желающие и делали ей заказы.

Особо интересующиеся чуть ли не со стремянок заглядывали через высокий глухой забор на участок к Марте и поражались идеальному порядку в ее хозяйстве — все было аккуратно подстрижено и ухожено, особенно привлекали взгляд ровные длинные грядки с лекарственными травами, среди которых выделялся своими фиолетовыми цветочками на длинных цветоносах шалфей. Рядом шла длинная грядка лаванды почти с такими же цветами. Их запахи смешивались и в жару стояли над участком Марты дурманом, который разносился ветерком к ближайшим соседям.

Говорила Марта без какого-либо акцента, но отвечала на все вопросы чётко, даже строго и внешне не проявляла никаких эмоций. В местном супермаркете и на собраниях жителей городка молчала. Улыбалась, только когда к ней приезжала внучка, девчонка лет двадцати. Внучку звали Агнета, поэтому некоторые из соседей считали Марту и ее семью выходцами из Швеции. Об этом же говорили идеальная чистота и порядок на ее участке — всегда аккуратно подметённые дорожки из дорогущего клинкера, чистые как слеза стекла окон качественно отделанного домика, ровно подстриженные и очищенные от сухих листочков и веток кусты кизильника, ограждавшие придомовое небольшое пространство от остального участка. Трава на участке также всегда была коротко скошена газонокосилкой. Сама ли Марта это делала или кого-то нанимала, никто не знал, ведь вдоль ее высокого забора росли высокие туи. Но покупатели лекарственных трав видели в приоткрытую калитку, что на участке у Марты царит образцовый порядок.

Все менялось, когда к Марте приезжала Агнета. Она ездила в магазин и весело здоровалась с соседями, расспрашивала их о здоровье и новостях, приглашала в гости. Пока еще никто ни разу не пришел, поскольку соседи опасались недружелюбной Марты. Но Агнета всем нравилась, потому что была открыта и жизнерадостна. О себе и своей семье она не рассказывала, потому что спрашивать об этом ее соседи не решались, памятуя строгие взгляды и отчужденное поведение ее бабушки. Но в этот свой приезд Агнета не просто здоровалась, она раздавала соседям приглашения на свой 20-й день рождения, отмечать который собиралась через три дня на участке Марты. Услышав об этом, Макс, каждый год приезжавший в коттеджный городок к родителям на лето, специально почти два часа ждал Агнету возле супермаркета. Увидев его, она лучезарно улыбнулась и также вручила ему, как и всем, приглашение. Но при этом сказала с легким акцентом:

— Позвони мне… если хочешь. Можем погулять возле реки.

Когда он раскрыл корочки приглашения, то увидел ниже напечатанного текста написанный от руки номер телефона.

***2

В этом году Агнета решила переехать в Россию к бабушке. После окончания художественного колледжа в Стокгольме она хотела поступить в прославленную Репинку. Жить она собиралась в питерской квартире Марты, которая фактически пустовала после смерти деда. Марта приезжала туда лишь изредка, навести порядок и взять письма и счета на коммуналку из почтового ящика. Родители Агнеты не хотели отпускать ее в «эту ужасную Россию», которую все цивилизованные страны обложили санкциями. Но Агнета их не слушала, а верила бабушке, которая сказала ей:

— Русские плевали на все санкции. Мало того, все эти европейские и американские глупости привели только к тому, что многие производства в России, которые раньше находились в упадке, после введения санкций поднялись и стали процветать. Не верь своим безмозглым родителям и приезжай. С Питером даже грязный и почти ставший мусульманским Париж не сравнится. Хотя улицы в Швеции также уже почти полностью покрылись хиджабами, сколько бы шведы ни протестовали и ни сжигали Коран. Я не националистка, но то, что сейчас творится в Европе, моя душа не принимает.

Агнета с радостью уехала и подала документы на получение российского гражданства, чем нанесла родителям удар в самое сердце. Они заявили, что больше она не получит ни единого евро и ни единой кроны, раз решила с ними порвать.

— Ничего не бойся, — сказала внучке Марта, — За жизнь я накопила для тебя небольшой капитал. Уж побольше, чем твои родители. Они еще вспомнят меня!

Когда-то Марта уехала в Россию, насмерть поссорившись с дочерью. Муж Марты, дедушка Агнеты, много лет работал в Генеральном консульстве Швеции в Санкт-Петербурге, имел государственные награды. И похоронен он был с почестями на Никольском кладбище, почти в самом центре Петербурга. Но дочь Марты с мужем ни разу не посетили могилу Клауса.

К рисованию Агнету пристрастила именно Марта. Тогда муж Марты приезжал в Швецию к жене лишь два-три раза в год. Марта в то время много рисовала темперой и маслом. Но выставки ее проходили тихо, без ажиотажа. А когда Клаус организовал ей выставку в Санкт-Петербурге, она произвела фурор, и Марта в одночасье сделалась известной и востребованной художницей у себя на родине. Но ей было противно это двуличие. После многих раздумий они с Клаусом решили переехать в Питер навсегда. Оба получили российское гражданство и приобрели двухкомнатную квартиру в Невском районе в старинном доме сталинской постройки. А через два года Клаус купил в подарок жене коттедж с большим участком.

Агнета в то время училась в школе, и впервые приехала к бабушке в Россию только на похороны деда. Тогда ей исполнилось 16, но родители не присоединились к ней. Агнета знала о ссоре бабушки с матерью, но не смогла простить родителей за то, что те перестали в свое время общаться не только с бабушкой, но и с дедом. Мать Агнеты считала, что не обязана ему ничем, поскольку Клаус был ее отчимом. А Агнета за волшебные подарки, которые он ей дарил, называла деда Сантой.

Уже с 8-го класса она посещала курсы русского языка, потому что очень хотела учиться живописи в России. Марта возила ее в Эрмитаж и Русский музей, коллекции которых ее поразили. Агнета восхищалась картинами мировых мастеров, но произведения русских художников производили на нее настолько сильное впечатление, что она подолгу не могла прийти в себя. Они трогали ее сердце особой проникновенностью и реалистичностью, особой жизненностью без пафоса и страстей. И в этом Марта полностью её понимала и поддерживала, поскольку и сама преклонялась перед многими русскими живописцами. Наверно, именно потому, что Марте они были близки, ее собственные картины так же оказались близки и понятны русским почитателям искусства. Несколько альбомов с ними Клаус издал большим тиражом, и они имели успех после нашумевшей выставки работ Марты.

Марта рисовала до сих пор. От чужих глаз она всегда скрывала это, прятала в холщовую большую сумку этюдник, когда отправлялась на природу, чтобы рисовать с натуры. И до сих пор никто из ее соседей по коттеджному городку не знал о ее занятиях живописью. Кроме одного несносного мальчишки, который случайно наткнулся на нее на самом дальнем мысе при повороте реки. Это место находилось довольно далеко от коттеджного городка, Марта добиралась до него почти сорок минут, а этот мелкий бандит 10-ти лет гулял там совсем один. Она договорилась с ним, и он согласился никому не рассказывать, что видел ее здесь с этюдником. И взамен его молчания она пообещала открыть ему одну тайну. Но не сейчас, а под Рождество. Но тогда у нее не получилось выполнить свое обещание. Из-за болезни мужа ей пришлось уехать в город.

Марта больше не встречала этого мальчишку и со временем почти забыла о нем. Помнила только имя. Но никого из детей в коттеджном городке так вроде бы не звали. Хотя она уже тогда избегала общения с соседями. Это Клаус, добрый и открытый по характеру, со всеми дружил. За годы с момента его смерти она совсем замкнулась и почти перестала контактировать с окружающими. О том, куда делся тот пацан, она уже и думать забыла.

***3

Макс давно знал об Агнете почти все из интернета. Конечно, для этого ему потребовалась помощь приятеля хакера. Начался его интерес сперва к Марте, но когда он увидел фото 15-летней Агнеты, то две ночи не спал. Хакер сумел вытащить из сети даже видео с ней, и тогда Макс услышал ее голос. В детстве ему очень нравились Марта и Клаус, он любил фантазировать, а Марта всегда выглядела странной колдуньей. Тем более что она пообещала открыть ему тайну. Но не смогла. Макс плакал, узнав о смерти Клауса, потому что, несмотря на свои уже почти взрослые 10 лет, был уверен, что тайна эта как-то связана именно с Клаусом, который вполне напоминал Санту — такой же высокий, веселый и румяный. Ведь Клаус всегда дарил щедрые подарки всем детям в коттеджном городке, правда, только летом. А на Рождество он дарил особенные подарки детям, которых родители привозили в это время на дачу встречать Новый год. Зимой в морозы Клаус наверняка надевал свою теплую шубу и брал посох, чтобы обходить окрестности и проверять, все ли ели и сосны хорошо запорошены снегом. Именно такой волшебный сон приснился Максу, когда он в очередной раз слег с ангиной, и у него долго не могли сбить высокую температуру.

Ближе к вечеру Макс набрал заветный номер. Агнета ответила, но не дала ему и слова сказать:

— Да-да, как и договаривались, я сейчас принесу вам заказанный травяной сбор. Ждите меня возле раздвоенной березы.

После этого связь прервалась. Наверное, она не хотела, чтобы бабушка что-то не то подумала, решил Макс. Схватил легкую ветровку, обулся и помчался к раздвоенной березе. Эта береза росла на выходе из коттеджного городка, на территорию которого охранники пускали только домовладельцев, членов их семей, друзей и тех, на кого хозяева домов подавали заявки. Макс потрепал по загривку матерого пса, принадлежащего одному из охранников, и перекинулся с его владельцем парой слов.

Дом Марты находился намного дальше, чем тот, в котором жил Макс. Именно поэтому Марта почти не знала Макса и по той же причине не помнила его десятилетним пацаном. Тем не менее, Агнета прибыла достаточно быстро, поскольку приехала на велосипеде.

— Оо, ты уже ждёшь меня. Поедем или пойдем пешком? — спросила она с милым акцентом.

— Пешком. Давай, поведу твой велосипед, — ответил Макс деловито, пытаясь скрыть смущение. Она выглядела просто сногсшибательно — такая нежная и приветливая, не то что современные ломаки, накрашенные как куклы и все сплошь в цветных татуировках. Агнета имела длинные светлые волосы и при этом чёрные, просто магические глаза. Находиться с ней рядом и оставаться спокойным было совершенно невозможно.

Когда они отошли от домика охраны достаточно далеко, Агнета сказала:

— Ты давно мне нравишься. Я хотела с тобой поближе познакомиться, но в России это как бы не принято. Хотя сейчас современные нравы. Я не показалась тебе… как это по-русски, бес-цере-мон-ной?

— Ты мне тоже нравишься. Давно. Я все твои фото в интернете видел, — воскликнул Макс, восхищенно глядя на нее:

— Ты такая красивая! Просто нереально. Ты случайно не Снегурочка?

— Сказки? Это ведь оттуда?

— Ну да, Снегурочка, внучка Деда Мороза. Это по-русски. В остальном мире — это Санта Клаус.

— А ведь и правда. Я не думала о таком. Ведь у Санты вроде бы не было никакой внучки. Расскажи о себе, и я расскажу тоже, — сказала Агнета.

Они медленно шли по грунтовой дороге к реке. Летом здесь всё выглядело очень живописно, потому что поодаль желтело цветочное поле с пасекой, а совсем рядом находился сосновый бор, через него пролегала грунтовка, по которой они шли. Река уже виднелась сквозь сосны, среди деревьев вода сверкала на солнце как россыпь драгоценностей. Вокруг стоял хвойный запах, издалека слышался стук дятла, но в основном вокруг стояла торжественная тишина.

— Зимой тут очень красиво, — сказала Агнета, — Бывает много снега.

— Да, мы приезжаем сюда в новогодние каникулы. Я только пару раз не был, когда готовился к выпускным экзаменам и перед поступлением в универ.

— И на кого ты учишься? — спросила Агнета.

— На инженера-технолога машиностроения.

— Это, наверно, что-то очень сложное. А я всегда о Репинке мечтала. Уже подала документы на поступление.

— Будешь художницей, как и твоя бабушка?

— Откуда ты знаешь, что бабушка художница?

Макс рассказал ей про тот случай.

— Не получилось мне узнать тайну. Твоя бабушка давно забыла это. Она даже не знает, что я и был тем мальчишкой.

***4

— А почему ты не напомнил бабушке о вашем уговоре, например, через месяц или через год? — спросила Агнета.

— Я не мог из-за Санты, то есть из-за Клауса. Потому что тоже сильно горевал о нем.

— Ты хорошо его знал?

— Нет, но он был очень добрым ко всем местным детям, и поэтому я мечтал о том, что он и есть Санта, современный, просто никто об этом не знает.

— Вот как? Значит, ты тоже любил дедушку, — задумчиво произнесла Агнета, — Я ведь также называла его Сантой и даже много раз рисовала. Пока он был жив.

— Хотел спросить… твои родители тоже переедут в Россию?

— Нет. Мы с Мартой разорвали с ними отношения.

— Вот как, — смутился Макс.

— Они не приехали к деду на похороны и потом не захотели в годовщину посетить его могилу.

— Почему?! — изумился Макс, который был уверен, что Клауса любили абсолютно все.

— Потому, что он приходился моей матери отчимом, а не родным отцом. Я не хочу о них говорить. И даже думать о них не хочу.

Они подошли к реке, Макс прислонил велосипед к дереву, и предложил присесть на поваленное дерево, которое верхушкой полоскалось в воде.

— Однажды Клаус возил меня в Великий Устюг, это было как в сказке, — сказала Агнета, — Знаешь, когда я думаю о нем, мне всегда радостно, а не грустно. Потому что с ним было очень весело.

На день рождения к Агнете пришли почти все ближайшие соседи. Марта накрыла столы под навесом и скупо поясняла интересующимся, что за сорта плодовых деревьев насажены у нее на участке и какие лекарственные и пряные травы есть у нее в ассортименте. Всех восхищали запахи лаванды и шалфея, которые росли в открытом грунте, потому что многие южные растения Марта выращивала в теплице. Устройство теплицы также вызвало большой интерес присутствующих, поскольку многое в ней было автоматизировано.

Помимо этого Марта приглашала желающих в дом, где расставила на подрамниках живописные работы Агнеты. Однако среди соседей нашелся и знаток, а также большой ценитель ее собственных картин, который в свое время посещал две ее выставки. Марта подарила ему альбом-фотобук. Пожилой мужчина был растроган.

Когда гости разошлись, Макс остался и помогал Агнете убирать столы.

— Бабушка, — сказала Агнета, — Ты узнаешь Макса? Он очень давно ждет, когда ты выполнишь свое обещание.

Марта остановилась с большой миской в руках и посмотрела на Макса внимательно.

— Так ты и есть тот мальчишка?

Макс скромно кивнул в ответ.

— Прости, тайна, которую я обещала тебе открыть, больше не актуальна.

— Но о чем она была? — нетерпеливо воскликнула Агнета.

— О том, что Клаус на самом деле и есть настоящий Санта.

— Да, я всегда и сам это знал, — сказал Макс, — Можно мне посетить его могилу вместе с вами?

Марта внимательно взглянула на него:

— Ты знал?

— Да. В детстве он был для меня настоящим и единственным Сантой. Я до сих пор храню его последний подарок. Если хотите, я принесу и покажу его вам.

Марта выронила из рук миску, Макс и Агнета бросились собирать несъеденные гостями яблоки, рассыпавшиеся по траве.

— А можешь принести его сейчас? — спросила Марта. Глаза ее блеснули слезами.

— Конечно! Я скоро! — Макс выскочил за калитку и помчался к себе в коттедж. Родители и бабушка, пришедшие от Марты, уже сели пить чай, когда он влетел в дом.

— Что случилось? — спросила мать.

— Все нормально! Мне просто нужна одна вещица, я обещал показать ее бабушке Марте, — ответил Макс.

— Именно Марта фактически лечила тебе горло своим шалфеем все твое детство, — сказала бабушка, — Она поразила меня тем, что оказалась к тому же такой талантливой художницей.

— Да, да… я спешу, — ответил Макс на бегу.

Он стремглав промчался по улице и уже через пятнадцать минут вновь оказался на участке Марты. Агнета с интересом ждала, что же он покажет им. Макс достал из рождественского красно-золотого мешочка бархатную коробочку и торжественно открыл ее, предвкушая реакцию Марты и Агнеты. В коробочке находился маленький, не больше спичечного коробка белоснежный ангел, вырезанный из моржовой кости.

Агнета вскрикнула и зажала себе рот руками, а Марта взяла ангела и внимательно его рассмотрела.

— Я помню то Рождество. А знаешь, что тогда Клаус подарил Агнете? — сказала Марта.

Макс вопросительно смотрел на нее.

— Принеси, — подтолкнула она Агнету к дому.

— Бабушка! — воскликнула Агнета с сомнением, но послушно пошла в дом и через пару минут вынесла точно такой же мешочек, откуда достала точно такую же бархатную коробочку. И когда она открыла ее, в ней находился маленький забавный купидон с миниатюрным луком, готовым выпустить свою миниатюрную стрелу. Он также был вырезан из моржовой кости, и оба они, ангел и купидон выглядели настолько реалистично, что казались почти живыми, поскольку мастер придал каждому из них особое выражение лица.

***5

Этим вечером Макс задержался, они с Агнетой сидели возле веранды на участке Марты, а сама Марта ушла спать, поскольку всегда неукоснительно соблюдала режим.

— Я не такая, как бабушка, — рассказывала Агнета, — Могу полночи в интернете зависать или рисовать, если идеи приходят. Скажи, там, где ты учишься, много девушек?

— Ну… есть. В моей группе нас, парней, почти поровну с девчонками. Только вот девчонки… Наверно, специализация влияет. Все они слишком деловые и самодостаточные. Такие, знаешь, «сам себе парень». Никакого желания подкатывать. Для учебы — это хорошо. Не отвлекает. Но теперь мне придется пересадку делать на зеленую ветку метро. Я ж на Техноложке, а ты на Василеостровской будешь.

Агнета засмеялась:

— Если поступлю.

— Ты поступишь! Это хорошо и плохо. Часто встречаться не получится. А я бы хотел.

— Слишком шустрый. Правда, я и сама такая. Мне все кажется, что время слишком быстро несется. Еще вчера ребенком была, а сегодня мне уже 20.

— Трудно было в колледже учиться?

— Да, непросто. Потому что слишком консервативно всё нам преподавали. А такое не хотелось запоминать. Нам все твердили — нужно освоить азы и идти от простого к сложному. Но как же тогда свобода творчества? У нас одна девочка вообще рисовала в манере наивного искусства. Так преподаватели ее постоянно ругали — то не так, это неправильно. А нам нравились ее работы.

— А тебя не гнобили?

— Гнобили? Что это?

— Ну… не притесняли, не ругали?

— И меня ругали за своеволие.

— Агнета, ты уже встречалась с кем-нибудь?

— Да, встречалась. Но мы расстались. Он пытался во всем на меня давить. Поначалу я этого не понимала…

— Ты сказала, что я тебе нравлюсь…

— Максим, давай не будем спешить. Для начала станем просто общаться. Так мы лучше узнаем друг друга.

— Я, когда тебя увидел, еще на фото в интернете… как бы это сказать, сразу спёкся.

— Я не понимаю… спёкся? Что это означает?

— Влюбился. Был сырым, а тут сразу спёкся, как пирожок в печке.

— Ааа, понимаю, идиома? Я вроде бы старательно учила русские идиомы. Мне еще многое предстоит узнать, хотя учителя хвалили мой русский.

— Да, ты хорошо говоришь по-русски. Ну, так что насчёт меня? Я не хочу просто общаться, хочу проводить с тобой много времени. Гулять, обедать в кафе, ходить в кино, на вечеринки. Сама же сказала, что время слишком быстро несётся.

— Понимаешь… я боюсь повторения того, что было с моим первым парнем.

— Я не буду на тебя давить!

— Ты уже давишь. Не заметил?

Макс едва сдерживал сердцебиение:

— Такие вот мы, русские. Собственники. Моё, значит, моё, никому не отдам.

— Разве я уже твоя?

— Хочу, чтобы была моей.

Вокруг них стоял аромат лаванды, особенно сильный от срезанных пучков, подвешенных на перголе для сушки. И только отдельные нотки шалфея иногда улавливал Макс. Он слишком хорошо знал его запах.

Агнета встала, подошла к перголе и начала поправлять свисавшие на ней букетики. Макс также встал, подошел к ней сзади, повернул к себе и начал целовать. Он не мог устоять, ее нежный облик поразил его сразу. Он никогда не встречал таких, как она. С первого взгляда было понятно, что она не способна противостоять даже слабосильному пацану, ее защищала лишь какая-то просто нереальная чистота. Агнета не сопротивлялась, только слегка уперлась узкими ладонями Максу в грудь.

— Твоё сердце, — произнесла она, улучив момент, когда он сделал вдох и на мгновенье оставил ее губы.

— Что? — спросил Макс.

— Оно так сильно бьётся, — ответила Агнета и сама прижалась к нему.

Потом она взяла на веранде плед, закуталась в него от ночной прохлады, и они с Максом долго сидели на скамье-качалке под балдахином.

— Марта не увидит нас. Она крепко спит, потому что соблюдает строгий режим. Всю жизнь, — произнесла Агнета, уютно расположившись в объятиях Макса.

— Вообще-то неправильно слушаться тебя с первого дня. Но ты искренний, поэтому я верю тебе.

— А ты сама не чувствуешь притяжения ко мне?

— Я чувствую, но…

— Что? Тебе не понравились мои поцелуи?

— Понравились. Однако поцелуи и притяжение… этого мало. Люди должны не просто чувствовать, а еще и мыслить.

— Чувства — это один из способов интуитивного мышления. Не знала? И они часто намного рациональнее четких знаний.

— Да… я помню, эрос и танатос… влечение к жизни и продлению рода, подсознательный выбор и все такое. Но есть еще и жизненный багаж, нравственные установки.

— Могу сказать только одно — сознательно я не способен предать человека, которого люблю.

— Верю. Но это не значит, что ты будешь во всем понимать этого человека и не начнешь давить на него, пытаясь заставлять жить по своей мерке.

— Буду давить на любимую женщину, но лишь с целью защитить, буду заставлять ее быть осторожной и благоразумной и всегда думать о самосохранении. Так я понимаю свою ответственность перед той, которую полюблю.

***6

Агнета хотела выпроводить Макса за калитку, но он направился к дому.

— Максим… ты что, не идешь домой?

— Нет. Хочу сегодня остаться с тобой.

— Но бабушка… она не поймет.

Однако Марта, бесшумно стоявшая на пороге своей комнаты во тьме, вдруг вышла на свет и сказала:

— Я пойму.

Агнета изумленно взглянула на нее.

— Разве ты не поняла смысла подарка твоего деда?

— Бабушка! Мне тогда было всего 10 лет!

— Тебе не нравится Максим?

— Нравится… но он сразу захотел встречаться, а это будет означать, что мы — пара.

— Тянуть время и играть роли — притворство. Ты знаешь, как я ненавижу любую фальшь.

— Я не собираюсь делать ничего такого. Просто не хочу теперь расставаться с Агнетой, — сказал Макс.

— Бабушка, он давит на меня!

— Ты лукавишь. Если бы тебе самой этого не хотелось, он бы точно не стал.

— Вы что, сговорились? — смутилась Агнета и быстро скрылась в своей комнате.

— Я верю тебе. Ты сможешь защитить ее и не причинишь ей зла, — сказала Марта Максу и ушла к себе.

Когда Макс вошел в комнату Агнеты, она тут же прижалась к нему, уткнувшись носом ему в грудь:

— Она всегда так… но нельзя же быть такой прямолинейной. Вы оба… словно обнажили меня, а у человека должна быть тайна. Даже не дали мне шанса.

— Твою тайну никто не разгадает. Ни бабушка, ни я, — сказал Макс и подвел ее к большому зеркалу.

— Посмотри на себя. Как можно быть такой красивой, такой восхитительной, нежной, прекрасной, волшебной, безумно притягательной? Как я могу теперь жить без тебя?

— Это все только внешнее. Но моей внутренней сущности, моего внутреннего мира ты ведь совсем не знаешь. А вдруг я коварная обманщица?

— Я чувствую тебя, этого достаточно.

— Чувствуешь? Что это значит? Все люди всегда что-то чувствуют. Некоторые чувствуют ложь, но много просто доверчивых и наивных людей. Некоторые чувствуют чужую боль как свою, некоторые никому не верят, потому что и сами легко лгут. Некоторые влюбляются направо и налево и тут же забывают своих бывших, променяв их на кого-то другого, даже не озаботившись ничем.

— Можешь лгать и притворяться, я все пойму и не стану уличать тебя ни в чем.

— Каким образом?

— Я же сказал, что чувствую тебя.

— Ты экстрасенс?

— Нет. Я чувствую не всех подряд, а лишь тех, кто мне очень близок и дорог. Именно так я почувствовал Клауса.

— Но вдруг я вздорная, глупая, злая? Бабушка часто меня ругает и воспитывает.

— Мне все равно, какая ты.

— Как это? Почему?

— Я приму в тебе все. Уже принял.

Она постелила ему на диване, но он лег рядом с ней на кровать, просто обнял ее и почти сразу уснул.

— Как такое возможно? — возмутилась Агнета, — Говорил, прекрасная и притягательная, а сам уснул! Чувствует он меня, как же!

— Я все слышу, — пробормотал Макс и сильнее сжал ее в объятиях.

Утром Марта позвала их на завтрак. К тому времени Макс уже принял душ и размялся на участке. Он не вел себя по-хозяйски, но не изменял своим привычкам, потому что в доме Марты чувствовал себя комфортно. В пять утра, когда он проснулся, то увидел в утреннем тумане, как Марта на пятачке возле беседки делает упражнения, похожие на китайскую гимнастику. И одета она была соответственно, в азиатском стиле — в широкие шелковые штаны и такую же свободную шелковую блузу с длинными рукавами. Он не разбирался в тканях, но сразу понял, что это не какой-то дешевый искусственный материал, потому что легкие края ее одежды слишком плавно влетали и так же плавно опускались обратно.

Агнета вышла к завтраку заспанная.

— Вот, полюбуйся на нее, — усмехнулась Марта, — Если бы я не позвала ее к завтраку, она так бы и спала до обеда. Это, чтобы ты знал, какая она ленивица.

Макс поцеловал Агнету в щечку и засмеялся:

— Девочкам положено лениться на отдыхе.

— Да, ты прав. На самом деле она очень увлеченная, может часами рисовать, — кивнула Марта.

Ему очень не хотелось покидать их обеих, но требовалось объявиться дома и хотя бы переодеться в свежую одежду. Когда он уже подошел к калитке, Марта дала ему ключ и сказала:

— Приходи в любое время. Если можешь, купи мне вот это в аптеке. Только ничего не говори Нете, она слишком разволнуется.

Он взял записку Марты и уже за воротами прочел: «Энап, Витамины группы В, Л-карнитин, Мелатонин».

Еще вечером он послал матери смс, что придет домой утром. Но она удивилась тому, что он отказался поесть.

— Скажи, что это за лекарства? — протянул он ей записку Марты.

Мать прочла и сказала:

— Энап от давления, витамины группы В в основном для нервной системы, Л-карнитин для сердца, Мелатонин для сна. Для кого это?

— Для Марты. Мама, я теперь встречаюсь с Агнетой. Она моя девушка, поэтому буду часто ночевать у них.

— Вы же только вчера познакомились?

— Нет. Намного раньше.

— Она очень красивая девочка, доброжелательная, веселая, как и ее дедушка… был. Его, кажется, Клаус звали. Мы его редко видели, говорили, что он занимал большой пост где-то.

— Он был настоящим Сантой.

— Да, помню, он всем местным детям на Рождество подарки дарил. Такой прекрасный человек, добросердечный. Они, кажется, шведы. Интересно, почему переехали в Россию?

— А как тебе работы Марты?

— Очень талантливо и необычно. Но ее сразу было видно — творческая натура. Однако она всегда замкнуто жила. Ты обязательно приведи Агнету к нам, я что-нибудь приготовлю. Такая хорошая девочка, я рада. Но смотри там… ты же грубиян и в искусстве почти не разбираешься, технарь по натуре. Как это она выбрала такого как ты?

— Почему это я грубиян? И в искусстве я разбираюсь получше тебя! А еще, слышала, что противоположности сходятся?

***7

Теперь Макс почти постоянно ночевал в доме Марты у Агнеты. Хотя все еще не решался на близость с ней. У нее уже были отношения, Макс тоже давно не страдал невинностью, однако он никак не мог переступить некую грань, поскольку перед глазами у него вставал Клаус. Всегда улыбчивый, Клаус в такие моменты выглядел в воображении Макса… вопрошающим. Словно пытался вынудить Макса задать себе какой-то важный вопрос. Агнета явно сердилась, хотя и не подавала виду. Однако заняться с ней сексом, зная, что Марта в доме, хотя и в другой комнате, находящейся довольно далеко, он не мог. Желание его гасло практически в зачатке.

Впрочем, им с Агнетой все равно было уютно и весело вдвоем. Они много гуляли, купались в реке, добирались до того самого мыса, где Макс впервые встретил Марту, много обо всем говорили и смеялись иногда над самыми глупыми шутками и приколами из интернета. Просто от радости жизни. Но стоило Марте уехать на три дня в город для посещения кардиолога, тормоза у Макса сразу отказали.

— Думаю, бабуля специально оставила нас вдвоем, — сказала Агнета, нежась в объятиях Макса.

— Может, и так, — сказал он, — Хочу кое-что спросить у тебя. Но… обещай, что не проболтаешься ей. Она просила тебе не говорить.

Он дотянулся до своих джинсов и достал из кармана записку, по которой покупал лекарства для Марты.

— Хочешь сказать, у нее проблемы со здоровьем? — удивилась Агнета, — Но все эти медикаменты… они как бы профилактические, а вовсе не терапевтические. Ну, может быть, только Энап — он нормализует давление. Обычно к кардиологу она ездит на профилактическое обследование. Это многолетняя привычка. И это она обещала Клаусу, когда он лежал после инфаркта. Тот инфаркт и убил его. Теперь она выполняет обещание, данное дедушке, ведь она поклялась ему страшной клятвой, которую он потребовал от нее. Он очень любил бабушку. Я покажу тебе альбом, где они еще только поженились. Ты глазам не поверишь, как бабуля выглядела в молодости. Представь себе яркую брюнетку. Это я блондинка, но и моя мать темноволосая и тётя, и двоюродные сёстры. Я одна как не от мира сего.

— Вот именно и, слава богу, что ты такая, как есть, — Макс наслаждался, то и дело трогая ее длинные нереально светлые волосы. Он никогда раньше ни у кого не видел таких. Его поражала их густота и шелковистость, а по цвету они напоминали сильно отбеленные волокна льна. Как он узнал, сама Агнета не осветляла даже их корни, как делают многие блондинки. Цвет ее волос достался ей от природы. Но в отличие от холодного серебряного отлива седины прядей Марты, цвет волос Агнеты имел теплый оттенок.

Конечно, внешняя красота Агнеты восхищала Макса, но тело ее тянуло его к себе как бы помимо всего этого. В такие моменты он видел только ее изумлённые глаза и губы, ждущие поцелуев. Остальное словно таяло за кромкой сознания. Конечно, его возбуждало ее стройное тело, но, соединяясь с ней, он отдавался только острым и сладостным ощущениям, настолько сильным, что прочее как бы растворялось в тумане. Это она могла подолгу разглядывать и гладить его бицепсы, плечи, грудь, трогать брови и ресницы, он в такие моменты лежал полностью обессиленный после секса.

— Я не смогу без тебя, — сказал он ей на третий день. Вечером собиралась вернуться Марта. Агнета удивленно смотрела на него:

— Но ведь мы теперь вместе.

— Мне этого недостаточно. В городе я не смогу разрываться между твоим и моим домом. Давай поженимся и чем скорее, тем лучше. Мне нужно всегда ощущать тебя рядом.

— Это слишком рано, мы еще очень мало знаем друг о друге, — пыталась что-то говорить Агнета, но Макс не слушал ее. Встал, оделся и пошел к двери:

— Мне нужно решить эту проблему. Я скоро вернусь.

— Как ты можешь ее решить? Без меня? Говорю же тебе, еще не время…

Но он уже вышел из дома и через минуту выскочил за калитку.

Она звонила ему, но он отключил телефон. Когда Марта приехала и отпустила такси, Агнета чуть не с порога налетела на нее в слезах, сбивчиво рассказывая о том, что сказал Макс, и о том, что его телефон отключен.

— Повтори мне его слова, только в точности. Ничего не пропусти, — приказала ей Марта.

Агнета, с трудом собравшись, пару раз сбилась, но повторила.

— Хорошо. Теперь умойся и приведи себя в порядок. Что за вид, ты в пеньюаре на голое тело. Вдруг кто-то из дачников придет, чтобы заказать травяной сбор, а ты нечёсана и не убрана. Успокойся и дождись Максима.

Поздно вечером, когда Марта обычно уже ложилась спать, калитка открылась, и вошел Макс. Закрыл калитку на ключ и прошел в дом. Марта сидела в столовой, а Агнета налетела на него:

— Так долго! Почему телефон отключал?!

— Не хотел, чтобы ты отвлекала меня. Марта, прошу вашего позволения жениться на Агнете.

— Ты все обдумал? — строго спросила Марта.

— Да. Сегодня суббота, а в понедельник мы поедем с ней в город, и нас распишут. Что скажете?

— Агнета, ты любишь Максима? — повернулась бабушка к внучке.

Агнета кивнула и закрыла лицо руками.

— Не слышу! — строго произнесла Марта.

— Люблю, — ответила Агнета.

— Хорошо. А ты, Максим, любишь Агнету? — спросила Марта.

— Да, люблю очень сильно, — воскликнул он.

— Твои родители не против вашего союза?

— Нет. Отец мне и помог с ускорением регистрации.

— Думаю, Клаус был бы очень доволен, — сказала Марта, встала и обняла их обоих.

***

7. Тимьян

***1

Тимохе на его 15-летие отец подарил настоящий мужской парфюм с фужерным ароматом, известнейший бренд Люсьена Ферреро — Хармони Пастораль. Тима просто обалдел от этого запаха и пару дней ходил и нюхал пропитанный им блоттер.

— Ну, всё, Тима, теперь ты пахнешь как настоящий мэн, — заверил друга Костян. Сам Костян иногда тайком пользовался батиной туалетной водой Лакост Бланк. Но теперь стал мечтать о парфюме Хармони Пастораль, который стоил втрое дороже. На первое время для свиданок с девчонками лёбший дружок отцедил ему немного в мини флакон. Тимоха ведь был с Костяном не разлей вода с третьего класса. Оба они мечтали тусоваться в ночных клубах и зависать по-взрослому, но времени зря не теряли и по полной охмуряли девчонок постарше. Лохушек из своего класса они считали малолетками, не стоящими внимания.

Сейчас Тим вспоминал свои пятнадцать как время каждодневных глупостей. Какими же наивными они были с Костяном, и сколько уже времени прошло с тех пор. Целых семь лет. Однако тогда они ощущали себя счастливыми, хотя имели для счастья не слишком многое. Это Тим сейчас очень хорошо понимал.

Костян, окончив техникум, сбежал от армии, перебравшись в фирму отца в Китае, Тим не виделся с ним сто лет. А когда-то они ведь очень дружили. Тимохе повезло больше, родители настояли на его поступлении в Политех. Он окончил его и получил диплом айти специалиста, но сразу после защиты диплома отправился на трехмесячные сборы Военно-учебного центра, после прохождения которых получил звание лейтенанта и учетную специальность по своему профилю.

По возращении домой он пока раздумывал, чем заняться. Приятели разлетелись, кто-то уехал на заработки в Москву, кто-то уже работал в бизнесе, кто-то служил по призыву. Их тёплая компания распалась за это время, так что Тимоха днём слонялся по городу в одиночестве, а вечерами зависал в ночных клубах. Отец находился в командировке, после которой обещал решить вопрос с трудоустройством сына, потому что у Тима не осталось никаких предложений из тех, на которые он надеялся в универе. Одна фирма, приглашавшая его, разорилась, вторая сменила собственника. Других связей он еще не успел заиметь, поэтому ждал отца.

В универе Тим ощущал себя более уверенным в своем будущем, чем сейчас. Но товарищи по учебе как-то слишком быстро слились, что говорило лишь о ненадежности ситуационной дружбы. Да и была ли дружба? Даже Костян не поддерживал с Тимохой связь. Кинул пару постов в соцсети и написал несколько посланий — звал к себе. Тимоха не ответил, и на этом связь между ними оборвалась.

Сейчас Тим ощущал провал в душе, словно бежал, бежал и вдруг резко остановился, потому что все разом завершилось. Раза три уже он приходил домой сильно нагруженный спиртным, но потом дал матери клятвенное обещание и больше ничего кроме двух-трех бутылок пива не пил, потягивал по глотку весь вечер, потому что просто так сидеть в клубе было как-то неприлично. В клубе к нему то и дело подсаживались девицы, однако университетская жизнь напрочь отвадила его от подобного общения. Последние два курса он как участник группы плотно занимался весьма серьезным и сложным проектом, по которому потом писал свой диплом. Но их команда почти сразу распалась после завершения этой работы, получившей высший балл и позволившей им пятерым отлично защититься. Где они все и чем занимаются, он не знал. Ведь прошло уже около четырех месяцев. На сборах ни одного из двух парней, работавших с ним над проектом, он не встречал, а про девчонок слышал, что они обе уже устроились на работу. Он был пятым и впервые ощущал себя одиноким. Именно это гнало его из дома туда, где тусовалась молодёжь. Он не вступал ни с кем в близкое общение, отказывался, когда кто-то из девиц слишком уж цеплялся к нему, просто сидел и наблюдал, как отрываются другие.

Когда-то они с Костяном мечтали тусить в клубах, но сейчас он не находил здесь никакой радости, его спасало лишь наблюдение за веселящейся толпой и чередой незнакомых лиц. В одном клубе он побывал уже трижды, ему нравились музыкальные подборки местного ди-джея. Что-то знакомое мелькало у Тима в голове. А потом он вдруг разглядел, что этот ди-джей не парень, а девчонка. Прическа ее обманула Тима — короткий взъерошенный ёжик волос. Однако когда он хотел подойти ближе, ди-джейка уже куда-то слиняла, а вместо нее за пульт встал такой себе, весь в татуировках, рыжий детина. Зал дружно взревел, и на танцпол обрушился мощный шафл-данс. Круг разошелся, освободив место самым крутым танцорам. Тимоха встал из-за столика и пробрался поближе. В грохоте музыки он почувствовал, что кто-то взял его за руку. Обернулся и увидел ту самую ди-джейку, которую поначалу перепутал с парнем. Мелькающий свет не давал ему хорошенько ее разглядеть, но она не отпускала его руку и тянула куда-то за собой.

***2

— Ты со сборов вернулся? — спросило это существо в полутьме клуба. Тима удивился, что она знает о его военных сборах, поэтому резко взял ее за плечи и повернул к свету, исходящему от бара, где народ нагружался коктейлями.

— Чабрец, это ты? — изумился Тим, узнав одну из двух своих напарниц по университетскому проекту. Ее звали Лина Чабарина, по прозвищу Чабрец. В университете она соблюдала строгий дресс код и прическу имела вполне приличную, не то что сейчас.

— Тимьян, хочешь, слиняем отсюда? — спросила она.

— Конечно! — кивнул Тим, и вместе они стали пробираться к выходу. Впервые за долгое время ему стало весело. Лина завела его куда-то за створки как в метро, которые тут же заблокировались, препятствуя проходу обычных посетителей клуба. Тим шел за ней по узкому тёмному коридору, и в какой-то момент Лина юркнула в открывшийся кабинет, куда затащила и Тима.

— Присядь, я приведу себя в порядок, — сказала она и исчезла за перегородкой.

— Хочешь, кофе себе сделай в кофе-машине. Умеешь?

— Разберусь. На тебя тоже?

— Да. Мне латте.

Конечно, латте, он помнил это еще с их совместного проекта.

Свет в комнате был приглушен, но Тим быстро сообразил, как и что нужно делать. Себе он сварил американо.

— Иди, все готово, — сказал он и обернулся к вышедшей из-за перегородки Лине. Она переоделась из спортивного костюма в деловой. Даже надела узкую юбку и переобулась в туфли на высоких каблуках. А ёжик на голове пригладила гелем, и теперь он выглядел вполне приличной прической для девушки.

— Ух, ты. Красотка, — восхитился Тим.

— Почему ты здесь? Я думал, устроилась куда-то по профилю.

— Успею. Ищу пока подходящее место. А здесь… брату помогаю.

— Здорово, меня твоя музыкальная подборка зацепила. Что-то напомнила такое…

— Я, между прочим, ждала тебя из армии. Какое звание получил?

— Всего лишь лейтенант, — засмеялся Тим, а потом спросил, внимательно глядя на нее:

— Говоришь, ждала?

— Да. На душе неспокойно было. У меня год назад двоих знакомых мобилизовали.

— Меня тоже в случае чего могут с моей специализацией. Сейчас айтишники востребованы в армии.

— Тим, — она запнулась, — Но военная кафедра — это ведь как служба в армии, а ты, считай, уже отслужил…

— Ты чего так распереживалась? — Тим наклонился к ней и взял за руку, — Не волнуйся, меня пока никуда не заберут. Если сам на контракт не решу пойти.

— Ты специалист высокого класса с красным дипломом! Какой контракт?!

— Ладно, ладно, чего ты разошлась?

Он притянул ее к себе, усадил на колени и обнял.

— Давно хотел это сделать. Все некогда было.

— Дурак твердолобый! Почему не сделал?

— Ну… ты так серьезно проектом занималась, такая вся неприступная была.

— Неужели у себя под носом ничего не видел?

— Почему, видел, как вы с Витьком переглядывались.

— Это он переглядывался, а я ему сразу отворот-поворот дала.

— Ах, ах, ты ж у нас строгих правил девушка. Ладно, ладно, понял я… Видишь, исправляюсь на ходу. Двери закрой на ключ. Брат тебя искать не станет?

Однако Лина позволила ему лишь поцелуи, а потом потащила за собой к машине:

— Ко мне поехали. Как же долго я тебя ждала.

Тим отправил матери смс, что сегодня заночует не дома. Мать как всегда написала целую петицию в ответ. Он посмеялся и отключил свой телефон.

— Ты одна живешь?

— Да, брат к своей мадаме перебрался.

— А родители где?

— Родители дома. Брат — двоюродный, старше меня на 8 лет. Я к нему от них и убежала жить. Задрали своими нотациями.

— А что за мадам у него?

— Старше его, вся такая упакованная, бизнес-леди. Он три года по ней с ума сходил, и вот теперь она наконец-то расписалась с ним. Поэтому квартира свободна.

— Так он тоже ди-джей в клубе?

— Да, а сейчас уже и совладелец вместе с ней.

***3

— Тим, не вздумай меня бросить. Я ж порешить себя могу из-за тебя, — сказала Лина утром, когда Тим отправился в душ и не поцеловал ее. Он вернулся и исправил свою ошибку.

— Не брошу. Смотри, сама меня не брось, — сказал он.

Когда они завтракали, он спросил:

— Ты чего такая шуганная? Тебя бросали?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Ни в чем. В тебе! — она, не доев яичницу, ушла в спальню.

— Поесть можно спокойно? — крикнул ей вслед Тим, но встал и пошёл за ней.

— Эй, эй! Что я не так сделал? Почему сразу слёзы в три ручья? Я ведь тут, у тебя дома, сижу на кровати, голодный, даже до кофе не добрался ещё. Пошли, поедим.

Лина вытерла глаза, кивнула и пошла за ним следом.

— Не знал, что ты такая плакса. Не о чем тебе плакать. Никуда не денусь.

— Ты о том, что тебя не мобилизуют?

— Нет, от тебя никуда не денусь. Мобилизация давно завершена, а не обстрелянных новичков посылать на СВО нерационально. На сборах нам все растолковали.

— Правда?

— Правда. Обещай больше концертов не устраивать. Я ж не железный.

— Что ты имеешь в виду?

— Ну… не могу я спокойно видеть, как ты плачешь. Даже не знал, что ты такая.

— Но мы теперь вместе? Ответь!

— Да.

— Что это за ответ?!

— Да, мы вместе, и я никуда от тебя не денусь. Довольна?

— А как же родители?

— А что родители? Подвинутся. Правда, батя обещал мне трудоустройство, но не думаю, что он станет вмешиваться в мою личную жизнь.

— А мама?

— Лина, я уже взрослый мальчик, разберусь как-нибудь.

— Почему в универе даже не смотрел на меня?

— Не люблю выносить все на люди. К тому же, Витька тебя обхаживал, а ты молчала. Я думал, ты не против.

— Я тоже не любительница все обнародовать. Но сейчас хочу, чтобы ни одна не смела к тебе подкатывать, так что веди себя соответственно.

— За ручку везде с тобой ходить? — засмеялся Тим.

— Хотя бы и за ручку! Тебе смешно? А мне не до смеха!

— Ну, вот опять. Всё, успокойся. За ручку, значит, за ручку. Я ж не против.

Он уже понял, во что влип. Однако Лина давно ему нравилась, а теперь, после физической близости с ней, он ощущал, что каждый мускул и каждый нерв его напряжен и только ждёт приказа действовать. Как на старте перед отмашкой. Она словно включила в нем генератор, который спал до этого.

На улице стояла солнечная октябрьская погода, поэтому они решили погулять и накупить вкусняшек к чаю. Ехать куда-то им не хотелось. Лина сказала, что у нее накоплена на диске куча фильмов. Тим во всем соглашался с ней и везде держал ее за руку, памятуя их уговор. Он знал ее лишь по работе в совместном проекте, но, на самом деле, оказывается, все в ней было ему давно знакомо и понятно. А ее страх расстаться с ним трогал его до глубины души и вызывал у него какое-то тоскливое чувство, подобное тому, когда начинает противно сосать под ложечкой. Он не показывал этого, потому что не хотел еще больше растравлять Лину, напротив, старался изображать легкость и беспечность, старался веселить ее и развлекать.

Как он мог так долго не понимать ее чувств к нему? Сейчас он вспоминал множество моментов, которые вполне определенно говорили стороннему наблюдателю о ее истинных желаниях в отношении него. Она была права, когда пеняла ему в том, что он вел себя слишком отстраненно.

Тим съездил домой, собрал кое-что из вещей, взял ноутбук и сказал матери, что переезжает к своей девушке. Мать крайне удивилась, но он успокоил ее, уверив, что они знакомы еще по универу, вместе работали над дипломным проектом и, главное, давно любят друг друга. Мать потребовала фото. Тим предъявил его, и Лина явно понравилась ей.

На первом-втором курсе он также пытался встречаться то с одной, то с другой. Но переехать жить к кому-то из девиц даже не помышлял. Слишком опасался за свою свободу. Почему я ничего такого не боюсь с Линой, думал он, хотя знал. Сейчас происходило только то, чего он уже довольно долго хотел. Причем сценарий их объединения выполнялся достаточно точно в соответствии с его давними желаниями. Неожиданным оказалось лишь то, что ни о какой легкости в отношениях с Линой не шло даже речи, напротив, ее привязанность к Тиму была настолько болезненной, что ему оставалось лишь пытаться сглаживать углы. Себя он успокаивал тем, что все произошло слишком быстро. Хотя, конечно, они знали друг друга с третьего курса. Просто Лина и еще один участник их совместного проекта учились в других группах, поэтому до этого встречались они с Тимом лишь на общих семинарах курса.

***4

— Теперь расскажи все честно и подробно, что за конфликт у тебя с родителями, — сказал Тим после ужина. Он специально ждал, когда Лина поест и расслабится. Но она взглянула на него как затравленный зверёк:

— Зачем? Я не хочу о них говорить.

— Я должен все о тебе знать.

— Они постоянно меня пилили, и мне это надоело.

— Пилили? Почему? Чего они хотели?

— Отец вбил себе в голову, что я должна работать в его фирме. А мать зудела, что мне пора замуж, а не бегать по ночным клубам вместе с братом-дебилом. Они на дух не переносят Игната, хотя он племянник матери.

— Тааак. Пока ничего не понятно. Начнем с самого начала. Чем занимаются твои родители?

— Мать домохозяйка, отец бизнесмен. У него фирма по производству метизов. Два цеха и несколько складов в промзоне.

— Кем он хотел видеть тебя в своей фирме?

— Логистом и айтишником. Ну, чтобы я создала для него сайт с сервисами заказов, а так же чтобы отладила ему весь учет товаров в электронном виде и в дальнейшем контролировала их передвижение.

— А мать?

— Она ничего не понимает во всем этом и считает, что это пару раз сесть за компьютер. Поэтому она своей главной задачей считает выдать меня замуж, потому что я могу загулять и развратиться.

— Понятно. Два разнонаправленных вектора. И что говорил твой отец насчет планов матери?

— Он был с ней полностью согласен и сразу предлагал кандидатами в мужья мне на выбор трех своих технологов. Вместе с матерью он считает, что, работая в ночном клубе, я покачусь по наклонной. Но главное, они постоянно упрекали меня в том, что не оправдала их надежд. Ведь они содержали меня все годы в универе и потому я должна полностью им подчиняться и всемерно служить на благо семьи.

— Между прочим, обязанность родителей содержать детей на период их учебы, так что ты ничего им не должна.

— Особенно мать наседала на меня на последних двух курсах. Твердила, что я трачу драгоценное время, а молодость проходит.

— Нам ведь всего по 23 года? — удивился Тим, — Ладно, я примерно понял ситуацию. Скажи мне еще кое-что. Ты не хочешь мириться с ними?

— Не хочу! Они ограниченные, тупые, упертые только на своём. Разумное мнение их не интересует. О любви они словно знать не знают. Не помню, чтобы отец когда-то говорил матери ласковые слова. О себе вообще молчу. Он уверен, что именно его строгость послужила мне на пользу и дисциплинировала меня в учебе. Тим, я не вернусь к ним. Просто раньше мне некуда было идти, пока брат не забрал меня от них.

— Забрал?

— Ну да. Я приходила к нему в клуб и жаловалась, потому что никому другому не могла рассказать о них. И в один день Игнат сильно разозлился, мы поехали, он помог мне собрать свои вещи и увез к себе. Знал бы ты, какой скандал они устроили. Но потом приехала из Москвы моя тётя, мать Игната, и так с ними поговорила, что они заткнулись и молчат до сих пор. Не знаю, что она им сказала. Я больше не общаюсь с ними. Вижу только, что отец исправно переводит мне деньги на карточку.

— Как я понимаю, твоя тётя волевая женщина, которая сразу подавила их.

— Так и есть. Игнат специально вызвал ее тогда, потому что ругаться с ними не хотел. Ему легче кому-нибудь фейс расквасить, чем что-то долго объяснять. Он молчун по природе и сердце у него доброе. Когда я была маленькой, он часто оставался со мной за няньку, пока мать бегала по делам.

— Теперь мне кое-что ясно. По крайней мере, у тебя есть такой брат, который смог тебя защитить.

— Да, но теперь не знаю, нужно ли мне его защищать. Потому что, насколько я вижу, его жена настоящий абьюзер.

— Вмешиваться в любовные дела никогда нельзя. Если только он сам тебя не попросит. И почему ты сделала такие выводы о его жене? Потому что она старше и успешнее?

— Да…

— Тогда просто спроси его, счастлив ли он с нею. А мне нужно обязательно с ним познакомиться.

— Мне так спокойно с тобой. Помню, на проекте ты один нас всех в чувство приводил, когда что-то не ладилось.

— Да уж, пришлось мне повоспитывать вас. Но ты вроде меньше других тогда паниковала.

— Это потому, что ты находился рядом, а это было для меня важнее проекта.

***5

В понедельник вечером Тим повез Лину в клуб, она должна была работать. А он хотел пообщаться с ее братом. Игнат действительно оказался молчуном, высоким, широкоплечим, внешне похожим на шведа или норвежца из-за темно-рыжих волос и такой же щетины на румяном лице. Руки его пестрели татуировками. Однако Тим оценил его как добродушного медведя. Так и оказалось. Игнат сдержанно говорил о родителях Лины, а о ней сказал:

— Как можно малую обижать? Не понимаю я тётю и дядю. Она ж беззащитная, а они прессовать ее вздумали. Вот я и не выдержал.

— Лина сказала, что ты свою маму вызвал для разговора с ними.

Игнат усмехнулся и подтвердил:

— Да, маманя как бульдозер, по жизни командирша. Хорошо их припугнула, она же классный юрист, сложные дела ведет. Из тюрьмы людей вытаскивает. Тётя струхнула, когда маманя ей весь расклад выложила про психологическое насилие. Под статью обещала подвести, если они продолжат давить на Лину. Ты, если что, сразу мне звони.

Они обменялись телефонами.

— Так-то сестренка талант. Микшеры все настроила, убойные каверы подбирает для своих треков, народ кайфует, только ее и ждут в клубе. Я так, на подмене, многое у нее беру. Вы спокойно живите на хате. Я ж со своей теперь сошелся, она меня не отпускает от себя, — говорил Игнат, — Она старше меня, владеет этим клубом, меня сделала совладельцем. Но ты не думай, я с ней не из-за этого. Люблю ее сильно. Лина говорит, что Сона меня каблуком сделала, но это не так.

Лина работала за пультом почти два часа. Тим смотрел на нее из зала и думал обо всем, что узнал от Игната. Хотя Лина ему все это уже рассказывала. Но теперь Тим понимал, как именно тётя Лины надавила на ее родителей, и почему отец продолжает аккуратно перечислять Лине деньги на карту. Хотя по идее не обязан, раз она уже сама зарабатывает себе на жизнь. Тим не злился на ее родителей, но испытывал боль от полученных сведений о них. Наверняка они любили свою единственную дочь и по-своему понимали то, как лучше устроить ее жизнь. Предоставить работу в фирме отца, удачно пристроить замуж… Вряд ли они желали ей зла, просто считали ее неспособной позаботиться о себе, несмотря на ее таланты и диплом высококлассного айти-специалиста. Ведь она отлично защитилась, они должны были гордиться ею, но посчитали все ее успехи своей заслугой.

Когда он вез ее домой, то был задумчив. Лина обеспокоенно спросила:

— Игнат же тебе все рассказал? Как он тебе?

— Хороший у тебя брат. И мне очень понравился твой сегодняшний трек.

— Тим, что-то не так? Ты расстроен?

— Нет, уже нет. Просто о твоих родителях думал, вот сердце и разболелось из-за этого.

— Сердце? Может, к врачу?

— Не сердечная мышца, а душа. Но теперь я хотя бы понял, как защитить тебя.

— Они больше не станут. Тётя их хорошо прессанула насчет того, что я не их собственность. Главное, мы с тобой теперь вместе жить будем. Больше мне ничего не нужно. Когда одна жила… плакала каждый день.

— Почему? Из-за них?

— Нет. Из-за тебя. Думала, что упустила свое счастье. А ты взял и в клуб к Игнату пришел. Так и в судьбу поверить можно. Я чуть трек не запорола, когда тебя увидела.

Вечером Лине позвонила мать, спрашивала, как она питается. Лина что-то буркнула ей в ответ, но Тим взял у нее телефон и сказал:

— Не беспокойтесь, я прослежу за тем, чтобы Лина вовремя ела и хорошо высыпалась.

— А вы кто? — спросила удивленная женщина.

— Я ее парень. Но очень скоро стану ей мужем. Поэтому можете на меня положиться.

Когда он вернул телефон Лине, она спросила:

— Ты это специально, чтобы ее успокоить насчет меня?

— Нет. Я сказал правду.

— Но почему я ничего не знаю?

— Теперь знаешь. Только пока кольцо тебе не купил для предложения.

— Не трать деньги. Ты ведь еще не устроился на работу.

Она отвернулась, но он обнял ее и шепнул на ухо:

— Не смей плакать.

— Ты все это из-за них? Меня пытаешься защитить? Но мне главное быть с тобой. Штамп в паспорте всего лишь фетиш.

— Зато с ним вполне можно свою жизнь начать строить. Например, оформить ипотеку. Не вечно же пользоваться добротой твоего брата. Эту квартиру он прекрасно мог бы сдавать и получать доход.

— Ипотеку? Это наверно сложно. Отец говорил, что поможет, если я замуж выйду. Но я ничего не хочу у него брать.

— От подарков мы с тобой не будем отказываться. Но в свою жизнь никого не пустим. Ни твоих, ни моих родителей.

***6

Между тем, наконец-то вернулся из командировки отец Тима. И поэтому сын решил представить родителям свою невесту. Хотя Лина была так напряжена, что вела себя внешне как-то уж совсем неадекватно, точно робот. Но Тим не мог пренебречь отцом, поэтому все-таки уговорил Лину потерпеть.

Внешне она понравилась его родителям, но, наблюдая ее поведение, мать Тима недоумевала, а отец задавал вопросы. Однако Лина ни на один из них не смогла ответить. За нее отвечал Тим, а она сидела, словно язык проглотила. Когда они уже собрались уходить, мать украдкой спросила сына:

— Что с твоей девушкой? Она же ни слова не произнесла.

— Вы смутили ее. На самом деле она очень даже разговорчивая, — ответил Тим и поцеловал мать в щёчку, зная по опыту, что это сразу смягчит ее.

Отец уже через два дня сказал Тиму приехать в офис корпорации, где работал. Тим написал заявление, собеседование не проводили, поскольку отец Тима являлся влиятельным лицом в организации. Тима приняли на должность начальника отдела по защите информации с условием, что он полностью его реформирует. Слишком много неприятностей принесла корпорации утечка данных по ценному ноу-хау.

— А твою девушку примут к тебе в отдел позднее, когда ты завершишь реорганизацию, — сказал отец, — Имей в виду, мы уволили сразу двух инсайдеров, которых уличили в сливе ценной информации. К тебе полное доверие, потому что ты мой сын.

— Я понял, — ответил Тим. Его сейчас больше беспокоило то, что он надолго оставил Лину одну. Она последние два дня была сильно встревожена без причины, но упрямо молчала. Он сам догадался, что у нее приближаются критические дни. Прочел все, что нашел в интернете об этом. Ведь ему пока не доводилось так близко сталкиваться с подобной проблемой.

Отец удивился его спокойствию по поводу работы и спросил:

— Ты так уверен в своих силах?

— Да, уверен, — сказал Тим, — Особенно после военных сборов. Там мы с одним парнем смогли смонтировать и отладить одну очень хитрую систему. С этим товарищем хотим патент на нее получить.

— Хорошо, — кивнул отец и отпустил его.

Когда Тим приехал и вошел в квартиру, Лина лежала на диване, закутавшись почти с головой в большой плед. Да уж, подумал Тим, мне нужно обязательно изучить то, как действовать в подобных ситуациях. Он вышел в кухню и набрал номер Игната.

— Просто согрей ей стакан молока, — ответил тот без раздумий.

— И печеньку! — крикнула Лина из комнаты, услышав разговор Тима с братом.

— Будет тебе и печенька, — улыбнулся Тим и принялся за дело.

Потом он ездил в специализированную аптеку и покупал какие-то особенные прокладки для нее, а также кучу всяких медикаментов непонятного назначения.

— Вижу, вы первый раз, — сказала аптекарша, — Купите своей девушке еще вот это, — и протянула ему мягкую игрушечную панду.

Панда пришлась к месту, настроение и самочувствие Лины сразу улучшилось, а Тим мысленно поблагодарил аптекаршу. Какой же я болван, ей нужно чаще всякие милые подарочки дарить, решил он.

И все-таки он совершил ошибку, когда сообщил Лине о том, что ее так же примут на работу вместе с ним в отдел защиты информации. Эта новость обрадовала бы ее в другое время, но сейчас он увидел, как по телу Лины прошла явственная дрожь. Как он только ни пытался успокоить ее, она только еще сильнее сжималась в комок. И опять накрылась пледом с головой.

От этих женских проблем у него голова шла кругом, поскольку он понятия не имел, что делать в том или ином случае в такое время. И как только женщины живут с этим, думал он. У матери он никогда ничего подобного не замечал. Но в интернете ему все объяснили и растолковали. По всему получалось, что Лина просто очень чувствительна, так сказать, натура с тонкой душевной организацией. Он ведь и раньше это знал, еще на их совместном проекте. Сам же всегда пытался ограждать ее от любого негатива.

Однако уже через пару дней она ожила и веселилась как прежде. Тим просто диву давался, наблюдая столь разительные перемены в ней. Но ее могли испугать даже обычный хлопок открываемой бутылки или случайно разбитая тарелка. Лина бледнела и замирала на месте. Все это, как уже понял Тим, являлось отголосками ее жизни под прессом отца и матери. Они всегда считали ее не способной на собственные решения. Из отрывочных коротких замечаний Лины было ясно, что строгость отца выработала в ней вместо дисциплины крайнюю неуверенность в себе. И это несмотря на то, что она прекрасно училась в универе и в главных дисциплинах плавала как рыба в воде. Но родители не ценили ее успехи, потому что ничего не смыслили в сфере айти-технологий. Наверняка они даже не знали толком, что это такое. Хотя ее отец сразу решил использовать ее знания для пользы своего бизнеса и подключить ее к работе над программой логистического контроля. Он не считал ее диплом весомым достижением для нее, а лишь ценным активом для семьи. Впрочем, Тим и за своим отцом замечал, что тот часто не очень серьезно воспринимал молодых специалистов, считая их недозрелыми щенками, обязанными служить ему из благодарности, что он взял их на работу.

***7

Когда-то, еще подростками, Тим вместе с Костяном решили, что женятся только, когда захочется стабильности и покоя. По наивности Тим и позже так считал, поэтому не спешил связывать себя отношениями. И даже гордился тем, что очень избирателен в плане девушек. А с Линой все закрутилось вопреки каким-то планам. В универе он держал марку взрослого, сдержанного и ответственного парня. На первом и втором курсе ему хотелось выглядеть старше своих лет, а потом стало все равно. Уже с третьего курса Тим горел идеями новых разработок, и ему стало не до романов. Но, если честно, окружавшие Тима девицы просто не дотягивали до его стандартов. Даже Лина, которая сразу ему понравилась, казалась Тиму в то время слишком незрелой. Она легкомысленно веселилась и смеялась с подружками, а в их проекте постоянно делала ошибки, которые исправлять приходилось именно ему, как автору основной идеи. Кстати, тогда он инстинктивно опасался слишком приближаться к Лине и старался не соприкасаться с ней физически. Потому что однажды в лифте чуть не опозорился, поскольку возбудился от того, что её прижали к нему вплотную. Она постаралась повернуться к нему спиной, что оказалось еще хуже, потому что он почувствовал упругость ее бедер и сразу представил все в натуре, так что ему пришлось прикрываться папкой от чужих взглядов. С тех пор он стал осторожен и усилием воли гасил непристойные фантазии в зачатке.

А насчет покоя в семейной жизни сейчас он только вздыхал. С Линой это было в принципе невозможно. И главным препятствием в обретении покоя для Тима являлось постоянно сосущее чувство в моменты, когда она отсутствовала или задерживалась. Никто и никогда не вызывал у него таких ощущений. Когда Лина появлялась и прижималась к нему, что-то щемящее глубоко в груди не давало ему просто наслаждаться ее близостью. Он ловил себя на том, что слишком сильно сжимает ее в объятиях, так что она иногда вскрикивала от боли. Обнимать ее просто нежно и ласково у него не получалось, даже в объятиях ему хотелось чего-то большего.

И вообще любовь оказалась намного более неоднозначным и мучительным состоянием, чем он представлял себе раньше. После секса, когда тело просило отдыха, он все равно пытался понять, хорошо ли было Лине с ним в этот раз. Просто спрашивать он не любил, поскольку не очень верил словам. Его выручало то, что у Лины все на лице всегда было написано.

Пока Тим вникал в дела на новом месте в корпорации, Лина продолжала вечерами работать в клубе у брата. Поэтому Тим заезжал за ней туда. Ему нравилось слушать ее новые треки. В этом фантазия ее казалась неиссякаемой. К тому же танцующая толпа азартной молодежи развлекала его своим видом. Сам он мог выйти на танцпол лишь с кем-то из приятелей и только после принятия дозы спиртного. После прохождения сборов он как-то резко внутренне повзрослел, и теперь не испытывал желания показывать себя толпе танцующих. Да и Лина не поняла бы его, увидев на танцполе, слишком ревновала ко всему такому.

В клубе ее встречали радушно, поэтому и к Тиму относились соответствующе. Он стал там почти своим человеком и быстро разглядел, что она многим из парней, работавших в клубе охранниками, барменами и даже официантами, нравится. Но Лина лишь приветствовала их и сразу направлялась к нему. И Тим каждый раз при этом ощущал некое мужское самодовольство, хотя тут же становился лишь исполнителем ее желаний. Понять его в этом мог только Игнат, который искренне радовался за него и Лину.

С отцом Тим договорился, что приступит к работе через неделю после свадьбы, дата которой уже приближалась. Отец не скупился на расходы по ней, потому что всем занималась мать Тима, которая не терпела никаких возражений в том, за что бралась. Родители Лины также вносили свою лепту, несмотря на то, что Лина общалась с ними скупо — несколькими формальными фразами при встрече, не больше. Все общение с ними взял на себя Тим и не зря. Родители с обеих сторон договорились приобрести для молодых квартиру. Так что усилия и дипломатия Тима послужили им с Линой на пользу.

Совершенно неожиданно незадолго до свадьбы из Китая прилетел Костян со своей подругой китаянкой. Она неплохо изъяснялась по-русски, а Костян уже прилично говорил по-китайски. Он обнял Тима и долго не отпускал его, даже прослезился.

— Тимьян, а помнишь Хармони Пастораль? Я ж до сих пор обожаю этот запах. Но приходится заниматься производством продуктов быстрого питания и постоянно контактировать со всякими сильно пахучими пряностями. Нос уже перестал воспринимать что-то утонченное.

— Как я понял, ты весь в бизнесе. Совсем забыл друга детства, — смеялся Тим.

— Как видишь, не забыл. Но, в отличие от тебя, пашу на благо семьи, а это знаешь ли, рабский труд без выходных и проходных. В Поднебесной все так трудятся, не то, что вы тут, в России, халявщики. Моя мечта скопить небольшой капитал и вернуться домой, в родной Питер. Не смог я как мой батя привыкнуть к азиатскому образу жизни. Прикинь, они там понятия не имеют, что такое кефир, окрошка и борщ. Про холодец, творог и ряженку вообще молчу — днем с огнем не сыщешь. Так что жди, вернусь через годик-два. Не знаю, один или с подругой. Она не особо горит желанием сюда ехать. Два пуховика взяла с собой, хотя до зимы еще далеко, да и в Китае бывают холода. А твоя Лина — супер девочка. Губа у тебя не дура.

Друзья договорились возобновить связь в интернете, хотя Костян не обещал, что сможет часто общаться из-за сильной загруженности по делам отцовского бизнеса.

Для приятелей из универа Тим устроил вечеринку, потому что на саму свадьбу были приглашены лишь родственники и самые близкие друзья. И когда он отошел, чтобы позвонить Лине, то услышал, как вновь прибывший из гостей вечеринки спросил:

— Так это точно, что Тимьян и Чабрец теперь вместе?

— Точно-точно. Сам увидишь, — подтвердили ему.

Кто-то из новеньких удивился:

— Тимьян и чабрец — это ж вроде одно и то же?

Но ему ответили:

— Не одно и то же, а одно целое. Разницу улавливаешь?

***

8. Орегано

***1

Кира окончила кулинарный колледж и уже три года работала на комбинате школьного питания технологом. Коллектив у них состоял преимущественно из женщин, половина из которых имели проблемы в личной жизни или не имели таковой вовсе. Поэтому каждый новый союз здесь отмечали почти как национальный праздник — широко, с песнями и поздравлениями в виде целых спектаклей в честь виновницы торжества. И, конечно, устраивался пир горой, на который самые известные умелицы готовили свои коронные блюда.

Кира тоже когда-то работала поварихой. Сначала в детском саду, потом в кафе. Но теперь она готовила лишь дома и то нечасто. Не для диеты, просто было лень готовить для себя одной. И ужинать в одиночестве грустно.

Со всеми своими парнями она расставалась очень быстро, а нового пока не нашла. И на горизонте никого не предвиделось. Хотя она, в отличие от многих работниц комбината, держала марку, не имела лишнего веса и следила за внешностью, много читала, разбиралась в музыке, любила хорошее умное кино. Все признавали, что она очень привлекательна, однако пока она так и не встретила никого, кто бы по-настоящему смог ее заинтересовать. Различных придурков, цеплявших ее на улице, она в расчет не брала.

Лучшая подруга Олька говорила Кире, что она просто вращается не в том кругу, где могла бы раскрыть себя, и где обитают парни более высокого полета, нежели простые работяги из тех, что обслуживают комбинат. Кто-то из них доставлял продукты, кто-то в составе ремонтной бригады обновлял обветшавшие помещения, кто-то следил за исправностью духовых шкафов, плит и холодильных камер. Ходила Кира и в управу, но там так же работали в основном женщины, хотя имелся один отдел, куда вход посторонним был запрещен. Там обитали компьютерщики, двоих из них она видела, но они не привлекли ее внимания. А еще комбинат имел в штате несколько водителей для того, чтобы развозить по школам готовые обеды. Всю эту серую массу Олька считала совершенно неподходящей для подруги. Поэтому решила устроить ей знакомство с кем-то из инспекторов или молодых лаборантов, работавших в отделе надзора за питанием населения при управлении Роспотребнадзора. Сама Олька работала в Исследовательском центре питания, биотехнологий и безопасности пищи и постоянно контачила с отделом надзора. А для комбината и других подобных учреждений этот центр разрабатывал перспективные рецепты блюд для школьников. Кое-что заказывали и коммерческие структуры — рестораны и кафе, желавшие включать в меню блюда для соблюдающих диету клиентов.

Для начала Олька целый месяц делала украдкой фото претендентов для подруги, и Кира внимательно изучала внешний вид каждого. А Олька описывала характер и манеры выбранного кандидата. Три раза Кира приходила к подруге на работу, и та показывала ей вживую заинтересовавшего Киру парня. Но все было не то и не так. Вид на фото редко давал полное представление о человеке, и вживую сразу обнажались многие его недостатки. Кира пока даже не решилась собственно на знакомство с кем-то из них, что очень расстраивало Ольку.

В очередной раз подруги должны договорились встретиться на проверке одной из школ, потому что обе они входили в состав комиссии приглашенными специалистами. Кира обычно на такие мероприятия ездила с одним из водителей микроавтобусов. Так было и в этот раз. Но вместо пожилого Степана Ильича за рулем сидел его молодой напарник. Кира еще не видела его, поскольку он устроился на комбинат недавно. Парень представился как Денис, назвал фамилию, показал документы и допуски.

Кира села в первом ряду салона возле двери, хотя обычно садилась рядом с водителем. Но сегодня что-то напрягло ее. Хотя Денис вел себя вполне нормально. Однако пара его взглядов показались Кире слишком внимательными и даже оценивающими. По крайней мере, ей стало несколько неуютно. В дороге они оба молчали. Со своего места Кира видела его затылок, а также правое плечо и руку с татуировкой, уверенно державшую руль. Кире хотелось еще раз убедиться, что ей ничего не показалось, и он именно оценивал ее внешность, когда смотрел. На светофоре он повернулся к ней и спросил, все ли нормально. И вновь ее что-то задело, словно он расстегнул у нее на груди верхнюю пуговицу блузки.

Работа комиссии длилась почти два часа. И когда Кира вышла из здания школы, то увидела, что Денис ждет ее с зонтом. Степан Ильич никогда не оставлял микроавтобус во время поездок, потому что однажды, очень давно, у него, молодого и неопытного, прямо из-под носа угнали пазик. Он всего лишь вышел, чтобы купить в киоске программу телепередач. Начальство его тогда прессовало по-черному, он еле отмазался. Ведь в те времена никаких камер наблюдения нигде и в помине не было.

Денис, увидев Киру на ступенях, быстро подбежал и отдал ей зонт, потому что начался дождь. А сам просто надел капюшон ветровки. И в этот момент Кира хорошо разглядела его, даже цвет глаз.

***2

Обратно он вёз её каким-то странным маршрутом. Кира не узнавала дороги. Но спросить не могла, язык словно присох к нёбу. Попыталась что-то сказать, но лишь открыла и закрыла рот, выдохнув воздух. Глядя по сторонам, она даже не понимала, в каком они районе города. Денис обернулся к ней всего один раз, а потом смотрел только на дорогу. Началась какая-то сложная закрученная почти в спираль развязка, поэтому Кире приходилось крепче держаться, чтобы не упасть с кресла на длинных плавных поворотах. Сердце ее ухало и проваливалось куда-то, как в глубокий гулкий колодец.

Дождь усилился настолько, что стоял стеной, поэтому Денис припарковался в тихом месте.

— Где мы? — спросила Кира.

— Скоро приедем, — ответил Денис.

— Куда все-таки ты завёз меня? Что это за место?

— Хотел показать тебе свой дом. Видишь, старинный такой, с пилястрами и лепниной. Возле парка.

— Но почему?

— Рабочий день уже закончился, вот я и решил прокатиться с тобой по городу.

— Что это за район? Никогда здесь не была.

— Невский. Не волнуйся, доставлю тебя домой минут через двадцать, как только дождь немного стихнет. А сейчас даже стеклоочистители не справляются, дорогу почти не видно.

Так они и сидели — он в кабине, она в салоне, а зонтик, который он ей дал, укатился в самый задок.

Через полчаса Денис действительно привез Киру к самому подъезду, хотя она не называла ему свой адрес. Кира вышла и задержалась на мгновенье, но водитель так и остался за рулем и сразу после этого завел двигатель и уехал.

— Что это было? — спросила себя Кира, постояла немного, а потом зашла в подъезд.

Весь вечер она думала об этом, и перед глазами у нее стояло лицо этого странного водителя. Тот момент, когда он принес ей зонт. Очень светлые волосы, легкий загар на щеках и синие-синие глаза. На нём был форменный костюм комбината с логотипом, вполне по размеру и только в груди немного тесноват — петля с пуговицей натянулась, словно хотела освободиться. Кира вспомнила документы и допуски, которые ей показывал Денис, даже медицинскую книжку, поскольку в обязанности водителя микроавтобуса входила разгрузка при передаче поддонов с обедами работникам школьных столовых. Значит, он проходил медкомиссию, а на это требовалось время. Почему она не видела его раньше? В последний раз с инспекцией она ездила со Степаном Ильичом. Раньше у него никогда не было сменщика. Интересно, что случилось со старичком?

Утром, когда она пила чай в отделе с коллегами, то спросила кадровичку:

— Куда делся Степан Ильич? Вчера меня другой водитель возил.

— Степан Ильич? На лечении после операции. На месяц наверно. Сменщик временно его заменяет. На самом деле он из управы. Взял отпуск, чтобы работать за деда. Он ведь внук Степана Ильича. Красавчик, правда?

— Я в управе всех знаю, но его никогда не видела, — сказала Кира.

— Он там сисадмином в информационном центре работает. Поэтому и не видела.

Кира сделала вид, что на этом ее интерес исчерпан, и присоединилась к разговору о новых средствах косметики.

В управе работало много женщин, и вряд ли никто из них не проявлял интереса к Денису. Поэтому Кира посчитала свои шансы ничтожными, и постаралась его забыть. Хотя сказать легче, чем сделать. Всю следующую неделю ее мысли постоянно возвращались к нему. Она разузнала, где проходит лечение Степан Ильич, и отправилась к нему в часы посещений с гостинцем. В конце концов, ведь это именно он всегда возил её на инспекции.

Старичок обрадовался, увидев Киру, стал расспрашивать, все ли хорошо на работе. И тут появился его внук. Кира взглянула на него, он поздоровался и сел рядом.

— Вот, принес тебе твои любимые груши «Конференция», — протянул он деду пакет.

— Кирочка мне тоже принесла, она у нас умница и красавица. Я никому другому не уступал, всегда только сам ее на инспекции возил. У нас же шоферня грубоватый народ, могут и матом выругаться при женщине. Никакой деликатности. Опять же многие курят, хоть и скрывают это от начальства. А Деник не курит. Это я попросил его временно меня заменить. Ему отпуск пришлось взять, но он хороший внук.

— Я на колесах. Могу вас подвезти, — сказал Денис, отводя взгляд от Киры.

— Хорошо. Буду благодарна, — ответила она, опустив глаза.

Когда они вышли из больницы, Денис пошел к машине, потом притормозил и сказал Кире, которая стояла и не двигалась с места:

— Ну что же вы?

— Опять меня в Невский район повезёте?

— Если хотите, могу. Тот раз просто сильный дождь шёл, и настроение было соответствующее.

— Ваш дом с пилястрами… он понравился мне, — сказала Кира.

— Тогда поехали?

Она кивнула и пошла за ним к машине.

***3

Когда они поднимались в лифте, Кира вполне отчетливо дрожала. Ее спутник посмотрел на нее, но ничего не сказал, потому что они уже приехали. Денис взял Киру за руку и подвел к высокой, с фрамугой, двери. Когда она прошлый раз разглядывала дом, то видела, что и окна в нем из-за своей высоты имели фрамуги. И при входе в квартиру она поразилась тому, насколько там высокие потолки. Но Денис не дал ей хорошо разглядеть это. Быстро сняв с нее плащ, он подхватил ее на руки и понес в комнату. Кира только заметила еще несколько дверей со старинными филенками вверху каждой из них.

— А как же душ? — спросила Кира, едва переводя дыхание от поцелуев, но Денис буркнул ей в ухо:

— Обойдёмся.

А потом ей показалось, что она куда-то провалилась, потому что в глазах у нее потемнело. Сколько прошло времени, она не понимала. Наверно, сосем немного. В ужасе Кира вскочила и схватила первое, что попалось ей под руку — это была рубаха Дениса, брошенная на кресле. Его джинсы валялись на полу. Сам он лежал, раскинув руки и закрыв глаза.

— Куда ты? — спросил он.

— Мне нужно домой… Я…. я… не могу больше.

— Почему? — он открыл глаза и привстал, опершись на локоть.

— Не знаю, — Кира быстро оделась и выскочила в прихожую, где схватила плащ, обулась и мгновенно оказалась на лестничной площадке.

Денис не пошел за ней, филенчатая дверь так и осталась открытой, захлопнулась лишь входная дверь с фрамугой.

Потом Кира почти бежала к метро, потом ехала с пересадкой и не видела ничего вокруг. Люди вокруг сливались для нее в одну движущуюся разноцветную массу. Ее кто-то толкал, кто-то оттеснял в сторону, она не сопротивлялась. А когда села в вагон, забившись в самый угол, то закрыла глаза и сразу вспомнила до мельчайших подробностей все, что произошло в доме с пилястрами за высокой дверью с фрамугой, а потом еще и за филёнчатой дверью.

Она впервые испытала нечто такое, о чем только читала. И от подруг слышала, а те говорили, что после такого любая женщина оказывается в настоящем плену, некоторые даже теряют самоконтроль, забывают приличия и откровенно бегают за мужчиной, с которым хоть раз испытали такое яркое удовольствие, вешаются на него и проходу не дают.

Кира не могла сказать, удовольствие испытала с Денисом или это было что-то другое. Ее до сих пор настигали какие-то волны, будоражившие всё её существо. Именно этого она испугалась и поэтому убежала. Что-то острое, как тысяча игл чувствительно покалывало ее изнутри, не позволяя отключиться от реальности или просто задремать. И все это началось с его бесстыдного жадного поцелуя, после которого она уже не могла сопротивляться и лишь подчинялась тому, что Денис раздевает ее. А еще в один из моментов свет из окна так упал на его лицо, что она увидела его синие глаза в обрамлении длинных ресниц и зажмурилась от животного страха, словно он столкнул ее с обрыва вниз.

Потом ее окатывал ужас от мысли, что Денис не воспользовался презервативом. По крайней мере, она не видела пакетика. Кира успокаивала себя тем, что сама держала в руках медкнижку Дениса. А потом опомнилась, прислушалась к себе и поняла, что оделась и убежала, даже не зайдя в ванную после секса с ним, но при этом не ощущала ничего похожего на мокроту, а тем более на сперму. Все было сухо, лишь слегка влажно, как будто она просто вспотела. Но она точно помнила момент, когда он кончил и даже издал звук, похожий на стон.

Уже подъезжая к дому, она вспомнила и вновь ощутила сладкие острые спазмы внизу живота, поэтому испуганно оглянулась вокруг — не заметил ли кто ее состояния. Но другие пассажиры не обращали на нее никакого внимания, кроме одного странного, явно не вполне нормального парня. Он очень пристально смотрел на нее и улыбался идиотской улыбкой, словно прекрасно понимал, что с нею сейчас творится. Выскочив из вагона, она почти бегом помчалась к выходу со станции, но, слава богу, этот идиот не последовал за ней.

Телефон она проверила только дома. Денис несколько раз звонил ей, потом прислал смс: Сообщи, как добралась. Она вся сжалась, но всё-таки написала ему: Ты предохранялся? Через пару минут он прислал ей фото использованного презика, завязанного узелком.

— Чертов аккуратист, — произнесла она, но у нее отлегло от сердца, поэтому она написала Денису в ответ: Спасибо.

Но почему я чувствовала всё так остро? Неужели фирма Durex достигла таких высот в производстве средств для защищенного секса, что они теперь даже не мешают остроте естественных ощущений? Кира не могла никак успокоиться, поэтому полезла в интернет за ответами. Впрочем, она не нашла там ничего сногсшибательного и объяснившего ей хоть что-то. К тому же Кира чётко вспомнила, что тело ее пронизывало острыми иглами уже в момент их поцелуя и потом, когда она ощущала мужские руки на своем обнаженном теле.

Она приняла душ, облачилась в домашнюю одежду и уютно уселась на диване перед телевизором. Но как только она нажала на пульте кнопку «вкл», на экране как назло, сразу открылась сцена из какого-то эротического фильма. Киру словно ветром сдуло с дивана, потому что она вновь ощутила волну возбуждения.

***4

На работе Кира взяла отгулы и на три дня уехала к близкой подруге в коттеджный городок на юг области. Предупредила руководство и ближайших коллег, чтобы писали в ватсап, а сама отключила телефон.

Подруга в свои 25 лет сидела в декрете уже со вторым ребенком, а первого, которого она родила в 20, ей привозили из города на выходные родители. Муж её работал в поте лица дальнобойщиком и бывал дома раза три в месяц. Кира всегда отдыхала у подруги душой. Они дружили со школы и делились всеми секретами. Но о Денисе Кира не могла рассказать даже Надюхе. Подруга посчитала, что Кира просто загрустила от одиночества.

— Понянькайся чуток, а, может, и не чуток. Сразу желание выскочить замуж отпадёт, — смеялась Надюха, всунув неугомонного малыша Кире. Кира неплохо справлялась с маленькими детьми, хотя и не представляла себя мамашей. Дети пока являлись для нее всего лишь живыми игрушками. Надюха прекрасно это видела, поэтому и контролировала всё, замечая неловкие движения подруги и пресекая то, что считала опасным для ребёнка, и чего пока не осознавала Кира.

— Что случилось? Расскажи, легче станет, — сказала Надюха подруге, когда уложила ребенка спать. Однако Кира маялась, но молчала.

— Пойду, прогуляюсь, — сказала она, оделась и пошла к реке. На берегу там была обильно насажена калина, и сейчас, в октябре, берег выглядел очень живописно, полыхая алыми листьями и ярко-красными гроздьями ягод. От этой красоты Кире хотелось плакать. А когда сквозь листья мелькнула синяя вода, Кира не выдержала, слёзы сами покатились у нее по щекам. Ну почему у него такие синие глаза? Это несправедливо, неправильно, потому что с этим невозможно бороться. Однако вовсе не только и не столько синие глаза Дениса держали ее в тисках, а нечто иное. Какое-то ощущение несвободы, словно руки и ноги кто-то сковал тонкими острыми цепями. И они мешали ей свободно двигаться, но скинуть их и освободиться не получалось. Мало того, у Киры все время перехватывало горло, и ей не хватало воздуха даже здесь, на берегу реки, в нетронутой чистоте природы.

За три дня Кира перемыла подруге все шкафы, окна и жалюзи на них, перегладила все постиранное постельное белье, поменяла шторы, пропылесосила ковры, а некоторые даже выколотила во дворе. Как оказалось, за три вечера она посмотрела шесть последних топовых фильмов из мировых премьер, но не запомнила их содержания, потому что мысли ее находились далеко. Вечером в воскресенье она вернулась домой и включила мобильник, а ночью лежала с открытыми глазами и думала. Нет, секс не может определять чувства современного человека. Многие люди спят направо и налево, с кем попало, мужья сплошь и рядом изменяют женам, но при этом не собираются разрушать свой брак и уверяют, что любят своих жен, свободные и даже несвободные девушки и парни меняют партнеров без счета, тут же забывая предыдущих. О каких чувствах может идти речь? Это всего лишь физиология, биологические животные примитивы, а чувства — это родство душ, желание заботиться, защищать…

Однако она всегда была честна с собой. Неужели я попалась в эту сеть? Ведь никогда раньше такого не случалось со мной. Кира вскакивала, ходила по комнате в возбуждении и ощущала, как по телу бегут невидимые искры. Ну и что? Это всего лишь накопленное и нереализованное либидо. Утолить его можно с любым первым встречным или даже самостоятельно… Синие глаза? Нет в них ничего особенного! У меня тоже синие, и что с того?! У миллионов людей такие же. Синий, голубой — обычный рецессивный цвет радужки. Даже не доминантный, как карий цвет! И потому — это все выдумки, не может цвет глаз что-то диктовать человеку. Только богатый внутренний мир, общие ценности, убеждения, мысли могут быть основой настоящей близости между людьми!

И вдруг в час ночи зазвонил ее телефон. Это был Денис:

— Кира, ты дома? Я сейчас приеду.

— Но адрес…

— Я давно выяснил твой адрес. Скоро буду.

Когда он вошел, она даже не поняла, что сама впилась ему в губы.

— Кто так делает? — ругал он ее, — Я не спал и не ел, потеряв с тобой связь.

Но она не давала ему говорить и сама его раздевала.

— Хорошо, хорошо, сейчас. Дай вздохнуть, — шептал он, обнимая ее.

— Не дам, — отвечала она, прижимаясь к нему всем телом.

— Завтра на работу с утра. То есть уже сегодня…

— Молчи, молчи…

***5

Утром, Кира проснулась и увидела, что Денис уже ушел. Ему ведь нужно было на работу к 8 утра, это Кира ездила на комбинат к 10-ти. Однако, вспомнив произошедшее этой ночью, она подумала, что это уже не смешно. Ведь она почти сама затащила его в постель. Как это понимать и что теперь делать? Как он жил до меня, с кем встречался, о чем думал? И я… о чем вчера думала? Такие мысли совершенно выбили ее из колеи. Она с трудом привела себя в порядок и приехала, когда все три кухни уже вовсю работали. Дела немного отвлекали Киру, но стоило ей на минуту закрыть глаза из-за желания спать, перед мысленным взором вставали совершенно неприличные картины — валяющаяся на полу в беспорядке одежда и разодранная второпях упаковка дюрекса.

Кажется, Денис утром сказал, что заберет запасные ключи от ее квартиры, Кира не помнила, точно слышала это или нет, потому что тут же провалилась в сон. Так больше не может продолжаться, решила она. Обедать с коллегами она не стала, заперлась в своем кабинете и уснула, сидя за столом и положив голову на руки перед собой.

Целый час дневного сна привел ее в относительный порядок. Поэтому, умывшись и попудрив нос, она уселась за компьютер изучать новые рецепты, присланные из института. В одном из рецептов ее смутило присутствие пряностей. Конечно, это был плов, который без зиры потеряет все свои отличительные особенности и превратится в обычную рисовую кашу с мясом, но в этом рецепте она вдруг обнаружила орегано. Это напрягло ее — школьное питание строго регламентировано по наличию приправ. Именно поэтому Кира полезла в справочники, чтобы убедиться, какое количество орегано допустимо в пище подростков. С изумлением она прочла, что, помимо своего аромата, пряность орегано, или по-другому душица, является довольно-таки сильным женским афродизиаком, поскольку содержит фитоэстрогены — так называемые растительные женские гормоны. При длительном использовании в пищу душица даже вредна для мужчин. Недаром же она получила название «материнка».

Кира написала свои замечания к данному рецепту и пометила, что следует убрать из него душицу. Но ее не отпускала мысль, что сама она любила заваривать чай с этой травой для успокоения и нормализации работы желудка. Конечно, она пила его достаточно редко, по настроению, но последние две недели осенняя погода влияла на нее, и Кира пила чай с душицей почти ежедневно.

Кира сидела и думала. Даже если орегано и является афродизиаком, не мог же чай с этой травой так повлиять на меня, что я чуть с ума не сошла от сексуального притяжения к почти незнакомому мужчине? Или мог? Глупость какая-то. Неужели я настолько опустилась, что уже не владею собой? Это все он — воспользовался тем, что у меня давно никого не было. Но даже если ему от меня нужен только секс, плевать! Мне от него тоже нужен секс! Зов плоти — вот как это называется! И только природа решила, к кому влечет меня этот зов?!

И все же Кире хотелось знать, что у Дениса на уме насчет неё. В минуты, когда на неё накатывали сомнения, желание секса с ним притуплялось и даже заменялось гневом, хотя позже разрасталось с новой силой. По телу словно мини молнии скользили, возбуждая ее в самых неожиданных местах, а воображение заставляло Киру испытывать все очень ярко, словно она уже занималась сексом с Денисом. Никто иной не появлялся в ее фантазиях, ни герои самых романтичных фильмов, не секс символы с эстрады, ни персонажи порно из интернета.

Она выбросила пачку орегано для заваривания. Не пакетики измельченной приправы для овощных и мясных блюд и не лекарственный сбор для лечебных отваров, а элитную смесь из иван-чая, одуванчиков и душицы в шелковистых саше. Кира заказывала этот дорогой чай в интернете, но теперь решила отказаться от него, чтобы он не мешал ей жить. Ведь её состояние могли заметить коллеги.

С работы она уехала, не ответив на смс Дениса. А потом вздрагивала от каждого звука в ожидании его прихода. Но часы показывали уже 22 часа, а Денис так и не появился. Кира не знала, что думать, но упрямо не хотела звонить ему и писать сообщения. Он позвонил сам:

— Кира, прости. Я сегодня не смогу приехать к тебе.

Она растерялась, но тут же взяла себя в руки:

— Ты не обязан. Надеюсь, у тебя не случилось ничего такого…

— Мне нужно… — произнес он, но тут его отвлекли, и один голос, явно женский, крикнул:

— Денис, скорее! Нас ждут.

А после этого связь и вовсе прервалась. Кира ждала почти полчаса, но Денис больше не позвонил.

Кира включила любимый фильм, но слёзы застилали ей глаза, а горло душили спазмы. Как всё быстро кончилось. Конечно, у него есть другая, а, может, и не одна. А с ней он просто поигрался и всё. Зачем ему такая святоша и чинуша, которая внимательно прочла его медкнижку при знакомстве, а потом уточняла, использовал ли он презерватив во время секса с ней. Кому такое понравится? О подобном не спрашивают, а доверяют тому, кто очень нравится. Спросила, опомнилась… боже, так глупо.

***6

К утру у Киры уже не осталось слёз. Кончились, она все их выплакала, даже во рту пересохло. Она собрала свою дорожную сумку, отправила в электронном виде заявление на двухнедельный отпуск за свой счёт по семейным обстоятельствам, зашторила окна, перекрыла воду и вышла из квартиры. Было всего лишь 5 часов, дом еще спал. Кира знала, куда поедет и где проведет эти две недели. Маловато, конечно, чтобы забыть, но достаточно, чтобы остыть. Так она решила, села в такси и уехала на Московский вокзал.

Она не ошиблась. Старые друзья и подруги устроили ей бурную встречу, как бывало еще во времена учебы в колледже. Многие парни отслужили в армии, некоторые женились. Замужних подруг оказалось меньше, поскольку московские нравы испортили их в том смысле, что приучили к свободной жизни, к барам и ночным клубам. Туда подруги все время пребывания в Москве Киры и таскали ее за собой. Она веселилась вместе с ними, а вернее, делала вид, что веселится. В Питере в ночном клубе она побывала всего пару раз. Во-первых, питерская ее компания состояла из коллег и их знакомых, которые вовсе не являлись ее друзьями. Другое дело, московские однокашники, которые были для нее как родные.

Всегда, приезжая в Москву, Кира останавливалась у двоюродной сестры, которая жила одна. Сестре исполнилось уже сорок, замуж выйти так и не удалось, поэтому она полностью отдавалась работе и карьерному росту, поскольку работала в большой коммерческой структуре. Кира удивлялась тому, что Анна одинока, ведь выглядела она просто шикарно, всегда следила за внешностью, модой и здоровьем. Не пила, не курила и спать ложилась не позднее 23 часов. В общем, скукотища смертная. Зато поутру лицо ее сияло свежестью. Кира не сомневалась, что и женихов Анна перебирала со смыслом и толком. Но ни одного в соответствии с ее стандартами так и не нашлось. Однако Анна не теряла энтузиазма. Более всего удивляло Киру то, что сестра совершенно не страдала от отсутствия секса. Эти темы они не затрагивали. Да если бы и затронули, Кира не смогла бы рассказать о Денисе не только сестре, о нем не знала даже ее самая близкая подруга Надюха. Кира думала — это лишь потому, что она совсем недавно познакомилась с ним, но абсолютно точно знала, что никого раньше так не ждала и так не хотела, как его. И сейчас уже ее не посещал стыд при мысли о нем, она бы многое отдала, чтобы он появился ночью перед ней хотя бы на час.

Денис не звонил и не присылал смс. Надежды Киры угасали с каждым днем и к концу ее отпуска иссякли совсем. Две недели — это большой срок для недавнего знакомства. Кира уверилась, что они больше не увидятся. Не зря тогда в трубке она услышала женский голос. Воспоминания о Денисе улеглись, Кира успокоилась и вернулась в прежнее свое состояние. Москва вылечила ее. Однако, вернувшись в Питер, Кира вновь ощутила неясное волнение, которое нарастало, пока она добиралась домой с вокзала. А когда вошла в квартиру, сразу в открытую дверь комнаты увидела роскошный букет белых роз на столе. Рядом лежала записка: «Все эти дни практически безвылазно сидел со своей командой над ответственным проектом по госзаказу. Поэтому не звонил, не хотел отвлекать тебя от отдыха».

Кира села рядом с букетом и беззвучно заплакала. Она поняла, что у нее не получится вырваться из-под его влияния. Но все же вытерла слёзы и послала ему смс: Давай расстанемся, на что он ответил одним словом: Нет.

До него она расставалась со своими бывшими легко. Правда, их было всего трое. К тому же она ощущала над каждым из них свое превосходство. А Денис даже ее мнения ни о чем не спрашивал и все делал сам. Целуя Киру, он заводил ей руки за спину и не отпускал, чтобы не мешала ему. И во всем остальном он как бы продавливал свою линию, мягко, но настойчиво принуждая ее принимать то или иное положение тела. Как он ведет себя в жизни, какой у него характер, она, в сущности, не знала.

Он приехал в три часа ночи, трезвый, но страшно усталый, поэтому побросал одежду на полу и просто рухнул в постель рядом с Кирой. Ни о поцелуях, ни об объятиях не вспомнил, сразу уснул мертвецким сном. Кира накрыла его вторым одеялом, а сама отвернулась к стене и закрыла глаза.

Он снова сделал по-своему, а ее умозаключения проигнорировал. Но она ведь могла просто выгнать его. Могла ли? Ладно, он слишком устал, пусть поспит. Наверно, ее дом оказался ближе всего от того места, где он до этого находился.

Она задремала, но через какое-то время ее словно током ударило. Повернувшись к спящему Денису, она пощупала его лоб и поняла, что у него сильный жар. Его прерывистое дыхание разбудило ее. Кира вскочила и в кухне навела ему шипучий жаропонижающий напиток. Потом разбудила и заставила выпить. Денис кивал и послушно все выполнял с закрытыми глазами, чем напомнил ей десятилетнего племянника. Года два назад ей пришлось подменять свою тётю, бегавшую по магазинам и аптекам, когда Антошка болел, а его матери, кузине Киры, срочно требовалось сдавать квартальный отчет. Но Денис, выпив напиток, силой притянул ее к себе и прижал к своей груди. Она слышала стук его сердца, ощущала жар тела и понимала, что ничего не сможет сделать против этого.

— Бросить меня решила? — спросил он с закрытыми глазами, — Не выйдет. Так что даже не пытайся.

— Почему это? — возмущенно буркнула она, прижатая его рукой.

— Потому. Я не сплю абы с кем. Я сразу почуял, что ты моя.

— Твоя? С какой стати? Ну, переспали пару раз… все это несерьезно. Неправильно это, мы друг о друге ничего не знаем. Ни характеров, ни жизненных обстоятельств. Вот о чем ты сейчас думаешь?

— О том, передаётся ли орви половым путем или нет.

— Я тебе о чувствах говорю, а ты…

— И я об этом. Забочусь, заразить тебя не хочу.

— Ты о своей похоти заботишься.

— Не о своей, а о твоей. Я год без секса спокойно жил. А тут ты — такие волны нагнала, что меня чуть с ног не сбивало.

***7

— Собирай вещи, будешь жить в доме с пилястрами. В твоей квартирке я все время боюсь задеть потолок руками, когда потягиваюсь после сна, — заявил Денис утром.

— Ты еще болен. Куда мы поедем сейчас?

— Вот именно, болен. В твоей малометражке двоим не только жить, дышать тесно. А мне свежий воздух нужен и отдельное помещение на время болезни.

— Но жить… слишком уж быстро ты все решил.

— Опять начинаешь? Хватит! У меня будешь гнездо вить и уют создавать. Я так долго ждал.

— Всего-то две недели. Люди годами ждут.

— У тебя несколько жизней? У меня — нет.

— Но я привыкла к свободе и самостоятельности. А ты деспот во всем.

— Ты еще деспотов не видела. Я мягкий и пушистый по сравнению с некоторыми. Но не отвлекайся и готовь чемоданы.

— Одной сумки на первое время хватит.

— Ладно, понял. Хочешь сменить весь гардероб и так проверить мою финансовую состоятельность?

— Я не для этого… Ладно, уже собираю чемодан. Гардероб сменить — думаешь это так легко? Я по несколько возвратов в wb делаю, пока какую-то вещь окончательно выберу. Та еще работка.

Дом с пилястрами снова впечатлил ее своей основательностью и старинной архитектурой. А вид из окон и с балкона привел в восторг. Тем более что на улице все еще бушевала золотая осень. Но пока Денис выгружал чемоданы и нес их к лифту, у него по вискам бежали струйки пота, поэтому Кира сразу же настояла, чтобы он лег в постель.

— Нужно еще с родителями познакомиться… — сказал он устало, закрыл глаза и почти сразу уснул. По крайней мере, затих. Кира села рядом и положила голову на маленькую подушку, которую он подоткнул себе под локоть.

— Я честно сопротивлялась, — сказала она, потом прислушалась к себе и кивнула.

— Кому докладываешь? — спросил сквозь сон Денис.

— Ну… отчитываюсь перед своей совестью.

— Сваливай всё на меня, я всё стерплю. Нам еще с родителями знакомиться.

— Зачем? Это обязательно?

— Конечно. Таков порядок. Заявление от нас обоих я уже подал через госуслуги.

— Даже меня не спросил?

— Ты бы опять куда-нибудь сбежала.

Вечером пришёл Степан Ильич и принес свежеиспеченные пирожки с капустой. Увидев Киру, он расплылся в улыбке:

— Я так рад, Кирочка, так рад.

— Не пускай его ко мне, а то гриппом заразится от меня. А ему нельзя после операции! — крикнул Денис из дальней комнаты.

— Я рад, Деник, очень рад, что вы вместе! — ответил дед внуку.

***

9. Майоран

В Древнем Египте, Элладе и Риме майоран ценился как пряное, лекарственное и декоративное растение. Из него обычно плели венки на празднествах. У римлян эта трава была известна как трава счастья, и считалось, что она увеличивает продолжительность жизни.

Майоран культивируется во многих странах Европы, в Америке и в Китае. Это теплолюбивое растение является ближайшим родственником душицы. Майоран обладает рядом ценных свойств, из-за которых находит применение в медицине, косметологии и кулинарии. Самыми ценными составляющими этого растения можно назвать эфирное масло, каротин и витамин С. Майоран является антисептическим и тонизирующим средством, также его используют при головных болях и заболеваниях дыхательных путей. Однако такое количество биологически активных компонентов обуславливает не только пользу, но и вред майорана. Нельзя добавлять слишком много этой пряности в еду, это может вызвать чувство подавленности и плохое настроение.

***1

Семёнова третий месяц ходила на всякие собеседования, но работы пока так и не получила. Впору было уже опустить руки. Однако не целый же век подрабатывать в ресторанах быстрого питания. Семёнова решила найти приличное место, во что бы то ни стало, потому что возвращаться к родителям из Питера в Москву она считала последним делом. Провалив поступление в универ, она бралась за любую подработку, из-за чего налаживать личную жизнь для нее не представлялось возможным. Жила она вскладчину еще с двумя такими же горемыками на съемной, убитой насмерть, квартире. Однако девчонки отмыли все, что смогли, сами побелили потолки и оклеили стены дешевыми обоями. Везде, кроме одной комнаты, которую хозяева закрыли аж на три замка. И сама дверь была непростой, а антивандальной. Девчонки шутили, что там за дверью не иначе, как груды золота или на крайний случай убитые жены Синей бороды.

Утром обе соседки Семёновой убегали на работу, а она садилась за ноутбук искать себе приличное место не только для трудоустройства, но и для будущей учебы. Ведь в гимназии у нее были хорошие отметки, и егэ она сдала очень прилично. Просто выбрала для поступления универ со слишком высоким проходным баллом, а подать документы еще в пару тройку других вузов не подумала.

Родители посылали ей немного денег и звали домой, но она уже считала себя питерской. Звали ее Нелли, но представлялась она всем при знакомстве по фамилии. Собственное имя казалось ей крайне нелепым и несуразным в грубой российской реальности. Ну, какая еще Нелли? Все это мамашины фантазии, она ж библиотекарша, и любимой ее книгой являлась «Легенда об Уленшпигеле». Семёнова прочла ее, но не нашла никаких параллелей со своей жизнью. Была там одна по имени Неле, но ведь не Нелли же, в конце концов. Однако в справочнике имен при рождении Семёновой никакой Неле не имелось, поэтому мать назвала ее Нелли.

Мамаша всегда была не от мира сего, но Семёнова никогда не поддавалась её тлетворному влиянию и назло матери специально вела себя как последняя хулиганка. Хорошо, что в гимназии всех называли по фамилии, многие одноклассники даже не знали ее имени. А один новенький, пришедший к ним в 9 классе, услышав его, так ржал, что упал со стула под учебный стол, из-под которого потом едва выбрался по причине своего большого роста и широких плеч. Спортом занимался, тот ещё шизоид. Постоянно задевал Семёнову, пока она не закатала ему в лоб. Он снова ржал как жеребец, но перестал к ней приставать, а на 8-е марта даже подарок преподнес. Она презрительно отшваркнула красивую упаковку и вышла из аудитории прочь от этого придурка. Говорили, что он поступил в универ имени Бонч-Бруевича. Борисов, кажется, Славка его звали. Точно, Вячеслав. Его имя Семёнова услышала на вручении аттестатов. Да без разницы.

В гимназии она враждовала с целым миром, правда, потом оказалось, что многие ее уважали. Нашлись даже те, кто считал ее хорошим товарищем. Пара пацанов и одна очкастая заучка, которой Семёнова помогала, давала свои конспекты, потому что Соньку строили родаки и требовали от нее только отличных оценок. А Семёнова была за справедливость и личную свободу каждого. Собственным родителям она так прямо и заявила. Отец хмыкнул и устранился, сказав:

— Ладно. Учись без понуканий. Твоя жизнь, тебе и решать. Завалишь егэ, сама будешь виновата.

Егэ она не завалила, но в универ не прошла. Однако решила доказать отцу, что добьется своей цели, поэтому и свалила в Питер. Трудный оказался город, неприветливый для таких, как она. Но Семёнова не собиралась сдаваться, пахала и, чтобы попытаться пересдать егэ, ходила на подготовительные курсы, на которые смогла-таки накопить со своих подработок.

И однажды она вдруг встретила Борисова. Он с приятелем зашел в кафе, где она работала. И сразу ее увидел. Приятель ему что-то рассказывал со смехом, а Борисов смотрел на Семёнову, не отрываясь. Потом улучил момент и поймал ее за руку, когда она убирала посуду за клиентами.

— Ты почему здесь? — спросил он.

— Тебе какое дело! — огрызнулась она и покатила тележку с грязной посудой дальше.

Но Борисов дождался ее после смены.

— Чего надо? — процедила сквозь зубы Семёнова, очень на него злая за то, что увидел ее здесь.

— Не прошла в универ? У тебя же вроде нормальный балл по егэ был? — не отпускал ее Борисов.

— Отстань.

— Не отстану. Хватит пацанку из себя изображать. Детство закончилось уже. Могу помочь тебе с поступлением.

— И без тебя справлюсь. На курсы хожу, — ответила она и снова попыталась освободиться, но он крепко ее держал за локоть.

— Дай свой мобильник, я тебе свой номер сброшу. Не ерепенься ты, я дело тебе говорю. Платишь, небось, за курсы, а я тебе кое-что получше могу устроить и бесплатно.

— С чего такой добрый?

— Ну… мы ж бывшие одноклассники, как-никак. Своих не бросаем.

Он позвонил с ее телефона на свой и сохранил номер.

— Завтра будет у тебя час свободный?

— Ну… будет, в 14 у меня перерыв на обед.

— Заметано. Я позвоню и подъеду за тобой. Паспорт возьми.

— А что, работу предложишь?

— Нет, кое-что получше. Главное, сможешь без всяких егэ поступить.

— Платно? Я не потяну, от родителей уехала.

— Не переживай, платить не придется.

***2

Борисов приехал, как и обещал, но когда Семёнова вышла из подъезда, он оглядел ее с головы до ног и сказал:

— Так не пойдёт. У тебя есть приличная одежда и обувь? Ты же вроде на собеседования ходила, знаешь дресс код. И прическа…

— А что с прической не так? — буркнула Семёнова, — Я причесалась.

— Хвостик сделала, это ты называешь — причесалась? Иди, переодевайся. И побыстрей, потом к стилисту поедем.

— К парикмахеру что ли?

— Да.

— Денег у меня нет на эти глупости.

— У меня есть. Давай, времени мало.

Через пятнадцать минут она вышла в темной офисной юбке с жакетом и в новых туфлях. Всё по-скромному, но ей это было к лицу.

— Теперь в салон едем, — сказал Борисов, отобрав у нее паспорт.

В салон она заходила, сжавшись, поэтому он легонько хлопнул ее по спине:

— Чего ты? Расслабься. Ты же всегда бойкой была.

Он что-то сказал женщине-мастеру, и та с улыбкой пригласила Семёнову в кресло перед сверкающим по контуру зеркалом.

— Садитесь, Нелли, поудобней. Мне потребуется примерно полчаса. Если вам не нужно в туалет, я начинаю.

Семёнова злобно зыркнула на Борисова и прошипела:

— Зачем мое имя назвал?

Но он лишь улыбнулся и вышел в зону ожидания.

Стилист знала свое дело. Подкатила мобильную мойку, промыла Семёновой голову каким-то умопомрачительным шампунем и начала священнодействие с волосами. Семёнова просто закрыла глаза и так просидела все это время. Увидела она себя после того, как затих фен. Прическа ей понравилась. Она не ожидала, что так преобразится. Хотя в Москве она часто делала стильные стрижки, но здесь, в Питере, ей было не до них.

Борисов осмотрел ее с восторгом, расплатился на кассе, и они пошли в машину.

— Там, куда я тебя привезу, веди себя скромно и отвечай на вопросы, которые тебе зададут. Характер свой ершистый не показывай, там приличные взрослые люди.

— А куда ты меня все-таки везёшь?

— На собеседование в большую фирму моего дяди. Ты ж вроде неплохо разговорный английский знаешь? Секретарем-референтом будешь работать.

— Я?! — изумилась Семёнова.

— А потом без егэ тебя примут в универ.

— Как это?

— Вот так. Потом все подробно расскажу. И помни, представляйся всем как Нелли Семёнова. Обязательно по имени.

— Ты же сам ржал в школе, когда моё имя услышал.

— Дураком потому что был. У тебя очень красивое имя.

Все, что происходило потом, Семёнова плохо помнила, потому что действовала как робот и выполняла то, что шептал ей на ухо Борисов. В огромном одиннадцатиэтажном здании все сверкало, она словно в иной мир попала, где стайками по два-три человека с места на место перемещались люди, похожие на чаек. Лифты работали совершенно бесшумно, все поверхности были гладкими и почти зеркальными, а интерьеры супер современными. У Семёновой немного кружилась голова от всего этого, но Борисов поддерживал ее под руку и везде направлял. В лифте он обнял ее, ограждая от других присутствовавших там сотрудников, и только тогда, уткнувшись носом ему в дорогущую рубашку под пиджаком, она расслабилась.

— Помадой меня не испачкай, — шепнул он, наклонившись к ее уху и коснувшись его губами. Она хотела отшатнуться от него, но он прижал ее к себе сильнее.

Беседу с ней провели в кабинете какого-то начальника, который сидел и просто молча смотрел и слушал. Вопросы Семёновой задавала молодая женщина, причем на американском английском. Борисов сидел поодаль в том же кабинете. Вопросов было много, начиная с личных данных — о родителях, об оценках в гимназии, о полученном балле по егэ, о том, откуда такие знания английского, и кончая тем, какую литературу она любит и какое кино предпочитает.

Она сообщила, что с первого класса посещала языковую школу. В конце собеседования к ней обратился начальник, который все это время молчал:

— Вы приняты с сегодняшнего дня. Увольнение с предыдущего места работы мы урегулируем сами. Слава, проводи девочку в кассу. Там ей выдадут представительские — на приобретение корпоративной одежды. И аванс. А в отделе кадров после подписания контракта она получит ключи от служебной квартиры.