Бесплатный фрагмент - Дефект

Часть первая

Глава 1. Эио-ом принёс на крыльях надежду

— Лэнги, Лэнги!

Привычный шёпот выдернул лежащего на маленькой, но довольно мягкой и уютной постели человека из глубокого сна. Вставать отчаянно не хотелось; может, ему показалось, и тот вскоре уйдёт…

— Ну проснись, пожалуйста!

Видя отсутствие немедленной реакции, вошедший прибавил:

— Если нас заметят, в этот раз одними волосами не отделаешься.

Лэнги привстал на кровати и вопрошающе глянул на Астэ. Тот попытался улыбнуться как можно дружелюбнее и сказал:

— Ты не мог бы снова дать мне эти твои сонные таблетки?

С больших грустных серых глаз сидящего на кровати спала какая-то дымка; на лице появилось выражение, будто он вот-вот скажет «ну сколько можно…», однако было оно очень мягким, не раздражённое, а скорее сочувственное.

— У меня осталось немного, — ответил он. — Но хозяин уже подозрительно косится на меня; почему бы тебе не попросить у своего? Скажи, что от отсутствия нормального сна синяки под глазами возникнут, и ему будет неловко появляться с тобой на людях.

— Не хочу я у него ничего просить, — пробурчал Астэ и посмотрел в сторону.

— Но почему? Вряд ли ему это будет сложно.

— Да ненавижу я их!!! — прошептал он отчаянно, сжав кулаки.

Выпад был столь неожиданным, что Лэнги на секунду расширил глаза до неузнаваемости, а потом стал пугливо оглядываться по сторонам.

— Астэ, ну что ты такое говоришь, ну хватит, успокойся… Чего ты такой… Я дам тебе таблетки прямо сейчас, и ты тут же уйдёшь к себе.

Тот мгновенно переменил выражение лица и снова улыбнулся.

Получив желаемое, Астэ собрался уходить. Когда он был уже почти у двери, Лэнги спросил, будто не выдержав любопытства:

— Тебе снова снился тот сон, да?

Тот остановился; на лице появилось какое-то смятение.

— Да, — буркнул он коротко.

Некоторое время оба пребывали в молчании, наполненном напряжённым ожиданием. Затем Астэ как будто бы сдался; да и тяжело было скрывать всё это. Он сказал:

— Завтра вечером, когда будешь возиться с цветами, я подойду будто бы спонтанно — хозяин сейчас по вечерам куда-то ходит без меня. Будь готов услышать кое-что интересное.

Лэнги кивнул.

На следующий день Астэ нужно было присутствовать на одном из военных смотров — его хозяин занимал почётную армейскую должность. Как правило, часть населения Империи, имевшая высокое положение в обществе — довольно большая часть — почти везде таскала своих рабов с собой, не считая, разумеется, войны, которая испокон веков была их основной деятельностью. Появляться в таком сопровождении считалось правилом хорошего тона; рабы были чуть ли не частью гардероба. Их белая кожа и прямые, того же цвета волосы, светлые глаза, высокий рост и астеническое телосложение считались красивыми, и, по мнению имперцев, прекрасно сочетались с их собственной внешностью — белая или голубоватая кожа, чёрные волосы, чаще всего волнистые, глаза всех оттенков оранжевого, красного и жёлтого. Даже одевать тех старались во всё белое или же очень светлое, в то время как сами ходили преимущественно в чёрном. Имперцы, несмотря на всю свою воинственность, всё же обладали хорошим вкусом.

Весь день Астэ с нетерпением ждал вечера. Когда, наконец, всё закончилось, и его отпустили домой, он намеревался зайти к себе, переодеться и бежать к Лэнги.

Дом его хозяина окружал небольшой сад; белая плитка, белые ограждения, яркие цветы — в основном синих оттенков. Сама постройка тоже была белая, с очень правильными, острыми формами; Астэ всегда немного удивляло это несоответствие предпочтениям жителей Империи. Впрочем, говорят, на их родной планете всё разительно отличалось; а это место скорее подходило для людей, похожих на Астэ и с той же ролью; однако это было странно, и он отмёл эти мысли за ненадобностью.

Проходя через сад, он заметил посетителя. Это было необычно — как правило, в это время дом практически пустовал; к тому же пришедший человек не был знаком Астэ.

«Наверное, какой-нибудь друг или коллега хозяина, — подумал он. — Во всяком случае, это не моё дело».

До этого имперец, кажется, разглядывал цветы; однако, когда Астэ проходил мимо него, его взгляд поменял направление. Поравнявшись с гостем, тот слегка поклонился в знак приветствия и намеревался пройти дальше, но его задержали вопросом о том, где владелец дома и когда с ним можно будет поговорить. Такая неорганизованность удивила Астэ, но виду он не подал и вежливо объяснил, что хозяин будет здесь ближе к ночи и что сейчас у него неотложные дела.

— Ясно, ясно… — сказал имперец, чему-то улыбаясь.

Затем его взгляд задержался на собеседнике, и он внезапно спросил:

— А ты дефектный какой-то, что ли?

Вопрос был крайне неожиданным для Астэ.

— Прошу прощения, я немного не понимаю…

— Ни у кого из вас ещё не видел таких чёрных глаз. У тебя зрачки вообще есть, а?

«Вот же прикопался…» — подумал Астэ, а вслух сказал:

— Разумеется, у меня есть зрачки. Иначе как бы я видел.

Затем, желая смягчить реплику, которая могла прозвучать грубо, он прибавил:

— Очевидно, производственная ошибка. Если Вас раздражает, я могу уйти или попросить для себя цветные линзы.

Имперец рассмеялся.

— Да нет, не утруждайся. Я не собираюсь часто здесь появляться.

После этой фразы он шагнул по направлению к Астэ, намереваясь, очевидно, похлопать того по плечу или дотронуться до волос. Дальше всё произошло молниеносно и позже вспоминалось смутно, как в тумане: как только рука подошедшего приблизилась, Астэ схватил её и заломил тому за спину, чуть было не вывернув. От неожиданности имперец даже не успел ничего ответить, однако быстро пришёл в себя, и в следующее мгновение нападавший уже лежал на земле.

Астэ и сам не понял, что это было; он хотел было принести извинения, но не смог — нога стоящего над ним больно давила на спину, сдавливая грудь и прижимая её к земле. Оправившись от изумления, имперец проговорил:

— Да ты и правда дефектный; как тебя вообще тут держат, с поехавшей кукухой?

Собрав все силы, прокашлявшись и кое-как глотнув воздуха, Астэ ответил:

— Хозяин на меня не жаловался.

— Ты ещё меня хочешь в чём-то обвинить?

С этими словами он надавил ногой ещё сильнее; лежащий снова закашлялся, сделав знак рукой, что ему нужно что-то сказать. Имперец на время расслабил ногу.

— Нет, Вы меня не так поняли, — проговорил Астэ. — Умоляю, простите это недоразумение, я не контролировал себя. Очевидно, я болен.

Немного смягчившись, но всё ещё пребывая в состоянии шока и раздражения, имперец сказал:

— Прийти сюда, потратить своё время, ждать непонятно сколько и непонятно зачем, и всё это для того, чтобы на тебя набросилась какая-то бешеная собака! Ну нет, тебе это с рук не сойдёт… — на этих словах он убрал ногу и, немного подумав, снял с себя подобие ремня через плечо, на котором обычно держалось оружие.

— Больной — значит, лечиться надо, — ухмыльнулся он. — Вставай, пошли.

Поднявшись, отряхнув одежду и бросив взгляд на ремень, Астэ проговорил:

— Прошу прощения, но я ведь Вам не принадлежу. Вы можете рассказать об этом инциденте моему хозяину, и он уже решит, что делать.

— Думаю, он меня поймёт, — осклабился имперец. — И вообще, тебе кто слово давал?

— Но Вы можете навлечь на себя скандал.

— А ты будто собираешься рассказывать об этом, м-м? Хочешь, чтоб тебя бешеным признали и прикончили?

Астэ понял, какой горький резон есть в этих словах. Он замолчал и покорно проследовал за имперцем, который, казалось, готов был потирать руки.

«Если кому-то и надо лечиться, так это тебе», — подумал Астэ, стараясь заглушить страх.

Они зашли в небольшое помещение в том же саду, похожее на оранжерею, разве что без растений. Оно не было заперто, да и сам сад не был огорожен — никому бы не пришло в голову что-то красть оттуда. Войдя внутрь, Астэ поблагодарил судьбу за то, что там никого не было.

— Раздевайся до пояса и ложись на пол.

Спорить было бесполезно — только раздражать; быстрым движением Астэ скинул верх и лег на пол, твердо намереваясь не издавать ни звука.

Но звук он всё же издал, с самого начала — уж очень неожиданно-обжигающим был удар. Вскоре он уже выл, отчаянно надеясь, что это скоро закончится. Жгло невыносимо; с каждым разом казалось, что следующего он уже точно не выдержит. Имперец смеялся.

— Ну что за жалкое создание!..

Тут Астэ не выдержал и ответил:

— Но я же не умею, как Вы, блокировать боль!..

— Ты что-то там ещё вякаешь?

— Да чем я хуже тебя!!! — эти слова вырвались примерно в том же состоянии, в котором он заломил руку своего мучителя; он их не контролировал, и теперь осознавал, что они могут за собой повлечь.

На секунду воцарилась мертвейшая, вгоняющая ужас под кожу тишина. Немного придя в себя после потрясения, имперец медленно проговорил:

— Да ты просто позор для своей нации. И как только тебя такого держат, да ещё и у кого держат…

«Нации?.. О чём он…» — внезапно вклинившаяся мысль на секунду разогнала животный страх; но это была лишь секунда. Потому что в следующий момент на Астэ обрушился такой удар, что ему показалось, будто поверхность спины рассечена до костей. Он издал крик; вслед за этим ударом последовал ещё один. Пока поднималась рука для следующего, Астэ прокричал:

— Пожалуйста простите меня, я был неправ, я ничтожество, я ошибка природы, я позор для своего хозяина, я недостоин того, чтобы Вы тратили на меня свои нервы и время, простите… — последнее слово он выдавил, вжимая голову в пол, с ужасом думая, будет ли это продолжаться. Он бы не выдержал; чувство у него было такое, будто со спины содрали кожу.

Имперец, похоже, решил, что на этом достаточно — всё же нехорошо портить чужое имущество, да и эти его крики могли привлечь ненужное внимание.

— Так уж и быть, хватит с тебя. Я и правда кучу времени на тебя потратил. Надеюсь, тебя скоро пристрелят, идиот несчастный.

Он вышел; Астэ продолжал лежать на полу. Боль, ненависть; он боялся сдвинуться с места, поэтому сжал изо всех сил кулаки и рыдал, уткнувшись в пол. «Да ты и правда ничтожество; полнейшее ничтожество!»

Он пролежал там до позднего вечера; он понимал, что надо встать и одеться (но как?..), что будет плохо, если хозяин увидит его здесь.

Внезапно он почувствовал чьё-то присутствие; он тут же вскочил, ощутив острую боль и чуть было не вскрикнув. Внутри у него всё упало; теперь-то ему точно конец.

Однако, как оказалось, он рано испугался — в помещение заглянул человек, похожий на него.

— Астэ? Что ты здесь делаешь?.. Ещё и… в таком виде… Что-то случилось?

— Ну а ты что здесь делаешь? — парировал тот.

— Да ничего, просто решил здесь отдохнуть немного… — смутился вошедший.

— А… прости. Слушай, Тэйра, у тебя нет какой-нибудь заживляющей мази?

Тот слегка удивился.

— Нет, откуда… Попроси у хозяина…

— Извини, но этого делать, думаю, не стоит: у него завтра важная встреча, и он будет в ярости, если узнает, что со мной что-то не так. Ну будь другом, а?..

— А что у тебя случилось?..

Астэ молча повернулся спиной.

Тэйра чуть было не вскрикнул.

— Превеликая Вечность, Астэ, что произошло? Тебе очень больно?

— С лестницы упал, — пробурчал тот. — Умоляю тебя, принеси мазь. Покопайся в вещах хозяина, он не заметит — я возьму чуть-чуть, и ты вернёшь её на место. А если он увидит меня такого, то и ты можешь попасть под горячую руку. Ну же, быстрее. Он скоро вернётся.

Тэйра вздохнул и быстрым шагом вышел из помещения. Он бы по-любому сделал так, как сказал Астэ.

Когда тот остался один, то подумал о том, что так и не встретился с Лэнги, и искренне понадеялся на то, что он не подумает, будто его обманули. Впрочем, если и подумает, то всё равно не обидится…

Мазь благотворно подействовала на спину Астэ: помимо заживляющих компонентов там были ещё и обезболивающие. Хозяина он встретил с обычным дружелюбным, ничего не выражающим лицом; тот ничего не заметил, да и был слишком уставшим для этого.

Глубокой ночью Астэ потихоньку выбрался из дома и направился к Лэнги.

Выслушав соболезнования и упрёки, Астэ, собравшись с духом, приступил к рассказу о своём сне.

— Для начала представь себе, — начал он, — что наши хозяева — никакие не боги.

— Ничего себе задачку ты мне задал!.. Если это для начала, то что потом…

— Постарайся.

— Ну допустим… представил… — сказал Лэнги неуверенно.

— Соответственно, — продолжил Астэ, — мы никакие не искусственно созданные зверушки, существующие для того, чтобы украшать жизнь наших величайших и великодушных создателей. Так?

— Ну… если представлять всё, как ты говоришь, то да. Но… кем и зачем мы тогда созданы?..

— Погоди, Лэнги. Я ведь ещё ничего не утверждал, — улыбнулся Астэ, получая наслаждение от смущения собеседника. — Так вот, если мы — сами по себе, то, выходит, и жить мы должны сами по себе. У нас должна быть собственная планета и собственные ресурсы.

— Астэ, ну не глупи… Мы ведь неспособны к самостоятельной жизни по причине неполноценности.

— Кто тебе это сказал?

— В смысле — кто?.. Это все знают, это понятно…

— А в чём проявляется эта неполноценность?

— Слушай, ну ты же знаешь: у людей вроде нас недоразвит какой-то там участок мозга…

— Какой участок, Лэнги? За что он отвечает?

— Какая разница… Это ведь уже означает неполноценность.

— А тебе не приходило в голову, что «недоразвитость» не обязательно мешает полноценно жить?

— Астэ… Есть вещи, которые тебе не понять. Если мы живём так, значит, по-другому быть не может.

— Кстати, Лэнги, — Астэ улыбнулся, прищурившись; казалось, предыдущую реплику он проигнорировал, — я знаю, ты рисуешь.

— Ну и что, — у того посинели уши, — и как ты узнал? Не говори, пожалуйста, никому…

— Стало быть, сам творческие способности проявляешь, — он не переставал улыбаться. — Значит, уже способен на что-то самостоятельное и живёшь не исключительно ради своего хозяина.

— Это ошибка… сбой в системе…

— Хм, где-то я уже сегодня это слышал. Слишком много ошибок на квадратный метр. В общем, я к чему это веду, Лэнги. Знаешь, что Она сказала мне в этот раз?

Тот волей-неволей весь превратился во внимание.

— Планета, на которой мы сейчас находимся — наша.

Он выждал секунду, наслаждаясь произведённым эффектом.

— Все здешние ресурсы — наши. Мы — свободные, полноценные, культурно и интеллектуально развитые лю-ди. А они… они просто воспользовались нашей временной слабостью и присвоили чужое себе. Лэнги, я хочу, чтобы ты понял. Есть слово «мы», и мы не дополнение, не рабы; мы нация.

От этих слов Астэ аж сам ощутил мурашки по коже. Лэнги сидел тихо; по всему его виду было понятно, что он пытается вникнуть.

— И ты, — продолжил Астэ, — не слушал бы меня сейчас с таким напряжением и не интересовался бы моими снами, если бы сам в глубине души и может, не вполне осознанно, не предполагал подобного. А в довершение всего, — он усмехнулся, — приведу тебе цитату одного из так называемых богов, того самого, который сегодня на мне оторвался: он сказал, что я «позор для своей нации». Если бы не мои сны, я бы его не понял. Но теперь я понимаю. И, надеюсь, осознаёшь и ты.

Лэнги молчал; затем посмотрел на Астэ серьёзными глазами.

— Ты не представляешь, — не удержался Астэ, — какую надежду мне это даёт. Ну да ты и сам видишь — я не могу нормально спать по ночам. Меня вечно что-то будто зовёт; и Она, Она говорит все эти вещи мне, именно мне…

— Дело в том, что меня тоже что-то зовёт. И не будто, а по-настоящему.

Астэ посмотрел на него вопросительно, с удивлением.

— Я отчасти поэтому интересовался твоими снами; раньше говорить боялся, но теперь, думаю, можно. Знаешь ведь о ментальной связи? Ну ты-то должен знать.

— Чего?.. Нет…

— Погоди, правда? Ты… ни разу не общался мысленно?

— Что?

— Но ведь это обычное дело, мне казалось, все это применяют, особенно когда не нужно, чтобы хозяин услышал.

— Ладно, проехали… Продолжай, — на этом моменте Астэ вспомнил, как порой такие же люди, как он, посматривали на него удивлённо-снисходительно; и теперь он понял, почему.

— Так вот, в последнее время я чувствовал определённый призыв, ну что-то вроде прийти в конкретное время в конкретное место.

— И ты туда ходил? — быстро спросил Астэ.

— В том-то и дело, что нет… Какое-то время я опасался, что это ловушка или что со мной что-то не так; но потом ты стал рассказывать все эти вещи… Я, конечно, до сих пор не до конца верю…

— Мы пойдём туда вместе.

Сказано это было твёрдым тоном, не предполагающим возражений.

Они вышли в прохладную, окатывающую освежающим воздухом ночь. В этой атмосфере пустоты и отсутствия, в этих висящих в воздухе безразличии и мнимой вседозволенности — за счёт пустых улиц — Астэ видел очарование. Вот они будто бы свободны, а вдохнёшь полной грудью — и вовсе ощущаешь себя хозяином этого места. Это было странновато, но будоражило до костей. Казалось — нет Империи, нет этих людей, и не было никогда. Сон, кошмар, наваждение.

Вот они отошли от города — острые белые постройки какого-то не имперского происхождения виднелись вдали. А впереди были просторы — для тела и души. Поля, будто колышущиеся на ветру, как волны, упираются в горы, похожие в большинстве своём на потухшие вулканы — на вершине почти каждой кратер с кристально чистой ледяной водой. Пройди они чуть дальше, и перед ними расстелилось бы море цвета индиго, омывающее фиолетовые скалы, вода на которых поблёскивает серебряным, будто жемчужины. Именно в этих скалах частенько встречаются пещеры, изнутри которых льётся мягкий зеленовато-голубой свет, наполняющий той энергией, которая пронизывает всё и течёт в каждом живом существе. Той энергией, владение которой совершенствовали жители Империи, направляя на войну и разрушение, и той же, которая использовалась когда-то давно народом, к которому принадлежал Астэ, в мирных целях.

Шли тихо, будто крались. Люди этого народа в целом были тихими, жили смиренно и покорно, будто и не жили вовсе. Разумеется, знания об использовании энергии были утрачены уже вместе со следующим поколением после завоевания. Периодически Лэнги останавливался, нервно оглядываясь; сначала Астэ делал то же, потом просто закатывал глаза на этих моментах. Опасность не была преувеличена Лэнги; просто у его спутника было куда больше опыта ночных вылазок.

Вскоре Астэ выдохся; Лэнги посмотрел на него с удивлением — тот только вымученно улыбнулся. У него были причины для такого состояния. Вскоре оба почувствовали какое-то волнение в воздухе — стало даже тяжелее дышать, и будто слегка подташнивало, и вверху головы появилось странное ощущение. Лэнги выглядел невозмутимым; для Астэ это было в новинку, и он разволновался.

Они поднялись на холм, на небольшую поляну. И им открылось невероятное, хоть и предельно простое, но завораживающее до глубины души зрелище.

Люди сидели вкруг. Сидели, казалось, неподвижно — только слегка покачивались — в такт траве?.. Спины прямые, ветер колышет длинные белые волосы, глаза закрыты, головы приопущены. От этого Астэ даже вздрогнул. «Неужели они не боятся… сидеть так открыто? Или же их отпускают?..»

Лэнги стремительным шагом стал приближаться к остальным. Астэ даже удивила такая уверенность; он не спеша пошёл следом. А затем произошло невероятное: Лэнги просто сел среди них и замер, совершенно так же — и не скажешь, что он только пришёл. «Опять, что ли, эта ментальная связь…» — Астэ вконец разнервничался.

Будто почувствовав и пожалев несчастного, один из людей открыл глаза и приглашающе на него воззрился. Взгляд был мягкий, но непроницаемый. «Чёрт, — подумал Астэ, — да ты трясёшься, будто перед тобой — имперцы. Просто подойди и сделай, как он». Страх смешивался с восхищением, и Астэ почему-то казалось, будто его видят насквозь, что, впрочем, было не вполне безосновательно. Он собрался с духом, подошёл отрывистым шагом и сел туда, где было больше места, не переставая вопрошающе смотреть в глаза тому человеку. На секунду ему даже показалось, будто тот слегка усмехнулся. Астэ ждал.

Наконец, люди стали потихоньку открывать глаза и мягко, ненавязчиво рассматривать пришедших. Один из них — тот самый, что сделал это первым — спросил без всяких предисловий:

— Это тебе снятся сны, в которых некое высшее существо призывает нас предпринять усилия, чтобы снова стать свободными?

«Снова. Я был прав. Я был прав!» — сердце Астэ лихорадочно забилось; однако надо было что-то ответить. Он не вполне понимал, можно ли то, что снится ему, назвать высшим существом, но вступать в долгую дискуссию на эту тему не хотелось. Поэтому он просто кивнул, одновременно почувствовав нахлынувшее внезапно ощущение собственной значимости.

— Мы уже давно знаем, что такой человек есть, — мягко пояснил собеседник Астэ, — но всё никак не удавалось тебя вычислить. Ты и сейчас непроницаем; но это поправимо, не переживай, — конец фразы был сказан довольно быстро.

Удивительно, но в этот раз Астэ даже не почувствовал обычного смущения. Его захлестнуло желание высказать всё сейчас, чтобы все наконец знали — ведь теперь он убедился, что это правда — чем является его народ, и какая ужасная ошибка произошла. Его глаза заблестели: хотелось быстрее, как можно быстрее.

Вскочив с места, он выбежал на середину круга. Оглядел всех — взгляды были сосредоточены на нём; усталость как рукой сняло.

— Да, это так, — начал он, — мне снится некий человек; Она внешне чем-то напоминает имперцев — но не из них явно. Она говорила мне, что мы свободный народ и что эта планета принадлежит полностью нам.

Он на мгновение замолчал, переводя дыхание — оказывается, он всё же очень волновался — а затем, как бы опасаясь недоверия, быстро затараторил:

— Я сначала не поверил — слишком это было похоже на бред; но Она виделась мне снова и снова, и… — он перевёл дыхание, — не могло это всё быть неправдой, а знаете, почему?! Она объяснила мне, что мы так же, как имперцы, можем использовать энергию, на нашей планете есть кое-какие места, в которых она сосредоточена, такие пещеры с голубоватым светом — их много у моря, можете сами проверить, и ещё — подальше в горах, и я… — он снова перевёл дыхание и окинул взглядом всех, — я, разумеется, решил это проверить, и у меня получилось, я тренируюсь почти каждую ночь, и у меня уже с лёгкостью получается ломать деревья, а ещё я могу спалить что-нибудь разом — но это сложно — в общем, мы тоже люди, мы полноценные люди, и вы все тоже это можете, они не имеют права нами командовать!!! — тут он понял, что немного забылся, и продолжил уже тише, слегка смутившись. — Естественно, я могу продемонстрировать всё, о чем говорил.

Люди смотрели крайне задумчиво; у некоторых на лице читалось подобие воодушевления, шедшее, однако, из самой глубины сознания и поэтому не сразу заметное.

Наконец один из людей сказал:

— Мы тебе верим. Твои сны очень важны. Но, боюсь, вряд ли кто-то из нас сможет использовать энергию так же, как ты.

— Но почему?.. — Астэ смутился. — Мы же одинаковые; и для кого тогда пещеры?

— Ты немного не понимаешь, — улыбнулся другой человек, тот, который первым заговорил с Астэ, — ведь эту энергию можно применять по-разному. Имперцы, к примеру, развивают навыки владения ей для военных действий — они видят в этом наилучший для себя способ достижения совершенства («Или порабощения беззащитных народов и получения наживы», — подумал Астэ, внутренне усмехнувшись; но всё же эти слова его удивили). Для того, чтобы это было возможно, они используют природную агрессию. А как же ты сделаешь это, не имея такого качества?

— В смысле? — вопрос поставил Астэ в тупик. — Нельзя его не иметь. Когда тебя обижают, ты по-любому чувствуешь обиду и злость.

— Для того, чтобы что-то чувствовать, нужно быть на это способным, Астэ.

Тот даже не удивился, что его назвали по имени. Он внезапно ощутил волнение, а затем мысль пронзила его, будто стрела, растёкшись по венам дрожью. Он медленно поднял взгляд на сидящих, а затем, с трудом приведя себя в спокойное состояние, сказал:

— Они ведь всё время говорят, что мы неполноценные потому, что у нас слабо развита какая-то там область мозга… Неужели…

— Да, когда-то давно они воспользовались тем, что мы просто не в состоянии дать отпор, потому что, к сожалению, в голову никому не приходило, что кто-то на кого-то может напасть.

Астэ какое-то время тупо смотрел перед собой, в пустоту. Затем спросил:

— Простите, а… а со мной-то что не так?

Какой-то человек встал с места, подошёл к нему, приложил свои ладони к его и сказал:

— Не волнуйся, с тобой всё так. Просто ты человек нового типа.

Этот крайне успокаивающий жест удивил Астэ до глубины души. Он вроде как не показывал особого смятения, его лицо было почти ровным, а тон у того человека был такой, будто Астэ чуть ли не сорвался. Впрочем, внутренняя тревога действительно нарастала вихрем. А ещё его поражало то, что он будто бы разговаривал сразу со всеми, и кто бы ни ответил ему, этот ответ как бы исходил от всех. «Когда-нибудь я тоже так научусь».

Видно было, что присутствующим немного неловко говорить вслух, но того требовала обстановка. Поговорив ещё немного, Астэ узнал, что эти люди появились на свет ещё до завоевания — длилось оно уже почти что тысячу лет. На протяжении всего этого времени они сохраняли язык и культуру, держа всё в тайне, опасаясь наказания.

— А мне всегда язык имперцев резал слух! — радостно воскликнул Астэ. — Жду не дождусь научиться нашему и разговаривать, как человек!

— Они ведь тоже люди, — мягко поправил его кто-то.

— Да, я знаю, но… — Астэ смутился.

Они пробыли там ещё немного; наконец появилось ощущение, что люди собираются уходить. Один из них обратился к Астэ:

— Нам всем нужно тщательно обдумать сказанное тобой. Через одну ночь на этом же месте, когда четвёртый спутник достигнет зенита.

Весь следующий день Астэ был как на иголках. Невероятный подъём, ощущавшийся в последние дни, казалось, достиг апогея. Он ведь знал, знал, что это всё правда; а как часто он, после тяжёлого дня, сидел и думал о том, как же тщетна, бессмысленна его дурацкая жизнь, как выматывают эти глупые, никому не нужные и, главное, непонятно за что свалившиеся обязанности перед… самозванцами. Чёртовыми самозванцами. Он сжимал кулаки, когда об этом думал. И искренне не понимал, как его собратья не чувствуют подобного. Вообще, к ним он испытывал крайне странные, противоречивые чувства. С одной стороны, он всей душой любил свой народ и чуть ли не боготворил его — это было единственной, непререкаемой ценностью. С другой — иногда он их почти что презирал; ему было стыдно за это, он ненавидел себя в такие моменты, но ничего не мог поделать — так раздражала эта неспособность дать отпор. А может, он просто чувствовал себя каким-то не таким.

Ночью он снова пробрался в дом, где жил Лэнги, напугав того до полусмерти слишком внезапным появлением. Астэ горел желанием научиться общаться мысленно.

— Да как же я это сделаю… Оно же само как-то… — Лэнги растерянно смотрел на того своими большими, грустными глазами.

— А почему у тебя само, а у меня не само, — проскулил Астэ.

— Не знаю, честное слово…

Максимум, чего ему удалось добиться от Астэ, так это того, что тот ощущал определённое волнение, когда к нему взывали слишком уж настойчиво.

Это гораздо позже Астэ будут говорить, что ему и не обязательно читать мысли для безупречного распознавания эмоций и ожиданий. А сейчас он, не желая больше мучить бедного Лэнги, ушёл обратно к себе.

Четвёртый спутник стоял в зените. В это время планета синего цвета с кольцами вокруг, выкатывавшаяся из-за горизонта каждую ночь, находилась довольно высоко на небосводе.

Астэ был взволнован и даже немного напуган. На вопрос о том, что случилось, он быстро ответил:

— По дороге сюда я видел в небе странное существо — точнее, это было какое-то животное, но я никогда прежде подобного не встречал…

— Ты можешь его описать? — спросил один из людей.

— Белое, с крыльями, — это было первое, что сказал Астэ.

Затем он подумал и добавил:

— Большое. Пролетело как молния, я не успел разглядеть.

Люди переглянулись; их лица как-то посветлели. Один из присутствующих сказал:

— Это хороший знак — они ведь не появлялись с начала завоевания, и мы все были уверены, что они вымерли… Эти животные обитают здесь столько же, сколько и люди, и тесно с ними взаимосвязаны. Они, если что, такие же безобидные, — уточнил он специально для Астэ. — С виду они чем-то напоминают имперских пантер — только белые, с крыльями и перьями под ушами и на кончике хвоста. До завоевания они считались священными животными. На нашем языке они называются «эио-ом».

— Э… о… э-э-э… что?

— Что, так сложно произнести? — рассмеялся человек. — Ничего, научишься ещё. Наш язык сильно отличается от языка, на котором говорят в Империи; тебе, как представителю новых поколений, возможно, будет трудновато.

— Да, пожалуй… — сказал Астэ смущённо. — А что оно вообще означает? И как вообще различать эти слова, ты будто не сказал, а спел…

Человек дружелюбно улыбнулся.

— Тут всё просто: «эио» — это «небо», «ом» — предлог «к». Дословно — «к небу»; ну а что ты хочешь? Они ведь летают.

— Да, это всё очень логично, — ответил Астэ, — только вот выговорить очень… м-м-м… сложно.

Однако вскоре смущение прошло — уж очень воодушевляло и захватывало это всё. Он как нельзя сильно чувствовал причастность, и это было поразительно.

Когда люди уселись вкруг, один из них обратился к Астэ:

— Мы решили, что раз ты можешь использовать энергию для разрушения, то и мы можем. Это могло бы кардинально изменить ситуацию — не уверен, что мы были созданы для рабства; это бессмысленная жизнь. Имперцы не считают нас за людей, но, думается, если бы они увидели, что мы обладаем их способностями, то изменили бы мнение.

— Боюсь, им нужно это не просто увидеть, — вздохнул Астэ.

По кругу будто бы прошла какая-то волна. Тут Астэ не выдержал — его как будто подхватил некий порыв. Он вскочил и выбежал на середину круга.

— Вы знаете, что имперцы делают, если встречают какое-либо сопротивление?

Люди смотрели на него; кто-то чуть заметно кивал.

— Недавно, — Астэ усмехнулся, — я больно схватил одного из них за руку, когда тот хотел дотронуться. Не спрашивайте — сам не знаю, зачем; это вышло случайно. Знаете, чем это для меня закончилось?

Выдержав небольшую паузу, он показал спину, медленно поворачиваясь вокруг себя.

По кругу прошла ещё одна волна. Астэ продолжил:

— Я просто хочу, чтобы вы поняли. Либо они, либо мы. По-другому с ними нельзя.

— Поэтому, — сказал Астэ после ещё одной паузы, — я хочу предложить кое-какое решение. Все мы знаем, что генная инженерия в Империи работает на ура — иначе как бы им вообще хватило смелости высказывать такие оскорбительные теории насчёт нашего происхождения. Кто сказал, что дефекты — как они это называют — в мозге нельзя исправить? А если и вовсе создать новых людей?

— Боюсь, это было бы проблематично… — сказал один из сидящих.

— Да нет, не так уж, — улыбнулся Астэ. — Лэнги, ты не мог бы подойти?

Тот мгновенно открыл глаза и вопросительно глянул на Астэ. Затем молча встал и подошёл к нему.

— Это мой друг, — сказал Астэ, слегка указывая на него рукой. — Его хозяин… в смысле, я хотел сказать — человек, у которого он живёт — работает в правительстве. То, что сейчас у них война, все в курсе — да это и не удивительно. Но вот война эта обходится им очень, очень дорого — в кои-то веки они встретили по-настоящему конкурентоспособного противника. Скажи, Лэнги, какие опасения они недавно высказали на одном из заседаний?

Затем он добавил, чуть смутившись:

— Только вслух, пожалуйста. Нужно же мне слышать тоже, да и вообще…

Встретившись с Астэ взглядом, Лэнги будто поймал мысль. Он сказал:

— Они считают, что Империя в этот раз имеет шансы на поражение. И что, вероятнее всего, в войне придётся задействовать практически всё население.

— А это значит, — продолжил Астэ, — что мы останемся почти одни, не считая тех групп, которые воевать не могут — таких, ясное дело, по пальцам пересчитать. Вот тут и сыграет то, что они считают нас безмозглыми животными.

Тут уже, казалось, сам воздух колыхался. Видно было, что люди обдумывают сказанное им.

Тут Лэнги посмотрел ему в глаза, затем на всех, и сказал:

— Астэ, и все остальные. Я просто хотел сказать, что, возможно, не обязательно вмешиваться в работу мозга таким образом. Люди могут развить эту область по собственному желанию. Надеюсь, вы понимаете, о чём я.

Астэ долго смотрел на него, затем подошёл, взял за обе ладони, подражая тому человеку, и сказал:

— Да. Я понимаю.

Затем, чуть погодя, он добавил, обращаясь уже ко всем:

— Надо вывести людей из этого состояния анабиоза. Они должны узнать, кем являются. Прошло много времени — каждое новое поколение претерпевает изменения. Невозможно, терпя каждый день этот имперский беспредел, оставаться равнодушным! У меня… у меня есть навыки, и я готов передать всё, чем располагаю, остальным.

Когда его слова были обдуманы, как и дальнейшие действия, один из людей встал и обратился к Астэ и Лэнги:

— Полагаем, вам двоим следовало бы дать нормальные имена — как у всех нас.

Те промолчали, но волнение было видно хорошо.

— Если позволите, — продолжил тот человек.

Они кивнули; тогда он сделал нечто крайне необычное. Подошёл сначала к Астэ, также приложил свои ладони к его, только в этот раз они ещё и касались лбами, опустив головы. Постоял так несколько секунд, затем проделал то же и с Лэнги. Потом отошёл, указал поворотом головы на Астэ и сказал:

— Эйи — «рассветная звезда».

После — на его спутника:

— Лайи — «узор из перьев на крыле эио-ом».

Астэ казалось, что он сейчас задохнётся. Ему дали имя, настоящее имя на его родном языке, он будто бы стал ещё ближе к ним, к тому, что было изначально и что не удалось искоренить за целую тысячу лет…

Однако это был ещё не предел.

Люди слегка придвинулись друг к другу и взялись за руки. Они немного опустили головы, и через несколько секунд воздух наполнился удивительными, ни на что не похожими звуками.

Видно было, что люди не поют, а говорят; но то, как они говорили, напоминало пение, как показалось Астэ — ангельское. Голос каждого отдельного человека вливался в общий поток голосов; он струился в воздухе, как ручей, не натыкающийся на препятствия, как пение птиц; казалось, это и впрямь что-то неземное; а язык имперцев — кажущийся в сравнении с этим грубым, лающим, будто камни скатываются со скалы — Астэ и вовсе не хотелось вспоминать.

Когда Астэ и Лэнги были практически дома — оставалось лишь повернуть в разные стороны — первый сказал:

— Спокойной ночи, Лай-и.

Тот улыбнулся и ответил:

— И тебе хорошо доспать остаток ночи, Эйи.

Астэ даже немного дёрнулся.

— Ничего себе! Это ты как… так чисто произнёс, совсем как они! У меня так не получается… — он как-то смущённо опустил голову.

— Да не переживай ты так, получится ещё. У всех ведь разные способности. Мне, к примеру, во сне никто не является, — он снова улыбнулся, ободряюще и примирительно.

Астэ ответил ему тем же, хотя улыбка и была немного нервной. Они разошлись по домам.

***

На следующий день его ждала довольно неожиданная новость. Его собирались подарить другому человеку.

Дело было в том, что его хозяин, хоть и занимал довольно высокое положение, но всё никак не мог продвинуться выше. А тут появился человек, который, благодаря своему влиянию, помог ему в этом. Он был известен своим переменчивым характером и довольно часто возникающими спонтанными решениями, поэтому, чтобы удержать позицию первое время, приходилось изворачиваться. К тому же хозяин Астэ был намерен заполучить дружбу того человека.

— Знаешь, он ведь ещё такой любитель экзотики, — сказал он Астэ. — Ну, эти твои глаза и способность говорить без акцента… Уверен, он оценит.

— Очень надеюсь, — проговорил Астэ тихо.

— Хм, но вот эти синяки под глазами… Слушай, я же нормально тебя кормлю; чего ты такой полумёртвый?

— Не знаю… Э-э… Экзотика, — он натянуто улыбнулся, наивно посмотрев собеседнику в глаза и издав смешок.

А потом Астэ было не до смеха. На фоне дома белого цвета — побольше, чем у предыдущего хозяина — и экзотических деревьев, привезённых с родной планеты имперцев и растущих в специальных стеклянных мини-помещениях наподобие теплиц, на дорожке, выложенной неровными красно-оранжево-жёлтыми камнями, стоял тот самый человек, ремень которого так хорошо недавно прошёлся по спине Астэ.

Глава 2. Сквозь тернии к новым терниям

У Астэ было такое чувство, будто внутри что-то упало сверху вниз, оставляя за собой пронзительный воздушный тоннель. В этот момент ему хотелось находиться где угодно, только не там. Стало тяжеловато дышать, и изо всех сил хотелось изобразить какую-нибудь гримасу на лице — страха, ненависти — но лицо нужно было сохранять каменным. На самом деле, первой его мыслью было то, насколько некстати появился этот имперец — он ведь только-только начал осуществлять давно желаемое, а тот мог знатно помешать или — кто знает? И вовсе пресечь. Теперь он имел на Астэ полное право.

«Может, убежать?..» Нет, убегать нельзя. Если имперец изначально не планировал его убивать, то после этого точно убьёт.

Во время всех этих размышлений, метавшихся в голове молниями, Астэ не забывал слегка улыбаться, медленно идя чуть поодаль уже бывшего хозяина. Когда они подошли ближе, люди обменялись приветствиями; на Астэ воззрилась пара огненно-янтарных, насмешливых глаз.

— Ух ты. Какая встреча, — сказал имперец намеренно удивлённо.

— Он Вам чем-то запомнился до этого? — быстро спросил бывший хозяин Астэ.

— Запомнился? Да не то слово! — он всё ещё улыбался; у Астэ душа окончательно провалилась в пятки, казалось, вот-вот, и он грохнулся бы.

— Мы виделись совсем недавно, — продолжал тот. — Он оказал мне очень любезный приём в Вашем саду — дом, к сожалению, был заперт (на этих словах занервничал уже другой имперец) — но Вы не переживайте, меня совершенно не обременило ожидание (собеседник разнервничался вконец): Ваш замечательный питомец поразвлёк меня интересным разговором, да и в целом у Вас красиво — мне нравятся Ваши тёмно-синие цветы, знаете, на фоне белых дорожек и ограждений… синее на белом фоне вообще прекрасно, на мой взгляд, смотрится; думаю, росли бы эти цветы у меня, не удержался бы и засадил ими всё. Извините, увлёкся; благодарю за столь милый подарок, хоть и бракованный, ха-ха. А теперь я хотел бы, как мы и планировали, поговорить с Вами — пройдёмте, у меня есть отличная беседка. А ты… — он посмотрел на Астэ, затем обратился к собеседнику. — Как Вы его зовёте?

Было видно, что другой имперец изо всех сил сохраняет присутствие духа. Обрадовавшись, что ему наконец задали конкретный вопрос, он ответил:

— Я зову его… точнее, прошу прощения — я звал его Астэ, но это так, поскольку Вы спросили; Вы, разумеется, измените имя на свой вкус.

— А отзываться он на другое имя будет, м-м?

— Простите? — имперец сделал вид, что не вполне понял, хотя он и правда не понял.

— Ах нет, ничего, — он рассмеялся. — Оставим пока прежнее. Астэ, приготовь нам попить, пока мы беседовать будем. Что-то мне подсказывает, — он ухмыльнулся, — что этот разговор будет либо слишком долгим, либо слишком коротким.

Убитой походкой Астэ прошёл в дом. У входа его ждал человек — тоже один из рабов. При том, что астеническое телосложение было общей чертой всех людей народа Эа (так, как узнал Астэ, называли себя его люди), этот казался совсем уж маленьким; добавлял впечатление довольно низкий рост. А глаза его были даже ещё больше и ещё наивнее, чем у Лэнги. У них был редкий, светло-фиолетовый цвет — они напоминали два аметиста.

Когда Астэ приблизился, тот глянул ему в лицо и слегка вздрогнул; затем дружелюбно улыбнулся, вскользь дотронулся до его руки и предложил показать дом. Вошедший благодарно кивнул.

Вообще, Астэ всегда удивляло несоответствие внешнего вида домов их внутреннему убранству. Ослепительно белые снаружи, с такими геометричными формами, хоть и не очень большие и не высокие, внутри они были чаще всего тёмно-серыми с красными или оранжевыми «прожилками» — имперцы также были любителями делать такую подсветку — а преобладающими формами были круги и овалы. Проявлялось это везде: и в винтовых лестницах, и в больших овальных панно на стенах, изображавших очень часто пейзажи родной планеты имперцев — выполнены они были под «окна». А чтобы ещё полнее погрузиться в атмосферу, с лестниц и прочих возвышенностей свисали красного цвета растения наподобие плюща и лиан, так напоминавшие алые «джунгли» на родине Империи. У многих на стенах были также гигантские изображения нынешнего правителя, или различные боевые сцены, или же просто картины с каким-либо представителем их расы, соответствующего, по их мнению, идеалам красоты — эти стандарты, впрочем, имели довольно широкие рамки. Данные изображения были настоящими произведениями искусства, идеальным образцом взаимодействия культур и стилей, которого имперцы, скорее всего, и не замечали. Выполнены они были в виде витражей — множество стеклянных кусочков будто светились яркими, насыщенными цветами, так и врезавшимися в глаза. В то же время была в них какая-то плавность, и цветовая гамма во многом выдавала имперский стиль.

Астэ досталась маленькая комнатка на чердаке с единственным окном, выходящим на крышу — у него возник вопрос, открывалось ли оно вообще когда-нибудь: воздух был довольно спёртым. А также ему было интересно, каким образом по ночам из этого окна вылезать — придётся спрыгивать с крыши.

Ближе к вечеру два имперца наконец вышли из беседки. Вид у бывшего хозяина Астэ был вымотанный, но довольный — видно было, исход разговора его устраивает. Астэ всегда удивляло то, что они так много говорят — они сделали из этого целое искусство — и то, что при помощи различных увёрток могут убедить собеседника в чём угодно. Похоже, общаться телепатически они даже не пробовали — да и зачем, это, наверное, было бы им менее интересно. А ещё Астэ всегда было любопытно, был ли его народ таким тихим и немногословным и до завоевания.

Пока те говорили, Астэ вместе с тем человеком — его звали Этрэ — приготовили горячо любимый имперцами напиток; редко в Империи встречался человек, который не делал бы регулярно хоть глоточек после напряжённого дня. Напиток был крепким и имел терпкий запах; имперцы называли его «кветт».

— Можешь идти, Этрэ, — сказал хозяин дома после того, как другой имперец, выпив из вежливости стаканчик, ушёл. — А ты останься, — он посмотрел на Астэ.

Когда Этрэ удалился, он продолжил:

— Ну, давай познакомимся, что ли. Меня зовут Гэрет, в недавнем прошлом я заместитель командующего одним из имперских элитных отрядов — не буду называть, всё равно не запомнишь, — сейчас, при экстренном военном положении, я исполняю роль ответственного за безопасность колонии, — он улыбнулся.

Астэ кивнул. Он не особо понимал, зачем ему это всё рассказывают.

— А что касается тебя, — Гэрет улыбнулся ещё шире, — я уже знаю — ты ведь представился в прошлый раз. Только вот непонятно, кем же конкретно тебя считать, — он закатил глаза, вспоминая, — ничтожеством, ошибкой природы, позором для своего хозяина, или же — но это уже мои домыслы — позором для собственного… кхм… вида?

Астэ всё сильнее и сильнее осознавал, какая его теперь ждёт жизнь.

— Хотя… — не унимался имперец, — насчёт последнего тут дилемма. С одной стороны, агрессивный, а с другой — так чисто говоришь, без рабского акцента, в отличие от твоих тупых сородичей.

На этих словах Астэ уже не смог сохранять спокойное доброжелательное лицо. Руки непроизвольно сжались в кулаки; он убрал их за спину.

— М-да-а, действительно сложно. А? Ты что-то занервничал, смотрю?

Астэ слегка вздохнул и ответил:

— Нет, Вам показалось. Просто мне немного нехорошо. Прошу прощения.

Гэрет хитро прищурился, как-то по-особенному зло ухмыльнулся и сказал:

— И ты действительно, что ли, чувствуешь какую-то с ними общность?.. Ты-то?..

Стрела попала в мишень: Астэ разжал кулаки, опустил руки и теперь смотрел куда-то в пустоту. Это немного смутило имперца — тот, очевидно, ожидал другой реакции. Разочаровавшись, он стал постукивать пальцами по коленке — он сидел нога на ногу. Немного подумав, сказал:

— Ладно, можешь идти. Устал я сегодня.

***

Этой ночью Астэ снова не мог уснуть. Однако причиной в этот раз было не только непонятное воодушевление, сопровождавшее его в последнее время почти всегда, но и пронзительная горечь, появившаяся после разговора с новым хозяином. Она не хотела отпускать: вспыхнув в районе сердца, она будто пронизывала тело насквозь. До этого он ни разу не слышал такого от кого-либо из имперцев. А у этого будто сильно страдало чувство собственного достоинства. «Хотя, кого обманывать. В чём-то он явно был прав», — допустив эти мысли себе в голову, Астэ тут же об этом пожалел.

Он лежал, уткнувшись лицом в кровать и сжав кулаки. Из горла, периодически сдавливаемого спазмами, вырывались всхлипывания.

Состояние беспокойной дремоты прервал какой-то посторонний звук. Астэ мгновенно вскочил; сердце бешено колотилось о стенки грудной клетки. Звук исходил от окна сверху. Задрав голову, Астэ увидел там Лэнги.

Он тут же встал на кровати — потолок его комнатушки был довольно низким — и открыл окно. Затем придержал нежданного посетителя руками, чтобы тот не произвёл лишних звуков во время прыжка вниз.

Теперь Лэнги сидел напротив него; Астэ успел отметить, что его глаза горят не появлявшимся до этого огнём. Хотя нет, где-то он уже подобное видел — кажется, это было тогда, когда тот перед всеми говорил о том, что не обязательно искусственно вмешиваться в работу мозга, чтобы люди захотели дать Империи отпор.

— Астэ, уже нашлись добровольцы, — начал он без предисловий. — Эти люди готовы учиться использовать энергию… как имперцы.

Астэ даже не стал спрашивать, каким образом так быстро удалось передать информацию. Эта ментальная связь, видимо, никогда не будет ему доступна. Он мгновенно собрался с мыслями и ответил:

— Это точно?

— Абсолютно.

— В таком случае, закончилось время, когда я ходил тренироваться один, — он усмехнулся. — Они все имеют возможность уходить ночью?

— Астэ. Даже если не имеют, то найдут.

В этот момент огонь в его глазах стал виден наиболее явно. Астэ даже вздрогнул — такой это был взгляд. И куда только делся прежний, пугливый и осторожный Лэнги. Хотя… это и впрямь казалось далёким прошлым; теперь он Лайи (тут Астэ даже мысленно запнулся), теперь он часть собственного народа. Эта черта была настолько необычной, настолько новой в этих отдалённых друг от друга людях, что Астэ, помимо удивления, испытал к ним невероятное уважение.

Тут на какое-то мгновение лицо Лэнги переменилось, а глаза снова стали наивно-грустными. Он осторожно спросил, глядя в лицо Астэ:

— Кстати, а… а с тобой всё хорошо?..

«Чёрт», — подумал тот, а вслух сказал:

— Да, совершенно.

— Ты извини, если что, это я так спросил… А то у тебя глаза так посинели…

— Я просто слишком долго смотрел на солнце, — мрачно ответил Астэ.

***

— О, пресвятое будущее нашей превеликой Империи, ну почему ты такой придурок! — закатил глаза Гэрет, отпив глоток свежеприготовленного кветта. — Ты даже это сделать нормально не можешь!

Астэ стоял перед ним, изо всех сил недоумевая, как он мог перепутать ингредиенты.

— Ну неужели мне придётся использовать для этого специальный автомат, ты за кого меня принимаешь вообще?.. Стоило одному заболеть — так всё, зверушка ты экзотическая безрукая…

— Я прошу прощения, это было сделано не нарочно. Я по ошибке положил не тот компонент. Если позволите, я сделаю новый — это не займёт много времени.

— Новый ты, конечно же, сделаешь, куда ты денешься… Фу, ну невозможно же пить. Сам вот и выпей, я посмотрю.

— Может, не стоит?..

— Нет, очень даже стоит. Если это запорол, хоть повеселишь меня зрелищем. Держи.

Астэ посмотрел на тёмную поверхность отвратительной жидкости. Он не представлял, как будет это пить.

— Погоди, я что-то придумал! — хихикнул имперец. — Этрэ!

Сверху послышалось шуршание, затем слабый голос. Гэрет продолжил:

— Ты не сдохнешь там, если быстренько принесёшь мне мою накидку?

Послышались торопливые шаги. Вскоре Этрэ стоял перед имперцем, держа накидку в руках. Он мельком посмотрел на Астэ, который стоял со злополучным стаканом в руках и искренне не понимал, что сейчас должно произойти. Во взгляде Этрэ было сочувствие.

— Ну всё, иди, чего встал.

После того, как тот ушёл, Гэрет сказал:

— Я эту накидку всё равно выкинуть собирался. Так что давай, надевай. Будет пародия на человека, — он рассмеялся, и от удовольствия чуть ли не потирал руки.

— Но нам ведь не полагается носить имперскую одежду, — тихо проговорил Астэ.

— Тут я решаю, что тебе полагается, а что нет. Благодарен мне должен быть вообще-то!

Со вздохом Астэ надел накидку. Собрался было быстро, залпом выпить, но треклятый имперец снова его прервал.

— Постой, не так скоро, я ещё кое-что придумал! О, ну какая умора… В общем, перед тем, как выпить — помни, целый стакан — скажи: я презренный раб, и я облачаюсь в эти одеяния и пью этот священный напиток в надежде, что это сделает меня человеком!

Несколько секунд Астэ смотрел на того, как на идиота. Это и впрямь было очень странно. Потом он подумал, что лучше уж так, чем быть потом избитым. Он решил отключить все эмоции и поскорее всё это закончить.

— Я — презренный раб, и…

— Ну-у, что за отвратительная игра. Ты хочешь мне веселье испортить? Живее! Эмоциональнее!

«Пожалуй, когда-нибудь, пока он будет спать, я воткну нож ему в глотку и прокручу трижды. Будет тебе игра; надеюсь, после этого ты от меня откопаешься».

Астэ понадёжнее запахнул накидку, присел на одно колено и поднял стакан кверху. Гэрет с интересом наблюдал.

— Я презренный раб, — на этих словах он резко опустил голову вниз, приложив ладонь ко лбу, — и я облачаюсь в эти одеяния и пью этот священный напиток в надежде, — он задрал голову кверху, к стакану, и приложил вторую руку к груди, — что это сделает меня человеком!!!

После этих слов он резко поднёс стакан ко рту, зажал нос рукой и стал пить большими глотками. Первое, что он почувствовал, это то, как обожгло горло; по мере того, как он пил, жгло всё сильнее, казалось, сейчас будет невозможно дышать. Хотелось откашляться; по лицу текли слёзы. Сквозь свои страдания он слышал хлопки рукой об руку и подбадривания.

Нечеловеческими усилиями Астэ заставил себя допить до конца; как только стакан опустошился, он вскочил и стремглав выбежал в сад под неистовый хохот имперца. В саду он прокашлялся и содрал с себя злополучную накидку, кинув на землю; затем, используя энергию, разорвал на две части, потом на много частей; затем она вспыхнула синим пламенем, и вот уже от неё и вовсе ничего не осталось.

***

— Астэ, а что у тебя с голосом? — спросил Лэнги, когда они ночью шли на тренировку.

— Да так… воду холодную пил, — сказал он и закашлялся; в горле до сих пор жутко першило.

А ещё он отметил, что это очень мило со стороны Лэнги не называть его новым именем, вынуждая произносить своё собственное в ответном обращении.

Он невероятно волновался перед первой тренировкой. Ему было страшно, что ничего не выйдет и ему попросту не поверят. В какой-то момент он даже подумал, что берёт на себя слишком большую ответственность; но мысли о том, что оставлять всё, как есть, ни в коем случае нельзя, вернули ему уверенность. Он обязан сделать всё, что в его силах.

Вот перед ним стоят люди. Хлопают глазами; смотрят доверчиво, некоторые будто разглядывают с интересом. Тут Астэ понял, что нужно им, наверное, что-то сказать, а он даже не знает, что. Растерявшись окончательно, он резко вытянул в сторону левую руку, сосредоточился изо всех сил — и вот уже неподалёку в земле зияла дымящаяся воронка.

— Вы так же можете, — коротко сказал он. — А теперь пройдёмте за мной, я покажу, откуда берётся эта энергия.

Мягкий свет цвета циан падал на полные внимания и концентрации лица. Некоторые люди задумчиво поглаживали каменистые стены пещер, на которых влага скапливалась в виде росы, потихоньку стекавшей вниз, поблёскивая.

Астэ внимательно смотрел на людей, пытаясь понять, чувствуют ли они то же, что он.