Бесплатный фрагмент - Давай за нас с тобой!

В Челябинске морозно

С досадой выключаю телевизор: опять проиграли. Понаберут гастролёров и думают, что они будут биться за честь города. Только деньги, деньги, деньги. А про хоккей забыли. Всегда же играли своими парнями и как играли.

Ладно, давно уже пора спать: в четыре подъём. Ложусь, укрываюсь одеялом и закрываю глаза. Проходит час, два, но сон не приходит. Никак не могу себя заставить уснуть. Кажется, так просто — закрой глаза и спи: а не спится! Встаю, достаю из холодильника мёд, масло. Нарезаю батон, намазываю его маслом и мёдом — ем и запиваю тёплой водой и после ложусь опять под одеяло. Всё равно нет сна. Лежу. Стало тепло и неожиданно слышу каждый звук, каждую ноту «Леди ин ред» Крис де Бурга, «Лид ми до» Маккартни. Очень четко чувствую запах длинных скрипучих досок сцены и аромат больших театральных занавесей. Выхожу на середину, глажу струны гитары. Каждая клетка моего тела с замиранием и восторгом слышит битловскую «Пусть будет так». Затем «Уходишь ты» Ариэля сменяется лучшими аккордами РЕМа и Бон Джови и дальше «Зачарована, околдована». Чувствую, что весь наполненный красивой музыкой, я, счастливый, завис в воздухе. Вдруг, как мощный взрыв — пауза! Все ноты разлетелись по самым дальним звёздам вселенной — тишина ураганной мощи и такая покорность безвыходности…

Вот, ноты плавно и быстро возвращаются, объединяются в аккорды и все вместе — «Я прошу тебя суметь забыть», Смоки и Поль Мориа. Всё так здорово! В Зонтиках появилось звучание не такт. Не понял. Прислушиваюсь внимательно: точно это не совпадает с мелодией. Пытаюсь понять, что за звук. В муках поиска открываю глаза: будильник!

Полежу ещё чуть-чуть. Вот это сон! Сколько в мире красивых мелодий! Я не про будильник.

Чара пролазит головой под одеяло и лижет мне плечо. Беру собаку и ложу её себе на грудь, глажу, целую — Давай ещё капельку полежим?

Ну, ладно. Встаю. Включаю свет, ищу глазами икону, крещусь, благодарю Создателя, прошу его простить мои грехи и не отпускать меня от себя.

Делаю пару, тройку прыжков и поворотов, убираю постель, готовлю завтрак. Чара вертится под ногами. А кошка Муся терпеливо сидит у своей миски.

На улице морозно. Добираться до цеха далеко и долго — одеваюсь очень тщательно, весь укутываюсь. Во дворе, Чара, меняя лапы, танцует на трёх ногах, делает свои дела и пулей домой.

На остановке нас три человека. Стоим, мерзнем. Вот подъезжает наша спасительная маршрутка. В салон захожу последний, оплачиваю проезд и занимаю место у окна. Как холодно! Ну, ничего, сейчас нагреем. Закрываю глаза: минут 30, 40 можно поспать. Монотонный гул двигателя маршрутки дополняется звуками бас-гитары и ударных: Плыву в звуках приятной мелодии работающего мотора. Сон приходит быстро. Совершенно неожиданно четко вижу большие глаза Людмилы. С чего это вдруг я вспомнил о ней. Мой ангел — хранитель решил напомнить мне о давней знакомой, на которую он настоятельно просил обратить внимание, но я тогда пропустил мимо себя призыв ангела. Всё-таки, так приятно видеть Людмилу.

Сцена театра. Слышны шаги — неуверенные, на ощупь. Скрепят деревянные ступеньки… Наконец в слабо освещенном подвале возникают две фигуры. Входят молодой человек и девушка.

Минута растерянности в удручающе тёмном помещении.

— (робко) Эй… Есть тут кто-нибудь? (Девушка боязливо оглядывается) Отзовитесь… Кто здесь?

— Нет тут никого. Молчи!

— А почему горит свеча?.. Кто её зажег?..

— (нервно) Не знаю!

— Мы здесь одни… (тоненьким голоском, стараясь скрыть страх и растерянность) Правда, хорошо?

— (иронически) Великолепно!..

— (растерянно повторяет). Совсем одни… Только ты да я.

— И ещё солдат наверху. Он специально поставлен там следить, чтобы нам никто не мешал!

— (деланно-беззаботным тоном). Чего ты вдруг так испугался?

— (сдерживая злость). Может быть, до тебя ещё не дошло?? Мы а-ре-сто-ва-ны… И брошены в какой-то подвал, бог весть почему.

— В какой-то подвал?.. Да ведь это гостиная Петрашей! (Она зажигает поочередно все семь свечей в канделябре.) Здесь они сидели… ели… Представь себе, каждый день они ели в гостиной! А мы даже в воскресенье обедаем на кухне. (Вдруг внимание девушки привлекает большая птичья клетка.) Что стало с Лорой? Боже мой, какая это была красавица! Мне было пять лет, когда меня впервые послали в магазин Петраша. Подхожу к двери, а за ней какой-то страшный голос… Я чуть в обморок не упала. А это Лора… первый попугай в моей жизни. (Она подходит к юноше и разлохмачивает ему волосы.) А второй — ты!..

— Перестань! Ты действительно думаешь, что нас запихнули просто так, развлечения ради… чтобы ты могла тут болтать чепуху?!

— А знаешь, почему я болтаю? Потому что боюсь. Да боюсь… Но я не хочу, чтобы это бросалось в глаза! Ты меня совсем не знаешь, Ондрей!

— (пытаясь утешить её) Не бойся, Фанка… Что нам могут сделать? Ничего! Мы ведь тоже ничего не сделали…

— Всё равно ты во всём виноват. Я хотела остаться ещё в парке, а ты не захотел!

— Было холодно. Я думал, что вот-вот пойдёт снег…

— Холодно?.. Это тебе… А мне… мне жарко!

— Я хотел, чтобы в семь ты была дома.

— И вот теперь я здесь! А мы могли бы ещё посидеть на скамейке! (Глядя на себя в зеркало.) Боже, какая я лохматая… (причесывается, поправляет юбку) И в этом тоже ты виноват… растреплешь… разгорячишь… а потом… потом ничего!

— Боже мой, опять ты за своё?..

— Но мы ведь всё равно поженимся, да? Если бы ты знал, как я считаю твои семестры! Может быть, и у нас будет когда-нибудь такой вот дом… такая комната, полная всяких красивых вещей… даже сад на склоне горы, чтобы зимой можно было покататься на санках…

— Ну хорошо, Фанка… Хорошо, Франтишка-растрёпка… Может быть всё это сбудется или хоть что-нибудь сбудется… но только после войны!..

— После… после! А что, если эта война…

— Тише, не кричи!..

— Я не кричу (Громко) А пока?.. Что мне делать, пока не кончится ваша идиотская война?..

— (сердито) Что делать? Молчать, если ничего не понимаешь! Или ждать, как другие!

— Ну ладно, буду ждать! (Усаживается скрестив руки на груди и замирает)

— Ах, если бы ты выдержала так хоть одну минуту…

Девушка с минуту сидит спокойно, потом быстро вскакивает, снимает с гвоздя противогаз, натягивает его и снова принимает ту же позу.

— Что ты делаешь? Не устраивай маскарада! (Подбегает к ней и срывает противогаз)

— Ты мне никогда ничего не разрешаешь! (Упрямо.) Обращаешься со мной, как с малым ребёнком, а я… я… (Она замолкает, заворожено смотрит в тёмный угол, туда, где стоит кровать, и вдруг умоляюще говорит.) Ты… Пойдём ляжем на эту кровать, Ондрей…

— Сейчас?.. Здесь?.. (Он вздыхает и стучит себя пальцем по лбу.) Что с тобой сегодня, скажи на милость?

— Сказать? Так слушай же. (Она медленно приближается к нему.) Почему ты меня боишься? Почему ты боишься… женщины? (Последнее слово застревает у неё в горле.) Почему ты не хочешь меня…

— (насмешливо добавляет). …любить? А разве я тебя не люблю?

— Разлохматить… разжечь!.. Вот и вся любовь!

— Перестань, пожалуйста. Ведь ты же ещё несовершеннолетняя.

— Это уж моё дело!

— И моё тоже! (Улыбаясь, примирительно.) Всё в своё время, Франтишка-растрепушка. (Он берёт её за руку и, раскачивая такт словам, приговаривает.) Растрёпа… глупенькая… зелёная…

— Вот уж извини! Зелёная?.. (Выпячивает грудь.) Ты что, слепой?.. На рождество мне будет шестнадцать.

— (спокойно, со знанием своего превосходства) Для чего же в таком случае существуют обручальные кольца… белая фата… и вообще — свадебное путешествие… свадебная ночь… Ты не хочешь фаты, Фанка?

— (покоряясь очарованию его слов.) Хочу… хочу… белую фату… прозрачную и длинную. (Вдруг замолкает, её томит какое-то предчувствие, страх.) А что если этого никогда не будет?.. Почему нас сюда запёрли? Когда нас выпустят из этого подвала?

— (беспомощно). Не знаю — почему… И не знаю — когда…

— (тихо) Я боюсь, Ондрик… Мне хочется прижаться к тебе… (Она тянет его за руку в угол, к кровати.) Пошли, хотя бы на минуту, прошу тебя… Я ещё ни разу в жизни не лежала рядом с парнем… Только на минуточку, и я отстану от тебя!

— Хорошо, но только в пальто… И только на минутку!..

Держась за руки, они медленно направляются к кровати. Девушка наивна и естественна. Она, как ребёнок, боится темноты подвала. Но вдруг Фанка испуганно вскрикивает: из-за кровати с большого кресла медленно поднимается тёмная мужская фигура.

На остановке Краснознамённой поднялась к входной двери женщина, и на её место рядом со мной упал какой-то «пельмень» и вдавил меня в окно. Резко разворачиваюсь и толкаю его плечом. Хотел натянуть его шапку ему на нос, но тип сидит смирно, ну и я по тормозам. Закрываю глаза.

Ветеринар. (Шустек) (шипит на лесоторговца Фишла) Так это и есть… ваши… добрые известия? (Жестикулирует) Он останется здесь… и она… и я! (Кричит) Все мы должны здесь остаться! Так в чем же вы помогли нам, пан мой? Не делайте, черт возьми, из нас идиотов!

Фишл. (теряя самообладание, тоже кричит) Никто бы не помог вам, если бы не одна нелепая случайность… Понимаете, никто! Немецкая империя не привыкла прощать своим врагам. А я использовал эту случайность и сделал для вас всё, что мог, пан доктор!

Томко. (удивлённо) Случайность?..

Фишл (поспешно) Убитый солдат был… пьян! В его шинели нашли пустую фляшку, а анализ крови подтвердил, что…

Шустек. …что солдат нажрался? (В истерике.) Ну и что? Меня это не интересует!.. Так, где же Ваше доброе известие?

Фишл. (уже полон самообладания). Именно в этом! (Не обращая внимание на доктора, к Томко) Вы понимаете, пан учитель? Пьяный солдат — это плохой солдат, это недисциплинированный солдат. А немецкий солдат должен быть…

Томко. И как это меняет нашу ситуацию, пан Фишл?

Фишл. Почти на сто процентов. Пан майор начал сомневаться, стоит ли ему настаивать на своём первоначальном решении и держать десять заложников за одного недисциплинированного солдата, который напился на посту и тем самым подвёрг опасности не только себя, но и своего начальника. (Почтительно склоняется) И эти сомнения майора я, разумеется, активно поддержал!

Томко. А результат?

Фишл. (немного помолчав). После полуночи майор из-ме-нил своё решение!

Шустек. Изменил?

Аптекарша. Это значит, что все мы…

Фанка. …что всех нас отпустят?

Фишл. Пока ещё нет… (замявшись) …и к сожалению не всех…

Томко. Пожалуйста, говорите яснее!

Фишл. (вытирает потный лоб и с трудом ищет слова). Если по прошествии ночи… убийца не найдётся… майор не будет настаивать на наказании всех десятерых, он потребует только… (в нерешительности вздыхает) наказания одного из вас…

Фанка. Одного?

Фишл. Да. (Вытирает лоб). Майор считает, это укрепит дисциплину. Солдаты поймут, что на полную защиту может рассчитывать только тот, кто… (Запинаясь.) Но для вас существенно только лишь одно: девять человек будут освобождены

Томко. (в полной тишине). Кто эти девять?

Ондрей. И кто будет… этот один?

Шустек. Действительно… действительно вы помогли! (благодарно бормочет) Извините, извините меня пан Фишл.

Томко. (требовательно) Кто же будет этот один?

Фишл. Это… это уже зависит… (Говорит с трудом, заикается.) …Только от вас.

Томко. От нас?

Фишл. Майор предоставляет вам… полную самостоятельность.

Томко. Мы сами должны?.. (В ужасе.) Нет, я не верю! Это не возможно!

Фишл. Девять будут освобождены. (В отчаянии.) Вы слышите? Девять отправятся домой!

Бродяга. Домой… домой! (Пытается говорить спокойно.) А мы спрашиваем, кто будет тот один… кто останется?

Фишл. (со стоном). Большего мне добиться не удалось.

Ондрей. Что вы с нами делаете? Какую страшную игру… вы… (Потрясён.) Мы что же должны написать свои имена на бумажках. Бросить их в шапку… и вытащить затем… ту единственную?!

Шустек. Нет… ни за что… никогда! (Он дрожит всем телом.) Я не доверяю свою жизнь воле случая… Я её не в лотерее выиграл.

Угрик. Успокойтесь, пан доктор. Мы не допустим никакой случайности… (Ондрею.) И никакой шляпы нам не понадобится!

Шустек. Вот как?

Угрик. Не понадобится! (Твёрдо Фишлу.) Тот, кто убил солдата среди нас.

Фишл. Здесь?

Угрик. Да, здесь в подвале… Это один из нас!

Томко. Угрик не смейте!

Угрик. Пан Фишл, тот нож…

Томко. Замолчите Угрик! Вы не знаете, что вы…

Фишл. Дайте ему договорить, пожалуйста!

Угрик. Ладно, больше я не скажу ни слова. Я не… Если он мужик, пусть признается сам.

Постепенно все взгляды устремляются к Бродяге, как к магниту, как к центру притяжения.

Фишл (растерянно). Какой мужчина… Какой нож?..

Бродяга. Вот этот. (Достаёт из кармана нож и бросает к ногам Угрика.) Ну что доволен, падаль?

Угрик (поднимает нож и почтительно поддат его Фишлу). Не был ли это случайно… тот нож?

Фишл (рассматривает нож). Да это был точно такой же… Точно такой же охотничий нож с ручкой в виде горной лани!

Угрик (выпаливает). Точно такой… с ручкой…

Фишл. Но это не тот нож.

Угрик. Как не тот? (Кричит.) А вы откуда знаете?

Фишл. Тот нож остался в теле солдата… Он не смог его вытащить.

Марика. Ах, вот почему он так страшно кричал!

Фишл. Тот нож находится в комендатуре, пан Угрик. (Возвращает ему нож.)

Бродяга медленно приближается к Угрику, тот отступает. Наконец Бродяга выхватывает у него свой нож.

Бродяга. Свинья! Подонок! (Кажется, он вот-вот ударит Угрика, но лишь плюёт ему в лицо.) Вонючка!

Угрик (вытирает лицо). Я… я это запомню. Ты ещё пожалеешь!

Томко (горько Фишлу). Страшное семя вы посеяли… страшное, чудовищное…

Фишл. Я…. я… я только хотел помочь. Что касается майора, то это максимальная уступка. Ведь первоначально…

Томко. Максимальная жестокость, пан мой.

Фишл (удрученно). Так вы… отказываетесь?

Ондрей. А вы ожидали, что мы согласимся?

Шустек. Заткнись, сопляк! (Всем.) Люди, не теряйте голову. Как-нибудь договоримся. Зачем погибать всем десятерым, когда им достаточно одного?!

Тишина.

На остановке ОРЛЁНОК вышёл Пельмень и на его место сидится знакомый с РМЦ. С ним и со всеми мужиками в маршрутке обсуждаем жуткую новость — охрана не пустила на территорию комбината рабочего, как уволенного. Мужик пошёл в управление, чтобы объясниться, найти понимание и солидарность. Но его и в управу не пустили, и никто с ним не захотел разговаривать. Находясь в состоянии шока, безвыходности и отчаяния работник повесился на высоком железном заборе напротив управления. Тут все вспомнили, что наш новый управленец, доктор технических наук — полный «профан» в производстве и в металлургии. Весь комбинат знает об аварии в ККЦ, которую спровоцировало руководство. К счастью обошлось без массовых жертв. Ожог получил один водопроводчик. При коммунистах по этой аварии начала бы работать прокуратура. А тут, директорат свою вину быстро забыли и приказом по комбинату наказали всех старших рабочих. Послушал попутчиков и рассказываю — как только это «спец» появился, у нас в сортопрокатном цехе стали пробовать лизинг — прокат в два ручья с одной заготовки. Гендиректор не стал разбираться подходит нам лизинг или нет. Дал команду и всё. Ох, и вымотались и наморозились мы с этим лизингом. Мы все в цехе поняли, что для такого проката нужен современный стан со своей технологией, а не стан, который за 50 лет довольно таки серьёзно поизносился. И в итоге: всё, что связано с лизингом сейчас валяется по всему цеху, как металлолом.

— А как он появился здесь?

— Наверно, владелец компании шел в Москве по улице, видит: бомжик валятся. Дай, думает, попробую сделать доброе дело. Подходит к бомжику и говорит: «Хочешь быть директором большого завода и зарабатывать много денег?»

— А как я буду директорам, кто мне поверит? И что я там буду делать?

— А делай, что хочешь. А чтобы чувствовал себя уверенней, подарю тебе удостоверение доктора технических наук. Так нормально?

Все смеются юмористу. Молодец! Вот последний поворот и конечная остановка у Центральной проходной. Выхожу последним и говорю водиле: «Спасибо друг».

На трамвайной остановке много людей. Все стоят, ждут и мёрзнут. Закрываю шарфом свои щёки и нос. Натягиваю капюшон. Идти до цеха минут 30—40. Если быстро работать ногами и руками — не замёрзну. Жаль только, что ещё в маршрутке ступни начали покрываться льдом. Да ладно. Прорвёмся!

Встретил Людмилу на автостанции в Еткуле. Я там ждал автобус на Селезян, вёз знакомить с родителями свою будущую. Людмила была, как всегда в окружении кавалеров, но она не обращала на них внимание. По ней было видно, что она очень хотела, чтобы я повёл себя порешительней. К тому, же я чувствовал, мой ангел пытался меня остановить с выбором и обратить всё внимание на Людмилу. Почему я не послушался? Ну почему не послушался!

Приезжаю на репетицию, а её отменили. Людмила тоже не знала, и мы вдвоём на сцене. Ходим по кругу, разговариваем, ждём — может, кто ещё подойдёт. Смотрю на Людмилу, — какая она приятная, домашняя, чуть ниже среднего роста, почти кругленькая, с большими добрыми глазами. Чтобы не молчать, высказываю Людмиле свою мысль о спектакле. Владимир Сонин — добрый, безкофликтный режиссёр, но он не верит, что мы, любители можем играть на хорошем уровне, что мы можем сделать живой спектакль.

Походили, пождали, спустились в гримёрную — закрыто.

— Пойдём в кафешку, угожу тебя чем-нибудь вкусненьким.

На столе у нас два стакана вкусно чая из жженого сахара и две корзиночки с грибочками. Сидим друг перед другом, молчим.

— Ну, что, давай, за нас с тобой!

— Хороший тост, Людмила. Давай, за нас с тобой!

Чокаемся, пьём чай, едим пирожное. В это время в кафе входят человек пять местных блатных и, увидев Людмилу, подсаживаются к нам. Легко понять, что они давно знакомы. Людмила им улыбается, со всеми целуется. И когда они все уходили, то двое обнимали девицу за талию и погладили её ниже пояса. Я остался за столиком. Трус!

Вот показались огни цехового административно — бытового корпуса. Иду быстро. Ступни, конечно, заледенели. А вот нательная рубашка вся мокрая от пота. И волосы под шапкой тоже. От того, что глаза на морозе слезятся, ресницы покрыты льдом. В душевой не все льдинки легко снимаются с ресниц. Ничего, сейчас под горячим душем растают.

Стою, наслаждаюсь потоком горячей воды.

День премьеры совпал с моей рабочей сменой. Я за месяц договорился, что меня отпустят. Но в этот день всё поменялось и мне пришлось выйти на работу. Я выпросил у мастера три часа: он согласился, при условии, что на стане всё будет нормально. В самую важную минуту заклинило глобоидный редуктор на правом холодильнике — замена часа четыре: всё — спектакль мимо! После того как стан загрузили, бегом в душевую и всякими транспортами до Дворца Культуры завода железобетонных изделий. Зрительный зал почти битком. Сажусь на свободное место с краю. Вижу, что Сонин спасает спектакль профессиональным актёром. Тоже не плохо.

Томко (бежит к лестнице). Угрик… Вернитесь! Вернитесь немедленно!

Угрика не видно. Он уже скрылся в темноте. Слышен только его резкий голос.

Угрик. Вас уже мучит совесть? Ну, по крайней мере, вы хоть теперь знаете, что она у вас есть…

Скрежет ключа в замке, дверь открывается, в последний раз поёт колокольчик. Затем — быстрые шаги, удаляющиеся по невидимому коридору. И вдруг откуда-то с улицы доносится короткая автоматная очередь. Тишина. Люди в подвале замерли.

Старик (уверенно). Нет… его не… (Глядя на неподвижное тело Бродяги.) Только вот этого беднягу жалко…

Ондрей. Мы даже не знаем, кто он был…

Томко (тихо.) Он был странник в пути… (Смотрит вверх, в темноту лестницы, куда ушёл Угрик.) Они были… наши братья… Наши несчастные братья…

Занавес

Робкие одиночные аплодисменты переросли в гул. Сдерживаю себя от порыва бежать в общую гримёрную. Понимаю, что теперь там я лишний.

Захожу в оглушительный рёв стана, вдыхаю аромат мазута и железа. В связи с морозами попросили плановую остановку не задерживать. Осматриваю муфты приводов. Меняю подработанный нож на летучих ножницах. После того, как загрузили стан, мастер просит всех слесарей собраться в дежурке. Когда все собрались, он внимательно смотрит на каждого, опускает глаза и поднимает.

— Так, мужики, плохая весть. Пришло распоряжение — сократить ещё одного слесаря. Я не могу принять решение, поймите меня правильно. На оперативке у начальника цеха я сказал, что нужно отменить этот указ, нужно изменить отношение к службам. У нас нет ни подшипников, ни болтов, ни карданов. И главное, катастрофически не хватает слесарей. Нельзя проводить сокращение на стане. Вы знаете, что он мне ответил? — «Ты мне нагло врёшь. Всё у тебя есть и слесаря у тебя бездельники, целыми сменами сидят на лавке». Вот и поговорили. Что я могу поделать, вы сами видите, кто нами руководит. Что гендиректор, что начальник цеха, что начальник ЦТО — не «спецы».

— Я работал в Магнитогорске: там нет такого, чтобы начальником назначали гастролёра, который цех в глаза не видел и не знает элементарных вещей проката, я уже не говорю о специфике. Там, в Магнитке, все руководители проходят все ступени производства, начиная от ученика рабочего, и они на своей шкуре знают, что реально нужно, чтобы стан успешно катал. Наш стан, когда пускали, уже был «с бородой» и за 49 лет он так поизносился, что еле-еле выдерживает нагрузки, а если руководители — гастролёры, что они понимают и чем они помогут нам, если не знают цех? Стан с трудом покрывает заказы, а наш новый босс каждые два, три месяца шлёт наверх раппорт, что под его чутким руководством стан опять установил новый рекорд по прокату. Над ним все смеются: ведь понятно, откуда берётся рекорд. Посмеялись, а он своего добился. Уже известно, что должность замдиректора по производству у него в кармане. У нас, как на Чертовом колесе — занял в кабине место, круг сделал, нагадил цеху — пошёл на повышение: следующий. Для них важно карьера и власть. Сел в кресло и давай морально давить и унижать подчинённых, а за что? — сверху подскажут за что. В общем, мужики, мы в большой заднице.

В дежурка зависла зловещая тишина.

— Дима, налей мне воды из чайника. Спасибо, друг. Слушай, Сергеич, а ты можешь мне объяснить, в чем необходимость сокращения, а? Ведь стан работает с перенагрузкой, пусть с лже-рекордами, со стана и из работяг выжимают последние соки. Так, в чем дело? Ты нам можешь это сказать? Неужели ЦТО создали, чтобы сэкономить на слесарях и оборудовании? А потери в прокате они забыли посчитать?

Оглядываю всех своих. Глаза у мужиков грустные и злые — никто не желает себе оказаться на улице, без денег в кармане. Похоже, крайним будет молодой Дениска, у него перекосы с дисциплиной. Но он старается, учится терпеть и года через три обрастёт мясом и будет толк. Я вспоминаю себя молодым, сколько «крови выпил» у своего бригадира, а он всё прощал мне и ни разу не повысил голос: на четыре дня упал в стакан, когда брат из Афгана вернулся — тогда мне никто и слова не сказал. Отношения между руководством и работягами были другие. Смотрю на Антоныча.

— Ну, что Валентин Антоныч, пора нам с тобой наверно заканчивать. Как считаешь? Всё равно не видать нам с тобой светлой старости. Ах. да! Извини друг. Как самочувствие у Ирины Степановны? Что-то давненько мы не ели её вкусных пирожков. Да не маши ты рукой! Выздоровит, вот увидишь. Запиши Сергеич меня. Я думал, пока ноги ходят, буду работать на стане, даже бесплатно.

— Сын говорит, что у них препод в универе сказал, что Москва сохранила татаро-монгольскую систему поборов до наших дней. Что, разве не так? Все деньги уходят в Москву. И им там наплевать на комбинат и на нас. Нашли первую попавшуюся московскую «обезьяну» и поставили директором.

— Дожили мы с тобой, Антоныч. Помнишь, на комбинате работало 35 или 40 тысяч человек и все получали достойную зарплату. Комбинат сам строил целые жилые районы для своих рабочих. 5—10 лет отработал — получи новую квартиру. Бесплатно! Чего молчишь? Вспомни, сколько раз мы отмечали всей бригадой новоселье!

— На днях видел в интернете сообщение — на японском заводе рабочих заменили роботами и 20 тысяч человек остались без работы. 20 тысяч остались без средств существования. Когда человек работает, он понимает, что он занят полезным делом и что самое главное: он нужен всем, своей семье и самому себе, так ведь? А раз не нужны, то надо эти 20 тысяч и их семьи посадить на плот, пустить в море и ракетой по ним, чтоб не мучились. Так ведь, раз правительство Японии считает этих работяг мусором. Так и у нас тоже надо делать: раз президент с премьером и вся Госдума одобряют выброс людей на улицу, так пусть всей компанией приезжают с ружьями и отстреливают ненужных вместе с их семьями. Или деревянные виселицы на Управе поставят, чтоб железный забор не упал.

— Димыч, ты горячишься, и в интернете часто врут. Есть такой целитель Норбеков. Он всем странам и их правителям предложил помочь жителям улучшить зрение и навсегда избавиться от очков. Все жадные и все отказались сразу: никто ему не поверил. Японское правительство решило проверить Норбекова, провели эксперимент и, действительно: 80 или 90 процентов очкариков стали нормально видеть без очков. Но Норбекову отказали — потому, что без работы останутся рабочие фабрик по производству очков.

— Да, Артур Дмитрич, это скорее «утка» про 20 тысяч. В Японии, если у компании дела идут не очень, то директор и всё руководство отказываются от своей оплаты в пользу рабочих: только чтобы сохранить людей, производство, своё лицо.

— Так вот в чем причина сокращении — наши наглые боссы никак ненасытятся. По ихнему: что-то не так с продажей металла — виноваты те, кто его производят, кто же ещё? Обложили себя богатством и почестями, а тут инфляция, да курс доллара, да санкции. Как спастись? Да просто — выкинуть на улицу, на голодную смерть сотню работяг и опять всё станет в шоколаде. И никакой управы на хозяев нет. И никто за рабочего не заступится! А у наших профсоюзов всё очко в пуху и уже намылено. Что же происходит у нас в стране? Что оставляем мы нашим детям и внукам, а?

Тишина. Все громко молчат.

— Вчера встретил Валю — крановщицу. Просила всем передать привет. Она была со старшим сыном Андреем. Андрейка остаётся в армии. Понравилась ему служба на подводной лодке. Он показал фотографии Камчатки — так красиво! Говорю ему: «Андрейка, подари снимки. Ты себе ещё сделаешь». Нет, не дал. Да ладно.

— А зачем гендиректор к себе нашего начальника? Неужели он не видит, что этот не шарит в прокате?

— А зачем гендиректору специалист, если он сам «баран» в этом? Он выпишет этому бультерьеру карт-бланш безнаказанности и поставит главным над всеми цехами, как Берия у Сталина. Что, не так что ли?

— Я вот всё думаю про Андрейкину подлодку. Хорошо наверно, там.

— А представляешь этих наших троих боссов поставили бы командирами подлодки. Гендиректор покрасил бы всю субмарину в ярко-оранжевый цвет.

— Кто знает, зачем всё на комбинате покрасили в рыжий цвет? Мы что теперь, входим в тайной массонское братство Союз Рыжих?

— Отсталый ты человек, Коля. Согласно последним разработкам российских учёных сделан выдающийся рывок в нанотехнологии — оранжевый цвет активно повышает эмоциональное состояние окружающих и работоспособность, понял? То есть теперь тебе не зарплата будет, а посмотрел на рыжий стан и давай с большим желанием биться за металл. Так-то вот.

— Да, наш гендиректор покрасит и субмарину ярко-оранжевый цвет и выйдет такая оранжевая подлодка на боевое дежурство, а в неё сразу влюбятся все киты и кашалоты.

— Ей надо всплыть на секретном задании, а киты сверху держат, не пускают. Ха-ха-ха.

— А вернётся с задания — вонючая, вся в слизи и в засосах.

— А наш босс каждый день будет слать в штаб секретное сообщение: «Я подбил вражескую лодку! Я подбил вражескую лодку!»

— А другой шеф выбросит из лодки всё оборудование и зальёт основание бетоном — красиво! И быстро погружается.

— Сегодня утром перед сменой спускаюсь с душевой, смотрю: Иван с проволоки тоскливыми глазами смотрит на двери здравпункта. «Что, смотришь? — говорю ему, — Теперь вместо здравпункта — закусочная. Титькастые отэкушки будут пиво с рыбой продавать, понял? А на операционном столе — траходром! И это всё, Ваня, для того, чтоб ты не болел».

— На двух горячих станах мы же все с ожогами, с переломами и не по одному разу. Этот гендиректор совсем тупой. Как мы без врача?

— На подводной лодке тоже врача уберут. Заболят у кого зубы, не можешь терпеть — 200 метров до поверхности и 10 тысяч километров до родной гавани — плыви родной.

— Сане пальцы оторвало на клапанах, куда бы он побежал сейчас? А ведь больно-то как!!! Я бы в кабинет гендиректора побежал и задушил бы там вредителя.

— Ты что, не знаешь, что этот спец создал свою заводскую полицию. Денег на врача нет, а на «шакалов» — сколько угодно. Начальник его полиции — второй человек после директора. И пустят он тебя! Разуй свои глаза. А про врача — действительно маразм. Витя у 23 поста в 11 часов помер — забыли? Семья, дети остались без кормильца. В начале смены он чувствовал себя очень плохо и попросился домой. Мастер отправил его за справкой к врачу в неизвестный цех. А будь свой врач на своем месте, то тот отправил бы Витю домой или вызвал скорую. И не умер бы специалист, много лет проработавший на стане. А что изменилось после его смерти?

— Всё, мужики, хватит. Идите, работайте, обеденное время кончилось. Дмитрич, останься на пару минут. Петрович, забери со склада последние деревянные подшипники.

— 21й век, а мы с подшипниками растительного происхождения. Стыд-то, какой! Да и зачем они мне, толку от них мало — две штуки упадут на него и всё: сломан.

— Мне не надо это говорить. Ты иди и начальнику ЦТО объясни.

В дежурке остались с мастером вдвоём.

— Не ожидал я от тебя такого, Димыч. Ты уйдёшь — нам всем тяжко будет. Но с другой стороны, они же понимают, кого теряют, и может, отменят своё решение. Что ж ты, Артур Дмитрич отказался тогда от медали, а? Нас подвёл и сам без награды. Сейчас бы уволился, и пенсия была бы в два раза больше.

— Знаешь, если бы вы привезли бы медаль, я бы наследующий день уволился. Всем достаётся, а я тут красавец с красивой медалью — позорище. И ещё, уходить самому очень горестно, правда. И не в деньгах дело. Даже не знаю, как без завода жить буду. Да ладно, прорвёмся!

Скоро конец смены. Время тянется медленно. Сидим с напарником пьём чай.

— Слесаря на холодильник!

— Настя, что случилось?

— Не пойму сама. Клапана срабатывают, а штуки не сбрасываются.

— Ясно.

Одеваем телогрейки, двойные рукавицы и на выход. Говорю Сане, чтобы шёл к кулисе, а я пробегусь по тяге. Спускаюсь вниз и, освещая фонариком тягу, иду к кулисе. Вся тяга до самой кулисы — целая. Осматриваем крепление кулисы и ролик. На ролике развалились подшипники — это и есть причина. Санька отправляю за тросом, ключами и кувалдой. Поднимаюсь наверх, показываю 31-му посту: «Вызови кран на кулису». Бегу к началу холодильника за роликом. Навстречу наш мастер.

— Борис Фёдорович, а ты что домой-то не ушёл? На правой кулисе ролик сломан. Меняем. Я же говорил Вам про этот ролик. Почему не поменяли?

— А кто его будет менять? Некому! В плановую Сергей с Лёхой провозились с 92-м клапаном и на ролик уже не было времени. Думали, доедем до завтра.

Подготовка к замене. Санёк держит подставку, я бью по ней кувалдой. Палец под роликом не выбивается. Жуткий мороз, исходит и от большого холодного железа. Вокруг нас белый туман, который мы надышали. При прикосновении со стальным морозным корпусом в кожу впиваются мертвой хваткой тысячи иголок. Сейчас замёрзнем. Смотрю на мужиков — состояние близко к безвыходности и панике. Должно быть какое-то решение. Громко говорю:

— Говорила мне мама, учись сынок на гинеколога — и деньги будут и руки в тепле.

Санёк заулыбался. Борис Фёдорович хохочет в голос. Гляжу на них и смеюсь с ними. Снимаю рукавицы и сильно хлопаю голыми ладонями в ладошки, чтобы как-то разогреть руки. Одеваю рукавицы

— Борис Фёдорович, дай краном чуть вира. Оп. Хватит. Санёк, держи ровнее. Вот так.

Размахнуться кувалдой, как следует, мешает корпус редуктора. Собираю все свои силы и сильно бью по подставке. Звонкий звук сменился глухим: палец пошёл. Через 20 минут замена закончилась

— Саня, ты, на сколько перехватов опускал фаркоп.

— 53

— Сделай 49.

Напарник вернулся. Вижу наверху старшего резчика

— Денис! Смотри клапана! Нормально? Давай сработай! Всё, поехали! Давай, гони дуру!

Обычно в парилку после смены ходят любители попариться. Но в мороз в ней всегда битком народу. Тоже стою, толкаюсь со всеми. Мне предлагают место наверху. Отказываюсь. Вспоминаю нашего бывшего начальника цеха, Александра Павловича. Молодец мужик. Сделал ремонт во всех трёх душевых и парилки построил. Плюс — навёл порядок на станах, поднял дисциплину производства и зарплату тоже. Строгий и справедливый. Он начинал вальцовщиком на нашем проволочном стане и вырос до начальника всего цеха. Знал по имени каждого рабочего. Его все побаивались и уважали, как настоящего специалиста, как лидера, просто, как человека. Молодец, молодец, мужик! Не то, что нынешний балбес.

Залажу наверх и сразу обжигаю свои уши и нос. Наклоняю голову к коленям. Мужики смеются. В парилке вся кожа и мышцы сварились, а кости остаются ледяными. Пора идти мыться. Убираю черпак из ведра, выливаю всю воду на раскалённые изоляторы, быстро выскакиваю из парилки и плотно держу дверь. В дверь начинают ломиться, слышу мат и угрозы. Держу дверь ещё пару секунд и бегом в душевую.

Моя остановка. Открывается дверь маршрутки. Выхожу в ночной, морозный Челябинск. Вроде бы не замёрз, да и в прогретой маршрутке согрелся, а по телу гуляет мелкая дрожь. Ничего, дома согреюсь и всё будет просто отлично.

Захожу в квартиру. Встречает внучок и рядом прыгает радостная Чара.

— Папа, я с Чарой уже гуляла. Там на плите кастрюля с борщом. Покорми Игоря: он не ел — тебя ждёт.

Улыбаюсь Игорёшке. Самым кончиком указательного пальца ледяной руки дотрагиваюсь до щёчки внука. Игорь весь съёживается

— Деда холодный!

— Да, деда настоящий Дед-мороз!

Смотрю на собаку

— Извини, Чара. На улице морозно: погуляем завтра, ладно?

В ванной горячей водой отогреваю ладони и нежно беру мальца на руки

— Ну, что, бригадир слесарей? Пойдём кушать?

— Деда, а ты мне купишь настоящее Лего?

— Игорёк, пока денег нет.

— Деда, ты работаешь на огхромном заводе, а денег у тебя нет.

— У тебя же скоро день рождения. Покажешь, какое Лего хочешь, то и куплю, ладно?

— Полицейский участок. Полицейский участок, деда.

— Договорились.

Достаю тарелки. Разливаю борщ.

— Тебе погуще или пожиже?

Сидим, работаем ложками, кушаем с аппетитом.

— Игорь, расскажи, как у тебя дела в садике?

— Деда, я и Катя решили пожениться. Скоро у нас свадьба.

— Даааа. Хорошая новость. Раз любите друг друга, то конечно, нужно пожениться. Это правильно, Игорёк. Молодец! Только понимаешь, какая вещь — вы поженитесь и, вдруг вы не будете больше расти. Представляешь: все твои друзья с каждым днём будут всё выше и выше. А ты и Катя так и останетесь маленькими. Поэтому, Игорёк, нужно немножко подождать. Через несколько лет ты станешь высоким, сильным. А Катя — тоже высокая и такая красивая! И тогда ты подойдешь к ней, обнимешь её и скажешь: «Катя, я тебя очень люблю и хочу, чтобы ты стала моей женой». А Катя улыбнётся тебе и скажет: «Игорь — ты моё счастье!» Вот тогда у вас будет настоящая свадьба. Всё по-настоящему. Я считаю, что вот так правильно, согласен? А ты, почему мясо не ешь? Чтобы голова хорошо работала — нужно есть мясо. Давай ешь.

— Не хочу. Не буду. Я не люблю мясо.

— Ну ладно. Давай тогда, я съем.

Мою посуду и смотрю хоккей по телевизору. Игорь убежал в комнату поиграть машинками.

Через час все ложимся спать.

Укрываю внука одеялом, легонечко глажу его по головке. Жду, когда под теплом моих рук Игорь закроет глазки и начнёт засыпать. Обычно, какую-нибудь житейскую ситуацию обставляю зверюшками и получается сказка. Но, сегодня в моей голове полный провал и не думается совсем. Может от того, что чуть выпил.

Посидел рядом с мальцом. Кажется, спит. Начинаю потихоньку вставать

— Деда, а сказку?

Смотрю на него и не знаю что рассказать

— Хорошо, слушай. Только ты закрывай глазки, ладно? Жил-был на просторной русской земле Антон-богатырь. Был у него крепкий конь, широкий меч. Была у него любимая жинушка Алёнушка. Было у него много родни и много друзей. Все они вместе с Антоном много работали в поле, в мастерской, и поэтому жили все без излишества, но в достатке. И у них было всё для хорошей жизни. Красивые дома, ровные дороги, большие чистые парки с качелями, детские клубы и музыкальные школы. И вот однажды: поехал Антон-богатырь в гости, в соседнюю страну. Погостил, отдохнул и возвращается к себе на Родину. И видит: людей нигде не нет, дома разрушены, дороги все в ямах, детские клубы и музыкальные школы закрыты. Думал, думал Антон-богатырь, что это могло случиться? Выехал он из города и по следам на земле поскакал он в далёкую сторону. А когда потерялся след, слез Антон-богатырь с коня и присел на пенёк. Пока сидел, раздумывал, подходит к нему старичок-боровичок и говорит: «Знаю я твоё горе и знаю, как тебе помочь. Вон там за высокой горой живёт змей-Горыныч. Как только победишь его — откроются тебе двери пещеры, где томятся твои друзья и любимая жинушка». Низко поклонился маленькому дедушке Антон-богатырь, вскочил на коня и поскакал к змею-Горынычу. А змей его уже ждёт и началась у них битва. Антон-богатырь с разбега отрубил левую голову. Потом правую, но пал конь Антона. Осталась у змея одна большая голова. Машет, машет Антон мечом, но достать её не может. Тогда наш богатырь решил обмануть змея. Он притворился, что ранен и отвернулся от врага, а сам держит меч, смотрит на отражение на мече и видит, змей наклоняет свою голову к Антону всё ближе и ближе. Как только голова оказалась рядом, богатырь резко выпрямился и отрубил последнюю голову змея-Горыныча. Всё, Антон-богатырь победил змея. Сразу открылись две двери. Одна деревянная — в пещеру. Другая большая, блестящая из чистого золота дверь в огромный белый дворец. Почему-то Антону захотелось посмотреть, что там за золотой дверью. Заходит и видит: дорогие машины, роскошные яхты, вертолёты, виноградники, дворцы с бассейнами и с красотками на шикарных диванах. И подумал Антон: а ведь это всё теперь его. Да это всё принадлежит ему, Антону. И закружилась у нашего Антона голова. А когда посмотрел на себя в зеркало, то увидел, что сам он начал превращаться в змея-Горыныча. Только голова ещё осталась. Вспомнил Антон, что за другой дверью остались его любимая Алёнушка и все друзья. Пока думал: на Антоне слева и справа появились головы настоящего Горыныча. Решил Антон, что не может бросить русскую землю и своих родных. Быстро выскочил из дворца и бегом к пещере. И освободил всех и снова стал Антон похож на человека. Вот и сказке конец. Давай, Игорёк, спи. Тебе боевое задание: выспаться.

Сижу, жду, когда внучок уснет. Кажется, спит. Начинаю подниматься

— Деда, а ты мне меч купишь?

— Куплю. Игорёк, закрывай глазки, спи, давай.

На кухне включаю хоккей и наливаю себе 50 грамм. По ТВ играют СКА и Сибирь. Игра ни о чём. Выключаю.

Смотрю на стопку. Что-то не пьётся.

Ничего, пробьёмся: продам машину, гараж, сад. А там, видно будет. Чтобы совсем не расстроиться, боюсь думать о своём цехе и друзьях. Гоню от себя все тяжелые мысли. Наверно, как спасение было бы, если бы сейчас напротив меня сидела Людмила. Да, Людмила. Её тёплые, полные ласки и нежности, глаза. Смотрю на неё. Беру её за руки

— Франтишка… Растрёпка…

— Деда, я пить хочу.

— Куда босяком! Быстро на диван.

Укрываю мальца своим одеялом и встаю, чтобы налить полкружечки тёплой кипячёной воды.

— Деда, я с тобой буду спать!

— Хорошо, товарищ майор.

Беру малыша наруки. Игорёк опустил свою голову на моё плечо. Начинаю медленно ходить по коридору на кухню и обратно. Нежно глажу внука по спине и тихо, так, что слышит только он, напеваю:

Не слышны в саду даже шорохи…

Через некоторое время сижу на кухне один; смотрю на стакан с чаем и вспомнился тост Людмилы. Давай, за нас с тобой! За всех друзей, за всех их жен, детей и внуков; за то чтобы кончилась наклонная горка и что бы все взамен хуже, стали жить лучше и лучше; чтобы дочь нашла себе работу с честной зарплатой; чтобы мой Игорёшка с Катей и все детишки выросли здоровыми и вошли в хорошую взрослую жизнь и чтобы ничто не мешало им любить и радоваться жизни! Возможно ли, что такое исполнилось? Конечно же, если наши драконы посмотрят на себя со стороны и решат вернуться в человеческий облик. А если нет, то тогда ради нормальной жизни наших детей придётся взяться за меч и у кое — кого кое что-то посечь.

Ну, давай…

2017год.

В 2023 году поменялся вектор жизни комбината в хорошую сторону.

Старик Хоттабыч

На улице тёмная летняя ночь. Город давно уже спит. Сижу на кухне над кружкой, вдыхаю аромат чая «Ахмад» и жду, когда немного остынет. Всё время думаю о тебе. Сегодня в смене меняли кардан на выходной клети. Кран сделал вира чуть больше, чем нужно. Я сверху поправлял кардан, и тросом пережало руку. Руку быстро выдернул, рука целая, хоть и было больно. Но меня сильно поразило то, что в тот самый момент в голове, как выстрел, ни Боже, ни мама, а ты. Я на очень глубоком подсознательном уровне, на инстинкте просил о помощи именно тебя. Ты действительно приносишь удачу, и это уже не первый случай.

Сейчас, конечно, спишь. Я вспоминаю твои глаза и ресницы. Вот бы хоть на секунду побывать в твоей комнате, хоть одним глазом посмотреть, как ты спишь. В раздумьях слегка потираю кружку с горячим чаем. Небольшой дымок над столом материализовался в моего знакомого — старика Хоттабыча. О, этому оптимисту я всегда рад. И с ходу:

— Паха, в чём дело? Давай туда.

Не ожидал его увидеть, но киваю головой.

И вот мы в маленькой тёмной комнате. Здорово! Вижу кровать и тёмные очертания твоей головы. Не могу разглядеть твоё лицо и глаза. Жду, когда глаза привыкнут к темноте, и, кажется, вижу. Со своим приятелем общаемся мыслями, не открывая рот. Это возможно только с ним, то есть у меня светит в голове мысль — Хоттабыч её понимает. Отвечает тем, что подумал в ответ, и я уже знаю что.

— И это то, что ты хочешь? Ты меня удивляешь.

— Да, только это. Выручил меня! Спасибо!

— А, что хочет эта молодая особа?

— Не знаю. Простого счастья, конечно. Магия тут ни к чему.

Поворачиваюсь к приятелю и,

— На тебе майка питерского СКА? С каких пор это тебя побудило стать фанатом СКА? Ну ты даёшь! Что ты понимаешь в СКА и в хоккее?

— Завтра, нет уже сегодня со своим новым другом Димой, третьеклассником из города Североуральска будем во дворце «Юбилейном» будем болеть за наш СКА в игре финала против ЦСКА. За СКА играет величайший из величайший, умнейший из умнейших Илья Ковальчук. Так сказал Дима.

— Да, ты хоть знаешь, что ЦСКА ведёт в серии 3:0, и даже по игре шансов у СКА никаких!

— Ну, мы это, ещё посмотрим у кого какие шансы.

— А почему, ты «Трактору» не помог против «Динамо»?

Старик округлил глаза и поднял брови.

— Трактору?!?!?

Вижу, в голове у него всё выпадает в осадок и сейчас пойдёт дымок. Срочно спасаю бедолагу.

— В Челябинске при большом заводе-гиганте, который делал трактора, была хоккейная команда мастеров. Она и называлась «Трактор». Сейчас с заводом, не знаю что, а вот хоккейная команда осталась «Трактором». Понятно?

Вдруг кровать начала скрипеть, и заметно шевеление одеяла. На поверхности показались руки, и ты поворачиваешься. Ещё не хватало, чтобы проснулась и увидела перед собой два привидения.

— Бежим отсюда, нет, летим через форточку, нет, ко мне на кухню!

Из кружки на столе по всей кухне разошёлся аромат моего любимого чая. Стол завален всякими сладостями и фруктами. Говорю вслух:

— Здорово у тебя всё получается, и главное всё настоящее. Ты лучший волшебник!

Старик улыбается, ему нравится, когда его хвалят. Смотрю на всё и понимаю: мне нужно другое. Подхожу к приятелю, обнимаю его:

— Спасибо тебе. Я очень рад встрече с тобой, но пойми, мне нужно идти. Мы ещё увидимся, ладно?

По проспекту проезжает одиночная машина. Поднимаю руку, машина остановилась.

— До жэдэ вокзала подбросите?

— Нет, я в другую сторону, на ЧМЗ. Ну, ладно, давай садись.

Сюзанна. (+20)

Хорошо спится в машине, в движении приходит лёгкость и покой. По радио заиграли «Always». Достаю до прокрутки, делаю чуть громче. Сладко потя-я-ягиваюсь в кресле, приготовился слушать. Как хорошо! Но вот по инерции потянуло чуть вперёд и ещё сильнее влево. Почувствовав мой взгляд, приятель заговорил:

— Мы ненадолго.

Начинаем спускаться вниз. Без всякого желания поднимаюсь.

Ничего себе! Город в тазике. Мы спускаемся в страну лилипутов. А посередине гора.

— Я тут заеду кое-куда, погуляешь с часик, ладно? Там, за «Ласточкой», есть кафешка. В общем, созвонимся.

Машина начинает останавливаться.

— And I know when I die, you’ll be on my mind. And I’ll love you — Always.

— Я знаю, когда я буду умирать, я буду думать о тебе. И буду любить тебя — всегда.

Звучат последние аккорды. С ощущением грандиозного открытия открываю дверь и опускаю ногу на асфальт неизвестной планеты. Какая тишина! Какой необыкновенно чистый свежий горный воздух! Как это дорого жителю мегаполиса! Сами горы, здорово!

Ах, оставьте не нужные споры.

Я себе уже всё доказал.

Лучше гор могут быть только горы,

На которых ещё не бывал.

Восхищённый всем, хожу по чистым улицам небольших домов. Красиво! Удивительно: горы и дома на склонах гор. Как люди там живут? А как спят? Наверное, привязывают себя к кровати, чтоб не скатиться. Вот и кафешка. Вкусно пахнет беляшами. Беру разнос и к раздаче. Выходит молоденькая и такая красивая девчушка! Что со мной сегодня? Я не перестаю удивляться. Не сон ли это? Такие большие жизнерадостные глаза, кругленькие мягкие сочные губки, милая улыбка, и пуговица на рубашке не застёгнута.

— Привет, у Вас ещё осталось то, что так вкусно пахнет?

— Да, конечно. Вон их сколько, свеженькие.

— Вы их сами готовите?

— Да, с мамой.

— Я Павел из Челябинска. А тебя как зовут?

Девчушка сделала глазки, улыбнулась, но не смутилась.

— Саша.

— Сашенька, мне, пожалуйста, два, нет, три беляша с чаем. Я первый раз в вашем городе, пойдём посидим, поболтаем.

— Сейчас, только приберусь немного.

Саша, Сашенька, Александра, Сандра, Сандра Баллок. Сидя за столиком у окна, проглатываю один беляш, второй. Ммм, как вкусно! Тут в кафе входит ватага парней, и моя Саша, когда парни расселись за дальним столиком, подошла и села на колени одного из них, обняла его, и они даже поцеловались. Встаю. Так, держи себя в руках!

— Можно ещё один беляш?

Саша улыбается.

— Сейчас принесу.

С трудом доедаю последний и выхожу на улицу. Еле сдерживаю горечь поражения. Почему мне так не везёт? Брожу по городу и пытаюсь перестроиться на то, что недавно восхищало. Ого, Брянский мост! Почему Брянский? На том берегу город Брянск? Может, когда мост построили, в войну освободили город Брянск? Мост из больших, солидных, толстых досок и брёвен, и он раза в четыре больше реки. Представляю, когда весной река разливается, на мосту наверно, страшно стоять. Иду по доскам моста.

Этот, может быть, муж Саши, да и парни, в общем-то, приятные. Хорошо, что сдержал себя. Пару лет назад вот так же подошёл к толпе бритоголовых и забрал у них девчонку. До этого познакомился с Наташей и у нас завязались тёплые отношения. А тут среди бичей она меня в упор не видит. Я знал на что шёл, ладно, хоть нос поправили. Наташа была со мной, но всё-таки ушла. Она думала, что я всегда такой смелый и отчаянный, но то был разовый случай. К тому же у меня иногда пропадал слух, и в простых, безобидных ситуациях я был просто беспомощен.

Возвращаюсь обратно к дворцу. Времени ещё много. На гору что ли подняться? Обхожу дома и по еле заметной тропинке среди деревянных домиков с трудом поднимаюсь на самый верх. Отличный вид. Было бы колесо обозрения — сиди себе, любуйся красотой горного горизонта и видом города сверху. Можно не сомневаться, что по утрам жители городка здороваются с каждым встречным. В Челябинске на Северо-Западе тоже есть микрорайон, где почти все знакомы. Я узнал об этом от приятеля, с которым работаю на заводе. После 7-ми вечера, когда у учеников заканчиваются занятия в школе, открываются всевозможные кружки, секции, студии для жителей микрорайона вокруг школы. Если бы я там жил, то, наверное, занимался бы в клубе любителей бега. Обожаю бег в мороз на длинные дистанции. После такой пробежки душ и горячий чай, и — так жить хочется! Можно, конечно, было бы в бокс походить. Не пошёл: ещё начнут долбить вместо груши. Лучше, конечно, бы в хор. Можно что-нибудь посмотреть в актовом зале или посидеть в кафе при школе, попить чайку, послушать интересных людей и насладиться мелодичными переборами гармошки старенького казака, кавалера трёх орденов Славы. Кафешка, явно не школьная столовая. Днём в ней вкусные обеды в разных вариантах. Можно заказать себе исключительное блюдо. Можно покушать здесь, хочешь — забери с собой. Скучно дома — приходи, общайся, и накормят вкусно. Есть простенькие обеды для тех, у кого временные или постоянные проблемы с деньгами на продукты. Вечером сдвигаются столы, и начинается дружеское чаепитие. Видел там главного организатора всей этой заварушки, директора школы. Женщина пожилая, седоволосая, но с горящими глазами — такая тётка продвинутая!

В школе детей учат языкам народов, которые нас окружают: китайскому, башкирскому, таджикскому и другим. На занятиях оценки не ставят, изучают по интересу.

Директор считает, что из каждого мальчика должен вырасти настоящий джентльмен. Это правильно! Все мальчишки с седьмого класса осваивают начальные азы бокса и борьбы. В школе работает специалист, и всё как положено: шлемы, перчатки. Перчатки в два раза больше спортивных, чтобы не мешал страх и исключить травмы.

И ещё: все школьники умеют плавать. В школе есть бассейн-лягушатник, в котором успешно учат плавать всех детей младших классов.

Кроме этого тут всё за то, чтобы мальчишки могли досыта наиграться в футбол без всяких помех со стороны взрослых и тренеров. Я слышал мнение, что одарённых футболистов у нас пока не меньше, чем в Бразилии и Италии. И видел сам, как подросток у углового флажка обыграл всех, словно Месси. Приятель сказал, что этот не один такой, они тут щеголяют друг перед другом, у кого лучше получится.

На вечернем чаепитии я много слушал, где соглашался, где нет. И вот выдал. В мире человеческих отношений и особенно в воспитании детей накопился огромный, подчас такой горестный для родителей опыт, который нельзя забывать и который должен помочь уберечь от ошибок следом идущее поколение. Именно это и нужно рассказывать старшеклассникам, а не забивать голову интегралами, которые навсегда забываются за порогом школы. И нужно ли в школе знакомить с основами религии? Нужна ли религия герою нашего времени? На пересечении Свободы и Ленина перевернулась машина и погибла трёхлетняя девочка. Никакими силами, никакими деньгами, ничем не вернуть ангелочка. И вопрос уже в том, почему вполне нормальный папа легко пошёл на безумный, роковой для всех поступок. Где ответ на этот вопрос? Бес нашептал? Все религии, имеющие тысячелетнюю историю, базируются на уверенном доказательстве существования кого-то, наделённого высшим разумом, и главная заповедь Создателя — благоразумное поведение человека. В многоквартирном доме в дыму среди ночи задохнулись две маленькие сестрички, два и четыре годика. Они сильно плакали и кричали, соседи слышали. Под утро пришла мама девочек, она всю ночь фестивалила с подругами. Кто мы на самом деле, если такое происходит среди нас? Школьный учитель целенаправленно подрывал способность старшеклассника не только учиться в институте, но и сдать ЕГЭ. Когда мама ушла на работу, мальчишка шагнул с 9-го этажа. Почему такое происходит? Полный прогресс в комфорте не может отменить реалии того, что за дружбу с нечистым придётся держать жестокий, справедливый ответ перед творцом. Может, будет правильно, если в начале первого урока все ученики всего одну или две минуты прочтут про себя молитву, каждый согласно своей религии, как обращение к Создателю. Можно попробовать другой вариант: на одну минуту открыть в начале первого урока плакаты со словами молитв всех известных религий. Пусть школьник не принимает религию, пусть не верит в Бога и не будет читать молитву. Так пусть хоть глазами прочтёт слова, обращенные к Богу. Через эти простые слова в сердце останется маленькая искорка, которая, может, поможет душе не произносить плохие слова, прогонит нехорошие мысли и не даст совершить плохой поступок.

Да, Лев Толстой — гордость русской литературы, да, обязательно нужно насладиться красотой слога русского языка и полётом мысли, но мы живём в такое время, когда каждый старшеклассник просто обязан сопережить «На Западном фронте без перемен» Ремарка. От этой книги в голове где-нибудь запрячется маленький колокольчик, и обязательно настанет время этого колокольчика, и тогда от всех стрелялок и танчиков, от всего насилия на ТВ будет просто тошнить, и душа сама попросится к своему ангелу-хранителю.

Директор школы ведёт уроки истории. Урок у неё длится минут 15—20. Остальное время — чтение исторических и приключенческих книг. И ещё, двойки на своих уроках она не ставит, заставляет даже тупиц шевелить мозгами.

Для учеников 5—7 классов раз в месяц проводятся ночные сборы, то есть в школе на ночь закрываются: директор, пара учителей, охранник и школьники. На ночь дети — хозяева своего времени: споры, дискуссии, музыка, танцы, пение — всё без всякой взрослой испорченности. А когда устают, в спортзале стелют матрацы, и взавалку спать. Здорово!

Мне было интересно слушать рассказы Любови Ильиничны о парадоксах истории и истории средних веков Франции и Руси. Франции повезло больше. Иоланта Арагонская руками Жанны д’Арк и Агнессы Сорель спасла Францию от окончательного развала. Жанну д’Арк все знают, а то, что её вела графиня, королева четырёх королевств, мало кому известно.

И ещё, Челябинск — город металлургов. Так, сейчас посчитаем гиганты нашей металлургии: ЧМК, ЧЭЦЗ, ЧЭМК, ЧТПЗ. А сколько тысяч настоящих металлургов? Cпроси любого из них: «Кто такой Павел Аносов?» Если мы достойны памяти своих прямых предков, то вместо памятника Ленину на главной площади должен стоять золотой памятник Павлу Аносову. После общения в школе нашёл в отцовской библиотеке книгу об Аносове. Директор права!

Заметно, что во дворах чисто. Приятель говорит, убирают школьники, и ещё сказал, что на заработанные деньги его дочь с классом объездила весь Урал. Нормально. Да и кто бросит окурок, если знает, что убирает его же ребёнок?

На остановке стоит щит школьных объявлений. Да у них и лапта есть, и городки! В футбол играют 30 команд, то-то там целый улей болельщиков. Пропускают больше всех китайцы. Наверное, пока они поют свой гимн, забивай им, сколько хочешь.

Как-то дежурство в школе у приятеля совпало с его вынужденной сменой и моим выходным. Вызвался подежурить за него, хотя и без нас мужиков хватает. Участковый прочитал, что можно, что нельзя; получаем жетоны, и вот стою в стороночке, охраняю танцульки — попрыгульки-обниманки. Народу много, в основном молодёжь, есть пожилые, да и дети под ногами вертятся. Парни играют знакомые вещи АРИЭЛЯ, БИТЛОВ, БОНДЖОВИ, ДДТ, ЧАЙФА. Когда выдали «Орган в ночи», все замирают от восторга. Голосистые пацаны! Вот бы Валерий Иваныч и Борис Каплун послушали! Отец рассказывал, что ТРАКТОР и АРИЭЛЬ были главными кровеносными артериями города. В 80-м году в ЮНОСТИ АРИЭЛЬ давал юбилейные концерты. Месяца два Челябинск болел этим. 25 выступлений за 10 дней без выходных. В ЮНОСТИ побывал весь город, на каждом концерте полный аншлаг. «Пусть каждый зритель почувствует, что мы играем для него одного», — говорил Ярушин. Отец слушал концерт: музыканты выкладывались на все 100%. В тот же день пошёл на следующий, и опять на все 100. Это физически невозможно! Под фанеру тогда не пели.

На танцах спокойно. Можно пойти пообниматься с женщиной под музыку. Что-то не решусь, слушаю парней со сцены. К нам приближается пара. Парень высокий, крепкий шёл впереди. Он явно поддал лишнего и грубил своей подруге, которая пыталась его утихомирить. Молодая женщина сразу обращала на себя внимание своей необычной красотой. Пьяный боец врезался в толпу танцующих и сразу же был завален и уведён. Красавица осталась одна. Мы переглянулись. Какие у неё глаза! Подхожу к ней:

— Пойдём, погуляем.

Женщина немного подумала и пошла за мной. Мы одни потихоньку идём по улице. Над нами самые яркие звёзды, какие могут быть только в августе. Оба смотрим на это чудо.

— Выбери себе звезду, я подарю её тебе.

Красотка улыбнулась и рукой показала на свою звезду. Смотрю на отражение звёзд в её глазах и прижимаюсь к ней, хочу её обнять, но дама резко вырвалась.

— Понимаешь, ты молодец, что выбрала звезду, но как я пойму, где она? Ты смотрела на звезду, и я хотел увидеть её отражение в твоих глазах. А то, что чуть не обнял, так это руки сами. Я им такую команду не давал. Честно- честно!

Посмеялись, пошли дальше. Я только смотрел на неё и молчал. Говорить чушь не хотелось, а что-то умное не нашлось в моей голове. Подумал, зайдём в подъезд, поцелую, но и в подъезде я всё так же смотрел на неё. Расстались, как ушли в неизвестность.

Встреча кончилась,

Последний поцелуй.

Взмах руки и двери на прощанье.

Завтра встреча, завтра новое свиданье.

Быстро шёл, да вдруг остановился,

В тишине ночной я разом очутился.

Грустно мне.

Отчего так грустно мне?

Словно под водой на глубине,

Грустно мне.

Ботинки.

Большие чёрные ботинки.

Оседают хлопьями снежинки.

Снежинки.

Ветер-дирижёр палочку берёт

Весь в снегу оркестр лучшую симфонию

С ветром выдаёт.

Как же дальше? Куда дел тетрадь с сочинениями?

Через пару дней неожиданно встретил Олю в МОЛНИИ. Предлагаю помочь донести тяжёлый пакет. Оля встрече рада и подаёт мне сумку. Ближе к вечеру мы сидим в КИНОМАКСЕ, смотрим грандиозный космический фильм. Фильм я смотрел одним глазом. Меня распирало от радости: Оля рядом со мной. Обсуждая все детали фильма, мы дошли до Гагаринского парка и сели на одинокую, среди сосен, скамейку. Олю я уже обнимал, и мне не терпелось её поцеловать. И вот, когда был близок к цели…

— Подожди.

Оля открыла сумочку, достала сигареты и закурила, держа ладони лодочкой, в точь как мой дед-фронтовик. Смотрю на это во все глаза. Оля мне улыбается, но ничего уже изменить нельзя. Встаю и иду туда.

— Идиот, балбес, ты что наделал, а? Сейчас же вернись!

— Не люблю я баб с сигаретами.

— Ты посмотри, какая она раскрасивая. Она же почти готовая, а разденешь её, там-то как всё красиво, представляешь?

— Да, конечно, я к ней с лаской, с любовью, а у неё из всех щелей дым сигареты с ментолом. Всё!

Мои мысли полетели в Еманжелинск к моему дедушке Ивану. Он у нас герой. Перед войной забрали в армию в Златоуст. Дома осталась жена с тремя маленькими пацанами. В начале войны сразу попал в плен. Бежал и затем с боями до самого Берлина. Все, кто прошёл войну, прилагали все усилия, чтобы ни на секунду не вспоминать этот дикий ужас смерти. Дед терпел и рассказывал:

— Война — это самая крайняя точка человеческого безумия. Ты даже не представляешь, какое это счастье, когда можешь просто посидеть на скамейке, почитать книжку или, ничего не делая, наслаждаться тишиной и не бояться, что сейчас прилетит твоя пуля или снаряд. У меня нет сил говорить об ужасах войны, пожалуйста, поверь, это всегда страшно. Убито очень и очень много невинных людей. Нужно договариваться с врагами ради мира, ради того, чтобы не было больше войны, нужно учиться дружить с врагами. Только не война, только не убийство всех подряд.

Дед родом из Полтавы. Он был маленьким, когда уехали на вольные земли, на Урал. Но речку, родной дом хорошо помнит. Перед распадом СССР его возили в Полтаву, так там залез в речку по пояс, стоит и ревёт. Слёзы не останавливаются. Родина, она самое дорогое!

В сентябре 43-го подошли к Полтаве. Дед говорил своим: «В сентябре в этом городе родился, круг замкнётся». Все погибали, приходили другие и тоже погибали. Победа любой ценой, без всякого сожаления к человеческой жизни. Земля вперемешку с алой человеческой кровью и частями тел. Убитый на убитом.

Услышав звук снаряда, солдат Иван с разбега прыгает в воронку и падает плашмя, лицом к лицу с фашистом. Немец умирал от ран и не был опасен. Над головой слышен непрерывный свист пуль, нужно переждать. Так они и лежали рядом, дышали одним воздухом. Немец прощался с жизнью. Зрачки умирающего то сужались, то расширялись от боли. Немец упрямо смотрел в глаза русскому: он что-то хотел сказать. Правая рука немца начала движение. Иван резко схватил нож. Трясущейся рукой фриц медленно дотянулся до правого кармана своего кителя, отстегнул его, взялся за листок, и всё. Немец отошёл. Ивану не до фашиста, но нельзя подняться. Убрал руку ганса с кармана и вытащил письмо. Ивану стало не по себе, когда глянул на фотокарточку. Молодая женщина и девочка обнимают счастливого очкарика — его Мелания! На фотографии жена фрица как две капли похожа на жену Меланию. Тут послышалось:

— Ну что, братишки! За нашу Родину! УР-РААА!!!

Вперёд, за родную Полтаву! За дом родной! Жалят пули, только бы добежать до города, только бы увидеть его. Вот она, моя Полтава! 25-го сентября город освобождён. Освобождены дома и улицы, на которых почти никого нет. Как говорили, здоровых погрузили в вагоны и увезли, но больше расстреливали, и детишек и стариков тоже. Все фашисты — это нелюди! Не будет им пощады, никогда!

После госпиталя Иван попал в разведроту. Сразу на практике изучал тонкости разведки и немецкий. Все приказы выполнял как должен. Во время затишья и без посторонних доставал немецкую фотографию Мелании. Как по тебе скучаю! Но вот на Ивана напала мысль: стал бы он сам отдавать фотокарточку со своими родными врагу? Нет, ни за что! Может, этот Йохан и не фашист вовсе. Оторвали от мирной жизни, одели в фашиста, дали ружьё и пинком на войну. Если он показал своё письмо, значит, верит мне, русскому, и русские для него — добрые люди, и он не хочет войны. Кто в это поверит? С пленными языками обращались сурово. Но Иван хотел в чём-то разобраться. Он на доступном уровне разговаривал с пленёнными фашистами. Убийцу видно сразу, но в основном были те, кому война сломала жизнь.

3-го мая в Берлине Иван выпросил у командира пленного, и они пошли по адресу на письме. Часть дороги проехали на машине, дальше пешком. Нашли дом, этаж. Дверь в квартиру была не заперта, они вошли. Уютно, чисто. На столе в стаканчике живые цветочки. Может, ждут кого? Постояли, сели, посидели. Иван положил на стол письмо с фотокарточкой, аккуратно выложил из вещмешка весь свой паёк. Из фляжки налил в свою кружку водки, дал выпить немцу, затем вылил всё и выпил сам. Встал, огляделся и сказал:

— Навоевались, всё, хватит! Давай без войны.

Пошёл Иван к выходу. В это время по лестнице застучали башмачки, и в квартиру вбежала девочка и вслед за ней женщина. Их радость сменилась удивлением и испугом. Иван не знал, что и как сказать. Он во все глаза смотрел на немецкую женщину. Да, очень похожа, но Мелания-то родная жинушка. Девочка подошла к русскому солдату, взяла его пальцы правой руки и плача в голос:

— Дяденька, Вы не убивали моего папу, правда? Зачем убивать моего папу? Мой папа очень хороший! Вы даже не знаете, какой он добрый!

Иван взял ребёнка на руки.

— Твой папа живой. Он на очень важном задании и это задание поручается только самым добрым солдатам. Вот когда он выполнит задание, он сразу же вернётся. Нужно подождать. Ты будешь ждать своего папу?

— Да, да, я буду ждать. Я буду очень ждать. Мама, папа вернётся.

Иван поцеловал девочку в лобик.

— У меня дома остались три маленьких мальчика. Митька, Васька и Борька. А войны больше никогда не будет, так хотят все папы!

Иван передал девочку маме. Женщина крепко обняла дочурку и заплакала горькими слезами. Этот поток слёз никогда не высохнет ни в СССР, ни в Германии, ни в Польше, ни в Америке — нигде. Иван ушёл один. Командиру сказал, что фашист оказал сопротивление, пришлось пристрелить.

Прошло лет 30 после окончания войны. Подъезжает к дому деда в Рабочем посёлке в Еманжелинске черная «Волга», и заходит в избу в цивильном костюме представительный мужчина, сел на табуретку и стал ждать деда с работы. Бабушка впала в панику: дед опять что-то натворил. Он после войны ещё 9 лет лагерей прошёл. В общем, это тот немец, которого дед в Берлине отпустил. После войны работал в депо. Затем позвали в полицию. Задался целью найти деда. Выучил русский и, пока искал, объездил пол-СССР. Встретились, и начался у них запой. А бабушка у меня тоже, как и дед, украинских кровей, в чулане, в погребе и в подполе все заготовки, соления, копчения высшего качества. А вишнёвки, а самогону двойной перегонки… Родни-то, сколько у нас! Чтобы не ломать язык дали немцу правильное имя Анатолий Иваныч. Где-то дней через десять приезжает за Анатолием Иванычем та же «Волга», а он с дедом в подполе спит. До вечера приводили в чувство, и на дорогу полную сумку с бутылкой. Стал Анатолий Иванович к нам наведываться то зимой, то летом, всё дед у него — первый человек. Как-то отправила их баба на покос в ОКТЯБРЬ. Так они себе на шалаш накосили и за стакан, ещё и лесничего споили. Понаехали мужики, всё скосили, убрали. Анатолий Иваныч тоже трудился, потел, волокуши таскал не хуже молодых. А спиртное на покосе — последнее дело, это все знают.

Сортопрокатный цех — цех для проката множества профилей. Сами профили мелкие, скорости горячего раската приличные, объёмы большие. Из 12 постов управления на 7 работают женщины. Работа оператора на стане требует предельной внимательности и является серьёзным испытанием для человека, а в ночную смену особенно. Люди не роботы! Зарплата у женщин на уровень ниже, чем у мужчин. Я пытался разобраться почему. И когда начал бегать по кабинетам, женщины сами остановили меня:

— Если на наших постах поднимут оплату, то на наше место придут мужики, и мы останемся без работы.

В начале марта отмечаем совместный праздник. Захотелось что-нибудь сочинить для наших дам. У МАШИНЫ ВРЕМЕНИ есть ритмичная песня со словами: «Я пью до дна, за тех…» Нужно заметить, что стан наш древний. На нём работают уже внуки тех, кто пускал его в своей молодости.

Кто помнит, как всё начиналось?

Конечно, не помнит никто.

Тогда мы начнём с проката начала

И с тех, кто посадку ведёт,

Кто гонит квадрат по рольгангу

И в печку одна за одной,

Кто гордо не дремлет

И строго смотрит,

Чтоб плавку не спутать с другой.

Я пью до дна за Галю с Ирой!

За наших славных девчат,

Которым послушен квадрат.

И если цель одна

И в радости, и в горе,

Девчонки не струсят,

Девчонки не бросят

И печь под завязку забьют.

Вот печь уже отшагала,

Нагрела металл докрасна.

А далее грозно гремит черновая,

За ней чистовая пошла.

Вот дружно летит арматура,

А может быть, даже и круг.

И как всё настроить, нарезать, уложить?

И как тут без женских рук?

Я пью до дна

За тех, кто с нами,

За Свету, за Лену, ещё одну Свету,

За Иру и Надю — ура!

И если цель одна

И в радости, и в горе,

Девчонки умеют,

Девчонки всё могут,

И вот он — красивый пакет!

Наши милые дамы были такие красивые, нарядные, домашние, и так жаль, что в цех им нельзя приходить такими.

Несколько лет назад директорат указал своим руководящим перстом на траву, растущую на больших площадях между цехами. Там, где была кудрявая трава с обилием полевых цветов, в прошлый засушливый год всё лето голая, потрескавшаяся, горячая земля. Да и землёй это трудно назвать: обилие глины и щебня в мазуте. Такой вид вызывает гнетущее состояние перед началом рабочей смены. А ведь известно, что каждый листочек через чудо фотосинтеза преобразовывает солнечные лучи в кислород. Листочков-то этих наберётся поболее, чем на деревьях в лесу. Сколько кислорода давала вся просто скошенная трава! Наши боссы получили добро на строительство ЭСПЦ-6, когда заверили экологов, что опасного дыма не будет. Два раза в сутки, в пересменку, из трубы и крыш цеха в атмосферу выбрасываются тонны смертоносного дыма, который чаще всего оседает на сады и жилые кварталы. В прошлом году все мы потеряли друга Вову. Так он говорил, что больницы Челябинска переполнены больными раком, даже в коридорах мест нет. Когда ЭСПЦ-6 встал на капремонт, управление пригласило экологов: смотрите, не дымит. А как было приятно! Идёшь на работу или со смены, а вокруг столько зелени и такие цветочки красивые! Желтый — чисто желтый! Белый — белый, пребелый! Синий, розовый — чистейшие краски в лучах солнца! Да и резвее может быть иначе, если это дарит нам сама Земля! Перед работой набирал букет из 19 разных цветов, без колючек и вьюнов. Этот букет приносил нашим милым труженицам. А какой аромат стоял в кабине крана или на посту управления всю смену!

Почти каждую смену работаем с краном, и простых «Вира», «Майна», команды руками недостаточно. Когда приходит новенькая крановщица, объясняешь ей все особенности и договариваешься с ней, чтобы нормально понимать друг друга. Бывают ситуации критические, безвыходные, и всякие объяснения не понимаются, приходится использовать проверенный метод шоковой терапии, то есть мат на повышенных тонах. Чаще всего дурь и домашняя расхлябанность слетают сразу и навсегда. Девчонки из училищ познают тонкости мастерства, и проверенным методом тоже, гораздо быстрее тех, кто приходит на стан постарше.

Вот новенькая. Из-под каски белые волосы, глаза серые, живые, губы красные, и нижняя как у Алисы Фрейндлих. Азы работы она познавала тяжело, долго, но аккуратно и без дури. Если человек старается, метод шоковой терапии ни к чему, нужно набраться терпения самому. Это нормально. И вот как-то в начале ночной смены договариваемся о подъёмах, и Аня с тревогой в глазах, говорит:

— В душевой торопилась, зацепила часы и сломала браслет. Можешь посмотреть?

— Давай посмотрю.

Часики красивые, позолоченные. С браслетом возился недолго и до обеда поднимаюсь на посадочную. Аня открыла железную дверь крана. Протягиваю ей часики и вижу, как загорелись её глаза. Аня радостно смотрит на меня.

— Что я тебе должна?

А я как будто знал, что она так спросит.

— Давай поцелуемся.

Немного пораздумав, подалась ко мне, и наши губы сошлись. Это был не совсем дружеский поцелуй. Губами соединились два очень голодных и сильных желания. И зажглась любовь в полном объёме, нежная и ласковая. Был у меня напарник, настоящий друг, работяга. Всегда вместе и по-честному. На мои отлучки только посмеивался. На работу в цех я летел к своим близким как на крыльях. Сколько так прожил, год, два? Прихожу из отпуска и понимаю, что они не скучали.

Не знаю, как удержался. Объясняться с Аней не стал. Кто она мне? Замужняя женщина с двумя детьми. Что я себе позволяю и где? Знай своё место.

Летит экспресс.

Летит «Зелёная Стрела».

А впереди скала.

Горит зелёный свет,

Как будто бы в туннель,

Только туннеля нет.

Люблю тебя,

Но мне нельзя любить тебя.

Только взглядом,

Беглым взглядом.

Ты не моя, ты не моя.

Экспресс разбился.

Печаль и кровь.

Всё смоется дождём…

Зачем любовь?

Проезжает кран с мульдой. Через стекло кабины видны крупные слёзы.

Еду домой в ПАЗике 92-го маршрута. Было слегка морозно, но внизу, сбоку, здорово грела печка, и, приняв её тепло, я размяк и уснул. Кто-то толкает меня и садится рядом. Просыпаюсь, пододвигаюсь, оглядываюсь. Затем ещё раз оглядываюсь назад, чтобы лучше разглядеть незнакомку. Молодая женщина, в веснушках, курносая. Не краса, но будто слышу чью-то подсказку:

— Нужна хорошая подруга? Вот она! Знакомься, женись.

В самый нужный момент на меня вдруг напала каменно-статуйная болезнь со 100%й немотой. Женщина вышла на Гагарина, я на следующей. На другой день мне повезло. Моя незнакомка стоит в автобусе почти рядом и о чём-то сплетничает с подругой. Когда она вышла, я вышел тоже. На этом моя прыть закончилась. Иду следом до магазина, незнакомка прошла дальше. На следующий день её не было в ПАЗике. Выхожу на Гагарина и жду такой же маршрут — нет её. Жду ещё, и опять нет. Иду туда, куда она шла, всматриваюсь в проходящих мимо меня женщин.

Город, улица, снег, толпа.

Времени уйма, о нём забыл я.

Много проходит медвежьих шуб

И голубых норок мимо тоже.

Со вздохом на каждую загляну

И провожу с выдохом всё же.

Нет тебя, знаю,

Нет тебя, нет.

Логикой это воспринимаю

Каждому по Луне.

Но подсознанье мое — сверхсознанье.

Исчезновенье твоё — ожиданье.

Видеть хочу, словно смысл весь в них

В тех веснушках экстаза, рыжих, смешных

И ещё что-то такое,

Что через край полно синевы

Если увидеть придётся,

С дорогой не разберёшься.

Тихая улица, домов карусель.

Ждал её на остановке института, пока не окоченел. И только через неделю я увидел её. И опять ко мне подступила та болезнь. Я как мог сопротивлялся, обзывал себя трусом и ничтожеством — не помогает. Тут я сообразил, я начал себя хвалить: «Да, ты — герой! Ты — молодчина! Сейчас мы эту даму разом охмурим!» На выходе опережаю незнакомку и подаю ей руку, чтобы помочь выйти. Она посмотрела на меня, но руку не подала. Ладно. Немного потупив, догоняю её:

— Привет! Это ничего, что я немного пройду с тобой рядом, ладно? Понимаешь, в маршрутке от нечего делать решил устроить конкурс красоты: кто мисс 92-го маршрута? По мнению жюри, безоговорочную победу одержала именно ты. Поэтому, извини, давай знакомиться. Я — просто Павел. А как зовут мисс 92-го? Молчишь… А давай я тебе дам имя. Ну, например…

— Оксана.

— Ладно, я согласен. Пусть будет Оксана.

Мы здорово посмеялись. Понимаю, что для меня зажёгся зелёный, и во мне проснулись джентльмен, артист, клоун. Оксана такая женственная, мягкая, отзывчивая, смешливая. И было немного тоскливо расставаться с ней у дверей её квартиры. На следующий вечер гуляли долго и наморозились. В подъезде её дома нежно обнимаю милую и сочно, по-мужски целую. Мы оба были счастливы в долгом и ненасытном поцелуе. На другой день Оксана удивила меня вопросом:

— Тебя кто научил так целоваться?

Пришлось честно признаться:

— Природа. И острая необходимость.

Через несколько дней глубокой морозной ночью возвращаемся с Оксаной со дня рождения. Немного пьяные, счастливые. Идём одни по улице, хохочем, целуемся. Сам не понимаю, как так получилось, но в порыве поцелуя моя рука добралась до того места, откуда мы все вышли, и моя ладонь уловила чёткий сигнал: меня там срочно и с нетерпением ждут. Вдыхая морозный воздух и умирая от жары, молча одни идём по улице. Замечаю рядом с дорогой среди деревьев строительный домик на колёсах. Беру Оксану за руку и завожу её по тропинке за домик. Ставлю милую к себе спиной, залажу руками под Оксанину шубу, собираю все одежды до трусиков и одним движением всё стягиваю ниже колен. Затем хочу быстро рассоединить молнию на куртке, но замок в низу куртки неожиданно не желает рассоединяться. Дергаю его ещё раз и ещё раз. И тут Оксана резко срывается в сторону, падает на колени в самый сугроб и делает попытку бежать на четвереньках. Смотрю на свой низ — всё горит ослепительным, ярким пламенем. Пьяный, но всё же пытаюсь понять, в чём дело. Патрульная машина дала задний ход, медленно выехала на дорогу и двинулась вниз по улице. Бросаюсь к подруге, помогаю ей встать, отряхиваю от снега и даже, кажется, хотел её одеть. Опустошенные очень, разошлись по домам. Через день вечером катаемся на коньках. Много хороших впечатлений, и о прошедшем накануне не вспоминаем. Оксана ведёт меня за руку. И вот мы одни в тренажёрном зале в подвале Оксаниного института. Сначала снял куртку, затем Оксаниной шубой накрыл часть теннисного стола. Раздеваю Оксану полностью и наклоняю её лицом на шубу. Уже в самом начале резкая сильная боль пронзила мне всю спину. Я еле сдерживаю себя, чтобы не заорать от дикой боли. Так больно, что боюсь вздохнуть. О каком-либо движении не могло быть и речи. Сколько так прошло времени, не знаю, но постепенно отпустило, и медленно отодвигаюсь от подруги. Не могу понять, что это было, может, из-за хоккея. А Оксана умудрилась осчастливиться, чем меня сильно удивила. То-то она, пока я умирал от боли, всё это время грызла свою шубу. Какое красивое у Оксаны тело! Идеальное тело молодой, почти юной женщины — ни тощая, ни толстая. С такими аппетитными изгибами, с прямыми упругими грудями и с круглой, как мячик, и тоже очень упругой попой. Настоящая богиня! Дальше всё было на ура! Праздник любви! Оксана приносила с собой женскую мягкость, ласку, нежность, и было так приятно, когда она была рядом. Я приходил к Оксане — её родители собирались и уходили гулять, оставляя нас одних. Когда я это понял, то приходил за Оксаной, и мы шли на улицу. Всё было нормально, всё очень хорошо. Вот как-то звонит Оксана:

— Паша, ты где сейчас?

— Оксана, я в «Чайной Симфонии».

— Паш, купи мне тоже чаю и к чаю что-нибудь, ладно?

— Всё, понял, Оксана. Сейчас куплю и бегу.

За дверью Оксана крепко обнимает меня за шею, и мы сочно целуемся. Опускаю руки с объятия вниз от талии и… О! Под халатом нет трусиков! Довожу Оксану до первого стула на кухне, наклоняю её и… Как прекрасен этот мир! Моему блаженству нет предела! И вот «когда уже собирался переходить с четвёртой передачи на пятую» поднимаю глаза… На кухне во всю стену огромное окно, и совсем рядом, через дорогу, большой монолитный дом с офисами. Короче говоря, всё то, что мы с Оксаной проделывали, отлично видно из всех офисов. Сделав ещё пару движений, я перешёл в нейтральное состояние и попросил Оксану занавесить окно, а сам двинулся к входной двери. Оксана не отпускала меня, умоляла остаться, прижималась и пыталась залезть на меня, как обезьяна на дерево. Но я чувствовал себя конченым идиотом.

— Пойдём в комнату, пойдём в ванную.

— В комнате и в ванной мы уже были. Оксана, давай в другой раз, ладно?

Уйти-то, я ушёл, но Оксана сильно обиделась. А я не понимал, что происходит. Женись на Оксане, ну как-нибудь попробую смириться с особенностями. Ясно, что ни машины, ни поезда, ни самолёта у нас не будет — это всё, в общем-то, мелочи. Но, если один из наших детей будет весь в маму, лучше застрелиться сейчас! В моей голове напрочь всё заклинило. Как-то с мужиками по работе надубасились по полной, и я вырубился на остановке Победы и Свердловского. Так остался без телефона, и Оксану я больше не видел.

Приятель должен сейчас подъехать. Сижу на скамейке рядом с клубом у центральной дороги. Солнышко ласково припекает, и кажется, засыпаю. На всякий случай кладу ладонь на телефон, чтобы не пропустить звонок. Всё-таки засыпаю.

Большой зелёный клоп шевелит усами. За ним, далеко за морем, уже видна часть солнца. Беру клопа и хочу посадить его на нос спящего Стива, но в голове слова святого отца Мэтью: «НЕ УБИВАЙ!» Ладно, закидываю клопа подальше в траву и начинаю подниматься. Все парни ещё спят, кроме Эли. Тот что-то выводит обгоревшей веткой в золе. Вчера, когда небо покрылось маленькими яркими звёздами, Эли выдал, что все звёзды — это то же, что и Луна, только очень и очень далеко, и ещё что на всех звёздах, как и на Луне, живут люди, такие же как мы. Чудик есть чудик. Вчера объелись рыбы, хватило всем, поэтому-то и спят, как сытые коты. Встаю. Стив развалился на моей куртке, вытаскиваю её, надеваю, начинаю прибирать у костровой ямы и задеваю ноги спящих. Толкаю в спину Эли, тот, похоже, спал сидя. Пацаны поднимаются, всё в порядке, идём домой. О траву развязался шнурок, и, когда развязался второй, нагибаюсь. Тут кто-то перепрыгнул через меня. Замечаю, это Фрэнк. Быстро завязываю и бегом за ним, догоняю и подсекаю ногу. Фрэнк падает, наскакиваю на него сверху и будто колочу его и давлю. Почти сразу же меня сталкивает младший брат Фрэнка Оли. Продолжаю игру, бегу от них:

— Ой, Оли боюсь. Спасите меня от Оли!

Оборачиваюсь. Все смеются, кроме идущих последними Адама и Ральфа. У Адама с левой стороны лица покраснение. У меня вывихнута рука и болят рёбра, но это не считается. Бегу к дому. Открываю дверь и сразу слышу приветствие моих животных. Захожу к ним, дотрагиваюсь до каждого, а сам носом к столу: как вкусно пахнет жареными лепёшками тёти Марты! Быстро ныряю в погреб, нарезаю всем свёклы, мою руки и к столу. Выпиваю кружку молока и, закрыв глаза, ем лепёшку. Барон активно вертится в ногах.

— Иди лови мышей. Когда ты ешь мышь, я у тебя не прошу. Ладно, на.

Остальные две лепёшки кладу в сумку и начинаю выводить всех. Последний — Синьор. Подталкиваю его ногой, но он сопротивляется, вскакивает на задние ноги и поворачивает голову в мою сторону, показывая свои маленькие рожки. Загибаюсь от смеха.

— Ладно, вечером пободаемся, а сейчас иди.

За селением ждём, когда соберутся все, выслушиваем у кого что. Подходит староста дядя Стоун, даёт добро и мы выводим всех коров, коз и овечек в поле. По дороге замечаю тётю Марту с другими женщинами, кричу ей, машу рукой. Она видит меня, улыбается и тоже машет рукой. В поле, пока стадо пасётся и присмотрев за кем просили, бегаем, играем в футбол, стреляем из лука. Клер опять опередил меня. Затем, когда вся скотина наелась и разлеглась, втроём уходим в лес. Эти места уже пройдены, и идём дальше вглубь, где могут быть ягоды.

Зареченские пацаны заметили нас раньше и устроили засаду. Когда раздался свист, они бросились на нас. Мы мигом пустились назад и полетели один быстрее другого. Но вот замечаю, что рядом нет Адама. Клер-то ускакал вперёд, я видел. Оборачиваюсь — нет Адама. Бегом туда, где были, и замечаю: зареченские бьют одного, точно Адама. Страшным зверем с разбегу запрыгиваю на спину одного, хватаю за плечо другого, падаем втроём. Вскакиваю и ловлю кулаком напротив, головой следующего. В полной ярости молотил их всех, как наша мельница в шторм. Адам поднялся, сильно хромает, но нужно уходить. Когда отбежали, кричу зареченским: «Сегодня вечером встречаемся!» С Адамом добираемся до своих, и говорю всем, что после управы бьёмся с зареченскими. Адам ушёл к тёте Марте, она-то знает, как лечить ногу.

Адам — мой брат-близнец. Мама умерла при родах. А до этого матрос со шхуны принёс сундук с папиными вещами. Адама забрал себе дядя Чарльз. У них с тётей Евой уже были три дочки, а дяде Чарльзу нужен был такой, как он. А там только такие, как тётя Ева. Их младшая дочь Елен чуть старше Адама. Ох и вредная! Это она сделала брата таким жестоким и злобным. Меня взяла к себе родная мамина сестра тётя Марта. Ни детей, ни мужа у тёти Марты не было, хотя она очень красивая, со светлыми, почти белыми волосами. Когда на охоту или к морю приезжали знатные вельможи, их вели к тёте Марте, чтобы они не зарились на молоденьких девчонок и замужних женщин. Как-то поздно вечером шёл мокрый снег, я хотел зайти домой, но меня остановил стражник господина. Я замерзал и всё равно хотел проскочить, но передо мной просвистел кнут. Отбежал в сторону, камнем попал лошади в голову — и в кусты. В кустах рядом со мной грозно просвистела стрела. Когда начало сильно трясти от холода ушёл к старосте дяде Стоуну. Умереть мне не дали, но у меня стал пропадать слух: то слышу, то не слышу. Да ладно.

Вечером быстро закончили домашние дела, собрались и двинулись на лужайку биться с зареченскими. Всё нормально. С нами увязался маленький Фил. Он бежал рядом, махал руками и что-то грозно кричал на своём. Вот так и я, когда был таким же, побежал с большими ребятами на сходку и когда все разобрались по парам биться, очень сильно хотел кому-нибудь заехать кулаком, но тут появился мальчик чуть повыше меня, и мы начали бороться, как все. Элвис быстро свалил меня. Я вертелся под ним волчком, очень хотел достать его кулаком и не боялся его. Помню, сильно плакал, когда шли домой, я хотел обратно, чтобы ещё биться с Элвисом. Сейчас, глядя на Фила, мне стало смешно, и я взял малыша за руку. Пока шли, развлекал Фила детскими песенками. Ну вот и зареченские, а с ними громила Ивлин. Толкаю Адама: сегодня твоя очередь прыгать ему в ноги сзади, а я с разбега толкну его в грудь. Адам молчит. Его не поймешь — понял, не понял. Если нет, то главное не дать себя поймать и не промахнуться. Элвис держится от нас с Адамом подальше. Его я уже сбивал, а у Адама очень жестокая хватка. Да и как он различит, кто из нас Адам, а кто я? И вот когда начали сходиться, из леса появился отец Мэтью. Что ему тут нужно? Я видел сам, как он дрался с мужиками на празднике. Мэтью обнял двоих и начал свой суд судить, а на его лице усмешка или радость, пойми его. После того как святой отец закончил, мы начали доказывать каждый свою правоту. Ох и накричались. И всё. На этом закончили. Идём домой. Маленький Фил бежит рядом, беру его на руки и опять напеваю ему песенку. Фил уснул. Нежно обнимаю его и говорю парням, чтоб не шумели. Несу малыша Уокерам. Тётя Мари с улыбкой встречает нас, целует меня и забирает спящего Фила. Захожу в дом. Дядя Джо сбивает масло, сажусь ему помогать. Масло сбивается тяжело, но нужно набраться терпения. Когда сбилось, сели все за стол кушать.

Иду к себе домой, помогаю тёте Марте и разговариваю с ней. Всё в порядке, можно на берег. На моём месте сидит Рой. Собрался толкнуть его, что-то передумал. Из дымящей кучи золы выкатили большой ком — запеченный в глине гусь с перьями. После разделки мне протянули мою любимую гусиную шею. Не хочется. Стелю на сене куртку, ложусь. С моря не дует, тихо. Надо мной небосвод с множеством разных ярких звёзд. Вон на той звезде, так же как и я, на сене лежит парень и смотрит на мою звезду. Машу ему рукой, он — мне.

— Привет-привет, как у тебя там, ничего? Всё хорошо? Ну, давай, хороших тебе снов.

И весь мой мир закрывает глаза и уходит в сон.

В доме старосты, дяди Стоуна, пока взрослые в поле, старушки со старшими девочками занимаются рукоделием, возятся с малышами. Я тоже подрастал там. И ещё я навсегда запомнил запах овчины: учился стоять и ходить, держась за овечку тёти Марты. Вечерами, особенно в ненастную погоду, в доме дяди Стоуна собиралось всё селение поговорить, порешать, а когда приходил отец Мэтью — послушать хорошие и умные слова о Боге, о людях. Я почти всё нормально понял, но, главное, я запомнил, что все мы равны для Бога, неважно, кто ты, бедняк или король, больной или здоровый. А вот как не мстить врагам, как делать из врагов друзей, мне не понималось. Мы, дети, буквально висели на руках отца Мэтью. И вот как-то я попросил дядю Мэтью взять меня с собой. Священник поговорил с тётей Мартой, та согласилась. Сразу идём в дальнее поселение в церковь на молитву. Жил Мэтью в маленькой каморке при церкви. Утром святой отец прыгал во дворе, махал руками, обливался водой, и мы после молитвы шли что-нибудь делать, а чаще ходили по селениям, помогали всем в поле, на стройке. Мэтью брался за любую работу, и меня восхищало доброе, внимательное отношение отца ко всем. Самое интересное было, когда мы приходили в закрытую для посторонних кузню. Я был просто счастлив, когда, сидя в дальнем углу у двери, вдыхал запах печи, видел красное железо, искры, слышал удары молотков. Это так здорово! И так здорово, что дядя Мэтью — настоящий мастер-кузнец. И ещё я научился читать и нормально выводить слова на бумаге. Правда, вначале это было очень и очень тяжело. Мэтью сразу понял, что складывать слова из букв легче научить любую овцу, чем меня, и он начал учить меня сразу словам. Так дело пошло быстро и успешно. Весной я уже совсем другим вернулся к тёте Марте. Я знал на память молитвы и чувствовал, что иногда смотрю на весь мир глазами отца Мэтью.

Но всё-таки как не пошалить? Близко к нашему берегу встал на якорь корабль. Матросы ещё ранним утром сошли и двинулись в город. И когда вместо солнца на небе ярко светила полная луна, мы втроём решили подплыть к кораблю поближе, чтобы только посмотреть. На шхуне нас никто не заметил. Мы подплыли вплотную к кораблю и уже вместе покачивались на плавной волне. Сделали круг. Когда подплыли к верёвочной лестнице второй раз, потрогали её, натянули, и Адам первый тихо поднялся наверх. За ним я и Фрэнк. Сразу же ныряем в тень от яркой луны. Подождали немного и поняли, что никого нет. Отбросив все страхи перед неизвестным, начали всё трогать руками — о чём ещё можно мечтать! Даже по вантам полазили. После того как всё перетрогали и всё нам стало привычно и знакомо, спустились в каюту и там всё пощупали, нашли красивую бутылку, открыли, сделали по глотку обжигающей жидкости, затем ещё. И таким праздником нам всё показалось, что мы начали громко орать и скакать на мягкой сидушке. Но веселье быстро закончилось, когда вдруг выяснилось, что дверь за нами закрыта и, сколько не ломись, выйти мы не сможем. Стали ждать что будет. Вскоре стало очень скверно и нас начало рвать. Утром с диким криком нас за шиворот вывели наверх, и, наверно, висеть нам на рее, если бы среди моряков не оказался наш староста дядя Стоун. Староста и капитан громко кричали друг на друга, пока дядя Стоун не показал рукой на нас с Адамом и что-то не сказал. Капитан замолчал. Наш староста всю свою жизнь проплавал на корабле, он был когда-то настоящим морским волком.

— Извините, ребятишки, что недодумал. Мне нужно было давно показать вам корабли.

Нас окатили водой, и Стоун начал что-то рассказывать и показывать, но нам было так скверно, что хотелось только домой. А когда на палубу поднялась тётя Марта, чтобы убрать за нами, я готов был провалиться от стыда на дно моря.

Староста Стоун строго следил за порядком в селении и в поле. И, может, поэтому, да нашим трудом с Божьей помощью у нас выросло много зерна, овощей. И по животным обошлось без потерь. Часть всего отдали шерифу как нашему хозяину. Часть увезли в город и обменяли на инструменты, ткани и другие нужные предметы. Много осталось на зиму. Когда закончился год, шериф решил, что мы нехорошо разжились своим трудом и выпустил указ об увеличении его доли. Мужики порешили: в неурожайный год мы умрём голодной смертью. Дядя Стоун ушёл к шерифу на переговоры. Шериф отменил указ, но наша радость была недолгой. Перед самой зимой налетели разбойники. Они жгли дома, сено, били людей и уводили скот. Крики, ужас, паника, дым пожаров охватили всю деревню. Последним въехал огромный страшный бугай. Он не гонялся по селению, остановился и лениво смотрел на окружающий разбой. Вдруг его глаза сверкнули огнём, он увидел бегущую домой тётю Марту и рванул за ней. Вмиг он уже схватил её за волосы, перекинул через седло, запустил лапу под платье, затем к своему носу, дико заорал и вылетел с тётей Мартой из деревни. Я всё это видел сквозь дверь и, когда бандит помчался прочь, что есть сил бросился к нему, но был сбит с ног и крепко прижат к земле. Пока вырывался, раздался громкий крик:

— Смотрите, призрак! Смотрите, Белый рыцарь!

Я сам видел: огромный серебристо-белый рыцарь на большущем белом коне гонял по селу разбойников, быстро настигал их и сильно бил палкой, те и не думали сопротивляться. Побросав всё, разбойники в панике вылетели из селения, нагоняемые рыцарем. Больше мы рыцаря не видели, хотя до этого он мог изредка мелькнуть в лесу, и ещё говорили, что он защищает бедных и слабых. Отец Мэтью тоже ничего не знает о нём, хотя однажды видел его очень далеко от себя. И ещё я тогда заметил на белом плаще рыцаря спереди и на спине большой красный крест!

Поздно вечером в село пришёл дядя Мэтью, и мы рассказали ему о налёте разбойников и о Белом рыцаре. Со слезами на глазах я сказал ему, что бандит увёз тётю Марту. Мэтью спросил, как выглядел разбойник, и поспешно покинул селение. Священника не было долго, и мы уже начали готовить себя к мысли, что больше не увидим его.

А он всё-таки пришёл! Как всегда, отец Мэтью продолжил свои молитвенные служения. Отдав должное всем и каждому, поздно вечером он со старостой Стоуном пришёл ко мне на разговор. Тётю Марту увёз свирепый разбойник Бернард — Красный медведь. По закону банды вся добыча делится поровну, но Медведь нарушил его и исчез с женщиной. Возможно, он ушёл к себе на родину, в горы Шотландии. Там у него живут три брата и вся родня. Если Бернард объявится, Мэтью пришлют гонца. Пока вся надежда на то, что Бог услышит наши молитвы и тётя Марта вернётся.

С самого дня исчезновения близкого человека я не знал, как жить дальше. Дядя Стоун, пацаны и мои животные как-то помогли пережить горестные дни. Так же как всегда, ловили рыбу, жгли костёр, смотрели на проплывающие корабли. С Адамом окончательно перестал драться. Рано или поздно животных приходится забивать на мясо. Я всегда уходил со двора, всё делали забойщики, и Адам среди них первый. Но пришлось переломить себя, научиться самому.

Прошла зима. И когда в селении объявился мужик в военной форме для набора в армию, я решил всё поменять в своей жизни. Вместе со мной подались Адам и Фрэнк. Со всеми простились, и вот с парнями других селений идём за повозкой под дождём, мешая грязь с травой. Через два дня добрались до военного лагеря. Меня поставили в прислугу к лучнику. Носил ему стрелы, следил за чистотой в палатке, бегал по всяким поручениям — ничего непосильного, даже больше — мне в армии нравилось! Столько много разного настоящего оружия! И всё можно потрогать и подержать! Уж очень хотелось быстрее научиться ловко махать мечом и далеко точно в цель пускать длинную стрелу. Вечером в лагере посиделки у костра. Встречались с Фрэнком, а вот с Адамом довольно редко. Где-то ближе к лету днём я не спеша пересекал ворота лагеря, как за спиной услышал:

— Вот он!

И на меня набросилась группа хорошо одетых солдат. Они дико орали, затем подвели к высокой балке, подняли на ящик и накинули на шею петлю. Адам что-то натворил, и я не успею проучить его! У меня забирают жизнь. Сильно трясло от страха, так что я мог только мычать. Очень больно сдавило между ног. Вот-вот выбьют ящик. Собралось много народу, и, когда пришёл командир, Фрэнк вышел и закрыл меня собой:

— Это не он! Их два брата. Они близнецы. Нужно найти второго, и вы увидите, что это точно не он.

Петлю сняли, толкнули с ящика, но я не мог стоять. Поднимаюсь:

— Спасибо, Фрэнк!

Повели и бросили в темницу. Не знаю, сколько пролежал. Встаю на колени. От страха трясёт, не могу вспомнить молитву и собираю её по слогам и словам:

— Да воля твоя на земле, как на небе. За что? Святой отец, дядя Стоун, тётя Марта, мама, папа, я не хочу умирать.

Я сказал «Мама и папа». Меня это сильно поразило. Говорили, что тётя Марта похожа на маму, и я её представлял как маму. А папа? Какой он? В темноте появился лёгкий туман. Страх, кажется, оставил меня, и я начинаю погружаться в сон.

Мокрым носом крыса провела по моим губам. Встаю. Вспоминаю прошедшее, но удивительно: чувствую себя уверенным и решительным. Подхожу к двери, потихоньку нажимаю на неё, и дверь пошла: засов закрыт не до конца. В проходе сильно воняет перекисшим элем. Ставя неслышно ноги, потихоньку обхожу спящего за столом охранника. На выходе из дома, на пороге, лежит большая лохматая серая собака. Её уши повернулись в мою сторону. Отец Мэтью говорил, что безвыходных положений не бывает, нужно искать решение. А где оно? Возвращаюсь обратно и замечаю разбросанные под ногами сторожа кости. Лёгкой тенью, плавными движениями собираю косточки с хрящами и с остатками мяса. Самую маленькую кидаю на улицу рядом с собакой. Псина молнией сорвалась за ней и проглотила её. Самую большую кость кидаю далеко от себя и когда пёс умчался за ней, кидаю ему всё. А сам бегом за угол, через забор и в лес. Должен был идти на север и на восток, но почему-то принял решение пробираться кустами рядом с дорогой, идущей на юг, к морю. Уже начало светать, когда почувствовал знакомый морской аромат. Сворачиваю правее и захожу на окраину рыбацкого посёлка.

Море и настоящий морской порт. Столько кораблей я ещё никогда не видел. Все они медленно покачивались, крепко привязанные к причалу. Ранним утром в порту не видно людей. Брызги моря раз за разом заливали причал и меня, но я не обращал на это внимания и был весь в желании хорошенько рассмотреть столько разных коггов. Внимательно разглядываю каждую частицу на первом, втором и вот на третьем корабле. Собирался переходить к четвёртому, как на палубу вышел смуглый тип и уставился на меня. Поворачиваюсь, иду к четвёртому кораблю. Тип по трапу спускается на причал. Разворачиваюсь к нему лицом. Ну, и? Смуглый смотрит на меня, и глаза у него начинают расширяться. Да он больной! Надо бежать, но при развороте сбиваю неожиданно оказавшуюся рядом старушку с корзиной. Помогаю ей встать и собираю рыбу в корзину:

— Бабушка, пожалуйста, извините. Я Вас не видел. Пожалуйста, извините. Я не видел Вас.

Тип подбежал и тоже помогает собирать рыбу, а сам улыбается,

— Томас Оливин. Ты сын Томаса Оливина? Да, ты его сын! Как ты здесь оказался? Почему я тебя раньше здесь не видел? Слушай, ты почему такой печальный?

Он назвал моего отца. Томас Оливин — так звали моего папу. Смуглый обнял меня, а я его. В ближайшем пабе сели за дальний стол и я с таким желанием съел похлёбку из свиных ушей, жареную ветчину с лепёшкой. Пока я ел, Эмиль молчал и счастливыми глазами наблюдал за мной. Когда убрали посуду, начался разговор за знакомство. С начала я, потом Эмиль.

Эмиль из далёкой арабской страны, и он последний, кто видел папу. Когда команда сошла на берег погулять, поразвлечься, Том решил пройтись один и не тратить деньги. Все знали, что Томас берёг деньги для своей Мари, которая должна была родить.

Эмиль — круглый сирота, и вот, гуляя по базару, он увидел на дороге большой красивый персик. Должно быть, персик скатился с пирамиды персиков или кто-нибудь его уронил. Эмиль подобрал фрукт и поднёс его к лицу, вдыхая волшебный аромат, как вдруг раздался истеричный крик: «Вор!» И толпа накинулась на мальчишку, начали его бить. Неожиданно кто-то раскидал всех и спрятал Эмиля за своей спиной. Это был матрос с заморского корабля. Он показал толпе ладони, предлагая всем успокоиться, и протянул торговцу деньги за персик. Но толпа уже обезумела и с большими силами набросилась на одного. Эмиль побежал по чайханам и по забегаловкам на берегу звать на помощь таких же матросов. Но матрос, которого он нашёл, был мертвецки пьян. Эмиль побежал обратно на базар и увидел, как толпа потащила за ноги неподвижного матроса и свалила его в сточную канаву. Когда все ушли, Эмиль спустился к матросу, и сколько ни старался вытащить его, ничего не получалось. Тогда он сел на край канавы и горько заплакал. На корабле Том считался правильным матросом, и, когда вечером он не появился, вахтовые забеспокоились. Кто мог все сошли на берег искать Тома. Возле базара увидели плачущего малыша и в канаве с помоями неподвижного Томаса. Эмиль показал на базар — место борьбы. Томаса унесли на корабль, обмыли, одели в чистую форму, положили на стол и зажгли в руках свечу. Ближе к полудню следующего дня вся команда сошла на берег. Эмиль показал на хозяина точки, и матросы начали бить и крушить всё подряд и вместе с торговцем избили всех, кто попался под руку. Когда остались одни руины, появилась охрана падишаха и копьями увела команду в тюрьму. К большой радости Эмиля ранним утром команда была выпущена на свободу. На корабле быстро приготовились к отплытию, и, как только берег скрылся за горизонтом, команда простилась с Томом.

Я вживую представил всё, что рассказал Эмиль, и горечь потери папы была беспредельной. Тут Эмиль говорит, что боцман ищет матросов и не соглашусь ли я пойти на корабль. Я чуть не потерял дар речи, я не знал, как ответить, чтобы не спугнуть такую удачу:

— Конечно, я согласен. Я как раз пока свободен.

Чуть не сказал, что я очень и очень хочу и мечтаю плавать на корабле. Идём на когг. Знакомство с командой и кораблём прошло нормально. Капитан Стасий был в некотором раздумье, наверное, учитывая мой возраст. Он спросил, обучен ли я грамоте, и дал прочесть запись в журнале. Я прочитал, и это всё решило. Эмиль во всём опекал меня, рассказывал и показывал. Так всё здорово! Особенно когда мы по вантам залезли в воронье гнездо. Судьба подарила мне в лице Эмиля моего ангела-хранителя и друга. Я стремился всё делать, как Эмиль, быстро, без суеты, уверенно и решительно. Капитану понравились мой почерк и аккуратность в письме, и он часто вызывал меня для заполнения журнала. Судно ремонтировали, штопали, драили. Трюмы заполнили железом, тюками шерсти, зерном и провиантом. И вот все приготовления закончены, и всё готово. Ранним-ранним утром небо было покрыто тёмно-серыми облаками. Прозвучала команда:

— Отдать швартовы!

Наш корабль, медленно покачиваясь, начал отплывать от причала. Я стоял в вороньем гнезде, и, когда когг повернулся к открытому морю, необыкновенный восторг и счастье охватили меня:

— Прощайте, пацаны, прощайте, святой отец Мэтью, тётя Марта, дядя Стоун, все мои дорогие земляки! Я вас всех очень люблю!

Оклик боцмана Норманна, быстро спускаюсь вниз, и началась моя нормальная матросская служба. В первом порту пополнили запасы воды и надолго ушли в открытое море. Первый шторм и гроза сильно напугали меня — я неважно держался, не так, как все. Эмиль сказал, что первого шторма боятся все, нужно биться и побеждать. Через несколько дней мы вошли в зону, где очень тепло, и даже слишком. При подходе к Марселю к нам стали подплывать лодки с пиратами и с черными торговцами. В порту помогаю капитану с оформлением договоров. И после этого идём с Эмилем на погрузку-разгрузку. Когда закончили, Эмиль повёл меня знакомить с удивительным южно-восточным миром. Странные животные, необыкновенные фрукты и сладости. Староста дядя Стоун часто рассказывал про заморские чудеса, но увидеть всё самому…. И больше всего Эмиля и меня тянуло посмотреть удивительные мечи и ножи арабских мастеров. Через день отплываем и держим курс ещё дальше. В Генуе утром Эмиль ушёл на берег один и, когда вернулся, крепко обнял меня:

— Прости, малыш. Мы расстаёмся. Я нашёл судно, на котором поплыву к своей любимой. Меня там очень ждут. Пусть Всемогущий охраняет тебя.

Эмиль надел на меня свой крестик. А я почему-то оказался не готов расставаться со своим. Эмиль улыбнулся, мы ещё раз обнялись на прощание. Обратное плавание показалось мне более тягостным. В свободное от вахты время читал себе и вслух для других книги, слушал интересные матросские байки. Возвращение в родной порт прошло нормально. После всех разгрузочных работ появилась возможность съездить повидать своих, но боялся быть пойманным. Снял комнату рядом с портом и почти весь световой день помогал матросам, боцману, капитану. У хозяйки комнаты были две дочки, трёх и пяти лет. Я скормил им все свои восточные сладости. Когда приходил, девчушки буквально с разбегу врезались в меня, и у нас начиналась весёлая возня. Играли во всякие детские игры, ходили смотреть корабли, я рассказывал сказки, напевал песенки, которые помнил от тёти Марты.

Следующее плавание было в страну северных людей. И после обмена товарами наловили много рыбы для себя и для торговли. На обратном пути случился грандиозный бунт из-за огненной воды русичей, и если бы мы не вошли в зону плотного тумана, когда вся команда на передней корме напрягала зрение и слух, то неизвестно, чем всё могло кончиться. В плавании меня увлекло желание понять, как управлять парусами при меняющейся погоде. Ведь даже при большой волне, в шторм мы шли к своей цели. Разве может быть неинтересно знать самому, как обойти риф и как когг может лететь над волнами на полных парусах.

Комнату снял у одинокой хозяйки. С оплатой я не скупился, и молодая женщина относилась ко мне очень тепло, даже более:

— Пока ты моряк, жены у тебя не будет. А хорошо любить женщину нужно учиться. Сразу не у всех получается. Молодожёнам не зря для этого даётся время после свадьбы.

Я на всю свою жизнь сохраню в своём сердце благодарность к этой умной и понимающей женщине. В отличие от первых мгновений знакомства с любовью через месяц я уходил в море уверенным в себе мужчиной, способным осчастливить любую красавицу.

Прошло два года.