ЧАСТЬ 1
Время близилось к вечеру. Нагретый солнцем асфальт щедро отдавал накопленное за день тепло августовского солнца и тем самым продлял последние часы уходящего календарного лета. Финальный летний понедельник, спохватившись, выдавал на гора нерастраченное за три месяца тепло, чем радовал школьников и их родителей, усиленно готовящихся к завтрашней школьной линейке.
После летней Олимпиады–80 прошёл год. Москва преобразилась. Она стала ещё краше, появились не только современные спортивные комплексы вокруг столицы, но и новые микрорайоны, самым известным из которых стала Олимпийская деревня на юго-западе.
Ленинский проспект, по которому среди редких прохожих неспешно прогуливались две юные фигуры, высокий парень и под стать ему такая же девушка, мало изменился со времён сталинской застройки, начавшейся в начале пятидесятых. Только кое-где продолжали ещё висеть напоминающие о прошлогодней олимпиаде плакаты, призывающие к миру во всём мире и к каждодневным занятиям спортом.
Молодые люди не обращали внимания ни на слегка выцветшие плакаты, ни на равнодушно спешащих прохожих, потому что почти всё лето не виделись, общаясь лишь по телефону, да и то не всегда.
Сначала Гена сдавал экзамены после десятого класса в школе, потом был выпускной в актовом зале и встреча рассвета на Ленинских горах. А после этого поездка к чудесному Чёрному морю вместе с закадычным другом Славкой Богомазовым. В посёлке Архипо-Осиповка жили его дедушка с бабушкой по отцовской линии, и парни помогали им строить летние домики для отдыхающих, больше похожие на благоустроенные сараи.
Несмотря на то, что восемнадцать им должно было исполниться только в декабре, ребята были физически развитыми, да к тому же симпатичными, поэтому от недостатка женского внимания не страдали и легко заводили знакомства с девушками. Но Генке Мазанову этого внимания доставалось больше, поскольку он был выше своего друга и входил в сборную школы по баскетболу. Девчонки обычно украдкой вздыхали, наблюдая за тем, как статный юноша умело обходил соперников на площадке, ловко ведя мяч к корзине.
Катя Антонова влюбилась в него с первого взгляда, когда пришла поболеть за сборную школы. Она даже записалась в баскетбольную секцию, чтобы видеть Генку чаще, благо высокий рост позволял не затеряться среди стройных мускулистых дылд. Но она никогда не была худой. Бабушка её успокаивала, говоря, что широкая кость досталась ей от отца-художника, поэтому мучить себя диетами бесполезно, всё равно генетика своё возьмёт.
***
Биологического отца Катя помнила плохо, родители расстались, когда ей было полтора года. В то время она и маму видела нечасто, потому что жила в Дедовске, а Таисия Ивановна устроилась на работу в Москве, сняла там комнату и стала налаживать личную жизнь. Вскоре на молодую женщину обратил внимание чиновник из Госснаба, который был старше её почти на пятнадцать лет. Теперь Катя жила на два дома: зимой в центре Москвы на монументальном Кутузовском проспекте, а летом — у бабушки с дедушкой в тихом Подмосковье.
Отчим и мама весь день пропадали на работе, и маленькая Катя проводила время со старыми родителями Сергея Андреевича. Правда, в год, когда Кате надо было идти в школу, им дали квартиру на Ленинском проспекте. Квартира на Кутузовском была большой, и им всем хватало места, но Таисия Ивановна ждала ребёнка, поэтому Сергей Андреевич решил строить своё гнездо отдельно от родителей.
Последнее беззаботное лето Катя провела на даче с бабушкой и младшей сестрой Ирой. Вообще-то дачей они со временем стали называть обычный дом, который принадлежал родителям её мамы. Дом находился в ближнем Подмосковье, в Дедовске, поэтому они не ощущали отсутствия цивилизации, ведь недавно им даже установили городской телефон, по просьбе всесильного Сергея Андреевича. Но красивая природа и небольшая речка, где местная и приезжая ребятня любила проводить тёплые дни, всё-таки давали понять, что они находятся далеко от Москвы.
В следующем году Кате предстояло окончить школу и после получения аттестата поступать в юридическую академию. Поэтому она с радостью уехала в любимый Дедовск на всё лето, понимая, что вместе с последним днём летних каникул закончится и счастливое время, когда деревья были большими, трава — зеленее, а небо — голубее.
***
Катя держала Генку за руку и время от времени с полуулыбкой поглядывала на своего спутника, погруженного в свои мысли.
— Ген, ты о чём думаешь? — наконец спросила она, слегка качнув его руку.
Гена Мазанов не сразу услышал вопрос подруги, поэтому немного смутился и, улыбнувшись, сказал:
— Ты сегодня выглядишь ОСЛЕПИТЕЛЬНО. Наверно, отдых на даче пошёл тебе на пользу.
Катя резко остановилась и громко расхохоталась. Успокоившись, она с сарказмом произнесла:
— Поэтому ты, ослеплённый, не смотришь на меня и молчишь КАК … — девушка запнулась, стараясь подобрать подходящее сравнение.
— Ну, продолжай, — игриво глядя на свою спутницу, сказал Гена и обнял Катю.
Она, подражая своей младшей сестре Ире, надула губы и капризным тоном протянула:
— Я всё лето скучала без тебя на даче, а ты, как бесчувственный болван, идёшь и всё время молчишь.
— Ну мы же разговаривали с тобой по телефону, — виновато начал оправдываться парень.
— Да, если бы по просьбе отца нам не установили телефон в Дедовске, ты бы вообще забыл о моём существовании.
Не желая продолжать этот бессмысленный разговор, Гена прижал Катю к себе и нежно поцеловал в губы. Капризное выражение лица подруги мгновенно сменилось на довольно-победное.
— Вот так бы сразу. А то ведёшь себя как чужой, — медленно облизывая губы после страстного поцелуя, произнесла девушка.
— Катька, мы с тобой даже не одноклассники, хоть и в одной школе учились. А теперь вообще наши пути разойдутся. Я в следующем году уйду в армию, ты поступишь в институт. Кто знает, куда занесёт нас судьба?
— Кстати, а давай я с отцом поговорю, и он за тебя слово замолвит в военкомате, — тут же подключилась к разговору Катя.
— И что?
— Ну ты и дурачок у меня. Так тебя в стройбат могут отправить, а после просьбы отца куда-нибудь за границу поедешь служить.
— Я пока не думал об этом.
— А обо мне?
— Кать, не начинай!
Гена взял подругу за руку и свернул возле углового сталинского дома на Ломоносовский проспект. Вечерняя улица была пустынной, и он, воспользовавшись этим, снова пылко поцеловал свою спутницу. Катя обхватила Генку за шею и закрыла глаза, её переполняли неведанные доселе ощущения. После продолжительного поцелуя она положила голову на грудь своему кавалеру и крепко прижалась всем телом, тяжело дыша.
— Я люблю тебя больше жизни! — неожиданно произнесла Катя и посмотрела Гене в глаза.
Он молча поцеловал её сначала в один глаз, потом в другой и улыбнулся.
— Ты писать-то мне будешь, когда я уйду в армию?
— Дурачок, конечно, буду. Но как бы я хотела, чтобы твоя армия и мой десятый класс были уже в прошлом. А мы, независящие от моих учителей и твоих командиров, поженились и никогда больше не расставались.
Услышав такие проникновенные слова от подруги, с которой начал встречаться полгода назад, Гена не удержался и слегка отпрянул от неё. Потом, собравшись с мыслями, решительно произнёс:
— Пусть всё идёт своим чередом. Я не хочу торопить события. Кать, тебе ещё школу надо окончить и в институт поступить. Да и твои родители не слишком-то обрадуются такому зятю, у которого ни образования, ни денег, ни отдельной жилплощади.
Катя не ожидала услышать кучу нравоучений в ответ на своё искреннее признание и, вырвавшись из тёплых Генкиных объятий, быстро пошла к школе, находившейся во дворе. Ноги сами понесли её к знакомому с детства месту, куда её впервые привели девять лет назад.
Она любила свою школу и считала вторым домом, ведь здесь всегда было интересно. Каждый день в её стенах кипела жизнь, поскольку учителя уделяли ученикам много времени. Они не только проводили уроки, контрольные и зачёты, но и организовывали различные внеклассные мероприятия, самыми любимыми из которых были дискотеки. Девчонки надевали свои лучшие наряды и красились так, что бедные учителя хватались за сердце.
Гардероб Кати нельзя было назвать слишком большим и роскошным. Но благодаря отчиму, занимавшему высокий пост заместителя председателя в Госснабе СССР, она первая в классе щеголяла в джинсах и модных сапогах-чулках на дерзкой платформе. Правда, носила она их недолго, так как в восьмом классе ощутимо переросла своих одноклассниц. Теперь даже смешно было вспоминать, что в первом классе у неё было прозвище «Цыплёнок» из-за субтильного телосложения и маленького роста. Переехав с Кутузовского проспекта на Ленинский, она сильно скучала по Дедовску и бабушке с дедушкой. Поэтому плохо ела.
Генка нехотя плёлся за подругой, у которой даже спина выражала глубокую обиду. В школьном дворе, несмотря на вечер, шла подготовка к утренней линейке. Бойкая пионервожатая и медлительный военрук колдовали над молчащим проигрывателем, пытаясь вдохнуть в него жизнь. Пластинка, насаженная на ось диска, беззвучно крутилась, не желая нарушать тишину школьного двора, отвыкшего за лето от детского смеха и гомона. Пионервожатая от избытка эмоций размахивала руками и что-то возбуждённо говорила. Старый военрук безучастно смотрел на крутящийся диск и за компанию с ним молчал.
Гена с Катей подошли ближе и поздоровались. Пионервожатая Надежда вместо приветствия на одном дыхании выпалила свою проблему и, вздохнув, устало уставилась на безмолвную аппаратуру. Гена легко взбежал по сбитым ступенькам на крыльцо и застыл у стола, на котором стояли колонки и допотопный школьный проигрыватель. Он остановил пластинку, положил ручку с иглой на держатель и внимательно осмотрел старенький «Рекорд».
— Надя, а у вас ничего не падало, когда вы несли проигрыватель из пионерской комнаты?
Надежда недоумённо пожала плечами и беспомощно развела руками, показывая тем самым, что всё возможно.
— Пойдёмте, покажете, где вы шли, и где стоял проигрыватель, — решительно сказал Гена.
Когда Генка с пионервожатой скрылись за дверями школы, Катя решила пройтись по двору, который был аккуратно разлинован на квадраты. Впереди каждого квадрата стояла цифра с буквой, указывающая, какой класс завтра будет здесь стоять и галдеть, потому что пламенные речи директора и гостей уже все знали наизусть. Она нашла мелом написанные цифры 10-А и невольно вздохнула. Пожалуй, только сейчас Катя ощутила грусть предстоящего РАССТАВАНИЯ со школой. Конечно, ей хотелось побыстрее окунуться во взрослую жизнь и самой решать вопросы, связанные с семьёй и будущей работой, но ДЕВЯТЬ ЛЕТ она почти каждый день переступала порог этого здания. Здесь были школьные друзья, и постоянно бурлила яркая, интересная жизнь, которая через год должна была закончиться и уступить место новому, неизвестному этапу.
Неожиданно зазвучала МУЗЫКА, и задорный детский голос запел:
Буквы разные писать
Тонким перышком в тетрадь
Учат в школе, учат в школе,
Учат в школе.
Катя даже вздрогнула от неожиданности. В это время Гена уже закончил дела с проигрывателем и возвращался к подруге, которая продолжала стоять в меловом квадрате, предназначенном для её класса.
— Ну вот, ларчик просто открывался, когда знаешь, что надо делать.
— И что ты сделал? — не переставая удивляться, спросила Катя.
— В этом проигрывателе есть одна хитрая деталь, так называемая, заглушка, без которой он тупо молчит. Надежда, когда тащила «Рекорд» на крыльцо, не заметила, как эта самая заглушка выпала. Ма-а-аленькая такая пластмассовая штучка. К счастью, мы увидели её на полу в вестибюле и вернули на место. Как видишь, теперь всё работает исправно, и музыка льётся рекой.
— Какой ты у меня МОЛОДЕЦ! — улыбнувшись, сказала Катя и потащила друга за школу, где была спортивная площадка.
***
Линейка, давшая старт новому учебному году, прошла без особых изменений, по традиционному сценарию. Дети галдели, директор и учителя с гостями произносили торжественные напутственные речи, а классные руководители демонстрировали новые наряды, купленные специально для такого случая.
Наконец, десятиклассник пронёс на плече маленькую девочку-первоклассницу, которая неумело трясла колокольчиком, возвещая, что Первое сентября наступило. Застоявшиеся в меловых квадратах школьники под музыку парами двинулись в храм науки, радостно улыбаясь и из последних сил держа в руках громоздкие букеты и новые портфели. Отвыкшая за лето от шума и гама школа, снова наполнилась многоголосьем неугомонных учеников.
Катя чувствовала себя странно. Без Генки ей было настолько одиноко, что хотелось плакать. Одноклассники, идущие рядом, смеялись и шутили, а она с дежурной улыбкой на лице еле сдерживалась, чтобы НЕ РАЗРЫДАТЬСЯ. Хорошо, что в первый день учёбы уроков почти не было. Сначала прошёл классный час на тему экологии о том, как сберечь окружающую среду для будущих поколений, потом им раздали учебники и после этого отвели в актовый зал, где состоялась встреча с писателем.
Мужчина, на вид сорока с небольшим лет, с очень светлыми глазами и куцей бородкой, приехал поздравить учеников с началом нового учебного года и заодно рассказать о своём творчестве. Это был начинающий писатель, который писал о своих путешествиях по нашей стране. Катя никогда о нём не слышала, но рассказывал он интересно. Правда, придя домой, она уже забыла фамилию писателя, потому что все её мысли были заняты только тем, как бы ВСТРЕТИТЬСЯ с Геной.
***
Катя была в курсе, что Генка пошёл устраиваться на завод, где работал его отец. Она была против этого и предлагала ему поступить в «Керосинку», так обычно называли институт нефти и газа, который находился у них на Ленинском проспекте, но он категорически заявил, что сначала пойдёт служить в армию, а потом будет думать про всё остальное.
Где-то в глубине души Катя понимала, что Гена поступает правильно. Как настоящий мужчина он идёт служить, а не прячется от военкома и не покупает липовые справки, чтобы откосить от армии. Но, с другой стороны, её задевало то, что целых два года Гена Мазанов будет далеко, и у неё не будет ни малейшей возможности хоть изредка встречаться с любимым человеком.
Любовь к этому простому парню настолько поглотила Катю, что превратилась в какое-то наваждение. Она могла часами лежать на кровати и смотреть на фотографию Гены, которую он подарил ей, когда фотографировался на документы. Такое поведение начало отражаться на учебе. Катя стала невнимательной на уроках и часто приходила в школу с невыученными уроками. Маме с отчимом очень не нравилось такое поведение дочери. А когда классный руководитель Ольга Дмитриевна вызвала родителей в школу, чтобы обсудить плохую успеваемость Кати, Сергей Андреевич даже хотел пойти к Мазановым и поговорить с Геной и его родителями, чтобы их сын оставил Катерину в покое и навсегда исчез из её жизни.
Когда Катя об этом узнала, то твёрдо сказала:
— Если вы это сделаете, я спрыгну с крыши нашего дома.
Больше на эту тему они не говорили, но и не поддерживали Катину дружбу с парнем из рабочей семьи, которому предстояла служба в армии.
***
А Генка, оказавшись на заводе среди взрослых мужиков, чувствовал себя в своей стихии, словно рыба в воде. Ему нравилось стоять у станка и выполнять несложную работу под руководством старого Кузьмича. А потом в перерыве курить, как взрослый, и слушать байки и анекдоты бывалых людей.
С Катей они встречались теперь только по выходным, да и то не всегда. Она злилась на него и каждый вечер звонила, чтобы услышать, что её любимый скучал по ней и считал часы и минуты, когда сможет с ней увидеться. А он рассказывал, что, наконец, научился вытачивать нужную деталь, и наставник Кузьмич похвалил его за это.
Раньше они постоянно были вместе: встречались на переменах, вместе шли из школы, украдкой целуясь на улице и в подъезде. Поэтому наступившее затишье в отношениях, да ещё после каникул, когда они всё лето не виделись, действовало на импульсивную Катю убийственно.
Когда Гена не позвонил и не поздравил её с днём рождения, Катя восприняла это как предательство. Хоть они и не приглашали в этот день гостей, приехала только бабушка Зоя, мама Сергея Андреевича, но праздничный стол в гостиной Таисия Ивановна накрыла. На торте, заказанном в ближайшей «Кулинарии», красовалась цифра «16», украшенная маленькими цветочками из розового крема, а вокруг большими буквами из шоколада было написано: — «ПОЗДРАВЛЯЕМ!»
Генка позвонил только на следующий день и, долго извиняясь, сначала поздравил подругу с днём рождения, а потом попросил выйти на улицу. В Кате боролись два чувства: первое — не прощать предателя до конца жизни и выкинуть его из головы навсегда, а второе — растаять, как сладкий леденец, в его объятьях и, забыв обиду, простить. Она выбрала третье — выйти и сказать, что между ними ВСЁ КОНЧЕНО, но по-соседски они останутся друзьями, не более.
На самом деле всё пошло не по плану. Когда Катя вышла из подъезда, Генка вручил ей огромный букет цветов и, поцеловав, сказал, что специально заказал в цветочном магазине лилии, но там перепутали дату и привезли только сегодня.
— Господи, Гена, но ты же мог просто позвонить и поздравить. Разве в подарке дело? — нежно сказала Катя, тронутая таким вниманием.
— Может, и не в подарке, но я так не могу. Если уж поздравлять, то обязательно с подарком.
С этими словами он достал из кармана куртки небольшую коробочку и протянул Кате.
Она решила не откладывать на потом, а тут же открыть картонную коробку с нарисованными белыми цветами. Внутри, в специальном углублении, лежал флакон духов, а на поднятой крышке с внутренней стороны было написано: «Концентрированные духи «Гиацинт». Катя открутила пластмассовую крышку рифлёного флакона и, понюхав, чихнула от резкого запаха. Это получилось настолько смешно и неожиданно, что оба весело рассмеялись. Лёд в сердце Кати тут же растаял. А горячие Генкины поцелуи распалили любовные страсти с новой силой.
***
Но время не стоит на месте. Незаметно пролетел сентябрь, и подходил к концу дождливый октябрь. Через несколько дней в школе должны были начаться осенние каникулы, на которые обычно выпадал праздник, посвященный очередной годовщине Великой Октябрьской социалистической революции. В этот день Катя с родителями любила ходить на демонстрацию, которая проходила на Красной площади. Обычно они шли в колонне Октябрьского района, где собственно и проживали. Им нравилось нести красные флажки с привязанными к ним воздушными шарами и кричать «Ура!», когда из громкоговорителя слышался очередной праздничный лозунг, торжественно произносимый звучным голосом диктора.
7 ноября 1981 года выпало на субботу. Снега не было, но моросил мелкий дождь, отчего воздух был влажным, а погода — промозглой. Градусник показывал чуть выше нуля, но создавалось впечатление, что он врёт, так как по ощущениям казалось, что минус пять, не меньше.
Родители в этот раз решили не ходить на демонстрацию, а поехать на два дня в Дедовск, так как мама Таисии Ивановны приболела. После смерти мужа, случившейся год назад, Любовь Валентиновна стала чаще хворать, и Таисия боялась, что мать уйдёт вслед за отцом, поэтому, как только выпадала возможность, ехала к ней, не забыв прихватить лекарства и продукты.
Она думала, что и Катя в этот раз останется дома, раз не захотела поехать с ними в Дедовск. Но разве ВЛЮБЛЁННАЯ девушка могла пропустить возможность встретиться с Геной, который тоже шёл в праздничной колонне, но не со своим районом, а с рабочими завода.
Таисия Ивановна беспокоилась, чтобы Катя не простудилась и не заболела в такую непогоду за время их отсутствия. Поэтому заставила дочку надеть зимние сапоги и пальто, а не куртку. Катя злилась, ей не хотелось выглядеть толстой бабой на чайнике из-за надетого под пальто тёплого свитера и такой же вязаной шапки. Но мама была НЕПРЕКЛОННА, и Катя сдалась. Родители её одноклассниц, вероятно, были не такими убедительными, и девчонки больше уделили внимания бросающемуся в глаза макияжу, нежели тёплой одежде.
Конечно, шествуя потом под моросящим дождём с портретом члена Политбюро, Катя оценила заботу мамы, потому что смотрелась среди одноклассниц не как синяя ощипанная курица на прилавке в универсаме, а, наоборот, как спелое наливное яблочко, из-за яркого румянца на щеках. Её ноги в дорогих югославских сапогах не промокли, а руки в тёплых перчатках не замёрзли, поэтому она весело кричала «Ура-а-а-а!» и «Да здравствует мир во всём мире!», проходя мимо трибун, установленных в центре Красной площади.
Накануне они с Генкой договорились, что после демонстрации встретятся возле метро «Площадь Революции» рядом с музеем В. И. Ленина. Поэтому, сдав портрет завхозу школы, Катя попрощалась с одноклассниками и отправилась на встречу с Геной.
Ещё издали, увидев большую букву «М» над вестибюлем метро, Катя буквально впилась взглядом в толпу людей, образовавшуюся у входа. Знакомой фигуры среди них не было. Несмотря на это, она ускорила шаг, как будто от этого зависело быстрое появление Гены, словно джинна из бутылки.
Людей на улице было много. Даже промозглая погода не могла повлиять на всеобщее веселье, витавшее в воздухе. Люди возвращались с демонстрации с радостным настроением в предвкушении праздничного застолья дома. Кое-где слышалась музыка и нестройное пение тех, кто особенно рьяно уже начал отмечать любимый всенародный праздник.
Чтобы не замёрзнуть, Катя начала ходить туда-сюда возле метро, разглядывая прохожих, дабы не пропустить того, ради кого она пошла на демонстрацию, надев половину зимнего гардероба.
Через полчаса она решила позвонить Гене домой и стала искать в кармане двухкопеечную монету. Его родители не выражали особой радости, когда брали трубку и слышали голос Кати. Но её это никогда не останавливало.
Вдруг сзади кто-то схватил Катю в охапку и приподнял. От неожиданности она закричала. Тогда её осторожно поставили на ноги и повернули. Какое-то время Катерина не могла произнести ни слова, во-первых, потому что, наконец, увидела ЕГО. А во-вторых, это произошло настолько внезапно, что все плохие слова, означающие сплошные претензии и упрёки, вмиг исчезли, так как стали не нужны.
Генка, улыбавшийся во весь рот, прижал Катю к себе и нежно чмокнул в холодную раскрасневшуюся щёку. От того, что его лицо находилось близко, Катя почувствовала запах алкоголя.
— Ты пил, что ли? — полурастерянно, полуудивлённо произнесла она.
Гена, продолжая улыбаться, согласно кивнул и, невинно глядя подруге в глаза, сказал:
— Катюх, мы так замёрзли, что мужики предложили немного согреться после демонстрации. Поехали быстрей домой. Я что-то так сегодня устал. Представляешь, с шести часов на ногах.
Катя ещё не пришедшая в себя после молниеносного появления Гены, вдруг ясно осознала, что все её ожидания и надежды стремительно рушатся, словно карточный домик на столе. Она, наивная, думала, что они проведут весь день вместе. Сначала посидят где-нибудь в уютном кафе, а потом будут гулять по Москве и украдкой целоваться.
Её язык, вдруг, оказался быстрее разума в сложившейся ситуации.
— А поехали ко мне. Родители с сестрой укатили в Дедовск на два дня. Оставили мне кучу еды в холодильнике. Там даже остатки твоего любимого торта «Прага» есть. Ну, что скажешь?
Генка продолжал счастливо улыбаться, глядя на Катю. Ему было абсолютно безразлично, куда ехать, лишь бы быстрей оказаться в тепле и на диване, так как ноги от усталости и выпитого алкоголя подкашивались. Он обнял подругу и, кивнув, коротко сказал:
— ПОЕХАЛИ!
***
Дорога от центра до Ленинского проспекта, хоть и на метро, была не близкой. Когда они пересели на оранжевую ветку и заняли освободившиеся места в вагоне, Гена, согревшийся в подземке, положил голову на плечо подруги и мгновенно уснул. Катя была на седьмом небе от счастья, поэтому не могла скрыть довольную улыбку, сидя рядом. В этот момент она чувствовала себя не только взрослой, но и любимой.
В вагоне метро было шумно. Люди не скрывали праздничного настроения, но выражали его по-разному. Группа молодёжи громко смеялась, когда при торможении состава их кидало то вперёд, то назад, и застенчивые девчонки непреднамеренно оказывались в объятиях своих кавалеров. Мужчины, что были подшофе, никого не стесняясь, громко высказывали скабрезные, беззлобные шутки по этому поводу, а пожилые дамы, изображая из себя строгих блюстителей морали, призывали их к порядку в общественном месте.
Вдруг из динамика донеслось: «Осторожно, двери закрываются! Следующая станция «Ленинский проспект». Катя погладила разоспавшегося Гену по щеке и предупредила, что им скоро выходить. Генка, всё ещё находившийся в сонном состоянии, выглядел точно умаявшийся ребёнок, заснувший прямо во время игры. Катя никогда не видела друга в таком состоянии, поэтому смотрела на него с нескрываемой нежностью и любовью.
Промозглая погода на улице быстро привела сонного юношу в чувство, и они быстро добрались до Катиного дома.
Сняв в прихожей ботинки и раздевшись, Гена прошёл в гостиную и, не удержавшись, произнёс:
— Антонова, да вас раскулачивать пора. Ковры, хрусталь, картины. Не хватает только табличек «Руками не трогать!».
— Да ладно тебе, — рассмеялась Катя, заходя следом. — Главная ценность в этом доме сегодня — ТЫ.
Она не стала ждать, когда Гена обнимет её и поцелует. А сама подошла и страстно поцеловала своего возлюбленного, крепко обхватив за шею.
Уже потом, лёжа на кровати в своей комнате рядом с мирно посапывающим Геной, Катя спрашивала себя, не поторопилась ли она начать близкие отношения. Но, глядя на спавшего рядом любимого человека и вдыхая запах его тела, она подумала, что теперь их ничто разлучить не сможет. Как только Гена вернётся из армии, они обязательно поженятся. Она бы с большой радостью сделала это хоть завтра, но в школе её бы не поняли.
Утром Катя проснулась с надеждой, что теперь всё будет по-другому. После случившегося Генка станет любить её ещё больше, поэтому скучать по вечерам ей не придётся. Правда, реальность оказалась не такой радужной. Гена был смущён и молчалив. За завтраком он подолгу смотрел на Катю, но почему-то боялся озвучить то, что было написано у него на лице.
Подруга решила не мучить страдающего парня, и первая заговорила об этом.
— Ген, я ничего не скажу родителям. Пусть это будет нашей тайной, пока мы не поженимся.
Было заметно, что после этих слов напряжение на лице и в поведении юноши постепенно исчезло. Он доел торт и, поставив кружку на стол, решительно поднялся.
— Кать, мне пора. Родители, наверно, с ума сходят, ведь я им со вчерашнего дня не звонил. Можно я от вас наберу?
— Конечно, телефон в коридоре на тумбочке.
Пока Гена разговаривал с родителями, Катя убирала со стола грязную посуду и складывала в раковину. Ей хотелось крикнуть на весь мир, КАК ОНА СЧАСТЛИВА! Несмотря на то, что её возлюбленный ещё не ушёл, она уже мечтала о следующей встрече.
***
Наступивший декабрь принёс новые хлопоты. Город медленно закружился в предновогодней суете. В магазинах и на улицах стали устанавливать ёлки и развешивать новогодние гирлянды. В выходные дни на площадях возле рынков и кинотеатров устраивались шумные ярмарки, где можно было купить всё, начиная от ароматных угощений и кончая сверкающими ёлочными украшениями, способными приворожить любой взгляд.
После той встречи, когда между Катей и Геной случилась близость, их отношения действительно изменились. Гена стал более ласковым и пунктуальным. Если раньше он мог не звонить подруге по нескольку дней, то теперь они созванивались несколько раз на дню. И не удивительно, ведь при встрече они не ограничивались одними поцелуями.
Такие перемены разительно отразились на поведении Кати. Она успокоилась, что положительно повлияло на успеваемость в школе. Теперь учителя хвалили её не только за хорошие оценки, но и за активное участие в классных и общешкольных мероприятиях. Девчонки-одноклассницы завидовали Антоновой, когда статный красавец Гена Мазанов приходил поболеть за сборную школы, в которой принимала участие Катя. А она чувствовала себя при этом королевой, купаясь в лучах внимания.
***
Однажды Генка позвонил подруге и таинственным голосом сообщил, что есть возможность отметить его день рождения только вдвоём.
— КАК ЭТО? — ничего не понимая, спросила Катя.
И Гена сбивчиво принялся объяснять, что у одного рабочего в их бригаде в подмосковной Купавне есть дача. Но тот совсем не горит желанием туда ехать, хоть жена настойчиво просит. А ему, бедолаге, надо потратить весь выходной: сначала на дорогу туда-обратно, а потом ещё на бессмысленную расчистку снега. Зимой ведь как — сегодня уберешь, а завтра снова наметет, будто и не трогал вовсе. Вот Генка смекнул и предложил товарищу по работе поехать вместо него с другом, чтобы пожарить на даче шашлыки, а заодно и убрать снег во дворе.
Катя не сразу сообразила, что под «другом» он подразумевал её, поэтому сдержанно сообщила, что подумает, ведь родителям надо будет как-то объяснить, куда она уезжает на выходные, да ещё с ночёвкой.
Весь день она думала, как сказать маме, что Гена приглашает её в субботу поехать на дачу, чтобы отметить свой день рождения. Вечером, выбрав удобный момент, она обняла хлопотавшую на кухне мать и хитро посмотрела ей в глаза.
— Ой, вижу, что-то задумала, лиса, — рассмеялась Таисия Ивановна, убирая вымытые тарелки в навесной шкаф.
— Мам, понимаешь, — Катя старалась как можно дольше оттянуть волнующий её разговор, но неожиданно выпалила, — у Генки Мазанова скоро день рождения, и он приглашает всех отметить его на даче.
— Ох, опять этот Генка! Когда ты уже поймёшь, что не пара он тебе, — перестав улыбаться, серьёзно сказала мать. — Тебе об учёбе надо думать, а ты всё по нему сохнешь. Когда он уйдёт в армию, ты и думать о нём забудешь.
Катя вспыхнула от таких слов и зачем-то сказала то, что стало чуть ли не девизом её жизни.
— Мама, я хочу, чтобы ты знала, мы с Геной обязательно поженимся, когда он придёт из армии.
Произнеся это, дочь упрямо посмотрела на мать, слегка наклонив голову. Таисия Ивановна очень хорошо знала этот взгляд и решила сменить тактику.
Она вспомнила, как много лет назад совершила самую большую глупость в своей жизни и навсегда рассталась с любимым человеком. Даже сегодня, спустя четырнадцать лет после развода, Тая боялась себе признаться, что продолжала любить первого мужа.
***
Они познакомились, когда Таисия пришла с подругой на выставку картин набирающего популярность художника. Увидев высокого брюнета с повязанным на шею платком в тон клетчатого пиджака, она чуть не потеряла сознание. Он был похож на голливудского актёра с красивым голосом и приятными манерами, поэтому возле него постоянно крутились как шикарные женщины, так и обычные натурщицы.
Михаил Гнедич, для близких просто Мика, был художником и к тому же свободным человеком, поэтому позволял себе увлекаться женским полом. Но, увидев, как трепетно и зачарованно смотрит на него красивая девушка, да к тому же тезка его обожаемой матери, — он вдруг осознал, что готов на нечто большее, чем мимолетное увлечение. И вскоре, поддавшись порыву внезапно вспыхнувшей страсти и неопытности Таи, которая сразу забеременела, Мика предложил ей руку и сердце, бросив вызов собственной свободе.
Они были красивой парой. Молодой, но уже зарекомендовавший себя в творческих кругах художник и Таисия, смотревшаяся рядом с ним, словно прекрасная Золушка на балу. Но счастье, как известно, любит тишину, а при такой публичности, как у Михаила, это было невозможно. Бывшие пассии постоянно напоминали о себе. Они не считались ни с чем, могли даже посреди ночи позвонить своему обожаемому Мике по телефону и пригласить на фуршет у какого-нибудь начинающего поэта или художника. Эти дамы лёгкого поведения совершенно не брали в расчёт ни его жену, ни маленького ребёнка. Даже женитьба любимого Мишани не стала для них помехой для встреч. Ведь художник творил не у себя дома, а в мастерской.
В какой-то момент Таисия устала от публичности мужа и предложила уехать в другой город и сменить профессию. Михаил вот так же, как Катя, посмотрел на неё и ответил, что любой человек может освоить смежные профессии, но художником не станет никогда. И если Бог наградил его таким даром, он не может закопать свой талант в землю только потому, что так хочется его капризной жене.
А Таисия закусила удила и предложила сделать выбор: либо она с дочкой, либо его творчество с гулящими девками.
Дальше всё покатилось по наклонной. Судьба не раз давала им шанс на примирение. Но оба оказались слепы и глухи к её подсказкам, и вскоре, к радости творческой тусовки, они развелись. Только получив свидетельство о разводе, оба осознали, что слишком заигрались в перетягивании каната на свою сторону. Но дело было сделано. Первоначально они ждали, что кто-то первый придёт мириться, и отношения снова наладятся. Но время шло, обида росла, а гордыня достигла таких размеров, что раздавила трепетную любовь, и каждый пошёл своей дорогой.
***
— Они собираются всей семьёй на дачу зимой? — удивлённо спросила Таисия Ивановна, очнувшись от воспоминаний.
— Нет, родители останутся дома, — напряглась Катя.
— Конечно, молодёжи сейчас неинтересно сидеть за одним столом со стариками, — вздохнув, согласилась мать. — А как вы обратно поедете? Ночью небезопасно, всякое может случиться.
Таисии Ивановне даже в голову не пришло, что дочь собирается ехать вдвоём с парнем, да ещё остаться там на ночь. А уж про дачу какого-то неизвестного рабочего завода, где устроился Гена Мазанов, она и подумать не могла.
— Мам, мы пока доберёмся на электричке, уже полдня потеряем. Пока приготовим шашлык, вечер наступит. Ну и что ты предлагаешь? Положить шампуры в сумку и в электричке всё съесть? А ведь можно спокойно посидеть за столом, переночевать на даче, а утром поехать обратно.
— Но у тебя же уроки в школе, — не сдавалась мать.
— Ну какие там уроки? География, история, две математики и английский. Предварительные оценки уже стоят. Контрольные тоже все прошли. Учителя спрашивают только тех, у кого спорные оценки. А у меня всё в ажуре. Троек не будет. Мама, через неделю начнутся зимние каникулы.
Таисия Ивановна видела, если запретить дочери ехать с Геной и его компанией на дачу, то она опять начнёт говорить, что спрыгнет с крыши. Поэтому нехотя согласилась, тем более, раз родители Гены разрешили ему отметить день рождения не дома, а на даче, то значит, не возражали против такой странной затеи.
— Хорошо, поезжай. А кто из девочек там, кроме тебя, будет?
— Арина с Викой из Генкиного класса и девчонки из дачного посёлка, — не моргнув глазом, соврала Катя.
В это время на кухню зашла Ира и сказала, что папа спрашивает, почему они так долго сидят на кухне и не идут в гостиную. Таисия Ивановна обняла младшую дочку и подумала, что муж вряд ли отпустил бы свою дочь на дачу отмечать чей-то день рождения. А Катю он хоть и удочерил, но воспитанием не занимался. Поэтому не будет против поездки, раз она, как мать, разрешила.
***
Утром в субботу Ира раскапризничалась, потому что старшая сестра продолжала спать в своей постели, а её разбудили и сказали собираться в школу. Таисия Ивановна была не рада, что согласилась на эту авантюру с дачей, но деваться было некуда, и она продолжала играть свою роль до конца. Мужу она сказала, что записала Катю к своему знакомому дантисту на лечение кариеса, а вечером они пойдут в театр, так как у Бэллы Васильевны пропадает билет. Да и дочке Бэллы будет веселее в компании Кати. Про то, что дочь останется там якобы на ночь, Таисия решила сказать позже.
Как она и думала, Сергей Андреевич отнёсся к этой новости спокойно и даже не задал никаких вопросов. Зато спросил, что с успеваемостью у Иры, и будут ли опять тройки в четверти. Его единственная дочь Ира была поздним ребёнком. Она появилась, когда Сергею Андреевичу был уже сорок один год, поэтому он баловал её и старался оградить от всех неприятностей. Ира росла послушной девочкой, но учёба ей не давалась. Учительница изо всех сил тянула ленивую второклассницу, ведь надо было отрабатывать дорогие подарки, которые она получала от семьи Антоновых к каждому празднику.
***
Чтобы не привлекать к себе внимание, Гена с Катей решили встретиться не во дворе дома на Ленинском проспекте, где они жили, а возле метро. На Кате была новая дублёнка, вязаная шапочка из мохера и джинсы из потёртого денима, которые она с трудом застегнула.
Катерина с удовольствием ловила на себе пристальные взгляды прохожих, ведь то, что на ней было надето, не продавалось в обычных магазинах. Отчим привозил вещи либо из заграничных командировок, либо они покупали их в фирменном валютном магазине «Берёзка» за сертификаты. Такая одежда, как на Кате, в эпоху застоя считалась сверхмодной и дефицитной, а люди, носившие её, — эталоном стиля. Поэтому красивый дефицит производил на людей, особенно на молодёжь, магическое впечатление. Мороз кусал Катю за нос и щёки, но она этого не замечала, ведь все мысли были только о том, что целых два дня они с Генкой проведут вместе, почти как муж и жена.
Так как была суббота, народу в метро было много. В вестибюле у входа образовалась большая грязная лужа из растаявшего снега, который на обуви принесли пассажиры, решившие из-за мороза воспользоваться услугами подземки, а не наземного транспорта. Люди, ругаясь, старались как можно удачнее перепрыгнуть грязное месиво, а Катя с Геной, смеясь, попытались на пятках добраться до сухого места.
В вагоне они специально встали в самом конце. Здесь было мало сидений, поэтому обычно собиралось не так много людей, как в середине. Катя стояла спиной к окну, через которое был виден следующий вагон. А Генка, схватившись левой рукой за поручень, прислонился к голове подруги и заглянул ей в глаза. Им показалось это смешным, и оба прыснули.
— Что у тебя в сумке? — решила спросить подруга, улыбаясь.
— Это наш продуктовый запас на два дня, — по-деловому ответил кавалер.
Кате очень хотелось, чтобы Гена обнял её, но сумка в его руке мешала это сделать. Поэтому она взяла инициативу в свои руки и обхватила любимого за талию.
Добравшись по кольцевой до станции «Курская», где находился построенный недавно из стекла и бетона Курский вокзал, и в Горьковском направлении отправлялись электрички, а поезда дальнего следования — на юг нашей страны, они, наконец, выбрались на поверхность.
На улице ярко сияло солнце, слепившее с непривычки глаза после тёмного сумрака подземки. На привокзальной площади царила привычная суета. Все без исключения куда-то спешили, включая часы, висящие напротив центрального входа в вокзал. Катя с Геной тоже влились в этот поток и двинулись в сторону билетных касс. Чтобы не потерять Гену в толпе, Катя схватила его за руку. Вдруг женщина-диктор объявила, что начинается посадка на поезд, следующий до Махачкалы. И без того спешащая толпа вдруг резко активизировалась. Кто-то больно ударил Катю чемоданом по ноге, и она, отвлекшись, едва не выпустила Генкину руку.
Когда молодые путешественники заняли места в ожидающей отправления электричке, Катерина не удержалась и сказала:
— Я бы давно сошла с ума, если бы мне пришлось каждый день вот так ездить на работу.
— А люди ездят и не только на работу, но и на учёбу, — ставя сумку на багажную полку над замёрзшим окном, ответил Гена. — Это ты привыкла не думать о неудобствах, потому что тебя отвозят и привозят в Дедовск на машине. А люди, которым приходится постоянно пользоваться электричкой, так не думают. Они давно научились проводить время в пути с пользой: кто-то спит, кто-то читает, а кто-то пишет конспект.
Катя ничего не ответила, потому что с интересом разглядывала женщину средних лет, севшую напротив. Она достала из сумки вязанье и сразу приступила к продолжению вывязывания узора, как будто ни на секунду не прерывала своё занятие. Рядом с ней заняла сразу два места очень полная женщина в старом демисезонном пальто и пуховом платке. Она тяжело дышала от быстрой ходьбы и напоминала уставшего слона, прибежавшего последним в беге на короткую дистанцию. Электричка была дальняя, она следовала до станции Захарово, находившейся на территории подмосковного Ногинска. И если бы полная женщина не успела, то ей пришлось бы целый час ждать следующую.
Отдышавшись, и не обращая ни на кого внимания, женщина отломила кусок от краковской колбасы, торчавший из сумки, и, откусив, стала смачно жевать. Затем, не прерывая жевательной функции, порылась в бездонном пространстве хозяйственной сумки и отломила горбушку от буханки чёрного хлеба. По вагону пополз аппетитный запах чеснока и свежего хлеба.
Катя невольно проглотила слюну, желудок тихо проурчал, что ей тоже не мешало бы пообедать. Но она бы ни за что не стала есть в неположенном месте, да ещё, когда на неё смотрят во все глаза.
За окном мелькали неизвестные пейзажи, и Катя, глядя на их безликость, подумала, что в метро и то интересней ехать. Одинаковые железнодорожные станции и суетящиеся на платформах люди с большими сумками тоже не вызывали у неё восторга. Генка, сидевший рядом, дремал, прислонившись к мягкой, вкусно пахнувшей кожей дублёнке подруги.
Дорога заняла у них около часа. У Кати начало рябить в глазах от смены пассажиров, которые то входили, то выходили на остановках. Некоторые ехали с лыжами, вероятно, знали места, где можно было вволю покататься не только по равнине, но и съехать с горки.
Оказавшись на платформе с крупной вывеской «Купавна», она облегчённо выдохнула.
— Ну, веди, Сусанин. Где здесь находится дача рабочего класса? — потягиваясь после долгого сидения, произнесла не привыкшая к такому сервису капризная москвичка.
— К счастью, недалеко. Надо перейти на другую сторону и пройти немного вперёд.
— Ген, я что-то уже побаиваюсь этой дачи после кучи ярких впечатлений, которые свалились на меня сегодня.
— Глупышка, ты же со мной, — широко улыбнулся Гена и прижал подругу к себе.
Катя кокетливо показала пальцем на свою щёку, намекая, чтобы её поцеловали. Генка не стал сопротивляться и, опустив сумку на расчищенную от снега платформу, поцеловал её в губы. Катя сразу обмякла и превратилась в свою младшую сестру, когда та капризно-вопросительно выпячивала губы вперёд.
— Только давай быстрей, а то я уже устала болтаться по всяким сомнительным местам. Да и есть жутко хочется. Я даже представить не могла, что эта Купавна находится так далеко, — неожиданно произнесла она.
— Не преувеличивай. Твой Дедовск находится нисколько не ближе Купавны. Если бы ты поехала сюда на машине, это заняло бы гораздо больше времени, — парировал Гена.
— Зато ехали бы с комфортом, — буркнула Катя и двинулась к лестнице.
***
Участок, где располагалась готовая их приютить на два дня дача, они нашли быстро, так как он был первым на улице со странным названием Оленья. Катя во все глаза глядела на низенький деревянный домишко в три окна и двор, прилично заваленный снегом, из-под которого кое-где торчали плодовые деревья и верхушки кустарников.
Она беспомощно посмотрела на Гену и тихо спросила:
— А ты ничего не перепутал? Это и есть та самая дача?
— Катюх, ну мы же не покупать её приехали. Какое нам дело до её внешнего вида?
— Ну да, — неуверенно согласилась заметно поникшая подруга.
Гена с трудом отодвинул заваленную снегом калитку и, издав призывный клич, ступил на снежную целину, которая белым искрящимся покрывалом накрыла весь участок. Его нога, обутая в зимний ботинок, по колено погрузилась в снежный сугроб.
— Не отставай! — крикнул он Кате и двинулся вперёд.
Катя ступила в оставленный в сугробе след и, подхватив полы дублёнки, пошла за ним. Вдруг ей захотелось внести хоть немного романтики в эту тоскливую картину. Она остановилась и слепила снежок. Потом размахнулась и бросила в спину впереди идущего Генки. От неожиданности он остановился и оглянулся. А она, не ожидая этого, бросила следующий снежок, который угодил Гене прямо в глаз.
— Вот это удар! Сразила наповал, — закрыв глаза, сказал он и, театрально раскинув руки, упал в снег, изображая убитого героя.
Впервые за день Катя весело рассмеялась. Она подбежала к Генке, смешно поднимая ноги в высоком сугробе, и, не обращая внимания на снег, опустилась перед ним на колени.
— Ну что, попался? — припав губами к лицу возлюбленного, произнесла она.
Гена вдруг ожил и, схватив Катю в охапку, повалил на спину, оказавшись на ней. Он нежно поцеловал её сначала в хитро смотрящие на него глаза, потом в холодный нос и, не удержавшись, страстно припал к чуть приоткрытым губам. Наверно, только по молодости можно вот так лежать на снегу и, не чувствуя холода, целоваться целую вечность.
Внезапно их страстные поцелуи прервал крик мужчины:
— Эй, что вы тут делаете? Совсем стыд потеряли. Уходите сейчас же, а то милицию позову.
Поглощённые друг другом и охваченные неземными чувствами Катя с Геной не сразу поняли, что эти слова относятся к ним. Ещё не придя в себя, они, облепленные снегом, стали медленно подниматься. В это время к стоящему у калитки старику подбежала, по всей видимости, его жена.
Визгливым голосом она прокричала:
— Это где ж такое видано, чтобы средь бела дня, да на снегу, люди занимались, бог знает чем. Вань, хорошо, что телефон на станции работал, и я смогла позвонить по 02 в милицию.
— Клава, так они, наверно, пьяные, раз на такое решились. Но, ничего, милиция сейчас быстро с ними разберётся. Надо Лёшке в Москву позвонить, сказать, что его дачу хотели не только ограбить, но и в публичный дом превратить.
Катя с Геной стояли перед неизвестно откуда взявшимися людьми, обескураженные случившимся, не понимая, что делать. В таком состоянии их и застали сотрудники местной милиции, приехавшие на старом газике.
Оказалось, что милиционеры были хорошо знакомы с бдительными стариками, потому что называли их по имени и отчеству.
— Молодые люди, потрудитесь объяснить, кто вы, и что делаете на чужом участке? — спросил один из служителей порядка, на вид которому было не больше тридцати лет.
Гена с Катей переглянулись и направились к калитке, возле которой собралась пёстрая компания: старик в валенках, телогрейке и шапке-ушанке, пожилая женщина в серой шали и клетчатом пальто на ватной подкладке и два милиционера в форме. Они с интересом поглядывали на Катю, смотревшуюся в данной компании, как флакон дорогих французских духов среди дешёвых отечественных одеколонов.
— Понимаете, — начал оправдываться Гена, — мы с Лёшей работаем в одной бригаде на заводе. Он не смог приехать и попросил меня убрать снег во дворе его дома.
— Ишь, как заливает! — оборвала его женщина в клетчатом пальто.
— Предъявите ваши документы, — приступил к своим обязанностям другой милиционер постарше с кожаной папкой в руке.
Такого исхода романтичного путешествия влюблённые не ожидали. Пока Гена соображал, что ответить, Катя, изрядно уставшая от бездуховности провинции, пошла в наступление.
— Вы, что, оглохли? — обращаясь к бдительному старику с женой, сказала она. — Или вам делать нечего? Вы, почему отрываете занятых людей от дела? Может, сейчас кого-то убивают или грабят, а вы, не разобравшись, отвлекаете товарищей милиционеров от прямых обязанностей.
Дед с бабкой слушали молча, глядя снизу вверх на высокую, дорого одетую девицу.
— Мы приехали из Москвы, помочь Алексею убрать снег, — обращаясь к милиционеру с папкой в руке, продолжила Катя. — В этом нет ничего криминального. Леша разрешил нам переночевать на своей даче и пожарить шашлыки. Потому что у его приятеля, — она посмотрела на растерянно стоявшего Гену, — сегодня день рождения. Вот, смотрите, — Катя достала из своей сумки книгу и показала подписанный титульный лист.
Милиционер взял книгу в руки и с уважением произнёс:
— Моя любимая. «Три мушкетёра».
Второй милиционер, вероятно, не такой любитель Дюма, как его напарник, продолжая соблюдать бдительность, строго спросил:
— А как вы собирались в дом попасть? Через окно?
— Ну почему же через окно? Лёша мне ключи дал. Вот они, — и осмелевший Генка достал из кармана брелок, на котором висело два ключа.
— Точно, это Лёшкины ключи, я их по самолёту узнал. Он сам его на станке выточил, ведь у него фамилия Самолётов, — беззаботно хохотнув, сказал старик в ушанке.
— НУ, ДЕД! — неожиданно воскликнул милиционер с папкой. — Ещё раз позвонишь не по делу, оштрафую.
— А я что? Это всё Клавка, — смущённо оправдываясь, затараторил старик.
— Чего? — вступила в перепалку жена. — А кто меня на станцию отправил звонить, когда эти двое в снегу валялись.
Милиционеры переглянулись, и один из них сказал:
— Дед, а где ты видел грабителей, которые прежде чем грабить, начали вдруг валяться в снегу у всех на виду?
— Дык, они ещё целовались, — зачем-то добавил вконец смущённый старик.
Стражи порядка молча удалились к машине и вскоре уехали. Дед с бабкой продолжали стоять, топчась на месте. Гена предложил всем вместе пройти в дом, чтобы окончательно закрыть вопрос о грабеже.
Иван Иванович принял приглашение, так как чувствовал себя неловко. Он даже согласился помочь растопить печку, ведь в доме не был проведён АГВ.
Его жена Клава куда-то ушла, а, вернувшись, деловито сообщила, что дозвонилась до Лёшки, и он подтвердил, что дал ключи своему знакомому Гене Мазанову.
— Вот чёртова баба! Не успокоится, пока всё не проверит, — хлопнул себя по бёдрам шустрый старик.
— С такими соседями и охрана не нужна, — криво усмехнулась Катя.
Они зашли в дом и остановились. Вся обстановка состояла из старых вещей, которые смотрелись уныло. Три кровати, шкаф, стол и этажерка с пыльными журналами. За занавеской находилась кухня. В доме стоял спёртый запах нежилого помещения. Катя почувствовала лёгкое головокружение и тошноту.
— А можно как-то проветрить эти древние хоромы? Тут же задохнуться можно, — зажав нос, сказала она.
— Ты, это, иди с Клавой к нам в дом, пусть она тебя чаем напоит, — обратился дед к Кате, — а мы с твоим приятелем пока печку растопим. Когда дровишки, принесённые с мороза, затрещат, тогда и воздух в доме поменяется.
Катя вышла со старой женщиной на улицу и глубоко вдохнула свежий морозный воздух. Но память ещё хранила неприятное воспоминание, поэтому тошнота снова накатила.
— А где здесь туалет? — спросила она Клаву, сдерживая тошноту.
— А вон видишь зелёную постройку? Это он и есть.
— Так до него же на лыжах надо идти, — разочарованно ответила Катерина.
— Пошли к нам, — махнула рукой Клава, — у нас и двор расчищен, и туалет в сенях, а не на улице.
Оказалось, что дом Иван Иваныча находился напротив на другой стороне улицы. Здесь чувствовалась рука хозяина во всём. От калитки до крыльца вела гладкая дорожка, да и с крыльца снег был заботливо сметён. Дом бдительных стариков был покрашен в голубой цвет, а рамы с резными наличниками по краям — в белый. Это наводило на мысль, что, войдя внутрь, ты окажешься если не в сказке, то хотя бы в уютном помещении. Катя обратила внимание, что стволы фруктовых деревьев, стоящих вдоль забора, были обмотаны мешковиной и обвязаны верёвкой.
Хозяйка постучала ногами о землю, чтобы сбить с войлочных сапог снег и, поднявшись на крыльцо, открыла дверь на веранду. Кате сразу бросились в глаза яркие половики, связанные по кругу из полосок ткани, нарезанных из старых вещей. Точно такие плела её бабушка в Дедовске, когда Катя была маленькой. В углу стоял большой сундук, накрытый старой скатертью, рядом — стол, на котором красовались кастрюля, две сковородки и картонная коробка.
Клава перехватила взгляд гостьи и, хохотнув, сказала:
— Мы этот стол зимой как холодильник используем.
Катя, вспомнив неуютную обстановку в доме Лёшки, вдруг спросила:
— А вы тоже на печке готовите?
Клава устала стоять на веранде и молча вошла внутрь дома, Катя поспешила за ней. Она не ожидала, что окажется не в комнате, а в длинном полутёмном коридоре. Справа от неё находилась лестница, ведущая на чердак, рядом с ней дверь, а дальше — скамейка, на которой стояли ведра, закрытые крышками.
— Ну зачем же на печке? — прервала Катино удивление Клава. — У нас и газ баллонный имеется. Нам с Ваней надолго хватает. Но печку обязательно топим, иначе нельзя. Это у вас в Москве батареи.
Потом она показала рукой в самовязанной варежке на дверь, находящуюся в конце коридора, и сказала:
— Иди туда, это наш туалет. Городского унитаза там нет, но не забудь закрыть дырку в полу крышкой, чтобы запах наружу не шёл.
Сказав это, Клава удалилась, открыв утеплённую дверь слева.
Катю разбирало любопытство, что находится за обычной деревянной дверью справа, покрашенной в коричневый цвет. Она осторожно потянула её на себя, и дверь поддалась. Сначала она почувствовала запах сена, смешанный с навозом и чем-то ещё. Катя перешагнула порог и ступила на площадку, с которой вниз вела лестница. Сбоку в деревянной стене находилось окно, поэтому хозяйственный двор было видно хорошо.
Возле сена, которым был завален весь угол до потолка, стояла коза и активно жевала, смешно двигая челюстями. На насесте у стены сидели нахохлившиеся куры, а некоторые продолжали ходить по загону и квохтать. В клетках кто-то шевелился, и Катя догадалась, что это кролики. С улицы на хоздвор вели ворота. Судя по их новому и добротному виду было понятно, что их установили недавно, вероятно, этой осенью.
Закрыв за собой дверь, Катя поспешила туда, куда указала хозяйка. После хоздвора её уже ничего не удивляло. Правда, отсутствие туалетной бумаги напрягло, вместо неё в старой сумке лежали газеты.
***
В избе вкусно пахло чем-то печёным, и Катя невольно стала принюхиваться.
— На, надень валенки, а то с твоих сапог сейчас грязи полно натечёт, а у меня половики постираны, — деловито сказала хозяйка и поставила перед гостьей пару чёрных обрезанных валенок.
Катя сняла дублёнку и переобулась. В доме было тепло и уютно, поэтому, глядя на деревенскую обстановку, она ощутила себя в давно забытой атмосфере, будто она ещё маленькая и живёт в Дедовске у бабушки с дедушкой.
В просторной горнице на идеально застеленном диване спала трёхцветная кошка. На стене тикали часы, на окнах висел накрахмаленный тюль, а ситцевые занавески-задергушки были собраны сбоку.
— Как же у вас хорошо! — не удержалась Катя.
— Да мы не жалуемся, — ответила Клава и стала накрывать на стол.
Когда гостья увидела горку пирожков на пластмассовом блюде, то поняла, что это от них исходил тот чарующий аромат.
— А как же вы на газу смогли такие аппетитные пирожки приготовить? — не удержавшись, спросила Катя, глотая слюну.
— Не-е-е, пирожки я в печке пеку. Да и газом мы только летом пользуемся, — заливисто рассмеялась хозяйка, понимая, что её тайну раскрыли.
Они допивали вторую чашку душистого чая, когда в дом с шумом ввалились Иван Иваныч и Гена.
— Ну и печка у Лёшки! — тут же начал ругаться дед. — Дымит, надо дымоход чистить. Да они зимой здесь и не бывают почти. Лёшка приезжает иногда, привозит нам продукты и снег у себя чистит. На ночь не остаётся, тем же вечером уезжает. Ну а мы в ответ за его гостинцы за домом присматриваем. Поэтому и ополчились на вас. Вы уж извините, что так получилось.
Говоря это, дед разделся, сменив уличные валенки, на домашние, которые взял с печки. Он поставил перед Геной такие же обрезанные валенки, какие Кате дала Клава, и прошёл в комнату.
Катя облизала пальцы после пирога и произнесла:
— Было бы что воровать у вашего соседа.
— Так в том то и дело, — тут же подхватил тему дед. — Не сколько своруют, сколько напакостят и нагадят. — А вы, когда собираетесь свои шашлыки жарить? Времени-то уже почти четыре часа, скоро темнеть начнёт.
Катя с Геной растерянно посмотрели друг на друга и пожали плечами.
— А мы ещё и снег у Лёшки во дворе не убрали, — почесав затылок, сказал Гена и снова потянулся за курткой, собираясь идти на соседний участок.
— Э, нет, так дело не пойдёт, — повесив куртку Гены на место, произнёс Иван Иваныч. — Давай, иди мой руки и садись за стол. А где твои шашлыки?
— Так сумка с продуктами в доме у Лёшки осталась, — виновато сказал Гена.
Тут в разговор вмешалась Клава.
— Дед, я пойду скотину гляну и заодно за сумкой схожу. Давайте ключи.
Пока Клава ходила за сумкой, Иван Иваныч рассказал, что живёт здесь, сколько себя помнит. Жену привёз из соседних Электроуглей, и у них с Клавой есть два сына, которые, женившись, переехали в Москву.
Катя не выдержала и спросила:
— А что это за странное название «Электрические угли»?
— Дык, завод так назывался — «Электроугли», там угольные щётки для электротехнической промышленности делали. Вот и посёлок тоже стали так же называть. Это потом уж, в середине пятидесятых, он городом стал.
Иван Иванович, воспользовавшись случаем, решил просветить гостей, рассказывая им про другие местные названия. Например, улицу назвали Оленьей, потому что раньше здесь был лес, и в нём водились олени. Молодёжь слушала бывалого деда внимательно, но молча, так как рот был занят пирожками. Клавдия отсутствовала недолго. Она, кряхтя, перешагнула через порог и, поставив сумку Гены на пол, присела на самодельную табуретку возле двери.
— Ну и запах тяжёлый в доме у Самолётовых. У нас в сортире и то так не воняет, — изрекла наконец Клавдия.
— Дык, что ты хочешь? В доме жить надо. Без людей он умирает. Вроде и мебелью никто не пользуется, и печку не трогает, а оно всё равно всё рушится на глазах. Так же как мёртвого человека нельзя оживить, так и мёртвый дом не реанимировать. Заново строить надо, там и половицы у них все прогнили, — расфилософствовался дед.
Но его жена не была настроена на пустую болтовню и, прервав мужа на полуслове, обратилась к гостям:
— Я не знаю, что тут у вас лежит, но больно луком пахнет.
Генка вскочил со стула и бросился к сумке. Быстро расстегнув молнию, он вытащил кастрюлю, которая была упакована в полиэтиленовый пакет и лежала на боку. Вероятно, Клава тащила сумку по заваленному снегом двору соседей, наклонив, поэтому маринад, в котором лежало мясо, частично вытек.
Катя, раздувая ноздри, стала с шумом вдыхать пряный запах, закрыв при этом глаза. Потом обвела взглядом присутствующих и, улыбнувшись, сказала:
— До чего божественный запах! Давайте запечём это мясо в печке на сковороде. Не пропадать же ему. Где мы сейчас шампуры искать будем?
А Гена, не дожидаясь согласия хозяев, стал выкладывать на стол остальное содержимое сумки: пакет с конфетами «Москвичка», батон белого хлеба, пачку печенья, плавленые сырки и бутылку белого вина.
— Ну, раз пошла такая пляска, то мы сейчас быстро организуем и нашу закуску под ваш ароматный шашлычок. Старуха, неси кастрюлю с мясом на кухню, а я в чулан за соленьями, — радостно потирая руки, сказал дед.
Клава не поддержала бурный восторг мужа, сжав губы, она молча взяла кастрюлю и удалилась на кухню.
***
Застолье получилось знатным. Потому что к мясу, приготовленному в русской печи, хозяин принёс солёные грибочки, огурчики и квашеную капусту с клюквой. Клавдия наварила картошки и заправила её жареным луком со шкварками. Катя никогда не ела ни шкварок, ни сала, но сегодняшний день, богатый на сюрпризы, преподнёс ей новые открытия. Она удивилась, что это было не только съедобно, но и вкусно.
Дед с Геной пили самогон, а Клава с Катей вино. После третьей рюмки мужики напрочь забыли, что встретились сегодня впервые, и даже причина приезда отошла на второй план. Но Катя решила напомнить, зачем они приехали в такую даль, оставив в Москве все дела и привычный комфорт. Она достала из сумки книгу в зелёной обложке, на которой золотыми буквами было написано «Три мушкетёра», и, подняв рюмку, произнесла тост.
— Я хочу выпить за Гену, моего любимого человека, которому сегодня исполнилось восемнадцать. Весной он уйдёт в армию, но когда вернётся, мы обязательно поженимся. Гена, я тебя очень люблю и обязательно дождусь. Пусть эта книга, где бы ты ни был, всегда напоминает тебе обо мне.
После таких слов Иван Иваныч сходил за второй бутылкой, сказав, что для такого случая у него есть особый запас. Время за столом пролетело незаметно. Даже непонятно откуда нашлись темы для бесконечных разговоров. А при такой расторопной хозяйке, как Клавдия, создавалось впечатление, что на столе расстелена скатерть-самобранка, потому что еда не кончалась.
Когда запьяневший дед начал по второму разу рассказывать про свою жизнь, Клава отвела его в другую комнату и уложила на кровать. Он тут же заснул, едва голова коснулась подушки. Московские гости, объевшись, тихо сидели за столом, не зная, что дальше делать.
Наконец Гена нехотя поднялся и, пошатываясь, пошёл на улицу покурить. Катя продолжала сидеть за столом. У неё совсем не было сил, чтобы помочь хозяйке убрать со стола. То ли от вкусной обильной еды, то ли от вина её глаза слипались, и она делала над собой усилие, чтобы не заснуть прямо за столом. Модные джинсы давно незаметно были расстёгнуты, а образовавшаяся прореха прикрыта длинным свитером.
Вдруг, как будто из параллельного мира, она услышала голос хозяйки.
— Вам вместе с кавалером постелить или по-отдельности?
Катя бессмысленно посмотрела на Клавдию, но ответить не успела. Хозяйка продолжала говорить сама с собой, не прерывая свои привычные дела.
— Мы раньше до свадьбы целоваться лишний раз боялись. А сейчас вон какая мода пошла. Девки, чтобы удержать парня, сразу беременеют. Ты в институте учишься или уже работаешь?
Катя пару секунд соображала, что ответить, но решила подыграть и соврала, что в этом году поступила в институт. Пока она думала, про какой институт врать дальше, словоохотливая хозяйка продолжила.
— Родители-то знают про ребёнка? Или после свадьбы скажете?
— Не понимаю, о чём вы, — Катя безразличным взглядом посмотрела на хозяйку.
— Э-э-э, девка, вижу неопытная ты ещё. У тебя скоро живот расти начнёт, а ты даже не понимаешь, откуда дети берутся. Твой-то знает, что ты беременная.
— Кто беременная? — не понимая, куда клонит хозяйка, начала раздражаться Катя.
— Ну, не я же. Мне уже поздно об этом думать, у меня уж трое внуков народилось. А ты походу летом своему солдатику наследника подаришь. Дура ты. Молодая ещё и совсем глупая, хоть и в институте учишься. Твой кавалер за два года про тебя думать забудет, и ты одна с приплодом останешься.
Катя сидела оглушённая, постепенно осознавая смысл сказанного и одновременно прислушиваясь к себе. Она давно заметила, что с ней что-то не так. Её постоянно тянуло в сон, но она скидывала это на зиму и усталость от вечных уроков и контрольных в школе. Раньше она не особо ела солёные огурцы, а тем более грибы, но сегодня не могла сдержаться. И если бы не бездонные запасы солений добрых соседей Лёшки Самолётова, то уничтожила бы всё сразу, как только они сели за стол. Но хозяйка сразу смекнула, почему молодую москвичку потянуло на солёноё, и она не скупилась пополнять опустевшие тарелки.
Клава не стала тратить время на дальнейшие разговоры и постелила молодым на диване в горнице. Слишком насыщенный день давал о себе знать, поэтому и хозяева, и гости заснули крепким сном.
***
Следующий день начался с того, что после завтрака Иван Иваныч с гостями отправился на участок Самолётовых чистить снег. Когда дорожки были расчищены, дед удалился к себе, напомнив, что скоро обед, а Гена с Катей зашли в дом Лёшки, чтобы перевести дух.
Долгожданная близость случилась как-то уж совсем неромантично. Быстро и без прелюдий. От затхлого запаха Катю опять начало тошнить. Наскоро одевшись, она поспешила на улицу.
— Ты на меня обиделась? — спросил подошедший сзади Гена.
— Нет, если уж на кого-то и обижаться, так только на саму себя, — продолжая морщиться от тошнотворного привкуса во рту, сказала Катя. — Не понимаю, как люди могут тратить лето на такую рухлядь. У стариков и то всё, как положено, сделано. А это ни дачей, ни домом назвать нельзя. Скорее — газовой камерой. И непонятно, зачем надо ездить сюда убирать снег?
— Наверно, чтобы он не завалил избушку доверху. Иначе она сгниёт и завалится.
— Да уж лучше новый дом построить, чем так мучиться. Ни удобств, ничего.
— Так Лёшка говорил, что они в летней кухне живут. Там хоть и мало места, комната и веранда, но им хватает.
— А я думала, что это сарай, — удивлённо глядя на Гену, произнесла, сбитая с толку, Катя.
— Ну, у всех свои понятия о жизни и о комфорте, — философски заметил Гена. — А Лёшка живёт по средствам.
Обед в доме Ивана Иваныча прошёл не так торжественно, как ужин накануне. Гена с Катей отказались от предложения выпить для поддержания тонуса, поэтому хозяин сделал это за всех, нисколько не смутившись.
Клавдия положила гостям в сумку трёхлитровую банку с солёными огурцами и оставшиеся пирожки. Прощались они как давние знакомые. Расчувствовавшийся дед пригласил молодых людей приехать к ним на майские праздники и обещал познакомить со своими сыновьями. Клава больше молчала и выглядела уставшей.
Обратная дорога в электричке на сей раз прошла без всяких впечатлений, потому что Катя с Геной проспали друг у друга на плече до самой Москвы. До дома на Ленинском проспекте они добрались ближе к вечеру и расстались без жарких поцелуев, как это бывало обычно. У Кати не выходили из головы слова, сказанные Клавой.
«Неужели, это правда? — думала она, принимая душ перед сном. — Обычно живот растёт вперёд, а я почему-то раздалась вширь, будто меня раскатали скалкой. Клавдия сказала, что ребёнок появится летом. Но у меня же в июне экзамены в школе, а в августе я собираюсь поступать в юридический институт. И главное, как мне про это сказать родителям?»
Думать дальше не было сил. Катя наскоро вытерлась и отправилась в комнату, которую делила вместе с младшей сестрой. Ира ещё не спала. Она хитро посмотрела на старшую сестру и сказала:
— А я видела, как ты с Генкой целовалась.
— Ну и что, — сухо ответила Катя. — Подрастёшь и тоже будешь целоваться с парнями.
— Не-е-е, — протянула Ира. — Это так противно. Тьфу.
— Спи уже, завтра рано в школу вставать, — устало ответила Катя и выключила свет.
Но Ира никак не могла угомониться. У младших классов завтра начинались новогодние утренники, и Таисия Ивановна попросила старшую дочку помочь сестре надеть карнавальный костюм. Но сначала его надо было отнести в класс к второклассникам. Ира захотела в этот раз быть царевной Лебедь. Учительница прочитала на уроке детям сказку Пушкина о царе Салтане, и Ира загорелась мечтой, непременно превратиться в эту сказочную царевну. Так как времени оставалось мало, то Сергей Андреевич не мог попросить кого-то из сослуживцев привезти красивое платье из-за рубежа. Положение спасла портниха Таисии Ивановны. Она очень быстро сшила пышное длинное платье из шифона, низ обшила мишурой, а верх — стеклярусом, поэтому при движении платье переливалось и приводило девочку в восторг. Корону также соорудили из мишуры и проволоки.
Ира крутилась на кровати и вздыхала. Она очень хотела произвести впечатление на одноклассников и учительницу, поэтому боялась проспать.
***
Когда Катя зашла утром во 2-А класс, там творилось что-то невообразимое. Парты были расставлены не привычным образом, а буквой «П», у окна стояла небольшая искусственная ёлка, возле учительского стола — коробки с новогодними подарками, а дети, не сдерживая эмоций, прыгали и носились по классу, галдя на все лады. Две женщины, по всей видимости, члены родительского комитета что-то активно обсуждали с учительницей, не обращая внимания на царящий переполох.
Катя поздоровалась и спросила, когда можно прийти, чтобы помочь сестре переодеться.
Альбина Игоревна громким учительским голосом тут же навела в классе порядок, попросив детей сесть за парты. Дети послушно заняли свои места и с любопытством уставились на классного руководителя.
Снизив громкость на два тона, Альбина Игоревна сказала, что сегодня у них будут необычные уроки. Сначала они в классе в карнавальных костюмах почитают стихи, поводят хоровод и споют песню про ёлочку. А потом их пригласят в актовый зал, где пройдёт утренник для вторых классов с Дедом Морозом и Снегурочкой.
Дети опять радостно загалдели, но учительница строго сказала:
— Ребята, мы в школе не одни, поэтому, даже несмотря на праздник, должны соблюдать дисциплину. Всем, кому нужна помощь, не останутся без неё, вам помогут мамы из родительского комитета.
Катя с облегчением вздохнула и, поблагодарив учительницу за подробное разъяснение, вышла из класса, поспешив в другое крыло, где располагались кабинеты старших классов.
***
Канун Нового года наступил в своё время, хоть его с нетерпением ждали целый месяц.
31 декабря 1981 года выпало в этот раз на четверг, и поэтому не считалось выходным, правда, в школе уже наступили каникулы. На предприятиях, кому повезло, люди работали до обеда, а те, кто не могли оставить свои рабочие места, постоянно слышали магически действующие на настроение слова «С наступающим!», поэтому не чувствовали себя обделёнными праздничной атмосферой. Улицы, магазины, станции метро и парки были красиво украшены иллюминацией, мишурой, игрушками и разноцветными флажками. По телевизору показывали мультики и концерты с участием художественных коллективов страны, а также легкомысленные оперетты с хорошим концом. Но все ждали новогодний «Голубой огонёк», а молодёжь — «Мелодии и ритмы зарубежной эстрады».
Дома у Антоновых в тот день тоже царила предпраздничная суматоха. Родители пришли с работы рано, и, быстро перекусив, начали подбирать наряды, в которых сначала с друзьями Сергея Андреевича послушают оперу «Аида» в Кремлёвском дворце съездов, а потом все вместе вернутся к Антоновым встречать Новый год. По такому случаю Сергей Андреевич раздвинул стол в гостиной, который занял почти всю комнату, а Таисия Ивановна достала праздничную скатерть, югославский столовый сервиз и хрустальные фужеры. Катя с Ирой должны были тщательно всё протереть и расставить на столе на восемь персон.
Ёлка была уже наряжена. Зная, что у них будут гости, Сергей Андреевич заблаговременно купил двухметровую ель, которую дочки нарядили с большим удовольствием за три дня до праздника. Таисия Ивановна, чтобы не стоять у плиты, заказала еду в ресторане. Но вазы с фруктами и конфетами они расставили заранее.
Закадычной подруги у Кати не было. Она, конечно же, общалась с девочками в классе: ходила с ними на дни рождения и школьные мероприятия, иногда давала списывать домашнее задание, но, чтобы делиться с кем-то из них самым сокровенным, такой подружки не было никогда. Как ни странно, но общаться с парнями у Кати получалось лучше, чем с девчонками. Может, это было связано с тем, что она была выше своих одноклассниц по росту, поэтому не чувствовала себя ровней. Но сколько себя Катя помнила, она всегда держалась особняком, предпочитала слушать других, а не делиться своими секретами. Но именно сейчас ей очень хотелось с кем-нибудь поделиться своей ТАЙНОЙ. С мамой она боялась говорить о том, что услышала от Клавдии из Купавны. Оставался только Гена. Тем более что он был причастен к тому, что должно было случиться.
Катя твёрдо решила, про ребёнка она скажет Гене первого января, посчитав, что это будет для него самым неожиданным подарком. Если раньше, она даже предположить не могла, что беременна, то теперь уже не сомневалась. С одной стороны это её пугало, а с другой — она чувствовала себя не такой, как все. «Наконец-то, мы с Геной будем жить самостоятельно и ни от кого не зависеть», — думала она, подбирая новогодний наряд с учётом слегка изменившейся фигуры.
«Если под джинсовое сафари надеть блузку и не завязывать пояс на талии, а на шею повесить длинную мишуру, то будет нарядно и модно, и мне не станут задавать дурацкие вопросы, если вообще что-то будут спрашивать, кроме успеваемости в школе», — размышляла Катерина, примеряя блузки и выбирая подходящую.
В шесть часов вечера родители уехали на такси во Дворец съездов, Ира ушла к соседской девочке похвастаться своим платьем царевны, и Катя осталась одна. Дома было так красиво, пахло хвоей и мандаринами, мигали разноцветные гирлянды на ёлке, и Катерина почувствовала, что больше ни секунды не может оставаться без Гены. Она знала, что у него собирается компания, родители разрешили встретить Новый год с друзьями, так как в апреле сына должны были забрать в армию. Катя набрала знакомый номер телефона и стала считать гудки. Где-то на пятом гудке ей ответил мужской голос, но не тот, который она хотела услышать. Катя поняла, что трубку взял отец, и попросила позвать Гену к телефону. Тот быстро ответил, что сын пошёл в магазин и повесил трубку, не дожидаясь лишних вопросов.
Катя походила по пустой квартире какое-то время, потом села на диван, уставившись невидящим взглядом в экран цветного телевизора, но вдруг решительно встала и направилась в коридор. Она схватила дублёнку, надела сапоги и выскочила на лестничную площадку. Только нажав кнопку вызова лифта, она увидела, что не сняла мишуру с шеи. «Ничего, так даже лучше», — подумала девушка, спускаясь на первый этаж.
Девятиэтажные дома, где жили Антоновы и Мазановы, находились по-соседству. Причём номер у них был один, а корпуса разные. Поэтому Катя прошла по заснеженному тротуару вперёд и остановилась у второго подъезда третьего корпуса. Генкины окна находились на восьмом этаже, и она, задрав голову, посмотрела наверх. Потоптавшись немного на улице, Катя несмело зашла в подъезд. Последний раз она была в квартире Мазановых в начале июня, когда Генка сдавал экзамены. Она принесла ему тетрадь с написанными темами по английскому языку. Гена так же, как Катя, делил комнату с младшим братом, поэтому она не стала задерживаться и быстро ушла.
Катя стояла в пустом подъезде и слышала, как от волнения стучит её сердце. Вдруг сзади хлопнула входная дверь, и она от неожиданности вздрогнула.
— Вот это сюрприз! Ты что здесь делаешь? — услышала она знакомый голос, эхом раздававшийся в большом подъезде.
— Тебя жду, — тихо ответила заулыбавшаяся Катерина и припала к груди любимого.
В руках у Гены были хозяйственные болоньевые авоськи, сшитые его матерью, поэтому он, насколько позволяли набитые сумки, приобнял подругу.
— Ты решила сбежать из дома и отмечать Новый год с нами? — широко улыбаясь, спросил Гена.
— Нет, я очень соскучилась по тебе, поэтому пришла, чтобы сказать, что я очень-очень сильно-пресильно тебя люблю, — Катя сделала паузу и неожиданно выпалила. — Ген, у нас летом будет ребёнок.
Улыбка Гены сменилась на кисло-горькую гримасу. Было видно, что это известие нисколько не обрадовало его. Скорее, наоборот, привело в замешательство.
— Ты в этом уверена?
— Вообще-то я даже не догадывалась. Но Клава из Купавны мне сказала об этом, когда ты вышел на улицу покурить.
Гена поставил сумки на пол, выложенный потёртой от времени плиткой, и прислонился к стене.
— А откуда Клаве это известно, если она тебя видела в первый раз?
— Клава прожила жизнь, поэтому поняла сразу. Это я, глупая, не могла понять, что со мной происходит. Но теперь-то я точно знаю, что я беременна. От тебя.
— И что ты собираешься делать? Тебе ведь ещё десятый класс надо окончить.
— Ген, я не знаю. Родителям я пока ничего не говорила. Но скоро они сами начнут задавать мне вопросы.
Внезапно Катя нахмурилась. Ей стало обидно, что любимый человек, которому она доверилась, не только не выразил радости, но не смог скрыть то ли разочарования, то ли испуга. Они молча стояли на площадке перед лифтом, не зная, как вести себя дальше.
В это время в подъезд ввалилась компания незнакомых людей, которые приехали к кому-то на праздник. Они поздравили молодых людей с наступающим и поехали наверх.
Молчание между Геной и Катей затянулось, но они продолжали стоять, не зная как разрешить возникшую внезапно проблему. Вдруг сверху стал спускаться лифт, когда двери открылись, они увидели брата Гены Олега, который был в расстёгнутой куртке и без шапки, но в намотанном на шею длинном шарфе.
Он сначала опешил, увидев мирно стоявших на площадке Гену с Катей, а потом, что называется, с разбегу накинулся на брата.
— Мать с ума сходит. Не понимает, куда ты делся. Ей салаты надо заканчивать, а тебя всё нет и нет. Пошли домой, что тут стоять-то.
— Олежка, а почему ты не здороваешься? — подала голос Катя.
— Да ты мне в школе хуже нашей классной надоела. Всё время спрашиваешь, где мой брат, — нисколько не смутившись, парировал младший Мазанов.
— Хамишь, парниша, — подражая Эллочке-людоедке, ответила Катерина. — Тебя разве не учили, что старших надо уважать.
— Это тебя, что ли? — нагло ухмыльнулся Олег. — Всего-то на два года старше, а уже выпендривается.
Чтобы прекратить ненужную перепалку, Гена поднял с пола сумки и передал брату со словами, что придёт через пять минут.
Катю это разозлило ещё больше. Она подняла рукав на левой руке своего возлюбленного, где были часы, и сказала:
— Смотри не опоздай, а то мама ругать будет. А может, даже в угол поставит.
К счастью, Гена успел к этому времени справиться с шоком, накрывшим его после слов Кати о беременности. Он крепко прижал подругу к себе, так, что у неё хрустнули суставы, и, глядя ей в глаза, чеканя каждое слово, произнёс:
— Это только твоё предположение. Никакой беременности у тебя нет. И не надо слушать полоумную старуху, которой вдруг что-то привиделось. Сегодня Новый год, забудь про эти глупости. Приходи после двенадцати. Родители уйдут к соседям смотреть «Голубой огонёк», а ко мне придут ребята и девчонки из нашего класса. Погудим до утра.
Катя после этих слов как-то воспряла духом и мгновенно поверила Гене, ругая себя за несдержанность. Она поцеловала Генку в губы и пообещала, что как только встретит Новый год под бой курантов, отпросится у родителей хотя бы на часок к нему, чтобы быть в новогоднюю ночь вместе с любимым.
Но, после бокала шампанского, когда гости и родители стали поздравлять друг друга, она ничего не могла с собой поделать, глаза начали слипаться, а ноги сделались ватными. Катерина ушла в свою комнату и, не раздеваясь, легла на кровать.
ЧАСТЬ 2
Утром она проснулась первой. Ира безмятежно спала, обняв новую куклу. Родители, наверно, легли только под утро, проводив гостей и убрав салаты со стола. В квартире было тихо и пахло праздником. Катя села на кровати и беззвучно рассмеялась. Конечно же, Ире было лень убирать за собой ярко-оранжевые шкурки от мандаринов, и они горкой лежали на письменном столе, источая приятный цитрусовый запах.
Настроение у неё было хорошее, и Катя радовалась, что первый день нового года начался с улыбки.
Она прошла на кухню и зажгла газ. Потом поставила на горящую конфорку, напоминающую призрачную лилию в утреннем полумраке, чайник и встала у окна. За окном крупными хлопьями медленно падал снег. Во дворе, кроме дворника, никого не было. Он лениво елозил лопатой по тротуару, откидывая выпавший за ночь снег на газон, где уже образовался покрытый наледью сугроб.
Катя отправилась в ванную и пристально посмотрела на себя в зеркало. Круглое, как луна, лицо вызвало у неё небольшое смятение. «Почему я раньше этого не замечала? — мигом промелькнуло у неё в голове. — Может, стоит поменять причёску? Но если я сделаю стрижку, то буду похожа на чучело огородное. Дылда с ликом луны, да ещё с торчащими в разные стороны волосами. Нет уж! Буду ходить с длинными. Они хотя бы визуально делают лицо вытянутым, если сделать косой пробор, закрыть уши, а сзади собрать в хвост».
Умывшись, Катерина переместилась снова на кухню. Полный холодильник возбудил в ней зверский аппетит, и она с удовольствием позавтракала салатом «Оливье», парочкой бутербродов с салями, куском торта и кружкой растворимого кофе. Насытившись, Катя перешла в гостиную и остановилась у книжного шкафа. Там ровными рядами стояли полные собрания сочинений как советских, так и зарубежных классиков. Но они в данный момент её совсем не интересовали. Внизу за непрозрачными дверцами лежали альбомы с фотографиями и книга «Домоводство». Катя иногда её доставала, когда родителей не было дома. Там давались советы по кулинарии, шитью и было подробно рассказано, как развивается плод в утробе матери.
Катя села на диван и открыла раздел, посвящённый будущим мамам. Чем дальше она читала текст, носящий чисто информационный характер, тем сильнее портилось её настроение.
«Ну почему это должно было случиться со мной в такое неподходящее время?» — мысленно воскликнула она, понимая, что Генкины слова лишь на время притупили её бдительность. На самом деле Клава оказалась права. Ведь неслучайно женские дни у неё не наступали уже два месяца, а грудь ещё сильней округлилась. Но в большую панику её повергло предупреждение, выделенное в книге жирным шрифтом, что первый аборт может стать причиной бесплодия. А ведь в будущем Катя собиралась создать семью с любимым человеком и нарожать ему кучу детей.
Катя без сил откинулась на спинку дивана. Она снова вспомнила слова Клавы о том, что пополнения надо ждать летом. Но когда именно? Она понятия не имела, когда успела забеременеть. Да, у них с Геной был секс, но не каждый же день. И как теперь определить, когда произошло зачатие. Она сидела, положив голову на диванную подушку, бессмысленно глядя в потолок. За этим времяпровождением её и застала заспанная мама, войдя в гостиную. Она обняла дочку и сказала:
— С Новым годом, родная! Мы не стали тебя вчера будить, ты так быстро заснула. Но Валентина Степановна, жена Эдуарда Семеновича, очень хотела, чтобы ты познакомилась с их сыном. Ты ей так понравилась, что она пригласила нас в воскресенье в гости.
Катя смотрела на мать ироничным взглядом, боясь расхохотаться. Тут Таисия Ивановна заметила книгу и удивлённо спросила:
— А зачем ты «Домоводство» взяла?
— Хотела шарлотку приготовить. У нас так много яблок, что класть некуда.
— Совсем ты у меня большая стала, а давно ли в куклы играла. Сейчас умоюсь, попью чаю, и мы с тобой займёмся шарлоткой. И правда, эти жирные торты уже надоели.
***
Как ни отказывалась Катя от поездки к Коганам, родители всё же смогли её уговорить. Но свой протест она выразила в выборе одежды, которая скорее соответствовала походу в кино или музей, но никак не для праздничного застолья. Катерина надела широкие брюки, так как джинсы стали безнадёжно малы, и длинный просторный пуловер. Таисия Ивановна огорчённо вздыхала, пытаясь предложить что-то повеселей, но Сергей Андреевич сказал, что зелёный цвет очень идёт Кате и напрямую связан с Новым годом. Тогда Таисия Ивановна дополнила скромный наряд золотой цепочкой с кулоном, и тема была закрыта.
Младшую Иру брать не стали, той было намного интересней играть с соседской девочкой в куклы, чем сидеть со взрослыми за столом. Да и засиживаться в гостях Антоновы не собирались, потому что утром надо было идти на работу. Коганы жили в их районе на проспекте Вернадского, поэтому, воспользовавшись услугами такси, через полчаса они были на месте.
Сын Коганов, Дмитрий, произвёл на родителей Кати хорошее впечатление. Он так же, как Катерина, скромно сидел за столом, не вмешиваясь в разговоры родителей и гостей. Но Валентина Степановна не удержалась и незаметно ввела сына в общий разговор, сказав, что Димка жуткий домосед. Она не преминула похвастаться его хорошей успеваемостью, а в будущем и хорошей работой, ведь Дмитрий учился не в какой-нибудь сельскохозяйственной академии, а в известном вузе — в МГИМО — на факультете международной журналистики.
Кате понравилось, как неспешно и грамотно говорил молодой человек, очень похожий на ботана из-за крупных очков. Но он был настолько не сексуальный, что она бы никогда не вышла за такого человека замуж. Хоть Генка Мазанов был младше Димы на два года и не учился в институте, но с ним было намного интересней. Катя вдруг представила, как она целуется с младшим Коганом, и её чуть не стошнило. Она закашляла и, извинившись, удалилась в туалет.
Сергей Андреевич, видя, что разговор сошёл на нет, решил откланяться и, поблагодарив хозяев за радушный приём, помог жене встать из-за стола. Таисия Ивановна вспомнила, что давно не была в театре Сатиры, где с большим успехом продолжал идти спектакль «Ревизор» с Андреем Мироновым в роли Хлестакова и Анатолием Папановым в роли городничего. Валентина Степановна тут же её поддержала, сказав, что с удовольствием составит компанию, если Антоновы достанут билеты.
Обратно они ехали молча, каждый думал о своём. Лишь оказавшись дома, и сменив выходную одежду на домашнюю, Сергей Андреевич сел в любимое кресло и обсудил с женой недавний поход в гости. Оба сошлись во мнении, что хозяйка из Валентины никакая, потому что закусок на столе было мало, да и та была невкусной. А холодец был настолько пресным, что даже «Посольская водка» его не спасла.
***
Через месяц Коганы снова напомнили о себе. Вернее Дмитрий позвонил Кате и сообщил, что у него есть два билета на премьеру фильма Татьяны Лиозновой «Карнавал».
Катя была наслышана об этом режиссёре. Потому что её известный фильм «Семнадцать мгновений весны» не смотрел только слепой. Вся страна, от мала до велика, прилипала к экранам, когда его показывали по телевизору.
Она вспомнила, что недавно в любимой «Кинопанораме» ведущий Эльдар Рязанов встречался с актёрами, снимавшимися в фильме Лиозновой. Главная героиня в исполнении Ирины Муравьёвой не очень интересовала девушку, а вот Александр Абдулов…
Только ради него Катерина согласилась пойти в кино с Димой. Мимоходом она отметила, что по телефону его голос звучал очень даже сексуально.
Катя давно не была в кинотеатре «Россия» на Пушкинской площади, и это тоже сыграло свою роль в том, что она согласилась туда пойти. С Геной они больше не возвращались к разговору о беременности, но и встречаться почти перестали. У него постоянно находились какие-то неотложные дела: то отцу надо помочь в гараже, то в военкомат съездить, то медкомиссию пройти. В общем, она решила, что ничего страшного не случится, если один раз сходит в кино с другом семьи. В качестве будущего жениха Катерина Дмитрия Когана не рассматривала.
Они встретились возле памятника А. С. Пушкину, и так как времени до начала сеанса было предостаточно, отправились в буфет, где съели по порции мороженого в металлической креманке. Дима был подчёркнуто вежлив и старался вести себя как взрослый, но чрезмерная опека родителей выдавала его с головой. То, что он маменькин сынок не могли скрыть ни учёба в престижном институте, ни манеры светского человека. Долгие и достаточно близкие отношения с Геной уже сформировали у Кати представление о будущем муже. И оно никак не совпадало с образом младшего Когана. Хорошо, что в зале кинотеатра работала вентиляция, иначе бы она задохнулась от его присутствия.
Фильм шёл три часа, так как был двухсерийным. Поэтому некоторые, особо нетерпеливые, не стали дожидаться, когда героиня фильма Нина Соломатина допоёт свою финальную песню, и устремились к выходу. Обычно такое поведение раздражало Катю, но в этот раз она тоже поднялась и присоединилась к уходящим.
Дима предложил проводить Катю до подъезда, но она отказалась. И когда её спутник вышел на станции метро «Проспект Вернадского», почувствовала такое облегчение, будто только что разгрузила состав поезда с углём.
Добравшись до дома, Катерина ещё не успела толком раздеться, как Ира сообщила, что Генка Мазанов звонил три раза. Сначала Катя злорадно улыбнулась, и первой мыслью было: «РЕВНУЕТ!» Она даже не сомневалась, что Гене во всех подробностях рассказали, с кем она пошла и куда. Но потом ей так захотелось прижаться к своему любимому Генке и вдохнуть знакомый запах почти родного человека, что рука сама потянулась к телефонной трубке.
К её большому удивлению ей ответил не кто-то из родителей Гены, а он сам собственной персоной. Ничего не спрашивая, парень назначил ей встречу прямо во дворе. «Интересно, это на Гену так подействовал мой поход в кино с другим молодым человеком или у него что-то случилось?» — подумала Катя, снова надевая дублёнку.
Всё оказалось более прозаичным. Когда Генка проходил медкомиссию с такими же ребятами-призывниками, то кто-то из них сказал, что в военкомате отбирают несколько человек для службы за границей. Где именно никто не знал, но все боялись, что это будет Афганистан.
О вводе войск в ДРА было объявлено ещё в декабре 1979 года. Но после того как на родину в Советский Союз из Афганистана стали доставлять «груз 200», многим стало понятно, что это не увеселительная прогулка за границу, а участие в настоящей войне, где убивают. Гена понимал, что если его направят туда, он не сможет отказаться. Но быть «грузом 200» он тоже не хотел, поэтому решил напомнить подруге их разговор в последний день лета.
— Катюх, помнишь, ты говорила, что твой отец может сделать так, что меня отправят служить не куда-нибудь к чёрту на рога, а в более интересное, безопасное место, — нервно закуривая, сказал он.
— Конечно, помню. Но почему ты вдруг передумал и решил служить за границей?
— Понимаешь, я таких жутких историй в последнее время наслушался про дедовщину, что не хочу, чтобы какой-то отморозок заставлял меня вместо него убирать сортир или ещё что-нибудь похлеще. Всё-таки два года это немалый срок. И теперь я понимаю, что если есть возможность попасть в достойное место службы, то этим надо воспользоваться.
Внезапно Катю осенило.
— Так ты только из-за этого мне три раза звонил?
Гена удивлённо посмотрел на Катю и бросил окурок в сугроб.
— А не надо было?
— Да нет, я подумала, что ты меня приревновал к Диме Когану, с которым я ходила сегодня в кино.
Гена почесал затылок и миролюбиво сказал:
— Ну ходила и ходила. Что теперь из этого трагедию устраивать? Во-первых, я тебе доверяю, а во-вторых, ты же не в баню с ним ходила, а в кино. Тебе фильм-то хоть понравился?
— Да, и фильм, и музыка, и песни. А Саша Абдулов просто красавчик, несмотря на то, что роль у него не очень положительная. А ещё мороженое в кинотеатре понравилось. Мы перед началом сеанса в буфете посидели.
— Вот теперь я начинаю немного ревновать, — Гена привлёк Катю и к себе и поцеловал.
— Ты что делаешь? Вдруг твои или мои в окно увидят? — забеспокоилась Катя, выглядывая из-за деревянной горки, за которой они стояли.
— Раньше тебя это почему-то не волновало, — рассмеялся Гена.
— Ген, я не знаю, получится ли у меня, но я обязательно поговорю с отцом прямо сегодня, — наклонив голову и, пытаясь поймать взгляд любимого, нежно произнесла Катя.
— Если что-то прояснится, звони в любое время, — глядя подруге в глаза и целуя её в нос, губы и щёки, сказал Гена.
***
Вечером за ужином Катя решила, как бы между делом, спросить, можно ли отправить призывника служить за границу по его желанию. Сергей Андреевич перестал жевать и пристально уставился на дочь.
— А почему тебя это интересует? Неужели отпрыск Когана собирается отдать долг Родине и бросить учёбу?
Катя поёрзала на стуле и, смотря в тарелку, сказала:
— Нет, у Димы на будущее другие планы, но они меня не интересуют. Я имела в виду Гену Мазанова.
— Катя! — вскрикнула Таисия Ивановна и посмотрела на дочь с укоризной.
— А его в этот призыв забирают в армию? — уточнил Сергей Андреевич, не обращая внимания на панику жены.
Катя утвердительно кивнула, продолжая смотреть в тарелку.
— Дочь, давай мы с тобой не будем за спиной Гены Мазанова решать его дальнейшую судьбу. Пусть он завтра придёт к нам, и мы спокойно обсудим этот вопрос, — произнёс Сергей Андреевич, не прерывая трапезы.
Катя, не ожидавшая такого поворота, вскочила с места и, подбежав к отцу, обняла его за шею и поцеловала в щёку.
Таисия Ивановна сидела молча, но на её губах заиграла чуть заметная улыбка. Ей было приятно, что муж не стал портить семейный ужин, а мирно разрешил проблему. Правда, она не знала, что у него на это была своя причина.
Эдуард Семёнович Коган так же, как и Сергей Андреевич, работал в Госснабе, но занимал должность начальника отдела по кадрам, а Сергей Андреевич был заместителем председателя. Понятно, что Коган любыми путями стремился пролезть наверх. Но кто ж ему просто так уступит своё кресло? Любой за счастье посчитал бы работать на любой должности в этом роскошном здании, находящемся в Орликовом переулке, но только не Коган. Ему хотелось большего, поэтому, как думал Сергей Андреевич, Эдуард хотел свести детей и по-родственному пользоваться поддержкой тестя на работе и тянуть из него жилы. Такую неприкрытую наглость Сергей Андреевич вытерпеть не мог, поэтому решил благосклонно отнестись к другу дочери, которому она открыто симпатизировала. Откровенно говоря, Сергею Андреевичу абсолютно не понравился маменькин сынок Дмитрий Коган.
«Его ещё долго придётся обтёсывать, прежде чем он станет взрослым человеком, самостоятельно принимающим решения, — думал Сергей Андреевич, наблюдая за старшей дочкой. — Нет, не такой муж нужен Катьке. Она слишком строптива, поэтому её надо держать в узде, иначе натворит, бог знает что. А к Гене Мазанову следует присмотреться. Этот точно не станет от меня требовать яхты-самолёты. Скорее, сам шкуру на себе драть будет, но добьётся своего. Да и Катюха чувствует в нём силу, поэтому влюбилась как кошка. Значит, будем незаметно вводить парня в семью. Посмотрим, как он себя поведёт».
Но Катя пока ничего не понимала во взрослых играх, поэтому не могла дождаться конца ужина, чтобы, наконец, сообщить Генке радостную новость.
Оказывается, Гена тоже ждал её звонка, потому что сразу схватил трубку, даже не дав протяжному гудку закончить свою трель. Катерина с большим волнением сообщила, что отец хочет лично побеседовать с ним. Генка на пару секунд замолчал, а потом спокойно спросил:
— Когда Сергей Андреевич может со мной встретиться?
— Уже завтра, — немного волнуясь, сказала Катя. — Ты только, это, веди себя нормально, чтобы он не передумал.
— Кать, я буду вести себя как обычно. Зачем мне изображать из себя того, кем я не являюсь. Что есть, то есть.
— Да, я понимаю, — согласилась Катя. — Наверно, я тебя за это и полюбила. Ты всегда был настоящим. И надёжным.
***
Приглашение Сергея Андреевича, серьёзно поговорить, никак не отразилось на настроении Гены. Утром, как всегда, он отправился с отцом на завод и отработал смену, балагуря с мужиками во время перекура. Чтобы родители не подкалывали или, того хуже, не запретили идти к Антоновым, он не стал говорить им про встречу с отцом Кати. Если честно, Генка не верил, что совершенно чужой человек будет хлопотать за него у самого военкома. Поэтому отнёсся к этому, не строя никаких иллюзий.
Сергей Андреевич встретил Гену приветливо. Он похлопал его по плечу и, не скрывая удивления, произнёс:
— Да, ты, смотрю, возмужал. Сколько я тебя не видел? Год, а может, больше? Не ожидал, честно. Ну, пойдём поговорим.
Говоря это, Сергей Андреевич нисколько не кривил душой, потому что Гена и в самом деле очень повзрослел за последнее время. А работа на заводе добавила силы в мышцы и независимости в поведение. Льстивых речей и подобострастного преклонения перед начальством Антонов насмотрелся вдоволь на работе. А этот восемнадцатилетний парнишка смотрел прямо в глаза, не испытывая страха, и не заискивая ни перед кем, хотя пришёл по своему делу.
Они расположились в гостиной и прикрыли за собой дверь. Гена честно признался, что не потерпит унижения от так называемых дедов в армии. Поэтому хотел бы отслужить без драк и конфликтов с сослуживцами. Одно дело выполнять команду командиров, и сосем другое идти на поводу у тех, кто этого не заслуживает.
Сергей Андреевич поинтересовался, в каких войсках хотел бы служить Гена. Тот ответил не сразу. «Значит, не готовил речь заранее», — подумал Антонов.
— Ладно, я постараюсь помочь. Тем более, тебе всё равно, куда тебя отправят, лишь бы не в стройбат и не в нашей стране. Не думал военком Иван Филиппович, что я обращусь к нему с такой просьбой. Ой, не думал. Ведь у меня две дочки. Ну да ладно, прорвёмся. За ним маленький должок имеется. Я помог его жене одну дефицитную вещь достать, вот теперь его очередь отплатить мне тем же.
Говоря это, Сергей Андреевич заметил, что гость заметно занервничал и явно хотел что-то добавить.
Пока мужчины вели разговор, Катя с Таисией Ивановной расположились на кухне. Ира делала уроки в своей комнате и не вмешивалась во взрослые дела.
— Я не ожидала, что наш папа станет помогать твоему Генке, — с нотками недовольства произнесла Таисия Ивановна.
— Я тоже, — согласилась Катя. — Но если папа ему поможет, я буду очень рада. Мам, мне, кроме Гены, никто не нужен. И хорошо, что папа это понял.
— Ой, дочка, ты даже не представляешь, сколько всего может с нами случиться за эти два года, пока твой Мазанов будет служить в армии. Да и армия это не курорт. Там тоже всякое бывает. Хорошо, если с руками-ногами вернётся.
— Мама! — не выдержала Катя. — Ну что ты такое говоришь?! Он же не на войну уходит, да и не он один служить собирается. Давай дождёмся, что папа скажет.
В это время Сергей Андреевич с Геной вышли из гостиной и направились на кухню.
— Может, чаю или чего покрепче? — предложил хозяин дома.
— Да нет, спасибо. Я, пожалуй, пойду. Завтра рано на работу, поэтому не буду отнимать у вас время.
— Тогда будем с тобой на связи, всё, что от меня требуется, я сделаю. Но последнее слово останется, как это ни прискорбно слышать, за Иваном Филипповичем. Если он отдаст команду: «Надо помочь афганскому народу!», то тут и я буду бессилен. Но ты не падай духом. Плох тот солдат, который военкому не товарищ, — вдруг выдал Сергей Андреевич и рассмеялся своей шутке-экспромту.
Гена тоже улыбнулся и, попрощавшись, быстро ушёл.
Сергей Андреевич прошёл на кухню и, сев за стол, неожиданно сказал:
— Теперь я понимаю, почему Катя выбрала этого Генку Мазанова. С таким не страшно идти в разведку. Он без двойного дна. Не предаст, и не подставит. Хотя в жизни иногда надо что-то делать не по правилам. Такова се ля ви.
Сергей Андреевич поднялся и, сказав: «Пойду „Время“ посмотрю и спать», — снова отправился в гостиную.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.