Бесплатный фрагмент - Чудолесье. Наследница флейты

книга первая

Пролог

(из Чарадорских летописей «Книга Песен»)

«В сердце, между трёх миров,

Высоких, Серединных, Долых,

В волшебном месте, где однажды смог

Из семени пробиться древом новым.

Есть Древо Жизни, что зовётся Тарра,

Из Чудолесья рождено оно.

Прорастая сквозь миры,

Даруя жизнь, и в жизни Свет, а в Свете том

Рождались Лады — праматери и праотцы всего живого в Тарре.

Их восемь по числу Даров:

В Высоких обитают — Мудрость, Гармония, Чистота.

В Серединных мирах — Любовь, Свобода, Красота.

И в Долых — Жизнь и Мир. И в этом полнота.

Но сказ наш в Чудолесье устремлён,

Что между трёх миров, мир этот обретён.

И в нём, с восточной стороны реки,

Деревня Дремуш в лесах скрывалась.

А в Дремуше все обитатели просты и ростом малы,

Но веселы и беззаботны.

Слагают сны в истории прелестны.

За то их дрёмами прозвали,

За кроткий нрав и полное сердце песен.

И вот девочка одна из Дремуша,

Любопытна и скромна, возжаждав мир познать,

Отправилась с приятелем искать путь — прадеда следы,

Сама того не ожидая, историю сию слагая.

С собою взяв одну вещицу непростую,

Что по наследству ей пришла от прадеда, ушедшего давно.

Вещица флейтою волшебною была.

Имела тайну флейта, но девочка не знала это.

Путь двух малых дрём в великом чудном лесе

Лежал через опасность и часы тревог,

Где каждый шаг проделывая вместе,

Они познали боль потерь и свет свершившихся побед.

…Так вот, мой друг…

Неважно, какого роста, какого рода, какой крови.

Великим стать порой непросто — дела великие твори.

Лишь чистота души и лёгкость мысли,

В поступках совесть полюби.

Дела, наполненные смыслом,

Неси же в мир, и мир рассудит — велик ли ты?»

Предыстория

Это было в одном из Серединных миров Тарры, в Волшебных землях под названием Чудолесье, в удивительном и загадочном селении Дремуш, что находилось на южных окраинах Великих Холмоборов. Река Чаруша изящными изгибами проходила через все Волшебные земли, от самого могучего Севера до южных просторов Надводья. С восточной стороны реки жил-был маленький и забавный народец. Звали его дрёмами. И несмотря на то, что дрёмы были тарфиями, они очень походили на ма́ланов, маленьких человечков, рост которых был не более взрослого кота.

Дрёмы были любителями домашнего очага и размеренной мирной жизни. Хорошая компания у горящего камина и удивительные истории за чашечкой душистого травяного чая с румяными плюшками — вот что они называли благоразумной жизнью. Им чужды были приключения и опасности. Любовь к насиженным местам выражалась заботой и теплом к родным краям и их обитателям.

Одевались дрёмы преимущественно в синие или зелёные цвета. И потому в лесу разглядеть их было крайне сложно, учитывая ещё тот момент, что дрёмы вели ночной образ жизни. Хотя и днём их можно было повстречать за шумными посиделками возле своих неприметных, на первый взгляд, хижин. Жили они в маленьких и уютных домиках, где всегда было чисто и тепло. Приметить такие домики не составляло большого труда, если ты, конечно, был ростом с кошку или хотя бы с небольшую собаку.

Внешне их жилища походили на сухие поросшие мхом пни, пышные можжевеловые кусты или поваленные поросшие обильной зеленью деревья. Весь Дремуш для непрошеного гостя показался бы непроходимым буреломом. Но если бы ты побывал у дрём званым гостем, то с приятным удовольствием вспоминал их ухоженные жилища, где пахнет пряными травами и свежей выпечкой. Знаменитые дрёмские хлеба из ржаной муки грубого помола, семян кунжута и льна были настолько питательными и вкусными, что от одной лепёшки можно было остаться сытым даже человеку.

Дрёмы были вольным народом, и потому каждый жил так, как ему нравилось. Но в силу своей изумительной простоты и дружелюбной натуры, жили они единой большой семьёй. Каждый занимался своими делами. В целом всё селение Дремуш кипело незатейливой и разнообразной жизнью.

Были среди дрём и хранители. В их задачу входило хранить истории, рассказанные за всё время существования народа сна. Сами хранители ничем особо не отличались от остальных, ну разве что особым даром магии. Например, хранительница Холёма, мать маленькой девочки дрёмы, о которой и будет моя дальнейшая история, могла рисовать в пространстве события из своих историй, на краткое время погружая слушателя в мир волшебства, другими словами, воплощать сны в этот мир. Когда дочь её была маленькой, Холёма рассказывала ей истории и тут же их показывала. Это был её дар. Самой же маленькой наследнице достался дар огня. Она могла из ничего создать небольшие искорки живого пламени и зажечь им светильник или даже небольшой костёр. Говорят, что такой же дар был у её прадеда Баруша.

Также в династии хранителей передавалась по наследству волшебная флейта. Играть на ней мог не каждый, но тот, кого она слушалась, мог извлекать удивительные мелодии. Из флейты появлялась музыка в виде серебряного облака, которая формировала сюжеты и героев своей песни. Кого касалось это облачко, тот умиротворялся, и все страхи и тревоги отступали от него. Такой вот чудесной вещицей теперь обладала маленькая дрёма. Но всё по порядку.

По своему обыкновению, когда с наступлением ночи всё в лесу засыпало, принимались за свою удивительную работу эти забавные человечки. Если, конечно, можно было назвать это работой. Их задачей было ткать из волшебной серебряной пыльцы добрые сны. А чтобы ночи получались сказочнее и добрее, каждую полночь дрёмы собирались у Серебряного озера и творили своё волшебство вместе, рассказывая друг другу истории. Я мог бы поведать одну из них, но, как и бывает со снами, когда просыпаешься, они улетучиваются, подобно дымке, из нашей памяти. И остаётся только послевкусие чудесного. Хотя всё же некоторые из них я вам как-нибудь расскажу. Мне даже страшно представить, насколько пустыми, холодными и одинокими были бы ночи без дрём. Вот и получается, что с виду неприметные и маленькие создания играли большую роль в жизни Чудолесья.

Итак, недалеко от Дремуша, располагалось то самое, маленькое озерцо под названием Серебряное. Оно было не простым озером. Каждую седмицу десятилетий из далёких, суровых Долых миров, где царила магия в своей первозданной сути шла изящная женщина. В своём вечном странствии она путешествовала по всем мирам. Её худое лицо имело утончённые черты. Белоснежные, длинные волосы развивались на ветру, подобно белым облакам. Тёмное, длинное платье, облегало её до самых пят. Она была огромного роста, выше могучих великанов, волотов, и выше самых высоких гор. Была эта женщина дивией, и звали её Маар. Она, как и все дивии, несла нектар жизни — магию, по всему Многоземью, от Долых миров, через Серединные и до Высоких. Путь её лежал по таинственному Древу Жизни Тарры, через все двадцать семь Земель.

В каждом мире у дивий были излюбленные места, где они останавливались и делали привал. Проходя такие места, они оставляли там волшебный след. Дивии были невидимы, если только сами не желали быть замеченными. Зато сразу были видны чудеса, которые творились в местах их остановок. Дивии как бы приоткрывали завесу в иные миры, соединяли их так, чтобы магия могла свободно перетекать между мирами. Бывалые знали это и, когда видели какие-то изменения в таком месте, говорили: «Это дивия прошла». Кто-то старался задобрить их и преподносил в дар то, что делал сам. Кто-то просто взывал к ним с надеждой о помощи с урожаем или хорошей погодой. Но таких чудаков было немного, и они точно были не из тарфий. В Чудолесье у Маар таким излюбленным местом для привала было озеро Серебряное. Когда она приходила к озеру и умывалась его водами, то вся вода вспенивалась и образовывалась серебряная пыльца, из которой и рождались маленькие дрёмы. Уже через мгновенье после своего появления в этот мир они могли говорить и бегать.

Так и в эту чудесную, тёплую ночь хранительница народа сна Холёма сидела на берегу Серебряного озера и играла на волшебной флейте, которую её народу в глубокой древности преподнесли в дар волшебники берендеи.

Хранительница набрав в лёгкие воздуха, выдохнула через флейту… и разлилась волшебная музыка… Её завораживающее звучание затрагивало сердца всех обитателей Чудолесья. Серебреное облако, подобно морским волнам, разливалось по всему лесу, доносясь до его самых потаённых уголков. И в тот момент великая Маар услышала эту музыку, её душу поразила удивительно знакомая мелодия, которая так ей понравилась, что она запела. Голос у дивий беззвучен, но он наполнен древней магией. И тогда вода по-особому заиграла красками и засияла, как-будто до неё дошли звуки волшебной флейты и пение дивии. Вода вспенилась и поднялась сияющим облаком. Холёма, видя это великолепие, не переставала играть. Как только это облако обрушилось вниз, о чудо, вода в озере вновь закипела и подняла в серебряной пене крохотное создание. Холёма услышала пронзительный и звонкий детский смех, подобный десяткам маленьких колокольчиков. К её удивлению, две магии растворились и соединились в крохотном тельце. Хранительница отложила флейту и подошла ближе. Её сердце волнительно застучало. Эта была маленькая девочка дрёма. Её волосы были серебряными, а не рыжими, как у остальных дрём. Глазки маленькой наследницы, подобно двум голубым озерцам, выразительно и вдумчиво всматривались в счастливое лицо матери. Холёма бережно приняла дитя на руки и прижала её к своей груди. Так родилась на свет дрёма, которую назвали Дрыхалой. О ней-то и пойдёт мой рассказ.

Сказ первый.
Старая книга

Последние лучи заходящего солнца освещали алым светом макушки деревьев. Сам же лес погружался в завораживающую тишину. Бархатная ночь ещё не успела облечься в серебряное убранство лунного света и постепенно проникала в уголки леса. И только изредка начинали появляться маленькие светящиеся пятна светлячков. Они весело и шустро, как искры затухающего костра, носились тут и там в тёмных уголках леса. Где-то ещё слышалось угуканье старого филина и покряхтывание ворчливого барсука, закрывавшего двери своей норки. Казалось, все в лесу готовились спать. Все, кроме Дрыхалы.

А на берегу тихой реки Чаруша стоял маленький деревянный домик. Сверху он был покрыт пушистым мхом, а снизу порос высоким и густым камышом. Так что ни с реки, ни с леса его не было видно. Сам же дом был похож, скорее, на большой пень. И потому ни один случайно забредший сюда путник сразу не разглядит в этом пне уютное жилище дрёмы. Всё оставалось неприметным, выдавал его лишь маленький дымок, выходящий еле заметным облаком из крохотной трубы. Заглянув внутрь этого дома, можно было прочувствовать в нем уют, теплоту и идеальную чистоту, которые создавала дрёма. Жилище её было достаточно просторным. При входе висела маленькая вешалка с полкой, а далее стояли три сундука, в одном из которых и хранилась волшебная флейта. В глубине дома располагалась кухонька с небольшой дровяной печью. А за ней, под занавеской, пряталась тёплая кровать. У окошка находился большой стол с двумя скамейками. Всё выглядело ухоженным и на своём месте.

Дрыхала взяла с полки небольшой стеклянный светильник в виде круглой баночки. Она поднесла зажатый кулачок к своим губам, дунула на него и развернула ладошку, а из неё посыпались маленькие золотистые искры огня. Поймав их в стеклянную банку, дрёма засунула светильник в уличную переноску. Затем натянула на себя зелёную вязаную шапку и вышла за порог. Вечер был приятно тёплым и тихим. Свернув за угол своего дома, вглубь густой и высокой травы, Дрыхала оказалась на широкой тропе, ведущей в обширное поселение Дремуш, и пошла по ней, тихо напевая себе под нос весёлую песню.

День прошёл, и вечер грянул.

Ночь накрыла покрывалом.

Всё в лесу уютно спит,

Только дрёма один бдит.

Ночь тепла и весела,

Хороводами полна.

Звёзд небесная семья

Яркой россыпью светла.

В небе светлая луна,

Освещает путь она

Странникам и простакам,

Путь держащих по домам.

Дрыхала направилась в дом своей матери, хранительницы Холёмы, которая жила неподалёку от Серебряного озера, между можжевельником и кустами смородины. Дом Холёмы был большим и просторным и имел целых два этажа. Располагался он в старом полусухом дереве, рядом с которым высокой и стройной порослью торчали три молодых берёзки. На самом верху этого дерева-дома было свито гнездо дроздов. Птицы давно облюбовали это место, и уже никто не помнит, когда они начали там жить.

Путь Дрыхалы к дому её матери лежал через всю их деревню. Обычно улицы Дремуша были оживлёнными и шумными, но не в этот час. Ближе к полуночи все дрёмы уже собрались у Серебряного озера, поэтому деревня погрузилась в завораживающую тишину. Дрыхале нравилось это время суток, когда она могла незамеченной добраться до дома своей матери, не тратя время на пустые расспросы и беседы со встречными. Не то чтобы ей не нравилось общаться, нет, но то, что ждало её в доме хранительницы Холёмы, манило с невероятной силой. И потому маленькой дрёме не терпелось скорей добраться до места. К тому же в это время Дремуш был необыкновенно загадочным. Его замысловатые домики, разбросанные, на первый взгляд, совершенно хаотично, вырисовывали чудный архитектурный ансамбль, понять и рассмотреть который можно, лишь не отвлекаясь на посторонние разговоры. Вообще, с точки зрения человека, Дремуш напоминал старый дремучий лес. Множество древних деревьев, росших в беспорядке и вперемешку с корягами, пнями и старым валежником, обильно поросшим густым и пахучим мхом, делали это место неприглядным, тем самым заставляя непрошеного гостя обойти его стороной. Дрёмы любили свой лес. Воздух тут был насыщен ароматами хвои, лесных ягод и прочего разнотравья. Дышалось тут легко и свободно. Кроме певчих птиц особо никто и не появлялся в этих местах, ну разве что в летнее солнцестояние заезжали лесовики со своим товаром. Для этих купцов не было в Чудолесье места, которого они бы не ведали. И Дремуш исключением не стал.

Дрёмам это место нравилось своей умиротворённостью, здесь они могли беззаботно существовать и заниматься своими делами.

Дрыхала, пройдя главную площадь — одно из самых широких мест Дремуша, оказалась на небольшой земляничной поляне. Ей оставалось уже совсем немного до дома матери. Высокий и корявый силуэт дома хранительницы уже виднелся впереди. Он был освещён множеством ярких светлячков и смотрелся весьма красиво. Как вдруг перед Дрыхалой появился древний старик, он был раза в два выше Дрыхалы и выглядел не как ма́лон, а скорее как дерево. Его грубая кожа походила на кору клёна, а седые волосы в беспорядке торчали клочками в разные стороны и напоминали крону дерева. Старик появился внезапно, так что Дрыхала его вначале и не заметила, и от неожиданности остановилась. Ярко-зелёные глаза старика блеснули в лунном свете. В руках он держал корявый посох из ветки старого клёна. Тихим, хрипловатым голосом он обратился к маленькой дрёме:

— Доброй ночи, милая.

— И вам доброй ночи, дедушка.

— Сегодня, деточка, в доме своей матери ты найдёшь старую книгу. Не простая она. Возьми её. В ней ты отыщешь ответ на важный для тебя вопрос. — Старик прищурился слегка и внимательно посмотрел на Дрыхалу.

— Спасибо, дедушка, а кто вы? И как я пойму, что это та самая книга? И какой важный вопрос у меня есть? — быстро протараторила дрёма.

— Ступай же скорей! И помни, ждёт тебя то, чего искала душа твоя. — И тут же исчез.

«Странный дедушка, — подумала Дрыхала. — Ждёт моя душа? Хм, а чего ждёт моя душа? А главное, кто этот старичок? Он так и не представился. Я его раньше не видела здесь. Похоже, кто-то из чуров прибыл с товаром. Хотя нет! Лесовики были уже. Кто же это такой?.. Откуда он знает меня? И интересно, что за книга такая?..»

Размышляя о словах загадочного старика, Дрыхала незаметно подошла к дому своей матери, дёрнула за сплетённый из коры ивы шнурок дверного колокольчика, и тут же раздался приятный звонок. Послышались лёгкие шаги, и вскоре дверь отворилась. Перед Дрыхалой появилась рыжеволосая дрёма с аккуратно сплетёнными в толстую косу длинными волосами и тёмно-изумрудными глазами. Она имела утончённые черты лица, точь-в-точь как у Дрыхалы. Взрослые дрёмы почти не отличались от молодых дрём. Для тех, кто не знал этих тарфий, дрёмы казались одинаковыми и легко походили на детей.

— А, Дрыхала! — послышался приятный голос матери. — Ты сегодня быстро. Заходи давай.

Пропустив в дом дочурку, Холёма выглянула за дверь, убедиться, что больше никого нет, и заперла её.

— Будешь чай или хочешь что-нибудь поесть? — заботливо предложила мать.

— Нет, маминька, спасибо. Я уже поела, — держась за перила высокой лестницы, ведущей на второй этаж, ответила Дрыхала. Она уже всем своим видом показывала, что горит нетерпением подняться в библиотеку.

Одна из древних библиотек Чудолесья располагалась в Дремуше, в доме хранительницы на втором этаже. В ней были самые необыкновенные фолианты, о которых рассказывала и которые читала мать своей дочери. Также там появлялись новые истории, рассказанные прежде хранителями сна.

— Что ж, вижу, тебе уже не терпится начать. Давай-ка поднимайся, а я только налью себе чаю и подойду следом.

Дрыхала кивнула матери и мигом взбежала по лестнице наверх. Библиотека была просторной и очень высокой. По кругу вдоль всех стен располагались бесконечные полки со свитками, книгами и просто аккуратно сложенными рукописями. Оглядывая стеллажи, Дрыхала искала старую книгу, про которую ей сказал странный старик. Вдруг её взгляд задержался на увесистом фолианте, стоявшем на высокой полке под завалами других книг.

«Интересно, вроде раньше не было этой книги. Вероятно, что-то новенькое». — Дрыхала ощутила нарастающее нетерпение и любопытство и тут же приставила лестницу к стеллажу, чтобы достать желаемое. Положив массивную книгу на стол и усевшись поудобней, она стала не торопясь перелистывать её, внимательно разглядывая страницы. К большому разочарованию юной дрёмы, бо́льшая часть текста была написана на неизвестном языке, напоминающем какие-то чёрточки. Долистав до большой и подробной карты, Дрыхала стала внимательно её изучать. В комнату зашла мать с чашечкой мятного чая.

— Я смотрю, ты умеешь выбирать книги, — загадочно улыбнулась Холёма.

— Да, но я ничего в ней не поняла. Что это за книга? Я её раньше не видела у тебя.

— Не видела? Она всегда была здесь, просто, вероятно, сама книга не желала попадать в твои руки, но, раз ты нашла её, значит, она хочет, чтобы ты её прочла. — Холёма подсела рядом и пододвинула к себе книгу. — Её писал ещё сам Баруш, твой прадед, когда он много странствовал по Чудолесью и делал свои заметки.

— Как интересно! — Дрыхала разместилась поудобней на стуле, а в её глазах запылал огонёк любопытства.

— Что же, Дрыхала, я расскажу немного об этой истории. Думаю, что пора тебе знать, что хранят предания нашего народа.

Дрыхала, не отрывая взгляда, ещё ближе придвинулась к матери, уже готовая слушать её рассказ. Холёма открыла первую страницу книги, на которой большими золотыми буквами на языке тарфий было написано: «Сказы Чарадора», и начала свой рассказ:

— В далёкие-далёкие времена, когда ещё твой прадед Баруш был молод, наш мир очень сильно отличался от нынешнего. В нём было много-много чудесного, а самыми удивительными его обитателями были волшебники. Вот как описывал Баруш в то время Чудолесье. — Холёма перелистнула на другую страницу, на которой непонятными чёрточками был написан текст. Хранительница сделала глоток ароматного чая и начала читать. В тот момент комната, в которой они были, преобразилась. Слова и образы читаемой Холёмой книги становились почти реальными, и Дрыхала, окунувшись с головой в чудесный мир, описанный матерью, становилась живым свидетелем её повествования:

«…По сторонам света Чудолесья располагались четыре великих края. Каждая из земель Чудолесья играла свою важную роль. Далеко на юге есть край Надводье. Он особенно выделялся среди остальных. Там стоял великий Терем-Град, слава о котором гремела во всех Серединных Землях…»

Холёма отхлебнув чаю и продолжила:

— «…Тогда наш народ обитал от северных Холмоборов до самого Надводья. В наши владения входили широкие холмы Тригорья, и потому почти весь правый берег реки Чаруша был населён дрёмами. В те самые времена жил в Чудолесье древний род волшебников — берендеи, у которых была великая крепость в далёких южных землях, Надводье, на острове Всевидящей.

Берендеи строили свои крепости большими и высокими. За их стенами стоял огромный терем с множественными башнями. Вся крепость — как целый город, оттого и называли волшебники эти крепости Терем-Градами. Именовался этот Терем-Град Мирин. В него съезжались сотни купцов, странников и просто тех, кто желал прикоснуться к великой волшебной культуре берендеев. Благодаря крепости волшебников Надводье было оживлённым и гостеприимным».

— Он и сейчас стоит там, Мирин?… — перебила Дрыхала.

Холёма ласково посмотрела на дочь и улыбнулась. Аккуратно заправив прядь серебряных волос Дрыхалы за ушко, она сказала:

— Да, милая… Мирин стоит и доселе… — Холёма осеклась, немного подумав продолжила. — Ты подрастаешь и уже скоро станешь полноценной хранительницей. Всё, что здесь есть, в этой библиотеке, — это не просто наша история и предания — это наследие, которое соединяет нас со всем Чудолесьем. Ты должна это помнить, мы в ответе за наши поступки, за наши мысли.

— Что-то не так с этой крепостью? — заподозрив, спросила Дрыхала.

Халёма ответила не сразу. Она как будто подбирала слова. Наконец, загадочно промолвила:

— Та крепость стоит и по сей день, но о ней давно нет никаких вестей. Как я и сказала вначале, мир твоего прадеда был иным.

Холёма вновь вернулась к книге. Перелистав до нужного места, остановилась. На странице было написано всё теми же непонятными чёрточками. Водя по ним пальцами, Холёма читала:

«Свет от Света, в магии рождённый,

Мир несёт рекою беловодной.

Чистым сердцем зажигает Жизни пламя

Тот, кто знает цену полноты страданья».

— Что это? — удивилась Дрыхала. — Что значит «зажигает Жизни пламя»? Или что ещё за «цена страданья»?

— Это одно из древних пророчеств берендеев. Древние волшебники хранят много тайн. И только они могут знать точное значение пророчеств. Но одно скажу: смелым и добрым сердцам открываются невероятные пути. Если не испугаешься трудностей и испытаний, то в конце пути ждёт тебя награда. Так мне рассказывала твоя бабушка Соня, а ей — её отец Баруш.

Холёма немного помолчала и добавила:

— «Знает цену полноты страдания»… Мир приблизился к переменам, милая, а потому грядут изменения. Чудолесье всё больше перестаёт быть тем светлым и мирным местом, которым было изначально. Много тьмы и смятения вкрадывается в сердца и души его обитателей. Если, несмотря ни на что, твоё сердце останется чистым, а душа открытой всему светлому и доброму, тогда тебе откроется величайший дар Ладов. Только те, кто знает, что такое страдание, и способен к сочувствию, способны изменить наш мир к лучшему и обратить его опять к свету.

— Но темнота всегда приходит, когда солнце заходит за горизонт, приходит время ночи, — возразила Дрыхала.

Холёма улыбнулась:

— Глупенькая, речь не идёт о внешней темноте. В наш мир пришла другая тьма, которая губит души. Делает их чёрствыми и холодными.

Дрыхала заёрзала на стуле, выпрямилась и уверенно заявила:

— Я смелая!

— Да, смелости тебе не занимать… и любопытства тоже, — засмеялась Холёма и крепко обняла дочь.

— Мам, мне по дороге к тебе неожиданно повстречался лесной дедушка. Странный такой. Он не представился мне, но сказал, что я здесь найду старую книгу. Ты не знаешь, что это за книга?

— Это был бере́г Лукодрев, хранитель нашего леса, — ответила Холёма. Немного помолчала и задумчиво сказала: — Так скоро?…

— Что? Что скоро, мам? — озадачилась Дрыхала.

— М-м, я думаю это добрый знак. Раз ты повстречала Лукодрева, значит, тебя ждёт что-то важное в твоей жизни. Хранители леса появляются редко, лишь в знаковые времена… Книга, про которую он тебе говорил, лежит сейчас перед тобой.

Дрыхала внимательно посмотрела на книгу. Аккуратный, красивый орнамент обрамлял края страниц. В него были вплетены причудливые птицы и некоторые знаки, похожие на те, которыми был написан текст. Дрыхала с любопытством спросила:

— А что это за язык в этой книге? Я его не встречала ещё в нашей библиотеке.

— Это руны — древний язык Авов. На нём говорят и пишут волшебники и не только они. И если ты желаешь осилить руны, то почему бы и нет. — Холёма потянулась к ближайшей полке и достала толстенькую книжицу. — На-ка, возьми. Она поможет тебе понять язык волшебников.

Заглянув в голубые глаза дочери, Холёма сказала:

— Всё, что тебе нужно знать — это то, что чистый ум и доброе сердце делают тебя мудрее и сильнее. Будь всегда такой.

— Хорошо, мама. — Дрыхала, сложив перед собой руки на столе, положила на них свою голову, готовая слушать продолжение рассказа матери. Хранительница перелистнула страницу книги, и продолжила читать:

— «Мир перевернулся. Я давно уже не видел ни одного волшебника, после того как Мирин опустел… Лес стал другим… Сегодня ночью было видение: белая птица высоко в небе… Я должен срочно отправиться в Мирин… Там ждёт моя судьба…»

Холёма отложила книгу и пояснила:

— Однажды Баруш отправился в Надводье, чтобы узнать о волшебниках. Он был обеспокоен этим видением и потому сильно спешил. Это были последние его записи. Больше его никто не видел.

— То есть как? Он пропал? — вздрогнув, удивилась юная дрёма.

— Ну, я бы не сказала, что пропал. Он собрался и отправился в сторону Мирина. Оставил лишь записку на столе: «Ушёл к своему лучшему другу. Меня не ищите». Прошло много времени. После его ухода дрёмы постепенно перебрались ближе к Дремушу и к его окрестностям. Так и остались тут жить.

— Неужели никто с тех пор так и не собрался отправиться на поиски Баруша? — забеспокоилась Дрыхала.

— Это был его выбор, деточка. Каждый волен выбирать себе путь сам и сам отвечать за свои поступки. — Мать, взяв в ладошки лицо дочери, заглянула вновь в её большие глаза и сказала: — И если наши мысли чисты, то и поступки наши праведны. Нам прадед твой оставил много знаний — этого более чем достаточно для жизни нашего народа.

Дрыхала задумалась. А затем попросила:

— Мам, а могу ли я взять эту книгу? Я хотела бы поизучать её.

— Но ты можешь оставаться у меня.

— Ну… — Дрыхала посмотрела на мать умоляющим взглядом.

Холёма помолчала немного и согласилась:

— Хорошо, милая. Только с условием.

— Спасибо, мамулечка!

Дрыхала крепко обняла мать и нежно поцеловала её в щеку.

— Так, пока ты не ушла, я положу тебе ещё пирог с малиной, — Холёма коснулась указательным пальцем носика Дрыхалы и ласково улыбнулась. — И отговорки не принимаются — это моё условие.

Дрыхала согласно кивнула. Она осталась одна в библиотеке. Внимательно посмотрела на книгу, затем аккуратно завернула её в чистую льняную салфетку и положила в сумочку. Туда же положила и книжицу с рунами. В её голове созревал, как она считала, гениальный план.

Сказ второй.
Шёпот реки

Солнечные лучи пробивались сквозь толщи зелёных крон деревьев, подобно светящимся струнам великой арфы. Густая трава практически полностью закрывала следы обитателей деревни Дремуш. Только кое-где проглядывали узкие тропинки и виднелись маленькие незамысловатые сооружения. Внизу, за густым травяным ковром, жизнь кипела и шла своим чередом. Забавные и дружелюбные человечки занимались каждый своим делом. Утро для дрём — это всегда чашечка горячего травяного чая со свежеиспечёнными плюшками в компании весёлых друзей. Считалось за честь по утрам принимать гостей. Но не менее приветствовалось и хождение в гости. И потому каждое утро дрём — это шумная суета на кухне и веселье за столом.

Маленький и уютный домик Дрыхалы стоял поодаль от основной деревни. Здесь было всегда тихо. Дрыхала отличалась от остальных дрём не только видом, но и характером. Её безмерная любознательность и жажда приключений были всегда поводом для беспокойства остальных. Дрёмы считали эти качества чуть ли не пороком. Конечно же, Дрыхале никто не мог сказать это в лицо. И даже не потому, что она была наследницей, а в силу того, что осуждать кого-либо дрёмы просто не умели. Поэтому они лишь разводили руками и глубоко вздыхали, глядя на её очередные выходки.

Совсем недалеко от дома юной наследницы, у реки, был небольшой мосток, сплетённый из рядом растущего камыша. Выбежав на него, Дрыхала зачерпнула ладошками прохладную речную воду и умылась ею. Приятный холодок освежил личико. Затем, ещё немного поплескавшись, она отправилась в свою хижину. Но не успела Дрыхала закрыть за собой дверь, как в неё послышался настойчивый стук. Дверь робко приоткрылась, и в щель просунулось круглое лицо молодого дрёмы с ярко-рыжей шевелюрой.

— А, Бермя́шь! Заходи. Я как раз собиралась испечь свежие плюшки. Поможешь мне? — нежно, словно колокольчики, прозвенел голосок Дрыхалы.

Рыжий дрёма расплылся в улыбке и шустро проскользнул в дверь. Кухонька ожила в слаженной суете двух друзей. Вскоре они уже сидели за большим столом и чаёвничали.

Бермяшь был самым близким другом Дрыхалы и всегда соглашался на её авантюры. То ли из-за беспокойства за неё, то ли из глубокого уважения к ней. Хотя и то, и другое не противоречило открытой и доверчивой дружбе Бермяша и Дрыхалы. По характеру Бермяшь был самым заурядным дрёмой, то есть домоседом. Но при этом он считал за честь сопровождать и оберегать Дрыхалу во всех её приключениях, и потому носился с ней повсюду.

— Бермяшь, я вот подумала, мой прадед Баруш много путешествовал по всему Чудолесью, а мы исследовали только Дремуш и его ближайшие окрестности. Ты никогда не задавался вопросом: что там, за пределами Дремуша?

— За пределами Дремуша? — засмеялся Бермяшь. — Нет, никогда. А чего это тебя вдруг заинтересовали другие края? Что, хочешь отправиться в поход?

И тут Бермяшь осёкся и с тревожностью уточнил:

— Надеюсь, ты несерьёзно же?

— Ну отчего же? Ты, например, знал, что в далёкие времена, дрёмы жили почти по всему побережью Чаруши? Далеко за пределами Тригорья. — С умным видом пояснила Дрыхала.

— Нет, не знал. — С досадой ответил Бермяшь.

— Так неужели тебе не хочется узнать что там? — настаивала Дрыхала.

— Нет… — отрицательно протянул Бермяшь — … меня здесь вполне устраивает. Тем более идти куда-то так далеко от Дремуша? В неизвестность? Нет!

Дрыхала сурово взглянула на друга. Бермяшь засуетился и попытался угадать ход мысли подруги:

— Ты ведь просто так спрашиваешь меня, от любопытства? Ты же несерьёзно намерена отправляться куда-то далеко?

На лице Дрыхалы не дёрнулся и мускул. Её взгляд просил, нет, требовал положительного ответа.

— Но… но, Дрыхала!.. — с лица Бермяша сошла улыбка. — …Мы слишком малы, чтобы так далеко путешествовать от дома. К тому же это всё небезопасно.

— В том-то и дело, Бермяшь, что мы не знаем, что там. Опасно ли? А если да, то когда нас останавливала опасность? — глаза Дрыхалы загорелись знакомым её другу огоньком. А это означало, что споры и уговоры тут бесполезны.

— Так, вижу, что ты что-то задумала! — Бермяшь прищурился и оценивающе посмотрел на подругу.

Дрыхала вскочила, подбежала к одному из своих сундуков и через мгновенье, вытащив оттуда большой свёрток, с грохотом положила его на стол.

— Что это?! — от неожиданности даже отпрянул Бермяшь.

— Это наш план! Вот, смотри. — Развернув свёрток, Дрыхала достала из него большую и увесистую книгу. — Эта книга — летопись. На днях я увидела её в библиотеке своей матери.

— И она разрешила тебе взять её с собой? — насторожился Бермяшь.

— Да, почему нет?.. В ней есть одна карта, на ней указано много загадочных мест Чудолесья. И вот здесь… — проведя до нужной точки на карте, Дрыхала ткнула пальцем в название «Мирин»

— «Мирин»? Где это? Что это? — недоуменно спросил Бермяшь.

— Это в Надводье, на Всевидящем острове. Вот, видишь, река Чаруша… — ведя пальцем по извилистой и непонятной Бермяшу полоске, поясняла Дрыхала.

— Стоп! — перебил Бермяшь. — Так это же… да это же… неизвестно где! А где это вообще, Надводье?

— Надводье далеко на юге. Вот послушай, в этой книге написано… так, сейчас… А! Вот здесь!.. «В древние времена в Надводье стояла могучая крепость Мирин», как её называли берендеи, то есть волшебники, Терем-Град. И она была построена для защиты всего Чудолесья. Понимаешь, Бермяшь? — сделав умное лицо, заявила Дрыхала.

— И зачем защищать Чудолесье? От кого? — в глазах Бермяша проскользнуло непонимание.

— Не знаю, от чудовищ, наверное, или страшных, уродливых троллей. А вообще — от тьмы, которая входит в души и делает их холодными, — стала придумывать на ходу Дрыхала, вспоминая слова матери. — Да ты не волнуйся. Раз крепость стоит, то нам нечего бояться. Тем более, раз Баруш писал про неё и он там был, то волноваться незачем. Ну а если он там бывал, то отчего нам туда не сходить, а?

— Хорошо, а что мы там будем делать, когда доберёмся до крепости? — поинтересовался Бермяшь.

— Это самое главное, что я хотела сказать тебе. Баруш, оказывается, был частым гостем в Мирине: хозяин крепости, могущественный волшебник Радомир, был его хорошим знакомым, и они часто встречались, чтобы побеседовать за чашечкой чая. Потом что-то случилось с тем волшебником, тогда-то Баруш собрался последний раз и оправился в Надводье, к своему другу, и…

— И?.. Что дальше-то? — Бермяшь ждал продолжения.

— И не вернулся, — немного растерянно сказала Дрыхала, понимая, как это прозвучало.

— О нет, нет, нет! Не говори мне, что ты задумала отправиться в Надводье, где пропадают бесследно дрёмы! Да ещё такие именитые, как Баруш. Я категорически против! И тебе не советую. Нет! Однозначно, решительно, нет! — подчеркнул Бермяшь.

— Бермяшь, ты бывал хоть раз в Надводье? А встречал лесных тарфий? Или видел поселение лесовиков? Надводье — это наш шанс! Пожалуйста…

— Нет, конечно же, я рад бы встретить лесную тарфию или побывать в деревне лесовиков, но Надводье…

— Именно Бермяшь, именно! … Надводье! — перебив друга, Дрыхала прошептала последнее слово почти с наслаждением. Она смотрела в упор, уставившись своими голубыми, как небо, глазами, на уже не на шутку испуганного Бермяша.

— Да как же… Да это же… Нам не добраться туда! — окончательно растерянный Бермяшь наконец нашёл подходящий, по его мнению, аргумент и возразил своей подруге.

— Бермяшь! Ты будешь всю жизнь сидеть в Дремуше и жалеть, что отпустил меня одну! Ты мне нужен.

— Ну… да, ты права Дрыхала. Без меня ты там совсем пропадёшь, — попытавшись взбодриться, но ещё с неуверенностью буркнул Бермяшь. Помолчав немного и глубоко вздохнув, он уверенным голосом продолжил: — Ну что же, отговаривать тебя бесполезно. Надо продумать план, как нам туда добраться, в твоё Надводье. — На лице Бермяша появилась тёплая улыбка.

— За это я тебя и люблю! Ты всегда меня поддерживаешь, когда другие лишь охают. — Дрыхала с головой погрузилась в изучение карты и начала рассуждать: — Надводье находится в устье реки Чаруша, а значит, мы туда можем добраться вниз по реке. Нет ничего проще!

— Не считая того, что дрёмы не умеют плавать… — пробормотал себе под нос Бермяшь и глубоко вздохнул.

— Что? Ты согласен? — вынырнув из-за книги, спросила Дрыхала.

— Да, план вдохновляющий, Дрыхала! Согласен. — в голосе Бермяша послышались нотки иронии.

— Вот и замечательно! — подытожила дрёма.

В свои маленькие котомки они собрали самое необходимое. Впрочем, Бермяш понимал слово «необходимое» в весьма широком смысле: рюкзачок, со всякой всячиной — тут и палатка, и тёплые одеяла, и вкусные плюшки, и, конечно же, дрёмский чай. Тогда как для Дрыхалы «необходимое» — это маленькая сумочка, в которой лежала волшебная флейта, небольшой свёрток со знаменитым дрёмским хлебом и сделанная ею копия карты из летописи, аккуратно сложенная вчетверо.

Друзья тайком вышли из Дремуша и отправились вдоль реки, вниз по течению. Солнце уже находилось в зените, а лес был наполнен шумом птиц и разной живностью. От воды веяло свежей прохладой. Время от времени то там, то тут из воды выпрыгивали рыбы, чтобы порадоваться тёплому солнцу. Течение реки медленно и размеренно бежало на юг, впрочем, чуть быстрей, чем перебирали своими маленькими ножками дрёмы. Уже позади остались знакомые места и родная деревня. Бермяшь оглянулся на уходящую вглубь высокой травы дорожку, чтобы в последний раз запечатлеть в своей памяти всю эту безмятежность. Там оставались родные края, тёплый очаг, шумные и весёлые соседи. А впереди — лишь колючая и холодная неизвестность. Так что Бермяшу стало не по себе. Но отступать было не в характере любого дрёмы. Да, они были домашними существами и любили большие компании, но никто и никогда не мог назвать их трусливыми. Бермяшь встрепенулся, поправил рюкзак на плечах и ускорил шаг, чтобы догнать Дрыхалу.

Пройдя без малого милю или полторы, а это для дрём было весьма большим расстоянием, они остановились на привал. Дрыхала уселась и тут же достала карту, чтобы сверить их местонахождение. Честно признаться, дрёмы не были хорошими картографами и потому в навигации ничего не смыслили. Бермяшь доверял Дрыхале, так как из них двоих только она смотрела на эту замысловатую картинку с понимающим и вдумчивым выражением лица. И пока Дрыхала сверялась с картой, Бермяшь уже приготовил вкусный обед.

— Ну вот, Бермяшь, и граница Дремуша, — расстроенно сказала Дрыхала.

— Чего же ты смущена? Ведь сбылась твоя мечта о великом путешествии.

— Никогда не думала, что за пределами Дремуша будет немного грустно.

Бермяшу уже давно было знакомо это чувство, но он не решался делиться им. Он понимал, что вдали от родного дома их уже ничто не сможет оберегать. И потому он набрался духа, бодрой походкой подошёл к Дрыхале и сказал:

— О-хо-хо! Почувствуй этот воздух! Нас ждут приключения и множество всего неизведанного и прекрасного! Вот, выпей лучше чаю, взбодрись.

Дрыхала улыбнулась и вытерла рукавом уже навернувшиеся слёзы. Отхлебнув чая из знакомых трав, она тут же повеселела.

— Ты прав, Бермяшь. Нам ещё столько предстоит узнать. И мы будем первыми дрёмами-исследователями. И наконец, сможем составить свою собственную карту Чудолесья!

— Почему бы и нет. В конце концов, хорошая идея, — поддержал Бермяшь.

Не успели они допить свой чай, как вдруг послышался какой-то шорох со стороны реки. Друзья переглянулись, но не решились смотреть за камыши.

«Мало ли, может, это рыбы плещутся в воде?» — подумала Дрыхала.

Но шелест камыша лишь усилился. И теперь он был уже не в одном месте, а сразу в нескольких. На рыб это было не похоже. Дрёмы встали одновременно и сделали несколько шагов назад от воды. И не успели они опомниться, как с булькающими криками на них выбежало с десяток чёрных человечков с острыми и длинными копьями.

Они были роста чуть выше дрём, очень худые с вытянутыми головами, чёрные как смоль, вид их был нелепым и оттого ещё больше устрашающим. Каменные взгляды их выпученных рыбьих глаз впивались в испуганных дрём. Друзья что есть сил дали стрекача. Но не прошло и нескольких секунд, как они угодили в сети этих страшных существ. Тут же вокруг пойманной добычи собралось великое множество рыбоглазых человечков. Взявшись за сети, они стали тащить пленников к воде. Поначалу дрёмы кричали и пытались вырваться из силков, но всё тщетно. Как будто не слыша мольбы пленников, рыбоглазые человечки затащили их в камыши.

К удивлению дрём, они очутились в целом городе. Умело сплетённые жилища, больше походили на осиные ульи, со всех сторон висели на упругих стеблях камыша, между которыми были смонтированы бесконечные мостики и лестницы. Пленников бросили посредине городка на открытой площади. Со всех сторон собралось великое множество таких же рыбоглазых зевак. На одном из возвышений наподобие террасы показался один пожилой сгорбленный человечек, одетый в замысловатый наряд, похожий на свёрнутый листок. Он выпрямился и гордой походкой подошёл к краю террасы. Молча подняв руки и тут же добившись тишины, он жестом приказал освободить пленников, и несколько рыбоглазых человечков с копьями тут же распутали сети. Озираясь по сторонам, дрёмы ещё не могли прийти в себя от этого неожиданного приключения.

— Кто вы такие и чего ищете среди реки? — послышался с широкой террасы старческий, булькающий голос.

Сейчас уже дрёмы смогли разглядеть своих пленителей получше. Конечно же, это были водяники — народец уж слишком гордый и необщительный. Эти водные жители в основном походили на малонов — те же две руки, две ноги, но вот их выпученные рыбьи глаза и рыбьи же рты делали их вид странным и пугающим. В окрестностях Дремуша давно их не видели, но те, кто помнил старые времена, рассказывали про этих соседей, что они отличались необщительностью и скверными манерами, хотя и пользы от них было немало. Жили они у чистых вод, в густых зарослях камыша. Поселения свои располагали на суше, но вблизи водоёмов. Благодаря водяникам воды в реках, озёрах и везде, где они строили свои неприметные жилища, были чистыми и прозрачными.

Бермяшь сделал шаг вперёд и, ещё слегка трясясь то ли от страха, то ли от гнева, строго заявил:

— Вы не имеете никакого права так бесцеремонно обходиться с будущей хранительницей!

— Права свои мы знаем, это наш город. А что это будущая хранительница, про то мы не ведали. Чем докажете? — с хитрецой спросил старичок.

Дрыхала недолго думая достала из своей сумочки волшебную флейту и стала играть. Тут же музыка мягкой, нежной мелодией окутала город и всех в нём. Она была настолько пронзительной и светлой, что тут же всякое напряжение и подозрительность развеялись без следа. Дрыхала, доиграв мелодию, отложила флейту и уже хотела было представиться старику, но не успела и рта открыть, как услышала его резковатый голос:

— Ай да дудка! Не простая она у тебя, волшебная. Вижу, что волшебная. Магию волшебников-то я знаю и примечаю сразу. Но, насколько я помню, ею обладал некий Баруш, а вы явно не Баруш. Его бы я узнал, точно узнал!

— Да мы не Баруш, — выступив немного вперёд, с гордостью сказала Дрыхала. — Баруш — мой прадед, а я наследница этой волшебной флейты.

— Так-так, что же это получается, наследница, говоришь? — с недоверием стал разглядывать пленников старичок. — оно, может, и так, может, и наследница, раз играть на дудке умеешь…

— Флейте! — поправила Дрыхала.

— Что? …М-да пусть будет флейте, — согласился старичок, искоса глядя на хмурую Дрыхалу.

— Хорошо! Флейта — это аргумент весомый, и мне следует извиниться, что мы вас так вот неожиданно… хм… пригласили в свой дом.

— Что?! Пригласили?! — возмутился Бермяшь. — то, что неожиданно, я соглашусь, конечно, но это, по-вашему, приглашение в гости? Да как это вообще можно назвать приглашением? На нас напали, связали и приволокли сюда!

— Да будет вам сердится, — примирительно сказал старичок. — Ну погорячились мои ребятки, бывает. Давайте-ка так поступим…

Старик жестом предложил дрёмам подняться к нему на террасу. Встав между пленниками, старичок обратился к Дрыхале более уважительным тоном:

— Я полагаю, ты и есть будущая хранительница?

— Да сударь, меня зовут Дрыхала, дочь хранительницы Холёмы. — почтительно ответила юная дрёма.

Старичок повернулся к площади и обратился к жителям своего городка:

— Водяники, народ мой! Это настоящая наследница из народа сна, ну вы помните, с которым наши отцы и деды в древние времена имели доброе соседство и вели разные там дела. Так вот, давайте-ка их примем со всем нашим радушием!

Настроение в народе сразу радикально поменялось от подозрительно сурового к ликующе весёлому. Тут же вся толпа водяников радостно и продолжительно «забулькала». Дрыхала и Бермяшь переглянулись. От столь резкой перемены настроения местных обитателей они даже растерялись. Дрёмы замерли и боялись лишний раз пошевелиться, до конца не понимая, шутит старичок или всерьёз всё говорит.

Затем старичок повернулся к дрёмам, низко поклонился и продолжил:

— Вы простите нас, что не опознали сразу. Уж сколько лет мы не встречали тут дрём. И считали, что последним был Баруш, хранитель вот этой самой дудки.

— Флейты, — поправила Дрыхала.

— Да-да, я и говорю… фе-флейты.

Старик сделал жест рукой и что-то быстро буркнул подбежавшему к нему водянику. Затем обернулся к дрёмам и, нелепо широко улыбаясь, предложил:

— Мы сочтём за честь, если вы согласитесь разделить с нами скромную трапезу и стать нашими почётными гостями. Так я смогу загладить свою вину перед вами. Меня, кстати, зовут Олда, я староста этого города.

— Благодарим за вашу любезность, староста Олда. Я и мой друг Бермяшь с радостью принимаем ваше предложение, — коротко и уважительно ответила Дрыхала и дёрнула за рукав Бермяша.

— Что? Ну да, конечно, принимаем. — немного растерянно промямлил Бермяшь.

— Вот и ладненько, — заключил староста, довольно потирая ладони, и пригласил их в свою горницу.

Олда и его гости прошли в достаточно скромное и маленькое помещение. В нём было тесно и затхло. Там стоял большой стол с невиданными для дрём яствами, вид которых немного даже пугал и вызывал тошноту. Но что поделать? Приглашение было принято. В дальней стене тлел костёр в маленьком камине. Тепла он особо не давал, но некоторый уют пытался создавать. Дрёмы намётанным глазом определили, что разожгли его вот прямо недавно и похоже впервые за долгое время. Друзья расположились рядом с Олдой.

Водяники были весьма замкнутыми существами и не слишком гостеприимными. В основном они жили своей нехитрой жизнью. Водяники, как и дрёмы, были тарфиями, правда, водяными, а значит, обладали волшебством и играли свою роль в жизни Чудолесья. Приметить города водяников да и их самих было очень сложно, так как они искусно маскировались от постороннего взгляда. Когда не стало волшебников в Чудолесье, то и эти водяные тарфии фактически исчезли с виду. Потому, а также из-за скрытного образа жизни с радушием у водяников было очень уж туго.

Слова Олды не выходили из головы Дрыхалы. Она сгорала от нетерпеливого желания узнать всё то, что знают водяники о хранителе Баруше. Юную дрёму буквально распирало изнутри от любопытства. Бермяша, напротив, если и распирало, то это был желавший вырваться наружу их скромный обед. Запах рыбы и сырость не давали Бермяшу сосредоточиться на беседе. И, глядя на Дрыхалу, проявляющую настойчивое желание подзадержаться в гостях, он собирал всё своё мужество, чтобы высидеть в этом затхлом помещении до конца званого обеда. Бермяшь уселся рядом с подругой и расплылся в слегка глуповатой улыбке, отрешённо глядя на старосту.

— А что вы знаете о хранителе Баруше? Особенно о его последнем путешествии, — нерешительно начала Дрыхала.

— Баруш был славным дрёмой и обладал этой самой ду… м-м-м… флейтой. Последний раз он направлялся… куда-то вниз по течению. Говорил о важности его путешествия. При нём была, э-э-э… эта флейта… — Бесцеремонно чавкая, старик поедал стряпню со своей тарелки и продолжал: — О да! Он упоминал о том, что спешит к своему старинному другу, вроде где-то в южной стороне, и попросил о помощи меня, чтобы добраться туда по реке. Естественно, по старой дружбе я помог ему с лодкой. А дальше уже никто не слышал про смелого дрёму. Ох, и славные они были, те деньки! Нынче всё иначе. Сейчас нам приходится больше скрываться…

— От кого вам скрываться, староста Олда? — удивилась Дрыхала

— Да хватает от кого… — загадочно ответил старик.

— Вы говорите, что хорошо знали моего прадеда? Вы, значит, не один раз встречались с ним? — продолжала любопытствовать Дрыхала.

— Достаточно, разов эдак пять-шесть. Раньше-то мы жили чутка выше по течению реки. — покончив с трапезой, Олда отодвинул тарелку и посмотрел на гостей. — Ну а вам оно к чему знать? Куда путь-то держите?

— Мы в Надводье, — быстро проговорил Бермяшь.

— Хе-хе! В Надводье? Пешком-то? Хе-хе-хе! Смельчаки вы, ребятишки. — Поковыряв между зубов, он продолжил: — так и быть, дам вам свою самую лучшую лодку, в память о старой дружбе с Барушем, чтобы вам было полегче туда добраться. Всё! На том и порешили. — Не дожидаясь ответа, Олда встал из-за стола и подозвал одного из своих и что-то пробормотал ему. Затем с довольным лицом повернулся к гостям, хлопнул в ладоши, оглядел нетронутые тарелки дрём и сказал:

— Ну, раз пообедали, то пора и в путь вам!

Бермяшь облегчённо выдохнул. Обычно он любил ходить в гости и любил богатые застолья, и не торопился покидать их, но не в этот раз. Сейчас его просто тянуло на свежий воздух, подальше от этого места. Друзья поспешно вышли на улицу вслед за старостой. Тот шустро проводил их до причала и указал на большую неказистую лодку, коряво сплетённую из камыша.

— Вот она, красавица! Вам будет как раз в пору.

Вид лодки не внушал доверия, но манеры не позволили хорошо воспитанным дрёмам отказаться. Как только друзья залезли в лодку, Олда наклонился к воде, шепнул в неё что-то, провёл по глади рукой, резко встал и громко хлопнул над головой в ладоши. Не успели Бермяшь с Дрыхалой опомниться, как вода под лодкой закипела и вспенилась. А потом будто что-то приподняло лодку и быстро повело из маленькой бухточки вниз по течению, в сторону Надводья. Они еле успели прокричать слова благодарности и помахать руками, и лодочка стремительно помчалась по волнам, влекомая стаей рыб.

Городок с его обитателями через несколько секунд исчез в камышах, а свежий ветер приятно обдувал лица дрём. Тёплые солнечные лучи ласково согревали их. Бермяшь был доволен, что они наконец-то покинули городок водяников. Живыми, что немаловажно. Дрыхала тоже была счастлива, её лицо сияло от восторга. Хотя тайн оставалось ещё много и больше вопросов, чем ответов, но чутье подсказывало юной дрёме, что они на верном пути.

— Как же всё быстро произошло! — вспоминал Бермяшь.

— Да уж, это точно, — согласилась Дрыхала.

— Но с другой стороны, я даже рад этому. Хорошо, что водяники такие недалёкие и быстрые в перемене своего мнения. Если бы они рассусоливали с нами и целый день решали, что делать, а потом пытали нас на своём «званом обеде», то я точно бы не выдержал, — с облегчением рассуждал Бермяшь.

— Нам повезло, что он знал моего прадеда, а значит, мы на верном пути. Я считаю, это хорошее начало, — удовлетворённо отметила Дрыхала.

— Да, начало хорошее, — иронично согласился Бермяшь.

День незаметно клонился к вечеру. Солнце пряталось за высокие деревья, и уже последние его лучи оранжевым закатным заревом окрашивали небо. Внизу, у реки, стемнело и повеяло прохладой. Дрёмы, закутавшись в махровые одеяльца, прижались друг другу, чтобы согреться. В лесу, вдоль всего берега, стали появляться разноцветные светящиеся огоньки. Они пестрели подобно светлячкам, но, присмотревшись внимательней, можно было разглядеть крошечных ночных обитателей Чудолесья. Это были яркие человечки, похожие на растения и цветы. К тому же они были раза в два меньше дрём. Этот народец звался фитами. Они занимались своими делами, не замечая вокруг никого. От их шапочек-фонариков всё вокруг становилось сказочно красивым.

Фиты больше относились к растительному миру тарфий. Их хорошо знали берегини, и только берегини могли понимать их язык. Фиты были очень трудолюбивыми, обитали под землёй и только по ночам выходили на поверхность. Они ухаживали за травами лесов. В их арсенале были уникальные рецепты приготовления чудесных зелий. Но выманить у них хоть один, даже самый незначительный рецепт было практически безнадёжным делом. Дрыхала и Бермяшь как заворожённые смотрели на всю эту красоту, так что даже позабыли о холоде. В своих краях они не встречали ни фитов, ни водяников. И потому для маленьких друзей это было потрясающее зрелище. Сейчас Бермяшь уже не сомневался в правильности своего выбора отправиться вместе с Дрыхалой в это путешествие. Он был доволен и спокоен.

Наступила ночь. Лес постепенно ожил новыми его обитателями. То там, то тут слышались угуканье филинов, чье-то чваканье и тихое пение немногочисленных ночных птиц.

— Здесь лес ночью другой, не находишь, Бермяшь?

— Точно, какой-то таинственный…

— Скоро и наша пора настанет. В деревне все соберутся у озера и начнут творить сны. Мне всегда нравилось это время. Особенно когда рассказывала их мама. — облокотившись о борт, вспоминала вслух Дрыхала.

— И мне нравилось. У хранительницы Холёмы это выходило особенно прекрасно и неповторимо.

Дрыхала достала из сумочки волшебную флейту и стала играть. Через мгновенье флейта запела волшебную песнь. Мелодия эхом распространилась по всему лесу, рисуя из серебристой пыльцы пречудные сюжеты. Залетая в норы и гнёзда, берлоги и дома лесных обитателей, она осыпала их серебряным дождём, умиротворяя и убаюкивая их. Дрыхала с удовольствием играла на своей флейте. Она несла важный для обитателей леса дар — добрые сны, в которых каждый чувствовал, как он становится лучше, милосердней и добрее. Маленькая, неказистая лодка неслась по течению к берегам Всевидящего острова. Два милых маленьких создания, спрятавшись от ночной прохлады в одеяла, плыли навстречу новым приключениям.

Сказ третий.
Верное решение

Тёплая глубокая ночь окутывала своим бархатным одеялом застывшие в темноте деревья, низко склонившиеся над зеркальной гладью реки. Мириады ярких звёзд отражались в ней, рождая чувство лёгкого и непринуждённого полёта. Лишь белая Дева-Луна нарушала эту безмятежность, забавляясь своим отражениям в водной ряби сотнями маленькими лунных зайчиков. Рыбы, несущие лодочку с маленькими дрёмами, менялись стая за стаей. Судёнышко монотонно раскачивалось, навевая сон своим юным пассажирам.

Эта чудная тёплая ночь не предвещала ничего дурного. Как вдруг в небе что-то большое и тёмное подобно чёрной тени закрыло луну. Послышались глухие хлопки огромных страшных крыльев. Всколыхнулась вода, лодку подняло над рекой и бросило обратно, крепко ударив о воду. Раздался треск и скрежет рангоута. Дрыхала и Бермяшь от неожиданности чуть не выпали из лодки. Вцепившись обеими руками в её борта, держались что есть сил. Не дав им опомниться, тень ещё раз вцепилась когтистыми лапами в хрупкую мачту кораблика, взмыла с ним в воздух и стала уносить его всё выше и выше, к тёмному звёздному небу.

Дрём охватил страх. Уже виднелись макушки высоких деревьев. Голова кружилась от высоты. Ветер задувал в глаза, выступали слезы, не давая отчётливо разглядеть огромное тёмное создание, несущее их полуразрушенное судёнышко. Луна пряталась за могучие крылья этого существа.

Но вот затрещала и надломилась в основании мачта, не выдержав силы давления мощных лап твари. Лодка закружилась в воздухе, полетела вниз и с треском рухнула в кусты, разбросав своих пассажиров в разные стороны. Дрёмы потеряли сознание.

С трудом придя в себя, Дрыхала приоткрыла глаза. На какое-то мгновение в них всё было темно, затем понемногу стали прорисовываться силуэты и слышаться какие-то голоса. Веки были настолько тяжелы, что тут же закрывались. Ещё не до конца очнувшись, она могла различить лишь фрагменты фраз:

«…аккуратней, аккуратней…», «…это тебе должно помочь, пей…», «… ещё немного, и всё будет хорошо…».

Как будто что-то её подняло и понесло. Дрыхала то приходила в себя, то опять отключалась.

И вот наконец, окончательно очнувшись, она ощутила что-то мягкое и приятное под собой.

«Кажется, перина?» — первое, что пришло на ум Дрыхале.

В воздухе отчётливо чувствовался запах дерева, мёда и чабреца с малиной. Дрыхала открыла наконец глаза и, к своему удивлению, увидела, что находится в просторной и светлой комнате. Она лежала на большой и добротно сложенной деревянной кровати с мягкой пуховой периной. У маленького окошка стоял деревянный стол, а на нём — пузатый чайничек, от которого, вероятно, и шёл приятный аромат. Рядом лежала тарелка, накрытая белой льняной салфеткой.

Дрыхала встала, подошла к столу и выглянула в оконце, пытаясь понять, где и в чьём доме она оказалась. И, главное, где Бермяшь?

За окном виднелся чей-то большой двор. Он был огорожен длинными жердями и весьма ухожен. Слева виднелся высокий амбар, а немного правее — массивные деревянные ворота. Во дворе никого не было. Дрыхала подняла салфетку и обнаружила под ней соты пчелиного мёда. Недолго думая, она налила из чайничка чай в деревянную кружку и, откусив свежего мёда, принялась за чаепитие. Не успела она завершить свой завтрак, как дверь комнаты открылась, и вошёл Бермяшь с полной охапкой свежей брусники.

— О, Дрыхала! Ты очнулась, как же я рад! — от неожиданности Бермяшь чуть не выронил ягоды на пол

— Бермяшь! А как я рада! — Дрыхала подбежала к нему и крепко обняла — Где мы? Что это за дом?

— А ты ничего не помнишь?

— Нет, а что я должна была помнить?

— Ты тут уже сутки лежишь. И, честно говоря, если бы не лесовики, то мне пришлось бы за тобой одному ухаживать. И, прошу заметить, в холодном лесу у реки. С меня хватило уже водяников…

— Лесовики? Это дом чуров? — радостно и немного удивлённо перебила Дрыхала.

— Да, они самые, добрые весельчаки чуры, — облегчённо вздохнул Бермяшь. — Вот, поешь брусники, тебе нужны силы.

— Никогда не думала, что нам повезёт побывать в гостях лесовиков. А как хозяина-то звать?

— Здесь живёт семья Кипрея Травника. Старина Кипрей, его жена Полюшка и пятеро детей. Старшего Первоцветом зовут, а остальных вроде как Вьюнок, Горчак, Росторопша и дочка Душица.

— Какая большая семья! Бермяшь, я хочу скорей познакомиться с ними… И поблагодарить. Проводишь меня к ним?

— Конечно. Тётушка Поля так и говорила, что ты сегодня очнёшься.

Выйдя из комнаты, они очутились в просторной и светлой горнице. Тут пахло мёдом и гречихой. Посередине горницы стояла громадная печь, в которой томился аппетитный обед. Повсюду были развешены чурские обереги, и вся изба изнутри выглядела нарядной и светлой, каждая деталь со смыслом и каждая вещь на своём месте.

Дома чуры строили добротными, большими и просторными. Складывали их срубами, без единого гвоздя. Лесовики строились скуфами, соответственно, и обитали общинами. Скуф — это такая деревня, располагающаяся возле священного места. Как правило, такие места были отмечены дивиями и назывались «дивными местами». Несмотря на довольно большие размеры деревень, дома лесовиков все равно были ограждены специальными обережными столбами. Такие обереги делали чурские скуфы неприметными для непрошеных гостей. Но так было не всегда, этим уловкам научили их берендеи.

Лесовики вели свои торговые дела по всему Чудолесью. И Дремуш не был исключением. Туда они завозили свой товар — масло, мёд, ткани и кое-какие вещи для хозяйства. Но, как ни странно, Дрыхале никогда ещё не доводилось быть в гостях у самих чуров, а ведь они казались ей весьма интересным народом, много путешествующим и много повидавшим. И хоть ей никто не говорил, но она считала, что чуры хранили много тайн, которыми они не спешили делиться. И потому в своих мечтах Дрыхала желала разузнать побольше о жизни лесовиков и их секреты.

Входная дверь распахнулась, и в ней показался седовласый живенький мужичок, где-то головы на две выше дрём и заметно крупнее. Был он коренаст и крепок, с белой шелковистой бородой до пояса. На голове ушанка из валяной козьей шерсти, меховая жилетка поверх белой шелковой рубашки, которая была украшена вышитым красным орнаментом.

Он оббил о порог кожаные сапожки, снял шапку и зашёл в дом. Увидев дрём, тепло улыбнулся и низко поклонился.

— Здравы будьте. Как самочувствие? — и, не дожидаясь ответа, продолжил: — Вижу, что здоровы. Румянец проступил на лице. Это добро.

Добрый голос Кипрея сразу расположил к себе Дрыхалу. Дрёмы молча поклонились в ответ. Дрыхала уже собралась ответить, но в дверях показалась хозяйка. Выглядела она молодо, несмотря на серебристые седые локоны, которые аккуратно переплетались с чёрными как смоль волосами. За спиной виднелась толстая коса до пояса. Она была такая же коренастая, как и Кипрей. Плечи её покрывал узорчатый платок. На ней была пёстрая шёлковая рубашка, а поверх неё — зелёный фартук, также расшитый узорами. В руках она несла большую корзинку с сыром и кадку свежего молока. Поставив всё на стол и вытерев руки о фартук, быстро подошла и обняла Дрыхалу:

— Вот же молодец-то! Оправилась, милая. Щёчки румяные…

— Вот и я говорю, здорова! — вставил лесовик.

— Конечно, здорова, с чего ей не быть здоровой? Отваром-то отпоили, мёдом откормили. Ещё в баньке попарю, и совсем как новая будет. А пока я вот молочка вам свежего принесла. Поди, отродясь такого не пробовали? — Полюшка поцеловала Дрыхалу в лоб и подошла к столу налить молока.

Кипрей взял из сундука какие-то вещи, подошёл к Дрыхале и сказал:

— Вот сейчас банька как раз поспевает. Пока можете погулять. А как готово будет, Полюшка позовёт тебя. Ну а опосля, — лесовик, улыбаясь, хлопнул по плечу Бермяша, — я тебя попарю, — и вышел во двор.

С аппетитом отведав молока, дрёмы вышли на воздух. Было уже позднее утро — чудесное, солнечное, тёплое. Двор оказался действительно большим и ухоженным. Амбар из окна выглядел гораздо меньше, чем был на самом деле. Что дом, что амбар имели покатые большие крыши, аккуратно уложенные и связанные соломой поверх деревянных жердей. Помимо этого, во дворе была ещё одна изба, поменьше прочих и расположенная чуть в стороне. Рядом с той избушкой находилась большая поленница. Что за изба? Дрёмы терялись в догадках, но спросить постеснялись. Старший сын лесовиков, Первоцвет, уже вовсю растапливал в этой избе печь. Дрыхала отвела в сторонку Бермяша и тихо спросила:

— Бермяшь, зачем он в тёплый день избу натапливает?

— Честно сказать, я и сам этого не знаю. Первоцвет уже с утра её топит. Видать, это не простая изба у них. Как раз её-то они и называют баней, — пожав плечами, ответил дрёма.

Из трубы валил густой белый дым, он поднимался над крышами и медленно, лениво разносился слабым ветерком.

Младшие дети, Росторопша и Душица, гоняли по лугу полёвок, громко смеясь и распевая какие-то считалочки. Два средних сына, Вьюнок и Горчак, помогали старшему и вязали веники для бани. Бермяшь и Дрыхала решили заглянуть в амбар. Огромный дом с чуть приоткрытыми большими коваными воротами не мог не привлечь на себя внимания. Дрёмы отродясь больших домов не видали. Амбар был больше остальных и величественно об этом заявлял всем своим видом.

Зайдя внутрь через широкие ворота, дрёмы оказались в просторном и высоком помещении. По центру, в глубине, стояла яркая красочная повозка, вся украшенная резьбой. Справа и слева располагались по два огромных загона. С одной стороны в каждом из загонов сидело по зайцу, а с другой, в одном и загонов, — коза. Дрёмам, никогда не видевшим коз, да ещё так близко, это животное показалось гигантским и устрашающим. Трудно было даже представить, как лесовики справлялись с дойкой. Но это было их мастерство, которого им не занимать. К тому же чуры могли обрабатывать козье молоко так, что оно становилось приятным на вкус и запах. Потому-то чурское молоко славилось на всё Чудолесье. А ещё они делали вкуснейшие сыры, творог, масло и прочее. Амбар имел высокий, открытый чердак, «второй свет». Он до отказа был забит сеном. Здесь, как и везде, было чисто и всё убрано, пахло сеном и немного навозом.

— Как же удивительно живут лесовики, — задумчиво проговорила Дрыхала.

Бермяшь одобрительно буркнул:

— Весьма… — Уставившись на козу, он удивлённо произнёс: — И как им только удаётся покорить столь грозное животное? По мне, так эта коза и съесть может ненароком. Вон, гляди, все жуёт и жуёт себе. А глазища какие? Ужас просто!

В амбар зашёл Первоцвет. Он был молод, крепко сложен и полон сил. На его лице уже виднелись пробивающиеся усы и бородка. Он слегка поклонился дрёмам и обратился к Дрыхале:

— Матушка зовёт тебя в баньку. Все готово.

Бермяшь, никогда не слышавший о существовании бани, сидя на жерди, вслушивался в кряхтение и громкие выкрики, доносившиеся оттуда. Всё переживал за Дрыхалу и подумывал:

«Не причинят ли ей чего ненароком лесовики? Они вон какие все крепкие».

К Бермяшу подошёл Кипрей. Присел рядом, посмотрел на него, затем на баню, да и сказал:

— Ты чаво, Бермяшь, сумлеваешься, аль как?

— Ну как вам сказать, дяденька? Диковинная штука — эта ваша банька.

— Да, есть такое. Про банный секрет ведают только все чуди: и памы, и ланы, и мы, чуры. Мы одни из первых научили людов этому таинству. Да что там людов, берендеи и те стали строить бани. Так что тепереча и Авы знают про то, но всё равно не полностью. Таинство, на то оно и таинство, что есть секрет в нём.

— Дяденька, то есть как это Авы? Берендеи-то вроде как рослые? Во какие! Да и про людов слыхал, они не маленькие, поди, такие же, как и волшебники. Ваши баньки им разве что нос засунуть.

— Что верно, то верно. Но для берендеев мы изначально в одном из их займищ отстроили баньку в их рост. Вот как испробовали берендеи ту баню, так и наказали нам научить их строить, чтобы они могли такие в теремах своих ставить, а в благодарность научили нас кое-каким хитростям своим волшебным. Баня это же не просто так, изба. В ней душа очищается. Веник, он как посох берендея — чудеса творит. Душа воспаряет к Ладам-творцам.

— Прям-таки к Ладам? — удивился Бермяшь.

— Да, к самому Веру. А Праотец наш Вер, вместе с праматушкой Правью, эту душу обновляет и обратно сюда.

— Ого, чудно́ это! — Бермяшь даже глаза от удивления выпучил.

— Да, чудно́, так и есть. — Кипрей посмотрел в небо и замолчал.

Вскоре из бани показалась Полюшка в белоснежной рубахе в пол. Она помахала рукой и крикнула:

— Ну, встречайте красну девицу!

А за ней следом вышла Дрыхала в такой же рубахе. Щеки да губы румяные, глаза горят, пар с неё клубится. Бермяшь от изумления привстал:

— И впрямь новая… — пробормотал он вполголоса.

Кипрей хлопнул ладонями по коленям и встал со словами:

— Ну что же, сейчас мы с Первоцветом баньку подготовим и вместе с тобой пойдём. Готовься, дрёма, встретиться с Ладами нашими.

Кипрей, улыбаясь, пошёл в баню. Бермяшь обомлел и медленно сел обратно.

А вскоре он уже стоял на пороге в эту чудо-избу. Хотя Бермяшь был не из трусливых, как и упоминалось ранее, но волнение наполняло его до краёв. Перешагнув за порог, он оказался в маленьком и тесном предбаннике. Тут была вешалка для одежды и полочка для обуви со скамейкой. Раздевшись, они прошли в более просторную комнату. В ней стояла широкая скамья с чарками, кадками и бочка со студёной водой. Почерпнув чаркой воду, Кипрей, а следом за ним и Первоцвет опрокинули на себя водицу. Бермяша от неожиданности передёрнуло. Первоцвет протянул чарку Бермяшу со словами:

— Бери, омойся. Там легче будет.

«Там?» — это «там», в голове Бермяша прозвучало загадочно. Он уже решил, что это и есть вся баня. Но оказывается было ещё «там». Он взял из рук Первоцвета чарку, обильно зачерпнув ею воды, резко выдохнул и смело опрокинул на себя. Все тело обожгло студёной водой, так что оно как будто облеклось в ледяные доспехи. В голове сразу всё прояснялось, а мысли упорядочились. Бермяшь почувствовал себя в два раза выше. Он уверенно последовал в следующую дверь, она была ниже, так что лесовикам приходилось нагибаться, но не дрёме. Из неё веяло сухим жаром. Когда Бермяшь перешагнул порог парилки, всё его тело обдало этим жаром, словно он вошёл в пасть дракона. Но, к удивлению дрёмы, в ней было достаточно комфортно. В парилке слева стояла маленькая печь. Сверху на ней большой горкой были навалены камни, под которыми яростно бушевал огонь. Кипрей раздал шапки и уселся на нижний полок.

— Садись, Бермяшь. В первый заход надо протомиться. Как то тесто перед выпечкой.

Бермяшь одобрительно кивнул и уселся рядом. Приятное тепло мало-помалу проникало внутрь и начинало согревать всё тело. В парилке приятно пахло кедром и травяной настойкой. Кипрей почерпнул маленькой чаркой из кадки травяного отвара и плеснул на камни. От них, как из пасти дракона, с шипением пошёл пар и белым полупрозрачным облаком заволок всю парилку. Пряный аромат полевых трав, казалось, наполнял всё тело. Дышать становилось легче и приятней.

— Так вот, Бермяшь, — продолжал Кипрей, — дрёмы — это не чуди. Вас-то магия изнутри омывает. Вы, тарфии, как малые элвы, рождённые магией. А нам, чудям, силушку от земли брать надобно. Потому-то мы и прибегаем к различным наукам. Банька-то она как мать — и обласкает, и согреет. Да и как отец тоже: взбодрит да и силушкой одарит.

— Вы правы, дяденька, эта ваша баня — настоящее чудо. Честно сказать, я и подумать о подобном не мог. У вас, лесовиков, есть чему поудивляться.

Через некоторое время все трое выбежали из парилки и давай из бочки студёной водой омываться. Затем повторно зашли. Тут Кипрей стал активно чаркой помалу, но часто на камни поддавать. Нагнал пару. Положил Бермяша на верхний полок да стал вениками берёзовыми охаживать.

Веники так мягко ложились, да так глубоко пар вгоняли, что казалось, будто тело прозрачным становится да легче прежнего. А косточки буквально пропитывались берёзовым ароматом, и под веничком как будто прохладой веяло.

Попарив Бермяша и омыв его из бочки в последний раз, вышли они на узкую терраску баньки. Бермяшь чувствовал себя обновлённым. И дышалось ему так легко и чудно. Голова приятно кружилась, и словно крылья выросли: тело подобно птице воспаряет к небесам. Усталости и тревоги как и не было в помине. Да и мыслей, кроме светлых, не осталось в голове.

— Да, дяденька… — протянул Бермяшь, — теперь я понимаю, почему берендеи с людами наказали вам научить их бани строить. Я как в Высоком мире побывал.

— Так и есть, Бермяшь, так и есть, — с улыбкой похлопав дрёму по плечу, сказал Кипрей.

Они вышли и направились к дому. В горнице хозяюшка с Дрыхалой уже всё приготовили и накрыли стол. Тут было всё, что душе угодно: и малосольные огурчики, и печёная репа с зеленью, и грибы сушёные и жареные, и различные фрукты, и пирожки с начинкой. А посередине стола венчал всё это великолепие ароматный пирог с малиной к чаю.

«Да, такого стола в Дремуше даже на праздники не накрывают», — подумал Бермяшь, присаживаясь за него. Рядом села Дрыхала, толкнула его локтем в бок и тихо спросила:

— Ну как тебе, Бермяшь, банька?

— Огонь, а не баня! Как будто нового меня слепили, — так же вполголоса ответил Бермяшь.

— Пока детвора моется, мы и отобедаем. А то с ними и не поговорить толком, — раскладывая по тарелкам еду, сказала Полюшка. Затем, наложив себе, уселась на против и добавила: — Всем приятного аппетита.

Кипрей же, отхлебнув из большой кружки сладкого кваса и вытирая усы, обратился к гостям:

— Давненько не видали дрём так далече от дома. Что привело вас в края наши? Добро аль нужда какая?

Откусив кусок пирога, Дрыхала нахмурила брови, как будто пытаясь что-то вспомнить, и сказала:

— Скорее, нужда, дяденька. Мой прадед Баруш каждое лето уходил в далёкие края Надводья. Там у него был друг из берендеев. Вот и мы решили туда отправиться, в Надводье. Потому что однажды он ушёл в последний раз и больше не возвращался, оставив моей маме этот инструмент. — Дрыхала залезла в сумочку, с которой никогда не расставалась, и достала из неё волшебную флейту. Кипрей привстал, взял в руки флейту, повертел её, внимательно вглядываясь в орнаменты, вырезанные на ней, потом вернул обратно Дрыхале и сказал:

— Знавал её ещё отец мой. Чудесная вещица. Да, её владелец был один из дрём… точно, как раз Барушем его звали. Он был завсегдатаем и уважаемым гостем в нашем доме.

— Ну надо же, какое совпадение! — обрадовалась Полюшка.

— Вы знали моего прадеда? — радостно удивилась Дрыхала.

— А то как же! Раньше-то оно всё иначе было. Дрёмы жили бок о бок с нами почти по всему Тригорью. Баруш-то подалече, туды к северу, к Холмоборам.

— В Дремуше? — подсказала Дрыхала.

— Да, в Дремуше. Сейчас-то он и остался только.

— А что случилось с Барушем, вы знаете, дяденька Кипрей? — поспешила спросить Дрыхала.

Прищурясь, Кипрей вспоминал:

— То время было суровым для всех — и дрёмам сильно досталось, и другим тарфиям. — Кипрей, отхлебнув ещё квасу, призадумался.

— Да не томи уже, старый! Начал — так договаривай, — ласково упрекнула тётушка Поля.

— И то верно. Что знаю, то поведаю. — Усевшись по удобней, Кипрей осушил чарку с квасом, начал:

— Были времена добрые, когда землями этими правили волшебники. И было у них в Чудолесье два Терем-Града, две крепости, на севере и на юге. И два брата берендея владели оными теремами. Та, что на севере, в Холмоборах, звалась Лучезар, и обитал в ней Веледар, старший из братьев. Та, что на юге, в Надводье, звалась Мирином, и владел ей Радомир с прекрасной Ладогой. Баруш, как мне помнится, водил старую дружбу с Радомиром и Ладогой. Как он с ними встретился, то мне не ведомо, но Баруш также дружил и с моим отцом Ясеном. Они познакомились задолго до того. Однажды мой отец возвращался с Холмоборов и заехал с товаром в Дремуш, где и жил тогда Баруш. Вот тогда-то и напросился Баруш с ним до Тригорья. За время путешествия они сдружились, и отец мой согласился провести его до Надводья, к Мирину. Баруш ещё много раз приходил к нам и стал другом и для нашей семьи… Затем всё изменилось…

— Что изменилось? — испугалась Дрыхала.

— Мир изменился, детка… Чуть ли не в одночасье в Чудолесье не стало берендеев. Просто опустели их Терем-Грады, и появилась какая-то опасность, тревога. Об том не сразу прознали даже мы, чуры. Весть-то в Чудолесье быстро летит. Вскоре в души ко многим закрались страх и смятение.

— Будет тебе, старый, пугать детей, — махнула рукой Полюшка и подлила дрёмам молока.

— Нет, нам очень интересно! — возразила Дрыхала.

— Дядь Кипрей, а что, крепость в Надводье тоже опустела? Что случилось? — поинтересовался Бермяшь.

— Да, все терема опустели. И в Надводье тоже. Как не стало волшебников, так и терема их опустели. Чары на них наложены. Стоят они как во сне, внутренние палаты запечатаны. Никто не может найти входа в них. Так что даже не знаю, чаво вы там найти-то хотите, в том Мирине?

— И мы ещё не знаем, но меня как будто тянет туда. Как только я узнала про эту историю, так и ёкнуло в груди что-то, — попыталась пояснить Дрыхала.

Кипрей приподнял бровь и с пониманием кивнул головой. Затем посмотрел на Полюшку и, не дождавшись от неё одобрения, продолжил:

— Дурная слава ходит про то место. Будто в Мирине появился призрак и похищает странников…

— Будя тебе! Нет никаких призраков. Всё это байки старого Дубаки! — рассердилась Полюшка. — Не слушайте деда, в голове у него лишь глупости.

— Кто такой Дубака? — полюбопытствовал Бермяшь.

— Старый добрый чур и немного спятивший. Почти как наш дед. — улыбаясь, пояснила хозяйка.

— Не глупости это, Полюшка, а долг мой уберечь их от беды, — оправдывался лесовик. — К тому же Дубака хоть и немного не в себе, но не потому, что из ума выжил, а потому, что занимается знахарством.

— Нам не страшно совсем. Позвольте рассказать дядюшке, пожалуйста, тётя Поля! — попросила Дрыхала.

— Ну что ж, рассказывай давай, — смирилась хозяйка.

Лесовик налил ещё квасу и выпил его залпом. Затем откашлялся и продолжил:

— Так вот, другие говорят, что новый хозяин завёлся в Мирине. Его самого никто не видывал, только его тень. Выходит он ночами из крепости и бродит по болотам. Кто встречал его, тот весь наполнялся страхом, словно кадка водой студёной. Потому место это дурное и каждый норовит обойти его стороной. На вашем месте я бы не хаживал туды. Нет, точно не хажевал бы!

В комнате наступила тишина. Каждый обдумывал услышанное, не решаясь заговорить. Первой бесцеремонно нарушила неловкую тишину любопытная Дрыхала:

— Дядь Кипрей, а расскажите про волшебников ещё что-нибудь!

— Отчего нет? — облегчённо выдохнул лесовик. — Народ берендеев живёт в далёких землях, что зовутся Белогорьем. Там цельные города и селения их. Среди берендеев есть знаменитые лучники — перки. У тех перков волшебные луки с бесконечными стрелами, которые всегда достигают цели. Также есть могущественные волшебники перенеги. Перенеги — странники и владеют магией слова, чародейством. Оттого их многие называют чародеями как и людов. Таким перенегом был один из братьев берендеев Веледар. Есть среди берендеев и пересветы, эти-то могут ещё, ко всему прочему, принимать формы разные, обращаться в зверя всякого. Пересветы — самые сильные волшебники. Вот такими пересветами были Радомир с Ладогой. И когда не стало трёх самых могущественных волшебников в Чудолесье, то, конечно же, это многих задело и заставило почувствовать, что эти трое влияли на них, вроде как незаметно на первый взгляд, но существенно.

— Чаво ж незаметно? — возразила Полюшка. — Чудолесье цвело везде с берендеями, мирно было. Можно было и в Чарадорские леса хаживать, и в Лиховодье, когда оно ещё Многоозёрьем звалось.

— Да, так и есть, — подтвердил лесовик. — Уже после волшебников в Многоозёрье заселились народы лиха. Ох, и скользкий народ! Потому-то стали те места называть Лиховодьем. Более никто там не живёт, кроме лиха.

— Как интересно! — Бермяшь даже затылок почесал от удивления.

— Вот вам бы на север, в Холмоборы, — оно и всяко ближе, чем в Надводье, и Терем-Град не такой одинокий. И места там населённые. К тому же город там великий стоит — Верам, столица ланов.

— Придёт время, и туда отправимся, обязательно. Мы с Бермяшем хотим путешествовать и написать свою книгу о Чудолесье, — с гордостью ответила Дрыхала.

— Это похвально. Путешествовать, узнавать новые места, их обитателей, переживать новые чувства. Это удел странников. Потому-то мы, чуры, никогда не откажемся от странствий.

— А вы одни тут живёте, на холмах? — поинтересовалась Дрыхала.

— Отчего же одни? На холмах целый скуф в сорок восемь дворов, — улыбнулся Кипрей. — А коза есть у нас и ещё в трёх дворах, только у Синюх, Бодяг и Дудника. Но наша-то коза всё одно лепше.

Все засмеялись. Ещё некоторое время они сидели за столом, рассказывали друг другу забавные истории и смеялись от души. Полюшка была рада, что тема сменилась на непринуждённую, надеясь, что дрёмы изменят свои решение следовать к Мирину и захотят вернуться домой.

Лесовик встал из-за стола, поклонился в пояс хозяйке и гостям со словами:

— Благодарствую, хозяюшка, за обед. И вам, гости дорогие, мир. Пойду-ка я подготовлю зайцев. Завтра рано утром отправляюсь к двоюродному племяннику в Боярышниковый скуф. Он там свадьбу играет, надо бы гостинцев отвезти. — И вышел за порог.

⁂

Вечерело. Тёплый воздух был наполнен ароматами полевых цветов и трав. Солнце давно зашло за горизонт, а в небе стали зажигаться яркие звезды. Сидя на крыше амбара, Дрыхала и Бермяшь любовались вечерними видами. Благодаря тому, что двор Кипрея располагался на холме, отсюда виднелся весь южный склон до самой Серебряной Дубравы. С такого расстояния многовековые дубы казались узкой серебристой полосой, растущими плотной стеной во всю ширь Тригорья. Уже за Серебряной Дубравой начиналось Надводье. Дрыхала развернула свою карту и посмотрела в неё. Отыскав на ней примерное место, где находился Лесной скуф, стала вести пальцем на юг, к Надводью, и уткнулась на знакомое название «Боярышниковый скуф». Он располагался недалеко от крепости Мирин. Дрыхала отложила карту и ткнула Бермяша в бок:

— Бермяшь, скуф, куда отправляется дядя Кипрей, совсем рядом с крепостью! Это же наш шанс!

Пешком одолеть такое расстояние казалось нереальным. Лодка была разрушена. И потому воспользоваться услугой лесовика, если бы удалось уговорить его, представлялось очень удачной идеей. В этот момент даже Бермяшь желал ухватиться за такой шанс. Он чувствовал, как его тоже начинает охватывать жажда приключений. Откуда она взялась, он не понимал и, честно говоря, даже не задумывался. То ли это следствие чародейства лесовиков в бане, то ли он просто начинал понимать стремление Дрыхалы познавать неведомое? Его всё больше занимало это чувство, которое влекло и манило его в свои тёмные и загадочные объятия.

Дрыхала, довольная своей идеей, достала волшебную флейту и начала играть. Нежная и почти сливающаяся с шумом леса мелодия тут же разлилась в округе хрустальным, чистейшим звучанием. Её серебряные нити тянулись еле мерцающими волнами вдоль всего склона, куда-то за дубраву. Они вырисовывались на фоне ночного неба причудливыми формами, то растворяясь, то принимая форму каких-то загадочных существ. Двор Кипрея стих и уснул. Уснули сладким сном и его животные. Казалось, мир замер в созерцании дивных снов. Свежий ветерок ласково трепал кудри дрём, путаясь в их волосах. Воцарилась темнота, а тысячи ярких звёзд, словно гирлянды, замерцали над всем Тригорьем. Ночь была тёплой и приятной.

Доиграв мелодию, Дрыхала положила флейту в сумочку, посмотрела на Бермяша и тихо сказала:

— Знаешь, Бермяшь, если бы не ты, то я не смогла бы добраться даже до двора дяденьки Кипрея. Кто знает, может, меня унесла бы та тень или я осталась бы на берегу?

— Если бы не ты, Дрыхала, я бы даже и не подозревал о существовании такого большого мира. Так что мы достойны друг друга, — ободрил подругу Бермяшь. — Я начинаю понимать тебя по-настоящему. То есть и раньше понимал, но сейчас как-то стало по-другому. Ближе к тебе душой.

Дрыхала улыбнулась. Её большие глаза сияли, как два маленьких озера, глядя в которые, можно было утонуть. И где-то в глубине этих озёр горел негасимый огонь жажды познания чего-то нового и необъятного.

Сказ четвёртый. Боярышниковый скуф

Ранние птицы начинали свой утренний распев. Одинокие звонкие голоса слышались в разных уголках холма. Солнце ещё не успело показаться из-за леса, лишь первые его лучи потихоньку прорывались сквозь толщу зелёных зарослей и листву деревьев. Тёплый солнечный луч ласково коснулся закрытых глаз Дрыхалы и заставил её пробудиться ото сна. Широко потягиваясь и хлопая глазами, Дрыхала постепенно возвращалась из мира грёз и вспоминала всё то, что приключилось с ней и Бермяшем вчера. Вспомнив о дяде Кипрее и его плане отправиться к племяннику, она поспешно вскочила из постели и выбежала в горницу. Хозяюшка Поля там вовсю готовила ранний завтрак и собирала еду в дорогу. Лёгкий аромат малинового пирога с чаем напомнил Дрыхале родную деревню, её маленький домик на берегу реки.

— Доброго утра, Дрыхала. Как спалось тебе, милая? — с материнским радушием приветствовала её Полюшка.

— Спасибо, тётушка, как дома. А где Бермяшь?

— Бермяшь во дворе, деду помогает зайцев запрягать.

Дрыхала выбежала во двор. Свежий воздух окончательно взбодрил её и разогнал остатки сна. Земля была сырой от утренней росы. Крупные её капли свисали гроздьями на траве везде, кроме проторённых тропинок до амбара и возле него, где роса была сбита и трава успела подсохнуть. Крепкие серые зайцы стояли посредине двора и с аппетитом поедали положенный им корм, пока Кипрей надевал на них упряжь и впрягал их в телегу. Вся сбруя была расшита красивыми орнаментами. Мелкий пёстрый узор был искусно отображён на всех ремешках и на каждой детали сбруи. Упряжь выглядела нарядной и богатой и радовала глаз. Бермяшь стоял тут же и поддерживал ремни, помогая лесовику. Дрыхала подошла ближе и стала разглядывать больших и пушистых грызунов. В загоне их не получилось так хорошо и близко разглядеть, как сейчас. Для дрём зайцы не были в диковинку, в отличие от коз. Они часто могли видеть их рядом с Дремушем и даже кататься верхом.

Поприветствовав Дрыхалу, Бермяшь с гордостью сообщил:

— Вот, помогаю впрягать зайцев. Как тебе спалось?

— Крепко, — коротко ответила Дрыхала.

— Ну что, дочка, — с теплотой в голосе спросил Кипрей, — не передумала ли ещё? Может, всё же на север? Я вернусь скоро и примерно через седмицу отправлюсь в Холмоборы, в Верам. Опосля торговли буду вертаться и заеду в Дремуш. Так вы и в Вераме погостите, и я вас довезу домой.

— Нет, дяденька. Как же от такой затеи на полпути отказываться? Если же довезёте нас до Боярышниково скуфа, век благодарны будем, — уверенно ответила Дрыхала.

— Ишь ты! — удивился Кипрей.

— Я же говорил, — гордо сказал Бермяшь, — её не переубедить. Если чего задумала, то непременно этого добьётся.

— Ну что же, тогда так тому и быть. — Кипрей погладил зайца по шелковой шёрстке. — Все готово. Грузимся и в путь, глядишь, на вторые сутки до заката успеем.

— Далековато… — Озадачился Бермяшь.

— Сразу за Серебряной дубравой начинается Надводье, а на опушке леса обширно растёт боярышник. Вот там-то и расположен скуф моего племянника Моха. У него свадьба, а я вот с гостинцами к ним проведать да поздравить и еду. К началу-то вряд ли успеем, но ко второму дню должны. — Кипрей договорил и собрался в дом за вещами.

— Ой, простите нас! Я вас задержала, да и хлопот мы вам добавили. Вы из-за меня теперь опаздываете на свадьбу, — неожиданно расстроилась Дрыхала.

— Тю, будет тебе глупости городить! С чего ты взяла, что из-за тебя? Что нашли вас, накануне у реки — то Лады устроили так. Значит, на то был промысел важный! — со значением поднял указательный палец и гордо произнёс Кипрей. — Я же прадеда твоего знавал, а тут правнучку его повстречал. Это добрый знак. — Кипрей ласково улыбнулся и отправился в избу за скарбом.

Наконец телега была доверху наполнена какими-то плетёными коробами с подарками, всё было готово к путешествию. Перекусив лёгким завтраком, попрощавшись с хозяйкой и старшим сыном, друзья отправились в дальний путь в Надводье, вернее, в самый северный его край. С холма дрёмам казалось, что Серебряная дубрава так близко, но, как выяснилось, вид был обманчив. Несмотря на то, что зайцы неслись стремглав, дубрава не спешила приближаться. Только уже на рассвете второго дня путники заметили, как лёгкое сияние, исходящее от серебристых ветвей могучих старых дубов, озаряет округу, подобно малой луне. Да и сами деревья уже не казались маленькими — они возвышались вдалеке, словно славные волоты.

День обещал быть жарким. Внизу склона, возле маленького ручья, лесовик сделал привал, чтобы напоить зайцев и немного передохнуть от тряски. Приближался полдень, но солнце ещё не успело войти в зенит. Друзья расположились на мягкой и уже прогретой земле. Кипрей разлил по чарке молока и раздал по ломтю свежего хлеба. Жаворонки заливались над лугом. От тёплых лучей лесовика стало клонить в сон. Его веки тяжелели, а ум понемногу делался рассеянным, не в силах удержать мысль. По всему телу как будто разлилась нега. Неожиданно Кипрей вскочил, омыл своё лицо в прохладной воде и стал впрягать зайцев в сбрую.

— Ну что же, ребятки, пора в путь. Солнце в лугах обманчиво — усыпит и не заметишь, как день пройдёт.

Хотя дрём сон вовсе не одолевал, они всё же решили последовать совету старого лесовика и с готовностью вскочили на телегу. Перебравшись через ручей по маленькому мосточку, они выехали на еле заметную дорожку. Она тянулась сквозь высокую траву, из-за которой было практически ничего не видать.

— Дядь, а почему мы не выйдем на широкую дорогу? — поинтересовался Бермяшь.

— Мы, чуры, обычно сторонимся открытых мест. В последнее время повадились коршуны в Чудолесье. Вот мы и обходим широкие тракты и выбираем места, где погуще трава.

Вдруг Бермяшь с Дрыхалой напряглись и посмотрели друг на друга. К ним одновременно пришла одна и та же мысль: «Коршун!». А если на реке их лодку схватил коршун? Их обоих передёрнуло от этой мысли. Они не стали развивать тему, а молча ехали всю дорогу, с тревогой оглядываясь по сторонам.

Скоро уже стал слышаться шум листвы. Показались могучие дубы. Серебряными их называли потому, что стволы этих дубов были белого цвета. Также нижняя сторона их листьев слегка блестела, отливая серебром. Попадающий на них свет отражался, и получалось, что деревья сияли. Серебряная дубрава светилась даже ночью еле заметным сиянием, в ясную погоду отражая холодный свет луны. Днём же издалека она напоминала озеро, играющее сотнями солнечных зайчиков. Вблизи же свет от деревьев был практически незаметен, но создавал сказочную атмосферу волшебства и таинственности.

Ещё немного — и они приблизились к опушке леса. Дорога извилистой лентой уходила в глубь дубравы, огибая деревья. Здесь она становилась шире, а трава — намного ниже. Могучие корни местами выступали наружу, как корявые пальцы лешего. Сейчас уже дубы не казались маленькими, напротив — они величественно нависали со всей своей суровостью над путниками, и казалось, они подпирали собой небо. Стволы дубов были необъятными, в высоту уходили далеко в небо, а их кроны создавали обширные зелёные купола. Величие и красота — вот два слова, которыми можно было описать Серебряную дубраву.

Из-за низкой травы обзор стал шире. И разглядеть всё великолепие леса можно было без затруднения, не только ввысь, но и вдаль. Кипрей притормозил зайцев и повёл их шагом. Бермяшь удивился и поинтересовался:

— Дядь Кипрей, а почему мы стали ехать медленней?

— Давно я не хаживал по этим лесам, так как прослышал, что появился тут новый обитатель. Так как мы въехали в его владения, надо вести себя учтиво.

— А вы, дяденька, знаете, кто он? — испуганно поинтересовалась Дрыхала

— Увы, этого я не знаю. Но, думаю, скоро это уже не будет тайной, — загадочно ответил лесовик.

— Что вы имеете в виду? — волнуясь, спросил Бермяшь

— А то, мои маленькие друзья, что, как только мы въехали в дубраву, за нами стали пристально следить, при этом даже особо не скрываясь, — не оборачиваясь, продолжал Кипрей.

Дрёмы стали вертеть головами, пытаясь разглядеть хоть кого-то в лесу, в котором, казалось, не было ни души. И только сейчас они обратили внимание, что здесь не было даже птиц и не слышалось их пение. Дубрава выглядела абсолютно пустой и безжизненной. Но из этой пустоты чувствовался чей-то настойчивый, тяжёлый взгляд, который словно проникал к тебе в самую душу, пытаясь разглядеть твои мысли.

Дрыхала подсунулась ближе к Бермяшу, пытаясь спрятаться от неожиданно появившегося ощущения тревоги. Какое-то время все ехали молча. Тишина постепенно давила. И даже внешняя красота леса не могла отвлечь от постоянного ощущения внутренней скованности. Лесовик, чтобы немного ободрить своих попутчиков, запел вполголоса задорную песню:

Что за день сегодня ясный!

Вот так повод, все ненастье

Выпроваживай скорей;

Всю тоску и не робей.

Песнь летит, как ветер в поле.

Песнь даёт победу в горе.

Нет причины горевать,

Время праздновать, играть.

Дуй в дуделки веселей!

Грай на гусельках смелей!..

Песня подзадорила маленьких дрём. Дрыхала достала свою флейту и стала подыгрывать на ней. Бермяшь в такт стал хлопать в ладоши. Они всё громче и всё смелее пели свою весёлую песню. Их сердца наполняла радость, а в сердцах рождалась смелость. Кипрей держал поводья и, притопывая ногами, продолжал:

Что за радость, что за повод:

Ноги сами пошли в пляс.

Все тревоги и вся горесть

Вдруг развеялись сейчас….

Он ещё не успел допеть куплет, как вдруг что-то большое бесшумно мелькнуло над ними, и тут же на их пути возник огромный серый кот. Его короткая и гладкая шерсть переливалась на солнце, большие зелёные глаза бесстрастно и тяжело вглядывались в путников. Мощные лапы время от времени показывали острые, как здоровенные рыболовные крючки, когти. Путники от неожиданности замерли вместе с зайцами, которые встали от страха как вкопанные. Кот немного выгнул спину и, не отрывая взгляда, обошёл их по кругу. Затем сел перед ними и спросил протяжным и безмятежным голосом:

— Я смотрю, вам хорошо и весело? Позволите поинтересоваться причиной столь шумного поведения?

Кипрей привстал на телеге и гордо, но вежливо ответил:

— А чаво-б и нет. В Боярышниковый скуф направляемся. Кипрей я, из Лесного скуфа, что в Тригорье, у реки. Это дрёмы, Бермяшь и Дрыхала. А вы, простите, кто такой будете? Полагаю, из элвов?

Кот, делая вид, что не замечает их, полизал свою лапу, затем наклонился к Кипрею и так же бесстрастно и протяжно ответил ему:

— Разве ты, чур, не знаешь, кто я?

— Ты явно элв, но я не слыхивал о тебе ранее.

— Да, ты прав, я элв. Из рода радогасов. А зовут меня Буян. Дом мой далеко на востоке, за великим Огнесадом, в землях Зарядья.

Лесовик тут же сел. Радогасы или буйногласы считались одними из лучших и самых суровых стражей Чудолесья. Эти элвы всегда ходят в образе гигантских котов. Голос радогасов имеет магию: он лишает силы врага. Радогасы всегда стояли стражами Многоземья и следили за порядком. И границы его тоже сторожили. Кипрей подумал:

«Неспроста так далече от своих владений оказался этот кот».

— Нам очень приятно, почтеннейший Буян, а что привело тебя в столь далёкие дали? — почтительно продолжил лесовик.

— Нужда, лесовик, нужда! Но не моя! — коротко ответил кот. Затем его взгляд упал на Дрыхалу. И он продолжил. — Значит, в Надводье держите путь? Смутные нынче времена. Надводье уже не то, что было прежде. Вам это известно?

— Да, но мы не можем туда не ехать. Нам очень надобно, — ответил лесовик.

— Какая такая нужда вас ведёт, что и опасность вам не преграда?

— Свадьба племянника моего, Моха. — ответил Кипрей

— Свадьба? — кот подумал немного, обошёл пару раз вокруг них и наконец сказал — Что же, я укажу вам новый путь, так и быть. Старый уже негодный. Если, конечно, вы не водоплавающие. — Кот слегка ухмыльнулся, и взгляд его упал на Бермяша.

По спине Бермяша пробежал холодок. Дрёмы сидели, не шевелясь, и боялись обронить хоть слово. Честно говоря, они боялись даже дышать. И даже не представляли, что бы они делали при такой встрече, не будь с ними лесовика Кипрея. Кот ещё немного поразглядывал дрём и наконец обратился к лесовику:

— Но я обязан взять с вас мзду. Это не мои правила, лесовик. — Немного помолчав, радогас продолжил: — Будем считать, что песня, которую вы так весело пели, и была вашей платой. Но при условии, если вы продолжите её петь до конца дубравы. Слишком уж здесь тоскливо. — Кот широко и протяжно зевнул и вальяжно потянулся.

— Это весьма щедро с твоей стороны, уважаемый Буян. Мы согласны. И нам будет очень приятно продолжить нашу песню, — облегчённо выдохнул лесовик.

Кот встал и уступил путникам дорогу. Он махнул тяжёлой лапой в юго-западную сторону и сказал:

— Держитесь всегда левее, до большой грибной поляны. На другом конце её будет просека, вы ступайте по ней. Вскоре вы окажетесь на опушке леса. Там будет болото. Никуда не сворачивайте с тропы и доберётесь до Боярышника. — Затем он обратился к Дрыхале: — Смотрю, что флейта непростая у тебя. Вещица эта мне знакома. Играй на ней чаще. Она ещё не раз сослужит тебе службу.

Дрыхала, хотела было расспросить кота о флейте, но страх сковал её уста так, что она и губами пошевелить не могла. Кот резко отпрыгнул в сторону и так же бесшумно и внезапно исчез, как и появился. Какое-то время путники сидели молча. Потом лесовик дёрнул поводья, кашлянул и живо запел свою песнь:

Что за радость, что за повод,

Ноги сами пошли в пляс.

Все тревоги и вся горесть,

Вдруг развеялись сейчас.

Бей по струнам, дуй в дуду!

Не жалей ты силы, друг.

Нам сегодня не до смуты,

Нас печали не проймут.

Песня вернула дрёмам бодрость и смелость. Они подхватили и продолжили петь и играть вместе. Постепенно всё громче и веселей прежнего:

Бей по струнам, дуй в дуду!

Не жалей ты силы, друг.

Нам сегодня, не до смуты,

Нас печали не проймут…

День давно перевалил за полдень и клонился к вечеру. Путники выехали к опушке леса. Взобравшись повыше, лесовик оглядел окрестность. Перед его взором предстала широкая болотистая степь. Изредка виднелись островки кустарников и одиноких деревьев. Вдалеке, к западу, сквозь дымку вырисовывалась серая тень Мирина. Отсюда Терем-Град казался далёкой скалой, возвышающейся над всем Надводьем. Примерно там, где они находились, начиналась узкая тропа. Такая, что двум зайцам было тесно пройти. И шла она извилистой лентой далеко к кустам боярышника, огибая ухабы, болотистые впадины и запруды. Путь был недолгим. До заката они должны были успеть к боярышниковым зарослям, а там уже и дом племянника Моха. Начинал сгущаться туман. Кипрей спустился и распряг одного зайца. Отпустив его домой, лесовик пригласил дрём в телегу, и они, не торопясь, въехали в туман. Здесь, внизу, было прохладнее и глуше. Не то что петь, даже говорить было тяжело, поэтому ехали они в тишине. Туман гасил любой звук. И даже слабое поскрипывание телеги глохло в плотной молочной дымке. Лесовик зажёг фонарь, чтобы хоть немного осветить путь перед собой. Тропу можно было разглядеть лишь вблизи, на пять шагов вперёд, а дальше она утопала в белой мгле. Ехали медленно, боясь попасть в яму или наткнуться на что-нибудь. То тут, то там из тумана вырисовывались ветки одиноких деревьев или островки высокой и густой осоки. Пахло морошкой и брусникой. Дрыхала достала волшебную флейту и уже поднесла к губам, чтобы начать играть. Лесовик обернулся и сказал:

— Бесполезно. Даже пение лягушек глохнет в этом тумане.

Но Дрыхала все равно, набрав в лёгкие воздуха, выдохнула через волшебную флейту. К удивлению всех, звук выпорхнул из волшебной флейты так непринуждённо и легко, что все посмотрели на Дрыхалу с удивлением.

— Что? — прекратив играть, растерянно и не менее удивлённо спросила дрёма.

— Ты играй, играй, деточка, — ласково сказал Кипрей и почесал затылок.

Дрыхала продолжала. Волшебная флейта запела чистым и звонким голоском. Мелодия расходилась во все стороны серебряной пыльцой, подобно тихим и ласковым волнам. Всё больше и больше рассеивала она густой туман, освобождая путникам тропу. И вот через некоторое время путь был полностью свободен. Лесовик громко крикнул дрёмам: «Держитесь!», дёрнул повода, и заяц понёсся стремглав по извилистой тропе к высокому и широкому холму, где росли кусты боярышника. Вскоре они уже были на сухой поляне, а перед ними возвышался густой боярышник. Своими широкими разлапистыми ветками, усеянными яркими красными ягодами, он образовывал плотную стену, усиленную внизу кустами шиповника. Через такую естественную живую изгородь было непросто пройти даже ма́лону.

Лесовик притормозил зайца, обернулся к Дрыхале, и спросил:

— Чаво же ты молчала, что такое можешь?

— Так я… дяденька, и не знала про это… — смущённо ответила Дрыхала

— Нам-то откуда знать? У нас, в Дремуше, такого тумана отродясь не бывало, — поддержал Бермяшь

— И то верно, — задумчиво пробормотал Кипрей. — Ну, мы приехали. Вон там куст голубики, а за ним двор Моха. Удачно добрались, однако, — ободряюще подытожил лесовик.

Малоны слезли с телеги и направились к голубике. Где-то вдалеке слышалась музыка, множество голосов и чей-то смех. Когда путники стали проходить сквозь голубику, шум усиливался. И наконец перед ними открылась светлая, вся украшенная светящимися гирляндами поляна. На ней было много чуров — и стар и млад. Кто танцевал, кто сидел за большим вытянутым столом, пил и ел, кто просто весело предавался незатейливым беседам. Всё выглядело беззаботным и непринуждённым. Бодрая музыка создавала компании хорошее настроение. В центре широкого двора был раскинут большой шатёр, под ним стол, за которым и сидела молодая пара черноволосых коренастых чуров в окружении близких родственников и друзей. Жених, разглядев идущего к ним лесовика, громко прокричал:

— Дядюшка Кипрей! Дядюшка Кипрей! Наконец-то, как же мы ждали тебя! Проходи к нам и приятелей своих зови! Где тётя Поля?

Кипрей направился к шатру, а за ним, разглядывая всё вокруг, шли Дрыхала и Бермяшь. Лесовик обнял племянника и познакомил с дрёмами. Попросил, чтобы разобрали подарки с телеги и пристроили зайца. Мох подозвал одного молодого парнишку и дал ему распоряжение, затем обратился к дяде:

— Как добрались? Мы вас ждали ещё вчера. Думали, что уже не приедешь. А что тётушка Поля не приехала?

— Были дела по дому, пришлось задержаться. Тётушка поклон передавала и там много гостинцев ещё. Она осталась по хозяйству да с детьми. Я на день и обратно. Не хочу её одну оставлять с детворой надолго. К тому же скоро на ярмарку в Верам надо ехать. Кстати, сами-то собираетесь?

— Да, вот свадьбу сыграем и тоже поедем. Ну а что наши гости? Вы угощайтесь, пейте, ешьте! Откуда и куда путь держите?

— Мы вместе с Дрыхалой с Дремуша. Путешествуем по Чудолесью, — быстро проговорил Бермяшь.

— Мы направляемся в Терем-Град, — коротко добавила Дрыхала.

— Ого, в Мирин, что ли?! — удивился Мох и посмотрел на дядюшку. — Ну что же, вам тут рады. Сегодня отдыхайте, веселитесь, а завтра и вопросы. — Он налил гостям душистого мёда и поднял бокал. Жестом попросил тишины и громко заявил: — Сегодня пьём за здоровье моей любимой невестушки Лили!

Все разом трижды воскликнули — «гай!» и застучали деревянными кружками. Музыка вновь весело заиграла.

Невеста Моха, Лилия была весьма симпатичной барышней, что являлось редкостью среди чуров. Не то чтобы чуры были уродливы, нет, скорее, обыкновенными. Среди всего общего рода чудей чуры не отличались красотой и складностью тела, но Лилия всё же выделялась среди остальных девиц своим милым розовым личиком. Одета она была в светло-зелёное платье, украшенное полевыми цветами дубравны и ландыша. Нежные васильковые цветочки дубравны, очень подходили к её ярко-синим глазам. Она была скромна, учтива и робко улыбалась, когда принимала поздравления. Мох же был как и все лесовики — весел, простодушен. Короткая и густая бородка украшала его круглое лицо. Он был крепким с натруженными руками. Весь его вид говорил о том, что своё богатство он заработал усердием и тяжёлым трудом. Боярышниковый скуф насчитывал тридцать дворов, и в каждом стоял хотя бы маленький амбар и, как правило, добротный дом. Двор же Моха считался одним из самых больших и зажиточных. Большой терем, весь украшенный резьбой, возвышался над просторным двором. Рядом стояла летняя кухня с террасой, банька и, конечно же, как и у лесовика Кипрея, большой амбар, полный припасов. Конечно, до дядюшки Кипрея он все равно не дотягивал, но это лишь по хозяйству. И только потому, что у Кипрея была коза, а если в хозяйстве ты имел козу или даже две, это считалось зажиточным поместьем. У Моха козы не было, но он нашёл себя в другом деле — выращивании репы. На репу был спрос, и только Мох во всём скуфе имел большое поле с репой. Это было почётно для столь молодого чура, и потому он пользовался большим уважением.

Народ продолжал веселиться. Одна задорная мелодия сменяла другую. Время от времени чуры высыпали толпой на поляну и собирались в слаженный хоровод. Затем все начинали двигаться в такт музыке, держась за руки и смеясь. Хороводы плавно переходили в польку, полька опять в хороводы. Веселье длилось всю ночь. Даже под самое утро, ещё до восхода солнца, когда музыка стихла и большинство гостей уснули там, где их застал сон, самые стойкие продолжали беседовать и смеяться.

Вдруг послышались чьи-то шаги. Раздвинулись ветки голубики, и на поляне показались трое ланов. Они отличались от чуров, были стройными, крепкими и высокими, каждый из них минимум на две головы выше любого лесовика. Одеты они были в походные короткие стёганые кафтаны и высокие сапоги. За спинами лёгкие луки с колчанами, полными стрел, и тонкие, изящные мечи. Ланы были тоже из рода чудей и считались самыми высокими среди всех сородичей. Хотя они и были дальними родственниками чуров, но больше напоминали берендеев и, по сути, были полной противоположностью лесовикам. Манеры их были сдержанными и учтивыми, а лица — красивы, с утончёнными чертами. Всем видом они походили на волшебников. Только их рост — не выше метра — и выделял бы их среди Авов. Ланы отличались от лесовиков ещё тем, что никогда не занимались внешней торговлей, да и в делах хозяйственных они чурам уступали. Зато различные ремесла давались им легко. Ланы были мастерами и в гончарном деле, и в строительном, и в инженерном, да и в любом другом ремесле превосходили всех своих сородичей. Ратное искусство также не являлось исключением. Ланы были славными ратичами, а потому именно они всегда служили стражами Чудолесья. Их тесное сотрудничество с берендеями выделяло их среди других народов и делало их ответственными за Чудолесье. По крайней мере, так считали сами ланы. Об изобретениях и научных открытиях ланов ходила слава по всему Чудолесью. Это ланские мастера изобрели ладьяры — летающие по воздуху корабли, а их речные суда были быстрые и крепкие. Ланские города с высокими стенами и множеством башенок чем-то походили на берендеевы Терем-Грады.

Вышедшие на поляну три лана были из южного города Еленор, названного так потому, что он был скрыт среди пышных пихт и могучего кедра на склоне большого утёса. Городок уходил глубоко в пещеру, где и пряталась добрая его часть. А другая часть выходила к берегу реки Тихая, которая плавно впадала в реку Чаруша в Берелесе, на северной окраине Надводья. Течение в ней было медленное и настолько тихое, что даже по ночам не было слышно журчания воды. Еленор располагался в пятнадцати милях от Боярышникового скуфа, на другой стороне от Терем-Града Мирина, в местечке под названием Златобор. То место было знаменательно тем, что на вершине утёса росли золотые сосны. Золотыми они, конечно, не были, но в лучах заходящего солнца их стройные стволы словно золотом сияли, да так сильно, что сияние то виднелось от самого Мирина.

Были эти трое ланов хорошими знакомыми Моха и частыми гостями в его доме. Старшим из них был молодой широкоплечий лан по имени Преста́н. Он был сыном великого войтха — так называли главу города ланов. Звали того войтха Борей. Престан был молод, быстр, смел, сдержан и при этом умён не по годам. Резкие черты лица и короткая борода лишь придавали ему мужественность. В основном ланы были белокурые и голубоглазые, в отличие от черноволосых чуров или рыжих памов. Престан не был исключением. Его короткие белокурые волосы прикрывала знатная шапка с подворотом, а из-под неё торчал небольшой растрёпанный чуб. С ним следом шли два его побратима. Того, что слева, звали Бату́ра. На вид упрямый и крепкий, здоровяк ещё тот, высок и широк в плечах, но при этом тих и добродушен. Третий, Пир, чуть уступал остальным в росте, но превосходил по возрасту. Его проницательный взгляд, казалось, замечал каждую мелочь, видно было, что именно он среди них следопыт. У него были выбритые виски и затылок, так стриглись перки — элитные отряды лучников у ланов и берендеев. Ланы зашли во двор и, сняв шапки, поклонились в пояс.

— Мир вашему дому, добры чуры. — величаво проговорил Престан. — Примете ли нас в гости, аль нам далее держать путь?

— Престан, дружище! Ты ещё спрашиваешь! — Расплывшись в улыбке Мох с распростёртыми объятьями подошёл к гостям.

Они обнялись. Мох указал рядом с собой на свободные места и распорядился подать угощение и питье. Обратившись к гостям, он громко заявил:

— Сегодня день весьма знатный, не только моей свадьбой, но и гостями. Вот прошу жаловать: Бермяшь и Дрыхала из Дремуша. А это мои близкие друзья — Престан, Пир и Батура, из Еленора, что в Златоборе.

Ланы поочерёдно вставали и кланялись. Дрыхале и Бермяшу было непривычно, когда им оказывали столько чести и внимания. Они старались делать так же, чтобы казаться учтивыми. Для них видеть ланов было большим дивом, так как в их края ни разу не заходили эти стройные и высокие чуди, похоже, самые высокие, кого они встречали среди всех ма́лонов.

— Но мы не с пустыми руками к тебе, Мох, — начал Престан, дав знак Батуре, чтобы тот принёс свёрток. — Это вам с жёнушкой от нас подарочек.

Развернув свёрток, Мох увидел перед собой изящную колыбельку с тонкой резьбой и красивыми рисуночками да орнаментами. По кругу располагались руны и разные обережные знаки. Тут сразу была видна рука мастера. Мох даже прослезился от радости, обнял невесту и поблагодарил друзей. Все опять уселись за стол. Отведав хмельного мёда, Мох поинтересовался у ланов:

— Вы как, домой путь держите или наоборот? Что там в Чудолесье?

— Мы были к востоку отсюда. Дошли до Огнесада. Пока тихо, но… — вдумчиво проговорил Пир — … здесь непросто, ты же знаешь, всё стало неспокойно в последние времена. Чаруша разлилась сильно, болот много, не то чтобы топь, конечно, но всё же для пешего похода много неудобств. Слава Веру, это не Лиховодье, да и мы не пешие.

— Это нехорошо, надо будет проделывать новые тропы. — Мох обратился к дяде Кипрею: — И так каждое лето. Всё сложней и сложней приходится в Надводье. Только проделаешь тропу, на следующее лето опять затопило. Я уже не говорю о больших трактах. А поле моё… — Мох схватился за голову и замолчал.

— А кроме воды больше ничего не беспокоит? — упёршись обеими руками в стол, поинтересовался Кипрей — Мы-то вот, пока ехали от Тригорья через Серебряную дубраву, повстречали кота-радогаса. Насколько мне известно, радогасы обитают где-то в Заря́дье? Но ентот говорит, что не по своей нужде он тут. Ничего не слыхали про это?

Мох даже вздрогнул от неожиданности и посмотрел на дядю широкими глазами:

— Как это?! Радогасы? В Серебряной дубраве? Да будет тебе, дядь!

— Да, дядька Кипрей не врёт, так и есть. Знаем мы про него, — невозмутимо сказал Престан. — Мы тоже его встречали. Лесные тарфии пригласили его, чтобы стеречь дубраву. Сильвы пекутся о своих лесах ревниво. Говорят, болотные тролли повадились с Лиховодья, так те всё на своём пути сметают, вот и пригласили кота-радогаса, чтоб берёг дубраву.

— Тролли? В Серебряной дубраве? — удивился Мох. — Да, мир, похоже, сходит с ума: вон и у нас этим летом ещё три двора съехали, тоже из-за троллей. Редеет Боярышниковый скуф.

— Помню те времена, когда скуф ваш насчитывал сто тридцать четыре двора… — поддержал Кипрей.

— Я так понимаю, что вы не только ради подарка здесь? — полюбопытствовал Мох, обращаясь к ланам.

— Ты прав, Мох. Обычное дело, осматриваем окрестности, что да как. Хотя для нас твоя свадьба — важное событие, которое мы не могли пропустить, — ответил Престан.

— Ну все же, зачем понадобилась сильвам помощь радогаса? Думаю, тролли тут ни при чём. Они и раньше, бывало, заходили глубоко в Надводье, хоть и не до самой дубравы, конечно, но в те разы мы справлялись своими силами, — не переставал допытываться Мох.

— Что верно, то верно. Не утаишь от тебя ничего, Мох. Есть одна неприятность… Лихо стало пробуждаться. Набеги усилились со стороны Лиховодья. А ты же знаешь лихо ни перед чем не остановится. Вот стали замечать их малые отряды в Надводье, да и в Серебряной дубраве. Вот лесные тарфии и решили позвать радогаса, — объяснил Престан.

— Лиха ещё не хватало здесь, — буркнул Мох и разлил всем ещё мёду. — А я знал, что лихо доберётся сюда, всегда говорил. В Надводье степи много, вот Чаруша и разливается сильно. Жаль, что нет волшебника Радомира с Ладогой, они-то всегда смогли усмирить лихо и держали их поодаль.

— Ну а что тут можно сделать? — рассуждал Кипрей. — В Тригорье на луга опасно выходить, коршуны так и зыркают кругом. Вон наши-то ребятишки чуть не угодили одному в когти возле Чаруши.

— А вы думаете, что это коршун был? — испуганно спросил Бермяшь.

— Коршун, а чаво нет? Он самый, окаянный. И откель взялся же ненасытный? — с досадой отозвался Кипрей. — Вам не говорили, не хотели тревожить попусту.

Дрыхала и Бермяшь замолчали и поёжились, по новой переосмысливая всё то, что с ними приключилось тогда, и вспоминая, как им повезло и с лодкой, и с лесовиками.

Престан обратился к дрёмам:

— Позвольте поинтересоваться, а что вас в такие дали привело? Дремуш, насколько мне известно, на севере и довольно-таки далеко отсюда, где-то у Холмоборов.

Дрыхала встала на стул, чтобы её было лучше видно, и начала:

— Так и есть. Мы с Бермяшем держим путь в Ми́рин. Он как-то связан с моим прадедом, хранителем Барушем. От него нам досталась большая книга — летопись, где он описывал свои путешествия, карта, на ней он отметил Мирин, по-особому. Последнее своё путешествие он оставил без записи, лишь сообщил, что отправляется в Терем-Град Мирин к своему лучшему другу.

За столом настала тишина. Все, услышав эти слова от маленькой дрёмы, застыли. Кипрей посмурнел, долил себе мёда и сделал вид, что его нет. А Престан, наоборот, пододвинулся ближе к дрёмам и спросил:

— Мирин заброшен уже много лет. Что вы там можете найти, кроме каменных стен? Тем более и пробраться туда непросто.

— Вот и я о том же, — буркнул Кипрей, не сдержавшись. — Не детская это затея по развалинам шастать.

— Конечно, мы не рассчитывали на чью-то помощь, скорее, на удачу. И потому благодарны вам за гостеприимство и заботу. Но мы все равно пойдём в эту крепость. И раз мы дошли сюда, значит, дойдём и до Мирина. Учитывая, что он уже рядом, — уверенно подытожила Дрыхала.

Ланы молча переглянулись друг с другом. Мох же в недоумении посмотрел на дрём и решительно сказал:

— Я, конечно, не верю всем этим историям, но одно скажу: ныне Терем-Град стал опасен. Многое поговаривают про него. Одни рассказывают про призрака, другие — про волота. Как по мне, там дикий зверь завёлся. С одним точно соглашусь — не место для прогулок Мирин, не место.

Лесовик Кипрей одобрительно закивал головой.

— Ну а вы, что думаете, ланы, зверь там какой или призрак? — поинтересовался Мох.

— Может, и зверь… Если тролли и лихо уже до дубравы доходят, то что им стоит до Мирина пробраться? — нахмурившись, ответил Пир.

Престан, задумчиво почесал затылок. Затем повернулся к дрёмам:

— Не знаю, что вы задумали, маленькие друзья, но, боюсь, всё, что тут сказали про Мирин, правда. Нечего там делать, в той крепости. Она давно уже заброшена.

— К тому же там небезопасно, — добавил Батура.

— Да, так и есть. И мы своей детворе не разрешаем шастать туды, ничего хорошего нет там, камни да стены высокие, — подтвердил Мох.

Все одобрительно закивали головами. Говор стал сильнее, каждый наперебой что-то пытался дополнить и вставить рассказ про какой-нибудь свой случай, ещё страшней и суровей предыдущего. Дрыхала растерялась, стоя на стуле и видя, как все в шумном разговоре постепенно поменяли тему сначала на троллей, затем на урожай, погоду и бытовые слухи. Она медленно сползла и села. Бермяшь крепко взял её за руку, стараясь как-то поддержать подругу, и тихо сказал ей на ухо:

— Не переживай, Дрыхала. Мы почти уже добрались. Я не отступлю теперь. Я с тобой.

— Бермяшь, спасибо. — Дрыхала улыбнулась. В её глазах вновь заблестела надежда.

— У меня есть план, — коротко сказал Бермяшь.

Сказ пятый.
Тайна старой крепости

Настало позднее утро. Солнце уже проглядывало сквозь листву боярышника, согревая своими лучами двор лесовика. Погода стояла тихая, безветренная, но на небе уже понемногу собирались небольшие тучки. К обеду назревал дождь. На брусничной поляне, за боярышником, красовались три гигантские белые совы. Это были совы особой породы, сирины. Они достигали великанских размеров, больше ланов чуть ли не в полтора раза, и походили на огромные бело-серые валуны. Их гладкое оперение переливалось в лучах утреннего солнца, как серебряные слитки. Выразительные круглые глаза невозмутимо всматривались в суетящихся вокруг них ланов. Вся сбруя и седла были искусно сделаны и украшены мелкой резьбой и изящными узорами. Упряжь на сиринах была такой, что, помимо места для наездника, в них были значительные места для багажа, которые крепко подвязывались плетёными ремнями из отмоченного луба.

Всадников на сиринах называли стражами Еленора, так как именно Еленор славился искусными наездниками на совах. Стражи — самая древняя гильдия, она была основана берендеями в незапамятные времена. В те древние лета стражи обладали магией и помогали хранителям блюсти порядок в Тарре. Со временем в стражи стали идти те, кто явно не имел навыков магии, но был ловок и силён. Такими как раз и стали ланы. Постепенно у них образовались воинские гильдии перков, ратичей и стражей.

⁂

Все совы были почти собраны и готовы. Молодой Престан закреплял последнюю сумку на своего сирина. К нему подошёл Пир. Следопыт протянул своему ватагу чарку свежего молока и сказал:

— Дружище, все же хорошо, что ты не дал надежды этим дрёмам. Кто знает, что там могло приключится с ними в этом Мирине? Они же дети ещё совсем.

— Это да, но ты видел её глаза? — Ватаг повернулся к Пиру и взял из его рук чарку. — Этот взгляд мне знаком. Это взгляд того, кто готов сделать задуманное во что бы то ни стало.

Выпив молоко залпом, Престан вернул чарку и спросил:

— Кстати, Пир, а где они? Спят ещё? Вообще дрёмы спят?

— Вообще спят, наверное. Хотя я не специалист по тарфиям, но этих уже точно нет на месте. Я думал ты их видел…

Тут Пир осёкся. Он уловил тревожный взгляд Престана. Ватаг нахмурился и сквозь зубы сказал:

— Пир, ради Ладов, пойди спроси Батуру, видел ли он дрём? Может, кто из лесовиков их заметил? — в голосе Престана слышалась тревога.

Пир молча кивнул и тут же убежал. Престан понимал, что упрямые дрёмы, скорее всего, ушли к Мирину, пока остальные спали. Вчерашние слова, похоже, никак на них не подействовали. Благо с Боярышникового скуфа в сторону крепости вела всего одна тропа.

— Да чтоб тебя! — выругался Престан и стал доставать обратно некоторые вещи.

Вскоре прибежали Пир и Батура, совсем растерянные, и, разводя руками, сообщили:

— Их нигде нет! И никто их не видел. Лилия сказала, что она провела дрём в покои для гостей, но там их нет.

— Всё, други, я за ними. Они не должны далеко уйти. А вы летите к Мирину и ждите нас у восточных врат.

— Прости, ватаг, но я с тобой. Без меня трудно будет пройти затопи. А я места эти знаю лучше тебя, — твёрдо сказал Пир.

— Эй, эй, эй! — вскинулся Батура. — Вы тут без меня всё решили? А почему бы нам не отправиться за ними всем вместе на сиринах?

Пир и Престан переглянулись.

— Да, действительно. Сверху мы быстрей найдём их, — согласился Пир.

— Ну хорошо. Давайте не затягивать это дело. Нам ещё надо успеть в Еленор до заката.

— Напомни, ватаг, а зачем мы летим искать дрём? Пусть идут себе, если хотят, — поинтересовался Батура.

— А затем, что это всё равно ляжет на нас. Так пусть уж лучше ляжет на мои плечи, чем на мою совесть, — запрыгивая на сову, пояснил Престан.

Начал накрапывать мелкий дождь. Мох с Кипреем попрощались с гостями и пожелали им удачи. Все совы, одна за другой, почти бесшумно встали на крыло. Через мгновение они уже были высоко в небе. Сирины круг за кругом облетали окрестности Боярышникового скуфа в поисках маленьких дрём. Ланы спустились ниже к извилистой тропе, тянувшейся до соседней берёзовой рощи. Облетев её несколько раз, еленорцы решили остановиться, дальше не было смысла искать сверху. Престан сделал знак снижаться. Спешившись, он обратился к товарищам:

— Так мы их не найдём, придётся всё же идти по тропе. Не думаю, что они могли далеко уйти или сойти с пути. По крайней мере, надеюсь на это. Итак, Пир, ты со мной, берём только самое необходимое. Тебе, Батура, такой наказ: лети что есть мочи до Еленора, разгружай сов и обратно за нами. Мы, как найдём дрём, будем ждать тебя с западной стороны Ми́рина.

— Хорошо, ватаг, — Батура кивнул, дёрнул за поводья, и его птица взмыла в небо. Уже сверху он протрубил в рожок, и остальные совы бесшумно поднялись следом.

Престан и Пир остались вдвоём. Путь их лежал строго на запад через Спящий лес. Эта некогда цветущая берёзовая роща была частично подтоплена разлившейся рекой. Эти места давно поросли мхом и осокой. Многие деревья тогда ушли в глубокий сон. Некоторые из них давно состарились и повалились, образуя непроходимые буреломы. Те, чьи корни не были подмыты водой, продолжали стоять сухостоем, подобно корявым истуканам. Оттого и прозвали тот лес Спящим. Поначалу тропа была сухой и вполне удобной для пути, но вскоре она сделалась прерывистой, а в некоторых местах даже уходила под воду. Пир знал эту тропу и понимал, что дрёмы не должны были сойти с неё, по крайней мере, до Спящего леса, а потому главное было найти их до того, как они успеют войти в него.

⁂

К обеду дрёмы были уже далеко от Боярышникового скуфа. Перед ними возвышался Спящий лес. Дождь усилился, идти было крайне тяжело. Высокая трава, опавшие листья под ногами, всё было мокрым и липло к ногам. Друзья взяли немного южней, чтобы обойти затопи и буреломы, и сошли с основной тропы. Вскоре тропа и вовсе исчезла, а лес хоть и был дремучим, как в Дремуше, но не казался живым. Здесь было неуютно и даже страшно. Деревья стали больше походить на гнилые коряги, торчащие из-под земли, подобно застывшим уродливым статуям. Маленькие островки густой осоки делали эти места ещё более трудными для пешего путешествия. Приходилось перескакивать с кочки на кочку. Дрёмы решили сделать привал и остановились у большого поваленного дерева. Насквозь промокшие, они спрятались в дупле этого дерева. Дрыхала крепко сжала свои кулачки, затем медленно их разжала, и на её ладонях появились маленькие искорки огня.

— Мне нравится, когда ты так делаешь, — с восторгом воскликнул Бермяшь.

— Мама говорила, что у прадеда был такой же дар. Он тоже мог добывать огонь! — улыбаясь, ответила Дрыхала.

Бермяшь сгрёб в кучку сухие листья и ветки, найденные в дупле, а Дрыхала поднесла к ним искорки живого пламени и разожгла маленький костёр. Стало немного теплей. Дождь барабанил по дереву всё сильней, и казалось, что ему уже не будет конца. К тому же в округе появилось множество ручьёв, вода в заводях стала подниматься. Чтобы как-то отвлечься и согреться, Дрыхала стала рассказывать Бермяшу историю:

«Однажды, когда лес уснул, далеко на лугу зажглись маленькие огоньки. Они были непростыми, их свет сиял так ярко, что казалось, с неба упали звёзды. Маленький бельчонок по имени Скок медленно и осторожно пробирался по веткам деревьев все ближе и ближе к загадочному сиянию. Любопытство овладевало им все сильней и сильней. Казалось, ещё немного, и он разглядит сквозь этот свет его источник.

Но вдруг одна из веток под ним обломилась и он упал! Но даже испугаться не успел, как завис над самой землёй. Затем медленно и мягко, подобно осеннему листу, приземлился в густую траву. Скок поднял глаза и увидел перед собой красивую девицу. Она вся сияла, словно луна, и была такой прекрасной, что глаз не отведёшь.

— Ты не ушибся? — поинтересовалась она.

Скок не мог произнести ни слова. Он лишь медленно помотал головой и сглотнул. Сияющая девушка подала бельчонку руку и помогла ему встать. Её ласковый голос вскоре вернул смелость Скоку, и он спросил её:

— А кто ты?

Она улыбнулась и провела по кругу рукой. Из широкого рукава её сарафана посыпались россыпи прекрасных звёзд, которые тут же стали превращаться в чудесные цветы. Она засмеялась, и её смех был настолько чистым и звонким, подобно горному ручью, что Скок заметил, как деревья вокруг стали трепетать листьями, будто смеясь вместе с ней.

— Я дивия, и зовут меня Маар, — ответила девушка и тут же подняла руки и стала расти. И росла, пока не стала выше самых больших гор.

Бельчонок Скок испугался и спрятался в куст смородины, а дивия, обернувшись маленькой птичкой, села рядом на веточку и говорит:

— Да ты не бойся бельчонок, ты хотел увидеть меня, и я показалась тебе.

Бельчонок прикоснулся к Маар, пока она была птичкой, и вновь спросил её:

— Я слышал, что дивии невидимы и их никто никогда не видел, а я вижу тебя.

— Ну, раз видишь, значит, мы видимы, — и опять Маар засмеялась. — Нас не видят, потому что не знают, какие мы, а не потому, что мы невидимы. Мы можем быть кем угодно, поэтому мы и дивии.

— А что ты делаешь, Маар?

— Я разбрасываю семена Золотого Дуба, чтобы они выросли в большие волшебные деревья.

— А зачем волшебные деревья? — продолжал любопытствовать Скок.

— Эти деревья станут домом для сильвов — лесных тарфий. А ещё Золотые Дубы связывают своей магией миры. Их корни переплетаются между собой так, что связывают друг с другом все Земли Тарры. Вот я и сажаю их.

Маар обратилась вновь в девушку и разжала свою ладонь перед бельчонком. На её ладони оказался маленький, сияющий, словно хрусталь, камушек. Дивия протянула бельчонку этот камушек со словами:

— Возьми это волшебное семечко. Ты можешь зажать его в ладонях и пожелать самое заветное.

Скок так и сделал. Он зажал семечко в своих лапках и сильно зажмурился. В лапках засиял свет. Он открыл глаза, затем медленно раскрыл свои лапки и увидел, как семечко стало расти в маленькую флейту.

— Что это, Маар?

— Ты пожелал, чтобы жителям Чудолесья было всегда хорошо и они были счастливы, вот и появилась волшебная флейта из семечка.

— А что мне делать теперь? И как она сделает счастливыми всех обитателей Чудолесья?

— А ты сыграй на ней.

— Но я не умею играть на флейте, — засомневался Скок.

— Тебе и не надо уметь. Твоё желание сделать всех обитателей Чудолесья счастливыми и чистое сердце заставят играть эту флейту, — пояснила Маар.

Бельчонок поднёс флейту к своему ротику, и она начала играть. Музыка была настолько красивой и сильной, что накрыла весь Волшебный лес, словно пушистым белым покрывалом.

С тех пор бельчонок Скок всегда играл на своей волшебной флейте, а жители Чудолесья всегда были счастливы».

Дрыхала закончила свой рассказ и уставилась на тлеющие угольки в костре.

— Интересно, а твоя флейта тоже дивией Маар была подарена? — поинтересовался Бермяшь.

— Я не знаю. Мама говорила, что её сделали из волшебного дерева, но кто её сделал и откуда она, я не знаю. У меня такое чувство, что она всегда была у нашего народа и передавалась вот так, по наследству от хранителя к хранителю. — Вдруг Дрыхала вспомнила: — Так, стоп, а ведь не всегда была у нас эта флейта! Первый её обладатель — Баруш, потом бабушка Соня и моя мать Холёма. Вот только откуда эта флейта у моего прадеда?

— Интересно, я тоже считал, что она у дрём всегда была. Вот бы узнать, как она появилась у Баруша! — поддержал Бермяшь.

Не успела Дрыхала ответить, как послышался сильный треск сучьев и чьи-то тяжёлые шаги. Дрёмы замолчали и затаились. Шаги медленно и неумолимо приближались. Кроме того, слышалось тяжёлое дыхание, низкое рычание и покряхтывание. Казалось, что неизвестный идёт прямо в их сторону. Бермяшь осторожно высунулся из дупла, чтобы посмотреть на незнакомца. И, к своему ужасу, он увидел неподалёку большую поросшую мхом глыбу, которая передвигалась на двух огромных ногах. Гора неуклюже, но решительно двигалась в их сторону буквально напролом, выламывая на своём пути молодые деревца и разбрасывая валежник. Затем эта глыба остановилась и стала выпрямляться. Уже можно было разглядеть большие руки и очень маленькую голову с горящими мелкими глазками, огромными ушами и таким же огромным зубастым ртом.

— Кто это? — тихо спросил сам себя Бермяшь.

Дрыхала высунулась следом и чуть не вскрикнула от страха. Они оба залезли обратно в дупло. Шаги вновь послышались, и уже совсем рядом, возле их дерева. Дрёмы решили пролезть глубже. В дупле был проход, очень узкий, вдоль всего ствола. Протискиваясь сквозь этот проход, они попытались вылезти с другой стороны, но там оказался тупик.

Дерево неожиданно поднялось вверх. Послышался треск, и оно переломилось пополам, как сухая ветка, как раз в том месте, где располагался скромный костёр дрём. Они услышали громкий ужасный вой, похожий одновременно на рык дикого зверя и на завывание сильного ветра. Забившись глубоко в дерево, дрёмы затаились. Отсюда им была хорошо видна морда этого существа, которое держало два обломка здоровенного, хоть и сухого ствола, так легко, словно это были две соломинки. Оно явно искало, чем бы полакомиться. Огромный нелепый рот шириной во всю его уродливую морду судорожно клацал кривыми зубами, а маленькие красные глазки выражали лишь пустоту, голод и отрешённость. Чудище стало усиленно принюхиваться и внимательно осматривать два куска дерева. Обнаружив в одной из половин бревна свою добычу, огромное существо отбросило ненужную половину ствола и принялось доставать дрём из их узкого и ненадёжного убежища. Дрёмы забились настолько глубоко, насколько это было возможно. Каменное чудище стало трясти обломок ствола, чтобы вытряхнуть их оттуда, но всё было безрезультатно. Тогда оно попыталась добраться до них своим корявым пальцем, но он оказался слишком толстым и не доставал до желанного обеда.

Дрёмы стали отчаиваться, потому что от всей этой тряски и кувыркания они уже с трудом удерживались в своём убежище. Казалось, ещё немного, и этот каменный гигант разломит их маленькую «крепость» и проглотит дрём. Вдруг послышались чьи-то голоса. Кто-то явно отвлёк внимание существа, и оно, отбросив дерево в сторону, направилось на чей то голос. Упав на землю, дрёмы тут же выбрались наружу из обломка ствола и скрылись в высокой траве. Переведя дыхание, они решили посмотреть, что же их спасло.

Молодой лан с криками ринулся на огромного каменного монстра. В руке Престана был лук. Он достал стрелу и пустил гиганту в лоб, но она сломалась о камень. Пустил ещё одну, и та тоже отскочила. Пир, подбежав сзади с мечом, со всей силы ударил монстра по щиколотке. Гигант завопил и схватил себя за ногу. Тогда Престан, выхватив свой изящный меч, быстро и ловко заскочил чудовищу на плечи и с силой вонзил оружие тому под затылок. Грубая и толстая кожа существа была практически неуязвима, но острый клинок лана все же наносил пусть незначительные, но раны этому огромному чудовищу. С грохотом круша всё вокруг и пытаясь сбросить упрямого лана со своей шеи, чудище беспорядочно размахивало руками, но не могло достать ловкого противника. Престан же продолжал наносить удар за ударом, подобно пчеле, жаля гиганта там, куда не дотягивались его здоровенные конечности. В конце концов тот развернулся и с грохотом ринулся прочь, продолжая крушить всё на своём пути. Престан спрыгнул с великана, переводя дыхание, и какое-то время смотрел ему вслед. К нему подошёл Пир и, вложив меч в ножны, также проводил взглядом убегающую громадину.

— Ох уж эти тролли, ну и глупые! — с облегчением сказал следопыт.

— Глупые не глупые, а проблемы создать могут, — ответил Престан и похлопал Пира по плечу. — Давай искать дрём, они должны быть где-то здесь.

— Дрыхала, Бермяшь! Выходите, мы знаем, что вы где-то здесь! Всё позади, тролль убежал! — крикнул Пир.

Дрёмы медленно и неуверенно вышли из травы и, беспокойно озираясь, направились к ланам. Убедившись, что кроме ланов вокруг никого нет, Дрыхала подбежала к следопыту и крепко обняла его.

— Как же мы вам благодарны! Как вы здесь оказались? И как вы нас нашли? — не разжимая объятий, спросила Дрыхала.

— Ну, как мы здесь оказались, уже неважно, а как нашли вас, так это было нетрудно. Мы нашли тролля, а тролль нашёл вас. Спасибо троллю, — невозмутимо ответил Пир.

— Вероятность оказаться блюдом на обед болотному троллю здесь велика, но, слава Ладам, всё обошлось. Теперь возвращаемся обратно в Боярышниковый скуф, — строго сказал Престан.

— Нет! — твёрдо сказала Дрыхала. — Мы вам благодарны, конечно, что вы нас спасли, но мы идём в Мирин.

— Ну другого ответа я и не ждал, — улыбнулся Престан. — Ладно, мы проводим вас до Терем-Града. Вы посмотрите на него. Возможно, мы побываем даже внутри. Немного времени у нас будет, пока дожидаемся Батуру с совами.

— Вы поможете нам? — удивилась Дрыхала.

— Совы?! — воскликнул Бермяшь.

— Да-да, конечно, поможем. Вы же все равно не отступите от своего решения, а мне отвечай потом за вас, если что случится, — ответил Престан. — Но с условием.

— Да, хорошо, — не дожидаясь пояснений, ответила Дрыхала.

— Условия простые. Мы в Мирине задержимся до прилёта Батуры. Затем летим все вместе в Еленор, потому как здесь мы и так прилично задержались. Дальше мы вас отправим домой, в Дремуш.

— Да, хорошо, — ещё раз подтвердила Дрыхала.

— Мы согласны, — кивнул Бермяшь и тут же спросил: — Что это такое огромное было?

— Это болотный Тролль. Тролли умом не блещут, сами они здоровенные и порой довольно агрессивные, особенно когда голодные, — могут и съесть ненароком. Обычно их можно встретить далеко на юге, ближе к болотам Лиховодья, — ответил Пир. А немного помолчав, добавил: — Вероятно, его привлёк ваш запах. Поэтому тут небезопасно.

— Ладно, чего стоим? Нам ещё идти часа три, — махнул рукой Престан и пошёл вперёд.

Дрёмы и Пир поспешили за ним. Пир обогнал ватага и пошёл первым. Престан, пропустив дрём вперёд, последовал последним.

Дрыхала сравнялась со следопытом и продолжала интересоваться:

— А чем питаются болотные тролли?

— Да чем ни попадя. Обычно это гнилые корни деревьев, сухая древесина, но бывает, и живность попадается к нему в рацион. Те, кто замешкался да зазевался, — нахмурив брови, ответил Пир.

Дрыхала смутилась и замолчала. Бермяшь взял подругу за руку, и дальше они уже молча шли вдвоём. Пир, не оборачиваясь, довольно ухмыльнулся и стал тихонько насвистывать какую-то весёлую мелодию. Через некоторое время Престан, как будто отвечая на немой вопрос Дрыхалы, сказал:

— Тролли нужны лесу, они как санитары, чистят леса от гнили и бурелома… — он немного подумал и добавил: — но Пир прав, ума у них меньше, чем у птахи, и лучше на их пути не попадаться.

— Значит, они не кровожадные? — оживилась Дрыхала.

— Не особо кровожадные, но иногда любят чем-нибудь мясным себя порадовать и кого-нибудь слопать. Это правда.

— Будем знать, — коротко ответил Бермяшь и слегка дёрнул Дрыхалу за руку, призывая прекратить расспросы.

— Спасибо! — с благодарностью ответила Дрыхала.

Дождь давно закончился, но облака ещё низко нависали над Спящим лесом. Лёгкий свежий ветерок обдувал путников, их одежда понемногу подсыхала, идти стало удобней. Сквозь не слишком густой туман вырисовывались величественные стены заброшенной некогда могучей крепости берендеев. До неё оставалось совсем немного. Лес закончился, и начался крутой подъём в гору. Земля становилась суше, а трава приятно пахла. Через некоторое время ланы с дрёмами остановились на развилке троп. Одна сворачивала налево, огибая крепостную стену с южной стороны, другая — уходила резко направо и вела к восточным вратам Терем-Града.

Сам же Мирин выглядел величественно, несмотря на его обветшалость. Каменные высокие стены, казалось, подпирали само небо и тонули где-то высоко, в серых облаках. Крепость была построена в виде восьмиугольника, каждый угол которого венчался маленькой башенкой. В центре крепости располагались ещё четыре высокие квадратные башни. В каждой из них находились врата с широкими коваными створками. Эти башни располагались строго по сторонам света, и каждая имела свой цвет и была украшена особым узором. На восточных вратах изображалась огненная птица феникс, на западных — сирин. Северные врата украшала птица гамаюн, а на южных вратах красовалась птица лепия.

При всей её мощи, крепость представляла собой образчик настоящего архитектурного искусства. Все стены и башни были украшены берендеевскими фресками с надписями и орнаментами. Рунические письмена, странные символы — всё это выглядело загадочно и красиво. Тайные обереги, расставленные волшебниками, не давали проникнуть внутрь непрошеным гостям. Но ланы, многие века тесно общаясь с берендеями, переняли от них немало приёмов рунической магии и чародейства. Например, ланы могли обходить некоторые из преград, выставленных волшебниками у стены. Попасть внутрь внешнего двора крепости для них не составило труда, но на этом их умения заканчивались. А дальше, в палаты терема, не мог пройти никто: могущественные чары прятали двери от непрошеных гостей, и палаты оставались неприступными и полными тайн.

Стоя у стен крепости, дрёмы были потрясены настолько, что даже мурашки по телу пробегали. Красота и величие этого сооружения вызывали у них восторг и трепет. Да, это было действительно ошеломляющее зрелище: таких могучих стен маленькие дрёмы не видели отродясь и даже не могли до сих пор и помыслить о таком.

Престан свернул на тропинку, уводящую вправо, но, не доходя до восточных ворот, остановился у огромного валуна в стене. Он достал флягу с водой, сделал глоток из неё, затем намочил водой руку и стал чертить рунический знак, при этом шёпотом повторяя какое-то слово. Камень завибрировал, засветился изнутри и медленно растворился, открывая путникам широкий проход в стену. Ланы прошли вперёд, за ними нерешительно шагнули дрёмы. Пройдя сквозь камень, все четверо очутились по ту сторону стены, в длинном коридоре. Он казался невероятно огромным, особенно дрёмам.

Пир смастерил факел, зажёг его, и помещение озарил мягкий свет пламени. Высокие сводчатые потолки украшали всё те же красивые берендеевские орнаменты, исполненные в виде вязи. В этих орнаментах можно было различить некоторые руны и незнакомые дрёмам знаки, они красиво вплетались в узор, создавая единый бесконечный элемент. Этот орнамент повторялся также и на стенах, сверху и снизу. В некоторых узорах выделялись фигурки животных: грифоны, олени, сохатые, а в верхней части узора — изображения птиц. Коридор уходил куда-то глубоко в темноту, и казалось, что он бесконечный.

— Ну вот он, Мирин, — развёл руками Престан. — Что же, давайте покажу вам, что смогу.

Престан взял у Пира факел и пошёл в глубь коридора, все остальные последовали за ним. Время от времени с какой-либо стороны коридора появлялись лестницы, поднимающиеся круто вверх. На одну из таких лестниц повернул Престан. Они поднялись по ней и упёрлись в тяжёлую кованую дверь.

— Что там? — поинтересовалась Дрыхала.

— Эта дверь ведёт через галерею во внутренний двор. Мы сейчас находимся на втором ярусе крепостной стены, а их тут четыре. Все галереи в стенах имеют открытые арки, ведущие внутрь двора, а в сторону внешнего мира — узкие бойницы. Сейчас увидите сами, — пояснил Престан и добавил: — Там будет красиво.

Навалившись вместе на двери, они с трудом отворили их и вышли на полуоткрытую галерею. И действительно, здесь было светло и необычайно красиво. Небо уже было почти освободилось от серого плена туч, солнечные лучи обильно освещали всю галерею, вновь оживляя поблёкшие краски. Галерея проходила по кругу, внутри восьмиугольной крепостной стены. Четыре пролёта были в виде крытых мостов со сводами, а четыре проходили внутри стен. Большие сводчатые арки с резными балясинами смотрели внутрь просторного двора, а по внешней стороне стены виднелись лишь узкие, глубокие бойницы. Для малонов они располагались слишком высоко. С них задувал тёплый южный ветер, разнося ароматы луговых трав.

Всё было так, как описывал Престан. От галереи в стене к центральному терему уходил крытый мост с большими арками по обе стороны. И таких мостов было по четыре на каждом ярусе. Внутри крепость оказалась ещё больше и напоминала многоуровневый город с бесконечными галереями, проходами, террасами и башенками. Дрёмы застыли в ошеломлении от увиденного и некоторое время вглядывались во всё это великолепие, не смея даже пошевелиться.

— Да, когда я первый раз попал сюда, то так же не мог оторваться от этого зрелища. Внушительно, — задумчиво сказал Престан.

— Каждый раз, как мы посещаем Мирин, удивляемся, насколько великолепен этот Терем-Град. Недаром берендеи так его назвали, — поддержал Пир.

— Он великолепен! Почему же здесь так опасно? Почему вы нас отговаривали идти сюда? — с удивлением спросил Бермяшь.

Престан кинул тревожный взгляд на Пира, и следопыт, немного помявшись, ответил дрёме:

— Место действительно великолепно, но имеет дурную славу.

— Дело в троллях? — поспешил предположить Бермяшь.

— Тролли — это самое малое приключение, которое может случиться с тобой здесь… — Пир не решался говорить и подбирал правильные слова. — Здесь дурная магия, тёмная. Стали пропадать местные животные. Некоторых из животных находили мёртвыми, и в их глазах застыло смятение и страх.

От слов следопыта у Бермяша скрутило живот. Он постарался не подать виду и быстро опустил глаза. Ему стало страшно, а гигантские стены крепости уже не казались такими надёжными и добрыми. Красота их стала внушать страх и тревогу.

— А внутри терема вы были или только на стенах? Что внутри? — полюбопытствовала Дрыхала.

Ланы молча переглянулись, и Престан, не отвечая на вопрос, сказал:

— Ладно, нам ещё надо успеть подняться на самый верх.

— Вы не ответили, что там? — настаивала Дрыхала.

— Там никто не был. Волшебники запечатали входы. Ты не найдёшь ни дверей, ни окон. — Пояснил Престан.

— Ну а если все же попытаться? — не успокаивалась дрёма.

— Послушай, Дрыхала, я понимаю, вам интересно. Вы не первые, кто хочет попасть в палаты терема, но всякому любопытству есть предел. Нельзя вот так просто взять и войти внутрь, и вести себя там как дома. Если бы волшебники этого хотели, то они бы позволили нам. Вы и так уже внутри крепости. Чего вам ещё надо?! — возмутился Престан.

Дрыхала замолчала. Все вместе они продолжили свой подъём, в полной тишине. Шли они на верхнюю галерею стены по тёмным коридорам и крутым лестницам откуда открывался всё более завораживающий вид. Вдруг, находясь в коридоре возле одной из дверей, Бермяшь заметил, что от сумочки Дрыхалы стал исходить тусклый свет. Он толкнул подругу в плечо и молча указал на её сумочку.

— Ой! Что это? — удивилась Дрыхала.

Дрёмы остановились. Дрыхала полезла в сумку, сгорая от любопытства, что же там светится. Ланы, заметив, что дрёмы отстали, тоже остановились.

— Что у вас? — поинтересовался Пир.

Еленорцы подошли ближе. Дрыхала показала ланам флейту. Она вся сияла.

— Что это? — удивился Пир. — Почему она светится?

— Это волшебная флейта, — строго пояснил Бермяшь.

— Да, я вижу, что флейта не простая. Что с ней? — настороженно переспросил Пир.

— Вы не говорили, что у вас есть волшебная флейта, — внимательно рассматривая инструмент, тихо сказал Престан.

— Вы не спрашивали, — пожал плечами Бермяшь.

— Это нормально? Она так и должна светиться? — спросил Престан.

— Я впервые такое вижу. Раньше флейта никогда не светилась, — ответила Дрыхала.

— Она начала сиять только здесь, пока мы не пришли сюда, ничего не происходило. Может, это как-то связано с крепостью? — предположил Бермяшь.

— Что она может, твоя флейта? — поинтересовался Престан.

— Я просто играю на ней, и она несёт сны, — объяснила Дрыхала.

— Сны? — задумчиво протянул Престан. — Думаю, здесь это не со снами связано. У тебя всё это время была волшебная флейта, Дрыхала, — это же радикально меняет дело. Ты хоть представляешь, что у тебя в руках? — Престан помолчал и немного застенчиво продолжил: — Я вынужден признаться, что был неправ по отношению к вам и, честно говоря, недооценил вас. Вероятно, всё же вы и ваша флейта как-то связаны с этим местом.

Дрыхала улыбнулась и взяла Престана за руку:

— Вы беспокоитесь о нас. Спасли нам жизнь и помогаете нам, хотя и не должны. Мы вам благодарны уже за всё это.

— Ну что же, тогда давайте проверим, куда нас хочет привести твоя волшебная флейта, — в интонации Престана проскользнуло знакомое дрёмам любопытство.

Пир молча развёл руками и смиренно согласился. Они все вместе навалились на очередную дверь, и та с трудом открылась. Ланы с дрёмами очутились на похожей галерее на самом верху стены. Прямо от двери, где они стояли, шёл такой же крытый широкий мост, как и на других ярусах, к центральной квадратной башне с узкими и высокими дверями. Когда дрёмы приблизились к ним, флейта засияла ещё ярче. Ланы попытались открыть двери, но безуспешно: те словно вросли в стену.

— Ну хотя бы появилась дверь, это уже что-то, — удовлетворенно произнес Престан.

Дрыхала, недолго думая, поднесла волшебную флейту к устам и стала играть. Нежная музыка разлилась по округе, заполняя собой одинокие коридоры старой крепости. Казалось, что стены Мирина начали оживать и звонким эхом подпевать флейте. Серебряное облачко, исходящее из флейты, тонким ручейком проникло сквозь замочную скважину двери, после чего вся дверь засияла изнутри и свободно приоткрылась.

Дрыхала спрятала флейту обратно в сумку. Пир и Престан молча переглянулись, затем внимательно посмотрели на Дрыхалу.

— Что? — удивилась Дрыхала. Впрочем, тут же невозмутимо предположила: — Вероятно, флейта желает нам что-то показать?

Бермяшь, который сам был не менее потрясен увиденным, всё же не подал виду и первым уверенно шагнул через порог, после чего, повернувшись к еленорцам, гордо заявил:

— Проходите, здесь красиво.

Ланы молча последовали за дрёмами внутрь башни. За дверью их ждало светлое и просторное помещение, украшенное цветными гобеленами с изображением важных событий из жизни волшебников в Чудолесье. Они висели между тремя дверями, на каждой из которых был свой символ: сирин, птица гамаюн и лепия-алконост. Подёргав двери и убедившись, что они закрыты, Престан обратился к Дрыхале:

— Право слово, я удивлён. Нам никогда не удавалась проникнуть в терем… Эти двери закрыты, может, попробовать ещё раз сыграть на волшебной флейте?

Дрыхала молча достала флейту и наиграла мелодию вновь. Серебряное облачко проникло в среднюю дверь и открыло её.

— Похоже, твоя флейта не только дарит сны, — загадочно посмотрев на Дрыхалу, сказал Пир.

За второй дверью, с изображением птицы гамаюн, они очутились в большой круглой зале, с колоннами и четырьмя статуями волшебников в полный рост. Их лица были красивы и мужественны. Дрёмы, никогда прежде не видевшие волшебников, вглядывались в величественные каменные изваяния, открыв рты от изумления. По центру комнаты стоял круглый стол и восемь изящных стульев с высокими резными спинками. Посредине на столе находилась большая чаша на высокой ножке. Вокруг неё стояло ещё восемь малых чаш, по числу стульев. На стене, между статуями, висел красивый гобелен от потолка до пола. На нём была изображена группа из восьми берендеев, сидевших за тем самым круглым столом и держащих в руках чаши. От всех чаш шли верх лучи и соединялись в центре в одно большое солнце.