Бесплатный фрагмент - Чучела

Пролог

Привет! Меня зовут Настя…

Вернее, нет! Никто меня так не зовет! По крайней мере, в школе. Уже несколько лет я ношу обидную кличку Чуча. Это сокращение от чучела, если вы не поняли. Иногда меня называют Чучелла, иногда Чучундра или Чукча, но чаще всего, я просто Чуча. Потому что так проще, короче и быстрее…

Вы скажите, что мои одноклассники злые, а я безвольная и бесхарактерная, и виновата во всем сама, раз не могу дать отпор… И будете правы! Я не могу… Потому что боюсь их, а еще потому что верю им!

Я страшная! Ясно? Самое настоящее огородное пугало! Вечно лохматая, как бы долго и тщательно не причесывалась, под маленькими невыразительными глазками у меня темнеют круги, кожа на лице бугристая и неоднородная, и, время от времени, она покрывается огромными вулканическими прыщами.

По утрам я лишь мельком смотрю на свое отражение в зеркале, чтобы лишний раз не расстраиваться, собираю непослушные волосы в тугой хвост на затылке, стараюсь, безрезультатно, избавиться от «петухов», одеваюсь и иду в школу. Туда, где меня каждый божий день ждет настоящий ад!

Я захожу в кабинет, сажусь за последнюю парту и делаю все, чтобы меня не заметили. Но они замечают! Каждый раз! И я краснею от их злобных взглядов, от их болезненных словесных ударов по остаткам моего самолюбия, и изо всех сил стараюсь не плакать. По крайней мере, при них…

Чем старше мы становимся, тем злее и обиднее становятся их шутки… И каждый новый год встречает меня новой порцией боли и страданий!

Но самое ужасное в этом то, что я не могу никому об этом рассказать! Ни мама, ни папа — не станут слушать, они слишком заняты, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Брат скорее всего встанет на сторону моих обидчиков, а бабушка расстроится, ведь у нее больное сердце!

И потому я стойко храню свою тайну глубоко внутри под семью печатями, улыбаясь своим родным и, стискивая зубы, терплю эти бесконечные издевательства в школе.

Слава богу, осталось потерпеть совсем чуть-чуть. Всего один учебный год! И я буду свободна от этого бесконечного кошмара, именуемого средней школой.

На самом деле, я всегда была страшной, просто в детстве на этом как-то не заострялось внимание. Пару раз, может больше, не помню, я слышала, как мама говорила папе, что я лицом не вышла и, возможно поэтому, буду очень умная.

Но нет… Я не стала умной! Как-то не сложилось у меня с учебой… С тройки на двойку — вот мой потолок, и прыгнуть выше я не в состоянии. И этот факт очень расстраивал маму, прямо до слез, и ужасно злил папу. Я сосчитать не смогу сколько раз меня наказывали за плохие оценки. Пожалуй, проще назвать дни без наказания, когда меня отпускали гулять…

И я сидела одиноко на качелях и слушала музыку, пока меня не прогоняли с площадки местные хулиганы во главе с моим братом. Его, кстати, Даня зовут. Он младше меня на год, но при этом красивый и умный. Просто гордость семьи! Не то, что я…

Все остальное время я сидела в своей комнате, пыхтя над учебниками, и бабушка заглядывала ко мне время от времени, чтобы проверить, чем я занимаюсь или позвать к столу.

Маму я видела редко, только поздним вечером, когда она уставшая и вымотанная приползала домой с работы и падала бесформенным мешком на диван. А свои редкие выходные она посвящала себе любимой, уходя на весь день в какой-нибудь салон красоты.

Дежурные пару вопросов за ужином едва ли можно назвать нормальным общением матери и дочери.

— Как в школе дела?

— Нормально…

— Как оценки?

— Не очень…

— Ты должна стараться!

— Хорошо…

Вот и все общение.

А Папа….

Мой папа военный! Полковник он, не-скажу-в-какой части. Это, вроде как, большой секрет! Мне иногда кажется, что он родился полковником! Выправка, командный голос… Ну, вы понимаете…. Его манера себя вести не меняется даже дома. Если бы он потребовал от нас отдавать ему честь, я бы вообще не удивилась.

Однако, дома он бывает редко. Еще реже, чем мама… А когда появляется, сразу требует дневники на проверку, листает их внимательно, а потом, поджав губы и сдвинув недовольно брови, раздает наказания на неделю вперед. В основном мне.

На этом его участие в наших с Даней жизнях заканчивается.

Вот так и получается, что мы, как бы, сироты при живых родителях. Мы с братом находимся под присмотром бабушки — папиной мамы. Она хорошая, добрая, но не смеет перчить отцу, выполняя все его поручения в точности. Если он сказал: «Домашний арест!», значит домашний арест, от звонка, до звонка! И никаких гвоздей!

И так было всегда, по крайней мере, сколько я себя помню! Время ничего не меняло. И все шло своим чередом…

Шло…

Пока однажды я не влюбилась…

Это случилось в шестом классе и странным образом совпало с появлением в нашем классе новенького мальчика. Он появился в середине года и снес крыши всем девочкам в школе. Высокий, голубоглазый блондин с глубокими ямочками на щеках и совершенно обворожительной улыбкой.

Он никого не знал, но ни секунды не стеснялся и вскоре стал самым популярным мальчиком в школе, к тому же еще и одним из самых умных! Его фото даже на стену почета повесили. Круглый отличник! И такой красивый!

Понятно, что у меня не было никаких шансов. И я смотрела на него из-под тишка со своей задней парты, вздыхала, мечтая о нем, и исписывала все тетради его именем. Его звали Семен. И не было в мире имени красивее…

Однажды он сел со мной рядом, взглянул на меня своими большими голубыми глазами и улыбнувшись, сказал:

— Привет!

Его голос пробил дыру в моей груди, и я не смогла сказать ни слова ему в ответ. Открыла рот, чтобы ответить, но смогла издать лишь невнятный утробный хрип. Не знала потом куда мне провалиться, чтобы он не видел моего фиаско. Думала, он будет смеяться или обзовет меня каким-нибудь обидным словом. Но нет… Он лишь поднял удивленно брови и тихо спросил:

— Ты разговаривать умеешь?

Я уже не пыталась ему ответить используя речевой аппарат, лишь кивнула головой и отвернулась, пытаясь скрыть свое смущение. Мое лицо пылало. Мое сердце рвалось из груди. А я сидела к нему спиной, стараясь не дышать и надеясь тихонечко, что он отстанет от меня и уйдет.

— У меня днюха завтра, — сказал он, приблизив свое лицо к моему уху, — Будет вечеринка. Приходи!

И после этих слов он встал и ушел. А я сорвалась со своего места, как сумасшедшая и, прихватив свой рюкзак, впервые сбежала с уроков.

Ох, и влетело мне тогда от бабушки… Но это ерунда! Папа еще не знал об этом моем побеге, а значит до наказания у меня были еще целые сутки. И это означало, что я иду к Семену на день рождения.

Я очень хотела пойти! А еще я впервые захотела стать красивой. И это была огромная ошибка, обернувшаяся для меня многолетним кошмаром без права на реабилитацию!

В тот день я впервые украла мамину косметику, и как умела, а умела никак, применила ее на себе. Навела марафет, блин… Как вспомню, так вздрогну…

Я только сейчас понимаю, что выглядела, как клоун… А тогда мне казалось, что чем больше я накрашусь, тем красивее стану. На белой коже, словно две жирные гусеницы, красовались черные лохматые брови и яркие желтые тени размазанные максимально высоко. Они слегка осыпались потом, создав под глазами страшные гепатитные круги, но этого я уже не видела…

Ресницы все склеились от большого количества туши, а яркая красная помада никак не желала ложиться ровно. А когда я поняла, что она еще и влагостойкая, и я не могу ее смыть, я решила оставить так. Чем больше, тем лучше — помните?

Ну, и вишенкой на торте стали алые румяна с лихвой намазанные на выбеленные щеки большими кругами…

Стоит ли описывать мой наряд? Пожалуй, нет… Ведь в такой боевой раскраске, я могла бы завернуться в простыню или занавеску, никто бы и не заметил… Думаю, даже супер-пупер прическа не смогла бы скрыть весь тот ужас, что я намалевала на своем лице.

— Ну, вот, — улыбнулась я своему отражению, — Теперь я по-настоящему красивая! Как принцесса…

Где тогда были мои глаза? Не знаю… Но я на полном серьезе полагала, что выгляжу отпадно! И вот так я пошла на вечеринку!

Там были все! Весь класс и даже больше! Еще бы, самый популярный мальчик в классе! И все они смеялись надо мной! И громче всех смеялся Семен…

— Ну ты и чучело, — выплюнул он сквозь хохот.

Так я стала Чучей…. Навсегда… Мне было 13…

Глава 1. На самом краю

Девятый класс, второе сентября. Для меня нет дня тяжелее! Мой личный ад начинается сегодня. Ну, как, ад? Так… Небольшой адочек. Если не обращать на них внимания — они отстанут! Должны отстать! Ведь, суть хейта в реакции реципиента. А если реакции нет, то и смысла доставать меня не будет.

Я все лето читала паблики психологов, постигала азы игнорирования моральных агрессоров. И теперь я точно знаю, как мне себя вести, чтобы они отстали!

Смотрю на себя зеркало… Ну, как смотрю… Специально расфокусировала взгляд, чтобы видеть общую картину, но не видеть мелочей, тех самых, которые так портят мою внешность.

— В целом, нормально!

Волосы в хвост, рюкзак на плечо, вдох, выдох… Пора!

Здравствуй, девятый «В»! Привет, крыса-Ирка со своей свитой, противный шпаненок Жека, вечно ворующий мои ручки, такой близкий, но такой недостижимый Семён! Я бы рада сказать, что мне приятно снова видеть вас, после долгого перерыва… Но, нет…

Вы все противны мне! Все, кроме безразличного блондина… Тебя я видеть рада, хоть это и больно. Ты единственный, ради кого я все еще прихожу сюда, единственный, кто заставляет мое сердце биться!

Я тяжело вздыхаю и вхожу в кабинет.

— Чуча! — поворачивается ко мне Ирка, потирая руки, и вся ее свита тут же навостряет уши и со всех сторон сверлит меня взглядом, — Ты еще живая? Ну, ничего… Это не на долго!

Весь класс заливается диким хохотом. А мое лицо предательски краснеет, и я опускаю глаза в пол и бреду между рядами к своей парте.

«Игнор, игнор, игнор…» — повторяю я про себя, но понимаю уже, что план не сработал, и я снова в опале.

Кто-то ставит мне подножку. Я теряю равновесие и падаю на пол, ударяюсь коленом о ножку стола, и слезы начинают течь по щекам сами собой. Больно! А по классу снова разливается раскатистый ржач.

— Да, хватит вам…, — слышу негромкий знакомый голос.

Это Семён за меня вступился! Он настоящий герой! И хотя он делает это не слишком уверенно и не слишком часто, но, время от времени, он останавливает бесконечные нападки на меня, особенно, когда они заходят слишком далеко.

— Чучу пожалел? — презрительно фыркает Ирка, садясь на край его стола.

— Там учитель уже идет, — отмахивается он, не отрывая взгляда от телефона.

— И как ты об этом узнал? — весело спрашивает она и уже тянет свои руки к его смартфону, — Чем ты там вообще занят?

— Отстань! — кричит он, и весь класс отвлекается на их возню, совершенно забыв про меня.

И я, вытирая рукавом слезы, могу незаметно пробраться к своему месту и слиться с окружающей обстановкой.

Вот такой он — Семён! В целом — отличный парень, но вынужден жить по законам класса, чтобы не стать отщепенцем, типа меня. Разве я могу его за это винить? Он живет так, как может… Он ни в чем не виноват! Я верю в это и вывожу на развороте новенькой тетрадки самое прекрасное на свете имя!

«Семён, я люблю тебя!»

***

Уроки тянутся довольно медленно. Особенно сейчас, когда память о каникулах еще жива, а за окном манит лучиками еще по-летнему теплое сентябрьское солнышко. Я сижу у самого окна и солнечные зайчики играют на моей тетради, скачут по строчкам и отвлекают меня постоянно от монотонного голоса учителя.

Эх, права моя мама… Я должна стараться лучше. Но я не могу… В моей голове гуляет ветер, и если там и появляется хоть какая-то разумная мысль, то она, как правило, никак не связана с уроком.

Я радуюсь солнышку, подставляя ему свой нос. Я думаю о Сёме, смотрю на него сквозь длинную челку, пока он не видит, наслаждаюсь видом его спины, его профилем с глубокой ямочкой на щеке, в те редкие моменты, когда он поворачивается к своему соседу и что-то негромко обсуждает с ним. А еще я ревную…

Я безумного ревную Семёна ко всем девочкам в школе, но особенно к крысе-Ирке, которая крутится вокруг него каждую свободную минуту, ходит за ним хвостом по коридорам, сует свой любопытный нос в его телефон… Мымра! Ее слишком много! Я ее ненавижу! Ненавижу и боюсь…

Она — главный мой мучитель! А все остальные — ее рабы, выполняющие ее прихоти беспрекословно. Ирка — наша местная знаменитость, первая красотка в школе и самая злая из всех самых злых сук!

Не спрашивайте меня, почему ее считают красивой. Я не вижу в ней никакой красоты! Только тонну косметики на тощем лице! Но даже эта штукатурка не способна скрыть сочащуюся изнутри гниль!

— Смирнова! — слышу я свою фамилию сквозь пелену собственных мыслей, поднимаю глаза на учителя и безрезультатно пытаюсь понять, что этот человек от меня хочет.

Машинально встаю у парты и молчу, ожидая, когда он повторит свой вопрос.

— Ты где летаешь? — спрашивает Анатолий Иванович, — Влюбилась?

Класс взрывается хохотом, а лицо мое снова становится пурпурным.

Вот, о чем я думала? Почему даже мельком не слушала, что он говорил? Дура!

— Садись! Два! — говорит он недовольно и рисует в журнале первого лебедя в этом году, — Прекрасное начало…

— Ну ты и Чуча, — развернувшись в пол оборота, пренебрежительно кидает мне Жека и, как всегда, хватает со стола мою ручку.

Все! Я больше не буду отвлекаться на ерунду! Теперь я буду внимательно слушать, что говорит учитель! Нужно просто взять себя в руки!

И только я, собрав в кулак всю свою внимательность, пытаюсь сосредоточиться на уроке, как тишину разрывает бесячий громогласный звонок. И так всегда! Весь мир настроен против меня!

«Эх, ладно, начну завтра…» — думаю я, складывая тетради в сумку, — «А сейчас — скорее домой! Пока Ирка со своими адептами обо мне не вспомнили!»

— Прошу вас не расходиться! — басистым голосом вещает Анатолий Иванович, — У нас еще классный час! Тема очень важная! Присутствие обязательно! Если кого недосчитаюсь — вызову родителей!

«Черт…» — я падаю назад на стул и надеюсь, что учитель останется в классе на время перемены, тогда меня точно никто не тронет, не настолько они еще обнаглели…

***

— Ребята! Сегодня у нас с вами очень важный разговор! — говорит завуч, стоя у доски, — Как вы все, наверное, знаете, в конце прошлого года у нас в городе произошло страшное событие! Один из учеников 1254 школы погиб, прыгнув с крыши многоэтажки.

В классе начинается шепот.

Да, это было великое происшествие покрытое тайной! Мальчика, кажется, звали Глеб. Его родители и друзья были совершенно обескуражены его смертью. Они даже не знали, что он собирался сделать это с собой.

Об этом так много писали и говорили, но причину, по которой он решил свести счеты с жизнью так и не озвучили. Кажется, даже завели уголовное дело, рассматривали версии об убийстве и доведении до самоубийства. Но потом, как-то все затихло… А теперь, вот, наша школа решила снова разворошить эту застарелую рану…

— Полицией было проведено серьезное и длительное расследование, по итогам которого, следователи пришли к выводу, что причиной суицида могла стать глубокая затяжная депрессия. Вы уже люди взрослые, поэтому я думаю, поймете мои опасения! Этот год будет для вас самым сложным и напряженным из всех! Вы будете готовиться к ОГЭ, проходить сложные тесты и много работать. Я не могу быть уверена, что все из вас смогут пройти через такую психологическую нагрузку без последствий! А потому, я считаю своим долгом, донести до вашего сведения, что в нашей школе работает штатный психолог, который ни при каких обстоятельствах не раскроет врачебной тайны! Вы должны понимать, что если вам плохо, если вы чувствуете, что не справляетесь или вам просто нужно с кем-то поговорить — дверь врачебного кабинета для вас всегда открыта!

— Не хочешь сходить к мозгоправу? — хихикает Жека, снова повернувшись ко мне, — Тебе бы не помешало…

— Сразу после тебя, — огрызаюсь я и вырываю у него из руки свою ручку.

— Ты че, Чуча? Офигела? — рычит он, сощурившись.

— Это моё! — отвечаю я, пряча ручку в пенал.

— Ты за это еще ответишь, Чучело, — шипит он и отворачивается.

— Кроме того, — продолжает завуч, — Я хочу вас попросить, относиться друг к другу внимательнее! И если вам покажется, что кто-то из ваших друзей немного не в себе… Слишком скрытен, малообщителен и, вообще, ведет себя странно… Прошу вас сообщить об этом лично мне или кому-то из взрослых. Мы же не хотим с вами повторения этой страшной и, не побоюсь этого слова, возмутительной ситуации! — она замолкает на мгновение, глядя на класс поверх очков, — Есть вопросы?

— Нет!!! — нестройным хором отвечает класс.

— Я рассчитываю, на вашу сознательность, — говорит она, но в глазах ее мелькает сомнение.

Она просит нас быть сознательными, но отлично понимает, что обращается к стае обезьян!

***

— Чуча! Стоять! — передо мной появляется крыса-Ирка со своим адептами.

Я так старалась сбежать, пока она возится со своей сумкой и любуется на себя в зеркало! Я так спешила… Но не успела…

— Деньги есть? — нагло интересуется она.

— Нету…

— Врешь! — она кивает Аленке, и та резко сдергивает с моей спины рюкзак.

— Сейчас проверим! — хихикает она, открывая мою сумку и засовывая в нее свой длинный любопытный нос.

— Отдай! — кричу я, стараясь вырвать из ее цепких пальцев свою собственность, но другие девочки подхватывают меня под руки и не дают мне пошевелиться.

— Что ж ты жадная то такая? А? — говорит мне Ирка, прямо в лицо, — Тебе же ясно сказали: нужно быть добрее к своим друзьям! Да, что ты там капаешься? — рычит она на Аленку, — Высыпай все на землю! Соберет!

Алена смотрит на Иру буквально мгновение, на ее лице расплывается злорадная улыбка, она поднимает мою сумку над асфальтом и с силой трясет, выбрасывая из нее все содержимое. Тетради, учебники, пенал — все рассыпается под ногами. Из бокового кармана вылетает телефон и громко трескается экраном о каменный бордюр.

Я почти плачу! Шмыгаю носом, еле сдерживая слезы. Мне до безумия жалко свой новый смарт! Я копила на него все лето, лишая себя вкусняшек и развлечений. Я хочу вырваться, поднять его с земли, чтобы убедиться, что он в порядке, но девчонки крепко держат меня за руки! И все что мне остается — это наблюдать за тем, как моему имуществу приходит конец!

— Нет тут денег, — констатирует Алена.

— Да? — недовольно поджимает губы Ирка, — Жаль! Я так хотела мороженного… А это что такое?

Она поднимает с земли мою тетрадь и смотрит изумленно на разворот, а потом громко и очень вульгарно читает мои неосознанные письмена:

— Семён, я люблю тебя!

О, боже! Я даже не помню, когда я это написала! И самое главное: ЗАЧЕМ??? Мне хочется провалиться сквозь землю! Мне хочется умереть на месте! Сдохнуть прямо здесь и превратиться в горстку пепла!

На лице Ирки появляется ненависть, ее губы искривляются неимоверным образом, демонстрируя мне все краски неприязни и гнева.

— Ты совсем офигела? — ядовито шипит она, облизывая напряженно губы, — Семён мой!

— А, он у курсе? — непроизвольно вырывается у меня.

— А, давай у него и спросим! — кричит она, хватая меня за воротник пиджака и протаскивая через весь двор, прямиком к только что вышедшему из школы Семену.

— Семочка, — щебечет она, поддерживая меня за ворот, — Знаешь, наша Чуча твоя большая поклонница! Прямо фанатка! — она протягивает ему мою тетрадь, — Смотри!

Он кидает беглый взгляд на надпись, и на его лице я тоже читаю мгновенно вспыхнувшее отвращение:

— Никогда! Больше! Не подходи! Ко мне! — выплевывает он мне в лицо, — Или я за себя не ручаюсь!

— Я бы на твоем месте удавилась, — злорадствует Ирка, демонстрируя подергивание за веревку и свой противный синюшный язык, высунутый наружу на манер мультяшного висельника.

***

Боже, какое унижение! Мне невыносимо стыдно от того, что моя тайна, мой бережно хранимый секрет выплыл наружу таким невероятно унизительным образом! Я готова стерпеть любые шутки, пинки и даже побои, возможно, но только не это! Это удар ниже пояса! Это запрещенный прием!!!

Как? Скажите мне, как мне теперь ходить в школу? Я ведь сгораю от стыда, едва только подумаю об этом! Мне невыносимо обидно, и нестерпимо больно. Ведь это прилюдное унижение позволило мне, наконец, осознать, что моя любовь не просто не взаимна, она никчемна и никому не нужна! Как, впрочем, и я сама! Глупая, страшная Чуча с последней парты!

Я просто иду вперед, не знаю куда, не знаю зачем. Просто иду. А по моим щекам текут ручейки соленых слез, и под носом блестит, и уши красные! Ловлю свое отражение в витрине магазина и, вздрогнув, отворачиваюсь. Я даже думать не хочу о том, на что я сейчас похожа! Подумаешь, стала еще страшнее… Хотя и думала иногда, что страшнее некуда. Оказалось — есть! И это не может не радовать…

За бесконечным потоком слез, я и не заметила, как начало темнеть. Вдоль тротуара зажглись фонари, приведя меня в чувство! Неужели я так долго рыдала, что совсем потеряла счет времени? Смотрю на часы…

— Боже! Почти девять! Бабушка, наверное, сходит с ума и пьет валокордин!

Достаю из сумки телефон, провожу пальцем по глубокой трещине на экране, пытаюсь включить… Не реагирует. Они сломали его! Просто разбили об асфальт! Мой любимый, новенький телефончик!!! И я заливаюсь новым потоком слез… Невыносимо!

Теперь мне еще и дома попадет, за то, что пропала после школы и даже не удосужилась позвонить! На месяц дома посадят! А, может, даже на два! Аккурат до осенних каникул. И вся моя жизнь превратиться в бесконечный бег по кругу между ежедневным гнетом в школе и тюрьмой под названием «своя-комната», в которую может в любой момент зайти без стука кто угодно, но я из нее выйти не могу!

Не хочу! Я так больше не могу!

Мой взгляд падает на здание, стоящее напротив парка, в котором я нахожусь. Оно кажется мне знакомым! Я видела его где-то не так давно… Ах, да… Ведь это с него сиганул в мае Глеб! А как он попал на крышу?

Я вытираю рукавом остатки слез, и чувствуя опустошение в груди, встаю и иду к небоскребу. Вход свободный, никакой охраны. Обычный лифт поднимает меня на последний этаж. Дальше крутая лестница и узкая дверка, слегка прихваченная растянутой цепью с навесным замком. Я дергаю за ручку, дверь поддается! Цепь лишь накинута спереди на петлицы! Она ничего не держит!

И, вот, я на крыше! Подо мной тридцать этажей, и от осознания этого у меня подгибаются колени!

Он был здесь в тот день, когда решил прыгнуть! Так же, как я, он вышел на бетонную крышу, медленно и неуверенно подошел к самому краю, встал на бордюр…

Для кого тут этот бортик? Вернее, от кого? Он едва ли доходит мне до колена и на нем очень удобно стоять, глядя вниз… Если бы он был выше или на него трудно было бы влезть, возможно, тот мальчик остался бы жив! Возможно, он бы сейчас уже не страдал, как я, от непонимания, унижения и обиды. А, может быть, он бы нашел другой способ умереть…

Я стаю на самом краю бетонного бортика и смотрю вниз. Там вдалеке копошатся какие-то люди. Они похожи на муравьев, спешащих в свой муравейник на ночлег. Мелькают фарами, проезжающие мимо машины… Красивый город! Сияющий! Живой! Но для меня в нем больше нет места!

Я делаю шаг вперед…

Но меня отбрасывает рывком назад. И, словно в замедленной съемке, я лечу на бетонное покрытие крыши спиной вперед и понимаю, что сейчас врежусь в него со всего размаха и, скорее всего, больно ударюсь. Мое тело сжимается в тугую пружину, и я с силой врезаюсь во что-то мягкое…

— Ай, — вскрикивает кто-то подо мной.

Глава 2. Кто это в зеркале?

Это мальчишка!!!

Он скрючивается от боли, свернувшись клубком на холодном бетоне крыши, и извергает немыслимые, непередаваемые ругательства в мой адрес! Я вскакиваю, протирая от слез глаза и смотрю на него с изумлением.

— Дура! — кричит он, — Задницей своей мне всю кладку разбила!!!

Откуда он здесь? Зачем спас меня? Кто он?

Я не знаю его! Вижу впервые! Он точно не из нашей школы. И даже не с нашего района!

— Ты кто такой? — спрашиваю я тихо.

Он не отвечает мне. Встает на ноги, отряхивает брюки, а потом поднимает на меня глаза и тут же начинает орать:

— Ты совсем сбрендила? Умереть решила? О чем ты думала???

— Какое твое дело? — бурчу я себе под нос, отводя взгляд.

Но он будто не слышит меня, подскакивает ближе, хватает за плечи и начинает трясти, словно куклу:

— Эгоистка! Дура!!! Думаешь только о себе!!! Ты, хоть, представляешь себе, какую боль ты причинишь своим близким, если умрешь? Как будет чувствовать себя твоя мать, твой отец, твои друзья? Своим тупым поступком ты разрушишь их жизни!!! И мне плевать, почему твоя жизнь так невыносима, что ты решила ее закончить! — он отпускает мои плечи и закрывает лицо ладонями, на мгновение замолкает, а потом начинает кричать с удвоенной силой, — Возможно, кто-то никогда не сможет себя простить за то, что не сумел тебя спасти!!! — он говорит это с таким надрывом, с такой болью, словно про себя, а в глазах блестят слезы.

А я стою перед ним и не могу заставить себя прервать его монолог. Слушаю молча и чувствую эту его боль каждой клеточкой своего тела, впитываю ее в себя, и с каждым его словом ее становится все больше, она накапливается во мне, достигает своего пика и вырывается из меня громким несдерживаемым ревом.

Я падаю на колени и реву, словно трехлетнее дитя, растирая слезы по своему опухшему лицу.

— Ты чего? — вдруг спрашивает он, садясь рядом, — Не плачь… Ничто в этом мире не стоит твоих слез!

Я поднимаю на него свои отекшие от слез глаза и громко шмыгаю носом, стараясь загнать назад невесть откуда взявшуюся соплю…

— Ты должна бороться! Понимаешь? — он снова кладет свои руки мне на плечи, но в это раз не трясет, а обнимает меня по-дружески, заглядывает мне в глаза, — Ты можешь все изменить только пока ты дышишь! Твоя жизнь в твоих руках!

Я киваю, давая ему понять, что поняла, что согласна, но все еще не могу вымолвить ни слова.

— Ты должна обещать мне, что никогда не попытаешься сделать это снова!

Я киваю.

— Обещай! — требует он.

— Клянусь, — невнятно хриплю я и по-дурацки поднимаю вверх палец.

Зачем я так сделала? Это так… нелепо…

Он хмыкает в ответ, пряча внезапную улыбку, разворачивается на каблуках и идет к выходу. А я стою, обескураженная, и молча смотрю ему вслед.

— Ты идешь? — спрашивает он, поворачиваясь ко мне у самой двери.

Я подскакивают от неожиданности, хватаю свой рюкзак и направляюсь следом. Мы спускаемся по крутой лестнице. Он идет впереди, я шагаю сразу за его широкой спиной и, почему-то, совершенно необъяснимо, чувствую себя под его защитой. Словно вокруг меня вырос кокон, сквозь стенки которого не может проникнуть в мой мир ни одна, даже сама пронырливая, гадость.

А потом мы спускаемся с ним на первый этаж в лифте. Просто стоим рядом, плечом к плечу и молчим. Я кидаю на него косые взгляды, пытаясь рассмотреть моего спасителя при свете ламп. Получается не очень… Но из того немногого, что мне удалось рассмотреть, я делаю вывод, что он довольно симпотный.

Высокий, темноволосый, с правильным профилем и длинными густыми ресницами. Почему у парней всегда такие пышные ресницы? Зачем им такая красота? Они ведь даже не ценят этого…. Любая девочка отдала бы жизнь за такие ресницы! Но, почему-то, природа дает их парням… Ну, что за несправедливость!

Негромкий звонок лифта сообщает, что путешествие закончено. Мой спаситель выходит вперед и, не оборачиваясь, пропадает за металлической дверью выхода.

Я даже не спросила его имя! И не сказала спасибо! Какая же я… невоспитанная!

Выскакиваю следом на улицу и ищу его глазами. Но его уже нет. Он ушел. Растворился в вечерних сумерках.

И мне пора домой…

И я, сделав глубокий, тяжелый вздох, смиряюсь с предстоящим нагоняем и бреду потихоньку по вечернему городу в сторону дома. Теперь мне уже некуда спешить. И есть время обдумать всю ситуацию и решить для себя, как жить дальше…

Ведь, я пообещала, что буду жить! И теперь мне придется бороться! Разбираться со своими проблемами самостоятельно. Хорошо, что завтра выходной, и у меня есть еще немножко времени на обдумывание стратегии…

***

А дома меня ждет настоящий переполох. Бабушка плачет, капая себе в рюмку успокоительное, мама прижимает ее к себе нежно и, в попытке успокоить, гладит по голове:

— Не волнуйтесь, вы так, — говорит он негромко, — Девочка у нас большая уже. Погуляет и вернется… Здесь совершенно не о чем переживать…

— Ну, почему она не берет трубку? Вдруг, с ней что-то случилось? Вдруг, ей нужна наша помощь? — причитает бабушка.

— Да, что вы, в самом деле, мама… Сами что ли не были молодой? Иногда подросткам нужно давать хоть немного свободы!

— Ой, не знаю… В наше время, дети были совсем другие! И люди были добрее… И машин столько не было на улицах… Ой, не на месте у меня душа… Ой, не на месте…

— Приперлась? — со злой ухмылкой выкрикивает Даня, оторвав глаза от смартфона.

Мама и бабушка поворачивают ко мне головы и смотрят на меня с осуждением.

— Ты где была? — спрашивает мама, — Почему трубку не берешь?

— Телефон сломался, — отвечаю я тихо, демонстрируя родным свою разбитую мечту, — Можно я пойду спать? У меня был тяжелый день…

— У нее был тяжелый день! — вскидывает руки бабушка, — Вы слышали? Это у нее был тяжелый день! — она хватается за сердце, — А, обо мне ты подумала? О матери своей подумала? Хочешь нас в могилу свести?

— Да, что вам будет…, — тихо огрызаюсь я.

Понимаю, что так нельзя, но ничего не могу с собой поделать.

— Ой, ну погоди у меня, — кричит бабушка, вскакивая с дивана и хватая свою трость, — Придет отец с работы, я ему все расскажу! Будешь целый год дома сидеть! Безвылазно! — и чтобы придать больше веса своим словам, она потрясает своей тростью в воздухе.

— Простите, — бурчу я, не слишком, впрочем, раскаянно, — Можно я пойду к себе?

— Иди уже, — говорит мама, махая в строну двери, — Успокойтесь, мама! Присядьте, выпейте валерьяночки… У вас же больное сердце! Нельзя же так себя изводить…

***

Я понимаю, что ба кричит не просто так, а потому что волнуется за меня. Понимаю, но все равно обижаюсь! Она ведь даже не знает, через что мне пришлось сегодня пройти. Не представляет даже в каком аду я живу последние несколько лет! Может быть, мне стоило бы ей все рассказать… Но я не могу…

Просто не знаю, с чего начать…

Я лучше полежу здесь тихонечко, уткнувшись лицом в подушку, и поплачу еще чуток, жалуясь на судьбу, если, конечно, у меня найдутся еще для этого слезы. Мне кажется, что они просто кончились, я, как будто стала пустой, просто оболочкой без наполнения, без чувств…

Всю ночь не могла уснуть. Лежала и смотрела в потолок, проигрывая прошедший день снова и снова. А теперь не могу проснуться. Ворочаюсь с боку на бок, стараясь скрыться от вездесущего солнца, но не желаю вставать.

— Иди завтракать, — говорит мама, заглянув в комнату.

— Не пойду, — отвечаю я из-под одеяла.

— У тебя все в порядке? — спрашивает она заходя и прикрывая за собой дверь.

— Нет.

— Не хочешь рассказать, что случилось? — спрашивает она, садясь на мою кровать.

— Нет.

— Что-то в школе? С парнем проблемы? — гадает она, но я упорно молчу, — Ну, ладно, — она похлопывает меня по плечу и встает, собираясь уходить.

— Ма-а-а-м, — неожиданно для самой себя говорю я, высовываясь из-под одеяла, — Почему я не красивая?

— Кто тебе такое сказал? — удивляется она, снова возвращаясь ко мне.

— Никто. Я просто знаю…

— Глупости! — ворчит мама, поправляя мне волосы, — Ты очень красивая! Сама красивая девочка на свете!

Конечно, что она еще может мне сказать? Она же моя мама… Ей положено говорить мне только приятные вещи, успокаивать, утешать…

— Научишь меня краситься? — спрашиваю я.

— Тебе это не нужно, — поджимает она губы, — Смотри, какая ты милашка! Зачем тебе эта краска?

— Нужно! — возражаю я.

Она задумывается на мгновение и произносит:

— Знаешь, у меня есть идея получше… Пойдем сегодня со мной в салон красоты?

— Правда? — мое настроение мгновенно меняется в лучшую сторону.

— Правда! — говорит она, смеясь, — А, теперь вставай, одевайся и давай к столу.

— Уже иду, — подскакиваю я с кровати.

— И не забудь извиниться перед бабушкой!

***

Я целый день была по-настоящему красивой! Меня постригли, уложили волосы, сделали потрясающий дневной макияж, маникюр, педикюр даже… А еще я провела незабываемые часы с моей мамой. Мы так много с ней разговаривали, так много смеялись, что я почти забыла про свои проблемы.

Я смотрела на свое отражение и не узнавала себя. Это была не я!!! Из зеркала на меня смотрела потрясающая красотка, словно только что сошедшая с глянцевого журнала. Боже! Я хочу выглядеть так всегда! Каждую минуту моей жизни, каждый божий день!

Теперь я знаю, какой я могу быть, если стереть все неровности и шероховатости, если умело скрыть все недостатки и подчеркнуть достоинства! Мне срочно нужно в магазин! Пока я помню, как называются все те баночки и коробочки, которые способны сделать из меня настоящую фотомодель!

Мы гуляем с мамой по большому центру под ручку, словно лучшие подружки, и я кидаю в свою корзину все, что попадается мне на глаза. Ведь, я же не знаю точно, что мне нужно, а потому беру все без разбора, чтобы уж наверняка не промахнуться с выбором.

— Ты погуляй пока, — говорит мне мама, — А, я сейчас вернусь, — и она пропадает за углом стеллажа, а я погружаюсь в мир тушей и помад с головой, совершенно не обращая внимания на окружающих меня людей.

— Не-е-е-ет, — слышу я совсем рядом знакомый голос и замираю на корточках, глядя на нижнюю полку, но уже не видя ничего перед собой, — Это не тот цвет, — недовольно тянет крыса Ирка, прижимая к себе свою лучшую подругу Аленку и крутя в свободной руке флакончик с помадой.

— Но тебе очень идет, — неуверенно отвечает Аленка.

— Что ты понимаешь? — небрежно кидает ей подруга и ставит коробочку обратно на полку.

Я встаю медленно и бочком стараюсь уйти с ее глаз в другой ряд, спрятаться, сбежать, пока она меня не заметила!

— Эй! — слышу я за своей спиной, и на мое плечо ложится тяжелая Иркина рука.

Я поворачиваюсь к ней, бледнея и покрываясь мурашками, ожидая до боли знакомого и такого унизительного «Чуча» в свой адрес, но то что я вижу, ставит меня в тупик.

— Простите, — говорит она учтиво, — Вы не знаете, где тут еще помаду можно посмотреть?

— Нет, — быстро кручу я головой, отворачиваюсь и быстрым шагом ухожу из поля ее зрения.

— Странная такая…, — слышу я за своей спиной.

— Ага, — отвечает Аленка, — Но, красивая, да?

— Да, ни че так, — соглашается Ирка, — Прикольная… Мне кажется, я ее где-то видела…

Я, наконец, скрываюсь за углом и обливаюсь холодным потом.

Что это было? Она не узнала меня?

Достаю из сумочки зеркало и смотрю на себя изумленно.

Неужели я настолько изменилась? Да, как такое вообще может быть?

Смотрю на себя еще раз, рассматриваю себя критично, пытаясь понять, пытаясь увидеть, а в голове звучат слова крысы, снова и снова:

«Ни че так… Прикольная!»

Я прикольная? Я???

Глава 3. Что здесь происходит?

— Настя! Вот ты где! — кричит мама через весь магазин, махая мне рукой.

Я машинально прикладываю палец к губам, умоляя ее не кричать. Она подходит ближе и говорит мне шепотом, таким дурацким заговорщицким тоном:

— Смотри, что я нашла!

Протягивает мне бархатную коробочку. Делает это с таким по-детски счастливым выражением на лице, что мне становится не по себе. Я открываю сюрприз и вижу сережки. Красивые! Такие маленькие аккуратные гвоздики с синими камушками. Я, конечно, не особо разбираюсь в этом, но мне кажется, что они золотые!

— Они идеально подойдут к твоим глазам! — верещит она, прикладывая свои кулаки к щекам.

Именно верещит, как делают девочки-подростки на концерте любимой группы, не в силах сдерживать эмоций. Если честно, это выглядит слегка крипово, и она явно переигрывает…

— Ага…, — отвечаю я с тупой улыбкой на лице, — Только есть проблема…

— ?

— У меня не проколоты уши…

— Правда? — ее изумлению нет предела, как будто все дети рождаются с дырками в мочках и их отсутствие — это какой-то неизлечимый недуг, — Ну, это ничего. Сейчас мы это исправим! — и она тащит меня назад в салон прокалывать мои бедные ушки.

А еще в бутик за новой юбкой и блузкой, и за туфельками, и за телефоном…

До самого вечера мы с ней гуляем по этому торговому центру. Мне кажется, не осталось ни оного магазина, куда бы мы не заглянули, и почти везде мама доставала кошелек. Вы только не подумайте, я не жалуюсь! Я, напротив, безумно счастлива, просто, немного устала…

А еще мне показалось, что с моей мамой что-то не так…

Она постоянно говорила, просто трещала без умолку, и это был самый обыкновенный пустой треп. Скидки, магазины, какие-то шмотки, туфли, сумки, салоны красоты… И так без остановки, целый день!

Мы сидели с ней в кафе, я пила кофе, а она мне что-то рассказывала… Но я уже не помню, что. В какой-то момент, звук ее голоса превратился для меня просто в фоновый шум, и я перестала понимать, что она говорит. Я погрузилась в собственные мысли, лишь иногда кивая ей головой, создавая иллюзию участия.

Я была снова на крыше, и снова видела своего спасителя, немного затуманено, но достаточно четко, проигрывала в своей голове его слова, а потом смотрела на маму и думала: «Заметила бы она, что меня больше нет? Расстроилась бы? Или ее больше расстроит то, что придется потратиться на похороны? А, может, она обрадуется поводу организовать мне шикарные поминки?»

На самом деле, я люблю свою маму, и она, скорее всего, любит меня… Вон, сколько всего мне накупила! Только у меня начинает складываться впечатление, что ее не волнует ничего кроме денег. А вернее, возможности их тратить.

Видели бы вы ее лицо, когда она поняла, что в кошельке закончилась наличка… Это было настоящее горькое горе во всей своей красоте. А когда терминал перестал принимать и карту, она совсем расстроилась и даже замолчала.

Мы возвращались домой в полной тишине, увешанные сумками до самых зубов и бесконечно уставшие. Я еле волокла ноги! Еще бы шесть этажей бесконечных магазинов! Туда-сюда, целый день без остановки. Тут кто угодно копыта отбросит.

Мы ввалились в квартиру, бросили пакеты на пол и расползлись по своим комнатам на ночлег. Я упала на кровать и закрыла глаза, но сознание выдернуло меня из дремоты, выдав большую порцию адреналина под ложечку, когда я вспомнила, что накрашена!

Я же не могу уснуть, вот так, в косметике! Нет, я могу, конечно… Только весь мой новомодный мейкап смотреться, а я еще не успела им налюбоваться как следует!

Усталость прошла мгновенно. Я вскочила с кровати и уселась перед зеркалом, рассматривая и зарисовывая на листок бумаги свое лицо. Чтобы не забыть! Чтобы быть в состоянии, если не повторить в идеале, то хотя бы приблизиться к нему завтра.

Как же не хотелось смывать всю эту красоту! Я даже не могу передать словами! Хоть вообще не ложись спать…

Всю ночь я сидела в своем новом смартфоне, не таком классном, как у меня был, но тоже очень хорошем. Читала паблики мейкаперов, смотрела ролики бьюти блогеров… В общем, училась!

Не удержалась даже и попробовала все-таки намалевать на своем лице красоту. Это оказалось сложнее, чем казалось! Я даже удивилась, с какой легкостью преображаются все эти красотки с Ю-туба, они как будто родились с кистью в руках! Здесь подмазали, тут подкрутили — и готово. У меня же стабильно не получалось!

Нужен был опыт! И, прежде чем отправится спать, я твердо решила посвятить все воскресенье своей внешности. К понедельнику я должна стать изумительной и неотразимой! Чтобы все мои одноклассники, во главе с крысой Иркой попадали со стульев, когда я войду в класс, а Семён понял, наконец, что он потерял.

***

— Вставай, курица! — ворвался в мой сон голос Дани, — Тебя бабушка есть зовет!

Вот, умеет же разбудить! Лучше любого будильника. Одна фраза — и сон, как рукой сняло.

И едва сознание прояснилось, откуда-то изнутри, с самой глубины живота, поднялся к груди нестерпимый мондраж. Какой тут: есть? Сейчас мне кусок в горло не пролезет. У меня столько дел, столько планов! Так много нужно успеть!

Едва разлепив глаза — подскакиваю к зеркалу, достаю свою новую косметику, кисточки, аппликаторы, спонжи. Раскладываю все аккуратно, любуюсь. Втягиваю воздух носом и начинаю ваять.

Тональная основа, румяна на скулы, нос, подбородок, припудрить чуток, чтоб не блестело… Ах, какая красота! Рисую брови. Стираю. Рисую снова…

— А-ха, — слышу за спиной, — Ха-ха-ха-ха-ха…

Данил вошел в мою комнату без спроса и потешается над мои внешним видом. Нет, не потешатся, а откровенно ржет, показывает на меня пальцем и снимает на камеру!

Вскакиваю, пытаюсь схватить наглеца. Он подпрыгивает, как напуганный заяц, и пускается наутек. Я за ним.

— Отстань!!! — орет он.

— Отдай!!! — кричу я.

— Это мое!!!

— Ты не имеешь права!

— А, ну, тихо! — бабушка хватает Даню за шкирку и внимательно смотрит на меня, хочет казаться строгой, но на губах ее играют зачатки улыбки, — Что он взял?

— Он меня сфоткал!

— Ах, ты негодник! — ворчит бабушка, забирая у брата телефон, — Удаляй немедленно!

— Нет!!! — кричит он, — Это же такой треш!

— Я понятия не имею, что значит это слово! Но ты немедленно удалишь фотографию с телефона или я пожалуюсь на тебя отцу! — чеканит бабушка.

Даня понуро подчиняется, а я победоносно улыбаюсь, поставив руки в боки. Он хоть у отца и в любимчиках, но тоже побаивается его. Это не может не радовать!

— И давайте, по тише, — говорит бабушка, — Маме нехорошо!

— Маме? — спохватываюсь я, — А, что с ней?

— Приболела, — говорит она, вздыхая, — Еще бы, столько работать… Пусть немного отдохнёт.

Я расстраиваюсь немного из-за мамы. Так странно. Вчера она была такая счастливая и полная сил. Я бы даже сказала, через чур… А сегодня не встает с кровати. Решаю, что будет не лишним, если я загляну к ней и узнаю, как у нее дела.

— Ма-а-ам, — негромко зову я, заглядывая в комнату.

— Ммм, — слышу в ответ.

— С тобой все хорошо?

— Угу, — невнятно отвечает она, — Устала просто…

— Может тебе покушать принести?

— Не нужно, — говорит она, и голос ее кажется мне каким-то совсем понурым, грустным.

С ней точно что-то не так! Как жаль, что она не хочет мне рассказать, что ее тревожит… Быть может, я бы смогла ей помочь. Я бы очень хотела помочь ей…

Но я ничего не могу сделать. Кроме того, меня сейчас занимают совсем другие вещи. Взрослые сами разберутся со своими проблемами, а мне нужно разбираться со своими.

Я возвращаюсь к себе в комнату и продолжаю воевать с кистями и красками, капля за каплей превращаясь снова из гадкого утенка в прекрасного лебедя.

***

Понедельник. Боже, мой! Как быстро летит время! Чтобы сделать себе макияж и прическу, мне пришлось встать на два часа раньше обычного. Внутри меня все клокочет, по телу пробегает мелкая дрожь в предвкушении неизвестности. Мне нехорошо… Это точно…

Косметика ложится на лицо слоями. И чем больше этих слоев, тем спокойнее я становлюсь. Мейкап, словно маска. отгораживает меня настоящую от этого мира, и мне становится немного легче дышать. Я одеваюсь, выпрямляю утюжком непослушные пряди и смотрю на себя в зеркало. Да! Я определенно нравлюсь себе! Я готова!

Иду по школьному двору и ловлю на себе удивленные взгляды учеников, удивленные, но не осуждающие, скорее восторженные. Даже шепот за моей спиной на этот раз совсем не злой. Не знаю, что они там говорят, но уверена, что что-то хорошее. Хочу так думать!

Замираю на мгновение перед дверью класса. Сглатываю ком, успокаиваю трясущиеся руки и распахиваю дверь.

Здесь все, как всегда… Шум, гам и несмолкаемый гогот.

— Вам кого? — спрашивает меня Сашка Иванов, сидящий у двери.

Смотрю на него мгновение и, не ответив, делаю первый шаг. Потом второй, третий… стараюсь держаться уверенно. Стараюсь ни на кого не смотреть. Иду к своей парте, кидаю на соседний стул свой рюкзак, сажусь и, наконец, поднимаю глаза на класс.

В помещении царит полнейшая тишина. Такого не бывает даже на уроках! Все взгляды прикованы ко мне, глаза расширены, рты открыты.

— Это Чуча что ли? — слышу я знакомый голос крысы, и перевожу на нее взгляд.

Аленка припадает к ее уху и что-то долго шепчет. Все это время Ирка сверлит меня взглядом, а потом кивает и злобно улыбается. Я смотрю ей прямо в глаза, не отвожу взгляд, стараюсь не отводить, хоть это и дается мне с трудом. Но, чтобы жить с волками, нужно быть волком… И даже если ты заяц, и даже если ты все та же Чуча внутри, ты не должна им этого показывать!

Звонок на урок прерывает нашу безмолвную перепалку. И я, наконец, могу расслабиться и отдохнуть морально от этого кошмара целых сорок минут.

Едва звенит звонок с урока, одноклассники приходят в движение, и я прямо чувствую, как сжимается вокруг меня кольцо ненависти и злобы. Я вижу, как крыса, окружив себя своими адептами, направляется в мою сторону. Я втягиваю голову в плечи и готова уже спрятаться под парту, но между нами вырастает Семён.

— Чу…, — говорит он и запинается, как будто пытается вспомнить мое настоящее имя, — Настя? — то ли спрашивает, то ли утверждает он.

— Чего тебе? — небрежно кидаю ему я.

— Да, ничего, — мнется он, неловко улыбаясь, — Я просто… поздороваться подошел.

— А? — хихикаю я, — Ну, привет.

— Как…? Что…? Ты это… прости меня, — говорит он потирая свою шею, — Я… это… погорячился чутка…

— Забыли, — говорю я и отворачиваюсь, делаю вид, что мне что-то нужно в моей сумке.

А внутри у меня все ликует! Это фурор! По крайней мере одну победу я точно смогу записать на свой счет!

Еще одни урок. Ирка не может сидеть спокойно, вертится, постоянно оглядывается, кидает на меня злобные взгляды. Немного боюсь, что она что-нибудь мне сделает. Постараюсь держаться в толпе и не оставаться одна. Надеюсь это поможет! А если нет?

Я ни при каких обстоятельствах сегодня не вышла бы из класса, если бы так не хотела в туалет! Вот, приспичит же, и никуда не денешься! Я еле дождалась момента, когда крыса покинет помещение, и почти бегом побежала в уборную.

Но едва я закончила свои дела и вышла из кабинки, меня обдало холодным потом. Они ждали меня! Три пары злющих крысиных глаз врезались в беззащитную меня, как острые лезвия.

— Посмотрите, — запела Ирка, — Наше Чучело размалевалось. И не узнать!

Хохот.

— Думаешь, мы под штукатуркой рожи твоей страшной не разглядим? — она хватает меня за волосы и опускает головой в раковину, включает воду и изо всех сил начинает тереть, смывая защитную маску с моего лица, размазывая, растирая ее большими красочными разводами.

— Пусти! — кричу я, пытаясь схватить ее хоть за что-нибудь, маша хаотично руками над головой.

Но я ничего не вижу, мне обидно и больно, а она крепко держит меня за волосы.

— Ты должна уяснить себе, Чучело, — шипит она, наклонившись с самому моему уху, — Где твое место! Еще раз увижу тебя с Семёном! Хоть один гребаный разок взглянешь на него или подумаешь о нем — тебе не жить!!!

— Что тут происходит? — разносится эхом по туалету голос завуча.

Боже! Я впервые в жизни рада ее видеть!

Глава 4. Честь семьи

Это впервые, когда крыса позволила себе распустить руки. Еще ни разу она не опускалась до этого, предпочитая бить словами, уничтожать меня морально. Но сегодня она перешла все мыслимые границы! Переступила свою собственную черту! И тут же вляпалась в неприятности!

Слезы обиды еще не обсохли на моих глазах, но радость от торжества справедливости уже так и просится наружу. Я едва сдерживаю уголки своих губ, чтобы на расплыться в злорадной улыбке. Боюсь, что завуч неправильно поймет моей восторг.

— Что здесь происходит? — повторяет она, чеканя слова, — Что вы тут устроили?

— Ничего, — отвечает Ирка, — Разговариваем просто…

Да, наглости ей не занимать! Хороши разговоры… Весь макияж мне испортила и выдрала клок волос! Я непроизвольно хмыкаю…

Маргарита Анатольевна смотрит испытывающее на ухмыляющуюся Ирку, на перепуганных, сбившихся в кучку девчонок за ее спиной, переводит взгляд на меня.

— Разговариваете…, — протяжно повторяет она, — И, можно ли мне узнать, о чем?

— О всяком, разном, — пожимает плечами крыса, и ее адепты подтверждающее кивают головами.

— Ну, что ж, — поджимает губы Маргарита Анатольевна, — Пойдемте! — она разворачивается и выходит из туалета.

— Куда? — спрашивает Ирка удивленно.

— К директору!

Они даже не дали мне привести себя в порядок, смыть остатки косметики с лица. Ирка схватила меня под руку, словно лучшую подружку, и потащила по коридору вслед за завучем. Я мельком увидела свое отражение в зеркале и похолодела от ужаса. Мои волосы превратились в сорочье гнездо, под глазами красовались большие черные круги от потекшей туши, а помада была размазана вокруг губ, образовывая яркий клоунский рот… И вот в таком виде, не смея сопротивляться, я вынуждена была идти через всю школу посреди перемены, а злой смех и ядовитый шепот были моими спутниками, если не считать виновницы моего фиаско, крепко держащей меня за локоть.

Перед самой дверью в кабинет директора, Ирка остановилась, наклонилась к моему уху и очень тихо, но вполне различимо, произнесла:

— Скажешь хоть слово — тебе не жить!

Уже второй раз за последние пять минут, она угрожает мне смертью! По-моему, одного человека убить дважды нельзя… Но это физически! Морально меня можно уничтожать бессчётное количество раз, каждодневно, ежесекундно, без перерыва на обед и сон. От этой мысли меня передергивает. И я решаю молчать.

— Ну-с, — вопрошает директор, оторвав свой уставший взгляд от компьютера, — Что там у вас?

Он человек старой закалки, ценитель книг и советской системы образования, но вынужден идти в ногу со временем, хотя у него получается совсем не в ногу… Он так старается вывести нашу школу на новый, цифровой уровень, что совсем не обращает внимания на то, что происходит вокруг. Он практически не выходит из своего кабинета и целыми днями смотрит в монитор, нажимая одним пальцем на кнопки клавиатуры.

— У нас драка в женском туалете! — выдает Маргарита, глядя на него поверх очков, — Девочки!

— Что у вас случилось? — спрашивает директор, устало потирая переносицу и даже не глядя на нас.

— Ничего! — твердо говорит Ирка, — У нас все в порядке! Мы просто разговаривали! Да, Чу… Насть?

Я молчу.

Взгляд директора упирается в мое размалёванное лицо под сорочьем гнездом волос, его глаза удивленно расширяются, и правая бровь подлетает вверх.

— Разговаривали…, — повторяет он, потирая подбородок, — И о чем же?

— Это наши девчачьи дела, — говорит Ирка, — Да, Насть? — она пихает меня локтем в бок.

Я снова молчу.

— Ты решила, что мы тут дураки что ли все? — вспыхивает директор, переведя свой взгляд на крысу, — Или первый год работаем и не знаем, как вы там «просто разговаривали»?

Теперь молчит она, громко сглатывая. Георгий Палыч злиться редко, но когда это случается, он становится очень пугающим, прямо до дрожи в поджилках.

— Чего молчишь? — кричит он ей прямо в лицо, — Порастеряла свой пыл?

— Вы не имеете права…, — щебечет она себе под нос.

— Не имею права на что? — еще чуть-чуть и у него пойдет из ноздрей пар.

— На нас орать, — говорит она почти шепотом.

— А, ты? — он подходит у ней близко и нависает сверху, сверля ее взглядом, — Ты имеешь право обижать учеников? Есть у тебя такое право? — кажется, что ее мгновение, и он схватит ее за шкирку и выкинет вон.

— Я никого не трогала! — кричит она в ответ, но голос ее звучит неуверенно, в нем слышаться первые нотки слез, — Да, Насть? — но я лишь пожимаю плечами в ответ.

Директор на грани нервного срыва, с красным от гнева лицом и раздутыми ноздрями молча смотрит на нас и скрипит зубами. Он сжимает кулаки и садить на свое директорское место.

— Завтра в школу с родителями! — выносит он свой вердикт, — Обе!

***

М-да… Вот этого еще мне хватало… Теперь придется все рассказать бабушке. А она расскажет маме и папе, да и сама вряд ли удержится от того, чтобы пару недель не повыносить мне мозг. Мама, скорее всего, отреагирует спокойно, ей некогда думать о таких глупостях, а вот, папа… Папа устроит мне настоящий прессинг со всеми вытекающими… Ну, как минимум на ближайшие пару месяцев я буду обеспечена домашней работой без права выхода на улицу…

Я бреду домой по тротуару, лениво шаркая подошвами и пиная мелкие камушки. Не спешу. Это, возможно, последний день в моей жизни, когда я вижу солнышко, чувствую на коже движение ветерка, ловлю губами первую каплю дождя. Впереди меня ждет большой нагоняй и тюрьма под названием «своя комната». И мне уже некуда спешить…

Поднимаюсь по лестнице, отпираю дверь, вхожу в квартиру:

— Я дома, — кричу я, скидывая с усталых ног обувь.

В прихожую выходит бабушка. Вид у нее какой-то печальный. Она подпирает плечом дверной косяк, поднимает очки и вытирает платком слезы.

— Что случилось, ба? — подскакиваю к ней я.

— Твоя мама, — говорит она с надрывом, — Ее в больницу забрали…

— Почему? Когда?

— Днем… Я зашла к ней узнать, не хочет ли она есть… Ты ведь знаешь. Она уже два дня ничего не ела! Вообще с кровати не вставала! Ну, я и подумала… Что стресс, стрессом, а есть то все равно надо. Вот и пошла… А она…, — бабушка разразилась неудержимым рыданием, — А она там без сознания лежит… И вообще ни на что не реагирует! И таблетки какие-то по кровати разбросаны…

— Бабуль, бабуль, не волнуйся, хорошо? — я хватаю ее под руку и уволакиваю в гостиную на диван, — Давай, тут с тобой посидим… Накапать тебе пустырника?

— Не, я уже целую бутылку выпила…, — говорит она.

— Где сейчас то мама? С ней все в порядке?

— Да, откуда ж мне знать? Я сразу в скорую позвонила, да отцу твоему… Ее в больницу увезли. Папа сразу с работы туда поехал. И Даня тоже, сразу, как узнал… А я тебя тут осталась ждать.

— А чего не позвонили то?

— Да, кто ж его знает… Как-то не до этого было… Да и уроки у тебя!

— Так, ясно! Я в больницу! Ты со мной?

— Нет, милая… Я не могу в больницу. Я лучше тут подожду хороших вестей. А ты беги, беги…, — она гладит меня по плечу, — И не забудь мне позвонить, как все узнаешь…

***

Я подхожу к палате и заглядываю в приоткрытую дверь. Мама лежит на кровати, такая бледная, такая грустная, но живая! Я облегченно вздыхаю. Рядом сидит папа. Я впервые вижу его таким. На нем нет лица. Он смотрит на маму с такой болью в глазах и что-то негромко ей говорит. Она кивает в ответ и грустно улыбается ему.

— Подслушивать не хорошо! — выстреливает мне в ухо одну из своих забористых фраз Даня.

Я вздрагиваю от неожиданности, а он бесцеремонно проталкивает меня в палату.

— Смотрите, кого я нашел под дверью! — почти хохочет он.

Вот, вроде бы умный парень! А такой дурак! Неужели он не видит, что происходит что-то плохое? Неужели ему нет дела до того, что мама только что чуть не погибла? Что за бесчувственность? Откуда столько цинизма?

Едва мы с братом оказываемся по эту сторону двери, родители замолкают, глядя на нас.

— Мамочка, — я бросаюсь ей на шею и начинаю рыдать, — Мамочка! С тобой все хорошо?

— Не волнуйся, милая, — она прижимает меня к себе и нежно гладит по голове, — Со мной все будет в порядке. Я просто очень устала!

— Как же ты могла? — спрашиваю я, заглядывая ей в глаза, — Как ты могла захотеть оставить нас одних??? Зачем?

— Прости меня, — говорит она, пытаясь скрыть горечь в голосе, — Прости родная! Я была не права… Я так больше никогда не поступлю!

— Но я не понимаю! Почему? Ты же была такая веселая в центре, мы так хорошо провели время… А потом…

Она не отвечает мне. Смотрит пристально на отца с немой просьбой во взгляде.

— Так дети, — тут же вклинивается он, — Маме нужно отдохнуть! Давайте, вернемся сюда завтра! На выход! — командует он, — Шагом марш!

И мы повинуемся. Я еще раз крепко прижимаюсь к маме, она аккуратно смахивает мне слезинку с щеки, и мы втроем, во главе с полковником Смирновым, покидаем палату.

— Пап, — говорю я, едва мы оказываемся в коридоре, — Ты только не волнуйся, ладно…

Он останавливается резко, поворачивается ко мне и сверлит меня своим самым жестким, самым тяжелым взглядом. По моей спине бегут мурашки, и я понимаю, что не могу ему сейчас это сказать. Да, и не время… Только слово не воробей. Я молчу, хлопая ресницами, а он терпеливо ждет…

— Тебя завтра в школу вызывают! — почти выкрикиваю я, преодолевая свой страх.

Даня мгновенно заливается хохотом и валиться на пол, держась за живот. Лицо отца удивленно вытягивается, но он быстро берет себя в руки и становится прежним, несгибаемым, невозмутимым.

— Дома поговорим! — отчеканивает он, резко разворачивается и шагает к выходу.

Дома… Эх, доживу ли я до дома? Что за фигня такая вокруг твориться? Каждый новый миг страшнее предыдущего. Я даже боюсь предположить, что будет со мной через полчаса.

***

Семейный совет — дело в нашем доме крайне редкое. Его собирают только по особым случаям. А таких «особых случаев» за последнюю неделю я могу насчитать с десяток! Мы садимся за стол, во главе которого, при полном параде восседает глава нашего семейства. Он откашливается и начинает собрание:

— Дети, — говорит он слегка наиграно, — И мама, — он обращается к бабушке, — Как вы уже заметили, в нашей семье произошло ЧП, которое требует он нас немедленного реагирования. Наша мама…, — она замолкает, сглотнув, — Ваша мама заболела… И, хотя, она против, я считаю, что вы должны об этом знать! Маму уволили с работы, повесив на нее большую недостачу! Сумма недостачи такова, что мы не сможем расплатиться в течении нескольких лет! Как я понял, к этому шло уже давно, но она никому об этом не говорила, дотянув ситуацию до беспрецедентного масштаба! Если бы она сказала об этом раньше…, — он вздыхает, — Но она не сказала!

— Это первое, что я хочу до вас донести: если у вас проблемы в школе, с друзьями, с деньгами и прочее! Я хочу, чтобы вы не боялись порицания и немедленно сообщали мне об этом! Семья — это единственное место, где все должны доверять друг другу! Я знаю, что бываю несколько груб, но это издержки моей профессии, и к вам лично, они не имеют никакого отношения! Это понятно?

Мы с Даней киваем. Бабушка фыркает.

— У тебя есть, что сказать, мама? — спрашивает он ее, командным голосом.

— Нет, — отвечает она, поджав губы.

— Так, с этим разобрались… Пункт два! — продолжает он, — В связи с тем, что с сегодняшнего дня в нашем доме будет царить атмосфера доверия, я делаю первый шаг и сообщаю, что наша мама серьезно и давно больна! Это психическое расстройство, которое долгое время не давало о себе знать. Но недавний стресс сильно пошатнул ее здоровье, и болезнь вернулась! Поэтому, маму не выпишут из больницы домой! Она какое-то время будет находится в стационаре. Примерно месяца три-четыре. До тех пор, пока не придет в норму! В связи с этим, я прошу вас, дети и мама, не беспокоить ее по пустякам и не задавать неудобных вопросов, — он пристально смотрит на меня, — Давайте, не будем усугублять ситуацию, и поможем ей поскорее прийти в себя. Согласны?

— Да, — отвечаю я.

— Шиза что ли? — не стесняясь спрашивает Даня.

— Биполярное расстройство личности, — отвечает отец.

— И что это? — не унимается брат, переходя все границы дозволенного.

— Пункт три, — продолжает отец, вместо ответа, — В связи с тем, что мы внезапно стали должны банку очень большую сумму денег, я принимаю решение, продать нашу квартиру, расплатиться по долгу и переехать в более дешевое жилье. Это очень сложное и серьезное решение, потому я обязан спросить у вас, дети, как вы относитесь к этому?

— Мне пох, — сказал Даня и тут же получит звонкую оплеуху от бабушки, — Ай!

— Выбирай выражения, пострел, а то рот зашью!

Даня надул губы и отвернулся.

— Я тоже за! — сказала я, — Мне тут, вообще, не нравится…

— Пункт четыре, — перебил меня папа, — Ты сказала, что меня вызывают завтра в школу!

Я побледнела.

— Я, конечно, схожу… Но, чтобы мне быть на твоей стороне и не выглядеть глупо перед директором, я должен знать все детали произошедшего! Так что… Все могут быть свободны! А нам с Настей предстоит серьёзный и довольно длинный разговор.

***

Наверное, ходить в школу с родителями очень унизительно для старшеклассника, но не для меня! Я была очень горда, что мой папа в полном параде, вышагивал по школьному двору почти строевым шагом и притягивал взгляды всех детей во дворе. Она смотрели на него с нескрываемым восхищением и открывали удивленно рты. А я семенила рядом, и чувствовала себя под его защитой.

Мы вчера два часа сидели с ним в гостиной и разговаривали, разговаривали… Он даже всплакнул, когда рассказывал мне, как переживал за маму. И тогда я поняла, что он тоже живой человек, что он любит нас, любит маму, не смотря на все наши недостатки, и желает нам только добра. Я увидела в нем отца, впервые! И поверила ему! И из меня бесконечным потоком полилось все то, что я так тщательно скрывала.

Я рассказала ему все! Вообще все! И даже про свою глупую щенячью любовь к Семёну и про крысу Ирку… И он не ругал меня за слабость. Он обнял меня и сказал:

— Разберемся!

И мне сразу стало легче! Настолько легче, что я не могу передать это словами. Я словно поднялась над землей, стала выше на целую голову, открыла в себе новое сильное желание жить!

И сейчас мы шли с папой по школьному двору и была уверена, что чтобы ему не наплели у директора, он все равно будет на моей стороне! Потому что я — часть его жизни! Его семьи! Я заслуживаю больше доверия, чем вся школа вместе взятая. Я даже если они все вместе хором будут убеждать его в обратном, он все равно поверит мне!

Знаете, как у нас принято входить в кабинет директора? Очень осторожно! Это целый ритуал! Нужно осторожно, не слишком громко, но и не слишком тихо, постучаться. Лучше, если будет не больше трех ударов. Потом, приоткрыть слегка дверь и очень лебезящим, заискивающим голоском произнести «волшебную фразу»:

— Здравствуйте, можно?

И только после того, как он соизволит поднять на визитера свои глаза и небрежно кивнуть, разрешая войти, только после этого, можно переступить порог.

Вы знаете, как вошел в кабинет директора мой папа?

Он открыл ее с ноги! Без лишних слов переступил порог и, не дожидаясь разрешения говорить, выпалил:

— Что тут у вас происходит?

Директор вскочил со своего места и обескураженно посмотрел на нарушителя своего спокойствия, открыл рот, чтобы поставить на место наглеца, но не успел.

— Почему моя дочь говорит мне, что ее гнобят в школе с шестого класса?! — кричит он на директора, — Какого черта, вы не следите за своими учениками и не принимаете мер?

— Что вы себе позволяете? — верещит директор, но папа резко обрывает его нелепую попытку взять ситуацию в свои руки.

— Я немедленно забираю своих детей из вашей школы! — чеканит он, — И готовьтесь к иску! Такая халатность по отношению к детям не должна оставаться безнаказанной!

От слова «иск» директор заходится кашлем.

— Это неприемлемо! Вы абсолютно, совершенно некомпетентны и не должны более занимать место директора! И будьте уверены, я позабочусь об этом!

На лбу у Георгия Палыча выступают капли пота. Мне даже жаль беднягу, ведь, по большому счету, он ни в чем не виноват! Но папа считает иначе. Кто сейчас сможет ему перечить? Вокруг кабинета собралась целая толпа зевак.

— Это папаша Чучи что ли? — шепчет кто-то за моей спиной.

Папа вытягивается тугой пружиной, разворачивается на каблуках и делает шаг к говорившему.

— Ее Настя зовут! — чеканит он, наклонившись прямо к лицу ученика.

Я не вижу, кто это. Выглядываю из-за папиного плеча и просто умираю от счастья. Это крыса Ирка отведала сейчас праведного гнева полковника Смирнова.

Я обожаю тебя, папа!

Глава 5. Новая жизнь

Первый день в новой школе! Это невероятно волнующее событие. И такое пугающее… Что меня ждет там? Как встретит меня мой новый класс? Не повториться ли все с начала? Столько вопросов! А ответы прячутся где-то за горизонтом. И неизвестность заполняет меня до самых ушей… Неизвестность и надежда на лучшее… И это уже завтра!

Переезд — дело не из легких. Бесконечный сборы, коробки и пакеты… И мамы нет, и брат валяет дурака… Сбор всей домашней утвари лег на наши с бабушкой плечи. Это так утомительно…

Мужчины разбирали и упаковывали мебель. Ну, как мужчины… Папа в основном. Он взял несколько дней за свой счет, чтобы забраться этим нелегким занятием, вооружился отверткой и евроключом и с головой погряз в болтиках и эксцентриках… Прикрикивая, время о времени, на Даню, чтобы тот не отвлекался и помогал…

Но он все равно ловил ворон, каждую свободную, и даже не свободную, минуту погружаясь в мир Интернета, мемов и веселых картинок. Да, братик показал себя во всей своей красе. И папа, наконец, понял, что его любимчик совсем недостоин этого звания! Что его драгоценный сынуля, гордость семьи и единственный продолжатель рода не более чем обычный бестолковый лоботряс.

Как ему удается быть отличником — для меня неразрешимая загадка! Он ведь постоянно отвлекается, не может сидеть на месте ни минуты… Но математику щелкает, как орехи, и никогда не делает ошибки в письме… Как? КАК? Я трачу на учебники уйму времени, почти всегда слушаю учителя на уроке, но ничего не понимаю… Может я просто дура? Ну, не всем же дано быть гениями…

В итоге, Даню отправили помогать бабушке упаковывать вилки, а я заняла его место рядом с папой. И сразу весь переезд засиял новыми красками. Из монотонной скучной тягомотины все моментально превратилось в интереснейшее приключение. Оказалось, что я обожаю разбирать мебель, и собирать ее тоже, как выяснилось позже… Это так увлекательно! И так быстро закончилось…

Я даже расстроилась… Два дня всего! И мы собрали все назад на новом месте и большую часть вещей разложили по своим местам. А еще меня расстроил тот факт, что в нашем новом жилище маловато комнат и мне придётся всю оставшуюся жизнь делить свою берлогу с бабушкой! Хорошо, что не с Даней! Я бы не смогла… С бабушкой тоже будет нелегко, она же будет вечно наводить порядок, совать свой любопытный нос в мои дела и давать бесконечные советы…

Эх, мне будет тебя сильно не хватать «своя комната»…

Но это мелочи. Сейчас меня занимают совсем другие проблемы. Все мое естество бунтует против перемен, а их все больше, они накатываются словно снежный ком, и трепещут под ложечкой, не давая уснуть.

Завтра в школу! Завтра в школу! Завтра в школу!

Боже, как страшно!

***

Я бы сказала, что проснулась рано. Но правда в том, что я и не засыпала. Ворочалась из стороны в сторону и гоняла по пустой голове пустые мысли. Едва за окном забрезжил рассвет… Да, нет… Не забрезжил он еще! Темнота, хоть глаз выколи, а я уже перед зеркалом сижу и сморю на свое отражение с омерзением!

Ну, в самом деле! Нужно было поспать, хоть, часок! Я чувствую себя ужасно уставшей, а выгляжу и того хуже. Красные глаза в объятиях темных кругов вообще не способствуют моему идеальному образу! И как мне теперь все это замазывать? Кажется, что скрыть такое вообще невозможно!

Но косметика придумана давно, и она придумана не даром! Консиллер, тональник и маскирующий карандаш делают свое дело, и все недостатки кожи остаются в прошлом. Подкрашиваю бровки, рисую глазки, углубляю скулы… С каждым разом получается все лучше, все естественнее… И рука сама уже знает, как правильно взять кисть, в какую сторону вести штрих, куда накладывать цвет…

Я словно художник, ваяющий произведение искусства. Словно скульптор, превращающий кусок невзрачного камня в античную статую необыкновенной красоты. Словно ювелир, создающий драгоценность из… Ну, вы поняли.

Зря я переживала. Косметика сделала свое дело, превратив меня снова в красавицу. Ну, по крайней мере, мне так кажется. Пора на выход!

— Что это ты размалевалась как попугай? — гремит недовольно папа, — Немедленно смой эту боевую раскраску!

— Нет! — отвечаю категорично я.

Как это: «смой»? С ума что ли сошел? Я столько времени потратила, чтобы ее нанести! А он: «смой»! Да, ни за что!

— Умываться! — грохочет он, показывая пальцем на ванную, — НЕМЕДЛЕННО!

Черт… Я не могу… Я не хочу… Папа, пожалуйста, не надо!

— Слышь, курица! — врывается в комнату Даня, — Ты идешь или нет? Я не собираюсь из-за тебя опаздывать в первый день!

— Мне некогда, — цепляюсь я за соломину, так внезапно протянутую мне моим засранцем братом, — Я пошла!

Хватаю рюкзак и выскакиваю за дверь.

— Спасибо, — говорю я ему, — Ты меня спас!

— Не прей, — отвечает он, — Должна будешь.

Мы никогда не были с ним близки. Даже наоборот, я бы сказала, мы с ним всегда друг друга недолюбливали. Я настолько ему не интересна, что он даже ни разу не поинтересовался, что происходит у меня в школе. Знал ли? Наверное, знал! Не мог, не знать… Но никогда ничего об этом не говорил. Никогда и никому! Вообще!

И Чучелом меня никогда не называл. Курицей, овцой, дурой…. Как угодно, но только не чучелом. Это странно… Такая форма братской любви? Никогда бы не подумала, если бы не сегодняшний инцидент! Надо будет сделать ему какой-нибудь подарок в качестве благодарности. Подарю ему вечером шоколадку. Он любит сладости!

Он убежал вперед. Запрыгнул в автобус и смотрит в сторону. Не хочет палить наше родство. Я его могу понять.

Времени еще полно. Пойду пешком. Разомну напряженные мышцы, подышу воздухом, немного соберусь с мыслями.

Наша новая школа находится на окраине города. Она не залита в бетон, как прошлая, а утопает в зелени, подернутой желтыми и красными оттенками сентября. Само здание расположено в парке, к нему ведут ухоженные, выложенные плиткой тропинки, по краям которых, то тут, то там выставлены лавочки и цветущие клумбы. Необыкновенно! Мне очень нравится!

Иду по одной такой дорожке, любуясь окружающим убранством и пением птиц в ветвях деревьев, не обращая внимания на окружающих меня детей.

— Кто это? — слышу за спиной.

Слегка напрягаюсь, прислушиваясь.

— Давай узнаем, — слышу задорный мальчишечий голос, — Привет, красотка!

Два парня из старших классов подскакивают ко мне и вульгарно ухмыляются.

— Ты каким ветром здесь?

— Я, типа, новенькая, — отвечаю я, смущаясь.

— В каком классе? — спрашивает тот, что посимпатичнее.

— В девятом, — отвечаю я, протискиваюсь меду ними и продолжаю идти.

— В каком девятом? — не унимаются парни, следуя рядом.

— Не знаю еще, — отвечаю я, пожимая плечами.

— Хоть бы в «А», — скрещивает пальцы тот, что пониже.

— Да вот еще! — возмущается симпотный, — У вас же мест нет! Точно в «В»! — расплывается он в улыбке.

— А зовут тебя как? — вдруг спохватывается он.

— Настя.

— Ана-аста-аси-ия, — тянут они хором, — Кру-у-у-уть…

— Я Игорь, а это Сева, — говорит симпотный, тыркая друга под ребро.

— Очень приятно, — отвечаю я.

— Ты это, Насть, — говорит Игорь, преградив мне путь перед самым входом в школу, — Если тебя будут обижать, ты сразу к нам, окей? Мы с Севой тут люди известные! Берем тебя под свою защиту…

Это так странно… И смешно…

Я киваю, огибаю Игоря и поднимаюсь по лестнице.

Знаете, мне тут уже нравится!

***

В учительской полно учителей. Меня вахтерша сюда отправила. Я, если честно, впервые меняю школу. Папе, как правило, некогда… Да и не любит он заниматься этой бумажной волокитой. Бабушка в этом деле не бум-бум. А мама все еще в больнице. Так что, впервые я должна сделать все сама.

Даня заходит следом и усиленно делает вид, что меня в комнате нет.

— Здравствуйте, — говорю я всем, — Мне нужна Есения Ивановна!

На меня поднимает глаза молодая девушка. Выглядывает из-за монитора компьютера и улыбается.

— Это я! — говорит она, — Ты Настя Смирнова?

— Да, — киваю я и подхожу ближе, протягивая ей документы.

Она такая молодая! На вид не старше меня! И такая красивая! И это мой классный руководитель! Да она мне в подружки годится! Интересно, ученики ее вообще слушаются?

Она смотрит придирчиво на мой табель и цокает языком:

— Ну, милая…, — говорит она, глядя на меня недовольно, — Что с оценками то?

Я лишь пожимаю плечами в ответ.

— Ну, ладно, — вздыхает она, — Будем работать с тем, что есть… Но ты мне пообещай, что будешь стараться!

— Обещаю! — торжественно произношу я, хотя совсем не уверена в том, что у меня получится.

— Сейчас иди в класс. Скоро урок начнется. А после мы с тобой немного потрещим, — она улыбается так открыто, что моментально располагает к себе, — Как подружки.

Дверь за моей спиной открывается, и кто-то входит в учительскую. Я оборачиваюсь. И умираю на месте.

Это он!!! Тот парень с крыши!!! Стоит в дверях и даже не смотрит на меня! А у меня сердце не бьётся! И воздуха в легких нет! Я резко отворачиваюсь к Есении Ивановне.

— Я не знаю, куда мне идти, — говорю я ей тихо.

— Князев! — кричит она, протягивая руку в сторону двери, — Влад! Проводи-ка новенькую до класса!

Что??? ЧТО??? Боже, мой, за что мне это??? Я поверить не могу, что мой самый лучший в жизни день только что стал самым ужасным. Я не хочу! Не могу быть сейчас узнанной! Я хочу провалиться под землю!

Прячу свои трясущиеся руки за спиной и обреченно поворачиваюсь к нему. Мне конец!

— Сама не дойдет? — спрашивает он безразлично, окидывая меня оценивающим взглядом.

— От тебя убудет, что ли? — спрашивает его учительница.

— Я, вообще-то, за журналом пришел…, — тянет он недовольно.

— Ну, и хорошо! — она протягивает ему журнал, — Я уже закончила. Бери. И Идите!

Он подходит ближе. Моя душа сжимается в комок. Берет журнал, разворачивается на каблуках и идет в сторону двери.

— Иди за ним, — говорит Есения, — Он у нас редкая бука!

Глава 6. Больше не одна

Иду за «редкой букой» по пятам и надеюсь в душе, что он меня не узнал! Как не хочется начинать свою новую жизнь с моего разоблачения! Боже, пожалуйста, не дай этому случиться!

Я прямо вижу, как мы заходим с ним в класс, ловим удивленные взгляды учеников, и он произносит во всеуслышание:

— Смотрите кого я привел? Теперь и у нас в классе будет собственное чучело!

О, нет! Сердце мое готово выпрыгнуть из груди! Я так надеялась, что все у меня будет хорошо на новом месте, а тут такая подстава! За что? За что???

Я ничего вокруг не замечаю. Бреду понуро, уткнувшись в его широкую спину взглядом и пытаюсь смириться с судьбой… Вспоминаю, как мы с ним спускались с крыши, и эта же самая спина была для меня настоящим щитом от превратностей мира. А теперь? Теперь это бич, занесенный над моей головой…

Он входит в класс. Я замираю в нерешительности, не смея переступить порог, слежу за ним исподлобья, жду подвоха. Жду долго, но, видимо зря… Он мимоходом кидает на учительский стол журнал, молча проходит среди рядов парт, падает на свое место и отворачивается к окну. Я выдыхаю. Беру себя в руки и вхожу!

— Здравствуйте, — говорю я негромко, обращаясь к учительнице, сидящей за столом, — Я Настя Смирнова…. — неловко-то как, — Новенькая…

Это слово я сказала максимально тихо, фактически одними губами, но оно разнеслось по помещению, подобно грому, и эхом отразилось от стен. Класс замер, все головы повернулись ко мне.

— Хорошо, — говорит учительница, — Садись на свободное место. Скоро начнется урок…

Я осматриваюсь в поисках свободного стула, стараясь не встречаться взглядом у учениками, прохожу, опустив голову в центр класса и приземляюсь за третью парту, рядом с какой-то миловидной девчонкой.

— Привет, — говорит она весело, — Меня Ксюша зовут! А тебя Настя, да?

Я киваю.

— Будем знакомы, — улыбается она, протягивая мне свою руку, — Ты из какой школы?

— Я? — теряюсь я, не хочу отвечать, не хочу даже думать о своем личном маленьком аде, хочу оставить его далеко в прошлом и никогда не вспоминать о нем, не поминать в суе.

Все гамма чувств, видимо, отражается на моем лице, потому что Ксюша, очень быстро переводит тему.

— А, знаешь, не важно! Расскажешь потом! Сейчас уже звонок будет! У нас английский! Доставай тетради!

И правда, всего мгновение спустя раздается громкая трель звонка, разносится по коридору раскатистым эхом и затухает где-то вдалеке.

— Итак, — говорит учительница не сводя с меня глаз, — У нас в классе новенькая! Ее зовут Смирнова Настя! Пожалуйста, Настя, встань!

Что это за мода такая, выносить новичков на всеобщее обозрение? Им и так не сладко на новом месте, среди незнакомых людей, а тут еще и в центр внимания ставят и заставляют что-то говорить! Кошмар! Дали бы пару дней на адаптацию, а лучше, пару недель, а еще лучше пару месяцев или лет…

Я встаю и тут же краснею.

— Расскажи нам, Настя Смирнова, кто ты, откуда и куда направляешься?

— Я?

Ну, что я им скажу? Что? Я Чучело из 1138 школы, которая не смогла постоять за себя, и это пришлось сделать ее отцу. Я просто сбежала от проблемы. Прикрылась маской из косметики, чтобы выглядеть лучше, чем я есть, и теперь ввожу вас всех в заблуждение. Обманываю, по факту, ваши глаза, прячусь в собственной лжи, словно в навозной луже. Вы это хотите услышать, уважаемая учительница?

Или, быть может, вам рассказать, как я учусь? Я такая дура, что не способна порой сложить два плюс два или написать слово «собака» не сделав в нем пару ошибок. И чтобы я не делала, как бы много не занималась, лучше не становится…

Или, возможно, вы хотите узнать о моих планах на будущее? О том, что не знаю кем хочу быть и даже не думала еще о том, куда буду поступать по окончании школы. Понятно, что с такими оценками в десятый меня не возьмут. А значит, мой потолок местное ПТУ и то только для галочки. Потому что, моя природная неуклюжесть и рассеяность никак не будут способствовать моему карьерному росту, какую бы специальность я не выбрала. И мой потолок навсегда останется там, где у других начинается точка отсчета…

— Я, Настя, — бурчу я себе под нос, а у самой уже к глазам подкатывают слезы, — Смирнова. Это все. Простите.

Я не должна плакать! Не сейчас! Тушь потечет, да и мои новые одноклассники могут воспринять это как слабость. А это мы уже проходили! Но и врать я не собираюсь. А потому, в втягиваю носом воздух, натягиваю на лицо маску невозмутимости и, не дожидаясь разрешения учителя, сажусь на свое место.

— Ну, ладно, — смеется она, — Все, так все… Спасибо, Настя!

Я чувствую спиной чей-то тяжелый взгляд. Он прожигает в моем пиджаке дыру. Оборачиваюсь в пол-оборота и ищу глазами того, что сверлит мою спину. Это Влад! Он смотрит на меня пристально! Просто пялится! Но как только он понимает, что пойман с поличным, тут же отворачивается и делает вид, что слушает урок.

Неужели узнал? Ужасно неловко.

***

На перемене начинается что-то невообразимое. Вокруг меня собираются девчонки и засыпают меня вопросами наперебой. Я даже не знаю, кого мне слушать, кому отвечать, вокруг творится настоящая неразбериха и в голове тоже.

— Какая у тебя помада классная! Как цвет называется?

— Научишь меня делать такую же укладку?

— Сумка — отпад! Где купила?

— Парень есть?

— Добавь меня в друзья в телеге? Что-то я не могу твою страничку найти…

— Сегодня после уроков что делаешь? Пойдешь с нами в клуб?

— Выглядишь супер! Может у тебя брат есть?

— Так! Стоп! — громко кричит Ксюша, раздвигая руками навалившихся на меня девочек, — Вы чего набросились? Сожрать готовы! Не видите, она со мной села! Значит и подруга она моя! Валите по своим местам! Звонок скоро!

— Спасибо, — говорю я ей негромко.

— Не за что, — отвечает она с улыбкой, — Я, кстати, тоже тебя в телеге не нашла… Добавишь меня в друзья?

— У меня нет аккаунта, — отвечаю я, смущаясь.

— Как это нет? — она широко открывает глаза, — У такой красотки нет соцсетях? Ты с ума сошла? Немедленно заведи! Ты станешь супер популярной!

— Но я не хочу… популярной быть, — говорю я, смущаясь еще больше.

— Еще как хочешь, — кивает головой она, — А ну, давай сюда свой телефон! Я сама все сделаю!

***

Я поверить не могу, что у меня теперь есть друзья! Настоящие друзья со всеми вытекающими…

Ксюша, она просит называть ее Ксю, взялась за меня серьезно. Она теперь мой, типа, агент! Завела мне аккаунт в истаграмме и в файсбуке, фоткает меня постоянно, постит в интернет мои фотки и сообщает мне, сколько лайков и комментариев собрал тот или иной образ.

— Ты будешь звездой, — вещает она со знанием дела, — С такой внешностью и фигуркой, — она причмокивает довольно языком, — Мы сделаем из тебя модель! Или певицу! Ты умеешь петь?

— Не-а, — отвечаю я.

— А танцевать?

— Нет.

— Ну, а что ты умеешь?

— Рисую немного…

— Покажешь?

— Возможно, позже…

— Ана-аста-асия, — знакомое «нараспев» проносится по коридору и два амбала из параллельных классов несутся к нам во весь опор.

— Ну, что? — спрашивает Игорь, — Не обижают тебя?

— Нет, — отвечаю я, пожимая плечами в ответ на удивленный взгляд Ксю.

— Эх, жаль, — Игорь потирает кулаки, — А то у меня настроение такое… Ух, так бы и заступился за кого-нибудь…

— Ты идиот что ли? — спрашивает его Ксю.

— Есть немного, — отвечает он, косо улыбаясь, — Мы после уроков идем в парк на скейтах. Пойдемте с нами?

— Я пас, — выпаливаю я, не задумываясь, — Спорт — это не мое!

— Да, тебе не обязательно кататься, — уговаривает он, — Просто составишь компанию…

— Повыпендриваться не перед кем? — лупит в лоб Ксю.

— И это тоже, — хихикает он, — Ну, в самом деле, девчонки, не ломайтесь! Последние теплые деньки! А потом снег выпадет, и уже на скейте не покатаешься…

— На санках, зато, можно, — смеется Ксю, — С горки.

— Насть? — Игорь умоляюще смотрит на меня.

— Я не могу, правда! Мне заниматься надо! А еще у меня разговор с классной… Так что, давайте, на этот раз без меня!

— На этот раз? А завтра? Завтра пойдешь?

— Ладно, — тяну я, у меня больше нет сил сопротивляться, — Завтра пойду. Если меня папа пустит…

— Так я это… Зайду за тобой, отпрошу тебя! Под свою ответственность!

— Еще чего, — тут же вспыхиваю краской я, — Жить надоело?

— А что твой папа — киллер? — смеется он.

— Полковник! — отвечаю я и с удовольствием наблюдаю, как сползает улыбка с его лица, — Испугался?

— Вот, еще…, — говорит он, но меня не обмануть! Он точно испугался. И почему мальчишки так боятся военных?

— Смирнова Настя! — кричит Есения Ивановна, выглянув из кабинета, — Зайди ко мне на минуточку.

— Ну я пошла, — прощаюсь я со своими новыми друзьями и направляюсь к классу.

***

— Ты должна знать, Настя, что я в курсе твоей ситуации, — начинает Есения Ивановна издалека, — Я созвонилась с твоим папой, и он мне все рассказал…

Интересно. Не похоже на папу. О какой конкретно ситуации она говорит? У меня их много! Не буду спешить… Пусть продолжит. Вместо ответа просто киваю головой.

— В первую очередь меня, конечно, интересует твоя успеваемость! Вернее, ее отсутствие…, — она вздыхает, — Но с учетом того, в какой атмосфере проходило твое обучение, я вполне могу понять, почему твои оценки стремятся к нулю…

Так, вот оно в чем дело… Значит, все-таки, растрепал! А создавал впечатление серьезного человека!

— Ты пойми, я не осуждаю, — говорит она, поймав мой недовольный взгляд, — Я сама когда-то была белой вороной в классе. И мне тоже доставалось на орехи!

— Вы? — спрашиваю я удивленно.

— Да, — отвечает она, — И у меня не было такого папы, который бы за меня вступился. Так что, я терпела моральное насилие от одноклассников от звонка до звонка!

— Но почему? За что?

— За имя.

— И чем им имя не угодило?

— Да ничем… Просто необычное и все. Для некоторых детей этого достаточно… Но встречаются и такие, которым и этого не надо… Не было бы имени, нашли бы что-то другое! Это такой образ жизни, понимаешь? Как в курятнике: клюй ближнего, наплюй на нижнего…

Я не могу сдержать смешок.

— Так, к чему это я… Ах, да! Тебе очень повезло, Настя, что ты попала в наш класс! Я очень внимательно слежу за поведением учеников и попытки унижения купирую в зародыше, — она щелкает пальцами, словно давит блоху, — В целом, у нас очень дружный коллектив. Я думаю, ты легко в него вольешься… Но если, вдруг, будет хоть намек на агрессию со стороны одноклассников, я немедленно хочу об этом знать! Поняла?

— Ну, да, — киваю я.

Я не стукач, но форму доклада знаю.

— Даже если агрессия будет не в твою сторону! Ты, как никто другой понимаешь, как чувствует себя человек под давлением агрессоров! Я на тебя рассчитываю!

Я киваю.

— Ну, а оценки, подтянуться, я думаю. Присмотрись к классу. Некоторые наши ученики идут на красный диплом! Возможно, они помогут тебе подтянуть немного упущенные знания! В этом году ОГЭ, тебе нужно очень постараться! Ну, если никто не согласится взять над тобой шефство, стоит подумать о репетиторе. Я пока не говорила об этом твоему папе. Даю тебе пару недель подумать. Потом мы с тобой вернемся к этому разговору! Хорошо?

— Ладно, — отвечаю я и встаю, понимая, что разговор окончен.

Хорошая она, Есения Ивановна, такая жесткая, но справедливая. Прямо так и хочется взять себя в руки и начать соответствовать ее высоким стандартам. Ну, что ж, попробуем! Попытка, не пытка, в конце концов…

***

Сразу после школы иду домой. Опять пешком. Мне почему-то последнее время нравиться гулять. Рассматривать клумбы, витрины магазинов, дышать свежим городским воздухом. Глупость, конечно, откуда свежий воздух в городе? И пусть даже это самая окраина, машин тут проносится в минуту бессчётное количество… Ни о какой ЧИСТОТЕ не может быть и речи. Но все равно. То ветерок подует откуда-то со стороны булочной, донося необыкновенный аромат выпечки, то метнется в сторону салона красоты, и донесет до моего носа ни с чем не сравнимые химические ароматы парикмахерской. А иногда, мимо пройдет какая-нибудь модно одетая дама, громко стуча каблуками, и протянет за собой шлейф дорогущих и умопомрачительно пахнущих духов…

Все это таки мелочи. Но они мне так нравятся…

Я вспоминаю, что хотела купить Дане что-нибудь вкусненькое, за тот его рыцарский подвиг сегодня утром! Захожу в ближайшую лавку, иду вдоль полок.

Что он любит? Похоже, что все, где есть много сахара… Вот, сладкоежка несчастный. Мой взгляд падает на коробочку печенья Орио! Эту ерунду он готов жевать постоянно, без перерыва на обед и сон. Но почему она стоит на верхней полке? Мне же до нее не дотянуться!

Встаю на цыпочки и тяну руку к коробке. Едва касаюсь ее кончиками пальцев. Стараюсь подтащить поближе к краю, чтобы скинуть ее оттуда и поймать налету. Ну, или поднять с пола, если мой акробатический трюк не удастся.

Сверху над моей рукой появляется чужая рука, она берет коробку и снимает с полки. От неожиданности и неудобной позы, я теряю равновесие и заваливаюсь назад. Падаю на что-то мягкое и слышу знакомое: «Ай!» — прямо подо мной.

Глава 7. Темная фигура в углу

Я знаю, кто это! Точно знаю! Но что он тут делает? Зачем он ко мне полез?

Вскакиваю, как ошпаренная, поправляю юбку и, подбоченившись, наблюдаю за его кривляньями на полу. Матерится! Больно, видать! Так ему и надо! Напугал меня до чертиков!

— Дура костлявая! — вопит он, вставая, — Тебе ноги зачем даны? Чтоб туфли носить? Сколько можно меня калечить? Ты меня так инвалидом сделаешь!

— Ты сам виноват! Нечего подкрадываться ко мне со спины! — отчитываю его я, — Скажи спасибо, что живой остался! Я таких подкатов не прощаю…

— Да я помочь хотел, — бубнит он, отряхиваясь, — А ты опять меня треснула… По самому больному месту… Жрать надо больше, чтоб мясо на костях росло!

— Я бы сама справилась! Мне твоя помощь не нужна, — ворчу я и тут же осекаюсь, — Подожди, что??? Опять??? В смысле «опять»?

— Совсем, что ли, дура? — выпучивает он глаза, — На крыше кто меня задницей своей пришиб? Пушкин?

— На… крыше…?

— Прикалываешься? — удивленно вытягивает лицо он, — Память отшибло?

— Нет, — грустно отвечаю я, — Не отшибло…

Я так и знала! Я знала! Мой самый страшный страх свершился. Он! Меня! Узнал! Мне конец!

— Ты… это…, — вдруг смягчается он, — Прости, что накричал… Правда, больно…

— Извини, — пожимаю плечами я, — Мне пора…

— Ну, пока! — говорит он.

Я разворачиваюсь и направляюсь к выходу, особо не понимая, что мне делать дальше. Он узнал меня! Узнал! А значит, узнает и весь класс! И все вернется на круги своя… Это лишь вопрос времени!

Обреченно закрываю лицо руками.

— Смирнова! — слышу за спиной, вздрагиваю и оборачиваюсь, — Ты печенье свое забыла!

Он протягивает мне коробку.

Отлично! Отблагодарила брата, блин! Вляпалась еще больше! Вот, воистину же говорят: «Не делай добра — не получишь зла»… Эх! И почему я никогда не думаю наперед?

Боюсь даже поднять на него глаза. Просто беру Орио и ухожу. Нужно подготовиться морально к завтрашнему дню. Судя по всему, он не будет для меня простым… Больше ни один день не будет для меня простым.

— Насть, — снова зовет Влад, — Темно уже! Тебя проводить?

— Не, — отвечаю я резко, — Я не далеко живу.

— Я все же провожу…

— Как хочешь, — я пожимаю плечами и отворачиваюсь.

Вообще-то нужно бы его прямо спросить, что он собирается делать с моим секретом? Может быть, просить, умолять сохранить все в тайне? Обещать ему все, что угодно! Лишь бы не болтал…

Но я не могу заставить себя обернуться. Слышу его тихие шаги за своей спиной. Чувствую его взгляд между своих лопаток. Как неловко! Зачем он только поперся за мной? Мне надо срочно побыть одной!

— Ну, все, — говорю я, останавливаясь у подъезда, — Я пришла…

— Прекрасно, — пожимает плечами он, как будто и не со мной шел вовсе, проходит мимо и пропадает за ближайшим углом.

А я стою на тротуаре и молча наблюдаю за тем, как он уходит. Хочу позвать! Но не могу. У меня словно ком в горле…

Князев, моя жизнь в твоих руках! Пожалуйста, не будь очередным болтливым козлом! Пожалуйста!!!

***

Открываю дверь своим ключом, скидываю с ног надоевшую обувь, вхожу в зал. Дома подозрительно тихо, как будто нет никого. В углу, уютно устроившись в кресле, сидит Даня, не отрываясь, пялится в телефон в экран телефона. В ушах наушники.

Настроения нет совсем никакого. Подхожу к брату поближе, сажусь на диван рядом, смотрю. Он играет во что-то. На меня ноль эмоций.

Пихаю его под колено носком.

— Ай, — орет он, как оглашенный, — Ты чего дерешься?

Да я ж совсем легонько толкнула! Вот больной!

— На, говорю, — протягиваю ему коробку с печеньем, — Презент…

— С чего это такая щедрость? — он выдергивает из уха наушник и смотрит на меня подняв брови.

— За утро, — бормочу я.

— А…, — берет коробку, — Надеюсь, не отравлено?

— Я ж не ты! — говорю я и снова пихаю его по-доброму.

Хочется какой-то поддержки, что ли, немного чужого душевного тепла. Как будто своей энергии недостаточно. Как будто она кончилась, или ее кто-то украл. Но разве от него дождешься?

Вздыхаю тяжело и иду в свою комнату.

— Слышь, курица, — вдогонку кидает он.

Я поворачиваюсь.

— Ты правда думаешь, что в школе никто не узнает, какой ты бегемот?

— Пошел ты, — говорю ему я и ухожу.

Сил нету даже на эти наши бесконечные бодания.

Бабушка спит уже. Блин. Чагой-то она так рано легла? Надеюсь, с ней все в порядке? Теперь и свет не включишь. Проснется, будет ворчать, потом не сможет уснуть. Сплошная засада.

Придется мне коротать вечерок в зале с Даней. Надо только смыть весь этот грим с лица, и можно залипнуть на часок-другой в телеке.

***

Постоянный уход за собой — дело не из легких. Мало того, что вставать приходится на два часа раньше обычного, так еще и в течение дня приходится таскать с собой косметичку и постоянно что-то подправлять. Косметика-то вся дешевая! То тут осыплется, то там сотрется… Морока, одним словом.

Но красота требует жертв. И, ради хорошего ко мне отношения окружающих меня людей, я на эти жертвы готова! Все что угодно сделаю, чтобы только не допустить повторения того ужаса, что мне уже пришлось пережить… Как жаль, что не все в этой жизни зависит от меня. Иногда в нее вклиниваются личности, которые могут одним неосторожным словом все разрушить…

Отныне и навсегда мое утро начинается затемно. Душ, сушка волос, мейкап, укладка. А еще нужно успеть позавтракать. Если бабушка не удостоверится, что я поела, будет весь день переживать. Не хочу ее беспокоить. Закидываю на ходу в рот пару блинов, запиваю чаем, закусываю красным яблоком и убегаю.

Поеду-ка я сегодня на автобусе. Что-то совсем нет настроения гулять. И хотя утро вечера мудренее, и мне гораздо легче, но на душе все еще скребут кошки… И неизвестность впереди пугает, как никогда.

— Анастасия! — кричит мне Игорь, махая рукой, — Я тебе место занял!

Хороший парень, вроде бы. Веселый, по крайней мере, не то что Князев. Я еще ни разу не видела, чтобы Игорь грустил… или думал…. По-моему, он говорит первое, что придет ему в голову. Такой бесхитростный, прямой, прямой, как струна. Мне он нравится! Не так, как парень… Как друг!

Сажусь рядом.

— Чего такая грустная? — сходу спрашивает он, — Обидел кто? — и потирает кулаки.

— Нет, — отвечаю я, пытаясь улыбнуться, — Просто настроения нет…

— Ну, надеюсь к вечеру появится? Ты мне обещала, что пойдешь со мной в парк! Помнишь?

— Помню, — вздыхаю я, — Но пока не хочется…

— Ты обещала!

— Ладно, ладно! Пойду я в твой парк!

— Отлично! — расплывается он в улыбке, — Ты не пожалеешь! Обещаю!

— Надеюсь…

***

Ксю тоже машет мне рукой, едва я появляюсь в дверях класса.

— Настя! Ты видела? Видела?

— Чего там? — я сажусь рядом.

— Смотри! — она протягивает мне свой телефон, — Под твоей авой больше сотни лайков! Я же говорила тебе, ты точно станешь звездой!

— Класс, — говорю я невесело, выкладывая на стол учебники, — Всю жизнь об этом мечтала…

— Да ладно тебе, — обеспокоенно смотрит она на меня, — Чего ты такая кислая?

— Настроения нет…

— Скажи мне, кто тебя обидел?

— Никто! — «Ну, чего пристали?» — Просто встала не с той ноги…

И тут этот самый «никто» входит в класс. Я замираю, ожидая подвоха. Но он, ни на кого не глядя, просто проходит на свое место. А я все это время, даже не замечая, что дико палюсь, слежу за ним взглядом.

— Влад? — говорит шепотом Ксю, — Это он тебя обидел?

— Что? — я фокусируюсь на ней, не понимая, с чего это она взяла, — Не-е-е-ет, конечно…

— Ты что, с ним разговаривала?

— Нет!

— Он, так то, не особо общительный… Бывает грубоват. Это стиль у него такой: мрачный социопат! Не обращай внимания!

— Ок, — говорю я и, только что вспоминаю, что мне Есения вчера говорила. Мне же нужно найти себе шефа. Но я тут никого не знаю… Зато знает Ксю!

— Ксюш, — тяну я заискивающе, — Мне нужна твоя профессиональная помощь!

— Я вся во внимании, — говорит она.

— Кто у нас в классе самый умный?

— Князев! — говорит она, не задумываясь, — А тебе зачем?

— А еще кто-нибудь есть? Другой…

— Ну, — она задумывается на мгновение, — Из отличников еще Аня Шишикина, — она показывает на полную девочку с шикарной шевелюрой, — Стас Корнилов неплохо учится! У него, кажется, одна четверка только выходит. По физкультуре. И еще Игнатьев умный, но он прогульщик и неделю уже в школу не ходит.

— И кто из них может меня подтянуть?

— А тебе по какому предмету надо?

— По всем, — краснею я.

— Ух, — она чешет затылок, — Даже не знаю… Это же куча времени…

— Ты можешь у них спросить?

— Я? А сама не можешь?

— Ну, пожалуйста! — тяну я умоляюще.

— Ну, ладно, — соглашается она, — Сделаю!

— Только, Ксю…

— А?

— У Князева не спрашивай…

— Понимаю! Не буду!

***