Бесплатный фрагмент - Черновики

Поэтический сборник «Черновики» посвящён философской и любовной тематике, отношениям между мужчиной и женщиной, проблемам молодёжи в современном обществе. Авторы сборника, Мила Машнова и Владислав Кураш, привлекают поклонников поэзии свежим и нестандартным взглядом на «избитые вечные темы».

Мила Машнова

Женщина или Поэт

«Так кто же я, прежде всего — Женщина или Поэт?» — задаю я себе постоянно один и тот же вопрос. «Поэт» звучит дерзко и самодостаточно. Я не считаю себя поэтом — это было бы слишком заносчиво. Быть поэтессой в современном мире — гораздо труднее, чем быть поэтом. Отвечу лишь, что я — Женщина, которая не представляет своей жизни без Поэзии. Именно Поэзия врачует мои ссадины и раны, учит быть смелой и прощать врагов, именно она хранит самые светлые воспоминания и только она напоминает мне, кто я.

Мила Машнова

Мой любимый поэт

Владиславу Курашу

Ты — настоящий поэт.

Ты куришь свои стихи,

в отсутствие сигарет.

Черновиков «косяки»,

Тлеют, дымят, горят (!),

Истиною казня…

Слово твоё — снаряд,

Брошенный в урну дня.

Лёгкие… налегке

Выкашлять можешь их.

«Кто я? Пера лакей!

Рифмы, гляди, остриг!».

Вползает в окно рассвет.

Признанья твои тихи:

«Ты — настоящий Поэт.

А я лишь курю стихи…»

Моё сердце

Моё сердце — часы,

которые лишь однажды

Заводил самолично Господь

в предстартовом декабре.

Моё сердце — дыра,

поглотившая самых отважных,

Чья бесстрашная наглость

никогда мне не даст постареть.

Моё сердце — архив.

Из чисел, имён и событий.

Медвежатники слов

лишь напрасно ломают отмычки.

Моё сердце — должник,

что увяз в беспросветном кредите,

Позаимствовав жизнь

у несносной судьбы-истерички.

Сверхдержава

Владиславу Курашу

Не я тебя целую в губы, а Варшава.

Раскосой ночью «пшекая», сквозь сон,

Зовёшь своих любовниц поимён-

— но я не в их числе. Я — сверхдержава,

Что грезится вдали, где горизонта обод

Сжимает землю солнечным лучом,

А ветер небоскрёбы увлечён-

— но берёт штурмом, превращаясь в кобальт.

Моё вторжение тебя обезоружит.

Ты будешь ждать у Плаца Дефилад,

Где рукопись уронишь на прохлад-

— ную брусчатку нервно-неуклюже.

По-курашОвски встретишь музу — как писатель.

И хлынет небо в лёгкие твои

Неудержимой, мощною лави-

— ной страсти, пока я не крикну: «хватит!»

Август

Забронируй август пограничный

На совместный променад и красный брют.

Проведи меня по грани лично,

Спрятав страх в карманы узких брюк.

Опровергни, что сердца не бьются,

Как хрустальные фужеры баккара:

Наших глаз бессонных луноблюдца

Не сомкнём до самого утра.

Город, что лишён воспоминаний,

До породистой чужанки снизойдёт.

Даже на вокзале обещаний

Не забуду звук его частот:

С манией величия закаты

(Лишь на них не ставит пробы Мск.),

Ломаные формы и форматы —

Мир, на всех глядящий свысока.

Два скотча

От ожиданья тяжелели окна,

В компании пираньи-одиночества.

Вокруг всё было прежним: туч волокна,

Опал небес, в стаканах — «скотча» два…

Но ты, чужой любовью арестован,

Не шёл на зов самоубийства из минут,

Который нёсся через всю Свердлова

На мой двенадцатый этаж-приют.

И растекалась за спиной досада

Ружейно-вязким, обжигающим свинцом.

Ты сочетал Прокруста и де Сада,

Не походя на них своим лицом,

Но разнеся давно меня на щепки.

Ты преподнёс столь унизительную смерть

Формата: «не доступен». Этот цепкий,

Затёртый штамп… он сбил мой шагомер,

Который величают люди — «Сердцем».

Время

Не тебя, а меня бьёт время

По бескровным, худым щекам.

В сумке: Чехов, Толстой, Тургенев…

И Высоцкого стих-чека.

Я сегодня торгую смертью —

Именами известных лиц.

А своё (через слов конвертер)

Прогоняю в формате «икс»

Бесконечно. Покамест пальцы

Свои в кровь не сотру к стыду.

Только в мире online-трансляций-

— сновидений ты шепчешь: «Жду».

Имя твоё

Имя твоё слетает

С губ моих шелухой,

Вырвавшись из гортани,

Звук издаёт глухой.

Имя твоё пронзает,

Словно мачете — грудь.

Имя твоё — завязь

Горя во рту — ртуть!

Имя твоё вскрывает

Правду похлеще вен —

Бритва плывёт трамваем

В собственный Вифлеем.

Имя твоё — штрих-кодом

В пропасть, сквозь чернь, жульё…

Стигмой — не эпизодом.

Имя твоё — моё!

Прощай

Беззубые рты парадных

Кричали тебе вослед

Неистово и нескладно.

В то утро был тополь сед.

Душа-распашонка мёрзла

В стеклянном гробу окна,

А ты всё шагал нервозно…

Зима была голодна

На брошенность, невозвраты

И прочий моральный стыд.

Мне б крикнуть тебе: куда ты?!

Но дьяволом рот зашит.

Забвение

На деревьях повисли сумерки,

Словно крылья летучей мыши…

Мы с тобой много лет как умерли,

И давно уже как не дышим.

Каждый день у нас — воскресение,

Но желания нет воскресать.

Кто-то пишет за нас прошения

Богу. Кто? Не моя ли мать?

Внутри нас не огонь — агония,

Хор Эриний поёт перед сном.

Мы кладём ятаган беззакония

На пороге в проёме дверном.

Обросли кружевной паутиной

Горе-души по тёмным углам.

Я слезой утешаюсь чернильной,

Ты читаешь меня в свете ламп.

Мы тот самый процент предателей,

Чья алмазная твердость на вес…

Мы с тобою давно как спятили,

Друг на друге поставив крест.

Прощай

Я ушла навсегда. В нелюбовь наигравшись до края.

И ты прав — не приду. Никогда. Низачем и Никем.

Было много имён. В этот раз нареку тебя К.А.ин

И пунктиром исчёркаю строчки — — — подобием схем.

Я уже не приду. Ведь посыльные-Ангелы спят,

Им не отдан приказ воскрешать моих чувств пережитки.

Нынче вера в тебя — гильотина. Вот-вот полетят

Чьи-то головы с плеч. Но ты добр. И подаришь попытки…

Я уже не твоя. Как недолог фальшивый фавор!

Двум богам не служить. Я давно уже выбрала Бога.

Он красив и умён, его кожа — прозрачный фарфор…

Я устала быть эхом чужих запятых-диалогов.

город Ха

Снимает шапку и меха

Мой сероглазый город Ха.

Двенадцать сотых на часах.

Цветной подделкой март зачах.

Я соскребаю с окон мрак.

Татуировкою черпак

Наколот нА небе пыльцой, —

Той, что воспел когда-то Цой.

Пусть не видать весны лица,

Май силуэтно замерцал.

Дресс-кодом — битые сердца…

Во имя Сына и Отца

Вяжи обетами, вяжи…

Иль забери аршин души.

33-й Ад

Он за мною шёл

В тридцать третий ад,

Где рассвет не жёлт,

Не разлит закат.

Где курю тоску

(ходовой товар),

Где стихи — иску…

— шенье? — пленье? Арт?

Где из всех углов

Подползает мрак,

Где душа — улов

Дворовы́х зевак.

Где свободен тот,

Кто утратил всё.

…Шёл на эшафот,

А читал Басё.

Он за мною шёл

В тридцать третий ад…

Сáти

Сентябрь врастает в осень,

Диск солнца карминно-ал.

Запомни: ты юность бросил

В эпоху кривых зеркал.

Я белой вороной в чёрных

Одеждах к тебе иду.

Тоска и печали штормы

Играют здесь в чехарду.

Индийской вдовою Сáти

Вхожу в роковой костёр.

Где смерть это лже-проклятье,

Которым мирянин горд.

Давай! Обыщи словами!

Пустынен сердечный холл.

Из листьев дожди стихами

Посыпались на мой стол…

Распятие

Голос молчания — вязкая топь

В мире чернеющих ртов.

По языку барабанная дробь

Бьёт от несказанных слов.

Тени — на завтрак, дым — на обед,

К ужину — едкий туман.

У тишины одиночества цвет,

Запах — пьянящий шафран.

Крик распинает на клятом кресте,

Ржавые гвозди вбив,

Тот, кто услышанным быть захотел,

Срок немоты отбыв.

Так обнимают жизнь у черты

Смерти под куполом тьмы.

Так забывают имя, черты,

Тех, чьи тускнеют умы.

Голос — молчания вязкая топь

В мире метрических «до».

По барабанным — несказанность-дробь.

Из «решено» в «решето»…

Нефть ночи

Нефть ночи заливает мне глаза,

И поднимает ад, размыв границы…

Я променяла душу на эрзац,

Чтоб за предателей, отныне, не молиться.

Лишь мёртвые хранили верность мне,

Хоть Бог и обнулил им сердце-счётчик.

Кто истинно любил — остался нем,

Наградой тишина звучит всё чётче, чётче…

Пусть мне не стать моложе, чем вчера,

Разгладив письмена морщин на коже.

Закончится декабрь, январь, февра…

И стыд прощения мной будет уничтожен.

Судьба

Сегодня беснуются ангелы,

Сняв крылья тяжёлые с плеч.

Мне б, Господи, начисто, нáбело

Судьбу на ладонях насечь.

Где утро не треснет презрением,

Смещая навек горизонт,

Где будни не вырваны рвением

Спасти новых душ гарнизон.

Где прошлое сквозь настоящее

Берилловый взгляд не затмит,

Где, солнца напившись палящего,

Развеется запах обид.

Поговорим

Давай поговорим.

Хоть раз в декаду.

Я на двенадцать

заведу луну…

Пять вкусов огорчений —

то, что надо,

Чтоб в серых глаз

прозрачность

заглянуть.

Разбудим ночь,

шатёр её откинув,

И процарапав небо до…

дождя.

Что помнишь ты:

Стихи? Запястья? Спину?

Я помню всё,

что помнят,

уходя…

Сквозь губ порог

словами сыпать стану,

Переводя дыхание

в пунктир.

На Библии души

клянясь спонтанно,

Я расстегну

английский

кашемир

Пальто,

признав, что сердце —

лишь воронка

печали.

Чьей-то угнанной

мечты…

Любовь моя

толкается ребёнком

в утробе

бесконечной

пустоты.

Частокол

Грудная клетка — частокол,

Прочней ограды кованной.

И взор икон уходит в пол,

Грехами зарубцованный.

Всё горе мира собрала

Я под высоким куполом,

Но не звонят колокола,

Их немота окутала —

Печальней, чем сама печаль,

Как сны без сновидения —

Моих усобиц Трансвааль,

И Сретенье, и бдения…

Здесь переходит в рай заря,

Здесь небо — виноцветное.

Не разглядеть за тенью ряс

Венца едва заметного…

Имбирный чай

Имбирный чай. Октябрь. Вечер.

Луна лимонной долькой в блюдце…

Трамвайной линией рассечен

Мой город. Страшно прикоснуться

К его холодным капиллярам,

Пронзившим улицы, проспекты…

В осеннем макинтоше старом —

Велеречив, могуч, эффектен.

Притворство — общая зараза

Людей. Но город — исключенье.

Я наблюдаю раз за разом

Его ночные откровенья.

Душа моя деревенеет,

Пустот стеклянных смог глотая.

Потуже шарф на хрупкой шее…

И снова злобный лязг трамвая…

А ночь вывешивает флаги,

Азартом дерзким заражая.

Вхожу в её астральный лагерь

Со светом тьму перемежая.

Сумерки

На деревьях повисли сумерки,

Словно крылья летучей мыши.

Звёзды снова к рассвету умерли,

Новых — бисером — Бог не вышил.

Город кашляет. Город хмурится,

Выдыхая асфальтную пыль,

Распахнув настежь души-улицы…

В тучах месяца тлеет фитиль.

Ветер рыскает, словно гончая,

В закоулках дворов, на крышах…

Лето — камера одиночная,

Из которой никто не вышел

Невредимым. Сердца распороты

Безымянным врагом тишины.

Я простужена этим городом,

С ним синхронно болеем мы.

Сны

И снова сны, где небо — чей-то вымпел

Пришпиленный булавкою луны

Завеса тьмы сомкнулась, пробки выбив

Ячейки мыслей Никтой казнены

Поверх тоски — набросив одеяло

Когда звучал молчанья камертон

Вор муз — Былое — «nevermore» писало

Мне нотный стан — морщинами — центон

Поэзия зевала, сидя рядом

Хоть у неё был волчий аппетит

Она отвоевала ярд за ярдом

Мою реальность с этикеткой «speed»

Тьма

Тьма толкается, бьёт под дых…

Завяжи эмоции в узел.

Стань терпимее всех святых,

Чтобы рая радиус сузил

До тебя милосердный Бог.

В толчее равно рваных будней —

Одиночество и жест «Ok»…

Жар духовный начнётся в грудне.

Получая кайф палача,

Словом-кровью чернильным брызжешь.

Только губы твои молчат —

Ты на стенах души мне пишешь…

Не спрашивай

Не спрашивай, о чём молчат в постели

Поэты-женщины в вечерние часы.

Когда стихи — озлобленные псы,

Что сорвались с цепей, достигнув цели —

Клыками времени вгрызаясь, осмелели

И вдаль рвались кусками эха, э-ха…

Не ведая ни страха, ни адеха…

У женщин этих рифмы — цитадели,

Сплетенье мыслей — вычурный ажур…

Я к этим женщинам сама принадлежу!

Я уйду

Я уйду на северо-восток,

Оставляя след в осенних лужах.

Жизнь подводит собственный итог,

Ей плевать на страх твой или ужас…

За плечами — прошлого рюкзак.

Шов небесный молнией распорот…

Слепят желтоглазые в глаза

Фонари. В их свете тонет город.

Как прекрасен запах перемен!

Что теперь: Марсель или Неаполь?

Бог сотрёт талантливо фрагмент

Этого ухода, нацарапав

На скрижали Памяти сонет

Вместо правды с острыми краями.

Но стихами будешь ли согрет

В октябре под колкими дождями?

Я уйду на северо-восток,

Оставляя след в осенних лужах.

Позади — останется виток

Старой жизни и… горячий ужин…

Память

Мне тебя не забыть,

даже если падут небеса,

Даже если Земля

прекратит круговое вращенье,

Среди тысяч других,

я твои распознаю глаза,

Даже если их встречу

в ином, неземном измереньи.

Солнце может устать

совершать ежедневный маршрут,

Время ластиком может стирать

мою хлипкую память…

Мне тебя не забыть

ни на миг, ни на 10 минут —

Ты вплетён в ДНК,

как единственно-верный орнамент.

Забирай эти сны

Забирай эти сны одиночества,

Или просто возьми напрокат,

Ощути, как целуется ночь в уста,

Когда месяц — мой враг, а не брат.

Обернись в паутину отчаянья,

Словно в шелковую простыню,