Бесплатный фрагмент - Чернильное сердце

Приветствую тебя, хранитель историй и искатель приключений!

В твоих руках — не просто книга. Это путеводная нить в мир, где чернила оживают, а кляксы становятся ключом к древней магии. Здесь, между этими страницами, ты найдёшь рассказ о судьбе юной волшебницы, чьи ошибки оказались благословением, а неудачи — путём к могуществу.

Эта история началась в Долине Вечных Чернил, месте, где реальность переплетается с магией, а воздух пропитан силой древних заклинаний. В ней ты познакомишься с Элеонорой Блэквуд — девушкой, чья необычная способность превращать случайные кляксы в живых существ стала началом великого приключения.

Вместе с Элеонорой ты пройдёшь через испытания, раскроешь древние тайны и, возможно, найдёшь ответы на вопросы, которые давно тревожат и тебя. Ведь в каждом из нас живёт частичка магии — нужно лишь научиться её видеть.

Готов ли ты отправиться в это путешествие? Тогда переворачивай страницу — история уже ждёт тебя.

С уважением к твоему любопытству, Автор

Глава 1

«Элеонора и ее первый промах: Как клякса изменила все…»

Долина Вечных Чернил спала под покровом тумана, сотканного из чернильных паров и звёздной пыли. Здесь даже воздух был пропитан магией: он звенел, как пергамент, разрываемый невидимыми пальцами, и пахнул терпкой смесью лаванды и несмываемых ошибок. В самом сердце долины, среди деревьев, чьи корни пили чернильные ручьи, стоял дом-хамелеон. Дом-хамелеон был удивительным творением древних магов. Его стены, словно живые, пульсировали магией, отражая малейшие изменения в окружающем пространстве. Камни, из которых он был построен, напоминали застывшие чернила, способные принимать любой оттенок — от глубокого чёрного до нежно-розового. Окна дома напоминали глаза, которые то широко раскрывались, впуская свет, то сужались до щёлочек, пряча тайны внутри. Они меняли форму в зависимости от настроения магии — то становились круглыми, как полная луна, то острыми, как когти дракона. Крыша дома была покрыта особой черепицей, которая впитывала магические потоки и переливалась, словно звёздная пыль. В дождливую погоду она становилась зеркальной, отражая небо, а в солнечные дни — прозрачной, позволяя свету проникать внутрь. Входная дверь обладала собственным характером: она могла становиться невидимой, когда не хотела впускать незваных гостей, или превращаться в лабиринт, проверяя намерения пришедших.

Его стены, сложенные из камня, меняющего цвет, сегодня были ядовито-лиловыми — видимо, магия в воздухе нервничала. Или это сама Элеонора, сидя у окна на чердаке, так сильно сжимала перо, что оно вот-вот лопнет.

В воздухе витал сладковатый запах чернил, смешанный с ароматом лаванды, который становился всё более насыщенным с каждым её движением. Комната Элеоноры была наполнена магией и таинственностью. Это было место, где реальность переплеталась с волшебством, а каждая деталь имела особое значение. Дверь была украшена рунами защиты, которые светились мягким голубым светом. Полки были заставлены склянками с чернилами разных оттенков — от глубокого чёрного до нежно-розового. Магический веник из перьев самостоятельно поддерживал чистоту, тихонько шурша и перебирая воздух. Рабочий стол у окна был завален пергаментами и свитками, многие из которых были зачарованы. На них можно было увидеть мерцающие символы и едва уловимое свечение. Кровать с балдахином, украшенным рунами сна, манила своей уютной атмосферой. Здесь Элеонора любила размышлять, погружаясь в мир своих мыслей и фантазий. Это было её убежище, её крепость, где каждая деталь была частью магического мира.

Элеонора обладала необычной внешностью, которая выделяла её среди других. Её длинные рыжие волосы, словно языки пламени, спускались ниже пояса, переливаясь в свете магических огней всеми оттенками меди и золота. В них проглядывали необычные чернильные пряди, которые, казалось, жили своей жизнью, слегка подрагивая при использовании магии. Её черты лица были тонкими и выразительными. Большие карие глаза с золотистыми крапинками словно светились изнутри, когда она использовала свои способности. Фигура Элеоноры была стройной и грациозной. Она предпочитала носить простые, но элегантные платья, которые не сковывали движений во время занятий магией, в руках часто можно было заметить её верный дневник, из которого иногда проглядывали озорные кляксы. Её кожа иногда мерцала едва заметными серебристыми всполохами, словно под ней текла не кровь, а жидкий лунный свет, смешанный с чернилами. А когда она писала, каждая буква, вышедшая из-под её пера, оживала, наполняясь собственной магией и силой, и в этот момент раздавался лёгкий звон, будто звенели хрустальные колокольчики. В её присутствии чернильные ручьи долины словно становились спокойнее, будто признавая в ней свою повелительницу, а магические огни танцевали в особом ритме, подстраиваясь под биение её сердца. При этом воздух наполнялся ароматом свежести и лёгкой горечью, характерной для только что написанных строк. В моменты концентрации её рыжие волосы иногда начинали светиться мягким чернильным светом, а по коже пробегали магические узоры, выдавая силу, таящуюся внутри этой, на первый взгляд, хрупкой девушки. Её внешность была не просто красивой — она была магическим отражением её сущности, связанной с древним искусством чернильной магии. Когда Элеонора использовала свои способности, её волосы словно оживали, а в глазах появлялся особый блеск, выдающий связь с древней магией чернил. В такие моменты она становилась по-настоящему завораживающей, словно воплощение самой стихии чернил.

В такие моменты она становилась по-настоящему завораживающей, словно воплощение самой стихии чернил.

— Чистые линии, безупречные завитки, ни капли за пределы строк, — передразнивала она наставления отца, глядя на хаос в своей комнате. Смятые листы с кляксами всех форм и размеров устилали пол, словно поле битвы между порядком и хаосом. На столе булькала чернильница, хранящая запретные оттенки — алый, как вызов, и изумрудный, как бунт. Воздух вокруг неё был пропитан терпким запахом свежих чернил и старой бумаги.

— Уже тридцать седьмая попытка, — бормоча сама себе, сказала Элеонора, переписывая «Основы магической каллиграфии» по указке родителей — строгих последователей Ордена «Чистых Перьев». Вздохнув, она окунула перо в чернильницу. — Ну что ж, ещё одна попытка, — подумала Элеонора и начала выводить первые строки. Буквы послушно ложились на пергамент, идеальные, как на образце… но судьба, казалось, имела своё мнение на этот счёт. Внезапно капля чернил предательски соскользнула с кончика пера, расплескавшись по странице. Но вместо обычной кляксы жидкость зашевелилась, словно живая, и начала принимать форму насмешливого паука с озорными глазками.

— Элеонора Блэквуд! — дверь распахнулась с грохотом, от которого задребезжали склянки с чернилами. Мать, в платье с вышитыми рунами послушания, вгляделась в пергамент. — Опять эти твои… выходки? Ты позоришь наш Орден! Даже дом изменил цвет из-за твоей… твоей…

— Творческой спонтанности? — не удержалась от язвительного комментария Элеонора.

В этот момент клякса-паук чихнула, разбрызгивая чернила, и на рукаве матери появилось слово «Ой», написанное алыми брызгами. Из старых пергаментов выползли её собратья: клякса-осьминог, жадно тянущий щупальца к чернильнице, полупрозрачный призрак, дрожащий от страха перед собственной тенью, и роза, источающая запах старой бумаги вместо аромата.

— Что это за цирк?! — голос матери дрожал от гнева.

— Это мой дар, — мысленно ответила Элеонора, наблюдая за тем, как её магические создания устраивают настоящий хаос. Дом, словно поддерживая её, сменил лиловый цвет на бунтарский аквамарин. Клякса-осьминог уже пыталась спрятать чернильницу под кроватью, призрак-клякса прятался за шторой, а роза-клякса безуспешно пыталась замаскировать свой бумажный запах лепестками. Когда Элеонора опустила перо в чернильницу, та вспыхнула цветами, которых не существовало в палитре Ордена. В этот момент она осознала: её кляксы — не просто неудачи, а ключ к совершенно новому виду магии, который мир ещё не видел. Магия, где хаос рождает порядок, а ошибки становятся искусством. Воздух наполнился сладковатым запахом чернил и лёгким ароматом магии, а стены дома начали пульсировать в такт с необычными созданиями, словно одобряя происходящее.

Чернильный мир Элеоноры

Проснувшись рано утром, Элеонора заметила, что по её одеялу ползла клякса в форме кошки, оставляя за собой след из переливающихся чернил. Она улыбнулась и приподняла край простыни:

— Опять сбежала из дневника, Пушинка?

Клякса мурлыкающе завиляла «хвостом» и растворилась в воздухе, как дым. Это были последствия её детского проклятия — вернее, дара. Всё, к чему прикасалось перо Элеоноры, превращалось в живые кляксы. Даже случайные помарки. Мать называла это «грязью в квадрате», а отец шептал: — Чернильная магия… Я читал о таком в манускриптах Проклятой Библиотеки. Но Элеонора не верила в проклятия. Разве могут быть проклятием эти озорные кляксы, которые помогали ей находить потерянные ключи или пугали надоедливых торговцев? Спускаясь в кухню, где пахло жареным хлебом, она услышала голос матери:

— Мартин, твоя дочь опять устроила цирк! Вчера её чернильная «мышь» сожрала весь сыр!

— Не дочь, а твои гены, — парировал отец, разглядывая через лупу кляксу-паука, сидевшую на краю его кружки. — Смотри, он плетёт паутину из чернильных нитей… Гениально!

В просторной кухне царил полумрак, разбавленный лишь тусклым светом настольной лампы. Отец, высокий статный мужчина с густой бородой, в которой серебрились первые нити седины, склонился над своей находкой. Его аккуратно подстриженная борода придавала ему вид настоящего учёного, а в умных проницательных глазах плясали озорные огоньки. На краю его кружки, словно маленький чёрный акробат, устроился паучок. Отец, вооружившись лупой, с восхищением наблюдал, как крошечное создание плетёт причудливую паутину из чернильных нитей. Мать, подтянутая женщина с собранными в пучок седыми волосами, двигалась по кухне с военной чёткостью. Её прямая осанка и выверенные движения выдавали в ней человека привычки и порядка. Будучи старшим библиотекарем Ордена «Чистых перьев», она придерживалась строгих, порой циничных взглядов на магию. Поставив на стол миску с дымящейся кашей, она обратилась к мужу, скорее говоря сама с собой:

— Снова до рассвета ковырялся в своей «волшебной луже»? — в её голосе звучала привычная укоризна. — Вчера соседский мальчишка видел, как ты гонялся за каким-то светящимся слизнем. Опять весь посёлок будет шептаться, что мы шаманим с болотной нечистью! Её холодный взгляд на мгновение смягчился, но она быстро вернула себе привычную строгость, продолжая ворчать, пока отец продолжал восхищённо наблюдать за своим маленьким чернильным творцом. В этой сцене читалась привычная гармония противоположностей: страсть к познанию нового против консервативного взгляда на мир, любовь к магическим существам против строгого следования традициям. Но именно в этом контрасте и заключалась особая прелесть их семейного союза.

— Это же магический слизень! — Достав из кармана крошечную стеклянную колбу, внутри которой пульсировало голубоватое существо. — Смотри, он может…

— Не смей тащить эту гадость в дом! — мать схватила веник, но отец вовремя увернулся…

Элеонора замерла в дверях. Родители спорили между собой, но в их голосах не было злости — только привычная игра. Их отношения, несмотря на внешние противоречия, основаны на глубоком уважении и любви друг к другу. Они — идеальная команда, дополняющая друг друга: где Мартин импульсивен и открыт новому, Марта осторожна и консервативна. Вместе они создают баланс, который помогает семье справляться с любыми трудностями.

Мать, несмотря на ворчание, тайком подкармливала кляксу-ворону, которая воровала у соседей блестящие пуговицы. Отец же коллекционировал «особенные» кляксы в старых склянках, подписывая их: «Агрессивная. Не открывать!»

— Элли, иди сюда! — мать махнула рукой. — Объясни, почему вчера твоя «каракуля» принесла мне букет болотных лилий?

— Это не каракуля, а Клод, — Элеонора щёлкнула пальцами, и из-за печки выплыла клякса в виде мальчишки с шапкой-невидимкой. — Он учится быть джентльменом.

— Джентльменом? — мать фыркнула, но уголки губ дрогнули. — Тогда пусть научится сначала не пачкать скатерть!

За завтраком Элеонора достала дневник — толстую книгу в кожаном переплёте, где вместо слов танцевали кляксы. Это был её секрет. Каждая страница хранила «запечатанные» чернильные существа. Но сегодня что-то пошло не так: клякса-дракон, нарисованная на полях, вырвалась наружу и начала кружить над столом, роняя искры. — Элеонора Блэквуд! — загремела мать.

— Спокойно, Марта, — отец накрыл дракона стеклянным колпаком. — Просто добавь в чернила маковый экстракт. Он успокаивает…

Элеонора медленно опустилась на стул, не отрывая взгляда от стеклянного колпака, под которым метался дракон. Его чернильные крылья оставляли на прозрачной поверхности влажные следы, а глаза светились потусторонним фиолетовым светом.

— Видишь, дочка? — отец наклонился к ней, его голос звучал непривычно серьёзно. — Это не просто кляксы. Это — магия, древняя и могущественная.

Марта, скрестив руки на груди, неодобрительно покачала головой:

— Мартин, ты опять! Не пугай ребёнка своими теориями.

Но Элеонора уже не слушала. Она смотрела, как дракон бьётся о преграду, и впервые задумалась: а что, если её «безобидные» кляксы — лишь верх айсберга? Может, отец прав, и где-то есть целый мир чернильной магии, который ждёт, чтобы его раскрыли?

Глава 2

Элеонора прижала дневник к груди, пока родители спорили о том, как «усмирить этого чернильного змея». Дракон под колпаком уже свернулся в клубок и смотря ярко зелеными глазками не моргая, шипел на отца, который тыкал в него зажжённой спичкой.

— Мартин, перестань! Ты же подожжёшь дом! — мать вырвала спички из его рук. — Элли, убери эту гадость обратно в книгу. Сейчас же!

Элеонора кивнула и побежала в свою комнату, но не стала запирать дракона. Вместо этого она открыла дневник на странице с нарисованной клеткой и шепнула:

— Вернись, я дам тебе целую главу про вулканы! Дракон, будто услышав, метнулся к книге и растворился в строке: «…и тогда горы изрыгнули пламя». Страница засветилась алым, а затем почернела, оставив лишь крошечную кляксу-искру на полях похожую на бенгальский огонек во тьме.

— Работает… — прошептала она, проводя пальцем по ещё тёплой бумаге. Но в этот момент дневник дёрнулся в её руках, и с разворота выпрыгнула клякса в виде огонька, мерцающего на свету. Существо уставилось на Элеонору и прошипело голосом, похожим на скрип пера:

— Они ищут тебя. Сожгут страницы. Сожгут…

Элеонора отшатнулась и дрожащей рукой бросила дневник в угол комнаты. –Разве я рисовала тебя? Подумала она. Ни помню ничего похожего. Клякса рассыпалась в прах, оставив на полу чёрное пятно. Сердце бешено застучало. «Они» — это кто? Орден «Чистых Перьев», о котором все говорят? Или что-то хуже? Посмотрев на часы Элли поняла, что со всем отстала от времени, и опаздывает на занятия. Элеонора ворвалась в школу через главный вход, тяжело дыша и придерживая дневник, который всё ещё казался ей опасным. Здание школы возвышалось перед ней — старинное, с башенками и витражными окнами, через которые пробивались лучи солнца, создавая причудливые узоры на полу. Школа была не просто учебным заведением, а настоящим произведением архитектуры. Её стены, словно свидетели многих поколений, хранили тайны и истории, которые могли бы рассказать о многом. Башенки, украшавшие здание, добавляли ему выразительности и делали его легко узнаваемым. Они словно сторожили школу, оберегая её от внешнего мира. Витражные окна были настоящим произведением искусства. Через цветные стёкла пробивались лучи солнца, создавая на полу причудливые узоры. Это придавало интерьеру школы уникальность и создавало атмосферу волшебства. Казалось, что каждый луч солнца рассказывал свою историю, оживляя прошлое и настоящее. Внутри школы царила особая атмосфера. Коридоры, украшенные старинными картинами и портретами, вели в классы, где знания передавались из поколения в поколение. Библиотека, наполненная книгами, казалась храмом мудрости, где каждый том ждал своего читателя. Школьные залы, украшенные гобеленами и старинной мебелью, создавали ощущение погружения в другую эпоху.

Она чувствовала, как школа притягивает её, словно магнит. Это было место, где прошлое и настоящее переплетались, создавая уникальную атмосферу. Здесь можно было не только учиться, но и находить себя, раскрывать свои таланты и мечтать о будущем. Каждый уголок школы казался наполненным историей. Старинные парты в классах, скрипучие половицы в коридорах, массивные дубовые двери — всё это создавало ощущение связи с прошлым. Даже воздух здесь казался иным — насыщенным запахом старых книг и воска от свечей, которые когда-то освещали эти залы. Она знала, что школа хранит множество тайн. Возможно, в её стенах скрывались секреты, которые могли изменить жизнь. И она была готова раскрыть их, несмотря на все трудности и опасности. Ведь это место было не просто школой — оно было частью её жизни, её судьбы. Эмили подружка Элли уже ждала её у котла, помешивая бурлящую смесь. Синие волосы Эмили вспыхивали багровыми отсветами от пламени под котлом, будто в них застряли осколки северного сияния. Она редко расчёсывала эту копну — беспорядочный пучок на макушке больше напоминал гнездо алхимического феникса, где среди спутанных прядей затерялись заколка в виде скорпиона и обгоревший пергамент с половинкой формулы. Очки в серебряной оправе съезжали на кончик носа, оставляя красноватый след на переносице — словно кто-то провёл невидимой кистью, смешав каплю её же зелья с пудрой лунного камня.

Её кожа отливала странным фарфоровым сиянием, будто девушка месяцами не выходила из лаборатории, питаясь лишь светом кристаллов и парами мандрагоры. На левой щеке красовалась татуировка — крохотная саламандра, чей хвост превращался в арабские цифры. Когда Эмили улыбалась, ящерка изгибалась, будто лизала каплю эссенции звёздного мёда, застывшую в углу губ. Пальцы, обёрнутые бинтами с выцветшими рунами, ловко перебирали склянки. Ногти были выкрашены в цвет вороньей крови, но на мизинце левой руки лак облупился, обнажив под ним… кожу, испещрённую микроскопическими символами. Её халат, больше похожий на плащ аптекаря-еретика, был усыпан карманами, из которых торчали пучки сушёной полыни и кости дракона. На поясе болталась сумка из кожи василиска, где вместо пряжки — застрявший в окаменевшей смоле кристалл с мерцающей внутри галактикой. Когда она поворачивала голову, из-под ворота свитера выскальзывала цепочка с подвеской — крохотной колбой, где пульсировала капля жидкости, менявшей цвет в такт её дыханию. А ещё запах — смесь электрической грозы, перечной мяты и чего-то древнего, будто она носила в карманах песок из часовни забытых богов. Элли задержала дыхание, приоткрыв тяжёлую дверь с выщербленным символом луны. Воздух тут был густым, как сироп — пахло сушёным бессмертником, жжёной серой и чем-то кисловатым, будто прокисшее вино смешали с ржавыми гвоздями. Эмили уже ждала её у чугунного котла, чьи бока покрывали потёки от десятков зелий. Синие пряди выбивались из её пучка, цепляясь за очки в серебряной оправе, которые бликовали от багрового пламени под котлом.

— Элли, ты опять опоздала! — голос подруги потонул в гуле кипящей жидкости. Пурпурные пузыри лопались на поверхности, выпуская дым с оттенком грозового облака.

Эмили Ренвик дочь аптекарей-немаглов, Эмили с детства помогала родителям в семейной лавке. Её способность чувствовать «нужду» растений (как подсказывать идеальные сочетания трав для лечения) считалась семейной легендой, но на самом деле была ранним проявлением магического дара. После случайного инцидента, когда её «успокаивающий сироп» превратил разъярённого клиента в улыбающуюся статуэтку из марципана, родители запретили ей экспериментировать. Эмили обладает редким даром эмпатического зельеварения — её снадобья отражают эмоции создателя. Неосознанно она вкладывает в них то, что скрывает: флакон с надписью: «От головной боли» может вызвать прозрение, а «Эликсир храбрости» — заставить признаться в любви. Её истинная сила проявляется только при использовании чернильных грибов (редкий ингредиент из библиотечных катакомб), которые она тайно собирает, ошибочно считая их плесенью. Именно её «неудачное» зелье (приготовленное по рецепту из дневника прабабушки Гринвича) случайно остановило первую трансформацию профессора в кота. С тех пор Гринвич подозревает о её даре, но хранит молчание, чтобы не сделать мишенью Архивариуса.

Кабинет зельеварения напоминал алхимический лабиринт. На дубовых полках, прогнувшихся под тяжестью склянок, стояли банки с кореньями, засушенными в неестественных позах. Стеклянные шары с мерцающей жидкостью висели на цепях, отбрасывая на стены тени, похожие на сплетающихся змей. В углу шевелился мешок с чем-то живым, а на грифельной доске чьей-то торопливой рукой были начертаны формулы, где вместо цифр виднелись руны. Эмили ловко кинула в котёл щепотку инея, добытого, кажется, с самой вершины Ледяных пиков. Смесь зашипела, окрашиваясь в цвет ночного моря. Где-то заскрипела крыса, спугнутая внезапным хлопком — это лопнул пузырёк с мандражником, оставив на каменном полу ожог в форме паука.

— Смотри! — Эмили махнула лопаткой из драконьей кости, указывая на свиток над рабочим столом. На пожелтевшем пергаменте танцевали кроваво-красные буквы: Рецепт лунного эликсира: 3 капли росы с паутины теневого паука, щепотка звёздной пыли. Последняя строчка расплывалась, будто её пытались стереть магическим пламенем. Внезапно котёл вздрогнул, выбросив столб искр. Тени на стенах закружились в безумном танце, а из дымохода посыпался пепел в форме сов. Эмили засмеялась — этот звук странно гармонировал с воем ветра в железной вентиляции. Где-то в глубине комнаты, за занавеской из сушёных лягушачьих лапок, заскрипело старое коромысло весов, будто невидимый ученик продолжал взвешивать компоненты для зелья, начатого сто лет назад.

Профессор Гринвич величественно вошёл в класс, и ученики замерли в изумлении. Огромный чёрный кот, его шерсть поглощала свет, как космическая бездна — лишь при ближайшем рассмотрении в ней можно было разглядеть мерцающие искорки, будто кто-то рассыпал по бархату звёздную пыль. Каждый его шаг был ритуалом: лапы касались каменного пола бесшумно, оставляя за собой дымчатые отпечатки, которые медленно растворялись, словно призрачные чернила. Серебристые усы, напоминающие лунные лучи, вибрировали, улавливая малейшие изменения в напряжении воздуха — когда он повернул голову, они на мгновение сложились в геометрический узор, словно прочитав невидимую формулу. Его глаза — два сферических затмения — светились изнутри жёлто-зелёным сиянием. В левом зрачке плавала тёмная точка, похожая на крошечную вращающуюся галактику, а правый отражал лица учеников, будто записывая их образы в какую-то внутреннюю летопись. Когда взгляд профессора скользнул по классу, несколько перьев на спинках стульев внезапно загорелись бледно-голубым светом. Медальон на шее из чёрного обсидиана был выгравирован не просто пером — при определённом угле зрения узор оживал: перо превращалось в падающую комету, затем в змею, кусающую собственный хвост. Цепочка, казавшаяся обычной серебряной, на самом деле состояла из микроскопических рун, сплетённых в защитное заклятье. При каждом движении кота они тихо звенели, но звук этот был ниже человеческого слуха — лишь стекла в окнах слегка дрожали. Хвост профессора двигался с гипнотической плавностью, оставляя за собой шлейф из полупрозрачных теней. В местах, где тени касались стен, на мгновение проявлялись древние фрески — карта созвездий, алхимические символы, лица давно исчезнувших магов. Когти, обычно скрытые в чёрных подушечках, при стуке о кафедру блеснули как полированный обсидиан, оставляя на дереве отметины, которые тут же затягивались, будто класс само залечивался. Даже его мурлыканье было необычным — низкий вибрирующий звук заставлял дрожать чернила в перьях учеников, выстраивая капли в сложные узоры на пергаментах. Когда профессор прыгнул на кафедру, под его лапами вспыхнули рунические круги, спроецированные из медальона, а за окном внезапно погасли три звезды, будни отдав часть своей энергии этому движению.

— Доброе утро, ученики! — промурлыкал он, и от звука его голоса с полки с грохотом упала банка с сушёными головастиками. — Сегодня у нас особое занятие по зельеварению. И нет, — хвост профессора резко указал на Элеонор, — это не повод варить эликсир для превращения моих усов в розовые. Опять. Его латынь звучала так внушительно, что даже грифельная доска непроизвольно начала записывать лекцию. Правда, вместо «Aqua fortis» она вывела «Aqua purris» — видимо, перепутала с кошачьим кормом. Гринвич бросил на неё взгляд, и буквы испуганно исправились, смазав «r» в подобии виляющего хвоста.

— Контроль над чернильной магией, — продолжил он, грациозно обходя котёл, который тут же зашипел, выпустив дым в форме мыши. Профессор на мгновение замер, ухо дёрнулось, но тут же добавил строго: — Это не метафора. Вчерашний инцидент с ожившим учебником анатомии… — он многозначительно посмотрел на мальчика с перевязанным пальцем, — был напоминанием. Когда Элеонора робко спросила о «силе лунного притяжения в зельях», медальон на его шее вдруг превратился в блестящую рыбку. Гринвич, не моргнув глазом, прикрыл его лапой: — Это… э-э… наглядное пособие. Для тех, кто не сдал прошлый тест. Рыба символизирует… глубину знаний. Да. Его хвост тем временем украдкой стучал по полу, выбивая азбуку Морзе: «Спрячьте ваши сэндвичи с тунцом». Самые сообразительные ученики поспешно засунули завтраки в сумки. Медленно обходя класс, обнюхивая котлы учеников. Его взгляд остановился на Элеоноре, и она почувствовала, как по спине пробежал холодок. Остальные ученики продолжали записывать его слова в тетради, не подозревая о тайном обмене взглядами между профессором и ученицей. — Особенно интересно наблюдать за теми, кто работает с чернилами, — продолжил профессор, словно отвечая на свои мысли. — Это требует особого таланта. Эмили ахнула, а Элеонора застыла на месте. Никто, кроме неё, не слышал этих слов — это был их первый тайный диалог.

— Вы говорите со мной? — прошептала она, наклонившись к парте.

Профессор кивнул, не прекращая свою лекцию вслух:

— Да, юная магистр. У нас с вами много общего в понимании чернил и их тайн. Его усы дёрнулись в едва заметной улыбке, когда он продолжил:

— Сегодня мы будем изучать свойства магических чернил в зельеварении. Но помните: каждое зелье — это история, написанная с помощью правильных ингредиентов. Пока остальные ученики смешивали компоненты по инструкции, профессор незаметно подходил к парте Элеоноры, проверяя её работу особым взглядом. Его светящиеся глаза словно видели то, что было скрыто от других.

— У вас природный дар к работе с чернилами, — прошептал он, когда остальные были заняты своими котлами. — Но помните: сила без контроля — это хаос.

Эмили, заметив странное поведение подруги и профессора, наклонилась к Элеоноре: — Что происходит? Почему он так смотрит на тебя? Элеонора колебалась, но что-то подсказывало ей, что пришло время поделиться тайной: — Кажется, я не единственная, кто обладает особыми способностями к работе с чернилами. И профессор знает об этом.

В этот момент Гринвич поднял лапу:

— Внимание всем! Сейчас мы проведём демонстрацию особого зелья, которое…

Его голос снова стал громким и отчётливым, возвращая класс к общей работе. Но Элеонора знала — это только начало их особого пути в мире магии чернил. Гринвич приступил к демонстрации особого зелья, которое должно было раскрыть магические свойства чернил. Он ловко манипулировал ингредиентами, используя свои когти как точные инструменты.

— Обратите внимание на этот компонент, — мурлыкал он, добавляя в котёл светящееся вещество. — Это экстракт из древних чернил, найденных в самой глубокой части библиотеки.

Пока остальные ученики старательно записывали рецепт, Элеонора не могла оторвать глаз от профессора. Она чувствовала, что он намеренно делает паузы, чтобы дать ей возможность уловить скрытые смыслы своих слов.

Внезапно профессор Гринвич повернулся к ней:

— Мисс Блэквуд, не могли бы вы подойти и добавить следующий ингредиент?

Элеонора поднялась, чувствуя на себе любопытные взгляды одноклассников. Когда она приблизилась к котлу, профессор тихо произнёс:

— В вашем дневнике скрыта великая сила. Но будьте осторожны — те, кто ищет его, не остановятся ни перед чем. Эмили, стоявшая неподалёку, заметила странное поведение подруги и профессора. Её брови удивлённо поднялись: — Что происходит? Почему он обращается к тебе?

Профессор, будто не слыша вопроса, громко объявил:

— Отлично, мисс Блэквуд! Теперь добавим последний компонент…

В этот момент зелье начало менять цвет, переливаясь всеми оттенками чернил. Класс зааплодировал, но Элеонора заметила, как профессор незаметно передал ей маленький свиток, спрятанный в лапе.

— И помните, — завершил он, прыгая на кафедру и случайно запустив лапой в активацию проектора звёздного неба, — магия чернил требует концентрации, а когда Гринвич ушёл, оставив на доске отпечаток лапы вместо подписи, все заметили, что его «наглядная рыбка» теперь болталась на дверной ручке в виде брелка с надписью: «Лови момент… но не меня».

После урока, когда все разошлись, Элеонора развернула свиток. На нём было написано: — Встретимся в полночь в западном крыле библиотеки. Есть важные сведения о твоей магии. Не приходи одна — возьми Эмили. Я думаю ей можно доверять. Подпись состояла из причудливого узора, напоминающего следы кошачьих лап.

Эмили, которая всё это время наблюдала за подругой, не выдержала:

— Что в свитке? Почему ты так побледнела? — Элеонора колебалась, но слова профессора о доверии эхом звучали в голове.

— Поклянись, что никому не расскажешь, — прошептала она.

Эмили серьёзно посмотрела на подругу, её глаза сверкнули решимостью: — Клянусь. Я сохраню твой секрет, что бы ты мне ни рассказала. Мы ведь подруги, забыла? — Элеонора глубоко вздохнула и развернула свиток так, чтобы Эмили могла прочитать послание. Когда она закончила читать, её глаза расширились от удивления:

— Полночь? В библиотеке? Но почему именно там и почему так поздно? — Не знаю, — призналась Элеонора, сжимая свиток в руках. — Но чувствую, что это важно.

Эмили задумчиво прикусила губу: — А что, если это ловушка? Вдруг кто-то узнал о твоих способностях?

— Профессор не стал бы меня подставлять, — тихо ответила Элеонора. — В его глазах я видела… понимание. И ещё что-то… словно он знает гораздо больше, чем показывает. Девочки переглянулись. В коридоре послышались шаги — кто-то из преподавателей возвращался в свой кабинет. Они быстро собрали вещи и разошлись по домам договорившись, что в полночь придут к библиотеке. Придя домой и закрывшись в комнате Элеонора прыгнула на кровать и прикрывши глаза подумала. А что если это и правда ловушка? Как я могу верить коту? И вдруг внизу послышался стук в дверь.

Её перо начало двигаться само по себе, оставляя за собой след из мерцающих чернил. Кляксы, словно чувствуя опасность пытались предупредить Элеонору, начали собираться в углу страницы, перешёптываясь между собой.

— Тихо! — прошептала Элеонора, и кляксы замерли.

— Элли! Иди сюда, к нам гость! — позвал отец необычно напряжённым голосом.

На кухне, рядом с матерью, застывшей с подносом в руках, стоял незнакомец. Архивариус (Лорд Кассиан Вортекс) — Тень, жаждущая переписать реальность. Рождённый в эпоху Альянса Четырёх Чернил (XVII век), Кассиан был первым хранителем Чернильного Сердца, но его амбиции превзошли долг. Он открыл, что артефакт — лишь ключ к «Книге Судеб», спрятанной между строк всех магических текстов. Когда орден «Чистых Перьев» запретил ему исследовать это, Кассиан создал двойника Чернильного Сердца, подменив артефакт. Обман раскрылся, его изгнали, а истинное Сердце спрятали в библиотеке школы. Через Чернильное Сердце он может проникать в «Переплёты» — пространства между мирами, где хранятся незавершённые истории. Его цель — стереть границы, сделав все реальности главами одной Книги, где он — автор и цензор. Его одержимость властью — попытка заполнить пустоту, оставшуюся после утраты части себя. Он стоял как воплощённая тень из старинного фолианта — высокий, словно специально выросший под сводами архивных залов, где даже воздух пропитан пылью веков. Чёрный фрак сидел на нём с неестественной идеальностью: складки на рукавах складывались в геометрические узоры, будто ткань была соткана из ночи и формул забытых наук. На лацкане мерцала булавка в виде полураскрытого свитка — при ближайшем рассмотрении крохотные буквы на нём шевелились, переписывая последнюю фразу, произнесённую в комнате. Длинные волосы цвета воронова крыла, перехваченные серебряной нитью с узелками, похожими на печати, падали на плечи, но ни один волосок не смел выбиться из идеальной линии. Лицо скрывала маска — не просто металлическая пластина, а сложный механизм из пластин, напоминающих страницы. На переносице красовался миниатюрный циферблат, где вместо цифр кружились древние символы хранения знаний. Когда он повернул голову, маска с лёгким шелестом обновила гравировку, показав на секунду профиль совы, затем — запертый сундук, потом — горящий свиток. Трость в его руке была точной копией пера ангела-регистратора: основание из чёрного дерева, испещрённое выцветшими тиснёными именами, а набалдашник — настоящее перо, но не птичье. Оно переливалось всеми оттенками чернил, которые когда-либо существовали, а в сердцевине стержня пульсировала капля жидкости, похожей на жидкую ртуть с золотыми вкраплениями. При каждом касании к полу трость оставляла едва заметный синий след, который испарялся через три секунды ровно. Даже его перчатки рассказывали историю — левая была из кожи дракона-архивариуса (существа, пожирающего ненужные знания), с вышитыми по костяшкам рунами уничтожения. Правая же, белая как пергамент, имела на кончиках пальцев чёрные пятна — будто он вечно носил с собой вечное перо, протекающее временем. Когда он поднял руку, чтобы поправить маску, Элеонора заметила, что его ногти покрыты микроскопическими текстами — целыми договорами, написанными на языке богов библиотек. А запах… Смесь переплётного клея, чернил из сожжённых писем и чего-то холодного, будто зимний ветер, гуляющий между стеллажами запретного раздела. Но самое странное — его тень. Вместо человеческого силуэта за ним тянулся вертикальный свиток, где постоянно писался невидимой рукой список всего, что происходило в комнате.

« — Мисс Блэквуд», — произнёс он, и его голос напомнил шелест страниц. — Меня зовут Архивариус. Я представляю… интересующихся вашим даром.

Марта бросила на дочь взгляд, полный ужаса. Отец сжал кулаки, но гость продолжил:

— Ваши кляксы — не просто шалости. Это ключи. Например, … — Он ткнул тростью в воздух, и из ниоткуда возникла клякса-ворона, та самая, что воровала пуговицы. — …эта малютка может открыть дверь в Проклятую Библиотеку. Если, конечно, выживет.

Элеонора вскрикнула: ворона завизжала, зажатая в сияющем коконе из света. Архивариус сжал пальцы, и существо взорвалось брызгами чернил.

— Нет! — она бросилась вперёд, но отец удержал её.

— Прекратите! — зарычал он. — Мы ничего не знаем о Библиотеке!

— Ошибаетесь, — Архивариус поднял с пола каплю чернил, и она превратилась в карту с меткой — их усадьбой. — Завтра на рассвете я вернусь. Решайте: Отдайте дневник добровольно.

Когда он исчез, растворившись в клубе чёрного дыма, мать обняла Элеонору дрожащими руками:

— Сожги дневник! — мать схватила книгу, но Элеонора вырвала её:

— Нет! Кляксы… они живые! Я не могу…

Вдруг дневник сам распахнулся на середине. Страницы зашелестели, и из них выплыла клякса, ударившая в потолок волной чернил. На стене проступили слова: «Чернильное сердце бьётся в твоём дневнике. Защити его любой ценой», Элеонора чувствовала: это только начало её пути. В полночь, когда вся школа погрузилась в сон, подруги встретились у западного крыла школы. Профессор Гринвич уже ждал их, сидя на постаменте древней статуи. Его глаза светились в темноте, а усы подрагивали от предвкушения. Гринвич прыгнул с постамента, и каменный лев под ним внезапно повернул голову, скрипя гранитом. Профессор Гринвич родился в семье потомственных магов, чья родословная восходила к основателям школы магии. С детства он проявлял необычайные способности к магии чернил, и его путь был предопределён. Он прошёл обучение у предыдущего хранителя Чернильного Сердца, который передал ему знания и мудрость, накопленные веками. Как хранитель, профессор Гринвич был ответственен за защиту Чернильного Сердца от тех, кто мог бы использовать его силу во зло. Он знал все тайны, связанные с этим артефактом, и умел управлять его мощью. Его задача заключалась не только в защите, но и в передаче знаний тем, кто был достоин узнать о Чернильном Сердце. Связь профессора Гринвича с Чернильным Сердцем была глубокой и многогранной. Он мог чувствовать его пульсацию и предсказывать его реакции на различные события. Его способность переключаться между кошачьей и человеческой формами была связана с силой Чернильного Сердца, которая давала ему эту уникальную возможность. Когда Элеонора проявила свои способности к магии чернил, профессор Гринвич увидел в ней потенциал стать следующим хранителем передавая свои знания и опыт. Его ворчание на латыни, которое сначала казалось просто проявлением характера, оказалось способом передачи древних знаний, зашифрованных в магических формулах. Архивариус наложил проклятие на род его семьи Гринвичей после того, как предыдущий хранитель (дед профессора) отказался раскрыть ему секреты Чернильного Сердца. Проклятие было сплетено из чернил, смешанных с кровью преданного ученика Архивариуса, что сделало его особенно жестоким и необратимым. Каждый потомок мужского пола в роду Гринвичей с 12 лет постепенно теряет человеческий облик, превращаясь в чёрного кота. Полная трансформация наступает к 40 годам, после чего обратный переход становится невозможным. Это наказание за «упрямство» хранителей, сравниваемое с независимостью кошек. В человеческой форме речь Гринвичей искажается — их слова превращаются в латинские заклинания, которые случайным образом активируют магию чернил. Чем дольше Гринвич хранит артефакт, тем сильнее его душа срастается с ним. После смерти хранителя его сознание навеки остаётся в Чернильном Сердце в виде эха, теряя покой. Это часть плана Архивариуса — собрать знания всех хранителей в одном месте. Любая попытка напрямую рассказать о проклятии или природе артефакта приводит к тому, что чернила начинают душить говорящего, оставляя на его коже шрамы в виде рун. Профессор Гринвич до последнего скрывает от Элеоноры правду, так как её растущая связь с Чернильным Сердцем ускоряла его превращение в кота. Теперь, когда проклятие почти завершило свой цикл, только Элеонора может переписать его условия, используя свою уникальную связь с артефактом. Но для этого ей придётся рискнуть — объединить своё сознание с эхами предыдущих хранителей, включая её собственного предка, который когда-то заключил роковую сделку с Архивариусом.

Из пасти чудовища посыпались чёрные розы с шипами-буквами. — Полночь — лучший проводник, — прошипел профессор, ловя один цветок когтем. Лепестки рассыпались в прах, сложившись в стрелку, указывающую на трещину в стене, которую Элинор клялась, что минуту назад там не было.

— Три шага назад от лунной тени, — скомандовал кот, и когда подруги послушались, их ступни провалились сквозь плиты. Но вместо падения они ощутили, как ступени из холодного мрамора сами поднимаются им навстречу. Стены шахты светились бледно-лиловым — оказалось, это миллионы застывших светлячков, вмурованных в раствор. Их крылья шевелились, создавая иллюзию бегущих по стенам текстов. Гринвич шёл впереди, и там, где его лапы касались ступеней, проступали светящиеся следы-указатели: «Осторожно: падающие знания», «Не дышать на архивы». Где-то на глубине двадцати шагов воздух загустел, как чернила, и девушкам пришлось продираться сквозь невидимые свитки, цеплявшиеся за одежду невесомыми печатями. Внезапно профессор остановился перед стеной, испещрённой слепыми окнами. — Пароль? — спросил он у пустоты, и из каменной кладки выползла змея из сплавленных монет. — «Абракадабра»? — робко предложила Эмили. Кот фыркнул, от чего змея рассыпалась в смех: — Ха! Последний, кто так ответил, теперь пишет сноски в словаре глупостей. Гринвич протянул лапу, и медальон на его шее спроецировал на стену созвездие Кошки. Каменные блоки заскрипели, разворачиваясь как страницы гигантской книги, открывая проход, облитый светом цвета старого пергамента. Первое, что они услышали — гул, словно все библиотечные привидения зараз заговорили шёпотом.

— Не наступайте на красные плиты, — предупредил профессор, уже исчезая в сиянии, — если не хотите, чтобы ваши ботинки зачитали лекцию о средневековой орфографии. Элеонора, ступившая первой, едва успела отпрыгнуть от треснувшей плиты, из которой вырвался поток букв. Они сложились в фразу: — Добро пожаловать, жертвы собственного любопытства, прежде чем рассыпались в прах. А где-то в глубине, за поворотом, заскрипели колёса каталожной тележки, будто сама библиотека потянулась навстречу новым гостям. Своды подземелья дышали. Не метафорически — каменные арки действительно расширялись и сужались, как рёбра спящего титана, замурованного под школой. Профессор Гринвич щёлкнул когтем по воздуху, и бледно-голубые шары света выпорхнули из его медальона, застыв под потолком. В их мерцании проступили фрески: звёздные карты, сливающиеся с ветвями Древа Познания, где вместо плодов висели переплёты книг. Полки здесь росли из стен, как кристаллы — чёрные, отполированные временем стеллажи из обсидиана, усыпанные «листьями» из страниц. Некоторые книги были прикованы цепями, чьи звенья покрывали руны подавления. Одна, с глазом на корешке, следила за группой, моргая кроваво-красным веком. Другая, в обложке из драконьей чешуи, шипела, когда Элинор прошла мимо, выпуская струйку дыма с запахом сожжённых тайн. Воздух гудел от шепота. Не от голосов — от вибрации миллионов букв, танцующих под переплётами. Пол был вымощен плитами с инкрустированными цитатами; при наступании строки вспыхивали зелёным, растворяясь через три шага. «Здесь даже пыль умнее вас», — мурлыкнул Гринвич, указывая хвостом на вихри, складывающиеся в математические формулы над древним глобусом, где вместо океанов были чернильные пятна. Вдоль галерей ползали каталожные ящики на паучьих лапках. Один, с позеленевшей медной табличкой «XIII век. Запрещённые рифмы», выплюнул свиток прямо к ногам Элеонор. Пергамент развернулся с хлопком, показав иллюстрацию: танцующие скелеты с чернильницами вместо черепов.

— Не трогайте то, что трогает вас первым, — предупредил профессор, когда они проходили мимо секции с книгами в человеческой коже. Надпись на табличке здесь была сделана кровью, которая медленно стекала вниз, образуя новые слова: «Сегодняшнее меню: любопытные студенты».

В центре зала вздымалась спиральная лестница из костей и пергамента, ведущая в бездну. Рядом плавал в воздухе стол с чернильницами-хамелеонами — они подражали цвету глаз смотрящего. Элеонора чихнула от запаха старой магии: смеси ладана, железных опилок и грусти забытых авторов. Где-то вдалеке заскрипели колёса — тележка с призрачным библиотекарем проехала сквозь стену, оставив после себя шлейф цитат на латыни. А когда Гринвич провёл лапой по определённой книге на полке, часть стены сдвинулась, открыв комнату с гигантским часовым механизмом вместо люстры. Шестерёнки здесь были сделаны из застывших стихов, а маятник качался между «Правдой» и «Вымыслом», отмеряя время до следующего апокалипсиса.

— Добро пожаловать, — протянул профессор, пока тень от маятника рисовала на его морде улыбку, — в место, где слова съели больше людей, чем драконы.

« — Здесь хранятся знания, которые могут изменить вашу жизнь», — сказал профессор, останавливаясь перед древней дверью. — Но помните: знание — это сила, а сила требует ответственности.

В этот момент из-за колонны выскочил силуэт призрака библиотекаря. Он напоминал оживший переплёт древнего фолианта — костюм из бархата цвета выцветших чернил, с заплатками из пергамента на локтях. Галстук-бабочка, вечно развязанный, трепетал на ветру несуществующих сквозняков, а из кармана жилета торчало гусиное перо, которое периодически чиркало что-то в воздухе невидимыми чернилами. Лицо его было бледным, как страница под слоем вековой пыли, с сетью морщин, напоминающих пометки на полях старинных рукописей. Седые вихры волос вздымались вверх, будто пытались сформировать вопросительный знак. Но главное — очки. Массивная медная оправа с крошечными шестерёнками по бокам, которые вращались сами по себе, подстраивая линзы под магический спектр. Когда он их надевал, стекла вспыхивали ореолом, и в отражении можно было увидеть бегущие строки из запретных гримуаров. Характером он был подобен книге с вырванными страницами — то впадал в профессорскую важность, цитируя указы ордена хранителей голосом, похожим на скрип пергамента, то вдруг начинал гоняться за летающим каталожным листком, забыв о собственном достоинстве. Его смех звучал как треск рассыхающихся переплётов, а в гневе он сыпал цитатами из устава XIV века, отчего даже профессор Гринвич прятал уши.

— О, юные черви книжной плесени! — восклицал он, обнаружив неправильно расставленные тома, и тут же смягчался, поправляя очки: — То есть… дорогие ученицы. Простите, 300 лет одиночества накладывают отпечаток. Его руки, прозрачные как калька, постоянно что-то организовывали — выравнивали стопки книг мановением мизинца, ловили убегающие заглавные буквы сачком из паутины. А ещё он обожал драматические паузы: замирал, глядя вдаль, когда его спрашивали о чём-то важном, но чаще всего оказывалось, что он просто забыл, куда положил чайную ложку-закладку. Несмотря на чудачества, в его глазах горела мудрость тех, кто видел, как горят библиотеки. Когда Элинор спросила о самом страшном секрете хранилища, он вдруг стал серьёзен, и тени полок сплелись за его спиной в крылья: — Знание — это не факел, дитя. Это зеркало, которое иногда показывает то, чего ты не готова увидеть даже в кошмарах. А потом снова засуетился, гоняясь за собственным шарфом, который ожил и устроил бунт в отделе поэзии.

— О, мои очки! Где же мои очки?! — запричитал он, ощупывая все карманы своего потрёпанного костюма. — Без них я не могу разглядеть магические узоры на корешках книг!

Эмили отступила назад, но Элеонора смело шагнула вперёд:

— Вы… вы призрак?

Альфред Вейл был одним из учеников школы магии, который 300 лет назад помог создать Чернильное Сердце. Когда юноша осознал, что стал соучастником зла, он попытался уничтожить артефакт, но слуги Архивариуса убили юношу в библиотеке и он превратился в вечного стража библиотеки, запечатав душу в чернильный фолиант. Теперь Альфред существует как полупрозрачный маг с чернильными разводами вместо лица, а его тело состоит из свитков мантии с пергаментами, которые вечно переписывают себя. Его призрак охраняет секретный архив, где хранится оригинальный договор между Архивариусом и родом Гринвичей. Элеонора обнаруживает, что его чернильные «руки» оставляют на книгах следы-подсказки — они меняют текст в её дневнике, направляя к истине. Сам Альфред не помнит своей жизни — его сознание фрагментировано.

— Можно и так сказать, — улыбнулся библиотекарь. — Я Альфред Вейл — страж знаний, последний из древнего ордена. Он смешно подпрыгивал на месте, заглядывая под столы и протирая несуществующие стёкла воображаемыми салфетками.

— Ах, вот они! — наконец воскликнул библиотекарь, доставая из внутреннего кармана старинные очки с потёртой оправой. — Эти очки — не просто аксессуар. Они позволяют мне видеть то, что скрыто от обычных глаз. Надев очки, он прищурился, и подруги заметили, как вокруг книг заплясали едва заметные магические узоры. Внезапно из тени стеллажей вышел тот же библиотекарь, теперь уже полностью погружённый в свои исследования. Его очки слегка искрили, улавливая мельчайшие магические колебания между страницами древних книг.

— Смотрите! — воскликнул он, указывая на один из фолиантов.

В зал ворвался холодный воздух, пахнущий древними манускриптами и магией. Мерцающие свитки кружились в воздухе, словно осенние листья на ветру. В центре зала, над каменным постаментом, парило Чернильное Сердце — пульсирующий амулет из чистейших чернил, от которого исходило мягкое сияние.

Призрак провёл рукой над Чернильным Сердцем, и оно ответило мягким гудением.

— Это артефакт невероятной силы, — объяснил он. — Он связывает все потоки чернильной магии в нашем мире.

Профессор кивнул:

— Именно поэтому Орден «Чистых Перьев» так жаждет его украсть. Они хотят использовать его силу для своих тёмных целей.

Библиотекарь, не замечая, как все смотрят на него, принялся бормотать себе под нос, разглядывая книги через свои волшебные очки:

— Где же… где же… А, вот оно! Древний том здесь хранятся знания о происхождении твоей силы, Элеонора. О том, как управлять кляксами и защищать их.

Он так увлёкся, что случайно задел стопку книг, и те с грохотом посыпались на пол. Очки слетели с его носа и покатились по каменному полу. Библиотекарь с комичной скоростью бросился их ловить, споткнулся о собственный подол и едва не упал.

— Простите-простите! — забормотал он, краснея. — Эти очки такие капризные… Они иногда нарочно от меня убегают, чтобы я не слишком много узнал! — Подруги переглянулись, стараясь сдержать улыбки. Профессор лишь покачал головой, но в его глазах плясали весёлые искорки.

Из стены материализовался стол, покрытый древними манускриптами. Призрак начал объяснять:

— Каждая клякса — это частица Чернильного Сердца. Когда ты создаёшь их, ты на самом деле высвобождаешь крошечные фрагменты древней силы.

Элеонора открыла свой дневник, и кляксы начали выползать из страниц, принимая различные формы. Призрак улыбнулся:

— Видишь? Они признают тебя. Теперь ты должна научиться контролировать их силу.

В этот момент свитки на столе начали светиться, формируя голографические проекции древних ритуалов и заклинаний.

— Но будьте осторожны, — предупредил призрак. — Сила без мудрости может стать проклятием. Те, кто охотится за тобой, не остановятся ни перед чем.

Профессор добавил:

— Именно поэтому мы должны обучить тебя всему, что знаем. Время уходит.

Тем временем Чернильное Сердце в центре зала начало пульсировать сильнее, словно откликаясь на волнение в комнате. Магические узоры на стенах засияли ярче, а свитки закружились в более быстром танце.

— Кажется, мы привлекли его внимание, — прошептал кот-алхимик. — Приближается момент истины. Зал наполнился мягким светом, исходящим от Чернильного Сердца. Свитки медленно кружились в воздухе, словно танцуя под невидимую мелодию.

Эмили почувствовала холодок между лопаток:

— Здесь как-то… тревожно.

Гринвич внимательно осмотрел зал:

— Верно подмечено, юная леди. Наши недруги ближе, чем мы думаем.

— Что за недруги? -Спросили в один голос Эмили и Элеонора.

Внезапно стены начали пульсировать чернильными прожилками, а в воздухе появился едва уловимый запах озона.

— Начинается, — прошептал профессор, его усы дрогнули. — Быстрее, нам нужно активировать защитные механизмы.

Из темноты выступили тени — слуги Архивариуса, что преследовали семью Блэквуд. Они медленно приближались, их глаза светились зловещим синим светом.

— Мы ждали вас, — прошипел один из них. — Дневник должен быть нашим.

Кляксы, сопровождавшие Элеонору, сформировали защитный барьер вокруг девочек и профессора. Их перья светились ярче обычного, создавая магический щит.

В этот момент профессор раскрыл свою истинную сущность. Его шерсть засветилась, а в глазах вспыхнули древние знания:

— Я — хранитель Чернильного Сердца. Много веков назад я был человеком, алхимиком, который открыл секрет вечной жизни через магию чернил.

Он поднял лапу, и на его запястье проявился древний символ:

— Эта метка связывает меня с сердцем. И теперь она нужна, чтобы защитить его от тех, кто хочет использовать силу во зло.

Тени усилили натиск, но профессор создал вокруг них защитный купол:

— Элеонора, твоя сила — ключ к победе. Доверься своим кляксам.

Элеонора открыла дневник, и из его страниц вырвались новые существа — воины из чернил, хранители знаний. Они вступили в бой с тенями, защищая своих создателей.

Эмили заметила, что Чернильное Сердце начало пульсировать в такт с сердцем Элеоноры:

— Смотрите! Оно реагирует на неё!

Профессор кивнул: — Именно так. В твоей крови течёт древняя магия, девочка. Магия, которая может спасти или уничтожить наш мир. В этот момент дверь зала начала дрожать под натиском врагов. Профессор быстро начертал в воздухе защитные символы:

— У нас мало времени.

— Но как? — спросила Элеонора, чувствуя, как сила течёт по её венам.

— Твоими чернилами, — ответил профессор. — Твоими кляксами. И верой в то, что знание должно служить добру.

И в этот момент Чернильное Сердце вспыхнуло ярким светом, озаряя весь зал и указывая путь к спасению. Кляксы, почувствовав нарастающую опасность, начали собираться вокруг Элеоноры, образуя защитный купол из мерцающих чернил. Тени Архивариуса, просачиваясь сквозь стены зала, пытались прорвать эту защиту, но каждое их прикосновение к барьеру вызывало вспышки света.

— Используйте силу Чернильного Сердца! — крикнул призрак-библиотекарь. — Оно усиливает вашу магию!

Элеонора открыла дневник, и кляксы вырвались наружу, принимая формы древних существ из легенд. Они кружили в воздухе, создавая вихри чернил, которые сталкивались с тенями, рассеивая их на мгновение.

Профессор взмахнул лапой, рисуя в воздухе защитные символы:

— Вместе, девочки! Ваша сила в единстве!

Эмили, наблюдая за битвой, заметила слабое место в защите теней — они были уязвимы в моменты, когда приближались к Чернильному Сердцу.

— Смотрите! — воскликнула она. — Они боятся света Сердца!

Элеонора направила своих клякс к Чернильному Сердцу, и они начали создавать вокруг него сияющий купол. Тени, пытаясь прорваться через защиту, начали истончаться, терять форму. Кляксы, получив прилив сил от Сердца, атаковали с новой мощью. Они формировали из чернил защитные печати, связывали тени в сгустки тьмы, которые затем растворялись в воздухе. Призрак-библиотекарь нараспев читал древние заклинания, усиливая защиту зала. Его голос эхом отражался от стен, создавая дополнительную преграду для врагов.

— Теперь! — скомандовал профессор Гринвич. — Направьте всю силу в центр! Кляксы собрались в единый поток чернил, который устремился к центру зала. Тени, не выдержав натиска, начали рассеиваться, исчезая в клубах чёрного дыма. Когда последняя тень растворилась, Чернильное Сердце вспыхнуло особенно ярко, словно празднуя победу. Кляксы вернулись в дневник, уставшие, но торжествующие.» — Вы справились», — произнёс призрак, его фигура стала более материальной от гордости. — Но это только начало. Орден не оставит попыток заполучить силу Чернильного Сердца. Профессор: — Теперь вы знаете свою силу. Но помните: с большой силой приходит большая ответственность и из добра может вырасти хаос. Элеонора посмотрела на свой дневник, который теперь казался не просто книгой, а ключом к защите целого мира.

— Мы будем готовы, — твёрдо сказала она. — Клянусь защищать Чернильное Сердце и тех, кто ему служит.

Эмили обняла подругу: — Мы справимся. Вместе.

В зале воцарилась тишина, нарушаемая лишь тихим гулом Чернильного Сердца и шелестом древних свитков. Они вернулись домой, но атмосфера оставалась напряжённой в комнате царил хаос. Свет от магических огней плясал на стенах, отбрасывая причудливые тени в проеме замка. Элеонора застыла, сжимая в руках пульсирующий дневник. Её родители метались между комнатами, собирая вещи с лихорадочной поспешностью.

— Собирайся! Мы уезжаем немедленно! — голос матери дрожал, словно натянутая струна.

— Но куда? — отец лихорадочно перебирал склянки с зельями. — Они найдут нас где угодно…

Внезапно дневник затрепетал в руках Элеоноры. Чернильное сердце на её груди вспыхнуло черно-алым светом. Страницы книги зашелестели сами собой, перелистываясь с пугающей скоростью. Из одной страницы вырвалась клякса, превратившись в маленькую лодку, которая ударила в потолок волной чернил. На стене проступили мерцающие буквы: «Беги по ту сторону реки. Там твой путь продолжится. Но помни: чернила — это не просто магия, это — жизнь». Мать отпрянула, словно натолкнувшись на невидимую стену:

— Что это за колдовство? Эти кляксы… они живые? Отец, держа в руках карту от Архивариуса, поднял глаза: — Похоже, наш дневник — нечто большее, чем мы думали.

Клякса, парящая под потолком, приняла форму изящной феи с чернильными крыльями:

— Следуй за мной. Я укажу путь.

Элеонора коснулась светящихся букв, и они ожили, превратившись в призрачный мост, ведущий к реке. Фея взмахнула крыльями, оставляя за собой светящийся след. Не раздумывая, девушка бросилась следом. Родители, переглянувшись, ринулись за ней. — Нам нужно достичь реки до рассвета, — прошептала мать, разворачивая древние карты. — Её воды защищают от тёмной магии. Земля под ногами задрожала. Тени — слуги Архивариуса — начали просачиваться сквозь стены, их глаза светились холодным синим светом.

— Быстрее! — крикнула фея. — Они уже близко!

Элеонора распахнула дневник, и из его страниц вырвались десятки клякс, образуя защитный барьер. Каждая приняла форму воина, вооружённого чернилами. — Помогите нам! — взмолилась она, и кляксы с готовностью встали на защиту семьи. Пока чернильные стражи отвлекали преследователей, семья устремилась к выходу. Фея вела их тайными ходами, о которых никто не подозревал.

— Река ждёт, — шептала она. Но тени не отставали. Они множились, становясь всё сильнее. В воздухе запахло озоном — предвестником магической битвы.

Стены дома словно сомкнулись вокруг них, входная дверь с грохотом захлопнулась. Фея заметалась в панике. — Что происходит? — воскликнула Элеонора, безуспешно пытаясь открыть дверь. В этот момент через окно вплыл знакомый силуэт — держащий за лапу Эмили. — Не так быстро, юная магистр, — промурлыкал он. — Нам нужно поговорить. Эмили, увидев подругу, вздохнула с облегчением: — Элли, я всё объясню! Профессор приземлился на стол, его глаза светились особым магическим светом. — Архивариус — лишь пешка в большой игре, — начал он. Кляксы-защитники начали растворяться в воздухе. Мать Элеоноры прижала дочь к себе: — Кто вы такой? Что вам нужно от моей девочки? Кот-алхимик поднял лапу: — Успокойтесь. Я здесь, чтобы помочь. Я — хранитель знаний о чернильной магии. И я знаю о дневнике больше, чем вы думаете. Эмили шагнула вперёд: — Профессор прав. Мы должны действовать сообща. Орден «Чистых Перьев» следит не только за вами, но и за всей школой.

Элеонора переводила взгляд с кота на подругу: — Почему вы не сказали раньше?

— Время ещё не пришло, — ответил профессор. — Теперь у нас есть план. Дневник должен быть сохранён, но его нужно спрятать. И для этого нам понадобится помощь всех клякс, чтобы добраться до Академии.

— А как же река? — спросила Марта.

— Река — лишь часть пути, — перебил профессор. — Настоящая защита находится в стенах Академии по ту сторону миров, где древние знания хранятся в безопасности.

Эмили достала свиток:

— Я нашла это в библиотеке. Здесь говорится о тайном хранилище для артефактов вроде твоего дневника.

— У нас мало времени, — предупредил профессор.

Элеонора в отчаянии вцепилась в руки родителей:

— Нет! Я не могу вас оставить! Вы не можете просто отправить меня одну!

Мать прижала дочь к груди, её голос дрожал от сдерживаемых слёз:

— Доченька, так будет лучше. Академия — единственное место, где ты будешь в безопасности. Мы найдём способ присоединиться к тебе.

Отец, с трудом скрывая собственные эмоции, провёл рукой по её волосам: — Ты должна довериться профессору Гринвичу. Он знает, что делает. Элеонора разрыдалась, её сердце разрывалось от боли разлуки. Кляксы, словно чувствуя её страдания, закружились вокруг, образуя защитный кокон. Профессор, видя её состояние, мягко произнёс: — Элеонора, поверь, это единственный способ сохранить твою магию. Твой дар слишком ценен, чтобы рисковать им сейчас. Эмили подошла ближе, обнимая подругу: — Мы будем рядом. Я не позволю тебе пройти через это в одиночку. В этот момент амулет в лапе профессора начал пульсировать чернильным светом. Кляксы вокруг дневника сформировали светящийся круг.» — Время пришло», — произнёс профессор. — Если мы задержимся, будет слишком поздно. Элеонора последний раз взглянула в глаза родителям. В их взгляде читалась не только тревога, но и гордость. Она знала — они всегда будут любить её, где бы она ни находилась.

— Я вернусь за вами, — прошептала она, сжимая в руках дневник.

Кляксы сформировали портал, похожий на чернильную реку. Профессор шагнул вперёд:

— Держитесь за меня. Это будет быстро, но немного… дискомфортно.

Элеонора, стиснув зубы, кивнула. В последний раз она увидела, как родители стоят в комнате, их силуэты растворяются в магическом свете.

— Прощайте! — крикнули они одновременно.

Портал затянул их в себя, словно водоворот. Мир вокруг размылся, превратившись в череду чернильных пятен. А потом… они оказались в совершенно другом месте.

Глава 3

«Магическая академия «Чернильные глубины»

Перед ними возвышались древние стены Академии, а над головой сияли звёзды, которых Элеонора никогда прежде не видела. Когда они достигли берега, перед ними открылась древнее здание, построенное из камня и воды. Его стены украшали руны, защищающие от тёмной магии.

— Добро пожаловать в Школу Водной Магии, — раздался голос из-за спины.

Обернувшись, они увидели женщину в длинном платье, её волосы светились голубым светом. — Я — директриса Аквамарилла, — Она возникла, как воплощение морской бури, заключённой в человеческий облик. Её рост возвышался над другими, словно маяк, а стройный силуэт напоминал кипарис, не гнущийся даже под напором вековых ветров. Мантия, сотканная из ночи и звёздной грации, струилась по её плечам, расшитая серебряными волнами, которые переливались, как лунная дорожка на воде. На груди сверкал кулон с аквамарином размером с голубиное яйцо — камень пульсировал мягким светом, будто в нём билось сердце самого океана. Её волосы, цвета штормовых волн с седыми прядями-гребнями, были собраны в сложную причёску, где каждая шпилька напоминала миниатюрный трезубец. Глаза — два омута, меняющие оттенок от бирюзового до стального в зависимости от её настроения — пронзали насквозь, читающего даже невысказанные мысли. На длинных пальцах, украшенных кольцами с печатями стихий, мерцали ногти, покрытые лаком цвета глубинной синевы.