Бесплатный фрагмент - Человек, все зависит от тебя

Василий Николаевич Грибанов

«Человек, все зависит от тебя»

«Не предавайтесь сердцу иноземца, не ищите от него ни милости, ни благ земных. Ни на миг из памяти не выпускайте, что за веру отцов своих, за землю русскую вы должны пролить последнюю каплю крови. Кто бы ни царствовал, кто бы ни правил на Москве, будьте верны ему, пока он нашей веры не коснется, пока не вздумает рвать на части землю русскую. И помните, что верою создавалось великое государство Московское, верою держалось, пока мы Бога помнили. Верою и спасемся», — сказал русский царь Михаил Романов».

Из книги Петра Полевого «Избранник Божий»

Магнитка

«Север вызывает в человеке ту смелость и решительность, которые никак не проявляются в более теплом климате», — писатель Джек Лондон

Имя Авраама Павловича Завенягина носит Норильский горно-металлургический комбинат. Его — дважды Героя Социалистического Труда — знала вся страна. Ему довелось работать вместе с академиком Курчатовым, строить первый плутониевый завод, первую в мире атомную электростанцию, участвовать в создании и испытании атомной и термоядерной бомб. Он закончил горную академию, а затем увлекся теорией относительности Эйнштейна.

Страна испытывала большую нужду в металле. В 1933 году приходилось покупать его за границей и дорого платить золотом и хлебом. Завенягина А. П. отправляют на Урал директором Магнитки. Ознакомившись с обстановкой на Урале, Завенягин сказал: «Это кусок жизни в девственном краю, с нетронутыми богатствами».

Начались первые испытания. Плавка прогорела, футеровка и раскаленная шихта вылились наружу. Он доложил об этом наркому Орджоникидзе по телефону. Нарком сказал: «Не ищи виноватых. Продолжайте дальше испытания». Для иностранцев эта сцена не прошла незамеченной. Иностранная пресса эту клевету подхватила. И появилось фото, обошло почти все газеты мира, как трое лапотников ведут плавку у домн и мартенов.

Магнитогорский комбинат рос и развивался. Появились свои бетонщики, монтажники. Металлурги монтировали агрегаты и механизмы, а затем стали управлять ими и давать стране отличный металл.

1 декабря 1935 года комбинат отказался от государственной дотации. Металл Магнитки стал самым дешевым в мире. А в 1936 году зарубежные страны стали покупать магнитогорский металл. Время было очень тяжелое, и думать о получении средств на оборудование, материалы, приборы и аппараты — просто бессмысленно. В стране только закончилась гражданская война, а Поволжье поразил страшный голод. Просить о материальной помощи было просто стыдно.

Ректор академии Губкин собрал совещание и предложил всем заведующим кафедрами изыскать средства на оборудование лабораторий. После пуска Магнитки Завенягин получил большой авторитет, он присутствовал на этом совещании. Он выступил и сказал: «В стенах академии собраны специалисты, которые много могут сделать для промышленности. Мы можем брать заказы от промышленности и на заработанные деньги приобретать оборудование и приборы. Пустующие помещения можем превратить в учебные аудитории и научно-исследовательские лаборатории. А чтобы у людей была заинтересованность в работе, установить такой порядок: 40% денег будут переданы тем, кто выполнял работы, а 60% — на приобретение оборудования для лабораторий». Это позволило не только быстро оснастить лаборатории, но и превратить академию в научный центр, выполнивший много полезных заказов для страны. Такие смелые люди, как Завенягин, были нужны стране. И Серго Орджоникидзе назначает его директором Гипромеза.

Надо сказать, что советское правительство не жалело средств на приобретение зарубежной литературы. Срочно выписать комплекты всех горных журналов– германских, английских, американских, французских. Нам нужно пересадить достижения заграничной техники на службу нашей стране. И. Сталин пообещал принять металлургов для беседы по поводу итогов года. И. В. Сталин сказал, что 10 млн т — это большая победа, но заслуга принадлежит не только партии, но и руководителям производства и старым специалистам. Он отметил, что стране нужны специалисты с большим техническим опытом кадровых рабочих, сказал: «Техника без людей мертва». Первому предоставил слово А. П. Завенягину. Он не умолчал о неполадках на комбинате, о срывах в снабжении и заверил членов правительства, что Магнитка добьется блестящей работы и удвоит производство стали и проката. Сталин пристально посмотрел на него: «Что, есть еще резервы?». «Да, товарищ Сталин», — ответил Завенягин.

Вернувшись из Москвы, приступил к перестройке системы заработной платы и внедрению хозрасчета. Идею воплотить план поручил плановому отделу. Перестройка началась с заработной платы рабочих и инженерно-технических работников. Было решено открыть возможность неограниченного заработка для любого рабочего и инженера. Ставилось одно условие: повышение производительности труда. Сначала перестройка была проведена по основным металлургическим цехам. Результат превзошел все ожидания.

На одном энтузиазме производительность труда не поднимешь. Каждому цеху был дан более жесткий месячный план. Было установлено, что при выполнении плана цех получает 10% от сэкономленных средств. 1/3 из них идет инженерно-техническим работникам, еще 1/3 — на премирование рабочих, а остальные — на улучшение быта. И вот результат: завод получил 3 млн рублей экономии и отказался от дотации. Магнитка стала гигантом черной металлургии. Поскольку был кадровый голод, действовали десятки курсов по подготовке разных специалистов. Даже было организовано индивидуальное обучение. Для ликвидации неграмотности орденоносцев организовали учебно-курсовой комбинат, шестимесячное индивидуальное обучение с отрывом от производства, с сохранением получаемых окладов. Учеба и знание так же нужны, как революция и оружие.

В кабинет А. П. Завенягина положили папку с «делом». Необходимо срочно ознакомиться и вынести свою резолюцию на арест Губкина, подозреваемого во вредительстве. Иван Михайлович Губкин… коммунист? Завенягин не поверил своим ушам. Вице-президент Академии наук СССР, участник многих разработок, врач, которого уважал В. И. Ленин. Создатель Горной академии, наш ректор, лекции которого конспектировали даже профессора. Революционер, принимал участие в ленинском союзе борьбы — враг? Завенягин слишком хорошо знал Губкина — руководителя Горной академии и все последующие годы ученого, начальника государственного геологоразведочного управления ВСНХ, представителя Совета по изучению производительных сил АН СССР. Завенягину на практике на Магнитке довелось убедиться в прозорливой тактике главного геолога страны. Губкин поставил задачу: темпы геологоразведки должны опережать темпы развития промышленности с целью своевременной подготовки минерального сырья. И вот на Магнитке, когда комбинат набрал силу, встал перед кризисом нехватки нерудных ископаемых. Завенягин убедился, что значит недооценка своевременных геологоразведочных работ. В дальнейшем он уделял этому вопросу первостепенное значение. Прогнозы Губкина о наличии руды на Курской магнитной аномалии крупные авторитеты встретили в штыки. Они считали, что наличие там руды — фантазия в духе Губкина. По личному указанию Ленина было начато исследование аномалии. И руководство особой комиссией было поручено Губкину. А особенно набросились на Губкина за его прогноз наличия нефти между Волгой и Уралом. И снова бесстрашный ученый, уверенный в своей правоте, Губкин начал бурение — всему миру стало известно второе Баку.

Ознакомившись с делом Ивана Михайловича Губкина, Завенягин срочно пригласил Губкина к себе. Геологическое управление находилось в то время в ведении наркома тяжелой промышленности. Больно было смотреть на умное, но сейчас измученное лицо Ивана Михайловича — одного из своих наставников и учителей. Без слов было понятно, как тяжело переживал ученый гнусные интриги клеветников, обвинения. Заметив в руках Губкина папку, Завенягин спросил мягко: «Вы захватили какие-то бумаги? Мне не нужны ваши письменные объяснения, нет-нет. Я только просматривал брошюры и вот что прочитал: доверие народа — высшая награда». Губкин раскрыл папку: «Здесь я пишу, как вступал в ряды ленинской партии». «Да, Иван Михайлович, я отлично помню. Вас приняли сразу, без кандидатского стажа». Завенягин начал читать обвинение, побледнел. Губкин писал о разговоре с инженером Пальчинским, который встал на путь открытой борьбы с советской властью. Отрывок из написанного:

— Неужели вы верите в прочность большевистской партии? Подумайте, — сказал Пальчинский.

— Мне нечего думать. Я убежден в торжестве коммунизма, — ответил Губкин.

— Подумайте о своей судьбе как ученого, — сказал Пальчинский.

Тут я вышел из себя:

— Я мужик! Я мужик, и это моя власть. Я как ученый должен стать большевиком. Только коммунисты по-настоящему ценят и понимают науку.

«Иван Михайлович! — Завенягин раскрыл дело. — Я никогда не сомневался в вас как коммунисте, ученом и своем учителе!». На первом листе дела наискось, решительно и размашисто написал: не согласен! «А чтобы вы не сомневались в моей искренности…» — Завенягин поднял трубку и позвонил Сталину. Он сказал, что не согласен с обвинениями в адрес Губкина, что говорит это в присутствии вице-президента. Заявил, что нарком считает усилить поиски нефти на Урале. Забегая вперед, скажем, что в 1938 году Иван Михайлович Губкин лично исследовал месторождения Урала и Поволжья. Результаты превзошли самые смелые ожидания. Решено было создать создать между Волгой и Уралом нефтяную базу. И вот город Губкин в Белгородской области носит фамилию ученого.

А вот для Завенягина эта строптивость обошлась нелегко. Его без всяких объяснений отстранили от работы. Больше месяца он находился в квартире без дела. И вот однажды у входных дверей прозвенел звонок. «Товарищ Завенягин, вам пакет. Прошу расписаться в получении». Это был вызов в Совнарком. По решению политбюро Завенягина назначили начальником Норильскстроя.

Норильск

Ничего нет спокойнее и беспредельнее долгой зимней мглы, она все тянется, тянется, и жизнь проходит словно в подземелье, где эта мгла то сгущается в ночь, то слегка редеет, и тогда настает дневной сумрак, ты отгорожен от всего, надежно укрыт и еще более одинок, чем всегда. Туве Янссон «Честный обман»

Под заснеженной землей и вечной мерзлотой скрываются богатства рудных месторождений Таймыра, а под тонким покровом повседневности Норильска — отголоски захватывающей истории этих мест. «Книга Севера. Норильск» из серии Норникеля «Освоение Севера. Тысяча лет успеха».

В 1958 году я прибыл в г. Норильск. Завенягин уже на комбинате не работал. Директором комбината был Дроздов. Но традиции, заложенные Завенягиным, сохранились. Норильск стал открытым городом. Приезжало много молодежи, в основном солдаты после демобилизации. Из Норильска даже отправляли вербовщиков в воинские части, и они привозили солдат для работы на комбинате. Как правило, ребята приезжали, не имея никакой специальности, а комбинат испытывал голод в хороших специалистах. Я устроился работать на рудник Медвежий ручей, где работало 8000 человек. На руднике был свой учкомбинат, где готовили специалистов разных специальностей. Преподавали там свои инженеры, практику проходили на местах, в своих цехах, рудниках. Обучение было бесплатное, учись — не ленись, получай профессии. Я в учкомбинате закончил много разных курсов. Первые курсы по своей профессии электрика, потом годичные курсы машиниста экскаватора, потом шофера, сварщика, и последние курсы — радиотелемастера, потому что электроника начала применяться на экскаваторах, нужно было идти в ногу со временем. Начали применять диоды, тиристоры, транзисторы — мне все это в жизни очень пригодилось.

Образованию уделялось большое внимание. Практиков направляли на годичные курсы мастеров, кто подавал надежды, направляли в техникум на трехгодичное обучение. А у кого было техническое образование, направляли на ВИК — высшие инженерные курсы в город Москву без сдачи вступительных экзаменов. Последний выпуск — в 1960-е годы. Я этих ребят знал, у нас их работало два специалиста. Имея практический опыт и получив образование, они были хорошие специалисты, даже лучше инженеров. Потом вот эту практику закрыли. И вот инженеры, которые заканчивали дневные вузы, приходили — у них теория была, а практики не было, и им приходилось тратить годы, чтобы в совершенстве знать технику. А некоторые ребята, отработав годы, так и не изучили, не освоили до конца технику. Постоянные проколы.

Что мне лично дало изучение профессий? Когда я закончил курсы машиниста экскаватора, сдавал экзамены, и у нас присутствовал Шрамов (он раньше у нас на Медвежьем ручье работал главным механиком, а потом он стал работать в отделе главного механика комбината). Подошла моя очередь отвечать, я подошел к столу, подал ему свой билет. Он глянул на меня и спросил: «А вы где работаете?». Я сказал: «На Медвежьем ручье». «Кем?». «Электриком». Мне было много задано вопросов, он капитально проверил меня, сказал: «Молодец. Я тебе ставлю оценку 5». Проходит несколько дней, и меня ищет старший электрик из конторы строймеханизации. Подошел ко мне, поздоровались, говорит: «Давай отойдем в сторонку». Он меня приглашает к себе на работу, разряд дает высший, рекомендовал Шрамов. Я дал согласие, но, поскольку работал по договору, меня могли не отпустить. Я попросил подождать дней 10, пока прозондирую почву. Электрик Щепонников подошел ко мне и спросил, кто это приезжал. Я не стал скрывать, все ему сказал. Слух пошел: Грибанов от нас уходит. Я был с ночной смены, в 13 часов приезжает ко мне на квартиру Щепонников и вручает мне записку: в 16 часов быть у главного инженера. Я в это время работал за старшего на смене. Если уволюсь, смена останется пустой, заменить некем, люди в отпусках были. А отпуска у нас длинные, от 2 до 6 месяцев. Приехал на рудник, захожу к секретарю — кабинеты директора и главного инженера были напротив, а посередине секретарь. Говорю секретарю: «Мне нужно пройти к главному инженеру». Она отвечает: «Он свободен. Проходите». Я открыл дверь, он глянул на меня и махнул рукой — проходите. Стул стоит около его стола, он показывает — садитесь на этот стул, хотя стульев у него в кабинете много. Главный инженер начал разговор: «До меня дошли слухи, что вы хотите уволиться с рудника». Я отвечаю: «Слухи имеют почву». Он: «Сколько лет вы работаете на руднике?». Я ответил — семь лет. Он: «Ну что ж, мы тебя растили столько лет, и уходишь. Причина какая? Финансовая?». Я ответил: «Да». Дальше говорю, что руководство поменялось, что еще 7 лет доказывать. Он говорит: «Оклад 260 рублей тебя устроит?». Я отвечаю: «Вполне». Дальше он говорит: «Я не обещал, но обещаю, что в этом месяце тебе повысим оклад». Я ответил, что тогда мне нет смысла уходить. Это было 29 июня. Я подумал — обманет, конец месяца ведь. 8 июля получил табуляграмму — начислено 600 рублей, на руки 500 рублей с лишком. После я позвонил старшему энергетику КСМ: «Меня не отпускают, увеличили оклад». Получилось, как в пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». А им было деваться некуда: или меня отпускать или оклад поднимать. И экзамены я не сдавал, они и так нас всех хорошо знают. Это первое, а второе — я изучил механику, узнал, какие есть шестерни, редукторы и особенно шестерни с косым зубом, как распределяется нагрузка. У нас возникали спорные вопросы с механиками, и я уже знал причину.

Теперь курсы шоферов, что это мне дало? Бывает, что шофера нет, машина стоит в цеху. Я завожу машину, гружу нужную запчасть и везу на экскаватор. Простой минимальный. Купил себе автомашину, права есть — сели и поехали.

Закончил курсы по электронике. Сам себе изготовил зарядное устройство для зарядки аккумулятора. И на работе, когда электроника выходила из строя, ломалась, для меня это никакой трудности не составляло. А вот большинство специалистов с образованием электронику боялись, не знали. Сам себе изготовил сварочный аппарат. Когда построил гараж, сделал стеллажи, полки — все лежит на стеллажах, в гараже порядок, чисто. А к другим зайдешь в гараж — все на полу лежит, невозможно пройти.

Когда я стал хорошим специалистом, за мной закрепляли ребят молодых из ПТУ да и из нашего учкомбината, им я стал наставником. Однажды я вышел на работу, получил наряд и поехал в карьер на работу на экскаватор. И вдруг мне звонок по рации: «Василий Николаевич, за тобой пошла машина, приезжай срочно в цех». Приехал в цех, мне говорят: «Срочно переодевайся, тебя вызывают в отдел техники безопасности». Прихожу в отдел ТБ, сидят трое: Рязанов, наш работник по ТБ, Толоконников с окружкома профсоюза, а третьего мужчину я не знал. Я поздоровался с ними. Толоконников спрашивает: «Вы кто?». Я отвечаю: «Электрик Грибанов». Он протягивает мне карточку практиканта: «Ваша роспись?». Отвечаю: «Моя». Тот говорит: «Вы знаете, он вчера первый день вышел на работу и погиб». Он меня так напугал, что сердце в груди оборвалось. А говорит Толоконников так, что от его голоса кровь стынет в жилах. Настоящий особист. «Напишите объяснительную, как вы его готовили». Я подумал, что он погиб по электрической части. Я написал объяснение: ф.и.о. погибшего, что он прошел практику согласно программе обучения, 41 час, и дальше — число и роспись свою. Толоконников, прочитав объяснительную, скомкал ее и бросил в урну. «Вы напишите, сколько часов подробно вы обучали его по каждому оборудованию». Я ему говорю: «Я часы не запоминал, где и сколько надо обучал». Пишу второе объяснение, пишу то же самое. Он снова комкает и бросает в урну, говорит, что надо все подробно. Сам себе думаю, что я себя буду путать, если я не запоминал часы. И пишу то же самое.

Заходит механик Кириллов, я сижу, слушаю. Толоконников начинает его путать, Кириллов оправдывается. Заходит машинист экскаватора Коменда, он ему тоже показывает карточку и спрашивает: «Ваша подпись?». Комендаговорит: «Нет». Он подает ему лист бумаги: «Распишитесь». Оказалось, роспись поддельная. Не было непосредственной практики на экскаваторе — вот и результат. Это вина машиниста. Человек первый день вышел на работу, ему поправить кабель. Он поправил и встал около гусеницы экскаватора. Машинист, нагрузив состав, решил убрать камни, которые упали во время погрузки. Убирает ковш под себя — бьет помощника пятой ковша под солнечное сплетение. Когда он убрал ковш, тот пробежал метров 5 по путям, упал и умер. Диагноз: разрыв селезенки.

Разговаривал со мной Толоконников, как с врагом народа. Я ему после сказал: «Что вы от нас хотите? Что за 41 час я должен сделать из них академиков? Ребята пришли из ПТУ, в глаза не видели оборудования. Наша задача — показать это оборудование и объяснить, что это генератор, какие обмотки, их назначение». После этого я наставлять отказался, а то еще срок получишь ни за что. Некоторые специалисты с образованием отработали всю жизнь и не знали экскаватор в совершенстве. Директор Вильков говорил, что экскаватор — это целый завод.

Большое внимание уделялось рационализации. В начале года берешь соцобязательство подать не менее 3-х рацпредложений. В конце года подводились итоги соцсоревнования. В соревновании участвовало 5 рудников. Приезжает шеф, говорит: «Мне двое подали по 5 рацпредложений. Тебе, Василий Николаевич, нужно подстраховаться, подать еще одно рацпредложение». Я в ответ подаю два рацпредложения. Начали подводить итоги: он подал 6 рацпредложений, а у меня 7 рацпредложений, и мне выделили автомашину ВАЗ-2103 по соцсоревнованию. Вот так я получил машину. Был у рабочих какой-то стимул, желание победить и получить поощрение.

К нам на рудник приезжал из Свердловска инженер Вуль. Он собрал все рацпредложения и внедрил их на новых экскаваторах. И таким образом защитил кандидатскую диссертацию. Мои рацпредложения тоже попали в их число и были внедрены на новых экскаваторах, мы уже сами ничего не переделывали. Сейчас с этой перестройкой многое заброшено-забыто, а это плохо. Люди трудились творчески и находили правильное решение. Изменяя конструкцию отдельных агрегатов, увеличивали срок службы отдельных деталей. А это сокращало простой экскаватора из-за поломки. Экскаватор — это такая мощная техника, прокормит не одну сотню человек. Добывали мы там металлы для космоса — сверхпрочные, жаростойкие, химически инертные. Иридий, радий, рутений, осмий, палладий, никель, кобальт, титан, платину, золото, серебро, медь, вольфрам — всего 84 элемента. И вот в этих климатически очень суровых, холодных условиях мне пришлось прожить 26 лет.

Город Норильск расположен почти на семидесятой параллели северной широты. То, что принимает порт Дудинка от нас, отправляет на материк, а то, что принимает порт Дудинка с материка, отправляют в заполярный город Норильск. Жизнь в Норильске не затихает, бурлит. Труд людей среди суровой природы нелегок. Таймыр относится к одному из самых холодных районов Крайнего Севера. На его климат огромное влияние оказывает близость Северного ледовитого океана, покрытого большую часть года мощными, как броня, льдами. 9—10 месяцев в году свирепствует на Таймыре хозяйка-зима. Солнце надолго покидает арктическое небо, и тундра погружается во тьму полярной ночи. Только зори да сполохи сказочных северных сияний озаряют снежный покров. В зимние месяцы ртутный столбик опускается до отметки -50 градусов. В стылом воздухе образуется плотная пелена тумана-изморози, скрывая все вокруг. Очень страшны те дни, когда мороз породнится с пургой. Долго стоят устойчивые морозы. Пурга на Таймыре бушует более 100 дней в году. В такое время трудно людям и животным в тундре. Самая опасная пурга — черная, когда становится совсем темно от бешеной пляски ветра со снежною пылью. В двух шагах ничего не видно.

Заканчивается длинная полярная ночь — и тундра преображается. Яркие лучи солнца подкрашивают синеву снежных далей и торосов. Для весны, лета и осени природа отвела всего 2—3 месяца. В это время тундра очаровательна. Она шумит вешними водами, звоном птичьих голосов, играет яркими красками. Населяют таймырскую землю с древних времен нганасаны, ненцы, долганы, эвенки. Это трудолюбивые люди, неутомимые следопыты и отличные звероловы. Добывают песцов, диких оленей, куропаток. В полярных водах Таймыра встречаются 6 видов морских зверей: нерпа, морской заяц, морж, из животных — овцебыки, белые медведи. Они виртуозно добывают песцов, диких оленей и куропаток. Олени заменяют людям лошадей. Моржи — величавые короли побережья. На песчаных берегах устраивают они свои лежбища. Белуха появляется у берегов Таймыра в конце лета. Самые многочисленные обитатели полуострова — лемминги, этими зверьками питаются многие звери и птицы Таймыра.

Самолет на Таймыре — явление довольно редкое. Поэтому Александр Емельянович Воронцов завернул в аэропорт узнать, что за неожиданный рейс. Диспетчер объяснил, что это спецрейс из Красноярска, кто летит, не знаем. Воронцов был главным геологом и главным инженером Норильскстроя. Связавшись с Дудинкой, он узнал, что прибыл Завенягин. Приезду завнаркома Воронцов был рад вдвойне, они были товарищами по Горной академии. Вопрос освобождения от должности директора Норильскстроя нигде не ставился. К нему были серьезные претензии как к руководителю северной стройки, но оправдывала сложность севера. Первым впечатлением увиденного опытным взглядом Завенягина стала запущенность и неразбериха. Завенягин сказал несколько резких слов в адрес начальника стройки. «Может быть, не надо, товарищ Завенягин, строго судить Матвеева? — сказал парторг. — Не спешите делать поспешные выводы после таких строек, как Магнитка, здесь другие масштабы». «Норильск — это прообраз Магнитки, форпост севера», — сказал Завенягин. Претензии, которые были предъявлены Матвееву, он хорошо понимал и оказывал нам большую помощь, отметил он. «Мы не закрываем глаза на неприятный для нас факт, что сорван государственный план по причинам, не зависящим от строителей, — продолжил Завенягин. — понять это издалека, не зная местных условий, очень трудно». Завенягин сказал о сотнях кубометров леса, вмороженных в лед Енисея, уточнив, что их 10 тысяч кубометров. «Но обратите внимание на сводку погоды, когда к нам пришли плоты и когда ударили морозы. Такой пуржливой и такой лютой зимы, как нынешняя, не было много лет. Но почему Матвеев не указал об этом в объяснительной записке в главк?». Матвеев не любил жаловаться, ссылаясь на трудности, такие как нехватка людей, например. Он считал, что все преодолеет в свое время. Завенягин: «Но зачем же брать на себя природу, чью-то халатность, преступление, равнодушие и тем самым вводить правительство в заблуждение? А ведь в конечном счете страдает стройка, общее дело. Вот резолюция партконференции Красноярского края — мне эту записку дали в Красноярском парткоме. Вам она известна — прочту: ввиду особо важного значения Норильского комбината в условиях Крайнего севера обязывает Таймырский окружком, Игарский, Туруханский и енисейский райкомы партии, все краевые профсоюзные организации оказывать помощь ударной стройке».

Известие о смещении Матвеев воспринял тяжело. Разрешили отпуск, жена с детьми должны выехать сегодня, а он — следом, думал, просто комиссия. Матвеев не показывал своего состояния, Завенягин старался его не замечать. Ознакомившись с делом, Завенягин поймет, что фундамент здесь на севере — основной и самый трудоемкий процесс работы. На севере вечная мерзлота, и это трудно сейчас понять Завенягину. Его предшественник начинал с сотней людей на необжитом месте, кирпич распределял поштучно. Проехав до Норильска, потом до Вольска и до перевалочной базы, куда по Пясине впервые дошли грузы с механизмами, Завенягин убедился, что все это порыв, нужно начинать с плановой организации работ.

Между Завенягиным и Матвеевым состоялся такой диалог.

— Да, Владимир Зосимович, как обстоят дела с разведкой коксующихся углей?

— Этим занимается геолог Воронцов.

— А что касается сдачи, вы не склад сдаете.

— Но раз вы так торопитесь…

— Время торопит, Владимир Зосимович. Скажи, пусть секретарь отпечатает акт. Очень коротко — приказ с 28 апреля 1938 года вступаю в должность. За моей подписью. А пока дайте мне короткую справку — выписку из годового отчета.

Матвеев открыл сейф, протянул Завенягину папку. Завенягин прочитал справку. Надо отдать должное Матвееву, он ясно видел положение дел и с беспощадностью для себя сделал выводы. Толково и резко обосновал справедливые претензии к главку и проектным организациям. Основной объект — малый металлургический завод находился в стадии строительства, по плану должен быть введен в эксплуатацию в конце 1938 года. Кирпичный завод дает 100 тысяч кирпичей в месяц, что очень мало. Не введен в строй завод железобетонных изделий и лесопильный комплекс.

— А почему обогатительную фабрику законсервировали?

— Вы отлично знаете, товарищ Завенягин. Я не металлург и не строитель, не имею инженерного образования. Я бывший оперативный работник. Что я могу ответить на ваш вопрос, если даже мужи науки в Ленинграде не знают, какой выбрать вариант, где строить и как строить. Давай поднимем бумаги. Со мной вопрос ясен. Желаю не сломать шею. Скажу честно, не знаю, как вы сумеете распутать этот клубок.

— Ну что, Владимир Зосимович, произносите «вы» да «вам»? Если вам не покажется оскорбительным, предлагаю вам быть моим помощником. Конечно, сначала отдохнете.

— А я, признаться, думал, что мне каюк. Такая должность мне по плечу.

Что сказать о Матвееве? Да, он не инженер, но он коммунист, человек долга, преданный советской власти. Он делал все, что в его силах. Это не его вина, а беда, что он согласился возглавить стройку на севере. Это место раньше называлось ссылкой.

— А теперь выслушай меня, Авраамий Павлович. Ты направлен сюда как прославленный строитель Магнитки, значит, здесь быть гигантской стройке. Вот так я понимаю. Стране позарез нужен никель, и ты его дашь. Я сказал образно «ты», конечно все мы вместе. На этом я ставлю точку. Больше от меня не услышите ни слова.

«А вот Матвеева, — говорит Завенягин, — мне по-человечески жаль. Получил три награды, и все от врага — три тяжелых ранения, два в грудь сквозных. Басмачи оценивали его голову в 5 тысяч золотых рублей». Старший геолог Воронцов спросил Завенягина: «Это верно, что Матвеев арестован? Я узнал утром, так сказать, постфактум». «Матвеев срочно отозван в Москву». А еще вечером удивился звонку оперативного отдела. «Когда сдаст дела?». Завенягин ответил: «Уже сдал». Поспешно в Москву выехал его заместитель Юрченко. Жена Матвеева, человек долга, с двумя девочками 3 и 9 лет поехала за ним. И мы долго не знали, что у жены Матвеева туберкулез. Завенягин спросил, где они сейчас. «Извините, Авраамий Павлович, я от твоего имени распорядился отправить их на дрезине в Дудинку и забронировать билеты на самолет до Игарки. На Таймыре их уже нет. Дальнейшее пока не знаю». Завенягин молча пожал руку Воронцова.

Опишу вам еще один эпизод, как Завенягин принимал боевое крещение севера. Завенягин разместился жить в квартире Воронцовых. (Условия? А каково было Матвееву, приехав на пустое место!) вечером в квартире Воронцовых раздался телефонный звонок. Жена Воронцова подняла трубку: «Вас срочно, Авраамий Павлович. Из оперативного отдела сообщение». Выслушав сообщение, Завенягин начал срочно собираться. «Куда же вы, Авраамий Павлович? Ведь пурга, в двух шагах ничего не видно. Черная пурга», — о причине Софья Георгиевна не спрашивала. Да и все равно его было не удержать. Надев пальто, Завенягин крикнул на бегу: «Загорелись склады!». Софья Георгиевна схватила со стены ружье-двустволку и патронташ. «Захватите с собой ружье», — сказала она. «Это еще зачем? Склады же рядом», — и скрылся в снежной мгле. Софья Георгиевна накинула крючок, села на стул, но тут же вскочила: надо немедленно сообщить в управление. На ее звонок ответил, к счастью, Воронцов. «Что за паника, Соня? И откуда тебе известно о пожаре? Я же приказал не звонить. Все меры приняты, пожар незначительный. Что? Ушел Завенягин? Кто сообщил? Но как же ты его выпустила? Да знаю Завенягина. Появится — звони немедленно!». Положив трубку, повернул к присутствующим побледневшее лицо: «Всем немедленно одеваться! Кто будет старшим? Давай Шоройко! Не забудьте захватить веревку! Идите обметом!». Схватил лист бумаги, набросал расположение домов. «Главное — перекрыть направление вот здесь! Вас, конечно, не хватит, но бегите. Я буду поднимать аварийные команды».

Через несколько минут Завенягин, оступившись, оказался в какой-то яме и потерял шапку. Ямой на севере называют котлован для фундамента в вечной мерзлоте. Завенягин понял, что не имеет ни малейшего представления о месте своего нахождения. На севере более 100 дней в году ветра. Шапки мы носили, «клапаны» всегда опущены, иначе ее срывает ветром и катит, как колесо, потом ее уже не догнать. Не одна шапка улетела в карьер безвозвратно. Обмотав голову шарфом, посидел на корточках, соображая, куда идти. Ногам стало холодно, и он, ощупав валенки, обнаружил, что калош на них нет. В эти дни была ранняя оттепель, и валенки без калош быстро промокли. Тревога царапала сердце. Ему показалось, что ветер стих. Он пошел вперед и больно ударился коленом о какой-то предмет. Сняв перчатки, ощупал предмет голой рукой. Оказалось, это ошкуренное бревно. «Значит, я на территории», — и принял решение оставаться на месте. Нашли его скоро, нахлобучили на него песцовый малахай, руганули его по-мужски и повели к дому, как бычка на веревочке. Завенягин злился на себя, понимая, сколько он создал лишних хлопот.

Когда они остались одни, Воронцов заметил: «Наставлял меня на путь истинный: нельзя руководителю подменять всех и решать все самолично — твои слова. Управлять из кабинета всегда кажется просто, но а в жизни все значительно сложней». «Все я понял, брат, север — это не Урал. Ловко вы меня выдернули из этой каши». «Жизнь научила создавать аварийные бригады, в экстренных ситуациях оказывать помощь». Север называли краем сильных и смелых, но север никого не щадит.

Много было разных случаев. Живя на севере, я попадал в очень сложные ситуации. Рабочая смена подошла к концу, разыгралась снежная буря со штормовым ветром. Меня оставили на сутки до следующего утра. На взрывскладах пропал свет. Меня отправили туда. Я пошел, а ветер дул мне в бок (на севере такой ветер называют косорыловка). Ты идешь, сторонишься от ветра и незаметно отклоняешься от маршрута. И вот по времени ты уже должен дойти, а вокруг белое поле и никаких ориентиров. Тогда я, думая, что делать, решил — буду возвращаться назад. Иду долго, но ничего нет, по чему бы смог сориентироваться, где я есть. Дохожу до дороги. Хотя ее не видно, идет линия электропередачи. Прошел немного на север — стоит столб, на нем — арматура освещения, ни одна лампочка не горит, все порвал ветер. И вот по этой линии я пошел к конторе. Дошел до конной базы, где были лошади. Понял, что я иду в правильном направлении. Прихожу в свою службу, шеф домой не уходил, спрашивает: «Где ты был так долго? Звоню на склад, говорят, не приходил. Они мне звонят — света нет». Я отвечаю: «сбился с маршрута и потерял ориентир». Он мне в ответ: «Я так и понял, подвела косорыловка. А я уже сижу переживаю, как бы не замерз. Рад, что ты живой». Я отклонился из-за ветра приблизительно метров на 400—500 в сторону от взрывскладов.

Однажды я закончил работу на восточном борту, уже стемнело. Мне нужно идти. По полукругу обходить далеко, и я решил с горки съехать — сократить. Спецодежда у нас была из брезента — куртка и брюки, и на заднице мы съезжали. Не доехав до конца, увидел обрыв: там произвели взрыв и грунт убрали. Валенки у меня были подшиты резиной от транспортерной ленты, чтоб ноги не промокали. На горе была небольшая лощинка, я сумел остановиться, затормозил. Сам себе думаю, что же делать, как выбираться, ведь попал в западню. Снег твердый, как лед, вверх по нему не подняться — скользко. У меня в валенке была большая отвертка, носил ее всегда с собой. Я начал отверткой долбить этот снег, чтоб носком валенка в лунку встать и с помощью отвертки двигаться дальше. Смотрю — вверху виднеется камень, я стал продвигаться к нему. Около нег снег отдолбил, стало можно более-менее держаться. Сделал 6 лунок в шахматном порядке, по ним поднялся выше. Когда осталось немного до вершины, протянул руку — не хватило 30—40 см. я вбил отвертку в снег, подтянулся и вылез наверх. У отвертки металлический стержень был 15 см. Если бы у меня не было отвертки, то, наверное, мне была бы хана. Уклон такой, что нельзя шевельнуться, сразу можно оказаться внизу, а высота 25 м, внизу камни — там все переломаешь, и руки, и ноги. Хорошо, что валенки были подшиты резиной — я смог затормозить. А второе — лунки, которые я делал в снегу. Резина твердая, хорошо можно опереться. А если бы валенки были не подшиты резиной, я бы, наверное, не вылез.

Первые годы, когда я приехал жить в город Норильск, страшно было жить — каждый день звучала похоронная музыка. Люди гибли в подземных рудниках десятками. И я был рад, что не пошел работать под землей. На нашем руднике Медвежий ручей в один год погибло 15 электровозников от электрического тока. Молодые, только закончили курсы, опыта нет, совершали ошибки и погибали. Случаев и у меня было много, когда мог погибнуть человек. Однажды меня с Лопушковым Женей отправили на взрывсклады. Дошли до места. Женька пошел проверять с одной стороны, а я навстречу с другой. Смотрю, свет загорелся, стрелок с будки кричит. Я подбегаю, а он взял два провода в руки и через себя пустил ток. Я вырвал пассатижами провод из его руки, он заорал так громко, что у меня мурашки побежали. А до этого был случай — женщина-стрелок выбила провод шваброй из рук электрика, спасла его жизнь. Женщина-стрелок дала Женьке стакан чая, он попил, вроде бы пришел в себя, а в глазах у него была какая-то растерянность и страх. После этого он немного поработал и уволился из энергослужбы. Я тоже ушел в энергослужбу экскаваторных участков на 6000 вольт.

А погибнуть на севере можно просто. Дают наряд Некрасову — заменить изолятор в передвижной коробке. Приезжаем на место работы, там путейцы ведут укладку железнодорожного полотна. Линия электропередачи отключена на подстанции. Некрасов говорит: «Мы сейчас сделаем, пока отключена». Говорит мне: «Давай, открывай коробку». Я стою и молчу. Он мне говорит: «Что, боишься?». Отвечаю: «Боюсь». «Тогда я сам сделаю», — и начинает откручивать гайку, чтобы открыть коробку. Он отвинтил гайку, хотел открыть крышку на коробке — и вспыхнул свет, загорелись прожекторы на экскаваторе. От смерти его отделяло буквально 5 секунд. А ведь у него было техническое образование. Он как был утюг, так им и остался. Если он поедет на экскаватор, то стоит всю смену. У него нет никакого понятия, что делать, лезет куда попало. Один конец отключил, второй отключил, потом забыл подключить — сам себя путает. Основная причина — неуверенность в своих силах, страх.

Транспорта, тракторов и машин практически не было. Была конбаза — 200 лошадей. И по железной дороге мотокран и дрезина для монтажа контактной сети. Доставляли нужное оборудование на экскаватор по железной дороге. Трактора и машины появились в 1960-х годах. У высоковольтников трактор ДТ для перевозки опор. А до этого опору несли десять человек на себе. От взрыва нужно убрать опоры, а после взрыва нужно дать питание экскаватору, снова их установить.

Дорогу чистить пришли трактора 140-сильные, года через три — 180-сильные, а двигатели в 250 лошадиных сил от танка Т-34 пришли в конце 1970-х годов. На автомашине установили рацию. Где бы ты ни был, по рации тебя быстро найдут. Прошло еще года два — нам дали вторую автомашину. Начался большой технический прогресс.

Мощность рудника с каждым годом возрастала. Пришли новые экскаваторы восьмикубовые вместо трехкубовых, Белазы 25-тонные, 40-тонные вместо 15-тонных Кразов. Электровозы «Шкода» чехословацкие — один везет 10 стотонных думпкаров. Производительность резко возросла, и мы не только смогли догнать Америку, но и даже обогнать. Был сделан большой рывок вперед.

Жесточайшие климатические условия севера сказывались на здоровье людей. Когда наступает полярная ночь и полярный день, травматизм резко возрастает. Когда наступает полярная ночь, то спал бы целый день. Начинает прогрессировать цинга. Отсутствие солнца и нехватка витаминов в организме, зубы начинают выпадать. Жена работала с утра. Когда она уходила на работу, я наказывал — разбуди меня любой ценой. И когда она уже опаздывает на работу, снимает с меня одеяло и начинает стаскивать с постели. Я вставал, умывался, пил крепкий чай, позже — кофе и выходил на улицу. Бродил по городу и по магазинам, чтобы развеяться. Зарядку я всегда делал, чтобы прийти в себя. Люди приходили на работу сонные, инертные, рассеянные, невнимательные. И что их ожидала какая-то опасность, они не замечали, до того были отключены. Позже на руднике стали заваривать крепкий кофе. Стояли титаны, мы стаканами пили кофе. Пей, сколько хочешь, чтобы стряхнуть с себя сонливость. В какой-то степени кофе стал помогать. Травматизм уменьшился, но все равно случаи были. Полярная ночь длилась более двух месяцев, а потом наступал полярный день.

Наступило лето. Небо чистое, голубое. Солнце светит круглые сутки. Наступает ночь, надо отдыхать, а лучи солнца светят в окно. Ложишься, а сон не идет. И лежишь, ворочаешься часов до 2—3 ночи, а иногда и больше. Под утро, как засыпаешь, звонит будильник — пора вставать, готовиться идти на работу. Ты идешь на работу сонный, не отдохнувший, бдительность твоя притупляется, и ты ходишь на работе, как тень, не замечаешь опасность — тебе все безразлично, отсюда и травматизм. Позже стали нам давать кофе. Он немного помогал, но не совсем. Полярный день длился 83 дня. И хотя мы закрывали окна шторами, все равно не помогало. Природа сильнее нас, ее не победить.

Север — это не Москва, где развиты культурно-развлекательные центры. Норильск — это трудовой город, здесь рудники подземные и цветная металлургия, рабочий город. Погибнуть на севере можно в любой момент и запросто — все непредсказуемо. На нашем руднике погиб главный инженер Волохов. Приехал он в карьер, подъехал к спуску на другой горизонт. Трактор в это время тащил на трассу трубы на водоотлив. Инженер вышел из машины и решил прогуляться пешком, так как проезд закрыт. Трактор спускается вниз, и, так как спуск был крутой, трубы покатились винтом на главного инженера, ломают ему ногу. Забрала его скорая, а у него отказала правая почка. Его везут на самолете в Москву, а из Новосибирска везут почку, тоже самолетом. И он в самолете умирает. Как потом объяснили, от болевого шока. И вот кто виноват? А подождать надо было не более 5 минут. И ведь это главный инженер, который воспитывает рабочих.

Опишу еще один случай. Послали мужчину притащить 2 бревна. Он застропил два бревна тросом на удавку и прикрепил к трактору. Трактор тащит бревна, он идет рядом. Бревно упирается в камень, становится свечкой, бьет мужчину по голове и убивает насмерть. Но вот здесь случай непредвиденный, непредсказуемый, который называют несчастный случай. Я описал два разных случая, а причина — тяжелые климатические условия, которые изматывают организм, и у него больше нет сил сопротивляться. Человек ходит, как тень, безразличный ко всему, наверное, отсутствует чувство страха.

Первые впечатления Завенягина, когда он прибыл в Норильск, это запущенность везде и неразбериха. А когда случился пожар, вызвали Завенягина. Он пошел на объект, упал в котлован, потерял шапку и калоши. Если бы жена Воронцова не позвонила мужу, а тот не организовал поиски Завенягина, то минимум через час его бы уже не было в живых.

Матвееву пришлось работать в тяжелейших северных условиях, все начинать с ноля. Как приходилось делать железную дорогу? Для полотна железной дороги использовали торф, валежник. Когда установились морозы, стали использовать мох с хворостом, пропитанные водой. На шпалы брали сырую лиственницу. Дорогу закончили в январе и начали переброску грузов и продовольствия из Дудинки в Норильск. Протяженность дороги от Норильска до Дудинки — 120 км. Дорога строилась с двух концов. Через реки делали не мосты, а намороженные дамбы. Первый паровоз шел неделю, и все же это была дорога.

Настало лето, и все поплыло. Нарушилась вечная мерзлота, вспучилась, выталкивала телеграфные столбы и сваи мостов. Дорогу пришлось восстанавливать заново. И снова временную. Вот такой увидел железную дорогу Авраамий Павлович Завенягин. Воронцов сказал: «Здесь север. Здесь условия особенные. Снег здесь особый — тонкий, как пыль, и он наслаивается, делается прочным, как лед. Лопатой его не возьмешь. Пурга сбрасывает с дороги паровозы и вагоны. Незадолго до твоего приезда у нас случилась трагедия, засыпало снегом паровоз. Пока искали, в снегу били траншеи, откапывали, кочегар и машинист погибли от угарного газа». Далее Воронцов говорит, что план по геологоразведочным работам мы выполнили. А главное задание не выполнили по завершению строительства малого металлургического завода. Завенягин как бы начал его хвалить, чтоб смягчить упрек в его адрес.

Сроки стройки фактически сорваны. План по геологоразведке мы выполнили, но разведку еще до меня начали вольнолюбивые поморы Великого Новгорода. Они издавна знали дорогу на север, по морю студеному, промышляли зверя. Тобольский воевода доложил царю Михаилу: по сибирскому морю немцам торговать позволить не можно. От Архангельска города до немцев ездить не велеть, чтоб немцы дороги не узнали, и, приехав бы, воинские люди сибирским городам какой порухи не учинили. Исследовали север многие первооткрыватели: Челюскин, Лаптев, Минин, братья Сотниковы, Шмидт, Никифор Бегичев, Урванцев и другие. Никифор Бегичев принимал участие в экспедициях, помогал исследователям Арктики в Хатангском заливе, открыл неизвестные острова, которые впоследствии назвали его именем. Сам он погиб, его нашли в избушке мертвым. Газета писала так: «Голод и цинга доконали Никифора. Какого богатыря свалил Таймыр! В прошлом он был моряк».

Сидя в кабинете, Воронцов разговаривает со Звенягиным: «Направили тебя сюда неслучайно. Стране нужен никель». В ответ слышит от Завенягина: «Также и тебя неслучайно, Александр Емельянович. С чем им пришлось столкнуться? Везде ручной труд и нехватка материалов, запчастей, одежды». Воронцов делает заявки телефонограммами, просит бикфордов шнур, динамит, запчасти для буровых станков. Смешно вспоминать, что просили мы сапоги — 400—500 пар, масла экспортного, две тонны гвоздей, 200 полушубков. И это с грозным предупреждением: будет преступлением задержать стройку Норильского комбината.

Дорога на Дудинку строилась, насыпь — возили на вагонетках вручную. Планировали запустить первую очередь никелевого комбината в 1938 году. С открытием навигации в Дудинку стали поступать грузы и стало известно, что основные будут переброшены по Пясино. Возникли тысячи проблем. Люди уже шли в Норильск, и первая проблема — это жилье. Люди шли через тундру пешком, блуждали, выбивались из сил, но все равно шли. Строителям, что шли напролом через тундру, самолетами сбрасывали продукты. Особенно отличился летчик Молоков. Он до того долетался, что его самолет вышел из строя, и он с экипажем выбирался из Норильска пешком.

Началось спешное строительство жилья. Строили легкие дома, называли их бараками. Посередине коридор, по бокам комнаты. Бараки были длинные, по 10 и более комнат. Изнутри стены обивали войлоком и фанерой, но и этого не хватало. Не хватало материала и инструментов. Часть людей расселялась в палатках. А впереди — суровая зима, полярная ночь.

Инженер Куличенко нашел гипс, геологи ищут запасы глины и песка, угля. Глина и песок необходимы для производства кирпича. Перед строителями стоит задача — ввести в этом году электростанцию и маленький металлургический завод. Руду брали — Гора рудная, впоследствии рудник Угольный ручей. Брали руду открытым способом — так дешевле, чем подземный рудник. Первую руду брали окисленную, которая разрушалась от снега, осадков, дождя и морозов. И стоила она очень дешево: 1 тонна — 4 копейки. А когда я уезжал, тонна руды стала стоить 8 рублей. Мы спустились вниз с 500 м над уровнем моря на 80 метров. Нашли уголь на горе Шмитиха. Позже нашли уголь на Кайерконе. Там уголь добывали открытым способом, экскаватором. Нашли залежи глины и песка, осталось только претворить в жизнь задуманное.

Прошло 4 месяца, как Завенягин приступил к работе. Дела шли совсем плохо. И он решил действовать по принципу, как на Магнитке. Создал проектный отдел из разных групп и занялся созданием работоспособных отделов, отвечающих за свой участок. Это был проверенный, надежный штаб. Было создано 7 отделов. И сказал он следующее: «Без оперативного и боевого штаба армия — ничто, несмотря на ее хорошее вооружение. Штаб вырабатывает тактику боя, разгадывает маневры противника». Из Красноярска в Дудинку доставляли грузы, на обратный рейс брали запас угля. Моряки высказали свое мнение: чем больше вы добудете угля, тем больше мы завезем вам грузов. Причина — не было совковых лопат, грузили штыковыми лопатами. Завезли совковые лопаты — и вместо 12 тыс. т добыли 40 тыс. т. Вопрос был решен.

Металлургия немыслима без кокса. Геологи отвечают, что нашли коксующийся уголь у Куропаточного ручья. Кроме никеля, в руде есть золото, старатели находили. Нашли россыпью платину. Но поскольку лабораторий не было, геологи не знали, что в Норильске в руде содержится 84 элемента таблицы Менделеева. И поскольку все необходимые полезные ископаемые есть на Таймыре, встал вопрос о строительстве в Норильске горнометаллургического комбината. Все 7 отделов, которые распределил Завенягин, возглавили люди, в основном имеющие специальное образование. Сильно отличился старший геолог Воронцов. Он нашел основные материалы, необходимые для строительства комбината. Сидя в кабинете, Завенягин размышлял: «Люди живут в палатках, не хватает керосина, а детям нужно молоко». Он пригласил работников комбината на совещание по вопросу о создании совхоза. Посыпались реплики, что на вечной мерзлоте овощи не растут. Завенягин встал и резко сказал: «Нет, растут. Вы не читаете и не интересуетесь историей. В Туруханске и Игарке выращивают лук, редис и салат. В 1926 году экспедиция на Волке в Норильске посадили лук, редис и салат. И представьте себе, собрали неплохой урожай». На следующий день Завенягин издал приказ о создании сельскохозяйственной базы Норильского комбината.

Чтоб был успех, кого ставить директором? Нужен был новатор. Выбор пал на Николая Ивановича Иевского, прораба Дудинского строительного участка. Он выбрал место для совхоза у озера Долгого. И из местной лиственницы начали рубить коровник, предварительно отогрев землю кострами. Венцы укладывали плотно, на совесть, чтобы зимой животные жили в тепле. Завезли буренок племенных для разведения скота на севере.

Когда я приехал жить в Норильск в 1958 году, на «семерочке» был большой животноводческий комплекс, там было много коров. Летом их выпускали на волю, там были большие стада. Буренки были бело-черной породы. Некоторые умудрялись держать коров частным образом, имея свой балок или домик. Некоторые частники держали кур. В тундре растет много всякой ягоды, в основном брусника, огромные плантации в тундре. Еще есть голубика, черника, красная смородина, рябина. Очень много грибов, особенно когда урожайный год. Частники выращивают лук и редис на Вальке и бургородке, там у них свои домики были. Из животных там в основном северные олени, им корма хватает, раз они выживают на севере. В реках и озерах близ Норильска много различной рыбы: сиг, чир, муксун, нельма, ряпушка, тогунок. Там много корма для рыб — комаров, просто тучи. Живут комары мало — одни сутки, это и есть корм для рыб.

В 1960-е годы держать частникам коров и кур запретили, насильственно уничтожали. А вот свиноводство осталось, его не тронули. Свиней держали в балках. У кого были возможности, брали корм из столовых — отходы из больниц, детских садов, школ. Этот бизнес процветал и давал хороший доход. Завенягин даже фантазировал, что на севере вырастет цветущий сад. Но на севере это сложно, хотя деревья и растут.

В Норильске была своя теплица, выращивали длинные огурцы (сорт китайский), и они прекрасно росли. В теплице работал мой друг Гриша, закажешь огурцы — он всегда возьмет.

Когда началась пора навигации, пришли первые караваны барж, пошел поток грузов. В Дудинку приехали сезонные рабочие, начали прибывать партии строителей разных специальностей. Начались тревожные дни. Поставки крайне необходимого оборудования были заморожены, поставку затягивали заводы-поставщики. Значит, нужно самому ехать в центр, выступать в роли толкача, утрясать и увязывать дела.

В Москве в наркомате Завенягина встретили довольно холодно. Слишком много всего требуется. «Затеяли ломку проектов, затягиваете стройку. Учтите, срыв строительства вам даром не пройдет. Все наши планы направлены только на укрепление строительства, на досрочный ввод комбината в строй, на выдачу стране никеля», — Завенягин выкладывает точные расчеты, оперативные сводки. Он понимал, что все, что планировалось в Норильске, не входит в планы Наркомата. Он заявил решительно: «Если наркомат не согласен с нашими новыми планами и практически выполненными, я буду обращаться в Совнарком».

Емельянов — член-корреспондент, одноклассник Завенягина по Горной академии дает точную характеристику Завенягину: «Умница, инициативный, упорный в отстаивании своей точки зрения. Уж если он задумал что, то не было силы, способной заставить его изменить свою позицию». Он поддержал Завенягина. Нарком все-таки согласился с позициейЗавенягина, все заявки были выполнены.

Мария Никифоровна, наливая чай, вздохнула: «Все в бегах да разъездах. Я думала, приедем в Москву, отдохнем, детей куда-нибудь сводим. А у тебя все разговоры о делах, — и сама сменила тему. — Трудно тебе, Авраамий, вид у тебя нездоровый». «Трудно, Маша, очень трудно. Но интересно, черт возьми. Есть где развернуться. Какие нетронутые огромные богатства!». Мария Никифоровна ласково взглянула ему в глаза: «Опять солнечный город? Гигантский комбинат? Фантазер ты мой. Взял бы нас с собой. Нам одним тоскливо». «Мне тоже тоскливо одному. Потерпи немного, Маша, — и нежно притронулся к руке. — Вот наладим с жильем немного — тогда милости прошу в гости, чтобы ты всегда была рядом».

Люди от слова север шарахались, особенно ленинградцы. Людям он не обещал ничего хорошего: «Вас ждут суровые будни, тяжелая полярная ночь и пока неустроенность быта. Зато вас ждет огромное поле творческой деятельности, где вы сможете претворить в жизнь ваши лучшие мечты, самые дерзкие планы и проекты».

Завенягин вернулся в Норильск не один, с ним приехали инженеры, монтажники, строители, горняки. Договорился о переводе в Норильск знатного металлурга Харина. Ожидалось прибытие большой партии людей. Воронцов ему сообщил радостную новость: старик Морозов обнаружил рассыпную платину. Организовали временный прииск. Уже намыли первый десяток килограммов. Завенягин рассмеялся, доволен, рад: «Но что меня больше радует, отбросили кустарщину, не дожидаясь меня». Еще одно изобретение: гипс смешивали с опилками и слегка подогревали — получались достаточно прочные блоки. Испытали на влагоустойчивость — норму влажности выдерживают. Завенягин обратился к Воронцову: «Вы лично их проверяли?». «Да, — ответил тот. — Отличный стройматериал для наших условий». В Норильске начался гипсовый век. «Приказываю, всех, кто принимал участие в разработке, отметить специальным приказом, дать отдых и дополнительный паек на это время. Приказ зачитать всем».

После возвращения из командировки Завенягин увяз в работе, впрягся на полную мощность и даже не ночевал в квартире. Воронцов решил отвлечь его хотя бы на один день, сманить на рыбалку. Встал пораньше, пошел в контору, чтоб его застать, но его уже перехватили.

— О, привет, Александр Емельянович, — сказал Завенягин. — Скажи, нет ли у тебя идей в твоих кладовых, что-нибудь полезное для растений и коров?

Воронцов думает: «Час от часу не легче» — и говорит:

— Хорошо, Авраамий Павлович, займусь этим серьезно, но с условием: поедем сегодня на рыбалку на озеро Лама.

— Да вы что все, сговорились что ли с утра? А впрочем, погода установилась просто чудо. Поехали. Напиши объявление: все, кто свободны от дежурства, едем на Ламу.

Когда катер тронулся, Завенягина попросили рассказать о Есенине, мол, о нем всякое говорят. Завенягин открыл портфель. И вы подумали: вот сухарь, сейчас вытащит книгу и начнет приказы читать. А он вытащил коньяк и сказал:

— Друзья мои, спасибо вам, что вы меня заставили вспомнить о поэзии, — улыбнулся и подмигнул хитро. — А вам нравится стих вот этого полярника?

Мы радугу тебе дугой,

Полярный круг, на сбрую.

О, вывези нас, шар земной,

На колею иную!

Не ожидали, что и это Есенин?

Помню, в академии очень возмущались, когда прах Есенина три раза обнесли вокруг памятника Пушкину. Максим Горький сказал, что мы потеряли великого русского поэта. Почему мы так мало знаем Есенина — публициста, горячего патриота? Обычно ярче всего проявляется сущность вне родины. Я пока не знаю ничего сильнее сказанного об Америке. Такие вещи я люблю выписывать для памяти. «Сила железобетона, громада зданий стеснили мозг американца, сузили его зрение. Нравы американцев напоминают незабвенной гоголевской памяти нравы Ивана Ивановича и Ивана Никифоровича». Сергей Есенин вернулся домой с расширенным кругозором, с просветленным зрением. Увидев Америку, бетонную гладь дорог Бельгии и Германии, Есенин стал ругать всех, цепляющихся за Русь, как грязь и вшивость.

Полевая Россия! Довольно

Волочиться сохой по полям!

Нищету твою видеть больно

И березам, и тополям.

Я не знаю, что будет со мною…

Может, в новую жизнь не гожусь,

Но и все же хочу я стальною

Видеть нищую, бедную Русь.

Все вдруг поняли, почему же Есенин закончил жизнь самоубийством…

…Повисло тягостное молчание. Последнюю строфу услышали только рядом сидящие.

Знаю я, что в той стране не будет

Этих нив, златящихся во мгле…

Оттого и дороги мне люди,

Что живут со мною на земле.

Меня спросили, почему, я отвечу словами Сергея Мироновича Кирова: не удержался; видать, разбился о камень черствых сердец.

Когда приехали на озеро Лама, остановились недалеко от скал, с которых алмазной радугой катился водопад.

— Ах вы, разбойники! — воскликнул Завенягин. — Не показать мне до сих пор такое чудо! А вам не приходило в голову, что дедушка Таймыр преподнес нам в подарок идеальное место для Дома отдыха?

— Думали, — засмеялся Воронцов. — Для того, Авраамий Павлович, и затащили вас сюда.

Он начал восхищаться:

— Ах, хитрецы! Ах, молодцы! Здесь будет сверхплановая стройка. О расходах подумали?

— Подумали, Авраамий Павлович, — ответил архитектор города Норильска Шаройко. — Комсомольцы согласны заготовить лес, расчистить площадку, — и протянул альбом с набросками. — Хочется избежать стандарта.

— Отличная идея.

Инженер-строитель Шаройко приехал из Ленинграда. По ленинградскому проекту начали строить Норильск. въезжаешь в город — на Октябрьской площади стоит памятник Ленину, справа гастроном, а рядом университет марксизма-ленинизма. С левой стороны ювелирный магазин и остановка на электричку в аэропорт и Кайеркон. Архитектура красивая, балконы выполнены в старинном стиле. Проезжаешь метров сто — Гвардейская площадь — дугой магазины, гастроном и универмаг, посередине круглые клумбы с цветами, стоит большой камень руды, на нем табличка с надписью. На проспекте Ленина стояло пять домов с северной и южной стороны, а остальные — бараки, балки. Все это было в 1958 году, когда мы приехали в Норильск. Остальная часть города выросла на наших глазах, включая Талнах, Кайеркон.

Стройка шла быстрыми темпами, на пол стелили сбитые из досок щиты, над окнами — тумбы из кирпича метр на метр ширина и высота и многое другое, поэтому стройка шла быстро. Уже в начале 1960-х годов жильцов из бараков и балков переселили в благоустроенные дома со всеми удобствами.

Когда приехали на озеро Лама, Завенягину захотелось познакомиться с местными жителями. Они к нам в Норильск приезжают, многие наши товарищи с ними в экспедиции ходят. А начальник стройки не находил времени погостить у них. «А вот Александр Емельянович местный язык знает. Давайте съездим к ним, мне подсказали одну идею». Раздобыли рыбы у местных рыбаков, наварили ухи. Уха оказалась наваристая, пахнущая дымком. Разлили уху по мискам. Завенягин усмехнулся:

— Ну скажите, товарищи, как при виде этой прелести не подумать о своей рыбацкой артели и не поручить директору совхоза создать эту артель? Тогда обеспечим наши столовые рыбой. Неплохая идея?

Все радостно засмеялись. Воронцов заметил:

— А вы, Авраамий Павлович, все же неисправимый реалист.

Завенягин первым опустошил миску и потянулся за добавкой:

— Василий Петрович, плесни-ка мне еще!

А потом хитровато улыбнулся:

— Вот вам всем загадка. Кто из нас, здесь присутствующих, самый сильный человек?

Чувствуя какой-то подвох, все примолкли.

— Не знаете? А вот, полюбуйтесь! — и он шутливо похлопал по шее рядом сидящего начальника разъезда. — Все еще не догадываетесь, почему? Да он на своей шее способен держать, сколько захочет, хоть целый железнодорожный состав!

Раздался громкий хохот, заглушив последние слова Завенягина. Все поняли его намек. На разъезде под названием Шея чаще всего задерживались составы.

Завенягин уговорил Воронцова съездить к местному рыбаку. Воронцов, открыв полог чума, поздоровался с ним по-якутски.

— Бар, бар, тарово, — приветливо ответил старик.

Дедушка был очень доволен, что его поприветствовали на его родном языке.

— Здравствуйте, проходите, дорогими гостями будете.

— Бодулин, как это вы проехали, минуя Норильск?

— Мимо вас я не проехал. Я еще не доехал до вас.

— Вы здесь организовали первый колхоз?

— Нет, не колхоз, просто артель, — Бовин вздохнул, — трудно с нганасанским народом.

— А в чем трудность?

— Понимаешь, товарищ Завенягин, нганасане — самый маленький народ на Таймыре, кочует почти до океана, разбросан по тундре. Гибнет народ, а привычный уклад бросать не хочет. А что за жизнь у них? Своих домашних оленей у них мало. Страшный мор прошел в 1931 году — сибирская язва, они не могут оправиться. Мы начали создавать колхозы, помогли материально. В одиночку живешь — трудности не преодолеешь. Неудача на охоте — а они за счет диких оленей живут, за счет рыбы и дичи — и съедят всех своих оленей. Балок — вещь хорошая, колхозники их имеют, а нганасанам это не под силу. У них костер в чуме да болезни, слепота.

— А в Норильске ты бывал, Нагтанов?

— Хорошо смотрел. Немножко поездом ехал. А смогут наши люди управлять железным оленем?

— Смогут, — ответил Завенягин, — будут делать металл. Зажгут лампочки Ильича над тундрой. Мы эту проблему решим. Помоги нам создать артель из местных колхозников.

Воронцов говорит:

— Я знаю, какую ты проблему решаешь сейчас, говоря о постоянной помощи близлежащим колхозам. Точно.

В Норильск Завенягин возвращался в приподнятом настроении — одну проблему решили с артелью. Он везде и всюду искал выгоду для дела, даже отдыхая. Вернулись в Норильск. Завенягин ищет повод всучить другим рыбу, а самому улизнуть в контору. Воронцов его тоже начинает отговаривать:

— Не надо идти в контору, там тебе не дадут отдохнуть. Отдохни хоть один денек.

Завенягин тоже хитрый:

— Я все понял. Сдаюсь. Александр Емельянович, пошли чистить рыбу и угощать Софью Георгиевну ухой.

…На озере Лама я был, все видел. И у меня создалось такое впечатление, что раньше был здесь карьер, даже заметны полки, но ни осыпались. Это южная сторона, а северная — сплошной лес, а дальше на восток огромнейшая яма, как будто здесь добывали руду. На Ламу приезжают туристы со всего мира. Хотят увидеть север вживую. Там огромная турбаза, где туристы отдыхают. А чуть дальше от турбазы отдыхают руководители города и комбината. И водоем считается закрытым.