Бесплатный фрагмент - Часть жизни

Афиша

О любви

Посвящается памяти художника Нико Пиросмани.

«А что может быть интересней истории любви?

Только сама любовь».

(Андрей Кончаловский — великий русский режиссёр.)

Сгорбленная старушка, опираясь на палку, медленно шла по мокрому парижскому тротуару. В другой руке она несла тяжёлый свёрток с продуктами. Вдруг её будто ударило током. Она остановилась, зажмурилась, словно от головокружения. Но, через минуту открыла глаза и снова увидела перед собой яркую надпись. Её пронзила мысль: «Не может быть! Не уж-то увижу тебя! Мой дорогой, молчаливый друг! Сколько воды утекло! Снова в Париже…»

Она долго вглядывалась в знакомое имя и фамилию на афише. Вывеска на разных языках гласила:

«Приглашаем поклонников и любителей примитивизма! Выставка известного грузинского художника Нисо Нодиа состоится в здании Лувра»…

«Как я была права, знала, что станешь известным художником. Но выставка в таком почётном месте… Удивительно!

Но Малда никак не могла представить лицо постаревшего Нисо. Она запомнила его молодым: высокий худощавый мужчина, с чёрными, полными печали глазами! Густые усы прятали грустную улыбку.

Придя домой в свою крохотную уютную квартирку, Малда долго сидела у портрета, подаренного ей художником. Единственная вещь, оставленная ей Нисо. На портрете, он изобразил её в балетной пачке и пуантах, с птичкой на плече. Вспомнилась далёкая молодость. Тогда она танцевала в кордебалете французской балетной труппы «Килда».

«Конец 20-х… Какое счастливое было время! Море света и радости. Вокруг улыбки, добродушные лица, ликующие крики публики, овации. Поездки, путешествия яркие впечатления. Свежее дуновение молодости».

Она вспоминала себя — миниатюрную, темноволосую девушку, полную жизни, энергии и надежд. Они познакомились на гастролях в Грузии. Нисо встречал её после каждого спектакля у ворот тбилисского театра. Какие были запоминающиеся встречи, нежные свидания!

Она приходила к нему в мастерскую, подолгу позировала. Запах красок был для неё таким волнующим. Нисо часами молча работал за мольбертом. А потом…, томные вздохи, объятия, поцелуи. Она помнила, как он нежно целовал её ноги, грудь. Побывав замужем, муж был на восемь лет старше, хороший порядочный человек, обожал жену. Он недавно умер, сердце подвело. Детей у них не было. Спустя много лет Малда поняла, что такого нежного мужчины как Нисо, ей больше не встретить.

Молодость, молодость! Если бы она тогда знала, как сильно её любил художник Нисо, как умело скрывал он свою любовь! Но она не оценила по достоинству его горячего восточного чувства. И оставалась к художнику холодной.

На глаза навернулись слёзы: она вспомнила, как однажды утром увидела из окна своего дома площадь, заполненную цветами. Продав отцовский дом со всем содержимым, бедный художник в свой день рождения, превратил всё своё имущество в гору цветов.

Малда отказалась стать его женой. А цветы раздарила друзьям и знакомым. Глаза молодого человека в тот день были особенно печальны. Так закончился их недолгий роман. Воспоминаний о нём хватило балерине на всю оставшуюся жизнь. В послевоенные годы Малда искала художника, но поиски дорогого ей человека ничего не принесли. В своих молитвах она надеялась, что Бог не оставит Нисо, что он жив, и когда-нибудь она его увидит.

Малда с нетерпением ждала дня выставки. Но, как ни старалась, мысленно представить встречу с Нисо не получалось.

В назначенный день принарядилась и поехала в Лувр на такси.

Там состоялось торжественное открытие выставки известного художника. Она услышала много хвалебных речей в его адрес. Но самого Нисо увидеть ей не пришлось. Нисо умер в мае в 1930-м году, задолго до войны. Умер от голода и болезни, в больнице.

Полдня со слезами на глазах Малда разглядывала в музее картины любимого человека, всматриваясь в каждый штрих, не понимая, почему тогда не ответила на любовь бедного художника. Оттенки, цвета на картинах оставались такими живыми, словно по ним только что прошлась кисть, человека тонко чувствующего природу. И слёзы текли по её сморщенным щекам, когда старая женщина вслушивалась в песню, звучащую на выставке на разных языках. Ведь никто из присутствующих не догадывался, что эта песня об истории любви к ней…

Песня «Миллион алых роз»

«Жил был художник один,

Домик имел и холсты,

Но он актрису любил,

Ту, что любила цветы.

Он тогда продал свой дом,

Продал картины и кров

И на все деньги купил

Целое море цветов.

Припев:

Миллион, миллион, миллион алых роз,

Из окна, из окна, из окна видишь ты.

Кто влюблен, кто влюблен,

кто влюблен и всерьез

Свою жизнь для тебя превратит в цветы».

(Стихи Андрея Вознесенского)

13.02.2008 г.

Ваятель грёз

Посвящается памяти ювелира

Игоря Киселёва

«Алкоголизм — неизлечимая душевная болезнь».

(Из медицинской энциклопедии)

1

Хэйл снова стояла в дверном проёме кухни и следила за работой его ловких рук. Она наблюдала, как витиеватые изгибы тонкой мельхиоровой проволоки под голубым лучом газовой горелки превращаются в неповторимое произведение искусства. Так на её глазах рождалось чудо — формировалось кольцо. Металл, раскалённый докрасна, казался в руках мастера игрушкой. Ювелир чётко чувствует линию, вплетая при высокой температуре в узор изделия, заранее отдельно подготовленные мотивы: завитки, листики, шарики, цветочки. Их обычно изготавливали ученики Райда. Они же резали камни и обтачивали кабошоны.

Ювелир сам соорудил мастерскую у себя на кухне, любил работать по ночам. Во всём доме его окно одиноко светилось до самого утра.

Райд изготавливал изделия каждое в единственном экземпляре. Эксклюзив ценился на рынке сбыта. Когда такое украшение выставлялось в витрину, на продажу, оно всем своим видом словно взывало: «Повтори меня! Слабо!»

Райд высоко котировался среди известных ювелиров, работал только частным образом, имел личное клеймо мастера. Он тщательно отбирал учеников, которых обучал ювелирному ремеслу с азов — науке резки камней, начиная с их обработки на шлифовальном станке до изысканного плетения из мельхиоровой и серебряной проволоки — «филигрань, скань». Обучал молодых ребят работе не только с мельхиором и серебром, но и с золотом, туда входило и литьё.

Дверь своей квартиры Райд не запирал на ключ, хотя в доме находилось дорогостоящее оборудование, металлы, различные камни-самоцветы грудами валялись в тазах и свёртках в шкафах, под кроватью в спальне, на балконе. Даже в витрине полированного секретера вместо посуды красовались образцы разных пород редких минералов: пейзажная бирюза из Индии, Турции и Узбекистана, моховый агат, «шайтанский» переливт, громадные куски сердолика, хризолит, «лунный» камень, уникальный чароит — камень Сибири, полосатый агат. Названий — не перечесть.

Маленькие камушки-голышки образцы минералов хранились в круглых жестяных коробочках. Хэйл любила перебирать и сортировать их бессонными ночами, разделяя ночные бдения с «хозяином каменных грёз». Манипуляции Рейда за работой Хэйл воспринимала как волшебство, рождение красоты, вызывающее восторг. Поэтому она дала Райду прозвище «Ваятель грёз». Про себя называла его «мой Жофрей». Хэйл бредила романтизмом, неоднократно перечитывала роман «Анжелика».

Сейчас Хэйл сидела за спиной обожаемого ею мужчины и с любовью наблюдала за каждым его движением. Он изготавливал брошь. В крупном куске пейзажной кровавой яшмы ясно вырисовывался небольшой силуэт фантастической птицы Феникс. Ювелир обдумывал, как обточить камень, чтобы сохранить, не нарушить рисунок.

Светало. Глаза молодой женщины закрывались сами собой. Но она терпеливо ждала, пока Райд закончит работу.

Хозяин квартиры любил порядок: сам готовил и убирал. Кормил каждого, кто приходил в гости. К нему часто наведывались геологи, ювелиры, приезжающие со всех концов Америки и из других стран. При кажущейся общительности Райд был скрытен, как говорится «себе на уме». Он ни с кем не делился своими планами, деловые счета держал в голове. Обладал потрясающей памятью. Жил Райд скромно, питался простой пищей.

Внешне Райд был похож на матёрого сторожевого пса бойцовой породы: коренаст, широкие скулы, немного вздёрнутый нос с широкой переносицей, придавал его лицу выражение некоторого высокомерия. Цепкий взгляд глубоко посаженных глаз, указывал на расчётливость, критичность суждений и вдумчивость. С ним можно было беседовать на любую тему. Он много читал, никогда не уставал от работы. Много курил, дымил весь день, как паровоз. Сигаретами пропах весь дом — его одежда, бельё, одеяла, стены.

Завершив работу, Райд помыл руки. Что-то напевая, он довольно потянулся. Вошёл в гостиную, присел на диван напротив открытой балконной двери и закурил. Хэйл пристроилась рядом, прижалась нежно и поцеловала его грубую мозолистую ладонь. Не раздеваясь, заснули.

2

У Хэйл была двухкомнатная квартира в подъезде Райда этажом ниже. Она выглядела гораздо моложе своих тридцати лет, носила причёску в стиле Анжелики, искусно закрепляя свои роскошные каштановые волосы деревянным гребнем. На её фигуру постоянно заглядывались молодые ученики ювелира. Хэйл обладала мечтательно-нежной душой. Она заботилась о Райде, хорошо относилась к его взрослому сыну от первого брака. Он тоже был ювелиром, очень красив собой, был похож на сказочного принца.

Отец с детства обучал сына Оливера ювелирному делу, чтоб тот мог «беззаботно существовать», так выражался сам Райд. Но юному талантливому красавчику постоянно чего-то не хватало: устраивал дебоши на дискотеках, попойки с друзьями, вёл разгульную жизнь, отчего частенько оказывался в полиции. Откуда его вытаскивал отец. Но надо отдать парню должное: если Оливер делал вещь — всякий раз создавал шедевр. Отец очень гордился своим чадом и баловал шестнадцатилетнего подростка, но и поругивал для порядка, чтоб не расслаблялся. Райд купил Оливеру просторную двухкомнатную квартиру в своём районе, обставил мебелью, обеспечил сына необходимыми современными инструментами для работы.

Он любил повторять: «Пусть трудится, пусть знает — творить — это не ворон считать».

3

На следующее утро Хэйл собралась в пригород, проведать мать. Райд холодно попрощался. Ему не нравилось, когда его подруга надолго уезжала из дома.

Прошла неделя и два дня. Хэйл вернулась немного позже, чем обещала. Дверь в квартиру Райда оказалась не заперта. У соседей играло радио. Радостная женщина вбежала в комнату и ахнула… в гостиной царил бедлам, словно Мамай прошёл. Куда-то исчез почти новый телевизор и импортный магнитофон. Пустые тазы валялись посреди комнаты. Мебель переломана. На столе объедки, куски сухого хлеба. Ближе к ванной на полу подозрительная лужа. Омерзительно пахло мочой. В шкафу — беспорядок, на полу разбросаны мятые тряпки непонятного происхождения. В углу, у двери дрожала приблудившаяся кошка. Хэйл распахнула дверь спальни, и ноги её подкосились. На кровати на грязном, рваном белье, в засаленной рубахе валялся в стельку пьяный, обросший, как горилла Райд. От непроветренного, спёртого запаха у Хэйл разболелась голова. Комната пропахла запахом пота и спиртным. На полу — батарея бутылок от дешёвого вина и водки.

По спине Хэйл пробежал холодок.

«Опять взялся за старое, а ведь обещал, полгода держался, не выносил запаха алкоголя рядом с собой. Я-то как радовалась, а он… туда же», — с безнадёжной грустью думала она. Открыла окно и, прислонившись к оконной раме, вдруг вспомнила любимую в детстве сказку «Красавица и Чудовище». Тот момент, когда красавица возвращается, а в царстве Чудовища — буря. Красавица опоздала с возвращением, и Чудовище умерло от тоски и горя. «Где найти волшебный цветок, чтоб оживить Чудовище и вернуть ему облик прекрасного принца!? Но, к сожалению, в жизни чудес не бывает».

— Господи! На кого же ты похож! Опять зелёный змий окрутил тебя. Запои, в конце концов, сведут тебя в могилу! И умрёшь ты под забором! — сквозь слёзы, в сердцах причитала Хэйл.

Она переодела Райда, прибралась, как смогла, и заплаканная ушла к себе домой.

4

Состояние опьянения для творческой личности — как своего рода разгрузка после тяжёлого, изнурительного труда. В период запоя Райд совершенно преображался, на глазах менялся его облик: из делового ухоженного мужчины он превращался в опустившегося, обросшего густой щетиной, грязного бомжа с сатанинским огнём в глазах — человек-оборотень.

Находясь в запое, Райд любил пофилософствовать: о своей отчуждённости, никчемности, признавался в слабости, острее ощущал одиночество. Настроение его часто резко менялось. Он часто переходил к пустым обещаниям бросить пьянство, хвастал, что знает, когда надо остановиться. Его мучила бессонница. Он бродил по ночным улицам, как неприкаянное животное. Чувствовал себя брошенным на произвол судьбы. У него резко обострялось обоняние, просыпались инстинкты дикого хищника. Он не мог ничего есть, кроме сырого мяса. Иногда приводил в свою квартиру собутыльников — страшных ободранных бомжей, грязных и вшивых.

Или вовсе пропадал на неделю, другую, оставляя квартиру без присмотра. Но когда чувствовал, что уже «дошёл до ручки», резко прекращал пить, начинал усиленно питаться, набирал вес, приводил себя в порядок и только тогда «выходил в свет». Райду бывало стыдно за свои поступки во время запоя. Он извинялся перед соседями и Хэйл.

Последний запой затянулся. Вначале Хэйл было тяжело его видеть в таком невменяемом состоянии, потом ей надоело терпеть его глупые выходки, постоянно опекать и переживать за пьяницу. Однажды она поняла, что не выдержит больше такого стресса и на нервной почве заболеет. Это случилось, когда Райда нашли на улице в ужасно пьяном виде и на полицейской машине доставили в участок. Полицейские прекрасно знали, какой он талантливый и умный человек. Позвонили Хэйл и попросили у «жены» содействия. Она не растерялась: «Вы что, не понимаете! Человеку плохо. Он тяжело болен. Доставьте его, пожалуйста, домой, я вас очень прошу!»

После этого случая Хэйл его возненавидела. Соседи избегали его, опасались даже разговаривать: в запое он был непредсказуем.

Однажды пьяный Райд долго звонил в её дверь, выкрикивал проклятия, а потом в изнеможении уселся на лестничной клетке перед её дверью и завыл нечеловеческим голосом: «На кого ты меня покинула! Нет у меня на всём белом свете человека дороже тебя! Ведь я дурак, люблю тебя! Кроме тебя мне никто не нужен! Конченный я человек!»

Хэйл, не выдержав, отворила дверь. Выглядела устало, глаза, опухшие от слёз.

«Бросишь пить, приходи! А сейчас, нечего реветь! Надоело», — сверкнув глазами, отрезала она и захлопнула дверь.

«Ты испепелила моё сердце!» — крикнул он в ответ.

Чтоб не встречаться с пьяным Райдом, Хэйл уехала к матери.

Через два месяца, когда Хэйл вернулась, к ней домой зашла соседка, за сахаром. Она рассказала Хэйл о несчастье: Райда зарезал его красавчик сын. За две недели до приезда Хэйл труп Райда с многочисленными ножевыми ранениями нашли на рассвете под забором в безлюдном месте, на территории котельной. Несчастный Оливер сам пришёл в полицейский участок с повинной. Подробностей убийства соседка не знала.

— Отмучился, не смог остановиться, бедняга, — со вздохом заключила она.

9.01.2002 г.

Вендетта по-русски

— Пойми, мне не нужна женщина, которая не может родить ребёнка! Я хочу иметь полноценную семью. Я люблю тебя, но не смогу смириться с этим недостатком. Придётся искать другую женщину, которая сможет осчастливить меня первенцем, — утвердительно заключил муж.

Девочка услышала обиженный голос мамы:

— Не надо со мной так разговаривать! Но ты ведь слышал запрет врача, ведь я могу умереть при родах!

— Да, я всё понимаю, ни к чему тебя не обязываю, только высказываю свои мысли, — грустным голосом ответил отчим.

Их тринадцатилетняя дочь, Веста, стояла в пижаме за прикрытой дверью. Девочка прислушивалась к их разговору, к непонятной возне в полутёмной комнате отчима и матери, а между шорохами услышала ласковый, тёплый голос мамы:

— Но я хочу ребёнка, несмотря на запрет. Милый, буду стараться забеременеть изо всех сил! Я тебя очень люблю, и поверь, хочу этого зачатья всей душой и телом. — И снова послышалась возня и вздохи, затем стоны.

Девочка, стараясь не шуметь, тихонечко ушла в детскую. Улеглась под одеяло, свернулась калачиком. «Значит, у нас скоро появится малыш. И мама будет его любить больше, чем меня. Не имею в виду отчима, он всегда ко мне относился хорошо, даже считает меня своей дочкой. Но… когда родится его собственный ребёнок, неизвестно, как переменится его отношение ко мне? И вообще, может скоро мне и места в этом доме не будет, ведь я уже выросла», — в размышлениях обидчиво предположила она.

Прошло четыре года. Веста выросла, закончила школу. Поступила в Институт на юридический факультет. У неё рос братик — Юрий. Через месяц, в начале июня — у него день рождения, исполнится два года. Веста очень любит маленького братишку. Она ему заменила мать, которая умерла при родах, как и предсказывали врачи. Отчим больше не женился. Они вместе, как могли, воспитывали ребёнка, кроме этого отчим нанял няню. Отчим — Альберт к Весте относился неплохо, но строго. Он — порядочный человек. Но Веста всегда считала его косвенно причастным к смерти матери, отчасти из-за подслушанного в детстве разговора. У неё с возрастом росла скрытая неприязнь к отчиму. Падчерица в глубине души затаила на отчима глубокую обиду из-за безвременной кончины любимой мамы. Но девушка зависела от него в быту, а главное — в финансовом плане.

За последнее время у Весты появился парень, его звали Шамиль. Он приехал в их северный город из солнечного Таджикистана. Высокий, статный, скуластый, брови — вразлёт, раскосые тёмно-карие глаза — очаровали Весту. Она — хотя хрупкая, белокожая блондинка, с мелкими чертами лица, всегда выделялась среди студентов своего факультета. Взгляд её светлых водянистых глаз поразил Шамиля холодностью Снежной королевы. Они часто встречались, проводили время с друзьями, вечерами любили гулять по городу, у них были любимые места посещения. Шамиль относился к ней нежно и бережливо, называл её «Белоснежка моя». Всё бы хорошо, но у него в характере присутствовала одна отрицательная черта: парень был очень ревнив, чуть, что не так — в драку. Для Весты он готов был «звезду с неба достать». Когда девушка почувствовала его такую зависимость, решила воспользоваться своим влиянием и привязанностью парня к себе.

Однажды вечером Веста позвонила Шамилю и пригласила его в кафе. Она привела себя в порядок, сделав вечерний яркий макияж, надела самое сексуальное платье с вырезом на спине, влезла в туфли на шпильках и отправилась на свидание с Шамилем. Опоздав на полчаса, как положено молодой девушке, бравурно проследовала через зал бара. Мужчины головы свернули, наблюдая за ней. Когда он увидел её при параде, просто лишился дара речи. Вручил громадный букет цветов, встав, как рыцарь на одно колено, и во весь голос объявил:

— Смотрите и запоминайте! Эта девушка принадлежит мне! Я люблю её и никому не отдам! Она самая красивая!

На что Веста отреагировала совершенно безмятежно, хотя ей очень польстило такое эмоциональное признание в любви.

— Присядь, дорогой! У меня есть одно условие, — обратилась она холодно. — Придвинься, я хочу изложить его тебе на ухо. Потому что, то, что я скажу, не предназначается для чужих ушей! Ближе, ближе! — зашептала она рядом с ухом своего друга. — Если ты меня любишь, ты должен исполнить моё самое заветное желание, — заговорено прошептала она в самое ухо, щекоча парня своим нежным прикосновением.

— Говори, милая, я на всё согласен! — с готовностью покорено подтвердил Шамиль.

— Что ж, я хочу, чтобы ты отомстил одному человеку, — продолжала шептать Веста в самое его ухо.

— Хорошо, говори, что надо делать? Я готов защищать тебя, как рыцарь твоего сердца!

— Ты должен убить одного дракона, — проворковала девушка.

— Вот выдумщица! Какого ещё дракона? — удивился Шамиль.

— Ясно какого, моего отчима. Представляешь, из-за него умерла моя мама. Он должен ответить… — и она подробно рассказала, за что ненавидит своего отчима. В процессе беседы глаза Шамиля округлились, он пришёл в изумление.

— Месть — это мой священный долг перед матерью. Отчим должен понести наказание за мою утрату. Поверь, так не хватает моей дорогой, любимой мамочки! В трудную минуту и словом не с кем перекинуться, даже поплакаться некому, — заключила Веста и взглянула на него, грозно сверкая глазами. В них читалась решимость. От чего Веста выглядела ещё прекрасней и желаннее.

— Я вижу, как ты страдаешь. Но неужели нельзя придумать для него какое-нибудь другое наказание! Таким образом решать судьбу человека — не в погремушки играть! Ты не боишься, что нас посадят в тюрьму? — серьёзно спросил Шамиль, насупив брови.

— Нет. Мне всё равно, что будет со мной, я должна ему отомстить! — решительно ответила девушка.

— А ты не задумывалась, что будет с твоим братиком? Ведь он останется совсем один, он станет сиротой, и его сдадут в детский приют! Тебе не жаль братишку? — возразил Шамиль.

— Ну и пусть сдают! Мне нет до него никакого дела. Его отец не пожалел мою бедную мамочку, и я не намерена никого жалеть, хотя по-своему люблю Юрку. Но меня это чувство не остановит, — грозно заключила она. Глаза её налились яростью. — Так что решай сам. Или я найду другого исполнителя.

— Милая моя девочка! Ты такая молодая и прелестная! Посмотри вокруг: у нас столько возможностей! А если мы совершим это злодеяние, у нас не будет никакого будущего, кроме неба в клеточку. Чего ты добиваешься? — воскликнул Шамиль.

— Справедливости. Вот чего. Ну, ты, готов на жертву ради меня? — вновь резко переспросила она, и в упор взглянула ему в глаза.

— Хорошо, я согласен, — обречённо произнёс Шамиль после продолжительной паузы.

— Замечательно! — нежно воскликнула Веста, обняла и впервые сама поцеловала Шамиля в губы по-настоящему, по-взрослому. Он был в восторге от её горячего поцелуя. Они взялись за руки и выбежали из бара. Всю ночь провели в объятьях и поцелуях на скамейке в парке, рядом с её домом.

Иногда Весту захлёстывала тоска по матери. В такие моменты казалось, что весь мир ополчился против неё: раздражал братик, на отчима даже смотреть не хотелось. Девушка, чувствуя бессилие, ощущала себя несчастной, одинокой, брошенной. А после — её охватывал сон беспокойный, поверхностный, не понимала, спит или бодрствует. Утром Веста поднималась с постели с головной болью, всё тело ломило, перед глазами — плыли какие-то радужные круги. После такой ночи она все действия выполняла как робот или сомнамбула. Но постепенно это состояние проходило. Шамиль в последнее время вёл себя с ней особенно внимательно, был заботлив, проводил с нею всё свободное время. Осознанно избегали разговора насчёт отчима. Но однажды вечером, Веста встретила его у входной двери в коридоре квартиры и с загадочным видом позвала парня в свою комнату. Там она нежно обвила его мускулистое тело и прошептала в ухо нараспев:

— Милый, время расплаты пришло. У меня есть ствол. Вот посмотри! — с этими словами она достала из шкафа небольшой свёрток. Развернув кусок алого бархата, Шамиль увидел боевой пистолет марки конца 20 века, типа AE 15G. Шамиль неплохо разбирался в оружии, всё-таки сын военного.

— Возьми, он заряжен. Используй его по назначению, чем быстрее, тем лучше. Надеюсь на твою смелость, мой рыцарь! Буду с нетерпением ждать результата. — Она крепко поцеловала Шамиля и, не дав ему время на ненужные вопросы, отправила восвояси.

Через два дня, поздно вечером, её отчима нашла соседка во дворе дома Весты. Он был мёртв, с простреленным животом. Кровищи было! Веста тоже выскочила из дома на крики соседей, накинув шерстяную шаль на плечи. Она подбежала к месту преступления и воочию всё увидела. К её удивлению, помимо её воли, из глаз брызнули слёзы. Она рыдала. От вида крови чуть в обморок не упала. Соседи успокаивали Весту, как могли, вызвали скорую и полицию. Мёртвого отчима забрали для экспертизы. По слухам в полиции завели дело.

Юре она объяснила исчезновение папы тем, что якобы он улетел в другую страну по работе. Но Юра очень скучал по папе и каждый день по несколько раз спрашивал о нём. Девушка уже не знала, что говорить братику, как выкручиваться. Шамиль не давал о себе знать, не приходил и не звонил. Веста не удивлялась этому факту, так как это соответствовало их договорённости. Через неделю ей позвонил адвокат отчима, изъявил желание встретиться, сказал, что отчим оставил завещание. После звонка адвоката, девушка разрыдалась и долго плакала. Не могла успокоиться. Наступило раскаяние. Веста всё повторяла: «Какая я глупая, зачем всё это придумала? И некому было меня остановить. Что наделала, идиотка! Бедный Юрочка! Что я ему скажу, когда он вырастет».

После этого дня она испытывала страшные угрызения совести, по ночам почти не спала. А однажды ей приснилась мама. У неё было гневное почти прозрачное лицо. Мать некоторое время, молча, гневно смотрела в её сторону. А потом резко открыла рот и вырвала дочери прямо в лицо какой-то тёмно-зелёной клейкой жидкостью так, что всё лицо и шея Весты покрылись этой вонючей слизью. Мать Весты бешено захохотала и медленно уплыла, удалилась в чёрную дыру вечности. А потом Веста во сне с ужасом смотрелась в зеркало, пытаясь снять, отмыть эту мерзость, как-то избавиться от вонючей грязи, но зелёная слизь въелась в кожу. Она не только не сходила, но в местах попадания быстро появлялись волдыри, лицо стало болеть и жечь. Лицо и шея девушки покрылись страшными корочками и гноем. От страха девушка проснулась в холодном поту. После этого жуткого ночного видения девушка места себе не находила, её мучила совесть. Да ещё вдобавок, от адвоката отчима Веста узнала, что всё своё состояние: недвижимость — три квартиры, две машины, денежные накопления в банке, акции вместе с магазином электротоваров — всё отчим завещал ей.

Отчима похоронили в закрытом гробу. Шамиль на похороны не явился. И вообще, Веста не знала, куда её парень пропал после убийства Альберта. Шамиль не подавал никаких признаков присутствия в её жизни, ни одной весточки, телефонного звонка или SMS. А убийцу отчима так и не нашли. В полиции дело закрыли.

Прошло полгода. Веста воспитывала маленького Юру, няня ей очень помогала. Мальчик пошёл в школу. Воспитание братика требовало много любви и внимания. Совесть продолжала мучить Весту. В какой-то момент она даже приняла решение пойти в полицию с повинной. И вот, в один прекрасный солнечный день у её двери раздался длинный звонок. Веста в недоумении заглянула в глазок. Там она увидела цветы, открыла дверь. Перед ней предстал сияющий Шамиль с огромным букетом её любимых пионов. Она без слов отступила, пропуская дорогого гостя в квартиру. Он вошёл, вручил цветы, обнял любимую.

— А теперь, самое главное! — торжественно объявил он и прошёл в коридор. Когда он вернулся, за ним тихо вошёл отчим девушки — Альберт. Как ни в чём не бывало, поздоровался с падчерицей. Веста от неожиданности упала в обморок. Когда Шамиль привёл её в чувство, Веста первым делом спросила:

— Альберт — призрак? — резко выдохнула девушка. — Он взаправдашний? Он что, не умер? — впившись взглядом и крепко схватив за руку Шамиля, выкрикивала Веста.

— Нет. Ну, ты же видишь, он живёхонький! — весело улыбаясь, ответил парень.

— Значит, мы никого не убивали?! Альберт, значит, это — жестокий розыгрыш? Вы на пару меня так облапошили? — допытывалась девушка, эмоции переполняли её. — А я так страдала, не могла себе простить убийства близкого мне человека. До глубины души раскаивалась за то, что Юрку оставила сиротой! А вы насмеялись надо мной?! — неистовствовала девушка.

— А что, тебе было бы спокойнее, если б я умер от пули? Девочка моя! Знал, что твоя душа будет скорбеть о содеянном злодействе. Ты ведь совсем не монстр, а добрая отзывчивая девочка! Ведь я знаю, как ты заботилась о братике всё это время, как ты любишь его! Я не ошибся. И Шамиль был прав, что ты не бросишь моего малыша на произвол судьбы. Правда, Шамиль? — отчим посмотрел увлажнённым взглядом на парня. Тот, одобрительно улыбаясь, кивнул.

— Ну что ж, теперь рассказывайте всё по порядку. Ах, сейчас чайку соображу, а вы приготовьтесь к ответу.

Она накрыла стол, налила чаю. Усадила мужчин.

— Ну, рассказывайте! — нетерпеливо настаивала Веста, бросившись обнимать отчима. — Правда, я так несказанно рада, что ты жив!

— Слушай, — отозвался отчим. — Шамиль мне всё рассказал. Я признаю, что виноват, не поверил врачам насчёт мамы. Ведь и себя ел поедом, когда твоя мамочка умерла. Но ничего изменить уже невозможно. Поверь, мне было очень больно из-за смерти жены. Я ведь вас так люблю. Ближе тебя с Юркой у меня никого нет на всём белом свете. Так и думал, что ты раскаешься в своём поступке. И время всё поставит на свои места. Когда Шамиль рассказал мне о твоей «вендетте», я подумал, что надо тебе дать возможность убедиться в том, что по-настоящему я тебе дорог и ты мне далеко не безразлична. Да и мне в тот момент надо было срочно уезжать в длительную командировку за границу. Вот мы с Шамилем и разработали наш «вероломный» план. Пули в пистолете он заменил на холостые. Вместо человеческой крови использовали баранью. С полицией договорились. Так и разыграли спектакль, как по нотам. А теперь у нас в Болгарии новый филиал. Мы с Шамилем много работали.

В этот момент в прихожей послышались шорохи и детские шаги.

— Ой, это, наверное, Юрка из школы вернулся. Надо его подготовить к радостной встрече! — с этими словами Веста бросилась в прихожую. Действительно, там Юрка переодевал обувь. Веста нежно обняла братика и ласково спросила:

— А ты был бы рад увидеть своего папу?

— Ты ещё спрашиваешь! Где, где папа? Он вернулся? Очень по нему соскучился! Ты не шутишь? — восторженно отреагировал мальчик.

— Нет же. Иди в гостиную.

«Как хорошо, что не рассказала Юрке о „смерти“ отчима. А то неизвестно как бы мы выкрутились из сложившейся ситуации»… — подумала Веста.

25.10.2012 г.

Восток — дело тонкое

Рассказ

— Сынок, как ты там? Когда приедешь? Мы очень за тебя переживаем. Значит увидимся на следующей неделе, прекрасно, дорогой! Береги себя. Пока, — женщина положила телефонную трубку и обратилась к плачущей рядом старушке:

— Успокойся, мама, всё в порядке. На платок, вытри глаза. Не надо так переживать!

Женщина обняла мать.

— Ты же слышала, твой любимчик жив, здоров, приедет на следующей неделе.

— Ну как я могу успокоиться, там стреляют, мой единственный внучок — в опасности! Господи, я каждый день молю, чтоб пуля обошла нашего мальчика! — причитала она сквозь слёзы.

— Мама, молись, не молись, что суждено — то и будет.

— Господи, как ты можешь говорить такое!

— Я говорю как думаю.

Через неделю приехал Зоар. Семья не видела его со времени присяги. Прошло четыре месяца. Сын поздоровел, возмужал. Матери показалось, что он даже ростом стал выше. Домой, в Иерусалим он приехал на неделю, заработал отпуск за боевые заслуги. Служба на территориях — не из лёгких. Сказал, что «армия — по-настоящему — мужское занятие, приходится не сладко, но служба мне нравится».

Зоар и ещё несколько друзей попросились служить в спецотряд, как спецсназ в России.

Экзамен Зоар прошёл, он владел боевым искусством, увлекался ещё со школы. Из его друзей взяли ещё троих.

Через два дня домашние успокоились. Жизнь в доме Зоара вошла в обычное русло.

Только бабушка продолжала переживать за внука.

На третий день, утром, мать Зоара, Рая пошла в министерство абсорбции, помочь знакомой, которая не знала иврита. Там была огромная очередь. Битых полтора часа они ждали, чтобы войти внутрь, а потом стояли у дверей кабинета. И вдруг Раиса замерла. Она сделала такое лицо как- будто увидела призрак.

— Что с тобой, Рая, тебе плохо? — забеспокоилась знакомая.

— Нет, ничего, здесь просто очень душно, — нашла отговорку Раиса.

Когда они вошли и вышли из кабинета, Раиса сказала знакомой, что у неё кружится голова.

— Ты иди домой, а мне надо посидеть немного.

Знакомая ушла. А Раиса подошла к очереди в соседний кабинет. Через несколько минут оттуда вышел высокий стройный мужчина арабской наружности. Он столкнулся с Раисой и застыл на месте.

— Здравствуй! — поздоровалась на иврите Раиса.

— Ох, не ожидал такой встречи!

— Какими судьбами ты оказался в Израиле?

— Да вот, приехал по делам фирмы. Я теперь бизнесмен. А ты, дорогая почти совсем не изменилась. Я только вчера на самолёте прилетел и такая встреча!

Очень рад тебя видеть! А ты?

— Пока не знаю. Дай в себя прийти.

— Как поживают родители?

— Ничего. Отец умер, а мать жива, постарела очень.

— И не говори, прошло шестнадцать лет, как я уехал на родину. А ты вышла замуж.

— Ну что ты, я была занята воспитанием сына.

— Кстати как Зоар?

— Зоар! А почему, собственно, тебя это волнует? Прошло столько лет, а ты о нём только сейчас вспомнил?! — раздражённо спросила Раиса.

— Зачем ты так! Да, помню, помню, ранить умеешь в самое сердце.

— Не жди, извиняться не собираюсь, не для тебя растила. Он все эти годы как-то обходился без отца, а теперь уже поздновато, служит в боевых войсках, на территориях, слыхал наверное? — с гордостью произнесла Рая.

— Значит, наш сын заслуживает уважения! Раз пошёл служить, ты правильно его воспитала.

— Да уж, постаралась.

— Ты домой?

— Куда ж ещё!

— Пошли, я подвезу, заодно и поговорим.

— Мне с тобой говорить не о чем.

— Это как сказать. Восток — дело тонкое! — ответил он и щёлкнул пальцами.

Раиса улыбнулась, это была его излюбленная поговорка. Харуз подхватил Раису под руку и повёл на улицу. Раиса знала, что спорить с ним — бесполезно.

Они подошли к тёмно-синей «пежо». Харуз нажал на кнопку сигнального устройства и дверца открылась.

— Садись, разговор есть, — сказал он сурово.

Раиса тяжело вздохнула и, нехотя, села в машину.

— Где он? — заводя мотор, спросил Харуз.

— Кто? — ответила вопросом на вопрос Рая, делая вид, что не понимает о ком речь.

— Не беси меня, с огнём играешь! — огрызнулся тот. — Где мой сын?

— В армии.

— Неправда. Я знаю, Зоар дома.

— Откуда пронюхал? — удивилась Раиса.

— У меня — свои источники.

— Всё равно к сыну не подпущу, хоть режь, — сказала Раиса с надрывом.

Но Харуз уловил в её голосе слабинку.

— Ну что ты можешь сделать, глупая! Он уже взрослый, пусть сам решает. Ведь это ты его лишила отца! — гневно прошептал Харуз. — Лучше не стой у меня на пути!

— Послушай, я не хочу, чтобы Зоар узнал, что его отец — не еврей. Как ты не понимаешь, это очень важно для его будущего. Я не против вашего общения. Пожалуйста, встречайся с ним не как отец, как друг!

— Что ты сказала ему об отце? Небось, наплела небылицы!

— Ничего я не плела, сказала ему, что отец умер. Когда Зоар вырос, ни разу об этом не спрашивал.

— Похоронила меня, значит, … заживо.

— Ну, я же не знала, что ты так неожиданно объявишься!

— Да-да, я тебя понимаю. А я — дурак, когда-то без памяти тебя любил! — сказал Харуз с горькой усмешкой.

— Так уж и любил! А я что-то не припоминаю.

Харуз резко ударил по тормозам, машина встала как вкопанная. Он крепко обнял Раису и поцеловал в губы.

— Ну что, теперь вспомнила? — пробурчал Харуз и поехал дальше.

— Ненормальный, чуть не задушил меня! — проворчала Рая, поправляя платье и причёску.

Он остановил машину прямо у её подъезда.

«Надо же, за столько лет не забыл адрес», — подумала про себя Рая.

— Очень тебя прошу, сейчас не выходи из машины. Дай сына подготовить. И свалился же ты на мою несчастную голову! — добавила она вслух.

— А кто сказал, что у тебя несчастливая головка? Она всегда отличалась трезвостью ума, этого добра тебе не занимать. Завтра я могу прийти к сыну?

Только не говори, что ты должна подумать! — сказал Харуз с издёвкой.

— Ты можешь прийти, но с одним условием…

— Так, так. Ну, договаривай быстрей!

— Можешь прийти если не скажешь, что ты ему — отец, — сказала она твёрдо.

— Хорошо, уговорила. До завтра.

— Зелёный свет!

Когда Раиса вошла в квартиру, услышала громкую музыку и голоса, доносящиеся из комнаты сына. Заглянув, увидела его друзей.

— Замечательно, сынок, что тебя не забывают. Развлекайтесь! Я сейчас организую чай.

Зоар вошёл в кухню. И ласково спросил:

— Мам, мы не мешаем? Может бабушка отдыхает?

— Что ты, сынок, даже не думай!

Раиса приготовила чашки, залила кипяток в чайник, развернула печенья, положила шоколадные конфеты в вазочку.

— Спасибо, мам, я сам отнесу поднос.

Раиса посмотрела сыну вслед и подумала: «Боже мой, до чего я дожила, что сказать ему! Ведь теперь ничего нельзя изменить. Надо же, папаша явился, не запылился. Не понимаю, как мы встретились? Столько лет прошло! Наверно это судьба!»

Раиса провела беспокойную ночь, ей снились кошмары: будто она бродит по густому, непроходимому лесу, ищет сына и не находит.

Утром, когда она подавала завтрак, у неё всё валилось из рук.

— Мама, что с тобой? — спросил Зоар.

— Я — в порядке, светик мой, не обращай внимания.

— Мам, не отводи глаза, я вижу, что ты нервничаешь.

Мать тяжело вздохнула.

— Сядь, сынок, поговорить надо! — взволнованно попросила она.

— Что-то случилось? — спросил Зоар и сел на табуретку.

Тут зазвонил телефон. Мать от неожиданности вздрогнула.

— Не бери, я сама, — сказала она, вскочив с места, и схватила трубку дрожащей рукой. -Да, я слушаю. Здравствуй! — покраснев, сказала она в трубку. — Как договорились. Приходи где-то к двенадцати. Ладно. Пока.

Раиса повесила трубку и как-то обмякла, замолчала, прикрыв глаза.

— Мама, ты не заболела? — забеспокоился Зоар и взял её за руку.

— Нет, сынок. Со мной всё нормально, — она снова замолчала, кусая губы.

— Тогда в чём дело?

— О, Господи! — тяжело выдохнула Раиса. — Ничего, ничего, всё обойдётся!

Через два часа позвонили. Дверь открыл сын.

— Здравствуйте, вы к кому? — на иврите спросил Зоар незнакомого мужчину. И не дождавшись, ответа крикнул:

— Мам, это к тебе!

Раиса вышла в коридор.

— Нет, это к тебе, сыночек, — сказала она, словно подписала приговор.

— Ко мне? — удивился Зоар.- Но я не знаком с этим человеком.

— Не знаком, значит, познакомишься, — ответил на иврите вместо Раисы Харуз.

— Входи, — пригласила мать.

— Мам, ты что, знаешь этого мужчину? Кто он? — удивлённо спросил Зоар.

— А что, разве мама тебе ничего не рассказала обо мне? Раиса, ты же обещала! — Харуз многозначительно посмотрел на Раю. Она вначале растерялась, но через минуту взяла себя в руки.

— Извини, сынок, это друг твоего отца, его зовут Харуз. Вы поговорите, а я на стол накрою.

И она ушла на кухню.

— Вы действительно знали моего отца? — удивился Зоар.

— Да, сынок… и очень близко. Мы вместе служили в боевых войсках и учились в одной школе, в старших классах. Дружба, молодость. Сам понимаешь!

— Расскажите о моём отце, каким он был? — заинтересованно спросил Зоар.

— Он был порядочным, добрым человеком. Без памяти любил твою мать… и сейчас любит.

— Что, что вы сказали! Я не понял, значит он жив? — спросил Зоар приподнявшись со стула. — Мама, иди сюда скорее, послушай, что он говорит!

Но мать не ответила.

— Да, сынок, твой несчастный отец жив, — утвердительно кивнул Харуз.

— Нет. Не может быть! — воскликнул Зоар.

— Может, сынок. Твой отец стоит перед тобой.

Глаза Зоара расширились и стали ещё темнее.

— Вы хотите сказать, что вы и есть мой отец? — прищурившись, спросил Зоар.

— Я уже сказал это, сынок! И ты можешь не сомневаться в моей правоте, — твёрдо ответил Харуз.

Парень опустил глаза и обхватил голову руками. Наступила тяжёлая пауза.

Неожиданно Зоар вскочил с места и бросился на кухню.

— Куда ты меня тащишь? Сынок, что ты хочешь от меня? — услышал Харуз возгласы Раисы из кухни.

— Пойдём, пойдём скорей, мама! Скажи этому человеку, что он ошибается!

— Что у вас тут случилось, сынок?

Зоар усадил мать на стул, на котором только что сидел сам.

— Мама, этот человек утверждает… Ты только послушай, он уверенно твердит, что он… будто он — мой отец! — с трудом выпалил Зоар и в недоумении покачал головой. — Мама, скажи ему, что это наглая ложь! Скажи, разве ты бы смогла скрывать столько лет, что мой папа жив? Что он не умер? — воскликнул Зоар и испытывающе заглянул матери в глаза. — Ведь ты уверяла, что его больше нет на свете!

Раиса подошла вплотную к «незнакомцу»:

— Харуз, я же просила… Что ты наделал!.. А впрочем, тебе же хуже. — Она повернулась лицом к сыну. — Зоар, не верь этому человеку, он дурачит тебя! — сказала Рая и язвительно ухмыльнулась. — Да, да. Не верь этому лжецу! — торжествующе произнесла она.

— Раиса, что ты делаешь, не сходи с ума! Смотри, не пришлось бы тебе потом жалеть, и так дров наломала! Гляди, не обожгись, побереги крылышки!

— Уходи, Харуз!

— Уйду, но так и знай, докажу, что я ему прихожусь отцом и никто другой! Не уеду пока не сделаю этого. Мы ещё встретимся! — крикнул он и хлопнул дверью.

— Мам, что это было? — обратился Зоар к матери.

— Тайфун, сынок, цунами, разве ты не видел.

— Да, экземплярчик попался! — сменив тон, согласился сын.- А чего он от нас хотел, я так и не понял?

— Замнём для ясности, сынок!

— Ну, ма!

— Я сказала, тема закрыта.

Прошёл месяц. О явлении «призрака» в доме Зоара забыли. Раиса успокоилась. Зоар частенько звонил домой. Бабушка пару раз вспоминала про «того скандалиста, который наделал столько шуму». Раиса успокаивала её, уверяла, что этот человек здесь больше не появиться. И сама думала, что Харуз давно уехал домой. Но она ошиблась.

Однажды, тёплым весенним вечером раздался звонок в дверь. Не посмотрев в глазок, она отворила дверь. Каково было её удивление, на пороге она увидела Харуза.

— Здравствуй! Я помню, как ты говорила: «незванный гость — хуже татарина». Не беспокойся, я не ругаться пришёл. У меня к тебе — очень серьёзное дело. Может, все-таки пригласишь войти!

Раиса жестом пригласила в дом. Он вошёл. Расположились в гостиной.

— Чем обязана?

— Я пришёл чтобы оповестить тебя об одном факте: полмесяца назад был сделан анализ на установление отцовства, то есть проведён анализ на ДНК. Взята проба крови у меня и у Зоара. Вчера получил результат о подтверждении отцовства, — с этими словами он достал из дипломата документ и положил на стол перед Раисой. Она бегло прочла заключение.

— Но как ты сумел? Теперь ты успокоился? — надменно спросила Рая.

— Ни в коем случае. Ты что думаешь, я это делаю ради бахвальства или тешу своё самолюбие? Я делаю это ради своего сына.

— Что ж, флаг тебе в руки, дорогой! Ты думаешь, эта бумажка заставит Зоара признать тебя отцом?

— Заставит или не заставит — не знаю, но это — свершившийся факт.

— Если даже сын признает тебя, он никогда не возьмёт твою фамилию.

— Неважно, пусть так. Я хочу стать Зоару отцом.

— Попробуй! — иронично предложила Раиса.

— Ты и в правду на меня не сердишься? — тон его голоса потеплел.

— Что уж теперь, после драки кулаками махать! Дело сделано. Я вижу, ты очень доволен.

— Да, я очень рад. Теперь у меня есть законный наследник.

— Может чаю, кофе?

— Нет, как-нибудь в другой раз. Извини, дела.

Раиса проводила Харуза до дверей. После его ухода она присела на диван в гостиной и погрузилась в воспоминания. Перед ней мелькали картины юности. Харуз и Раиса познакомились на вечеринке. Он в молодости был заводной и танцевал отлично. Отец Раисы запретил им встречаться из-за того, что Харуз был араб.

Самуил, отец Раисы был чистокровный еврей, а мать-полукровка. Он воспитал дочь в строгости. В их доме соблюдали законы Торы.

Зоара записала на фамилию отца Самуила. И сама носила фамилию отца. Сыну написали в удостоверении личности, что он — еврей. И теперь Раиса боялась, что сын узнает, что отец у него — араб. Как к этому факту отнесутся в армии!

Через несколько дней позвонил Зоар:

— Мама, у меня всё нормально. Приезжал этот… твой знакомый. Представляешь, он показал мне документ о подтверждении его отцовства. Какой наглец! Мама, я дал понять, что знать его не желаю. Пусть он этой бумажкой размахивает перед кем угодно, мне этот документ ничего не доказывает! Мам, я прошу тебя, скажи ему по-хорошему, чтоб он здесь больше не показывался, иначе я за себя не ручаюсь. Я как бил арабов, так и дальше продолжать буду, пока всех террористов не уничтожим.

— Сынок, я всё знаю. Он был у меня. К сожалению, должна тебе признаться, это — правда, он твой настоящий отец. Я обманывала тебя, прости! Родителей не выбирают.

— Пусть так, но я его никогда не признаю отцом и не приму. Так и передай.

После этого разговора Раиса всю ночь проплакала. Сына жаль и себя — тоже.

Ведь у неё с Харузом действительно была большая любовь. Но поправить уже ничего нельзя.

Через день позвонил Харуз.

— Раиса, почему он не хочет меня признавать? Ведь я ни в чём перед вами не виноват. Я всё рассказал ему. Ты же знаешь, я не мог бросить больную мать без кормильца, мои сестра и братья умерли бы с голоду. У нас так принято если отец умер, священный долг старшего сына -заменить его в семье, стать опорой. Почему наш сын так жесток со мной?

— Не знаю, Харуз я ему всё объяснила, но Зоар упрям, слава Богу, есть в кого. Разбирайся с ним сам, а меня не дёргай.

— Извини, если помешал. Я знаю, что не просто завоевать любовь сына, который не знает слова «папа». Но я буду бороться за него и сделаю всё, что смогу. До свидания.

Прошло два месяца.

Харуз пока оставался в Иерусалиме по делам фирмы. Он часто навещал сына, да так примелькался, что в боевой части его знали даже командиры. Ему разрешали видеться с сыном. Ненависть к отцу поутихла, но общались они с трудом. Однажды, когда отец в очередной раз приехал к Зоару, пошёл вначале к начальству. Харуз задержался в кабинете на целый час. А потом пришёл к сыну и объявил, что ему дано разрешение от высшего начальства пойти с сыном на задание, в виде исключения. У Зоара от удивления даже пот на лбу выступил, а густые чёрные брови сошлись в одну линию.

— Как вам удалось? По-моему, у нас в части такое практикуется впервые.

— Я очень горжусь тобой, сынок. У меня есть разрешение на ношение оружия, я воевал у себя на родине, в Ираке. А потом служил в полиции, поэтому мне разрешили принять участие в сегодняшней операции. Поверь, ты можешь на меня положиться.

Операцию по захвату террористов проводили ночью. Надо было продвигаться очень тихо, осторожно. В лесу было сыро и скользко. Деревья росли не густо.

Отец и сын шли рядом, оружие — наготове. Впереди и сзади настороженно передвигались остальные бойцы. Все молча переговаривались знаками.

Вдруг впереди гулко застрочил пулемёт. Началась перестрелка.

Харуз выскочил вперёд, закрыв собою сына, и крикнул ему:

— Берегись, я прикрою.

Он стрелял, быстро продвигаясь вперёд. Но вдруг из засады на него обрушились выстрелы противника. Отец упал. Зоар выстрелил несколько раз в противника, а потом подбежал к отцу. Он был ранен в грудь.

— Папа! Папа, держись! — вскрикнул Зоар. Он впервые произнёс это незнакомое, тяжёлое для него слово. Он присел, положив голову отца к себе на колени.- Не умирай, отец!

— Посмотри, сынок, посмотри на небо… Какие сегодня яркие звёзды! Наверное, стоит жить, чтоб увидеть их. Поцелуй маму за меня. Передай ей — «восток — дело тонкое». Прощай, любимый сыночек, прощай, дорогой…

17.02.2004 г.

Выбор

В конечном счёте, всё в жизни решает выбор.

(Автор)

— Привет! На часы смотрела? Что это ты вдруг трезвонишь спозаранку? У тебя что-то стряслось, подруга? — сонно промычала в трубку девушка, лёжа в постели.

— Да, да!… Это катастрофа! — в трубке раздались всхлипывания.

— Ну, вот, солнце ещё не встало, а ты уже плачешь! Каролина, сейчас же успокойся и объясни мне членораздельно, что произошло, иначе я отключу телефон! — повысила голос девушка в постели.

Всхлипы в трубке усилились.

— Ну, прекрати реветь! Ты прямо как в детстве плачешь по каждому поводу. Давай уже рассказывай! Не испытывай моё терпение.

— Понимаешь, Вика, мне кажется, я попала! … И он меня бросит,… хотя он и старше меня в два раза, но… ум-м-м, это ужасно! Он мне в самом начале наших отношений сказал, что не хочет детей…

— И что из этого следует? — пробормотала Вика.

— Всё очень плохо! Я, кажется, немного беременна… — и Каролина зарыдала в трубку.

— Ты уверена?

— Пока не очень, но подозреваю… — нерешительно отозвалась трубка.

— Каролина, во-первых, успокойся. Во-вторых, не паникуй заранее. И в- третьих, завтра же купи тест. Ты обещаешь, проверить?

— Угу, угу…

— А сейчас давай спать! Целую.

Вика положила трубку и, устроившись поудобней, сразу задремала.

Утром Каролина проснулась с тяжёлой головой, с опухшими от ночных слёз глазами и с тревожной мыслью о предстоящем тесте. Она живо представила, как покажет положительный тест на беременность своему «взрослому» любовнику, и что он скажет по поводу этой новости.

«Ужасно, что я буду делать, если он откажется признать ребёнка? Придётся делать аборт… Или …ой, не представляю»…

Как она и опасалась, тест оказался положительным. Каролина сразу позвонила подруге.

— Вика, милая, я в положении, это уже точно. Не знаю что делать! — призналась девушка.

— Что, что… Конечно же, надо поговорить с этим новоявленным папашей! Жаль, что ты меня с ним ещё не познакомила. И если он будет иметь что-то против ребёнка, я с ним сама разберусь, поняла! — решительно заявила Вика.

Вечером Вика позвонила подруге, узнать, поговорила ли она со своим мужчиной. Вика его в глаза не видела, но уже была настроена на разговор с ним очень серьёзно — прямо «иду на таран».

— Ты знаешь, Викуся, он уехал в командировку на неделю, а может и больше. Я не смогу с ним встретиться сейчас, только после его приезда.

— Понятно. Вовремя же он смылся. Видимо чувствует, что запахло жаренным…

Через три дня Вике снова позвонила Каролина и опять в слезах.

— Что опять у тебя случилось? Ты поговорила с ним?

— Нет. У меня образовалась ещё одна большая проблема: хозяйка съёмной квартиры попросила меня срочно съехать. Прости, что создаю тебе неудобство своими трудностями,… но я не знаю, куда мне деваться…

— Ох, и доберусь я до него, мало не покажется, — набрав побольше воздуха, резко выдохнула в трубку Вика. — Ладно, подруга, не плачь, насчёт квартиры я тебе с лёгкостью помогу. Не отчаивайся! Я поговорю с мамой, и может она разрешит тебе на время пожить у нас. Папа сейчас в командировку уехал.

— Ой, как здорово! Спасибо тебе.

— Пока не за что благодарить. Я тебе позвоню и дам ответ вечерком.

— Хорошо, Вика, я буду очень признательна.

Вечером Вика пошла к подруге, обрадовать, маминым согласием и ещё поговорить о своём, девичьем.

Каролина встретила её в напряжённом ожидании ответа, услышав о согласии переехать к ним, была очень обрадована. А Вика предложила ей отведать тортика, который принесла с собой и послушать о своих новостях.

— …Понимаешь, никак не могу выбрать: за мной ухаживают два парня один лучше другого. Они мне оба нравятся, да и мама говорит — хорошая партия. Павел — на семь лет старше меня, молодой адвокат, любит роскошь, дарит мне дорогие подарки, шикарно одевается, у него большая квартира в престижном районе города, есть недвижимость заграницей, дорогая машина, ну, словом жених хоть куда! А второй — почти мой ровесник, шальной парень, гоняет на мотоцикле день и ночь, яркий, суматошный, тоже не бедный, из интеллигентной семьи. Ухаживает необычно, своеобразно, любит делать сюрпризы.

— Ты что, с ними обоими спишь? — удивлённо поинтересовалась Каролина.

— С ума сошла! Нет, конечно. Ещё чего, им жирно не станет! Я ведь только флиртую. Но оба мне сделали предложение руки и сердца, — похвасталась Вика.

— Какая ты счастливая! — понуро вздохнула Каролина. — А я вот с одним любовником разобраться не могу, да ещё и залетела вдобавок…

— Да не парься! Прорвёмся, подруга! А этого твоего, если что, я к стенке прижму, мало не покажется!.. — и Вика заразительно рассмеялась.

— Хм… легко тебе говорить. А я вот просто в прострации… — сделала соответствующий жест рукой Каролина.

— Знаешь что, собирай вещички, и завтра же переедешь к нам. Моя мама уже на стрёме.

Вика ещё немного посидела у подруги и потом побежала по делам.

На следующий день Каролина перебралась к Вике. Ей выделили отдельную комнату для гостей. Мама Вики — Рината оказалась очень приятной, красивой женщиной. Она выглядела намного моложе своего возраста. Рината тепло приняла Каролину, сердце которой немного потеплело.

— У тебя такая молодая мама! Вы с ней смотритесь как две сестры, — признательно улыбаясь, заметила Каролина.

— Да, не ты первая заметила эту особенность.

Для Каролины неделя пролетела радостно. Её проблемы испарились, как талый снег ранней весной. Но она даже не догадывалась, какие перипетии её ожидают в ближайшие дни.

Через несколько дней Каролина возилась на кухне, а Рината вышла в магазин. Вдруг девушка услышала, как хлопнула дверь в прихожей. Она поспешила к двери, думая, что вернулась Рината, но в коридоре она увидела… своего любовника. Он разделся и вешал плащ на вешалку, а рядом стоял увесистый чемодан. Он стоял к ней спиной и крикнул:

— Рината, я примчался! Надеюсь, найдётся что-нибудь вкусненькое для странствующего пилигрима? Как Вику… — он повернулся, увидев Каролину в своей квартире, осёкся и вытаращил глаза. — Каролина! Ты откуда взялась? Или у меня галлюцинации?

— Нет, дорогой, можешь себя ущипнуть! У меня были проблемы, и Вика взяла надо мной шефство, — невинно опустив глаза в пол, произнесла любовница потухшим голосом.

— Что ты тут делаешь? — не переставая удивляться, снова переспросил отец семейства.

— Я тут живу.

— Что? Ты с ума сбрендила что ли? — сквозь зубы прошипел он.

— Меня попросили освободить съёмную квартиру. И самое главное… я беременна.

— Чего, чего, чего?… — он сдвинул брови в недоумении. — Ну и дела! Рината знает?

— Да, но она даже не догадывается, чей это ребёнок.

— Нет, я знал, что ты недалёкая женщина, но не настолько!! — возмутился он. — Как ты могла влезть в доверие к Вике, да ещё и к моей жене приладиться?! Уму непостижимо…

— Успокойся, дорогой! Твоя жена ничего не узнает, если ты сам не проговоришься.

— Нет, вы только послушайте, она ещё смеет иронизировать! … Знаешь, я приложу все усилия, чтобы завтра же твоей ноги здесь не было!

— Хм, даже и не думай! Я никуда отсюда не сдвинусь. А если ты что-нибудь предпримешь, я всё расскажу твоей жене, понятно?

— Ну, ты и стерва! Втёрлась в доверие к близким, ещё и шантажировать меня вздумала, гадина, — вспылил Павел.

— А я к тебе в постель не просилась. Вспомни, сам полез… И нечего теперь строить из себя святого!

— Так значит… — в глазах Павла сверкнул жёсткий огонь.

— Да.

— А ты уверена, что это мой ребёнок? — с сомнением произнёс он.

— Нет, с неба упал.

— Ну и зачем тебе этот ребёнок? — грубо бросил Павел.

Она промолчала в ответ. Повернулась и ушла, хлопнув дверью «своей» комнаты.

Прошло несколько дней. Их шаткая ситуация не менялась. У Павла не хватало ни духу, ни смелости признаться жене в своих «художествах». Только Каролина начала вести себя нагло и капризно, особенно в присутствии дома Павла. Она прекрасно понимала, что в этом доме к ней относятся с большой любовью и вниманием.

Однажды, когда не было дома Ринаты, а Каролина ушла гулять, Вика призналась, что всё знает и пригрозила отцу, что расскажет матери о его похождениях. А он в отместку, предупредил, что лишит её карманных денег и прекратит оплачивать её учёбу. На что дочь ответила:

— А давай! Что, «нашла коса на камень»? Мне всё равно! Я расскажу маме о ребёнке, посмотрим, как ты тогда запоёшь!? Мне уже надоела ваша катавасия! Я оказалась между двух огней. Хватит ломать комедию! Даю тебе два дня, чтоб ты сам уладил эту ситуацию.

— А если Каролина нас всех дурачит, и этот ребёнок не имеет ко мне никакого отношения? — грозно прорычал он.

— Так это очень просто проверить: сделать тест на ДНК и всё.

— Да, правильно, но до рождения ребёнка это очень опасная процедура.

Вика промолчала.

Следующие два дня прошли в натянутом молчании. Дочь и отец не разговаривали друг с другом. Рината заметив натянутость отношений между отцом и дочерью, спросила у мужа, в чём дело. Тот назвал какую-то причину наобум, не стал вдаваться в подробности. Даже Каролина спросила Вику с неприкрытым любопытством:

— Какая «кошка» между вами пробежала?

Вика хотела ей ответить в грубой форме, что этой «кошкой» является она сама, но из излишней вежливости промолчала. Она решила про себя, что если эта ситуация с Каролиной не разрешится, то она всё расскажет матери. Вика поняла, что так продолжатся дальше, не может.

Но неожиданно ситуация разрешилась сама собой.

Однажды вечером Павел в очередной раз уговаривал Каролину уйти и приобнял её ниже талии. В этот момент на кухню вошла Рината и увидела их объятья, как Павел нежно нашёптывал что-то Каролине на ушко. И тут Рината взорвалась, это был последний аккорд:

— Ну, ты и наглец! Мало того, что мы приютили твою шальную любовницу, окружили её и будущего твоего ребёнка заботой, так ты ещё продолжаешь крутить с нею шашни у меня на глазах! Подумать только! И это случилось со мной!!! Вон из дома оба! — прокричала Рината в бешенстве.

Но потом решила, что лучше пусть любовница будет у неё на глазах. А с мужа взяла слово, что он не будет к ней приближаться.

Время шло.

Любовница Павла продолжала жить в доме у Ринаты и Павла. Живот Каролины рос с каждой неделей. И вот пришло время родов. Каролину вовремя доставили в роддом, и она благополучно родила чудесную здоровенькую девочку. Назвали Миланой. Каролина чувствовала себя после родов нормально.

Перед самой выпиской ей позвонила Рината, сказала, что всё для малышки готово, кроватка, коляска, комната. Каролина поблагодарила за заботу, но с какой-то грустью в голосе.

Ранним утром, в назначенный для выписки день Павел с Ринатой услышали звонок у дверей. С некоторой задержкой открыли дверь, а там, у порога… стояла большая соломенная корзина с дочкой Павла. Девочка мирно спала, посасывая соску. Она была такая хорошенькая, ну просто ангелочек!

— Вика, Вика иди скорей сюда! — позвала дочь Рината. — Тут просто чудо у дверей!

Вика выскочила в одной ночной сорочке.

— Что такое? Где? — и увидев свою сводную сестричку, подскочила к младенцу. — Ой, какая лапочка! Значит, мамка твоя оказалась неблагодарной кукушкой! Вот тебе Машка и Юрьев день! — воскликнула она, всплеснув руками.

— Тише ты, куленёма, ребёнка разбудишь! Пошли в дом. Паша, возьми Миланочку!

— Ехать уже, как видно, некуда! — тихо добавил Павел. — Мамаша само ликвидировалась…

— Да, дела! А я вот никак не могу выбрать среди двух женихов, — добавила Вика. — А ну их всех к лешему!

13.08.2016 г.

История любви

Рассказ

1

Другу — шестьдесят. И, конечно, наша пенсионная братия устроила чайный сабантуй — как всегда у аптекаря Будовнича. Он жил в центральном районе Ташкента, у метро. Но не думайте, что мужчинам нашего возраста делать нечего, кроме как чаёвничать день и ночь. А воспоминания? А несбывшиеся мечты? Отработали за две жизни и войну отпахали… Но в воспоминаниях всё как-то не так! А могло быть и лучше.

И говорили в тот вечер, вроде бы обо всём: статья в «Вечёрке», кино, театр, анекдоты. Ну, как всегда… И решили мы, что мы — представители прошлого века — лучше, чище. Так оно и есть. Нет, серьёзно. В наше время любовью не торговали. И с нами не торговались. А теперь?.. Не продаётся только то, что не покупается. Всё — на продажу — совесть, молодость, любовь!

Вот Павел (для чужих — Иванович) — седовласый красавец — и сейчас был бы им конкурентом. А что жизнь не удалась, что счастья не было, что жена — мегера властная. (Слава Богу, развелись.) Что любовница у него молодая, которой квартиру купил и любить научил — будущей старости его побоялась, бросила. Зато другая дама донимала, не давала покоя, мешала «раку-отшельнику» в его однокомнатной пещере одному искать смысл жизни…

А последняя любовная история началась в прошлом году. Соседи Павла, этажом ниже, переехали. Недели через две, поднимаясь по лестнице, он встретил новую хозяйку квартиры. Строгая молодая женщина открывала входную дверь. Павел Иванович поздоровался. Она сухо ответила. Через несколько дней он позвонил ей по телефону. Женщина разговаривала с ним кокетливым тоном, не узнала, решила, что беседует с молодым человеком. А голос у нашего Павлуши был, что надо: низкий, мурлыкающий и отстранённый, в общем, гипноз. Ну, знаете, как они любят…

2

Кстати, о голосе: Павлуша — не без греха, подслушивал её телефонные разговоры с мамочкой, у него была параллельная линия.

— Мама я покупаю дочке пианино за двести рублей, «Белорусь», чёрное, в приличном состоянии. Да, Павел Иванович договорился.

— Доченька, ты уж поблагодари его от моего имени. Приготовь ему поесть что-нибудь вкусное, сходи для него за покупками. Ему тяжело, он ведь пожилой человек.

— Да, да, конечно, мамочка. Я и деньги у него одолжу.

— Смотри сама, удобно ли?

— Удобно. Он сам предлагал…

Через неделю.

— Мамочка, Пал Иваныч сделал мне зеркало в ванной. Он такой внимательный человек, бескорыстный. Представляешь, вчера сосиски принёс целых два кило. Обедали вместе. В театр приглашал. А сегодня пришёл грустный такой, чуть не плакал. Хотел поговорить, а сам сидит и молчит. А потом посмотрел так жалобно и шёпотом выдавил: «Выходи за меня замуж. Понимаю, я стар для тебя. Но у меня квартира. Всё тебе оставлю. Обмен сделаем: две однокомнатные на четырёхкомнатную в кирпичном доме. Денег у меня много, вот смотри…» — Представляешь, мама, вытащил из кармана четыре сберкнижки! «Здесь пятьдесят тысяч. Накопил за всю жизнь! Всё тебе отдам. Завещание на тебя оформлю. Родственники только и ждут моей смерти, чтобы деньги им достались. Никогда мне не помогали. Они меня ненавидят. А я лучше дорогому человеку их оставлю. Вот двести рублей, возьми. Завтра отдай за инструмент. А хочешь, я куплю новый, самый лучший. У тебя дочь растёт, пусть учится. Полюбил я её от всей души, как тебя — всем сердцем».

— Мамочка, он даже плакал. Говорит: «Ты уж прости меня, старого дурака».

3

Она стала избегать встреч с соседом. Старик терпеливо ждал, надеялся. На третий день не выдержал, прежде чем позвонить, долго стоял у её двери в нерешительности. Женщина нехотя впустила его в квартиру. Павел Иванович молча сел в кресло, затем вопросительно посмотрел на неё.

— Не могу, — после паузы коротко отрезала она. — Вы предлагаете мне тяжкое ярмо. Если бы… сами понимаете… я бы согласилась. Лучше уходите. Нам не о чем разговаривать.

— Деточка, я привязался к тебе! Спаси старика! Пойми! Пожалей! — взмолился он.

— Нет. Не могу, — ответила она твёрдо.

Сосед долго её уговаривал, бегал за ней по квартире. И когда понял, что мольбы и уговоры бесполезны, встал перед ней на колени. Из его глаз потекли крупные «мужские» слёзы. Руки задрожали, лицо исказило отчаяние.

— Ты хоть живи со мной так, — вкрадчиво шептал он.

— Почему вы думаете, что соглашусь на это, если и замуж за вас не согласна? — воскликнула она и выскочила на кухню.

«Почему такое… почему со мной?..»

И вдруг взрыв.

— Уходите, вон отсюда! Убирайтесь! Вы мне противны! — закричала она.

Но Павел Иванович, встал в дверях кухни, снова просил, требовал, перешёл на угрозы. Деньги из его кармана случайно выпали на пол.

— Я вас ненавижу, — спокойно, с отвращением сказала молодая женщина, распахнув входную дверь настежь. — Деньги грязные свои подберите, иначе я выброшу их на лестницу.

Она отвернулась. И облегчённо вздохнула, лишь, когда дверь захлопнулась.

Старик, грузно пошатываясь, поднялся по лестнице. Затруднённо дыша, опустился на скамейку, стоящую на его лестничной клетке. Из двери напротив выглянула ехидная соседка.

— Вам плохо, Пал Иваныч? — спросила она, с наигранным участием.

— Нет, Надежда Викторовна, хорошо! Не стоит беспокоиться.

На следующей неделе Павел Иванович поджидал молодую соседку повсюду: на лавочке у подъезда, ловил её на автобусной остановке, около гастронома. Всячески унижался: молил о прощении, просил остаться друзьями, угрожал убить и снова извинялся. Ей такое поведение соседа порядком надоело. На лето она уехала отдыхать в горы, на Чарвакское водохранилище с дочерью и родителями.

4

В тот вечер, когда мы «лечились» чаем у аптекаря-юбиляра и старательно молчали о Павле Ивановиче — об этом мальчишке, не очень резвом и совсем не кудрявом, но очень влюблённом — о нём вспомнила дама в высокой причёске «а ля Пизанская башня», прочно сидящая за накрытым к чаю столом. Та самая Надежда Викторовна, соседка Павла по этажу, которая имела когда-то виды на богатого старика. Ох, уж лучше бы она молчала!

— Чем же всё-таки закончилась эта непристойная «история любви»? — спросила она с деланным безразличием.

— Что вам сказать, дорогая Надежда Викторовна, а вы не знаете? Павлуша и в самом деле умирал от любви. И совершенно натурально угодил в больницу. Сердце. Я часто навещал его. Из родственников никто к нему не приходил. Он потерял всяческие желания, почти не вставал с кровати. Часами мог смотреть на маленький фотопортрет той особы. Худо дело! После моего последнего визита он вскорости скончался. Жаль старика!

— Да, молодёжь так не любит: не умеет, — вздохнул кто-то за столом.

— Что уж там… Отвлекитесь! Давайте лучше чай пить, стынет. Попробуйте-ка брусничного варенья или клубничного конфитюра… Это не так «приторно», как ваши любовные байки. И если уж «либо хорошо, либо ничего», я выбираю последнее. Угощайтесь, мальчики!

«К Элизе»

Рассказ

«Живут воспоминаньем старики,

Лишь первую любовь свою лелея,

Читают письма старые и, млея,

Их мысли необузданно легки…»

(Дина Коган — поэтесса из Израиля,

г. Арад)

По радио передавали концерт из произведений Бетховена. Слушая классику, Яков разбирал старые письма и документы. Из пожелтевшего конверта на стол выпала выцветшая фотография, на которой запечатлён его выпускной класс.

Девочки и мальчики в наглаженной школьной форме, как заведено в торжественных случаях. Они чинно смотрят в объектив. Восторженные лица, горящие надеждой глаза…

«Как давно это было… Счастливое время!»

А вот его «первая любовь» — юная Эльза, смотрит как живая.

Якова взволновала школьная фотография, неожиданно нахлынуло чувство нежности и неизъяснимой печали. Старик не понимал, из каких тайников души оно вынырнуло через столько лет.

Яков молча вглядывался в прелестное личико Элизы. Одухотворённый взгляд девушки, будто сошедшей с картины средневекового художника, выражал мечтательность. Волнистые волосы разделялись пробором, подчёркивая мягкие черты лица. Тяжёлая коса перекинута через плечо. Тонкие пальчики перебирают волосы лёгким прикосновеньем.

Образ любимой живо предстал в памяти Якова. Старику стало трудно дышать. Фотография выпала из дрожащих рук.

«Сердце прихватило. Годы берут своё… А моя Элиза навсегда останется молодой», — подумал Яков, бережно поднимая с пола потускневшую фотографию.

Старик тяжело вздохнул. Закрыл глаза и грузно откинулся на спинку кресла -качалки. Оно жалобно скрипнуло: «Старики мы с тобой».

Яков задумался. Воспоминания перенесли его в далёкие годы романтической юности. Школьные годы… Какие мечты и надежды охватывали его тогда!..

После учёбы все ребята строили грандиозные планы на будущее. Яков собирался поступать на юридический. Вокруг кипела жизнь.

Он решил сделать Эльзе предложение после её возвращения с очередного конкурса в Японии, к которому она усиленно готовилась два последних года. В случае победы, педагог возлагал на Эльзу большие надежды.

Яков посещал все её концерты. Удачи и победы талантливой возлюбленной окрыляли его. Каждодневные занятия на инструменте требовали от Эльзы огромных усилий. Яков удивлялся, как хрупкая девушка выдерживает многочасовые нагрузки.

Накануне школьных экзаменов Эльза заболела и перестала посещать школу.

Учительница предложила всему классу навестить больную. Ребята купили большой торт и поехали к однокласснице. Но сюрприза не получилось: прошлым вечером Эльзу увезли в больницу в тяжёлом состоянии. Родители сказали, что у дочери обнаружили острый аппендицит, требовалась срочная операция.

Через несколько дней Яков решил сам проведать Эльзу. Купил самые красивые розы и поехал к ней в больницу.

В регистратуре Яков узнал фамилию врача Эльзы. В кабинете его встретил доктор.

— Простите, Патоцкая Эльза — ваша пациентка? — стоя в дверях, спросил Яков.

— Да. Пожалуйста, входите, — кивнул он.

— Как она себя чувствует после операции аппендицита?

— Вас неправильно информировали, молодой человек. Кто вам сказал о диагнозе?

— Наша учительница.

— А вы, собственно, кем ей приходитесь? — доктор вопросительно поднял седые брови.

— Она… — моя невеста, — неуверенно соврал я и покраснел как рак.

— А-а-а…, — протянул доктор после некоторой паузы. — Понятно. Присядьте. Так вот, — продолжал врач, — у вашей девушки положение гораздо серьёзней, чем вы предполагаете! И родители всё знают. У неё — врождённый порок сердца.

— Не может быть! — взволнованно воскликнул Яков.

— Не перебивайте, имейте терпение! В связи с болезнью у неё обнаружили недостаток кислорода в крови. Ей совершенно нельзя нервничать, противопоказаны любые переживания. Эльзе необходим полный покой. Ей предстоит сложнейшая операция по замене сердечного клапана. Требуется основательно подготовить больную. Операцию предполагается провести м-м… месяца через полтора. Поверьте, я прекрасно понимаю ваши опасения! И не смотрите на меня так. Юноша, операция — неизбежна. Только это может спасти… как вы говорите э-э-э… «вашу невесту» — подчеркнув последние два слова, сказал доктор, нахмурив брови.

— Но она не может жить без музыки! Вы знаете, что она известная пианистка? Ей нужно усиленно заниматься, а вы говорите — операция!.. — возмущался Яков.

— Да, да, молодой человек. Я — её давний поклонник. Эльза действительно очень талантлива, кроме того, у неё — ангельская душа! И это — от Бога. Берегите вашу невесту, — мечтательно произнёс он. — Так и быть, идите к ней. Вам необходимо повидаться! — сентиментально вздыхая, закончил он.

— Спасибо, доктор.

Яков вышел из кабинета и поспешил к Эльзе в палату. Там состоялась их последняя встреча.

«До сих пор помню её глаза: всегда изумрудные, с солнечным блеском. В тот день Эльза выглядела мрачнее тучи, а глаза были серо-зелёные, без малейшей искорки света. Она безучастно смотрела в потолок, будто не замечала моего присутствия», — вспоминал Яков, глядя на потёртую фотографию.

Тогда, в больничной палате, он признался Эльзе в любви, но она вела себя отрешённо, почти не разговаривала.

— Поздно, — прошептала она одними губами.

В решающий момент вошла медсестра, со шприцем в руке.

— А вы, жених, пожалуйста, не перегружайте больную. Ей надо отдыхать, — монотонно произнесла она.

Он попрощался и вышел.

Через неделю ему снова захотелось навестить Эльзу, но позвонив её родителям, Яков услышал горькую новость — в то утро его любимой НЕ СТАЛО.

Вечером Яков впервые напился.

Старик вспомнил холодный проливной дождь в день похорон. Над гробом Эльзы стояли близкие и плакали под любимую мелодию умершей девушки — пьесу Бетховена «К Элизе».

Яков так и не женился, дожил до старости в одиночестве. Когда слышал родную сердцу мелодию, перед ним являлся светлый образ возлюбленной.

В тёмном углу комнаты, у камина, в скрипучем кресле покачивался старик.

По морщинистому лицу от грустных воспоминаний текли слёзы. Он оплакивал своё одиночество.

…Издалека доносились звуки мелодии Бетховена.

18.08. 2000 г.

Любимый садовник

Рассказ основан на исторических фактах

Посвящается великому композитору и скрипачу-виртуозу — Никколо Паганини.

Он выпестовал и взлелеял свои произведения, на протяжении жизни совершенствовал технику их исполнения, как преданный земле садовник с любовью окучивает грядки в своём саду, изо дня в день, работая, не покладая рук.

Светало. Ясные утренние лучи поглаживали позолоченные башенки огромного замка, придавая ему сказочный колорит. Сады и пруд с фонтаном усиливали впечатление живой картины. Птицы радостно распевали, приветствуя восход солнца.

Боковая дверь замка медленно отворилась, и на пороге появился высокий, длинноволосый юноша. В тёмном холщовом балахоне вырисовывалась его угловатая фигура. Он зябко поёжился, подтянулся на деревянной перекладине и подошёл к цветущим кустам роз, бережно нарезал цветов и сложил в стоящую рядом корзину.

«Это для красавицы Дидоны. Она так любит пурпурные розы. Порадую её к завтраку. Отец уже наверняка, с ног сбился. Ничего, ему же на пользу, пусть поразмыслит на досуге. А мне надоело терпеть его вспыльчивость и бесконечное брюзжание, вечно его кредиторы донимают. Я и так содержу его. Пусть теперь сам выпутывается. А я немного вздохну на свободе. В замке Дидоны меня никто искать не станет. Она, небось, спит ещё сном праведницы».

Он присел на скамью и задумался. Ему вспомнилась беспокойная жизнь в монастыре: то полиция, то кредиторы одолевали, постоянная, мучительная возня вокруг него и его скрипки. Отец забросал полицию доносами, обвиняя собственного сына в несусветных преступлениях. Никакого покоя, одна сумятица преследовала парня с того самого дня как он сбежал из дома, из родной Генуи, впопыхах, словно последний преступник. Укрылся в монастыре св. Бенедикта, когда его преследовали как подозрительную личность. А ведь всему виной — проклятые деньги, доход, которого лишился его несносный папаша.

«Да, у всех отцы как отцы, а у меня — не человек, а изверг. Мало что в детстве порол, голодом морил почём зря, и теперь от него покоя нет. Хорошо, что на свете есть друзья. Благодаря им я оказался в этом волшебном замке моей благородной спасительницы».

Так думал двадцатилетний Никколо. Он прошёлся по тополиной аллее. Дышалось легко и свободно. Радостный вернулся он к розовому кусту, подхватил корзину с ароматным букетом и вошёл в замок. Пройдя многочисленные комнаты, вошёл в опочивальню Диды. Кареглазый юноша приблизился к алькову семнадцатилетней девицы. Её светлые локоны разметались по подушке, утренние лучи играли в волосах, лаская бархатные щёки и шею. Её нежная кожа цвета чайной розы растворялась в шёлковом кружеве белых простыней.

«Ресница упала, к чему бы? Жаль, в приметах не силён. Как она прекрасна и чиста! Как хочу заслужить её снисхождения. Но кто я — простой смертный, не достойный её внимания, не говоря уже о близости. Клянусь, я сделаю всё, чтоб заслужить любовь моей госпожи. Спасибо, что приютила, пожалела несчастного музыканта».

Стоя у кровати своей спасительницы, Никколо вспоминал как неделю назад, благодаря хлопотам Фабрицио, попал в роскошный замок. Его лучший друг добыл для Никколо приглашение в это богатое имение. И музыкант, в надежде подзаработать, а также улизнуть от своего вездесущего папаши, согласился посетить и развлечь старика-вельможу, который якобы жил в замке. Но каково было удивление юноши, когда в гостиную с приветствием вошла обворожительная красавица Дидона, молодая и сияющая графиня. В первую же минуту она призналась, что давно является страстной поклонницей его таланта, посещает его концерты и считает за честь принимать у себя такого необыкновенного музыканта. А он теперь состоит у неё «придворным садовником» и не считает это зазорным.

В этот момент скрипача посетила великолепная идея, посвятить начатое сочинение прекрасной даме сердца — Дидоне. Несколько дней назад Никколо начал сочинять свой первый из 24-х каприсов. Он решил, что напишет, (именно с них композитор начал записывать свои произведения на бумагу), несколько оригинальных сочинений для скрипки соло. Руководствуясь при этом мыслью, показать разные виды скрипичной техники, привнеся в неё им придуманные новшества и перенести на скрипку некоторые гитарные исполнительские приёмы (двойные флажолеты, пицикатто левой рукой, интервалы больше октавы и т. д.), не зависеть при этом, ни от какого, другого инструмента или оркестрового состава. Он знал, что скрипка таит безграничные возможности в звукового извлечении и может даже сама себе аккомпанировать.

За завтраком, заметив великолепный алый букет, Дидона с восторгом воскликнула:

— Ах, милый мой садовник, как я вам благодарна! Вы не только услаждаете мой слух чарующими звуками вашего инструмента, но и радуете глаз.

— Всегда готов услужить моей спасительнице. Цветы, как и звуки, требуют постоянного ухода.

Они приятно проводили дни, поначалу — каждый в отдельности: она — за вышиванием, болтовнёй с подругами и игрой на гитаре, а он — в бесконечных занятиях, поглощённый сочинением каприсов или в саду, с мотыгой в руках, наслаждаясь свободой и наблюдением за природой. Как-то, заприметив парящую над его головой стрекозу, Никколо задумался: «Хотелось бы передать на инструменте полёт насекомого, стрекотание крыльев комара или стрекозы? Какое тремоло больше подходит, чтобы передать лёгкое парение в воздухе?» Вот какие вопросы занимали его музыкальную фантазию.

Он встречался с Дидой только по вечерам, вместе ужинали и до поздней ночи, в солидарном молчании, или, болтая без умолку, просиживали у камина. Это было их излюбленное время суток. Здесь, в гостиной Никколо впервые услышал историю о жизни прекрасной Дидоны: мать она помнила смутно, та умерла, ещё, когда Дида была маленькой девочкой. Отец был неслыханно богат, обожал и баловал любимую дочурку. Но случилось несчастье: от укуса змеи в саду он заболел и умер. По завещанию отец оставил дочери огромное состояние, но там был важный пункт, она должна выйти замуж только за дворянина.

Однажды, после Праздника Святого Джузеппе их пригласили на маскарад.

Они редко выходили вместе, зная, что и так о них ходят скверные сплетни. В Венецию на маскарад решено было ехать порознь. Дида месяц выбирала костюм для праздника. А Никколо заблаговременно решил нарядиться Дон Кихотом (ему был близок этот образ). В отличие от него, Дида держала в секрете образ для маскарада, так что, собираясь туда, Никколо не знал, в каком наряде появится прекрасная блондинка.

Настал торжественный день.

В одиннадцать ночи, за час до начала торжества, у Здания Собраний творилось что-то невероятное: коляски, экипажи теснились на площади Венеции, выстраиваясь в длинные вереницы. Стояла свежая весенняя прохлада. Ночное небо, украшенное яркими звёздами, манило взмыть ввысь.

Никколо прибыл в экипаже раньше своей возлюбленной, в праздничном наряде Дон Кихота и в маске, напоминающей шлем. Статный, худощавый, с длинными тёмными волосами — он выглядел как истинный Рыцарь печального образа. Поверх костюма был накинут тёмно-бордовый плащ, край которого юноша намотал на руку. Никколо поднялся по украшенной гирляндами, широкой мраморной лестнице. Перед ним открылся длинный холл, ведущий в танцевальный зал грандиозных размеров, из которого множество дверей вели в сад с причудливыми фонтанами и беседками, обвитыми диковинными цветами. Никколо встретил в холле друзей из Генуи и присоединился к их компании, не переставая искать глазами Дидону, от сутолоки у него даже закружилась голова. Вокруг разряженная публика шумно веселилась, ожидая начала праздника. Ровно в полночь торжественно заиграл оркестр, начались танцы.

За десять минут до начала праздника в крытой карете приехала Дидона. Её сопровождала служанка, паж и усатый кучер в богатом шёлковом камзоле. Она была в наряде Медеи — дочери царя славной Колхиды. Дида изменилась до неузнаваемости: в высоком чёрном парике, с буклями и длинными локонами на затылке и в золочёной маске, усыпанной разноцветными блёстками, закрывающей всё лицо. Тёмно-синее с золотом платье с изящными складками подчёркивало её точённую миниатюрную фигуру. Широким мохнатым веером она, прикрывая шею и декольте, в сопровождении служанки и пажа поднялась в танцевальную залу. Там, в толпе танцующих, Дида увидела своего садовника. Он так изящно вёл партнёршу в танце, что та просто таяла от его взгляда, открыто кокетничала с ним, а он что-то нашептывал незнакомке на ушко.

«Ах, так-то себя ведёт господин садовник в моё отсутствие! Ну, ну… О, погоди, что я с тобой сделаю!» — ревниво возмутилась про себя опасная царица. Дида заносчиво вскинула головку и, в сопровождении мальчика-пажа и служанки, прошла в противоположный угол залы.

Когда закончился танец, и кавалеры вернули дам на место, она как можно ближе подошла к Дон-Кихоту, делая вид, что общается со знакомыми гостями так, чтобы Никколо обратил на неё внимание. Они встретились глазами, и Никколо обжёг огненный взгляд её зелёных глаз. Дида сделала ему знак и выбежала в сад. Дон-Кихот поспешил за ней, но нигде поблизости не нашёл незнакомой брюнетки. Он прошёл к ближайшей беседке, заметил её внутри и, когда вошёл, длинноволосая брюнетка стояла спиной к нему, прикрываясь веером. Никколо приблизился и тут знакомый запах сандалового веера, незримо напомнил о даме его сердца. Она, не поворачиваясь, заговорила томным голосом:

— Вам нравится?.. Здесь весело, не правда ли?

— Да, очень красиво и празднично.

— Но почему вы в одиночестве? Я заметила, у вас нет пары.

— Как вы наблюдательны, сеньора.

— Я слышала, скоро начнётся фейерверк, хотите посмотреть, я очень люблю это зрелище! — воскликнула Дида, искоса наблюдая его реакцию на намёк вместе полюбоваться на феерическое действо.

— С радостью бы отправился с вами, сударыня, но я жду свою возлюбленную и не могу отлучаться далеко от главного входа. Искренно сожалею, — добавил Никколо и, раскланиваясь, удалился.

Рыцарь печального образа не мог заметить яркого румянца, залившего щёки Дидоны при слове «возлюбленная». Она никак не ожидала услышать такого открытого признания из уст своего кумира. Дида тут же разыскала пажа и служанку, и поспешила обратно домой.

Никколо всю ночь провёл как на иголках, маскарад был ему не в радость, танцы не развлекали. Он так и не дождался прихода Дидоны, утомился искать её среди танцующих пар, в саду, у фонтанов. Он обошёл все беседки и в четыре утра, расстроенный уехал домой. По дороге, гадая о причине отсутствия Диды, он уснул в карете. Кучер разбудил, когда довёз до места. В замке Никколо поинтересовался у прислуги, дома ли госпожа. К его удивлению ему ответили, что сеньора неважно себя чувствует, давно почивает в своих покоях. Никколо очень удивился, но решил подождать до утра, то есть до полудня.

Проснулся поздно. В голове — туман. Никколо нехотя оделся и спустился в гостиную. Но Диды дома не оказалось, служанка сказала, что сеньора уехала на ярмарку. Никколо позавтракал и отправился в сад. Лишь только рядом с природой он мог отвлечься от охватившей его грусти.

«Неужели, нет никакой надежды на ответное чувство со стороны моей феи? А может, я уже опоздал, и её сердце принадлежит другому?» — думал он.

Дидона приехала домой с компанией гостей. Хозяйка предложила всем расположиться в гостиной. Среди них был её давний знакомый — молодой граф Джузеппе Парелли, который давно был влюблён в Диду. Но Никколо ещё не успел с ним познакомиться и даже не подозревал о тайных воздыхателях. Серьёзный претендент: у Парелли было весомое преимущество — он был дворянином в десятом поколении.

И так, гости вели непринуждённую беседу. А Дидона сидела в кресле со своей любимицей, левреткой Долли. Избалованная собачка очень любила сладости и везде сопровождала свою благодетельницу. В дверях неожиданно появился Никколо в рабочей одежде, испачканной землёй.

— Как ярмарка, моя госпожа? — спросил Никколо, утираясь грязным рукавом.

— У вас, что и к садовникам либеральное отношение? — высокомерно спросил Джузеппе у хозяйки.

— Ну что вы такое говорите, сударь, ведь это же известный скрипач — Никколо Паганини!

— А я что-то не слыхал о таком музыканте! — скривив лицо, ответил граф.

— Простите его, маэстро Паганини! Он даже не знает, чем отличается виолина от виола да гамба, — вступилась молодая дама с пышными огненными волосами. — А я вас сразу узнала. Мы с отцом в прошлом месяце были в Генуе на вашем концерте, был полный аншлаг. Все говорят, что вы — гений, а инструментом владеете словно дьявол. Вы не представляете, господа, какие звуки извлекает из обычного дерева этот человек! Вы ещё и на гитаре прекрасно играете, сударь? — вставила худенькая шатенка.

— Да, вы правы, я — король скрипки, а гитара — моя королева, — лихо парировал Никколо.

В непринуждённой беседе наступила длительная пауза.

— Простите, сеньоры, я пойду, переоденусь, — сказал Никколо, учтиво раскланялся и поспешил в свою комнату.

— Какой резвый! Это — ваш протеже? — обратился граф к Дидоне.

— Что вы, как раз напротив. Это я имею честь принимать у себя такого известного музыканта.

Граф прикусил язык.

— Он — просто прелесть! Чудо в рыцарском шлеме! — восхищённо воскликнула шатенка, и её удлинённое лицо расплылось в улыбке удовольствия.

— Ах, какая самоуверенность! — фыркнул молодой усатый щёголь в жабо, — Изабель, не стоит так восхищаться самовлюблённым музыкантишкой, — тихо мурлыкнул он, прильнув губами к руке шатенки.

— Дорогой, вы не правы. Даю руку на отсечение, годик, другой и вы убедитесь в величии его таланта, — понизив голос, возразила Изабель.

— Милая, мне жаль твою прелестную ручку.

— А я думаю, — вмешался скромно, но со вкусом одетый светловолосый юноша, — что маэстро Паганини как композитор будет скоро забыт, по той простой причине, что его сложнейшие произведения никто кроме него самого не сможет исполнять. Он — гений импровизации. Надо отдать ему должное — в исполнительской деятельности Паганини достиг недостижимых высот. А ведь он так молод, настоящая слава у него ещё впереди.

Прошло два месяца. За это время маэстро много выступал в разных залах Италии. Популярность его росла с каждым днём. Он с упоением продолжал сочинять свои каприсы, которые приобретут в будущем мировую известность. Если б он знал, что в будущем этими сочинениями будут восторгаться лучшие скрипачи всего Мира, из «Каприсов» будут делать многочисленные переложения для других инструментов, другие композиторы будут цитировать темы его «Каприсов» в своих произведениях, делать обработки.

Отношения между ним и Дидой приобретали всё большую теплоту. Он часто играл на её гитаре, сочиняя произведения в её честь. Однажды, после очередного концерта, Никколо признался Дидоне, что посвящает ей свои «Капричио». На что она ответила:

— Не стоит делать необдуманные шаги, мой рыцарь! А что если завтра вы разлюбите меня? Исправите посвящение?

Он упал к её ногам и, покрывая её руки поцелуями, твердил:

— Этого никогда не случится, я всегда буду любить тебя, даже если уеду в далёкие края.

С этого дня они, наконец, были вместе. Никколо засыпал и просыпался в её объятьях. А Дида почитала за счастье быть ему верной подругой, может, стала бы его женой если бы ни случай. Никколо по натуре был горячо эмоциональным, вспыльчивым человеком и пылким, ревнивым любовником. Как-то один знакомый «доброжелатель» нашептал ему о тайной связи Дидоны с воздыхателем — графом Парелли. Никколо не верил в эти небылицы, но мысль об измене любимой женщины не давала ему покоя, хотя никаких явных поводов для ревности Дида не подавала.

В один прекрасный вечер, лёжа в постели с любимой блондинкой, он спросил напрямик:

— Скажи дорогая, а Джузеппе такой же неотразимый любовник? А может, лучше меня?…

Наступила тяжёлая пауза.

После молчания она взяла его за подбородок и, с обожанием глядя ему в глаза, ответила:

— Да? Ты меня так плохо знаешь?! … Наверное, все цветы завяли бы в моём саду только от одной мысли об измене! Никогда больше так не думай, ведь я не давала тебе повода, правда?

— Не давала.

— Ну, вот видишь, ты сам ответил на свой вопрос.

— Мой нежный ландыш, прости ревнивца за глупые упрёки, — молвил он, крепко обняв возлюбленную. — А ты знаешь, почему форма струнных инструментов так напоминает изгибы линий женской фигуры? … Наверняка, мастер, впервые создавший эту знакомую мужским рукам форму, был тоже безумно влюблён в женщину!

На следующий день Никколо уехал в турне по Италии.

Через несколько дней Дидону посетил родной дядя — граф Августо Корнезо, являющийся опекуном после смерти её отца Он приехал без предупреждения. Немного перекусив с дороги, сказал племяннице, что у него к ней есть неотложный разговор. Дидона пригласила Августо пройти в библиотеку. Там она усадила дядю в удобное широкое кресло и спросила:

— Дядюшка, вы меня заинтриговали. Мне страсть как хочется поскорей узнать, в чём дело! Начинайте.

— Так вот, девочка моя, ты уже совсем взрослая, я хочу позаботиться о твоём будущем. Считаю, что тебе пора замуж.

— Вот право, новость!

— Не перебивай! Два дня назад один уважаемый господин приезжал ко мне, как ты думаешь для чего?.. Ни за что не догадаешься…

— Вот ещё, я и не собираюсь! — с деланным безразличием ответила Дида.

— Погоди, девочка, этот человек приезжал просить твоей руки… А как хорош, просто аристократ, светский лев с журнальной картинки.

Дида оживилась.

— Это был Никколо, дядюшка?

— Какой Никколо! — он по обыкновению сморщил высокий лоб. — Это был истинный дворянин. Он представился Джузеппе Парелли. Он принадлежит к известному храбростью и почитаемому роду в Италии. Его прадед прославился на войне, получив самый высокий орден и звание в Королевстве. Джузеппе из именитой семьи и для тебя — достойная партия.

— Не знала, не знала, что вас будут интересовать ордена и титулы, а не моё желание и чувства, когда вы захотите выдать меня замуж!

— Но позволь, дорогая, ты помнишь главный пункт отцовского завещания? Твой жених обязательно должен быть дворянином, иначе ты лишишься наследства.

— Какая глупость! Что за предрассудки! И почему я должна подчиниться такой бесчувственной прихоти? — горячо возмутилась Дидона.

— Дорогая моя, это не прихоть, это отцовская забота о самом родном, близком человеке.

— А если я полюблю не дворянина, должна буду мучиться до гробовой доски?.. Точнее…

— Ты имеешь в виду, этого музыканта, господина Паганини?.. К сожалению, я в музыке ничего не смыслю. Ну, подумай сама, такая связь не может быть серьёзной! Ведь он — артист, постоянно в разъездах. И потом, я слышал, он слывёт ловеласом. Смотри, девочка, не накликай беды. Я советую тебе, пока не поздно, порвать с ним все отношения. Будь серьёзна, мой тебе совет, ты должна согласиться на предложение Джузеппе. Хотя это не совет, это — требование семьи, которым пренебречь невозможно. Я всё сказал, таково моё решение как твоего опекуна, иначе наша семья откажется от тебя. И ты будешь лишена наследства, средств к существованию. Будь здорова.

Он резко встал и вышел.

Дидона осталась в библиотеке в полном замешательстве. Ещё ни разу в жизни дядя не разговаривал со своей любимицей так сурово.

Тем временем маэстро Никколо Паганини, купаясь в лучах славы, путешествовал по Италии с концертами. После очередного выступления, вместе с толпой поклонников в гримёрную к Никколо неожиданно пожаловал граф Парелли. Он подошёл к маэстро после всех поздравлений, когда благодарная публика разошлась. Джузеппе поздравил музыканта, красноречиво восторгаясь. И тут же бравурно добавил:

— И меня есть с чем поздравить, я женюсь!

— Что ж, желаю вам счастья. Если не секрет, кто ваша избранница? — натянуто спросил Никколо.

— О, это равная мне по сословию женщина, поверьте, она — красавица из родовитой и очень состоятельной семьи, графиня Дидона де Корнезо.

Никколо отвернулся, чтобы соперник не смог увидеть выражения его лица. Музыкант промолчал, стиснув зубы. Когда ненавистный жених удалился, Никколо охватил неистовый приступ ревности. Он крушил, что под руку попадётся. А потом наступила глубокая апатия. Несколько дней Никколо ничего не мог есть. По решению импресарио турне решено было прервать. Никколо вернулся в замок в отсутствии хозяйки, совершенно уничтоженный и разбитый, не оставив даже записки, собрал пожитки и уехал, не сказав адреса.

Но его большая любовь на этом не закончилась. Он продолжал любить Дидону до последнего своего вздоха. А она вынужденно вышла замуж за графа Парелли, но продолжала посещать все концерты маэстро Паганини и уезжала всегда раньше окончания концерта, чтобы Никколо не искал с ней встречи и не обольстился возможностью продолжить так внезапно оборвавшиеся отношения.

Много лет спустя, когда отлучённый от церкви, великий маэстро Паганини, умер от тяжёлой болезни в 57 лет, Дида вместе с их общим взрослым сыном Ахилом (от певицы Антонии Бьянки) добились разрешения захоронить тело неугодного церкви всемирно известного скрипача-композитора на родине в Италии.

26.11.2005 г.

Надувная невеста

На мальчишник собрались самые близкие друзья жениха Натана, их оказалось шестеро: Серж — молодой журналист центральной газеты, Сёмка — израильтяне называли его Шимон, студент юридического факультета, Юваль — коренной израильтянин, работник Хайтека, Пашка — давний друг Натана, работник аэропорта Бен-гурион, Ицик — сороколетний мужчина, друг отца Натана, бизнесмен и Алекс, двоюродный брат Натана, его самый близкий друг.

Все они расположились в комнате с накрытым столом, на стене — воздушные шары, мишура. В небольшом ресторанчике Тель-Авива они ждали прихода новоиспечённого жениха. Алекс и Ицик куда-то вышли, видно покурить. Но когда они вернулись через несколько минут, несли на руках что-то большое, завёрнутое в белую простыню, из-под которой сверху виднелся кусок белой полупрозрачной материи.

— Что там у вас, друзья? — спросил Пашка.

— Так тебе и расскажи! — отозвался Алекс.

— А, это сюрприз для жениха, — приоткрыл завесу тайны Ицик. — Сейчас увидите сами!

Они усадили Это за стол. И отошли на несколько шагов.

— А теперь снимите простыню! — звонко скомандовал Алекс.

Ребята стянули простыню, и в комнате поднялся всеобщий гогот. За столом смешно расположилась надувная кукла, одетая в свадебный наряд, с фатой на резиновой голове.

— Класс! Интересно, как наш герой торжества оценит такой сюрприз?! — воскликнул Сёмка.

— Слушайте, это ж прямо сюжет для меня! Можно и статью интересную состряпать, например: «Кукла для жениха» или что-то покруче, в этом роде… — предположил Серж.

— Ага! У тебя только работой голова забита! — заметил Ицик.

— Успокойся! Расслабься! Получай удовольствие от нашей компании, — вмешался Алекс.

— И то верно, ты сюда зачем пришёл?.. — спросил Юваль.

— Поздравить жениха, — серьёзно ответил Серж.

— Вот и поздравляй себе на здоровье! — ответил Юваль.

— А мы сюда пришли развлекаться, правда, ребята? — уточнил Семён.

— Конечно.

— Да.

— Сто процентов!

— Вот и отлично. Сейчас явится Натан, вот и повеселимся! — заявил Ицик.

— И выпивки достаточно, — добавил Алекс.

— Давайте прикроем нашу резиновую гостью, чтоб жених сразу её не увидел, -предложил друзьям жениха Юваль.

— Давайте, а то сюрприз не получится, — подтвердил Пашка.

Не успели друзья спрятать под простыню резиновую невесту, как дверь распахнулась, и вошёл жених, Натан собственной персоной.

— Привет, ребята! — широко улыбаясь, поздоровался он.

— Привет!

— Здорово!

— Как ты, друг?

— Как настроение, женишок? — посыпались приветствия.

— Присаживайся за стол, братец. А у нас для тебя сюрприз! — показывая на фигуру под простынёй, заявил Алекс.

— Да! Люблю сюрпризы! Ну-ка, показывайте! — весело воскликнул Натан.

— Подними простыню!

— Нет, постой, — вмешался Ицик. — Попробуй угадать, кто к тебе пришёл в гости в такой знаменательный день?

— Ой! — стушевался жених. — Даже не знаю, кого это вы пригласили?

— А ты сам догадайся! — крикнули почти хором друзья.

— Ну, попробую. — Натан поправил галстук, скорчил невнятную гримасу. — Ой, может это брат невесты, Шай?

— Холодно, — тихо произнёс Семён.

— Подумай ещё… — предложил Серж.

— Может, это мой однокурсник Корен? — предположил Натан.

— Ещё холоднее, — ответил Алекс.

— А спорим на 100 баксов, не угадаешь!? — разошёлся Пашка.

— Да-да, задали вы мне загадку! — признался Натан, почесав затылок.

— Сдаюсь! Открывайте гостя! — пошёл на попятную жених.

— Нет. Ставки растут, даю 300 баксов, что вообще не догадаешься, кто этот гость! — предложил Ицик, ещё больше заинтриговав жениха.

— А может это наш препод из университета, ну, к примеру, физик?

Ребята скорчили кислые мины.

— Да, ладно, сдаюсь. Не могу даже представить, кто там под простынёй, да ещё такой тихий!

— Ладно, ребята. Откроем простыню, покажем сюрприз? — вошёл в раж Алекс.

— Да, давайте уже не будем мучить парня!

С этими словами ребята дружно стянули с куклы простыню.

— Ого! — воскликнул жених. — Я бы точно не догадался. Ну, вы даёте! Сюрприз удался, надо признать! Очень смешно! — захохотал Натан после всех.

— Да, позднее зажигание! — и все дружно засмеялись.

— Садись рядом с надувной невестой, — предложил Алекс.

— Что ж, пожалуй. — Согласился Натан.

Вечеринка прошла весело, даже можно сказать на «Ура». Когда друзья вдоволь назюзюкались, стало понятно, что надо разъезжаться по домам. Торжественно проводили жениха, посадив рядом с ним в такси резиновую невесту. Привели его домой и даже уложили в постель вместе с резиновой куклой в свадебном платье. И разъехались по домам.

Наутро Натан проснулся в резиновых объятьях кукольной невесты и даже не удивился.

— Что, я тебе не нравлюсь с помятой рожей? — обратился он к кукле с усмешкой.

Та, конечно же, промолчала. Но даже в её надменном молчании Натан прочёл неудовольствие и пошёл умываться и бриться.

Через три часа он должен был быть трезв, как стёклышко и красив, как принц. Начал готовится, ведь его будут ждать у ЗАГСа невеста и свидетели.

— А ты, будешь тихонько дожидаться меня тут в углу! — выйдя из душа, Натан обратился к кукле, и посадил её в кресло у окна. — Вот так и сиди, дурёха! Я бы всё равно на тебе никогда не женился, даже если из женщин на нашей планете ты осталась одна…

Свадьбу отпраздновали отлично: в огромном зале. Гостей наприглашали аж 300 человек. Невеста Катрин в шикарном платье от дизайнеров смотрелась как с картинки модного журнала, блистала бриллиантовыми украшениями. Фотографии со свадьбы получились сногсшибательные. Родные невесты и жениха остались довольны, а главное молодые светились радостью и счастьем. В общем, всё шло, как положено.

После свадьбы прошло три месяца.

Молодые жили в просторной трёхкомнатной квартире Натана. У них всё складывалось отлично. Вот только, надувная невеста, сидящая у окна в гостиной, раздражала Катрин всё больше и больше.

— Когда ты уже выбросишь эту резиновую страшилку? — спросила Натана однажды утром молодая жена.

— А что она тебе мешает? — с издёвкой заметил муж.

— Да, конечно.

— Чем же? Ведь кормить её не нужно, ухаживать и одевать — тоже. Считай, что это память о моём мальчишнике.

— Ты что не понимаешь, у меня создалось уже впечатление, что мы живём втроём! Это, по меньшей мере, ненормально! — не переставала возмущаться Катрин. — Каждое утро, каждый вечер, каждый день я вижу её резиновое лицо, эту безвкусную фату, этот дурацкий наряд!.. Послушай муженёк, мне это зрелище изрядно надоело!

— А меня эта кукла веселит, поднимает настроение. И что тебе от неё надо!

— Ничего мне от неё не надо. Мне надо, чтоб она исчезла, испарилась, понял?

— Конечно, понял, чего тут не понять, если моя жена всегда думает только о своём удобстве!

— Не правда!

— Правда. Я всё для тебя делаю, выполняю любую твою прихоть. А ты?.. Не можешь смириться с обычной резиновой игрушкой! У тебя ведь тоже есть плюшевые собаки, мишки и кто ещё там…

— Ну и что? Иногда мне кажется, что эта дурацкая кукла тебе дороже любимой жены! — у Катрин в глазах заблестели слёзы.

Натан нежно обнял её и прошептал на ухо:

— Милая моя, ты что, ревнуешь меня к этой резинке?

— Да. Ты угадал. Я не хочу её больше здесь видеть! Она мне надоела! Выброси её, пожалуйста, сегодня же! — продолжала закатывать истерику жена.

— Никуда я её не выброшу. Оставь эту затею. Считай, что это память о моих друзьях. Как будто это картина — подарок моих друзей. Ты бы ведь не выбросила бы красивую картину, которую мне подарили?

— Нет, конечно. Картину я бы не выбросила. Но это не картина, а тупая резиновая кукла! И мне осточертело лицезреть её в нашем доме! — в ярости закричала Катрин.

— Что ж, хорошо. Тогда я её пересажу в свой кабинет, ты не против? — мягко предложил Натан.

— Ещё чего! Ты хочешь посадить это резиновое чудовище у себя в кабинете? — грозно спросила жена.

— А что? Ты не будешь её здесь больше видеть.

— Ты с ума сошёл! Хочешь выставить себя на всеобщее посмешище? Чтобы завтра все твои подчинённые перешёптывались за твоей спиной? И после такого предложения ты хочешь сказать, что с головой у тебя всё в порядке? — гневно вопрошала она.

— Слушай, не понимаю, что ты так всё преувеличиваешь и драматизируешь? Это же всего лишь надувная кукла, пустышка! Выпусти из неё воздух и… нет её… Наш с тобой спор яйца облупленного не стоит!

— Да!? Ты всерьёз так считаешь?.. — и она заплакала и запричитала. — Я для тебя уже ничего не значу! Я для тебя просто пустое место! Конечно, тебе важнее эта надутая дура! Чтоб она сидела в твоём кабинете и охраняла твои тайны и секреты!

— Ну, что ты, милая. Вовсе нет. Я очень люблю тебя, но не понимаю твоей беспочвенной ревности, да ещё к кому… к какой-то надувной невесте!

Этим скандал не закончился.

На следующий день Катрин всё утро искала свои любимые туфли. Но так и не нашла и ушла на работу в других. А вечером она их обнаружила в комнате для вещей с вырванными «блямбами», как она их называла. Причём металлические бляшки были вырваны вместе с кожаными петлями. Она снова устроила мужу скандал.

— Интересно, кому это понадобились мои туфли? И кто их так изувечил? — в ярости она рвала и метала невидимые молнии.

Натан не знал, что ей ответить, даже не представлял, кто мог это сделать.

— Может наша уборщица их оприходовала? — предположил он.

— Ну, я ей устрою Садом и Гоморру! — гневно прорычала Катрин.

Она тут же позвонила Хане и спросила про свои любимые туфли, но та ответила, что в глаза их не видела.

Через несколько дней у них в доме, в отсутствии Натана начался полтергейст. Когда Катрин вошла на кухню, решила приготовить себе поесть, неожиданно с полки упала вазочка. Катрин еле успела подвинуться, а иначе она бы получила удар по голове. А потом, ни с того ни с сего, зазвенела посуда в буфете, и в её сторону полетели несколько тарелок. Они разбились об пол и об стену. Она снова увернулась от удара, но крику было! А когда побежала к входной двери, та сама собой закрылась на ключ. В общем, кошмар какой-то! Но Катрин не растерялась, вылезла в открытое окно. И ждала мужа во дворе. Когда он заехал на машине во двор, она бросилась к нему в слезах, с криками:

— Вот, это всё твоя дурацкая кукла! Она меня выгоняет из твоей квартиры. У нас в доме начался полтергейст! Я туда больше не зайду, даже не проси! Она меня ненавидит! Отвези меня к маме.

Они вошли в квартиру. Натан действительно увидел, что на кухне на полу валялась разбитая посуда.

В этот момент Катрин влетела на второй этаж в его кабинет и начала рвать платье на надувной невесте.

— Это ты, гадина резиновая, разрушаешь мою семью! Подлая страшилка! Пошла вон из нашей жизни!..

В кабинет вбежал Натан, попытался успокоить и образумить разбушевавшуюся жену.

— Ты что обалдела? Чего ты пристала к кукле? Неужели ты всерьёз думаешь, что это резиновая игрушка может вызвать полтергейст? Что за ненормальная ревность в тебе проснулась? Прекрати немедленно этот балаган! Иначе я с тобой разведусь!

— Что ты сказал?.. Ага, я уже тебе не нужна! Главное для тебя, чтоб эта бездельница сидела тут, как ни в чём не бывало!? Ну и оставайся со своей резиновой невестой навсегда! Прощай! — с этими словами Катрин выскочила из комнаты, схватив по дороге сумочку, выскочила во двор и убежала, как видно к маме подалась.

Натан опустился на пол в своём кабинете.

— Вот ненормальная женщина! От ревности уже соображать перестала. На ком только я женился!

Натан очень переживал, что жена ушла от него. И решил всё исправить. Через несколько дней Натан поехал к тёще, просил прощения у жены. Но она была непреклонна и поставила ему условие: мол «если уберёшь из дому это резиновое чудовище, тогда прощу и вернусь домой». Натан согласился.

На следующий день он позвонил и попросил своего друга принести ему баллон с гелием.

— Зачем тебе гелий? — поинтересовался друг.

— Ой, не спрашивай! От этого зависит моё будущее. Не подведи!

К вечеру друг принёс Натану баллон с гелием. Натан, выпустив воздух из надувной невесты, вышел во двор и надул куклу гелием, заткнул отверстие в резиновой кукле затычкой и выпустил резиновую невесту в небо, а вместе с ней и свои переживания.

Она очень быстро поднялась высоко-высоко. И Натан только теперь понял, что наконец-то кончились его неприятности с женой. И действительно, после этого Катрин вернулась домой, и он снова увидел в ней заботливую и верную жену.

13.03.2016 г.

Небесная дорога

Рассказ

Посвящается памяти Великой актрисы — Мэрилин Монро.

Бармен подал узкий высокий бокал с ярко-оранжевой жидкостью. В нём плавали два человеческих глаза… из голубого сахара.

— Вы пробовали наш фирменный коктейль «Анютины глазки»? — обратился он к мужчине средних лет.

Тот в ответ отрицательно покачал головой.

— Какая жалость. Но вы можете наверстать упущенное! А ещё советую попробовать коктейль «Тихий синий океан» — более мужской. Представьте, как вздымающиеся волны бьются о каменные громады, и Посейдон предстаёт из морской пучины… Романтика!

Бармен рекламировал коктейли и заодно упражнялся в красноречии, выставляя на стойку бара чистые, протёртые до блеска, пузатые бокалы на тонких ножках. Он заметил, как собеседник поглаживает седину на висках. К стойке подлетел молоденький официант и в спешке бросил скороговоркой:

— У нас вчера произошло такое событие! Нас посетила светлая комета!

— Что ты там бормочешь? Музыка так орёт, ничего не слышу! — ответил бармен.

— Повтори! — громко попросил официанта немолодой посетитель.

— Дуду, хозяин сказал, что теперь наш бар будет процветать. Посмотришь, народ повалит! А то ведь грозились закрыть.

— А что у вас случилось? Я пропустил что-то интересное? Отсутствовал всего один день, вот не везёт! — с сожалением произнёс посетитель, обращаясь к официанту.

— Инопланетяне! — настороженно вмешался бармен.

— Покурят твои инопланетяне! Нас посетила… Звезда! Комета Галлея — восторженно жестикулируя, объявил официант.

— Что, неужели пожаловала сама Алла Пугачёва? — возбуждённо заорал посетитель.

— Да нет, бери выше! Наш бар удостоила своим присутствием самая популярная в мире блондинка — обворожительная Мэрилин Монро! — задыхаясь, взахлёб прокричал официант.

— О-о-о, это — французская кинозвезда, — подтвердил посетитель. — Она давным-давно умерла, покончила с собой. Понял, невежда! — протирая очки, добавил он.

— Но вчера она была очень живая, даже пела.

— Ну ты и невежда, американская звезда, — поправил бармен.

— Молодой человек! — обратился к официанту посетитель, — Вам наверное померещилось?

Официант приблизился к посетителю и прокричал в ухо:

— Ты кто такой, чтоб сомневаться в моих словах? Да не сойти мне с этого места! Кого хочешь, спроси, тебе подтвердят. Я тебе не наркоман какой-то! — сжав кулаки, прокричал официант, гневно глядя в глаза посетителю.

В этот момент к посетителю подошёл какой-то мужик и позвал:

— Серж, пойдём, нечего спорить!

И они оба отошли к соседнему столику.

В баре продолжала греметь музыка. В центре зала танцевало несколько пар.

Вдруг входные двери распахнулись, в зал хлынула толпа. Музыка стихла и на сцене появилась самая сексуальная и пленительная блондинка. Её имя известно всему миру. Её образ — эталон женской притягательности — сохранился в сердцах людей чистым и непорочным, невзирая на сплетни завистливой молвы и нечистоплотной газетной шумихи.

Зазвучала музыка из кинофильма «В джазе только девушки». Прожектор осветил сцену. И живая Мэрилин запела, посылая в публику воздушные поцелуи.

О, эти прекрасные глаза! За один её взгляд можно отдать жизнь, душу и весь мир в придачу!..

После песни «Я жажду твоей любви» из кинофильма «Всё о Еве» на сцену обрушился оглушительный вал аплодисментов. Публика бесновалась.

За кулисами — восторженная возня. У дверей гримёрной — толпа с цветами.

Шныряли странно наряженные молодые люди. В гримёрной стоял смешанный аромат духов, пыли и косметики.

— Шлейф популярности удлиняется с космической скоростью! Что собираешься с ним делать? — спросила пухленькая брюнетка у новоявленной звезды.

— Завернусь в него и буду гордо шествовать, — ответила она и улыбнулась, ликуя.

— Вначале шествие всегда торжественно! Поздравляю с успехом, подруга. Хочу пожелать, чтоб твой праздник длился подольше, — с завистью заметила брюнетка.

— Выбирай букеты, Симочка! — бросила звезда, указав на гору цветов.

— Такой мелочью откупиться хочешь! — скривила ехидную улыбку Симочка.

— Нет, нет. Я тебе на самом деле очень благодарна! — повернувшись лицом к подруге, воскликнула звезда.

— Спасибо в карман не положишь! — съязвила брюнетка.

— Ты что, хочешь, чтоб я заплатила? — понизив голос, съязвила звезда.

— А почему бы и нет! … — нагло воскликнула Симочка и уселась на соседний стол.

Звезда снимала макияж.

— Без косметики звёздный глянец меркнет! — с сарказмом добавила Симочка.

— Значит, крови жаждешь? Вижу, умираешь от зависти и злорадства, бесталанная моя подружка!

Симочка скривила такую гримасу, будто лимоном поперхнулась.

— Язва проклятая! — добавила звезда.

— Прыщ на ровном месте. Из тебя такая же Мэрилин Монро как из коровы — лошадь! Без моей идеи, где б ты сейчас была?.. У чёрта в заднице. Это я всё придумала!

— А я осуществила нашу затею!

Сима возбуждённо махала руками.

— Я что-то преувеличиваю? — воскликнула она и заглянула в глаза подруге.

— Нет, нет, ты, конечно же, много сделала для моей карьеры. Я этого и не отрицаю.

Но нельзя так пухнуть от зависти, а то можно лопнуть… И останется от мыльного пузыря одно мокрое место. А ты, дорогая моя подружка, ещё не раз мне понадобишься. Ну, успокойся! Я предлагаю тебе быть моим импресарио! -заискивающе промурлыкала звезда.

— Да?! Дельное предложение. Я согласна, по рукам! — пропела в ответ Симочка.

Не прошло и часа, как подружки наболтавшись, как ни в чём не бывало расцеловались.

— Софи, ты ведь знаешь, не могу на тебя долго злиться, твоя обезоруживающая улыбка действует как лучшее лекарство. Смотри у меня, ты ведь теперь — знаменитость! Надо держать марку!

— До завтра, дорогая.

Софи приехала домой в чёрном лимузине. Охранник проводил её до самой дверей.

Не успела она переступить порог, как почувствовала слабость в ногах.

Скинула туфли и в изнеможении упала в кресло.

«…Не ожидала от самой близкой подруги получить пинка. Неужели Симочка — такая злая! А ведь так ловко простушку изображала. Сама преданность. Надо быть начеку. Врага всегда лучше держать в поле зрения» — размышляла она и продолжила вслух:

— А что, чем чёрт не шутит, вдруг ещё стану знаменитой!.. Мне нравится сцена.

И меня ждёт слава, пусть даже в чужом обличье. Мне всегда говорили, что я похожа на Мэрилин. Только немного к линзам не привыкла, глаза устают.

Софи сняла тёмные линзы. Её голубые глаза слезились, слипались от усталости. Губы перестали шевелиться. Она уснула в кресле, не раздеваясь. Стеклярус на её платье загадочно переливался в свете ночника.

Год пролетел как во сне.

Софи вместе с Симочкой и её кавалером сидели в самолёте. Они возвращались из турне по Германии в Израиль.

Концерты, гастроли. Жизнь на колёсах нравилась Софи. Она работала с азартом.

Благодаря весёлому нраву умела поднимать настроение окружающим. У Софи был приятный голос. Ещё в муз. училище, на выпускных экзаменах, председатель

Комиссии Предков лично поздравил её с окончанием: «Дорогая, с такими данными, вы просто обязаны блистать! Недаром в училище её прозвали «несравненная блондинка» за сходство с кинозвездой.

За этот год София узнала многое о жизни своей героини из книг и статей, которые доставал для неё кавалер Симочки — Гай. Оказывается «Мэрилин Монро» — псевдоним, а настоящее её имя — Норма Джейн Мотинсон. Коренная американка,

Родилась в Лос-Анжелесе. Комическая актриса, обольстительная блондинка была секс символом Америки 50—60-х годов. В кино представляла образ красивой, глупенькой, чувственной, неуверенной в себе молодой женщины. Её детство прошло в приюте для сирот. Своеобразная Золушка поднялась до высот славы. Её ранняя смерть покрыта тайной. Но из запрещённых источников просочилась информация, что она была любовницей двух братьев Кеннеди и убита по причине шантажа с её стороны.

Гай выполнял обязанности продюсера. С Софи у него сложились дружеские отношения. Он был старше Симочки на шесть лет. Выглядел солидно: смуглая кожа, почти чёрные глаза с влажными зрачками надменно смотрели из-под нависших бровей. На левой скуле — глубокий шрам придавал его лицу выражение непримиримой ожесточённости. Гай бывал крут и резок в обращении, но к капризной Симочке проявлял огромное терпение и нежное обожание. Называл её «пёрышком души», или «пёрышком в моей шляпе».

Софи смотрела в окно самолёта, любовалась небом. Когда самолёт повернул, она вдруг увидела дорогу из перистых облаков, уходящих вдаль длинной вереницей.

На некотором расстоянии от неё образовалась параллельная полоса от сверхзвукового самолёта. Она тянулась вдоль перистых облаков.

— Симочка, посмотри в иллюминатор, какая там небесная дорога! Наверное, она указывает путь в Рай, к неземному счастью!

Но Симочка дремала на соседнем сидении.

«Жаль, — подумала Софи, — она прозевала удивительную картину, а у меня, как назло нет фотоаппарата. В такой момент».

После путешествия Софи хотелось отдохнуть, побыть в тишине. И эта парочка порядком наскучила. Что-то в последнее время Гай поглядывал на Софи с неприкрытым вожделением, но прикоснуться к ней не осмеливался, видимо побаивался бурных сцен ревности со стороны Симочки.

В один прекрасный вечер Софи снова должна была выступать в баре «Пасейдон», на побережье средиземного моря, в Тель-Авиве. Собралась разношёрстная публика. Все с нетерпением ждали выхода Софи.

Наконец звезда взошла. Мэрилин Монро вышла на сцену в лёгком голубом наряде, отороченном лебяжьим пухом. Кинодива выглядела необыкновенно притягательно. С её губ не сходила счастливая улыбка. Мужчины сходили с ума от восторга.

После выступления на сцену летели цветы и буря аплодисментов. Сверху сыпалось конфетти. Успех превзошёл все ожидания.

После концерта Гай пригласил женщин в ресторан. Было весело, ели, танцевали. Когда Симочка на несколько минут отлучилась, Гай пригласил Софи на танец.

Он так настойчиво обнял её за талию, что та невольно вскрикнула и отстранилась. А он прижал её к себе ещё крепче и хрипло шепнул на ухо:

— Будешь упираться, пожалеешь!

Софи посмотрела ему в глаза, и ей на мгновение стало жутко от его горящего желанием взгляда. Софи вырвалась из его паучьих объятий и, схватив сумочку, убежала. Домой добралась на такси. В ту ночь долго не могла уснуть и унять дрожь: дрожало всё тело и даже сердце.

«Боже мой, я до смерти боюсь этого негодяя».

На следующий день Гай пришёл к ней с шикарным букетом цветов и шоколадным тортом. Он слёзно молил опрощении.

— Ну, выпил лишнего, с кем не бывает.

Попросил сварить кофе.

После этого случая Софи стала замечать за собой странные вещи: неуверенность, рассеянность, забывчивость, физическую усталость. А Симочка сказала Софи, что у неё встревоженный вид и безумный блеск в глазах.

Перед сном Софи долго разглядывала своё отражение в зеркале. И пришла к выводу, что Симочка права.

Обратилась к врачу. В клинике психолог посоветовал Софи сменить обстановку, прописал отдых минимум неделю. В тот же день Гай договорился о её семидневном отдыхе в гостинице «Хилтон» на Красном море. Софи очень обрадовалась возможности отвлечься. Первую ночь в гостинице она спала как убитая. Проснулась в полдень и впервые почувствовала, что выспалась.

Её никто не беспокоил. Здесь она поняла, что жизнь проходит мимо, а у неё нет времени обернуться.

Море, солнце, чистый воздух. Отдых пошёл ей на пользу. Прогулки по океанариуму, купание в море — всё умиротворяло.

Пять дней пролетели как один миг.

На шестой день, ближе к вечеру, приехал Гай.

— Симочка попросила тебя проведать. Вот попробуй, для тебя выбрала.

Софи развернула красочную коробку.

— Ой, «Птичье молоко» — мои любимые!

Не удержавшись, она проглотила сразу две штуки.

— Вкусно! Передай Симочке спасибо.

Гай кивнул и слишком крепко пожал руку Софи. Они немного поговорили о новостях в городе. Софи вдруг потянуло в сон. Она преклонила голову на подлокотник и моментально уснула. Ей приснился кошмарный сон, будто Гай овладел ею.

— Чушь собачья! Приснится же такое, — проснувшись, в смущении подумала Софи. В номере кроме неё никого не было.

На следующий день, после завтрака, Софи гуляла по аллее, рядом с гостиницей. В небе она снова увидела небесную дорогу из перистых облаков, как из самолёта.

Она шла, запрокинув голову, и думала: «Наверное там витает душа несравненной Мэрилин. Как ей там легко и спокойно. Никогда не смогу думать, что я лучше неё».

Вечером приехал Гай и забрал Софи домой. По дороге наговорил кучу комплиментов.

«А он всё-таки обходительный мужчина, но иногда достаёт своей педантичностью. Что ж, для руководителя это наверняка полезное качество» — подумала Софи, когда они подъехали к её дому.

Гай распахнул двери и галантно предложил руку, помогая ей выйти из машины.

Через неделю Гай укатил за границу по делам.

Всё шло как обычно. Репетиции, концерты, подготовка к гастролям. Особенно трудно было находить песни из кинофильмов, в которых снималась Мэрилин Монро. В советском кинопрокате известен был только фильм «В джазе только девушки». Приходилось переписывать песни со старых кассет, видеоплёнок. Это оказалось изнурительно и занимало много времени.

Софи каждый день просыпалась с беспокойной мыслью о приезде Гая. Она не могла понять, почему в последнее время, когда он приближался к ней или смотрел на неё, девушку пробирала внутренняя дрожь. Ей просто хотелось бежать прочь, сломя голову. Этот человек одним своим присутствием нагонял на Софи ужас.

Он приехал из Италии через месяц, совершенно неожиданно. Вошёл в комнату, когда Софи и Симочка пили чай. Увидев его, Софи поперхнулась и обожгла губы. Чашка выскользнула из её рук и разбилась. У неё даже не хватило сил, чтобы встать. А Симочка ворковала с «коршуном».

На следующее утро Гай приехал к Софи домой. С порога властным голосом скомандовал:

— Иди ко мне! Ведь ты от меня без ума. Я так соскучился по твоей нежной коже!

Девушка вся сжалась от страха. Он схватил её за руку и грубо привлёк к себе.

Софи брезгливо отстранилась.

— Ах, не хочешь по-хорошему, будешь как привыкла!

С этими словами, он свободной рукой вколол ей в руку шприц с прозрачной жидкостью.

— Не надо! Прошу, не делай этого! Я не хочу тебя, коршун проклятый! — умоляла она.

И мелкие струйки катились из печальных глаз. Её лицо исказило страдание, тело обмякло.

Так изо дня в день меркло светило. И… угасло.

Через месяц в баре «Дельфин» на берегу Красного моря играла траурная музыка.

У входа висел портрет улыбающейся Софии в чёрной раме.

Её душа пронеслась по той самой небесной дороге, по которой когда-то проследовала душа незабвенной Мэрилин Монро.

— Прощай дорогая Софи. Покойся с миром, — шёпотом произнесла Симочка, садясь в новый красный кабриолет. За рулём сидел Гай, беззаботно насвистывая мелодию из оперетты Легара.

10.12.2003 г. (день презентации альманаха «Горизонт» в г. Офакиме.)

Новогодний сюрприз

— Кто там? — всхлипывая, спросил женский голос за дверью.

— Открывайте! По вызову… Дед Мороз пришёл, подарочки принёс, — оптимистично отрапортовал мужчина в богатом красном полушубке, валенках и шапке с белым помпоном.

Дверь открыла растрёпанная, заплаканная блондинка в розовом махровом халате.

— Здравствуй, девица! Здравствуй, красавица! Почему глаза на мокром месте? — широко улыбаясь, спросил Дед Мороз.

— Неважно, дедушка. Входите, ответила блондинка, отводя взгляд в сторону.

Дед Мороз вошёл в коридор, снял варежки и полез в свой необъятный мешок. Достал круглую коробочку, обвязанную шёлковой лентой с указанием адреса на прилагаемой новогодней открытке, и с торжественным видом вручил девушке подарок.

— Это — тебе, милая. Не расстраивайся! Пусть все твои несчастья останутся в старом году. Счастливого тебе Нового года!

— Спасибо вам, дедушка. До свидания, — потухшим голосом ответила она и захлопнула дверь.

А Дед Мороз, продолжая почётную миссию дарителя, обошёл ещё несколько квартир в шестнадцатиэтажном доме, которые были в ведомости заказа. Закончив с подарками, он спустился на первый этаж и тут обнаружил пропажу варежек.

«Инвентарь всё-таки, — подумал Александр, — возвращать ведь. Придётся вспомнить, где забыл, — задумался, поправил наклеенную бороду. — А-а! Вспомнил: у девушки-плаксы в коридоре снимал».

Он вернулся к квартире номер десять. Позвонил, но никто не отозвался. Дед Мороз позвонил ещё раз. Щёлкнул замок. На пороге стояла та же блондинка, бледная как стена, с вытаращенными глазами и… безопасной бритвой в руке.

Дед Мороз сделал вид, что не заметил неадекватного состояния девушки.

— Извини, красавица. Помешал. Варежки у тебя забыл. Разреши поискать!

Девушка отошла от двери, пропустив непрошенного гостя в коридор. За то время, пока Дед Мороз искал варежки, девушка за его спиной как-то странно притихла. Когда он обернулся, то увидел блондинку лежащей на полу. Рука в крови откинута в сторону. Окровавленное лезвие валялось на паркете.

— Ничего себе, шуточки! Лучше б не возвращался, с досадой прошептал Дед Мороз.

Александр приподнял её окровавленную руку: никаких порезов, кроме неглубокой ранки на пальце, не обнаружил.

«Наверняка она упала в обморок от вида крови», — догадался Александр.

Он забинтовал ей палец собственным платком, быстро принёс из кухни воды и побрызгал в лицо блондинке. Привёл её в чувство.

— Как, я ещё не умерла? — с закрытыми глазами спросила она потусторонним голосом.

— Поднимайтесь, уважаемая! Вы даже не ранены, если не считать пореза на большом пальце вашей правой руки. Я его уже забинтовал.

— Да! Вы меня успокоили… И что мне теперь остаётся? Опять страдать и плакать, плакать и страдать?! — воскликнула она, скорчив несчастную мину.

— Смотря по какому поводу!

— Поводов больше чем достаточно, — ответила она и зарыдала, уткнувшись в подушку на диване.

Дед Мороз совсем растерялся. Он стоял над плачущей девушкой и не знал, что предпринять, как её успокоить.

Александр снял полушубок и шапку, отклеил бороду. Остался в костюме и валенках. На вид ему было лет тридцать. Он присел на диван рядом с плачущей блондинкой.

— Пожалуйста, успокойтесь! Не надо так убиваться. Можно подумать, что у вас кто-то умер!

— Да, да. Вы совершенно правы. Умерла любовь! Он бросил меня из-за этой потаскушки. В коробочке прислал амулет, подаренный мною, — выкрикивала она в истерике.

— Мне думается, что этот… который вас бросил, просто не достоин вашего внимания! Ну же, вытрите ваши прелестные глазки. Доставьте мне удовольствие, давайте познакомимся! — сказал Александр успокаивающим тоном. — Можно включить магнитофон?

— Делайте что хотите, — ответила она обессиленным голосом, вытирая заплаканное лицо покрывалом.

Он включил магнитофон, и зазвучало зажигательное «Аргентинское танго».

Она взглянула на него и спросила:

— Чёрт возьми! А может вы и правы?

Только сейчас Александр заметил, что блондинка — довольно симпатична.

Её голубые глаза озорно заблестели.

Она отправилась в ванную, умылась, переоделась в праздничное платье и вошла в комнату.

— Спасибо. Вы меня спасли от самого непоправимого поступка. Меня зовут Лариса, а друзья называют Лари.

— Очень приятно, Лари. А меня зовут Саша. Могу я надеяться войти в круг ваших друзей?

— Да, да. Конечно.

Лариса посмотрела на часы.

— Надо де, до Нового года осталось полчаса, а у меня стол ещё не накрыт! Вы садитесь. Я — мигом. У меня и шампанское — в холодильнике.

Через несколько минут стол был накрыт. Она включила телевизор. Показывали куранты и фейерверк. Александр открыл шампанское и наполнил бокалы. Лариса произнесла тост:

— Александр, я хочу выпить за столь оригинальное знакомство! Загадываю желание, ведь я впервые встречаю Новый год с Дедом Морозом!

Куранты пробили двенадцать раз.

Они выпили.

— А сейчас, — сказала Лариса, — мы пойдём искать ваши варежки! Но валенки вам придётся снять…

Преданный муж

Рассказ

«Я тебя никогда не покину,

Я тебя никогда не забуду.»

(Рок-опера «Юнона и Авось»)

Свадьба — самое яркое событие в короткой человеческой жизни. И поэтому каждый старается провести её в наиболее запоминающейся форме. На западе стало модно устраивать свадебную церемонию под водой или на вершине горы, наблюдая восход солнца, а то и вовсе прыгая с парашюта в обнимку с женой и бутылкой шампанского.

У героев нашей истории всё произошло строго и прозаично.

За полтора года совместной жизни бывшая невеста, теперь образцовая жена, позабыла подробности своей свадьбы. Запомнилось, как солнце купалось в складках её белоснежного платья, радостные лица гостей и толстая тётка с пустым пластмассовым ведром, неожиданно возникшая перед входом в маленький ресторанчик, где молодые собирались праздновать знаменательное событие.

Когда гости достаточно выпили и перестали обращать внимание на молодожёнов, муж приблизился к её уху и, нежно поправляя завитые в локоны волосы, прошептал: «Дорогая, теперь я тебя никогда не оставлю. Готов поспорить с самим чёртом, что никому тебя не уступлю и пойду за тобой, куда прикажешь! Я завязал узелок на твоей фате! Вот посмотри, пусть останется на память…»

От этих слов у неё что-то ёкнуло в груди.

Через несколько месяцев молодая семья уехала в Израиль. У них всё складывалось благополучно. Яков и Мири поселились в тихом маленьком городке. Со временем выучили язык. Яков устроился врачом в местной поликлинике. Пациенты его очень уважали за внимание и отзывчивость. В тяжёлых случаях он даже выезжал к больным на дом.

Но однажды случилось непоправимое. Это произошло зимой. Погода стояла ветреная, дождливая. Ночью порывами ветра валило деревья и вывески реклам.

Роковой телефонный звонок затараторил в их квартире в пятницу, когда хозяева ложились спать. У друзей заболела малышка: ребёнок задыхался, поднялась высокая температура. Родители в панике умоляли приехать.

Яков без промедленья оделся, поцеловал сонную супругу и выскочил в туман.

Поехал на собственной машине, так показалось быстрее.

Через полтора часа он сообщил жене, что с ребёнком всё в порядке, температура спала, обычное воспаление лёгких, сказал, что едет домой. Но назад он так и не вернулся.

Жена ждала двое суток, полных слёз и сомнений. Делать нечего, пришлось сообщить в полицию. Через два часа нашли машину и изуродованное тело Якова на заднем сидении. О несчастье сообщили его супруге. Мири была безутешна. Она впала в глубокую депрессию. Спасибо сердобольной соседке, которая кормила молодую вдову и заботилась о ней. Между тем, Мири, каждый день надевала свадебную фату и красовалась перед зеркалом, а иногда теребила пальцами невзрачный узелок на краю фаты и приговаривала слова из песни:

«Узелок, завяжется, узелок развяжется, а любовь, она и есть только то, что кажется.» После похорон она постоянно разговаривала сама с собой вслух.

Соседи вызвали из России мать Якова, чтоб та присмотрела за бедной вдовой. Но она пробыла с невесткой всего две недели, собрала вещички сына и, проклиная весь белый свет, уехала восвояси.

После её отъезда поведение Мири резко изменилось: она снова начала шить. Её дела пошли в гору — от клиентов не стало отбоя. О муже она всегда говорила в настоящем времени: «Яков считает; Яков советует; Яков предполагает…»

Однажды она заявила: «Яков желает, чтобы я пошла учиться». Поступила на курсы пошива верхней одежды, с успехом их закончила и «по совету Якова» пошла работать.

У Мири появились друзья, подруги. Они не понимали её странного поведения. На их взгляд Мири вела очень уединённый образ жизни. Как-то подруга Вэрэд задала ей вопрос, почему Мири не заводит себе молодого человека. На что вдовушка ответила ей резко: «Как ты можешь советовать такое замужней женщине! Видишь обручальное кольцо на пальце! И не приставай ко мне с подобными глупостями».

Вэрэд не нашла слов для возражений.

В тот же день перед сном Мири в очередной раз обратилась к портрету мужа, висевшему над кроватью в её спальне:

— Дорогой, как тебе нравится Вэрэд со своими навязчивыми идеями? Конечно, друзья беспокоятся обо мне, их можно понять, ведь они не знают, что ты всегда со мной. Я считаю, мне этого вполне хватает. Ни один смертный не смог бы помогать мне так, как помогаешь ты. Для меня не имеет значения, что теперь ты находишься по ту сторону занавеса, я продолжаю любить тебя как прежде.

Ей послышалось как скрипнула дверь в комнате. Мири повернула голову и увидела напротив себя бледно-голубое очертание супруга. Оно плавно скользило вдоль стены ей навстречу. Мири даже не удивилась.

— Дорогой, как тебе там живётся? Я безумно скучаю. Иногда такая тоска охватывает, просто сил нет.

«Не тоскуй, единственная моя, потерпи, мы скоро будем вместе! Не сомневайся, я выполню своё последнее обещание», — прозвучал ответ внутри неё.

Через день Мири попала под машину.

14.08.2003 г.

Редкий товар

«Не муж, не сторож, а жена

Сама себя блюсти должна,

И та, что помнит стыд и честь,

Надёжный самый страж и есть».

Сакс Ганс.

У распахнутой двери стояла девушка — репортёр газеты «Городская правда». Она представилась Сельвой. Удивительное имя насторожило Стэллу. «Интересно, как она выглядит», — подумала именитая вдовушка, разговаривая с ней по телефону час назад. Однако, корреспондентка газеты, очень соответствовала странному имени: смуглая кареглазая жгучая брюнетка, со звонким голосом, эмоциональная, с плотными, округлыми формами — очень похожа на жгучую вулканическую сельву. Стэлла поздоровалась с девушкой, пригласила войти.

— Уважаемая, Стэлла Измайловна, спасибо, что согласились на интервью. Знаю, вы редко общаетесь с представителями прессы. Вы — вдова Известнейшего артиста Михаила Пашенного, и я хочу узнать о нём побольше и рассказать нашим читателям.

— Да, милочка, но вы кое в чём не правы. У меня к вам просьба, прошу вас, не называйте меня «вдовой Пашенного» в своей статье! Я навсегда остаюсь его женой. Прошу, садитесь, за столом вам будет удобно.

Сельва села за стол, приготовила карманный диктофон и деловито спросила:

— Можно начинать интервью? Вы готовы?

Стэлла Измайловна задумчиво расправила складки на платье, поправила шаль и обратила взгляд на собеседницу. Её лицо, покрытое мелкими морщинками, всё ещё сохраняло былую красоту, а фигура — величавость.

— Да, пожалуйста, — тихо ответила вдова.

Девушка включила запись.

— Уважаемая Стэлла Измайловна, расскажите о своём муже, как вы познакомились?

Вдова великого артиста робко начала свой рассказ:

— С Мишей мы познакомились в городе Воронеже, мне было тогда 17 лет, а ему только исполнилось 20. В наш город он приехал из глубинки. Решил поступать в Театральный институт. Это была его заветная мечта. К тому времени, я заканчивала школу и о мальчиках даже не думала. А тут такая неожиданная встреча… в городском парке. Я возвращалась с подружками из школы, а он шёл с другом нам навстречу. Когда наши глаза встретились, у меня сердце так затрепетало, словно пташка, попавшая в силки. Мы оцепенели, стояли, не двигаясь, не знаю сколько. Время остановилось. Я только помню его голубые глаза и родинку на подбородке, его запоминающуюся мужественную улыбку. Он так на меня смотрел, что дыханье перехватило! Во второй раз мы встретились у дверей школы, я вышла, увидев Мишу, застыла, как приклеенная. Он подошёл ко мне и стал что-то быстро говорить, но я даже слов не помню. Меня будто заколдовали. Была весна, солнце ослепляло, я жмурилась от ярких лучей и не могла произнести ни слова в ответ. Так Михаил начал за мной ухаживать. Никогда не позволял себе дерзостей или вольностей, ни в поведении, ни в разговоре. Всегда был сдержан и романтичен. Мишенька всё-таки поступил в Театральный с первого захода. Я вам доложу, талантливый был молодой человек! Чего только он не умел: и пел, играл на гитаре, на фортепиано выдавал такое по слуху, что музыканты удивлялись, говорили: «Самородок»! Был очень пластичен, ловок, прекрасно держался в седле, танцевал, очень любил поэзию, как-то по-особенному читал стихи, умел показывать фокусы с картами, с монетами, всегда был душой компании. Весёлый был человек, оптимист по жизни. Очень тонко чувствовал природу. Мы нежно полюбили друг друга, буквально с первого взгляда. Моему отцу он сразу понравился. Папа ему настолько доверял, что разрешил мне перед свадьбой поехать к Мише в деревню, познакомиться с его родителями, и взял с него слово, что Миша не посягнёт на мою честь до свадьбы. И в этом он не разочаровал отца.

— А как к вам отнеслись его родители, как встретили? — спросила Сельва.

— Прекрасно. Я им очень понравилась. Вы знаете, они всегда были на моей стороне, особенно в те времена, когда у Миши начались нескончаемые романчики на стороне, во время съёмок. Его отец всегда говорил: «Эх, девочка моя, (он так меня всегда называл), с кем бы Мишка ни крутил, а знай, он всегда твоим останется. Это я тебе говорю! Пожил я на этом веку и знаю, что верность — редкий товар, ценится немало в наше беспокойное время! А ты, голуба моя, не печалься, помотается, да и возвернётся, к твоим ногам бросится. А покаянную голову и меч не сечёт! Ты меня понимаешь? Так что, не переживай, главное, ты ему верной будь!» Такой у Мишеньки был добрый отец, душевный человек. Я его очень уважала.

— А как относились к Михаилу Пашенному в театре?

— О-о, сотрудники, актёры очень любили и уважали его, но и завистников было не мало. Дирекция театра как-то даже сделала ему подарок — огромный плакат с его портретом в роли Гамлета вывесили при входе в театр и в центре города. Ведь Михаил был ведущим актёром, сыграл почти во всех спектаклях театра главные, ведущие мужские роли. Он особенно любил играть классику: Шекспира, Бомарше, Гёте, ну и т. д. Список длинный!

— А вы часто ходили на его спектакли?

— Конечно, милочка, а как же! Особенно, когда уволилась из хора Калмыковского. Я очень гордилась его успехами на сцене, поставила крест на своей карьере певицы и считала, что роль жены такого известного актёра, красавца мужчины, за которым бегали все женщины театра и поклонницы, огромная и трудная работа!

— Стэлла Измайловна, а Михаил Пашенный признавал, что все его романы ничто?

— Да, дорогая, после конца очередного романа, он всегда приходил с повинной, любил поплакаться в жилетку и повиниться. Михаил часто повторял слова моего свёкра: «Милая моя, Стэлла! — театрально начинал он. — Ты ведь знаешь, что верность — редкий товар, дорогой товар! И я его оцениваю по достоинству! — и падал мне в ноги, покрывая мои руки поцелуями. Только и оставалось его понять и простить. Сердце у меня — не камень. А он как улыбнётся, как запоёт — «Люба, моя Любонька, целую тебя в губоньки…» Вот так мы и жили. А в 48 лет у моего Мишеньки обнаружили рак печени. И начались все наши несчастья… Сразу все обиды канули в лету. В то время у нас уже были сын — 13 лет, а дочь — 7 лет. Он бедненький, муженёк мой, быстро сгорел, как фитилёк свечи. Умирал тяжело, в сознании. Я была с ним до последнего его вздоха. И перед смертью он сказал: «Помни, милая, лебёдка моя, верность — редкий товар!» Похороны были торжественными, весь город собрался.

— Да, я видела запись похорон вашего мужа. Правда, торжественное зрелище, многие в толпе плакали.

— Знаешь, милочка, через 40 дней после похорон я попросила у его давнего друга — Эмиля Шельвинского, провести спиритический сеанс. Хотелось пообщаться с духом моего драгоценного Мишеньки. Мы иногда, до смерти мужа, собирались компанией у Эмиля на таких сеансах. Было интересно, даже страшновато. Ну, так вот, вызвал Эмиль дух моего супруга, поговорила я с ним напоследок, попросил у меня мой дорогой Мишенька, чтобы я… — она всплакнула, быстро утерев слёзы платком, и продолжила дрожащим голосом, — он попросил меня, чтобы я до конца своих дней ни за кого не выходила замуж. И я ему обещала и держу слово, ведь «верность — редкий товар»! За деньги его не купишь! — губы её задрожали, и она расплакалась.

29.01.2009 г.

Фокусник

Посвящаю своим дочерям — Яне и Маргарите.

1. Знакомство

— Что стоишь? Нравится? — обратился парень спортивной внешности к девочке-подростку, стоящей у огромной витрины.

— Ещё бы, такое красивое платье! Кукла-манекен в нём выглядит как живая.

— Да, понимаю, ты бы хотела иметь такое платье? — спросил парень, заглядывая в её желтоватые, как у кошки глаза.

— Не спрашивайте, ведь это же невозможно. Особенно теперь… — грустно добавила она.

— Почему? — последовал вопрос.

— Куда я в нём пойду? И денег у меня нет.

— Деньги — не проблема. Родители дадут.

— А я из дому сбежала.

— У тебя что-то случилось, обидел кто-то? Или просто захотелось погулять?

— Родители. Они уже замучили своими ссорами. Невозможно находиться дома из-за враждебной атмосферы, которую они создали. Я очень устала от их склок. Но ничего не могу сделать для того, чтобы они успокоились!

— Что ж, тогда пошли со мной. Воробушек, как тебя зовут? — спросил парень по-отечески.

— Сильвия. А тебя?

— Меня — Паги.

— Странное у тебя имя. А куда мы пойдём?

— Вообще-то я направлялся к своему другу Бэлу. Но если тебе не очень холодно, пойдём погуляем. А потом двинемся к нему.

— ОК.

За время беседы Паги заметил, что Сильвия не из бедной семьи. Ноги её были обуты в дорогие добротные ботинки, модные плотные джинсы обтягивали хрупкую фигуру, вязанный рыжий свитер выглядывал из-под дорогой дублёнки, с широким меховым воротником. На её изящной головке красовалась рыжая вязаная шапочка.

За плечами висел коричневый кожаный рюкзак. Он обратил внимание на кокетливо расположенную родинку на лице девочки, на верхней губе, которая придавала её лицу особый шарм.

— Чудненько! Поканали, — бросил он.

Они гуляли по центру Тель-Авива до поздней ночи. Паги рассказывал Сильвии всякие занимательные истории. Он оказался искусным рассказчиком. Любил животных, жалел бездомных.

— А теперь я тебя познакомлю с моим лучшим другом Бэлом. Его дом — тут недалеко.

— А его родители не будут возражать? — настороженно спросила девочка.

— У него нет родителей. Они погибли. Это трагическая история.

— Очень жаль. А как же он живёт без родителей?

— Нормально, привык. Ведь уже ничего не изменить.

— А сколько ему лет?

— Девятнадцать.

— А тебе, Паги?

— Мне двадцать один, но у меня скоро день рождения, исполнится двадцать два. После Нового года, 20 января.

— А вы справляете зимний праздник?

— Да, конечно. Мы очень любим новогодние праздники. Можно подурачиться, порезвиться вволю. И никто ничего не скажет.

— Да, это точно. А я Новый год просто обожаю!

Они приблизились к высотному жилому дому. И Паги сказал:

— Вот мы и пришли. Заходи в подъезд.

Они поднялись на последний этаж и позвонили. Тяжёлая деревянная дверь открылась через минуту. На пороге появился худенький парень среднего роста. Длинные светлые волосы обрамляли его детское лицо. Увидев парочку, Бэл неподдельно обрадовался.

— Привет, дружище! Ждал тебя. Знакомь, кто это с тобой? — пропуская ребят в квартиру, проворковал он.

— Знакомься. Эту девочку зовут Сильвия.

— Здорово! Очень рад! А меня — Бэл, — восторженно представился хозяин квартиры. — Входите в зал.

Сильвия удивилась, как уютно и чисто в квартире нового друга. И мебель красивая, везде люстры. В квартире было четыре комнаты и подсобные помещения, а также огромный балкон.

— Большая у тебя квартира. Не скучно жить одному?

— Нет. Я сдаю комнаты. И работаю на «скорой помощи».

— Так ты — врач?

— Да, учусь.

— Молодец, какой!

— А Сильвия в курсе твоих талантов, Паги? — загадочно спросил Бэл.

— Нет. Ещё не успел рассказать. Не спеши, Бэл!

— И что же ты такое умеешь? Прямо заинтриговал, — заинтересовалась Сильвия.

— Да так, всякие чудеса.

— О-о-о! Чудеса говоришь!? Это интересно.