18+
Час перед рассветом

Объем: 406 бумажных стр.

Формат: epub, fb2, pdfRead, mobi

Подробнее

Часть первая

Страшно? Неуютно? Но так и должно быть. Будущее создается тобою, но не для тебя

Аркадий и Борис Стругацкие

Вместо предисловия

Знаете, бывают такие моменты, когда кажется, будто всё вокруг — кадры какого-то кино, art-house, будто бы вы герой и зритель одновременно. Вот глухая промозглая серость. Из неё неясно, словно улыбка деревенского забулдыги, проступает грязный асфальт — он весь усеян белыми пломбами жвачек. Слева совершенно пунктирно обозначается карета скорой помощи (уж она-то здесь как нельзя кстати). А справа заунывно поёт жёлтый саксофон с приросшим к нему бывшим интеллигентом. Картинка статична. Но вы делаете шаг, и это всё обрушивается на вас диким дождём шума. Теперь не хватает лишь одиноко стоящей девушки с растёкшейся тушью. Или девушки, курящей через мундштук.

Но вместо этого возник Илларион или, как он предлагал себя называть, Илья. И хотя на лице его не было туши, выглядел он не менее колоритно: из-под поношенного пальто выступал белый воротничок рубашки, над ней чернела трёхдневная щетина, а лицо его, несколько угловатое и худое, как бы заострялось и вытягивалось вперёд, продолжаясь прямым и тоже острым носом, что придавало ему сходство с носом корабля.

Мне, наверное, сразу стало понятно, что день предстоит незаурядный. Уже самое появление этого человека являло собой яркое пятно на серой картинке будничного быта. И тут я ничего не мог поделать. Была какая-то доля обреченности.

— Здорово! Удачно мы с тобой встретились — мы пожали друг другу руки. А у меня как раз дело на миллион, — без всяческих прелюдий начал он. — Есть время?

Время у меня было, и мы заскочили в небольшую кафешку из серии тех забегаловок, где на пластиковых столиках стелют прожжённые скатерти, а еду подают, предварительно разогрев в микроволновке, пиво же в таких местах вдвое дороже, чем в ларьке напротив. Мы заказали две шавермы на тарелке и две «Балтики». Когда пена уже осела, а стаканы наполовину опустели, Илья вернулся к делу.

— Знаешь, я тут подумал, — продолжил он, взъерошив рукой копну тёмных волос, — мне в Питере порядком поднадоело, хочется уехать куда-нибудь подальше, сбежать от этой суеты. Побыть наедине с собой. А квартиру оставлять просто так страшно — мало ли что. Ну сам понимаешь.

— Понимаю.

— Вот я и подумал, что ты бы мог мне здесь помочь.

— Погоди! То есть ты предлагаешь пожить у тебя в твоё отсутствие? Мы ж едва знакомы! — удивился я.

— Ну, парень-то ты нормальный и, мне кажется, честный. А ещё… — он засмеялся, — помнишь, когда в прошлый раз сидели у меня, я рассказывал небылицу про волков? Так вот, мне просто интересно было понаблюдать за твоей реакцией. Ты тогда повёл себя очень тактично, хотя и сразу догадался о выдумке. Это и подкупило. Короче, я тебе доверяю. Так что скажешь?

Да, зная его мнительность, «дело на миллион» казалось крайне удивительным. Но от меня требовалось только поддерживать всё в том виде, как оно есть сейчас, и своевременно оплачивать коммунальные услуги. Учитывая, что я давно уже ютился в небольшой комнатке на отшибе города, это было очень заманчиво — сэкономленные с аренды деньги мне были бы совершенно не лишними, да и жизнь без соседей, жизнь не в комнатушке, а в целой квартире, очень привлекала.

Мы договорились встретиться через неделю, когда я, так сказать, с этим пересплю. На самом же деле думать тут было нечего — вариант замечательный, вот только смущало, что Илья готов отдать на сохранение свою квартиру едва знакомому человеку, ведь мы виделись-то с ним прежде всего несколько раз. Поэтому последующие дни я потратил, чтобы навести справки о загадочном Илларионе-Илье Меньшикове. Интернет, социальные сети и соседи мало что смогли рассказать о нём. Да по сути-то ничего. Словно бы этот человек тщательно стирал свою историю, кропотливо удаляя из жизни всё то или всех тех, кто мог что-нибудь о нём поведать. Ясно было лишь, что он одиночка, этакий степной волк, каких-либо гостей у него не бывает, поэтому меня соседи разглядывали как местное чудо. Бабушки на скамейках сразу же принялись меня обсуждать. Также я узнал, что есть у него некоторая тяга к восточной философии, и хочет он сейчас уехать позаниматься какими-то практиками. Больше ничего выяснить не удалось.

Что ж, проблемы с деньгами подтолкнули меня принять решение в пользу переезда, и, когда мы встретились ровно через неделю в том же кафе «Мандарин» в то же самое время, я дал утвердительный ответ.

— Вот и славно. Тогда будь готов переехать полностью послезавтра. У меня уже билет куплен, а тебе нужно ещё показать, как чем пользоваться в квартире.

Я решил не удивляться этой спешке и, уведомив хозяина комнаты, в которой так долго жил, быстро собрал немногочисленные вещи, заказал «ГАЗель» для перевозки своей библиотеки и весь следующий день уже провёл в хлопотах переезда. Илларион заинтересованно и увлечённо помогал мне на всех этапах. Вещи я разместил в его шкафу, а вот с библиотекой оказалось сложнее. В итоге книги стали многочисленными ровными стопками на полу у стены напротив дивана. Огромная библиотека, всё моё богатство, теперь должно было пылиться на полу. Сердце сжималось от этого. Но тут уж ничего не попишешь, пришлось смириться.

Вечером, когда суматоха улеглась, мы сидели на тех же местах, что и в первый день нашего знакомства. Всё повторялось с одной лишь разницей в том, что теперь вместо настойки Илларион разливался ароматный чай. Из кухни он выплыл с дощечкой, на которой разместился занятный чайный сервиз.

— Это настоящая исинская глина, чай стоит пить только из такой. У меня два набора — для зелёных и чёрных чаёв. Этот, где у чайника ручка сбоку, а не сзади, например, только для зелёных, — он достал из бумажного пакета какой-то сушёный продолговатый предмет. — Когуа. Это тегуанинь, только он хранится и ферментируется внутри огурца, от этого вкус получается… хм… копчёным. И эффект меняется. Этот чай расслабляет.

Он выпотрошил в чайник несколько тугих горошин из сушёного огурца, предварительно отломив крайние корки и убрав их в сторону. Илья плеснул горячей воды, сполоснул чайник изнутри и через несколько мгновений вылил в специально принесённую для этого глубокую чашу. Я молча наблюдал за неведомой церемонией. Он вновь налил воду и отставил завариваться.

— Первым делом нужно смыть всю пыль и остатки грязи, поэтому я и вылил эту воду. Кстати, никогда не заваривай чай кипятком — ты как минимум испортишь его, а то и вовсе убьёшь. Первую заварку тоже следует сливать, — он взял настоявшийся пару минут чайник и вылил жидкость насыщенного цвета в ту же чашу. — Порой нужно слить и вторую заварку, но не в этом случае.

Он снова залил чайник горячей водой и, накрыв крышечкой, убрал в сторону. Затем, поставив на стол небольшие, совсем миниатюрные чашечки и что-то вроде уменьшенного кувшинчика для молока из той же самой глины, вновь взялся за чайничек. Теперь заварившийся чай был бережно перелит в кувшинчик.

— Это называется чахай. Или, если иначе, — «справедливость». Сюда переливают чай, чтобы выровнять вкус и цвет, а также, чтобы он не перезаварился. Не дай бог тебе держать заварку с водой больше десяти минут, а уж тем более, как это принято у нас в стране, целый день, а то и два. Это кощунство!

Илья разлил ароматный золотистый чай в маленькие чашечки и одну протянул мне медленным и наполненным глубокого уважения движением руки. Он утверждал, что нужно наслаждаться каждым глотком чая, а не пить, как лошадь после забега.

— Чай, — говорил Илья, — это целая культура. Если ты хочешь познать себя, познай его культуру. В китайском обществе принято выражать почтение старшим, предлагая этот напиток. Пригласить старших родственников в ресторан на чашку чаю и заплатить за них — одно из традиционных китайских времяпрепровождений в выходные дни. А в чаошаньской традиции принято собираться с друзьями и родственниками в чайной комнате на церемонию Гунфу Ча. Во время церемонии старшие участники рассказывают младшим об обычаях, передавая им древнюю традицию.

Весь вечер мы провели за изысканными ароматными чаями и очень увлекательными рассказами о них. Оказалось, на кухне в этой квартире с три десятка различных сортов, о каждом из которых Илья мне подробно рассказал, а затем объяснил, как их заваривать и для чего какой чай стоит пить.

Спать мы легли довольно поздно, я даже и не помню, как свалился на тот диван, на котором сидел. Когда я очнулся утром, в квартире никого не было, в прихожей висела только моя куртка. Вообще ничего не выдавало ещё недавнего присутствия здесь кроме меня кого-то ещё. На некоторое время даже показалось, что я схожу с ума, и всё это выдумки больного воображения. Но на кухне была записка размашистым почерком с вензелями:

«Будь здесь как у себя. Храни этот дом в том виде, в котором он встретил тебя. Люби его, и тогда он ответит тебе добром и принесёт немало славных подарков.

И. М.»

Я усмехнулся посланию и ушёл в душ.

Месяц спустя, работая над очередным рассказом, я зачем-то вдруг потянулся к нижнему ящику стола. Ни разу туда не заглядывал, а теперь вот стало интересно. Ящик оказался заперт на замочек. Это уже интриговало. За месяц я здесь освоился и примерно стал представлять привычки прежнего хозяина, а мои познания в психологии помогли начать выстраивать портрет Иллариона, этого удивительного и загадочного человека. Итак, ключ от ящика я нашёл на маленькой полочке в навесном шкафу на кухне, где стояла чабань, доска с чайным набором. Что-то тайное и близкое сердцу этого человека явно было как минимум на уровне чая, который он так ценил и уважал. Полочка же располагалась четвертью метра выше.

Ключ с трудом провернулся в замке, и ящик, скрипя полозьями, поддался мне. Он оказался довольно глубок, сантиметров тридцать, и весь занят различными тетрадями, блокнотами и связками бумаги формата А4. Это были дневники и рукописи. Почерк от тетради к тетради менялся, но не кардинально, всё же он оставался узнаваем. Моё сердце заколотилось быстрее и сильнее — это ведь жизнь человека, постаравшегося стереть свою историю. Никто о нём ничего не знает, а мне выпала возможность прочитать всё, так сказать, из первых рук.

Весь последующий месяц я увлечённо читал эти записи, удивляясь жизни замкнутого в себе нестандартного человека. Ещё примерно неделю пришлось потратить на сортировку всего этого добра в хронологическом порядке. Я словно из мелких стёклышек выкладывал чудесную мозаику жизни совершенно незнакомого никому человека, это превратилось в увлекательную игру, занимавшую всё моё свободное время.

Ровно через три месяца после моего неожиданного переезда в эту необычную квартиру, ставшую теперь родным домом, где-то в комнате раздалась незнакомая трель, что-то звенело. Я насторожился. Звук шёл из ниши. Именно там, за дверцей, подвешенный к стене, находился старенький домашний телефон бледно-зелёного цвета с полупрозрачным пластиковым диском. Я опешил на мгновение, но через секунду опомнился и снял трубку.

— Да, слушаю.

— Привет. Ну что, как ты там, освоился? — сквозь треск в трубке я разобрал знакомый голос Ильи.

— О, здравствуй… Да, спасибо! Всё очень хорошо, здесь уютно. А ты как? Где ты? Чем занимаешься? Когда ты возвращаешься?

— Тише, тише, успокойся, парень. Всему своё время. Говоришь, уютно тебе? Это хорошо, значит, дом тебя принял. Скоро он начнёт помогать тебе. Не спрашивай, как. Я и сам не знаю. Просто доверься ему и следи за ним, поддерживай его в порядке, понимаешь?

— Э… да, конечно… Так когда ты во…

— Всему своё время. Успокойся. Не торопись. Скажи-ка, ты ведь уже открыл тот ящик?

— Какой?

— Не придуривайся, ты же прекрасно всё понимаешь. Открыл. Понятно. Ну что ж, наслаждайся, читай. Может, ты и вынесешь из моих бредней какие-то уроки.

Мы поговорили ещё немного. В основном он спрашивал либо что-то рассказывал серьёзным тоном, а затем вдруг поинтересовался, как у меня дела с моими рассказами. Я ответил, что не очень-то, хотя пишу понемногу, но в ЦСЛК не получил никакой поддержки, печатать там неизвестного автора не хотят, а издаваться самостоятельно — денег нет. Да и кто меня будет читать без рекламы? Десяток друзей да дюжина подписчиков в интернете. Не складывалось как-то.

— Ладно, не унывай, парень. Хотя… знаешь что? Давай-ка ты подредактируй, приведи в мало-мальски читаемый вид мои дневники и покажи это в своём Центре. Только, ради бога, не вздумай строить эти вычурные предложения с невероятным количеством витиеватых эпитетов! Я уверен, ты сможешь использовать сюжеты из дневников и сделать из этого какие-то рассказы. Кого-то такое и заинтересует.

Затем он рассказал, какие записи можно использовать, а какие нужно убрать подальше и никому никогда не показывать. Естественным условием было изменить все имена, разве что кроме его. Он напомнил, чтобы я исправно платил за коммунальные услуги и телефон, а затем пожелал мне удачи и просто повесил трубку.

С тех пор я усердно стал работать над указанными дневниками. Редактировать пришлось немного — я решил оставить как можно больше того языка, которым писал Илларион, ведь в разное время, на разных этапах жизни речь наша меняется, отражая уровень знаний, мировосприятия, отражая наши текущие ценности. Тот язык, которым мы пользуемся, несёт разгадки ко многим тайнам души человеческой, обнажает самую суть, истинную природу человека. Этот язык неповторим и чудесен, как узор папиллярных линий на кончиках пальцев. Язык — это ключ к пониманию человека.

История, которую я взялся привести здесь, кажется удивительной и фантастичной. Но, думаю, каждый увидит в ней что-то знакомое, какое-то отражение своих проблем или побед, обычную жизнь вперемешку со своеобразными приключениями. Я надеюсь лишь, что пример этого человека, решившего сначала стереть свою историю, а затем вновь её опубликовать, позволит научиться избегать каких-то ошибок в жизни, поможет научиться понимать причины наших горечей и подтолкнёт делать те важные шаги, которые мы так страшимся совершить по тем или иным причинам, каждый раз находя себе оправдания.

Тетрадь первая. Полтергейст

17 октября, пятница

Стол, за которым мы сидели, давно уже опустел, и грязные тарелки, одна за другой, поочерёдно выстроились горой в раковине. Последнюю сизую струйку испустил в пепельнице ёжик из окурков. Короткая стрелка часов приближалась к отметке «9», и гости всё чаще поглядывали то в телефон, то на циферблат на стене. Лёшка подхватил в очередной раз бутылку, поднял её над головой и, прищурившись, посмотрел сквозь муть стекла на яркую лампу под потолком.

— Ну что, на посошок? — Не дожидаясь ответа, наш разливной на сегодня выплеснул подонки в четыре аккуратные стопки.

— Да, всё, пора уже! Спасибо, Илюх, хорошо посидели. Надо чаще так собираться. В следующий раз я готовлю. У батька только поспрашиваю интересных рецептов.

— А что, «Колы» запить уже не осталось?

— Да закусывай — нормально!

Мы схватили с разделочной доски оставшиеся три запеченных с помидорами бутерброда, предварительно порвав почти пополам один, и я, стряхнув крошки в раковину, отставил доску к плите. «Nemiroff» на берёзовых бруньках — водка хорошая, но, как и любая другая, после n-ной стопки становится противно-несносной на вкус и мягко-одобряющей по эффекту. Именно поэтому мы так резко потянулись за закуской, а те, у кого оставалось что-то в стаканах, — за «колой» или соком.

Как и водится, прощались в дверях, обнимаясь и заваливая друг друга комплиментами и добрыми пожеланиями. Жена к этому моменту уже ушла в гостиную и уткнулась в экран, включив какое-то кино. Мы немного потолкались в прихожей, и гости стали выходить на лестничную площадку.

— Зай, — крикнул я в комнату, — мусор вынесу и вернусь.

— Ага, — послышалось в ответ. Она была, видимо, погружена в сюжет какой-то комедии, поскольку сразу же после этого громко засмеялась. Я саркастично хмыкнул, взял пакет с мусором и вышел вслед за друзьями.

На улице мы ещё постояли и покурили, вспоминая всякие весёлые истории из студенчества, раза два-три прощались, похлопывая друг друга по спине, но, вновь вливались в разговор, и так и не расходились. Мы простояли минут пятнадцать, пока я не почувствовал, что надолго выйти в одной футболке в эту октябрьскую сырость было не лучшей идеей. Наконец я нырнул в затхлый воздух подъезда (парадным это язык не поворачивался назвать), немного поёжился и шагнул в лифт. Перспектива уборки и мытья посуды совершенно не радовала, и потому я уже решил, что оставлю это до завтра, а вечер проведу перед телевизором на мягком диване, прижав к груди свою любимую. Что-то у нас в последнее время не ладится с ней: то в молчанку играем, то разбегаемся по разным углам. Нет, конечно, каждому нужно личное пространство, своё время, но как-то это у нас нехорошо складывается, не по-семейному. А раз так, то надо что-то менять. Что там женщинам надо, внимание? Значит, буду оказывать. Хотя усесться в удобное кресло у окна, включить торшер и погрузиться в сюжет книги было бы здорово. Я провернул ключ в замке, потянул на себя дверь и замер в лёгком ступоре — из прихожей на меня выкатился клуб едкого белого дыма.

— Чт… что… кх-акх, — закашливаясь от удушающей пелены, закричал я, — что случилось?!

Дым, найдя новое для себя пространство, пополз по подъезду, рассеиваясь в квартире, и тогда я увидел спокойно сидящую, всё так же уткнувшись в экран, Арину.

— А что такое? — совершенно спокойным голосом, словно не понимая происходящего, отозвалась она.

— Что горит, блин?! Ты на плиту чего-то поставила и забыла? — мысль странная, учитывая, что готовил у нас в семье только я, да и сегодня мы наелись до отвала. Одной рукой разгоняя в стороны дым, а плечом второй закрывая себе рот и нос, я продвигался в гостиную.

— Ничего я не… чего ты опять наезжаешь?! Фу! Что это? — Только сейчас она обратила внимание на расползавшийся по квартире дым. Видимо, сидя вдали от кухни и глубоко погрузившись в происходящее на экране, она постепенно привыкала к нарастающему белому мареву, а потому и не обращала внимания. — А кот? Где кот? Кота возьми!

— Иди уже! — я нетерпеливо рявкнул в ответ. — Кондратий! Кс-кс-ксс!

Кота было не слышно.

— Закрой рот! Не дыши! — Скомандовал я и, схватившись за тонкое запястье, потащил её через кухню на балкон. Дверь пришлось искать на ощупь, поскольку саму кухню словно укрыло облаком или, как говорят походники в горах, она была в молоке. Мы ввалились в спешно распахнутую дверь и, уперевшись руками в поручни, стали пытаться отдышаться, как после долгого забега. Холодный влажный питерский воздух казался уже не таким мерзким, как пять минут назад внизу. Мы глотали его жадно и часто, и не желая останавливаться.

— А, вот ты… кх… где! Иди сюда, я тебя вытащу, — она направилась к дальнему концу балкона, куда выходило окно из спальни. В приоткрытую створку просунулись испуганная кошачья морда и передняя правая лапа — видимо, дальше кот пролезть не смог. Ну, хоть так, зато не задохнулся, молодец.

— Оставайся здесь, — бросил я и шагнул обратно в квартиру. По памяти мне удалось быстро найти пару полотенец, которые сразу же отправились под струю холодной воды в кране. Размахивая одним, как бы разгоняя дым в стороны, второе я потащил на балкон. — Возьми! Дышать будешь через него! — А сам вернулся обратно.

За пару минут я обежал всю квартиру, распахнув настежь окна и двери, и вернулся на кухню. К тому моменту дым поредел, и стало возможно что-то разглядеть. На шкафу у плиты лежала та самая разделочная доска, которую я небрежно отставил в сторону перед выходом на улицу. Именно от неё и валил во все стороны дым, как от сырой деревяхи, брошенной в самый центр костра.

«Твою ж медь! Что за чёрт?», — только и пронеслось в голове. Доска просто лежала на столешнице и сама по себе дымилась! Продолжая размахивать мокрым полотенцем, я схватился за её край и сунул в раковину под струю холодной воды. Раздалось жалобное шипение, и последнее облако белого дыма поднялось вверх и медленно растаяло. Посредине деревяшки чернел обуглившийся круг размером в пару ладоней. Оставив причину мини-пожара остывать под водой, сам я вернулся отдышаться на балкон.

Через час, когда всё проветрили настолько, что возможно было находиться в комнатах, а основной хлам после посиделки убрали, мы без сил рухнули в постель. Нервы пошаливали, ведь подобная чертовщина происходила здесь уже не в первый раз. Нет, до пожаров, конечно, раньше не доходило, но до мурашек нас пробирало. К шагам по квартире, скрипу паркета, произвольно открывающимся дверям и ощущению чьего-то присутствия я уже давно привык, это с самого детства было. Не скажу, что не страшно — когда такое происходит, волосы дыбом встают как в первый раз. Но потом всё равно впечатления угасают, становится именно привычно. Было — и было. Прошло. В конце концов, такие мелочи можно списать на сквозняк, изменения влажности или ещё какой-нибудь обычный физический процесс. Мозг такое устраивает, и тебе уже становится спокойнее. Немного, но всё же. Другие ж про подобное не рассказывают? Нет. А значит, и нет у окружающих таких происшествий. Ну а не может же быть только у меня эта ерунда? Нет, не может. А истории по ТВ и в жёлтой прессе — это выдумки. Вот и всё. И вроде как нервы успокаиваются, и в голове всё мало-мальски укладывается.

А потом вдруг — раз! — и всё, пошло заново, с новой силой. И теперь не только открываются дверцы шкафов на кухне, но и гречка с рисом оказываются в противоположном конце кухни, и кот шипит на тёмные углы, и картины со стен падают, разбивая рамы на мелкие части. Я уже подумал, мало ли, может, домовые и впрямь существуют. Порылся в литературе, вспомнил, что слышал из историй, и стал временами, когда дома никого нет, ходить и вежливо общаться с этим домовым — мол, дедушка-соседушка, будь поспокойнее, не шали… чай ему оставлял, табаку насыпал. Вроде, становилось на какое-то время тише, а потом с новой силой всё повторялось. Прямо проклятье какое-то! Ведь с самого детства всякая белиберда происходит.

А тут, как в эту квартиру въехали, вообще бесконечная чертовщина началась. Насколько я знаю, до нас здесь трое алкашей жили, буянили много, дрались даже, естественно, вовремя не платили. Потом их выселили, правда, двоих — третьего просто вынесли. Перепил и после очередной пьянки так и не проснулся. Конечно, предыдущие хозяева при продаже квартиры этого не сказали, но соседка как-то проболталась. В общем, много всякого было в нехорошей квартире.

Произошедшее этим вечером отрезвило мгновенно, но сердце молотило от волнения ещё немало. Всё это нас утомило. Уснули мы быстро, почти сразу, как легли, около одиннадцати. Но, к сожалению, спать довелось не очень долго. Я очнулся от щелчка, словно пальцами, раздавшегося где-то в прихожей. Почти мгновенно на меня запрыгнул испуганный кот, шерсть которого встала дыбом, хвост вытянулся вверх дрожащей трубой, а уши прижались назад. Кондратий отскочил ещё в сторону от входа в спальню и, прижавшись к полу, пополз под батарею. Тем временем из кухни доносился рокот гитар, и по квартире прокатилось барабанное соло — каким-то образом включился магнитофон. Что за чёрт? Я же выдернул шнур из розетки! Жена тоже проснулась и вжалась в изголовье кровати, поджав ноги и натянув одеяло аж до носа. Мы переглянулись, и я осторожно встал. В прихожей в ту же секунду включился свет. У меня вырвалось несколько бессвязных матов, ноги с трудом слушались, но я поднялся и направился через прихожую на кухню. Раздался звон бьющихся осколков — прямо передо мной со стены упала картинка в раме под стеклом. Я включил свет на кухне и как испуганный ребёнок подбежал к магнитофону, чтобы выключить его. Шнур был в розетке. Я выдернул его, открыл крышку и вытащил ещё вращающийся горячий диск. Наступила тишина. Её разбавляло только тяжёлое дыхание. Через несколько мгновений жена вышла из спальни, прикрываясь одеялом, и молча уставилась на меня.

Я шумно выдохнул. Хотелось смачно выругаться, но слов не было.

— Пойду перекурю, — сказала она и медленно направилась в гостиную, механически включая по пути везде свет.

Я огляделся по сторонам. Всё было спокойно. За окном пронеслась машина. Из комнаты донёсся знакомый звук загружающегося Windows. Из спальни мелкими осторожными шажками крался озирающийся по сторонам кот. А я всё так же стоял посреди кухни с диском какой-то death metal группы в одной руке и проводом с оплавленной вилкой — в другой. «Жесть», — проползло одно лишь слово в голове. Словно соглашаясь со мной, трижды пропищала микроволновка: «бип-бип-биип», открылась её дверца, и на меня вылетело облако пара. Я молча покосился на табло, с которого ритмично мигали цифры «01:03», и поплёлся в гостиную. Теперь я сам дико хотел курить.

Мы с женой сидели молча друг напротив друга, глядя в пустоту и куря уже по третьей сигарете под весёлые песенки Валентина Стрыкало.

— По-моему, у меня где-то оставалась святая вода.

— Ага…

— Пойду.

— Давай. А свечек у нас церковных нет?..

— Не… вроде, не было… Ты куда?

— Я с тобой. Там в спальне «Новопассит» у меня валялся…

Таблетки мы выпили оба, запив святой водой. Минут через пять вся квартира была в брызгах: капли стекали по стенам, проступали тёмными пятнами на постели, блестели на полу. Но всё же спать идти мы не решались. Наконец часа в четыре утра мы свалились на диван и забылись в крепком сне.

18 октября, суббота

Утром, когда всю квартиру залило солнечным светом (на удивление день оказался ясным), ночные происшествия представлялись не более чем обычным кошмаром, а необходимость идти на работу и вовсе стушевала всё в памяти. На некоторое время.

Мы каждый день несёмся куда-то, гонимся непонятно за чем, делаем кучу всего и не замечаем, как это поглощает нас целиком. Стоит нам одеться, обуться, взять ключи и потянуться к дверной ручке, как что-то щёлкает внутри, тумблер переключается, и вместо привычных нас за порог выходит некий робот. Мы ведь даже не помним порой, закрыли ли дверь на замок, не говоря уже о том, как вставляли ключ в замочную скважину. Мы выходим на улицу, протискиваемся в толпе таких же роботов-зомби, как дрессированные стоим у светофоров, механически прыгаем в общественный транспорт или за руль своей машины, одинаково проводим каждый день на работе. Эти искусственные заботы, потребности работы или учёбы, но ни в коем случае не наши, перекрывают собой те редкие желания и мысли, то настоящее, что иногда появляется внутри нас. Жизнь заменяется выживанием, существованием безмозглой рыбки в аквариуме. Нам становится не важно, что было вчера и будет завтра у нас, но мы думаем, как бы вовремя сдать отчёт, дописать программу, как избежать ссоры с начальником или как надоедает этот сумасшедший раздолбай в очках, не выпускающий из рук свой гаджет.

И чем дальше, тем больше мы уходим в это с головой — эдакая негативная спираль, тянущая невесть куда вглубь. Правда, кто-то это использует, чтобы забыться. Хороший предлог! К примеру, бросила тебя жена, а ты можешь вместо того, чтобы напиться, уйти с головой в эту безумную гонку по кругу, забыться надолго — и здоровью вреда меньше, и обществу, вроде как, польза какая-то, ну или дяде/тёте, на кого ты там работаешь. Или произойдёт в жизни абракадабра, а ты и в ус не дуешь — у тебя ж на работе сроки горят, а Пётр Ефимыч лютует. Это же как заклинание от всех бед — «у меня много дел!» или «у меня много работы!», и всё — остальное становится неважным. И вот бегаешь ты так, бегаешь, пока вечером домой не придёшь. Поешь, телевизор посмотришь, послушаешь, как Екатерина Андреева рассказывает, кому на Руси жить хорошо, посмеёшься над пошлыми комиками, сходишь в душ и отключаешься до следующего дня. А что, хорошо, удобно! Если вот только дома тебе дадут уснуть…

Вечером мы с женой чувствовали какое-то напряжение и не хотели идти спать. Я привычно сидел в кресле у окна и читал о приключениях Челленджера. Вот уже несколько минут мне не удавалось отделаться от ощущения, что слева за моим плечом кто-то стоит. Жена сидела напротив, в дальнем конце комнаты, за компьютером. Я не решался оглянуться и всё так же пялился в раскрытую книгу. Оставалось надеяться, что это либо кот на подоконнике, либо мне кажется. Такая мысль немного успокоила, и я продолжил читать, перелистывая страницы, так и не оглядываясь назад. Уж лучше не знать наверняка.

На кухне раздался хруст — кот решил перекусить сухим кормом. «Значит, не кот». Я не выдержал и вскочил с кресла. У окна никого не было, только шторы легонько колыхались. Наверное, это я так резко встал. Мне показалось, что в комнате похолодало, и я пошёл в спальню за кофтой.

— Что с тобой?

— Да так, замёрз…

— Ммм…

Диалог у нас уже давно не складывался — всё никак не можем найти общий язык. Уже три года почти живём вместе, а тут… кризис какой-то. Как чужие друг другу, ей богу! Просто соседи по квартире, разве что спим в одной постели, да и то не всегда. Не знаю, что ей надо. А тут ещё и эта чертовщина происходит. В общем, холодная война. Хоть разбегайся. Поссориться и выплеснуть пыл советовали, да не получается, не такие мы. Хотя, пожалуй, посуду было б интересно побить. Так, для разнообразия.

Я открыл шкаф и нащупал свитер. Эх, а ведь ещё недавно мы грелись совсем иначе. И даже зимой было жарко. Я натянул на себя шерстяную одёжку и тихонько пошёл обратно в гостиную. Она сидела, съёжившись, перед монитором ноутбука и смотрела какие-то ролики на youtube, её нежные плечи обнажила сползшая к локтям свободная майка. Я подошёл, аккуратно поправил её и обнял, прижавшись щекою к щеке. Дальше состоялся невнятный диалог, и я признался, что соскучился, что мне хочется быть с нею вместе как раньше и что-то подобное. В итоге я взял её на руки и отнёс на диван, достал плед, укрыл нас обоих и прижал её к себе.

— Давай кино посмотрим, — она всё равно как-то отстранялась от меня. Я вздохнул и полез за флешкой, включил телевизор, и на экране замелькали знакомые лица.

Минут через десять к нам пришёл кот, улёгся сверху — задними лапами на моё плечо, а передними — на плечо жены. Почти семейная идиллия. Закончилась одна серия, я переключил на следующую, хотя уже чувствовал, что вот-вот усну. Глаза понемногу слипались. Кондратий куда-то делся, но это значения не имело. Я покрепче обнял Арину, думая, что она уже спит, но внезапно она спросила:

— Ты видишь? Там, под столом…

— Что? — в груди нервно опять застучало, и я, размыкая глаза, приподнялся на руке. Внутреннее чутьё говорило, что мне не хочется смотреть в ту сторону. Этого было и не нужно — я чувствовал, что там сидит нечто, и оно смотрит на нас. Послышалось шипение кота, сменившееся жалобным «мя», а затем — семенящие в нашу сторону шаги, и в следующую секунду Кондратий вжался между нами. Мы молчали.

Воспоминания прошлой ночи мгновенно окутали жутким холодом. Я всё же бросил взгляд в ту сторону. В комнате было темно, только включенный экран светил на нас пятнами красок, но под письменным столом темнота была гуще. Тень в темноте, объёмная и густая. И она двигалась, словно пульсировала. Мы лежали, как загипнотизированные, как кролики перед удавом. Мурашки волной пробежали по всему телу, я буквально почувствовал, как волосы на голове зашевелились от страха. По сути, ничего не происходило, никого явного в квартире не было. Только тень в углу под столом. Может, это игра воображения? Мы устали, перенапряжены, прошлая ночь ещё жива в памяти. Я, как мог, уверял себя, что это только чудится, но вслух озвучивать ничего не решался. Жена тоже молчала.

— Может, это… — я не успел закончить мысль, поскольку тень перекатилась и остановилась у противоположного края стола. Мы продолжали ждать, временами косясь в ту сторону. Через пару минут молчание прервалось слабыми попытками диалога — всё же в минуты страха разговор лучше тишины. Мы обсуждали, что делать дальше. Продолжать находиться здесь никакого желания не было, но двигаться навстречу Этому тоже не хотелось. Спать в такой обстановке явно бы не получилось, поэтому совместно было принято решение подняться, быстро одеться и уйти ночевать к друзьям. Оставалось только выбрать время для рывка вперёд. Мы тянули. Наконец, когда тень перекатилась на своё прежнее место, я вскочил с дивана и двумя прыжками добрался до выключателя. Свет залил всю комнату. Ещё не успев ничего сказать, я почувствовал, как жена пробежала мимо меня в спальню, затем и там загорелся свет. Мне хотелось поскорее свалить отсюда. Уже развернувшись, я услышал какое-то потрескивание под потолком, свет замигал, что-то пшикнуло, и в гостиной стало темнее. «Лампочка перегорела», — заключил я и рванул одеваться в спальню. Уже через минуту мы обувались и перепроверяли, всё ли необходимое взяли с собой. Я погасил свет, запер дверь, и мы спешно спустились на улицу.

Друзьям сказали, что у нас отключили воду и электричество, а хочется сходить в душ, и нас с радостью приняли, напоили чаем, а после долгих разговоров на кухне оставили ночевать, на что, собственно, мы и надеялись.

19 октября, воскресенье

Спалось этой ночью просто замечательно. Утром же, наспех позавтракав вчетвером, мы разбежались каждый к себе на работу. Но я, проходя мимо дома, вспомнил, что оставил там пропуск, а потому всё же зашёл ненадолго. Да и кота надо было бы покормить.

В квартире всё казалось спокойно и обычно, если не считать почему-то горевший свет в комнатах. Кондратий привычно тёрся у ног и что-то настойчиво рассказывал на своём кошачьем языке — возможно, ругался, что мы его оставили одного на ночь, а может, поторапливал покормить. Я насыпал в миску корм, почистил его туалет, забрал пропуск на работу, выключил везде свет и, уже закрывая за собою дверь, понял, что тот самый письменный стол сейчас стоял не как обычно в углу, а был на метр выдвинут вглубь комнаты. Думать об этом не хотелось, и я скорее убежал на работу.

Вечером дома мы не наблюдали ничего необычного, и я, мысленно выдохнув и расслабившись, ковырялся в ноутбуке, листая всякие записи в социальных сетях. Меня не покидало тайное желание найти какое-нибудь средство от всей этой чертовщины, и потому время от времени я открывал записи различных форумов и сообществ, посвященных такой теме, но в основном натыкался на безумные глупости и выдумки любителей кино или же вовсе помешанных псевдомагов и колдунов. Конечно, таких людей хватало во все времена, и в каждой деревушке была бабушка-травница, к которой бегали молоденькие девицы за приворотным зельем или лекарством от неизвестной хвори. Но то церковь, то советская власть заставляли держаться их в глубокой тени. А вот сейчас, в эпоху свободы, когда страна, словно пубертатный подросток, выскочила из-под родительского контроля, чтобы попробовать всё, даже то, что ей и не нужно, сейчас, когда наша страна провозгласила своим девизом рекламный лозунг Sprite, дополнив его: «Бери от жизни всё подряд», сейчас колдунов и целителей стало полно, как тараканов в общежитии. Каждый, кому не лень, норовит назвать себя потомственным чёрным или белым магом, знающим кучу заговоров и молитв, и заработать на этом, выкладывая в газеты и на интернет-страницы свои многообещающие объявления. Верить, конечно, им глупо, но, к сожалению или к счастью, я знал, что среди шарлатанов прячутся и самые настоящие ведьмы. Мне самому пришлось в детстве побывать у одной такой бабки.

Когда я был совсем мальчишкой, то как и многие, боялся темноты, чувствуя, что там кто-то прячется. Но время шло, а страх не проходил. Как-то меня решили отвезти в соседнее село к какой-то бабке, занимавшейся снятием порчи. Тот вечер запомнился надолго. Мы приехали к домику на краю села, фонарей на улице либо не было, либо они принципиально не горели. Где-то вдали у домов лаяли и выли местные собаки, а у того дома по двору никакой живности не бегало. Нам отворила скрипучую дверь сухая старушка. Из-под повязанного на голову белого платка сзади торчали крысиным хвостом смазанные чем-то жирным редкие волосы. Мы вошли в дом и оказались в середине продолговатой комнаты, служившей одновременно и прихожей, и кухней. В левой части располагался небольшой деревянный столик, уставленный всякими мисочками, чашками и свечками, напротив находилась деревянная дощатая дверь, краска на ней уже давно облупилась и шелушилась. Нас проводили как раз в эту часть комнаты. Хозяйка, распахнув дверь, взяла табуретку и поставила её перед открывшимся спуском в подвал. Меня усадили на это место. Мальчишке, до смерти боявшемуся темноты, пришлось сидеть в мрачном домике спиной к тёмному подвалу. Бабка зажгла свечу, взяла миску с водой, всё время что-то бормоча, и подошла ко мне. Она стояла прямо передо мной, какие-то грязные старые тряпки висели на ней в несколько слоёв, а у меня за спиной зияла чёрная пропасть неизвестного подполья, над головой что-то шипело и капало — это старуха жгла свечу и лила воск в миску с водой. Через несколько минут бабка ушла к столу и потушила свечу. Я сразу же вскочил. Хозяйка стала рассказывать что-то про порчу, что на меня страх нагнала какая-то ведьма, что воск показывал какую-то женщину, а я смотрел на воду и видел плавающий по ней восковой портрет своей тётки, жены маминого брата. Уже потом я узнал, что Люба — так звали ту женщину — и впрямь слыла ведьмой, про неё ходило множество слухов. Вот только ненавидела она меня, а за что — никто объяснить не мог. И чем старше я становился, тем больше отвращения и страха испытывал к этой женщине. Но пересекались мы с ней, к счастью, редко.

Последний раз мы виделись, когда мне было семнадцать. Умерла бабушка. Уснула и не проснулась. Я знал, что к ним с дедом уже как несколько месяцев зачастила Люба и то что-то приносила, то оставляла на время какие-то вещи, то вроде бы что-то случайно забывала. Буквально на глазах бабушка с дедушкой стали чахнуть, затем запили, хозяйство их, некогда большое, почти мгновенно пропало, обильно цветущий садик порос бурьяном и завял. А затем одним февральским утром пришел дед и сказал, что бабушка умерла. Весь день перевернулся с ног на голову. Я впервые столкнулся со смертью близкого человека. Можно много слышать, читать, смотреть по телевизору про смерть, но в реальности это совершенно иное. Ещё вчера мы сидели вместе, общались, я что-то рассказывал, слушал её, мы пили чай, а сегодня она лежит на столе посредине комнаты. Хотя, странное дело, накануне было мерзкое ощущение, словно кругом много паутины и плесени, а липкий затхлый воздух насильно погружал в дремоту. Утром у бабушки, под старость лет страдавшей плохим зрением, на шее мы увидели странную подвеску — на шнурке висело подобие иконки, только лицо святого было искажено жуткой гримасой. На мой вопрос дед ответил, что это Люба принесла, сказала, мол, от болезней поможет. Вот и помогло. Радикальное средство.

Мы встретились в день похорон. Кругом звучали соболезнования, постоянно кто-то плакал, приглашённая из церкви девочка долго и красиво отпевала у гроба, родственники с восковыми масками вместо лиц пытались что-то делать, все регулярно выходили на улицу, а по дому словно разносился в разных углах жалобный вой — говорят, так домовые оплакивают хозяев. Я стоял один во дворе, когда она подошла и заговорила. Уже не вспомню, с чего начала, но я смотрел на неё, переполняемый ненавистью и жаждой уличить, обвинить, мне хотелось отомстить, я был взведён. Она это видела, но совершенно спокойно вела разговор. Как-то аккуратно, словно перепроверяя заранее известные факты, уточнила про мои головные боли и бессонницу, а затем спросила: «С отцом-то уже общался?». Это ошарашило. Отчим погиб много лет назад, а отец… В семье вообще было не принято о нём говорить, да никто, в общем-то, и не знал, где и что с ним. Но буквально незадолго до этого я увидел странный сон, где познакомился с ним, увидел его лицо, и теперь начал активно искать, но никому об этом даже не говорил. Не дожидаясь ответа, она добавила: «У меня есть его фотографии, так что, если хочешь, приезжай, покажу тебе». Я молчал, стиснув зубы, а она продолжала смотреть на меня с ехидной улыбкой. Рядом с нами до сих пор никого не было.

— Что голова болит, это понятно, так и должно быть. Ты сделай себе медный обод, сплети его и надевай перед сном. Это пока. Пока не найдёшь тот самый. А вот как разыщешь, так и будет тебе легче — и болеть всё перестанет, и поменяется всё.

— Чего? Какой ещё… — тогда хотелось послать её подальше, вывалить на неё тонну ругани, но вместо этого я стоял перед ней, как перед уличной гадалкой, заставшей меня врасплох.

— А, так ты ещё не знаешь, — она засмеялась как-то хитро и очень недобро. — Твой папка-то не из простых… — она опять нехорошо улыбнулась, — было у них в роду так заведено: когда юноши взрослели, им надевали на голову венец во время ритуала, и они приобщались к родовому таинству. А потом и здоровее, и крепче становились. Только дед твой, дурень, решил прекратить то, что проходило из поколения в поколение, и спрятал куда-то свою побрякушку. Закопал где-то. Да ещё, небось, заклинание какое-то наложил. Но вас же всё равно тянет к ней, что-то внутри зовёт найти её. Папка твой, правда, так и не добрался до неё. А тебя, гляжу, аж трясёт.

Я слушал и не понимал, что за ахинею она несёт. К счастью, нас прервали появившиеся рядом родственники, она ещё раз ухмыльнулась и ушла куда-то в сторону, оставив в моей голове кашу из вопросов, ненависти и недоумения. Понятно было лишь, что об этом разговоре никому рассказывать не нужно.

После похорон я стал регулярно видеть во сне мёртвую бабушку и делающую что-то странное рядом тётку. Потом узнал, что она действительно какими-то травами занимается, а ещё умеет внушать людям то, что ей захочется, — своего рода гипноз. С помощью таких хитростей она входила в доверие к людям, проводила махинации с их документами на жильё, оформляла на себя, а затем избавлялась от несчастных. Что уж тут скажешь — квартирный вопрос испортил и ведьм двадцать первого века. Видеть же во сне её мне доводилось всё чаще и чаще, постепенно доходило до абсурда — казалось, она следит за мной, куда бы я ни переехал, чем бы ни занимался.

Так что я не понаслышке знал о существовании настоящих ведьм — не скрюченных старух с бородавками на носу, не тех, что поджидают в лесу бедных путников, а современных, но не менее страшных. В интернете же попадались только распиаренные экстрасенсы. Не знаю, почему, но почти каждый день я уделял немного времени своим нелепым поискам. Однажды даже наткнулся на какую-то радиопередачу и у одного такого экстрасенса спросил что-то в общих чертах, как мне быть с ведьмой. Естественно, ответ был размытый, вычурный и большой. Но именно в этот день, когда мы с женой после своих приключений наконец сидели дома спокойно, мне пришло сообщение от незнакомого человека с незапоминающимися именем и фамилией. Вроде бы, Андрей Николаевич. Он написал, что знает о моей проблеме, что готов помочь и предложил встретиться. Естественно, меня насторожило это. Нет, конечно, роясь в сети, что-то подобное я и хотел найти, но вот, найдя, стал сомневаться. После недолгой переписки он ответил, что занимается этим не из-за денег, а потому что должен помогать, причём не людям, а тем, кто остался на границе миров. Он рассказал про свою клиническую смерть, после которой и стал видеть тех, кто не из нашего мира, тех, кто застрял здесь не по своей воле и оттого мучается. Всё это походило на очередные бредни, но я всё же решил с ним встретиться, тем более что место мы выбрали нейтральное — Марсово поле, а чтобы было более комфортно, он предложил мне прийти с женой, пообещав взять с собой свою пару. Договорились на следующий день на пять вечера.

20 октября, понедельник

Мы пришли вовремя, и я оглядывался по сторонам. Кругом, как и всегда, было полно народу, люди фотографировались, играли с собаками, толпились у огня, шумно общались — словом, обычная обстановка этого парка. Андрей появился внезапно и словно из ниоткуда, он просто вышел из толпы и уверенным шагом направился ко мне. Ему на вид было лет 35—40, длинные волосы, чуть не до плеч, мятое рыхлое лицо, мутные глаза и узкая полоска поджатых губ, на нём была затёртая куртка пилот, ставшие уже серыми джинсы и видавшие виды берцы. Рядом с ним шла невысокая рыжая девушка. Мы коротко поприветствовали друг друга, даже не знакомясь, и он сразу предложил присесть на скамейку. Никаких отвлечённых разговоров, никакого начала, ничего хотя бы отдалённо похожего на попытку выспросить у меня какие-нибудь детали. Мы просто сели на скамейку: он по левую руку от меня, девушки — рядом с нами. Он повернулся вполоборота и сказал, что сначала нужно посмотреть, кто вообще есть в квартире, а потом уже решать, как с ним быть. Я кивнул, не сводя с него взгляд. Андрей опустил мне руку на плечо, я только набрал воздуха, чтобы что-то сказать в ответ на это беспардонное действие, но он уже заговорил. Его глаза затуманились ещё больше прежнего, он был словно пьян, девушка его сидела отвлечённо и как бы разглядывала не то деревья, не то небо, только придерживала его левую руку. Он описывал нашу квартиру, сначала общую планировку, а затем детально, словно передвигаясь по ней, шаг за шагом, метр за метром, временами вставляя какие-то странные фразы. Внезапно Андрей остановился и попросил нас с женой поменяться местами, сказав что-то про меня как про слабый проводник. Мы молча переглянулись, но пересели. Он удовлетворительно что-то пробормотал и продолжил. Теперь он описывал не только обстановку, но и недавние ситуации — кресло, на котором я сидел, появление кого-то за плечом, шаги… Ещё пару минут мы наблюдали за этим странным процессом, наконец он поморгал, помотал головой и обратился ко мне.

— У вас там мужчина умер. Несколько лет назад. Спился. Почки отказали. Но он до сих пор не понимает, что мёртв, и поэтому смотрит на вас как на непрошеных гостей. И постоянно хочет бухать. Его излюбленное место в левом углу кухни, у холодильника, перед балконом. Там он и… У вас дома как с алкоголем, гости часто бывают?

— Ну… да, бывают. И про запас всегда что-то стоит.

— Да, он это любит.

— Я как-то читал про домовых…

— Нет, это не домовой, — отрезал мой собеседник.

— Да, я понимаю. Но… я как-то читал и решил, когда поминал покойную бабушку, оставить на холодильнике рюмку с водкой и кусок чёрного хлеба. Через день в хлебе появилась дырка, а водка…

— А водка, — подхватил он, — за пару дней пропала. Да, он даже сейчас не может угомониться — так пристрастился. Так, а вы не болеете? — вопрос был обращён к нам обоим.

— Жена в последнее время… Похоже, спину застудила, хотя всегда тепло одевается. Врачи говорят, что почки…

— О, это он так на вас пытается отыграться. Самому-то паршиво. Ну ладно, его мы проводим.

Андрей выпрямил спину, опустил руки на колени и запрокинул голову, закрыв глаза. Сидевшая рядом девушка отпустила на время его руку, но внимательно стала следить за его лицом. Мы тоже наблюдали. Ничего необычного не происходило. Минута. Другая. Вдруг его тряхнуло, словно кто-то сильно толкнул его в спину, девушка молча обхватила трясущиеся плечи, сжала их, а затем так же быстро отпустила и снова отвернулась наблюдать за природой. Андрей улыбнулся и сказал, прежнего жильца дома он проводил, теперь в квартире его нет.

— Больше там никто не живёт. Постоянно. Ну, домовой, конечно, есть. Но он у вас мирный. А вот в гости кто-то заходит. Причём всегда разные товарищи. Нехорошие. Кто-то подсылает к вам их. Кстати, домовой старается гонять таких — он вам, наверное, свет включает временами, да?

— Включает, — глухо отозвался я.

— Ну вот. Нет, с ними я помочь не смогу. Это тебе самому придётся разобраться. Они, хоть и не по своей воле, но всё же к тебе ходят, так что тебе и придётся их отвадить.

— А может такое быть, что их ведьма присылает?

— Может. А может и… — Андрей запнулся, его глаза снова затуманились, он вновь сидел в позе школьника, его подруга обеспокоенно обернулась и внимательно следила за каждым действием, голос у него изменился и стал каким-то певучим:

— Дело было давнее, дело было тёмное, но тёмное — не страшное, тёмное — незапамятное. Жила в стране южной, да на земле Казахской ведьма жадная, да на чужое добро охотная. А чтоб честной народ узнать её легко не мог, носила имя она славное, звалась Любовию. Подкрадётся, бывало, к добру молодцу, вскружит ему головушку юную, да отберёт всё, что было, пока тот без памяти. А порой и к старцам, жизнию умудренным, подход найти умела. И так жила она себе поживала, да богатств-домов наживала. Много людей добрых на кривую дороженьку посводила ведьма та черновласая.

Но вот повстречался ей однажды славный парень, Витей звали юного. Статный молодец был: щёки румяны, волосы — смоль, усы генеральские, глаза огнём живым горят да улыбаются. И семья его справная, на дела дельная — матушка-хозяюшка, да батюшка-золотые руки, мастер, каких свет не видывал. Всё, за что ни возьмутся они, — всё разом получается глазам на загляденье, людям на радость. Не стерпела Любаня, да решила прибрать к себе всё это. Охмурить Олега вздумала, да дождаться, когда семья его побольше добра наживёт, чтоб и это получить.

Была ещё сестрёнка младшая у Вити того, Викторею звали девицу. Вся пригожая, коса русая, стан осиный, взгляд вишнёвый. Скромная да умная росла, да была у неё черта особая: людей она видела как есть, врёт ли человек, правду ль молвит, что на душе творится у него. И вот, когда пришла с Виктором в дом Любаня-ведьма, долго плакала девица юная, беду почуяв чёрную, душу грешную увидев на пороге дома да с братом любимым под руку. Невзлюбили друг друга они, но слов напрасных не молвили. Поняла всё ведьма, что раскусили её, да припугнула девочку, чтоб отцу да матери слова не сказала. Но этого ей мало показалось, и решила она порчу-сглаз навести:

— Раз глазастая ты такая, видишь всё далёко, у кого что творится, — говорит она золовке, — так ослепнешь, когда самой для себя разглядеть судьбу время придёт!

И наколдовала словами этими порчу страшную.

Скоро слово сказывается, да не скоро дело делается. День за днём катался солнышко-отец по небу синему, месяц месяцем сменялся, снег — дождём, да дождик — засухой. Год за годом пронеслись, Вика выросла. Невеста ладная женихов не искала, но уму-разуму училась, себя к семье готовила. И вот, когда дожди погнали пташек певчих в страны южные, далёкие, повстречалась девица красная с парубком славным, из рода ясов гордых да цыган ретивых. Оборотнем-медведем был по крови парень тот. Да дед его, от проклятья родового чтобы спрятаться, силу звериную свою в диадему серебряную с медью красной, хитро свитою, вложил, да упрятал под камнем старым в горах далёких. А рядом волка серого оставил клад стеречь, не подпускать чужаков к нему. Но, ежель из потомков кто придёт, то волк косматый со шрамом над левым глазом, злой как Цербер греческий, сам диадему в зубах принесёт и отдаст сыну рода ясова.

Так и жил парень, по духу оборотень, да ни разу зверем не оборачивавшийся, и не говорил секрета своего никому. Кровь его вскипела, забурлила, когда Вику он увидел, и кинулся он к ней да с подарками дорогими, с речами красными, словами лестными. И сбылось проклятье ведьмино, не узрела девица рока своего, и ушла с ним под венец. Но Любане мало было, желчью кипела вся, и решила она ещё жизнь подпортить золовке своей, покуда богатств новых не предвиделось:

— Как только сын родится, муж уйдёт, и будешь слёзы лить ты да мучиться горькой мукою!

Так она приговаривала, да дело своё чёрное делала. Но, узнав, что ребёнок по крови оборотнем-колдуном будет и отомстить ей сможет, запугать решила да в детстве извести его, как ведьмы щенков четырёхглазых изводят, чтобы нечисть со двора не гоняли. Наслала ему она страх-порчу, и стал мальчик бояться всего. А как управилась ведьма-Любаня с делами своими мерзкими, так и отдохнуть решила. И десять лет и три года жила она себе припеваючи, богатств наживаючи. И год за годом всё дородней становилась она, а муж её, Виктор, всё чах да чах, пока совсем безвольной куклою не стал, да родителей своих не забыл.

А Вика сына своего растила, любила, души в нём не чаяла. И бабушка с дедушкой его помогали воспитывать — учила бабушка доброте, а дедушка — мастерству хозяйскому. Славный мальчик рос, только боялся он всего, особенно — ночи тёмной, да снов кошмарных, когда волк за ним серый бегал.

Прошло ещё три года. Не выдержала ведьма столько терпеть и ждать, и решила она извести родителей мужа своего, чтобы дом их себе забрать. И так она юлила, и сяк крутилась, и в гости приходила, и зелья носила да тайком подсыпала им. Не берёт проклятье такое людей добрых, духом сильных! Тогда достала она ночью подвес-смертовик с личиной бесовской и подарила свекрови своей на погибель скорую. И схоронили вскоре её. А потом свёкра извела она. И остались мама с сыном одни на белом свете.

И остались Вика с Ильёю одни на белом свете. Погоревали они, да рассказала матушка сыну своему историю эту страшную всю. И решил Илья пойти правду искать. Обнял он мать на прощанье, собрал сумку перекидную и пошёл, куда глаза глядят. Много лет он бродил по степям да лесам, множество деревень и городов обошёл, везде слово доброе, слово умное слушал, да гадость пропускал. И когда исполнилось ему тридцать лет и три года, остановился он в селе Алатырском, где, по преданию, камень бел-горюч лежит и правду стережёт. Встретил он на опушке леса мальчика Иванушку, который лежал в траве и плакал. Отряхнул его, успокоил и в село привёл к дедушке родному. Отблагодарил старец Илью, да сказал, что это от ведьмы внучка он уберёг.

И внучек дедушкин рассказал, как страшная бабка в лесу его встретила, как поманила сначала, а потом что-то страшное делать стала, колдовать нечистое. Вспомнил Илья, какую обиду ведьма ему причинила, и решил справиться с ней.

Ночью в одинокой избе собрались трое старцев и Илья с ними. На стол дубовый белу миску с каёмкой золотой поставили, да воду колодезную с молоком налили в неё. Сели все вкруг стола, сговорившись прежде, взялись за руки и затянули песню :

И вот тогда за дверью крепкою кто-то громко затоптался, войти собираяся, а по столу к миске рука женская потянулась. Схватил тогда Илья топор, словом тайным заговорённый, и рубанул от плеча по ней. Взвыл ветер за окном, задёргалась рука страшная и исчезла, как не было её. Тогда дедушка Иванушки встал из-за стола и повёл Илью в другую комнату, дал ему в руки свечку, из воска сделанную, и приказал обойти вокруг все стены, слова особые приговаривая. Шёл Илюша, а свечка дрожала и коптила. Двери за ним закрывались и хлопали, но он шёл от стены к стене, обходил все комнаты. И когда трижды он обошёл всю избу, свечка весело заиграла большим пламенем, вдруг стало светло и тепло. Поднялись старцы из-за стола и сказали, что всё закончилось, и нет больше ведьмы. Так и стал Илья ходить по деревням-городам, да ведьм гонять отовсюду.

Андрей очнулся так же внезапно, как и погрузился в своё необычное состояние. Мы с женой смотрели на него ошарашенными глазами и ничего не могли сказать. Он же вдруг вскочил с места и сказал, что сейчас нам нужно прощаться, пожал мне руку, пожелал удачи, его девушка всё так же молча улыбнулась. Я повернулся в сторону Спаса-на-Крови, где, как мне показалось, что-то ярко вспыхнуло, понял, что изрядно стемнело, обернулся назад, но Андрея с его спутницей уже не было — они как сквозь землю провалились.

Да, странное оно, это Марсово поле. Вообще, о том, что место это гиблое, что водится тут всякая нечисть, люди знали давно. Говорят, суеверная Екатерина I жутко боялась даже находиться в этих окрестностях из-за русалок и прочей пакости. А когда без её ведома здесь построили дворец, она зареклась появляться в нём. Даже после революции люди старались обходить его стороной, особенно ночью. Рассказывали, что здесь пропадали люди — ссылались на тех же русалок, которые зазывали, а потом топили несчастных путников в Неве. А вот история тридцатых годов прошлого века до сих пор вызывает у многих ужас. В психиатрическую клинику доставили одного рабочего по фамилии, кажется, Патрубков. Увезли его прямо с территории Марсова поля в состоянии панического страха. Лечиться ему пришлось недолго — мужчина через несколько дней скончался от заражения крови. Но перед этим он всё же рассказал свою историю. Вечером после работы этот товарищ решил расслабиться и выпить немного, подобрав укромное место в тени деревьев. Но, когда сел и только отхлебнул, увидел возле себя странного мальчишку. Патрубков с ужасом рассказывал про синюшный цвет распухшего лица, тусклые запавшие глаза и жуткую вонь, исходившую от мальца. Когда рабочий попытался оттолкнуть его, тот открыл нереально огромный рот, укусил его за палец и… рассыпался вонючим прахом на землю. Дежурный врач говорил про алкогольный психоз, вот только не мог объяснить след от укуса и отсутствие длительного запоя. Ну, от укуса работяга и скончался.

А мне же вот такое довелось здесь повидать. И что это было? Действительно искренне желавший помочь экстрасенс? Или, может, доброжелательная нечисть ингерманландских болот? И что это за былинно-сказочное описание моей истории? Откуда он знает имя моей матери и дядьки, откуда знает про ведьму? И ведь какая-то доля пророчества, что ли, была… Как там он сказал, «оборотень-колдун»? «Может отомстить»? Значит, выходит, она меня боится? Пусть не сейчас, пусть меня в дальнейшем, но боится. А раз так, то зачем тогда она рассказывала про отца и про венец? Или же она настолько в себе уверена, что просто потешалась надо мной? Нет уж, как-то это всё глупо и по-детски сказочно. Это только в крутом кино всё так красиво и пафосно. Наверняка должно быть более правдоподобное объяснение. Хотя… о чём это я, когда дома чёрти что творится, рядом появляются те, кого все кругом считают ведьмами, а потом на встречу со мной приходит непонятно кто с мистическими замашками?

23 октября, четверг

То ли незнакомец и впрямь оказался тем, за кого себя выдавал, то ли не могло всё так долго продолжаться, но вот уже несколько дней у нас спокойно в квартире, даже шагов и скрипов не слышно по ночам, да и кот не таращится в углы. Разве что с женой никак не ладится — мы с каждым днём меньше общаемся, как-то нервно всё. На удивление, её проблемы с почками закончились. Нет, конечно, не мгновенно, но после той встречи она чувствовала себя всё лучше и лучше, а сейчас и вовсе на здоровье не жалуется. Тем не менее, мы каждый раз находим новый повод для ссоры. Удивительно, как вообще бывает. Вот ведь жили несколько лет вместе, понимали друг друга с полуслова, поддерживали в любых ситуациях, проводили много времени вместе — да что там, нас тянуло со сверхъестественной силой, мы и пары дней не могли провести врознь. И впрямь, влюбились по полной. А потом сказка кончилась. Провели тысячу ночей вместе, а на тысячу первую что-то пошло не так: мы стали видеть друг в друге какие-то недостатки, и их становилось всё больше и больше, общих тем для разговоров же, наоборот, — только меньше. Начали появляться попытки друг друга менять, перестраивать, но сами при этом не поддавались изменениям, и тогда начались вечные упрёки, через какое-то время дополнившиеся скандалами вперемешку с игрой в молчанку. И сами ссоры перешли на другой уровень. Раньше они проходили порой забавно, из серии:

— Я с тобой не разговариваю. Я обиделась.

— На что?

— Не помню!

А вот теперь у нас порой доходит до оскорблений, взаимных забрасываний друг друга всяким дерьмом, поливаний грязью друзей друг друга прочей гадости. Ситуация накалена настолько, что, кажется, вот-вот между нами что-то взорвётся, разве что посуду не бьём пока.

Сегодня вот она, к примеру, решила остаться ночевать у мамы. Да, это стереотипно, это даже было бы смешно, если б не было так грустно. В конце концов, может, нам и в самом деле нужно дистанцироваться друг от друга и пожить отдельно? А сейчас она ненавидит меня, старается как-то постоянно уколоть. Чтоб далеко не ходить, сегодняшний пример. Вернулся я с работы, дома никого нет, кроме кота, а в комнате книга, которую читаю в последнее время вечерами, томик Довлатова, валяется посреди комнаты в раскрытом виде и с мятыми страницами. Да, самое нелепое обвинение за последнее время — я стал циничной сволочью из-за чтения Довлатова. Вот теперь, значит, будем книжками разбрасываться. Ну ладно, что ж, может, всё-таки перебесимся. А я, пожалуй, поддержу идею пожить порознь — думаю, перед сном соберу вещи в сумки, если найду, куда переехать на днях, ну или если кто из друзей согласится приютить на продолжительное время.

31 октября, пятница

Наверное, рано я порадовался окончанию приключений. Сегодня по возвращении с работы мне какое-то время пришлось провозиться с замком. Такое бывает, если входную дверь закрывать изнутри. Наши замки, такие как «Китеж», имеют особенность неполных оборотов, так что, если, к примеру, не довернуть на нужные десять градусов механизм, закрывая дверь изнутри, снаружи ключ уже не вставить до конца. Не знаю, это руки такие кривые у разработчиков замков или же специально придуманная защита от взломщиков, но проблем в быту это добавляет. За пару лет я приноровился и к такому, правда, времени чуть больше процесс открывания двери занимает, а когда организму хочется попасть в одну из комнат поскорее, наряду с тратой времени появляется и трата нервов.

Ну раз с дверью замешкался, то дома кто-то есть. Обычно в это время жена ещё на работе, но, мало ли, может раньше уехала и решила поговорить. Надеюсь, она одна, а то тёщи мне не хватало сейчас. Не то что бы мы с ней были в плохих отношениях, нет, она мне почти стала второй мамой, частенько помогает и поддерживает, но её дочь — это её дочь, а родители ведь всегда на стороне своих родных детей, что бы ни случилось. И уж если кто обидит ребёнка, тот мгновенно становится врагом народа номер один. Так что в текущей ситуации этой встречи мне хотелось меньше всего. Я вошёл в прихожую и крикнул: «Привет! Ты уже дома? У нас гости?». В ответ раздалось бряцанье посуды на кухне, но ни слова я не услышал. Что ж, значит, всё ещё не разговариваем.

Я щёлкнул клавишу выключателя в прихожей и остолбенел. Сказать, что в квартире был погром — ничего не сказать. У входной двери валялись куски корзины, в которой лежали расчёски, заколки и прочая женская приблуда, а само содержимое было раскидано по всей прихожей. Вход в спальню преграждала подушка. Я, не разуваясь, поскольку боялся порезаться осколками стекла на полу, направился туда. Мои сумки, тяжёлые баулы, собранные с вечера, оказались разбросанными по комнате, всё постельное бельё в каком-то безумстве было раскидано по полу, что-то торчало из раскрытых дверей шкафов, что-то свисало с телевизора, но только не находилось на кровати. В щель паркета была воткнута бретта, её эфес ещё покачивался, а тренировочный кинжал всё так же, как и прежде висел на стене. Я снял его, а затем аккуратно открыл ящик комода и достал камеру, чтобы всё это заснять. В голову закралась тайная мысль — а вдруг это сон, правдоподобный, жуткий сон? Если завтра видео у меня не окажется, значит, всё приснилось, а если будет, то… Я достал мобильник и позвонил Лёшке, жившему в соседнем доме, сказав, что мне срочно нужна его помощь. Словно герой дешёвого ужастика, вооружившись камерой и кинжалом, подаренным учителем фехтования, я пошёл осматривать всю квартиру. Ванная и туалет почти не пострадали, на кухонном столе валялась недопитая бутылка «Black Label», несколько стаканов, точнее их осколков, усыпали пол кухни и прихожей. Кот сидел на подоконнике, вжавшись в окно — его миски тоже оказались раскиданы по кухне. Корм же был рассыпан по столешнице у плиты, словно дешёвые сухарики в студенческом общежитии. Холодильник потёк, оставив внушительную лужу на полу, несмотря на закрытые дверцы. Я прошёл в гостиную. Ей досталось меньше, но буянивший здесь проявил творческий подход. При входе оказались домашние тапочки, а рядом с ними — пара подушек, сброшенных с дивана. Перевёрнутый кухонный стул упирался ножками в стену. Пепельница, обычно стоявшая на письменном столе, находилась всё там же, только в опрокинутом виде, а все окурки были внутри. По обоям растекалась «Coca-Cola», оставленная женой несколько дней назад в стакане и уже заплесневевшая. Кстати, плесень зелёным пятном прилипла к обоям. Причудливым узором на ковре разместилась композиция из цветных карандашей, свечек и иконы. На диване, кресле и, конечно же, на полу валялись книги, вынутые с верхних полок. Удивлял больше не сам факт вразнобой вынутых из плотных высоко стоящих рядов книг, а их выбор: «Влюблённый дьявол» Жака Казота, собрание сочинений Гоголя, какой-то ведический травник и в центре всего этого в раскрытом виде был оставлен томик М. А. Булгакова — черновики к роману «Мастер и Маргарита», книжка называлась «Князь Тьмы». Я поднял книгу и расправил загнутую страницу на главе «Седьмое доказательство».

Было ясно, что в квартире никого больше нет. Лёшка ещё не пришёл, и я решил позвонить жене.

— Привет. Ты где?

— На работе, а где мне ещё быть?! — на фоне слышался шелест бумаги и трещание принтеров, — тебе чего надо?

— Ты дома сегодня была?

— Я же сказала, что остаюсь у мамы.

— Понятно. У нас дома погром.

— Опять? Как кот? Я его приеду заберу!

— Ну, не опять… такого не было. Ощущение, что кто-то отменно порезвился в квартире. Тут всё перевёрнуто. И, кстати, маму можешь не напрягать — я уже собрал вещи и съезжаю.

— Ага… Ну молодец, — она саркастично хмыкнула и повесила трубку.

Оставалась мысль, что это всё же она приезжала в моё отсутствие и дала выход своим эмоциям, хорошенько попсиховала. Но верил я в это с трудом. Правда, мог быть и ещё один вариант. Я быстро проверил все ящики — деньги и ценности оказались на месте, вся бытовая техника тоже. Значит, не взломщик. Эх, жаль, нет скрытой камеры дома… Хотя… ведь в каждом старом доме есть с ещё с совковых времён свои, конечно, не камеры, но крайне чуткие органы слежения — бабушки советской закалки, ВОХРы, те старушки, которые всегда знают, к кому, когда и сколько гостей приходит, ссорится ли молодая пара, знают, когда уезжает и возвращается из командировки муж у соседки сверху, сколько детей у соседа снизу, когда дни рождения у соседей на её этаже, а ещё готовы вспомнить имена, фамилии, отчества и прозвища чуть ли не всех знакомых, правда, могут забыть, куда положили ключи от квартиры или когда поставили чайник. Но зато они прекрасно помнят время начала всех передач по НТВ и сериалов по «второму каналу». Я вышел в подъезд и позвонил в дверь рядом. Из квартиры послышались шоркающие шаги, зазвенели цепочки и защёлки, тишина, сопение, затем дверь медленно приоткрылась.

— Саа… — соседку Светлану Михайловну мы про себя иначе как Сатанея Михайловна не называли, — Светлана Михайловна, здравствуйте!

— Здравствуйте, — вежливая пожилая ленинградка быстрыми острыми глазками осматривала подъезд.

— Мне тут помощь нужна. Кажется, у нас квартиру взломали сегодня. Вы, случайно, ничего не слышали? Может, какие-то странные звуки? Может, приходил кто-то?

— Как взломали? — она оживилась и немного выдвинулась вперёд, — что украли? Негодяи! Вы милицию вызвали?

— Ну… мне кажется, что взломали — в замке будто кто-то ковырялся. Но дома, вроде, ничего не забрали. Светлана Михайловна, — я повторил с небольшим нажимом, — скажите, пожалуйста, вы не слышали, никто сегодня не приходил? Может, Арина… она у меня, знаете ли, по растерянности иногда может не тем ключом долго проковыряться.

— Никого не было! Жена ж у тебя вчера уехала! А вы поссо-о-орились… Жаль, такая пара, такие ребята хорошие. Чего это вдруг-то, а? Ведь жили же душа в душу…

— Вы ж знаете, милые бранятся — только тешатся. Светлана Михайловна, значит, ничего необычного не слышали? Точно?

— Да точно! Точно! Что ж я, по-вашему, слежу тут за всеми?! — обиженная старушка ещё раз оглядела подъезд и резко захлопнула передо мной свою дверь.

Пришлось вернуться домой и начать убирать последствия погрома. Минут через пять пришёл Лёха и, негромко ругнувшись: «Твою ж медь!», взялся за веник и стал мне помогать. Вкратце я ему рассказал, что произошло. Он внимательно выслушал и после продолжительной паузы заключил, что это жена устроила спектакль, мол, пришла домой, увидела мои сумки и психанула. Мне было бы, наверное, легче принять такой вариант. Но не верилось как-то, особенно, после того, что я видел раньше в этой квартире.

Примерно через час, когда большую часть бардака мне удалось убрать, мусор был сметён со стёклами в мешки, а друг, сославшись на дела, ушёл, в замочной скважине послышался скрежет, и кот побежал встречать любимую хозяйку. Она прошла в спальню, скинула с себя верхнюю одежду, негромко хмыкнула, вероятно, увидев собранные вещи, прошла на кухню, молча достала из верхнего шкафчика стакан, а из сумки бутылочку «Coca-Cola», налила себе, села на стул, отпила и только потом тихо спросила: «Что произошло?». Я ей пересказал всё в красках, временами прерывая уборку, чтобы жестикулировать, а затем достал камеру и показал видео. Она сидела, поглаживая кота, уютно устроившегося у неё на коленях, и раз за разом пересматривала запись, а потом вдруг сказала: «Как же меня всё это достало! Как это бесит!». Затем последовали обвинения, приправленные отборным русским матом, в том, что эта чертовщина происходит из-за меня, что этот хвост тянется постоянно за мной, и, если бы не я, то она жила бы себе спокойно и никакого геморроя бы у неё не было. Она говорила и говорила, повышая тон и временами переходя на слёзные упрёки, её было уже не остановить — плотину прорвало, лавина уже обрушилась, я чувствовал, что девятый вал неминуем и что будет он уже скоро. Она сыпала колкими фразами, а я слушал молча, понимая, что ответить нечего. В заключении, уже чуть ли не рыдая, срываясь в крик, когда-то любимая мной девушка обвинила меня в том, что сейчас я веду себя как тряпка, а не мужчина, что бегу крысой и оставляю её одну среди этого дерьма.

— Я не хочу тебя больше видеть! Проваливай отсюда! Ненавижу! Не-на-вижуууу! — она уткнулась в ладони, её плечи затряслись, и она зарыдала.

Несколько минут я стоял и смотрел на этот спектакль, затем постарался как-то успокоить, прекратить женскую истерику, но в ответ лишь услышал новую порцию ругани. Арина поднялась и тяжёлым топающим шагом прошла в спальню, выволокла оттуда одну из моих сумок ко входной двери, повернула замок и, уткнувшись в пол, процедила сквозь зубы: «Вон! Вали! И чтоб тебя больше не было здесь!». Оставлять её в таком состоянии мне не хотелось, но на любые мои попытки, какие-либо действия в её сторону, она начинала отбиваться, дёргаться и реветь ещё сильнее, как обиженный ребёнок. Я надел куртку, обулся, взял сумку и открыл дверь.

— Завтра днём заеду за остальными вещами. Извини, что…

— Проваливай, — всхлипывая, повторила она.

И я вышел. На улице моросил мелкий дождь, ветер привычно качал фонари и провода, по дороге громыхал старый трамвай, несколько человек жались от холода под козырьком автобусной остановки, машины с шумом рассекали глубокие лужи, а я стоял в промокших ботинках и рассеянно смотрел в пустоту. Нужно было куда-то идти, где-то переночевать, отдохнуть, чтобы потом понять, как быть дальше, а лучше бы даже напиться, но не было сил ни на что. Через какое-то время, собравшись с силами, я достал телефон и позвонил в очередной раз за сегодня Лёшке, спросил, можно ли у него переночевать, и, зайдя в соседний ларёк за бутылкой «Белой берёзки», отправился к другу.

30 ноября, воскресенье

Почти четыре недели поисков, бесконечные поездки, просмотры и общение с риелторами наконец окончились, позволив мне сменить соседство с верным товарищем на тишину в старенькой однушке на окраине города. Казалось бы, кругом столько людей, ищущих арендаторов, столько ресурсов в интернете, но найти скромную квартирку не так-то легко. Одни агенты норовят накрутить цену, другие — тянут время, чтобы клиент, отчаявшись, согласился бы на более дорогое жильё. А попадаются и агентства-однодневки, берущие небольшую плату до заключения сделки за обещание клиенту встречи с хозяином подходящей квартиры, на деле же оформляя договор услуг информирования, который мало кто читает. В результате на встречу никто не приходит, клиент остаётся без денег, без жилья и с сообщением на телефоне о том, что квартиру уже сдали. Стандартный развод по-питерски. И вот я всё же миновал эти круги ада, переехав в новые стены. Позже, когда скоплю денег для покупки собственной квартиры, мне, несомненно, предстоит вновь столкнуться со всем этим в ещё большем формате, но пока можно отдохнуть.

Переехал я быстро, осталось только забрать книги и кое-что из крупных вещей, за которыми до сих пор так и не заехал. Через неделю после моего ухода жена позвонила и стальным голосом попросила развода, а ещё через неделю мы подали документы. Так что, дней через десять встретимся с ней в ЗАГСе, а потом, видимо, я и заеду за остатками вещей.

Зима пришла рано, и противный снег с дождём стал нагнетать тоску ещё больше. С момента переезда я каждый день пью. Возвращаюсь с работы, сажусь в кресло, накрываю очередной газетой из почтового ящика табуретку, достаю привычную бутылку ливизовской и пью, уставившись в кино на экране телевизора или ноутбука. Комната прокурена насквозь, но мне плевать. Ощущение, словно что-то оторвали, отрезали, ампутировали часть тела. Мы жили вместе продолжительное время, а теперь этого нет. И на душе паршиво, мерзко от собственной слабости, а оттого больше хочется пить. Друзья говорят, она сейчас сидит на антидепрессантах и жалуется, будто я захожу временами к ней домой, хотя такое бы мне даже и в голову не пришло, да и ключи от той квартиры я почти сразу передал через Аньку, её подругу. Правда, может, там продолжается всё та же чертовщина. По крайней мере, от меня эта гадость не отстала — даже здесь шаги по комнате и кухне звучат каждую ночь, кран в ванной живёт своей жизнью, устраивая ночные капели, а к произвольно мигающей и гаснущей лампочке на кухне я уже привык, даже начал разговаривать с ней. Возможно, это крыша едет, но мне всё равно. Прежний страх почти пропал. Вообще. Взять хотя бы прошлую пятницу.

Закончив работу, мы с напарником привычно достали из кабинета Петра Ефимыча припрятанную баклажку. Вообще, каждый месяц к нам на ТЭЦ заезжает автоцистерна с завода «Ливиз», и со всех цехов мужики бегут к ней со своими бутылками и пятилитровыми канистрами. Цена смешная, всего полтинник за литр, это при том, что сейчас установили минималку в семьдесят рублей за пол-литра. Говорят, завод опять пытаются обанкротить, мужикам там давно нормально не платят, постоянно задерживают зарплату, вот они, видимо, и крутятся по-своему. Ну а наши и рады, набирают огромными объёмами — всё равно потом пригодится — выпить ли самим, обменять ли на сырьё или инструменты для левака или же сохранить на грядущий праздник. Вот мы и достали свою заначку. Вовка разлил по пластиковым стаканчикам, и мы разом выпили. Без всяких тостов и лишних слов. День был тяжёлый, рабочая неделя закончилась, вот и сели расслабиться. Из закуски оставались лишь на дне банки несколько солёных огурцов, но нас это не смущало. Разговор менял тему чуть ли не ежеминутно, и где-то через полчаса Вовка вдруг сказал:

— А, знаешь, я стрелять люблю!

Я крякнул, опрокинув очередные 50 г.

— Этой осенью каждые выходные оружие из рук не выпускал. Знаешь, это обалденное чувство, когда держишь в руках ствол, когда выбираешь цель, медленно наводишь… — он пристально посмотрел мне в глаза и добавил, — не, серьёзно! сейчас, погоди.

Недолго пошарив у себя в сумке, мой напарник, икая, достал револьвер и какую-то зелёную корочку.

— Во, смотри! — он ткнул мне в нос бумажкой, — охотничий билет. Ви-ик-идишь?

— Ну и? Не думал, что ты заядлый охотник. Ну а какого лешего ты таскаешь с собой оружие? У тебя разрешение на ношение-то есть?

— Да ты что, ик! — дурак? Это и есть главное разрешение! С билетом и хранить, и носить можно. И стрелять, конечно. Эх, ты… А теперь гля-и-ди, — Вовка, продолжая икать, вставил в барабан пару патронов, вытянул руку и направил ствол на горевший перед нами фонарь. — Спорим, попаду?

— Да верю, верю…

— Э… — покосился он на меня, — не вери-и-ишь ты, брат. А я тебе докажу!

И он выстрелил. Первая пуля отрекошетила куда-то от щита на стене, а вторая попала в цель, и в цеху стало темнее.

— На, подержи, — он сунул мне в руки увесистое оружие и гордо добавил, — «Смит и Вессон 500». С таки-и-им и медведь не страшен. Ну что, попробуй! Да не бойся! Что, не хочешь?

Видно было, что Вовка завёлся — лицо ещё сильнее побагровело и глаза загорелись каким-то дьявольским огнём. Наконец он перестал икать.

— Ты мужик? А? Давай проверим!

Я смотрел на него, не понимая, что взбрело в эту пьяную голову. Вовка достал картонную коробку, открыл её, взял один патрон и покрутил его у меня перед носом — мол, вон, гляди, какой красавец. Затем он вынул барабан из револьвера, аккуратно вставил пулю и, хитро улыбнувшись, быстрым движением руки вернул барабан на место, одновременно заставив его несколько раз прокрутиться, потом взвёл курок и предложил:

— А давай сыграем в русскую рулетку, а? — Вовка приставил дуло к моему левому виску, прикосновение холодного металла вызвало необычные эмоции, напарник как-то жутко улыбался, — или ты боишься? А… боишься, да… страшно? Что, мужик или нет, а? Ну, давай, давай, чего ты? Ну?!

Странное ощущение рождалось в груди, сердце заколотилось быстрее, я почувствовал дрожь в руках, на лбу выступил холодный пот, захотелось прекратить эту дурацкую клоунаду, и я подумал, что надо бы потянуться рукой к револьверу и отвести его в сторону, но с другой стороны было как-то всё равно. В голове пронеслось: «Будь как будет. Может, так оно и лучше. Достало уже всё…». В этот момент раздался щелчок — Вовка спустил курок. Ничего не произошло, оружие не выстрелило, но я зажмурил глаза и поморщился. По спине пробежали мурашки. Хотелось громко выругаться, но в горле пересохло.

Теперь ствол упёрся в правый висок напарника. Он ненадолго взглянул мне в глаза, ухмыльнулся, мол, да, страшно, и вновь нажал на курок. И снова только щелчок. Он молча навёл ствол на очередную лампочку и вновь спустил курок. Раздался оглушительный выстрел. Вовка довольно крякнул, налил водки и протянул мне стакан.

— Идиот, — единственное, что я смог ему ответить.

После такого о чертовщине уже как-то и не думается. Да и пёс с ней! Может, получится наконец забыться и вообще перестать обращать на всю эту дрянь внимание.

Тетрадь вторая. Осознанные сновидения

9 октября, пятница

Весьма забавно, но почти каждую ночь теперь я стал ощущать во сне присутствие какого-то незримого наблюдателя. Иногда он что-то комментирует, иногда подсказывает, как лучше выполнить задуманное, но в большинстве случаев просто молчит и смотрит, оставаясь где-то в стороне. Это немного раздражает, ведь, если раньше сны были чем-то личным, то теперь я понимаю, что там я не один. Крайне дурацкое ощущение, будто за тобой подглядывают. И от этого хочется всё прекратить. Правда, я чувствую, что никаких неприятностей от него можно не ждать. Более того, он какой-то свой, что ли… родной…

Началось всё не так давно, месяца полтора назад. Я загорелся желанием освоить осознанные сны. Необычные видения, будто пересекающиеся с другими реальностями, у меня стали накапливаться в большом количестве ещё с детства. Я был уверен, что в этом что-то есть, что подобного рода вещи можно использовать. Попытки «заказывать» себе сон или же вспоминать, что я сплю, оказывались безрезультатными раз за разом, несмотря на то, что кругом множились упоминания о людях, практикующих подобные вещи. Я был уверен, что должно существовать нечто, стимулирующее появление нужных мне состояний. Поиски в интернете привели к статьям о нескольких растениях, так называемых энтеогенах. Их использовали ранее шаманы мексиканских и африканских племён для входа в другую реальность и общения с духами. Насколько я понял, это не наркотик, а потому решил задуматься над поиском двух из них: калея закатечичи и смолёвка капская, она же африканский корень сновидений. Я надеялся, что получится добиться состояния как в самый первый раз. До сих пор отчётливо помню этот случай.

Мне было лет двенадцать. Тогда по глупости, своей ли, докторов ли, которые лечили меня от ОРЗ, за несколько часов я выпил суточную норму антибиотиков и, естественно, получил еле живую печень и букет проблем с ЖКТ. Мне пришлось изрядно помучиться и пострадать от болей в животе, волнами наступавших с завидным постоянством. В одну из ночей, когда, как впоследствии выяснилось, печень решила отказать, я увидел интересный и необычный сон. Впрочем, сейчас до сих пор не уверен, сон ли был это. Среди ночи я почувствовал резкую, но короткую боль в правом боку чуть ниже рёбер, словно что-то разорвалось, будто лопнули шарик. Я с силой дёрнулся, по привычке согнувшись пополам, приподняв туловище над постелью. Хотелось зажмуриться от боли и обхватить руками колени, но я с удивлением обнаружил, что боль исчезла, а движение не прекратилось: я медленно поднимался, отрывая от кровати плечи, спину, поясницу. Ощущалась непонятная лёгкость, и я без боли и затруднения поднимался и вот уже почти встал вертикально на кровати. Матрас не проминался, и я, удивившись, опустил глаза и увидел, что вовсе не стою на кровати, а нахожусь в воздухе и при этом поднимаюсь всё выше и выше. Но самое странное, моё тело оставалось лежать в постели, словно и не просыпалось.

Преодолевая каждый новый метр высоты, я с недоумением глядел на стены комнаты, потолок, ставший полом квартиры сверху, на соседей, мирно спавших, на новую перспективу всего дома, и при этом совершенно равнодушен был к собственному телу, остававшемуся неподвижно лежать на мятой постели. Было стойкое ощущение, что наверх меня тянет что-то вроде лифта, в котором, кстати, есть ещё кто-то. Двое. Я слышал, что они что-то обсуждают и даже спорят, но не вслушивался в слова, а с любопытством смотрел на открывающиеся виды. Город с высоты птичьего полёта произвёл на меня, двенадцатилетнего мальчишку, сильное впечатление. Постепенно крыши домов уменьшились, широкие дороги превратились в тонкую коричнево-серую паутину, поля за городом стали казаться бархатными аккуратно разлинованными квадратами, и я поднял голову. Мы уже больше не поднимались. Вокруг раскинулось бесконечное лазурное поле — невероятно, но небо было полем или лугом! Я почувствовал, что за спиной что-то есть, и развернулся. Теперь справа от меня стояли колоссальных размеров ворота, они были настолько огромны, что я не видел стен, которые должны идти по обе стороны от них. Поистине невероятное сооружение вызывало трепет. Слева же, чуть поодаль, разверзлась бездна, мрачная, и гнетущая. Мрак скорее ощущался, а не был видим глазами. Из этой пропасти доносились одновременно леденящий холод, невероятный жар и смешанный гул. Мне захотелось как можно скорее отвернуться от такого зрелища.

Было тихо и спокойно, я ощущал какую-то ровность. Только теперь я разглядел двоих спутников, до сих пор продолжавших увлечённо о чём-то спорить. Двое мужчин неопределённого возраста стояли по обе стороны от меня, почти вплотную. На каждом была надета — в голове чётко обозначилось слово — «тога». Один, стоявший ближе к воротам, имел чистую и безукоризненно белую одежду, второй же прикрывался заношенной льняной чуть ли не тряпкой, походившей более на мешковину. Мои спутники стояли спокойно, уверенно и как-то, пожалуй, даже смиренно. И вот теперь я решил вслушаться в их диалог. Вероятно, они это заметили, и одновременно с услышанной фразой «пускай ещё там побудет» я рухнул вниз. Само падение не запомнилось, но вот сразу после него я подпрыгнул на кровати, мгновенно сел, поджав ноги, и стал ощупывать себя, тяжело дыша, словно после долгого забега или внезапного прыжка с высоты.

И вот, в начале сентября мы на двоих с товарищем, Егором, заказали упаковку калеи или, как он её назвал, чудо-травы. Уже на следующий день курьер привёз запечатанный бумажный пакет, на котором было просто написано «чай». Вечером пришёл товарищ, и мы заварил эти сушёные листья именно как чай, травяной сбор. Пожалуй, ничего более противного и горького по вкусу я в жизни не пробовал. Да и вряд ли найду. Треть чашки этой гадости я выпил через тошноту. Друг же спокойнее к этому отнёсся. Первая мысль была, что такая редкостная горькая дрянь должна как минимум всяких внутренних паразитов вывести, если они там есть, конечно.

Поначалу результата не было никакого. Я читал, что для хорошего эффекта нужно дождаться, пока вещества этого растения накопятся в организме до определённого уровня, т. е. надо пропить такой чай неделю хотя бы. И мы пили. Постепенно сны стали отличаться от обычных — настолько яркие и гиперреалистичные, что аж дух захватывало.

А вот недели через полторы начались странные вещи. Было утро, когда мне даже казалось, будто я и не спал вовсе, а всю ночь делал то одно, то другое, бегал по разным бытовым делам, и только понимание того, что дел слишком уж много для одной ночи, заставляло думать о реалистичных снах. И тогда словно стирались границы миров, а это действительно необычно! Егор же говорил, что у него со снами вообще ничего не изменилось. Но засыпать стало проще, из головы вечером уходило много лишнего, а днём — напротив, становилось легче сконцентрироваться и собраться с мыслями.

Ещё через несколько дней у меня закрутилась дьявольщина какая-то, иначе и не назвать. По ночам появился необоснованный страх, какие-то видения стали преследовать. В комнате темно, на последний этаж мало света попадает с улицы, но среди ночи какие-то пятна полутеней бегали по стенам. Было похоже на отблески от фар автомобилей. Хотя, какие фары на девятом-то этаже?

А ещё чуть позже мне пришлось натерпеться страху сполна. Под утро я проснулся от странного сквозняка прямо в лицо. Окна и двери ночью у меня закрыты, так что дуть не должно ниоткуда. Поначалу я лишь поморщился и захотел отвернуться, но что-то прерывисто дуло в лицо, воздух прохладный, но спёртый. Я всё же приоткрыл глаза и тут же вытаращился и мгновенно проснулся. Последнюю пелену сонного дурмана сорвало в одну секунду — надо мной буквально в полуметре висела огромная косматая полупрозрачная чья-то голова! И сверху смотрело не лицо, а жуткая рожа, полузвериная морда. Рот из злобной ухмылки временами расплывался в широкую… нет, улыбкой это назвать язык не поворачивается, но это было что-то вроде улыбки. И именно в эти моменты на меня обрушивался новый поток этой холодной спёртости. Хотелось кричать, но смысла в этом не было — никто бы всё равно не пришёл. Мне с трудом удалось собраться с силами и приподняться с постели, тогда я что есть мочи дёрнул рукой с растопыренными пальцами, стараясь отмахнуться от жуткого видения, но морда легко отплыла в сторону и с нового места продолжила таращиться на меня. Руки едва слушались, и прошло долгих мучительных секунд десять, прежде чем я смог повторить попытку. На этот раз призрак отскочил в противоположную часть комнаты и завис в углу под потолком, всё так же таращась на меня. Бурые клоки шерсти скатались и слиплись с грязью, что придавало полупрозрачной голове более мерзкий вид. Её глаза иногда вспыхивали бело-жёлтыми огнями, и тогда по стенам начинали бегать странные тени. Ещё какое-то время видение провисело там, а затем внезапно и резко рвануло в мою сторону. В то же мгновение я отключился. Утром тревожное состояние не покидало меня ни на минуту, и я был счастлив скорее собраться и убежать на работу.

Мои кошмары продолжались ещё долго. Каждый вечер, стоило лишь прикрыть глаза, начинало казаться, что морда вновь висит надо мной. В другой раз я видел у стены напротив огромную грязную обезьяну, нечто среднее между человеком и гориллой: бурые космы слипшейся шерсти, тяжёлый мутный взгляд исподлобья, а в передних лапах, как в руках, была длинная палка с набалдашником — этакий фантастический стражник. Чудовище смотрело на меня, пока я просыпался, а затем просто растворилось в стене.

Странно, что у Егора всё было замечательно. На него это растение подействовало успокаивающе, и он, если верить его словам, стал более размеренным и спокойным, и, вместе с тем, собранным. Возможно, это связано с тем, что друг мой вегетарианец, а я ем много мяса и рыбы, хотя в некоторых статьях говорилось о необходимости убрать животный белок из рациона, прежде чем начать употреблять калею.

Затем была неделя относительного спокойствия. Спать проще не стало, но тревожность постепенно рассеивалась. Ночные шорохи и всполохи света и тени всё так же преследовали меня. Вообще, слишком нервным я стал за то время: на работе срывался на коллег, поссорился с друзьями, всё крайне раздражало, и эти видения ещё… Так что я ограничил себя во всём и просто смотрел кино и валялся на диване в свободное время.

И вот, примерно через пару недель после того, как калея закончилась, я внезапно оказался в управляемом сновидении. Это было в середине сюжета, когда уже происходило какое-то действие. Я резко остановился и, бросив прежнее занятие, решил оторваться от земли. Казалось, для этого нужно лишь подпрыгнуть, но ничего не вышло. Внезапно где-то рядом раздался голос, тихий, спокойный, сухой и уверенный. Голос объяснял, что нужно очень быстро разбежаться на месте и зачерпывая воздух, пойти по нему, как ящерица василиск по воде. Я проигнорировал. Через несколько минут он настойчиво повторил свои слова. Наконец, мне стало любопытно и захотелось попробовать.

— Беги. Быстрее! Ноги высоко не отрывай от земли. Перебирай ими быстро и мелко, широко не размахивай, — голос продолжал менторским тоном звучать где-то рядом. — А теперь слегка подпрыгни, продолжая перебирать ногами, и беги вперёд. Беги!

Я последовал совету и на какое-то время оторвался от земли, начав передвигаться по воздуху, но затем вновь опустился вниз.

— Повтори снова!

— Кто это? Кто ты? — любопытство брало верх, и мне хотелось узнать, откуда доносится этот голос и кому он принадлежит.

— Повторяй снова. Мелко и быстро перебирай, но…

— Кто ты? Что за ерунда? Зачем эта скрытность?

Голоса больше не было. Я понимал, что сплю, чувствовал, что могу что-то менять в сновидении, но определить, чей это был голос, не мог. Казалось, он звучал извне и не относился к самому сну.

Нелепый этот момент захотелось отмести в сторону, и я, как прежде в детских своих снах, разбежался по земле, зажмурив глаза, и стал подпрыгивать. Выглядело это, пожалуй, глупо, но после очередной попытки мне удалось подняться вверх и почувствовать знакомый поток воздуха под животом. Открыв глаза, я увидел, что нахожусь уже не в прежнем месте, а во дворе, где играл в детстве, у дома своих родителей. Приятное чувство полёта прервалось фразой знакомого голоса: «Это только глупости и сон. Повторяй снова! Учись!».

После этих слов всё вокруг стало обыкновенным сном, и я в нём растворился и забылся. Яркое впечатление стало постепенно вытеснять прежнюю тревогу, и в течение дня мне уже было проще и легче. Наверное, и в самом деле нужно больше спать и меньше думать, чаще забываться.

С той ночи и участились сновидения, в которых кто-то регулярно меня чему-то учил. И если физические упражнения во снах могли оказаться подсмотренными где-то краем глаза, либо как-то всплыть из подсознания, выстроиться на основе прочитанной фантастики, то участие в различных ритуалах, обрядах, и даже чтение каких-то древних книг, написанных «чертами и резами», объяснить мне уже сложно.

14 октября, среда

Неожиданные выходные, миниатюрный отпуск, позволили мне хорошенько отдохнуть. Вот уже почти неделю я ничем не занимался, забросив тренировки в спортзале, не думая о сновидениях, перестав себе готовить и прервав общение со всеми. Большую часть времени теперь я провожу лёжа на диване и пересматривая старые фильмы. Все сумбурные мысли, рассуждения, вся информация, бесконечно поглощаемая из книг и СМИ, всё это море бессмысленной чепухи, оседающей в голове после клишёных бесед, — всё это настолько засоряет голову, забивает чердак, что и жить-то не хочется. Сейчас, когда мне удалось часть этого мусора выветрить, валяясь тюленем на диване, всё стало как будто проще и легче, спокойнее. Кто-то говорил про важность баланса в жизни. Конечно, именно это и нужно — ни в коем случае нельзя перебарщивать с напряжением и работой над чем бы то ни было. А что касается осознанных сновидений, то здесь, пожалуй, стоит быть осторожнее. Мне уж точно. А не то, гляди, можно и совсем свихнуться. Надеюсь, подобных галлюцинаций больше не приведётся наблюдать.

Впрочем, с другой стороны, опыт довольно интересный. Раньше я думал, будто призраки и духи — плод работы нашего мозга, направленного на страх. Мы боимся всякого разного, и страх рассеивается. Когда нас пугает что-то конкретное, импульсы, посылаемые нашим мозгом, концентрируются на этом. К примеру, если человек боится огромных собак, то на этих собаках всё и будет собираться, пока человек этот не встретится с огромным и страшным псом. Если же бояться чего-то несуществующего, в отсутствии чего все вокруг абсолютно уверены, то страх в виде волн, посылаемых нашим мозгом, группируется на некой абстрактной модели, по сути, ни на чём, на пустом месте. И набирается оно так до того момента, пока концентрации и сил этих импульсов не станет достаточно для материализации. Тогда вот наш страх и становится видимым глазу, представ в обличье, наиболее пугающем конкретного человека.

Такая идея сформировалась у меня довольно давно, ещё в детстве, когда я боялся темноты, всякой нечисти и иже с ним. Поднимаясь домой по тёмному подъезду, где регулярно местная шпана выкручивала или разбивала лампочки, я буквально съёживался от страха. В такие моменты друзья любили подшучивать надо мной, подливая масла в огонь и рассказывая всякие страшилки. Я же старался избегать подобных разговоров и силился прекращать их фразами вроде «Тише, Миша, тише. Хватит уже». Всё это повторялось регулярно, пока однажды я не очнулся среди ночи от холодной тяжести на правом плече. Ещё не понимая, что происходит, я перевернулся с левого на правый бок, но тут же свалился на пол и сел, упершись спиной в кровать. Передо мной стояло в длинном балахоне полупрозрачное нечто. Его рука медленно двигалась от меня с того момента, как я упал. Призрак висел рядом и смотрел на меня. Я чувствовал это, хоть и лица, и глаз его было не видно под капюшоном. Мне хотелось кричать и звать на помощь родителей, но голос пропал, и я лишь беззвучно открывал рот и глотал воздух, как утопающий воду. Моё страшное видение продолжало висеть на расстоянии вытянутой руки, и в момент очередной моей попытки закричать с его стороны донёсся мой же голос: «Тише, Миша, тише!». После этого я зажмурился и тотчас провалился в пустоту. Некоторое время спустя, открыв глаза и поняв, что видение исчезло, я кое-как забрался в постель и, укрывшись с головой одеялом, уснул глубоким сном.

С тех пор я был уверен, что все истории о призраках имеют схожую природу. Но теперь, когда мой усталый мозг устроил подобное представление с шумами и видениями совершенно непонятных образов, сомнения стали подтачивать теорию. Как минимум, такие галлюцинации росли совершенно на другой почве. Что ж, нужно будет себя держать в таком состоянии, чтобы не позволить воображению вновь играть со мной этих шуток.

21 октября, среда

Интересно как бывает: вот только я решил покончить с неудачным экспериментом, погрузился в тюлений отдых, как вдруг наткнулся на рассказ известного рок-музыканта об осознанных сновидениях.

Это была запись одной из его открытых лекций. Там говорилось о различных видах тренировок разума, тела, духа. И если для тела он приводил множество упражнений, таких как йога, то вот для разума приводил лишь практику осознанного сновидения. А это, как было справедливо замечено, не совсем честно, ведь, где-то треть жизни мы проводим во сне, и очень часто даже предположить не можем, что там происходит.

Можно представить, что выглядит это примерно следующим образом. Живёт себе человек, скажем, Вася, занимается своими делами, строит какие-то цели, планы, сталкивается с разными задачами в течение дня. Вечером он приходит домой и идёт спать. И как только Вася закрывает глаза, где-то совершенно другой человек, например, Коля, просыпается и начинает заниматься своими делами. А затем наоборот. И так раз за разом они сменяют друг друга, возможно, даже не подозревая друг о друге. Они, как соседи на коммунальной кухне, практически не пересекаются друг с другом: первый засыпает — второй начинает действовать, первый просыпается — второй куда-то исчезает. И при этом они как части одного существа, которые нуждаются друг в друге, нуждаются в том, чтобы стать одним. Это своего рода доктор Джекилл и мистер Хайд.

С одной стороны, мысль не нова, в мифах и сказках так даже оборотней описывали иногда. С другой — какими бы словами мы не назвали этих двоих — сознание и подсознание, ум и разум, и пр., и пр., — это части одного и того же существа, и, конечно, существу этому важно, чтоб его части были в гармонии друг с другом. Единственное, на что в лекции особенно обращалось внимание — осознанное сновидение сейчас является практикой относительно новой и не отработанной, поэтому применять ее надо очень и очень осторожно. Что же касается способов начать её, упоминались техники некоего американского исследователя М.

Такая идея меня заинтересовала, и я решил поискать в интернете всё, что может быть с этим связано. Оказалось, М. довольно известен, и на его сайте достаточно подробно расписаны различные практики для вхождения в состояние осознанного сновидения. Он считает, что это четвёртое базовое состояние мозга человека. Первые три: бодрствование, фаза быстрого и фаза медленного сна. Поэтому и назвал он это явление третьей фазой. Исследователь придерживается мнения, что данное состояние — естественный продукт эволюции сознания, а с развитием самого человечества мы открываем постепенно для себя новые пространства: сознание, подсознание, теперь вот это. Иными словами, нашему сознанию уже не хватает места в бодрствовании, так что оно и дальше завоёвывает наш мозг. Вероятно, в будущем человеку осознанное существование попеременно в бодрствовании и в сновидении станет настолько же привычным, как сейчас только в бодрствовании.

С другой стороны, существует возможность влияния огромных изменений в современной культуре, связанных с появлением СМИ и вообще перегруженностью информацией в наш век активного научно-технического прогресса. Невероятные потоки информации, в сотни раз превышающие те, что были каких-то пару веков назад, беспрерывно нагружают наше сознание. В большинстве случаев даже система образования не успевает следовать за развитием современных технологий, что уж говорить о нашем сознании, тысячелетиями существовавшем без перегрузок. Очевидно, наших ресурсов стало не хватать, и теперь бедному сознанию некуда деваться, и оно выплёскивается за свои границы, занимая те области, в которых ему не следовало бы быть. И если раньше выход его в области сна происходил редко и в исключительных случаях, то сейчас наблюдается массовость. Как сказал автор идеи, похоже, сейчас мы на переломном этапе новой эры, где идёт закрепление нового состояния сознания и мозга, что стало закономерным последствием эволюции. А это значит, что пройдёт ещё немного времени, и мы начнём существовать одновременно в двух реальностях. И вот тогда упомянутые Вася и Коля будут знать друг о друге и даже помогать друг другу, выполняя какие-то необходимые задачи.

Правда, существует противоположная мысль, которую разделяют в основном эзотерики. Согласно ей, способность эта ранее была естественной, а сейчас постепенно пропадает, поскольку мозг перегружается другими совершенно ненужными вещами. Как пример можно указать, что детям проще видеть осознанные сны.

Так или иначе, возможность подобных опытов является фактом, доказанным и исследуемым. Этого мне хватило для нового рывка, и я решил для начала опробовать алгоритм, изложенный данным исследователем. Практика сводится к тому, чтобы в момент пробуждения вспомнить о своём намерении и, оставаясь неподвижным, начать выполнять заранее определённые действия. По сути, их три типа: визуализация некоторого образа, прислушивание к звукам, доносящимся скорее из области сна, ну и фантомные кинестетические ощущения. Если что-то не получается, необходимо переключиться на другой способ, и так по кругу. Итогом должен стать как бы выход из тела. Ну и важно оставаться в состоянии полусна.

Память о кошмарах всё ещё свежа, но желание экспериментировать гораздо сильнее. Рано или поздно я бы всё равно к этому пришёл, а раз уж знания сами сейчас попали ко мне, то имеет смысл попробовать. Тем более, подобный подход перекликается с учением доктора Коннигвассера из рассказа «Unready to Wear», что мне так понравился в детстве. И ведь ещё тогда мальчишкой я мечтал однажды научиться так же выходить из тела, стать, как там такие люди назывались, амфибией. Ну вот теперь, кажется, старая фантастика обретает своё воплощение. Интересно, думал ли тогда, в начале пятидесятых, Курт Воннегут, что угадывает реальное будущее?

24 октября, суббота

Несколько дней мне ничего не удавалось, и я либо забывал об этом и начинал сразу же двигаться, либо затягивал с повторением практик.

В очередной раз я проснулся и уже на автомате стал повторять знакомые упражнения. Это было почти рефлекторно. Раскачивание правой руки — не получилось. Затем попытки словно бы сесть — и тоже ничего. Вращения вправо и влево — это мне понравилось, и я стал прикладывать чуть больше сил. Казалось, что тонкая грань вот-вот лопнет, и что-то произойдёт. Я вращался всё быстрее и быстрее, будто кто-то раскатывал меня как тесто. В итоге я понял, что раскачиваюсь уже физически, а не только своим представлением, и, находясь в крайнем положении на левом боку, расстроился и решил плюнуть на это дело. По инерции меня повернуло на правый бок, но, поскольку я решил перестать раскачиваться, из крайней правой точки не вернулся обратно, а перекатился дальше и упал с кровати. Я ругнулся на себя за эту неосторожную глупость и начал аккуратно подниматься с пола, чтобы забраться под одеяло.

В комнате было темно, и потому, хоть глаза я и открыл, но ещё не освоился и почти ничего не видел. Упал я лицом вниз, так что подниматься пришлось, уперевшись руками в пол. Ещё не разогнув локти, я заметил некоторую странность: сантиметрах в тридцати от кровати стоял шкаф, и, хоть он и не глубокий, всего полметра, я должен был удариться об него головой, это как минимум. Чтобы упасть и не задеть его, мне пришлось бы либо втиснуться в эту тридцатисантиметровую щель, либо изначально лежать на кровати гораздо ниже, но тогда бы у меня ноги свешивались, а я помню, что лежал на кровати целиком. Дальше бросилось во внимание, что ковёр очень мягкий, и пальцы ощущают каждую ворсинку. Глаза привыкли к темноте, и теперь становилось видно всё вокруг. Комната казалась больше. Я приподнялся ещё немного, чтобы осмотреться и понять, отчего случилась такая странная иллюзия, но в этот момент увидел справа в постели спокойно лежащего на спине себя. Мне стало очень страшно, и я почувствовал, как что-то в области живота, чуть ниже пупка, схватилось и натянулось как струны. В тот же момент я ощутил себя лежащим на спине в своей собственной постели. Сердце бешено колотилось, я пытался отдышаться как после кошмара, при этом непонятный страх не проходил. Прошло минут десять, прежде чем я успокоился и уснул.

19 июля, понедельник

И вновь я возвращаюсь к своим записям, к дневнику осознанных сновидений. С последнего сколько-то удачного опыта прошло уже около года. Я после того случая время от времени пытался повторить опыт, но это так и не удавалось. Казалось, виной тому страх. Но однажды, когда память о нём сотрётся, всё же получится выбраться в третью фазу. И я не оставлял попыток, продолжая работать над собой в различных направлениях.

Наконец прошлой ночью мне удалось всё же преодолеть барьер и намеренно войти в осознанное сновидение или, как говорит М., выйти из тела. Я за это время много читал и узнавал о подобных практиках у разных людей. Часто натыкался на предложение смотреть на руки, находить их во сне. Так же кто-то советовал задавать себе регулярно вопрос: «А сейчас я сплю или нет?» Были и другие советы. Но все соглашались в том, что нужно быть одновременно и отрешённым, и сосредоточенным, обладать самоконтролем. Всё, на чём в таком сне долго фокусируется зрение или внимание, начинает меняться. Но при этом, если потерять сосредоточенность, пропадёт управление происходящим, и всё это может превратиться в обычный сон.

И вот мне удалось собрать воедино всё вместе. Этой ночью я проснулся и как обычно стал повторять практики выхода, через несколько циклов в голове всё смешалось, и я дёрнулся, чтобы встать. Мне снова показалось, что ничего не вышло, и я решил пойти на кухню выпить воды, но, подойдя к двери, всё же взглянул на руки — мало ли, вдруг получилось. Тогда я опустил глаза и развернул ладони к лицу. В ночном сумраке комнаты тяжело было что-то разглядеть, но вдруг форма ладоней приняла ясные очертания, и мне стало видно даже линии на руках. Я вглядывался, и руки становились всё более чёткими, а затем резкость пропала, словно перекрутили объектив проектора. Теперь руки были расплывчатыми. Я резко перевёл взгляд на дверь и начал бегать расфокусированным взглядом по двери, ручке и стенам вокруг. Судя по эффекту, я был в сновидении. Но сомнения не прекращались, а потому мозг яростно требовал ещё доказательств.

Мне уже доводилось читать, что такое состояние длится недолго, и в то же время упускать шанс не хотелось. Вспомнился фильм «Матрица», и тогда я сделал шаг к двери и медленно потянулся к ней рукой. Я прижал ладонь к её поверхности и ощутил её прохладу, гладкость краски и неровности рельефа. Закрыв глаза, выдохнул и потянулся рукой вперёд, но пальцы не встретили сопротивления, и, открыв глаза, я увидел, что кисть медленно проходит сквозь дверь. Это однозначно был сон, но сон, в котором я всё осознавал и отдавал себе отчёт в действиях. Я прислушался — соседи за дверью прошли к себе. Волнение начало захлёстывать меня, и, чтобы не терять времени, я пригнулся и шагнул сквозь дверь. Уже в завершении шага, когда голова повернулась в сторону комнаты, взгляд упал на постель, где я увидел спящего себя. Мгновенно что-то рвануло меня обратно, и я почувствовал, что лежу на животе под одеялом, уткнувшись лицом в подушку. На этот раз страха не было, и единственным чувством оказалось разочарование в быстром завершении опыта. Мне хотелось скорейшего продолжения.

Понимая, что тело ещё не двигалось, я решил повторить практику выхода в третью фазу. Теперь движения руками мне понравились больше, и я стал ими как бы махать, пока не понял, что в один момент чуть ли не хлопнул в ладоши, это при том-то, что оставался лежать на животе. Однозначно, в привычном мире хлопать в ладоши сквозь матрас и кровать не естественно. А это означало, что я снова нахожусь в сновидении. Осторожно поднявшись, я опять добрался до двери и вышел сквозь неё в прихожую. На стене висело зеркало, и мне стало любопытно, каково это — смотреть в зеркало во сне. Я подошёл к нему. Расстояния и размеры в этот раз тоже несколько отличались от тех, что я наблюдал при бодрствовании. Отражение в зеркале не помещалось целиком, мне это показалось неправильным, и с мыслью «пора раздвигать свои рамки» я просунул руки в края зеркала и растянул их сначала по горизонтали, а затем по вертикали. Такой вид уже меня устраивал. Но в этот момент я приостановился и подумал, что во сне-то можно раздвинуть рамки для своего отражения, а вот в состоянии бодрствования надо бы вспомнить и поработать с таким же подходом над расширением границ своего «Я». Фокусы с дверью и зеркалом понравились, но мне было интересно, что ещё можно сделать.

Добравшись до кухни, я огляделся по сторонам и не нашёл ничего интересного или сколько-нибудь отличающегося от привычного по виду. Тогда я подошёл к окну и загорелся желанием выбраться на улицу. Несмотря на ночь, в третьей фазе или состоянии осознанного сновидения зрение позволяло видеть всё как днём. Я взялся повторить трюк с дверью, но уже на окне. Вид на тихую ночную улицу заставил меня замешкаться и отвлечься. В результате я сорвался и полетел на землю. Падение оказалось не жёстким, поскольку очутился я вновь в постели. Первым моим желанием было хорошенько выругаться вслух и хлопнуть рукой себя по ноге. Но и в этот раз я вовремя вспомнил, что до первого движения можно попробовать вернуться обратно. Я лежал и слушал тишину. Постепенно из ватной глухой ночи стали доноситься шуршания веток, затем послышалось трепыхание крыльев пролетавшей мимо птицы, прогудела проезжавшая машина, где-то рядом хрустнула ветка. Я открыл глаза. Это ни с чем несравнимое удовольствие — я стоял на земле, на клумбе под своим окном. Сновидение продолжилось с того места, где и прервалось. Пробравшись через тротуар на дорогу, я огляделся по сторонам и понял, что стою совершенно один. Я чувствовал, что могу делать абсолютно всё, что пожелаю. Законы физики теперь становились гибкими и пластичными, готовыми подстроиться под моё намерение.

Глядя на пустую ночную дорогу, я задумался о том, что за трюк хотелось бы сейчас более всего. Я выбрался на середину дороги и сконцентрировался на желании оторваться от земли. Это скорее было похоже на то, будто бы прыгаешь с лодки, стоящей в воде, когда ты двигаешься вперёд, а лодку толкает назад — именно таким образом земля стала отдаляться от моих ног. Мне не требовалось ни взмахивать руками, ни совершать какие-либо ещё физические действия, я только поворачивался в более удобные положения, взлетая всё выше. Восторг нахлынул мощной волной, захотелось сделать какую-то глупость. Поскольку засыпал я в просторной льняной футболке, которая чуть ли не мешком висела на мне, я решил снять её. Не прекращая подъёма, привычным движением я взялся за футболку и потянул её, снимая через голову. Но именно в этот момент, когда одежда закрыла мне лицо, на пути оказались ветки растущего у обочины дороги дерева, и я зацепился за них, совершенно запутавшись во всём. Несколько мгновений отсутствия контроля над происходящим выкинули меня обратно к себе под одеяло.

На этот раз раздражение из-за собственной неряшливости оказалось не столь сильным, а потому мне довольно быстро удалось восстановить самообладание и совершенно спокойно вернуться к практикам. На удивление легко дались прислушивания одновременно с попыткой вспомнить то, что я видел последним перед возвращением в тело. Буквально через несколько мгновений я уже выбирался из сплетения сухих чёрных веток и снова летел над дорогой, наблюдая всё вокруг. Редкие пьяные прохожие или машины со слепящими фарами разбавляли моё ночное одиночество. Теперь я уже полностью был спокоен и расслаблен, и потому начал скучать, высматривая вокруг хоть что-то, за что можно было бы зацепить свой ум и сделать какую-нибудь новую штуку.

Я вспомнил, что читал о возможности перемещаться в осознанном сновидении, просто сосредоточившись на том месте, где хочешь оказаться. Впереди маяком возвышалась над чёрной лысиной политехнического парка водонапорная башня. Она была довольно далеко, но я отчётливо видел козырьки её крыши. Яростное желание ощутить, каково это, перемещаться таким способом, подтолкнуло меня к новому эксперименту. Вглядываясь в очертания башни, но при этом стараясь не концентрироваться на отдельных её деталях, чтобы она не расплылась, как руки в первый раз, я думал о том, что за новые ощущения меня ждут. В этот момент в области живота всё знакомым образом стянуло, и что-то дёрнуло меня резко вперёд. Было скорее похоже на то, будто вода под собственным давлением всасывается в маленькое отверстие слива в ванне. Меня тянуло, не прекращая, довольно долгое время, но я так и не добрался до цели, хотя отчётливо ощущал, что становлюсь к ней ближе с каждым мгновением. В итоге мне это стало надоедать, и я, потеряв всякий интерес, а с ним и самоконтроль, вернулся обратно в своё тело в уже привычную позу на животе под одеялом. Удивительно, что до сих пор тело так и не двигалось ни разу. Думать ни о чём не хотелось — слишком большая усталость навалилась на плечи, и я уснул обычным сном.

Сейчас, записывая всё это, я думаю о необходимости продолжать эти практики. Конечно, нужно найти некий здоровый баланс и научиться стабилизировать своё состояние, чтобы не уставать настолько, а напротив, получать от этого новые ресурсы.

24 июля, суббота

Сегодня вдруг проснулся в три часа ночи, полный сил, и решил, что это нужно использовать. Тогда я заварил себе пуэр, выпил пару чашек, пожевал немного орехов и ещё раз посмотрел статьи про третью фазу. Уже окончательно проснувшись к четырём утра, когда вся мутная пелена сонного состояния полностью растворилась, я записал на диктофон короткую фразу «Сейчас мы войдём в третью фазу», поставил её на будильник на шесть и установил зацикливание. Негромкая повторяющаяся фраза должна была по задумке задать просыпающемуся мозгу нужный вектор для входа в желаемое состояние. Сразу после этого я лёг спать.

Уже только предвкушение повторения опыта оказывало странное влияние на тело, я ощущал себя не так, как обычно. В голове роились мысли о том, что бы такое сделать в новом состоянии, но какой-то окончательной конкретной идеи не было. Мне хотелось снова это попробовать и ощутить. А ещё появилось желание увидеть бывшую жену, встретиться с ней. Мысли стали путаться, и я уснул.

В тёмной пустоте тишина сгустилась в какие-то комки, а из них что-то стало вытягиваться. Медленно и тихо, словно издалека доносящийся шелест, в голову стал пробираться звук. Я так и не расслышал слов, но запись сделала своё дело, и в моём сонном сознании пробудилось намерение выйти в третью фазу. Снова фантомные движения, неверие в успех, а затем понимание, что я во сне. От внезапного осознания что-то дёрнуло меня, и я обнаружил себя стоящим на полу у двери. Непроизвольно руки развернулись ладонями кверху, и я опустил глаза, но в тот же момент одёрнул себя, вспомнив, что хотел встретиться с Ариной. Я сконцентрировался на желании увидеть её, оказаться рядом. Выдохнув, моё тело само направилось к двери, рука уверенно взялась за ручку, но в голове всё ещё были сомнения. Я распахнул дверь и шагнул в темноту коридора.

Пустота медленно рассеивалась, как утренний туман над рекой, обнаруживая изменения знакомой квартиры. Теперь вокруг были не стены прихожей, а прилавки магазинов торгового центра. Я стоял в атриуме. Несколько мгновений мои глаза расфокусированно бегали по кругу, пока наконец не заметили стоящую на втором этаже знакомую фигуру. Мне захотелось окликнуть её, но вокруг было слишком громко, и мой голос растаял в десятках других, наполнявших всё это пространство. Следующим желанием было подбежать, но уже через несколько шагов я наткнулся на плотно сомкнувшийся ряд спин покупателей, направлявшихся к траволатору. Я огляделся в её направлении, но она уже уходила. Стало понятно, что сейчас мы разминёмся и потеряемся. Пожалуй, в привычной реальности так бы это и произошло. И тогда ко мне вернулось спокойное осознание, что всё это сейчас состояние третьей фазы, т. е. какое-никакое, но сновидение.

Я закрыл глаза, вновь сконцентрировался на желании встречи, только теперь уже более конкретно сформулировал для себя детали, а затем развернулся на 180 градусов. В школе нам рассказывали, что Лев Толстой в детстве считал, будто, если резко развернуться, то можно увидеть тёмную пустоту, которая находится всегда у нас за спиной, ведь обычно же мы не видим то, что позади нас. Сейчас я рассчитывал на нечто подобное, только вместо пустоты хотел увидеть вполне определённого человека. Медленно повернувшись сначала головой, я сделал шаг назад и влево, открыл глаза и осмотрелся — кругом толпились те же люди, кто-то косился на меня как на психа. Я снова зажмурился и развернулся одним движением, особо не надеясь ни на что. Даже во сне бабушки с тележками могли доставлять неприятные ощущения. Несколько раз я повторял попытки увидеть что-то, развернувшись, но так ничего и не происходило. В один момент, наполненный некоторой степенью ярости, не закрывая глаз, я резко дёрнулся назад, запнулся обо что-то на полу и, чтобы не упасть, несколько раз подпрыгнул на одной ноге, глядя вниз. Когда удалось вернуть равновесие, я поднял голову и увидел перед собой Арину. Она молча стояла передо мной и снисходительно улыбалась. Мы заговорили легко и непринуждённо, словно и не переставали общаться до этого, будто и не расставались. Я засыпал её вопросами, а она отвечала на каждый из них. Затем она сказала, что договорить мы можем и потом, а вот то, что происходит сейчас, имеет куда более важное значение. Она предложила мне внимательно рассмотреть всё, что было вокруг, каждую деталь и запомнить всё, что делают те, кто рядом с нами. Я не понял, что она хочет этим сказать, но всё же стал оглядываться. Мы стояли на втором этаже торгового центра, рядом был ресторанный дворик, где сидели люди, кто-то, зевая, поднимался по траволатору, кто-то слушал музыку в наушниках — словом, обычная ситуация. Мне захотелось спросить, что она имеет в виду, но, когда повернулся к ней, её уже не было. Через несколько минут это всё уже стало обычным сном, и я ничего не запоминал.

Утром меня ещё одолевали сомнения, были ли это выходы в осознанное сновидение или мне просто снился такой желаемый сюжет, но сейчас я абсолютно уверен, что это было. До чего же там всё реально! Гиперреалистично! Днём я увидел своё отражение в зеркале — фигура в тонусе, словно после хорошей тренировки. Но как же тонка грань между этой реальностью и третьей фазой! Пока я умывался, так и хотелось провести рукой сквозь раковину. Скорее бы повторить опыт!

31июля, суббота

Намерение выйти в другую реальность сыграло этой ночью со мною злую шутку. Мне до сих пор странно и почему-то страшно вспоминать об этом сновидении. Я довольно долго рос без отца, да что там рос — не знал его вовсе. И лишь несколько лет назад мне удалось найти его и пообщаться с ним, но впоследствии я оставил это, поскольку чем-то нехорошим от него веяло. Я видел его только на фотографиях, семью же его знал лишь заочно. Но мы никогда не общались с ним на тему его родителей.

Этой ночью будильник фразой «сейчас мы войдём в третью фазу» отправил меня прямиком в неизвестный домик. Людей вокруг было немного, и среди них я встретил отца. Неожиданная встреча, казалось, воспринималась им как нечто само собой разумеющееся. Мы спокойно общались на отвлечённые темы, переходили из комнаты в комнату, иногда он оставлял меня одного, пока вдруг я не встретился с пожилым мужчиной. Он меня поприветствовал и объяснил, что это его дом. Разговор он вёл более оживлённо, чем отец, водил меня по всем комнатам, показывая разные вещи и объясняя, что и откуда здесь. Когда же мы вышли в гостиную, где находились все, я вдруг понял, что его никто не замечает. Мне захотелось привлечь внимание отца к интересному старику, но он его в упор не видел! Я бегал из угла в угол, поочерёдно поворачивая каждого из присутствующих в сторону моего собеседника, но никто совершенно не хотел его замечать! Он же, в свою очередь, только опускал глаза и грустно улыбался. На этой беготне я и проснулся. Естественным желанием днём было связаться с отцом и рассказать ему эту историю. Воспоминание было ещё настолько свежим, что я в деталях описал все комнаты, их расположение относительно друг друга и всё то, что в них находилось. Отец спокойно ответил, что это дом, в котором он сейчас живёт. Стариком же оказался Игорь Асов, мой дед, прежний хозяин, которого уже несколько лет нет в живых. Т. е. таким образом я познакомился через сновидение со своим покойным дедушкой и его домом.

Подобные вещи слишком тяжело даются, это болезненно. Пусть даже я и никогда не видел его, осознание, что человек мёртв, не может оставить равнодушным. Но то, что всё это произошло через сновидение, нанесло тяжёлый удар по моему сознанию. Весь день мне с трудом удаётся удерживать себя в более или менее нормальном состоянии. Мне вновь вспомнилась история с необычным экстрасенсом на Марсововом поле, его полупророчество, рассказанное чуть ли не в бреду. Теперь тело моё словно в постоянном напряжении, сам же я довольно нервничаю. Наверное, стоит пропить успокоительные сборы.

8 августа, воскресенье

Навалившиеся в последнее время усталость, видения, а в особенности, знакомство с дедом, подтолкнули меня к неожиданному решению: в отпуск я отправился в небольшой городок под названием Волжский, чтобы встретиться и лично познакомиться с отцом. Мне кажется, что он сможет объяснить и рассказать что-то важное. Но к поездке пришлось изрядно подготовиться, ведь об этом я с ним не разговаривал, рассчитывая на эффект неожиданности. Мало ли, вдруг он решит избежать встречи.

Замечательное изобретение — интернет! Здесь можно найти действительно всё, что нужно. Буквально за несколько часов я узнал, где работает отец (это оказался фитнес-клуб под забавным названием «Апельсин»), нашёл график его занятий, а также подробно изучил город, по крайней мере, ближайшие микрорайоны, гостиницы с их ценами, маршруты местных автобусов и трамваев, ну и, конечно же, кафе и прочие места, где можно достойно поесть. Несомненно, Google сейчас творит чудеса, а потому является, как это модно называть, first choice для рядового пользователя, но мне всё же ближе старый добрый Yandex — то ли привычка, то ли настолько засела в голове реклама: «Яндекс. Найдётся всё». Единственной сложностью, которую не смогли быстро разрешить ни Google, ни Yandex, оказалась сама дорога. Нет, поезда, конечно, есть, и они довольно комфортные, но идут только до Волгограда, а дальше нужно пересаживаться на автобус, маршрутку или такси и ехать на другой берег широкой и могучей Волги. Вот только один нюанс: поезд приезжает в 5 утра, а транспорт начинает ходить, как в любом уважающем себя провинциальном городке, часов с 7, так что выбор резко ограничивается. Пожалуй, это компенсируется важным плюсом — в это время уставшие с дороги пассажиры, навьюченные огромными сумками, уставшие от духоты и густых запахов яиц, жареных кур и неизменного «Доширака», вымотанные криками или плачем детей в середине вагона, не совсем протрезвевшие от втридорого купленных десятков литров пива, — эти бедные люди освобождены от необходимости сразу же окунаться в суровое августовское степное пекло, но могут ещё немного отдышаться. Это как пять минут сна для просыпающегося рано утром работяги.

На вокзале было тихо. Редкие встречающие либо спали стоя, либо боялись разбудить соседей. Вдали лениво прошелся зевающий полицейский, сверкая лощёным пузом из-под туго натянутой рубашки, по асфальту прогремела сумка на колёсиках, и снова воцарилась тишина. Я вышел на Привокзальную площадь. Здесь уже было чуть больше людей, проявлялась какая-то активность. Слева, за фонтаном толпились местные таксисты. Закинув сумку на плечо, я отправился осматривать ближайшие улицы в надежде найти работающий банкомат, но уже через сотню метров меня атаковал бодрый извозчик:

— Волжский! Волжский! Командир, в Волжский надо?

Моей короткой остановки ему было достаточно, он понял, что нашёл цель, и теперь вопрос был только в цене.

— Поехали! Сейчас поедем! Давай-давай, пошли, командир!

— Почём? — я не торопился.

— Ой, да недорого! Вон машина, садись, садись!

— Сколько? — повторил я с нажимом.

— Быстро довезу! Пятихатка. Садись, командир! Давай сумку, — он уже открывал багажник своего «Логана».

— Не-не-не… за пятьсот не поеду. Спасибо, — я улыбнулся и уже сделал два шага в сторону, но он тут же меня остановил, совершенно не смутившись.

— Триста пятьдесят! Нормально?

Вот тут опешил я от такого разбега цен.

— Вадо! Вадо, вот, здесь, — он кричал и махал руками седому кавказцу метрах в двадцати от нас. — Пойдём, командир! Втроём поедете! Сразу, никого ждать не надо. Вадо, вот, молодой человек с тобой до Волжского!

Уже через минуту моя сумка была в багажнике, а сам я сидел на переднем сиденье и посматривал в зеркало заднего вида на весело щебечущих симпатичных девчонок. Хорошая компания, однако! Водитель постарался завести разговор, попеременно расспрашивая обо всём подряд и предлагая варианты маршрута, но я довольно быстро погрузился в свои мысли и уже не слышал ни его, ни девушек. Мы тряслись на разбитых дорогах, то проскакивая частые ямы, то гремя по брусчаткоподобному асфальту. Волгоград я не знал, даже не представлял, по каким улицам и в какую сторону нужно ехать. Куда ведёт эта дорога? Зачем я вообще здесь? Что за больная фантазия пришла мне в голову? Ну ведь жил без отца, спокойно жил, долго… К чему эта встреча? Ну, хорошо, приеду я, найду этот клуб, а если его там не будет? Или откажется общаться? У нас с ним совершенно разные жизни, между нами пропасть, океан.

Машина уже мчалась по относительно ровной дороге, домов вокруг не было, но везде тянулись линии электропередач, справа колыхались ветви тополей, а за ними синела Волга, слева же виднелось лишь здание, напоминающее завод. И тут я понял, что «завод» — это ГЭС, и мы едем уже не вдоль реки, а пересекаем её поперёк. Огромнейшее монументальное сооружение, несущее на себе автомобильную и железную дороги со светофорами и постом ДПС на высоте в полсотни метров над водой на расстояние почти в два километра, колоссальная система шлюзов, плотин, стальных ограждений, усеянная опорами линий электропередач и фонарными столбами, опутанная паутиной проводов, громада суши, объединившая два берега одной из крупнейших рек на Земле — всё это разворачивалось передо мною, словно иллюстрации к знакомому со школы названию — Волжская ГЭС. Но потрясала не только сама станция, но и осознание её истории: как и другие величайшие сооружения мира, в своём основании она имела множество смертей. Конечно, это не Великая Китайская стена, но сталинградскую ГЭС проектировали одиннадцать НИИ, а при строительстве здесь полегли тысячи рабочих, почти два десятка тысяч заключённых Ахтублага, а сколько людей сюда приезжало просто принимать участие в строительстве! И ведь им всем необходимо было где-то жить. Так, по сути, и появился этот городок, в который мы сейчас въезжали. Мысли у меня уже пустились по волнам фантазий, и я представил, что, возможно, как и в Воронеж, сюда отправляли в компанию к заключённым девушек красивых, любвеобильных, но с не очень тяжёлым характером и манерами. Наверное, в том и кроется секрет красоты породы многих волгоградских девчонок.

Мы проехали памятники советской архитектуры, ныне облезшие, а некогда блиставшие своей современностью; улицы и проспекты здесь были широки, просторны, отражая влияние степных просторов на характер местных строителей. Мои попутчицы вышли ещё в центре, а мы продолжали ехать дальше: одиннадцатый, двенадцатый, шестнадцатый микрорайоны… Пожалуй, фантазия у людей здесь была немногим богаче, чем у петербуржских градостроителей с их первой, второй, третьей Советскими улицами, седьмой, двенадцатой, тринадцатой линиями. Наконец мы добрались до большого современного торгово-развлекательного центра, яркого пятна среди обветшалых полувековых строений, и свернули налево. Буквально через несколько минут мы уже были в настоящей промзоне, заводы здесь громоздились один за другим, за железобетонными скелетами приходящих в упадок одних красовались цветастые рекламные щиты других, таксист что-то рассказывал про трубный завод и расспрашивал про мою гостиницу, где она находится, какие цены, пытался блеснуть проницательностью, предположив, что я еду в командировку, но, услышав в ответ, что я отправился в гости, изменился в лице и чуть ли не обиженным голосом аккуратно спросил:

— Друг, что ли, сидит у тебя?

— Что? Почему?

— Так там же зона…

— Да? Хм… не, не знал, — а затем, после паузы добавил, — я выбирал самое оптимальное по соотношению цена-качество. Номера приличные, а цены…

— Ну, обычно у нас останавливаются в «Ахтубе» или вот в центре ещё есть…

— Мне центр не нужен, — я перебил и тут же одёрнул водителя, увидев знакомую вывеску, — всё, приехали! Здесь.

Гостиничный комплекс «Арт-Волжский», тускло сверкающий ночными огнями в лучах утреннего солнца, выглядел как на фотографиях, если не считать окружающей обстановки: ветхая остановочка, множество заводов, ржавые и гнилые мусорные баки, потрескавшийся и без того редкий асфальт, дороги, поросшие высоким бурьяном. Я выбрался из машины и подошёл к багажнику. В этот момент рядом неожиданно громко каркнула недовольная ворона и тут же взлетела на сухую ветку отжившей свой век акации. Какая-то гнетущая тоска накатила на меня, как только таксист захлопнул багажник и спешно уехал отсюда.

За стойкой администрации сидела сонная девушка и грузный охранник в новомодной форме, с рацией в нагрудном кармане и лицом сторожа. Мы перебросились банальным «доброе утро», девушка взглянула на паспорт, что-то вбила в свой компьютер, дежурно спросила, буду ли я брать здесь завтраки, и, не дождавшись ответа, широко зевая, протянула мне ключ от номера. Я поблагодарил и отправился на поиски лестницы.

— Напра-а-а-а-аааво, — всё так же зевая, протянула девушка. — И лифт не рабо-о-о-ооотает.

Конечно, неработающий лифт — не самая радостная новость, но в четырёхэтажном здании на отшибе полумёртвого городка само наличие этого лифта если не удивляет, то, как минимум, вызывает улыбку. Ещё одно чудо эпохи перемен — ключ от номера. Обычный шведский ключик с электронной картой вместо брелока. Дверь открыть можно именно ключом, а вот свет загорится в комнате лишь после того, как в номере ты вставишь карточку. Ну, не сразу, может, придётся несколько раз ещё подёргать её, но всё же. А в остальном гостиница оказалась весьма и весьма приличной. Именно гостиница, не отель и не гостиничный комплекс, а миниатюрная гостиница, аккуратно украшенная картинами современных художников и сдающая свои номера в аренду под съёмки рекламных эротических фотосессий (чуть позже я наткнулся на фотографию полуобнажённой красавицы, лежащей на полу и закинувшей ножки на кровать).

Я бросил сумку в шкаф и отправился в душ смыть с себя налипшие грязь и запахи, которыми так обильно одаривают нас любимые РЖД. Позже, заварив привезённого с собой чаю, я включил висевший на стене огромный телевизор, несколько раз переключил каналы и уснул, так и не притронувшись к стоявшей рядом чашке зелёного чая.

Проснулся уже к обеду. Конечно, что ни говори, но просторная кровать, прохладная постель под кондиционером и комфортный матрас самым благоприятным образом сказываются на самочувствии человека, особенно, спавшего до этого в душном вагоне на короткой и жёсткой полке. У магазина ИКЕА тут как раз акция проходила с забавным лозунгом «Учитесь спать с нами», кстати, фраза эта, напечатанная на футболках сотрудниц, рождала множество улыбок у покупателей и, думается, столько же колкостей в сторону бедных девушек. Так вот, увидев на одеяле бирочку ИКЕА, я понял, что эти ребята действительно знают толк в комфортном сне.

Собрался я довольно быстро, наспех перекусил оставшейся с дороги курицей с лавашами, чтобы к половине первого уже быть на остановке в ожидании маршрутки. Несмотря на удалённость и заброшенность места, транспорта здесь было много: несколько трамваев, убитый заводской автобус «тридцатка» и пара маршруток. Вот только расписание их было подстроено под рабочие графики сотрудников заводов, так что основной их поток был утром и вечером с перерывами днём, а на выходных перерыв и вовсе растягивался с восьми утра до четырёх дня. Разве что шальные маршрутчики ездили здесь постоянно. Да, жёлтенькая трясущаяся ржавая «газель», популярная ранее, но уже сменившаяся в больших городах современными иномарками, резко затормозила возле меня буквально через десять минут. Я дёрнул дверь, но она не поддалась. Другой, третий… удивлённо посмотрел на водителя, а тот махнул мне рукой, показывая на переднее сиденье, и крикнул, чтобы я садился вперёд. Попытку пристегнуться он сразу же пресёк резким жестом правой руки.

Говорят, что водители очень любят болтать и что-то постоянно рассказывают. Также я слышал, что речь их крайне богата крепким русским матом. Если вы хотите в этом убедиться, достаньте рацию и переключитесь на пятнадцатый канал, послушайте дальнобойщиков — такого разнообразия вычурных выражений, поверьте, мало где можно услышать. А уж если где-то поблизости ремонтные работы и пробка, то вы сразу же узнаете, где начинается и где кончается пробка, что водители думают о ней, а ещё — какая она во всех отношениях и кто же эти рабочие, что с ними нужно сделать и куда их деть, так что можно смело доставать блокнот и ручку, чтобы записать десяток-другой выразительных эпитетов. Говорят ещё, что водители любят путешественников за интересные истории о приключениях, а потому многие с удовольствием подбирают автостопщиков. Но мне попался удивительный экземпляр — Серёга болтал без умолку, иногда разбавляя мат привычными мне словами, но, как только в салоне появились другие пассажиры, речь его внезапно стала простой, безматерной, а голос — тише. За двадцать минут дороги я узнал, что местные ГАИшники останавливали его раньше каждую неделю, регулярно штрафовали, прикопались даже к тому, что он выпил накануне, но потом бравый Серёга остановился как-то вечером сам у них и потащил после работы уставших сотрудников правопорядка на шашлык, проставился им и скорешился; в итоге теперь ни на одном посту его не останавливают, все принимают за своего. Нет, естественно, потом он ещё несколько раз таскал этих ребят в сауну к знакомым шлюхам, чтобы закрепить мнение о себе. По дороге гиперактивный маршрутчик остановился, чтобы сбегать за водой и мороженым, предложил мне угоститься, а затем, указав на огромную яму на обочине, продолжил свой рассказ историей одного из тех ГАИшников.

Владик, работавший в инспекции не так давно, зимой прошлого года стал свидетелем ДТП в этом месте — водитель не справился с управлением, и машину буквально вышвырнуло с дороги. Сам водитель и трое пассажиров на заднем сиденье так и остались там со сломанными шеями, а вот одну женщину, сидевшую спереди и не пристегнувшуюся по местным обычаям, выкинуло через лобовое стекло. Её-то Влад и нашёл в окровавленном сугробе по торчащей вверх вывернутой руке. У пострадавшей ещё и половина лица в результате аварии превратилась в жуткую рваную маску. Дальше была первая помощь, скорая, реанимация. Выяснилось, в машине все были пьяные в дрова, включая водителя, за что те и поплатились. А к чудом выжившей женщине Влад стал приходить регулярно, то один, а то с женой и дочкой. Когда женщина очнулась — её звали Соня — в больницу приехал её муж. Он увидел обезображенное лицо, наговорил невесть что, но среди прочего сказал, что Соня теперь так и останется страшилой на всю жизнь, а ему этого не надо, потому потребовал ещё и развода. Слышавший случайно всё это Влад вывел незадачливого мужа на улицу, объяснил, насколько тот был не прав и запретил появляться возле жены, оставив тому на память солидный фингал. Соня же в итоге выздоровела, с операцией на лице Влад ей помог (на мой вопрос о том, откуда у провинциального ГАИшника такие деньги Серёга только рассмеялся). Дружат они до сих пор. Вот только недавно Сонечка огорошила Влада новостью — оказывается, после внезапной смерти матери она запила, потеряла работу, а потом занялась проституцией. А вот в эту аварию она попала на следующий день после того, как разбилась её дочь. Как сказал Серёга, Влад после такого откровения сигареты четыре молча выкурил, что-то невнятное пробормотал и ушёл к себе. Вот ведь как бывает, менты борются с проституцией, облавы устраивают, а тут вот он, такой хороший и честный, спас одну и сдружился с ней. Да ещё и вся семья её знает.

Вроде бы обычная история, но мне она запомнилась — что-то здесь было показательное. И люди, и выбор их. Зачем этот Влад помогал неизвестной женщине? Понятно, что муж свалил, но почему он не ушёл от неё раньше, знал ведь наверняка, чем она занималась? Ну а почему она сама сделала такой выбор? Вообще странно. Какая-то нелепица, бредовая ситуация. Но, может, в жизни оно так и происходит, оставляя логичные истории только для кино?

Мы притормозили перед перекрёстком у небольшого торгового центра, плотно увешанного всяческими вывесками с названиями, среди прочих красовалось местное непонятное «Радеж». Перед выходом я спросил, что оно означает, на что Серёга только развёл руками и состроил гримасу, мол, пёс его знает — видимо, вслух при пассажирах своё мнение он говорить постеснялся. Дверь хлопнула, и громыхающая маршрутка рванула с места. Я стоял перед зданием и чего-то боялся. Это похоже на шаг вниз при прыжке с верёвкой, когда ты понимаешь, что ничего опасного не произойдёт, но пропасть под ногами пугает, заставляя отступить назад. Одно дело собраться и поехать в другой город, долго к чему-то готовиться, но совершенно другое — сделать тот главный единственный шаг. Постоянно хочется найти какую-то причину не совершать это сейчас, больше готовиться, подбирать более удобное время, делать что угодно, но только не переступать заветную черту. В голове зазвучал голос Андрея Макаревича, певшего о том, что ему осталось сделать первый шаг. Да, точно, нет смысла тянуть прощанья и считать до ста, пора уже на встречу к заждавшимся новым местам.

Наконец я собрался с духом, закинул сумку с формой на плечо и направился в сторону спортзала. На рецепции меня встретила улыбчивая девушка, на бейджике было крупно написано «Женя».

— Добрый день. Я бы хотел узнать, возможны ли у вас разовые занятия? Дело в том, что в этом городе я проездом ненадолго, но мне не хочется нарушать график тренировок.

— Да, конечно! Когда решите, приходите. Договорчик мы с вами быстро заполним, и вы сможете пройти позаниматься.

— Замечательно! А сейчас можно? Я уже как раз с формой.

— Можно и сейчас, — девушка улыбнулась, достала несколько бланков и протянула мне, отметив, где подписать. — Вам мед. осмотр будет нужен? Может, занятие с тренером?

— Спасибо, нет, — подписывая документы, ответил я. — Хотя… а в зале кто-то из тренеров есть, если вдруг возникнет вопрос, что-то уточнить или попросить подстраховать? — я заглянул в зал, где, несмотря на воскресенье, было довольно пусто.

— Конечно, в зале всегда есть дежурный инструктор. Вы можете обращаться. Раздевалка здесь, — Женя указала на приоткрытую дверь, и я пошёл готовиться к необычной тренировке.

Среди всех упражнений, что я выполняю на тренировках, только жим штанги лёжа может потребовать страхующего человека. Так что в этот день мне было нужно проработать грудные мышцы. Разминку я провёл довольно основательно, полноценно разогрелся, сделал несколько коротких подходов отжиманий на брусьях, чтобы не забить трицепс, и занял скамью для жима. Людей действительно было мало, да и тех, кто занимался, я бы не рискнул просить подстраховать даже при жиме сотки, не говоря уж про большие веса. Добавляя с каждым подходом блинов на гриф, я оглядывался по сторонам, стараясь увидеть тренера, но он пока не появлялся. Я сделал разминочные подходы, выжал сотню, добавил ещё. Сделал подход, вновь сменил блины. Так, ну если сто тридцать прдавит, мало не покажется. Но никого из тренеров я так и не видел до сих пор. Идти к девушке-администратору не хотелось, так что я прохаживался по залу, размахивая руками и собираясь с силами. Среди посетителей была пара худых школьников, седой дедушка и несколько фигуристых девчонок. Их уж точно просить не стоило. Минут через пять я всё же решился и лёг на скамью. Снять штангу оказалось легко. Зафиксировал, опустил на грудь, упёрся ногами в пол, включил в работу все мышцы и на выдохе выжал. Вес давался, и это радовало. Сделал ещё раз. Оставалось одно повторение, третье. Я закрыл глаза, собрался с силами, проверил лопатки, локти, опустил, оторвал от груди сантиметров на пять и понял, что дошёл до мёртвой точки. Попытка выжать ещё не удалась. Тело оставалось в напряжении, ладони уже вспотели, и мне становилось всё тяжелее удерживать штангу. Я издал придавленный звук. Что происходило вокруг, мне было не видно, но раздались какие-то быстрые шлёпающие шаги, видимо, кто-то выбежал из зала, а затем, когда я уже опустил штангу на грудь, шаги послышались сзади, у меня перед лицом опустились чьи-то пальцы на гриф, и с неожиданной помощью я освободился от придавившего меня веса. Перед глазами летали серебристые мушки, всё тело разом ослабло, я сел на скамью, потёр виски и лоб, глубоко вдохнул и сказал: «Спасибо…», но только теперь поднял глаза и увидел, что передо мной стоял отец. Не менее ошарашенный, чем я, а может, даже и больше, он долго пристально смотрел на меня и затем выдавил из себя:

— Ты что делаешь?.. тут… — потом, оглядевшись и, видимо, что-то сообразив, добавил, — так, пойдём со мной! — но через несколько шагов остановился и развернулся, — только блины с грифа снимем.

Через двадцать минут, когда я переоделся, а отец объяснил Жене, что ему срочно нужно на час на обед, мы сидели в соседнем небольшом уютном ресторанчике итальянской кухни под звучным названием «Napoli» напротив того самого торгового комплекса, что с таксистом я проезжал сегодня ранним утром. Между тополей в лучах палящего солнца виднелась заурядная надпись «Волгамол». В зале же было уютно и прохладно. Накрахмаленные скатерти, витиеватые узоры из сложенных и так же накрахмаленных салфеток, мягкие кремовые и бежевые оттенки штор и стен, потрескивающий огонь в дровяной печи, из которой временами доставали пиццу, фоном звучащий голос Адриано Челентано — всё это придавало заведению романтичность, здесь скорее уместно было бы провести первое свидание с какой-нибудь стройной жгучей брюнеткой, то и дело стреляющей глазками и мило улыбающейся в ответ на рассказываемые забавные истории, красавицей, аккуратными движениями промакивающей страстные губы белой салфеткой или постукивающей тонкими пальчиками с французским маникюром по столу в ожидании от тебя чего-то, чего она и сама не понимает, но вот первая встреча с отцом с трудом вписывалась в эту обстановку. Мы молча пролистали меню, определяясь с заказом. Я был голоден и поэтому глаза разбегались при виде аппетитных названий, но в итоге решился. Отец тоже что-то коротко сказал официанту, прежде чем тот удалился. Неловкое молчание тянулось уже неприлично долго. Наконец я заговорил.

— Ну что, батя, привет. Нелепо это всё как-то, да? Давай не будем играть в молчанку. Мда, иначе я себе представлял эту встречу. Столько раз думал об этом, но видел её совсем по-другому.

— Давно ты здесь?

— Ну… — я взглянул на часы, — в Волжском уже девятый час как.

— Ты же в зале не случайно оказался, я правильно понимаю?

— Правильно, — я кивнул.

— А про зал в интернете наковырял…

— Да. Сейчас же всё это открытая информация. Да и ты ж ни от кого не прячешься, напротив — даже стараешься быть на виду, клиентов тоже надо как-то привлекать. Понимаю.

— Чёрт возьми, я догадывался, что рано или поздно что-то подобное произойдёт. И зачем ты приехал? Чего ты хочешь, чего ждёшь от встречи?

— Мне надо поговорить с тобой, хочу прояснить кое-какие моменты.

— Поговорить… поговорить и по телефону можно.

— Можно. Но не обо всём. Да и места здесь, мне кажется, очень интересные. Что-то в них есть. Говорят же, родные стены лечат, родные стены помогают — может, и мне эти места помогут. Я хочу больше узнать о тебе и о дедушке. А ещё надеюсь, что ты ответишь на некоторые вопросы. Ну а я тебе кое-что интересное расскажу из своей жизни. И потом я уеду. И да, не бойся, в твою новую жизнь я лезть не буду и с семьёй новой тоже общаться не собираюсь. Пускай брат, — я осёкся, — твой второй сын ничего не знает. Захочешь потом — сам расскажешь ему.

— Хорошо. С чего ты хочешь начать?

Я предложил для начала всё-таки поесть, ведь нормально покушать мне не доводилось уже несколько дней, а к столу официант уже принёс огромное блюдо под металлической круглой крышкой, выставил передо мной, открыл, и вверх поднялось ароматное тёплое облако пара. Перед нами уже лежали наборы из вилок и ножей, заставившие меня понервничать, вспоминая, какая из трёх вилок для чего должна использоваться. В глубокой тарелке с широчайшей каёмкой меня ждала паста пенне с белыми грибами, кусочками курицы в сливках, с сыром пармезан, зеленью и, как гласило меню, заправленная белым вином. Отдельно стояла тальятта де вителло — нежная говяжья вырезка с кровью, украшенная рукколой и помидорками черри, она медленно остывала рядом с ароматнейшей чесночно-розмариновой заправкой. Я понял, какой именно нож сумеет разрезать этот кусочек мяса, и сориентировался уже с вилкой. Дальше было проще. Отцу же принесли стейк из свинины с белыми грибами в сливках и запечёный картофель. Не знаю, насколько это итальянская кухня, но повар в данном заведении явно готовил с душой. Возможно, в тот момент во мне проснулся сноб, пусть, но я с огромнейшим удовольствием наслаждался каждым кусочком блюда в удивительной атмосфере, пока из колонок доносился голос Челентано.

Наконец нам принесли чай, лишнюю посуду убрали, и я заговорил.

— Помнишь, примерно неделю назад я тебе рассказывал про сон, в котором мы ходили по, как оказалось, твоему дому с дедушкой?

— Так, понятно. Значит, родные стены, говоришь, да? То есть ты хочешь, чтобы я тебя отвёл туда?

— Было бы неплохо, — улыбнулся я, — но нет, я же обещал не лезть. Нет, я хочу узнать о дедушке побольше: кто он, чем жил, чем занимался. И то же самое о тебе.

— Обо мне ты и так знаешь, я же рассказывал, да ты и сам в интернете много чего, как я вижу, уже нашёл. Работаю тренером, раньше был в ЧОПе, до этого тоже всяким подобным занимался то там, то сям. Мне сейчас семья важнее, вот никуда ни в какие дебри и не суюсь. А папа… — он сделал паузу, словно подбирая слова, — он егерем был, то лесным хозяйством занимался, потом, как сюда переехал, ушёл работать на завод, так там даже после ухода на пенсию и работал, халтурил, когда звали. Говорю ж, это можно было и по телефону обсудить.

— А давно он умер?

— Шесть лет назад.

— Ого… странно, что он вдруг приснился. Что у него, с сердцем что-то?

— Да нет, наоборот — сердце у него как у быка было, только позавидовать можно. Но… уснул и не проснулся. Так бывает у стариков.

— Скорее не у стариков, а у людей от двадцати до пятидесяти лет.

— Хорошо, пусть так. Это не столь важно. Такое бывает.

Я не знал, как лучше дальше вести разговор, мысли скакали в разные стороны, хотелось многое узнать, но я даже не представлял, что именно спросить. Очень странное ощущение набитой всякой всячиной головы и при этом одновременно какой-то пустоты внутри. В итоге мне не пришло на ум ничего лучше, чем пересказать историю на Марсовом поле, добавив заодно свои волчьи кошмары. Отец слушал внимательно, временами отпивая горячий чай, но при этом не спуская с меня глаз.

— Знаешь, — начал он, — все любят сказки. И многие хотят верить в них. Но чаще всего они остаются именно сказками, придуманными историями, чтобы развлекать или пугать маленьких детей. Вот и ты повёлся на эту белиберду.

— Погоди, а откуда тогда, по-твоему, он узнал про нашу квартиру и то, как там расположены комнаты, и что там…

— Жена твоя ему всё рассказала, — отец не дал закончить вопрос, — сама нашла его, рассказала ему, предложила написать тебе. Это они тебя вокруг пальца обвели, а ты поверил. Наивный ты всё-таки!

— Но откуда она…

— Оставь ты эти глупости, бред всё это. Нечего зря голову себе ерундой забивать.

Меня словно холодной водой окатили, было как-то паршиво, обидно и несколько тоскливо. Получается, что вся эта затея оказалась бесполезной, продолжать разговор здесь было бессмысленно. Но пауза надолго и не затянулась — батя вскоре собрался и, рассчитавшись с официантом, напомнил, что уходил он всего на час, так что уже пора на работу. На прощание он похлопал меня по плечу и добавил: «Относись к жизни проще, не надо ничего придумывать и усложнять». Я допил чай и через некоторое время тоже вышел из ресторана.

Буквально напротив располагалась трамвайная остановка, а из таблички с расписанием трамвая №7, следующего прямо до моей гостиницы, следовало, что ждать мне ещё аж двадцать минут. Нестерпимая жара не дала посидеть на скамейке, и я перешёл дорогу и добрался до ближайшей бочки с козырьком и надписью: «Квас. Лимонад». Квас показался разбавленным водой чуть ли не пополам, но я взял ещё один стакан и медленно поплёлся обратно. Я предчувствовал, что разговор может не состояться, что отец откажется отвечать на вопросы, я ожидал чего угодно, но мне даже в голову не приходило, что всё случится так глупо. Меня разыграли. Нет, если трезво посмотреть на ту ситуацию, то это весьма логичный вывод. И никаких экстрасенсов не бывает, и нет никаких предсказаний, а я лишь просто поверил в то, во что захотел поверить. И всего. Действительно, можно было позвонить по телефону, поговорить, батя бы сказал то же самое, что и сейчас, и мне бы не пришлось тратить столько денег на эту поездку, мучиться в жаре, отбиваться от туч мошкары на улице, трястись в этом ржавом трамвае.

В вагончике кроме меня ехала ещё компания из трёх женщин, девушки и ребёнка лет десяти. Они шумно шутили, смеялись низкими сиплыми голосами, а ребёнок их всех поочерёдно называл разными американскими супергероями — от человека-паука до бэтмена. Несомненно, эти девчата испытали в достатке веселящее действо пивка. А уж пивных в этом городке было много, они теснились на каждой улочке, в каждом квартале была своя и даже не одна. Видимо, люди здесь старались забыться, заглушить свой разум, утопить какие-то мысли или воспоминания в хмельном стакане, а кто-то, возможно, прятался от своего прошлого. Частенько призраки ушедших дней всплывают перед нами в виде жутких кошмаров, заставляя стыдиться каких-то поступков, бояться грядущего наказания за свершённое или же бичевать себя, исполняя одновременно роли виновного, судьи и палача. Может быть, здесь, в этом провинциальном городке, человеческая совесть ещё настолько сильна, что её голос стараются всячески заглушить алкоголем? Или я вновь придумываю то, чего нет в действительности?

К пяти часам вечера я добрался до номера в гостинице и взялся за записи. Как говорится, утро вечера мудренее, но к вечеру стоит подвести итоги дня, чтоб ничего не забыть к этому самому утру.

9 августа, понедельник

Мы сидели у памятника В.С.Высоцкому, и я рассказывал, как на первых курсах института играл в рок-группе, сочиняя песни на социальную тематику, как мы весело проводили ночные репетиции на точках на территории «Красного треугольника», а потом, уставшие и сонные, ехали на пары, чтобы по дороге расклеить объявления о предстоящем фестивале, рассказывал о наших выступлениях, о нашем небольшом, но активном фан-клубе. А батя, в свою очередь, вспоминал, как они с друзьями в молодости играли в ансамбле, как он долго осваивал бас-гитару, а потом завидовал ритм-гитаристу, вокруг которого всегда было много красивых, хоть и распутных девчонок. После этой фразы я решил всё-таки перевести тему в своё направление.

— Ну, это ж выбор, — начал я со стандартного шаблона, — каждый выбирает своё. Он выбрал гитару, а ты — бас. Вот вам и результат.

— Да, да, да, опять эти шутки про басистов. Как там, это только в мультике басист уводит красивую девушку, а барабанщик — петух, — вероятно, батя решил блеснуть знанием интернет-шуток, — а в жизни басистам не везёт.

— Ну да, можно и так. Но ты-то не рассказывай мне, что на тебя девушки внимания не обращали, я ж сам на басу играл, — мы рассмеялись.

— Кстати, к теме выбора историю вспомнил. Был у нас в группе вокалист, Димка. Тот ещё жиголо. Сам он из Питера, весь такой пафосный, всегда стильно одет, деньги водились у него, хоть он и не работал. Обычно он крутился с девушками, да что там — с дамами постарше, есть среди них такие, которые любят, как они сами говорят, молоденьких мальчиков. Не знаю уж, как, но он ещё умудрялся со своих подруг денег иметь. И вот после одного из наших выступлений сидели мы в баре. А надо сказать, что рок-клуб «Орландина» находится в солидном районе Питера, на Петроградке, и бывают там среди панкующей молодёжи, готов и прочих неформалов и девочки из богатеньких семей, которые решили попробовать чего-то интересного. И вот с такой вот девчонкой Дима наш и познакомился там. Маша её звали. Красивая, стройная, весёлая. Крутился он вокруг неё, охмурял да охмурял, а потом они вдруг взяли и уехали вдвоём в Крым. После возвращения Маша стала у нас частенько на репетициях появляться, смотрела на Димку влюблёнными глазами. Про неё рассказывали, что живёт она одна, отец где-то отдельно, хоть и общается с ней, а мать недавно умерла. Ну и после этого девочка решила пуститься во все тяжкие — загуляла, зачастила в ночные клубы, меняла ухажёров как перчатки. А тут вдруг оказалась у нас в рок-клубе и сама попалась. Короче говоря, Димка через некоторое время наплёл ей, что есть вариант записать и выпустить альбом с крутым продюсером, и тогда мы станем вообще крутыми рок-звёздами, но для этого надо сначала денег этому продюсеру заплатить. Историю эту он ей подавал время от времени под разными соусами, наконец, она попросила у отца нужную сумму и, вся такая счастливая, принесла деньги Димке. Он, конечно, отблагодарил её, наобещал счастливой жизни в известности и… пропал. Совсем. То есть на репетициях он не появлялся, на телефон не отвечал, а про всю историю мы узнали, когда Машенька с круглым животиком и в слезах пришла к нам на точку и всё рассказала. Хуже всего, что отец её, когда услышал об этом, наорал на неё, назвал дурой и вообще отказался впредь с ней общаться. Мы, конечно, по возможности поддерживали её, а сами обалдели с Димкиной выходки. Так случилось, что родила она в день смерти мамы, а потому и назвала дочку в её честь Наташей. И вот тогда в голове у Маши что-то щёлкнуло, и она вдруг полностью поменяла свой образ жизни. Теперь всё у неё ради дочки. И, надо сказать, за эти семь лет многое изменилось — у неё теперь успешная работа, достойная зарплата, квартира с хорошим ремонтом, парень появился, который души в ней не чает, как и в дочке. А Наташа, кстати, гимнастикой занимается в школе олимпийского резерва, на соревнованиях побеждает. Да, и Димка так и пропал. Недавно я слышал, его за распространение наркоты закрыли. Вот так бывает.

— Интересная история. Но ты сказал, что она на тему выбора.

— Да, именно. Только, чтобы её оценить в полной мере, нужно знать ещё одну. Мне её буквально вчера водитель маршрутки рассказал, — и я описал приключения местной проститутки Сони.

— Видишь ли, обе девки жили примерно одинаково, только одна после потрясения в жизни решила что-то поменять и поднялась наверх, а другая, опустив руки, пошла ещё глубже на дно. Они сделали свой выбор: принять всё то, что обрушилось сверху, найти цель и, построив из обломков сначала костыли, а затем — колёса, двигаться к этой цели, или же, испугавшись ада на земле, сдаться и окончательно загубить свою жизнь.

— Что ж, каждый волен выбирать то, что считает нужным, а вот насколько оно ему в самом деле надо — покажет время.

— Ты так считаешь?

— А тебя это разве удивляет?

— Да нет… только, знаешь, в этих историях же есть ещё одна деталь, в которой не меньше смысла.

— Какая?

— Дочки. Дети, которые вынуждены были принять последствия родительского выбора. И если одна получила роль победителя с интересными перспективами вплоть до олимпийских игр, то вторая потеряла жизнь.

— Что, ты хочешь сказать, что дети всегда платят за грехи отцов?

— Это как частный случай. А вообще дети получают только то, что им оставляют родители. Это касается всех нас. Наверняка же и тебе досталось или, может, не досталось что-то от твоих родителей.

— Вот только не надо сейчас начинать тему жизни без отца, когда ты видишь, как у других детей есть и мамы, и папы. Я уже говорил тебе, что сожалею, что так получилось, я попросил прощения и у твоей мамы, и у тебя. Поверь, мне в жизни за этот поступок уже пришлось расплатиться. Так что… — он резко помрачнел, — не надо этого.

— Не, я совсем не об этом. Может, лет в пятнадцать я так и думал, но это прошло, и сейчас мы говорим о других вещах. Твой отец тебе оставил дом, в котором ты сейчас и живёшь…

— Так, ну начинается! Этот дом, сам же понимаешь, я не могу делить между вами. А денег у меня, чтобы тебя поддержать, нет. Хотел бы, да нечего мне тебе дать, пойми ты!

— Пф… не нужно мне ничего от тебя, успокойся. Я про деда. Не бывает так, что при абсолютно здоровом сердце старик уснул и не проснулся. Ты ведь в спорт ушёл после его смерти, верно? И не пьёшь совсем. Это на тебя так повлияло. Мне кажется, ты видел, как этот здоровый человек спился, и его здоровье резко подкосилось, вот и сделал свой выбор, решив уберечь себя от такой участи.

— Возможно, — он смотрел на меня теперь как-то недоверчиво.

— А ведь не мог он просто так ни с того ни с сего резко начать пить. Значит, что-то случилось. И знаешь, я думаю, ему не давало покоя нечто из прошлого, оно тяготило или, может, даже пугало его. А вот Люба — помнишь её? — как-то при встрече мне много чего рассказала. Мало того, что у неё откуда-то были твои фотографии, она ещё дала мне пару советов, как избавиться от регулярных кошмаров и головной боли. Например, предложила сделать какой-то медный обод и надевать его на голову, пока не найду…

— Так, брось это! Вот только не вздумай слушать её, понял меня? — он закричал, перебивая меня. — Ни в коем случае, вот вообще!

— Пока не найду, — спокойно продолжил я, — тот самый, который дед спрятал где-то в особом месте. Вот я и думаю, может, в доме там есть чего?

— Успокойся ты, нет там ничего! Я-то сколько лет там живу.

— А ещё она рассказывала про ритуал для юношей у нас в роду, после которого они…

— Повторяю — не слушай её, не твори ерунды! Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Да чего ты так взвился?

— Да потому что ты не понимаешь, куда лезешь. Ты мне только что рассказывал про последствия поступков, так вот, здесь они куда хуже, чем ты можешь себе представить. Знаешь, с такими людьми вообще лучше не связываться — потом дерьма не оберёшься.

— Ага, значит, что-то есть, да? И вчерашние слова о том, что жена мне там всё подстроила, — это мелкая попытка одёрнуть меня?

— Так, стоп! Я этого не говорил.

— Как-то уж быстро ты меняешь свою линию поведения. Хоть бы подольше поспорил, поотговаривал бы меня, что ли.

— Блин, ничего я не меняю, что за бред ты несёшь? Да и не знал же я вчера, что эта… Люба тебе уже что-то наплела.

— А это многое меняет?

— Да, меняет! — Он вздохнул и уже спокойнее продолжил, — когда я ушёл от вас и переехал, эта ведьма…

— Ого, даже ведьма!

— Да называй её как хочешь, — он махнул рукой, — ведьма, стерва, сука… так вот, она регулярно появлялась где-то рядом. Мы даже общались несколько раз. И она тоже говорила про какую-то семейную ценность, реликвию… не знаю! В общем, подстрекала меня сначала переубедить отца, подбить его откопать эту ерунду, а потом уже — и найти самому.

— Ха! А она говорила мне, что ты не добрался до этой вещицы.

— А я и не собирался.

— Почему?

— Да по кочану!

— Всё, всё… А ты хоть что-то об этом вообще ещё слышал?

— Вот ты прикопался! Ты не задолбаешь — так запаришь! И в кого ты такой… Ладно, слушай. В детстве мне дед повторял, что в роду нашем так много военных потому, что в крови у нас это умение воевать, мол, не боимся ничего. А ещё, когда я совсем мелким был, рассказывал часто сказки про племя невров, говорил, что это наши предки. Так вот, когда юноши взрослели, они проходили некий обряд: собирались на отроге горы и на закате после удачной охоты перекидывались, в смысле, кувыркались через острый камень, торчащий из скалы, потом надевали на голову красный обод, который в лучах заходящего солнца (дед ещё на этих словах делал паузу) вспыхивал огнём, оборачивались в звериные шкуры и превращались на время в этих зверей. Ну и после этого они становились сильными, выносливыми, ловкими и, главное, бесстрашными. А, да, и потом раз в год эти уже мужчины могли на несколько дней так же, но уже по своей воле, становиться снова зверями. В основном, конечно, волков выбирали — стаи серых так-то любой испугается. Но были и медведи.

— О, так это известная штука! Я у Карамзина о них читал. Только там про сам обряд не было ничего.

— Ну, это ж сказки, что дед рассказывал. Других, правда, он мало знал, зато на эту тему любил затянуть истории. Он повторял: «Запомни, когда ты возьмёшь это, твоя жизнь разделится на две — до и после». Мол, обряд — это не только превращение из мальчика в сильного мужчину, но и вроде как окончательная установка мировосприятия, что ли, мгновенная постановка главной цели в жизни. Да и зависит это от того, в каком состоянии духа, в каком настрое ты приходишь к ритуалу. Именно поэтому вокруг всегда должны были находиться опытные старики, а мальчишек вообще заранее готовили. Да и то в большинстве случаев они становились воинами, солдатами, вечно жаждущими сражений. Старики же, находившиеся в это время рядом, обретали в глазах посвящённых огромнейший авторитет и получали над ними большую власть. Когда же после второй мировой опытных стариков почти не осталось, он решил, что будет очень опасно передавать кому-то в роду эту силу, не имея возможности обучать и воспитывать молодых невров, тогда и попросил моего отца спрятать этот обод. Ну а батя об этом вообще никогда ничего не упоминал даже.

— Хм, занятно. Прямо семейная легенда. Так а чего ж ты так на Любаню-то взъелся?

— Да потому! Чёрт её знает, что у неё на уме. Но явно уж ничего хорошего.

Мы ещё некоторое время поговорили, сменив тему, но мысли у меня уже бежали где-то впереди, перемешивались между собой, не давая сконцентрироваться. Примерно через полчаса мы попрощались, и я отправился обратно в гостиницу. Теперь можно было ехать в Питер. Конечно, оставался соблазн побывать в дедовом доме, но на это рассчитывать не приходилось. Я и так достаточно узнал. Во-первых, легендарные невры, по словам Карамзина или Геродота, на которого тот ссылался, превращавшиеся на несколько дней в году в волков, оказались моими предками. Во-вторых, обод, похоже, существует и раньше даже использовался у нас в роду. В-третьих, что-то мне подсказывало, что наблюдатель из моих осознанных сновидений, тщетно пытающийся чему-то научить меня, это мой покойный дед или прадед.

В гостинице я забронировал билет на поезд, который отправлялся в час ночи из Волгограда, собрал вещи и рассчитался за проживание. До поезда оставалось почти шесть часов, и я решил провести их в самом Волгограде. В конце концов, побывать в этом городе и не посетить Мамаев курган, не прогуляться по набережной Волги было бы обидно. Ну и нужно было поесть перед дорогой, что я и сделал, остановив свой выбор на заведении с забавной вывеской — с таблички на прохожих смотрела серая морда бульдога в тюбетейке. «Узбек Коля» порадовал отличной индейкой и хачапури по-аджарски, так что в поезд я сел сытым и довольным.

14 августа, суббота

Вернувшись домой, я продолжил практиковать осознанные сновидения, теперь стараясь уделять больше внимания советам наблюдавшего за мной, как я решил, деда. На ежедневные успехи рассчитывать не приходилось, но работать в этом направлении явно нужно. И вот, в очередной раз, заметив его, я спросил про обод и про Любу. На удивление, он не промолчал, а ответил.

— Если ты с её помощью найдёшь очелье и, не дай бог, заберёшь себе, да ещё и ведьма в это время окажется рядом, то ничего хорошего не жди! Самое меньшее, ты станешь её послушной собачкой. Правда, если находку заберёт она, будет ещё хуже. У нас никогда не ладили с ведьмами и колдунам.

— Так, постой! — Я решил воспользоваться случаем и побольше расспросить его, — во-первых, тот мой знакомый с Марсова поля говорил, что сын может стать колдуном-оборотнем и отомстить ведьме, а не превратиться в её раба. А во-вторых, отец сказал невры, а тот знакомый почему-то назвал род ясов.

— Так-то, если бы тебе удалось найти очелье самому и поучиться у кого-то из старейшин рода или совершить нечто такое, что заставило бы тебя ещё до находки решить для себя, где чёрное, а где белое, тогда да, ты бы смог и потягаться с ней. Но стариков-то у нас не осталось.

— А ты?

Он не ответил.

— Ладно, — согласился пока я, — а что с ясами и неврами? У них же ничего общего и не было! Или?..

— Почём мне знать? Может, конечно, в древности кто-то из осетин к нам случайно и попал. Хотя, в последние века все народы перемешались, так что у любого в роду можно найти кого угодно, хоть Чингисхана.

— Ты говоришь, что не ладили с ведьмами и колдунами, а всё тот же знакомый сказал «стать колдуном-оборотнем». Как это понимать?

Но ответа не последовало, и вместо этого я проснулся. Что ж, выходит, с Любой и её нечистью можно побороться. Надо бы теперь понять, как определить для себя чёрное и белое, или, как говорилось в детском стишке, узнать, что такое «хорошо» и что такое «плохо». Вот всю жизнь мне твердили про отсутствие чёткой границы между ними, убеждали, что не бывает абсолютного добра и абсолютного зла, и я стал принимать всё, научился прощать, сделался терпимым или, как это сейчас называется, толерантным. Нет, есть, конечно, ещё какие-то ценности, привитые с детства, и мне, например, чуждо воровство или убийство. Но разделить мир на две части, чтобы выбрать одну из них, — это уж слишком.

Ладно, теперь ничего не остаётся, как практиковать эти осознанные сновидения и тренироваться, делать, что советует дедушка. Возможно, однажды и получится найти способ отделить для себя чёрное от белого. Но пока лишь удаётся летать, ходить сквозь стены и перемещаться в разные точки города с помощью открывания двери. Вот только ощущение чьего-то присутствия, кроме деда, остаётся порой даже после пробуждения. А я надеялся, что кошмары прекратились, когда я перестал пить калею. Ну, может, нужно знать меру и не перегружать мозг, он ведь и так в последнее время слишком много потрясений получает.

20 августа, пятница

Записывать схожие или повторяющиеся результаты практики мне кажется скучным и неинтересным, а вот сегодняшний опыт, думаю, имеет смысл описать, тем более, он напомнил случай из детства.

Итак, работу со сновидениями я для себя разделил на несколько блоков. Первый и, пожалуй, наиболее научный — описание и анализ образов и сюжетов, то, чему посвящены многочисленные труды К. Г. Юнга. Символы и архетипы, пробивающиеся через все слои нашего подсознания, дают ключ к пониманию происходящего в жизни сновидца. Второй, шаманистический, — непосредственная практика осознания себя во сне и работа с той реальностью по своей воле. Об этом писал Кастанеда как об одном из этапов становления мага. Третий же — совмещённый. Во время сновидения удаётся осознать себя спящим, но не перестраивать реальность, а сразу же, в самом процессе анализировать образы и сюжетную линию, а при необходимости запоминать какие-то важные мелкие детали. Я считаю, что имеет смысл работать поочерёдно со всеми блоками. И вот прошедшей ночью мне удалось попробовать третий.

Я обнаружил себя стоящим на склоне небольшой горы. Кругом были леса, но с той стороны, где я стоял, высились стены древнего храма. Несмотря на огромный возраст и отсутствие рядом людей, заботящихся о его сохранности, храм выглядел прочным и готовым простоять ещё много веков. Обходя и осматривая это чудо с южной стороны, я прищурился от яркого солнца, внезапно ослепившего меня, и резко повернулся к зданию, чтобы проморгаться. В этот самый момент я и увидел, что стены его сплошь покрыты высеченными угловатыми рунами, а оглянувшись, понял — весь храм был словно громадная книга. Вероятно, какое-то резкое движение или, может, сильное удивление подсказало мне, что я сплю, и теперь мне удалось осознаться. Тренироваться в обычном виде в такой ситуации не хотелось, а потому мне не оставалось ничего иного, как наблюдать и запоминать. Оказалось, что стены отделаны небольшими каменными плитками размером с две ладони, на каждой из которых свои надписи, так что ни одна не повторялась. Желание прочесть написанное росло с каждым шагом, но никакой подсказки рядом не было. Я подошёл к ступеням у входа в храм и обнаружил подобие книги в привычном мне виде — несколько сложенных вместе дощечек. Вот теперь желание не вмешиваться в происходящее пропало, и я решил сотворить переводчик, рядом появилась дощечка, исписанная текстом соответствующего размера, только уже на современном русском языке. Но прочитать мне не удалось — как только я стал вглядываться в каждую отдельную руну, всё вокруг расплывалось, как папиллярные линии на руках во время осознания себя во сне. Понимая, что скоро проснусь, я бросил взгляд на перевод, но успел разглядеть лишь фразу «в храме солнца силой неба…».

Что-то подобное было и в детстве. Лет в шестнадцать мне приснилось, что я вышел из своей комнаты и встал в гостиной перед мамой, лежавшей на диване и смотревшей телевизор. Я начал что-то ей рассказывать, пытаясь объяснить вдруг ставшую мне понятной вещь, но она, хоть и внимательно слушала, но никак не могла понять. Тогда я повернулся и сел в кресло отдохнуть. Через какое-то время за окном стемнело, и я ушёл к себе в комнату спать. Наутро мама подошла и, смеясь, сказала мне какую-то непонятную фразу: «Ну что, туреале махеале?». Я ничего не понял и смутился. Выяснилось, что ночью она смотрела телевизор, а я пришёл и начал нести нкакую-то околесицу с умным видом. Среди прочего повторялись и эти слова или что-то похожее. Мама попыталась прервать меня, но ничего не получилось. Тогда она понял, что я сплю, но разбудить меня не удалось. Через какое-то время, высказав всё на непонятном языке, я сел отдохнуть в кресло, а потом ушёл к себе в комнату спать. Казалось бы, ночная абракадабра не имела смысла, и над ней стоило бы просто посмеяться. Но я решил поискать, что бы это могло значить, и в скором времени узнал, что той ночью я цитировал «плач по городам» на шумерском языке, где действительно частенько повторялась фраза «ture ale mahe ale».

Поэтому я решил, что какой-то смысл во всём этом есть, и первым же делом утром постарался найти в интернете, что это за храм солнца. Но выяснилось, что мест с таким названием как минимум четыре: в Конараке в Индии, неподалёку от Бенгальского залива, на горе Тузлук в Приэльбрусье (по легендам, находится как раз на пути к Ирию, славянскому раю), на горе Бештау на КавМинВодах (но считается, что строение скифское) и в Крыму на горе Ильяс-Кая. И все они являются местами силы. Если допустить, что сновидение связано с предками, то Индию можно опустить. А вот дальше уже не так просто. Невры жили западнее, тут уж скорее нужно было бы искать в каких-нибудь Карпатах что-то, но о них вообще ни слова. Ясы же, если их понимать как предков осетин, могли оставить память о себе в любом из этих трёх мест. Но с другой стороны, часть из них потеснили в XIII веке аж до Венгрии, а это опять наводит на мысль о Карпатах. Да что они мне так привязались? Наверное, просто тянет к овеянной мифами Трансильвании. Но в конце концов всё равно возможности посетить эти места у меня нет. А может, это и не нужно.

Тетрадь третья. Тянь-Ци

16 ноября, вторник

Что в жизни ограничивает нас? Что накладывает рамки? Почему одни люди готовы в любой момент сорваться с насиженных мест и уехать в путешествие автостопом через половину Азии, посетить сотни городов, окунуться в мир безграничных возможностей, а другие отказываются съездить в Финляндию, потому что не знают языка, или же боятся сменить надоевшую работу? Почему кто-то лепит свою жизнь как из пластилина, придавая ей любую форму, в то время как другие уверены в ограничениях, наложенных на них? В конце концов, почему одни придумывают множество занятий, историй, могут сочинять десятки сказок, а другие не могут и двух слов связать, чтобы рассказать о прошедшем отпуске? Быть может, дело в фантазии? Или же в вере? Может, человек изначально уже волшебник, вот только не верит в себя? В одной старой книжке говорилось, что каждый является в душе магом, только становится им окончательно, когда начинает больше думать не о себе, а о других, и работать ему интереснее, чем развлекаться в привычном нам смысле слова. Если так, то мне не сдвинуться с мёртвой точки.

Я столкнулся с тем, что, чем больше практикую осознанные сновидения, чем больше привыкаю к ним, тем более схожими они становятся с обычной жизнью на яву. Даже то, что я с лёгкостью делал во время своих первых опытов, теперь получается всё реже и реже, словно, удостоверившись в реальности того мира, я стал переносить в него и все законы физики, все ограничения этого. Мой ум, видимо, не желает принимать такой объём возможностей и стремится сужать их круг, словно отказываясь от дорогого подарка. Возможно, я слишком привык добиваться всего упорным трудом, платить сполна. И если автобус привёз меня в страну чудес, я не готов выйти на остановке, не заплатив. А как и чем платить за проезд я понятия не имею. И даже если оплата не требуется, что-то внутри сдерживает, не даёт воспользоваться возможностями, словно пословица про бесплатный сыр в мышеловке крепко засела в голове. Я всё чаще ловлю себя на мысли, что жду от кого-то разрешения на эти чудеса.

Наверное, именно это состояние и привело меня сейчас в новую компанию. Валера, новый знакомый, разделяющий множество моих увлечений, во время очередной беседы спросил, не практикую ли я тянь-ци. Вопрос показался несколько странным, особенно, в свете того, что это слово раньше я даже не слышал. Но Валера был уверен, что мне это близко и предложил организовать встречу с мастером, заодно и посмотреть, как оно работает.

Если в двух словах, то эта практика, основанная учителем из небольшой китайской деревушки в начале двадцатого века, является видом взаимодействия человека с изначальной жизненной энергией. Отсюда и название: тян — небесный, божественный, а ци — это энергия. Вообще, насколько я понял, изначально это вид целительства, где посвящённый человек способен помогать перенаправлением некой вселенской энергии. Но кроме такого применения существуют ещё и разные виды взаимодействия с людьми и животными. Скорее всего, легендарный учитель тянь-ци, ушедший в горы медитировать тридцать дней, чтобы достичь просветления, до этого, как водится, занимался какими-то единоборствами.

И всё же практика эта преподносится больше как целительская. Но самое интересное, считается, что применять её в негативном направлении невозможно — не будет работать, да и сам посвящённый оказывается под защитой этой небесной энергии или, как говорят в христианстве, под покровительством небесных сил, а значит, становится недоступным для всякой нечисти, тёмной дряни. По традиции в этом учении существуют три ступени. На первой целитель работает руками, прикасаясь к телу пациента в определённых позициях. Вторая ступень даёт возможность лечить посредством некоторых символов на расстоянии, а также направлять энергию в прошлое, чтобы исцелять причины заболеваний — видимо, речь идёт о психосоматике. При определённом опыте, как считается, на этой ступени практикующие способны перераспределять негативную энергию или же концентрировать в заданном месте позитивную. Кто-то рассказывал, что с помощью тянь-ци умудрялся отвязываться от меркантильных гаишников. Третья же ступень — это мастер, который знает в совершенстве технику, давно практикует и способен инициировать и обучать новых учеников.

Посомневавшись, я всё же решил опробовать и освоить это загадочное искусство. После определённого обряда мне было необходимо три недели соблюдать пост, отказавшись от животной пищи, а также медитировать и ежедневно практиковать. Стоит отметить, что, как восточное учение, тянь-ци имеет свои правила и придерживается принципа «не навреди», побуждая соблюдать душевное равновесие, спокойствие, воздерживаясь от воровства, честно зарабатывать на жизнь, требует почитать старших и учителей в частности, а также ценить всё живое на планете. И эти принципы мне понравилось. Почти сразу по прошествии трёх недель я решился и на вторую ступень, где получил три тайных символа, изучил их каллиграфию и методы использования. С их помощью стало возможным заряжать воду или, как ещё говорят, освящать её, работать с энергиями в пространстве и во времени. Также мастер рассказал, что все символы проявлялись практикующим во время медитаций, и со временем многим открываются их собственные, личные символы.

Итак, я заплатил временем, соблюдением постов, регулярными практиками и медитациями и, конечно же, деньгами за получение разрешения стать в некотором роде магом. Практикуя днём, я постепенно перенёс тянь-ци и в сновидения, где уже проще раздвигать рамки всё шире и шире. Но самое интересное, несмотря на весь этот сектантский вид практики и посвящения в неё, жизнь моя теперь меняется коренным образом. После двух месяцев поста организм совершенно отказался от табака, я стал более равнодушен к алкоголю. Денег начало появляться больше, а теперь ещё и удачно квартира подвернулась, так что мне уже не приходится снимать жильё. Но, как водится, без необычных соседей не обошлось. К этому, думаю, мне пора уже привыкнуть. Естественно, я воспользовался учением и почистил комнаты. На удивление в квартире стало тише и спокойнее.

21 ноября, воскресенье

Этот выходной по традиции я планировал посвятить тренировкам выхода из тела. Предварительно выспавшись, на эту ночь я, как обычно, поставил несколько тихих будильников и выбрал целью изучить дом и район, в котором поселился.

Буквально со второй попытки мне удалось встать из тела. Первые мгновения глаза привыкают к освещению, а мозг старается решить для себя, спит он или нет. Я поднялся с дивана и посмотрел на своё распластанное тело — лежит на животе, рот приоткрыт, одна рука под подушкой, вторая как-то завёрнута за спину, даже неудивительно, что утром руки затекают. Сколько раз уже видел себя со стороны, но всё никак не могу привыкнуть к этим несуразностям.

По комнате я шёл медленно, рассматривая стены, рисунок обоев, мебель. В этой реальности окружающая обстановка почти не отличается от привычного нам мира, разве что восприятие и чувства обостряются. Но иногда можно заметить некоторые детали, выделяющие одну из этих реальностей. Например, отклеившиеся днём обои в третьей фазе могут быть абсолютно нормальными и целыми, или же во время практики я вижу на столе книгу, даже листаю её, а проснувшись, замечаю, что она пылится в шкафу. В целом же, большая часть остаётся неизменной.

Я вышел в прихожую по привычке сквозь дверь, а затем постарался быстро проскочить мимо зеркала — от него можно ожидать чего угодно. На кухне всё выглядело так же, как и днём. На столе одиноко лежал банан. Если не считать звонко упавшую из крана каплю воды, в доме висела полная тишина. Я удивлённо взглянул на часы на стене, но стрелки двигались всё так же спокойно, хоть и абсолютно бесшумно. Вроде бы это было и привычно и не должно удивлять, только что-то заставило меня насторожиться. Через несколько мгновений вспомнился символ тянь-ци для защиты от негатива, и я уже намеревался начертить его в воздухе, но вдруг услышал странные скребущиеся звуки у стены в туалете. Осторожно подошёл туда, никого рядом не оказалось. Я вышел снова на кухню и тут неожиданно проснулся, словно после увиденного кошмара.

Какой-то необъяснимый страх заставил вскочить с постели и включить светильник. В квартире было тихо, только в ушах стучала кровь, сердце бешено колотилось. Мне пришлось пройтись несколько минут по комнате и отдышаться, прежде чем страх растворился в усталости, и я снова лёг спать. Как ни странно, но я оказался вновь в том же месте, где и был до пробуждения, хотя и не было ни единой попытки выйти в осознанное сновидение. Снова ватная тишина на кухне, беззвучное движение стрелок по циферблату, как в дежавю упала капля в раковину, а затем по полу пробежал лёгкий ветерок, словно сквозняк от окна. Я взглянул в ту сторону, но занавеси не двигались. И вновь послышались скребущиеся звуки у стены, настойчивые и продолжительные. Но как только я сделал пару шагов в их сторону, панический страх обрушился на меня, и я снова увидел, что лежу поверх одеяла.

Приглушённый свет лампы помог быстрее успокоиться. Я отпил воды из чашки, стоявшей рядом, и провалился обратно в сон. История повторилась ещё. И ещё… После очередного раза я поднялся, заварил чай, съел оставленный последний банан, немного походил по квартире, умыл лицо холодной водой и сел в туалете, вооружившись сборником сканвордов и анекдотов. В очередной раз подумал, что надо бы сделать ремонт. Ну, хотя бы на стены нужно что-то поклеить, а то вообще жуткое зрелище — щели, какие-то слои облезшей краски, сколы на кафеле на полу, даже плинтусов нет. Разве что в угловой щели между стеной и полом удобно держать журнал и ручку. Пытаясь нашарить последнюю, я вдруг заметил там же старую грязную иглу от шприца. Странно, ведь перед переездом вроде бы всё осматривал, и было чисто, да и предыдущий хозяин порядок наводил. Я аккуратно взял сложенной в несколько слоёв туалетной бумагой находку и выкинул её в мусорку. Минут через пятнадцать, выпив чаю, я всё же уснул, но выспаться так и не удалось из-за каких-то смутных кошмаров. А наутро на полу в туалете мне на глаза попалась игла от шприца, на пыльном синем конусе у её основания темнело въевшееся пятно. Я чертыхнулся, но, взяв бумагу, снова выбросил в урну. Странные всё же были прежние хозяева. Да и как я не замечал столько времени этой дряни?

22 ноября, понедельник

Ко вчерашнему вечеру я уже и подзабыл про необычную находку, вот только ночью, когда выходил на кухню попить воды, вновь услышал скрежет у стены и явно ощутил пробежавший по полу холодный ветерок. Мой взгляд непроизвольно упал на руки, я вгляделся в линии на ладонях и отметил для себя, что это не сновидение и не третья фаза. В груди что-то сжалось. Я стоял посреди кухни и прислушивался. Всё было совершенно обычно: секундная стрелка тихо отщёлкивала свой ход на настенных часах, за окном проехала машина, рассекая лужи, соседка этажом выше громко закашлялась, где-то в трубах гудела вода. Неспешно, стараясь себя успокоить, я вернулся в комнату, по пути заметив валяющийся на полу синий конус. При этом меня не покидало странное ощущение, что рядом ещё кто-то есть. Лишь спустя несколько минут мне пришло в голову воспользоваться символом тянь-ци: я потянулся правой рукой, почувствовал тепло в ладони, пальцы сложились в заученной фигуре и начали рисовать тройную спираль дракона. Это придало мне уверенности и стало возвращать спокойствие. Страх постепенно отступил, и я смог нормально уснуть.

27 ноября, суббота

Всю неделю по ночам меня преследовали кошмары, снились какие-то окровавленные люди, снилось, что в квартире полно народу, и все мне чужие, незнакомые, а когда я пытался их прогнать, они падали замертво. Сны наполнились вообще всякой сверхъестественной мутью вплоть до призраков и демонов, которых я старался прогнать, крестя воздух перед ними и вспоминая молитвы, но всё это было безуспешно, и то руки не слушались, то нечисть смеялась мне в лицо. Наутро я удивлялся, почему во сне выбирал именно христианские методы защиты, днём вспоминал про силу тянь-ци, но по ночам история повторялась. В такой ситуации выходить из тела вообще не хотелось — да что там, сил не оставалось, да и было банально страшно. Но перед выходными я решил наконец-то прекратить эти кошмары я всё же прошёл по квартире, впечатывая в стены через каждые два метра защитный символ «пасть чивэня» и на всякий случай окропил их заряженной символами водой, чтобы ночью, всё-таки выйдя из тела, разобраться со всей этой чертовщиной.

Мне пришлось изрядно постараться, чтобы побороть страх и выкатиться из себя. Привычно наблюдающего за мной деда не было уже больше недели, поэтому советов и помощи ждать не приходилось, и я, осторожно оглядываясь, в течение ночи многократно обходил всю квартиру, пытаясь придумать, как быть. Время от времени меня возвращало в тело, но я упорно выбирался и продолжал свой вынужденный патруль.

Около двух часов послышался знакомый скрежет у стены. Я остановился и начал молча наблюдать, стараясь не шевелиться и не выдавать своего присутствия. За дверью что-то шоркнуло, упало и покатилось, по полу вновь пробежал холодок. Пальцы у меня уже сложились в фигуру и были готовы рисовать символы, но я пока ждал, лишь вжавшись в стену и затаив дыхание. Внезапно по квартире пронёсся тихий, но отчётливо слышный не то стон, не то мучительный вздох. На кухне стало ещё холоднее, и тут я заметил, что уже не слышу ни стрелок часов, ни шума на улице — да вообще ничего. Повисла мёртвая тишина. Мне показалось даже, что стало несколько темнее.

Внутри меня боролись страх, любопытство и дикое желание прекратить кошмары. Я ждал. Из приоткрытой двери ванной медленно выкатилась густая объёмная тень, проскользнула по прихожей и остановилась. Я отчётливо поймал на себе пристальный взгляд, от чего дёрнулся и чуть не вскрикнул, но в следующее мгновение уже обнаружил себя проснувшимся в постели. По лбу катились холодные капли.

Я шумно выдохнул и, поворачиваясь на бок, протёр лицо ладонью, после чего открыл глаза и остолбенел: в дверном проёме стояла тень, постепенно обретающая женский силуэт. Фигура невысокой девушки с поникшей головой неподвижно застыла перед входом в комнату и пристально смотрела на меня. Желание нарисовать перед ней тройную спираль дракона так и осталось желанием — тело меня не слушалось, словно парализованное. Девушка сделала два шага вперёд, и в груди у меня жалобно заныло, я тщетно пытался поднять руку или хотя бы пошевелиться. Тень всё так же приближалась и уже потянулась ко мне худощавой рукой. Странно, но, несмотря на то, что это была тень, я отчётливо увидел синяки и множество мелких тёмных точек на предплечье. Её пальцы тряслись. Из-под паклей свисавших волос проглядывались провалившиеся глаза и впалые щёки. В голове только щёлкнуло — наркоманка. Тело всё так же не слушалось, но нараставший страх буквально вытолкнул меня из него, и одним рывком я оказался у двери, где ещё недавно стояла тень. Почему-то захотелось окрикнуть её, но это не понадобилось — она уже развернулась и вновь смотрела на меня, печально вздыхая. Она сделала шаг, и я в то же мгновение начертил в воздухе первую спираль, шепча имя небесного дракона, занёс руку на второй виток, но девушка обмякла и упала на пол. Обхватив колени, она беззвучно зарыдала и вдруг растворилась. Я был готов увидеть её где угодно и потому стал оглядываться по сторонам, но тень пропала. На кухне затикали часы, по стене проскользил свет фар проехавшей по дороге машины, где-то за окном гаркнула ворона, и я понял, что на сегодня всё закончилась. Стерев рукой повисший в воздухе символ, я закрыл глаза и постарался забыться. До утра мне не приснилось ни единого сна.

Днём же все мысли крутились вокруг этого странного образа. Непонятно откуда в голове утвердилась идея, что это призрак жившей раньше здесь девушки-наркоманки, преставившейся раньше времени. Ну, вроде того алкоголика, которого у нас экстрасенс выгонял. Появилось, конечно, желание поспрашивать у соседей о том, кто здесь жил раньше, но пока не решился. Зато к вечеру захотелось помедитировать в потоке тянь-ци, сосредоточившись на этой девушке. Наверное, это можно расценивать как аналог христианской молитве за чью-то душу. Что ж, посмотрим, что из этого выйдет.

28 ноября, воскресенье

Просидев вчера вечером около часа в попытках медитации, я успокоился и расслабился, так что быстро добрался до постели и, даже не раздевшись, уснул совершенно без снов. Очнулся только ближе к утру, когда стал замерзать.

Я поднялся, чтобы включить обогреватель и заварить чаю, но так этого и не сделал: на стуле за письменным столом сидела знакомая тень, опустив голову на грудь и заломив руки. Мне захотелось, чтобы это оказалось просто видением, но, сколько я ни моргал и ни тёр глаза, девушка не пропадала. Холод, словно туман, обволакивал всю комнату. В воздухе почувствовался знакомый тягучий плесневело-спёртый привкус, и вновь повисла тишина. Чтобы разрешить возникшие сомнения, на яву ли это, я осторожно поднял руки, попытавшись вглядеться в них, но в этот момент тень покачнулась и в следующее мгновение у меня перед глазами возникла её худощавая ладонь с тонкими скрюченными пальцами. Наверное, от сковавшего меня страха показалось, что время застыло, поскольку я, так и не шевелясь, долго наблюдал, как рука уплотнялась, становясь… нет, живой её было не назвать, но она становилась настоящей, из плоти: под синюшной кожей вздувались ломаные ветки вен, пальцы оканчивались обкусанными ногтями и дрожали. Я сглотнул. Во рту стало кисло. Появилось желание выругаться. В голове пронеслось: «Отче наш, иже еси на небеси…», затем: «Нет, не то! Не помню, да и не верю». Мысли судорожно скакали, мозг безуспешно пытался выловить что-то из памяти, хотелось кричать или бежать, а лучше — и то, и другое. А я стоял и безвольно наблюдал за этой кошмарной сценой.

Вдруг за окном промелькнуло что-то яркое, и в этом свете рука словно рассеялась и в следующее мгновение возникла снова, но при этом с меня спало оцепенение. Машинально отмахнувшись от мерзкого образа, я отпрыгнул назад и только теперь вспомнил про символы тянь-ци, тут же принявшись их выводить жестами. Тройная спираль дракона фактически вырисовывалась в воздухе вслед за каждым движением моих пальцев и оставалась висеть между мной и призраком.

Одно дело слышать разные истории про магию и силу веры, и совершенно другое — видеть вживую, как она происходит, буквально творится твоими руками! Наверное, если бы мне довелось наблюдать нечто подобное в иных, более спокойных условиях, я бы, мягко говоря, обалдел и стал бы разглядывать эти самые руки, словно увидев их в первый раз, при этом бесконечно задавая вопрос о том, как такое возможно. Вероятно, начал бы выкрикивать невесть что — да пёс его знает, что бы ещё могло случиться тогда. Но здесь же было не до удивлений и восклицаний — более того, если бы этой магии не произошло, не представляю, как бы мне пришлось выкручиваться из всего этого.

И всё-таки тройная спираль дракона действительно повисла там, где я её нарисовал, словно голограмма. Полугнилая ладонь с шипением ударилась о вспыхнувший иероглиф и тут же втянулась обратно в тень, словно ошпаренная. Меня это немного приободрило. Сидевшая девушка поднялась и теперь подалась вперёд, но вскоре остановилась. Сердце моё бешено колотилось, я не знал, что делать дальше, призрак смотрел на меня в упор и, казалось, чего-то ждал. Через несколько секунд, когда символ потускнел, девушка вновь шагнула вперёд, продираясь рукой через его плоскость. Острые пальцы словно обгорали в затухающих линиях, и ко мне тянулись уже частично без кожи, со вздувшимися волдырями ожогов, а местами даже прожженные спиралью до кости. Я зажмурился от противного зрелища и обеими ладонями нарисовал два символа, а затем, стараясь отгораживаться ими, как щитами, сделал несколько шагов вперёд. Не знаю, зачем — наверное, хотел вытолкнуть её куда-то за окно. Но глаза закрыл я, как оказалось, зря — видимо, оставил всё же какой-то открытый участок, и призрак дотянулся до моего левого плеча рукой. Это было похоже на удар острым куском льда. «Твою ж медь!» — я вскрикнул и по-прежнему не открывая глаз, отмахнулся, пытаясь со всей мочи швырнуть символом в мерзкую дрянь. Раздалось шипение как от сала на сковородке. И больше уже ничего не помню.

Я проснулся от яркого солнца ближе к полудню. Первое, о чём подумалось, — ну и кошмар же приснился. Называется, хотел покончить с этой жутью. Ну-ну. Теперь и спать здесь не хочется, в этой квартирке. Но, когда под душем первые горячие струи ударили по телу, меня аж передёрнуло от боли в левом плече. Вниз потекли розовые ручейки. Вот, блин, и кошмарик. Я выматерился вслух — такого ещё не было.

Вплоть до сих пор, а сейчас уже почти семь вечера, я брызгал святой водой по всей квартире, жёг церковные свечи и рисовал руками защитные символы тянь-ци, один даже вывел краской на бумаге и прикрепил на дверь. Я совершенно не представляю, за что браться, и хватаюсь за всё. Нашёл тут какой-то славянский оберег у себя — «цветок папоротника», вроде называется — и повесил на шею. Так жутко мне давно не было. Не знаю, получится ли вообще уснуть.

29 ноября, понедельник

Удивительно, но вчера уснул ещё до девяти и спокойно проспал до самого утра. Пёс его знает, может, и в самом деле это всё подействовало. Но на работе устал дико — видимо, эмоциональное напряжение сказывается. Надеюсь, сегодня тоже смогу поспать. Правда, на всякий случай, водой я снова окропил стены. И свечу зажёг. Хоть на час перед сном, пока пишу и ужинаю.

1 декабря, среда

Вчерашний день буквально выпал из жизни, пришлось даже позвонить начальству и сказать, что заболел. Поверили. Но не удивительно — голос у меня и впрямь был больной и измученный. Весь день приходил в себя и не вставал с постели. Как и сегодня. Наверное, придётся ещё и завтра брать отгул, если до вечера не наберусь сил. Но обо всё по порядку. Такое точно нужно кому-то рассказать, хотя бы дневнику.

В понедельник, лишь только опустив голову на подушку, я мгновенно провалился в сон. Мысли бурлили мутной кашей, на поверхность временами всплывали вопросы о том, что делать, при этом я видел, как вокруг проносятся странные образы, камни, деревья, горы, вспышки света — выходит, я продолжал думать, уже уснув. Какое-то время этот огромный водоворот картинок затягивал всё глубже и глубже, а затем внезапно я оказался в том самом доме, где умерла бабушка. Вокруг не было ни одного знакомого человека, но в комнатах кто-то всё-таки находился — я слышал шаги, приглушённые голоса, шуршание одежды. А ещё здесь была она, та самая ведьма. Она безостановочно ходила, рылась в каких-то вещах, что-то бормотала и толкалась среди присутствующих. Я осторожно прошёлся по квартире в попытках осмотреться и понять, кто вообще здесь, и что они делают, но меня прервал знакомый голос.

— Погоди, всему своё время. Не надо спешить, — рядом оказался давно уже не появлявшийся в сновидениях дед. Он был спокоен и, как мне показалось, даже печален. — Тебе следует научиться прогонять непрошеных гостей. Пойдём.

Мы подошли к двери в спальню. В квартире было довольно тихо, сумерки ползли по комнатам, но в приоткрытую дверь спальни я видел только темноту — похоже, ставни там уже закрыли. Сзади смолкли голоса и послышались мягкие шаги, а затем скрипнула дверь. Теперь нас осталось двое. Дед протянул мне зажженную свечу, толстую, прилично оплавленную, но горящую весьма ярко.

18+

Книга предназначена
для читателей старше 18 лет

Бесплатный фрагмент закончился.

Купите книгу, чтобы продолжить чтение.