Бесплатный фрагмент - Чародеи

Необходимо представлять персонажей, какими изобразили бы их двадцать лет назад следующие актеры:

хозяйка заведения — Федосеева-Шукшина

Калиостро — Фарада,

Мюнхгаузен — Гаркалин

Сталкер — Охлобыстин

Геамант — Адабашьян

Уборщица Алена — красотка с ногами

компьютерщик Пентиум — хмурый молодой человек

Шорт — Баширов

Янковский — Янковский

Порохов — Пороховщиков

Ротвеллер — Гафт

Агентство «Хоттабыч»

На полированном овальном столе под гипнотическими взглядами Сталкера и Калиостро носятся, сталкиваясь, желтые и красные игрушечные машинки, и падение каждой из них со стола вызывает вопли восторга или разочарования.

* * *

— Так-та-ак… — входит хозяйка заведения с продуктами в сумках, — взро-ослые люди и чем занимаются… В ра-або-чее время…

— Нет клиентов, — зевает Сталкер.

— Как это нет клиентов? На улице сколько людей, и каждый — потенциальный клиент.

— Так то-ж на улице! Вы и сами в рабочее время по магазинам шастаете.

— Что-о-о? Для вас же стараюсь! Все: пора устраивать собрание.

— Ну-у…

— Зовите остальных.

— А никого нет, — небрежно отвечает Калиостро.

— Где барон?

— Этот не в счет, — кривится Калиостро.

— У меня все на счету. Ему, кстати, будет сюрприз.

— Неприятный, надеюсь? — оживляется Калиостро.

— Это как посмотреть. Присаживайтесь. Господа, — заявляет она после паузы, — я собрала вас… Мунхи, вам особое приглашение нужно? — с раздражение обращается она к Мюнгхаузену, — чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. Если так будет продолжаться и дальше, то через месяц… максимум через три… мы разоримся.

— Ну-у…

— Да перестаньте вы нукать! Работать нужно, работать!

— А мы что делаем? — возмущается Калиостро, открывая ноутбук. Сталкер открывает свой, и они продолжают играть в те же гонки, что и на столе.

— Вы, Калиостро, именно вы… в бирюльки играете.

— Чем же еще заниматься в свободное от работы время?

— Вы неблагодарный! Я вас извлекла из психушки…

* * *

«Я Калиостро», — гордо заявляет несчастный, стоя в смирительной рубашке перед психиатром.

Санитар тычет его лицом в стол.

«Ну, кто ты теперь?» — спрашивает сидящий перед ним врач.

«Ладно, сдаюсь, нормальный я! Притворяюсь, нормальный!»

«Симулянт несчастный, — ворчит санитар. — Пойдешь по статье».

* * *

— Я выкупила вас, — заявляет хозяйка. — Вопреки своим правилам совершила преступление. Чем вы занимались? Апельсины под видом золотых самородков продавали скупщикам краденого на Казанском вокзале.

* * *

«Оп», — рука скупщика сгибается под тяжестью апельсина.

«Чистокровное золото, вот те крест», — машет рукой перед собой Калиостро, тревожно оглядывая по сторонам.

* * *

— Ведь брали, — оглядывает Калиостро всех победным взглядом.

— Вспомните лучше, — укоряет его хозяйка, — как вас поймали, несмотря на ваш гипнотизм. Хорошо, что вас в психушку отправили, а не на месте пришибли.

— Кто старое помянет…

— Не вам об этом говорить, Калиостро не вам. И не тебе, — оборачивается она к хихикающему Сталкеру. — Чем ты занимался? Совсем уже мелким мошенничеством! Детей обыгрывал у школы…

— Я обманывал детей богатых родителей. У меня всегда выходило орлом, а у них решкой. Все по-честному.

— Ха-ха-ха, — по слогам произносит Мюнхгаузен.

— У вас меньше всего должно быть поводов для смеха. Вспомните, где я вас отыскала…

* * *

Мюнхгаузен стоит перед витриной и пристально смотрит на коньяк. Содержимое бутылки уменьшается. Он извлекает из кармана лимон, отрезает тонкий ломтик, обмакивает в коробочку с сахаром, закусывает и запевает:

— Раскинулось море широко…

* * *

— Вас били! У вас начиналась белая горячка. Я вас поставила на ноги, паспорт выправила, купила жилье, устроила на работу в агентство…

— Хоттабыч, — подсказывает Калиостро.

— Правильно, хотя я и без подсказки знаю, чем управляю. Псевдоним придумала — «Мюнхгаузен», а вы меня безбожно обманываете.

— Я-я!? — изумляется тот.

— Вы-ы…

— Это клевета! Это клевета, господа!

Мюнхгаузен вскакивает и начинает метаться по комнате. Идет по стене, по потолку. Подходит к хозяйке и, свешиваясь вниз головой с потолка, заявляет:

— Это клевета!

— Ты бы лучше в цирке показывал свои фокусы.

— Меня оттуда завистники выгнали! За талант!

— Фу, накурился! — отмахивается она. — За пьянку тебя выгнали, а не за талант. Ты его всякий раз теряешь, когда напиваешься.

— Я-я? Я теряю?

— Фу, алкаш! — морщится она. — Профукал ты свой талант.

— Что?! Я? Я профукал?

— А, надоел!

Наконец, он спрыгивает на пол, напяливает треуголку и усаживается со скрещенными руками в позе Наполеона.

— Продемонстрировал дурь? — спрашивает хозяйка. — Ты так бы старался работать.

— Не дурь, а умение! А ты не смейся, придурок, — обращается он к Сталкеру и делает едва заметный пасс, выбивая теннисный мяч у него из руки.

В игру вступает Калиостро. Мяч повисает посреди комнаты над столом. Сталкер старается вернуть его назад. Мяч с жужжанием вертится в воздухе на одном месте. Наконец, Мюнхгаузен и Калиостро, переглянувшись, одновременно расслабляются, мяч с силой возвращается к Сталкеру и бьет его в лоб.

— Па-ацан… — презрительно цедит Мюнхгаузен.

— Ладно, ладно, расцениваю, как урок.

— Правильно, — подтверждает хозяйка. — Давно бы так, а то все в позу становишься.

Сталкер садится и сосредоточивает взгляд на Мюнхгаузене, стул под бароном разваливается, а он продолжает сидеть, как ни в чем не бывало.

— Ста-ажер несчастный, — усмехается Мюнгхаузен и от легкого движения руки стул под ним восстанавливается.

— Ох, — вздыхает хозяйка, — за вами глаз да глаз нужен. Представляю, что станет с миром, если каждый начнет такое эдакое выделывать!

— Один я у вас тут без греха, — заявляет компьютерщик Пентиум, — и могу бросить камень в любого, — и он бросает теннисный мяч в Калиостро.

— Помолчал бы, хакер несчастный! — взвивается тот, перехватывая мяч рукой.

— Да, я хакер, однако, не — не вор!

— Сам себя вором назвал.

— Я ворую то, чего нет — виртуальные образы, а вы…

— Минуточку, — перебивает его хозяйка, — никто у нас здесь не ворует. Мы честно людей обманываем, запомните? Вы его не обижайте, он у нас — малолетка.

— Ничего себе малолетка… двадцати семи лет!

— Вот все мы тут взрослые, поэтому он к нам и прилепился. Он застрял на уровне двенадцатилетнего подростка…

— О-би-жаете! — перебивает ее Пентиум. — Я на компьютере могу чего угодно изобразить. Чего нет, и что есть, но сокрыто. Местонахождение Басаева определял сколько раз.

— Ты лучше вспомни, чем это кончилось.

— Приперлись как-то ко мне из ФСБ, разбили компьютер. Еще раз сунешь нос, заявили, не в свое дело, не только компьютер, а и череп попортим. «За что?» — спрашиваю, а они вернулись и телевизор разбили.

— Я этого не слыхала, — заявляет хозяйка. — Пожалуйста, мне без политики!

— Сейчас свобода мнений, — становится в позу Сталкер.

— Свобода!? Знаешь у кого эта свобода?

— У кого миллиард, у того и свобода, — скороговоркой говорит по телевизору Березовский.

— Слыхали? — вопрошает хозяйка. — Вам бы лучше помалкивать… на такие темы особенно.

— Старорежимный вы человек.

— Береженого Бог бережет. Ну, а ты чем занимаешься? — возмущается хозяйка, обращаясь к компьютерщику.

На экране дисплея Мюнхгаузен сминает бумажку, бросает ее на пол и показывает уборщице в мини-юбке. Она нагибается и подбирает бумажку, нагибается и подбирает…

— Прекрати издевательство над девушкой!

— У меня программа такая имеется. Единственная в мире. Эксклюзив, как сейчас говорят.

— А, ерунда это все, — перебивает его Калиостро. — Я видение вызвал однажды и повернул ход истории. Собралась толпа большевиков перед Зимним дворцом в Петербурге, а я статую Ркацители на них напустил виртуальную…

* * *

Сквозь фасад Зимнего дворца, прорывая его, словно бумагу, показывается бронзовый корабль скульптора Церетелли в натуральную величину с Петром на носу.

* * *

— Большевики вначале застыли от изумления, только Ампилов на трибуне продолжал Собчака крыть по матушке и по батюшке, и по дедушке, и даже прадедушке, не замечая, что у него за спиной происходит. А как Петр им кулаком погрозил, побросали они знамена свои красные, портреты Ленина-Сталина и бегом с площади. Ампилов только на трибуне остался — так и не понял в чем дело. Вот, это была инициация! По потолку каждый у нас тут умеет ходить и даже Алена сумеет со временем, если постарается. Не понимаю: зачем они все здесь нужны, — указывает он на Мюнхгаузена. — Я бы один справился. Ладно, еще родственник…

— Мне он вовсе не родственник, — указывает хозяйка на Сталкера, — а сын соседки по коммуналке. Да, ты у нас старожил: первый пришел. Все вы владеете какими-то навыками. Ты одно можешь, барон другое, и даже у Сталкера кое-что уже получается. А научится, вас всех превзойдет.

— Рожденный мышью, котом не станет, — отмечает Калиостро.

— Тоже мне — кот! — кривится Сталкер.

— Я Чемпионом по плеванию соской с детства считался, — говорит Калиостро. — Мне соску в рот, а я её тьфу и в форточку выплюнул.

— Это что! — говорит Мюнхгаузен. — Я вот в двенадцать…

— Что ты? — перебивает его хозяйка. — Геамант, вот, кто величина!

— Ну и где этот ваш ге-о-мант? Мы зарплату ему начисляем, а он на работу даже носа не кажет.

— Во-первых, ге-о-мант это его профессия, а Ге-а-мантом он велит себя называть, а во-вторых, это вы у меня притворяетесь, что работаете, а сами в бирюльки играете, а он творит! Я у него по телефону советы испрашиваю. Не тебе ли он посоветовал, Сталки, по три страницы читать каждый день Сей Сёнагон для поумнения? Читаешь?

— Да ничего со мной не случается от чтения этого.

— Разумеется! Он тебе велел всю до конца книгу прочесть, а ты сколько прочел? Десять страниц осилил?

— Обижаете: сорок!

— Огромное достижение.

— Вы-то сами прочли?

— Мне не надо, однако, прочла.

— Поумнели?

— А ты не груби! Ишь, распетушились, расхвастались! Сейчас посмотрим, что вы запоете? Это к тебе в первую очередь относится, Мунхи. Алена, вноси!

Красотка вкатывает столик на колесиках, накрытый золотистой бумагой. Хозяйка сдергивает хрустящую бумагу и открывается шоколадная копия Университета на Воробьевых Горах.

— Что это? — спрашивает Калиостро. — День рождения у кого-то сегодня?

— Это точная копия у… — тянет хозяйка, — ни… вер… университета! Вот тугодумы! Понимаешь, Мунхи, куда я клоню?

Мюнхгаузен шарахается назад, прижимается к стене спиной и ползет вверх до потолка.

— Где пять тысяч зеленых? — повышает голос хозяйка. — Вам что — мало двадцати процентов премиальных от прибыли?

— Так от прибыли только, — ноет Мюнхгаузен и сползает вниз.

— Сползай, гад ползучий, сползай, с-час мы из тебя пять кусков вырежем, — угрожающе заявляет Сталкер. — По куску за каждый кусок.

— Не беспокойся, барончик, — потирает руки Калиостро, — мы тебя не больно разрежем — под наркозом или гипнозом.

— Спускайся, — меняет интонацию хозяйка, — никто тебя резать не будет, а деньги придется вернуть.

— Я их истратил.

— Мы не будем допытываться, на что ты истратил, а просто обыщем. Лучше сразу отдай, а то выгоним на улицу…

— Нате! — швыряет деньги Мюнхгаузен.

— Это он специально бросил, — пытается Калиостро задвинуть ногой купюры под диван, — чтобы потом сказать, будто мы, собирая, присвоили себе по паре бумажек.

— Неважно, подберем. Мы не гордые. А теперь можем отпраздновать сегодняшнюю прибыль.

Все набрасываются на торт, отламывают куски и жадно съедают. Под шоколадом обнаруживается бутылка коньяка.

— Это я забираю себе, — выхватывает хозяйка из леса протянутых рук бутылку. — Вам пить нельзя, вы на работе.

— Утюг и тот на электричестве работает, — разваливается в кресле, указывает Мюнхгаузен на компьютер, — и нам нужна подзарядка.

— Заработайте денег и пейте в свободное от работы время.

— У нас ненормированный рабочий день.

— Рассказывайте, как было дело.

Раскинулось море широко…

Из шикарной машины выходит здоровенный детина и направляется ко входу агентства со светящейся надписью в черном зеркале: «Старик Хоттабыч. Мудрость Востока. Магия и медицина». Раздвижные двери при его приближении захлопываются, и он невольно отступает на шаг назад. Двери вновь открываются.

— Входите, — раздается голос из репродуктора, — это шутка.

— Хороша шутка, — ворчит посетитель.

— К кому мне обратиться? — спрашивает он сидящую за столиком уборщицу, зевающую от скуки во весь рот. — Я по объявлению, — бросает он газету на стол и тоже начинает зевать.

Глядя на нее, он тоже начинает зевать.

— Я за советом, — наконец, выдавливает он из себя.

— Это не ко мне.

— Да перестань зевать! — орет он на нее. — Ты кто такая, секретарша?

— Не, я уборщица. Хозяйка вышла, я ее замещаю.

— Ничего себе уборщица! Манекенщицей не пробовала работать?

— Где бы ни работать, лишь бы не работать.

Клиент с удивлением указывает пальцем на машинку старого образца, которая печатает сама по себе.

— Ой, — вскакивает девица, — забыла бумагу подставить. Всегда что-нибудь забываю.

— Ага-а… понятно. Куда мне идти?

— Туда, — машет она рукой довольно неопределенно.

* * *

— Входите-входите! — орет Сталкер. — Я известный маг…

— Володенька… — укоризненно прерывает его Калиостро. — Это мой ученик, — указывает он на Сталкера.

— Я здесь… я здесь… — начинает тот возмущаться.

— Ты здесь по блату. Он племянник хозяйки заведения. Она вышла, и я сейчас за нее.

— Да из тебя такой начальник, как из меня…

— Как из тебя Сталкер, ты — Стажёр.

— Я Сталкер, а ты, старый хрыч…

Они начинают шипеть друг на друга. Тем временем в комнату входит Мюнхгаузен, садится на диван позади спорящих коллег и впивается взглядом в сидящего за столом клиента. На лбу у него возникают светящиеся цифры телефонного номера. Мюнхгаузен берет за пуговицу на кармане, выдвигает из груди ящик, достает крохотную записную книжку и записывает номер. Клиента проводит рукой по лбу, и цифры гаснут.

— Ты что там записываешь? — набрасывается на него Сталкер.

— Я? Ничего, — достает он сигарету из-за уха, закуривает и сбрасывая пепел в ящик на груди.

— Иди отсюда! — набрасывается на него Сталкер. — Иди отсюда! Тебя еще здесь не хватало! Он к нам пришел!

— Может, вы, наконец, мною займетесь? — спрашивает клиент.

— Сейчас-сейчас, только вот выпроводим надоедалу. Тоже мне, фокусник! — кипит от возмущения Калиостро. — Не пытайся перетягивать к себе клиента. Он наш!

— Ну, как хотите, — встает Мюнхгаузен и уходит. — А в чем, собственно, дело, а? — выглядывает он из-за двери.

— Иди-иди отсюда! — орут оба они в унисон.

— Ну вот, проводили надоедалу, — умиротворенным тоном заявляет Калиостро, — теперь говорите: кто вы, что и зачем. Проверь только: не подслушивает?

Сталкер идет на цыпочках к двери, резко раскрывает ее, но за ней никого нет.

— Странно, — удивляется Калиостро. — Итак…

— Минуточку, — подходит Сталкер к стене и, подставив ухо, прислушивается.

* * *

Стоящий за стеной Мюнхгаузен приставляет бокал к стене и, скривив рожу, прислушивается. «Ха!» — вскрикивает Сталкер. Мюнхгаузен роняет бокал и хватается за ухо.

* * *

— Теперь, — объявляет Калиостро, — когда все препятствия устранены, можем продолжать наш разговор.

— Ну, ребята, утомили вы меня своими предосторожностями, — укоризненно машет головой клиент. — Не знаю, как приступить. У меня ба-а-альшая проблема, — он явно мнется, не решаясь высказать свою проблему. — Интересно у вас тут, господа, — оглядывается он по сторонам. — Не знаю, как вам сказать… М-да, господа… Это вы сейчас господами стали, а мы всегда ими были. Дело в том, что я…

Все замирают на мгновение, прислушиваясь.

— Ангел пролетел, — проводит рукой Калиостро, как бы указывая путь.

— Ну да, о чем это я? — спрашивает клиент.

— Об ангелах, — подсказывает Сталкер.

— Нет, вы меня совершенно запутали. Я бизнесмен…

— Это заметно, — кивает головой Сталкер.

— Не перебивай, идиот! — орет на него Калиостро.

— Я бизнесмен. Вы наверняка видели меня по телевизору. Не узнаете?

— Н-нет…

— Дубравский моя фамилия. Ду-у-убравский, слыхали?

— А-а, Дубравский! — уверенно отвечает Калиостро. — Нет, не слыхали.

— Ну, как же: Чу-байс, Березовский, Дубравский, Сосновский.

— Ну, как же, — разводит руками Калиостро, — Чу-байс, Березовский, а… кто такой Сосновский?

— Ребята, вы что — телевизор не смотрите? Да, черт с ним, с Сосновским и Березовским в придачу! У меня своя проблема. Как я уже сказал… Что я сказал?

— Черт с ним, с Березовским, — подсказывает Сталкер.

— Нет, до этого.

— Э-э…

— Ах да, вот: я бизнесмен. Хожу на приемы, бываю в Кремле и в посольствах…

— Вот это жизнь! — восклицает Сталкер.

— Да ничего в этом хорошего нет, для меня во всяком случае. Там пить нужно…

— Враз вылечим, — заявляет Калиостро, — по методу доктора… забыл, как зовут, Мабузе, кажется… отучитесь пить, есть, курить и в карты играть…

— Вы меня неправильно поняли. Вот… эх… вот… вот никто меня не понимает. Я, когда говорю о своей проблеме, все смеются.

— В чем проблема? — спрашивает Калиостро.

— Видите ли, все — наоборот. Мне нужно… короче: научите меня пить, вот! Фух! — выдыхает он с облегчением, как будто выдал постыдную тайну.

— Вот те на! — восклицают маги в унисон и начинают смеяться.

— Вот, — обиженно вздыхает клиент, — все так. Люблю выпить, как и все, но не могу. Как вот до этого места доходит, — указывает он на печень, — все выпитое назад идет… вместе со съеденным, — добавляет с глубокой обидой в голосе.

— Какой ужас! — хватается за голову Калиостро.

— Нет слов для выражения сочувствия, — протягивает Сталкер руки к нему, но, не получив отклика, заводит за спину. — Как же вы дожили до жизни такой?

— Так и быть, расскажу. Дело было в Чехословакии, куда я еще при прежних властях наведывался, будучи секретарем Мукачевского обкома партии. Набрался как-то на приеме в посольстве до беспамятства. Просыпаюсь в канаве, вернее… в замке.

— Так в канаве или в замке?

— Не перебивайте меня, а то спутаюсь. Заснул в канаве, а проснулся во вражеском замке. В резиденции какой-то разведки. Там меня стали пытать алкогольными напитками: недаянием их. Подписывай, мол, какую-то бумагу, белый лист, можно сказать, а то не дадим похмелиться. Короче, вкололи мне сыворотку правды, и говорят: теперь ты, как только соврешь, все выпитое, как до это место дойдет, — и пальцем мне в печень ткнули, — назад выйдет. Может, мне все это приснилось, да только с той поры как выпью, так все выходит назад, потому как партийный человек сорок раз за день соврет, а деловой человек и подавно.

— Какой ужас! — сочувствует Калиостро.

— Стыдно признаться, а каково на приемах приходится, представляете? Все друзья-приятели пьют, как нормальные люди, а тут корячься, как папа Карла.

— Отчего это у вас? — спрашивает Сталкер.

— На нервной почве, должно быть? — сочувствует Калиостро.

— Вам нужно лечиться, — глубокомысленно предлагает Сталкер. — Аллахолом не пробовали?

— Ты еще скажи: малахолом! — клиент с укоризной смотрит на него и вздыхает.

— Что за средство? — спрашивает Сталкер.

— Игра слов, — орет на него Калиостро, — идиот!

— А?! Все равно не понял.

— Идиот малахольный, — орет Калиостро, — и это ты!

— Да я тя щас… — обретает Сталкер маску тигра рычит на него.

— Брейк, пацаны! Займитесь лучше моей проблемой. Что я только не перепробовал: и грязями, и мазями лечил, и шмазями и солями, и шмалями… Ничего не помогает. Я к вам от отчаянья пришел. Все перепробовал, даже к цыганке ходил. Она-то мне вас и порекомендовала. Сказала: будто вы заговаривать можете мою печень…

— Или уговорить, — подсказывает, выглядывая из-за двери Мюнхгаузен.

— Кыш! — взмахивает рукой на него Калиостро. — Тебя еще здесь не хватало!

— Как хотите, — уклоняется Мюнхгаузен от летящего в него стакана и захлопывает дверь.

— Что бы вам такое присоветовать? — задумчиво вопрошает Калиостро.

— Может, заглянем в Интернет? — открывает Сталкер ноутбук.

— В Интернет всякий дурак имеет возможность заглядывать. Тут нужно что-то такое…

— Эксклюзивное, — подсказывает из-за двери Мюнхгаузен.

— Какой будет приговор или заговор, заключение или как там у вас называется? — спрашивает посетитель.

— Вам нужно научиться пить… — говорит Калиостро.

— Вы что… ненормальные? Я же вам битый час втолковываю: пить не могу! Научите: озолочу!

— Малыми дозами не пробовали? — осведомляется Сталкер.

— Да пробовал я эту вашу гомеопатию: не помогает!

— Такой проблемы, как у вас, ни в одной книге нет, — говорит Калиостро. — Но оставляйте вашу заявку и… пятьсот долларов задатка. Мы рассмотрим вашу проблему на совете нашего агентства и через неделю-другую предоставим ответ. Мы вас проводим, чтобы надоедала не перехватил…

* * *

Поддерживая с двух сторон, чародеи ведут клиента к машине.

— О, какая у вас шикарная машина. Бронированная, о-о! — восхищается Сталкер. — Да вы, да вы…

— Да-да, я из олигархов! Понятно?

— Надо было с него взять тысячу долларов задатка, — сожалеет Сталкер, обращаясь к Калиостро через голову клиента.

— Да он за пятьсот баксов три шкуры с нас снимет, — шипит Калиостро, — а за тысячу до костей дойдет. Ты посмотри, какие у него мордовороты.

— Они вас в два счета уроют, — подтверждает клиент.

— Во влипли, — хватается за голову Сталкер.

— Это все ты, — показывает Калиостро на машину пальцем.

— При чем здесь машина? — спрашивает Сталкер.

— Да не машина, а ты, идиот!

— Я вас, ребятки, через неделю за пятьсот долларов на счетчик поставлю, начиная с прошлого года, — и оборачиваясь, добавляет, — по сто процентов в месяц. Ищите средство, а то с моей охраной будете дело иметь, — завершает клиент, садится в машину, и уезжает.

— Что будем делать? — спрашивает Сталкер.

— А ничего: авось пронесет.

— Авось!

* * *

Клиент открывает дверь своей квартиры. Раздается звонок. Он поднимает трубку в прихожей. Слышен голос Мюнхгаузена, усиленный громкоговорителем:

— Я тот самый Мюнхгаузен, как зовут меня почитатели.

— Что тебе нужно, Мунхаузер?

— Это вам нужно.

— Мне? И что мне нужно?

— Будто не знаете! Печень кому нужно подправить? Я из агентства Хоттабыч. Припоминаете?

— А? Надоедала?

— Нехорошо повторять за недоумками.

— За что они вас так не любят?

— За талант! Я могу сделать то, что вы хотите.

— Приезжайте немедленно.

— Я уже здесь.

— Где здесь?

— За дверью у вас.

Дубравский открывает дверь. Прислонившись к стене, за дверью стоит с телефоном Мюнхгаузен.

— Входите.

— Богатенький Буратино, — оглядывает обстановку Мюнхгаузен.

— Как адрес узнал: проследил? — спрашивает клиент.

— По телефону.

— А, понятно, по телефону адрес нашел, а телефон как узнал?

— Да у вас на лбу он написан.

Клиент, глядя в зеркало, проводит рукой по лбу со светящимся номером, и надпись исчезает.

— Эк, шутники! Хорош фокус, ничего не скажешь.

— Это не фокус — магия.

— По мне хоть магия, хоть шмагия, а научи меня пить.

— Знаю-знаю: озолотите.

— Даю тысячу долларов задатка. Если не поправишь меня, пять тысяч вернешь через неделю.

— Я работаю без задатка.

— Хм, ну-ну…

— Богато живете, Березовский.

— Я не Березовский, — ворчит клиент, — Дубравский, запомни!

— Дубравский… Дубравский… это от дуба или дубравы Дубравский?

— Главное то, что у меня столько денег, сколько у тебя за десять тысяч лет не наберется, даже если ты не будешь ни есть, ни пить, ни курить, а только копить! Понятно?

— Для миллионера богато живете, а для миллиардера — не очень.

— Понимал бы ты что-нибудь в апельсинах.

— В апельсинах и ананасах, быть может, — не очень, а в медицине и магии кое-что смыслю. Готовьте инструмент.

— Какой еще инструмент?

— Вино, водку, коньяк и у-ис-ки, а также бокалы!

Дубравский нажимает на кнопочку дистанционного управления: раскрываются двери огромного шкафа, заставленного сотнями бутылок с алкоголем.

— Разливайте, — говорит Мюнхгаузен, разваливаясь на диване.

— А как же лечение?

— Это и есть лечение.

— Хм… ну-ну… С сухенького начинаем?

— Сразу видно: непьющий.

— Но жаждущий!

— С водки начнем.

— Да?

— Или с у-ис-ки.

— Ну, смотри, ежели я травану…

— Знаю-знаю, на счетчик поставите.

— Хуже, много хуже!

— Не будем думать о завтрашнем дне. Живи сегодняшним!

— Ну что — можно уже пригубить?

— Что там — пригубить! Пей, гуляй! — Мюнхгаузен делает гротескную рекламную улыбку, проводит бокалом полукруг. — Чи-из…

— Что это было?

— Реклама коньяка… что это за коньяк? — бутылка скользит к нему по столу, и он, не глядя, подставляет руку и подхватывает ее. — А, Хеннеси. Отличный коньяк! Хотя я предпочитаю наш, Ставропольский.

— Для кого реклама: никого нет здесь?

— Для… для предполагаемой публики. Короче, это шутка. Мимо тещиного дома я без шуток не хожу.

— Не понял, еще раз. А когда я много не понимаю, начинаю сердиться, а когда начинаю сердиться…

— Ладно, приступим.

Он присаживается на диван рядом с клиентом, приставляет к его животу пластмассовую трубочку для коктейлей и начинает вращательными движениями вводить в тело сквозь одежду.

— Не беспокоит?

— Нет, — с изумлением отвечает клиент.

— Ну вот, теперь можно пить.

— Так вот взять и выпить?

— Да, просто взять и выпить. Ваше здоровье, публика! — делает он полукруг рукой с бокалом.

Клиент медленно подносит стакан ко рту, перекрещивается левой рукой, с оханьем выпивает и застывает.

— Как ощущения?

— Замечательные, только вот как бы…

— А вы об этом не думайте. Ловите мгновение.

Из трубочки выливается прозрачная жидкость.

— Видите: мимо печени прошло.

— Прошло.

— В мозг шибануло?

— Да, шибануло.

— В груди потеплело?

— Да.

— На душе легче стало?

— Не то слово!

— С вас пять тысяч, а пока — по второй. Ваше здоровье.

* * *

— Раскинулось море широко… — идут они по улице, обнявшись. За ними движется лимузин с охраной. На капоте — бутылки и стаканы, закуска.

— А хош, я тебе вот этот дом куплю и подарю, — указывает клиент неверной рукой на здание университета.

— Заверните, — заплетающимся языком бормочет Мюнхгаузен.

— Мы его снесем, выроем котлован, напустим воды, выйдем на берег и запоем…

— Раскинулось море широко, — начинает Мюнхгаузен.

— И волны бушуют вдали… — подхватывает Дубравский.

* * *

Хозяйка входит в холл. Мюнхгаузен с маской сатира на затылке рубит тумбу стола на дрова.

— Это еще что такое? Чем вы все тут занимаетесь?

— Я? Самовосстанием, — отвечает Мюнгхаузен.

— Вы что, другого места не могли себе найти?

— Да проиграл он нам, — смеется Калиостро.

— Фраер дешевый, — добавляет Сталкер.

— Он тут все свои прибамбасы показывал, а мы ему: плюнь в форточку жвачкой! С десяти раз не попал. Без магии-шмагии своей элементарных вещей не может сделать.

— Чтобы через полчаса всей этой дряни здесь не было! — орет хозяйка. — Стол испортили, за что вычту из жалования. У всех!

— Клиент, — раздается голос Пентиума из динамика.

— Так, все по местам! Убирайте дрова. Надеюсь, фантомные.

* * *

— О, здравствуйте… — говорит хозяйка, — здравствуйте, дорогой наш…

— Можете звать меня Игорь Сергеевич, — говорит давешний клиент.

— Как метод нашего лучшего сотрудника, действует? Есть проблемы?

— О! Нет слов…

— Действует?

— Еще как действует! Две недели не просыхаю.

— Вот это, пожалуй, не очень хорошо.

— Еще как хорошо! Выпил: вылилось, а кайф-то остался. Вот только…

— Есть проблемы?

— Проблемы всегда имеются…

— Что за проблемы?

— Глюки… глюки замучили…

— А вы меньше пейте, — предлагает Мюнхгаузен.

— Как можно!? Для чего тогда дырку проделывал в печени. Не-ет… мало пить нельзя. Надо найти такой метод лечения, чтобы глюки ушли.

— Через дырку, — говорит Мюнхгаузен.

— Через ту же?

— Нет, придется новую дырку бурить.

— И… где?

— Откуда глюки идут? Из головы. Стало быть, в голове.

— Э-э-э, — замахала руками хозяйка, — ты эти штучки брось! Главное не навредить.

— Все под контролем, — успокаивает ее Мюнхгаузен, — сейчас мы…

— Прямо сейчас? — опасливо спрашивает клиент.

— А что тянуть?

— Боязно как-то.

— Дырку в печени делали, не было больно?

— Н-нет.

— Готовьте череп.

— Что значит, готовьте? Вот он тут, на месте, — берется клиент за голову.

— Ну… подставляйте. Садитесь пока… о, хорошая лысинка на темечке. Алена, неси дрель.

— Да ты… да ты, что? — взвивается хозяйка. — С ума сошел?

— Да это я так, пошутил… для острастки. Дай-ка мне фартук, — обращается он к Алене.

Мюнхгаузен надевает фартук, прочерчивает циркулем круг на темечке, достает деревянный молоток, каким пользуются в суде, берет авторучку и делает отметку.

— Дайте мне вязальную спицу… самую толстую… Вы, — подает он хозяйке томик японского поэта Басё, — вы… будете читать мантры. Алена будешь листать Утамаро. Калиостро говори «ом», а ты, Стажер, «бом»…

— Какой я тебе Стажер? — возмущается Сталкер.

— Ну! — командует Мюнхгаузен.

— Что — ну? — возмущается хозяйка.

— Читай мантры!

— Ко мне нужно обращаться на «вы», — наставительно отмечает хозяйка. Потом будете разбираться, кто-из-вас-кто. Сосредоточьтесь на ритуале.

— Долго вы тут еще будете пререкаться? — спрашивает клиент.

— Клиенту необходимо молчать, — наставительно замечает Мюнхгаузен, — а то опыт пойдет вкривь и вкось.

— Уже замолкаю, — соглашается клиент.

— Я сказал: замолчать! — орет Мюнхгаузен. — Мантры читайте! Луна уходит…

— Хорошо — начинаю… Куда она уходит? — ворчит хозяйка. — Осенний дождь во мгле, нет, не ко мне, к соседу зонт прошелестел. Ерунда какая-то.

— Приступаем, — говорит Мюнхгаузен. — Говори: «ом»!

— Ом! — восклицает Сталкер.

Мюнхгаузен, отвернувшись, замахивается молотком.

— Бом! — вторит Калиостро и закрывает глаза ладонью.

Мюнхгаузен шевелит пальцами в красных резиновых перчатках. Из головы торчит штырь.

— Беспокоит?

— Нет.

— Я что велел?

— Что?

— Молчать, я велел!

— Хорошо: помолчу.

Мюнхгаузен вытягивает штырь из головы, дует на отверстие.

— Теперь приступаем к самому интересному этапу операции. Тащите коньяк, который сей господин нам прислал в шоколаде.

— Ничего я вам не присылал.

— Да? — удивляется хозяйка. — Кто же тогда?

— Какая разница, — говорит Калиостро, — коньяк есть коньяк!

— Не скажи, — задумывается Мюнхгаузен. — Коньяк мы на клиенте испробуем, а вот шоколад-то мы съели. А кто его прислал, неизвестно. Это плохо.

— Что, непригодный коньяк? — спрашивает клиент.

— Вы когда-нибудь употребляли что-нибудь с градусами, которое нельзя было пить? Вермут за рупь двадцать семь не застали?

— О! — восклицает Калиостро. — Ка-кая га-адость была! А сколько попили…

— Э-эх, было время! — вздыхает Мюнхгаузен. — Тебя, Стажер, тогда мамка из сиськи угощала раствором вермута и молока. Результат налицо.

— Что, — осторожно осведомляется Калиостро, — мы не будем коньяк пить вместе с клиентом?

— Конечно, будем! — с возмущением восклицает Мюнхгаузен. — А то еще клиент обидится.

— Только по рюмочке, — расставляет крохотные рюмки хозяйка.

— Клиенту стакан полагается, — говорит Мюнхгаузен.

— Действительно, — соглашается клиент.

— Разливаем, — говорит Мюнхгаузен, — и выпиваем… Теперь запьем водичкой из «Святого источника», — наливает он из пластмассовой бутылки. — Лучше всего — газированную. Можно, конечно, святую воду попробовать, но эффект будет слишком сильный.

— И какой? — спрашивает клиент.

— Раздобреете.

— Куда уж мне больше — полтора центнера без семи килограмм.

— Да не в этом дело. Подобреете и все свое имущество начнете раздавать бедным.

— Не дай Бог! Бедняков ненавижу! От них все беды на земле!

На голове клиента начинает надуваться воздушный шарик с нарисованным на нем лицом. Шарик отрывается от отверстия и поднимется к потолку. Один за одним шарики поднимаются к потолку, и начинают своеобразный танец под идиотскую музыку. Нечто вроде: «Ня на… ня на… ня… нам… на-а-а… ням на». Куклы оживают, подмигивают и корчат рожи.

— Теперь все глюки будут выходить. На ночь только нужно закрывать отверстие пробкой, а то кто-нибудь войдет без разрешения.

— И кто?

— Хока.

— А…

— Не спутайте с хокками. Те самые мантры, которые Зинаида Федоровна зачитывала.

Алена касается кончиком сигареты одного из шариков, он лопается, из него вырывается зеленоватый дым. Достигая потолка, дым преображается в большую ящерицу с головой бультерьера. Она начинает метаться по потолку и стенам, лаять и рычать на присутствующих.

— Ловите ее! — кричит Мюнхгаузен.

Пометавшись, существо бросается к дисплею компьютера и исчезает в нем.

— Эх, упустили.

Совершенно уже пьяный клиент хохочет.

— Есть глюки? — осведомляется Мюнхгаузен.

— Нет, все чисто, — отвечает довольный клиент и брякает пачку долларов на стол.

* * *

— Налей, налей бокалы полней… — поет клиент, направляясь к машине. — От бутылки вина не болит голова…

Кто убил Бернажю

— А болит у того, кто не пьет ничего, — подхватывает Мюнхгаузен, распивая с Пентиумом коньяк.

— Пьянствуете, да? — возмущается хозяйка. — Ты же сам говорил: этот коньяк пить нельзя. Может быть, его кто-то заговорил.

— Заговоренное зелье и… — заплетающимся языком говорит Мюнхгаузен, — и… и проглоченное. Проглоченное или промоченное… не важно… Тому, кто пил вермут по рупь двадцать семь даже водка Змей Горыныч не страшна.

— Э-эх, пьяницы! Лучше бы что-нибудь придумали новое. Какое-нибудь магическое приспособление… как вы там его называете?

— Симулякр, — подсказывает Калиостро.

— Как-как? Что это такое, еще раз объясните.

— Симулякр это нежный объект, нет, неживой, который притворяется живым.

— А разве такое бывает?

Раздается звонок.

— Минуточку — хозяйка берет трубку. — Агентство Хоттабыч. Так… нет… нет, я вам говорю, ведьмы нам не требуются, стервы — тоже. Вообще мы предпочитаем иметь дело с мужчинами. Будет нам мужчина? Когда будет, тогда и звоните. Ишь ты: плюется она, стерва! Алена, — поднимает она другую трубку, — перевожу все разговоры на тебя. Меня в ближайшие полчаса нет… Честно говоря, — вздыхает хозяйка, — я во всю вашу магию не верю. Как там не говори, а все это обман. Но… люди хотят обманываться, и мы делаем то, что они хотят. Да, мы обманываем, но честным образом.

— Вот резиновый шарик, к примеру, — Калиостро берет сморщившийся шарик, — с глюком господина Дубравского. Делай с ним все, что хочешь. Надуваем его.

Шарик приобретает очертания куклы. Неожиданно она открывает глаза и начинает выделывать танцевальные па.

— Ой, — всплескивает руками Алена, — какая прелесть!

— Я с вами, девками, что хочу, то и сделаю. Хочешь, сделаю из тебя Мерилин Монро?

— Конечно, хочу.

Калиостро пристально смотрит на нее: снизу начинает дуть ветер и подол ее платья поднимается вверх, но она даже не пытается его опустить.

— Платье задирать я и сама умею.

— В этом мы не сомневаемся.

— А скажите, — говорит Пентиум, который все время сидел за со скрещенными на груди руками, хмурый с презрением во взгляде, — для чего нам Алена нужна? Она же дура.

— А кто об этом знает. Пока рта не раскроет, никто и не знает. Побудет тут с нами годик-другой, пооботрется, научится вашим фокусам…

— У нас не фокусы — магия! — становится в позу Калиостро.

— Знаю я вашу магию: обман, да и все, — машет рукой хозяйка. — Я предлагаю эти деньги, которые барон заработал, истратить на оформление помещения. Надоели эти ваши черные обои. Что вы можете предложить?

— Я против деньги тратить на всякую ерунду, но… — начинает Мюнхгаузен.

— А тебя никто и не спрашивает, — прерывает его Калиостро. — Знай свое место, козел!

— Нельзя так… нельзя так, господа, — наставительно заявляет хозяйка, — во-первых, он добровольно деньги отдал… да, в грубой форме, но отдал… во-вторых, он талантливее всех вас здесь вместе взятых.

— Что? — вскакивают все со своих мест, а Калиостро даже бросает свой ноутбук на пол.

— За порчу имущества будем вычитать из премии, — заявляет хозяйка.

— Да-а! Один любимчик уже есть — этот недоумок, — указывает Калиостро на Сталкера, — теперь другой нашелся.

— Да, я талантливый! — орет Мюнхгаузен. — А вы — ничтожества!

— Все по местам! — стучит по столу хозяйка. — Немедленно прекратите! Ваше предложение, — обращается она к Мюнхгаузену.

— Нужно в первую очередь сделать треугольную комнату. Входит клиент, а тут — три стены. Он за эти только стены выложит вдвое. Теперь…

— Череп нужно на стол положить, — объявляет Пентиум.

— Из хрусталя, — уточняет Мюнхгаузен. — Поддельного, разумеется.

— Вот такого размера, — разводит руками Сталкер.

— Во, идиот, — отмечает Калиостро.

— Ну, почему же, череп… свят, свят, свят… — крестится хозяйка, — это неплохо. Размером, конечно, поменьше, но обязательно установим. Череп — это хорошо, хотя неприятно. Да уберите вы эту девку вашу надувную! Что она дергается, как заводная? Тьфу на неё, чтобы ей пусто было. Уберите ее в шкаф с глаз долой. Да не Алену, — орет хозяйка, — куклу вашу дурацкую! Тоже мне, шутники. Красивая девушка…

— Общипанная вся с ног до головы!

— Вы же все ее и тискаете! — возмущается хозяйка.

— Как же ее не щипать, если она…

Раздается звонок, хозяйка берет трубку, и ее лицо расплывается в улыбке:

— Владимир Вольфович, дорогой… как же, как же — мы о вас помним. Лучший клиент… разве не наш сотрудник предложил вам поменяться часами с Брынцаловым… а плеснуть в лицо конкурента водой для поднятия рейтинга… Сегодня его нет, он очень капризный… телефона его у нас нет, позвоните попозже…

— Предложите ему, — шепчет Мюнхгаузен, приставив ладонь ко рту, — чтобы он Хакамаду за попку укусил.

— С него станется! — усмехается с экрана телевизора Хакамада.

— Сколько раз вам говорить, — возмущается хозяйка, — когда звонят клиенты, чтобы можно было муху только услышать! Выключите телевизор! Что вы можете предложить для привлечения клиентов? И прекратите играть на компьютере!

Неожиданно с бутылки боржоми срывается пробка, колеблющийся шар шипящей воды поднимается в воздух и взрывается, обрызгивая хозяйку.

— Кто… кто… это сделал? Кто это сделал?

Мюнгхаузен указывает на телевизор.

— Кто убил Бернажю? — наставительно вопрошает король с экрана. — Кто убил Бернажю?

— Ну, прямо как дети, — отряхивает воду с себя хозяйка. — Так… кто это сделал?

Все показывают друг на друга.

— Ну ладно, замнем… пока! Чего тебе надо? — спрашивает она Алену.

— Звонят, — указывает она на телефон.

— Слушаю… да, я хозяйка агентства Хоттабыч. Что вы умеете делать? … Проклинать?.. Простите, нам такое не требуется… нет… нет… людей с преступными наклонностями мы не берем на работу. Мужчины… да, требуются. Так это ваша протеже звонила полчаса назад? Проклянете, говорите? Уже прокляли… Еще хуже будет? Куда уж хуже! Быстро определи, кто звонил, — обращается она к компьютерщику.

На дисплее ночь, сильный ветер, красная телефонная будка, спина человека, который открывает дверцу черной машины.

— Номера… номера какие?

— Номера заляпаны грязью.

— Эх!

— Вот, Зинаида Федоровна, вы не верите в то, что мы делаем, а пользуетесь.

— Кто же это был?

— Ничего больше не могу выжать из этой коробки.

— Жаль, а говоришь: ма-гия! Шарлатанство все это!

— Виртуальная магия.

— Надоели мне ваши виртуальные штучки. Тоже мне, Пентиум! Пентюх ты, а не Пентиум!

— За такие слова я буду требовать повышения заработной платы.

— Требовать ты, конечно же, можешь, да кто ж тебе даст.

— Будки эти красные в Англии только имеются.

— Это ж на краю света. Ладно, потом разберемся, — отмахивается рукой хозяйка.

— На самом деле это миракль. Обманка, по-вашему. Он звонил из мобильника… рядом с нашей конторой, кстати. Поглядите, — показывает Пентиум на экран дисплея.

Зелеными огнями светящийся мобильник жалобно попискивает в луже на асфальте. Хоттабыч на экране, воровато оглядываясь, вылезает из витрины и каблуком раздавливает мобильник. С миганием и писком по сторонам разбегаются маленькие электронные жуки. Он начинает топтать их ногами.

Хочу Барби

— Там клиентка, — вновь входит Алена, — а с ней идиот.

— Зови!

— Мы уже здесь, сами зашли, — сбрасывая на пол шубу, входит женщина с полноватым мальчиком лет четырнадцати. — Здесь мы уже, здесь…

— Что зима началась? — спрашивает Сталкер.

— Дурачок, это модно, — смеется гостья.

— Как вы сразу узнали, кто у нас в дураках ходит? — спрашивает Калиостро.

— У самой такой вот. Маленький, кем ты хочешь стать?

— Плейбоем, — гнусавит сын.

— Вот, слыхали? Плейбоем он, видите ли, хочет стать. Если все захотят стать плейбоями, что будет?

— Разврат, — вздыхает хозяйка.

— Вот за этим, кстати, мы и пришли. Ничего, маленький, будешь плейбоем. Папа не только на мою шубу с кадиллаком заработал, а еще столько, что даже из твоей бабушки звездой экрана можно уже будет сделать. Ха-ха-ха… Правда, смешно?

— Смешно! — ворчит Калиостро. — Вы вначале вашего сына отучите ковыряться в носу.

— Это следующий этап, — говорит она, давая сыну подзатыльник.

— Рекомендую пальцы горчицей намазать, — предлагает Калиостро.

— Ой, как смешно! Сынуля, ты слышал, что дядя сказал?

— Ка-а-зел!

— Сынуля-сынуля, так нельзя. Дядя тебе девочку найдет. Папа оплатит расходы.

— Кто у вас папа? — спрашивает хозяйка.

— Он деловой человек…

— Рэкетир он из солнцевской мафии, — мрачно заявляет сын. — Он с таких, как вы, лохов, налоги берет.

— Ну что ты глупости говоришь, сынуля. Какой он рэкетир?

— В газете так написали и фотографию папину поместили. Он в бане с Чё-че-линой сфотографировался за пятьдесят тысяч баксов.

— С тетей Лииной из спокойной ночи малыши? За пятьдесят тысяч баксов? — изумляется Калиостро. — Она еще не на пенсии? Странно.

— Да, с Чё-че-линой, дурак…

— Это неважно, — перебивает его клиентка, — это неважно, с кем и в каком виде. Мы не за тем сюда пришли, чтобы профессию отца обсуждать и… хобби. Нам нужна девочка.

— А почему вы думаете, что у нас можно… — начинает хозяйка.

— Знаю-знаю, но нам нужна особая девушка.

— Понимаю, — кивает хозяйка.

— Ничего вы не понимаете. Нам нужно выполнение трех условий.

— Трех — не десяти. Уже лучше.

— Во-первых, чтобы она была красивая…

Все указывают на Алену.

— Нет-нет, это не то. Да, согласна: красивая, но не та. Во-вторых, она должна быть как бы это сказать…

— Распутной, — подсказывает Калиостро.

Все вновь указывают на Алену.

— Понимаю… понимаю, но опять же не то. Она должна быть достаточно опытной, чтобы справиться с задачей. В-третьих, должна быть невинной.

— Прошу прощения, мадам, такого не бывает, — осторожно отмечает хозяйка.

— Эврика! — объявляет Калиостро после минуты молчания. — Кукла Барби!

Сталкер распахивает дверцу шкафа и оттуда выходит кукла.

— Это еще что за кикимора? — спрашивает клиентка.

— Кукла Барби, — заявляет Сталкер. — Лучше всякой Чёчилины.

— Боже, что за кукла! Она что — живая?

— Нет, симулякр.

— С ума можно с вами сойти! Что это такое?

— Хочу Барби, — начинает канючить сын, — хочу Барби!

— Сынуленька, зачем тебе Барби? Мы найдем для тебя настоящую девушку.

— Хочу Барби!

— Ну, что с ним поделаешь, ребенок! Третий год в пятом классе сидит. Ладно-ладно, не плачь. Сколько стоит кукла? Покупаю.

— Пять… — начинает хозяйка.

— … надцать тысяч долларов — добавляет Калиостро.

— Да вы што!?

— Ну, десять, — сразу соглашается Калиостро. — Как живая, все-таки.

— Плачу пять наличными.

— Договорились, — соглашается хозяйка.

Как только они выходят, участники начинают подбрасывать доллары. Клиентка заглядывает в комнату, все застывают в смущении.

— А она точно невинная?

— Мадам, — отвечает Мюнхгаузен, — она не только невинная, у нее и причинное место отсутствует.

— А-а… нету? Это даже к лучшему. Бабушка будет довольна. Только, как же он будет лишаться невинности, а?

— Доверьтесь кукле! Что-нибудь придумает, — машет рукой Калиостро. — Баба, она и есть баба, хотя и надувная.

— Все они надувные, — ворчит Пентиум.

— Вы о нас бросьте так говорить, — возмущается клиентка, оборачиваясь у выхода. — Кончился ваш патриархат. Феминизм наступил! О!

— Вот именно! — кривится Пентиум.

* * *

В черном зеркале отражается фигура человека в шляпе, надвинутом на лицо. Хоттабыч показывает ему нос, а тот грозит ему кулаком.

* * *

— Если кое-кто у нас порою иногда… — напевает хозяйка, проверяя счета.

— Честно жить не хочет, — подхватывают сидящие в комнате чародеи.

— Там клиент, — говорит Алена.

— Нэ там, нэ там, уже здэсь, — заявляет лицо кавказкой национальности с бультерьером на поводке. — Рады-нэ рады, — принимайте!

— Мы клиенту всегда рады, — заявляет хозяйка. — Что вы от нас хотите?

— Хочу питать куклу. Говорят, у вас продаются такие вот куклы, — указывает он на Алену.

— Думаете, она у нас худенькая?

— Да не питать, а питать, понимаете? — он вынимает из кармана сахарные щипчики и начинает обламывать себе палец на протезе левой руки. — Люблю попитать человека.

— Свят, свят, свят! — восклицает хозяйка. — Вы что, с ума сошли? Здесь вам не горы!

— Не нравится, да? Хотите попробовать? На мне попитайте. Не хотите? Смотрите!

Он сжимает палец руки в перчатке, нажимает, но щипчики лопаются.

— Говорят, мы, абреки, мол, злые. Вовсе нет. Вы, когда курицу режете, разве злитесь на нее? Так и мы: режем по привычке, без злобы. А если и злимся, — для куражу. Я человек цивилизованный, десять лет как живу в Москве. Никого не убиваю, не питаю, а хочется! Ой, как хочется! Вы бы мне куклу хотя бы какую-нибудь продали, я бы ее попитал.

— Нет, нет, нет, никаких кукол мы не продаем. Извините, уже вечер, мы давно закрыты. Идите в магазин, купите манекен и питайте его. Мы не исполняем преступных заказов.

— Совсем не исполняете или есть исключения?

— Если вы сможете так сформулировать свою просьбу, — говорит Калиостро, — чтобы в ней не содержался криминал, тогда — пожалуйста.

— Не хотите продать эту куклу? — указывает он на Алену.

— Нет, нет, ни в коем случае!

— Жаль, — говорит он, поворачивается и уходит.

Его лицо меняется, и он превращается в Ротвеллера. Гафт или Витторган на выбор читателя-созерцателя.

— Ха-ха-ха, — смеется Ротвеллер. — Наше время еще не пришло, да, Кощеюшка? — обращается он к собаке на улице. — Но скоро придет! С-ко-оро мы вернем тебе облик кощеев. Ско-оро…

— Р-р-р… — рычит собака.

— Ведьм у нас хоть отбавляй, а Кощеев не хватает. Соловья-разбойника уже воссоздали, осталось тебя.

Собака пытается перевоплотиться и превращается в смесь бультерьера и ящера.

— Уже крокодилов по улице водят, — возмущается пожилая прохожая.

— Это не крокодил, а ящерка, — отвечает Ротвеллер. — Обыкновенный варан большого только размера. Уймись, маленький, еще не время.

— Какой-то баран безрогий! Что за жизнь пошла?

* * *

— Эх, Геаманта сейчас бы сюда! — зевает хозяйка

Все сидят в расслабленных позах, зевают, пьют кофе, раскладывают пасьянсы. Компьютерщик набирает на компьютере картинки в витрине — одну глупее другой. На экране видно, как от на улице люди шарахаются от витрины. Светящиеся тексты высмеивают прохожих. Хоттабыч показывает им непристойные жесты. Один из прохожих подходит и плюет в витрину.

— Опять нет клиентов, — вздыхает хозяйка. — Что такое, не могу понять. Кино какое-нибудь показал бы что ли… — обращается она к компьютерщику, — из своих…

— Заморочек, — подсказывает Калиостро.

— Минуточку, — прерывает их Пентиум. — Сейчас явится.

— Кто? Кто явится?

— Фурия.

* * *

С визгом тормозов в зеркале останавливается кадиллак. Из него выскакивает давешняя клиентка. Она несется к агентству, но возвращается, вытаскивает за руку сына и влетает в пустой холл.

— Срочно, срочно продайте… — она начинает метаться в поисках двери. — Где? Где?

Задрав юбку, Алена моет пол в туалете и напевает:

— А я не хочу, не хочу по расчету… а я по любви, по любви хочу…

— Где, где все? — обращается посетительница к Алене.

— Кто? — расправляется Алена, поднимая руки в красных резиновых перчатках.

— Где все?

— Там, — машет она тряпкой.

— Ой, что же ты делаешь? Шубу забрызгала. Ладно, с этим потом разберемся, — клиентка хватает сына за руку и утаскивает.

* * *

— Срочно, — влетает она в комнату, — срочно дайте нам еще одну Барби!

— А где прежняя? — спрашивает Калиостро.

— Она испортилась — срочно!

— Как испортилась?

— Бум! — изображает сын.

— Что значит «бум»?

— То и значит, что «бум!» Мальчик любит посмотреть, что внутри.

— Я булавкой ее, а она: «бум!»

— Вот, — подтверждает клиентка.

— Где останки? — кривится Калиостро.

— Какие останки, вы нам новую куклу давайте!

— Но у нас она была в единственном экземпляре, — разваливается в кресле Калиостро. — Так что…

— Хо-чу Бар-би! — начинает орать сын.

— Не плачь, сынуля, сейчас мы все выясним. Скажите мне честно: можете сделать еще одну такую куклу, а еще лучше две? Про запас.

— Лучше три, — вставляет сын.

— Да, лучше три!

— Что скажете, чародеи? — грозно вопрошает хозяйка. — Наступил момент, когда вы можете показать свой профессионализм. Молчите? Обращаюсь в последнюю инстанцию: что вы скажете, барон?

— Новую сделать нельзя.

— Хочу Ба-арби!

— Да замолчи ты, ма-альчик! — шипит Пентиум.

— Вы на него не кричите. Он нервный. Родился при советской власти еще. Предложите, что можно сделать?

— Необходимы останки, — указывает на клиентку Мюнгхаузен.

— Но мы… мы их выбросили…

— В па-амойку… — орет сын, — я ее хотел па-ха-а-аранить, а вы вы-ы-ыбросили…

— Давно выбросили? — спрашивает Мюнхгаузен.

— Только что.

— Найдите: восстановим.

— Сынуля, поехали!

* * *

— Ох, и тяжелая работа у нас, — вздыхает хозяйка. — Лучше бы я осталась в журнале «Магия». Там все было ясно. Приходили дамочки: мужа заговорить, чтобы налево не ходил, или кого приворожить. Пошепчешь что-нибудь невнятное, свечкой перед зеркалом туда-сюда поводишь, а там поможет, не поможет, неважно. Главное — деньги платили вперед. Правда, поменьше, но каждый день, а от таких клиенток сплошные беспокойства. Алена, неси чай!

* * *

— Приехали, — указывает пальцем Хоттабыч с дисплея.

— Ну, держитесь, — предупреждает хозяйка, — попробуйте только не сделать. Она всю контору нам разнесет.

С хрустом распахиваются двери, и в комнату въезжает мусорный ящик на колесиках.

— Вот! — вкатывает клиентка мусорный ящик в комнату. — Ищите!

Это наш банк

— Вам из банка звонили, — объявляет Алена.

— Из банка?! — удивляется хозяйка. — Это хорошо. В банке клиенты солидные.

— Сказали, сразу пусть выезжают, как появятся.

* * *

— Да, это наш банк, — вводит чародеев в холл красивая женщина неопределенного возраста в строгом костюме с бриллиантовой брошью. — Припоминаете? — указывает она на экран со сценой рекламы Альфа банка.

Клиент что-то спрашивает сотрудницу, ему звонят по телефону, он отдает ей трубку. «Это вас». Она оборачивается, стоящие за стеклом коллеги показывают ей игрушечного мишку, поздравляют с днем рождения. Клиент говорит: «Это мой банк». Звучит музыка, поет Армстронг.

— Лет май пипл го-он, — прищелкивая пальцами, напевает сопровождающая чародеев дама. — Какая душевная песня. Я всегда плачу, когда ее слышу. Велела везде расставить мониторы и крутить целый день этот рекламный клип не нашего, к сожалению, банка, хотя сходство удивительное. У них — Альфа банк, а у нас — Альфа-Х-банк. Мы говорим Икс, а на самом деле «Ха» — это от Херца. Афанасий Херц, один из основателей нашего банка… ныне, к счастью, покойный… Я сказала «к счастью»? Оговорилась: к несчастью, конечно же. Ка-кая реклама, ка-кая музыка, а какая девушка! Она сейчас у нас работает, я переманила её из шоу бизнеса. Я ведь сама когда-то такой вот была: такая невинная, чистая, незапятнанная. Я комсомолкой, кстати, была до революции… девяносто первого года. Представляете? Как давно это было! Впрочем, как и все, как и… все…

Она подводит гостей к фонтану, на струе которого пляшет живая женская голова размером в волейбольный мяч — лысая, с крохотной челкой чуть выше лба, с узкими, восточными глазами.

— Это часть нашей проблемы, но об этом чуть позже. С комсомола и началась моя карьера. Я еще была пионеркой, нимфеткой. Выступала в самодеятельности, пела пионерские песни со сцены… «Взвейтесь кострами синие ночи… Мы пионеры, дети рабочих… Меня заметили и подарили партии. И я ей, то есть партии, пела, пела…

— В бане, должно быть? — ухмыляется Мюнхгаузен

— А вы откуда знаете? Вас что, тоже в бане дарили? Там меня и приняли в партию раньше положенного срока. За красоту и… пение! С этого и началась моя карьера. Мозес, Мозес, лет май пипл го-он! Душевная песня, не правда ли?

— Душевная, да, — кивает головой Мюнхгаузен, — только причем здесь Альфа банк?

— Действительно не-при-чем, но это неважно. Альфа Икс банк! В двух словах попытаюсь рассказать историю банка, в котором я сейчас председатель совета директоров. Вы думаете, мы, банковские работники, — бездушные чурбаны? Ничто человеческое нам не чуждо. Слеза прошибает, когда сотрудники дарят мишку своей коллеге. — показывает управляющая на экран с рекламой Альфа-банка. — Но об этом позже. Смотрите…

По их головам быстро пробегает шаман. Добежав до стены, быстро пробегает по ней вверх и повисает вниз головой с потолка.

— Что это? — с изумлением вопрошает хозяйка.

— Это и есть наша проблема. Пройдемте в мой кабинет. За этим столом произошло эпохальное событие. Кстати, богатству нашего банка способствовал совет вашего сотрудника. Тогда он, впрочем, не был еще вашим сотрудником, а был известным в узких кругах геомантом. Он велел одному своему знакомому искать черную кошку в черной комнате…

— В которой ее не было, знаю. Известная история.

— Совершенно верно, известная. Родственники, наконец, его пожалели и подбросили настоящую кошку. Он вышел из борьбы с ней победителем…

— Кошка, правда, издохла, — добавляет Калиостро.

— Ничего подобного: все кошки остались целыми. Знакомый нашего знакомого вернулся из черной комнаты весь исцарапанный, но с кошкой в руках и с математической формулой на устах, за которую получил нобелевскую премию. На заре перестройки… ой, как давно это было… он посоветовал мне отыскать на мусорной свалке самовар. Если найдешь, он мне сказал, обогатишься. Представляете, как я в элегантном платье и шляпке, ворошу руками в резиновых перчатках в мусоре. Искала-искала, долго искала, да так ничего и не нашла. С упреком к нему, а он мне…

* * *

«Как можно найти то, — высокомерно говорит, вращая тростью, сидящий в кресле на обширной коммунальной кухне геомант (Адабашьян, напоминаю), — чего быть не может. Необходимо было зарыть предварительно самовар из серебра и его же на следующий день отыскать».

* * *

— Купила я на Арбате серебряный самовар, зарыла в мусор, а на следующий день не могу найти. Искала, искала: нашла какой-то маленький самоварчик, явно из меди. Невзрачный такой, зеленый. Почистила его и в комиссионку снесла, чтоб три рубля хотя бы выручить. А он оказался ценнейшим раритетом. Чуть ли не Иван Грозный из него чаи распивал или Борис Калита. Короче, выручила я за него столько денег, что… кое-что еще добавила… и купила лицензию на открытие обманного пункта… обменного, разумеется. Ну, в очередной раз в баню сходила, и кредиты потекли рекой. Открыли мы крохотный банк на комсомольские деньги. Одно время заправлял у нас этот Херц. К счастью, он перепарился в бане и помер… К несчастью, разумеется! Еще пару раз сходила в баню, и теперь вон в какого гиганта превратился наш банк. Лет май пипл го-он! Теперь вот родиной торгуем. Не поймите превратно. Это кремлевские воры ценнейшие недра за бесценок распродают заграницу. Мы же торгуем обыкновенной землицей. Прямо вот за окружной дорогой берем землю экскаватором и загружаем в рефрижераторы. Комиссия определяет ненужность почвы…

— В бане, должно быть, члены комиссии собираются? — делает невинную физиономию Мюнхгаузен.

— Какой вы догадливый. Привозим в Гамбург, просеиваем землю, а там чего только ни попадается: и слитки редкоземельных металлов, и станки, и детали ракет…

— Тоже ненужные?

— Разумеется, и те же иконы, и даже изделия Фаберже. Необходимо только предварительно посеять что-нибудь ценное…

* * *

Она выводит чародеев во двор банка, снимает с пальца кольцо с крохотным бриллиантом и закапывает саперной лопатой в землю. Другой сотрудник набирает в ведро земли чуть поодаль и…

* * *

Уже в кабинете высыпает на фарфоровый поднос. Рукой в перчатке она ворошит землю и извлекает за цепочку золотые часы.

— Эксперт, проверьте.