Бесплатный фрагмент - Бюджетный сон в летнюю ночь

Бюджетный сон в летнюю ночь

(хроники оперативной реальности N-ского района)

Вступление

Давным-давно, в далёкой-далёкой бюрократической галактике, за мириады парсеков от земли и уж точно не в нашей губернии, во имя и на благо своего народа трудится особый орган — Районная Администрация.

Её будни — сложная экосистема, подобная тихой равнинной реке, по берегам которой влачат своё существование небольшие сёла и деревни. Непосвящённому взгляду она предстаёт лишь мерным, маслянистым дрожанием застойной воды. Но это — иллюзия. Под гладью поверхностного спокойствия жизнь бурлит, а порой даже переливается через край.

Если продолжить эту гидрологическую метафору, то здесь есть свои канцелярские щуки — матёрые хищники, безжалостно охотящиеся на молодую поросль в лице неопытной плотвы. Здесь плавают премудрые караси седых чинов, мастерски зарывающиеся в ил архивов при первом намёке на проверку, дабы удержаться у скупой, но вечной кормушки.

Время от времени реку вздымают водовороты интриг и взбивают шумные перекаты сплетен, чья цель — отвлечь взор окружающих, а иногда и правоохранительных органов, от бездонных омутов финансовых тайн и тёмных денежных течений.

Из года в год, как вечный круговорот, совершаются рутинные мероприятия, от древности покрытые толстой болотной ряской традиций. Здесь, как и повсюду в этой вселенной, поощряются непричастные и наказываются невиновные. А большинство обитателей этих вод — среди которых изрядно жён, дочерей и любовниц особо приближённых лиц — давно уяснили простую истину: в мутной воде рыбка ловится лучше.

И прежде чем пытливый читатель примется за изучение как первой, так и последующих глав этих хроник, должное уточнение: всё нижеизложенное — от первой до последней строчки — есть плод чистейшей выдумки. Все совпадения имён, должностей, абсурдных ситуаций и бюрократических квестов — не более чем причудливая игра случая, не имеющая ни малейшего отношения к какой бы то ни было реальности. Особенно — к нашей.

«Необыкновенный концерт, или Культурное просвещение по разнарядке»

«В два часа дня всем обязательно быть в районном доме культуры на конкурсе „Хозяюшка села-2025“!» — пропела, как фреза по металлу, руководитель орготдела Елизавета Олеговна (в простонародье — «Говна»), просунув в дверь голову и бюст, будто проверяя, пролезет ли остальная часть тела. — «Присутствие — форма подтверждения лояльности! Кого не досчитаемся, тот автоматически попадает в списки на оптимизацию!» Окинув кабинет суровым взглядом следователя по особо важным делам, она поплыла дальше, оставляя за собой шлейф дешёвого парфюма «Бюджетная роза» и вселенской тоски.

«Опять?! — взвыл я, ведущий специалист отдела по привлечению инвестиций в районный бюджет Миша Полугаров, выждав, пока шаги стихнут. — На прошлой неделе нас гоняли на открытие туалета у автовокзала как „социально значимый объект“, теперь вот… хозяюшки! Да когда инвестиции-то привлекать? На словах что ли?» Я, конечно, врал. От мыслей о том, как буду дремать в тёмном зале под убаюкивающие вопли районной самодеятельности, у меня на душе становилось светло и спокойно. Но имидж принципиального страдальца за дело нужно было поддерживать.

«А давайте, правда, саботируем!» — пропищала бухгалтерша Верочка. — «У меня отчёт по нецелевому использованию целевых средств!»

«Тише!» — прогремел из своего угла начальник нашего отдела Иван Спиридоныч, ударив кулаком по столу эпохи развитого застоя. — «Культурный фронт — тоже фронт! Кто на него не явится, у того я лично вычту из премии стоимость билета, которого нет! Шагом марш!»

Спиридоныч был нашим стратегическим резервом. Бывший прапорщик и начальник продовольственного склада, он руководил отделом по принципу «слышу звон — иду на него». Весь его управленческий арсенал состоял из трёх фраз: «Так точно!», «Не могу знать!» и «Дудки!». Сейчас он листал календарь с голыми девушками, гадая, совпадет ли число их одежды с процентом явки на концерт.

Зал районного «Дома культуры» напоминал пересадочный узел в час пик. Половина — согнанные по разнарядке бюджетники с лицами, выражавшими кроткий вопрос «За что?». Другая половина — родители юных дарований, метавшиеся с костюмами и паникой. Я занял свою тактическую позицию у запасного выхода, в кресле, помеченном прошлогодней жвачкой, и стал ждать.

На сцену под звуки неуверенной фанфары (духовой оркестр был «на больничном», играла запись с помехами) вышел глава района Виталий Аркадьевич. Он окинул зал взглядом хозяина тайги и начал: «Дорогие землячки-хозяйки! Вы — наш стратегический резерв, человеческий капитал и опора в санкционное время! Ваши руки взращивают не только картошку, но и будущее района!»

За его спиной на экране запустили слайд-шоу. «Хозяйка села-2022» доила корову. «Хозяйка села-2023» вела трактор. «Хозяйка села-2024» в форме сотрудника ГИБДД стояла у «Мерседеса» своего мужа, главного врача районной больницы, и отдирала тонировку с лобового стекла. Подпись: «Перед законом все равны». Зал апатично хлопал.

Затем плавно, как по накатанной колее, речь главы перетекла к предстоящим в сентябре выборам. «Друзья! Осеннее голосование — это не просто бюллетень! Это — заявка на благоустройство нашего района! Дом, где явка 95%, может претендовать на замену сгнивших лавочек у подъездов на новые! Улица с активностью в 99% — на устранение одной (!) ямы на проезжей части! Давайте вместе создадим видимость народного доверия, и область нам выделит деньги на создание видимости их работы!» Аплодисменты были такими же жидкими, как суп в районной столовой. Все уже слышали эту сказку про белого бычка, который должен был привезти асфальт, но постоянно сбегал.

Концерт начался. «Хор Ветеранов» (он же по субботам «Церковный хор») затянул «Ах, сад-виноград». Я благополучно провалился в сон.

Меня разбудила звенящая тишина. На сцене, цепляясь за микрофонную стойку, стоял крепко пьющий депутат сельского поселения Василий Иванович У., он же, в простонародье «Депутат Балтики №9». Его лицо было благородного кирпичного оттенка. Он молчал, водя по залу мутным, но обвинительным взглядом.

«Я… всех вас… спрашиваю… — начал он с пафосом Шекспировского героя. — …когда вся страна… крЕпится духом… и чЕствует матерей… Что это за беспредел творится у нас?!» Взметнув руку, он указал в пространство, будто на гигантскую невидимую картину. «На въезде в район, на рекламном щите, НАДПИСЬ! — прогремел депутат. — „НАСОСИ НА ДАЧУ“! Это что за похабщина?! Где цензура?! Где нравственность?! Где архитектурный надзор?!»

Он сделал паузу, чтобы все прониклись. Начальник отдела архитектуры, врио Кряков, побледнел, как стена после побелки. В зале повисла тишина, которую можно было резать.

Первым в себя пришёл глава района, опытный руководитель, который работал во власти ещё со времён СССР. Он быстро и чётко отдал несколько указаний, похожих на лязг затвора автомата Калашникова при стрельбе короткими очередями:

— Так!

— Начальница культуры, да, да, ты, Стрельцова, быстро и аккуратно эвакуируйте это тело со сцены и передайте его на поруки жене.

— Концерт продолжить и показать что-то новое, а не это унылое… гм… (он запнулся) старьё. Да что угодно, хоть стриптиз всем коллективом вашего «Центра культурного развития», включая бухгалтерию.

— Архитектор, вы контролируете, какие объявления появляются на рекламных щитах? За мной на выход, поедем смотреть.

— Полугаров, — это он мне, — пил сегодня?

— Никак нет, — вскочив с кресла и вытянувшись в струнку, рявкнул я почему-то на военный лад и еле сдержал чуть было не вырвавшееся «обижаете, ваше высокоблагородие».

— С нами поедешь, машину поведёшь, водителя я отпустил, а сам с этими «хозяйками» настойкой на тёрне полакомился, не могу за руль.

— Всё, вперёд.

Мы поехали. С неба моросило. В машине пахло влажным сукном и немой паникой архитектора Крякова. Глава молчал, глядя в дождь. Я думал о том, удастся ли мне незаметно сфотографировать и выложить в сеть главу района, призывно смотрящего на главного архитектора на фоне рекламного щита с надписью «Насоси на дачу».

И вот он, щит. За пеленой дождя проступала идиллическая картина: нарисованные девушка, дачный домик, насос в руках девушки. И надпись: «НАСОСЫ НА ДАЧУ». Последняя буква «Ы» в слове «НАСОСЫ» была аккуратно прикрыта разросшейся веткой дерева, которое, судя по скудной листве, тоже было на бюджетном финансировании.

Внимательно изучив это творение рекламного искусства, мы развернулись и проехали молча метров сто. Глава наконец разрядил тишину: «Вот что, Кряков. Завтра твоя первая и последняя задача: вызвать „Зеленхоз“ и потребовать, чтобы они немедленно… обрезали это суверенное дерево, порочащее имидж района перед выборами. А депутату Балтики… закупить годовой запас минеральной воды из денег на представительские расходы. Пусть мозги промывает».

«А с рекламой что делать?» — пискнул Кряков.

«А что с рекламой не так? — искренне удивился глава. — Это же один из наших спонсоров. Я видел только недостаточный уход за зелёными насаждениями. Всё. Полугаров, давай назад в дом культуры. Мне ещё нужно наградить самую многодетную хозяйку села… сертификатом на 10% скидки в магазине «Сделай сам».

Наутро мой начальник отдела Иван Спиридоныч сиял. «А вторая часть концерта, Миш, была — закачаешься! — таинственно сообщил он. — Приехали артисты… из областного института культуры. Читали современные патриотические стихи… под битбокс. О том, как хорошо быть маленьким, но гордым винтиком в большой государственной машине!» «И как?» — спросил я. «Народ плакал, — смачно причмокнул Спиридоныч. — Особенно когда им напомнили, что выход будет только через один дверной проём, а пожарные выходы… временно не функционируют. По техническим причинам. Так что просвещались до конца».

Я вздохнул и открыл отчёт «Перспективы привлечения инвесторов в муниципальный район Н». На первой странице красовался штамп: «СОГЛАСОВАНО: Отдел культуры. Замечаний нет. Главное — участие».

Субботник, или Добровольно-принудительная терапия коллективного тела

Встреча с уборщицей Изольдой Поликарповной, несущей пустое ведро, в нашей районной администрации приравнивалась к знамению. Как красная луна или стая ворон на крыше. Как обычно, поелозив полувековой слой грязи по линолеуму и выплеснув воду в унитаз (оставив на его дне фирменный «абразивный след эпохи»), она шла на меня, поблескивая оцинкованной пустотой ведра.

Прижавшись к стене, я вспомнил слухи, что из этого же ведра она наполняет кулеры в кабинетах руководства. Так сказать, для соблюдения равенства между высшей и низшей бюрократией.

«Полугаров? Топчешь кислород? — проскрипела она, оценивая меня взглядом таможенника. — Делать нечего, кроме как коридоры мерить? Все тут ходят, будто по Аллее Славы в Голливуде. Одни курят как паровозы, другие чай пьют как верблюды, а в юридическом… бухают… — она понизила голос до конспиративного шёпота. — …у них каждый день „День юриста“. А работа стоит. Как та лошадь в анекдоте».

«А вон в новостях что пишут, — глаза её загорелись священным огнём праведного гнева. — взяли одного субчика из областной экономбезопасности. Изъяли 500 кило рублей. Он говорит: 200 кило — мои трудовые, а остальные 300 — просто друг какой-то дал: пусть, дескать, Серёга, пока у тебя полежат, а то валяются, место занимают, а выкинуть жалко. Я тут даже счёты с антресолей достала, решила прикинуть, за сколько я смогла бы это накопить при зарплате в 15 тысяч. Получилось за 500 лет, если не есть белковую пищу и не выпивать».

«Да ладно Вам, Изольда Поликарповна, зависть ведь в православии к смертным грехам приравнивается, — решил я подколоть коллегу. — Вы бы лучше не чужие деньги пересчитывали, а к субботнику готовились. Слышали, что Глава на планёрке сказал? Все сотрудники администрации и остальных бюджетных организаций района завтра после работы идут на субботник в честь приезда губернатора, рекомендуют и жителей привлекать. Или проигнорируете?»

«Да когда это я игнорировала! — взвилась Изольда. — Да я в субботниках участвовала еще тогда, когда ты носом пузыри пускал и у мамки петушка на палочке выпрашивал. Давай, ноги вытирай, да проходи уже. Кстати, ответственной за расстановку на субботнике по рабочим местам Глава меня назначил, так что попробуй не прийти!» — метнула она мне вдогонку.

На следующее утро администрация бурлила, как котёл перед взрывом. «Это издевательство над Трудовым кодексом! — неистовствовал программист Степан, отбивая нервную дробь пальцем по „нержавейке“ своего термоса. — Субботник после работы — это оксюморон! Это как премия — вычетом! Я в профсоюз написал! Требую признать субботник сверхурочной работой с коэффициентом 2.0!».

К назначенному сроку после работы на закреплённую за администрацией территорию вышло пять человек. Я, глубоко беременная Елизавета из экономического отдела и две пенсионерки из соседнего дома под предводительством Изольды Поликарповны.

Ещё в мою службу в рядах Вооруженных Сил СССР о таких индивидуумах, как Изольда, наш комбат говорил так: «Любой командир только тогда заслуживает уважения, когда сумеет сделать жизнь своих подчинённых невыносимой». Поэтому, оглядев своё немногочисленное воинство и прикинув объём работы по отношению к нашим хилым людским ресурсам, она сказала: «Щас!» и нырнула в недра здания администрации.

Через несколько минут началось великое пришествие. Из дверей, словно грешники из ада, повалили сотрудники. Изольда гнала их перед собой, как пастух — немотивированное стадо, применяя точечные удары:

Степану-программисту: «Бери грабли, герой цифрового фронта! А то начальство быстро узнает, как ты в серверной под кондиционерами пиво охлаждаешь»;

Михаилу Петровичу (заму по АХО): «О, наш гаражный король! Машину на газон ставить — это пожалуйста, а грабли в руки — нет? В следующий раз цветы подавишь, я шило возьму и враз из твоих колёс костяшку от домино сделаю — четыре-пусто».

Ивану Спиридонычу (моему начальнику): «Товарищ бывший прапорщик! А где ваш принцип „Делай как я“? Или он только на планерках работает? Вперёд, на амбразуру из прошлогодней листвы!».

Зачистив администрацию, Изольда ринулась в соседскую двухэтажку, в которой, кстати, и жила.

Соседу: «Василич, золотой мой человек, а что это к тебе Сонька из 16-ой за солью зачастила? Ах, она рыбу солит! Ну так бери вон, голубчик, с кем-нибудь носилки, гужевым транспортом работать будешь. А то вернётся твоя Василиса от матери, она тебе самому леща пряного посола выдаст, когда я ей на кое-что намекну!».

Подросткам: «Эй, поколение Z! Бычки от сигарет разбрасывать да шелуху от семечек так вы первые, а как убирать, то ваши „предки“ отдуваться должны? Или как вы их там называете, „шнурки“?»

Великое дело — коллективный труд под страхом тотального компромата. Через час лица у участников субботника посветлели. Заиграли улыбки. Степан, сбегавший «за инструментом» (и вернувшийся с аурой алкогольного «куража»), работал так, что выгреб из-под земли не только свою ондатровую шапку, утерянную в позапрошлом году, но и оптоволоконный кабель Центризбиркома, проложенный для наблюдения за выборами 2012 года и всё ещё горячий от стыда за то, что ему приходилось транслировать. Шапку повесили сушиться на бельевую верёвку, а кабель с молитвами закопали обратно.

Наш ударный трудовой десант удостоил своим вниманием и какой-то незнакомый гражданин. Степан решил, что это, наверное, проверяющий или куратор из области, о чём и оповестил нас громким шёпотом.

«Вы на лицо-то его посмотрите, представительное же лицо, руководящее. Сразу видно, что по такому ответственному лицу не одна „Доска почёта“ плачет», — прошипел нетолерантный Стёпа.

Мужик осмотрел нашу работу и профессионально задвинул речь: «Друзья! Ваш труд — кирпичик в фундаменте общенационального экологического ренессанса! Вы убрали двор — завтра село — послезавтра район! А там, глядишь, и до областной свалки доберёмся! Сделаем мир визуально приемлемым!»

После этих зажигательных слов под наши жидкие аплодисменты незнакомец с деловым видом направился в сторону группы соцработников, красящих известью стволы тополей вдоль запланированного маршрута передвижения высокого гостя.

Ещё пару часов работы, и с детства знакомый двор изменился. Улица как будто стала шире. Солнце ярче заиграло в стеклах домов, пуская весёлые, проказливые солнечные зайчики в глаза прохожих. Земля, освобождённая от бремени жухлой листвы, вздохнула полной грудью, пьяня всех своим густым, тревожащим душу ароматом. Прямо на глазах, пробивая влажный чернозём, начали тянуться на свет тонкие былинки травы, и даже местные вороны закаркали более мелодично.

«А давайте посидим, как в старые добрые, когда нас не запирали в клетках с Wi-Fi!» — предложила беременная Елизавета. Вынесли столы. Появился чай, пироги с капустой эпохи санкций и конфеты «Алёнка» с налётом ностальгии. Говорили о простом. Степан хрипел шансон. Возникла иллюзия единения.

Я шёл к своей машине за полночь, окрылённый. «Люди по сути хорошие! — думал я. — Просто носят броню цинизма, чтобы не раниться о реальность. Но стоит её снять…».

Мои мысли прервало зрелище моей «четвёрки». Бензобак был пуст. Аккуратно снята крышка, откачано всё до капли. Магнитола на месте. Колёса на месте. И тут меня осенило. Это был не акт вандализма. Это — высшая форма местного субботника. Коллективное тело, разогретое трудом и пирогами, провело точечную энергетическую коррекцию. Забрало только лишнее — бензин, источник вредных выхлопов. Оставило всё культурное — машину как арт-объект.

«Хорошие у нас люди, — подумал я без тени иронии. — экологически сознательные. Могли бы и катализатор выдрать — для полной очистки атмосферы. Но не стали. Значит, душа жива».

И я пошёл домой пешком, чувствуя себя частью чего-то большего. Частью добровольно-принудительного братства, которое чистит мир от листьев, кабелей прошлых выборов и лишнего бензина. Ради светлого завтра, которое должно наступить послезавтра. Или никогда.

Как мы Африке помогали, или Вертикаль солидарности

После утренней планерки начальник нашего отдела Иван Спиридоныч собрал нас для стратегического брифинга. Лицо его выражало важность момента, сопоставимую с объявлением всеобщей мобилизации.

«В условиях санкционной агрессии коллективного Запада, — начал он, сверля нас взглядом. — мы обязаны активизировать линию глобальной южно-сахарской солидарности. Речь идёт о городе-побратиме нашего района — Мунду. Жизнь там, скажем прямо, не соответствует стандартам „русского мира“. Поэтому руководством принято волевое решение: помочь».

Программист Степан, поперхнувшись чаем, выдавил: «Мунду? Ну конечно! Богатым районам, где нефтяники, достаются Дубаи, а нам — Мунду. Это как в прошлый раз, когда раздавали побратимов в Крыму: кому-то — Ялта, а нам — Ссаки!»

Бухгалтерша Верочка поправила: «С одним „с“, Стёпа!»

«Какая разница, — парировал Степан. — Главное — геополитический второсорт. От нас до Москвы — как от них до океана. Мы — идеальная пара: оба на периферии мировой цивилизации».

В дверях материализовалась Изольда Поликарповна, бывшая уборщица, ныне — ведущий специалист по нестандартным экономическим решениям. «Я им носки свяжу, — заявила она. — Из шерсти моего Трезора. Он линяет — не выбрасывать же национальное достояние».

«И фуфайку добавьте, — вставил я. — Ту самую, с прошлых выборов, что независимый кандидат раздавал. Пусть африканцы оценят наш агитационный текстиль».

Изольда метнула в меня ледяной луч из своих выцветших от возраста глаз: «А ты что предложишь, Полугаров?» «Сгущёнку, — не раздумывая, ответил я. — Представьте: в саванне, под палящим солнцем, иссиня-чёрный брат вприкуску с бананом наслаждается молочно-белым концентратом из далёкой Сибири. Гастрономический мост между континентами! Картина маслом!»

Бухгалтерша Верочка зарумянилась: «А я… своё фото подарю. Вдруг богатый и красивый африканский принц…»

«Там бананов нет, — внезапно прозвучал голос Спиридоныча, который, по своему обыкновению, вёл диалог с задержкой в одну реплику. — Гуава есть, манго. А бананы — западнее. Пустыня. Поэтому, — он сделал паузу, будто объявлял об открытии новой планеты. — единогласным решением народа помощь будет оказана в размере однодневной заработной платы каждого».

Программист Степан аж подпрыгнул на стуле: «С фига ли деньгами? Да я же, можно сказать, всю жизнь после института в долг из месяца в месяц живу, уже пятнадцать лет, кто такое придумал?»

«Так решил НАРОД, — Спиридоныч произнёс это слово с ударением на всё слово, как неподлежащий обсуждению физический закон. — А волю народа выразили районные депутаты, его представители. Ты что, против воли народа? Всё, дискуссию закругляем. А ты, боец, иди на позицию. К этой самой… к материнской плате».

В день зарплаты руководитель орготдела Елизавета Олеговна, вооружившись тетрадным листом в клеточку, проводила акцию добровольно-принудительного меценатства. Она восседала за столом, как жрица у алтаря, записывая фамилии и суммы. Кто-то, не имея наличных, умолял перевести деньги ей на карту. В зависимости от степени личной симпатии, она либо милостиво соглашалась, либо отправляла страдальца к банкомату со словами: «Солидарность не терпит цифровых проволочек».

Собрали около 60 тысяч рублей. И носки Изольды Поликарповны — стратегический вклад в теплообмен.

Но тут началось самое интересное. Выяснилось, что наши братья из Мунду отказываются принимать рубли. Им подавай доллары или евро. Елизавета Олеговна, возмущённая такой непатриотичной позицией побратимов, полезла в интернет и с гордостью обнаружила: наш вклад — это целых 350 000 франков КФА! Мы почувствовали себя финансовыми титанами.

Однако обменять рубли на эту экзотическую валюту можно было только в Москве, в посольстве Чада на улице с говорящим названием Коровий Вал, 7. Возник вопрос: кого послать в эту дружественно-финансовую разведку?

Женский коллектив был сразу забракован исполняющей обязанности главы района фразой: «Они же девочки!» (аргумент, подкреплённый её собственным четвёртым размером бюста).

Степан заявил: «Я — человек с низкой моральной устойчивостью. Деньги пропью в первом же Duty-Free. Не могу рисковать репутацией района».

Спиридоныч сослался на внезапные приступы нарколепсии: «Усну в самолёте — проснусь в Норильске. С деньгами. Или без».

Чувствуя, что прожектора коллективного взгляда наводятся на меня, я выпалил: «Не поеду! У меня географический кретинизм! Плохо ориентируюсь в пространстве! Потеряюсь! И вообще… боюсь негров! После книжек прочитанных в детстве опасаюсь, что меня съедят!» И, вспомнив принцип «критикуешь — предлагай», выдвинул кандидатуру начальника отдела по муниципальному контролю Виталика. На что имелись два веских основания. Во-первых, на 1 апреля он поставил мне на комп вирус с бегающими по рабочему столу тараканами, которых программист Степан еле вывел, а во-вторых, его не было на собрании — не сможет возразить.

Началась гипертрофированная имитация деятельности:

Муниципального контролёра успели выловить до того, как он уже почти оформил в районной поликлинике больничный лист, пытаясь увильнуть от командировки. Куплены билеты на самолёт до Москвы. По телефону установлена предварительная договорённость с земляками, проживающими на данный момент в столице нашей Родины, насчёт встречи посланца в аэропорту и его временного проживания вплоть до окончания возложенной почётной миссии по передаче денежных знаков для братского Мунду.

И уже в самый последний момент, когда водитель главы района ходил вокруг служебной КИА и проверял давление в покрышках в ожидании нашего посланца для его доставки в аэропорт, всё отменилось.

Областной чиновник, курирующий наш район, изрёк: «Инициативу с Мунду — приостановить».

«А куда тогда собранное посылать?» — спросила и.о. главы района. После паузы, из телефонной трубки, заполненной треском эфира и шелестом бумаг, прозвучало: «Направление будет скорректировано дополнительно».

В курилке ведущий специалист отдела по ЖКХ, Кузьма Петрович, предпенсионер и наш местный философ вертикали власти, поделился анализом:

«Наша система — не пирамида. Она — ромб. На верхнем острие — Президент с гениальной идеей. На нижнем — исполнитель (типа тебя, Полугаров). А между ними — слой передаточной бюрократии. Их задача — транслировать импульс.

Но иногда чиновнику среднего передаточного звена, назовём его «один из передастов», становится скучно. Ему нужен адреналин карьерного роста. И он изобретает проблему. Например, помощь Мунду. Запускает имитацию титанической деятельности: совещания, рабочие группы, штабы. Создает видимость исторической миссии. Все вовлекаются, чиновники бегают, журналисты пишут, начальство довольно — кипит экзистенциальная движуха! А потом кто-то из начальства повыше замечает эту самодеятельность и думает: «А не лезет ли этот выскочка на моё место?» И — рубит на корню. Всё. Адреналин кончился».

Нам так и не объяснили, куда делись деньги. Елизавета Олеговна сначала бормотала что-то про «помощь бездомным животным в контексте крымской повестки», потом — про «стимулирование агитаторов в преддверии выборов». В конце концов, она просто стала отводить глаза.

Деньги растворились в бюджетном континууме. Носки Изольды Поликарповны тоже исчезли. Возможно, их всё же тайно отправили в Африку — в качестве гуманитарного жеста в условиях меняющегося климата.

Степан как-то в пятницу, за рюмкой чая сказал: «Главное — не помощь, а сознание помощи. Мы помогли. Осознанно. А куда ушло осознание — это уже технические детали». И мы закивали. Потому что в конце квартала нам всем начислили премию за успешную реализацию международного проекта «Солидарность-Мунду». Скромную, конечно. Но как говорится, не мытьём, так катанием, не помощью, так отчетом о помощи.

А где-то далеко, в саванне, может быть, до сих пор ходит счастливый африканец в носках из шерсти собаки Трезор. Или не ходит. Это уже не наша оперативная реальность.

Рассказ дяди Васи. Осада Трои в панельной пятиэтажке.

(Пьеса в пяти актах с прологом и эпилогом)

Пролог

«Мишаня, а ты „Илиаду“ Гомера читал?» — спросил меня дядя Вася, дневной вахтёр нашей администрации, поправляя фуражку с потёртым гербом.

Признаться честно, я не ожидал такого вопроса от него. Не могу сказать, что он безграмотный или недалёкий человек. Напротив, дядя Вася — голова! С его жизненным опытом, практичностью и талантом по ремонту техники он даст фору десятку депутатов и даже паре сенаторов из Совета Федерации. Даже если их всех, теоретически, собрать вместе и объединить в единый коллективный разум, дядя Вася всё равно будет на голову выше. Однако до сих пор он не проявлял интереса к античной литературе.

Слушая его многочисленные истории о работе на приисках Крайнего Севера, лесозаготовках в Мордовии или сплавлении леса по сибирским рекам, я понял, что он прочитал только три книги:

«Справочную книгу по мотоциклам, мотороллерам и мопедам» — в детстве, «Уголовный кодекс РСФСР с комментариями» — в юности и «Анну Каренину» — в зрелом возрасте.

Помню, когда я спросил, почему именно «Анну Каренину», он ответил, что ему было интересно узнать, под каким паровозом погибла главная героиня — иностранным или изготовленным на Коломенском заводе. Вот таким книгочеем был дядя Вася, и вдруг он заинтересовался произведением великого слепца Гомера.

А всё началось с месячника по уборке территории. Мы, измучавшись с граблями, собрали прошлогоднюю прелую листву в мешки для мусора, которые по размеру напоминали мешки для трупов, и сели на лавочку отдыхать. И тут я рассказал, что в доме, где живёт моя тёща, соседи из одной квартиры создают всем проблемы. Тащат с помойки всякий хлам к себе в жилище, из-за чего в доме стоит вонь и антисанитария. Жители возмущаются, ругаются, бегают по разным инстанциям, но ничего не могут сделать. Как говорится в народе, «куда ни кинь, всюду клин».

Тут дядя Вася и выдал свой гомеровский вопрос. А увидев моё недоумение, хитро прищурился и начал рассказ.

Акт I. Боги и герои микрорайона.

Работал я тогда в соседнем городе О. В одной из пятиэтажек этого заштатного городка, как и везде, жили люди. В религиозном плане кто поклонялся Аллаху, кто Иисусу, кто выгодной пенсии.

Но в одной из квартир на третьем этаже проживала семья: жена, муж и, непонятно чей из них, папа. Религию они исповедовали древнюю, дионисийскую: с ежедневными вакханалиями с амброзией из местного магазина — по пятнадцать рублей за пузырёк. А так как выпивали они всегда втроём, то и квартира эта злополучная получила прозвание — Троя.

Соседи, люди в основном мирные, терпели. Терпели до тех пор, пока троянцы, в пылу экстаза, не начинали выносить искусство в массы — исполнять на лестничной клетке гладиаторские бои и языческие гимны, переложенные на мотив «Калинки-малинки».

После таких концертов мир и временное затишье в подъезде наступали лишь с прибытием вызванных по телефону жрецов культа Фемиды, которые, угрожая трезубцем служебного устава, загоняли буянов обратно за их крепостные стены.

Акт II. Убыль героев.

Но ничто не вечно под луной. Первым в царство Аида перебрался непонятно чей папа. Во время ритуальной пляски на балконе, он, случайно выпал вниз. После исполненного тройного сальто-прогнувшись, дедушка отлежался минут пять на замусоренном окурками газоне и, пошатываясь, поднялся в родную квартиру, где и был встречен возгласами: «Папа, а ты где был? Смотрите, мужики, папа пришёл». И уже оттуда, под громкие вопли гостей: «Штрафную ему! Штрафную!», паромщик Харон перевёз его грешную душу через реку Стикс.

Следующим в бесконечное путешествие по реке забвения и скорби отправился муж хозяйки.

Когда, в связи с кончиной престарелого родственника-пенсионера, тонкий финансовый ручеёк иссяк, он нанялся пасти «золотое руно» к местному аргонавту-фермеру. В один из дней вновь испечённый сельхозпроизводитель получил зарплату. Выданная на руки сумма оказалась просто несовместима с его жизнью.

Закупив на все деньги несколько декалитров палёного алкоголя (который, по официальным данным, в городе О. давно искоренили), пригласив с собой супругу и верных товарищей, он отправился отдыхать на берег текущей недалеко от города речушки.

Когда все запасы спиртного подошли к концу, весёлая компания, выпив по последней, стала решать — кому бежать за добавкой. Чтобы выявить гонца из тех, кто проиграет, были затеяны соревнования «кто дольше продержится под водой». Не знаю уж, кто там проиграл, но победителем оказался наш троянец. Вызванные из губернской столицы аквалангисты вручили ему лавровый венок посмертно, на четвёртый день, после того как нашли.

Акт III. Елена Прекрасная и её ковчег.

Оставшись одна, вновь испечённая вдова, которую соседи за постоянно багряные нос и щёки и за страсть к употреблению настойки боярышника величали «Елена Прекрасная», после сорокадневного поминального запоя обрела новую цель. Её ум, вечно пребывавший в героическом тумане, озарился: она стала коллекционером. И начала собирать не банальные марки или значки, предметом её страсти стало всё, что граждане выбрасывали на соседнюю, стратегически важную помойку.

С бьющей ключом энергией и энтузиазмом начинающего археолога Елена Прекрасная в кратчайшие сроки превратила свою квартиру в достойного конкурента полигону по переработке отходов в подмосковном Ядрове. Её возненавидели все окрестные бомжи и бродячие собаки.

Благодаря тяжелому нраву и скандальному характеру она отбирала у одних — лучшие куски, а у других — наиболее ценные вещи. Зато её полюбили все клопы и тараканы города. Когда прежние хозяева выбрасывали на помойку их «дома», оборудованные в старых матрасах и диванах, эти насекомые, поднатужившись, сами тащили выброшенную мебель со своими жилищами в гостеприимную квартиру Елены Прекрасной.

Со временем соседи Трои начали беспокоиться, а потом и вовсе пришли в ужас. Они с ностальгией вспоминали зажигательные танцы и весёлые песни прежних жильцов.

Акт IV. Троянская осада.

Тут-то и началась настоящая война. Подъезд наполнился отвратительными запахами, а насекомые стали вторгаться в квартиры, ломая двери. Первым тревогу забил сосед снизу. Его потолок прогнулся под тяжестью, и ему пришлось укреплять его, крепями как в шахте. Живность прогрызала цемент, а сверху по стенам текла вода из туалета верхнего этажа, где унитаз давно сломался.