Бесплатный фрагмент - Быстрый прорыв: старт

Примечания от автора

Действия в книге разворачиваются в альтернативном Нью-Йорке. Поскольку Америка — родина баскетбола, и там он до сих пор является одним из самых популярных видов спорта, она выбрана в качестве основной локации. Чтобы никого не обидеть, в романе используются выдуманные названия школ и университетов, все совпадения случайны. Посвящается моему любимому виду спорта.

Глава 1 Из двух зол я выбрал Нью-Йорк

Я ненавижу большие города. Не понимаю, как можно жить в месте, которое пожирают высотки, метр за метром захватывающие землю, подобно наступающей армии? Ты вынужден или существовать в их тирании, зная, что сам по себе мелок, как пыль, или погибнуть в неравном сражении, когда одна из таких громадин всосёт тебя в своё сверкающее стеклянное брюхо. И вот — ты уже часть окон, лестниц, белых стен и зеркальный лифтов, часть развитой цивилизации, которую ничему не научил миф о Вавилонской башне.

Я презираю большие города. И тем не менее, складываю немногочисленные футболки в чемодан, потому что переезжаю в Нью-Йорк. Думаете, спятил? Да уж, я бы сам так сказал, но всё не так просто. Если бы дети и подростки что-то решали в жизни, было бы меньше разбитых сердец. Но мы только щепки, которые уносит течение взрослых страстей. Мы должны подчиниться обстоятельствам, потому что всё поймём, когда вырастем, наступим на те же грабли, скажем нашим детям что-то похожее. Мне было тринадцать, когда родители развелись. Признаюсь, не слишком понял, почему это случилось. Отец растолковывал перспективы лучшей жизни, а мать говорила, что люди редко совпадают душами и долго жаловала на то, что поздно это осознала. Все взрослые правы и неправы одновременно. Трудно занять сторону, когда каждый из родителей убеждён, что с ним тебе будет лучше. И как в таком возрасте понять, где в действительности находится это лучше? Мир внезапно делится на белое и чёрное, когда происходит разрыв. Тот период оставил не самые приятные воспоминания, и последние пять лет я старался об этом не думать. Когда встал вопрос о том, с кем мы (я и младшая сестра — Дарсия) будем жить, я не раздумывая выбрал маму, потому что она собиралась остаться в Принстоне, а наш небольшой город с населением чуть больше тридцати тысяч человек меня более чем устраивал. Дарсия же, с шести лет занимающаяся балетом, живо представила себя в огнях города-миллионика, и аргументировав свой ответ тем, что намерена выступать на большой сцене, уехала вместе с отцом. Так наша семья разом сократилась вдвое.

Уход отца стал настоящим ударом, но хуже этого было исчезновение из моей жизни Дарсии, к которой я был безмерно привязан. Лучший способ справиться со стрессом — отпустить проблему или игнорировать её. Так я считал всегда и продолжил жить рядом с мамой. Примером для подражания её назвать трудно. Она всегда предоставляла меня самому себе и с тех пор, как избавилась от бремени брака, активно занялась поисками новой любви. Не уверен, что могу припомнить, скольких мужчин она приводила в дом. Никто долго не задерживался. Лишь раз её отношения продлились около полугода, но, когда мама намекнула, что не против съехаться, её поклонник стушевался, а вскоре исчез. Возможно, была причина. Об этом я никогда не узнаю. Личная жизнь матери меня не сильно беспокоит. Конечно, я не хотел бы жить с незнакомым мужиком, но ведь и оставаться с матерью навсегда не намерен.

Через год я закончу школу. До сего момента я думал, что поступлю в Принстонский университет, может, перееду в общежитие в попытке обустроиться самостоятельно, но жизнь зло подшутила над моими планами. Точнее не жизнь, а мать. Пару месяцев назад она заявила, что собирается переезжать в Исландию. Якобы познакомилась с мужчиной, когда ездила отдыхать во Флориду, а он оказался иностранцем. С тех пор они активно общались и вот, он предложил ей перебраться к себе. Сначала я подумал: это какой-то бред, но, когда увидел бледного парня с веснушками по видеосвязи, понял, что загнан в тупик. Исландия — это далеко. Для меня звучит так же, как Луна или Марс. Мать сказала, что мне там понравится, в конце концов, целая страна умещается на острове. К тому же там неописуемые ландшафты. Не слишком людно, как я люблю. НО ЭТО ДРУГАЯ СТРАНА. Чужой язык, незнакомая культура, ни одного близкого человека. Рассчитывать на то, что мама поможет мне с адаптацией — глупо, она будет занята жарким романом, который, к слову, ещё непонятно чем закончится, а я останусь выброшен за борт жизни, и поскольку пловец из меня никудышный, просто утону.

Поэтому, сколь бы ни был велик страх перед мегаполисом, он отступает на фоне страха перед новой страной. Из двух зол я выбрал Нью-Йорк. Так начался новый этап в моей жизни.

Те пять лет, что наша семья жила порознь, Дарсия всегда приезжала погостить на каникулы. Это были счастливые дни для меня, я чувствовал себя менее одиноко в просторном доме, где о присутствии матери напоминали лишь её едкий запах духов и брошенный второпях пустой тюбик из-под тонального крема, надолго оставшийся валяться перед зеркалом в коридоре. Сам я никогда не ездил в Нью-Йорк, соответственно, давно не видел отца. Даже созванивались мы редко. Его существование в моей жизни было чисто формальным. Теперь предстоит переехать к нему, и я даже не представляю, как будет выглядеть эта встреча.

Чувствую себя предателем, потому что сначала выбрал мать, а теперь иду на попятную. Вроде как изменяю убеждениям, но что мне остаётся делать? Кто позаботится обо мне в настоящем, если не я сам? Почему мы просто не можем остаться в Принстоне?

Я слышу, как мамины тапки шаркают по кафелю в кухне. Она гремит посудой, хотя за последние пять лет готовила от силы три раза. Наверное, пытается сварить кофе, потому что его запах проникает через приоткрытую дверь в моей спальне. Запаковав последние вещи и окинув взглядом комнату, в которой прошло моё детство, я невольно взгрустнул. Сколько воспоминаний хранил каждый предмет! Окно, из которого я однажды выпрыгнул ночью, потому что хотел почувствовать себя взрослым, погулять при свете ночных фонарей, а в итоге сломал ногу и лежал с гипсом; кровать, на которой я болел, прыгал и в первый раз пытался заняться сексом; шкаф, где я прятался в детстве, когда не хотел идти в школу; ковёр, на который меня вырвало после первой пьянки в четырнадцать; люстра с разбитым плафоном, в которую я случайно попал из рогатки. Теперь всё это останется в прошлом, перейдёт в частные руки того, кто никогда не догадается об истории дома и его предыдущих жильцов. А я отправлюсь к отцу в злополучный Нью-Йорк.

На меня накатила такая тошнотворная тоска, так что выйдя из комнаты и увидев, как мать, усевшись на край стола, дует на только что сваренный кофе, я не сдержался:

— Знаешь, ты худшая мать на земле.

Она вопросительно подняла зелёные глаза, как будто совсем не обиделась.

— Ты всё ещё можешь поехать со мной.

— Знаешь ведь, что нет. Как ты можешь всё взять и бросить?

— Что всё?

— Работу, дом, меня…

— Я тебя не бросаю, а дом и работа вещи легкозаменяемые. Зачем привязывать себя к такому грузу? Нет ничего ужасного в том, что люди иногда переезжают. Это не крест, а новые возможности, почему ты не смотришь под этим углом?

— Всегда думаешь только о себе. С тех пор, как отец уехал, тебя не занимало ничего, кроме личной жизни, разве не так?

— Алан… — Она произнесла моё имя снисходительным тоном так, что я лишь сильнее разозлился. — Я дала тебе всё, что могла. Разве ты в чём-то нуждался? Эй, не отворачивайся! С каких пор ты винишь меня за развод? Я думала, мы друг друга понимаем. Каждый человек имеет право на личную жизнь, и, смею подчеркнуть, счастливую личную жизнь. Однажды и тебе захочется жениться, так что не упрекай меня в естественной человеческой нужде.

Я раздражённо закатил глаза. Мать вымученно улыбнулась и поставила дымящуюся кружку рядом с собой.

— Алан…

— Хватит. Я понял, ты расставила приоритеты, жаль, что не подумала о нас.

— Я подумала о нас! — Лицо матери стало серьёзным, только внушительности ей это не придало. — Я не молодею, знаешь ли. Что ты предлагаешь? До конца жизни гнить в Принстоне, ходить на собрания одиноких мамочек и делиться с ними рецептами мясного пирога?

— Я, я, я…

— Ой, да брось. — Она поднялась на ноги, обошла стол и встала напротив, будто намеревалась запечатлеть свой авторитетный образ у меня в сознании. — Ты ведь уже взрослый и скоро сам бы уехал, чтобы строить карьеру и личную жизнь. Бросил бы меня не раздумывая, как это сделала Дарсия.

— Нет.

— Нет?

— Нет. — Я, конечно, слукавил, но лишь отчасти. Из Принстона уезжать я не собирался. Мать вздохнула так, словно только что отчаялась выполнить труднейшую задачу в жизни. Мы могли бы продолжить спор, но в моём кармане завибрировал телефон, и я схватился за него, как за спасательный круг. Однако легче не стало. Звонил отец. Когда на другом конце послышался его смягчённый баритон, я сделал глубокий вдох и отвернулся, чтобы показать матери моё безразличие к ней. В этот момент я чувствовал себя паршиво, но разве не она сама виновата? Если она не выбрала меня, почему я должен выбрать её? Почему я вообще должен кого-то выбирать?

— Я тебя встречу, — сообщил отец после уточнения времени и места прибытия. Я не возражал, поскольку в Нью-Йорке никогда не был, и сама мысль о том, что пришлось бы искать дом отца в одиночку вызывала паническую атаку.

— Да, конечно, — ответил я, пытаясь придать голосу энтузиазма, чтобы позлить мать. Пусть не думает, что я сильно страдаю. Если и так, то это не из-за неё.

Пока я выключал телефон, в комнату вбежал чёрно-белый цверкшнауцер по кличке Добби. Весело виляя хвостом, он засуетился у моих ног, словно предчувствовал скорый отъезд и тоже нервничал. Я наклонился, чтобы погладить любимца. Мать подарила мне его три года назад, с тех пор я не представляю свою жизнь без собаки. Разумеется, я забираю Добби с собой. Надеюсь, переезд не станет для него слишком стрессовым.

Мать допила кофе и поставила грязную чашку в раковину, после чего ушла в комнату одеваться. Она благородно согласилась отвезти меня на автостанцию, хотя я из принципа собирался вызвать такси. Добби высунул язык и обслюнявил мне руку.

— Ну вот и всё малыш, — грустно сказал я, — больше мы сюда не вернёмся.

Интересно, он чувствует мою тоску? Я слышал, что собаки ментально ощущают переживания хозяев. Не то чтобы я хотел перекинуть гнилое настроение на Добби, но было приятно знать, что кто-то не безразличен к моей боли. Поместив его в клетку для перевозки, я отправился за чемоданом и сумками. Перетащить всё это в багажник оказалось нелегко. Я считал, что у меня не так много вещей, однако утащить их в одни руки было невозможно, и я вдвойне обрадовался тому факту, что отец меня встретит. Усевшись на заднее сидение, чтобы мысленно отгородиться от матери, двадцать раз повторил про себя: «я справлюсь». Не то чтобы магия слов работала, но я на это надеялся. К своим восемнадцати годам я понял, что человеку нужна хоть какая-то вера. Если не в бога, то в аффермации.

Вскоре мать вышла из дома. Она не стала заморачиваться с одеждой: натянула первые попавшиеся джинсы и зелёный топ, завязала пучком каштановые волосы и надела очки. В последнее время её зрение ухудшилось, наверное, сказывался возраст. Я нехотя присмотрелся к ней, когда она завела мотор. Может, мы больше никогда не увидимся. Вряд ли она приедет в Нью-Йорк, а я точно не собираюсь путешествовать в Исландию, так что этот миг в машине станет нашей точкой невозврата. Частично облезший розовый лак сверкнул на её ногтях, когда машина выехала на дорогу и солнце оказалось по правую сторону. Мать украдкой глянула на меня в зеркало, но я сделал вид, что не заметил. Мы оба молчали. Я от обиды, она — ибо нечего сказать.

Чтобы хоть как-то сгладить неловкость, мать включила радио. Салон заполнил мягкий тенор Скотта Стивенсона — вокалиста «The Exies». Он пел «мы грязь, мы одни», и с этим было трудно не согласиться.

Прощание на автостанции прошло совсем сухо. Не знаю, может, я сам виноват в этом и в глубине души мне хотелось искренних материнский объятий. Я думал, что рассчитывать не на что. Взгляд матери был потерянным, а улыбка равнодушной. Она будто избавлялась от хлама и не знала, как сделать это этично. Помогать ей я не собирался и сухо сказал:

— Ладно, пока.

— Алан…

Я бросил на неё вопросительный взгляд. Ну что? Что ещё между нами недосказано? Мать помолчала, словно не понимала, зачем вообще окликнула меня, а затем улыбнулась чуть шире. Меня затошнило.

— Надеюсь, ты хорошо устроишься. Я пришлю тебе свой номер, не забывай звонить.

— Заблокирую в первую очередь, — небрежно бросил я и, взяв клетку с Добби, двинулся в автобус. Наверное, это звучало обидно, но сейчас мне было всё равно. Я был подавлен, зол, напуган, ненавидел обстоятельства, в которых оказался, и семью, в которой родился.

Усевшись на место, я первую очередь надел наушники и включил гороскоп. Страшно было представить, что сулит грядущий день. Слащавый женский голосок сказал, что скорпионов ждёт приятная встреча, а также им рекомендуется воздержаться от алкоголя. Со спиртным у меня проблем не наблюдалось. Употреблял я редко. Что до приятной встречи… меня терзали сомнения.

Рядом опустился пузатый мужик с надетой задом наперёд кепкой «Lakers». От него несло потом и чипсами, так что я проклял этот мир и закрыл глаза, надеясь выпасть из него хотя бы на время. Проснулся я уже в Нью-Йорке.

Признаюсь, я не сразу узнал отца, поскольку в моих воспоминаниях это был высокий коротко стриженный человек, таскающий футболки oversize, всегда гладко выбритый и пахнущий сандалом. Встречал же меня солидный на вид мужчина с аккуратной бородой, тёмными волосами, почти закрывающими уши спереди, но при этом укорачивающимися сзади, в чёрной рубашке, с часами на правой руке. Он тепло улыбнулся и позвал меня по имени. Стало неловко, что он заметил меня первый. Неужели я не изменился с тех пор, как мне было тринадцать? Пробравшись через толпу вылезающих из автобуса пассажиров, он поприветствовал меня и едва не стиснул в объятиях. Я смутился, он заметил это и вовремя пресёк порыв отцовских чувств. Мы обменялись сухими приветствиями. Он взял пару моих сумок, а я покатил чемодан и понёс клетку с Добби. Пёс заскулил, и я попросил его немного потерпеть. Трудно кого-то успокаивать, когда сам на грани нервного срыва.

Отец погрузил вещи в красный Nissan X-Trail. Я уселся на заднее сиденье и поставил клетку с Добби рядом. Его взгляд меня успокаивал.

— Как добрался?

— Нормально. Спал.

Отец завёл мотор и попытался выехать с парковки, однако удалось не сразу. Вокруг царила механическая суета. Нам предстояло добраться до Бруклина. Отец включил радио, заиграла песня Taylor Swift «I knew you were trouble».

— Думаю, дом тебе понравится. Район достаточно тихий и зелёный, неподалёку есть школа. Дарсия учится в ней.

Я ничего не ответил. В горле будто застрял ком. Атмосфера мегаполиса сразу же начала душить. Сквозь тонированные стёкла я смотрел на количество пёстрых машин. Стоило выехать на широкий проспект, как меня бросило в дрожь. Пальцы на ногах занемели, грудную клетку сдавило. Захотелось раствориться в тенях, исчезнуть, быстрее стать частью ландшафта. Я потёр вспотевшие ладони о колени, скрестил пальцы, затем разжал их, потянулся к ручке и вцепился в неё, поскольку боялся, что дверь вот-вот отвалится и выплюнет меня на растерзание небоскрёбам. Нью-Йорк угрожал раздавить. Я задыхался. Цветные глаза светофоров насмешливо подмигивали мне. Яркие вывески и рекламные стенды ослепляли. Поток спешащих по делам людей угрожал снести, подобно течению и протащить лицом по всем камням, заставив отчаяться сделать спасительный вдох. Добби залаял, и отец глянул в зеркало заднего вида.

— Ты в порядке?

Я зажмурился, желая стереть пространство вокруг себя, но гудки, скрип шин, голос по радио и лай сводили с ума.

— Нет, — честно признался я. Пусть лучше знает, что мне некомфортно. Даже не так. Я В УЖАСЕ.

— Мне остановиться? Могу купить воды.

— Нет, поехали.

Только бы не останавливаться здесь, в окружении мрачных громадин. Если я выйду, их тени сожрут меня, а потом…

— Алан, ты уверен, что дотерпишь до дома?

Дотерплю? О чём он? Если бы его дом решил все проблемы! Но мне терпеть Нью-Йорк завтра, послезавтра, через неделю и даже через год. Может и всю жизнь, если не смогу скопить денег и уехать. Отчаяние заполнило каждую клеточку тела. Его лишь слегка притупила ненависть. Мне хотелось плакать: настолько я не желал находиться здесь, в плену успешных людей, машин, лифтов и неоновых вывесок. Больше восьми миллионов человек теперь дышат со мной одним воздухом, и я чувствую, как он портится, протухает, исчезает.

Однако стало легче, когда мы выехали на Беверли роуд. Отец оказался прав: это место выглядело спокойным, даже чем-то напомнило Принстон. По обе стороны тянулись двухэтажные особняки. Большинство из них со светлой отделкой. Они стояли как уютные мини-дворцы в окружении розовых и белых рододендронов и выровненных газонов. Магазинов я не увидел, сомнительных заведений тоже, зато насчитал несколько церквей. Проезжая мимо небольшого кирпичного здания, сохранившего в себе элементы готики, я прочёл на вывеске: «Методический собор Святого Марка».

Вскоре мы подъехали к одному из особняков: внешне он почти не отличался от соседних, и отец заглушил мотор. Я бросил взгляд на подстриженные кусты, широкую веранду и крыльцо, на котором мелькнула фигура. Через мгновение я различил силуэт соскочившей со ступеней Дарсии. На ней был белый обтягивающий топ и короткие джинсовые шорты. Волосы как будто отросли с прошлого лета. Сестра не собрала их и потому чёрные пряди, почти достигающие поясницы, небрежно болтались при каждом движении.

— Дарсия соскучилась по тебе, — с улыбкой сказал отец, открывая дверцу, — даже испекла чизкейк.

Он вылез из машины, а я так и остался сидеть, сжимая ручку до белизны костяшек. Паническая атака подкрадывалась, стоило только подумать, что там, за пределами душного салона, поджидает гигантское чудовище, извергающий тонны грязи и углекислого газа, — город. Вдруг вспомнился случай из детства. Мне было восемь, и мы гостили у тётки в Лос-Анджелесе. Родителям вздумалось сходить на парад (не помню, чему он посвящался, я был слишком мал). Зато в сознании чётко запечатлелась картина: флаги, костюмы, куча незнакомых людей, в тесноте идущих по улице, и я, вдруг чётко осознавший, что стою один и не вижу родных. Дезориентация. Паника. Детский страх, который сложно описать. Какой-то мужик в костюме медведя едва не сшиб меня с ног. Я зарыдал, подумав, что так и умру там, что меня просто бросили. Но вскоре кто-то схватил меня за руку. Отец. Я вцепился в него и ещё долго кричал, боясь, что он снова исчезнет.

Ситуация в настоящем чем-то напоминала тот день. Я боялся потеряться в пространстве, понимал, что в одиночку никогда не найду отцовский дом, так похожий на все в этом районе. Если хоть на секунду останусь один, я погибну. Нью-Йорк уничтожит меня. Страх парализовал. Дарсия постучала в окно.

— Ты что там, к сидению прирос?

Если бы она знала, насколько близка к истине. Отец уже вытаскивал вещи из багажника. Добби заскулил, и я наконец открыл дверцу. Стоило выйти, как Дарсия бросилась мне на шею.

— Ого, Алан, ты вырос! Каким красавчиком стал!

Тон сестры звучал естественно, но я принял её слова за лесть. Уж кем, а красавчиком я себя точно не считал. Однако насчёт роста она права: к последнему году обучения в школе я вымахал чуть выше пяти футов. Неплохо бы теперь нарастить массу, но я мог похвастаться только широкими плечами. Вообще предпочитаю слово «поджарый» в описании собственного телосложения. Никак не «тощий» и уж тем более не «жердь». Я выглядел не слишком складно, как большинство подростков.

Обняв Дарсию в ответ, я вспомнил, как при разводе родителей она сказала: «папочка меня больше любит». Её тон был таким уверенным для десятилетней девчонки, а я в свои тринадцать чувствовал себя совершенно некомпетентным в этом вопросе. Возможно, дело было в том, что отец всегда приходил на выступления сестры и всячески поддерживал её творческие начинания. Дарсия обладала способностью состоять с людьми в какой-то тесной обособленной связи. У нас она тоже была. Я всегда чувствовал себя спокойно рядом с сестрой, мог рассказать ей всё и знал, что она не предаст меня, какой бы ужасный поступок я не совершил. Также доверительно она взаимодействовала с отцом. Наверное, я ревновал, потому что не мог подстроиться под него так же легко. Слова взрослых меня часто пугали, их действий я не понимал, зато Дарсия могла объяснить всё на свете. Когда она улыбалась, все грешники мира оказывались прощены.

Пока мать занималась собой, Дарсия балетом, а отец просмотром её выступлений, я торчал в комнате или ездил на велике за город. Может, и удивительно, но даже у меня был друг, в чьей компании я коротал время. Его звали Кевин. Катались мы часто, поскольку в Принстоне люди не так уж любят спешку. Шансы, что тебя собьют на улице, небольшие, а если уехать подальше, то можно совершенно расслабиться. Однако пришёл день, когда семья Кевина переехала, и я лишился человека, с которым надеялся существовать бок о бок до конца жизни. От меня словно оторвали кусок. Разрывы всегда болезненны. Я переживал долго и тяжело. Теперь же я смотрел на Дарсию, с лёгкостью променявшую уют и тишину на городские огни и лицемерное однодневное общество. В самом затаённом уголке души я завидовал ей, но не хотел себе в этом признаться.

— Малыш! — крикнула Дарсия и, расцепив объятия, потянулась за клеткой с Добби. Пёс радостно замахал хвостом. Вероятно, узнал её. Сестра любила кормить подлизу вкусняшками.

— Я освободил для тебя комнату, — сказал отец, затаскивая по лестнице мой чемодан. Дом дыхнул на меня запахом выпечки и апельсинов. Я бегло осмотрелся в холле. По левую сторону располагалась достаточно просторная кухня с большим количеством шкафов бежевого цвета. Светлые стены и ламинат давали возможность оценить, насколько идеально чисто в этом месте. Над столешницей висели выключенные лампы, на дальнем краю стояла коричневая статуэтка в форме рыбы, а прямо располагались окна со светлыми закрытыми жалюзи. В левой стороне находилась гостиная, ужаснувшая обилием дорогой мебели. Белые диваны и кресла будто вопили: «не смей прикасаться к нам». Снежный махровый половик в моём воображении сморщился, издали учуяв запах потных ног. Фантазию поразили абстрактные картины, висевшие на аскетичных стенах и множественные статуэтки, украшавшие камин, столик, комод. Здесь жила часть моей семьи, но сейчас они представились мне чужими людьми. Захотелось убежать и спрятаться, однако я последовал за отцом на второй этаж.

— Я купил тебе постельное и полотенца. Если что-то понадобится, составь список, приобретём.

Моя комната оказалась примерно того же размера, что в Принстоне. Я обрадовался: хоть к чему-то не придётся привыкать. Второй плюс — здесь не было белой мебели и половика. Стены, выкрашенные в синий цвет, пустовали. На кровати одиноко лежал матрас, а на тёмном письменном столе запакованное бельё.

— Да, спасибо, — ответил я, поставив сумки у стены. Придётся потрудиться, чтобы создать здесь уют, но я справлюсь. В таком месте, как Нью-Йорк, мне необходимо убежище.

— Прими душ и спускайся. Уверен, ты голоден.

Отец улыбнулся и вышел из комнаты. Желудок скрутило, но есть я совсем не хотел. В стрессовых ситуациях меня тошнит, впрочем, отказываться — невежливо. Всё-таки Дарсия старалась. Пришлось освежиться и спуститься на кухню. Сестра уже накрыла стол, отец сидел неподалёку. Я неуверенно отодвинул стул, боясь нарушить царящую идиллию и вспомнил небрежность матери, часто кидающей остатки полуфабрикатов в раковину. Меня передёрнуло. Как приспособиться к новой жизни? Как не запачкать это дорогостоящее пространство?

— Надеюсь, вышло неплохо, — сказала Дарсия, раскладывая чизкейк по тарелкам. Домашняя еда — звучало как что-то из мира фантастики, поэтому я подбодрил сестру:

— Выглядит аппетитно.

Мы принялись есть, и, хотя выпечка Дарсии действительно вышла отличной, кусок не лез в горло. Страх сжимал внутренности и угрожал задушить, если я сделаю неверное движение. Меня тошнило, трясло, и я изо всех сил старался не показать паники, вырывавшейся наружу с каждым выдохом. Не знаю почему, но казалось, что отчаянием я пропитываю воздух и скоро это непременно заметят. Некоторое время мы ели молча, как вдруг Дарсия заговорила.

— Я хожу в школу имени Эдварда Айриша, её построили пять лет назад, находится неподалёку. Думаю, мы можем подать туда и твои документы. Если хочешь.

— Угу. — Я согласился безропотно. Во-первых, потому, что больше не знал никаких школ, во-вторых потому, что близость к дому сокращала мои шансы сгинуть на улицах города, в-третьих, там училась Дарсия, а значит, я буду хоть с кем-то знаком.

— Отлично. — Сестра просияла. — Правда она со спортивным уклоном. Ну, знаешь, Эдвард Айриш — президент «Нью-Йорк Никербокерс». Вроде намёк на то, что выпускники будут успешными спортсменами. У нас достаточно сильный баскетбольный клуб. В прошлом году они заняли третье место в штате, но в этом нацелены на первое. Надеюсь, у них получится.

— Ага.

Я не стал развивать тему, потому что спортом совсем не интересовался. Многие парни в моей бывшей школе увлекались футболом, но у меня с этим не сложилось. Я как-то пытался играть в регби, заниматься лёгкой атлетикой, но всё это не принесло мне ни удовольствия, ни положительного результата. Сейчас, на последнем году обучения я точно не собирался вливаться в спорт. Но это ведь не обязательно? Главное — школа неподалёку от дома. Отмучиться в ней нужно меньше двенадцати месяцев.

Мои односложные ответы загнали Дарсию в тупик. Она быстро сообразила, что я не жажду разговаривать и замолчала, улыбнувшись так, будто прощает мне безрадостное выражение лица. Отец попытался задавать вопросы, но я отвечал коротко и сухо, так что вскоре он тоже сдался. Мне разрешили подняться в комнату, чтобы в одиночестве подумать о том, как жить теперь.

Разбирая вещи, я первым делом вытащил коробки, в которых хранил гербарий. Может показаться нелепым, но я собирал его с детства и просто не мог не взять с собой, ведь каждый засохший листик и цветок — это частичка Принстона. Сев на кровать, я долго рассматривал застывшие во времени прожилки, по которым когда-то струился сок. Стоит надавить — и всё обратится в прах, однако при бережном отношении гербарий проживёт десятилетия. Каково будет в свои шестьдесят пять держать в руках лист прямиком из 2007? Удивительно, что миг может запечатлеться хоть в чём-то. Не только в фотографиях, но и в растениях.

Наскоро закончив раскидывать вещи по шкафам, я распаковал бельё и застелил кровать. Рухнув на неё, я включил наушники и унёсся в мир фантазии вместе со «Space Oddity» Дэвида Боуи.

Глава 2 Если бы каждый подросток знал, чего он хочет от жизни

Приняв душ с утра и окинув новую комнату взглядом, я понял, что хочу в ней изменить. Поскольку стены пустовали, я намеревался украсить их частицей того, что люблю всей душой — гербарием, но нельзя просто налепить листья на стены. Я решил приобрести рамки, в какие обычно ставят фотографии, и, поскольку выйти из дома самостоятельно было равноценно самоубийству, попросил о помощи Дарсию. Она рассмеялась, но не издевательски, и не зло. Казалось, её обрадовал тот факт, что я выдал целое предложение и озабочен тем, чтобы создать уютную атмосферу.

— Хорошо, — согласилась она, — только сначала позавтракаем.

Отец к тому времени ушёл на работу. Он был крупной шишкой в маркетинговой фирме. Сфера интересная, но слишком социальная. Определённо не для меня.

— Хочешь, поджарю тосты? — предложила Дарсия. Я согласился. Себе она сварила диетическую кашу на воде и даже не добавила сахара. Хорошо, что эгоизм — не про мою сестру.

Натощак я выпил стакан тёплой воды. Нет, я не худею таким образом, а поддерживаю форму. В интернете вычитал, что если пить воду с утра каждый день, то не будет расти пузо. Не самый надёжный способ, если по вечерам употреблять пиво. Слава Дарвину, я не пью, поэтому на мне работает. Пока мы ели, я почитывал гороскоп. Звёзды рекомендовали последить за здоровьем, не вступать в конфликты и не занимать денег.

После завтрака мы собрались и решили прогуляться пешком. Тем лучше: в общественном транспорте душно, а машина есть только у отца. Идти оказалось не так уж близко, поэтому Дарсия завела разговор. Я решил его поддержать, но лишь для того, чтобы отвлечься от давления среды. Роскошные особняки смотрели с обеих сторон, будто оценивали.

— Ты уже решил, куда будешь поступать?

— Думал, что в Принстонский, теперь не знаю.

— Что насчёт специальности?

— Не решил.

— Правда?

Дарсию поразила моя беспечность. Обычно, к выпуску все знают, кем хотят стать, но у меня всегда были проблемы с самоопределением. Слишком много вариантов, направлений, возможностей. Как выбрать что-то одно? Искренне завидую тем, кто ставит конкретные цели. Эти люди кажутся практичными, у них распланирована жизнь. Для меня же это воронка, которая затягивает глубже, причём до конца не знаешь, где в итоге окажешься. Выдающимися способностями я не обладаю, талантами обделён. Собираю гербарий, немного рисую, но не вижу себя в роли архитектора или какого-нибудь дизайнера.

— Ну… мне нравится биология, — выдал я, чтобы не казаться совсем уж жалким, ведь неопределённые люди вызывают раздражение у окружающих. Дарсия относится к противоположному типу. В этом плане мы совсем разные.

— Ого. Может, станешь врачом?

— Придётся контактировать с людьми. Я этого не вынесу.

— Тогда фармацевтом?

А эта идея показалась неплохой, я взял её на заметку. Если не придумаю чего-то лучше, буду всем говорить, что поступлю на фармацевта. Там должны неплохо платить. По биологии и химии я всегда имел высокие баллы, так что при желании есть шанс пройти конкурс.

В магазине я быстро выбрал рамки, затем мы вернулись. Проходя очередной поворот неподалёку от дома, я заметил баскетбольную площадку, на которой гоняли мяч четверо парней. Не знаю почему, но невольно замедлил шаг. Их динамичные движения и финты завораживали.

— В чём смысл игры на одно кольцо? — глупо спросил я, укорив себя за непросвещённость. Дарсия засмеялась.

— Стритбол. Он здесь достаточно популярен.

Я не привык наблюдать за спортивными играми, поэтому слегка озадачился. Игроки были так увлечены, что я даже на расстоянии чувствовал их зверскую энергию. Все высокие, как на подбор. Ловкие, как черти. Они выглядели счастливыми, и мне показалось, что в этот момент внутри что-то смещается, трепещет. Я закапал чувство поглубже. Что это? Зависть? Сам я никогда не ощущал эйфории от какого-то увлечения. Неужели это возможно?

— Алан, ты идёшь? — окликнула меня Дарсия, и я понял, что стою на месте. Вот кретин…

По возвращении домой сестра решила помочь мне с гербарием. Мы аккуратно разрезали белый картон, приклеили к нему листья и цветы. Работа кропотливая, но нам обоим нравится.

— Помню, как ты собирал его в детстве. — Дарсия улыбнулась.

— Осторожно, не сломай.

— Почему он тебе так дорог? Разве растения не цветут каждый год?

— Это воспоминания.

Когда я забивал гвозди в стену, чтобы развесить рамки, Дарсия открыла альбом, лежащий на столе. Там тоже хранился гербарий, только к нему прилагались записи о каждом цветке и листике.

— Ты мог бы быть ботаником или геологом, как тебе такое?

Молоток соскользнул, и я врезал себе по пальцу.

— Дьявол!

Секундное онемение — и боль растекается по моему телу. Сестре происходящее кажется забавным.

— Вроде вырос, а такой же неумеха.

— А твой парень в этом одарённый? — огрызнулся я. Дарсия наигранно надулась.

— У меня нет парня.

— Да?

— Да, придурошный. Не делай вид, будто это странно. У самого-то девушка есть?

— Расстался с Энджи полгода назад, — нехотя признался я.

— Энджи? Эта та, в очках, что жила напротив? Не знала, что вы встречались.

Я и сам бы предпочёл не знать, поскольку ничем хорошим эти отношения не обернулись. Но так уж случилось, что после переезда Кевина соседка Энджи стала единственной моей хорошей знакомой. Мы общались с детства, а я был уже не в том возрасте, чтобы заводить новых друзей и пытаться влиться в сформировавшиеся группы по интересам. В этом, пожалуй, заключается главная трагедия разрушенной дружбы. Пока есть человек, разделяющий твои радости и невзгоды — вам море по колено. Но вот, он исчез, и ты остался один на вечеринке, где никого не знаешь. Энджи оказалась спасительным тросом, за который я схватился. Мы невольно сблизились, а мать сказала, что мне уже пора завести девушку, как делают все нормальные подростки. Слово «нормальный» я недолюбливаю всю жизнь, уж слишком относительная мера. Иногда складывается чувство, что всем раздали брошюры, где были прописаны пункты нормальности, а на меня не хватило, и теперь приходится выкручиваться: спрашивая то у одних, то у других, какому стандарту я должен соответствовать сегодня.

Я предложил Энджи встречаться. Она ответила бурным согласием, однако ничего у нас не сложилось. Из наших отношений я извлёк очень полезный жизненный урок: не связывай себя с тем, к кому не питаешь настоящих чувств. Даже ради галочки нормальности. Энджи как девушка не привлекала меня совсем, зато я нравился ей на все сто. Она бесконечно лезла целоваться, при этом от неё несло едой и мокрый настырный язык её мерзко скользил у меня во рту. Мне часто хотелось блевать после наших контактов. В школе я постоянно слышал разговоры парней, которые хвастались не просто поцелуями, но и сексуальной связью. Отмечу, что все поголовно были от этого в восторге, и мне начинало казаться, что я какой-то неправильный. Сколько я ни пытался убедить себя, что поцелуй — это приятно, стоило Энджи дыхнуть, — и мне хотелось плакать от отвращения.

Однажды я попросил её почистить зубы. Не знаю, обиделась ли она, однако просьбу выполнила. Я понадеялся, что теперь эффект изменится, однако он остался прежним. Мне было противно, и когда Энджи пыталась углубить поцелуй, я боялся, что рефлекторно ударю её или сморщусь так, что она никогда меня не простит. Тогда я полез в интернет, чтобы выяснить, в чём заключается проблема. Вразумительного ответа не получил, пришлось обратиться за помощью к одному из парней в школе. Разумеется, он посоветовал мне с Энджи переспать, поскольку это «лечит от незрелости». Первое время я полагал, что он издевается, но потом всерьёз задумался над этим. Что, если правда? Говорят, секс сближает. Я много читал на эту тему и собирался с духом. Каждый раз, когда Энджи меня целовала, я представлял, как мы заходим дальше, вспоминал, что обычно делают мужчины в фильмах для взрослых, и если там всё смотрелось достаточно эстетично, то соитие с Энджи мне представлялось совсем иначе. Я не мог заставить себя сунуть руку под её глупую вязанную кофточку с Микки Маусом и дотронуться до плоских грудей. Что я должен был почувствовать, ухватившись за них?

Через несколько мучительных недель я всё-таки пересилил себя. Стало стыдно, что у меня не хватает мужества переспать с девчонкой, хотя всё дело было в нежелании. Однажды, во время очередного поцелуя, я начал приставать к Энджи, и всё обернулось катастрофой. Мы разделись. Её тело было нескладным, достаточно костлявым, но она с такой страстью напирала на меня, что я чуть не умер от ужаса. Думаю, нет смысла уточнять, что у меня не встал. После этого Энджи обозвала меня импотентом, и мы больше не общались.

Дарсия захихикала, услышав мой рассказ, а я ощутил неловкость. Знаю, что сестра не пыталась издеваться, но воспоминания об Энджи снова вызвали чувство тошноты. Было мерзко, как ни посмотри.

— Ого, братик, я не думаю, что ты импотент. Просто Энджи тебе не подходила. Наверное, ты из тех, кто может заниматься подобным лишь при сильных чувствах. Но не бойся, мы тебе кого-нибудь найдём.

— Не нужно.

— Конечно, нужно. Я знаю несколько отличных девчонок. Ты же мне доверяешь?

— И чем ты их заманишь? Скажешь: «знакомьтесь, это мой брат, он собирает гербарий?»

Мы оба расхохотались.

Вечером я выгуливал Добби, и чтобы суетливый пёс не выбежал на проезжую часть, завернул в сквер неподалёку. На глаза вновь попалась баскетбольная площадка. На этот раз там было человек десять, они играли уже в настоящий баскетбол. Я задумался о новой школе. Спортивный уклон. Будет ли там место человеку, который любит биологию? И так ли сильно я её люблю? Отчего-то показалось, что я не честен сам собой и просто пытаюсь придумать «любимое», чтобы быть «нормальным», ведь не может быть такого, чтобы человек не склонялся к какой-то сфере, занятию. Я потёр шею и остановился, чтобы понаблюдать.

Игра впечатляла. Никогда не думал, что меня увлечёт подобное зрелище, но парни ловко вели мяч, прыгали так, будто под ними стоял батут, и забивали с удивительной лёгкостью, словно были не любителями, а настоящими профи. Я не знал, сколько лет они занимаются баскетболом, но выглядели они достаточно круто. Было бы здорово оказаться в этой среде. Наверное. О чём я вообще? Почему стою здесь и пялюсь? Это выглядит странно, меня могут заметить, и что тогда?

Я тут же развернулся, подозвал Добби и зашагал к дому. Зачем привлекать к себе внимание общества? И вовсе я не пялился, просто немного посмотрел. Мне это неинтересно.

Глава 3 Новенький

Опрокидывая в себя кружку тёплой воды, я слушал гороскоп, трещащий на заднем фоне. Скорпионам советуют не общаться с большим количеством людей, иначе есть вероятность попасть в стрессовую ситуацию. Ну конечно, да.

Я справлюсь, я справлюсь, я справлюсь…

Я СПРАВЛЮСЬ!

Поскольку школа находится недалеко от дома, мы с Дарсией идём пешком. Мне неуютно. Кости как будто ломит, что-то уныло ноет в мозгу. Я хочу вернуться в комнату и спрятаться, но продолжаю шагать, плотно сжимая кулаки в карманах. Надеюсь, выгляжу, как обычный школьник.

Я надел светлую рубашку с коротким рукавом и джинсы, даже причесал тёмные патлы. Они немного короче, чем у отца, зато чёлка явно длиннее. Это моё нет зрительному контакту. Не выношу долгих взглядов. Смотреть на кого-то — странно, почему некоторые люди это делают?

— Лучший способ завести знакомства — вступить в клуб по интересам. Не знаю, есть ли у нас что-то связанное с ботаникой, но попробую выяснить, — говорит Дарсия, пытаясь поддержать меня, но я просто надеюсь, что год закончится быстро. Постараюсь быть незаметным, зачем рисковать, когда в гороскопе всё ясно сказали?

Нет ничего хуже, чем быть новеньким, потому что вероятность влиться в уже сформировавшийся коллектив равно примерно нулю. Несмотря на отсутствие постоянных классов, многие учащиеся знакомы друг с другом из-за общих предметов или увлечений. Круги общения сформированы, и я заведомо везде лишний.

Школа — шумное место. Уже во дворе меня встречают высокие девичьи голоса и низкие тембры парней. Многие приезжают на своих машинах. Они ходят парами или группами, увлечённо беседуют о чём-то с утра пораньше. Как вообще можно разговаривать по утрам? Я напрягаюсь от тесноты и любопытных взглядов. Интересно, что люди думают, когда смотрят на меня? Явно ничего хорошего. Люди вообще не склонны позитивно мыслить. Я стараюсь придать себе безразличный вид. Не хватало ещё, чтобы кто-то увидел панику во взгляде. Мои удача с нервной системой быстро катятся по наклонной, когда я осознаю, что не могу найти свой шкафчик. Как настоящий кретин брожу по коридорам. Неловко рассматривать номера, потому что там стоят люди. Они оборачиваются, и тогда даже нечаянно оброненный смешок кажется приговором. Я нахожу шкафчик за пару минут до звонка, но вселенная снова плюёт мне в лицо. Замок заедает, и я не могу его открыть.

Вскоре звенит звонок, все расходятся по классам. Неловко от того, что люди наблюдают за моей мучительной борьбой. Внутри меня что-то отмирает, отчаяние в виде тошноты подступает к горлу. Я ненавижу всё. Почему я просто не мог остаться в Принстоне? Проклятый Нью-Йорк, мерзкие люди…

Я мучаюсь ещё минут пять, и замок наконец поддаётся. Только вот какой от этого толк? На урок я всё равно опоздал. Зайти в класс сейчас не представляется возможным, иначе я сразу обращу на себя внимание, а это не входит в мой план. Таким образом мой первый день учёбы начинается с прогула.

Дабы не попасться на глаза преподавателям, я решаюсь запереться в кабинке туалета. Тут меня никто не увидит, хотя место для проведения целого часа я выбрал так себе. Школа хоть и новая, а на дверце уже есть надписи маркером: «Нью-Йорк Никербокерс лучшие», «Кристин Смит сука», «Гордон и Люси = любовь», «смывайте своё говно».

Я выжидаю час, обдумывая своё новое положение. Стадия отрицания прошла, поскольку капкан захлопнулся, но до смирения и принятия ещё далеко. На следующие два урока я прихожу вовремя и сижу на них тихо, про себя повторяя, что я просто тень. Заговорить с кем-то — безумие. Старшеклассники увлечены делами, друзьями. Я им не нужен, на меня почти не смотрят, и от этого легче. Если сталкиваюсь с кем-то взглядом, начинаю думать: что тебе нужно? Я вроде не клоун и не урод, зачем на меня пялиться? Изо всех сил пытаюсь сосредоточиться на учебе, но просто обманываю себя. Я не в своей тарелке. Обращаю внимание на девчонок (наверное, так нужно, все же парни этим занимаются), но они делятся на два типа: тупоголовые курицы, без умолку болтающие о ногтях, колготках, поп-музыкантах, и отличницы, строго нацеленные завоевать красный диплом и этот мир. И если на лицах первых беспечная улыбка, какая бывает у моделей в глянцевых журналах, то вторые сосредоточенны так, что первые морщины на лбу уже говорят окружающим «алоха». Иногда встречается и третий тип: затворницы вроде Энджи. Они бы и рады со всеми общаться, да только их компания никому не сдалась. Уж не знаю почему. Занудство? Странности во внешнем виде? И вот они, как правило, мои соседки за последними партами.

Что до парней, так большинство из них спортсмены. И чему я удивлён? Дарсия предупреждала. Они бесконечно обсуждают игры, тренировки, прошедшие матчи и своих кумиров. Я в этом не разбираюсь, поэтому и предлога заговорить с ними нет. Надеюсь, день быстрее закончится. Как хочется моргнуть и пропустить этот год.

Во время длинного перерыва я иду в столовую. Все нормальные люди туда ходят. Стараюсь не выделяться. Отстаиваю огромную очередь, беру себе бургер, салат и прохладный напиток, после чего обнаруживаю неприятное обстоятельство: все столики заняты. Сегодня явно не мой день. Я лихорадочно ищу глазами свободный угол, но здесь, как и в классе, царствуют порядки групп. Если места ещё и не заняты, то уже припасены для кого-то. Столовую заполняет гул. Компании девушек и парней машут своим товарищам, а стою, как кретин. Ситуацию спасает Дарсия, которая внезапно зовёт меня по имени. Как же я благодарен ей в эту секунду! Она сидит за столиком в компании подруг, но подзывает меня жестом, и я с облегчением присоединяюсь к ним.

— Знакомьтесь, это мой брат — Алан. — Дарсия дружелюбно улыбнулась, а затем представила мне своих подруг. Среди них латиноамериканка Моника, Вики — тощая альбиноска с невыразительными чертами и редкой короткой чёлкой, придающей ей глупый вид, Лэсли — типичная модница с закрученными локонами, яркой помадой, наращенными ресницами, и Лаванда — русоволосая девушка, достаточно обыкновенная на вид. Эта обыкновенность меня даже смутила, поскольку я не смог отнести её к какой-либо категории. Розовая футболка, обтягивающие джинсы, волосы, собранные в хвост. Я присмотрелся: лицо у Лаванды достаточно миловидное, по-детски наивное. И всё-таки никто из присутствующих не выглядел так же хорошо, как моя сестра. Дарсия не пользовалась косметикой и не носила яркой одежды, при этом смотрелась исключительно изящно, будто вышла из аристократической семьи с целью преобразить этот мир. Пожалуй, девушки завидовали её от природы хорошей коже и длинным здоровым волосам. Она должна была быть популярна у парней, но почему-то сидела в компании балерин, слишком непохожих друг на друга, и крутила трубочку от колы тонкими, созданными для игры на фортепиано пальцами.

Мне стало неловко, но сухо поздоровавшись, я принялся за еду.

— Как первый день?

— Восхитительно.

— Я узнавала про клуб по ботанике. Знаешь, ничего подходящего в нашей школе нет.

— Не велика беда, переживу.

Тем лучше. Не представляю себя в кружке людей, обсуждающий растения, почву, условия выращивания фикусов. Любовь к гербарию ведь не обязательно с кем-то разделять.

— Тебе нравится в Нью-Йорке? — поинтересовалась Лаванда. Только не это. Я не планировал разговаривать с ними, и чтобы избежать монолога, разъясняющего по пунктам за что я ненавижу большие города, пришлось соврать.

— Да, — ответил я, не поднимая взгляда.

— Дарсия о тебе рассказывала, ты ботаник? — тут же вмешалась Лэсли.

— Не совсем…

— Садовник?

— Нет.

— Вы меня не совсем поняли, — вмешалась Дарсия, блаженно улыбнувшись и попыталась объяснить им моё увлечение. Так и думал, что это будет выглядеть глупо, однако Лаванда сказала:

— Здорово, я бы хотела взглянуть.

Ещё чего. Ноги чужой в моей комнате не будет.

— После школы у нас тренировка, — заявила Дарсия, — иди домой один.

А вот это плохая новость. Не уверен, что запомнил дорогу, хотя наш дом находится недалеко. Сердце пропустило удар. Я попытался не выдать паники и только буркнул:

— Хорошо.

Но в этом ничего хорошего нет. Первый день стал настоящей катастрофой.

После уроков я пошёл домой не сразу. Сначала собрался с духом и мысленно восстановил в голове картинку улицы. Так, кажется, я помню ориентиры, перепутать не должен. Но если уж это случится, то на мне можно поставить крест. Если человек не способен добраться до собственного дома, то ждать от него большего бесполезно.

Проходя по коридору, я вдруг услышал шум и завернул за угол. Передо мной оказались распахнутые двери спортзала, где тренировалась школьная баскетбольная команда. Я всегда думал, что достаточно высокий, но на фоне бегающих парней выглядел недокормленным коротышкой. Шум стучащих мячей показался приятной мелодией и незаметно для себя я замер, рассматривая мечущиеся по площадке фигуры. Точные пасы, попадания в прыжке, обводки — всё это так завораживало, что по телу пробегала отрезвляющая волна тока. Никогда не думал, что смогу с таким интересом наблюдать за спортивной игрой. Да и с чего бы? Что привлекло меня? Динамичность? Непредсказуемость? Бесчисленная вариация атак?

Дарсия оказалась права — эти ребята выглядели, как профи. Они играли слаженно, и как будто не бегали, а летали по площадке. Я на секунду представил, что нахожусь среди них, несусь с мячом, который чувствую не глядя, забиваю и…

О чём я? Во имя Дарвина, что за бред? Я держал мяч разве что в начальной школе на уроке физкультуры, совершенно не помню правил игры, а начинать занимать этим сейчас уже поздно. Я на последнем году обучения. Даже при сильном желании мне никогда не достичь уровня этих игроков. Я низкий, жалкий, неуверенный, и вообще, зачем всё это? Я ведь не спортсмен.

С такими мыслями я развернулся и пошёл домой. Внутренности сжались от неприятного чувства. Неужели досада? Да с чего бы? Баскетбол — всего лишь игра, одна из многих. Кто-то отдаётся ей всей душою, но я не из этих парней. Не люблю внимания к себе. Тише едешь — дальше будешь. Проходя мимо спортивной площадки в сквере, я заметил, что она пустует.

Вечером я снова выгуливал Добби, и на сей раз на площадке играли пять парней. Двое против троих держались вполне прилично. Я наблюдал за ними украдкой, чтобы не выглядеть странно. Пёс суетился у моих ног. Каждый забитый мяч вызывал в груди трепет. Что, если мне тоже попробовать? Никто ведь за это не накажет и не убьёт. Конечно, повторить все трюки сразу я не сумею, но вести и кидать мяч не должно быть сложно. Я научусь, и если мне удастся попасть в школьную команду, хотя бы на скамейку запасных, разве не круто будет? Я стану не таким уж и лишним, наконец найду темы для разговоров, и, может, парочку друзей. Дарсия права: увлечения объединяют.

Вернувшись домой, я тут же включил ноутбук и набрал в поиске правила игры в баскетбол и стритбол. Они немного отличались, но я постарался вникнуть.

Баскетбольная игра начиналась с броска из центра поля. Задача проста — забивать противнику, защищать своё кольцо. Я изучал нюансы. Оказывается, в баскетболе нет понятия «ничья» и при равном количестве голов назначается дополнительный овертайм. Я вычитал, что такое «аут», «фол», просмотрел разные типы нарушений.

В ститболе игра проходит на одно кольцо, а на атаку даётся всего двенадцать секунд. Количество игроков в команде должно быть три или четыре. Бросок с трехочковой зоны считается как два очка, всё, что ближе — за один. Я читал почти два часа и общую суть уловил. Появилось желание попробовать. Теоретические знания — наполовину решённая проблема. Так я так думал, устало потирая шею и ещё не представлял, насколько заблуждаюсь.

Глава 4 Стритбол

Я ложился спать с мыслью, что завтра подойду к тренеру школьной команды. Думаю, он не откажет, если я решу посещать тренировки, а если начну делать успехи, то и заметит меня. Однако, придя в школу, я понял, что не смогу сделать этого. Духота, голоса, вид высоких подтянутых парней — всё это лишило меня толики возникшей уверенности. Я ничто по сравнению с ними. Мне просто не хватит духу прийти на тренировку, ведь я своими глазами видел, насколько хороши местные игроки. А я даже не знаю, удержу ли мяч в первые секунды. Во имя Дарвина… за что мне это?

Я думал о своей затее весь день, но так и не осуществил её. Домой вернулся разбитым, рухнул в кровать и проспал до вечера в надежде притупить взывающий к рассудку стыд.

Выгуливая Добби после сумбурных снов, я чувствовал себя по-прежнему скверно. В груди что-то давило. На площадке снова играли люди. Наблюдать за ними по вечерам стало почти естественно, и я чуть меньше напрягался, смотря в их сторону. Возможно, чувство неудовлетворения от того, что я спасовал днём, заставило меня пойти на необдуманный поступок. Я вдруг подумал: «почему бы не присоединиться к ним?» Мы не были одноклассниками. Даже если всё пойдёт не так, как хотелось бы, вряд ли они расскажут кому-то про мою ущербность. Заодно оценю свои силы и, если получится неплохо, пойду к тренеру завтра.

Я завёл Добби домой, а сам вернулся к играющим. Подойти к ним оказалось выше моих сил. Я как будто шагал по болоту. Пульс участился, тошнота, сопровождающая все мои панические атаки, подступила к горлу. Захотелось сбежать, пока меня не заметили, но парни были так увлечены игрой, что и не смотрели в мою сторону. Если я позову, они услышат? Я нервно сглотнул и приблизился к площадке. Это нормально, что сердце колотится настолько сильно? Думаю, люди, приговорённые к казни, испытывали меньше стресса, чем я при разговоре с незнакомцами. Как вообще обратиться к ним? Представиться? Или лучше без формальностей, сразу попроситься в игру? Я весь вспотел, пока думал об этом.

Наконец парни сделали перерыв, и я решился подойти, хотя дьявольски хотелось провалиться на месте.

— Эм… можно присоединиться к вам?

Пути назад нет, я сказал это. Зачем, зачем, ЗАЧЕМ? Если сейчас уйду, буду выглядеть кретином. Пятеро парней уставились на меня, и один, глотнув из бутылки воды, вполне дружелюбно ответил:

— Не вопрос.

Не знаю, стоило ли предупредить, что играть я не умею, однако я этого не сделал, в глубине души веря, что внезапно обнаружу у себя талант и предрасположенность к этому спорту.

— Как звать? — поинтересовался светловолосый парень с татуировкой на руке и пирсингом над правой бровью. Он был чуть выше меня и явно на несколько лет старше. На школьника точно не походил.

— Алан.

— Мэйсон. — Он протянул мне руку. Я пожал, надеясь, что мои потные ладони не вызовут сильного отвращения.

— Я Лео, — представился парень, разрешивший к ним присоединиться. Его тёмные, выстриженные с начёсом волосы неаккуратно топорщились, а на светло-серой майке проступили крупные, резко выделяющиеся пятна пота.

— Рассел, — буркнул самый высокий из присутствующих парней. Я сразу почувствовал в его голосе холодность. Мы носили одинаковые причёски, только Рассел таскал очки, придающие ему вид отличника, студента, занимающегося точными науками, или менеджера по продажам, но не баскетболиста. Ладно, я сужу слишком поверхностно. Ростом и телосложением он превосходил меня, а на длинной вспотевшей шее под левым ухом я заметил тату в виде змеи. Может, и не такой уж прилежный мальчик.

Двух темнокожих крепких парней звали Луи и Эдд, они тоже не были школьниками и без умолку болтали о каких-то людях, периодически давая слово Лео, вклинивающемуся с колкостью или шуткой. После небольшого перерыва, во время которого я сотню раз пожалел о своей затее, парни решили вернуться к игре. На команды разделились следующим образом: Лео, Мэйсон и Эдд против Луи, Рассела и меня. Я был недоволен тем, что оказался в одной лодке с Расселом. Не знаю почему, но я чувствовал исходящую от него враждебность. С другой стороны, он был самым высоким, а это хорошее преимущество в баскетболе. У нас есть шанс выиграть. Мы вышли на площадку. Дрожь ужарила в ноги.

Мяч оказался в игре прежде, чем я успел воскресить в голове теоретические знания. Эдд провёл его к кольцу на молниеносной скорости, бросил и… не попал. Рассел, возникший словно из-под земли, накрыл его в прыжке. Рядом оказался Луи. Он кинул мяч мне, поскольку именно я стоял ближе всех к линии трёхочковой, а чтобы произвести атаку, мяч необходимо вывести за неё. Среагировал я поздно. Мяч ушёл в аут. Парни странно посмотрели на меня, в особенности Рассел, поправивший очки на переносице.

— Мяч нужно ловить, к твоему сведению.

А то я не знаю! Проклятье. Как можно так облажаться в первые пять секунд? Пока я сгорал от стыда под пристальным взором товарищей по команде, Лео сбегал за мячом. Игра возобновилась. Лео отдал мяч Мэйсону, тот бросил его с линии трёхочковой и забил. Атака заняла не больше двух секунд. Дрожь в ногах усилилась, я не знал, куда себя деть. Рассел занял позицию разводящего. Луи отбежал ко мне, чтобы получить пас. Решив, что стоя результатов точно не добиться, я побежал к кольцу. Эдд попытался блокировать Луи, но тот сделал финт и отдал пас Расселу. Вперёд выскочил Лео и перехватил мяч, затем отдал его Мэйсону и тот снова кинул трёхочковый. Безумие, но он попал.

— Четыре — ноль, — хихикнул Лео. Рассел тихо выругался и бросил на меня угнетающий взгляд.

— Ты начнёшь шевелиться?

— Я же открыт, — тупо ответил я, будто только и ждал мяча, чтобы забить, — просто пасуйте.

И зачем только я это сказал? Луи занял позицию разводящего, а Рассел ушёл к трёхочковой. Я ждал паса, но Луи кинул мяч Расселу. Мэйсон попытался его перехватить, однако не сумел. Рассел сделал бросок в кольцо, но мяч отскочил. Я вытянул руки, чтобы поймать его, однако вышло глупо: мяч будто прошёл сквозь них. Рядом оказался Лео, который тут же завладел мячом и вывел его за лицевую линию. Он отдал пас Мэйсону, Рассел перехватил мяч и бросил его Луи, стоящему под кольцом. Луи забил. Разрыв сократился до трёх очков.

Первая игра стала худшей в моей жизни. С каждой секундой я всё больше ощущал беспомощность. Раз мне повезло поймать пас, я попытался вести мяч, но Лео слишком ловко выбил его из моих рук. Я понятия не имел, как они делают эти финты, как могут вести мяч, не глядя на него. Стоило мне поднять взгляд — и рука била пустоту, мяч отскакивал к противнику, а я попадал в чёрный список Рассела по умолчанию. Хуже того, я несколько раз не сумел поймать пас, а, казалось бы, что может быть проще? Элемент внезапности выбивал из колеи. Я не успевал реагировать: нагибаться или выпрыгивать. Защитник из меня никакой. Стоило создать иллюзию блока, как меня молниеносно обходили.

Решив изменить тактику, я встал под кольцом и сосредоточился на подборе. Уж здесь-то у меня должен быть шанс забить, однако то Лео, то Эдд вытесняли меня в сторону и перехватывали броски. Они прыгали гораздо выше, забрасывали мяч в кольцо, словно вообще не напрягались. Я сделал лишь два жалких броска и оба раза промазал. Проиграли мы со счётом 21:15. Я был рад, что эта каторга закончилась, и в то же время боялся посмотреть присутствующим в глаза. Неописуемый позор.

— Ты вообще когда-нибудь играл? — спросил Мэйсон, хотя заведомо знал ответ.

— Нет.

— А чё не сказал? — Он дотронулся до родинки на подбородке и потянулся за сумкой с водой. В голосе не слышалось злобы, лишь недоумение.

— Это что-то решает?

— Мешаешься под ногами, — заметил Рассел, поправив соскользнувшие очки. Я видел, как на его вспотевшей шее нервно пульсирует жилка.

— Ты слишком прямолинеен, — сказал Лео с улыбкой, пытаясь разрядить обстановку.

— Ну он прав… — поддержал Мэйсон, и я понял, что задерживаться больше не стоит.

— Всего хорошего, — раздражённо бросил я и поспешил уйти с площадки. Уверен, они смотрели мне вслед и тут же начали обсуждать, но предпочитаю об этом не думать. Что с людьми вообще не так? С этим миром? Да, я не играл раньше, но разве это даёт кому-то повод злиться на меня? Поносить? Гадство! Я кретин, зачем к ним полез? Вроде безобидное действие — присоединиться к уличной игре, а сколько негатива…

Нет, всё было терпимо, если бы не Рассел. Он возненавидел меня сразу, я почувствовал. Почему? Может, он ко всем так относится? Высокомерный придурок. Больше ни за что никогда туда не пойду. Пусть провалятся со своим баскетболом, это не для меня. Не в этой жизни.

Я заперся в комнате, отказавшись от ужина, потому что чувствовал свербящую тошноту. Постучалась Дарсия и с участием спросила:

— Ты в порядке?

— Да, — буркнул я, но дверь не открыл. Не хотел это обсуждать. Не хотел никого видеть. Уткнувшись в подушку, я надел наушники и уснул под песню Pink Floyd — «Hey you».

Глава 5 Чтобы чего-то добиться, нужно рискнуть

Следующие несколько дней я чувствовал себя морально уничтоженным. Так бывает, когда строишь воздушные замки, надеешься оказаться особенным в том самом деле, которое с первого взгляда западает в душу. Кто этим не грешил? Всем когда-то кажется, что они с лёгкостью смогут повторить за людьми, потратившими годы на обучение. Нужно я лишь нарисовать цветок, сыграть мелодию, забросить мяч в кольцо. Куда уж проще? Взял и сделал. Но реальность не терпит самонадеянности. Как только ты решишь, что можешь быть в чём-то хорош, жизнь макнёт тебя лицом в лужу, выставит на посмешище и заставит заплатить за наглую мысль. Мне больше не хотелось терпеть унижение, однако мучило другое… я жаждал научиться играть.

Каждый вечер, выгуливая Добби, я видел, как парни носятся на площадке. Их число постоянно менялось, поэтому иногда я наблюдал баскетбол, иногда стритбол. Близко не подходил, опасаясь, что меня заметят, убеждал себя, что мне не место среди них, и всё сильнее чувствовал: внутри ломается какая-то часть. О её существовании я даже не подозревал, я ведь совсем не такой. Гербарий, тишина, маленькие города — вот, что я люблю. А Нью-Йорк и баскетбол… Нет, это невозможно.

Однако я спал и видел себя на площадке. В конце концов я не выдержал и решился купить мяч. Нужно с чего-то начать. Казалось, я всё продумал. Будильник звенел в 5.30. Так рано не встаёт даже отец. Я пил стакан тёплой воды и выходил на пробежку, заодно выгуливал Добби, а после небольшой разминки, убедившись, что с утра площадка пустует, шёл на неё с мячом. Во мне бушевал азарт, и это пугало. Всего лишь игра… одна из многих. Я пытался повторить те же трюки, что и парни, но ничего не выходило. Чертовски тяжело. Невыполнимо. Пришлось переключиться на упражнения попроще. Я пытался вести мяч, не глядя, однако не чувствовал его и постоянно терял. Бегал по площадке, как сумасшедший, ведя сначала левой, затем правой. Выглядел нелепо и жалко, иногда спотыкался об мяч, выскакивающий из-под неуверенных пальцев, но остался почти доволен собой. Я правда решился на это.

Домой возвращался вспотевший, измотанный, но счастливый. Невероятное чувство — обрести цель, пусть и маленькую. Начинать никогда не поздно (хотя не я ли считал иначе недавно?). Гороскоп на сегодня благословил меня в этом. Кто хочет, тот ищет возможности, а кто нет — оправдания. Теперь в душ и собираться в школу.

Проходя мимо кухни, я заметил Дарсию в шёлковой белой пижаме. Стоя у плиты, она варила диетическую кашу. Мы встретились взглядами. Сестра, ещё заспанная, будто не совсем поняла, что видит перед собой.

— Ого, что это?

— Что?

— Ты решил заняться баскетболом?

— Вроде того.

Дарсия удивилась, меня окатила неловкость. От влажного тела разило потом. Я ещё ничтожен, но если заниматься каждый день, то смогу играть прилично, даже хорошо. Ведь смогу же? Мечтать не вредно. После душа я наскоро позавтракал, и мы с Дарсией отправились на занятия.

— Не думала, что ты заинтересуешься. Как насчёт того, чтобы вступить в команду?

— Меня не возьмут. Я едва мяч научился держать, просто жалок на фоне остальных. Не хочу позориться.

— Тебе не обязательно играть на соревнованиях. Все с чего-то начинают. Никто не становился известным спортсменом с рождения. Ты ведь играешь потому, что тебе нравится? Так вот и играй ради этого, а техника придёт со временем.

Оставшийся день я обдумывал сказанные Дарсией слова. Может, она права? Не знаю, чем зацепил меня баскетбол, но, может, впервые за жизнь я чётко осознал, что чего-то хочу? Глупо отказываться от этого из-за страха или стороннего осуждения. Просто буду стараться. Разве есть другой выход? Я уже в Нью-Йорке, в школе имени Эдварда Айриша, это ли не знак, что стоит побороть себя? Может, жизнь даёт мне шанс на светлое будущее?

Следующим днём я всё-таки решился на невозможное: пошёл прямо к тренеру баскетбольной команды. Неловко, потому что не знаю его имени. Понятия не имею, как начать. Слава Дарвину, мне удалось перехватить его в коридоре, до того, как он зашёл в спортзал. Ещё немного — и тренер утонул бы среди бегающих фигур, а показаться на площадке прямо сейчас я был не готов.

— Эм… простите, мистер!

Он обернулся, и я почувствовал неловкость. Ростом выше почти на голову, на лице не намёка на дружелюбность. Тренер посмотрел на меня так, будто я щенок, осмелившийся обоссать его ботинок.

— Извините, тренер, я не знаю вашего имени.

— Эдвард Кларк, — почти выплюнул он. — Чего тебе? Я сейчас занят.

— Я… — Во имя Дарвина, почему нельзя отвечать менее неприязненным тоном? Я с таким трудом решился подойти! — Я хотел бы у вас тренироваться. Опыта почти нет, на место в команде не претендую, но желаю научиться играть лучше.

Тренер хмыкнул, будто моя просьба показалась забавной.

— Что ты несёшь? Зачем тебе учиться играть, если за этим не стоит по-настоящему достойная цель? Скучно, так покидай мяч на улице. Мы здесь не ерундой занимаемся. Видишь тех парней? — Мистер Кларк указал на отрытые двери спортзала, где вовсю проходила разминка. — Они намерены выиграть в этом сезоне, а в следующем играть в студенческой лиге. Кто-то даже грезит об НБА, а ты и на место в команде не претендуешь. Зачем мне тратить время на игрока-пустышку?

Его слова ударили под дых. Надо же, я думал, он будет снисходителен и поэтому понизил планку. Куда уж мне до НБА… Тошнота подступила к горлу.

— Я… хочу играть в команде, мистер Кларк.

Неужели я и правда сказал это? Ну всё, он думает, что я кретин. Всё его естество кричит об этом.

— Что ты сказал? Я не расслышал.

Издевается? Ну что за бред? Я думал, он занят, однако гляньте…

— Хочу играть в баскетбольной команде, — твёрже повторил я.

— Говоришь, хочешь выкладываться по полной ежедневно, снашивать пару кроссовок за месяц, стирая кожу на обеих пятках, забивать десять из десяти мячей с любой точки и быть полезным нашему клубу?

— Да, тренер.

— Отлично. — Мистер Кларк выдавил что-то похожее на улыбку. — Основной состав тренируется ежедневно, но до него ты должен дорасти. Так что каждые понедельник, среду и пятницу в три я буду ждать тебя здесь, и только попробуй заставить меня пожалеть. Как тебя звать?

— Алан Уэст.

— Если я не увижу огня и мотивации в твоих глазах, Уэст, ты вылетишь с площадки и будешь бегать вокруг здания до тех пор, пока не вспомнишь, зачем сюда явился, понятно?

— Понятно, тренер.

— И не опаздывать. — С этими словами он всё же удалился в спортзал, а я, хоть и несколько ошарашенный, почувствовал прилив бодрости. Меня взяли! Мне разрешили тренироваться со всеми! Я поспешил домой с мыслью, что хочу посмотреть игры НБА, в конце концов, я должен разбираться, чтобы поддерживать в команде разговор. Раз уж игрок из меня посредственный, не хочу выглядеть совсем идиотом. К тому же, наблюдение — своеобразный опыт.

Когда зашёл домой, из гостиной доносилась громкая музыка. Я хлопнул дверью и прошёл вперёд. Интересно, у нас какой-то праздник? Сестра танцевала под «I Got the six» ZZ Top и поначалу не увидела меня. Невольно улыбнулся. Уже успел забыть, как Дарсия любит подобные пляски. Она устраивала их дома, когда мы жили вместе, и я часто составлял компанию. Это была наша личная вечеринка, на которую никто не приглашался. Но стоило Дарсии уехать — и сам я уже не танцевал. Сейчас время выдалось подходящее. Моё настроение резко скакнуло вверх, я бросил рюкзак у входа и влетел в гостиную к сестре. Плевать на белый половик и эту не выносящую меня мебель!

Заметив меня, Дарсия широко улыбнулась. Мы схватились за руки, начали кружиться и скакать, как сумасшедшие.

— Мне разрешили тренироваться со школьной командой!

— Правда?! Это круто, братец! Вселенная гордится тобой!

Мы прыгнули на диван, и я почувствовал себя ребёнком-бунтарём. На мгновение что-то вернулось из детства, мне весело и легко. Есть только музыка, я и Дарсия. Нью-Йорк исчезает. Гостиная превращается в мир, созданный для нас, мир, который не предаёт и знает жестокости. Дарсия подпевает: «I’m runnin’ outta time» и я подхватываю: «About to lose my mind».

Вечером мы едим мороженое и смотрим баскетбольные матчи. Мне приятно, что сестра решила составить компанию. Она часто комментирует действия игроков, и моё затянувшееся одиночество наконец рушится, принося с собой небывалую эйфорию.

Глава 6 Лодка, дающая течь, быстро тонет в море

Перспектива стать частью команды радовала ровно до того момента, как я оказался в спортивном зале. Не знаю, что было хуже: воспоминания о моём недавнем унижении или подавляющее количество людей, носящихся от кольца к кольцу. В прошлый раз их было человек десять, сейчас же перед глазами мельтешили все тридцать. Неужели школьная команда настолько большая? И они все играют? На первый взгляд новичков среди парней не наблюдалось, а это значит — я буду белой вороной. Страх подступил к горлу, но я проглотил его. Я должен справиться, ведь я этого хочу. Гороскоп рекомендовал приложить усилия, чтобы добиться успехов в деле. Однажды оно принесёт плоды, так что нужно постараться.

Но с чего начать? В нерешительности я уставился на кольцо, куда за раз летели по три мяча. Шум стоял такой, что я с трудом расслышал тренера, который крикнул:

— Уэст, шевели задницей!

Я замешкался в дверях, но всё-таки прошёл вперёд и бросил вещи на скамейку. Стоит ли упоминать, что переодевался я в туалете, потому что побоялся зайти в раздевалку? Что может быть ужаснее, чем сунуться к куче полуголых незнакомых парней? Первое время я стоял, не зная, куда податься. О, это всепоглощающее чувство неловкости… И зачем я попросился на тренировку? Даже не начав бегать, я почувствовал, как вспотел.

— Ты глаза мозолить припёрся или делом заниматься? Хватай мяч и бегом на разминку!

Видимо, тренера я раздражал. В его взгляде читалось очевидное презрение и я, не решив испытывать его нервную систему, поплёлся к корзине с мячами. Просто буду кидать, как и остальные. Может, что-нибудь получится.

Тело пронзил страх, когда я поймал первые любопытные взгляды. Проклятье, парни заметили меня, сейчас будут наблюдать. Меньше всего я хотел стать объектом насмешек. Новичков легко унизить, сказать «вот лошара» про человека, только-только начавшегося чем-то заниматься. Здравый смысл редко руководит подростками, они предпочитают забыть, что и сами когда-то были новичками. Никто ведь не рождается с даром профессионала? Любой навык приобретается путём активной работы. Такова истина, в которую я верю, которая известна каждому и которой так охотно пренебрегает большинство. Никто не совершенен в начале пути. Я сделал глубокий вдох. Всё получится. Главное — не зацикливаться на внимании. Даже если заржут, остаться равнодушным.

Как только подошёл к корзине, увидел, что все мячи разобрали. Игроки ловили отлетающие от щита и делали повторные броски. Это не обрадовало. Придётся затесаться в толпу. Однако выхода нет, попробую делать то же. Высмотрев ближайший мяч, как раз подкатывающийся ко мне, я нагнулся и поднял его. Однако не успел прицелиться, как услышал:

— Эй, это мой!

Какой-то пацан в белой майке подбежал ко мне и бесцеремонно вырвал мяч из рук. Я не успел даже ответить, он сделал бросок и унёсся к щиту. Твою мать! Не успел облажаться, а меня уже ни во что не ставят. Нужно было ему ответить. Возразить, нагрубить… Не знаю. Эти парни считаются лишь с сильными? Тогда у меня плохие шансы. Я пошарил взглядом по площадке и вдруг наткнулся на знакомое лицо. Сердце мгновенно перевернулось. О нет… ну только не это. Рассел тоже заметил меня. Почему я не знал, что мы учимся в одной школе? Впрочем, я не так часто выходил из кабинета, чтобы столкнуться с ним, а в людных местах если и бывал, то вполне мог не заметить. Я-то не привык пялиться на окружающих. Он кинул мяч с трёхочковой, что залетел в кольцо чисто, будто иначе и быть не могло. Почему-то это вызвало раздражение. Неужто зависть? Вот бред… очевидно, что он не первый год занимается. Я думал, Рассел сделает вид, что мы не знакомы, однако он решил подойти.

— Какого хрена ты тут забыл?

— А ты? — решил огрызнуться я.

— Вообще-то я в основном составе играю.

— Ну а я теперь с тобой на одной площадке.

— Размечтался.

Рассел поймал летящий к нему мяч и тут же кинул в корзину. Снова попадание. Он начинал меня бесить. Я перехватил ближайший мяч и пока никто не успел заявить на него права, кинул. Во имя Дарвина… почему я так жалок? Он даже не долетел до кольца. Рассел презрительно хмыкнул.

— Ну-ну…

Так и хотелось сказать ему: «сдохни», но я сдержался. Пусть насмехается, пока может. Однажды я буду забивать десять из десяти мячей. Ну или хотя бы девять…

— Деревенщина, — сказал Рассел и отошёл с таким видом, будто даже стоять рядом со мной противно. Я ещё несколько раз бросал мяч с трёхочкойвой, но безуспешно. Подошёл ближе. Результат тот же. Теперь я докидывал, только всё время мимо. Куда бы ни целился, мяч отскакивал и вылетал, будто объявил мне бойкот. Может, я обладаю исключительным невезением? Встать совсем под кольцом опасно — могли попасть мячом, и в тоже время страшно — вдруг я не забью и оттуда? Я остался стоять на штрафной, понадеявшись, что в таком потоке мои броски не сильно выделяются. Слава Дарвину, я не единственный, кто не попадал в кольцо. Впрочем, мой уровень непопадания был исключительным.

Как только закончился разогрев, тренер выстроил нас в линию и начал разминку. Сначала мы бегали, затем выполняли упражнения в движении. Тяжело, если ты не подготовлен, но утренние тренировки спасли меня от забивания мышц. Я относительно справлялся и чувствовал себя частью команды ровно до того момента, как мы взяли в руки мячи. Сначала мы отрабатывали ведение: одной рукой, другой, с передачей паса. Получалось неплохо, но стоило оторвать взгляд от мяча — и я терял его. Сделалось хуже, когда к ведению добавилась отработка финтов. Я путался в ногах, мяч выскальзывал, я не успевал его ловить, и тем самым замедлял парней, идущих за мной. Чувствовал, как меня буравят взглядами, даже слышал издевательские комментарии, но продолжал делать то, что мог.

Вскоре перешли к отработке бросков. Несколько раз я забил из-под кольца, пару раз попал со штрафной, но с трёхочковой мяч ни разу не долетел. На фоне остальных я выглядел жалко. Дальше начались парные и групповые упражнения, в которых я окончательно перестал понимать, что происходит. Сначала мы передавали пасы по кругу, и всё бы ничего, но после передачи вправо нужно было бежать и меняться местами с игроком напротив. Я понял не сразу, в результате чего меня обматерили. Всё происходило слишком быстро: переводы, проходы, пасы, броски. Парни знали эти упражнения, как свои пять пальцев, я же был совершено дезориентирован. Силы и уверенность покидали с каждой секундой. Я представлял, что тренировки похожи на нечто подобное, и всё-таки недооценил степень нагрузки.

— Уэст, если тебе хреново, сходи в туалет! — крикнул тренер, но я его проигнорировал. Не хватало ещё демонстрировать собственную слабость. Тот час, что мы провели, выполняя упражнения, показался вечностью. Я будто прожил сто одну жизнь и как-то нездорово выдохнул, когда мистер Кларк разрешил передохнуть. Меня трясло, я опустился на скамейку и жадно хлебнул воды. Чёлка липла ко лбу и лезла в глаза. Я не знал, что с ней сделать. Усталость пригвоздила к лавочке, но худшее было впереди. Настал черёд проявить себя на практике. Мы начали делиться на команды.

Я надеялся, что мы просто выстроимся в линию и рассчитаемся, но всё оказалось не так просто, и деление шло по принципу «забей со штрафной». Я не попадал дольше всех и пошёл в последнюю команду методом исключения. Все устали наблюдать за моими тщетными попытками, а товарищи по команде и вовсе сделали вид, что меня не существует. Радовало одно — я не был в команде с Расселом.

Всего образовалось шесть команд по пять человек в каждой. На игру отводилось по десять минут, проигравшие всегда садились на скамью, победили играли снова. Мы вышли четвёртыми, и я настраивал себя на то, что сумею играть прилично, однако тело так устало, что я едва плёлся по площадке. Понятия не имею, откуда у парней взялось второе дыхание, потому что они носились так, будто и не пахали, как проклятые, часом ранее. Я не знал, куда себя деть, поэтому побежал к нашему кольцу. Борьба происходила на половине противника, но я ждал, как кретин, в полном одиночестве. Когда же противники начали атаковать я приготовился совершить подбор, однако он не понадобился, потому что нам забили.

— Придурок, ты чё встал? — бросил мне один из членов команды. — Вытяни руки и накрой его, или ждёшь, что мяч свалится на твою безмозглую башку?

Приятного мало. Я хмыкнул и приготовился, только вот к чему? Мы нападали. Передо мной возник двухметровый пацан. Его тень чуть было не сожрала меня, я вовремя отшатнулся и тут увидел, что мяч летит прямо ко мне. Я поймаю его! Если нет, то стану самым ненавидимым игроком на площадке. Я выставил руки, напрягся и… поймал. Да, чёрт возьми! Поймал, только что мне с этим делать? На секунду я замешкался, затем развернулся и был готов начать ведение, как вдруг громила поблизости ударил по мячу, и тот просто вылетел из моих неопытных рук. Твою ж мать… На моё отчаяние уже никто не обращал внимание, потому что соперники атаковали. Нам забили снова. Я понял, что бесполезен под нашим кольцом и решил изменить тактику: побежал под кольцо противника. Однако на что рассчитывал? Я ведь забиваю ещё хуже, впрочем, мне не давали шанса и дотронуться до мяча. Широкие спины вытеснили назад. Я боялся приблизиться: парни буквально давили.

— Уэст, ты начнёшь сегодня шевелиться?! — заорал тренер, устав наблюдать за тем, как я мнусь и беспомощно смотрю по сторонам. — Опекай семнадцатый номер! Яйца у тебя свело что ли?! Отойди от грёбанного кольца!

Я попытался опекать противника, но это выглядело жалко. Обойти меня проще, чем конфетку у ребёнка отнять.

— Быстрее, Уэст! Подними руки! Ты что, арбуз тащишь? Уэст!

Столько ругательств в свой адрес я не слышал за всю жизнь. Под конец игры я был полностью раздавлен. Хотелось упасть и умереть от усталости, но я лишь схватил вещи и поспешил скрыться в туалете. Пусть обсуждают мой позор сколько хотят, я не собираюсь это слушать. Не сейчас. Мне хватило критики на жизнь вперёд, и что за мерзкое чувство? Я знал, что так будет, готовил себя к этому и должен был перенести легче, однако…

Выходя из зала, я пересёкся взглядом с Расселом. Он смотрел на меня, как на убожество и был прав. Я сам ощущал себя ущербным.

Вернувшись домой, я кое-как поднялся по лестнице и рухнул на кровать. Не было сил даже сходить в душ. Рюкзак бросил у порога, дверь не закрыл, поэтому в таком положении меня застала Дарсия.

— Ну, как всё прошло?

— Отвратительно, — пробубнил я, даже не пытаясь оторвать лицо от подушки.

— В первый раз всегда так, потом станет легче.

— Не станет, я жалкий кретин.

— Это не так, но будешь кретином, если сдашься, преодолев лишь первую ступень.

Я заскрипел зубами и не ответил. Однако Дарсия права. Если я сдамся, то все эти зазнавшиеся парни окажутся правы. Неужели я хочу проиграть им? Неужели хочу бросить то, что наконец-то стало приносить мне удовольствие? Наверное, любить спорт — извращение. Взаимность здесь редкий случай. Часто случается так, что вместо энергии и положительных эмоций, ты получаешь травмы, и не всегда физические. Взвешивать «за» и «против» — непросто. Баскетбол — это весело и приятно, но только когда ты умеешь играть. В противном случае это каторга и бесконечные унижения. Наверное, так везде. Спорт пытается раздавить новичков, не церемонясь. Сразу хватает за яйца и тащит по всем кругам ада. Если выживешь, у тебя есть шанс на будущее, а нет — так запишись в кружок вязания. Я чувствовал, что мой шанс ещё не упущен, и если постараюсь, то смогу подняться. Пусть сейчас я отвратительный игрок, но кто знает, с чем я выйду на площадку завтра? Может, однажды, я стану лучше всех этих красавчиков вместе взятых? Думая так, я почти успокоился. Но долгого спокойствия в спортивной среде не бывает.

Глава 7 Кто-то вроде друга

На следующий день тело болело адски, но я не позволил себе отлёживаться в кровати и всё равно вышел на пробежку. Тяжело в учении — легко в бою. Я преодолею трудности, что ещё остаётся выброшенному в океан человеку?

На Беверли роуд царила тишина, стало немного прохладней. Атмосфера уснувшей части Нью-Йорка пришлась мне по душе. Приятнее всего находиться на пустующей площадке. Ни косых взглядов, ни едких замечаний, ни криков тренера. Можно полностью сосредоточиться на моменте, на кольце. Я сделал несколько простых упражнений с ведением, затем ушёл на трёхочковую с целью: на этот раз точно докинуть мяч. Пару раз он ударился о кольцо. Я, вроде, не был слабаком и не понимал, почему мяч упорно не хочет долетать. Многие парни кидают его, не напрягаясь. Как достичь такого же эффекта?

— Ого, ранняя пташка.

Я вздрогнул и обернулся. В столь ранний час мала вероятность столкнуться здесь с кем-то, неужели мне так не везёт? Я встретился взглядом с Мэйсоном. Он стоял по ту сторону ограждения в чёрной ветровке и джинсах. В правой руке дымилась сигарета, а в глазах читалось неприкрытое любопытство. Прежде я не обращал на это внимание, но теперь заметил, что Мэйсон высветляет волосы: тёмные корни слегка отросли, за счёт чего возник эффект контраста. Его руки покрывали крупные вязи татуировок, видневшиеся из-под закатанный рукавов. В целом Мэйсон походил на парней, обычно играющих в рок-группах, а не на спортивных стадионах.

— И давно ты здесь тренируешься?

— Не особо.

— Хм… и правда нравится играть? — Он сделал затяжку, затушил бычок и бросил в ближайшую урну, затем обошёл ограждение и ступил на площадку. Я напрягся, поскольку компании не ждал.

— Зачем пришёл?

— Да я живу рядом, возвращался домой, а тут гляжу… кто-то на площадке. Удивлён, что это ты.

— Иди, куда шёл.

— Как невежливо.

— Мне насрать.

— Сосунок ещё, чтобы так общаться. У тебя техника броска неправильная. Не расставляй так локти, и не кидай от груди. Бросковую руку поставь ровно, не оттопыривай так сильно большой палец, второй рукой поддерживай мяч, только не ладонью, а пальцами. И держи между ухом и плечом на стороне бросающей руки, если не хочешь закрыть себе обзор.

Я метнул взгляд на приблизившегося Мэйсона. Он смотрел на меня выжидающе, словно учитель, и я нехотя повторил то, что он сказал.

— Бросок во многом зависит от положения пальцев. Но не забывай про ноги. Поставь на ширине плеч, слегка согни в коленях. Не напрягай плечи, бросок должен даваться легко. Представь, что ты пружина, разгибай всё одновременно и задай траекторию повыше.

Я сделал, как он сказал. Мяч ударился о кольцо, отскочил, и пусть я не попал, зато почувствовал, что встал на правильный путь. Что-то изменилось. Стало немного легче. Вот так бы сразу, тренеру нужно было объяснить, но его не слишком заботили успехи новичка. Видимо, мистер Кларк их тех людей, что думают, будто лучший способ научить плавать — это сбросить за борт лодки.

Мэйсон подхватил мяч, встал в паре футов от меня и, наглядно показав, как должна выглядеть стойка перед броском, закинул мяч в корзину.

— Это база. Освоишь — и будет проще.

Несколько секунд мы смотрели друг на друга. В первый раз Мэйсон вызвал у меня раздражение, может, потому, что я был взвинчен, или в окружении Рассела все казались негативно настроенными ко мне. Сейчас же этот парень удивительно располагал. Ни злобы, ни презрения на лице. Спокойный взгляд, мягкий баритон, и ничем немотивированное желание помочь.

— Понял, — наконец ответил я.

— Ага. Приходи вечером, сыграем.

— Нет уж.

— В игре быстрее учишься, потому что есть стимул: не хочется проигрывать. Ты ведь не просто так здесь. Желаешь чего-то достичь — привыкай к мысли, что у тебя есть соперник. Он всегда задаёт планку, а ты должен её перепрыгнуть.

— Ты часто играешь?

Мэйсон пожал плечами.

— Не очень, сейчас загружен работой. Но когда учился в школе, был в команде.

— Ясно.

— До вечера, Алан.

— Я подумаю.

Подняв мяч, я наблюдал, как Мэйсон уходит. Вот чёрт… Теперь если не приду, буду выглядеть кретином. Неужели снова позориться перед Расселом и остальными игроками? Может, они вообще не разрешат мне играть? Я думал, что Мэйсон и сам против, он ведь возмутился в прошлый раз. Почему позвал теперь? Почему заговорил со мной? Странно, это нужно обдумать.

Когда Мэйсон скрылся из виду, я стал отрабатывать бросок с нового положения. Получалось не очень, но я кидал мяч снова и снова.

Сегодня у Дарсии не было тренировки, так что мы возвращались домой вместе. Сестра, как и всегда, пребывала в хорошем расположении духа, а я думал о том, что буду делать вечером.

— Мы с девочками договорились сходить в кино, но ты можешь присоединиться. Кстати, у Лаванды нет парня, и она сказала, что ты симпатичный. Может, пообщаешься с ней?

Святой Дарвин, только не это. Я ведь не просил искать мне девушку, зачем Дарсия вмешивается? Конечно, у каждого старшеклассника должна быть личная жизнь, но я только нашёл себе маленькую цель и ещё не разобрался с ней, так зачем же влезать в болото глубже?

— А… эм… прости, другие планы.

— Да?

— Да.

Она вопросительно взглянула на меня, но, видимо, я отлично изобразил муку, потому что сестра сдалась.

— Ладно.

Пронесло. Но, с другой стороны, теперь мне точно придётся идти на площадку, иначе Дарсия узнает, что я солгал из принципа. Да, я не хочу идти в кино с её подругами и могу сказать ей об этом прямо, но почему-то сейчас язык не поворачивается. Лаванда? Ну да, она милая, гораздо симпатичнее Энджи. Однако я не могу ручаться за то, что у нас сложится. Сестра хочет помочь, а я этим пренебрегаю, но лучше уж опозориться на стритболе, чем понять, что тебя тошнит от поцелуя. Если мне станет дурно от близости Лаванды и она всем расскажет, будет просто ужасно. С такой репутацией останется лишь броситься под автомобиль. Лучше не рисковать. Не сейчас, я ведь только пытаюсь внедриться в социум, хочу, чтобы меня признали. А столь позорная неудача в отношениях поставит на мне крест. Нужно от этого отгородиться.

Не люблю врать, особенно Дарсии, поэтому вечером я пошёл на площадку. Там меня ждал неприятный сюрприз. Как и всегда, парни играли в стритбол, вот только были мне совершенно незнакомы. Ни Мэйсона, ни Лео… Ни одного узнаваемого лица. Разумеется, я не решился подходить и просто стоял неподалёку, думая, как теперь поступить. Мэйсон ведь говорил про сегодняшний вечер? Мог ли я что-то напутать? Нет, он не сказал «сегодня». Я сам так решил, вот кретин. Наверное, площадка разделена между компаниями по определённым дням, почему я раньше не заметил этого?

Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Я вздрогнул и обернулся. Передо мной стояли Мэйсон с сигаретой в зубах и Лео с мячом.

— Это чё за типы? — спросил Мэйсон, выпуская облако дыма в дюймах от меня. Сам я не курил, а потому невольно сморщился.

— Не знаю, думал ваши.

— Не наши.

— Айда, — усмехнулся Лео и шагнул в сторону играющих. Мэйсон потушил и выбросил сигарету. Мне ничего не осталось, кроме как пойти за ними.

— Эй парни, это наша площадка. Мы здесь играем. — Мэйсон говорил спокойно, но от его голоса стало не по себе. Едва заметная перемена в тоне превратила его из потенциального товарища в потенциального врага. Я даже позавидовал. Такие люди всегда способны заставить тебя слушать их, при этом они никогда не напрягаются и не кричат. В их тембре есть что-то гипнотическое. И кажется, если они скажут, что ты можешь завоевать мир, то ты пойдёшь и завоюешь его. Интересно, кем Мэйсон работает?

— Чёт не видно.

Незнакомцы прервали игру. Я окинул их взглядом: пятеро крупных парней, почти все выше меня и не смахивают на школьников. Им явно за двадцать.

— Она вроде не подписана.

— А требуется подпись? Это и так все местные знают, — ровно ответил Мэйсон, но его взгляд стал почти угрожающим. Незнакомцы продолжали смеяться. Пока их больше, они имеют право не воспринимать нас всерьёз. Я понял это сразу. Ситуация неприятная, но вряд ли мы сумеем её исправить. В какой-то степени я даже обрадовался, что не придётся играть и подвергать себя позору, хотя в тоже время кольнула досада. Мне не нравилось чувство загнанного в угол человека, слабака… Нет уж, за мной водится немало грешков, но среди них точно нет слабости духа, иначе я просто не дожил бы до совершеннолетия.

— Маловато вас, чтоб права качать.

Вдруг послышались приближающиеся шаги. Обернувшись, я увидел Рассела, входящего на площадку. В глубине души я обрадовался его появлению. Теперь нас почти поровну, а значит, положение не такое уж и плачевное. Так, стоп. Я что, и правда хочу в этом участвовать?

— Может сыграете с нами? Кто выиграет, того и площадка.

Ответили мы не сразу. Мэйсон сомневался и не зря, ведь нас всё равно меньше, а я вообще неполноценный игрок.

— Засада, — недовольно прошептал Рассел.

— Я думал, наших больше подтянется, — тихо ответил Лео, пока парни насмешливо смотрели на нас. Это так раздражало, что хотелось уделать их любым доступным способом. Если сейчас уйдём, то площадка и правда больше не наша. Зачем-то я тихо вставил:

— Ну… я умею драться.

Троица одновременно смотрела на меня. Лео заржал, Рассел презрительно фыркнул, а Мэйсон едва заметно повёл бровью. Их реакция взбесила ещё сильнее. Какого чёрта? Я не соврал. Драться я действительно умел и не раз занимался этим в Принстоне. Так уж повелось, что если не можешь за себя постоять — тебя будут эксплуатировать до конца дней. Кто не страдал от буллинга в школе? Знаю я, что делают с людьми, не способными дать сдачи.

— Потрясно, чувак. — Лео едва подавил усмешку.

— Обнадёживаешь, деревенщина.

— Рассмотрим как вариант, — снисходительно сказал Мэйсон. Я почувствовал прилив симпатии к этому человеку и потёр шею. Не знаю, к чему всё вело: игре или драке, но за спиной раздался незнакомый голос:

— Ждёте приглашения на собственную площадку? Что за убогая сцена?

— Сатоши, сто лет тебя не видел! — воскликнул обернувшийся Лео. Его лицо просияло так, будто сам Иисус сошёл на грешную землю. — Ты прям как герой: появляешься в самый нужный момент.

— Ага, приехал недавно, потом устраивался на новом месте. Было не до игр.