Бесплатный фрагмент - Бутылка с секретиком

Сергей. Первая глава

То лето было тревожным, безрадостным, но очень красивым. Я гостил на даче у бабушки и изредка, чтобы иметь хоть какое-то общение, мы выбирались на природу с соседями. Наши дачи были расположены недалеко друг от друга, но виделись мы не часто. Соседка средних лет по имени Клара позвала на пикник мою бабушку, а я пришел с ней. По итогу нас было пятеро, потому что она привела ещё своих двух племянниц, Тару и Риту. С Ритой мы практически не общались, ей было не интересно с нами, а вот с Тарой почти сдружились. Почти, потому что какая может быть дружба под усиленным присмотром взрослых.

В то лето мы пили лимонад. Клара с девочками сами его делами, похож он был на слегка перебродивший квас, но пился легко, тонизировал.

До сих пор помню этот неистовый август, море цветов, расстеленных, как покрывало, мы сидим и смотрим на бутерброды, пытаемся разговаривать. У бабушки с Кларой это получается легко, они обсуждают лук и картошку, у кого-какие в этот год уродились помидоры, цветы, абрикосы и вишни, а нам особо не о чем разговаривать. Подростки — народ нежный, пугливый. Поэтому, чтобы не сидеть совсем без дела, я взял уже распитую, пустую бутылку лимонада, и сказал Таре: «Пошли делать „секретики“. Вот сейчас я сделаю „секретик“, мы закопаем бутылку, а потом посмотрим, лет через десять, кто что написал! Сбудется или нет». Всегда унылая, грустная и замученная нравоучениями своей тетки Тара как будто ожила: «Да, давай! — воскликнула она». Она не понимала, что такое «секретики», но объяснил, что мы должны написать записки с желаниями, а потом через десять лет посмотреть, что из этого выйдет. Я еще добавил, что мысли материальны, чтобы окончательно вовлечь ее в свою игру. Я вытащил свой путевой блокнотик, вырвал пару страниц и отдал один листик ей, а второй оставил себе. «Только чур не подглядывать! — сказал я. — Пиши!».

Она кивнула. Не знаю, что она там писала, но думала она долго, то оборачивалась на меня, но смотрела как будто сквозь меня, то опять опускала глаза, думала и снова писала. И наконец закончила, свернула листочек в трубочку, подошла ко мне и аккуратно сунула его в бутылку.

— Но только точно, чтоб через десять лет и не годом раньше! — сказала твердо она. — Так, дай подумаю, — заулыбалась она. — Блин через десять лет я совсем буду старая, мне будет почти двадцать пять.

— Да! — воскликнул я. — А мне почти столько же.

Мы с ней помнили о трехмесячной разнице в возрасте, по факту старше был я, но выглядели мы так, как будто она опередила меня на несколько жизней, у нее уже тогда был такой вдумчивый, пронзительный взгляд. Мне было приятно, что эта авантюра ей понравилась. Я впервые за долгое время увидел, как она улыбается от души. Мы закопали нашу бутылку с записками под одиноко стоящим деревом и, как выяснялось, здорово скоротали время, потому что нас уже стали искать. Я слышал голос бабушки, как она звала меня и Тару. Они как будто нас потеряли, беседуя о чем-то своем, на время забыли о нашем существовании, пока мы в мечтах планировали наше будущее.

А вообще странная штука память. Вроде ничего особенного не произошло, и были в моей жизни события гораздо ярче, мощней и значительней, чем это, но эта картинка стоит и стоит перед мои внутренним взором: дерево, бутылка с записками, и мы закапываем ее глубоко и надолго.

***

Прошло двадцать лет. Бабушка в тот год умерла, мать с отчимом продали дачу и вздохнули спокойно. Она никогда им не нравилась, потом поделили деньги и разошлись. Я два раза женился, потом разводился, потом жил с женщиной по имени Линда. Хорошая женщина, но она была геймер, не от мира сего, она всему предпочитала виртуальное общение. Ее как-то сложно было застать в реальности. Поэтому вопрос: «А была ли женщина?» всегда висел в воздухе. Мне кажется, мы расстались задолго до того, как разошлись, разъехались с ней на физическом уровне. Не знаю, страдала ли она, но я всё время страдал. Правда не из-за нее, а просто так, видимо, во мне давно и неизбывно сидела эта потребность страдать. Скоротечность времени, трудно поддающаяся описанию, сильно расстраивала меня. А еще — моя никчемность, душевное неблагополучие и мой вечный, неизбывный страх перед будущим. Благо, что с карьерой было все неплохо, но это внешнее благополучие делало мой страх перед будущим ещё больше, как будто питало его.

Конечно, я забыл об этой бутылке с записками, и не вспоминал, пока меня летом, двадцать лет спустя, не накрыла депрессия. Можно было бы сказать, что она накрыла меня на пустом месте, потому что видимых причин у меня для нее не было. Но в самой этой формулировке — на пустом месте — было бы дьявольская игра слов, потому что я нещадно ощущал пустоту жизни, как будто этой жизни совсем не было, а всё, что было — было как будто не со мной.

***

Я был вполне симпатичный, как говорят — в расцвете сил. У меня не было проблем познакомиться с женщиной, они мне звонили сами. Но что-то незаметное подкралась и поработило мой душевный покой, как будто я сам стал закапывать себя все сильнее. Мне всё больше тянуло смотреть в мрачный лес своего прошлого, я не мог отделаться от мысли, что неправильно жил. И этого просыпался в холодном поту. С друзьями мы часто выбирались погонять на мотоциклах, они мне звонили, но общаться не хотелось вообще. На очередной вылазке на природу я вспомнил Тару, но только потому, что мы с ребятами сидели под деревом, а с нами была жена одного из наших товарищей. Она вдруг сказала: «А мы закапывали в песок „секретики“, а потом открывали, вот была радость!». И тут я вспомнил про бутылку с секретиком.

Она сказала это так легко, там непосредственно, что я не мог не вспомнить то последнее лето на даче у бабушки. С тех пор я почему-то стал думать об этом. Смешно, мне хотелось больше понять, что написала Тара, хотя я не помнил, что написал сам, и написал ли вообще. Ночью, когда я закрывал глаза, и сон постепенно овладевал моим рассудком, мне виделась во сне эта бутылка, которую я кидаю в рыхлую, черную почву под деревом. Хотя я отчетливо понимал, что наверняка никогда не найду этого дерева. И глупость все это. Но работать уже не было сил. Я собрался с последними силами и взял отпуск, ушел раньше в отпуск, чем собирался. На два месяца раньше, просто стало невмоготу.

Наверное, кто-то другой на моем месте непременно поперся бы просёлочной дорогой судьбы в поисках умелого психиатра, но я залез в соцсети и стал искать Тару. А как ее найдешь? Какая она теперь? Я не помнил даже ее фамилию. Единственное, что я помнил, так это то, что ей 35, потому что она моложе меня на три месяца. Дефицит информации компенсировался лишь решимостью найти ее, почему-то это стало так важно. В глазах то и дело вставала картинка того цветущего тревожного лета, как будто невидимый дирижёр судьбы взмахнул палочкой, чтобы всё, что меня окружало, взяло тревожную ноту и застыло на ней.

***

Я просматривал десятки аккаунтов с примерно похожей датой рождения, но так найти ее было практически невозможно. Мало ли женщин, родившихся первого марта 35 лет назад с именем Тара. И как я узнаю ее, если мы двадцать лет не виделись. Я был вообще не уверен, что это ее полное имя, ведь вполне возможно, что ее звали Тамара или Тамила, а Тара — это всего лишь сокращенное имя. Я вздыхал. Бабушка была матерью отчима, с которым моя мать рассталась почти 20 лет назад. Мне казалось, что нужно найти отчима, если он ещё жив, а потом узнать у него у него с кем дружила его мать по даче. Но это тоже не выдерживало никакой критики, потому что я не видел его ни разу после развода с матерью. Ситуация была патовая, но она не отпускала меня.

Я начал искать список психических расстройств, при которых весь фокус внимания сходится в прошлом, причем в его не самой значительной точке. Ну есть же люди, больные шизофренией, которых может отчаянно занимать один и тот же вопрос, на который подчас нет ответа. Например: почему Земля круглая? Меня же занимал вопрос: что мы там написали, в этих записках, под этим деревом.

***

«Как ее найти? — повторял я себе. — Как ее найти — мучил меня вопрос?». Тогда я решил съездить на эту дачу. Это было довольно странной затеей, учитывая, что никаких знакомых и родственников у меня там не было. Мое воображение, питаемое моими страхами, рисовало мне дикую картину: вот приезжаю я, стучусь в дом соседки. «Здравствуйте, — говорю я, — вы меня верно не помните, но мне нужна Тара, она когда-то жила здесь лет двадцать назад, хотя я не помню, как она выглядит… И, честно, не уверен, что это тот самый дом…

Соседи смотрят на меня внимательно, потом просят меня подождать у двери, а потом приезжает полиция за нежданным гостем. Вот такой сюжет, кстати, вполне оправданный, если бы я решил идти прямым путем, но все же были обходные пути, и можно было пойти огородами. Поэтому я решил рискнуть, попробовать всё же стоило. Я собрал вещи, купил на поезд билет, потом сдал, плюнул на это дело, и в последний момент решил ехать на своем автомобиле.

Внезапно перед самым отъездом мне позвонила бывшая, та самая геймерша Линда, которая реальность ни в грош не ставила и демонстративно ее не замечала, но то, что мы всё же расстались, всё же не ушло от ее меткого ока. Она сказала, что хочет приехать ко мне, чтобы забрать свои вещи. Старый трюк, который работает. Вначале женщина говорит, что хочет приехать за вещами, а потом приезжает и остается навсегда. Я ничего не сказал. Пусть забирает. Она была не так важна для меня, как это скрученное в горошину воспоминаний прошлое. Я прожил с этим человеком почти два года, а теперь ее как будто и не было в моей жизни. Но я всё равно надеялся, что она остановит меня от этой поездки, которой я хотел и боялся одновременно.

***

Когда она приехала, то я усиленно делал вид, что занят, чтобы не стать добычей ее яростных чар. Она ходила вокруг меня кругами, как акула, я видел только плавник. «Скорей бы ты уже ушла, дорогая, — подумал я, а потом она прильнула ко мне и обняла меня за плечи. — Помнишь, как нас тобой хорошо было раньше, — сказала она, и ее черные зрачки уперлись в мои зрачки». Не знаю, как это вышло, но наутро мы проснулись в одной постели, и я не мог отделаться от мысли, что опять совершил ошибку. Поэтому поспешил уехать в надежде, что она поймет: в одну и ту же воду не войдешь дважды. Я хотел, чтобы это поняла она, но сам хотел войти в ту же воду, только двадцатилетней давности.

Человек часто совершает ещё большую ошибку, когда ему кажется, что хуже уже быть не может. Судьба покажет, что может. Мне казалось, что я закапываю себя всё глубже в этой рутине с названием «ничего не происходит». Поэтому бежал сам не зная куда, и этот «секретик», как маленький маячок, мерцающий мне из-под земли, был почти спасением.

***

Семь часов дороги в пути не прошли бесследно, я пару раз останавливался отлить и заходил в кафе купить что-нибудь пожевать, но мне особо не хотелось есть. Бумажный пакет с гамбургерами так и остался лежать нетронутым на заднем сидении, куда я его швырнул. Наконец я доехал до города. Странно, но я хорошо помнил эти места, потому что смог понять, насколько сильно за двадцать лет всё изменилось. «Развитая инфраструктура, — мелькнула мысль в моей голове, и я брезгливо поморщился». Слишком много всего понастроили, на первый взгляд даже сложно отличить от обычного района Москвы, хотя раньше мне нравились их маленькие домики, крохотные кафе. Мы жили в этом городе Т. недолго, а дачный поселок примыкал к нему, и был особенным. Сейчас же он почти слился с городом, стал таким же «продвинутым».

Я настроил навигатор и двинул на дачу, которой к тому моменту уже не было. В моей голове сидел только один вопрос: смогу ли я отыскать ту поляну, то дерево. Я ехал недолго, всего около тридцати минут, и — да, моему взору открылась поляна, куда мы выбирались посидеть с бабушкой. Оно было почти таким же, почти как раньше, только деревьев стало больше, и они стали большие, разрослись. Зрительная память не выдавала точного места. И сейчас в мае все выглядело немного иначе, чем в том августе. Я был рад, что это место еще не застроили. Походив кругами, и подышав свежим воздухом, я голову к остановился и поднял небу. Я выдохнул: на небе проплывали облака, и как же хорошо стало на душе! Я не помню, когда мне ещё было так хорошо. Впрочем, хорошо мне было недолго. Уже смеркалось, а ночевать мне было негде.

Я обернулся, потому что почувствовал, что за мной наблюдают. Так и было. Какая-то странная бабка вышла из дома посмотреть, кто приехал. Я видел ее вдалеке. Я сел в машину и решил проехать мимо нашего старого дачного домика, но домика уже не было. На его месте стоял большой двухэтажный дом, и от этого стало досадно. Я, конечно, здесь не так часто бывал, но всё равно помню радушие бабушки, она всегда была мне рада. Или, по крайней мере, делала вид, что рада. Но я очень старался, чтобы меня здесь принимали. У меня с детства был страх, что я сильно мешаю. Матери мешаю строить карьеру, отцу -уходить из семьи. Поэтому я старался себя вести себя так хорошо, насколько это возможно, и бабушка это ценила.

«Я жила с тобой из-за ребенка!» — помню проклятье, брошенное в спину отцу, когда тот уходил из семьи в неизвестном направлении“. Я, честно говоря, его даже не вспоминал после этого, никаких цепляющих воспоминаний не было, он не отсвечивал. Он был нейтральный, я редко его видел. Это был отец-невидимка. „Вещь в себе. Мать говорила он выпивал, но пьяным я него не помню, я вообще его плохо помню. Мне было шесть, когда они развелись. Наверное, мать испытала чувство освобождения. Сейчас модно собираться кружочком вокруг ребенка и говорить, что мы все равно тебя любим, несмотря на развод, и подарков будет в два раза. Больше. Но тогда, почти тридцать лет назад, на такие нежности не заморачивались. К счастью.