Бумеранг всегда возвращается
Пролог
Борис Аркадьевич Лапшин был весьма успешным человеком. Его фирма по производству заводского оборудования процветала и приносила очень неплохой доход, которого хватало на содержание загородного дома, двух автомобилей иностранного происхождения, на турпоездки трижды в год и исполнение маленьких капризов жены. Инга Леонидовна Лапшина любила вкусно кушать, красиво одеваться, регулярно посещать СПА и массажиста. А ещё коллекционировать дорогие камушки: бриллианты, сапфиры, изумруды. Эта её маленькая страсть опустошала кошелёк Бориса Аркадьевича со скоростью цунами, заставляя последнего недовольно морщиться, очередной раз выдавая жене нужную сумму. Но он исправно платил, ибо тоже был грешен, а о своём грехе предпочитал не распространяться. Инга Леонидовна, занятая только собой и драгоценностями, вопросов не задавала. Всех всё устраивало. Так и жили.
Борис Аркадьевич был не только успешным, но и весьма видным мужчиной. Высокий, широкоплечий, с гривой густых, почти чёрных волос, пронзительными карими глазами и чувственным ртом. Импозантная внешность, помноженная на толстый кошелёк, делала его очень привлекательным объектом для городских охотниц на богатенького папеньку, чем мужчина пользовался без зазрения совести. Кажется, на собственном предприятии только завскладами не удостоились его пристального внимания. Что касается девушек из других отделов, все они проходили пристальный отбор самого шефа. В известном смысле. Некоторым везло, и они могли претендовать на головокружительный двухнедельный роман, в котором, как в кино, было всё: яхты, дорогие отели, цветы и шампанское, подарки и жаркие признания в любви. Кому-то везло больше, и прекрасные золушки отправлялись в зарубежный круиз. А кто-то удостаивался лишь одной встречи, перерастающей потом в недельную депрессию. И все они оказывались у разбитого корыта, как только любовный порыв «дон-жуана местного пошиба» остывал, оставляя после себя лишь горстку дурно пахнущего пепла.
Борис Аркадьевич жил на полную катушку. А почему бы и не жить, скажете вы, если желания совпадают с возможностями. И правда, почему?
Но была у городского мачо одна страсть, о которой он не распространялся и которой предавался в гордом одиночестве. Страсть эта разъедала его мозг и тело, не давая спокойно спать по ночам. Любил он пострелять. Однако мишенями его давно уже стали не тарелочки или пустые бутылки, с которых гражданин Лапшин начинал. Настоящее удовольствие ему приносила охота на бездомных животных.
— А что, — оправдывал он сам себя, — эти блоховозы никому не нужны. Только вид города портят и заразу разносят. А некоторые ещё и на людей бросаются. Поэтому я делаю правое дело: очищаю город от нечисти.
С такими мыслями он доставал любимое ружьё и заряжал, предвкушая ночное приключение. С собой гражданин Лапшин прихватывал большой нож. Так сказать, вдруг не подстрелит насмерть, тогда добьёт. Ну, чтоб не мучилась животина.
В сумерках выгонял Борис Аркадьевич свой дорогущий БМВ и ехал на промзону, где в большом количестве обитали бездомные животные. Некоторых он даже знал по имени. Как-никак сам прикармливал, чтобы потом легче было подстрелить. А некоторые вызывали в нём жгучую ненависть. Особенно одна беспородная собака. Динка. Вот уж была неуловимая сука. Дикая, осторожная. Сколько лет она жила на промзоне, никто толком не знал. Лет восемь точно. За эти годы принесла она бесчисленное количество щенков, да только сама пережила их всех. Сколько собак с тех пор сменилось, никто не считал. Динка была старожилом. Она каким-то шестым чувством улавливала подвох и не подходила на расстояние пушечного выстрела. Вот на эту неуловимую псину и решил поохотиться сегодня Борис Аркадьевич.
Всё шло как обычно. На город давно опустились сумерки. Погода испортилась, к ночи небо собиралось пролить на город ледяной дождь. Ветер гудел проводами. На промзоне давно никого не было. Даже собаки попрятались, пугливо сжимаясь в тесных щелях, где им повезло найти убежище. Борис Аркадьевич сердито сплюнул на землю. Кажется, веселья сегодня не будет. Только он сел за руль, собираясь вернуться домой несолоно хлебавши, как вдруг увидел Динку. Она осторожно вышла из-за угла и огляделась. Заметив знакомую машину, собака замерла, готовая удрать при первом шорохе. Борис Аркадьевич сидел, не дыша. Он медленно достал ружьё.
— Ну всё, — прошептал он. — Сегодня я до тебя доберусь…
Динка зыркнула своими тёмными глазами, и такой это был взгляд, что городской мачо поёжился. Странно. Он никогда никого не боялся. Тем более какой-то дворовой шавки. А тут вдруг почему-то не по себе стало. Собака снова посмотрела прямо в глаза мужчине и, развернувшись, побежала в сторону шоссе.
— Ну уж нет, — взревел Борис Аркадьевич, сбрасывая странное оцепенение и выскакивая из машины. — Стой, собака! Не уйдёшь!
Он бросился вслед за Динкой, потрясая ружьём на манер диких индейцев. Если бы его заметил кто-то из припозднившихся прохожих, наверняка бы подумал, что это сумасшедший, сбежавший из дурдома. Изрыгая проклятия в адрес всех собак, Борис Аркадьевич нёсся гигантскими прыжками за бездомной Динкой, которая не просто убегала от него, а явно стремилась к какой-то цели.
Минут через десять её план стал понятен. Выждав несколько секунд, Динка выскочила прямо на оживлённую трассу, торпедой пронеслась по ней и скрылась в лесу на противоположной стороне. Разгорячённый погоней, разъярённый и обливавшийся потом Борис Аркадьевич с громким воплем выскочил вслед за собакой, не посмотрев по сторонам. Громкий сигнал клаксона грузовика, нёсшегося по трассе, скрежет его отчаянного торможения мужчина в запале погони даже не услышал. А после и вовсе наступила темнота. Так бесславно закончился земной путь генерального директора фирмы по производству заводского оборудования Бориса Аркадьевича Лапшина.
А из придорожной канавы за всем происходящим наблюдали глубокие тёмные глаза Динки.
Кстати, наша история только начинается.
Глава I. Встреча
Место, где неожиданно оказался Борис Аркадьевич Лапшин, было серым. Серый туман тяжёлыми клубами стелился по серой земле. Серое небо свинцовой глыбой давило на голову и плечи. Ни растительности, ни зданий, ни людей в ближайшем окружении не наблюдалось, а вдаль посмотреть из-за плотной серой стены не представлялось возможным. Серый воздух вязкой массой забивал ноздри, не давая полноценно дышать. Борис Аркадьевич ощутил приближении паники и, подняв руки к небу, вскричал:
— Где я?! Что это за место?!
Голос прозвучал глухо, словно прошёл сквозь вату. Уши тут же заложило. Мужчина почувствовал, как холодные мурашки побежали по хребту, стекая с пяток в серую землю. Опустившись вниз, он принялся раскачиваться, стараясь удержать рассудок, который вдруг решил дать дёру.
— Что это за место?! Где я?! — повторял он.
— Нравится? — вкрадчивый голос будто прозвучал ниоткуда и отовсюду одновременно.
Борис Аркадьевич вздрогнул и перестал качаться.
— Что ты, что ты, продолжай, — в голосе послышалась злая усмешка. — Ты так напоминаешь китайский болванчик, что заглядеться можно.
— Что это за место? Где я? — с дрожью спросил Борис Аркадьевич.
— Заело? — снова усмешка, но гораздо злее.
Мужчина открыл было рот, но тут же его захлопнул.
— Правильно. Помолчи лучше.
Борис Аркадьевич сглотнул, вздохнул и решился спросить:
— Кто ты?
— Ах, да, забыл представиться. Прости.
В плотной серости возникло лёгкое свечение, постепенно разгоравшееся ярче. И перед изумлённым взором Бориса Аркадьевича предстало одухотворённое лицо ангела, в глазах которого сейчас можно было прочесть всё, что угодно, но только не любовь и смирение.
— Ты… мой Ангел-Хранитель? — робко спросил мужчина, протягивая руку в надежде коснуться белых одежд.
— Да уж, повезло, так повезло.
— Кому?.. Мне?…
— МНЕ! — Ангел сердился. — Мне повезло, как утопленнику. Надо же, какая стрёмная душонка досталась…
— Не понял…
— Не удивлён… Не удивлён…
Ангел задумчиво смотрел на Бориса Аркадьевича и, кажется, на что-то решался. Мужчина благоразумно молчал, понимая, что сейчас происходит какое-то важное событие, значения которого он пока не осознавал. Наконец Ангел заговорил:
— Ты как бы умер, сечёшь?.. Рот закрой, ворона залетит… Так о чём это я… Ах, да… Ты умер. И сейчас находишься на переходной полосе… Ну, как в сказке… Направо пойдёшь, коня потеряешь. Налево пойдёшь, любовь обретёшь…
Борис Аркадьевич смотрел стеклянными глазами на Ангела и ничегошеньки не понимал.
— Ау, гараж! Ты хоть слово понял из того, что я сказал?!
Мужчина вздрогнул всем телом и неожиданно прохрипел:
— Так я умер?
— О, дошло, наконец-то, — Ангел вовсю забавлялся. — Обычно быстрее доходит.
— Ты меня не любишь, — вдруг выдал Борис Аркадьевич и залился краской.
— Бааа, краснеет, как девица на выданье… Но ты прав… Не люблю. А за что любить?.. Но пока с признаниями мы немного подождём, если ты не возражаешь…
Борис Аркадьевич не возражал, и Ангел продолжил:
— Так о чем я?…Ах, да… Ты умер и сейчас находишься на переходной полосе. Отсюда есть два пути: в рай и в ад. Куда отправится твоя душонка, будет решать Высший Суд… Хотя мне очевидно, куда ты пойдёшь…
— В рай, да? — глаза Бориса Аркадьевича загорелись и замаслились. — А там прекрасные Девы…
— Ммм, дело ещё хуже, чем я думал… Ладно, милейший. Моя задача была тебя подготовить. Я это сделал. Теперь сиди тут и ожидай Высшего Суда. А я пошёл. Дела, так сказать…
— Погоди, мне что, опять тут сидеть?! Может хоть в другой зал ожидания отправишь? А то от этой серости жутко…
— Ничего, тебе полезно… Нагнать немного жути… Ладно, бывай… Ещё увидимся.
С этими словами свечение постепенно стало меркнуть, пока не исчезло совсем. Борис Аркадьевич снова остался один.
Серость своей тяжестью давила на мозг, и постепенно перед глазами мужчины поплыли жуткие видения: кипящие котлы, черти с плётками, вопящие грешники. Вдруг какой-то особенно противный монстр с кривыми рогами и поросячьим носом, наставив толстый палец на Бориса Аркадьевича, прорычал:
— Ты следующий!
Вскрикнув, мужчина дёрнулся и проснулся. Он лежал на серой земле, скрючившись и заливаясь слезами.
— Не надо, — прошептал он.
— Вставай, любезный, — Ангел с очень серьёзным лицом навис над мужчиной. — Время Высшего Суда пришло.
Глава II. Суд
Борис Аркадьевич с трудом поднялся и огляделся. Он обнаружил себя в огромном сером зале, тускло освещавшимся чадящими свечами. Вокруг круглой арены рядами поднимались кресла, уходившие в свинцовую высь. Размеры зала поражали: ни конца, ни края разглядеть не представлялось возможным. Пока рядом был только Ангел с серьёзным лицом. Он хмуро разглядывал Бориса Аркадьевича, словно противную мелкую букашку, и мужчине показалось, что тот пробурчал:
— И ради кого собирать Высший Суд? Ради этого?! Увольте! В шредер его, и дело с концом…
Борис Аркадьевич поёжился. Как-то не так он себе представлял загробные реалии.
Внезапно вокруг разлилось неверное мерцание, и на креслах один за другим стали появляться Ангелы. Они были невероятно прекрасны, но каждое лицо выражало осуждение и печаль. Перед Борисом Аркадьевичем из ниоткуда появился постамент с тремя высокими креслами, на которых сидели самые древние Архангелы. Их одежды мерцали, создавая дивный ореол. Глаза, глубокие и синие, словно небо, пристально смотрели на мужчину. Стояла звенящая тишина, не нарушаемая ни малейшим шорохом. Почувствовав себя до крайности неуютно, Борис Аркадьевич кашлянул и сказал:
— Эээ, здрасьте…
— И тебе не хворать, — ответил древний Архангел с лицом, напоминавшим печёное яблоко. Он сидел в самом центре и определённо являлся главным.
Снова ненадолго воцарилась тишина, а потом сидящий слева от главного Архангел поднялся и низким голосом произнёс:
— Мы собрались здесь, братья, чтобы судить эту душу. В миру его звали Борис Аркадьевич Лапшин. И его душа черна, черства и почти мертва.
— Позвольте, — запротестовал Борис Аркадьевич. — Я совершенно с вами не согласен! Разве стоял бы я тут, перед вами, если бы… ну, это… самое… был того…
— Уймись! Тебе пока слова не давали, — зашипел прямо в ухо Ангел с серьёзным лицом, — а то точно будешь сейчас… того…
Верховный Архангел гневно зыркнул на нарушителя порядка, и Борис Аркадьевич виновато замолчал. Обвинитель же продолжил свою речь:
— Этот человек использовал данное ему время на земле, чтобы творить зло. Нет ни одного смертного греха, которого бы он не совершил…
Борис Аркадьевич лихорадочно припоминал, какие вообще есть смертные грехи. Верховный Архангел пришёл ему на помощь:
— Он прелюбодействовал.
Гневный вздох на трибунах. Мужчина виновато кивнул.
— Что есть, то есть…
— Цыц, — шикнул Ангел с сердитым лицом. Борис Аркадьевич изобразил, что закрывает рот на замок.
— Он чревоугодничал.
Снова гневный вздох на трибунах. Ангел предусмотрительно глянул на Бориса Аркадьевича, и тот подавился рвавшимися наружу словами.
— Он был бессовестно жаден и завистлив…
Архангел ещё что-то говорил, трибуны согласно вздыхали, а Борис Аркадьевич размахивал руками, призывая дать ему слово. Ангел зажал мужчине рот ладошкой и не давал пошевелиться.
«И откуда в таком тщедушном создании столько силы?», — недоумённо подумал Борис Аркадьевич.
— Кроме всего перечисленного представшая перед нами душа обвиняется и в нарушении священных заповедей. Ни одну из них он не считал руководством к жизни. Он лгал и крал, не почитал отца своего и мать, он наговаривал на ближних и убивал…
Глаза Бориса Аркадьевича полезли из орбит. Он отчаянно замотал головой, отрицая сказанное. Кого он убивал?! Никогда! Ни разу он не поднял руку ни на одного человека! Едва сумев вырваться из рук державшего его Ангела, мужчина заорал дурным голосом:
— Неправда! Я требую прекратить этот фарс! Вы наговариваете… на безвинного человека…
Глаза Верховного Архангела превратились в ледяные щелочки, и он вкрадчиво произнёс:
— Ой ли?
А потом, обратившись к взиравшей на него аудитории, зычным голосом вскричал:
— Встаньте, Ангелы, чьих подопечных оболгал представший перед нами!
И поднялось не менее сорока светящихся фигур.
— Встаньте, Ангелы, чьих подопечных обманул представший перед нами!
И поднялось не менее трёхсот фигур.
— Встаньте, Ангелы, через чьих подопечных переступил представший перед нами, преследуя свои корыстные цели.
И поднялось бесчисленное количество светящихся фигур.
— Встаньте, Ангелы, чьих подопечных убил представший перед нами.
Борис Аркадьевич замер, а потом с ужасом увидел, как поднимаются с мест белоснежные Ангелы, на лицах которых была написана безмерная печаль. Внезапно повеяло леденящим холодом, и мужчина задрожал. Он бестолково открывал и закрывал рот, не в силах вымолвить ни слова. Верховный Архангел повернулся к нему:
— Ангелы, в отличие от людей, не умеют и не могут лгать… Это ты всю жизнь лгал… Изворачивался… Попирал все возможные законы природы, жизни и морали… Ты думал, что тебе всё дозволено… Но ты ошибался…
Немного помолчав, а потом возвысив голос, Архангел продолжал:
— Любая душа, закончившая свой земной путь, отправляется в дальнейшее путешествие. И только от её былых заслуг зависит, каким оно будет. Светлым, полным чудес и любви. Или тёмным, наполненным невыразимыми страданиями. Но есть и третий путь. Когда душа настолько омертвела, что ей нет ни оправдания, ни прощения. И тогда она отравляется… как там у вас на земле это называется… в утилизацию…
— В шредер, — подсказал Ангел с серьёзным лицом.
Верховный Архангел кивнул:
— Именно. Такая душа просто распадается на атомы и исчезает в бесконечном пространстве. Её путь заканчивается. Глупо и бесславно. Прямо как твой земной путь…
Борис Аркадьевич задрожал ещё больше. Ему показалось, что он уже начинает распадаться на мелкие частицы.
— И никакой надежды? — робко спросил он, поминутно проводя руками по телу, проверяя, все ли конечности на месте.
— Знаешь, как в некоторых культурах проверяли, какая душа отправится в шредер?
Борис Аркадьевич энергично замотал головой.
— Души взвешивали. Если душа была легка и невесома, она устремлялась в небеса и становилась Ангелом. Это был следующий этап её развития… Но если она намного перевешивала груз, стоявший на весах, то её участь была предрешена…
— Шредер? — мужчину трясло.
— Именно.
Верховный Архангел щёлкнул пальцами, и Борис Аркадьевич оказался на весах. Вот только груз мотался где-то в вышине, а сам он плотно стоял на платформе.
— Что и требовалось доказать, — Архангел повернулся спиной и отправился на свою платформу. Все три Архангела поднялись. Они были готовы огласить вердикт.
Весы исчезли. В зале повисла звенящая тишина.
Глава III. Вердикт
Верховный Архангел с лицом, напоминавшим печёное яблоко, суровым взором оглядел аудиторию. Он был серьёзен и печален. Даже воздух, казалось, проникся торжественностью момента, и сгустился, став ещё более серым. Если такое вообще возможно. Возня на трибунах прекратилась, все обратились в слух. Борис Аркадьевич перестал дышать. Ему отчаянно не хотелось в шредер. Верховный Архангел поднял руку и заговорил тихим, проникновенным голосом, глядя мужчине прямо в глаза:
— Каждый раз, когда чья-то душа становится настолько заблудшей, как твоя, я испытываю невыразимую печаль. И я спрашиваю себя: в какой момент ошиблись мы сами? Когда мы не смогли до тебя достучаться? Когда ты свернул с пути истинного? Как так получилось, что душа твоя омертвела? Ведь даже сейчас, стоя здесь, перед нами, ты не признаёшь своих ошибок. Ты уверен, что прожил отпущенное тебе время, как до́лжно. И не раскаиваешься.
Борис Аркадьевич открыл было рот, собираясь протестовать, но, получив подзатыльник от Ангела с серьёзным лицом, угрюмо замолчал.
Верховный Архангел тем временем говорил:
— Мне не нужны твои лицемерные, лживые слова. Я, да и все мы видим тебя насквозь. Так что молчи и слушай… Мне очень жаль, но твоя судьба для всех нас очевидна. И всё же я спрошу своих детей — встаньте, Ангелы, кто хотел бы дать этой душе ещё один шанс.
Борис Аркадьевич тоскливым взором обвёл безмолвные трибуны. Из Ангелов не поднялся никто.
— Видишь ли, — обращаясь к нему, сказал Архангел с лицом, похожим на печёное яблоко, — если бы ты в своей жизни совершил хотя бы один добрый, достойный поступок, искренне помог бы кому-то, подумал бы не только о себе, то сейчас эти поступки могли бы намного перевесить зло, которое ты причинил. Но, увы, таких поступков просто не было. И некому в данный час просить за тебя… Боюсь, я уже ничего не смогу для тебя сделать…
Борис Аркадьевич в изнеможении опустился на колени. Ноги предательски дрожали, и он больше не мог стоять.
— Это будет больно? — только и смог прошептать он. — Там, в шредере?..
Никто не успел ответить. Чистый, ясный голос вдруг прозвучал в гнетущей тишине, и рядом с коленопреклонённым мужчиной появилось серебристое сияние. Ангел-Хранитель Бориса Аркадьевича собственной персоной. Он смело прошёл вперёд, не глядя на бывшего подопечного, приблизился к помосту и обратился к Верховному Архангелу:
— Позволь, отец, сказать.
Получив утвердительный кивок, Ангел продолжил:
— Я знаю, что его душа (кивок в сторону Бориса Аркадьевича) почти мертва. Я знаю, что в таких случаях для неё нет надежды. И всё же я прошу тебя дать этому человеку ещё один шанс. У меня есть план, и, если ты его одобришь, я снова отправлю его на Землю.
— Говори, — просто ответил Верховный Архангел.
— Я предлагаю этой душе испытать на себе все тяготы той стороны жизни, которую он так презирал и за которой охотился. Пусть на своей шкуре прочувствует бесконечную боль и страдания. Но даже это не будет искуплением за содеянное.
Ангел повернулся к Борису Аркадьевичу и сказал:
— Есть у вас такая сказка, которую вы называете «Красавица и чудовище». Так стань же героем этой сказки. Если добрая, светлая душа отзовётся болью на твои страдания; если она захочет помочь тебе; если, наконец, она полюбит тебя, — ты будешь прощён. И твой дальнейший путь снова решат весы. В противном случае, после окончания времени, отпущенного тебе на земле, твоя душа отправится прямиком в шредер.
Верховный Архангел грустно улыбался. Он спросил:
— Ты согласен на такие условия?
Борис Аркадьевич отчаянно закивал.
— Хорошо, тогда я принимаю такой вариант искупления. Но я его усложню. Я оставлю тебе частицу человеческого сознания, чтобы ты мог в полной мере оценить то отчаяние, в котором однажды окажешься.
Поднимая руки к небесам, Верховный Архангел вскричал:
— Я оглашаю свой вердикт: да будет так! Бумеранг всегда возвращается, так говорят на Земле. Сегодня бумеранг будет искуплением для этой заблудшей души! Бумеранг, который бьёт очень больно и заставляет переоценить содеянное. Если у этой души хватит сил и мужества для перерождения, мы с радостью примем её в наших рядах. Да будет так!
Он посмотрел прямо в глаза Борису Аркадьевичу и сказал:
— Иди.
И наступила темнота.
Глава IV. Возвращение
Тёплым июньским днём у Динки снова появились малыши. Шесть прекрасных здоровых щенят, как две капли воды похожих на мать. И только седьмой щенок, крупный и неуклюжий, немного отличался от остальных. Был он угольно-чёрным, без коричневых подпалин по бокам, умилительных бровок и белых пятнышек. Его шерсть со временем обещала стать густой и пушистой, а пока мягкий щенячий пух покрывал малыша с ног до головы, превращая в забавное воздушное облачко.
Динка любовно вылизывала детей и смотрела, как они толкаются, пытаясь добраться до молока. Она подставила им свой живот и дремала, лёжа на солнышке. В этот раз укрытие она сделала в овраге, недалеко от реки. Здесь редко кто ходил, машины же не ездили вовсе. Тишина и покой разливались по земле, и Динка наконец-то смогла отдохнуть. Наверное, это были её последние малыши. Годы брали своё. Уже немолодая, побитая жизнью и людьми собака чувствовала, как силы постепенно её покидают. Ещё предстояло вырастить малышей и отправить потом в большой мир, где их ждала суровая, беспощадная жизнь бездомных собак. Но какой у неё был выбор? Она тяжело вздохнула.
Щенки наелись и заснули. Солнце постепенно клонилось к закату. Динка почувствовала голод и отправилась искать пропитание. Здешние помойки она знала наизусть. Даже научилась узнавать, когда и кто идёт выбрасывать мусор, а главное, можно ли в том мусоре чем-нибудь поживиться. Бывало, какой-нибудь сердобольный гражданин специально приносил собаке еду, но такое счастье случалось не часто. Порой Динке приходилось голодать несколько дней, а иногда и больше недели. Особенно тяжело становилось зимой, когда голод, помноженный на холод, приносил невыразимые страдания. Как-то раз она чуть не замёрзла, и только отчаянное желание жить спасло от смерти. Её Ангел-Хранитель постоянно был рядом, Динка это чувствовала. И была ему несказанно благодарна. Ведь это он помогал ей избегать ловушек, которые ставили жестокие люди. Это он уводил её от капканов или отравленной еды. Это он тогда помог, когда злой охотник пытался убить.
И теперь она слышала его зов и понимала: её время на исходе. И надо же было такому случиться, чтобы именно сейчас она снова стала матерью.
В этот раз поживиться на помойке было нечем: недавно проехал мусоровоз, и Динка поплелась к дачному посёлку, благо сейчас, летом, понаехали дачники, а значит, и мусора было в достатке. Какой-то старичок вылил прямо перед носом собаки полкастрюли подкисших щей, и Динка принялась жадно слизывать их прямо с земли.
«Хоть бы в миску налил, противный старикашка», — сердито прошептал Ангел. Динка только пожала плечами. Спасибо, как говорится, и на этом. Едва ли насытившись, собака вернулась к малышам. Пока их нельзя было оставлять надолго одних.
Чёрный малыш вызывал у Динки смутное беспокойство. Она никак не могла взять в толк, почему ей кажется, что они знакомы. Очень странное было ощущение, но на её немой вопрос Ангел почему-то всегда отмалчивался. Она ухаживала за щенком так же, как и за всеми остальными. Она его любила безмерно и защищала бы его до последнего вздоха, если бы случилась беда, но каждый раз, когда она глядела на Черныша, по телу пробегала неприятная дрожь.
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.