Бесплатный фрагмент - Брызжет юмором народ

Предисловие

Лет так с пятьдесят назад впервые сподобилось провести вечер в кругу молодой московской богемы, в весьма раскрепощённой обстановке.

Естественно, пили. И не только чайком баловались, а и русской водочкой; прежде, будучи закоренелым провинциалом, полагал, что московская богема употребляет исключительно виски, ну, или на самый худой случай, армянский пятизвездочный коньяк. Ан нет! Для себя сделал открытие: у столичных парней мужицкий напиток, то есть водка, — это высший пилотаж, а в повседневной жизни, та же интеллигенция легко идет на употребления портвейна, именуемого даже в провинции бормотухой.

Естественно, развлекались. К примеру, игрой в «бутылочку» о которой я не имел никакого представления и в которой я, по понятной причине, не участвовал, ограничившись ролью простого зрителя.

И, наконец, какая московская вечеринка могла обойтись без анекдотов? Конечно, они имели хождение и в провинции, однако способ рассказа, который, очевидно, только что вошел в моду, меня, провинциала, поразил своей дебильностью.

Вот первый рассказчик… Он произносит:

— Девятьсот девятнадцатый!

Тотчас же следует взрыв хохота, выражаясь проще, дикого ржания. Другой рассказчик и из его уст звучат другие цифры, сопровождаемые вновь тем же ржанием. И так третий, четвертый, пятый.

Недоумевая, пожимаю плечам. Наклонившись к рядом сидящему парню-сверстнику, тихо спрашиваю:

— Чем вызван смех?.. Ничего смешного не слышу.

Тот, снисходительно похлопывая меня по плечу, сказал:

— Эх, провинция! Сейчас не принято рассказывать сам анекдот… Достаточно назвать номер, под которым он у нас значится.

Я кивнул, давая знать, что понял. А про себя подумал: «Форма передачи содержания идиотична, стало быть, является сама по себе анекдотом».

Однако, пожалуй, именно это обстоятельство послужило поводом к тому, чтобы по горячим следам анекдоты записывать и таким образом при необходимости восстанавливать в памяти.

Признаюсь: любил и люблю слушать анекдоты, но сам не пытался рассказывать. Потому что считал и до сих пор считаю, что мало знать содержание, но еще надо быть умелым рассказчиком, а в этом, честно говоря, был не силен.

Прошли годы. Коллекция распухла, и подумал: а почему бы не поделиться сим устным народным творчеством с другими людьми?

Сказано — сделано. И вот этот сборник в виде книги под названием «Брызжет юмором народ» предлагаю читателям.

В книгу вошли и анекдотические истории, в авторстве которых я не боюсь признаться и которые вошли в сборник. Скажем, «Чудики в тельняшках». Этот анекдот основан на реальном событии, которое имело место уже в новейшие времена, когда моряки ВМФ напротив нудистского пляжа посадили на мель крейсер. Или саркастический рассказ «Реформатор», посвященный первым шагам очередного главы военного ведомства, не нашедшего ничего лучшего, как объявить поход против русской портянки, насчитывающей многовековую историю русского воинства. Смешно? Наверное, да, если бы не было столь грустно.

В целом же, анекдоты из моего сборника, как и полагается сему жанру, наполнены здоровым юмором; персонажи смешны, наполнены правдой жизни, понуждающей нас от всей души хохотать, а иногда и весьма мудры и находчивы.

Давайте вспомним барона Мюнхгаузена, который призывал:

— Смейтесь, господа, смейтесь! — и напоминал. — Угрюмое выражение лица — еще не есть признак большого ума.

Так что, читая мою книгу «Брызжет юмором народ», насчитывающую более тысячи анекдотов, будет возможность похохотать над многонациональными архетипами.

У вождей свои проблемы

Горбачев является со службы домой. Его встречает Раиса Максимовна. Муж хмурится. Жена, завидев это, спрашивает:

— Свет мой, Мишенька, скажи: кто тебя огорчил? Не Борис ли опять?

— На этот раз — не он.

— Но кто еще мог позволить себе такое?

— Надо что-то делать с этой проклятой рекламой.

— А что такое?

— Сплошное вранье! Сижу я в Кремле и вижу, как в телевизоре молодая и аппетитная деваха вещает: «В каждой пачке „Ригли“ каждый найдет все, что ему нужно». Ну, я и поручил своему помощнику купить несколько пачек. Весь день искал и ничего! Обманули, мерзавцы!

— И что же ты хотел найти?

— Так… по мелочи.

— А все же?

— Ну… например, сотню, другую «зелененьких».

* * *

Приехал Брежнев в Грузию, в гости к члену политбюро Шеварднадзе. А вечером, на сон грядущий решил по Тбилиси прокатиться.

Едет по городу, красотами любуется. И вдруг видит, что автоинспектор требует остановиться. Брежнев тормозит. Автоинспектор подходит.

— Из Советского Союза, да?

— А вы разве нет? — вопросом на вопрос отвечает Брежнев.

— Гражданин, вопросы здесь задаю я, да. Права есть? Нет?

Брежнев достает водительское удостоверение и подает. Автоинспектор долго изучает, потом спрашивает:

— Почему правила наши нарушаешь, да.

— Я не нарушил, — оправдывается Брежнев.

— Разберемся, — он достает из кармана свернутый пополам лист писчей бумаги и подает Брежневу. — Пиши объяснение, да, на нашем языке.

— Но я не умею писать по-грузински.

— Пиши, пиши. Медленно пиши. Вспоминай, да.

Брежнев думает. Наконец, вспоминает. Достает сотенную, вкладывает в бумагу и подает автоинспектору.

— Вот, а говорил, что не умеешь, да. За две минуты написал половину объяснения. За тобой — вторая половина.

* * *

Мужику страшно надоело, что у соседа над ним в туалете все время шумит вода. Поднялся. Спросил:

— Когда у тебя в туалете вода перестанет в трубах шуметь?

— В сортире, что ли? — переспрашивает хозяин квартиры.

— Именно. Сколько можно?!

— Так, там же, в сортире то есть, нынешний президент.

— А что он там делает?

— Как и обещал: бандитов «мочит».

— Так ведь который год уже…

— Мочить-то он мочит, мужик, но замочить всех никак не может. Верткие, говорит, сволочи!

* * *

Президенту Белоруссии звонит председатель правительства.

— Да… Нет… Нет… Да… Крупную — в один мешок, мелочь — в другой… Понял?.. Ну, действуй!..

Глава государства кладет трубку на аппарат и возмущенно восклицает:

— Ну, что это за глава правительства, если без меня не может организовать переборку картошки?!

* * *

Президент Белоруссии приезжает в передовой колхоз, заходит на ферму. Подходит к одной из коров. Та смотрит на гостя голодными глазами.

— Ну, что, — спрашивает её президент, — будем план по молоку выполнять, или, может, сразу — по мясу, а?

* * *

Приезжает секретарь райкома КПСС домой. Жена смотрит на него и, сожалея, говорит:

— Какой ты, право, неинтеллигентный у меня, бездуховный то есть. Взял бы да книжку почитал.

— Книжку? Какую книжку? Не знаю никакой книжки!

— Сходил бы в библиотеку… Как все культурные люди.

На другой день он действительно завалился в библиотеку.

— Слышь-ка, — говорит библиотекарше, — подбери мне чего-нибудь почитать?

Та роется в груде книг.

— Вам чего-нибудь полегче? — спрашивает она.

Услышав это, партийный деятель возмущается:

— Почему «полегче»? Я — не пешком. Я — на «персоналке». Как-нибудь увезу. Давай посолиднее, потяжелее.

* * *

Во времена генсека Горбачева народ распевал такую частушку.

Пусть будет пять, пусть будет восемь.

Все равно мы пить не бросим.

Будет водка двадцать пять —

Станем Зимний брать опять.

* * *

Ветераны КПСС Егор Лигачев и Александр Яковлев (бывшие члены политбюро) сидят в скверике. Один другому:

— Слышь, Сашок, мы еще так молоды и такие красавцы, а девки на нас — ноль внимания.

— Тут ты не прав, Егорушка. Вот я вчера еду в метро, а рядом — красавица… Ни в сказке сказать, ни пером описать. Я гляжу на нее, она — на меня. А после третьей станции и спрашивает: «Дедуль, что с вами? Вам очень плохо? Видишь, Егорушка, ведь обратила же внимание, а ты говоришь…»

* * *

Брежнев сидит в кремлевском кабинете и горючими слезами плачет. Входит его жена. Спрашивает:

— Что с тобой?

— Вчера я понес самую тяжелую в своей жизни утрату.

— Кто-то из членов политбюро умер?

— Да нет! Пятую звезду Героя где-то «посеял». Искал-искал — и не нашел.

* * *

Горбачев спрашивает своего соратника Лигачева:

— Скажи, товарищ Егор, а знаешь ли ты анекдот всего из трех слов?

— Нет, не знаю.

— Ну, ты и даешь: собиратель анекдотов и не знаешь?

— Скажи. Запишу. Заучу наизусть. Тогда — запомню.

— На горизонте — коммунизм! Ну, как? Хорош анекдотец, а?

— Ну, Миш, — Егор недовольно покачал головой, — ты, похоже, становишься антисоветчиком.

* * *

Заявляется с работы домой инструктор райкома КПСС. Жена его встречает с распростертыми объятиями.

— Ну, дорогой, обедать будешь?

— Какой еще обед? Днем обедают. А сейчас… Тащи бутылку.

Жена приносит, ставит на стол. Он наливает в граненый стакан, одним махом опрокидывает.

Жена вновь к нему подступает.

— У меня, милый, борщ вкусненький приготовлен. Может, борщецом закусишь?

Муж отрицательно мотает головой. Он вновь наливает и также махом опрокидывает.

— Я тебе, любимый, котлеточки пожарила. Может…

— Спятила!? Я не жрать сюда пришел.

Снова наливает и снова опрокидывает.

— Возьми вот булочку… румяненькая, с пылу, с жару.

— Ладно, давай.

Он откусывает и тут же валится под стол. Долго там возится. Потом с трудом встает на четвереньки и возмущенно рычит:

— Ты что мне за булочку подсунула, а? С первого же прикуса — с ног валит

* * *

Андропов, лежа в роскошном гробу, вспомнил, что обещал позвонить Брежневу. Звонит по сотовому.

— Да… Товарищ Брежнев слушает…

— Ленька, — кричит Андропов, — куда ты завел страну?! Всё же пропито!

— Товарищ Юрий… Минутку… Это — не телефонный разговор.

* * *

В райкоме КПСС идет заседание бюро. У плотно прикрытых дверей стоят и волнуются трое — Михаил, Ефим и Семен: их сегодня принимают в партию.

Первым проскальзывает в заветный кабинет Михаил. Через пару минут он возвращается- лицо так и сияет.

— Ну и что? — в голос любопытствуют Ефим и Семен.

— Все отлично! Приняли!

— А что спрашивали? — продолжают удовлетворять свое любопытство те, двое.

— Да, разное.

— Например! Например!

— Спросили, кто был мой отец… До революции.

— А ты что?

— Правду сказал. Сказал, что мой отец владел заводом. Ну, не таким огромным заводом, как «Уралмаш», а маленьким-маленьким заводиком. Меня похвалили за правдивый ответ и приняли единогласно.

Тут и Ефима, второго, пригласили за заветные двери. Вернулся тоже быстро. К нему с расспросами, что да как? Ефим охотно делится:

— Когда спросили, каково же мое социальное происхождение, то я сказал, что мой отец древолюции владел магазином; не таким огромным, как центральный универмаг, а маленькой-маленькой лавчонкой.

— Ну и что?

— Приняли! Единогласно!

— Да, — тяжко вздохнул третий, Семен, значит, — самое лучшее — говорить правду, — и скрылся за дубовой дверью.

Долго не выходил Семен. Михаил и Ефим изволновались. Появился наконец-таки Семен.

— Меня тоже единогласно, — грустно сказал он, — не приняли.

— Но почему же, почему?!

— Не знаю. Я сказал им сущую правду. Как и вы, но… Спросили: кем был мой отец до революции?

— Что ответил?

— Правду и только правду, однако… Я ответил: мой отец владел в Екатеринбурге бардаком. Ну, не таким большим бардаком, какой сейчас в Советском Союзе, а маленьким-маленьким бардачком… И что им не понравилось — ума не приложу.

* * *

…Приехал в США Брежнев. Вечером — торжественный ужин, на который пригласил президента Рейгана. Сидят они, значит, вечерком, водочку русскую попивают, балычком русским закусывают.

И тут Рейган спрашивает:

— Господин Брежнев, скажите, как люди на Урале живут?

Леонид Ильич, почмокав своими знаменитыми губами, ответил:

— Люди в Прибалтике хорошо живут.

Рейган недоуменно посмотрел на Брежнева, уплетавшего очередной бутербродик с черной икоркой, и снова спросил:

— Господин Брежнев, скажите, как люди на Урале живут?

— На Украине люди хорошо живут.

Рейган начал впадать в раздражение, но решил не выказывать этого, а повторить еще раз вопрос, на который очень бы хотел получить ответ по существу.

— Господин Брежнев, скажите, как люди на Урале живут?

— Вопрос понят. Отвечаю: люди в Грузии хорошо живут. И в Армении! И в Азербайджане!

— Видите ли, господин Брежнев, меня не интересует ни Украина, ни Прибалтика, ни Грузия, ни Армения, ни Азербайджан. Скажите все-таки, как люди на Урале живут?

— Ну что ты ко мне пристал, как банный лист к заднице! — совсем уж не дипломатично возмутился Брежнев. — Я же тебя не спрашиваю, как негры в США живут. Гетто оно и есть гетто.

* * *

Совещание в верхах. Перекур. Сидят рядышком лидеры Франции, США и СССР.

Де Голль вынимает серебряный портсигар. На нем гравировка: «Генералу де Голлю — признательная Франция».

Достает свой золотой портсигар Линдон Джонсон. На крышке также гравировка «Милому Линдону — от любящей супруги».

Брежнев не ударил лицом в грязь. Он достал усыпанный бриллиантами платиновый портсигар. На его крышке старинная вязь: «Его Императорскому Величеству — от российского дворянства».

* * *

Из провинции в Москву приехал любознательный такой парнишка. Повадился он гулять вечерами по Красной площади. Особый интерес вызвали Спасские ворота Кремля. Ему хотелось пройти внутрь, но…

Однажды он стал свидетелем того, как одна юная красавица, не предъявляя никакого мандата, свободно прошла мимо часового, который даже честь ей отдал. Потом вторая прошла, третья…

Парнишка заинтересовался, незаметно приблизился поближе к постовому, когда к нему подошла очередная юная особа. И он услышал, как та еле слышно произнесла:

— Любнар!

И она прошла.

Ага, подумал тот, любнар — это, скорее всего, секретный пароль для беспрепятственного прохода за стены Кремля.

На следующий день, когда в определенное время пошли красотки, парень тоже сделал независимый такой вид и решительно направился в сторону Спасских ворот. Поравнявшись с милиционером, произнес:

— Любнар

Милиционер вытаращился на него, ничего не понимая, Парень, решив, что его не расслышали, уже громче и тверже повторил:

— Любнар!

Тогда постовой незаметно нажал потайную кнопку и как будто из-под земли вырос дежурный офицер..

— В чем дело?

— Товарищ капитан, вон… — постовой головой указал на парня. — Говорит, что любнар…

— А… ясно, пропусти. Это — скорее всего, к Анастасу Ивановичу.

* * *

Ранним утром первые пешеходы, пересекая Красную площадь, обратили внимание на стоящую раскладушку и на спящего и сладко храпящего толстячка.

Когда ближе подошли, то были несказанно поражены. Мужчина оказался не кто иной, как любимец москвичей Хрущев.

— Никита Сергеевич, вас что, домой не пускают?

— Да не в том дело! — рассерженно воскликнул Хрущев. — Надоело, понимаете ли! Вся Москва говорит, будто я каждую ночь сплю с Катюхой Фурцевой. Ложь, клевета и провокация наших классовых врагов. Теперь-то уж вы сами убедились, что я иногда сплю и один, без Катюхи, не так ли?

* * *

…Приехал в США Брежнев. Вечерком он и президент Рейган вышли погулять возле Белого дома.

Гуляют, мило беседуют. И тут из-за угла вылетает огромный породистый бык: глаза кровью налились, изо рта — пена.

Охрана попыталась утихомирить быка, но тот еще больше взъярился.

Тогда Брежнев говорит:

— Мистер Рейган, позволь мне попробовать успокоить животное?

— Что вы, что вы! — замахал тот руками. — Вы мой гость. А что, если на рога поднимет?

— Волков бояться — в лес не ходить.

Сказав это, Брежнев подошел к быку, а тот ногами землю бьет, готовится к нападению. Брежнев на ухо что-то сказал и бык в один миг преобразился. Торчавший до селе хвост опустился, тело его обмякло, и весь он приобрел какой-то жалкий вид. Бык жалостливо промычал и, понурившись, поплелся в сторону.

Рейган, пораженный, спросил:

— Чем вы так напугали?

— Я сказал: успокойся, иначе увезу в СССР, сдам в колхоз — тогда узнаешь, почем фунт лиха. У нас, добавил я, не забалуешь.

* * *

Проходит в Вашингтоне международный конгресс журналистов. Во время одного из перекуров заспорили советские журналисты и американские на предмет того, в какой стране наибольшая свобода слова.

Американец хвастливо заявляет:

— У нас так: вот сейчас я пойду к Белому дому и крикну: «Долой Рейгана!», мне ничего не будет.

Советский журналист фыркает и парирует:

— Нашел чем хвастаться! Я тоже могу пойти на Красную площадь в Москве и крикнуть: «Долой Рейгана!, и мне тоже ничего не будет, даже не арестуют. Хоть закричись!

* * *

Поехал в США Горбачев. Организаторы визита решили провести соревнование по бегу на стометровую дистанцию между двумя главами государств.

О результатах газета «Правда» сообщила: «В беге на короткую дистанцию Горбачев одержал блестящую победу, заняв почетное второе место».

Потом был ответный визит Рейгана. Организаторы тоже решили провести аналогичные соревнования. «Правда» сообщила: «Блестящую победу одержал Горбачев, прибежав к финишу первым, а Рейган был, к сожалению, последним на дистанции».

* * *

Яша Мильман набирает нужный номер телефона, но АТС срабатывает плохо и позвонивший попадает не туда, куда нужно, но об этом не подозревает:

— Алло! Алло! Это — цик? — букву «р» Яша не выговаривал.

На другом конце провода:

— Да-да! Это — ЦК. Кто вам нужен?

— Пусть подойдет к телефону главный клоун.

Брежнев, поднявший трубку и услышавший, кого спрашивают, передавая трубку, говорит:

— Никита Сергеевич, вас просят к телефону.

* * *

Поезд Приобье-Свердловск. В купе вошел еще один пассажир — осунувшееся лицо, телогрейка и специфическая шапка на нем. Все догадываются, откуда едет товарищ. Один из попутчиков сочувственно спрашивает:

— Трудно было там?

— Да уж, не сладко, особенно таким, как я, — политическим.

Попутчик насторожился, но все же спросил:

— Из диссидентов, что ли?

Новенький с отчаянием воскликнул:

— Не диссидент я, а неудачник обыкновенный. На первомайской демонстрации нес портрет тогдашнего партийного вождя. А за мной шел алкаш. Ну и все время наступал мне на пятки. Предупредил по-хорошему — не помогло. Тогда, обернувшись, сказал: как вмажу по сусалам этой лысой блядью — сразу ходить научишься. Ну, вот и… Загремел на пять лет.

* * *

Двадцать второй съезд КПСС. Только что его делегаты единодушно приняли программу построения коммунизма. Лидер компартии Никита Хрущев выступает с заключительным словом. Каждая фраза вызывает в зале бурные и продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию.

— Мы, — говорит он, — уже одной ногой стоим в социализме, а другой ногой — в коммунизме.

Звучат долго несмолкающие аплодисменты.

И тут из зала один из делегатов подает голос.

— Можно вопрос?

— Да-да, пожалуйста, — разрешает тогдашний демократ.

— Никита Сергеевич, а долго еще нам стоять так вот, на раскоряку?

— А что?

— Неудобно шибко, Никита Сергеевич! Надолго нас не хватит.

* * *

Встретились на том свете теплой компанией вожди КПСС и Советского государства — Ленин, Сталин, Хрущев, Брежнев.

Наподдававшись хорошенько, заспорили: при ком лучше всего народу жилось? Чуть не подрались вожди. Пришла им спасительная мысль. Решили они обратиться к третейскому судье, то есть к представителю рабочего класса. Мужичонка оказался шустрый такой, не робкого десятка.

Ленин спрашивает пролетария:

— Ты при мне жил?

— Не я, а мой дед жил, Владимир Ильич.

— Ну и как?

— Как в длинном тоннеле: кругом жуткий мрак, а далеко впереди — крохотное беленькое пятнышко — то ли призрак коммунизма где-то там маячит, то ли еще какая чертовщина бродит.

— Про мое время так не скажешь, товарищ, — заметил Сталин, поглаживая свои пышные усы.

— Это верно, Иосиф Виссарионович. При тебе жили, как в переполненном трамвае:

Сталин интересуется:

— Что это значит?

Мужичонка и отвечает:

— А при тебе так, будто в переполненном душном трамвае: половина сидят, а вторая половина ждет, когда посадят.

— А при мне? При мне? — нетерпеливо ерзает на месте Хрущев.

— Хоть и голодно было, но зато смешно до умопомрачения.

— Что скажешь про мои семнадцать лет? — робко поинтересовался Брежнев.

— Жили, как в самолете.

— Не понял, — почмокав губами, произнес Брежнев.

— Ну… чем дальше и выше летели по пути построения коммунизма, тем становилось тошнее и тошнее.

* * *

ЦК КПСС и КГ6 решили проверить, каким образом «секреты» уплывают за рубеж.

Собрали наисекретнейшее совещание, все двери заперли наглухо; проверили, нет ли где подслушивающих устройств; никого даже в туалет не выпускают. Совещаются члены политбюро.

Наконец, Косыгин взмолился:

— Выпустите в туалет, писать страшно хочу!

Проголосовали. Постановили: «Не выпускать, а вдруг секреты передаст?»

И тут стук в дверь. Голос коменданта Кремля:

— Только что американская радиостанция Эй-Би-Си передала, что вы Косыгина в туалет не выпускаете. Так мы ему горшок принесли.

* * *

Два советских скрипача возвращаются из зарубежной поездки, с международного конкурса скрипачей. Один из них занял второе место, а другой — последнее.

Тот, что занял второе место на конкурсе, сокрушается:

— Занял бы первое место — получил бы в качестве приза скрипку самого Страдивари.

— Но у тебя же отличная скрипка, — возразил другой, тот, что занял последнее место на конкурсе.

— Да. Но… Ты понимаешь, что такое скрипка Страдивари?!

— Не знаю.

— Как бы тебе объяснить… Понимаешь, скрипка Страдивари для меня то же, что и для тебя, скажем, именной маузер Дзержинского.

* * *

Председатель КГБ выступает на пленуме ЦК КПСС и говорит:

— Как и прежде, будем бороться за мир и госбезопасность во всем мире…

* * *

Члены политбюро ЦК КПСС Черненко, Андропов, Горбачев и Лигачев возвращаются с охоты. При подъезде к Москве их нагнал мотоцикл ГАИ. Инспектор обращается к сидящему за рулем Черненко:

— Ваши права, гражданин.

Черненко разочарованно говорит друзьям:

— Ну, что? Я же говорил, что прежде чем садиться за руль — надо было права купить.

Сидящий рядом Андропов реагирует по-своему:

— Я же вам советовал не делать этого, не угонять машину.

— Не слушайте его, он всегда несет, черт знает что, когда нажрется, — прояснил ситуацию сидевший сзади Горбачев.

— А? Что? Мы где? — еле открыв глаза, спрашивает полусонный Лигачев. — Через границу прорвались? Мы уже в Германии, господин инспектор?

* * *

Вечерком Хрущев и Брежнев прогуливаются по территории Кремля.

Хрущев, что-то заметив на земле, восклицает:

— Лень, глянь-ка, монета валяется, американский доллар. Кто-то из туристов, наверное, обронил.

— Я, пожалуй, возьму, — и Брежнев, наклонившись, поднял находку.

Переступив порог квартиры, Брежнев услышал ласкающий слух голос жены.

— Опять пил с Никитой?

— Ну, почему?.. Ничего подобного!..

— Не вижу, что ли, — отвечает жена.

— А как ты догадалась?

— Вон, опять крышку от канализационного люка притащил.

* * *

Едет мимо поля колхозного Брежнев, живой природой любуется. А потом мечтательно так произносит:

— Вот сотрем грань между городом и деревней…

Сидевший на первом сидении, рядом с водителем, начальник охраны генсека повернулся к нему.

— Уже стерли, Леонид Ильич!

— Неужели?! — удивился Брежнев.

— Так точно, Леонид Ильич! Деревня исчезла, а грань осталась.

* * *

Хрущев обедает в кремлевской столовой.

— Дорогуша, — обращается он к официантке, — почему у вас сегодня салфетки не первой свежести?

— Почему вы так решили? — вопросом на вопрос отвечает та.

— Слишком уж жирные, — брезгливо сморщившись, пояснил он.

Официантка смотрит и всплескивает руками.

— Батюшки, что же вы делаете?!

— Что? Что еще?!

— Никита Сергеевич, но вы же лицо-то вытираете блинами!

* * *

Проходит конкурс красоты. На подиуме — девять длинноногих блондинок. На предмет выяснения их интеллекта ведущий спрашивает:

— Скажите, сколько будет дважды два?

— Пять! — чуть ли не хором отвечают красотки.

Зал буквально взвивается.

— Дайте шанс! Дайте еще один шанс!

— Хорошо, — соглашается ведущий. — Еще раз спрашиваю: сколько будет дважды два?

Конкурсантки, виляя бедрами, бодро отвечают:

— Шесть!

Зрители ревут:

— Дайте еще один шанс!

Ведущий, скрепя сердцем, вынужден пойти навстречу пожеланиям болельщиков.

— Последний раз спрашиваю: сколько будет дважды два?

Блондиночки отвечают:

— Четыре!

Зал продолжает бурно реагировать:

— Дайте последний шанс!

Ведущий не соглашается. Тогда встает со своего места член Политбюро Анастас Иванович Микоян.

— Послюшай, дарагой, а? Дай еще один шанс! Жалко, да?

* * *

После официальных торжеств по случаю очередного дня рождения и пополнения своей богатой коллекции еще одной высокой наградой Родины Брежнев устроил вечеринку для близких родственников. Его зять Чурбанов, как всегда, появился последним. Но местечко за семейным столом нашел сразу.

Хлопнув пару рюмок без пауз, решил закусить. Придвинул тарелку с черной икрой, взял столовую ложку и, ну, давай, понужать.

Теща, глядя на такое, терпела, терпела и все же не выдержала. Подошла сзади и говорит:

— Зачем так-то, дорогой зятюшка? Это же не гречневая каша!

— Вы, мамаша, абсолютно правы, — ответил опоздавший генерал. — Ни в какое сравнение не идет с гречневой кашей!

* * *

Галина Брежнева (жена генерала Чурбанова и дочка генсека) сидит дома одна. Звонок в дверь. Открывает, а там молодой и крупный мужчина.

— Водопроводчика вызывали? — спрашивает он у Галины.

— Да. Только учти: через час домой вернется мой муж.

— Ну и что? Причем тут ваш муж? Может, я что-то позволяю себе?

— Позволишь или нет и что позволишь — это твои проблемы. Но учти; время идет. Можешь и не успеть.

* * *

Супруги Горбачевы сидят на кухне и сообща читают Достоевского, о чем признавались публично.

Горбачев задумчиво произносит:

— Нет, все-таки, Раиса, не быть тебе президентом нашей великой страны.

— Но почему же, почему?! — огорченно восклицает Раиса Максимовна.

— Закон требует, чтобы претенденту было больше тридцати пяти. Но разве ты признаешься, что тебе уже за пятьдесят?

* * *

На международном форуме после пленарного заседания выехали на природу Рейган, Миттеран и Брежнев. И решили посостязаться в меткости стрельбы по летающим в небе мишеням.

Рейган принял «на грудь» стопку виски, взял ружье, бах — и мимо.

Миттеран опрокинул рюмку коньяка, бах — и мимо.

Брежнев попросил принести бутылку русской водки. Опустошил ее. Попросил принести еще одну бутылку.

— Как? — удивились Рейган и Миттеран. — После такой дозы и попадешь?

Брежнев хвастливо заявляет:

— Я стреляю только после второй… Нет, не рюмки, а поллитровки. Все у меня очень просто: четыре ствола — и все небо в птицах.

* * *

Никита Хрущев собирается на службу. Рядом вертится под ногами сын Сергей. Никита усердно роется в многочисленных карманах брюк и пиджака, ищет «заначку», но не находит. Наконец, обращается к сыну:

— Это твоих рук дело, мошенник?

Сергей отрицает. Никита продолжает искать. И находит в заднем кармане брюк.

— Извини, сынок.

— Ничего страшного, папаня, — ответил тот. — Ты меня за мошенника принял, а я тебя считал культурным человеком, но, кажется, мы оба здорово ошибались.

* * *

Нина Павловна (жена Хрущева) наняла новую домработницу. Глядя на то, как та лениво ходит по огромной квартире, хозяйка раздраженно кричит:

— Ты хоть что-нибудь можешь делать быстро?

— Да, — ответила домработница.

— Интересно, что?

— Я быстро устаю.

* * *

На приеме в Кремле у Горбачева зазуделось под лопаткой. Он попытался почесать, но локтем задел рядом стоящую Раису Максимовну. Та зашипела в ухо:

— Чего толкаешься? Не видишь, с кем стоишь? Ты стоишь рядом с женой Президента Великой Страны!

* * *

На рыбалке Юрий Владимирович Андропов. Подходит его адъютант и спрашивает сочувственно:

— Не клюет? Ничего не вытащили?

— Вытащил, — с грустью ответил Андропов, — но не будешь же жарить водолаза.

* * *

В кабинет к Брежневу вошел его помощник.

— Поздравляю, Леонид Ильич, вы только что стали дедушкой!

— Да? Это, конечно, замечательно. Но отвратительно то, что теперь придется мне спать с бабушкой.

* * *

Вопрос:

— Из-за чего в Ташкенте в свое время произошло страшное землетрясение?

Ответ:

— Из-за того, что в Кремле со стула упал китель Брежнева… с орденами.

* * *

Кабинет в Кремле. За столом сидит Брежнев. В руках у него — «Малая земля». Входит член политбюро Суслов.

— Слышь-ка, товарищ Михаил Андреевич, ты читал эту книженцию?

— О, да! Это гениальная книга. Ее автор заслуживает Нобелевской премии. Она, книга эта, больше, чем колбаса, необходима народу.

— А тебе, только честно, понравилась?

— Естественно!

Суслов уходит. Через несколько минут заходит другой член политбюро Гришин.

— Витек, — показывая на книгу, продолжает интересоваться Брежнев, — читал?

— Два раза!

— Ну, и как?

— Замечательная книга!.. Ну, я пойду, тороплюсь.

— Куда? — спрашивает Брежнев.

— Надо в третий раз перечитать «Малую землю».

Брежнев остается один. Недоумевающе смотрит на книгу.

— Надо же, — произносит он вслух, — всем так нравится, а я никак не могу дочитать до конца: на второй странице засыпаю. Похоже, книженция наделена и лечебными свойствами.

* * *

Хрущев собирается в загранпоездку. Его жена, Нина Павловна, суетится.

— Забыла, — сетует она, — чемодан купить.

Хрущев спрашивает:

— Зачем? Обойдусь и без него.

— Ну, как же, — возражает она. — А костюм куда положу, а?

— Костюм? В чемодан?

— Конечно.

— А в чем тогда, интересно знать, я поеду? В одних подштанниках?!

* * *

На второй день после избрания генсеком в кабинет Брежнева вошел его соратник Подгорный.

— Дорогой товарищ Брежнев Леонид Ильич…

Его прерывает хозяин кабинета.

— Да ладно! Ни к чему все эти церемонии. Будьте со мной проще. Называйте меня короче — Ильичем.

* * *

В квартиру Брежнева кто-то позвонил. Леонид Ильич в домашнем халате и в шлепанцах подходит к двери. Сразу не открывает. А сначала водружает на нос очки, достает из кармана бумажку, разворачивает, разглаживает и читает:

— Здесь живет товарищ Брежнев, а кто там, за дверью?

* * *

Журналист из-за «бугра» спрашивает Брежнева:

— Сэр, какое у вас хобби?

— Страсть люблю, знаете ли, политические анекдоты коллекционировать, преимущественно про себя.

— Прекрасное занятие, — одобрительно отзывается журналист и спрашивает. — Любопытная, видимо, у вас коллекция собралась. И сколько же анекдотов в вашей коллекции?

— Много, очень много, — потом поворачивается к рядом сидящему председателю КГ6 Андропову и спрашивает. — Сколько?

Юрий Владимирович скромно опускает глаза.

— Вполне достаточно, — говорит уклончиво он.

Брежнев нахмурился, сдвинув свои бровищи, настаивает:.

— Не финти. Давай точнее. Или не знаешь?

— Мне ли не знать, — обидчиво отвечает Андропов. — Лагерь «Пермь-35» набит до предела. Их там, будто сельдей в бочке.

* * *

Генерал-полковник Чурбанов возвращается с рыбалки. Его встречает жена Галина (любимая дочка Брежнева).

Муж с порога спрашивает:

— Котяра дома? Я ему кое-что поймал. Хочу угостить.

— А его нет, — отвечает Галина. — Я его только что проводила. Но ты не печалься. Я его и накормила, и напоила, и в постели несколько раз удовлетворила.

* * *

К профессору Чазову приходит его любимый пациент — Леонид Ильич Брежнев.

— Доктор, в последнее время я страдаю потерей памяти…

— Вот как? В таком случае попрошу подписать подготовленный мною проект указа о награждении меня очередным орденом Ленина — для начала. А потом я вас обязательно обследую.

* * *

Член политбюро Екатерина Фурцева пришла к президенту академии медицинских наук Петровскому.

— Доктор, мой муж болен…

— Тогда раздевайтесь. И побыстрее. Мне некогда. Хрущев меня ждет.

Фурцева разделась. Петровский, не отрывая глаз от каких-то бумаг на столе, сказал:

— Ну-с, голубушка, показывайте, где болит?

* * *

Сергей, сын Хрущева, обращается к матери:

— Мам, а мам, в бидон с молоком мышонок угодил.

— Ты его, конечно, вытащил, не так ли, сынок? — спрашивает Нина Павловна.

Сергей отрицательно качает головой.

— Нет, Я бросил туда кота. Пусть полакомится!

* * *

Москва. Кремль: Георгиевский зал. Идет прием по случаю приезда в нашу страну Премьер-министра Индии Индиры Ганди. Выступает с приветственной речью Брежнев.

— Дорогая Маргарет Тзтчер!..

Помощник генсека толкает в бок:

— Леонид Ильич, это же Индира Ганди!

Брежнев поворачивается к стоящей рядом гостье, внимательно вглядывается и произносит:

— Сам вижу, что Ганди. Но у меня-то написано, что это Тэтчер!

* * *

Пришел в парикмахерскую генсек Черненко. И весь из себя желчью исходит.

— Чего это у вас простыня-то такая грязная? — бурчит он под нос. — Почему бритва тупая? Почему зеркало не протерли?

Услышав это, подскочила в ярости к нему заведующая.

— Скажите, а цены вам наши нравятся?

— Нет, не нравятся.

— Но, может, вам члены политбюро Горбачев и Громыко нравятся?

— Нет, не нравятся.

— Почему? —

— Первый — сопливый юнец, выскочка, так и норовит занять мое место, а второй — ходячий труп, впавший в детство, брюзга невозможный.

— Если вам никто и ничто не нравится, тогда чего привязался к нашему парикмахеру, а?

* * *

Генсек Горбачев решил прогуляться по улицам Москвы. Идет он, значит, по улице Горького. Видит, у крыльца магазина «Зоотовары» сидит мужичонка, а возле него — попугай в клетке. Поравнялся. Остановился. Присмотрелся.

— Продаешь? — спросил он мужичка.

— О, да, Михаил Сергеевич, купите. Попугай-то особенный. Видите, к ногам привязаны две веревочки. Дернешь за одну — попугай будет цитировать программу КПСС.

— А если дернуть за ту вот, вторую веревочку?

— Тогда попугай будет кричать: «Слава КПСС!»

— Это интересно, — задумался на минуту Горбачев, а потом спросил. — А если дернуть за обе веревочки сразу?

— Дур-р-р-р-рак! — заверещал теперь уже сам попугай. — Я же с жердочки упаду!

* * *

В очередной раз занемог Брежнев. К нему срочно вызвали доктора Чазова.

— Ну-с, на что жалуетесь, Леонид Ильич? — спрашивает доктор.

— Плохо, доктор. Язык заплетается, ноги не держат, в коленях сгибаются, голова кружится, перед глазами все какие-то видения.

— Давайте откровенно, Леонид Ильич: вы пьете?

— Доктор, это вопрос или предложение?

* * *

Маршал Устинов поехал на дачу. Только выехал за город — его останавливает инспектор дорожно-патрульной службы.

— В-в-вы п-п-пач-ч-ему вдвоем сидите за рулем управления? — Сердито, еле выговаривая слова, спрашивает служивый.

— П-п-пусть так, — рыгнув пару раз, с трудлм отвечает Устинов, — н-н-но эт-т-то не п-п- повод б-б-брать в ок-к-кружение м-м-мой ав-т-т-томобиль.

* * *

Ленин, Сталин и Хрущев сидят за одним столом.

Ленин, обращаясь к Хрущеву, спрашивает:

— Э, батенька, а ведомо ли тебе, что от пьянства каждый четвертый заболевает раком?

— Да, но… Мы-то с вами пьем на троих.

* * *

Никита Сергеевич Хрущев и его жена Нина Павловна сидят на кухне. Жена говорит:

— Когда ты пьян, Никитушка, кричишь все одно: «Люблю! Люблю! Люблю!»

— А когда трезв, что кричу? — полюбопытствовал Хрущев.

— Если трезв — все материшься.

— Вот и сообрази, Нинуль, что мне подавать на завтрак, обед и ужин.

* * *

Надравшись изрядно на очередном правительственном приеме, Николай Рыжков решил по Москве прошвырнуться. И забрел на Ваганьковское кладбище. Идет по кладбищу и видит перед собой белое пятно.

— Ты кто? — спрашивает он.

— Белое страшилище, — слышит в ответ.

Идет дальше. Видит перед собой красное пятно.

— Ты кто?

— Красное страшилище

Идет дальше. Видит серое пятно.

— Ты серое страшилище, да? — догадывается. Рыжков.

И сшит:

— Гражданин, пройдемте в отделение милиции…

* * *

Горбачев едет вдоль Москвы-реки и вслух произносит:

— Надо будет сказать правительству Москвы, чтобы срочно заасфальтировали речушку.

Сидевший на переднем сидении его помощник обернулся и спросил:

— Зачем, Михаил Сергеевич? — и через несколько минут добавил. — Да и невозможно!

— Нет, все же надо заасфальтировать… Сон мне приснился, будто Ленин крейсер «Аврора» подогнал к Кремлю и собирается открыть залповый огонь из всех орудий.

* * *

Раиса Максимовна в этот день проснулась поздно. Открыв глаза, она увидела, что Горбачев собирает чемоданы.

— Ты куда? — спрашивает она мужа.

— Сон мне приснился.

— Расскажи, — просит она.

— Понимаешь, будто я очутился на Марсе. А вокруг — все женщины, женщины, так и льнут, так и льнут. Все хотят меня. Все предлагают за раз червонец, в долларах, между прочим. Ну, вот и решил: полечу-ка я на Марс. Представь, сколько я буду заколачивать? Плюс удовольствий сверх головы.

Раиса Максимовна молча встала и тоже стала собирать чемодан. Завидев это, Михаил Сергеевич страшно удивился.

— А ты-то куда?!

— Ну, как же! Полечу-ка и я на Марс.

— Зачем?

— Хочу посмотреть, как ты будешь жить месяц на червонец, пусть даже и в долларах.

* * *

Международный аэропорт. На летном поле — проводы официальной делегации… К Брежневу склонился его помощник и на ухо шепчет:

— Леонид Ильич, так не годится. Не по протоколу.

— Что такое?

— С товарищем Хонеккером вы прощались десять минут, а с этим черномазым из Зимбабве уже полчаса прощаетесь. Он, между прочим, и коммунистом никогда не был.

— Правда? А как целуется! Ах, как целуется…

* * *

По коридору в Кремле идет генсек Андропов. Он только что встал на ноги после очередной затяжной болезни. Ему встречается Громыко, который низко кланяется и произносит:

— Христос Воскреси!

— Ну, ты и даешь! Это уж явное преувеличение — я и Христос!?

* * *

Полетели в Германию с очередным дружеским визитом Горбачев и его Раиса Максимовна.

Самолет пролетает над одним из голодных российских городов. Глядя в иллюминатор, Горбачев говорит:

— Вот если я сброшу горожанам мешок муки, то люди мне будут благодарны

Откликнулась Раиса Максимовна:

— А если я, Миша, сброшу мешок колбасы, то горожане будут вечно мне благодарны.

Командир корабля не выдержал, подошел к ним и сказал:

— А если же я вас обоих сброшу с самолета, то мне будут благодарны все народы Советского Союза.

* * *

Сидят за столом загородной дачи и пьют чай Брежнев и Жуков. У обоих — полна грудь орденов. Все хорошо, да вот беда: не дают пчелы покоя Брежневу. Так и вьются, так и льнут к его наградам. Не выдержал Леонид Ильич и обращается к Жукову.

— Георгий Константинович, скажи, почему пчелы льнут к моим орденам, а к твоим — нет?

— Все очень просто, — отвечает Жуков, — твои награды пахнут «липой», а мои — порохом.

* * *

Премьер-министр Индии Джавахарлал Неру знакомит своего гостя Хрущева с достопримечательностями города.

Вдруг кортеж машин остановился на одной из улиц: не проехать, так как на проезжей части разлеглась корова. По древнему обычаю в Индии это животное считается священным и потому трогать нельзя — великий грех.

Долго Неру уговаривал корову встать и отойти в сторону, не позорить его перед гостем. Корова продолжала лежать и жевать свою жвачку, не обращая на него никакого внимания.

Тогда из машины вышел Хрущев. Подошел к корове, наклонился к ее уху и что-то прошептал. Корова вскочила на ноги, взбрыкнула и пустилась наутек. Неру изумился и попросил Хрущева поделиться секретом.

— Да, ничего особенного, — небрежно махнул рукой Хрущев. — Я ей сказал: если она не уберется прочь, то я ее запишу в колхоз и запрягу в плуг.

* * *

— Это что за Бармалей

сейчас влез на Мавзолей?

Брови черные, густые,

речи длинные, пустые.

Он и Маршал, и Герой.

Угадай, кто он такой?

Давший правильный ответ,

получает… десять лет.

* * *

Горбачева спрашивает у Лигачева:

— Егор, ты пиво холодное любишь?

— Люблю.

— А женщин потных?.. Ну, когда меж грудей пот ручьями льется?..

— Не люблю, — отвечает Лигачев. — Зачем, Миш, задаешь такие странные вопросы?

— Тестирую я, Егор… Чтобы лучше знать предпочтения коллег по политбюро.

— Но зачем тебе это?

— Затем! Отправлю-ка я тебя нынче в отпуск не в июле, а в январе.

* * *

Жены членов политбюро ЦК КПСС вернулись из турне по Франции. Одна из жен рассказывает своей приятельнице:

— Были в Лувре… Ах, как там замечательно! По секрету: в одном из коридоров почти всех нас изнасиловали… С остервенением изнасиловали.

— Почти? — переспрашивает подруга.

— Жену Шеварднадзе не изнасиловали.

Приятельница никак не отреагировала. Тогда рассказчица продолжила делиться впечатлениями:

— Были на Елисейских полях. Гуляли. Нас почти всех изнасиловали… Изощренно изнасиловали.

— Почти? — вновь спрашивает подруга.

— Жену Шеварднадзе не изнасиловали.

Приятельница почему-то вновь оставила последние слова без внимания.

Рассказчица так и решила, что приятельница ее не поняла, поэтому продолжила делиться туристическими впечатлениями:

— Были, между прочим, в Булонском лесу. Ах, какая там тишина! Какой мир и покой! Кстати, нас почти всех изнасиловали… Безобразно изнасиловали… Слышала, что Француженки специально туда ездят, чтобы их изнасиловали… Жену Шеварднадзе вновь не изнасиловали.

Приятельница покачала головой.

— Странно, что ее не изнасиловали. В чем причина?

— Причина в том, что жена Шеварднадзе не хотела, чтобы ее изнасиловали.

* * *

Идут по улице, прогуливаясь перед сном, генерал Чурбанов (зять Брежнева) и жена Галина (любимая дочурка Брежнева). Навстречу попадаются всё ядреные такие парни. Галина, радостно улыбаясь, со всеми здоровается.

Чурбанов ревниво спрашивает Галину:

— Кто такие?

— Это же всё члены моего кружка.

Генерал ничего не сказал. Прошло несколько дней. Супруги вновь гуляют по улице. Но на этот раз встречаются одни юные красотки. С каждой из них Чурбанов здоровается, всякий раз прикладывая к груди руку.

Галина, видя это, спрашивает:

— Кто такие

Чурбанов восхищенно отвечает:

— Это всё кружки моего члена.

* * *

Заглянул как-то на птичий рынок Егор Лигачев. Подошел к продавцу попугаев. Интересуется:

— Где тут самец, а где самка?

— И ты не знаешь? — удивился продавец.

— Не знаю, — признался Лигачев.

— Купи. Принеси домой. Выпусти из клетки и наблюдай: если улетела, то, значит, — самка; если улетел, то, значит, самец.

* * *

Вечер. В постели лежат генерал Чурбанов, зять Брежнева, и Галина, дочка того же Брежнева.

Генерал смотрит на все больше и больше стареющую жену, а потом мечтательно произносит:

— А у жены нашего соседа, знаешь, какие замечательные трусики? Сплошь отделаны кружевами, нежно-розовыми такими кружевами. Кажется, такая мелочь, а до чего же смотреть приятно!

Галина промолчала. Прошла неделя. Снова вечер. Снова супруги в кровати. Галина, мечтательно прикрыв глаза, сладострастно говорит:

— Знаешь, у нашего соседа он, инструмент, которым детей делают, всего-то на два сантиметра длиннее твоего. Мелочь, а до чего ж приятная!

* * *

Приходит Брежнев к академику Чазову, своему обожаемому врачу.

— Что у вас? — по привычке спрашивает Чазов пациента.

— Печень, доктор, пошаливает, — жалуется Брежнев.

— Ясно. А еще?

— Постоянные головные боли…

— Дальше-дальше.

— Ноги в суставах плохо сгибаются.

— Еще что?

— Мне кажется, сердце бьется с перебоями.

— Понятно. Все?

— Нет. Что-то с памятью моей стало… Все, что было не со мной, — помню… А так — начисто забываю.

— Хорошо.

Брежнев обижается.

— Что тут хорошего?

— Хорошо уже то, что все это не у меня, а у вас, дорогой Леонид Ильич.

* * *

Вызывает к себе министр обороны Российской Федерации Грачев командира подмосковной ракетной части. Слюной брызжет, ногами топает. Ты чего, кричит министр, мать твою, порядок у себя не можешь навести?

— Почему не могу? Могу, — отвечает командир ракетной части.

— Тогда — почему в одно и то же время от тебя исходит сигнал, извещающий о ядерной атаке?

— А-а-а, вон вы о чем! Так, это всё прапорщик Свистоплясов. Сидит перед пультом на дежурстве, а представляет, что на шоу «Угадай мелодию».

Грачев любопытствует:

— И как? Что-нибудь угадывает?

Командир ракетной части сокрушенно мотает головой.

— Куда ему?! Не угадывает, однако на красную кнопку постоянно надавливает.

* * *

По случаю золотой свадьбы Брежнев пригласил в гости своих боевых друзей — Громыко, Косыгина, Подгорного, Андропова.

Сидят за столом. Выпили по первой. Брежнев обращается к жене:

— Лапонька, подай салатик?

Выпили по второй. Брежнев вновь обращается к жене:

— Любонька, подай-ка мне бутерброд с осетринкой?

Выпили по третьей. Брежнев вновь просит жену:

— Ласточка, подай мне чашку с кофе?

Потом Брежнев провожает гостей. В прихожей Косыгин восхищенно говорит:

— Надо же! Пятьдесят лет прожили, а все еще как молодожены. Вон, как ласково к жене: лапонька, любонька, ласточка.

Брежнев возражает:

— А как иначе я должен называть жену, если имя ее давным-давно забыл?

* * *

За столом — трое: Хрущев, Подгорный и Полянский. Спиритизмом занимаются.

Хрущев:

— Я вызываю дух товарища Сталина… Ау, явись нам… Где ты? Как твои дела?

И тут слышится голос с характерным кавказским акцентом:

— Здэсь я, здэсь… чего кричишь, да?

Хрущев укоряет:

— Битый час ждем, а ты все не являешься и не являешься.

— Естественно, да… Могли и дольше ждать.

— Почему? — спрашивает Подгорный.

— Нэ выдыте, да? Табличка для кого поставлена? На ней ясно написано: столик сегодня не обслуживается.

* * *

Появляется в своем рабочем кабинете Брежнев. Хмурый и злой. Явно не выспался. Нажимает на кнопку. В кабинете появляется помощник Александров.

— Что случилось, Леонид Ильич?

— Безобразие, знаешь ли… Что-то надо с центральным телевидением предпринимать.

— А что такое? Там, вроде, ваш друг, Лапин.

— Друг-то друг, но по его вине за всю ночь глаз не сомкнул.

Александров угодливо восклицает:

— Безобразие!

— Я тоже так считаю.

Александров осторожно интересуется:

— Ночью, наверное, фильм ужасов показывали?

— Да нет. Всю ночь эротику транслировали. Ночью страна (и я с ней) должна спать… Передай Лапину, чтобы жесткую эротику показывали не ночью, а в середине дня.

* * *

Андропов, славившийся особой любовью к охоте, стоит ранним утром на берегу озера, в зарослях камыша. Рядом — Черненко.

Андропов цыкает:

— Осторожно! Здесь могут быть утки.

— Ну и что? — удивляется Черненко. — Боюсь, думаешь, каких-то уток? Ничуть! Я даже ружье не стал перезаряжать.

* * *

Сергей Хрущев, сын Никиты Сергеевича, малец необыкновенно шустрый. Он сидит на уроке биологии. Учительница объясняет классу:

— Смотрите, окунаю червячка в банку с водой и ничего. Червячок энергичнее прежнего. А сейчас я окуну того же червячка в банку со спиртом. И что мы видим? Червячок погибает. Отсюда вывод?

Сергей Хрущев первым поднимает руку.

— Слушаю, Сереженька, внимательно слушаю.

— Козе понятно: чистый спирт надо пить, а не суррогаты всякие. Тогда внутри нас вся зараза подохнет.

Учительница спрашивает:

— Откуда, Сереженька, знаешь?

— Папанька мой так считает.

* * *

В семидесятые годы прошлого века советские интернационалисты распевали на кухнях:

— Куба, отдай наш хлеб!

Куба, возьми свой сахар!

Куба, Никиты давно уже нет!

Куба, пошла ты на хер!

* * *

Одно время существовали в регионах СССР Советы Народного Хозяйство, а коротко — СНХ. И советские люди скорехонько по-своему расшифровали аббревиатуру: СНХ — Стране Нужен Хозяин; и обратно — Хрущев Никита Сергеевич.

* * *

Такая вот эпиграмма…

Ничего уж нет опасней

Леньки Брежнева у власти:

Как бровищи он сведет,

Так в ГУЛАГ придет черед.

* * *

Ленин с Горьким целуются, страстно целуются. Потом Ленин говорит:

— Какой дурак назвал тебя горьким, сладенький ты мой!

* * *

После ливанской войны сирийский военный министр обратился к своему советскому коллеге Устинову, чтобы тот поставил для противовоздушной обороны новое вооружение.

Устинов несказанно удивился.

— Но мы и так поставили вам много ракет типа «земля — воздух»!

— Это верно. Но не сможете ли еще поставить нам и ракеты типа «земля — самолет»?

* * *

Один из лидеров России хвастается, выступая перд западными журналистами:

— Россияне — народ рукастый. Любой придорожный булыжник запросто отшлифует до блеска.

Журналист хмыкает.

— Экая невидаль…

— Кстати, мы и не только по этой части мастера.

— И… по какой ещё?

— Любой бриллиант легко превращаем в придорожную пыль.

* * *

Президент США и советский генсек посетили «АВТОВАЗ» — гордость советского автопрома.

— Ну… как? — спросил Брежнев у заморского гостя.

— Все нормально, друг, — гость замялся и, почесав в затылке, деликатно, чтобы не обидеть хозяина, добавил, — машина слишком громко рычит.

А сегодня…

Кремлевский кабинет. «На ковер» вызван генеральный директор завода.

Брежнев с порога встречает его криком.

— Почему строишь машины, по-звериному рычащие?!

— Многоуважаемый Леонид Ильич, — мягко поясняет директор, — машины наши хороши…

Генсек, прервав, ядовито замечает:

— Настолько «хороши», что своим рёвом до смерти пугают иностранцев.

— Не всех, Леонид Ильич, не всех.

— То есть?

— Да, рычат… Но это естественная реакция всего советского на проклятых классово чуждых империалистов.

* * *

Дальнее Подмосковье. Озаботившись нехваткой продовольствия в стране, приехал Хрущев. Придирчиво осмотрев фермы, поля и луга, перед отъездом в райкоме КПСС проводит совещание животноводов. На трибуне — районный «маяк», значит, передовик сельскохозяйственного производства, лучшая в районе доярка. По бумажке старательно зачитывает кем-то сочиненный заранее текст:

— В ответ на призыв родной партии и любезного всем нам правительства я встала на трудовую вахту, приняла повышенные социалистические обязательства и…

— Марфа Даниловна, — Никита Сергеевич, впечатлившись рапортом труженицы села, остановил рассказ, — результаты твои прекрасные, но не смогла бы ты, за счет внутренних резервов, добиться удоев от каждой коровы в две тыщи литров?

— Смогу! — по-пионерски бодро, совсем не раздумывая, ответила доярка.

— Ну, а три тыщи? Вытянешь, Марфа Даниловна?

— Если постараюсь, то смогу, Никита Сергеевич.

— Ну, а четыре тыщи?

— Ну… Если рискнуть, то смогу и четыре тыщи.

Хрущев, придя в полный восторг, решил пойти до конца

— А пять, пять тысяч!

— И пять тысяч смогу надоить…

Хрущев прервал Марфу Даниловну. Он вскочил со стула и замахал руками.

— Видите, товарищи, видите, каков потенциал у советских тружениц села! Им — любые планы по плечу! Создай советским людям соответствующие условия — и они горы своротят.

— Никита Сергеевич…

— Что-то еще, умница ты этакая, хочешь сказать?

— Смогу, понятное дело, и пять тысяч литров надоить, если надо партии и правительству, только…

Доярка замялась.

Хрущев подумал, что колхозница смущается. Поэтому поощрительно сказал:

— Ну-ну, не скромничай. Выкладывай, что еще у тебя?

— Никита Сергеевич, я надою и больше, но… Боюсь, что это будет уже не молоко, а вода голимая.

Армейские байки

1. Настоящий полковник

Полковник Митрошкин, для которого честь русского офицера превыше всего, на редкость честен, поэтому среди дружков закадычных слывет рубахой-парнем, а среди подчиненных — крутым отцом-командиром. Я, говорит он, — не дипломат и, говорит, всяким там подтанцовкам либо расшаркиваниям не обучен; я, говорит, — обычный русский вояка, пропитанный огнем и порохом, и потому, добавляет, рублю матку-правду в глаза.

В самом деле, Митрошкин блюдёт офицерскую честь как ничто другое, блюдёт даже в мелочах, блюдёт до того, что корпусной генерал обычно при встрече похохатывает и снисходительно похлопывает по широченной спине. Быть тебе, говорит, генералом, если, добавляет, опять же похохатывая, меня переживешь.

— Как, переживешь? — спрашивает ласково полковника.

Тот вытягивается в струнку, так вытягивается, что даже начавшее расти брюшко куда-то пропадает, а лысина на затылке запотевает и от того на солнце начинает поблескивать.

— Никак нет! — гаркает Митрошкин и добавляет. — Ваша жизнь, товарищ генерал, вечна и для российской армии бесценна.

Командир корпуса тычет жирным кулаком в то место, где только что у командира бригады был животик, и ласково говорит:

— Так держать!

Ну, он так и держит уже несколько лет подчиненное ему воинство. Воспитывает во всяком исполнительность. Крут, конечно, иногда, но в российской армии без требовательности — никуда.

Вот и сегодня… Вышел по утру на крыльцо штаба бригады, потянулся до хруста в мощных суставах, оглянулся и что видит? А непорядок видит. И по гарнизону несется его оглушающий рык:

— Где эта рыжая харя?! Сюда его!

И не надо лишних слов: все знают, о ком речь. Через минуту перед ним столбом вырастает «начхоз», то есть заместитель по этой вот самой части. Объяснений для него не требуется: знает загодя, что будет жарко, а потому загодя вытащил носовой платок.

Полковник долго и пристально смотрит на трепещущего майора, до того долго, что у виновника члены начинают затекать. Невмоготу уже, но крепится и молчит, потому как не хочет раздражать командира — себе дороже.

Наконец, полковник цедит сквозь плотно сжатые зубы:

— Почему, моченая рожа, приказание не исполнил, а? — Пугающе ласков Митрошкин. Лучше бы, по мнению, «начхоза», — сразу и в рожу. Куда было б определеннее, а то стой тут дурак дураком и соображай (этим, кстати говоря, заниматься для майора смерти подобно), ищи причину командирского гнева. Полковник широким жестом обводит газоны, что справа и слева от штабного крыльца. — Ты почему, подлая морда, до сих пор не покрасил? Сегодня — пятница, а в понедельник — из округа прибудет инспекторская проверка. Чуешь?

— Так точно, товарищ полковник! Отлично чую!

— Не я ли тебе говорил, что прибывающий генерал терпеть не может несвежих газонов?

— Так точно, говорили!

— Ну и?..

— Я, товарищ полковник…