Бесплатный фрагмент - Брежнев и я

Валерий Анатольевич Голиков

Брежнев и Я

Пролог

Здравствуйте дамы и господа, товарищи! Приветствую тебя, мойдорогой читатель! Меня зову Сергей Николаевич Песков. В своё время мне выпала честь работать пресс-секретарём Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева (16. 12. 1906 — 10. 11. 1982гг). И вот по прошествии некоторого времени, после того, как Леонид Ильич навсегда оставил этот мир, я решил засесть за мемуары и постараться воздать должное этому выдающемуся человеку. Описать те интересные и в тоже время мало известные широким массам граждан нашей страны события в которых принимал участие Леонид Ильич и свидетелем которых мне довелось быть. Описать изнутри, так сказать, некоторые моменты из истории нашей великой страны в коих, несомненно, оставил свой неизгладимый след этот замечательный человек. Постараться показать личность Генерального Секретаря ЦК КПСС Леонида Ильича Брежнева, так сказать, с другой стороны. Показать не того, официального человека, которого люди моего поколения привыкли видеть с экрана своего телевизора. Или с портретов, коими была усеяна вся наша страна, с которых он взирал на нас требовательно но в тоже время и с отеческой любовью. А другого… каким его знали только близкие и доверенные люди. К коим себя отношу и я. Прошу меня строго не судить за изложение моего текста, если он вам покажется корявым. Ведь я не писатель, а скорее просто чиновник который, вот, взялся за перо чтобы дать миру более близко познакомиться с личностью этого выдающегося человека.

Для более удобного изложения, для меня, материала и чтобы наиболее полно раскрыть в моём рассказе весь масштаб и всю глубину личности Леонида Ильича я буду, иногда, писать от первого лица. А иногда от третьего лица. То есть писать так, как писал бы другой человек, который наблюдал бы всю мою историю со стороны. Так что простите мне этот мой литературный «винегрет» или «оливье»… ну, кому что больше по вкусу. Иногда вам может быть покажется, что я несу пургу… Потому что то, что мною будет изложено в этом материале совсем не соответствует устоявшимся у нас историческим фактам. Но что было — то было. И с этим трудно спорить. И так, с чего началось наше знакомство…

Повесть о выдающемся человеке

Глава I

Первый сон Леонида Ильича

Шла сорок вторая минута большого правительственного концерта в Большом театре, по случаю очередного дня рождения Леонида Ильича. Зал был, что называется, забит «под завязку» всякими высокими и большими государственными чиновниками и военными чинами. От такого изобилия бриллиантов, коими украсили себя жёны партийных и советских чиновников, рябило в глазах и сносило крышу. Но Брежневу до этого не было никакого дела. Ему, по-моему, уже вообще не было никакого дела ни до чего. В свои годы он уже утратил былую прыть. И сейчас просто доживал отпущенное ему богом время. Леонид Ильич мирно дремал, посапывая, удобно устроившись в своём кресле, в правительственной ложе. А на сцене, в это время, соловьём заливался Кобзон. Кобзон прекрасно понимал, что на таких концертах надо выкладываться не то что на сто процентов, а на все двести. Ведь если генсеку не понравится твоё исполнение… тогда прощай кремлёвский паёк и возможность давать «левые» концерты. Песня Кобзона, как колыбельная матери, укачала Леонида Ильича. И во сне он оказался в своих детских воспоминаниях: вот он удит рыбу в какой-то речушке. Вот стреляет из рогатки в голубей. Вот… но тут до его сознания стал доходить какой то шум. Шум мешал ему спать. И он стал от этого шума просыпаться, приходить в себя… И тут до него дошло, что это щёлканье пальцев у него над ухом. Кобзон закончил своё выступление. В зале раздались бурные аплодисменты. И я решил, таким вот образом, привести Брежнева в бодрое состояние. Законно предположив, что он захочет поблагодарить певца за его выступление, поаплодировав ему. Всё, Брежнев полностью проснулся, вспомнил, где он находится и взял ситуацию под контроль.

— Хорошо Кобзон поёт. Надо будет ему заслуженного дать, — утомлённо произнёс Брежнев. Но хлопать не стал.

— А вы ему уже дали народного, Леонид Ильич, — несмело произнёс я.

Хотя Брежнев и сидел ко мне боком я всё равно увидел, как лицо генсека, даже несколько испуганно, напряглось и он всем своим черепом постарался его повернуть в мою сторону. Зная Брежнева, видя его на последних его портретах, я понимал, что шеи у него уже нет. И его голова покоится прямо на его плечах. И в эту минуту я понимал, как непросто ему справиться с этим делом, посмотреть в мою сторону. Но вот, всё же, ему это удалось. И вытаращив на меня глаза он с удивлением произнёс:

— А ты кто?

— Я, Леонид Ильич, ваш новый пресс-секретарь, — чуть ли не заикаясь произнёс я.

— А где тот… старый? — недоумённо произнёс Брежнев.

— А этот… тот… так это, скорая его увезла, — самообладание стало возвращаться ко мне. И я уже продолжал всё более уверенно и уверенно, — вот, прямо тут, на концерте, когда Кобзон пел, ему и стало плохо. Прямо тут на пол, со стула, и упал. Ну, охрана его и унесла. А потом скорая его в больницу увезла.

— Да? А что с ним? — было видно, что эта неожиданная для него новость захватила его больше чем фигура неизвестного человека, вдруг появившегося подле него.

— Врачи ещё, пока, точно не знают, Леонид Ильич, — продолжил я уже почти освоившись в ситуации, — говорят одно из двух: или инсульт или инфаркт. Предполагают, что это может быть от переутомления. Ведь он уже в возрасте был, на пенсии. А всё, вот, работал.

— Да, — как бы окунаясь в свои мысли, немного помолчав, продолжил Брежнев, — наше поколение без работы, без дела болтаться не может.

— А я полагаю, Леонид Ильич, — уже окончательно осмелев но с сыновьем почтением в голосе продолжил я, — раз ты достойное поколение воспитал, раз тебе государство дало пенсию… так имеешь полное право на отдых, — но тут я осёкся. Я вдруг понял, что уж слишком разговорился… А вдруг я что-то не то сказал? И мне стало как-то не хорошо и даже жалко себя.

— Да… — произнёс Брежнев глядя куда-то мимо меня и разговаривая как бы с самим собою, — все имеют право на отдых. Только я не имею. А иногда вот думаю: «Взять бы да и уйти»…

— Что вы, Леонид Ильич, — тут же нашёлся я что ответить, — вам нельзя. Вы наше знамя!

Честно сказать это были не мои мысли. Это я где-то прочил, что мол Брежнев это «знамя нашей эпохи». И вот пригодилось. А Брежнев, после произнесённых мною последних слов, на несколько секунд задумался, глядя куда-то мимо мня и произнёс, как бы пытаясь осмыслить сказанные мною слова:

— Да… знамя, — а потом пристально взглянув на меня спросил, — как звать?

— Сергей, Сергей Николаевич Песков, — представился я. И тут, вдруг, проникнув всей торжественностью и ответственностью этого момента, почему-то, добавил обращаясь к Брежневу, — Владимир Ильич.

И тут земля ушла у меня из под моих ног. Голова наполнилась, как пелось в одной популярной песне, «сиреневым туманом». И я куда-то там кубарем понёсся. И я прекрасно понимал, что теперь на своей карьере я могу поставить жирный крест. И это в лучшем случае. А то ведь за такую шутку над Генеральным Секретарём могут и расстрелять. «А что будет с семьей с детьми??? Вот дурак!!! Дурак!!!» — жгло в сердце и стреляло в голове. И только где-то в глубине сознания продолжал оставаться слабый огонёк надежды который твердил одно и тоже: «Извиняйся, извиняйся, извиняйся!» Не знаю, как у меня это получилось но призвав на помощь всё своё мужество я затараторил:

— Ой, простите, простите, Леонид Ильич. Не знаю, как так получилось.

— Ни чё, ни чё, — спокойно обронил Брежнев, — ну, я думаю: «Сработаемся, Сергей».

— Обязательно сработаемся, Леонид Ильич! Приложу для этого все усилия. Я вас не подведу, Леонид Ильич! — «Прощён! Помилован! Прощён! Помилован!» — опять стреляло у меня в голове. И почему-то в эту минуту очень хотелось встать и расцеловать его в обе щеки. И по-сыновьи прижаться к его груди.

Закончив, так сказать церемонию знакомства со мной, Брежнев опять вернул свою голову в прежнее состояние и продолжил смотреть концерт. Вот на сцену вышла уже знакомая ему пара ведущих. Это были Ангелина Вовк и Евгений Меньшов. Вовк первая стала объявлять следующий номер программы:

— А сейчас перед вами выступит народная артистка Советского Союза Людмила Зыкина. Она исполнит марсианскую народную песню: Кр-крю дю-дак блюм-трук ме-ме-шо оз-чу уч-ку-дук ар-ку ми-мя-мо оз-ач.

— Что в переводе с марсианского, — продолжил уже Меньшов, видать в эту минуту думая о чём-то своём, — тому ли я дала?

Вовк пришла в полнейший ужас от того, что сейчас нёс Меньшов. Но всё же смогла взять себя в руки и не убежать со сцены от стыда за срыв правительственного концерта. Она, продолжая улыбаться, правым локтём руки резко дала Меньшову в бок. Меньшов тоже всё понял. Он облажался! Но он был хорошим актёром. Не подав виду, более твёрдым и громким голосом он произнёс:

— «Я обезоружена», так в переводе с марсианского переводится эта песня.

— Над переводом песни, — продолжила уже Вовк, –целый год трудились лучшие умы академии наук Советского Союза.

После чего пара приготовилась уйти со сцены. Меньшов на пол шага отступил внутрь сцены, тем самым показывая, что он пропускает даму в перёд.

А в это время Брежнев прослушав анонс выступления в недоумении спросил у меня:

— Я не понял, чья песня?

— Марсианская, Леонид Ильич, — подобострастно ответил Песков.

— У нас что?.. своих песен мало? — раздражённо продолжил Брежнев.

— Вот я тоже не понимаю, Леонид Ильич, у нас столько своих хороших песен. А они зачем-то иностранные исполняют. Ну прямо безобразие какое-то! — Песков уловил нужное направление темы и оседлал её.

— Теперь я понимаю на что народные деньги уходят, — не унимался Брежнев, — надо будет в академию наук партийную комиссию отправить. Пусть разберутся.

— Абсолютно правильно, Леонид Ильич, вы очень мудро заметили: зачем нам эти иностранные песни когда у нас своих прекрасных хватает! — Песков начинал понимать, что сегодня его день.

И вот на сцену грациозно неся своё статное тело вышла Зыкина.

— А Зыкина-то, Зыкина… — разглядывая певицу в армейский бинокль заговорил Брежнев с теплотой в голосе, — а?.. персик! Ты как, Серёга, не отказался бы?..

Песков был поставлен в тупик таким вопросом. С одной стороны он прекрасно понимал, что когда мужчины говорят на такие вот интимные темы это их сближает… Но вот на сколько, в этой ситуации, можно сблизится с генсеком?.. Он не представлял себе. «А может это он меня проверяет на моралеустойчивость? — подумалось ему, — смотри Серёга! Ляпнешь что-то не то и вылетишь в два счёта, как миленький».

— Да… я женат, Леонид Ильич, — неуверенно сказал он.

— И я тоже, — и как показалось Пескову, с грустью, ответил генсек.

Вот по бокам, в шаге от Зыкиной, заняли свои места баянисты. Они дали небольшое, жалобное вступление и Зыкина запела своим очаровательным голосом. В ладони своей правой руки она, за кончик, недалеко от своей выдающейся груди, держала белый платочек и красиво помахивала им в такт мелодии. «Как будто кому-то сигналы подаёт». — В этот момент подумалось Пескову.

Я обезоружена, я обезоружена.

Я обезоружена и ты очень нужен мне

Я обезоружена, я обезоружена.

Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.

Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.

Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.

Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.

Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.

Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Я обезоружена, я обезоружена.

Я обезоружена и ты очень нужен мне.

Глава II

Второй сон Леонида Ильича

После нескольких плавных, напевных аккордов баянов мозг Брежнева расслабился. А томный голос народной певицы и такие ясные, простые человеческие слова окончательно добили его. И Брежнева снова потянуло в сон. Он осоловел. Веки отяжелели и повинуясь законам гравитации закрыли его глаза. Всё было как тогда, давным-давно. Тысячу лет назад. Когда его вот также убаюкивала в люльке мать. А Зыкина всё продолжала и продолжала петь свою томную, полную секса песню. И посылать, кому-то, свои приветы, а может быть и определённые сигналы, своим белым платочком. А может быть, даже и самому Леониду Ильичу.

И опять в мозге Брежнева стала разворачиваться удивительная, прекрасная картина. Он увидел себя под высокой, кудрявой берёзой. Лето. Он увидел себя несколько помолодевшим. И он обнимал, прижимал к себе женщину. И да! Это была она! Это была Людмила Зыкина. Это была его Людочка! На ней было какое-то красивое платье, сшитое по народным мотивам. А её талию обрамлял офицерский ремень белого цвета. На ремне же висела кобура из которой торчала рукоятка пистолета. Вот только по рукоятке он всё ни как, как не силился, не мог разобрать марку пистолета. То ли это был ТТ то ли Макаров?.. И вот он нежно прикасается своими губами к её губам. При этом он ясно чувствует жар её дыхания. И в следующую минуту их губы сливаются в страстном поцелуе. Дальше — больше. Он снимает свою руку с тали Людочки и опускает ладонь на её ягодицу. Зыкина не прерывая поцелуя, с уважением, водворяет его ладонь на прежнее место. Это его заводит. Через несколько секунд он повторяет свой манёвр. И опять то же самое. Кажется Зыкина неприступна. Но вот он идёт на военную хитрость. Он открывает кобуру, которая висит на её офицерском ремне, достаёт из неё пистолет… и тут он, к своему удивлению, ясно видит, что это револьвер системы «Наган!» Но это для него уже не столь важно. Это для него сейчас не самое главное. Главное это Людочка и её такая шикарная, пышная, аппетитная попка. В которой утопают его пальцы стоит ему лишь к ней прикоснуться. И вот он швыряет этот «грёбаный» револьвер, куда-то там, в высокую траву. И вот теперь он уже уверенно кладёт свою ладонь на её ягодицу и со всей страстью впивается в неё всеми своими алчными пальцами. От чего Зыкина, не прерывая поцелуя, слегка, наигранно, взвизгнула и ещё сильнее прижалась к нему. При этом своею правой ножкой обвив его левую ногу.

А он… а он же всё сильнее и сильнее, всё глубже и глубже запускает свои пальцы в её тело. И вот он уже… Но в это время он опять слышит

какой-то противный шум около его правого уха. Видение постепенно начинает растворятся. И он больше не видит ни себя ни Людочки. А треск возле уха становится всё сильнее и сильнее… И вот, наконец, он приходит в себя. Ему требуется некоторое усилие чтобы открыть глаза. Это опять Песков своим нехитрым приёмом вывел Брежнева из коматозного состояния и привёл его в чувства.

Брежнев понимает что произошло. И если честно сказать то ему очень обидно, что с ним, вот уже несколько лет, в последнее время, происходит одна и та же картина. Приезжает в концерт, хочет послушать хорошую, любимую им музыку. Посмотреть на любимых им артистов… и засыпает. Его постоянно клонит в сон, стоит только ему поудобнее устроится в кресле и начать слушать концерт.

Но сегодня от этого ему не по себе. Раньше, при прежнем пресс-секретаре, он не стеснялся этого. А сегодня, перед новым, ему не хотелось выглядеть полной развалиной. И он решил показать этому щеглу, что он полностью в порядке и держит ситуацию под контролем.

— Хорошая песня, — пробормотал он. Челюсти почему-то не слушались его, — политически грамотная. Вот даже марсиане понимают, что надо разоружаться! А вот американцы не понимают!

— Да, Леонид Ильич, хорошая песня. Абсолютно правильно вы заметили: очень актуальная. Побольше бы таких песен. А американцы, ну прямо дебилы какие-то, что не хотят разоружаться, — снова оседлал тему Песков.

— Ну зачем ты так, — уже полностью придя в себя продолжил беседу Брежнев, — всё-таки наши партнёры. Только от наших двух стран зависит мир во всём мире.

— Понял, Леонид Ильич, учту на будущее, — в душе Песков сетовал на себя, что не научился ещё читать мысли генсека, как он уже читает мысли своей жены и тёщи.

И вот уже снова на сцену вышли ведущие сегодняшние концерта. Публика конечно же обратила внимание на смену в составе этого коллектива. Теперь вместе с Ангелиной Вовк стоял сдержанно улыбаясь, довольный Игорь Кирилов.

— А где тот?.. — обронил Брежнев, рассматривая ведущих в армейский бинокль.

— Не знаю, Леонид Ильич, — ответил в замешательстве Песков, не

понимая о чём идёт речь, — может инфаркт или инсульт…

Вовк набрала воздуха в лёгкие и…

— А сейчас перед вами выступит большой детский хор всесоюзного радио и центрального телевидения.

— Они исполнят песню родившуюся в годы гражданской войны, —

продолжил Кирилов, — песня о Щорсе.

— Но нашему народу, — тут Вовк взяла несколько поучительный тон, — она больше известна как «Шёл отряд по берегу…» После чего пара оставила сцену.

После того, как пара удалилась, на сцену гурьбой высыпали мальчишки и девчонки. Они быстро, организованно заняли приготовленные для них помосты, каждый занял заранее отведённое для него место. И после того, как руководитель хора оглядел их начальственным взором, успокоились и приготовились исполнять. Руководитель хора и дирижёр оркестра переглянулись между собой. После чего дирижёр взмахнул палочкой и заиграло вступление. Дойдя до нужного места детвора вступила:

Шёл отряд по берегу,

Шёл из далека…

Леониду Ильичу нравилась эта песня. Хоть он и не был участником гражданской войны… песня вызывала в нём тёплые чувства о его детстве и молодости. Когда он с товарищами по классу пел её на уроках пения. А потом на субботниках с такими же как и он парнями и девчатами. Песня его как-то тепло обволокла, потом мягко закутала в одеяло под названием сон. И вот его уже поволокло, понесло по волнам его памяти. А потом его мозг вдруг неожиданно бросило в океан бушующих событий и страстей под названием «Гражданская война». В самое её пекло.

Глава III

Третий сон Леонида Ильича

Леонид Ильич увидел себя помолодевшим на лихом, гнедом жеребце, подаренным ему лично Карл Марксом, который лихо нёс его на себе прямо в гущу неприятеля. Да, это был бой! Кровавый и беспощадный. И он каким-то там чувством понимал, что ему в этом бою отведена решающая роль. Он молод и полон боевого задора, физических сил. И он решает не жалеть себя ради дела революции. И ещё он прекрасно знает, что за битвой, в бинокль, наблюдает Ленин из Кремля. И ему нельзя осрамиться. Вот он, вместе с конём, врезается в самую гущу вражеского войска. В его левой руке поводья. В правой сабля подаренная самим Будённым. Вот он взмахнул саблей, наотмашь, и со всей силы рубанул по правому флагу неприятеля. От его удара, на его глазах, неприятельское войско растворилось в воздухе. Затем он лихо перебрасывает саблю из правой руки в левую и одновременно поводья из левой руки в правую. И вот уже он левой рукой рубит басмачей в чалмах с левого бока. Те, с душераздирающими криками и воплями: «Салам алейкум», — штабелями ложатся у ног его коня.

Но одному из них всё-таки удалось уцелеть. И он спасается от него бегством. Но не из того теста сделаны большевики чтобы от них можно было вот так запросто удрать. Леонид Ильич начинает погоню. И он всё пытается вспомнить: «Где же я раньше видел лицо этого басмача?» Он даже, откуда-то, знает, как зовут этого басмача: Рашидов. Но вот где он раньше видел его он всё ни как вспомнить не может…

И вдруг басмач оборачивается и бросает в него гранату. Раздаётся неслышный взрыв. Осколки гранаты убивает под ним коня. И он кубарем, куда-то там, катится. Оглядевшись он видит возле себя пулемёт «Максим» и бросается к нему. Лента заправлена… «Врёшь, не уйдёшь», — говорит он себе. Наводит мушку на убегающего басмача и давит на гашетку. Но пули летят, почему-то, всё мимо и мимо. И вдруг неожиданно заклинило лену. Это на долю секунды обескуражило его. Но не из того теста сделаны большевики чтобы не найти нужного решения в любой ситуации. Оглядевшись вокруг он видит в паре метров, от себя, артиллерийское орудие, трёхдюймовку. И бросается к нему. «Молодец товарищ Брежнев, хорошо воюет, — слышит он, как кому-то в кремле говорит Ленин, — надо будет ему народного дать!» — Это его ещё больше воодушевляет. Подлетая к орудию он кричит кому-то, то ли в сторону, то ли за спину: «Снаряд, снаряд»! — «Вот, Леонид Ильич, возьмите пожалуйста». — Он оборачивается и видит перед собою маршала Жукова в полном парадном облачении. «Я сделал всё, как мне было рекомендовано, — произнёс маршал голосом его отца, — вставил ваше имя в свои мемуары. Ну, типа: я приезжал чтобы посоветоваться с вами на счёт взятия Берлина. Но мне сказали, что вас нет на месте. Вот так мы с вами и разминулись, и не встретились за всё время войны ни разу. Хотя моя разведка мне докладывала, что в это время вы парились в бане с бабами». — И вдруг Жуков запел: «Малая земля. Священная земля». (Это детский хор на сцене уже исполнял другую песню. Но Песков решил не будить Брежнева. Ему стало жалко прерывать сон этого утомлённого жизнью человека. «Пусть солдаты немного поспят». — Вспомнилась Пескову строчка из какой-то песни когда он смотрел на мирно отдыхающего Генерального Секретаря).

…Он выхватил снаряд из рук Жукова, загнал его в орудие и… и было хотел уже произвести выстрел, как почувствовал что его кто-то хлопает по плечу. Он обернулся и увидел вместо Жукова огромного паука с лицом Черненко. И вдруг паук набросился на него и крепко схватил его в свои объятия. А потом стал окутывать его своей мерзкой, липучей паутиной. Когда же паук закончил своё дело он обратился к нему с предложением:

— Тут, Леонид Ильич, такое дело… придётся тебе со мной в игру сыграть. Три мои загадки отгадать. И если хоть одну не отгадаешь я из тебя всю твою большевистскую кровь выпью. Согласия твоего не спрашиваю, оно мне на хрен не нужно. Так слушай же первую загадку: что на свете всего дороже?

И вдруг он услышал, как из кремля Ленин кричит ему отгадку: «Партия, Партия всего дороже!» — «Партия всего дороже!» — уверенно он отвечает пауку. А паук ему в ответ: «Не угадал ты, Лёня. Товарищ Сталин всего дороже!» — И вот уже паук, с ехидной улыбкой, собирается вонзить свои зубья в его плоть. И он приготовился к мученической смерти, как вдруг… его сознание стало улавливать какой-то треск который шёл ему прямо в ухо. И от этого треска он стал медленно приходить в себя, просыпаться. Паук, со своими страшными зубами, стал растворяться в воздухе. И вот уже окончательно испарился из мозга Брежнева. Леонид Ильич догадывается, что это за треск. Это опять его новый пресс-секретарь, таким вот образом, приводит его в чувство, в надлежащее состояние. В котором он в принципе и должен находится на таком важном правительственном мероприятие, как концерт в его честь. С одной стороны он сожалеет, что ему не удалось досмотреть сон до конца. А с другой он понимал, что пресс-секретарь спас его, своим щёлканьем ему в ухо, от верной смерти.

«Уволю су#у», — пронеслось ещё в сонном мозгу Брежнева. Но уже в следующую секунду он подумал, что не прав: «У пацана работа такая». — Но он также понимал, что из сложившейся ситуации надо выходить достойно: «Нельзя чтобы обо мне подумали, что я развалина какая-то».

— Хорошая песня, — еле двигая челюстями, стараясь придать бодрости своему голосу, пробормотал Брежнев, — историческая.

— Да, Леонид Ильич, — тут же подхватил Песков, — самая что ни на есть историческая.

Вот только он не знал какую именно песню генсек имеет в виду: про Щорса или про Малую землю. Но побоялся у Брежнева уточнить.

А тем временем концерт шёл своим чередом. Опять на сцену выплыла эта очаровательная пара: Ангелина Вовк и Игорь Кирилов.

— А сейчас, уважаемые товарищи, большой детский хор всесоюзного радио и центрального телевидения исполнит шуточную песню, — объявила Вовк.

— Супермен. Так называется эта песня, — закончил Кирилов анонс cледующего номера. И пара грациозно удалилась со сцены.

У Брежнева удивлённо приподнялись брови и он спросил глядя на сцену, не повернувшись к Пескову, как будто пресс-секретарь висел в воздухе перед ним:

— Супер кто?.. Опять иностранная песня?

— Супермен, Леонид Ильич, — тут же поспешил Песков с уточняющим ответом, — песня наверное наша. Про иностранного автора ведущие ничего не объявили.

— И кто… или что это такое? Я такого слова не встречал у нас в русском языке, — продолжал раздражаться Леонид Ильич.

— Ну… это такой человек, Леонид Ильич, — пустился в объяснения Песков, при этом напрягая все силы своего мозга, чтобы доходчиво объяснить старому человеку этого современного героя, — он самый сильный, он самый смелый, он самый добрый, он самый благородный, он самый умный, он самый грамотный, он самый учтивый, он…

— Член партии? — перебил его Брежнев.

— Кто я?.. — Песков принял этот вопрос по свою душу, — да, Леонид Ильич, я с одна тысяча девять…

— Да не ты, а этот супер… который? — перебил его Брежнев.

Песков на какое-то мгновение завис. И в туже секунду ему показалось, что он, в вопросе генсека услышал, уловил и как бы желательный ответ для Леонида Ильича. Ведь действительно, не мог же такой человек не понадобиться партии. Партия обязательно обратила бы внимание на такого молодца. И всё же Песков понимал, что он не может пойти на обман Брежнева. Обмануть генсека это дело серьёзное. Не дай бог обман вскроется… Брежнев не простит такое. Ведь супермен, по сути дела, почти что сказочный персонаж. И вдруг всё так серьёзно… член партии. И в тоже время ему не хотелось расстраивать этого, такого симпатичного, старика. К которому он уже за пол часа так привык и, можно даже сказать, полюбил его сыновней любовью. «А… будь что будет», — решил Песков.

— Да, Леонид Ильич, — неуверенно произнёс Песков, — кажется да… Я уточню этот вопрос.

Глава IV

Не состоявшийся сон Леонида Ильича

И вот неспешно, плавно заиграла музыка. «То что надо, — подумалось Пескову, — ну, прямо колыбельная». Глядя на Брежнева ему подумалось, что если бы у Брежнева была бы шея… то его подбородок конечно же сейчас упёрся бы ему в грудь. А так голова Леонида Ильича прочно, монументально покоилась прямо на его плечах. И даже его массивные щёки свисая с его лица упирались сейчас в лацканы его пиджака. А если бы цвет лица не выдавал в фигуре Брежнева живого человека то его вполне можно было бы принять за памятник. А музыка всё продолжала и продолжала умиротворять всё вокруг себя. Брежнев засыпал. И вдруг… мелодия неожиданно оборвалась. Секундная пауза после которой мощно ударили барабаны. На прочь разорвав уютную тишину зала. А в след за ними ожил и весь оркестр, громко заиграв всеми своими инструментами. И дети, подхватив мелодию, звонко, весело и задорно запели.

И в эту секунду Пескову показалось, что от этого музыкального «взрыва», от всей этой какофонии звуков, от всего этого неожиданного действа, которое устроили на сцене оркестр и детский хор, Брежнева, даже, как-то подбросило в кресле. О возможности вздремнуть, под очередную песню, сейчас не было и речи. По всему виду Леонида Ильича было видно, что он, в сложившийся ситуации, не понимает что происходит! Дети (хор!) к тому же, пустились в пляс. Сцена забурлила!

В последнее время, на концертах, генсек чувствовал себя как в санатории, на сеансах психотерапии которые с ним проводил Чазов. А тут вдруг такое! По виду Брежнева Песков понял, что он не был готов к такому повороту дела. Брежнев удивлённо уставился на сцену с интересом наблюдая и слушая всё там происходящее. Он уже пришёл в себя. Он уже понял, что это не пожар и не война. Это, оказывается, теперь так исполняются детские песни. «Да, вот оно теперь какое наше новое поколение», — подумалось Леониду Ильичу. И в эту же секунду он понял, что совсем постарел…

Есть в Союзе такой человек,

В своих руках он крепко держит всё и всех!

Он супермен, супермен!

Он супермен? Да, он супермен!

Он правит народом, командует армией.

Он самый грамотный, он самый правильный!

Он супермен, супермен!

Он супермен? Да, он супермен!

Он строит вертикали и пишет послания.

А товарищ волк пусть на «ус мотает»!

Да, он супермен, супермен!

Он супермен? Да, он супермен!

Он всех нас любит, он наш надёжный щит.

А если что не так — то может и замочить!

Ведь он супермен! Супермен.

Ведь он супермен? Да, он наш супермен!

Он всего себя отдал стране нашей.

Он, как раб, на галерах пашет!

Он супермен, супермен!

Он супермен? Да, он супермен!

Лишь ему Господь свои тайны доверяет.

Кто в Рай попадёт теперь мы точно знаем!

Да он супермен! Супермен.