Бесплатный фрагмент - Большие различия

Юрий Ташкинов
Большие различия

Люминесцентный свет. Длинный коридор со множеством металлических дверей. Абсолютная стерильность — ни единого запаха. Тихо играла весёлая музыка, чтобы заглушить надоедливый рёв мотора.

— Капитан! Я тут внёс пару правок в отчёт, посмотрите!

— Отвянь! Занят сейчас!

— Но капитан, Вы же сами сказали срочно всё исправить.

— Серёж, перешли письмом на мой электронный адрес. Я скоро буду связываться с Аней.

Серёга с Игорьком заговорщически переглянулись, но подавили улыбку на лице. Серёга с пониманием сказал:

— Я перешлю… Извините, капитан! Ане привет! — он подмигнул и улыбнулся.

— Идите уже!

Не оглядываясь, вошёл в каюту. За спиной послышался хохот моих друзей. Хотя груз ответственности капитана корабля заставил меня отдалиться от них, но невидимая черта разделяла нас лишь в рабочих вопросах. Немного завидую парням: своих девушек они встретили здесь же, на корабле. Директивы запрещали служебные романы во время межгалактического перелёта, но мы закрывали глаза на небольшой отход от Устава в этом вопросе. Если станет известно об их связях (хотя от кого это станет известно, если мы все на корабле — единая команда?), то могут вписать строгий выговор. Но они могут каждый день прикасаться к своим любимым.

Каюта тесная, но я оценил и эти скромные преимущества должности капитана: небольшая, но своя комнатка. Один в комнате, другие спят по восемь человек в каюте на четырёхярусных кроватях. Свой душ, свой отдельный туалет.

Провёл рукой по сенсорной стене, и на ней появились цифры: обратный отсчёт показывал число секунд, оставшихся до долгожданной встречи.

«2:30»

Разделся до трусов.

«0:03»

«0:02»

«0:01»

Чёрное зеркало сенсорной стены ожило, и напротив меня возникло изображение. Знакомься. Белокурая кучерявая девушка, изображение которой заполнило всю стену — весь мой мир — это Аня. Правда, она красивая? Не смотри на неё так и слюни вытри с лица — красное бельё она надела для меня.

— Вася, привет! Я так рада тебя видеть!

Хорошо, что наши учёные придумали способ свёртывания пространства на микромасштабах: хотя бы электромагнитные волны можно передавать с минимальной задержкой. Ты оценил качество связи? Словно мы находимся рядом.

— Анюта! Ты сегодня такая красивая!

Надула губы:

— А что, обычно я не красивая?

— Конечно же, ты моя самая лучшая!

— А у тебя, Васька, пузо начало расти!

Опустил глаза — и правда, начал жирком заплывать. Раньше кубики пресса были. А теперь вместо них один шарик. Прикрылся стыдливо руками.

— Что, как капитаном стал, на ребят обязанности перекладываешь?

— С завтрашнего дня иду в спортзал!

— Чтобы сегодня же побывал на беговой дорожке!

— Ань, но я же занят.

— Это приказ. Вас же на флоте учат подчиняться приказам?

— Так точно, командор!

Аня много что мне рассказала, но я пропускал многие из её слов мимо ушей. Она эмоционально рассказала о новом рабочем проекте, о строгой начальнице, которая заставила переделать весь годовой отчёт, о лекарстве от рака и о новой причёске подруги Светки. Она успела десять раз расплакаться, не скрывая горя: о разбитой вазе, о соседе-пенсионере, который сломал ногу. С пяток раз она засмеялась. А я всё слушал и молча поедал её глазами.

Я тебе уже раскалывал, как мы познакомились?

Мы тогда исследовали недра Цифады, пятой от Лии планеты. Мы получили странный радиосигнал. Наши ребята расшифровали его, и пришли к выводу, что этот сигнал был послан с другой звёздной системы, представителями неизвестной для нас расы. Представляешь, жители Рессы — не единственные разумные существа во Вселенной, мы не одиноки! Где-то вдали есть другие жёлтые карлики, похожие на Лию, и вокруг них тоже вращаются планеты. Одна из них похожа на Рессу: голубая планета, на поверхности которой — жидкая вода.

Эйфория радости от предстоящего знакомства сменилась страхом встречи с чужими. А вдруг они слишком отличаются от нас? Вдруг на их планете разум получили тараканы или огромные медузы-людоеды? Вдруг их технологический уровень превосходит наш, и нас истребят. Как мы в своё время истребили и поработили аборигенов?

Но наше природное любопытство одолело страх контакта. Любопытство — главный двигатель прогресса рессян. Мы послали на чужую планету сигнал — и получили ответ на чистейшем русском международном языке! Чужие тоже знали русский, представляешь!

Затем была первая видеосвязь. В делегацию от Рессы взяли и меня — у меня же тогда не было этого капитанского пуза, я был статен и красив, улыбка на тридцать два зуба.

А со стороны землян в телемосте принимала участие Анна Коршунова. Оказалось, что земляне внешне были очень похожи на рессян. У нас были огромные культурные различия — но об этом почитай в заумных книгах культурологов. Я военный, меня мало интересуют чужие культурные традиции. Разве нет культурных различий между народами? Даже в каждой семье свои традиции, чуждые для всех окружающих. Но мы же как-то уживаемся.

Какова вероятность, что в двух разных участках мироздания появятся два вида, мало различимых друг от друга? Возможно ли, что они будут разговаривать на одном языке? Насколько вероятно, что убеждённый холостяк с первого взгляда влюбится в девушку, с которой его разделяет несчётное количество световых лет?

С первой встречи я не мог выбросить мысли о ней из головы.

Когда начали собирать экспедицию на Землю, я вызвался добровольцем.

Сеансы видеосвязи проводились каждый вечер. Мы передавали данные о нашей науке, и взамен получали их технологии. Но меня интересовало другое: я каждый вечер предлагал Ане пообщаться наедине, чтобы посторонние уши не слышали нашего разговора. Она долго сопротивлялась. Пыталась разговаривать со мной только в официальном тоне, но однажды она сдалась.

С тех пор мы каждый день с ней общаемся по приватной видеосвязи. Конечно, она лишь условно-приватная: каждое слово и каждый кадр записывается на сервер. Но я всё равно рад этим недолгим разговорам хотя бы в иллюзии уединения.

— Вась, ты меня любишь?

Каждый раз спрашивает. Знает же, что жить без неё не могу. Что поделаешь: женщины с Земли любят ушами.

— Да, милая! Люблю! Конечно люблю!

— А за что ты меня любишь? Мы же такие разные.

— Да, Ань, ты права. У нас противоположные характеры. Ты эмоциональная, разговорчивая. Я флегматик и предпочитаю молчать. Ты умная, а я всего лишь старый солдат, привыкший бороздить просторы космоса.

Аня улыбнулась, а я снова стыдливо прикрыл пузо. Нет, я не старею. Займусь спортом сегодня… нет, завтра, и снова буду красавчиком с кубиками пресса.

— Ань, мы как две частицы: положительно заряженный позитрон, который вращается вокруг отрицательно заряженного ядра -противоположные, но для создания атома нужно и то, и другое!

Аня хмурится. Неужели снова обидел её чем-то? Никогда не понимал женщин — только что всё было хорошо, а теперь снова обиделась. Я же не учёный, просто попытался развлечь её, видимо неудачная метафора получилась.

— Повтори, что ты сказал.

— Анечка, я люблю тебя.

— Нет, я не о том. Ты говоришь, что ядро атома заряжено отрицательно.

— Да, Ань! Это же знает и восьмиклассник: вокруг ядра вращаются положительно заряженные позитроны! Давай не будем о науке. Связь будет длиться не долго, неужели нам не чего обсудить важнее мелких частиц?

— Вась, какая же я дура! Какими же глупыми ослами оказались все мы, учёные двух сверхцивилизаций. Не догадались уточнить такую маленькую, но немаловажную деталь.

— Ань, ну что случилось. Я тебя не понимаю!

— Вась, у вас ядро заряжено отрицательно. Но на Земле ядро заряжено положительно. И вокруг него вращаются отрицательно заряженные электроны.

Аня расплакалась. Какая же она временами бывает дура, хоть и учёная! Даже мне, далёкому от науки человеку, известно, что ядро заряжено отрицательно.

— Ань, не плачь, ты чего. Ну пускай будет положительное ядро. Главное не расстраивайся. Я же не учёный, я иногда могу говорить всякие глупости, не подумав.

Улыбнулся, но она продолжала рыдать.

— Вась, ты и правда не понимаешь? При столкновении вещества и антивещества происходит аннигиляция!

— Ты такие умные слова говоришь. Что это?

Она переслала мне ссылку на видео. Две частицы летят друг навстречу другу, и при столкновении превращаются в свет.

— Вась, как только ваш корабль выйдет из гиперпространства, всё взорвётся, при первом же контакте с обычным веществом. Передай срочно эту информацию вашим учёным.

Она плакала, а я смотрел в одну точку, пытаясь переварить полученную информацию.

— Это значит, что мы никогда не сможем…

— Не говори этого! Не заканчивай эту фразу. Если ты не скажешь этого в слух, можно делать вид и дальше. Что всё хорошо. Вася, я тебя так люблю. Обязательно передай информацию учёным. Не забудь. Время связи подходит к концу. Но давай завтра снова созвонимся. Ты же мне позвонишь?

— Да. Ань. Я тебя люблю.

— И я тебя. Пока.

Экран погас.

***

Я молча ещё раз перечитывал присланный отчёт.

— Ну что там? — спросил Серёга.

— Учёные всё подтвердили. Мы не сможем посетить Землю.

Я разрыдался. Я не стеснялся в этот момент перед ребятами. Мы были знакомы много лет, ещё с кадетской школы. Они не стали утешать меня — разве можно утешить в такой ситуации! Игорёк молча подлил коньяка.

— Представьте, ребята! — язык Игоря жутко заплетался от выпитого алкоголя. — А если раньше было два огромных человека: женщина из вещества, и антимужчина, из антивещества. И в результате их поцелуя и зародилась Вселенная? Лишь только их губы соприкоснулись, раздался Большой Взрыв. Оба превратились в поток света. Где была её губная помада, позже образовались обычные звёзды, а где его шершавые губы — там скопилась антиматерия. В разных частях вселенной.

— Хорошо, хоть не сказал, что в результате их полового акта возник наш мир!

Ребята захохотали над новой шуткой. Спасибо им, пытаются меня поддерживать.

— Ребята, я к себе в каюту. Скоро новая связь.

Забрал бутылку с остатками горького напитка к себе в каюту.

Провёл рукой по сенсорной стене. Появилась надпись: «До следующего сеанса связи осталось 375 секунд».

Ещё один дубль

Бывало ли у вас хоть раз дежавю? У многих из нас жизнь однообразна. Открываешь глаза на одной и той же кровати, завариваешь привычный сорт кофе и жаришь яичницу. Контрастный душ. Битком набитый автобус. Сотый раз за месяц тот же самый бессмысленный отчёт, который займёт место на пыльной полке. Вечером — знакомая телепередача, которая идёт уже несколько лет.

Но я сейчас не об этом. Ты подходишь знакомиться с незнакомой девушкой, что-то рассказываешь ей, она остроумно отвечает. Но у тебя вдруг возникает ощущение, что этот разговор уже не первый. Ты уже разговаривал с ней: не с похожей девчонкой, а именно с ней — ведь знаешь заранее, что она ответит, знаешь и то, что дальше скажешь ты. Может быть, вы встречались во сне?

Или приезжаешь в незнакомый город, и заранее знаешь, где нужно свернуть, где тебя угостят вкусным кофе, а в каком ресторане стейк обязательно пережарят.

У многих случается подобный сбой хотя бы раз. А вся моя жизнь — сплошное нескончаемое дежавю.

У людей чувств больше пяти. Кроме привычных зрения, слуха, обоняния, осязания и вкуса есть чувство времени, ощущение положения в пространстве. Но я, как один из «вариантов», обладаю ещё одним — я ощущаю вероятности из других миров.

С вероятностью 72% официантка принесёт мой кофе в течение 30 секунд. Посмотрите, сейчас отворится стеклянная дверь, впустив на несколько секунд зимнюю свежесть. Парень будет идти, повернувшись спиной, продолжая что-то доказывать вошедшей с ним девушке-брюнетке. С вероятностью 64% он не вовремя повернётся, зацепив рукой чашку с моим кофе. С вероятностью 53% кофе ошпарит голову вот этому угрюмому старичку. Он достанет пистолет, и выстрелит сначала в несчастную официантку, потом в парня, который размахивает руками и не смотрит под ноги, а потом, когда аффект пройдёт, и старик поймёт, что натворил, то застрелится сам.

Откуда я это знаю? Я успел прожить этот момент в сотне тысяч других миров. Поэтому, если не сбился со счёта, точно знаю, сколько раз обезумевший старик начинал просто кричать, а сколько — доставал ПМ из кобуры. Можно подсчитать, в каком числе вселенных его оружие давало осечку, а сколько раз официантка успевала в последний момент остановиться, не пролив ни капли кофе.

— Девушка, я решил сам забрать кофе. Извините, забыл сказать, чтобы Вы добавили немного корицы.

Терпкий запах арабики смешался с её приятным парфюмом. В её бездонных голубых глазах можно утонуть. Алых губ коснулась лёгкая улыбка.

Многие считали нас ангелами, или даже богами. В средневековье к нам относились, как к демонам, и сжигали на кострах за предсказание будущего. Мы же называем себя «вариантами».

Некоторые из нас считают, что мир — огромный генетический алгоритм, в котором выживают только лучшие из вариантов вселенных, а слабые — погибают. Мы же как санитары леса, определяем, какая из вселенных достойнее других. Но я придерживаюсь мнения, что наш мир, как и квантовый, существует в суперпозиции, а мы, как обычные наблюдатели, просто позволяем реализовываться самым вероятным событиям. Хотя, зачем нужны мы, когда и простые люди могли бы наблюдать и разрушать суперпозицию?

Как бы то ни было, но парень, который едва не разлил роковой кофе, уже сидел благополучно за столиком и делал заказ. Нервный старик выпил остатки коньяка, и уже собирался уходить. А я наслаждался вкусным кофе.

Можно было бы подойти к красавице-официанточке и попросить номер. Но когда на плечах судьба мира — не до знакомств.

Ко мне подсел молодой парень, не больше 20 лет.

— Игорь?

— Да, Игорь. Я так понимаю, Семён?

— Абсолютно верно.

Он крепко пожал руку.

Мы проживаем достаточно длинную жизнь, успевая сменить ни один десяток личностей, чтобы не вызывать подозрения у людей. «Варианта» можно убить. Но скорее всего он узнает о попытке убийства в десятке тысяч воплощений, поэтому успеет придумать план для спасения. То же самое касается и болезней: «вариант» всегда выберет тот мир, в котором он не будет стареть и заражаться болезнями.

Семён был одним из нас, в этом нет сомнения. Хотя после череды пластических операций я бы не узнал его, даже если бы мы и встречались когда-то. Но у «вариантов» любое действие абсолютно, если он успел определиться. Обычный человек в 77% вселенных перейдёт дорогу, но в 23% решит пойти другим маршрутом. «Вариант» будет идти по выбранному маршруту в 100% миров. Даже если неожиданно на его пути возникнет грузовой автомобиль, который должен его неминуемо сбить, то «вариант» каким-то немыслимым образом выйдет из аварии целым и невредимым.

Вот и сейчас я видел 100% вероятность действий в сидевшем напротив меня парне.

— Давай не будем ходить вокруг да около, а перейдём сразу к делу. В нашем городе появился изменяющий реальность.

Когда в твоих руках сосредоточена огромная власть: выбирать мир под себя — часто находятся те, кто поддаётся искушению, совершая попытки захвата власти. Если вы слышали легенды разных народов мира о богах, которые нисходят с небес, и живут в храмах, являя миру чудеса, знайте, перед вами один из слетевших с катушек «вариантов». Мы называем таких «изменяющими реальность».

— Я с вами.

Варианты общаются друг с другом лаконично. Мы понимаем опасность изменяющих реальность. Каждый цикл прожитой ими жизни всё больше подстраивается под них, пока они и правда не становятся могущественными, как боги из древних легенд.

Мы договариваемся о встрече с другими «вариантами», рассказываем им о новой угрозе, и вот в течение пары часов собираем отряд из пары десятков «вариантов» для усмирения сошедшего с ума собрата.

***

Небо покрыто тучами, не видно ни звезды. Мороз. Ветер пробирает до костей. Тишина, на снегу слышен каждый шаг. Мы подходим к трёхэтажному коттеджу в назначенное время — пара десятков теней, закутанных в чёрное. Транспорт оставили как можно дальше, чтобы изменяющий не заметил нас раньше времени.

По периметру забора — вооружённая охрана. Но что могут сделать обычные люди против «варианта»?

Подходим к воротам по парам. Я отвлекаю одного из охранников, ожидая, что тот выстрелит в собрата. Повторяю это же действие ещё в нескольких вариантах вселенной. Этого не может быть: каждая из вариаций охранника действует, как отдельная личность, ни одного повторения, абсолютный хаос реакций. Либо охранники — тоже «варианты», что практически исключено: на земле одновременно не могло родиться одновременно такое число людей с чувством вероятности. Либо изменяющий реальность — «вариант» огромной силы.

Мы делимся как по количеству миров, в которых можем просчитывать вероятности, так и по времени, которое можем просмотреть в параллельном мире. Я, например, способен погрузиться в сотню тысяч миров и пробыть там почти 2 минуты. Не завидуйте, я действительно один из сильнейших «вариантов». Семён едва ли может погрузиться в десяток миров, и в большинстве из них может быть меньше минуты.

Интересно, как давно хозяин особняка узнал о нашем приближении? Десять минут назад? Пол часа? Это не имеет значения: подготовиться он успел хорошо. Он отдал противоречивые приказы охране в разных мирах, и теперь бойцы действовали, как настоящий хаос, который мы не могли просчитать. В одной реальности я успел заехать охраннику под дых, а в другой он успел увернуться. За прожитые годы я успел остановить тысячи конфликтов, но сам хорошим воином так и не стал. Да и к чему это, когда я мог узнать заранее, где пролетит пуля, и где нужно встать, чтобы остаться невредимым?

Только вот сейчас я впервые за тысячи прожитых лет оказался, как младенец на ринге против опытного бойца. Охранники не стреляли в нас на поражение только лишь потому, что им был отдан приказ взять нас живыми.

***

Зуб выбит. По лицу стекает струя крови. Кисти рук туго сжимают наручники. Мы в огромном помещении, а напротив нас изменяющий реальность. Точнее, сотня его воплощений, находящихся в разных углах комнаты. Они одновременно говорят одни и те же слова, но внимательно следят, чтобы мы не смогли угадать его планов.

— Ребята, я вас так давно ожидаю в этой обители. В моём распоряжении почти десяток миллиардов воплощений, по десять лет в каждом мире.

Если бы я мог видеть себя со стороны, скорее всего, сейчас увидел бы, как мои глаза стали размером с пять копеек от удивления.

— Это невозможно! — сказал Семён.

— Для большинства «вариантов» — да. Но я смог получить камень времени, и теперь это десятилетие безраздельно принадлежит только мне. Мы встречались с вами уже семь миллиардов раз.

— И как успехи?

— В большинстве реальностей вы мертвы. Конечно, есть и такие вероятности, в которых вы приняли моё предложение, и остались живы. Кто-то из вас даже стал управлять миром вместе со мной. А некоторые согласились просто не вмешиваться — они тоже живы.

— Да пошёл ты! — выкрикнул Семён, и плюнул хозяину дома в лицо.

— Кажется, Семён? Ты в 90% прожитых мной вероятностей погиб. А жаль, такой талантливый лидер, смог бы сделать ещё так много хороших дел.

— Предлагаешь просто жить дальше, зная, что есть такой урод, как ты, который захватывает власть над нашим миром.

— Вы замечательные герои, которые проживают тысячи вариантов жизней. Но есть ли среди них хоть один вариант для вас? Лично для вас? Чтобы вы были счастливы? Как много лет, из тысяч прожитых, вы жили так, как хотели бы? Вы спасете чужие жизни, но кто из вас продлил жизнь возлюбленной? Вы вообще любили хоть когда-то?

Перед моими глазами возник образ прекрасной официантки из придорожного кафе, к которой я так и не подошёл. Не было времени. Потом вспомнил Эльзу. Пользуясь своим талантом, я спас её из лап разбойников. Мы были вместе больше года, и всё складывалось удачно: у «варианта» не может быть иначе. Но когда у неё появилась опухоль, и я попытался подправить реальность, ко мне пришёл патруль. Правило нельзя нарушать: «вариант» не может изменять реальность в своих интересах или в интересах родственников и друзей. Продление жизни с высокой вероятности смертельного исхода допускается только для лечения «варианта», но не для обычного человека.

Изменяющий реальность захохотал:

— По глазам вижу: вы все любили хотя бы раз. И лишались возлюбленных из-за этого глупого закона. Мы как сапожники без сапог. Мы правим судьбу мира — но над своей не властны. Я тоже был законопослушным «вариантом». Я тоже был героем, спасал жизни. Но мне запретили лечить мою любимую, когда пуля пробила её лёгкое. Небольшое изменение реальности спасло бы её жизнь. Но патрульные были неумолимы. Они сказали мне, что с вероятностью 99,99% она умрёт — и значит, она должна умереть, я не могу вмешаться. Но я ведь мог вмешаться! Я «вариант», в отличие от других людей, я на это был способен. Кто придумал это глупое правило? Я тогда первый раз пошёл против системы, вылечив мою Анну. А потом её убили у меня на глазах патрульные — «чтобы не нарушать баланс Вселенной». Зачем мне нужна вселенная, в которой нет Анны?

Патрульные оставляют нам небольшой выбор: либо ты послушный «вариант», либо ты — абсолютное зло, изменяющий реальность.

— Либо ты обычный человек, — прошептал я.

— Разве ты сможешь прожить жизнь обычного человека после той власти, которую ты имел эти годы?

Изменяющий реальность перевёл взгляд на Семёна.

— Я тебя узнал. «Варианты» часто меняют тела-носители. Человеческие тела недолговечны. Но я узнаю твой взгляд, его не подделаешь. Из-за тебя погибла Анна!

— Нет. Она должна была умереть. Это было неизбежно. Не тебе вмешиваться в ход течения времени.

— А кому? Хозяевам патрульных? Кто эти «варианты», которые придумали правила? Они получили свой дар раньше остальных, поэтому называются Верховными. А те, кто стал пытаться изменить реальность под себя позже их, стали преступниками. Я не согласен с таким ходом вещей!

— Согласен или не согласен — решать не тебе, — в голосе Семёна чувствовалась сталь. — Ты был и останешься преступником.

— Но ты меня не накажешь, патрульный. Надоело болтать. Думаю, все уже определились с будущей судьбой. Итак, кто из вас хочет жить?

— А с чего ты взял, что мы патруль? — Семён засмеялся. — Мы всего лишь наживка. Посмотри на себя.

Только сейчас я обратил внимание, что вместо нескольких десятков воплощений изменяющего реальность перед нами стоял один человек. Обычные люди могут наблюдать такое только в квантовом мире: пока не следишь за частицей, она может одновременно находиться в любой точке видимой Вселенной, но стоит на неё посмотреть, как суперпозиция разрушается, и частица точно определяется со своим положением. Мы же — как наблюдатели, которые разрушают суперпозицию в мультивселенной.

Комнату заполонили бойцы спецназа. Они скрутили охранников. Последним в комнату вошёл немолодой мужчина.

— Ну здравствуй, Гарольд. Твоя игра окончена. Верни камень времени. Он не должен принадлежать одному человеку.

Мужчина, который несколько минут назад был всемогущим, теперь превратился в обычного одинокого старика, которые долгие годы тоскует о смерти возлюбленной. Он достал полез в нагрудный карман из извлёк из него нечто. Это был сгусток энергии и материи, который расправился и растворился в воздухе.

— Так-то лучше. Камень времени не должен лежать в кармане у одного человека.

— Тот, я знаю, ты носил это имя когда-то. Расскажи, как вы смогли обмануть меня? Я ведь наблюдал за любыми передвижениями вблизи моего дома, просчитывал все возможные вероятности. Я ни в одном из миров не проиграл патрульным!

— Мы планировали эту операцию последние восемь лет, с тех самых пор, как ты похитил камень. Присылали к тебе группы патрульных, чтобы уменьшить твоё облако вероятности. А тем временем в расчётах нам помогал новый квантовый компьютер. Искины оказались лучше «вариантов», они и просчитали нашу операцию.

— Неужели, машины даже в этом превзошли людей?

— Ладно, Герольд. Поболтали — и хватит. Наденьте на него ошейник.

У меня по спине побежали мурашки. Ошейник — худшее наказание для «варианта». Когда он оказывается на твоей шее, ты навсегда лишаешься возможности видеть другие вселенные.

Гарольду надели ошейник и вывели из комнаты.

— Вы сделали хорошую работу, ребята. Что я могу для вас сделать? — спросил мужчина, которого Гарольд назвал Тотом.

— Наденьте на меня такой же ошейник, — сказал я. Присутствующие в комнате засмеялись, кто-то выругался.

— Парень, я ценю чувство юмора. Прости, но у меня нет времени на подобные шутки.

— А я не шучу. Гарольд сошёл с ума, но есть в его словах логика. Мы проживаем тысячи жизней для других людей. Почему бы не прожить одну, но для себя?

— Тебе дали редкий дар, и ты хочешь эгоистично от него отказаться?

— Да.

***

Я сидел в кафе, ожидая, когда ко мне подойдёт официантка.

— Чего желаете?

— Девушка, можно Ваш номер?

Впервые за три тысячи лет я не знал, что будет в следующую секунду. Надеюсь, что оказался в той вселенной, в которой я ей понравился.

Треть от трети

Профессор Эймнан грузно перемещался вдоль ярко освещённой люминесцентной лампой лаборатории. Пахло спиртом и эфирными маслами. Из клеток раздавались жалобные стоны животных. Вот мяукает кошка, где-то лает пара собак. Учёный не обращает внимания на эти звуки. В его сутках всего лишь семьдесят два часа, и он не хочет тратить время на пустяки.

— В чём же заключается Ваше открытие?

— Мы провели с коллегами ряд исследований. Оказывается, животные (и люди тоже) не просто проводят во сне треть своей жизни — каждый двадцать четыре часа в семидесятидвухчасовых сутках. Мы наблюдали у всех подопытных три стадии сна, которые мы назвали быстрым, средним и медленным сном. Эти стадии на порядок отличаются мозговой активностью испытуемых, и также отличаются от обычного покоя. Возникает ощущение, что живое существо во сне не отдыхает, а работает активнее, чем в периоды бодрствования.

— Хорошая гипотеза. На этом всё?

— Нет. Мы провели ряд экспериментов, в ходе которых не давали животным засыпать в период каждой стадии сна. Все испытуемые погибли, не прожив и стандартной недели.

— От истощения?

— Не совсем. Пройдёмте со мной. Джим, покажи ему образец 3045.

В двумерную руку спонсора Рональда Хитшильда положили испещрённое язвами двумерное тельце котёнка.

— О Боже! Что Вы с ним сделали?

— Сон. Такие вот последствия лишения сна.

— А такое ощущение, что его облучили…

— Нет. Наш эксперимент сугубо касается только сна. Никакие препараты и воздействия на образцы мы не оказываем.

В этот раз Рональд решил отложить все дела на потом, и позволить хотя бы раз выспаться, как положено: раз медики рекомендуют двадцатичетырёхчасовой сон, значит так тому и быть. Он посмотрел на последок в зеркало: несменные синяки под глазами. Интересно, когда они превратятся в язвы? Через двести часов без сна? Через сто пятьдесят?

Надо уснуть! Он выпил две таблетки снотворного и лёг в постель.

***

А Вами такое бывало, что Вы оказывались на мгновение где-то в другом месте? Конечно, об этом Вы ничего не помните. Но Вы точно осознавали, что доля секунды куда-то выпала из реальности. Смотришь несколько мгновений в одну точку. «Я просто задумался», — говоришь напуганным друзьям. Но если всмотреться правде в глаза: задумался о чём? Ведь в такие мгновения нет ни одной мысли.

Особенно опасно такое состояние, когда ты в стремительном четырёхмерном потоке машин. Рональд отогнал смутное наваждение, и гравикар, спускавшийся с ана вглубь ката (четырёхмерный аналог «сверху вниз» — прим. автора), едва не сбил его, однако, он вовремя успел подать авто вверх. Когда-то люди могли двигаться лишь в трёх измерениях. Они мечтательно вглядывались в ана, там, где звёзды и Светило. Птица могла двигаться в любом направлении, попадая в любую точку четырёхмерного мира напрямик. И инженеры с завистью смотрели на пернатых, пока не изобрели грави-тягу. Казалось, теперь любая точка вселенной, как на ладони. Только жизнь от этого лишь ускорилась. Ещё бы: в сутках только восемь часов, два с половиной из которых люди должны тратить на сон. и за оставшиеся пять с половиной часов нужно так много всего успеть в нашем быстро меняющемся мире.

***

— Джим, а если добавить в наше уравнение, описывающее мозговую активность подопытных, ещё одно измерение? Если разум спящего работает по законам трёхмерного мира? Причём, в этом мире мозг получает намного больше информации, чем в привычном нам? Поэтому и такая высокая мозговая активность.

— Профессор Эймнан, разве такое возможно? Мы ведь живём в двумерном измерении, а остальные пространственные оси свёрнуты в квантовом мире.

— Да, Джим. Я потратил треть своей жизни на сон. А треть прожитых лет я потратил на изучение сна, но он так и остался для меня загадкой.

Рыбы не летают, птицы не плывут

Яркий солнечный день. Приятная тёплая вода. Мои собратья шумели и резвились, поэтому сразу не заметили, как две тени, двигаясь друг в сторону друга накрыли волносвод. Яркая вспышка, за ней взрывная волна, ещё вспышка. Одна из теней разделилась на две, а ко дну начали падать разные предметы. Первым упал металлический параллелепипед с полуцилиндром наверху. Едва он коснулся дна, как во все стороны рассыпались золотые камешки. Затем начали падать тела людей. Некоторые из них были живы, возвращаясь в воду; так почему же они безвольно падали в глубину, даже не пытаясь сопротивляться?

Никто из рыб нам не доверял, что есть существа, которые способны перемещаться по морской глади, долгое время не опуская головы под воду. Но мы-то дельфины, мы и сами дышим исключительно на поверхности, дышать растворённым в воде воздухом мы не способны. Когда мы впервые встретили людей, то ощутили зависть и благоговение. Кто, как не боги, могут возвышаться над водами? В то время среди китов-аристократов появился способ, как доказать превосходство над рядовыми жителями глубин: они выныривали из воды на сушу. Никто из нас не знает, как их приняли люди, но назад в океан они уже не возвращались: наверно, заняли достойное место среди богов — на суше.

Люди — странные существа, хоть и великие. Общаются на незнакомых частотах. А ещё они зачем-то истребляют друг друга с помощью вспышек, ударных волн и заточенных листов металла. Ладно бы, они, как полуразумная рыба-гольян, поедали павших товарищей. Но нет, кажется, они убивали друг друга ради удовольствия или для других непостижимых для нас целей.

Видимо, и сегодня люди почему-то повздорили, и теперь ко дну опустилась железная коробка (люди называют её «сундук» на странном плямкающем языке)

Пока мои собратья поплыли к обломкам «корабля» (огромной кувшинки, состоящей из скреплённых толстых стеблей водорослей, или что там они используют, на которой перемещались люди), я последовал в сторону «сундука». Не без труда, но снял крышку, и теперь раскидывал в стороны золотые камешки. Почему-то люди очень ценят предметы из золота, будто его мало растворено в океане, и словно оно для чего-то можно применять. Но среди хлама я отыскал что-то ценное. Тонкие листы из того же материала, из которого люди делают «корабли», скреплённые вместе и исписанные мельчайшими символами. Люди называют это «книгой». Пока никто не заметил, спрятал сокровище в самой густой заросли водорослей.

***

Я изобретатель, поэтому не стал выныривать в неизвестность, как киты-зазнайки. Я изобрёл способ длительного передвижения по твёрдым поверхностям вне воды. Долгое время я слушал речь проплывающих мимо людей, пока не смог понимать их слова. Потом наблюдал за тем, как они читают «книги», пока наконец и сам не смог различать символы богов.

Вернувшись домой, я тут же начал перелистывать страницы «книги». Сверху на ней было написано «Платон. Государство»

«Государством должны управлять мудрецы, стражи должны охранять порядок, а ремесленники и крестьяне делать то, что получается у них лучше всего — возделывать землю и творить. Беды начинаются, когда крестьянин возглавляет государство или когда он становится стражем»

Я не понял ни единого слова из написанных. Что такое их «государство»? Отдельное море? Книга рассылалась в моих плавниках, а символы размазались по «бумаге».

Я всё чаще выныривал за волносвод, чтобы понаблюдать за людьми. Пока однажды не заметил тех, кто ещё выше людей. Люди обычно перемещались на «кораблях», а вот птицам не нужны никакие приспособления, и они могли плавать в океане воздуха, как обычные рыбы в воде.

Я занимал высокое положение в океане. Второй сын одного из верховных дельфинов, поэтому мне можно было ничего не делать, чтобы получать пропитание. Я был самым быстрым в стае, поэтому мне всегда доставалась самая лучшая рыба. Я был красавцем, поэтому любая дама становилась моей. Я был хорошим изобретателем, а поэтому слава обо мне распространилась во всём океане.

Но этого мало. Почему я должен плавать среди обычных дельфинов, когда людям принадлежит целая суша, а птицам — ещё и небо? Почему я должен оставаться обычным дельфином, а они, не умеющие даже нормально плавать, должны быть богами? Разве не я самый быстрый, умный и красивый?

Долгие годы я вырезал из обломков «кораблей» костыли, которые позволяли бы мне ходить так же хорошо, как людям, и крылья, которые бы позволили полететь, наравне с птицами.

И вот заветный день настал. Я вышел на сушу, опираясь на деревяшки.

— Господи, какой же он уродливый! — закричали на меня мальки людей и начали забрасывать камнями. От обиды я едва сдерживал слёзы: ведь я самый красивый! И я могу ходить по земле так же, как и вы!

Я пытался прибиться к десятку людских стай, но каждая из попыток познакомиться заканчивалась забрасыванием камнями. Тогда я попытался познакомиться с птицами. Расправил крылья и поплыл прямо по воздуху! Только меня могли обогнать даже птичьи мальки, размером с самых маленьких рыбок. Воздушное течение понесло меня куда-то в сторону скал, о которые я сломал плавникотворные крылья.

И вот теперь я лежал на берегу моря, так близко к спасительной воде, но не дотянешься. А рядом лежали горы мёртвых китов. Не те ли это киты, что выбрасывались из морских пучин? Неужели они тоже не заняли место в мире богов, а просто закончили жизнь вот так, как выброшенный мусор?

Неужели и меня ждёт такая же судьба?

Вдали одна из птиц, которую я пытался догнать несколько минут назад, ранила крыло, и теперь беспомощно пыталась удержаться на волнах и смотрела на меня умоляюще и испуганно, пока не исчезла в пучинах волн. Почему же эта птица, которой покорялись высоты, так боялась обычной воды? Неужели и она, как люди, едва оказавшись под водой, просто безвольно опустится на дно, где и умрет?

Мой гидрокостюм разорвался, поэтому давление изнутри едва ли не разрывало меня на части. И вот когда жизнь уже покидала меня, один из людей поволок меня в сторону моря. Каждый камень оставлял на мне шрамы, кожа зудела.

Собратья посмотрели на меня с отвращением: конечно, мне бы тоже не понравился дельфин с оторванными плавниками и изодранной кожей. Я больше не был самым быстрым и красивым. Из жалости мне приносили каждый вечер небольшую порцию рыбы, а я взамен рассказывал дельфинам о своих приключениях в мирах людей и птиц. В этих историях люди восхищались моей красотой, а птицы — моей скоростью.

А ночью на обрывках водорослей я тайно от всех записывал с помощью символов людей настоящую историю.

Пробуждающий

Не завешивай зеркал, если хочешь встретиться. Это правило я усвоил, став Пробуждающим.

Просторный зал с высокими потолками. Настенные часы, на которых всегда двенадцать. Сверил с наручными часами: осталось двенадцать минут.

Вроде бы не первое свидание — но переживаю, вдруг оно будет последним. Вдруг она не явится на мой Зов?

Длинный стол. Двенадцать свечей. Двенадцать блюд — по одному на каждый удар курантов. Два бокала — я сегодня не жду других гостей. Вино — как рубин.

Стрелки наручных часов нагнали настенные, и те ожили, гулким эхом озарили зал. Стало холодно, изо рта повалил пар.

На стуле напротив возникла тень, полупрозрачный силуэт Маши.

— Я тебя ждал.

— Я знаю. Я тебя тоже.

— Я тебя люблю.

Вместо ответа — терпкий поцелуй. Нет времени на слова.

— Буду ждать тебя завтра.

Мгновение назад Маша была рядом — и вот я снова сжимаю в объятиях пустоту. Маша проснулась? Я слабый Пробуждающий — могу привлечь её сон максимум на двенадцать мгновений. Но она должна продолжать жить, а мне после смерти некуда торопиться. Я подожду в абсолютном одиночестве и пустоте до следующей полуночи.

Спасибо, Маша, что не завесила зеркала в тот день. Мы с тобой встретимся.

Не ступай на землю

Гой, ты жизнь наша — степи да просторы. Похожа на игру парубков по ловле коней арканом. Только с утра ты можешь быть арканщиком, а ближе к вечеру — жертвой, за которой гонятся, если свалился с коня. Оттого и учат нас с отрочества отцы срастаться с верным конём, чтобы не упасть наземь раньше отпущенного срока — ибо то позор великий.

— Кит, волею Даждьбога вождь наш! Веди воинство!

— Братцы, мчите, что есть мочи, на запад!

И я мчал во весь опор, а за спиной — грохот сотен пар копыт. Верны мне ратники: коль прикажу в обрыв прыгнуть, каждый не задумываясь выполнит мою волю.

Так и мчали, даже ели на скаку, покуда диск Ярилы не опустился под землю, дабы освещать навь — долину предков.

Поужинали сытной похлёбкой с зайчатиной. Братцы грелись у костра, а я пошёл искупаться в речушке.

Водица холодна. Тучи мягким покрывалом закрыли зёрна звёзд и серп Месяцевиты. Во тьме не сразу я заметил деву, что плескалась в реке. А когда узрел, так очей уже не мог отвести. Очи — зори, губы — цвета клюквы, а волосы — кудрявые, пшеничного цвета.

Завидев меня, она не отвела глаз. Я вышел на берег под её внимательным взором.

— Фу, какое ты чудище! Как свет такого породил?

— Я не чудище вовсе. Меня кличут Китоврасом, я вождь племени конников.

— Но ведь ты и не мужик вовсе! Пол мужика, и половина коня! Век бы мне такого не видывать!

Обида разгорелась в моём сердце. Не смог я найти себе деву из числа кентавров, неужто теперь до конца дней встречать от дев человечьих этот полный омерзения взор? Начертал я руну на земле, и тут же отделился от коня, моего верного Враса. Ноги слабые, не привык по земле их влачить. А дева улыбается:

— Говоришь, вождь? А меня Зорею кличут. Хочешь провести со мной остаток ночи?

***

Проснулся от резкой боли — что-то ударилось о плечо. Открыл очи. В грудь попал камень. Меня окружало племя. Только не были они больше моими братьями: в очах злоба, в руке каждого — камень.

— Как ты посмел предать заветы предков? Как до времени отправки в навь посмел коснуться земли? Отныне ты изгнан из племени, и возвращаться не смей!

Полкан, моя правая рука, захватил арканом шею моего верного Враса. Тот пытался вырваться, но новый вождь повёл его дальше на запад.

— Так ты обманул меня, не вождь ты вовсе, — Зоря поглядела на меня, не скрывая отвращения. — Зачем ты мне нужен, изгой?

И ушла прочь.

А я побрёл, куда глаза глядят. Я и по сей день скитаюсь, в надежде однажды встретить племя, которое будет давать право на ошибку, и ту. Что будет любить независимо от положения.

На Ивана Купала

Вечером перед Ивана Купала собрались парубки да девчата поперед речкой буйною Лихою. Горилку попивают, песни распевают. Кто цвет папоротника ищет, а кто истину в самогоне хмельном. Разожгли костёр, да выше роста человеческого.

— Эх, братцы, люб мне праздник этот, и душою и телом! — кричит Панас и прыгает над горящими поленьями, едва языки жаркие пламени не цепляя ногами. За ним Егорка пошёл, а потом и очередь Ивашки. Вдали багровеет закат — предвестник недоброго. Костёр догорел, картошку кинули в золу.

— А чего речка-то Лихою называется? — спрашивает Кристина.

— Мне батька всякого рассказывал про неё! — начинает Олег. — Тут столько утопленников деды вылавливали — мама не горюй. Потом долго запрещали купаться здесь — как не пойдут дети купаться — всегда кто-то, да утопнет. А ночами призраки тут воют, и девиц красивых похищают.

— Да не пужай ты, проклятущий! — говорит Кристина.

— Айда, ребята, купаться! — кричит заводила-Панас. Штаны скинул, голым задом светит — ни стыда, ни совести. Девки-то для приличия очи опустили, раскраснелись, а сами исподтишка поглядывают, как он в Лихую прыгает. За ним и другие ребята.

— Айда с нами, девчонки! — кричат храбрецы, из воды выныривая. Девицы только улыбаются. Тогда Панас начал водою брызгаться, поливать подружек. Сначала ругались, чтоб перестали, а потом решили и красавицы окунуться. Одёжки снимать, конечно, не стали, но грех великий — на Ивана Купала остаться немытым. Первой Алёнка прыгает в бурную речку, за нею Кристина, потом и другие.

— А ты чего, Арыся? Али не любо тебе с нами веселиться?

— Вы идите, искупайтесь, а я догоню!

— Как знаешь, — говорит ей Алёнка.

Ребята резвятся, обливаются, хлопцы ныряют, кто глубже, за ноги девок хватают, чтоб те испугались.

А дочь атаманова на берегу сидит, не милы ей развлечения. Она песни грустные тихо напевает:

— Ой, там, где папороть цветёт,

Мой голубь сизый там живёт.

Он — выше солнца в небесах,

Не сохнут слёзы на глазах…

Поёт себе тихо красавица, и совсем не замечает, как Ивашка из воды вылез, и вот он уже её руки касается губами, и что-то шепчет.

— А давай убежим? А? вместе! Только ты и я! И никого больше. Твой отец ничего не узнает.. А потом вернёмся — он поймёт. Простит — не может не простить. Мы же любим друг друга! Знаешь, как сердце моё загорается, когда на тебя гляжу?

Арыся машет головой. Он не знает отца. Атаман — тяжёлый человек. И упрямый. Не простит никогда. Проклянёт. А мамку пуще прежнего бить станет.

— Чего головою машешь? Али не любишь меня больше?

— Нет, — едва сдерживая слёзы, шепчет Арыся.

Парубок смотрит в её глаза, пытаясь найти в них что-то.

— Прости! — шепчет, сдерживая слёзы, девушка. Он подрывается и уходит куда-то. Она едва не окрикнула его. «Стой!» — уже вертится на языке. Но смолчала.

Нельзя. Тем более так будет лучше для них обоих — пусть он думает, что она его разлюбила. Слезинка катится по щеке, когда она видит, как он скрылся за каштанами.

Отец всё уже решил. Она выйдёт замуж за Степана-воеводу. Это должно стереть межродовые распри. Славянам надо объединяться перед ликом турков и басурман, которые так и норовят Русь-матушку ногами грязными растоптать!

Ребята вдоволь порезвились, и начали вылезать из Лихой.

— А Ивашка куда подевался-то? — спрашивает Алёнка

— Ушёл! — улыбается Арыся. Она притворяется весёлой.

— Ну, и пускай! Расскажем — будет жалеть, когда узнает, как у нас весело! — говорит Панас.

Вдали завыл сыч.

— А знаете, ребята, что народ сказывает? — начинает Панас байку. Любит он сказки сказывать, оттого ли он душа компании? — Живёт в нашем лесу чернокнига. Тёмный, сильный. Он тоже с нашими дядьями и дедами малым купался в Лихой. Но утоп. Повстречал он чёрта водяного, а тот ему и предложил — жизнь продлить в обмен на душу. Когда солнце, вдоволь в водице искупавшись, тонет за горизонтом, он просыпается — днём под ясным солнышком не суждено ходить ему. Иногда волком серым оборачивается, чтоб кровушки испить, жизнь проклятую, и без того вечную, продлить. Но раз в несколько вёсен получает он силу необыкновенную. Тогда он читает чёрные слова из своей книги, и призывает из воды слуг беса морского. В такую ночь лучше не подходить к водице — знай, не вернёшься домой живой. А ещё…

Вдали завыли волки. Девушки подскочили, Кристинка даже расплакалась.

— Да чего же ты, глупенькая. Это же всего лишь история. Знаешь, сколько таких среди люда простого ходит?

— Ладно, холодает! — сгладил ситуацию Олег. — Пора и домой направляться.

***

Луна едва освещает тропинку между дубами. Пахнет мхом. Сверчки напевают песни.

Иван держит в руке бутыль самогона, и иногда к нему смачно прилипает.

— Все они, богачи, такие! Я-то дурак, думал, что она особенная. А она! Она хуже остальных. Конечно, что ей кузнец? Да я для неё грамоте научился! Вот! Только ради неё вечерами к попу Лаврентию ходил! Картошку копал ему, забор ставил, а он взамен меня уму-разуму учил. Как буквы в слова складывать. Ведь не может же дочь атаманова за неуча выйти?

А для неё и ум — не главное, всё богатство подавай. Воевода ей милее, чем я. Это прыщ! Да она его видела?

Плачет, снова прикладывается к бутылке. А на ногах уже и так едва стоит. И совсем не замечает, как недалеко завывает волк. А туман-то всё собирается. Кто знает, что можно увидеть, если приглядеться в туман? Присмотрелся Иван — а вдали что-то чёрное на него движется. Глаза протёр — может, допился? Открывает — а чёрная тень всё движется к нему. А лес-то и освещается только, что Луной да светляками. Подскакивает, начинает бежать парубок, да только бесполезно — тень за ним. Оборачивается — куда девать любопытство — а за ним летит рой мошек. Всего-то мошки! А как казака будущего напугали! Расслабился Иван. Даже пожалел, что бутылку в тень кинул. И тут его хвать что-то за руку! Он инстинктивно отдёрнул. Смотрит, а рядом с ним старик стоит.

— Дядька Тристан! А ты что делаешь в лесу ночью?

Это тот самый чужеземец, что поселился давно в этих краях. Спокойный, его даже ни разу в драке не видели. Но недоброе люди про него сказывают. Умеет он что-то, говорят люди.

— Жизнь моя, Ивашка, к концу приближается. Помру я сегодня. Но не осталось у меня ни детей, ни внуков на белом свете. Некому мне оставить всё, что накопил за долгие годы. Но перед смертью хочу выполнить желание одно. Только одно — меня на большее уже не хватит. Ну, и маленькую просьбу хочу, чтоб кто-то после смерти выполнил. Ты же знаешь — я много чего умею. Люди об этом шепчутся за моей спиной, и они не во всём ошибаются. Выполню твоё желание.

— Правда? Ты всё можешь?

— Да. Но послушай меня.

Вытаскивает Тристан из-за пазухи книгу в чёрном переплёте шёлковом.

— Это особая книга. Ты храни её бережно. Я знаю — ты один на селе можешь читать, кроме атамановой семьи и святоши. Когда придёт время — ты сразу поймёшь, но прочти, что в ней написано. Эта книга — особая, она может истребить целое войско вражеское. Она же и оживить может павшего товарища.

— Хорошо, исполню я твою волю. Но и ты мою исполни.

— Говори, чего хочешь, времени терять не будем — у меня его нет.

— Я хочу, чтоб Арыся меня любила. Хочу, чтоб она была моя! Пусть атаман и воевода сгинут, или ещё что, но я хочу владеть Арысей!

Тристан улыбается. Он ни за что не скажет, что Арыся и так его любит. Ему незачем это говорить — ведь Тристану нужно, чтоб Иван выполнил его просьбу. Он шепчет какие-то слова. А потом говорит громче:

— Исполнено. Она тебя любит. Теперь твоя очередь. Ладно, иди, милок. Оставь меня одного.

Иван уходит, унося с собою чёрную книгу. А Тристан осел на землю. Только что он потратил остатки своих сил. Он мог бы, конечно, напиться крови парубка, чтоб прожить ещё несколько дней. Но его время минуло. Он решил рискнуть — чтоб получить кое-что большее. Он не хочет и дальше жить стариком. Он слишком соскучился за деньками молодости.

Он закрывает глаза и растворяется в тумане.

***

Арыся возвращается домой. Едва не плачет. Иван прыгает на неё из-за угла.

— Любишь?! Скажи, что любишь! Ведь любишь?

Слишком неожиданно. Он с ума сошёл.

— Да, — шепчет она. Слишком трудно врать. Он хватает её на руки и тащит куда-то. В лес. Он срывает с неё платье. «Хоть бы не разорвалось! Если матушка узнает… Если отец узнает!» Она не кричит — если кто-то услышит, атаман убьёт его. А она его до сих пор любит.

А потом она вернулась домой, чтоб мама не услышала. Она ей не расскажет. Как не рассказала о том случае три года назад. Она может об этом рассказать только бабке Параске. Нельзя откладывать — скоро приедет Степан, а тут Иван с ума сходит. Ведь загубит дурака!

Едва заря — Арыся уже на ногах, стучится к ведунье в дубовую дверь. Старуха всегда куховарит. У неё всегда травами пахнет.

— Ты садись, дочка, в ногах правды нет.

— Бабуль, нужно всё исправить. Нельзя больше так. Иван совсем с ума сошёл…

— А я тебе ещё тогда говорила — не доводит приворот к добру. Никогда не приводит. А ты меня разве послушала? А теперь поздно. Теперь былого не воротишь.

— Никак, совсем никак?

— Нет, дочка. Постарался кто-то над ним, кто сильнее меня, с его наговорами я не справлюсь.

Тут дверь со стуком вылетела. В комнату вошли несколько солдат, а за ними священник. Он нёс впереди себя большой серебряный крест.

— Господь Всемогущий жизнь отдал ради Спасения, а они вон чем занимаются? Чаровством средь белого дня? Да чтоб вам пусто стало, ведьмы окаянные! Будьте же вы прокляты. Где книга? — гремит священник. — Где она, скажите, покайтесь, и вам легче станет. Душу спасти разве не хотите?

— Какая книга? Про что ты спрашиваешь?

В комнату зашёл ещё один солдат.

— Ваша Светлость, она дочка атамана.

— Точно! — улыбается священник. — Дочка атамана — это хорошо. Если она где-то и может храниться, так в схронах атамановых. Делайте с ведьмами, что хотите, но до вечера вы должны испросить их признание в чёрной магии.

Святоша вышел. Он столько лет верой и правдой служил церкви. Но жизнь человеческая не бесконечна, даже наоборот. И вот, когда час смерти уже не за горами, приходят тягостные мысли — а что там, за чертою известного ему мира? Есть ли там Бог? И, главное, есть ли там жизнь?

Несколько лет назад он узнал о чёрной книге. Той самой, которую в своё время римляне похитили из гробницы фараона Пепи. Говорят, что эта книга может подарить по настоящему бесконечную жизнь. Но бессмертие ждёт владельца не на небесах, а здесь, на родной земле!

***

Деревня сошла с ума. Все мечутся, бегают. Возле домов — чужие солдаты.

— Что случилось? Что это? — пытается узнать у прохожих Иван.

— Казнь. Сегодня казнят ведьм.

Редкое зрелище. Инквизиция редко заезжает в эту богом забытую деревню.

— Пути Господни не исповедимы! — говорит седовласый священник. — Но ведьмам нет места в мире того, кто создал нас по образу и подобию своему. Они сами сознались в злодеяниях — и теперь умрут.

Старуха привязана верёвками к столбу, а рядом с нею стоит Арыся. Иван уже порывается спасти возлюбленную, но тут видит атамана, подбегающего к месту действа. Толпа ревёт:

— Ведьма! Проклятая ведьма! Таких гноить надо!

— Остановитесь! Что же вы делаете, ироды?

— Ты осторожнее со словами, мужик! — говорит один из чужих солдат.

— Мужик? Да ты хоть знаешь, солдафон, с кем разговариваешь? Немедля развяжите мою дочь! — командует атаман.

Он подбежал к Арысе, достал нож из-за пазухи и начал освобождать дочку.

— Ты тоже якшаешься с тёмными силами? — спрашивает священник.

— Ты! Да как ты можешь! — казак бежит в сторону старика, но тот ловким движением руки достал мушкет и метко выстрелил. Белая рубашка в миг стала алой, и атаман упал.

— Кто ещё хочет противостоять правосудию?

— Знаешь, кудой тебе засуну твоё правосудие! — кричит кто-то из толпы. Иван присмотрелся — это же Степан, женишок Арысин. Ещё один выстрел — и ещё одна бессмысленная смерть. А народ замолчал вдруг. А что они скажут супротив армии? Тем более, мало кто расстраивается, когда убивают атаманов. Про них же люд говаривает, что добро прячут в подвалах и под подушками. Таких если Бог наказывает — то за дело!

Священник машет головой — и солдат сбивает пенёк под ногами Арыси. Верёвка натягивается всё сильнее, и она жадно хватает, что есть силы, воздух. Бесполезно. Иван хочет подбежать, но спотыкается и падает на землю. А потом всё окончено. Слёзы текут по щекам. Он ревёт, как пёс, но это не помогает. Панас поднимает его за ворот рубашки и куда-то тянет. Он отнёс его домой.

— Остынь, друг. Её не воротишь, а себе жизнь поломаешь.

Жизнь поломаешь? Разве может быть что-то хуже, чем произошло?

Какое-то время Иван лежит, уставившись в потолок. Но потом в голове возникают сами собою слова, которые ему в последней встрече сказал Тристан.

— Эта книга особенная. Она может истребить целое войско. Она может и оживить павшего товарища.

Точно! Убить вражеское войско. И оживить мёртвую. Ведь логично — как ещё может быть? Иван разжёг свечу и начал читать.

Тем временем пришлый священник перерыл дом атамана вверх дном, но так и не нашёл то, чего искал.

— Кто ещё читать может? — гневится святой отец.

— Дык, поп Лаврентий да Ивашка-кузнец, поди, только и могут. Из живых.

***

Дверь в Ивашкину избу со стуком падает оземь. Глаза священника вмиг алчно вспыхнули, когда он увидел книгу. Но потом он понял, что происходит, и на его лице застыл ужас.

Иван читает:

— Et inimici mei: non potest quisquam manum aut pedem otsepeneyut.

(Пусть мои враги оцепенеют и не смогут пошевелить ни рукою, ни ногою)

— Остановись, кузнец, не делай этого! — говорит ему священник. Он пытается преодолеть те несколько шагов, что отделяют его от книги, но тщетно. Ноги его приросли к земле, как будто их окутали корни неизвестного дерева. А Иван продолжает читать:

— Ignis Spiritus, Dzhefal hortorque. Spirit River Ride, hortorque. Spiritus Telluris Terra hortorque. Spiritus caelo meum. Clamo ad te, magne, sic ut sitis mei. Eripe me, et da mihi vitam, copiis ita adversus hostes superare poterat. Seth demon obscura nocte ego vocabo. Vis magna Maledictus qui me malum facere ausus est, sit ipsa essentia illa. Amen.

(Дух Огня, Джефал, я призываю тебя. Дух Реки Ридэ, я призываю тебя. Дух Земли, Терра, я призываю тебя. Дух Небес, стань моим спутником. Я взываю к вам, о великие стихии, дабы вы стали моими свидетелями. Возродите меня, дайте мне новую жизнь, полную силы, чтобы я смог одолеть всех врагов. Сет, тёмный демон ночи, я призываю тебя. Нашли великое проклятие на тех, кто посмел сотворить зло против меня, олицетворяющего саму суть ночи. Аминь.)

Комнату вдруг наполнил рой мошек, мух и саранчи. Они облепили тела незваных гостей. Солдаты истошно закричали, а священник, что есть мочи, отбивался серебряным крестом. Но для того, у кого нет настоящей веры, крест — просто кусок серебра. Он не имеет силы для отступников. Из гнойников показались личинки мух.

Иван только теперь понял, что натворил. Но было уже поздно. Где-то в глубине его сознания он услышал зловещий смех.

— Спасибо, Ивашка, что подарил мне ещё одну жизнь. А то тело Тристана износилось за годы, что он служил мне.

Тело парубка начало покрываться шерстью. На руках появились когти. Стоит дотронуться языком зубов, как чувствуются длинные зубы.

И злоба. Небывалая, всепоглощающая. Выходя на улицу, он увидел того самого солдата, который повесил Арысю. Зверь бросается на него и разгрызает горло. Сладкая кровь стекает в горло. Вдоволь напившись, он идёт туда, где убили Арысю. Читает несколько слов — и она открывает глаза. Она вся такая холодная и синяя. Из её рта падает несколько личинок. Но Иван по прежнему любит её. Он целуют убитую в лоб и шепчет:

— Здравствуй, родная. Прости, что я долго.

В глубине души Иван сопротивляется тому, что творит. Но не в силах остановить того, кто взял под контроль его разум. Он превращает дома в руины. Дети и женщины кричат. Мужья вгоняют в него колья. Поп Лаврентий шепчет какую-то молитву. Но ему на них плевать.

Крики стихли лишь тогда, когда вдали запели петухи. Он начинает куда-то бежать.

— Куда? Зачем? — спрашивает он у другого себя.

— Рассвет! Я ненавижу свет солнца.

Иван собирает остатки внутренних сил, чтобы остановиться. Он ударил кулаком, и одно из зданий развалилось на кусочки. Огромный камень придавил его ноги. Пусть теперь Тристан попробует скрыться! Нельзя позволять, чтоб тебя кто-то контролировал!

Лишь первый луч солнца прикоснулся кожи, как Иван почувствовал ужасную боль. Рука покрылась волдырями. Но потом он раскрыл рот, и оттуда вылетел рой мошек. И свобода — больше никто не сидел в его голове.

***

Ночью кто-то шёл по разрушенному селу.

— Помогите! Спасите меня! — крикнул Иван. Без помощи он не сможет освободиться из-под глыбы, что придавила его.

К нему подошла Арыся и сказала замогильным голосом, в котором можно узнать Тристана-отшельника:

— Меня не так-то просто победить!

Она вырвала книгу в чёрном переплёте из рук пленника под камнем. И скрылась за каштанами.

— Значит, она меня больше не любит, — прошептал Иван.

Простите, мисс

Лёгкий бриз. Мы оба в тельняшках: я и мой друг Васёк. Солнце в зените. Слегка покачиваемся: не пьяные, просто давно нога на сушу не ступала.

— Компас в моих штанах никогда не даёт сбоев! — говорю.

— Не трынди.

— Да век суши не видать! Он как весной улавливает первую цель, и до самой осени работает. Ещё ни одного сбоя не дал! — смотрю на друга, а он прищурился недоверчиво. — Не веришь? По глазам вижу, что не веришь! Я сейчас подойду к той девчонке, и у нас точно будет! Спорим!

Мне нечего терять: мой компас ещё ни разу не давал сбоев: если указал на девушку, я точно смогу её закадрить, даже не напрягаясь.

— А давай поспорим!

— Девушка, можете, пожалуйста, разбить наш с Васей спор?

Девчонка кудрявая, зеленоглазая, разбила наши руки.

— Меня Лёня зовут. А тебя?

Она что-то ответила, кажется, Марина? Какая разница: я не встречаюсь с девчонками дважды.

Тёплый поцелуй. Губы как спелые вишни: как же я скучал за этим месяцы, проведённые в море. Мне был дорог каждый её каприз, и ласки её тоже.

Рассвет — немного грустное мгновенье. На мгновенье мне показалось, что я влюбляюсь, поэтому пора бежать. Цыганка, которая передала мой странный дар, предупредила, что если я останусь с любой девушкой до полудня или дважды проведу с ней ночь, то проведу с ней и остаток жизни.

— Прости, мне надо уезжать.

— Скоро вернёшься? — она ласково погладила по щеке. — Я тебя дождусь.

— Простите, мисс, но ждать меня не надо!

— Лёнь, а ты меня и правда не помнишь? Я же с той самой ночи, два года подряд выходила к порту. Ждала, и вот дождалась!

В голове сразу зазвучал марш Мендельсона.

Я очень люблю море и свободу. Но после этой ночи больше всего я люблю Марину.

Мой компас с тех пор не работает: каюсь, пытался проверить, но получил пощёчину от одной брюнетки.

Видимо, Марина позолотила цыганке руку больше, чем я.

Хаос Кассандры

Предсказания никогда не сбываются. Учёные мужи со своими приборами не могут предсказать погоду на пару недель вперёд. А что тогда говорить об обычной цыганке, разливающей кофейную гущу на блюдце? Силы древней Первой Женщины охраняют нас, не давая заглянуть за горизонт, за которым скрывается первородный Хаос. Сделала кофе чуть гуще, тряхнула чашкой не под нужным углом — и всё, предсказание не исполнится. Но один раз, в самом конце каждого года, силы истончаются, ослабевают, все 22 свёрнутых в мелкий клубок измерения распрямляются. Явь, навь и царство сна на миг становятся единым целым. В этот день каждый сможет заглянуть в Пучину Хаоса. Там можно увидеть грядущее с высоты недоступных в обычные дни измерений — тех, где обитают души мёртвых предков и мельчайшие частицы, которые не разглядеть невооружённым глазом.

В этот день бабочка никогда не сможет взмахом крыла вызвать торнадо, а каждое предсказание точно сбудется. Главное, не забывай, что каждое мгновение, когда ты вглядываешься в Хаос, надеясь рассмотреть будущее, Хаос старается разглядеть тебя. И если он тебя опередит, то тебе никогда не выбраться из его Пучин.

Но если ты всё-таки решишься заглянуть в неизведанное, то лучше всего это делать в глухой деревне, как можно дальше от цивилизации, чтобы неожиданный звонок начальника или сообщение в соцсети ненароком не отвлекли от самого важного. Например, вот этот деревянный покосившийся дом на окраине деревни Васюково вполне подойдёт. Молодёжь давно уехала, поэтому остались старики, холостяки-алкоголики да собаки. Ветхий дом покосился, дверь едва ли держится на петлях. Каркают вороны. Ты рискнёшь постучать в дубовую дверь?

— Да-да, входите!

Пахнет засушенными травами и цветами. Десяток свечей полностью не справляются с полумраком комнаты. Неужели, сюда так и не провели электричество? На стенах картины, но неужели нет не то что плазмы — нет даже пузатого телевизора, на котором каналы переключаются с помощью рычага.

Среди этого безобразия девушка лет двадцати, на вид больше не дашь. кудрявый русые волосы растрепались.

— Александра?

— Да, Мария, проходите, присаживайтесь! — голос звонкий, мелодичный, но какой-то умудрённый опытом, слишком уверенный, как для девушки двадцати лет. И внимательный взгляд, который может прочитать душу, а потом и выпить её до дна без остатка.

— Итак, Мария, что бы Вы хотели узнать?

— Кто будет моим суженым. И как его найти, когда все мужики — козлы?

— Что ж, присаживайтесь и прикройте глаза. Вы ни в коем случае не должны увидеть ритуал, который я буду проводить.

— Всё точно сработает?

— Да, мои предсказания всегда сбываются, — в глазах Александры полыхнул огонёк самоуверенности. — Но ни в коем случае не смотрите. Особенно не заглядывайте в зеркало.

Мария не для того проделала такой длинный путь с института, чтобы просидеть с закрытыми глазами. Тема её диссертационной работы: «Онтология народных верований и новогодних обрядов», и она хотела посвятить одну из глав новогодним гаданиям. Маша достала из сумки детектор излучений, поправила пуговицу, к которой прикреплена миниатюрная камера, на всякий случай ещё раз проверила, включен ли микрофон.

Александра тем временем начала раздеваться, пока не осталась в центре круга из зажжённых свечей абсолютно голой. Одну свечу взяла в руку и провела возле зеркала.

— O, antiqua oracula, reperio vestri secreta, — зазвучал певучий голос Александры. Неужто, хоть где-то пригодилась латынь? (О, древние оракулы, откройте свои тайны)

— Ego cultus meridiem. Ego invocábo sapiens Thoth, revelare secreta! Я поклоняюсь югу. Я призываю мудрого Тота, открой свои тайны!

Держа свеча в руке, Александра повернулась в сторону Марии и опустилась на колени. Мария прикрыла глаза, чтобы не выдать, что наблюдает за странным ритуалом.

— Ego cultus aquilonem. Ego voco super omnes-videns Velva, revelare secreta! (Я поклоняюсь северу. Я призываю всевидящую Вёльву, открой свои тайны!)

Мария открыла глаза, и увидела, что Александра опустилась на колени, теперь повернувшись к ней ягодицами.

— Ego cultus in oriente! Ego voco super executor de Silat scriptor velit! Me respice in secreta mundi. (Я поклоняюсь востоку! Я призываю исполнителя желаний Силата! Позволь заглянуть в тайны мира.)

Детектор излучений зашкаливал.

— Ego colunt ad occidentem! Ego invocare Nativitatis spiritus Krampus. Imple meum velle, me respice in Abyssum Chaos, ut responsum ad quaestionem. (Я поклоняюсь западу! Я призываю рождественского духа Крампуса. Исполни моё желание, дай заглянуть в Пучину Хаоса, чтобы получить ответ на вопрос.) Аmen (Аминь!)

В комнате вдруг стало значительно холоднее. Мария скрестила руки на груди. Через несколько мгновений свечи погасли. Но зеркало продолжало отражать свет каких-то призрачных свечей. Яркое пятно в тёмной комнате. Оно так и притягивало любопытный взгляд. Но в глубине серебряной глади не было отражения: чему бы отражаться в кромешной тьме? В Зеркальной глади зияла настоящая Бездна. Ты смотришь в неё, и каждый миг падаешь всё глубже, и нет этому ни конца, ни края. Сколько времени прошло: секунда? Год? Век? Мария точно не знала.

Она по прежнему сидела внутри странного дома, но вместе с тем стояла и рядом с ним. Она видела сразу и Солнце, и Луну, но не два шара на небесной глади, а две линии, в которых слился каждый миг Небесных Светил, от рассвета до заката. Она видела эпохи, которые сменяли друг друга в мгновение ока. Вот на том дубе фашисты повесили пойманного повстанца, а потом уже русские солдаты берут нацистскую нечисть в плен, и продолжают кормить убийцу. Монголы сжигают в деревню, но если вглядеться, то можно рассмотреть первый день после крещения, когда староста деревни решает сжечь языческие идолы. Мгновение гибели динозавров смешано с мигом зарождения жизни. И во всей этой мешанине образов Мария чётка разглядела один: обнаженная женщина с растрёпанными волосами с кинжалом нависла над телом другой женщины. Александра пыталась убить Марию.

В следующее мгновение Мария смогла вынырнуть из захлестнувших её видений. Перед ней стояла Александра и нехорошо улыбалась.

— Всё-таки заглянула в зеркало, хотя я тебя предупреждала. Как же я рада, что ты заглянула в Пучину Хаоса. Как же я долго ждала тебя.

— Я ничего не понимаю, — Мария попятилась к выходу, спотыкаясь о предательски разбросанные по полу предметы.

— Ты ведь видела свою судьбу, не так ли? — в глазах Александры полыхало безумие. — Моё настоящее имя — Кассандра, и я живу не первое тысячелетие. Я с детства была любопытной, как и ты. Я не удержалась, и заглянула в Хаос, чтобы разглядеть в нём грядущее. Оно меня не обрадовало: мой родной город должны были сжечь дотла враги. Я рассказала о ждущем нас горе родителям, но они лишь презрительно расхохотались мне в лицо. Я говорила с каждым встречным, но никто не верил мне. Хаос хохотал и издевался надо мной: «Тебе не исправить будущего. И не закрывай глаза: ты не спрячешься от видений. Ты же сама хотела знать, что тебя ожидает, теперь наслаждайся»

Когда последний сполох огня потух на пепелище, односельчане вспомнили мои слова, и обвинили меня в сговоре с врагами. Они попытались повесить меня на дереве. Только Хаос, покоривший меня, жадно охранял новую игрушку. Он захватил мой разум, и я уснула, а когда очнулась, то увидела окровавленный кинжал в руке, а вокруг десяток убитых.

С тех пор я обречена на длинную жизнь, полную кошмаров, как во сне, так и на яву. Я точно знаю, когда начнётся война или эпидемия, но ничего не могу изменить. Никто не может узнать будущее. Никто кроме меня. Но один раз в год, когда границы между мирами истончаются, и каждый желающий может увидеть будущее, я могу найти себе преемницу.

Думаешь, прорицательница моего уровня искала бы за тысячу рублей мужа для незамужней неудачницы? Я точно знала, что ты такая же любопытная, какой была в своё время я. Я не могу видеть только свою собственную судьбу, поэтому не знаю, согласишься ли ты освободить меня.

— А если откажусь — убьёшь? — Мария уже держалась за ручку на дверях и с вызовом смотрела на Александру.

— Ты же ведь видела своими глазами будущее. Показанное Хаосом всегда исполняется, этого не изменишь. Есть только один способ: Кассандра, Избранница Хаоса, никогда не может видеть своего будущего. Стань моей преемницей, и тогда будешь жить. Тебя будут ждать тысячелетия, в течение которых ты сможешь раскрыть любую тайну, которую пожелаешь. А когда надоест, можешь передать дар преемнице.

— Да пошла ты, психопатка!

Мария дёрнула ручку и выскочила на крыльцо. краем глаза она заметила, как лунный свет отразился на лезвии ножа в руках Александры.

Мария никогда не увлекалась спортом, но сейчас оббегала деревья, не обращая внимания на боль в боку и на одышку. Кажется, эта сумасшедшая отстала. треснула ветка. Мария испуганно обернулась на звук. Голая Кассандра уже заносила клинок над её головой.

— Я согласная! Я на всё согласна! Я буду твоей преемницей!

Кассандра остановила кинжал всего в нескольких сантиметрах от сердца девушки.

— Спасибо! — прохрипела она, и в несколько мгновений превратилась в прах, который рассыпался на свежем снегу.

***

— Мама, мамочка, купи мне этого слоника! Мне он так понравился.

— Хорошо, Серёженька.

Мария вдруг почувствовала, как в торговом центре стало заметно прохладнее. Это знакомое ощущение погружения в Пучину Хаоса. За последние годы он показал девушке много картинок, ни одна из которых не принесла ей радости.

Вот неприметный парень, в самых обычных джинсах и куртке кладёт свёрток вблизи урны. Раздаётся взрыв. А ведь продавец, который сейчас протягивает слонёнка её сыну, через несколько минут будет гореть!

— Бегите! — прохрипела Мария. — В здании бомба.

— Девушка, Вы так рано начали отмечать праздник! С наступающим!

— Сынок, пошли отсюда, скорее!

— Мамочка, я никуда не уйду без слонёнка!

Мария невольно оглянулась через правое плечо. Там висело зеркало, но вместо её отражения там зияла знакомая Бездна и ухмыляющееся лицо Кассандры.

— Ты ничего не сможешь изменить. Живой из здания выйдешь только ты.

***

Предсказания никогда не сбываются. Ничьи, кроме моих. Но если вы вдруг позавидуете моему дару, то могу научить тайнам гадания и вас. Приходите ко мне в ночь накануне Старого Нового года.

Синдром Тифона

Небоскрёбы тянутся ввысь, закрывая солнечный свет. Говорят, бомонд на верхних этажах может себе позволить каждую ночь смотреть на звёзды. Неужто, у них даже смога нет на верхних этажах? Гравикары многомерным потоком-ульем мчат куда-то пассажиров среднего класса. Этим никогда не арендовать комнату на вершине, но и вниз они предпочитают не опускать взор. Середняки выбрасывают мусор из окон на полной скорости. Тем, кто внизу, всегда следует с опаской посматривать в небо, чтобы не упало ничего на голову.

Один из гравикаров опустился к самой земле. Женщина с красной сумочкой брезгливо поморщилась, вставая дорогими туфлями на грязный асфальт:

— Как они живут в таком свинарнике?

— Если б ты, стерва, не кидала ничего сверху, то и асфальт был бы чище! — брюнетка плюнула даме под ноги, та в ответ смерила взглядом с ног до головы, но не опустилась до взаимных оскорблений. Житель второго этажа никогда бы не заговорил с «асфальтниками», а эта дама однозначно спустилась с более высоких этажей. На вывеске написано «Олимп». Изобретатель главного лекарства тысячелетия, возможно, был старомоден. Он всё ещё считал показателем высокого статуса располагать заведение на первом этаже. Но скорее всего, это было признаком хорошего чувства юмора: Олимп — на самом дне. И как бы высоко ты не забрался, но раз в пятьдесят лет тебе придётся спуститься в самый низ, чтобы получить очередную дозу лекарства.

Женщина с красной сумочкой с надменным видом пошла в сторону входа, и сенсорное покрытие на асфальте вблизи клиники заискрилось молниями. Следом за ней пошёл босой старик в лохмотьях. Сенсорный пол окрасился в красный. Перед мужчиной возник невидимый барьер, на котором появилась голограмма девушки-азиатки.

— Простите, но ваш фасон обуви не соответствует обуви большинства клиентов «Олимпа». Если вы желаете просить милостыню, вам в соседний квартал.

— Я клиент.

Мужчина продемонстрировал сияющую всеми цветами радуги метку на левом запястье.

— Извините, что сразу не поняла этого. Проходите!

Женщина с красной сумочкой брезгливо поморщилась, когда её взгляд упёрся в босого старика. Если бы можно было монетизировать все эти надменные взгляды в сторону мужчины в лохмотьях, он бы точно смог арендовать особняк на самой вершине. Казалось, даже дроид у стойки регистрации поморщилась, когда ей пришлось обращаться к необычному клиенту.

— С какого вы уровня? Покажите регистрацию.

Метка с семью цветами. Женщина с красной сумочкой на секунду изменилась в лице, а затем взяла себя в руки и грациозно поклонилась, но мужчина не заметил этого жеста раболепия. Семь цветов на метке обозначали жителя вершины. Для этого нужно было сделать что-то действительно стоящее, изменившее мир, либо хотя бы быть очень богатым, настолько, чтобы обойти бюрократию на каждом из этажей в своём Доме.

Шесть цветов чаще всего были у любовников и любовниц семицветных, поэтому на предпоследних этажах часто менялись обитатели, а когда они спускались уровнем ниже, то получали от завистников прозвище «радужные». У жителей нижних этажей была лишь одна метка с цветом: красная — у тех, кто живёт выше, фиолетовая — у нижних. А вот у «асфальтников» были серые метки. К серому цвету уже не дорисуешь незаметно цвет, поэтому если кому-то чудом и удавалось подняться вверх, то серая метка оставалась навсегда напоминанием нищего прошлого. Кстати, у женщины с сумочкой рядом с красной меткой была серая. Она смогла сбежать с предначертанного Судьбой места, и теперь презирала бывших одноэтажников.

К стойке регистрации через несколько минут подбежали две медсестры, с широкой улыбкой. Они едва ли не на руках внесли старика в лифт. Конечно, никто не пришлёт дроида встречать вип-клиента. Хотя бы для семицветных остался клочок настоящего мира.

Доктор Халифов от бесконечной скуки баловался порцией техно-наркотиков. Он смерил взглядом вошедшего старика.

— На что жалуетесь?

­– Доктор, у меня синдром Тифона.

— Может быть, всё-таки синдром Харона?

Старик беззлобно, скорее поучительно, улыбнулся:

— Скорее всего, я похож также на страдающего синдромом Эрры. Обидно, что в нашем веке всё ещё есть страдающие от голода и умирающие от болезней. Но мне делали вакцину бессмертия, поэтому я не умру от старости. Но, как видите, как и герой древнегреческого мифа Тифон, я получил длинную жизнь, но без вечной молодости.

Доктор Халифов поморщился. Болезнь Тифона стала настоящим бичом современности. Люди справились с Флюковидом, СПИДом и раком, на какое-то мгновение всем показалось, что они одолели саму Смерть. Теперь умирали только самые бедные — это называлось синдромом Харона. Но в последние несколько десятилетий всё чаще стали появляться те, кто не мог умереть ни от одной из болезней, но теряли привлекательный внешний вид. Они делали повторную вакцину чаще положенных пятидесяти лет, но и она полностью не устраняла симптомов нового заболевания столетия.

Медсестра взяла пробу крови пациента. Когда появился результат, она удивлённо приподняла бровь, но промолчала. Показала результат доктору Халифову.

— Сергей Иванович Бессмертный? Это действительно Вы? Вы так изменились?

— Постарел, Игорёк. Я перестал принимать вакцину лет сто двадцать назад, и, как видишь, старею потихоньку.

— Но почему? Мы искали Вас. Весь научный мир искал Вас. А вы вот он, в лохмотьях.

— Мне на первом ярусе, знаешь ли, комфортнее. Тут осталась ещё настоящая жизнь. Когда я разрабатывал вакцину бессмертия, я надеялся справиться с главной проблемой человечества. Но главная проблема — вовсе не смертность. Главная проблема — глупость и несправедливость. Я хотел построить идеальный мир. Но своими руками построил ад на Земле. Игорёк, настало время исправлять ошибки. Выключи энергетическое поле вокруг клиники. Все желающие должны получать вакцину бессмертия, не только жители высоких этажей.

— Это невозможно!

Сергей вынул из потрёпанного кармана пистолет.

­– Кто пропустил его с оружием?

Сергей подставил дуло к виску.

— Игорёк, ты достиг всего, чего желал, хотя всегда был бездарем. А я был гением, и вот он я, стою возле тебя, облачённый в лохмотья. Игорёк, но даже твоя карьеристская подлая душонка должна быть в курсе. Как много дров мы наломали. Мы должны изменить этот мир.

— Ты уже его изменил. Людей теперь так много, что многим приходится выбивать себе место под солнцем на самых высоких этажах. Ты хочешь, чтобы никто не умирал? Но этого не будет! И можешь не угрожать мне пистолетом у своего виска. Мне никогда не позволят выполнить этот твой приказ. Бедные должны умирать. А кто успел накопить денежек, может продолжить жить. Всё по теории эволюции.

— Богатые бессмертны. Как же бедняки должны получать возможность заработать деньги на вакцину?

— Это их проблемы.

Сергей разрыдался. А затем выстрелил себе в висок.

И с ним погибла и формула вечной жизни. Конечно, на несколько столетий хватило порций вакцины — но только для избранных. Той вакцины, которую Сергей Бессмертный синтезировал в расчёте на всё население Земли времени его молодости.

А позже человечество накрыла настоящая эпидемия синдрома Тифона. Точнее, эта эпидемия коснулась только верхних ярусов.

Жители асфальта успевали родиться, жениться, родить детей и умереть, и так сменяли несколько поколений. А жители вершин превратились в полуживые мумии, ожидающих, что однажды снова найдут лекарство от старости. Поэтому они не торопились уступать свои богатства грядущим поколениям.

Василёк

Собрались парубки с девчатами обряд по традиции справлять. Солнце высоко, но коли не успеешь до заката перед Пятидесятницей всё сделать, того и гляди, встанут усопшие из могил, станут люд пугать и детей малых поедать. Дары предкам положили на могилки, кто чем богат: яйца, каравай или картошка варёная. И мяту с мать-и-мачехой не забыли положить. Коли забудешь — быть беде. Вспомнят деды и прадеды, что жили на земле когда-то.

Кто постарше, остались, вспоминать былые дни, поминать пращуров. А молодёжь собралась у берёзы. Украсили лентами да цветами, хоровод водят, песни поют. Пахнет — благодать! — лесными травами да цветами.

— А давайте сожжём русалку? — предложил Матвей.

— Давай! Давай! — кричали дружно девки.

Сплели чучело из берёзовых ветвей. Матвей с Пилипом несут, а девки песни поют:

Ой, да не сплести ль венок,

Да из ромашек-васильков,

Не снести ли в теремок,

Чтоб прибавил мне годков?

Вбили кол в землю, и привязали чучело в поле.

— Что мы сделаем с девой речною? — крикнул Матвей.

— Сжечь её! — сказала Арина.

— Да разве можно, в ней же душа утопленника, — сказал Пилип. Поделились на половину, как и каждый год. Одни защищают чучело, хоровод ведут вокруг дочки Водяного, а другие подбегают, кривляются, чтоб напугать нечисть. Потом подожгли, дым пошёл по полю вольному.

Все веселятся, песни поют. Парубки горилку попивают, анекдоты рассказывают. Девчата сгрудились неподалёку, через венок пепел сыпят, на суженных гадают.

Одному Василию не до радости. За что они так ненавидят деву речную? Что она им плохого сделала? Он повстречал её на прошлой неделе — отличная баба! Добрая, красивая, глаз не отведёшь. Песни ему пела и звала за собою.

— Поплыли, Василёк! В моём царстве всегда тепло, нет зимы. Вдоволь мяса и хлебов.

— Прости, но у меня матушка больная, как я её брошу…

Нет у русалки вовсе хвоста, обычная девушка, только красивее и милее всех, что на селе живут. «Вот ведь дурак! Такую бабу прошляпил!» — корил себя Василий. Пока люд веселился, он пошёл потихоньку в направлении реки. Идти недолго — и версты нет.

Нырнул Василий в реку Бурную, чтобы переплыть на другой берег. В прошлый раз он повстречал Наяду. Бродил Василий час, другой, третий. Вот уж и солнышко хочет искупаться в реке, довольно окрашивает небеса, как художник рисует на холсте разноцветными красками.

Наступила ночь, острый серп месяца рассыпал по тёмному покрывалу пригоршню звёзд. Василёк почти задремал, как гладь речная покрылась рябью. Вышла она, в венке из берёзовых ветвей.

— Здравствуй, Наяда!

— Здравствуй, Василёк. Зачем пожаловал?

— Люблю я тебя. Всем сердцем, понимаешь? Жить не могу без тебя. Ты мне предлагала в твоё царство давеча поплыть. Готов я. Возьми меня к себе. Знаю я, никто не ворочается оттуда, да не нужно мне возвращаться. Буду жить с тобою до скончания веков.

— Любишь, говоришь? А кто чучело русалки во поле сжигал, кто песни пел и хороводы водил?

— Прости меня, дева речная. Ты же знаешь — то всё игры, то всё сказки. А по-настоящему ни одним пальцем не причиню тебе вреда!

— А чем доказать любовь свою сможешь?

— Сделаю, что велишь! Вот проси, что хочешь — всё выполню!

— Видишь поле, всё вдоль и поперёк усеянное сними цветами?

— Да.

— Коли успеешь вырвать все цветы до одного, да до утра принесёшь мне — будешь со мной. А коли не успеешь — то не увидишь больше никогда.

Русалка развернулась, да нырнула в Бурную реку.

А Василий поплёлся к полю, что в цветках синих. Сначала рвал бодро, в груду цветки аккуратно складывал. Потом сил становилось всё меньше, но не сдаваться же, в самом деле! Он жить без неё не может!

Слышит вой жуткий, что со стороны кладбища доносится.

— Не обращай внимания. Волки — они везде, нет покоя от них пастухам.

Всё рвёт и рвёт Василёк цветки синие, да ближе друг к другу складывает, чтобы когда поле всё очистит — сразу к речке дар речной царице отнести. А вой не прекращается. Вот уж и призраки пращуров мелькают то тут, то там. И дары им на могилы положили, и чабрец сожгли над надгробиями — всё бесполезно. Каждый год в ночь перед Пятидесятницей встают они, чтобы побродить ещё одну ночь по грешной земле. Хватают его нечистые за руки, за волосы, норовят помешать. Но Василёк внимания не обращает на чудеса, что творятся. Молитву читает, иногда песню запевает.

Тут петухи запели, слыхать по всей округе. Духи сгинули. Им не место под божьим светом, ночь — их приют. Василий посмотрел по сторонам — остался один цветок, который он не сорвал.

— Не успел! Я её теперь никогда не увижу! Зачем мне жить теперь на белом свете?

Он взял острый камень, что лежал недалеко, и пронзил себе сердце.

Наяда выплыла из реки.

— Что же я натворила! Что я сделала?!

Давным-давно предал её возлюбленный. Притащил к реке и утопил. А потом забрал приданое, начал пропивать. А утопленница не знала покоя. Она ненавидела мужчин, норовила их утопить. Да только Василий любил её! Он жизнь положил ради её прихоти.

— Какая же я дура!

Она шла, и земля под нею загоралась, пятки жгла. День — не время для нечисти. Но что ей до правил?

— Что я натворила!

Она присела рядом с парубком.

— Василёк, прости!

Вытащила несколько цветков из охапки, что парень сжимал в объятиях, и сплела венок. Куда бы ни капнула её слезинка — вырастал новый синий цветок. А потом вырвала последний синий цветок, который Василий не успел сорвать.

— Василёк, я обещала, что заберу тебя с собой, когда ты подаришь мне все цветы с этого поля? Я исполню обещание. Твоя душа — в этом последнем цветке.

Она исчезла в Бурной реке.

Люди вернулись утром, а синие цветы росли на поле ещё гуще, чем обычно. Никто не узнал, что в каждом цветке — душа парубка и слезинка русалки.

Уличный музыкант

В сыром подземном переходе даже душным летом прохладно. Не настолько, как вы привыкли в офисе, сидя под морозящими струями сплит-системы. С жалостью смотрю на пот на футболках прохожих. Они спасутся на несколько мгновений от невыносимой жары. А я останусь здесь. Тут всегда полумрак. На кого-то он давит, а мне нравится, своеобразная романтика, это создаёт ощущение волшебства. Моргает люминесцентная лампа. Наверно, опять стартер полетел. Кому какое дело? Пускай мерцает, другие-то нормально работают! Вот когда будут следующие выборы в парламент, тогда и заменят! Пахнет у нас… Ну, если Вы хотя бы раз спускались в подземку, то знаете, о каком запахе идёт речь.

Видите красавца? Да-да, именно этого высокого брюнета с прекрасным лицом, огромными мускулами и золотой серьгой в ухе. Это я. А ещё я скромный, как и любой, кто зарабатывает на жизнь творчеством. Шучу, конечно!

Давайте знакомиться. Меня зовут Саней. Александр, если быть официальным. А это мой переход, он почти, как дом. Нет-нет, что Вы! Не бездомный я, очень даже неплохие доходы имею. Я здесь работаю.

Итак, я уличный музыкант. Думаю, я умер бы от тоски, если бы на семь лет дед не подарил мне гитару. Отец сдал в музыкалку, спасибо ему за это! Как представлю себе этих всех, что пылятся в офисах, как книги на полках в устаревших библиотеках, не по себе становится. Я так не могу. Я завял бы, зачах. Не умею долго сидеть на одном месте. Дайте мне волю — я бы исколесил весь мир. Просыпался бы в разных городах. В разных постелях, само собой! Хотя, с этим и сейчас у меня всё в порядке В нашем городе две основные профессии. У нас все любят продавать. Не важно, что, главное дороже. Никто ничего не производит, зато продавать всегда рады. Есть и другая работа — строитель. Для меня поклеить обои — это подвиг Геракла, а Вы говорите — разнорабочим. Не моё это. И офис — не моё. Поэтому официально я безработный. Большинство моих знакомых говорят:

— Да в твои двадцать пять тебе пахать и пахать! А ты побираешься. Не стыдно с протянутой рукой?

Я их посылаю. Не буду говорить куда — в приличном обществе не выражаюсь, но они оттуда ещё не возвращались. Не стыдно. Я никогда не просил денег. Отец мне в четырнадцать ясно дал понять: если хочу пить пиво — должен зарабатывать сам. В подземке — как в царстве Воланда: ничего не нужно просить, сами дадут! Не скажу, что живу богато. На машину не заработал. Но зачем мне она? В таких пробках я лучше на трамвае. И переход не далеко от дома.

Я дарю людям минуты радости, а они бросают монеты. Дело своё очень люблю. Знаете, как приятно, когда идёт человек, грустный, замученный заботами. Идёт с опущенной головой, ещё мгновение — и расплачется. Я не учил психологию и всякие НЛП, но столько людей повидал, знаю — хреново мужику, крепится. А потом пройдёт мимо. Остановится, подумает маленько. Потом поднимет голову и улыбнётся.

— Хорошо играешь, парень! — и палец вверх поднимет. — Я в твои семнадцать тоже любил играть на гитаре. Куда оно потом делось?

Ради таких моментов стоит жить. Моя работа — приносить людям счастье.

Да, кстати, я побрился, поэтому и выгляжу на семнадцать. Даже пиво и сигареты не продают без паспорта!

На другом конце перехода сидит цыганка. На её руках спит ребёнок.

— Подайте, люди добрые! Подайте, Христа ради!

Дамочка в повязанном платке! Она живёт богаче тебя, дура! Знала бы ты, почему ребёнок спит на её руках! Они покупают детей у бомжей, и поят водкой. Грудных детей — водкой, представляете! Чтоб не орали дети. Такие долго не живут — два, от силы три месяца. Потом покупают нового ребёнка. А ты, христианка, бросаешь ей деньги на нового ребёнка. Надеюсь, в раю зачтётся попытка сделать добро. Что это я, право? Не надо грустить, жизнь прекрасна!

Песни я придумываю сам. И музыку. Вот, послушайте:

Где наши юные сердца,

Там места нет для слов печали,

И нет начала, нет конца:

И днём, и ночью мы летаем.

И только ветер в головах,

Надежды мы храним на сердце.

Уверенность развеет страх,

Пред нами все открыты дверцы!

Мент идёт. Им бы защищать народ. А они у нас, как супермены: появится ещё один, кто дань не платит, сразу плащ развивается, Готем в опасности! Другие убегают, увидев «стража порядка». А мне чего бояться: с документами всё нормально.

— Нарушаем, уважаемый!

— А что не так, начальник?

— А ты как думаешь? — он алчно потёр руки.

— Я думаю, всё в порядке.

— Нарушаешь общественный порядок, песни горланишь, это раз! — полицейский загнул мизинец.

— Так до одиннадцати вечера можно!

— Не перебивай. Собираешь дань, а налоги государству не платишь. Оно тебя одевает, обувает, дороги строит. Кстати, ты служил?

— Не приходилось. Белый билет. По здоровью.

— Ладно, это мы проверим. Но за налоги знаешь, какие деньги придётся заплатить?

— А за что налоги? Я стою себе, никого не трогаю. Песни пою, на гитаре играю. Не буду же я чехол от любимого инструмента к грязной стене прислонять? Положил аккуратно перед собой. А люди туда деньги начали кидать. Я же не виноват, я их не просил! А дар и добровольное пожертвование налогами не облагаются. Вы бы цыганку проверили — платит ли она налоги?

— Бедная женщина! Ты её не трогай, она же говорит — на хлеб ей надо.

— Начальник, а Вы часом не превышаете полномочия? — улыбнулся я, говоря уверенным тоном.

— Умный, значит? Ладно, умник, живи пока на свободе. Сможешь сыграть что-нибудь душевное?

— Дак что сыграть-то?

— Ну, этакое, чтоб аж от души отлегло! Про тюрьму, лагеря. Ну, эти… народные французские песни в русском исполнении.

— Прости, шеф, но я не плейер. Я не могу играть то, что не люблю.

И я сыграл свою. Мент посмотрел на меня.

— Ладно, играй! Нравится мне. Я тоже когда-то начинал учиться. А у тебя даже барре получается брать! Молоток!

Полицейский ушёл, насвистывая мою песню. Невпопад, но я-то узнаю своё творение!

А эту блондинку с пышной грудью я знаю.

— Свет! Привет!

— Прости, Саш, у меня нет времени. Я занята. У меня свадьба на носу, а тут ещё машина сломалась. Ладно, мне надо бежать.

— Как женишься? На ком? Мы же любим друг друга!

— Нет, Саш, ты ошибаешься. Как можно любить безработного? У тебя же нет и гроша. Работать ты не планируешь.

— Я играю песни. Мне нравится такая жизнь.

— А мне нет. Прости, нужно бежать.