Бесплатный фрагмент - Больной апрелем

Предисловие

Бомж брел по улицам Санкт-Петербурга, иногда останавливаясь у мусорных баков, чтобы добыть себе пропитание. На нем висела, заношенная армейская шинель без ремня и на несколько размеров больше. На голове — шапка-ушанка, тоже армейская, еще образца семидесятых. На ногах — армейские ботинки без шнурков. Может, он их потерял, а может, надоело их завязывать, и он их просто выбросил. Никто на него не обращал внимания, да и ему до остальных не было никакого дела. Мысли его путались, но побеждала одна. Она двигала им, заставляла его идти дальше и вообще жить.

«Если сегодня найдется еды побольше… А может, найду и выпить, то устрою себе праздник, все-таки годовщина, как я встретил ее в Ессентуках. Боже мой, как это давно было, как давно. Да и вообще это было в той, первой, жизни, когда я был молод, и мне было море по колено. Затем была вторая жизнь, двадцать пять лет без нее. И вот теперь третья, совсем рядом с ней. Но, увы, не с ней».

Так он шел, размышляя, а его глаза в очках с треснутыми стеклами выискивали по тротуарам и мусорным бакам еду, выпивку или любое иное, что можно надеть, поменять, продать. Такова жизнь бомжа. Ему еще повезло, он отвоевал себе Марсово поле и его окрестности. Все же былая физическая подготовка не прошла даром. Он отстоял себе это место в рукопашном бою с другими бомжами. Особенно хорошо здесь летом и осенью, когда приезжает масса туристов, тогда, конечно, он «жирует». Дети бросают мороженое, никогда не съедают хот-доги полностью, рассыпают печенье и чипсы, роняют деньги. Конечно, еда уходит сразу в организм, а вот деньги, игрушки и одежда сортируются и прячутся в нишу под памятником Суворова. Там, внизу, есть такая ниша для электрических щитов, и места там много. За последние три года туда никто не заглядывал, да и вряд ли когда заглянет. Нева уже давно не выходит из берегов, и электричество исправно освещает памятник. Бывало, что подвыпившие граждане давали и большие суммы денег, можно было одеться, обуться приличнее. Но опыт подсказывал: как ни одевай шестидесятилетнего деда, он и останется дедом. Поэтому деньги складывались в тайник, на черный день. В эти теплые летние и осенние дни он грелся на солнышке под кустами сирени, пока не прогонят представители власти или не потревожит уборщик мусора. Благодать…

Зимой, конечно, было трудней, но он нашел вынимающееся окно под одним зданием. Забравшись туда в темное время суток, спал на теплотрассе подвала этого дома. Но с каждым разом было все труднее и труднее пролазить в это окошко и еще труднее вылезти из него — старость не радость. Раньше он спал под мостами, в бумажных коробках, укрывшись целлофаном. Мягко и тепло было под мостом, волны Невы хлестали по берегу, а ночью, когда открывались мосты и прямо из коробки было видно звездное небо над Питером. Но с усилением терроризма из-под мостов всех прогнали, ночлежек для бездомных так и не построили. А в той единственной ночлежке, можно было получить по морде или быть ограбленным такими же бомжами, как он, но моложе. Поэтому от ночлежки он сразу отказался, начал искать себе приют и нашел его в подвале одного из домов вблизи Марсова поля. Кстати, рыться в помойках его научили еще на спецподготовке в училище КГБ — он проходил практику добывания информации. Переодевшись под бродягу, рылся в помойке возле секретного института. Нарыл он тогда много, листы с грифом «секретно» и обрывки чертежей каких-то летательных средств — не то ракет, не то самолетов. А еще он нашел там золотую цепочку, видимо, случайно выброшенную кем-то на помойку. Так что не только рукопашный бой помог ему выживать в этом испытании жизни, но и спецподготовка по добыванию информации. Иногда в свои удачные дни, когда находил много еды и выпивку, Женя — так звали бродягу — наедался и, уже лежа в подвале, на матрасе, который он нашел тоже на помойке и, естественно, уложил на трубы теплотрассы, лежал и вспоминал свою любимую. Упиваясь воспоминаниями, засыпал сладким сном, и снилось ему далекое время из той, первой, его жизни.

Глава первая. Начало

Ах, весна — весна на острове! В этом году она пришла так рано, что все были просто в шоке. Первого марта уже растаял снег, стала пробиваться зеленая травка, в воздухе повисло весеннее благоухание. Мужчины стали чаще оборачиваться на проходящих мимо женщин. Дамы, в свою очередь, сменили зимний наряд на весенний и выглядели стройнее и более привлекательно.

В кабинете командира одного из подразделений гарнизона пограничного отряда раздался телефонный звонок. Звонил начальник санчасти, он только что принял эту должность. Начальник санчасти, предложил командиру «бешеного» (так его звали в шутку офицеры) взвода одну «горящую», никем не востребованную путевку. Медик давно уже говорил Жене, что надо поехать подлечиться, и вот есть путевка на двадцать четыре дня в санаторий КГБ, в Ессентуки. Поскольку путевка была «горящая», решение надо принимать быстро. У Евгения служба состояла из сплошных командировок. Это действительно не очень благоприятно сказывались на кислотно-щелочном балансе желудка и нервной системе. Быстро получив согласие жены, Женя стал собираться в дорогу. Командир части тоже не был против поездки и предоставил отпуск. Получив путевку и оформив быстро документы на отпуск, он отбыл из части. Двадцать восьмого марта Женя был уже в Ессентуках. Санаторий этот принадлежал Управлению КГБ СССР, и он его нашел быстро, поскольку городок небольшой, народ приветливый и разговорчивый — все рассказали, все показали. Офицер к обеду уже был на месте. Сдав администратору необходимые документы, Женя направился на собеседование к терапевту, отвечавшему за гостей корпуса, в котором его расселили. Врач-терапевт оказалась приятной женщиной. Быстро осмотрела новичка и направила на анализы. Попутно проинструктировав о приличном поведении и дисциплине лечения. Но все же она, выслушав жалобы Евгения на нервную перегрузку, намекнула, что самое хорошее лечение нервов — это увлечься красавицей. Организм при этом самостоятельно найдет резервы для восстановления нервной системы. Дополнительно назначила ему водные и грязевые процедуры. С ее слов, через двадцать четыре дня он помолодеет лет на десять. Что в действительности потом и случилось. Еще она сказала, что необходимо заниматься зарядкой, играть в волейбол, настольный теннис и пить три раза в день водичку «Ессентуки-2». Он все выполнил, как рекомендовала доктор, сдал все анализы, познакомился со всеми любителями волейбола и тенниса. И поскольку набралось полных две команды с обеих сторон площадки, началась ежедневная игра в волейбол. Продолжил по утрам делать зарядку, пробежку на три километра и тренировать приемы рукопашного боя. Вот пришли результаты Жениных анализов. Терапевт посмотрела их, сказала, что он в этом заезде самый здоровый. Лечить ему особо нечего, но в целях профилактики возможных заболеваний она подтвердила ему все процедуры на грязи и плюс горячие ванны с водичкой «Ессентуки-1». Он с удовольствием ходил на все эти процедуры, ибо они приносили ему приятное физическое и моральное наслаждение. Представьте себе, после зарядки, попив водички, приходит в процедурную, принимает душ и погружается в ванну, наполненную почти горячей лечебной водичкой «Ессентуки-1». Лежит он в ванной в чем мать родила, греется и, надев наушники, слушает приятную классическую музыку, просто почти засыпая от умиления. А возьмем грязи: приняв душ, абсолютно нагой ложишься на кушетку, застеленную простынею, покрытой ровным слоем лечебной грязи толщиной два сантиметра. Грязь теплая, слегка пахнущая болотом, обволакивающая. Подходит молодая санитарка, все ее называли «сестричка», а она их — «братишка». И вот сестричка своими нежными руками обмазывает его грязью всего от колен до груди, включая интимные места — эта процедура называется «трусы из грязи». И его охватывает волнение и блаженство от ее прикосновений. Очень трудно удержаться при этом и не возбудиться. Затем она заматывает его в эту простыню полностью, как мумию, только лицо белеет на фоне грязи. И вот он лежит в этом тепле и блаженстве. Через тридцать минут приходит сестричка, нежными руками разворачивает простынь и снимает этими же руками с него всю эту грязь, скользя по его телу от пояса до колен, включая и интимные места. Что он испытывает при этом, лучше не говорить. Истома проходит по телу; мигом бежит в душ, пропотевший, здоровый, взбодрившийся, и смывает с себя остаток грязи — кайф да и только.

Женя со своим дружком Володей все время прикалывались. Приходили вместе к поварихе и просили добавки, та поначалу спрашивала:

— Что, мальчики, порции маленькие или так проголодались?

Друзья ей отвечали почти в один голос:

— Нет, все нормально, просто ночью придется много работать, вас же, красавиц, здесь так много.

Повариха смущенно хихикала. На следующий день когда они просили добавки, она уже им задавала вопрос: «Что, большая работа предстоит?» — и улыбалась загадочной улыбкой Моны Лизы. А еще Женя с другом нашли себе забаву: когда они проходили в столовой мимо столиков, всем женщинам, сидящим за столиками, желали демонстративно приятного аппетита. За одним из столиков Женя увидел приятную девушку и пожелал ей приятного аппетита. Она была молоденькая, симпатичная, с румяными щеками, вся такая нежная, воздушная, что он сразу ее отметил среди всех остальных. У нее был приличный бюст и стройная, как у лани, фигура. Он вначале, скорее всего, больше по привычке, чем от желания обратить на себя внимание или пофлиртовать, пожелал ей приятного аппетита. При этом приложил правую руку к сердцу и слегка поклонился. Она ему ответила нежным голосом и с улыбкой на лице:

— Спасибо, и вам того же, мальчики.

За ее столом сидели еще два парня и дама. Вторая дама была старше всех лет на двадцать и не вызвала у Жени особого интереса. Однако она очень хорошо сохранилась, видно было по ее лицу, что в молодости слыла красавицей. Два парня, сидящие за этим же столом, были недовольны тем, что ребята так демонстративно желают молодой их спутнице приятного аппетита. Они всегда что-то бурчали себе под нос. Бурчание этих парней, наоборот, подзадоривало друзей. Каждый раз, проходя мимо их столика, друзья останавливались и с особым выражением говорили дуэтом:

— Приятного аппетита!

Теперь уже не столько дамам, сколько сидящим за столом парням, чтобы позлить их. Молодых людей за этим столиком от этого пожелания просто передергивало, но дело до драки не дошло, ибо они не решились на это, а друзья стараются не начинать драку первыми, особенно при дамах.

Оказывается, эта девушка была уже из нового заезда. До этой встречи в столовой у Евгения была с ней еще одна мимолетная встреча, первого апреля, на лестнице. Он поднимался вверх, а она спускалась вниз, и они встретились. Поздоровавшись, перекинулись парой фраз. Он не помнит уже, что ей говорил, наверное, свои дежурные фразы и комплименты. А она, оказывается, уже тогда положила на него глаз. А вот эти последующие пожелания приятного аппетита были уже продолжением знакомства.

В субботу вечером были танцы. Женя пришел на них с товарищем. Оказалось, что из присутствующих мужчин один он умеет танцевать вальс, на него начался, как говорится, спрос. Женя, как истинный кавалер, не отказывал ни одной даме. Но, увидев в толпе ту девушку, которой все время желал приятного аппетита, пригласил ее на вальс. Она смутилась и стала говорить, что не умеет танцевать вальс. Женя настоял — обещая, что с ним она будет прекрасно танцевать. Они начали кружиться в вальсе, и ведомое им, поддерживаемое им, тогда еще сильными его руками, ее тело порхало, почти не касаясь пола. Под ладонями своих рук он чувствовал сквозь платье нежнейшую кожу ее талии и ее правой руки. По окончании танца Евгений поклонился, поцеловал ей руку и, поблагодарив за танец, отвел ее в то место, откуда и пригласил на танец. Весь этикет в танце был соблюден. Дальше все другие танцы он танцевал уже только с ней. Именно на этих танцах он пригласил ее на первое свидание. Ну а затем в кино, затем в поездки на экскурсии, и похоже, что у них начался роман. Отношения становились крепче с каждым днем. Проходя по аллее парка и взявшись за руки, они объяснились с ней. Нет — не в любви — это было значительно позже. Просто она рассказала ему о себе, а он ей — о себе. Оказывается, она была уже взрослой женщиной, у нее есть дочь. С мужем она развелась, поскольку он стал много выпивать, что она на дух не переносила. Но после развода он вдруг бросил пить и женился второй раз. После женитьбы эмигрировал в Австралию. Женя рассказал ей о себе, но эти рассказы не могли остановить их роман. Их роман как бы жил сам по себе, отдельно от всего того, что было до их встречи. Да и врач ему прописал именно это лечение — влюбиться. Поэтому он окунулся в омут этого романа с головой. Через неделю они уже не могли жить друг без друга и, иногда даже в ущерб процедурам, бродили по парку, ездили на экскурсии, в путешествия по горам в Приэльбрусье. Посетили Чегемские водопады. Съездили в Кисловодск на аллею роз. Розы еще не цвели, были лишь набухшие бутоны, но все равно это было чудесно. Сидя в автобусе и держась за руки, они были счастливы только потому, что он чувствовал ее руку, а она его. Они даже не целовались. В свободное время они с ней играли в настольный теннис. Он ее учил этой премудрости, получив хороший урок у мастера спорта. Вскоре она тоже стала прилично играть в настольный теннис.

Первая их совместная поездка, конечно, была именно в Кисловодск. Поехали они на электричке, приехав, бродили по местам, где был Лермонтов, смотрели на сидящего в пещере за решеткой Демона, пили водичку. Она уже была здесь раньше и с удовольствием рассказывала ему все, что знала. Он слушал ее рассказы с умилением. Ему был приятен даже ее голос, ее взгляд. Очень много они тогда с ней фотографировались, разговаривали, бродили по аллеям роз — там этих роз было столько сортов, что просто не сосчитать. Когда ездили к пещерам и знаменитому провалу, кормили белок прямо с рук. Они такие забавные, эти белки, и почти ручные. Он понимал, что она все больше и больше нравится ему. Но пока, кроме удержания ее руки в своей, больше у них ничего и не было. Он просто не мог этого себе позволить и соблюдал этикет. Наверное, он боялся ее обидеть или оскорбить лишними вольностями. Следующей была поездка на Приэльбрусье. Долго ехали они на автобусе между горами, вдоль реки, останавливаясь на временные привалы для фотографирования. Затем поднялись по канатной дороге на площадку. Девушка хотела сесть с ним рядом в кресло, чтобы быть к нему поближе. Но он этого не понял и усадил ее одну, и они поехали вверх на разных креслах. Там наверху было так красиво, так светло. Вот они прибыли на площадку, откуда было видно двугорбый Эльбрус. Туман рассеялся, и уже светило солнышко. Раздевшись до пояса, все загорали. Днем в горах жарко. Но вот пришло время перекусить, и он решил угостить ее шашлыком. Она же, оказывается, тоже очень хотела, чтобы он купил ей именно шашлык. Когда Женя предложил ей шашлык и лаваш, она так обрадовалась, что ее небольшая мечта сбылась, он как бы угадал ее желание.

Но вот вечером их новые друзья во время очередной попойки слегка перебрали. Все, кто был трезв, начали разводить упившихся по комнатам, чтобы не было проблем с администрацией. Она провожала Вову, лейтенанта с пограничной заставы, кажется, из Приморья. Он был молодым офицером, но в пьяном виде слушался почему-то только ее, видимо, она ему тоже понравилась. Женя стоял у приоткрытой двери комнаты, ожидая Татьяну. Он слышал, как она успокаивает пьяного, словно маленького ребенка. Вова, такой счастливый, что-то мурлыкал ей в ответ и наконец-то уснул. Она вышла из комнаты. И они с Женей встретились, как говорится, лицом к лицу. Не сговариваясь, шагнули навстречу друг другу. Обнявшись, поцеловались — впервые. Ее губы были тоненькие и мягкие, как лепестки молодой розы, как пух одуванчика, как самое сладкое восточное кушанье, так и хотелось их съесть. Такая сладостная дрожь пробежала по телу Евгения. Он чувствовал ее упругую грудь, упирающуюся в его тело, чувствовал дрожь ее тела и биение ее сердца. Они как будто слились воедино и были в эти несколько минут поцелуя единым организмом. Это была настоящая страсть. Очнувшись, они пошли в ее комнату. Пожилая напарница, с которой жила Татьяна, была понимающей женщиной. Кстати, женой начальника заставы с высокогорья, где Женя проходил стажировку. Как тесен мир! Напарница все прекрасно поняла и оставила влюбленных наедине. Татьяна и Женя снова начали целоваться, обнявшись. Их страсть разгоралась все сильнее и сильнее, они просто сорвали с себя одежду. Он очутился в ее объятиях, таких нежных, таких сладких, в каких ему не доводилось бывать в этой жизни. Неспешно ласкала его всего с головы до ног, и он отвечал ей тем же. Целовал и ласкал все её молодое тело, все ложбинки и выпуклости. Каждый кусочек её тела вздрагивал от его поцелуев. Когда поцелуи Жени попадали на ее эрогенные зоны, она стонала и вздрагивала, как осиновый листок на ветру. От его ласки ее грудь стала просто упругой и, как ему казалось, даже увеличилась в размерах. Он с упоением целовал эту красоту, периодически сжимая соски губами. Затем начался настоящий сексуальный марафон. Любовные позы их страстной игры менялись, как перчатки у богатой женщины. Женя был в таком ударе, что не мог остановиться. Вот она уже третий раз достигла от его непомерных ласк оргазма. Татьяна понимая, что уже устала от его напора, и перешла к оральным ласкам. От этих нежных прикосновений сердце Жени приостанавливалось, и блаженная дрожь пробегала по всему телу. Она же, отбросив свой стыд, пыталась довести его до такого блаженства, которое испытывала сама от близости с ним. Наконец-то ей это удалось, Женя застонал, этот стон вырвался непроизвольно из его легких. Какое это было блаженство, он не мог передать словами и улетел молча в облака, парил там где-то, в этом блаженстве не понимая толком, что с ним. Глядя на его вздрагивающее тело и слушая его искренние стоны от блаженства, Татьяна испытала очередной оргазм. Ее глаза были в этот миг такими большими и такими выразительными, что он готов был в них утонуть. Получив наслаждение, она тоже закрыла глаза в блаженстве. Только легкая дрожь и покатившиеся непроизвольно из ее глаз слезы говорили, что она тоже там — рядом с ним в облаках счастья и любви. Если бы их спросили в это время, как их зовут, они бы, наверное, не смогли ответить. Женя забыл, кто он, где он и что с ним. Это была настоящая страсть, обоюдное влечение, о котором мечтают все. Но почему-то приходит она не ко всем. Невольно возникает вопрос — почему? Почему он её не встретил, когда еще не был женат? Почему ему Бог послал её именно сейчас, когда они уже не может остаться с ней навсегда? Обидно! Их роман, перешедший уже на интимные отношения, продолжал бурлить. Он писал и дарил ей стихи, ждал с нетерпением их очередной встречи.

Каждая их встреча наедине была такой же страстной, такой же бурной, такой же нежной, как и первая. Похоже, они действительно были созданы друг для друга. Ведь у Жени и раньше были женщины, не считая жены. Однако одно-два свидания — и страсть проходила, желание возвращаться отсутствовало. Здесь же все наоборот, их тянуло друг к другу все больше и больше. Они практически не разлучались, вот разве только на процедуры. А так они всюду бродили вместе, болтали о чем-то, он рассказывал анекдоты, всякие истории. К концу своего пребывания в санатории Женя окончательно заболел болезнью под названием любовь. Он теперь точно знает — это настоящая болезнь, причем страшнее любых других болезней, ведь от нее нет никакого лекарства. Женя понимал, что пропал, просто потихоньку сходит с ума. Потому что он забыл жену, забыл про службу, и только Она всегда и везде была в его мыслях. Она виделась ему в проходящих мимо женщинах, в проезжающих рядом автобусах мелькал ее силуэт.

Но все хорошее кончается. Ему настала пора уезжать. Перед тем, как он уедет, они пошли прогуляться по Ессентукам. Придя к стадиону, они вдруг услышали рокот моторов, а затем и увидели, как в небе кружат спортивные самолёты. Летчики выделывали такие красивые фигуры высшего пилотажа, что просто залюбуешься. Моторы самолетов ревели от напряжения и перегрузок. Женя и Таня стояли, обнявшись, и смотрели в небо, как будто там искали ответ, что будет с ними, но ответа не последовало. И вот, обменявшись с ним адресами и телефонами, она провожает его на автобус. Когда автобус поехал, она пошла следом за автобусом, на ее глазах он видит слезы. Она машет ему рукой и пытается улыбнуться. Женя тоже еле сдерживал слезы. Он помахал ей в ответ рукой. Но вот автобус свернул направо, за высокий бетонный забор, и ее фигура исчезла из вида. Сколько раз он прокручивал в своей памяти эту поездку в Ессентуки, этот роман, эту безмерную страсть, эту безумную любовь, — и всегда только слезы горечи режут его израненное разлукой сердце.

Глава вторая.
Попытка разрыва

Так, лежа в подвале одного из домов, на грязном матрасе, уложенном на батарее парового отопления, и вспоминал все это бомж Женя. Хорошо, что было о чем вспомнить. Слезы текли из глаз, но он не вытирал их, а пытался улыбнуться сквозь слезы. Ведь это были слезы счастья.

Однако было продолжение. Они иногда встречались и продолжали любить друг друга. Бывало, что ссорились по его вине, затем снова мирились, Женя так и не смог бросить жену и уехать. Но не смог бросить и Татьяну. Не смог забыть и ее. Она всегда живет в его сердце, пока оно стучит. «Потерянные годы», так Татьяна назвала однажды в беседе с ним это время разлуки. И она права, именно потерянные даром двадцать пять лет.

Вернувшись из Ессентуков домой, на остров, он просто летал от счастья, как летают впервые влюбленные мальчишки, стихи так и сыпались из его головы:

«Тоска когтями душу рвет,

А сердце — загнанный тушканчик.

Разлучной желтизной ползет

Вдоль тропки дикий одуванчик».

Друзья Жени, офицеры погранвойск, заметили перемену в нем и его поведении и не могли понять, что с ним случилось. А вот рассказать было некому, не было у него закадычного друга, которому он мог все поведать. Женя все эти чувства и эмоции носил в себе, доверяя их только стихам. Его жена, конечно, заметила перемену в настроении мужа. Но какие она из этого сделала выводы, он не знает, да об этом тогда и не задумывался. Заболев любовью в апреле, он не мог излечиться, так и жил наполовину сумасшедшим. Его состояние определялось двумя словами: «больной апрелем». Он писал своей любимой и далекой нежнейшие письма. Слова и стихи ложились на бумагу ровными строчками и столбиками.

«Ах, любимая моя ленинградочка,

Твои письма для меня — два подарочка.

Прочитаю, улыбнусь — вот же счастьице,

И уходит от меня прочь ненастьице».

А еще в свободное время Женя ходил на переговорный пункт и звонил ей. Письма ему приходили на главпочтамт до востребования. Он регулярно посещал его, получая эти письма. Там же писал ей ответ и отправлял письма прямо с главпочтамта. В письмах они мечтали о встрече, они стремились друг к другу, они жили этим и дышали этим. Иногда, конечно, возвращаясь к реальности в виде семьи и службы. До встречи с Татьяной у него, как почти у каждого мужчины, было много женщин, но она вытеснила всех. Татьяна и любовь к ней просто как отрезали его от привычного жизненного круга. Он даже стал больше проводить времени в семье, чтобы его друзья не могли вытащить с собой на вечеринки — ведь где вечеринки, там выпивка, женщины, карты. Женя — и вдруг никуда не уходит с друзьями, гуляет с детьми и женой в парке, ходит в кино и местный театр. Стал завсегдатаем в «Доме офицеров» на концертах приезжающих эстрадных певцов и иных исполнителей. Они с женой посетили за это время концерты Малинина, Игоря Николаева, Аллы Пугачевой, Льва Лещенко и Винокура, Владимира Мигули, Евгения Мартынова, Юрия Антонова, Софии Ротару. Многие друзья обижались, что он не ходит в рестораны и на всякие посиделки. Но ответ знал только он сам. Все это было благодаря его любимой Татьяне. Той единственной и неповторимой, которую Женя встретил в Ессентуках и в которую так сильно влюбился.

Но однажды, похоже, наступило отрезвление. Вряд ли это было излечение от болезни под названием любовь. Просто он как-то вдруг понял, что никогда не сможет уйти от жены и никогда не сможет быть с той единственной. Той любимой, которая ранила его сердце стрелой Амура и забрала часть его души с собой. И какую бы женщину он ни встречал, она была просто никто для него в сравнении с той далекой. Он решил забыть ее раз и навсегда. Женя написал ей письмо, вложил туда прощальный стих и все — выкинул ее из своей головы. Выкинув ее из своих мыслей, он поселил там страшную боль, блуждающую между головой и сердцем.

Однако когда он случайно вспоминал поездку в Ессентуки, невольно приходили мысли о той единственной и любимой навеки. Эти воспоминания снимали ему боль и уменьшали страдания. Сколько прошло времени с момента их разрыва, он не мог вспомнить. Но однажды он случайно забрел на переговорный пункт и, не удержавшись, позвонил ей. Она разговаривала напряженно, даже немного тревожно. Женя рассказал ей о своих страданиях, о своей любви к ней, и она простила ему его молчание. Они снова начали общаться по телефону, они любили друг друга и продолжали снова писать письма. Он вдруг понял, что настоящую любовь не зальешь вином или еще чем-то — настоящая любовь нетленна.

Переворачиваясь с бока на бок, чтобы ребра отдохнули от упирающихся в них сквозь матрас батарей, он временно прерывал свои воспоминания. Женя тихо привстал. Посмотрел на видневшиеся сквозь маленькое окошко подвала электронные часы. Они висели на первом этаже соседнего дома. На часах было два часа ночи. Он снова прилег, мысли снова его унесли туда, в его первую жизнь.

Пришло время, и Женю вызвали в округ во Владивосток, как потом оказалось, для перевода на ОКПП «Забайкальск». В войсках практикуется переброска кадров с одного отряда в другой — ротация кадров. Очень редко делали переводы офицеров, для повышения их в должности. Но были и случаи, когда командир под видом перевода избавлялся от неугодных ему офицеров. Похоже, это был Женин случай. Прибыв в округ, Женя доложил о своем прибытии оперативному дежурному и заселился в гостиницу. Быстро решился его вопрос с переводом. Капитану (именно в таком звании был тогда Женя) выписали проездные на поезд до Читы, и у него была целая неделя в запасе. Именно столько едет поезд до Читы.