Бесплатный фрагмент - Бойся физматов, дары приносящих!

От автора

На протяжении многих лет автором неоднократно делались попытки обратить внимание физиков-теоретиков на несостоятельность многих основополагающих теорий физики, ставящих под сомнение всю теоретическую дисциплину.

Но все обращения в разные научные учреждения либо оставались без ответа, либо на них следовали отписки, суть которых никоим образом не касалась существа дела, и соответственно, в них не приводились контраргументы на его замечания.

Исчерпав все средства быть услышанным, автор пришёл к выводу о бесперспективности своих попыток достучаться до них. Суть этого вывода стара как мир и нашла своё отражение у Гёте: «Многие в науке готовы обожествлять даже собственное заблуждение, если оно кормит их».

Безвыходность сложившейся ситуации не оставила автору ничего другого, кроме как прекратить увещевание тех, кто, почивая на лаврах своих прежних «заслуг», с завидным упорством не желает признать ошибки, а, невзирая на личности, обличать их, называя вещи своими именами. Ведь цена этих ошибок слишком велика, так как затрагивает благополучие всех граждан России, напрямую зависящее от уровня научно-технического прогресса. Так что тут уже не до расшаркивания перед ними и не до сантиментов.

В тексте использованы слова «бредовые», «безумные теории», что может быть расценено как грубость и оскорбление. Поэтому во избежание обвинения меня в нарушении норм этического характера вынужден отметить следующее. Данные эпитеты не являются для физиков оскорбительными, так как исходят от них самих. К примеру, Н. Бор и вовсе называл свои и чужие радикальные идеи «сумасшедшими».

Кстати, в тексте приведена цитата, в которой он подобную идею называет и безумной.

А также, чтобы не быть заподозренным в предвзятости и необъективности в оценке деяний теоретиков и их самих, приведу отличительные признаки, характеризующие лженауку и лжеучёных, которые дал доктор философских наук, профессор А. К. Сухотин: «Но если подлинная наука освещена нравственной чистотой, то лженаука, наоборот, повязана отступлениями от моральных устоев. Лжеучёный тот, кто вступает на нечестный путь искажения фактов, подтасовок… Не ошибка ведёт исследователя в зыбкие владения лженауки, а нежелание признать ошибку, вслушаться в инакомыслящую речь, поставить добытый результат на испытание» [1].

Отсюда вопрос: вправе ли я позволить себе употребление таких слов, как ересь, еретическое учение, невежество, лжетеоретики? То есть называть вещи своими именами.

Более того, автор счёл допустимым использование достаточно резких выражений не только в силу своего отношения к рассматриваемой проблеме, но и в силу употребления его оппонентами явных оскорблений и издёвок в свой адрес, ничем не спровоцированных с его стороны. А двое из них превзошли все допустимые границы норм общения.

В оскорбительных, хамских выражениях высказался лично в мой адрес (30 лет назад) к. ф.-м. н. И. Р. Габитов из Института теоретической физики им. Л. Д. Ландау в Черноголовке из-за моей критики работ в области физической оптики и данных мною объяснений ряду явлений этой дисциплины с позиций корпускулярной теории Ньютона. Причём ни единым словом не касаясь сути обращения автора. А модератор с «Портала Естественных Наук» под псевдонимом Homo Sapiens и вовсе обнаглел. На замечание автора, что «данная информация… будет полезна в первую очередь всем тем, кто хотел бы посвятить себя науке», он заявил: «Я с Вами согласен. Мне кажется, даже старшекласснику было бы полезно потренироваться на дурочке», а также отпустил непристойную «шуточку» с сексуальным подтекстом.

Но автор не станет опускаться до их уровня и отвечать им той же монетой, однако оставляет за собой право называть вещи своими именами согласно определению, данному доктором философских наук, профессором А. К. Сухотиным, характеризующим этот тип «учёных» не иначе как лжеучёными, а их работы — лженаукой.

---

Предисловие

Беда пришла, откуда её не ждали. Первопричиной послужил спор трёхсотлетней давности по поводу природы и свойств света между приверженцами корпускулярной теории Ньютона и сторонниками волновой теории. И было отчего, ведь ни та ни другая теория не давала объяснений всем световым явлениям сразу, а лишь только части из них. А значит, каждая теория имела право на своё существование.

И пока естествоиспытатели топтались на перепутье, отстаивая в споре своё видение пути развития науки, в их спор вмешались математики. Подобно ветхозаветному Змию-искусителю, математики, предложив естествоиспытателям вкусить плод (математический расчёт) с их древа Познания, изменили ход развития физики. Одних они заворожили простотой постижения «истины», а сомнение других подавили «неопровержимыми» фактами — расчётами. После чего уже не логика, а абстрактные математические расчёты стали путеводной звездой в познании законов мироздания.

Классическим физикам не оставалось ничего другого, как только покорно следовать за математиками, которые, возомнив себя родоначальниками истинно верного направления в физике, стали упорно прокладывать свой путь в науке. Что позволило Д. Гильберту самодовольно заключить: «Физика слишком сложна для физиков», а после некоторого раздумья: «Физика достаточно серьёзная наука, чтобы оставлять её физикам».

И как только физика стала полем деятельности математиков, которые, по признанию Ф. Крика: «В процессе научного творчества мы сами не знаем, что мы делаем», теории данной дисциплины утратили наглядность и своё осмысление с позиций здравого смысла. Например, квантовая механика давно обрела репутацию великой истины. Однако едва ли отыщется более нелепая и малопонятная концепция, чем она. В связи с чем Р. Фейнман заявил: «Квантовую теорию не понимает ни один человек в мире».

А в итоге теоретическая физика превратилась в полигон для необузданных фантазий математиков, что и послужило причиной мистификации ими законов микромира. Но это лишь только льстило самолюбию тех, кто, усмотрев в этом незаурядность и оригинальность мышления своих кумиров, приобщился к их «великому» и «гениальному» наследию.

Вот как свидетельствует по этому поводу Ч. Сноу, пришедший в литературу из научных кругов, так как работал до того в лабораториях Кембриджа. Цитирую: «Вспоминая университетские дни, Ч. Сноу выделил одно место: молодые сотрудники Кембриджа, признался он, «больше всего гордились тем, что научная деятельность ни при каких обстоятельствах не может иметь практического смысла». И далее замечает: «Чем громче это удавалось провозгласить, тем величественнее мы держались». Более того, сложилось даже пренебрежительное отношение к инженерам и техникам, поскольку полагали, будто «практика — удел второсортных умов» и всё, «связанное с практическим использованием науки, совершенно неинтересно» [1].

Однако не погорячился ли Д. Гильберт, давая лестную оценку вкладу математиков в физику, решив, что математики утёрли физикам нос, и в том числе самому И. Ньютону, а также дав лестную оценку вкладу математиков в физику?

Впервые проведённый всесторонний анализ основополагающих положений фундаментальной физики в области микропроцессов показал чудовищную некомпетентность их авторов на этом поприще. А также низкий уровень логического мышления этих так называемых гениев, для которых путеводной звездой на дорогах познания законов мироздания стала математика, сопряжённая исключительно с бредом, абсурдом и противоречием здравому смыслу.

---

Необязательно иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что не может глупость родить истину, как и химера — прекрасное дитя. А также то, что не может быть такого, чтобы макромир жил по одним законам, а микромир, процессы которого невозможно отследить, жил бы по другим — безумным законам.

Поэтому итогом их творения стали теории, достойные претендовать лишь на Шнобелевскую премию, так как все они имеют однобокие, поверхностные суждения и в том числе явные признаки, именуемые «логическое противоречие». Это когда в логической системе уживаются два выражения, «являющихся взаимным отрицанием друг друга (А и не-А), из-за чего в этой системе становится доказуемым всё что угодно». Именно эта система с её возможностями доказать «что угодно» и позволила физикам-теоретикам создать безумные и противоречивые теории.

И к сожалению, заложенная ими антинаучная основа неистребима. Подобно эпидемической чуме, она передаётся из поколения в поколение, поражая всех тех, кто соприкасается с их наследием. Чему способствует монополия их научных трудов на научном поле, которая обуславливает незыблемость их положения и гегемонию их самих в науке. Поэтому, вписав свои имена в анналы теоретической физики, они, вне всякого сомнения, невзирая ни на что, будут ревностно охранять мемориал славы и величия её творцов, увековечивающий заодно и их имена. Ведь без своего детища они теряют свой статус. Так кто же из них захочет быть свергнутым с Олимпа славы и почёта, а также оказаться не у дел из-за неугомонных искателей истин?

Необходимо прервать безраздельное господство венценосных светил от науки, подавляющих инакомыслие, а вместе с тем и саму истину, и сделать науку открытой для творческой мысли.

---

Поэтому на данном этапе первостепенной задачей является развенчание мифа о гениальности творений физматов-теоретиков посредством анализа этих творений.

Обратить внимание властей на вредоносность предоставления одной из концепций статуса официальной, так как её разработчики, обласканные вниманием и заботой, будут всеми средствами защищать свою концепцию, лишь бы не потерять дарованные им ею почёт, славу, положение и ореол гениальности.

Наглядным примером чему служит попрание сторонниками нынешней концепции научных принципов — плюрализма мнений, презрев при этом народную мудрость: «Истина рождается в споре». Наука же, утратившая тенденцию к познанию истины, — это уже не наука, а кормушка для тех, кто захватил её вершины, и тех, кто пристроился ниже.

Часть 1

Не сотвори себе кумира

Принято считать, что дела в познании законов природы обстоят превосходно, так как с фронтов науки приходится частенько слышать о новых удивительных открытиях учёных. И чем больше шумихи вокруг этих открытий и торжественных чествований героев, тем большим уважением и доверием проникаемся мы к ним. Более того, общепризнанные заслуги, почёт и трепетное отношение к физикам-теоретикам (лучшая часть из которых удостоена высших правительственных наград, а наиболее выдающаяся — Нобелевских премий) являются лучшим подтверждением их интеллектуального превосходства над нами. То есть теоретики — это интеллектуальная мощь и гордость всего человечества.

Причём наша вера в учёных обуславливается ещё и нашей неспособностью осмыслить то, что для теоретиков представляется ясным как божий день. И оттого чем больше наше непонимание, тем более гениальными представляются нам учёные и тем сильнее вера в их квантовую и релятивистскую механику, расширяющуюся Вселенную, антивещество, магнитные монополя, чёрные дыры и так далее. И вот уже наиболее впечатлительные, впадая в панику, требуют немедленного запрета экспериментов на адронных коллайдерах, опасаясь гибели Земли в пучине ужасных чёрных дыр.

Но если бы эти доверчивые могли не только созерцать празднично оформленный и потрясающий своим великолепием фасад науки, но и знали, какие сомнительные приёмы применяются теоретиками на пути к открытиям, то воспринимали бы эти открытия, как сейчас воспринимаются нами мифы и легенды античного мира.

Да что там говорить о нас, обывателях, если и самих теоретиков поражают применяемые ими методы. К примеру, при решении вычислительных задач из области микропроцессов широкое применение получил способ перенормировки. То есть при определении некоторых величин образуются бесконечные значения, что явно абсурдно. И чтобы от этого избавиться, из одной бесконечной величины вычитают другую. «Многие физики полагают, что метод перенормировки в будущем не сохранится, ибо совпадение результата вычислений с опытно-данными — счастливая случайность. …Как видим, сплошные приписки, если не выразиться посильнее — извращения. Р. Фейнман написал об этом следующее: «Люди так набили руку на том, как им прятать мусор под ковёр, что порой начинает казаться, будто это не так уж серьёзно» [1].

То есть «гении», по свидетельству Ч. Сноу, считающие «практику уделом второсортных умов», не гнушаясь методикой двоечников, занимаются подгонкой расчётов под нужный им результат и таким образом создают свои «гениальные» творения.

Взять хотя бы Максвелла, автора «гениального» творения — электродинамики. «Максвелл шаг за шагом строит свою теорию с помощью „ловкости пальцев“, как удачно выразился Пуанкаре, имея в виду теологические натяжки, которые иногда позволяют себе учёные при формулировке новых теорий. Когда в ходе аналитического построения Максвелл наталкивается на очевидное противоречие, он, не колеблясь, преодолевает его с помощью обескураживающих вольностей. Например, ему ничего не стоит исключить какой-нибудь член, заменить неподходящий знак выражения обратным, подменить значение какой-нибудь буквы» [1].

А далее доктор философских наук, профессор А. Сухотин, почитатель «талантливых» физматов, пишет: «Однако, как бы то ни квалифицировать, факт есть: использование заведомо ошибочного приёма, будущее которого поставлено под сомнение, тем не менее даёт успех.

Подобные казусы наводят методологов на мысль, что при построении и использовании теории вообще без ошибок и даже несущественных сознательных натяжек не обойтись. Учёный умеет хитроумно кое о чём умолчать, отодвинуть несущественное или несуществующее, а в иные моменты и того решительнее — свободно обойтись и с самими фактами. М. Борн обозначил это «как мелкое жульничество».

Да и бытующие в среде теоретиков умонастроения способны повергнуть в ужас. Невольно задаёшься вопросом: неужели настолько обесценен в их среде здравый смысл, что путеводной звездой в их деятельности стало изречение Н. Бора: «Ваша идея, конечно, безумна. Весь вопрос в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть верной»? И он не одинок в подобном мнении. Ему вторят и другие.

«Элемент абсурда должен присутствовать в науке. На …начальных этапах развития науки точность и пунктуальность, присущая профессионалам, может скорее мешать выдвижению смелых предположений», — таково мнение П. Капицы. Он же считал, что «острое логическое мышление порой мешает учёному, поскольку окончательная ясность может закрыть выходы к новым проблемам и нестандартным поворотам ищущей мысли». А вспоминая про лабораторию своего учителя Э. Резерфорда, П. Капица рассказывал: «Тут часто делают работы, которые так нелепы по своему замыслу, что были бы прямо осмеяны у нас».

Физик Я. Смородинский: «Крайне важно приучить читателя к тому, что новые великие идеи всегда кажутся странными и даже нелепыми».

М. Борн писал: «Мой метод работы состоит в том, что я стремился высказать то, чего, в сущности, высказать ещё не могу, ибо не понимал сам».

Б. Рассел: «Математики не знают, о чём говорят, а также верно ли то, что они говорят».

Австрийский физик П. Эренфест: «Ради Бога, не бойтесь говорить глупости! Лучше 99 раз сказать ерунду, чтобы один раз что-нибудь выскочило» [1].

Ну а что может выскочить из глупости, как не та же самая глупость.

Вот глупость и выскакивает.

Одним из ярчайших тому примеров может служить эксперимент Майкельсона и Морли, который вызвал волну недоумения среди ведущих физиков того времени. Результаты эксперимента многократно перепроверялись ими и обсуждались, но не находили своего логического объяснения. Вследствие чего, с подачи Лоренца, все сошлись во мнении, что причина в сокращении длины плеча интерферометра по направлению его движения.

Так на свет родилась релятивистская механика, а сам эксперимент был признан эмпирическим доказательством правоты положений СТО и «гениальной» формулы А. Эйнштейна — Е = mc2.

Кстати, по мнению авторов книги «Мироздание постигая» (Изд. «Молодая гвардия», 1989) В. Н. Дёмина и В. П. Селезнёва, есть основание подозревать, что из-за внесения в систему дальнего наведения аппаратов по радиосигналам с Земли релятивистских поправок космические аппараты «Фобос-1» и «Фобос-2» при сближении с марсианским спутником попросту врезались в него, так как реальное расстояние между аппаратами и спутником было гораздо меньшим, чем расчётное.

Но не только несуразицами и противоречивостью пронизаны работы теоретиков, но и отсутствием у них элементарной сообразительности при решении простой задачи.

А именно при объяснении результатов опытов Майкельсона и Морли за основу неизменно бралась механическая аналогия, подобная версии с гребцами.

В связи с чем зададимся вопросом: а правомерен и корректен ли прямой перенос примера с гребцами или иных аналогичных ему примеров на лучи света — фотоны, чьи отражения от преград носят абсолютно упругий характер и чья механическая энергия всегда сохраняется?

Конечно же нет! Так как ускорение лодкам, придаваемое гребцами на всех отрезках пути, неизменно и стабильно, в то время как лучи света при их отражении от тел, движущихся им навстречу, могут увеличивать свою начальную скорость в зависимости от характера соударения между ними и разницы их масс. Но Майкельсон и прочие исследователи, не заметив столь существенной разницы между лодками с гребцами и фотонами, поставили между ними знак равенства.

Следовательно, проведённые опыты, как и их интерпретация, построенные на неверных предпосылках, в корне исказили суть происходящего. По причине того, что исследователями были изначально проигнорированы свойства фотонов упруго отражаться и, соответственно, фундаментальный закон Природы — закон сохранения импульса и механической энергии.

«Беда, коль пироги начнёт печи сапожник…»

Было время, когда в науке безраздельно царило одно из самых ложных учений среди лжеучений той поры — алхимия, прошедшая нелёгкий путь от заблуждений до триумфального шествия своей преемницы — химии.

Но если алхимия из лженауки превратилась в науку, то теоретическую физику постигла иная участь. Став заложницей внедрившихся, а затем и воцарившихся в ней математиков, она, утратив изначально верное направление своего развития, превратилась в полигон для их необузданных бредовых фантазий, превративших её в лженауку.

Если быть кратким в определении того, что натворили и творят физики-теоретики с фундаментальной наукой, после того как математические модели стали для них поводырями на дорогах познания мироздания, то их творения — это, по сути дела, возведение памятника своему позору.

Будучи талантливыми математиками, эти так называемые гении, для которых путеводной звездой на дорогах познания законов мироздания стала математика, сопряжённая исключительно с бредом, абсурдом и противоречием здравому смыслу, проявили в данной дисциплине отсутствие аналитических способностей и образного мышления.

Но вернёмся обратно к уже ранее упомянутому эксперименту Майкельсона и Морли, который был назван Д. Д. Берналом «величайшим из всех отрицательных результатов в истории науки».

Опыты Майкельсона–Морли

Согласно современным научным представлениям, опыты Майкельсона и Морли на интерферометре, а также других экспериментаторов (использовавших устройства с аналогичной принципиальной схемой), сделавших попытку посредством локального оптического явления определить абсолютное движение Земли в пространстве, отождествляемое с эфиром, доказали отсутствие эфира и что скорости света инвариантны независимо от направления движения системы их отсчёта.

---

У Б. Джеффа в книге «Майкельсон и скорость света» версия, послужившая отправной точкой для этого опыта, изложена несколько иначе и короче, чем у Майкельсона, но суть всё та же. «Два человека… гребут с одинаковой скоростью 1,5 м/с. Вода в реке, по которой они плывут, движется со скоростью 1,2 м/с, а ширина реки 27 м. Первый гребец проходит на лодке 27 м вниз по течению и затем обратно. Вниз по течению он движется со скоростью 2,7 м/с, на обратном пути его скорость равна всего 0,3 м/с. На всю поездку, таким образом, у него уходит 27/2,7 +27/0,3 = 100 с.

Скорость передвижения второго гребца, идущего поперёк течения, может быть представлена катетом прямоугольного треугольника; другим катетом, которым является скорость движения воды, равная 1,2 м/с, а гипотенузой — скорость, с которой гребец передвигается в неподвижной воде, — 1,5 м/с. Отсюда:

1,5² = 1,2² + v², v = 0,9 м/с; t = 27/0,9 = 30 с.

Второй гребец для прохождения пути туда и обратно затратит 60 секунд вместо 100. Пользуясь этой простой аналогией, Майкельсон рассудил, что эфир будет меньше замедлять свет, если свет будет распространяться под прямым углом к направлению движения Земли, и больше, когда он движется в пространстве в том же направлении, что и Земля» [2].

Именно эта разница во времени прохождения обоими гребцами своих дистанций, по мнению исследователей, должна была также проявиться и в результатах опытов. Но вопреки их ожиданиям, интерференционная картина, независимо от ориентации прибора, упрямо указывала на одновременность попадания обоих лучей в интерферометр.

Полученный результат оказался необъяснимым с позиций классической теоремы о геометрическом сложении-вычитании скоростей и, естественно, подверг большому сомнению применимость этой теоремы в области микропроцессов. И тогда Г. Лоренц, будучи ознакомленным с уравнениями К. Максвелла, прекрасно знавший, что они не имеют никакого физического смысла и являются всего лишь чисто математической абстракцией, тем не менее применил их к движущимся телам и получил свои «знаменитые» преобразования, согласно которым размеры тел якобы сжимаются в направлении своего движения.

Таким образом, с введением в методику расчётов релятивистского эффекта (сжатие размеров) получалось так, как будто бы движение продольного луча проходило по укороченному пути, что, по мнению физматов, и объясняло причину одновременного попадания продольного и поперечного лучей в интерферометр.

Анализ

Однако как можно было утверждать, что результат оказался необъяснимым с позиций классической теоремы геометрического сложения и вычитания скоростей, на том лишь основании, что ожидаемые расчёты не совпали с конечным результатом? Да и как они могли совпасть, если расчёты были проведены бездарно — без учёта в них законов сохранения.

Но тем не менее проявившие вопиющую безграмотность при решении результатов опытов теоретики, заявив о невозможности применения классической теоремы геометрического сложения и вычитания скоростей в процессах микромира, были вынуждены заткнуть образовавшуюся брешь в расчётах мертворождённым релятивистским эффектом, чтобы хоть как-то свести концы с концами.

А ведь что такое законы сохранения?

«…Открытые в механике законы сохранения играют в природе огромную роль, далеко выходящую за рамки самой механики. Даже в тех условиях, когда законы механики Ньютона применять нельзя, законы сохранения импульса, энергии и момента импульса не теряют значения. Они применимы как к телам обычных размеров, так и к космическим телам и элементарным частицам» [3].

Ну почему же в механике Ньютона они не применимы? Напротив, не только применимы, но даже и крайне необходимы! Что я сейчас и докажу.

Кстати, не будет лишним напомнить тут и о том, что, в свою очередь, преобразования Г. Лоренца (релятивистский эффект) использовал и А. Эйнштейн в своей специальной теории относительности (СТО).

Решение

Ну а теперь, чтобы не быть голословным в своём утверждении того, что интерпретация результатов экспериментов как следствия проявления в них релятивистских эффектов является грубейшей ошибкой, приведу совсем другой расчёт, но уже с учётом фундаментальных законов Природы — законов сохранения импульса и механической энергии.

Согласно этим законам, при встречном и центральном соударении тел их начальные скорости меняются в соответствии с разницей их масс (в данном случае, исходя из разницы соотношения между массами Земли и корпускул, массой Земли в расчётах можно пренебречь).

При этом следует заметить и то, что при рикошете микрочастицы от движущегося ей навстречу препятствия, расположенного под углом в 45° относительно её движения, скорость микрочастицы при соударении с ним увеличится на половину его скорости. И наоборот, скорость догоняющей препятствие микрочастицы уменьшится в половину его скорости, если они движутся в попутном направлении.

---

Следовательно, после столкновения корпускул с односторонне посеребрённой стеклянной пластиной (далее — призма) скорость корпускул, проникших сквозь неё и летящих во встречном направлении движению Земли с прибором, останется прежней, в то время как скорость корпускул при скользящем, касательном отражении от призмы в перпендикулярном направлении движению Земли возрастёт на величину, равную половине скорости Земли.

Не стану излишне пользоваться сухим языком математики, так как он не даёт наглядного представления происходящему. А потому, сведя расчёты к минимуму, проиллюстрирую процесс наглядными образами, доступными пониманию каждого.

Для простоты расчётов допустим, что расстояние хода корпускул вдоль каждого из плеч прибора равно 3 метрам. Скорость Земли с прибором равна 1 м/с, а скорость корпускул 2 м/с.

Отсчёт ведётся от пунктирной линии, обозначенной 0. Треугольник — ▼ (на графиках изображён сопряжённым с прибором, снизу) — служит в качестве ориентира при определении пройденного прибором расстояния.

А шкалой отсчёта является каждая клетка на графике. Одна — 0,5 метра и, соответственно, 0,5 секунды, а две клетки, соответственно, 1 метр или 1 секунда.

На рисунке 1 изображены: источник света — S; условная схема прибора, содержащего на концах обоих своих плеч зеркала З1 и З2; призма — Пр., а также пучок корпускул (в момент их попаданий на призму), обозначенный символом ☼, который при соударении с призмой распадается на две одиночные корпускулы, обозначенные на рисунках (2, 3, 4) в меньших масштабах под номерами 1 и 2.

Теперь проследим в динамике развитие процесса с интервалом в одну секунду.

Итак, через секунду после начала отсчёта (см. рис. 2) прибор сместится на метр, а корпускула №1, летящая по направлению движения Земли со скоростью 2 м/с, достигнет зеркала З1, в то время как корпускула №2, движущаяся перпендикулярно ей и быстрее (в результате соударения с призмой), уже со скоростью 2,5 м/с преодолеет 2,5 метра.

По прошествии ещё одной секунды (см. рис. 3) прибор удалился от исходной точки 0 уже на два метра. А корпускула №1 из точки взаимодействия с зеркалом З1, обозначенной символом ★, приобретя дополнительно его скорость и двигаясь теперь уже со скоростью 3 м/с в обратном направлении, также как и корпускула №2, имеющая скорость 2,5 м/с, оказались одновременно в метре от призмы.