БЛИСТАТЕЛЬНЫЙ КАСИМОВ
ПРЕДИСЛОВИЕ
О городе, который помнит всё, но делает вид, что просто зашёл за хлебом
Касимов — это история, которая забыла постучаться в дверь и теперь скребётся в окно.
Здесь ханы пили чай из самоваров, которые позже попали в музей. Здесь купцы торговали рыбой, а теперь торгуют легендами. Здесь колокола звонили так громко, что их слышали в Москве — а теперь их можно купить на «Авито».
Эта книга — не учебник. Это байки, притчи и откровенный стёб над тем, как древний город стал частью «Золотого кольца», но так и не понял, что с этим делать.
Тут есть:
Правда (ну, почти);
Вымысел (зато красивый);
Ирония (куда ж без неё).
Читайте, смейтесь, злитесь — Касимов всё равно переживёт и это.
Автор (который однажды застрял в этом городе на три дня и теперь не может забыть вкус местной воблы)
Сказание о граде Городце Мещёрском
Основание и крещение
Во дни оны, когда земля Русская меж лесов да болот пробивала стези свои, воздвигнут бысть Градец Мещёрский — твердыня на рубежах Ростово-Суздальских. Летописцы первое слово о нём в лето 6660 (1152) положили, глаголя, что князь Юрий, прозванный Долгоруким, повелел заложить крепость сию, дабы стеречь пределы свои от ворогов. Но есть и иная быль, стародавняя, что стоял Городец уж во времена князя Глеба Муромского, крестителя земли Мещерской. В лето 6518 (1010) или близ того пришёл благоверный князь Глеб Владимирович с иноками муромскими, да освятил град сей крестом и молитвой. На камне у храма Георгиева начертано было: «Градец сей прия крещенiе от святого князя Глеба Владимiровича, на Муроме княжившаго». Тогда же, глаголют, воздвигли Богоявленскую обитель, иноческий оплот веры православной. Монгольское разорение и возрождение
Пришли поганые татарове, попалили град, истоптали святыни. И перенесли люди град на Старый Посад, и стоял он там, пока царь Иван Грозный не даровал земли сии царевичу Касиму. Тайна кончины Александра Невского
Мудрецы спорят: где князь Александр, Невским прозванный, душу Богу предал? Одни глаголют — в Городце Волжском, иные же — в Городце Мещёрском. Иван Гагин, муж ученый, в лето 7351 (1843) изрек: «Не могло тело князя за девять дней от Волги до Владимира дойти, ибо путь дальний — лишних 350 вёрст. А от града нашего — ближе». Так, быть может, 14 ноября 1263 года принял схиму князь в Богоявленском монастыре, наречённый Алексием, и тут же отошёл в вечность. Под властью Москвы
В лето 6870 (1362) князь Александр Укович, владетель мещерский, продал град сей Дмитрию Донскому, князю московскому. Но недолго стоял град в покое — в лето 6884 (1376) огнём пожран был дотла. И восстал из пепла град Новый Низовой, и прозывался так до лета 6979 (1471), пока не стал Касимовым — но то уже иная повесть…
(Где-то за Окой, в тумане, сидят три старика на пеньках. Один лузгает семечки, второй чешет бороду, третий хрипит в дудку. И начинают баять…)
Глава 0. Когда ещё и князей-то не было
Лето 800-е. Болота. Много болот.
Жила тут чудь белоглазая — народ весёлый: в шкурах, с каменными топорами, но зато без налогов. Молились Солнцу, Волку и Большой Жабе (такая была, говорят, в озере — размером с избу).
А потом приплыли варяги — рыжие, в рогатых шлемах (хотя рога-то они потом отпилили — неудобно в лодке сидеть).
— Дайте нам дани! — орали.
— А вам за что? — спрашивала чудь.
— За то, что мы вас цивилизовывать будем!
И цивилизовывали — мечом по башке.
(Где-то вдали завыл медведь, но это был не медведь, а пьяный варяг.)
Глава 1. Князь Глеб и его «добровольное» крещение
Лето 1010-е. Опять болота.
Приплыл князь Глеб Владимирович — лицом красив, а взгляд как у совы. С ним монахи, кресты и бочка вина (на всякий случай).
— Креститесь! — говорит.
— А зачем? — спрашивают местные.
— А то в аду гореть будете!
— А у нас тут и так болота горят…
Но Глеб был упрям.
Вариант 1: — Кто крестится — тому медку!
Вариант 2: — Кто не крестится — тому топором по лбу!
(Историки спорят, какой вариант правдивее. Но мед кончился быстрее.)
Итог:
Поставили крест.
Основали Богоявленский монастырь.
А волхвов — в реку (но они потом вылезли — болотные, живучие).
(Где-то засмеялся леший.)
Глава 2. Юрий Долгорукий и его «великая стройка»
Лето 1152. Дождь. Снова дождь.
Приехал Юрий Долгорукий — руки длинные, мысли короткие.
— Что за городишко? — спрашивает.
— Да так… Местные рыбу ловят, в дуду дуют…
— Не порядок! Надо крепость!
И началось:
Рвы копать!
Тын ставить!
Налоги собирать!
А народ уже скучал по временам, когда только волхвы им голову морочили.
(Где-то упала ворона. Или это был мытарь.)
Глава 3. Александр Невский: «Я умираю? Ну и ладно!»
Ноябрь 1263. Монастырь. Холодно.
Александр Невский (уже Алексий в схиме) лежит, кашляет.
— Братия… — хрипит.
Монахи напряглись — сейчас скажет что-то мудрое!
— Вы там… — князь махнул рукой. — …пельмени хоть сварили?
Монахи переглянулись.
— Нет, княже…
— Эх… — вздохнул Александр. — Ну хоть вина дайте перед концом!
(Вино дали. Князь улыбнулся и умер. А пельмени так и не сварили.)
Глава 4. Татары, огонь и Новый Низовой
1376 год. Всё горит. Опять.
Пришли татары — кривые, злые, на низких лошадях.
— Где золото?
— Да нету золота! — орали местные. — У нас тут болота, рыба да грибы!
Татары не поверили и сожгли всё.
Но русские — народ упрямый.
— Построим Новый Низовой! — заявил купец Терентий Рыло.
— А что, старый уже не модный? — спросил кто-то.
(Его быстро заткнули — не время для шуток.)
Глава 5. А что было ДО крещения?
(Тут вступает старый дед с дудкой и хитрым прищуром.)
— А до крещения-то, детки, жизнь была — хоть куда!
Волхвы предсказывали будущее (но всегда одно: «зима будет холодной»).
Девки в лесу плясали — а кто видел, тот потом женился.
Мёд пили — а потом утром жалели.
— А теперь что? — спрашивают дети.
— А теперь — крестятся, каются, налоги платят…
(Дед задумался.)
— Хотя мёд-то всё равно пили…
Эпилог. А правда ли всё это?
Кто знает…
Летописцы врали.
Археологи копают не там.
Волхвы всё равно где-то смеются.
Но если в полночь выйти к Земляному Стругу, можно услышать:
Пение древних (или это лягушки?).
Звон мечей (или это кузнечики?).
Глеба Муромского:
— Эй, ты! А крещёный?
(И если ответишь «нет» — он тебя покрестит. На всякий случай.)
КОНЕЦ
(или нет?..)
Сказание о Касимовском царстве
Татарский след в русской глубинке
(Где-то в дыму костров, под перезвон колоколов и азан с минаретов, рождается новая история…)
В горенке дымной, за братиной меду, три старца меж собой беседу ведут. Первый — татарин, в чалме, зубы золотом сверкают. Второй — поп местный, ряса в заплатках. Третий — воевода, нос красен, ус в пиве.)
Татарин: Слышь, поп, а ведаешь ли, как царевичи Касим да Якуб от брата родного утекали?
Поп: Ведаю, нечестивец! Как псы голодные, к князю Василью под крышко прибились!
Воевода: (икнув)
А князь-то наш, Василий Темный, хитрее лисицы был! Дал им городишко гнилой средь болот — мол, царствуйте, псы!
Татарин: Не гнилой, а славный град! Мечеть каменную Шах-Али воздвиг, минарет до небес!
Поп: (крестясь)
Ох, грехи тяжкие! На нашей земле басурманские кумиры!
Воевода: А Сююмбике-царица какова была? Говорят, Иван Грозный ее в клетке золотой возил!
Татарин: (махнув рукой)
Врешь, пьяная рожа! В телеге, как всех, везли. Да только слез ее никтоже не видел — гордая была!
Поп: А Саин-Булат-то, ха-ха! Крестился, дурак, думал царство заполучить!
Воевода: (хохоча)
Да Иван-то его на смех поднял: «На, Симеон, поиграй в царя!» А потом — бац! — в монастырь!
Татарин: (угрюмо)
А Ураз-Мухаммед хоть с «воренком» Тушинским за правду бился!
Поп: За какую правду, пес неверный? За мечты воровские?
Воевода: (наливая пиво)
Да плевать мне на ваши распри! Главное — что ныне Касимов наш, православный! Хоть и татарин каждый третий на базаре…
Татарин: (вставая)
И еще двести лет будем тут жить! Мечети наши — как кость в горле у вас!
(На том и разошлись. А на улице ветер гуляет меж минаретом и колокольней, да старухи-татарки с бабами русскими семечки щелкают — всем дела нет до былых распрей.)
«Год, когда Русью правил татарин (и все об этом забыли)
(невероятная, но правдивая история царя-однодневки)
Глава 1. Как татарин стал «русским царём»
1575 год. Москва. Иван Грозный в ударе.
Царь вдруг вскакивает с трона и орет боярам: — «Всё! Надоели! Ухожу в монахи! А царём будет… эээ… вот он!» — тычет пальцем в скромно стоящего в углу касимовского хана Саин-Булата.
Бояре переглядываются: — «Это который… татарин?» — «Бывший татарин! — поправляет Грозный. — Теперь он Симеон Бекбулатович, православный! И вообще — Чингизид, потомок самого Чингисхана! Круче нас с тобой!»
Так скромный хан из Касимова стал «Великим князем всея Руси».
Глава 2. Год абсурда
Что сделал «царь Симеон» за свой год у власти?
Подписывал указы, которые тут же отменял настоящий царь (Иван IV из-за кулис). Принимал послов — те кланялись, а потом тайком смеялись в бороды. Жил в роскоши (пока Грозный инсценировал «уход в монахи»).
Народ недоумевал: — «Это что, теперь у нас татарин царь?» — «Нет, — шептались умники. — Это у нас царь придуривается!»
Глава 3. Зачем это было нужно?
Версии:
1. Грозный боялся предсказаний (астрологи накаркали смерть царя в 1575 году).
2. Хотел проверить, кто предаст (многие бояре стали заискивать перед Симеоном — потом попали в опалу).
3. Просто прикол (Грозный любил странные шутки).
Симеон же честно старался, но… — «Иван Васильевич, а можно я хоть одно настоящее решение приму?» — «Не-а», — отвечал Грозный, жуя печенье.
Глава 4. Конец карьеры
Через год Грозный вернулся на трон: — «Ну что, Сеня, отдохнул? А теперь — пошёл вон!»
Симеона «понизили» до князя Тверского, а потом: Сослали в деревню. Ослепили (чтоб не претендовал). Заточили в монастырь.
Печальный итог: — Год «царствовал» — полжизни потом отбывал наказание.**
Глава 5. Последняя шутка истории
Когда Лжедмитрий I спросил слепого старика: — «Ну как, Сеня, может, опять тебя царем сделаем?» Симеон только охнул: — «Да ну вас нафиг! Я уже в прошлый раз понял, чем это кончится!»
Умер он в безвестности, а потомки предпочитали не вспоминать, что их предок целый год номинально правил Русью.
Эпилог. Почему все забыли?
Потому что это было: Нелепо (царь-татарин, который ничего не решал). Смешно (Грозный издевался над всеми). Неудобно (как объяснить, что Русью год правил крещеный хан?).
Зато теперь можно козырнуть: — «А знаете, что в XVI веке Россией целый год татарин управлял?» — «Не может быть!» — «Может! Только недолго музыка играла…»
P.S. Если ночью в Симоновом монастыре слышится тихий смешок — это Симеон. Он до сих пор не верит, что всё это было наяву.
«Год был — как сон. Только вот проснулся я в монастыре…»
«Царь на год: забытая история Симеона Бекбулатовича»
Глава 1. Неожиданный поворот судьбы
Октябрь 1575 года выдался холодным. Московский Кремль, окутанный утренним туманом, будто затаил дыхание в ожидании чего-то необыкновенного. В Успенском соборе собрались все знатные бояре, когда Иван Грозный неожиданно поднялся с трона. Его пронзительный взгляд скользнул по потрясённой толпе.
«Отрекаюсь!» — прогремел царский голос. В зале воцарилась мёртвая тишина. «Отныне вашим государем будет…» — пауза затянулась, «Симеон Бекбулатович!»
Из-за колонны вышел смуглый мужчина с характерными восточными чертами лица — бывший касимовский хан Саин-Булат, ныне крещёный Симеон. Его глаза отражали смесь ужаса и недоумения. Он-то прекрасно понимал: это не подарок судьбы, а опаснейшая игра.
Глава 2. Тень на троне
Коронация прошла с невероятной пышностью. Золотом шитые одежды, драгоценный венец, торжественные клятвы верности — всё как положено. Только вот…
«Ваше величество, как прикажете поступить с новгородскими бунтовщиками?» — почтительно склонился боярин Морозов.
Симеон открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент из-за резной перегородки раздался хорошо знакомый всем голос:
«Вешать! Всех до одного!»
Это был Иван Васильевич. Он не ушёл — он просто перешёл в тень, оставив на троне марионетку. Симеон сжал подлокотники трона до побеления костяшек. Он был царем, но не правил. Подписывал указы, но не решал. Принимал послов, но не влиял.
Глава 3. Закулисные игры
Тем временем при дворе началась странная вакханалия. Бояре, ещё вчера презиравшие «татарина», теперь наперебой старались заслужить его расположение. Князь Шуйский подарил редкого арабского скакуна. Годунов привёл красавицу-дочь «для услуг государю». Мстиславский, чья дочь была женой Симеона, и вовсе зачастил с визитами.
«Отец, они все словно с ума сошли», — признавался Симеон тестю.
«Не обольщайся, зятек, — хмурился старый Мстиславский. — Это не к тебе лезут — к власти. А ты… ты просто удобный мостик.»
Глава 4. Конец представления
Ровно через год спектакль внезапно закончился. Однажды утром Иван Грозный просто вошёл в тронный зал и сел на своё законное место. Симеону даже не дали слова сказать — жестом указали освободить трон.
«Благодарю за службу, — ухмыльнулся Иван. — Теперь можешь идти.»
И Симеон пошёл. Сначала в Тверь — номинальным князем. Потом — в ссылку. Затем — в темницу. В конце концов ослеплённый, сломленный старик оказался в Соловецком монастыре, где долгие годы ворочался на жесткой постели, вспоминая тот единственный год, когда он был… нет, не царём — пешкой в чужой игре.
Глава 5. Последнее прозрение
1616 год. Слепой старик умирал в маленькой келье. Его губы шевелились, бормоча что-то неслышное. Монах-прислужник наклонился:
«Что, отче?»
«Я понял… — прошептал Симеон. — Он выбрал меня не случайно… Не потому что я был безродным… А потому что… я был Чингизидом…»
Последний вздох вырвался вместе со словами:
«Он хотел… унизить… саму идею… ханской власти…»
Эпилог. Забытая тень
Сегодня мало кто помнит о царе, правившем Русью целый год. Его могила в Симоновом монастыре затерялась среди других. Но иногда, в тихие вечера, кажется, будто тень с характерной восточной внешностью бродит по кремлёвским стенам, вглядываясь (хоть и слепыми глазами) в лица современных правителей — не марионетки ли они все в чьей-то страшной игре?..
Эта история — не просто забавный исторический казус. Это притча о природе власти, о том, как легко стать пешкой в руках сильных мира сего, и о том, что настоящее правление всегда остаётся за кулисами. Симеон Бекбулатович стал зеркалом, в котором отразились все страхи и комплексы Ивана Грозного — и всей русской власти в целом.
Тени и звоны Касимова
Утро начиналось с переклички богов.
Сперва православный колокол с Успенской колокольни сбивал сонных голубей с крыш. Потом муэдзин с минарета растягивал слова молитвы, будто медовую нить. А в лесу за Окой, где дымились землянки мещеры, шаман в медвежьей шкуре бросал в костёр сушёных лягушек — для верности.
Базарное утро
На торгу Арсений-скорняк, крестясь, торговался с татарином Ибрагимом: — Шкуру лисицы за полтину? Да она ж гнилая! — Аллах свидетель — вчера ещё бегала!
Рядом мордвин Ергуша, не признающий ни Аллаха, ни Христа, учил русского парнишку: — Мёд с перцем — от лихорадки. А если баба не любит — подсыпь в пиво корень мандрагоры.
Судьба царицы
В ханском дворце Сююм-Бике разбивала фаянсовые чашки. Московский гонец, потупившись, докладывал: — Шах-Али согласен взять тебя в жёны, госпожа. И… воспитать сына твоего при московском дворе.
Она знала, что значит «воспитать». Утемеш-Гирей, трёхлетний хан, уже тянулся к игрушечной сабле.
— Скажи своему царю, — царица повернула к свету лицо, за которое давали стадо в сто коней, — что казанские женщины не становятся жёнами по приказу.
На другой день двадцать московских стрельцов повезли её в Касимов. По дороге царица выбросила в Волгу серебряное зеркало — подарок Шах-Али.
Вечерние тени
У мечети слепой азанчи пел о любви. В церкви дьячок, тайно нюхавший зелье от мордвы, клевал носом над псалтырью. А в лесу девки в вышитых рубахах водили хоровод вокруг дуба, где висели лошадиные черепа.
Город засыпал. Только Ока, помнившая и хазар, и булгар, шептала на перекатах: — Подожди… ещё немного…
Утром всё начиналось сначала.
P.S. Сююм-Бике умерла в Касимове через семь лет. Её сын крестился, получил имя Александр и служил у Ивана Грозного оруженосцем. А серебряное зеркало до сих пор ищут в песчаных отмелях — говорят, оно показывает не лицо, а судьбу.
«Шах-Али: хан, которого никто не любил (даже его собственная мать)»
Глава 1. «Уродливый принц»
Когда в 1516 году Шах-Али впервые въехал в Касимов на белом (почти) коне, городские собаки дружно завыли, а местные красавицы схватились за сердца — но не от восторга, а от ужаса.
«Батюшки! — ахнула старая татарка. — Да это же не хан, а ходячее предупреждение о вреде близкородственных браков!»
И правда — природа явно поиздевалась над бедолагой:
Уши как у слона (но без изящества)
Лицо как у переспелой дыни
Фигура, напоминающая мешок с мукой, упавший с верблюда
«Зато я — Чингизид!» — гордо заявлял Шах-Али, но народ в ответ только посмеивался: «Да у нас козлы во дворе и те чингизидами себя считают!»
Глава 2. «Карьера неудачника»
Три раза садился на казанский престол — три раза его с позором выгоняли. В Казани даже поговорка появилась: «Пришел Шах-Али — готовь чемоданы». В конце концов обиженный хан махнул рукой: «Да пошли вы все! Я себе новый Касимов построю! С мечетями, банями и борделями!»
И ведь построил! Правда, народ опять не оценил:
«Дворцы — для себя!»
«Тюрьмы — для нас!»
«А где же бани-то обещанные?»
Глава 3. «Любовь зла…»
Когда московский царь подарил ему в жены красавицу Сююмбике, весь Касимов ахнул: «Да она же сдохнет от одного вида!»
Но Шах-Али оказался романтиком:
Цветы под окна
Стихи, написанные кровью врагов
Ночные серенады (к счастью, Сююмбике была глуховата)
Глава 4. «Смерть с причудами»
Умер хан как жил — нелепо. Упал в лужу и захлебнулся (хотя лужа была глубиной три пальца). Народ сначала не поверил: «Не может быть! Такого урода и лужа не возьмет!»
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.