Глава 1
2016 год, февраль. Воздушное пространство над Атлантическим океаном.
…Есть высота, на которую ангелы не долетают…
Молодой мужчина сидел на своём месте в самолёте, который совершал перелёт из Сан-Франциско в Берлин. Голова отвёрнута от всех, взгляд безразлично бродит по периметру иллюминатора, буравя кустистые облака. Пальцы в раздраженном нетерпении отстукивают непонятный ритм по кожаному подлокотнику кресла. Движение резко обрывается, левая ладонь, украшенная с тыльной стороны татуировками в виде узоров, витиеватых слов и перстней, ложится на колено, сжимает его.
Губы молодого человека изгибаются, изламываются, выражая полнейшее пренебрежение и отвращение к окружающей действительности. Бизнес класс. Стюардессы с ногами от ушей в коротенькой форме. Все на одно лицо. Все улыбаются. Все готовы исполнить любой каприз любого своего состоятельного пассажира, который может пожелать бокал XO, может захотеть выкурить сигару, а может возжелать и её саму в туалете или прямо в салоне. Курить, конечно, в самолёте никому не могли разрешить, дабы не подвергать опасности персонал и других пассажиров, но объяснять это нужно было мужчине или женщине, изъявившей такое желание максимально мягко и корректно. В противном случае, сойдя на землю, стюардесса, сказавшее «не то» слово, могла легко стать безработной. Вступать в интимную близость с пассажирами, конечно же, тоже было запрещено. И никто не мог принудить «работницу неба» к этому, но при определённых обстоятельствах девушке, которой поступило подобное предложение, стоило десять раз подумать над тем: «А стоит ли моя честь таких больших проблем?». И, с учётом того, что с «честью» каждая из этих девиц модельной внешности давно попрощались, выбирали они обычно вариант «Моя честь не стоит проблем».
На самом деле, подобные предложения девушкам в небесно-синей форме поступали крайне редко. Но был один такой случай, после которого девушка не только «неплохо провела время», но и обзавелась богатым и именитым любовником, а, после, и мужем. Эта история стала своего рода легендой в данной авиакомпании, и каждая стюардесса — говорила она это вслух или нет — мечтала повторить историю «небесной Золушки».
С первым же и самым распространенным вариантом пожелания пассажира — бокалом дорогого спиртного, стоило разбираться как можно скорее, чтобы не навлечь на себя его гнев.
Слишком много улыбок и показной учтивости, готовности на всё. Слишком много нот ароматов разнообразных дорогих духов, от амбре которых начинала болеть голова. Слишком долгий перелёт — почти двенадцать часов в пути. Слишком мало никотина в крови, а от одного из пассажиров как назло терпко пахнет сигаретным или сигарным дымом. Слишком не хватает интернета, в котором можно успешно «потеряться» на часок-другой. Слишком неинтересен и однообразен пейзаж за окном. Слишком хочется уснуть и проснуться от едва уловимого удара самолёта об землю, но спать, как назло, не хочется. Слишком…
Парень едва заметно морщится и отворачивается от окна, окидывая незаинтересованным взглядом всех тех, с кем он делит салон «стальной птицы». Губы плотно сжаты, отчего они кажутся намного тоньше, чем есть на самом деле. Взгляд карих глаз скользит от одного человека к другому, не задерживаясь ни на ком. Мужчина в элегантном дорогом костюме с благородной сединой в волосах, женщина средних лет, бизнес-леди, это заметно по чему-то неуловимому в чертах её лица и в её глазах…
Всё, надоело. Парень вновь отворачивается к окну, слегка прикрывает глаза, смотря на взбитые сливки, которыми казались висящие за стеклом облака, сквозь решето опущенных ресниц.
«Достало», — подумал парень и, встав, стремительно направился к туалету.
Зайдя внутрь, даже не потрудившись закрыть за собой дверь и хотя бы попытаться сделать своё нарушение правил перелёта незаметным для глаз персонала самолёта, он достал сигарету и зажигалку. Щелчок, на мгновение вспыхивает огонёк, и небольшое помещение наполняется сладко-горьким запахом крепкого дыма и треском тлеющего табака.
Одна затяжка, вторая, третья. После третьей становится легче. Парень заполняет свои лёгкие терпким дымом и задерживает дыхание, наслаждаясь этим удушливым и кружащим голову распиранием внутри.
Он запрокидывает голову и закрывает глаза, наслаждаясь этим добровольным удушьем, этим сладким ядом, что стремительно проникает в каждый сосуд и разносится вместе с током крови по телу. Одна секунда, две, три…
Резкий выдох. Слишком густое облако дыма взмывает к потолку и медленно рассеивается, растворяется, обращаясь пустотой. Пустотой…
Дверь туалета открывается, едва уловимо, но, всё равно, мерзко скрипнув, на пороге появляется одна из стюардесс — совсем молоденькая девушка с глазами пятилетнего ребёнка или ангела, для которой этот перелёт был первым. Большая удача — после школы стюардесс попасть сразу в бизнес класс на межконтинентальный рейс.
Именно молодость, неопытность, неискушенность и вера в правила и законы, которые должны быть справедливы для всех, не позволили ей закрыть глаза на то, что из туалета потянуло сигаретным дымом.
— Мистер, — обратилась к парню девушка. У неё была не только внешность ангельская, но и голос. — На борту самолёта запрещено курить. Прошу вас, потушите сигарету и вернитесь на своё место.
— Мы попали в зону турбулентности? — спросил парень, проигнорировав просьбу затушить сигарету, слегка вскинув бровь.
— Нет, — немного неуверенно ответила девушка, не совсем поняв — к чему был вопрос пассажира?
— Тогда, я имею полное право передвигаться по салону. Это никак не будет угрожать моей безопасности.
Глубоко вдохнув, стюардесса вновь обратилась к парню, мягко требуя:
— Потушите сигарету. Вы подвергаете опасности персонал самолёта и остальных пассажиров.
Она потянулась к сигарете в руке парня, желая забрать её и затушить самостоятельно. Поднеся сигарету к губам, уйдя этим от попытки забрать у него дымящую палочку, парень затянулся и ответил, выдыхая дым девушке в лицо:
— Если вам так не нравится, что я курю, высадите меня.
Подождав несколько секунд, насладившись недоумением и беспомощностью, отразившимися на лице молоденькой стюардессы, парень продолжил:
— Не можете? — лёгкая усмешка.
— Нет, мистер, не можем. Вы должны понимать, что мы находимся на высоте двенадцати тысяч метров, и мы не имеем никакой возможности высадить вас. Но, если вы будите и дальше отказываться следовать требованиям безопасности, я буду вынуждена сообщить об этом руководству, и вас внесут в чёрный список нашей авиакомпании.
Слова девушки, её серьёзный тон и глупая уверенность в том, что её голос хоть что-то значит и решает — всё это невозможно забавляло парня. Он усмехнулся и покачал головой. Вновь затянувшись дымом и выдохнув его, заставив девушку поморщиться из-за крепости отравленного смолой и ядами воздуха, он ответил:
— Валяйте.
Стюардесса в недоумении подняла брови, непонимающе смотря на непоколебимо пассажира, который всем своим видом выражал то, что ему глубоко наплевать и на неё, и на её слова.
Взгляд девушки невольно скользнул по телу парня, начиная с туфель и заканчивая глазами. Светлые джинсы с потёртостями и парочкой аккуратных дырок, кремовая рубашка, которая потрясающе оттеняла его загорелую кожу — спасибо недавнему отдыху под жарким солнцем южных островов — и делала образ невероятно сексуальным. Изысканные и приковывающие взгляд татуировки на руках и груди — несколько расстегнутых пуговиц рубашки позволяли увидеть кусочек рисунка. Дорогие часы. Фактурные черты лица: чёткая линия челюсти и подбородка, ровный нос, пухлые губы — верхняя намного тоньше нижней и имеет резкий изгиб — карие глаза, которые, одновременно, переливались солнечным янтарём и просвечивали первозданной тьмой. Наконец, взгляд девушки поднялся ещё выше, останавливаясь на красивой и модной стрижке парня, на его светлых волосах, небрежно уложенных назад.
Ей никогда не нравились блондины, но девушка не могла найти в себе сил, чтобы отвести взгляд. Что-то было такое в этом парне, что заставляло смотреть на него вновь и вновь: не моргая, забывая дышать. И этим чем-то была та загадочность, которая ровными и мерными волнами исходила от него, заполняя собой любое пространство, в котором он оказывался. Опасная загадочность…
Он был слишком молод для крупного бизнесмена, не походил на сынка богатого отца, который только и умеет, что плевать на писаные законы и прожигать родительские деньги. Он не был знаменитой персоной — его лицо девушка видела впервые. Но… кем он был — этот парень, так нагло и невозможно спокойно попирающий установленные десятками лет порядки?
— Мистер… — вновь попыталась обратиться к блондину девушка.
— Хватит, — резко и холодно одёрнул стюардессу парень.
Он сделал последнюю затяжку, докуривая до самого фильтра и даже немного больше, и, затушив сигарету, бросил её в унитаз. Не утруждаясь тем, чтобы смыть окурок, парень прошёл мимо работницы авиакомпании и направился обратно к своему месту.
Заняв своё кресло, блондин обернулся и, увидев ту самую стюардессу, которая пыталась остановить его от курения, он махнул рукой и произнёс:
— Подойдите ко мне.
Девушка, которая и до этого выглядела потерянно, совсем растерялась и встала на месте, смотря на наглого пассажира своими огромными светло-голубыми глазами.
Это заметила другая стюардесса, которая налетала уже не один десяток рейсов и прекрасно знала, что пассажиры очень не любят промедления и того, когда их желания не исполняют. Поджав губы, она одарила нерасторопную коллегу недобрым взглядом и поспешила подойти к блондину.
Как только она подошла к креслу парня, её губы растянулись в широкой фирменной улыбке.
— Вы что-то хотели, мистер? — любезно поинтересовалась девушка, чуть склоняясь к парню, отчего её светлая блузка, надетая под традиционно голубой пиджак, слегка распахнулась, оголяя ложбинку между налитыми и, кажется, искусственными грудями.
— Да, — кивнул блондин.
Не спеша продолжить высказывание, он разблокировал телефон и взглянул на время. Они не преодолели ещё и половины пути.
Сунув телефон обратно в карман, парень поднял взгляд на стюардессу и добавил:
— Принесите мне виски.
— Конечно, мистер, — учтиво кивнула стюардесса. — Что-нибудь ещё?
— Нет, — ответил парень, отворачиваясь и совершенно теряя интерес к дальнейшему разговору.
Девушка не стала настаивать. Кивнув, она поспешила удалиться, чтобы выполнить просьбу. По пути она шепнула своей коллеге, которая пыталась выступить борцом с курением:
— Зайди потом в комнату для персонала. Поговорим.
— Неужели, я что-то сделала неправильно?
— Не сейчас. Мне нужно отнести заказ.
— Давай, я отнесу? Я свободна. А тебя просил подойти мужчина с третьего места.
— Нет уж. Насколько я поняла, взаимопонимания у вас не получилось. А, если тебе всё равно, то мне проблемы на работе не нужны. Мне сына кормить надо.
— Стелла, я всего лишь хотела, чтобы этот парень не курил на борту. По-моему, я права.
— Ты права, — шёпотом ответила Стелла, выставляя всё необходимое на изящный столик на колёсиках. — Но правда твоя никому не нужна. Обычно, если пассажир так себя ведёт, это значит, что он может себе это позволить. Не пытайся ссориться с теми, кто может запросто раздавить тебя.
— А… как же правила?
— Всё, мне некогда, — раздражённо ответила Стелла. — Мне нужно отнести заказ.
После этого девушка, ничего больше не сказав, вышла в салон, катя перед собой миниатюрный стеклянный столик, который был до того начищен, что был почти незаметен.
— Ваш виски, мистер, — любезно произнесла девушка, протягивая парню бокал, обернутый салфеткой.
Взяв бокал, не удостоив стюардессу даже кивком или взглядом, блондин сделал глоток. Игнорируя присутствия девушки, он достал наушники и, медленно размотав провода, вставил их в уши, после чего подключил к телефону и включил музыку, что тут же заполнила тишину черепной коробки громким звуком и чётким тяжёлым ритмом.
Стюардесса около минуты стояла, ожидая ещё каких-то приказаний, смотря на красивый профиль парня, которому было совершенно наплевать на её присутствие. Он смотрел в окно, периодически поднося бокал к губам и делая маленький глоток, наслаждаясь вкусом крепкого напитка и тем теплом, что он разносил по венам.
По правилам она должна была напомнить ему о том, что на борту самолёта запрещено пользоваться электронной техникой и попросить его выключить телефон, но, как только он достал наушники, она поняла, что не станет делать этого. Не станет открывать лишний раз рот. Ей была очень дорога её работа и рисковать ею она не хотела. А среди пассажиров, порой, попадались те, кто мог одним звонком отправить работника авиакомпании на улицу. Ей не хотелось проверять, обладает ли этот загадочный блондин подобной властью. В этом не было никакой необходимости, потому что эта власть сквозила в каждом его движении, в каждом взгляде таких двояких глаз, что вмещали в себе огненный свет и мёртвую тьму.
Вздохнув, Стелла развернулась и пошла прочь, возвращаясь в комнату для стюардесс, намереваясь немного отдохнуть, вытянув уставшие ноги, пока её вновь не вызовет очередной требовательный и привыкший к неукоснительному и скорейшему исполнению своих приказов пассажир.
Блондин сделал совсем маленький глоток — всего несколько капель, облизал горькие от крепкого напитка губы и залпом осушил бокал, отставляя его на столик.
Он думал о том, что часа через пол нужно снова покурить. О том, что ему нужно сделать по прибытии домой. О том как, вероятно, изменился его дом за те четыре года, которые он провёл вдалеке от него…
Он думал о чём угодно и, одновременно, ни о чём. Потому что, по сути, все эти мысли были пустыми. Они не заставляли сердце биться быстрее и душу сиять, они не могли подарить крови тот огонь, что движет жизнью, заставляя идти вперёд, к своей цели. У него не было целей, потому что его ничего не интересовало в этой жизни. У него было всё, но ему ничего не было нужно. Хотя…
«Нет, есть, — подумал блондин и по привычке взял уже пустой бокал, поднося его к губам. На язык скатились несколько терпких капель. — Я хочу узнать правду. Всю правду. Свой долг перед жизнью я уже отработал. Теперь очередь жизни отдавать то, что взяла взаймы у меня. И, пусть ни времени, ни людей она мне не сможет вернуть, но слова правды я у неё выбью, — он зловеще ухмыльнулся, глаза подсветило адским огоньком. — Теперь меня ничто не остановит. Я и так ждал четыре с половиной года. Ждал, даже забыв о том, о чём так желал спросить. Но сейчас… — он хмыкнул. — Сейчас я всё узнаю. Если понадобится, я разберу этот город по кирпичикам, но узнаю. Не зря же я возвращаюсь в Берлин…».
Он вновь подозвал стюардессу и, дождавшись новой порции виски, продолжил свои размышления:
«Узнаю… И, если кто-то посмеет попробовать мне помешать, я сотру его в порошок…».
Рука его медленно сжала бокал. По тонкому стеклу пошли трещины, но блондин даже не дрогнул бровью, не обратил на это никакого внимания. Он медленно провёл указательным пальцем по трещине на боку бокала, едва уловимо раздражая кожу микроскопическими порезами и царапинами. Его взгляд был тёмным и жутким, устремлённым вперёд и в никуда.
Он ничего не просил у жизни. Он не цеплялся за жизнь, буквально играя со смертью в самые опасные игры, доводя свою равнодушную неосторожность до безумия и абсурда. Но, как бы это ни звучало, с каждым его рискованным поступком жизнь всё больше влюблялась в него, всё больше теряла голову от этого обворожительного блондина со взглядом повелителя ада. Она предлагала ему всё, она отдавала ему всё и отдавалась сама. А смерть…
А смерть не смела его тронуть. Потому что своих не забирают в ад. Да и сатане конкуренция там, внизу, была совершенно ни к чему. А в том, что Люцифер проиграет в этом сравнении, сомневаться не приходилось, ибо даже дьявол не мог творить зло с таким искусством и равнодушием. И, пусть на руках парня уже давно не было невинной крови, но он имел полное право зваться — Смертью. Смерть была его сестрой. Смерть жила у него между рёбер, там, где когда-то горело трепетным огнём желание спасти и спастись. Там, где жила надежда…
Сейчас же там, в груди, была сырая могильная земля, на которой не могли зародиться даже сорняки. Она была мёртвой. Мёртвой, как он.
«Блейд Билоу, — с усмешкой вспомнил парень слова на справке о собственной смерти. — Застрелен во время попытки побега при перевозке в Ландсбергскую тюрьму, где он должен был продолжить отбывание наказания…».
Глава 2
Из пепла и ненависти —
Жуткая судьба Демона,
На крыльях Тьмы
Он вернулся, чтобы остаться.
И не будет спасения,
Потому что он лишен благодати.
Within Tempation, Demon’s fate©
Забрав свой паспорт у женщины за стойкой регистрации вновь прибывших, и проигнорировав её добрые слова и пожелания хорошего времяпрепровождения в Берлине, Блейд забрал свой чемодан и твёрдой походкой направился к выходу. Двенадцать часов в пути, все «прелести» регистрации, ни единого часа сна в самолёте и совершенно дрянной сон накануне ночью — всё это совершенно не заставляло парня чувствовать себя уставшим или разбитым. Единственным, чего ему хотелось сейчас, это вдохнуть полной грудью свежего вечернего, почти ночного воздуха.
Выйдя на крыльцо аэропорта, игнорируя бегущих людей, что желали скорее скрыться от февральской стужи и непогоды, Блейд поставил свой чемодан и, достав сигарету, закурил. На улице была минусовая погода. Дул ледяной, пронизывающий до костей ветер. С неба сыпал мокрый снег. Но блондин даже не застегнул куртку, которую накинул буквально на пороге.
Лениво переводя взгляд с одной детали мокрой оживленной улицы на другую, парень остановился на чёрном Кадиллаке с тонированными стёклами. Проверки были лишними. Парень точно знал, что это представительное авто приехало за ним.
Зажав сигарету в зубах, Блейд взялся за ручку чемодана и мерно покатил его вперёд, к машине, водитель которой терпеливо ждал его, не глуша двигателя.
— Здравствуй, Блейд, — поздоровался водитель, взглянув в зеркало заднего вида, когда блондин сел на заднее сиденье. — Как прошёл полёт?
— Дерьмово, — сухо ответил блондин. — Каким ещё может быть двенадцатичасовой перелёт?
Воздержавшись от дальнейших попыток завести дружескую беседу, водитель спросил:
— Куда ехать?
— Домой.
— Вы можете уточнить, мистер Билоу?
— Если я не в духе, это не значит, что меня вновь нужно начинать называть по фамилии, — холодно произнёс парень. — Не играй в любезность, Винсент. Я этого не люблю, — поджал губы блондин и сложил руки на груди.
— Извини, Блейд.
— Всё, хватит, — достаточно резко одёрнул мужчину Блейд, морщась.
Он взглянул на часы, но вспомнил, что не перевёл их по прибытии. Вздохнув, он обратился к водителю:
— Который час?
— Двадцать один час пятьдесят шесть минут.
Блейд посидел примерно минуту, думая над тем, куда ему лучше поехать сейчас. Определившись, он назвал адрес своего бывшего дома, а, затем, попросил-потребовал:
— Винсент, дай мне телефон. Мой разрядился.
— Блейд, все и так знают, что ты прилетаешь в это время…
— Не нужно пытаться думать и говорить вперёд меня, — максимально чётко произнёс блондин, прозрачно намекая на то, что водитель начинает бесить его своим поведением.
Забрав телефон, он вспомнил номер нужной ему конторы, который предусмотрительно посмотрел в интернете перед вылетом, и, вбив его в аппарат связи, без приветствия заговорил:
— Мне нужно вскрыть замок моего дома. Как можно быстрее. Записывайте адрес…
Винсент хотел поинтересоваться, что за замок желает сломать его непосредственный начальник, но, помня предыдущие ответы парня на его вопросы, решил тактично промолчать. Мягко надавив на педаль газа, мужчина направил автомобиль, что бесшумно зашуршал своими шинами по влажному и грязному асфальту, по озвученному блондином адресу.
Водитель то и дело заглядывал в зеркало заднего вида, но причиной тому был не страх слежки и не то, что их могут «поцеловать в зад». Мужчине было интересно наблюдать за своим начальником, которого правильнее было бы назвать хозяином. За те деньги, которые Блейд платил ему и за ту помощь, которую он оказал ему, когда Винсент был на самом краю и готовился к встрече с ужасающей неизбежностью, парень мог звать его как угодно и соответственно обращаться.
Но Блейд не пользовался своими «правами». Да, он мог резко ответить. Да, мог сказать нечто такое, на что впору было бы обидеться или даже захотеть ударить его. Но он никогда не пытался никого унизить намерено. Если человек, находящийся в его подчинении, совершал ошибку, ему можно было только посочувствовать. В случаях же, когда подчинённые не имели никакой вины перед своим господином, они могли спать относительно спокойно и рассчитывать на не смертельные «ядовитые укусы» своего непосредственного начальника.
Винсент вздохнул и, убедившись, что дорога чиста, вновь взглянул на своего начальника через зеркальную гладь. Во мраке салона авто и на фоне февральской грязи, против которой были бессильны борцы за чистоту улиц, этот парень смотрелся так органично, так уместно…
Блейд сидел, отвернувшись к окну, лениво наблюдая за панорамой родного города, которого он не видел так давно. В ушах приглушённо гремела музыка. Одна рука его покоилась на подлокотнике, ладонь второй лежала на колене — расслабленная поза скучающего победителя, которому больше не с кем сразиться. Его взгляд медленно переплывал от одного объекта за окном к другому: дом, магазин, женщина в чёрном пальто с коричневым зонтом, ребёнок, который хотел перепрыгнуть через лужу, но споткнулся и упал прямо в грязь, молодой полицейский, разговаривающий с едва стоящим на ногах мужчиной в отвратительном вязаном шарфе болотного цвета, девочка лет четырнадцати в светло-голубых колготках, заляпанных грязью…
Всё это было жизнью, но воспринималось Блейдом скорее как кино, шоу за стеклом, в котором он единственный зритель, а все эти люди — глупые актёры, которые даже не знают, что за роли они играют. Победитель остаётся один. Истина. Правда. Боль. Крест. Блондин беспристрастно наблюдал за этим «шоу за стеклом», лениво думая о том, как же все эти людишки на самом деле жалки в своей бесконечной суете и гонке за страстной мечтой. Никто из них не задумывается над тем, стоит ли его игра свеч? Многие даже не задумываются над тем, а хотят ли они то, что делают, на самом деле? И абсолютно все из них игнорируют одну простую истину — смерть ближе, чем кажется. В один прекрасный день/утро/вечер она может просто войти в их дом и скрипящим голосом столетней старухи сказать: «Пора». И всё. И ничего не попишешь. А жить они так и не начали…
«К чёрту», — поморщившись, подумал Блейд и отвернулся от окна. Мысли о других людях всегда очень быстро утомляли его.
— В чём дело?! — раздражённо спросил блондин, поняв, что они стоят на месте.
— Пробка, Блейд, — тоном вышколенного английского дворецкого ответил Винсент.
— Мило, — ответил блондин, складывая руки на груди и кривя губы.
Он только полчаса, как вернулся в родной город, а он его уже успел негостеприимно встретить и разочаровать. Пробка начала двигаться только через десять минут. А к месту назначения они попали только через сорок пять минут, вместо положенных пятнадцати.
— Блейд, тебя ждать? — опустив стекло, спросил Винсент, когда Блейд покинул машину, слишком сильно хлопнув при этом дверцей.
— Я не знаю, сколько я пробуду здесь, — ответил парень, даже не оборачиваясь на собеседника.
— Неважно. Я подожду. У тебя же разрядился телефон, и ты не сможешь позвонить.
— Доберусь на такси, не маленький уже.
— Блейд, мне кажется, тебе было бы лучше вначале отдохнуть, выспаться, а только потом…
— Я сам разберусь с тем, что мне делать, — чётко и звучно, почти по слогам ответил блондин, перебивая мужчину и одаряя его чёрным и невозможно тяжёлым взглядом. — Не лезь не в своё дело, Винсент.
— Извини, Блейд.
— Извинения я не принимаю, ты об этом знаешь, — резко остыв, сменив тон на привычно холодный и равнодушный, ответил парень, доставая сигарету. — Надо думать перед тем, как говорить или делать, а не пытаться потом извиняться.
Винсент отвёл взгляд, принимая поражение и демонстрируя, что он всё понял и что он кается. Мужчина сейчас корил себя за то, что изначально начал беседу неправильно, пытаясь влезть в душу блондина, поговорить с ним по-товарищески. Он, определённо, был не в духе, и любое неправильное слово могло стать причиной взрыва и страшного пожара. Пусть Винсент работал на Блейда не так давно, а последний раз видел его полгода назад, когда парень отослал его в Германию, но он успел прекрасно понять и уяснить одну простую истину — с Блейдом шутить нельзя. Нельзя его злить. Нельзя не слушаться. В противном случае ошибка или самая безобидная фраза может отлиться большой кровью.
Мужчина сам иногда удивлялся тому, что этого парня не просто слушались все, несмотря на его сложный характер — о нём даже за спиной не смели сказать дурного слова. Страх? Возможно. Благодарность? Вероятно. Уважение? Тоже вариант. Блейд вмещал в себе всё то, за что подчинённые могут любить своего начальника и относиться к нему фактически как к богу. К очень страшному богу.
Блейд обернулся и прищурился, вглядываясь в надпись на подъехавшей к его дому машине. Убедившись, что это приехали те люди, которых он ждал и с которыми связывался по телефону, парень обернулся на водителя, говоря ему:
— Можешь быть свободен. Я заряжу дома телефон и позвоню тебе, когда ты мне будешь нужен.
— Модно примерно узнать, в котором это будет часу?
— Я не знаю, — холодно ответил блондин. — Можешь езжать домой и ложиться спать, главное, телефон положи рядом с собой. Ты же не женщина, думаю, сможешь быстро собраться, когда я позвоню, и приехать.
— Хорошо, Блейд, как скажешь, — кивнул мужчина, не желая пытаться спорить.
— Да, — кивнул парень, — как я скажу…
Он на несколько секунд словно выпал из реальности, смотря куда-то на грязный асфальт, что лоснился в оранжевом свете мокрых фонарей. Помутнение прошло так же резко, как и наступило. Подняв голову, блондин добавил:
— Можешь ехать домой.
Сказав это, он развернулся и уверенной быстрой походкой направился к забору, около которого уже топтался сотрудник фирмы по вскрытию замков. Без лишних слов парень достал бумаги, подтверждающие то, что именно он является владельцем дома и имеет право на то, чтобы просить взломать дверь, и сунул их невысокому мужчине в невнятной форме.
— Мистер Билоу… — попытался заговорить мужчина, пытаясь прочесть в скудном свете все нужные ему сведения, но Блейд сухо перебил его:
— Не тратьте время на разговоры. Читайте молча и делайте свою работу.
Мужчина глянул на не слишком приветливого клиента, но возвращать или пытаться ответить не стал. Как говорится — кто платит, тот и музыку заказывает.
Кое-как прочитав всё, что было нужно, мужчина кивнул и отдал бумаги обратно Блейду. Он спросил:
— Мистер Билоу, вы уверены, что нужно ломать?
— Вы считаете меня идиотом?
— Н-нет, мистер Билоу.
— Тогда, что за глупый вопрос? По-моему, только идиот может сначала позвонить и попросить сломать ему дверь, а потом начать думать над тем, надо ли это делать?
— Извините, мистер Билоу, но я должен уточнить, это…
— Вы тратите моё время, — перебил мужчину блондин. — Ломайте.
Вздохнув, работник взял свои инструменты и начал работу. Блейд отошёл на три шага и, сложив руки на груди, стал наблюдать за действиями мужчины. Под таким пристальным взглядом работать было трудно, но этот мужчина был профессионалом и потому смог совладать с собой и заставить руки не дрожать.
Когда с замком на заборе было покончено, Блейд шагнул на территорию дома и кивнул в сторону крыльца, говоря:
— Теперь дверь в дом.
Работник вздохнул и на этот раз без лишних вопросов взял свои инструменты и пошёл к двери. Блейд неспешно пошёл за ним, вставая чёрной тенью за спиной, давя своим присутствием.
— Извините, мистер Билоу, — обратился к парню мужчина, не выдерживая этого гнёта, — вы не могли бы немного отойти?
Спеша оправдать свою странную просьбу, работник добавил:
— Вы загораживаете мне свет и мне трудно работать.
Ничего не ответив, блондин отошёл, по-прежнему оставаясь рядом, но теперь по правый бок от работника. Ему было так забавно наблюдать за работой этого мужчины, который ломал дверь, по сути, в дом мертвеца, но даже не знал об этом. Блейду было смешно наблюдать за всеми теми людьми, которые держали за последние несколько лет в руках документы, удостоверяющее его личность. Но, безусловно, самое искреннее удовольствие от созерцания людской неосведомленности парень испытал здесь, в Берлине. Четыре года назад дело Бонифация стало небывало громким, а, значит, и имя самого Блейда звучало из каждого утюга, когда его — жестокого убийцу невинного мальчишки наконец-то поймали. Он не мог судить об этом точно, потому что был лишён возможности смотреть телевизор на протяжении всего следствия и после него, но что-то ему подсказывало, что тогда он стал знаменитостью.
Тогда его это совершенно не интересовало, у него были дела поважнее. Сейчас же, наблюдая то, как те, кто «кидал в него камни», не узнавали его, не могли сопоставить имя «Блейд Билоу» с именем «Блейд Билоу» парень ухмылялся, глумливо изгибая губы, наслаждаясь этой картиной из раза в раз.
Тогда, когда тот, чьё место сейчас занял блондин, помогал ему выйти из тюрьмы, замаскировав всё под смерть, Блейд намерено не стал менять имя в документах, не стал менять год рождения, дату и место. По всем документам он оставался тем же человеком, только с чистой историей, не обремененной тюремным сроком. Да, Блейд-убийца умер в январе 2014 года при попытке побега. Остался просто Блейд — человек без лица и прошлого.
Как же забавно было наблюдать за тем, как его не узнают, как работники разносортных структур не могут сопоставить имя и лицо, которое некогда видели по телевизору. Казалось, весь город охватила коллективная потеря памяти. Что ж, игра Блейда в другого человека была бездарна, потому что он не пытался играть, но в неё верили все…
— Всё, — сказал мужчина, разгибаясь и убирая инструменты обратно в чемоданчик. — С вас шестьдесят пять евро.
Блейд молча достал деньги и сунул их мужчине. После этого он переступил порог дома, шагая в темноту, и закрыл за собой входную дверь, которая теперь не запиралась.
«Нужно будет позвонить, чтобы замки заменили, — подумал блондин, окидывая взглядом пространство гостиной, запыленную мебель. — А то, мало ли, кто-то будет не знать, чей это дом, и захочет взять что-нибудь без спроса…».
Поджав губы, Блейд коснулся выключателя, щёлкнул им. Ничего не произошло. Это совершенно не было удивительным с учётом того, что дом стоял «законсервированным» уже четыре года. Электричеством слишком давно никто не пользовался и так же давно никто не платил за него.
Вздохнув, Блейд пошёл вперёд, проводя ладонью по покрытой пушистым слоем пыли спинке дивана, обогнул его. Глаза уже успели достаточно привыкнуть к темноте, потому парень смог легко разглядеть несколько чистых листов бумаги, которые часто оставлял на столе Майкл, и кружку со следами недопитого и уже испарившегося кофе, которую блондин оставил здесь, не подозревая, что получит возможность убрать её только спустя четыре года.
Последний раз он был в этом доме, в котором они жили с Майклом, в конце мая 2012 года, тогда, когда он ездил за таблетками младшего. Потом был ещё раз, когда ему под конвоем разрешили собрать необходимые вещи для отбытия в тюрьму, но этот раз блондин не считал. Вот и всё…
2012 год и резко 2016 — без перехода, без событий, что наполняли это место жизнью между этими двумя датами.
Блейд протянул руку и коснулся кончиками пальцев белых листов, что из-за пыли выглядели серыми, провёл по ним, оставляя полосы от своих прикосновений, которые показывали первозданную белоснежность бумаги.
— Вот и всё, — едва слышно прошептал Блейд, вздыхая и прикрывая глаза.
Посидев так несколько секунд, он повернулся в сторону лестницы, смотря туда, наверх таким непонятным взглядом, в стеклянной пустоте которого было намешано столько всего: боль, горечь, нотки жгучей, словно серная кислота, ностальгии…
Эти эмоции были жгучими, но не огненными, они приносили острую боль, но не рвали душу изнутри. И от этого было хуже всего — от эмоций на грани истерики рано или поздно придёт освобождение: когда слёзы закончатся, а душа очистится. От того же, что творилось сейчас между рёбрами блондина, спасения не было — не спасёт ни крик, ни плач. Потому что эти чувства настолько прочно засели внутри, настолько сильно зацепились своими шипами-колючками за ткани лёгких, что избавиться от них можно было бы, лишь вырвав несчастный орган дыхания, который и так каждый день травили никотином и смолой. Блейд бы и не был против того, чтобы провести ампутацию части себя, да вот только где найти того хирурга, что проводит такие операции?…
Вздохнув, Блейд встал и пошёл к лестнице, медленно поднялся на второй этаж, отмечая, что начали скрипеть ступени. Оказавшись на втором этаже, парень несколько минут стоял, смотря во мрак, ощущая себя частью этой пропыленной, бездыханной и мёртвой темноты.
По правую руку от него была дверь в ванную комнату. Чуть дальше его спальня, в которую блондин не испытывал совершенно никакого желания заходить сейчас. И, по левую руку, спальня Майкла. Бывшая спальня.
Лёгкие сжала своим стальным кулаком горечь и безнадёжность, уродливая слабость перед лицом времени, которое ему было не повернуть назад, и жизни, которую Блейд не мог переписать и вычеркнуть из неё страшные отрезки. Он ничего уже не мог изменить. Он не мог вообще ничего — только разглядывать в бессилие предметы, которые когда-то были частью их с братом жизни, а теперь стали лишь пылесборниками.
Подойдя к двери, Блейд положил ладонь на ручку и, мягко надавив, открыл дверь. В бывшей спальне Майкла, как и во всём остальном доме, была темнота.
Оставив дверь открытой — запираться не было никакого смысла — блондин медленно подошёл к столу, на котором продолжал стоять компьютер и лежали оставленные уже покойным владельцем предметы для рисования. На тумбочке стоял стакан, который Майкл бросил, не успев выпить лекарства и бросаясь за братом в надежде узнать правду…
Сердце болезненно сжалось от этих воспоминаний, от мыслей о тех далёких днях. Между ними и настоящим днём была целая пропасть, кишащая тёмными сущностями, что только и ждут, как бы ухватить заблудившегося и наивного, верящего в лучшее прохожего и высосать из него всю жизнь до последней капли. Целовать его в синеющие уста, пока они не станут холодными, как лёд. Обнимать его нежно и ломать ему кости, разрывая их острыми обломками внутренности и прорывая кожу…
Эти тёмные сущности были похожими на дым, но холодными, как тысячи мертвецов. Они сладко пели, но смертоносно кусали и пили жизнь до последней капли. Они были прекрасны, но при прямом взгляде на них могло остановиться сердце. Они были…
Они были тем, что заняло место души в теле Блейда, в его груди. И самым страшным в них было то, что парню было уютно с ними. Он не пытался оказать им сопротивление, но и не кормил их свежей кровью и плотью так часто и в том виде, в котором им того хотелось. Смерть перестала быть его хобби и стала профессией. Она стала его работой. И в ней он был начальником. А начальникам не пристало марать руки грязной работой.
Блейд стёр пыль с экрана компьютера. Порыва разобрать рисунки Майкла, посмотреть на них не было. Наверное, это могло быть слишком болезненным. Слишком больно держать в руках нечто, что, можно сказать, было частью твоего близкого, ведь рисунок, как и любое творчество, является самой прекрасной и искренней частью души, которую человек отрывает от себя, чтобы поделиться с другими. Больно и бессмысленно…
Проведя по краю стола кончиками пальцев, Блейд коснулся ручки на верхнем его ящике, отнял их от прохладного материала и вновь положил, сжал, потянул на себя. Первые секунды две в недрах ящика ничего не угадывалось, но затем…
Блондин разглядел во мраке фото-рамку и само фото, обрамленное ею. Фото, на котором они были вместе: улыбались, обнимались, выглядели такими счастливыми. Блейд нахмурился и взял рамку, вглядываясь в их лица. Он не мог вспомнить того дня, когда было сделано данное фото, память подсказала лишь то, что, кажется, ему на тот момент было года двадцать два или двадцать три, а Майклу, соответственно, пятнадцать или шестнадцать. Тогда до трагедии было ещё так далеко — целых три или четыре года. А сейчас трагедия уже стала почти старой историей — между ней и настоящим моментом были тоже целых четыре года. Какая ирония…
Продолжая держать фото в руках, рассматривать его, Блейд сел на кровать младшего, портя идеально убранную постель. Хотелось бы немного больше света, чтобы увидеть каждую деталь радостной фотографии, но получить его не было возможности. Да и надобность была не такая уж сильная. Человеческие глаза быстро привыкают к тьме. Человеческая душа быстро привыкает к тьме. Человек, вообще, привыкает ко всему. А, если не привыкает, то умирает. Вымирает, как мамонт.
Либо ты, либо тебя — закон мира, в котором побеждает сильнейший, хитрейший и далее по списку. Сурово. Жестоко. В меру справедливо.
Блейд встал и вновь пошёл на первый этаж, где оставил свой чемодан. Найдя там зарядное устройство для мобильного, парень вернулся в бывшую комнату брата и, подключив телефон к сети, завалился на кровать на спину, впиваясь взглядом в потолок и ожидая, когда аппарат связи вновь заработает.
Ожидая, блондин вновь взял в руки фото, рассматривая лица, которые казались такими… чужими. Блейд слишком давно не узнавал себя в зеркале. И причиной тому были не проблемы психические или органические, что изменили его внешность до неузнаваемости или заставили забыть собственные черты. Нет, всё было на прежних местах: светлые волосы, карие глаза и так далее. Из нового появились татуировки, шрамы и тело стало ещё более спортивным, проработанным. Узнать себя было легко и, одновременно, невозможно, потому что из глубины зрачков уже несколько лет смотрела не душа, а пустота и смерть, которая жила между рёбер, оберегая парня от всех бед и не отдавая его иным своим костлявым сёстрам.
— Майкл, — едва слышно прошептал Блейд, проводя кончиком пальца по улыбающемуся лицу брата.
Это имя тоже стало чужим в его устах. И от этого не было больно. От этого было просто чертовски холодно. И здесь не помогут ни одеяла, ни горячие чаи, ни даже горячительные напитки. Развеять такой холод может лишь другой человек. Но такого — другого больше не было в жизни Блейда. И самое страшное в этой всей ситуации было то, что Майкл не просто ушёл из этой жизни, а ушёл сам, самостоятельно выбрал смерть. А это значит, что ему было настолько трудно, что жизнь виделась страшнее смерти.
— Я уже не узнаю, о чём ты думал, стоя на подоконнике и готовясь сделать шаг. Не узнаю, что творилось в твоей голове и душе за день, неделю или месяц до этого. Но я узнаю, как получилось так, что за тобой не уследили в стенах психиатрической больницы, где, прости, таких, как ты, должны лечить.
Стиснув зубы, Блейд сел и взял телефон. Набрав номер Винсента, и дождавшись того, когда мужчина ответит, блондин произнёс:
— Забери меня минут через сорок.
— Хорошо, Блейд.
Не сказав больше ничего, блондин отклонил вызов и не слишком аккуратно бросил телефон на стол. Вновь упав спиной на кровать, парень прикрыл глаза, ощущая под пальцами прохладу стекла, за которым покоилась его с Майклом фотография.
Время текло быстро и незаметно. Винсент приехал и, набрав Блейда, отчитался о том, что уже ждёт его. Ответив сухое: «Хорошо», блондин поднялся с кровати и, забрав телефон и фотографию, направился вниз. Забрав и чемодан, парень покинул дом, оставляя за спиной закрытые, но не запертые двери и быстро преодолевая расстояние до машины.
— Ещё раз здравствуй, — произнёс Винсент, когда Блейд сел в автомобиль. — Куда ехать?
— Домой, — сухо ответил блондин и отвернулся к окну.
Он добавил через какое-то время:
— Надеюсь, там уже всё готово…
Глава 3
Блейд совсем слегка, словно для вида держался пальцами правой руки за руль нового автомобиля, который потрясающе и пьяняще пах кожей и чистотой, нетронутостью. Скользнув взглядом по ленивой шеренге машин, что медленно ползла к повороту и скрывалась за ним, парень достал мобильный телефон, практически не глядя на экран, вбивая номер. Как только на вызов на том конце связи ответили, блондин без перехода отдал поручение:
— Приезжай ко мне домой. Мне нужен отчёт о том, что вы тут делали в моё отсутствие.
— Блейд, — ответил приятный женский голос, — я же высылала отчёты каждую неделю?
— Мне. Нужен. Отчёт, — делая звучные паузы между словами, повторил блондин. — Можешь не возиться с бумагами и донести мне всё устно.
— Хорошо, — согласилась девушка. — Я возьму с собой ноутбук. Через сколько мне нужно быть?
— Выезжай прямо сейчас, — без особого интереса ответил Блейд. — Здесь жуткая пробка, но я её сейчас объеду и минут через десять-пятнадцать буду на месте.
— Как скажешь, — согласилась девушка. — Скоро буду.
Услышав нужные ему слова, блондин отклонил вызов и бросил телефон на пассажирское сиденье. Мягко повернув руль, он выехал из вялой колоны автомобилей и въехал во двор, намереваясь сократить путь до своего нового дома, в котором он ещё ни разу не был, но над внешним видом и устройством которого работал целых девять месяцев, скрупулезно требуя от строителей, а потом и дизайнеров интерьера, фото-отчётов раз в несколько дней. К слову, такая педантичность и въедливость не была лишней и не прошла без следа — судя по последним фотографиям уже готового дома, он был достоин того, чтобы в него въехал король.
Игнорируя дорожный знак, запрещающий проезд, Блейд насквозь проехал через двор, выезжая на улицу с противоположной стороны и, таким образом, огибая унылую пробку, в которой стопорились нервные люди, которые желали поскорее попасть домой/по своим делам, но не решались поступить, как блондин. Их сдерживало слишком многое, в том числе, страх перед законом, а, вернее, перед наказанием за его нарушение. Блейда же не сдерживало ничего. Его границы остались сломанными и разрушенными далеко за спиной, от них не осталось даже пыли и каменной крошки. Теперь он был Законом.
По дороге блондин заехал в магазин, купив некоторых продуктов, в которых, должно быть, нуждался шикарный дом с совершенно пустым холодильником, и бутылку светлого рома. Немного подумав, парень взял ещё одну бутылку крепкого спиртного, полагая, что так будет правильнее и предусмотрительнее. Отчего-то, парня отвратило от бренди, который он только и пил раньше. И на протяжении нескольких последних лет он занимался тем, что пытался найти ему замену. Но пока никакой напиток не смог запасть ему в сердце настолько, чтобы на постоянной основе поселиться в его баре.
Расплатившись и покинув магазин, блондин бросил свои покупки в багажник и вернулся за руль, громко и неосторожно захлопывая дверцу машины, которая захныкала от такого грубого обращения, и покинул парковку.
Как он и предполагал, до дома он добрался за десять, а если быть по-королевски точными, то за девять минут. Остановив автомобиль, блондин положил руки на руль и, слегка прищурившись, начал рассматривать фасад своего нового дома. Снаружи он выглядел представительно, очень громоздко и как-то гнетуще. Он словно нависал над смотрящим огромной каменной махиной, грозясь раздавить и даже не заметить этого.
Располагался дом в городе, недалеко от центра, но был построен таким образом, чтобы ближайший соседский дом был на приличном расстоянии. Блейд не слишком любил постоянное общество кого-то, пусть и неявное. А так… До ближайшей постройки было более ста метров, что гарантировало то, что никакой любопытный сосед не рискнёт заглянуть в его окно. Что ж, это для его же, соседа, блага. Потому что в некоторые дела лучше нос не сунуть, если не хочешь остаться без носа, без рук, без ног, без головы…
Хотя, если подумать, у любопытного соседа не было возможности заглянуть в окно даже, если бы он того захотел. Глухой забор почти два с половиной метра в высоту. Сигнализация. Датчики движения. И охрана, которой сейчас не было на территории дома, но которая только и ждала сигнала, чтобы приступить к своим непосредственным обязанностям.
Дождавшись, когда ворота откроются, Блейд въехал на территорию дома, свернул к гаражу. Оставив в нём машину, парень вышел на середину своего просторного двора, оглядываясь по сторонам, оценивая работу нескольких десятков людей, которые, подобно ювелирам, оттачивали в нём самые мелкие детали, доводя внешний вид особняка до совершенства.
Вставив ключ в замок, блондин услышал звук подъезжающего автомобиля, обернулся, хмурясь. Из симпатичной машины небесно-голубого цвета с примесью металлик вышла девушка, с которой он связывался по телефону. В руках она держала сумку с ноутбуком.
Убедившись в том, кем являлась его гостья, и полностью потеряв интерес к наблюдению за ней, парень зашёл в дом и запер дверь, но всего на один оборот — всё равно через несколько минут открывать.
Сделав два шага вперёд, блондин остановился на границе слишком просторной гостиной, обводя её периметр взглядом, на долю секунд цепляясь то за тёмно-коричневый, почти чёрный, как крепкий кофе, диван, то за вазу на высоком столике, то за телевизор… Всё выглядело так, словно только и ждало своего хозяина, который придёт и развеет одиночество скучающего по нему дома.
Удивительно, но, несмотря на то, что в этом доме никто до этого не жил, каждая его деталь, каждый предмет интерьера выглядел живым, наполненным душой. Да, видно, рабочие постарались на славу… Единственным, в чём не было души в стенах этого дома, так это в самом его владельце.
В дверь позвонили. Не спеша, Блейд сначала отнёс покупки на кухню и только потом вернулся к порогу своего дома, чтобы впустить в него гостью.
— Здравствуй, Блейд, — поздоровалась гостья.
В ответ блондин лишь кивнул и отошёл чуть в сторону, пропуская девушку в дом, а после запирая входную дверь. Его гостей была молодая девушка двадцати девяти лет от роду. Она была первой «птичкой», с которой парень познакомился, придя в «дело». А «делом» его стала работа в криминальной организации, которую он возглавил после смерти предыдущего руководителя, который её основал, возведя от мелкой группировки до целой империи.
Блейд до сих пор иногда с усмешкой вспоминал ситуацию и диалог, который мог бы зваться судьбоносным, верь он в судьбу…
Это было в конце октября 2013 года. Блейд на тот момент находился в тюрьме уже больше года, но к тому моменту его это совершенно не смущало, не заботило и не интересовало. Он чувствовал себя негласным королём этого царства за колючей решёткой. Он и правда был им. Молчаливый и равнодушный, с ледяным взглядом, которым он мог заткнуть любого. Блейд не стремился к этому уважению или страху — как хотите — но так получилось. Потом ему это начало даже нравиться — как говорится, чем больше тебя боятся, тем больше уважают, а чем больше тебя уважают, тем меньше будут пытаться тревожить по мелочам.
Да, право, блондина никто не смел потревожить, к нему никто даже близко подходить не желал, чтобы не попасть под горячую руку. А в том, что рука у этого парня очень «горячая», убедиться было проще простого — достаточно было иметь глаза, чтобы всё увидеть воочию, или уши, чтобы услышать разговоры о нём.
Правда, были люди, которые желали с ним дружить или сотрудничать, но их Блейд быстро отсылал от себя, если они ничего не могли ему предложить или слишком часто пытались поговорить. Ему не нужны были друзья. Ему не нужны были товарищи. Ему не нужен был никто и никого он не удостаивал своим вниманием. Так могло быть и в тот раз, когда во время прогулки к нему подошёл немолодой представительный мужчина, который всем своим видом внушал уважение и излучал тихую и спокойную власть.
Этот мужчина — Йохан Джеймс Циммерман разительно отличался от всех остальных заключенных. В его глазах не было ни злости, не безысходности, ни боли. Его взгляд был спокойным и излучал мудрость опыта и прожитых лет. Его взгляд был почти таким же, как у самого Блейда, только в глазах блондина спокойствие и равновесие были не умиротворенными, а мёртвыми. Но при более ближайшем рассмотрении оказалось, что от глаз мужчина тоже веяло ледяной вечностью и близостью смерти. Это Блейд узнал из их разговора…
— Блейд? — обратился к парню мужчина.
Блондин, который ненавидел гулять в то время, когда их выводили на прогулку, сидел в стороне на лавке. Он поднял взгляд, не слишком заинтересовано смотря на подошедшего. Он ожидал, что сейчас состоится очередной неинтересный разговор, но на деле всё получилось немного иначе…
— Да, — после долгого молчания ответил парень.
— Меня зовут Йохан, — представился мужчина, садясь. — Йохан Джеймс Циммерман…
— Йохан, — перебил мужчину Блейд, поворачиваясь к нему, — а я соглашался на то, чтобы вы сели рядом со мной?
Мужчина слегка изогнул уголки губ, улыбаясь. Он ответил:
— Вижу, Блейд, ты знаешь цену себе и своему личному пространству.
— Знает себе цену тот, кто её называет, — безразлично и в то же время жёстко ответил Блейд. — У меня же нет цены.
— Ты не хочешь меня выслушать? — спросил мужчина, слегка прищуриваясь, смотря на бойкого парня.
Давно Йохан не встречал подобного отношения к себе. Очень давно… Это могло значить лишь одно — он не ошибся, остановив свой выбор на Блейде. Не каждый мог похвастаться таким хладнокровием и таким достоинством, как этот парень.
— А есть смысл? — сразу, в лоб спросил Блейд, одаряя собеседника безразличным и совершенно незаинтересованным взглядом. — Вы хотите мне что-то предложить?
— Ты знаешь, кто я, Блейд? — не посчитав нужным отвечать на вопросы парня, спросил Йохан, смотря в глаза блондину, ожидая, когда тот отведёт взгляд. Это было верной проверкой на слабость. Но блондин выдержал её с королевским достоинством.
— Йохан… — повторил Блейд имя собеседника, кивая, на несколько секунд задумываясь.
Подумав, он вновь повернулся к мужчине, отвечая:
— Нет, я о вас ничего не слышал.
— Странно… Но хорошо. А я, напротив, много чего слышал о тебе, Блейд. И именно это заставило меня подойти к тебе…
— Не знаю, к чему ты клонишь, Йохан, — ответил Блейд, и в своих словах переходя на «ты». — Но будет лучше, если ты скажешь мне всё максимально быстро и оставишь одного.
— Я не намерен танцевать под твою дудку, Блейд, — ответил мужчина, вставая. — Потому я сейчас уйду, и разговор мы продолжим вечером, чтобы у тебя было время подумать.
— И над чем я должен думать? — фыркнул блондин.
— Над тем, хочешь ли ты выйти не через сорок лет, а через несколько месяцев…
После этого Йохан, как и сказал, удалился, игнорируя ощущение тяжёлого взгляда, которым Блейд буравил его спину. Да, он смог заинтересовать блондина. В противном случае, если бы он не умел правильно разговаривать с нужными людьми, он бы не добился всего того, что у него сейчас было.
Вечером, после ужина, Блейд сидел в своей камере, коротая время за курением. Да, в камере было запрещено курить. Но что тюремщики могут сделать ему такого или сказать, чтобы он пожелал следовать их правилам?
В дверь постучали. Блондин сказал: «Открыто» и даже не стал оборачиваться, чтобы проверить, кто решил посетить его обитель. Он знал, кто к нему пришёл. Сейчас решалась его судьба, о чём парень не знал, что его совершенно не интересовало. Любое неправильное слово с его стороны могло отнять у него шанс на свободу. Но жизнь слишком любила его, чтобы позволить этому случиться…
— Садись, Йохан, — по-прежнему сидя спиной к мужчине, произнёс Блейд, указывая на стул.
Мужчина прошёл по камере и занял указанный стул, внимательно смотря на блондина, ожидая, когда он удостоит его своим вниманием, не заговаривая первым.
Стряхнув очередной раз пепел в чашку, Блейд поднял на гостя вопросительный взгляд. Но дожидаться объяснений его визита он не стал, самостоятельно нарушая молчание и делая первый шаг в сторону своей свободы, даже не подозревая о том, чем обернётся для него данный разговор.
— Йохан, ты говорил про моё освобождение, — произнёс парень. — Я готов тебя выслушать.
— Я рад, что ты готов, — кивнул мужчина. — Но прежде, чем я начну говорить, ты должен дать слово, что, в случае твоего отказа, всё сказанное мною останется между нами. Мне не нужна бегущая за мной толпа. Для того, чтобы тратить на это время и силы, мне осталось слишком мало…
— Я думаю, ты должен был успеть понять, что друзей здесь я не имею, — спокойно ответил блондин. — Я никому ничего не скажу. Трепаться не в моём стиле.
— Хорошо. Тогда, я начну, — кивнул мужчина и закинул ногу на ногу, начиная свой рассказ: — Я вижу, что ты не любишь лишних слов и рассуждений. Я тоже. Потому я перейду сразу к сути дела. Я — крупный бизнесмен. Бизнес мой имеет две стороны: известную всем и теневую, потому, можно сказать, что я тесно связан с криминалом, я стою в его главе. Как ты видишь, Блейд, я не молод. Мне уже пятьдесят восемь лет. В моём возрасте уже непросто управлять делами и… как говорится, дела разруливать. Но дело даже не в возрасте. Четыре месяца назад у меня нашли онкологию. Четвёртая стадия, множество метастаз, неоперабельная. В лучшем случае мне осталось жить год. В худшем я не проснусь уже завтра…
— Я не совсем понимаю, при чём здесь я? — спросил Блейд.
Йохан говорил о своей обречённости так спокойно и с таким достоинством, что его хотелось слушать. Он вызывал уважение.
— Дело в том, Блейд, — ответил Йохан, — что я должен кому-то передать свой бизнес. А передать его мне некому. Обычно, подобные дела всей жизни переходят по наследству детям, внукам. Внуков у меня нет. Детей трое: сын и две дочки. Но никто из них не может унаследовать мой бизнес. Мой сын — имбецил. Это клинический диагноз. Наверное, я что-то делал в своей жизни слишком неправильно, раз мой столь ожидаемый наследник родился таким.
Мужчина выдержал паузу и посмотрел на Блейда, словно ожидая, что тот нечто ответит или даже рассмеется. Имбецил — это же так смешно, это же всего лишь ругательство во языцех! Но блондин даже не думал смеяться. Он как никто другой знал, каково это, когда твой близкий болен и как бывает трудно доказать обществу то, что он такой же человек, как они, а не нечто, подобное забавному зверьку.
Поняв, что Блейд не станет ничего говорить, и, убедившись в том, что парень достойно прошёл очередную проверку, Йохан продолжил:
— Сам понимаешь, управлять моим бизнесом он с таким диагнозом не сможет.
— А твои дочери?
— Дочери… — произнёс Йохан, тяжело вздыхая. — Старшая моя дочь, Эвелин, только и умеет, что бегать по мужикам. Я надеялся, что с таким образом жизни она мне внука хотя бы родит. Но — не судьба. После очередного аборта она заработала полное бесплодие.
Мужчина вновь взглянул на Блейда. Но блондин продолжал молчать, внимательно его слушая, ни единым микродвижением лица не выражая пренебрежение к его словами. Йохан продолжил:
— Младшая моя дочь — Лилиан, теоретически могла бы стать наследницей моего дела. Но, грубо говоря, мозги у неё не под то устроены. Да и не место женщинам в таком деле… — он вздохнул и, выдержав паузу, заговорил вновь: — Теперь ты понимаешь, что дело мне оставить некому. В тех случаях, когда складывается подобная ситуация, бизнес передаётся кому-то из подчиненных, тому, кто наиболее ярко проявил себя. Но мои люди, посоветовавшись, решили, что этого делать не стоит. И я с ними, на самом деле, полностью согласен. Когда тот, кто был на уровне со всеми, вдруг поднимается выше, начинается смута в рядах тех, кто остался на своём месте. Это естественный процесс. И такой же естественный процесс то, что, пока будет решаться, кто займёт моё место, все внутри команды перегрызут друг другу глотки. В истории таких случаев сотни. Я всегда знал, что мои люди — почти семья, но в последнее время я смог убедиться в том, что они и есть самая настоящая семья, в которой все заботятся не только о себе, но и об общем деле, об общей безопасности.
У Блейда в голове появилось предположение о том, что послужило причиной интереса Йохана к нему. Но парень решил не делать поспешных выводов и дослушать гостя. В конце концов, это был первый случай за почти полтора года, когда он слушал кого-то с интересом.
— Так, на общем совете было решено, что моё место должен занять человек со стороны.
— А тебе, Йохан, не кажется, что это рискованно? — поинтересовался Блейд. — Человек со стороны может оказаться совершенно бездарным и погубить твоё дело.
— Может, — кивнул Йохан. — Именно поэтому я лично взялся за поиск своего приемника. Это дело сложное. У меня было всего три кандидата за четыре месяца, которые показались мне достойными, но все они отпали, не прошли проверок.
— Можно вопрос?
— Задавай, Блейд.
— Я четвёртый? — блондин посмотрел в глаза своему собеседнику.
Его взгляд был совершенно непонятным, нечитаемым. В нём не было той тревоги, которой следовало бы ожидать от такого предположения, которая была бы уместна. Взгляд парня был спокойным, в меру заинтересованным, пристальным — таким, каким должен быть взгляд человека с идеальной хваткой и контролем себя и ситуации.
— Да, — кивнул Йохан после некоторой паузы. — Ты — мой четвёртый кандидат. Я наблюдал за тобой почти месяц и убедился в том, что всё, что я о тебе слышал, правда.
— И к чему тебе человек с «нечистыми» руками? — спросил Блейд, вскидывая бровь, смотря мужчине в глаза. — Уместно ли в тюрьме искать приемника?
— Прости меня за грубость, но это будет максимально точный ответ — мне не нужен святой, потому что моё дело не свято. Но и монстр или псих, который не умеет контролировать свои животные порывы мне ни к чему. Мне нужен человек, который умеет быть безжалостным и холодным, но, в то же время, который будет умело обращаться с коллективом, управлять им и выдавать верные решения. Мне нужен тот, кто умён, а лучше очень умён. Тот, кто может убить, а может и спасти.
Блейд невольно усмехнулся, слушая все эти характеристики, что идеально описывали его. Разговор становился всё более интересным с каждой минутой.
— И, главное, мне нужен человек, которого ничего не будет держать ни здесь, ни где-либо в другом месте.
— Тебе нужен человек без близких и привязанностей?
— В идеале — да, — кивнул Йохан. — Но я понимаю, что найти такого человека практически невозможно. У каждого из нас есть семья, друзья, родные — хотя бы один человек, который может стать рычагом давление в руках конкурента или недоброжелателя…
— Вы нашли его, — сказал Блейд, перебивая Йохана. Тон ровный, взгляд холодный и спокойный.
Йохан вопросительно взглянул на парня, молча какое-то время, а затем спросил:
— Ты готов бросить всё?
— У меня ничего нет, — равнодушно ответил Блейд, пожимая плечами и складывая руки на груди и добавляя: — Ничего, за что я бы мог желать держаться.
— Ты готов попробовать занять моё место?
— Да.
— Но, имей в виду, Блейд, пока я буду жив, я буду проверять тебя, учить. И, если ты совершишь ошибку, разочаруешь меня, мне придётся тебя убрать.
— Я готов к этому, — ответил блондин, думая про себя:
«Как же забавно слышать слова о смерти, которые должны страшить, но на деле они смешны. Смертью меня не напугаешь…».
После этого были почти три месяца ожидания и подготовки плана по освобождению Блейда. Как говорил Йохан, если бы не все те эксцессы, которые учинил парень за время своего заключения, дело бы шло быстрее, так же нужно было учесть слишком много деталей. В итоге, варианта освобождения получилось два. Блейда могли оправдать и законно отпустить на свободу, принеся публичные извинения — Верховный судья Германии был близким другом Йохана, потому сделать это было бы не слишком сложно. Вторым вариантом была — смерть, конечно же, ненастоящая.
Блондин выбрал второй вариант и, дождавшись приказа о своём переводе в Ландсбергскую тюрьму, «принял смерть» и с людьми Йохана отправился в аэропорт, чтобы отбыть в Сан-Франциско, где его уже ждал мужчина, оставляя за спиной свою прошлую жизнь, что официально оборвалась 6 января 2014 года.
Блейд не пытался стать хорошим учеником и достойным кандидатом на место Йохана, он делал всё с присущим ему равнодушием, но всякий раз умудрялся поразить всех и убедить их в том, что лучше, чем он, никто не справится с этим делом. Да, воистину, хладнокровие и безразличие являются самым сильным оружием в умелых руках.
Полгода парень провёл в статусе правой руки Йохана, перенимая его знания, учась внутренним законам его бизнеса, знакомясь с нужными людьми. А после того, как третьего июля 2014 года мужчины не стало, все единогласно выразили своё согласие с тем, чтобы Блейд занял место их главы. Никакого голосования не было, не было совета или чего-то подобного. Это решение было принято дружно и молча, потому что каждый член этой «семьи» успел убедиться в том, что Блейд сможет стать достойной заменой Йохана, которого, увы, не могли отбить у смерти никакие деньги или связи.
Так из заключенного, обречённого состариться в унылых тюремных стенах, Блейд стал главой целой империи. Стечение обстоятельств, судьба, улыбка фортуны…
Блейд не называл это никак. Это был шанс, который просто выпал ему. И, со временем, этот шанс позволил ему вернуться домой, но уже в том статусе, который мог позволить ему узнать всё, заставить заговорить даже мертвецов и, если ему того захочется, плюнуть в лицо системе, которая четыре года назад отняла у него всё…
Блейд беззвучно усмехнулся, возвращаясь в реальность и выныривая из своих раздумий. Обернувшись, он увидел, что гостья уже устроилась на диване и включила ноутбук, ожидая, когда он обратит на неё внимание. Заметив взгляд Блейда, девушка спросила:
— Я могу начинать?
Лишь хмыкнув в ответ, блондин стремительно преодолел расстояние до кресла, что располагалось сбоку от дивана, в пол оборота к нему, и сел. Повернувшись, к гостье, парень смерил её взглядом, который был подобен рентгену.
Она совсем не изменилась с того момента, когда он видел её в последний раз около месяца тому назад — эта девушка была одной из последних, кого Блейд переправил в Германию. Она — красивая крашеная блондинка с почти чёрными глазами, спортивной фигурой и яркими татуировками на руках и плечах, плотно сидящая на кокаине. Но ни внешность, ни пагубное пристрастие не мешали ей быть асом в финансовых делах, за что её уже четыре года держали в «семье». Также, она исполняла роль своего рода секретаря и личного советника. Можно сказать, что она была правой рукой Блейда… если бы, конечно, ему нужна была правая рука.
Но блондин хорошо относился к этой девушке, которая носила совершенно неподходящее ей благородное имя — Тереза. Она знала всё и всегда. Была в курсе всех сплетен и реальных фактов. Она была достойным и уважаемым членом команды, несмотря на свою половую принадлежность и совершенно не вяжущийся с её мозгами образ. Хотя, если поговорить с ней подольше, можно было понять, что умна и почти гениальна Тереза лишь в работе, в жизни же она совершала ошибку за ошибкой, рискуя однажды упасть так сильно, что подняться уже не будет сил.
Бизнес, который унаследовал Блейд, был мужским царством. Женщинам было не место в этом суровом и жёстком мире логики, расчёта и решений, которые могли решать судьбы. Среди окружения парня было всего две представительницы слабого пола, которые смогли доказать, что достойны занимать своё место.
Достав сигарету и подкурив, парень развернулся к Терезе корпусом и, поставив локоть на спинку кресла и подперев голову, спросил:
— Ну, какие новости?
— Деньги, про которые я тебе писала, перевели, — начала отчитываться девушка.
Она тоже развернулась на диване к начальнику лицом, подгибая под себя ноги. Она продолжила:
— Дело Леонидаса закрыли. Завтра должен выйти.
— А как Захер? — спросил Блейд, внимательно смотря в глаза девушке. — Надеюсь, его посадили?
— Да, посадили.
— Отлично, — хмыкнул блондин, беря с журнального столика пепельницу и стряхивая в неё пепел. — Мне очень не понравилось то, что он пытался нам угрожать и шантажировать нас.
— Мне тоже, особенно с учётом того, что он пытался всегда говорить со мной.
— Понимаю, — кивнул Блейд и затянулся дымом, отворачиваясь и добавляя: — Ничего, думаю, в тюрьме у него будет время подумать…
— Нужно отдать какие-то особые указания по его содержанию за решёткой?
— Это не в твоей компетенции, — слегка поморщился блондин, продолжая смотреть вперёд, периодически затягиваясь крепким дымом.
— Я знаю, я спрашиваю не как твой помощник, а как друг.
Уголки губ парня дрогнули в ухмылке.
— В чём дело, Блейд? — спросила Тереза, которая уже достаточно хорошо научилась понимать самые мимолётные смены настроений своего начальника.
Блондин помолчал несколько секунд, смотря куда-то в сторону, затем произнёс:
— Подойди.
Тереза вопросительно вскинула бровь, но отложила ноутбук и подошла к парню, становясь чуть сбоку от него. Блейд неспешно поднял на неё взгляд и поманил её пальцем, говоря:
— Наклонись.
Девушка покорно склонилась к блондину. Он взял её за подбородок и чуть приподнял, чтобы ей в глаза попадал свет.
— Что я говорил тебе насчёт кокса перед встречами со мной? — сухим и ледяным тоном спросил Блейд.
— Блейд, ты чего? — попробовала отшутиться Тереза, пытаясь убрать руку парня от своего лица, но он только сжал сильнее. Взгляд его стал тяжелее, темнее. — У меня глаза просто чёрные почти, вот зрачков и не видно и они кажутся всё время расширенными.
— Ты считаешь меня идиотом? — ледяной тон.
— Конечно, нет, — ответила Тереза, вновь пытаясь разжать пальцы парня, но хватка его казалась стальной. — Блейд, пусти, мне больно…
Блейд не отпустил. Поняв, что все её отмазки и попытки уйти от ответа не работают и не действуют, девушка сказала, вздыхая и прикрывая глаза:
— Ладно, приняла в обед немного… Я же не знала, что ты встретиться захочешь. И, Блейд, у меня во время прихода работоспособность повышается, так что, ты не должен…
Высказывание Терезы прервала слабая пощёчина. Это был даже не удар, так, едва уловимый шлепок, призванный показать девушке, что ей лучше заткнуться.
— Во время прихода работоспособность повышается, не спорю, — произнёс Блейд, в упор смотря в глаза Терезе, словно гипнотизируя. — Спасибо тому, что ты не выбрала для себя героин, потому что разговаривать с коматозным полутрупом я бы точно не стал и сразу выкинул бы тебя на улицу. Так же, Тереза, я делаю тебе последнее предупреждение, — он встал, продолжая держать девушку и смотреть ей в глаза, — ещё раз придёшь ко мне под кайфом в рабочее время или во время обсуждения рабочих вопросов — накажу.
Он толкнул девушку в кресло, заставляя сесть, и захлопнул крышку её ноутбука.
— Пошла вон, — даже не смотря на подчиненную, произнёс Блейд, доставая новую сигарету и подкуривая.
— Блейд, я приняла совсем чуть-чуть, — попыталась оправдаться Тереза. — Почему ты меня гонишь, как собаку?
— Протрезвей, потом поговорим, — сухо ответил блондин и направился в сторону лестницы на второй этаж.
Остановившись на полпути, он обернулся и добавил:
— Я завтра собираюсь в штаб-дом. Передай нашим, что, если кто-то хочет меня видеть или обсудить что-то со мной, пусть будут там.
— А я? — спросила Тереза, поворачиваясь на диване, чтобы видеть блондина.
— А ты можешь быть свободна. И закрой за собой дверь.
Сказав это, Блейд быстро преодолел оставшуюся часть лестницы и скрылся на втором этаже. Тереза несколько минут сидела, продолжая смотреть туда, где исчез парень. Ей казалось странным то, что он требовал от неё «трезвого ума». Йохан — а она начала работать ещё при нём — никогда не заострял внимания на том, чиста ли её кровь или нет. Она была отличным работником, и ему этого было достаточно. Блейду же было тоже всё равно на дрянную привычку и зависимость своей подчиненной — губить себя было её правом — но в те моменты, когда она взаимодействовала с ним, он требовал того, чтобы её острый ум был ещё и ясным, незамутненным действием белого порошка.
Вздохнув, девушка забрала свой ноутбук и покинула дом, закрывая, как того и просил Блейд, за собой дверь.
В это время Блейд зашёл в свою новую спальню, сделал два шага вперёд и остановился, рассматривая интерьер. Он помнил, как самолично выбирал каждую деталь для этой комнаты, но, отчего-то, сейчас всё в помещении бесило его: начиная от мятного цвета покрывала на кровати и заканчивая потолком, который казался недостаточно белым.
Скривив губы, парень в три шага преодолел расстояние до кровати и одним рывком сорвал с постели отглаженное и идеально расстеленное покрывало, бросил его на пол, как какую-нибудь тряпку. Туда же отправились и подушки, и простынь. Когда на кровати не осталось ничего, кроме матраса, Блейд сел на неё, сгибаясь, обхватывая руками голову и слегка сжимая виски, а затем закрывая ладонями лицо.
Внутри бродил какой-то непонятный порыв клокочущей энергии, который не давал спокойно думать и сидеть. Его следовало разрядить, но… как?
Блондин упал спиной на кровать, закрыл глаза, оставаясь в этой замершей, почти мёртвой позе на несколько минут. Не открывая глаз, он сунул руку в карман и, достав телефон, нажал кнопку разблокировки. Глаза открывать не хотелось, но набрать нужный номер вслепую могло быть проблематичным.
Разомкнув веки, Блейд набрал необходимый ему номер и нажал на вызов. Ему нужно было избавиться от неприятного раздражения, что вибрировало у него в груди, постепенно набирая силу. И он знал не так много способов того, как это можно было сделать.
Он удивлялся тому, что до сих пор помнил наизусть номер Киппа. Вот только… его товарищу этот номер больше не принадлежал.
Выслушав трёхкратный повтор слов: «Такого номера не существует. Проверьте правильность набранного номера и попробуйте позвонить ещё раз», Блейд скривился и отклонил вызов.
— Сука, — выдохнул он. — Конечно, как я мог забыть о том, что Кипп бежал из страны ещё четыре года назад…
Парень раздражённо выдохнул, но внутреннего клокотания этот выдох не ослабил, а, напротив, подогрел пламя в крови. Блейд резко сел, снова беря в руки мобильный телефон, крутя его. Повторив попытку дозвониться до товарища, блондин выматерился и швырнул телефон на кровать. Аппарат отскочил и ударился об пол, обзаводясь несколькими трещинами на экране.
Неспешно встав, блондин подобрал раненый телефон, осмотрел его. Поджав губы, он замахнулся и со всей силы швырнул средство связи в стену. Телефон разлетелся на мелкие детали, усыпая своими останками пол. Глаза блондина переливались каким-то жутким и тёмным огнём, грудь редко и высоко вздымалась. Всё в его внешности говорило о том, что внутри него зарождается буря, которая ищет выхода, и, рано или поздно, найдёт его.
Глава 4
Танцуй! Танцуй! В безумном ритме!
Пускай в их жилах стынет кровь.
Лети на свет подобно птице
Дари им, муза, вечную любовь.
Stigmata, Танцуй©
Ночной клуб. Громкий бит музыки гремит из мощных колонок, расходясь волнами по залу, пронизывая тела людей, оглушая и затмевая стук сердца. Сотни вспышек каждую секунду бьют по глазам, слепят их, раздражают, вызывая электрические помехи в мозгу. Заполночь, около часа ночи — то самое время, когда посетители увеселительного заведения успевают дойти до того состояния, что позволяет раскрыться и раскрепоститься, но ещё не падают с ног, как это бывает около четырёх-шести часов утра.
Темнота-свет, темнота-свет — десятки светло-голубых вспышек, подобных ударам молний, разрывают темноту клуба и тут же вновь погружают его во мрак; то выхватывают фигуры танцующих и веселящихся людей, то вновь прячут их во тьме.
Блейд сидел на одном из кожаных диванов, что стояли вдоль стены, потягивая виски и наблюдая за девушкой, что самозабвенно танцевала на середине зала. Тёмно-русые прямые волосы длиной до поясницы струились водопадом по её спине и плечам от каждого её движения. Точёная фигура, обтянутая узкими джинсами и серо-голубой маечкой извивалась под звуки музыки, попадая в ритм, двигаясь вместе с ним и сливаясь в единое целое.
Она танцевала спиной к блондину и не могла заметить его заинтересованного взгляда, который скользил по изгибам её фигуры, но парень очень сомневался в том, что она его не чувствует. Такое всегда ощущается очень явно. Она всё чувствует. Она всё понимает. И она играет с ним, набивая себе цену. Но она сдастся, Блейд был в этом уверен.
Вместе с последними звуками стихающей песни девушка обернулась, сталкиваясь с блондином взглядом. Её глаза, что цветом были подобны грозовому небу, улыбались, смеялись, лихорадочно и возбуждённо блестели от жара в крови и от быстрых движений её танца. На её широких, красиво очерченных губах мелькнула улыбка. Она заметила его.
Блейд слегка улыбнулся ей, поднимая уголки губ, растягивая их зрительный контакт, продлевая его. Девушка рассмеялась и отвернулась, взмахнув русой гривой, и направилась куда-то, скрываясь из виду парня.
Блондин неспешно поднёс бокал к губам и сделал глоток, облизал горькие губы. Он обвёл взглядом танцующих и просто стоящих, болтающих людей, не задерживаясь ни на ком.
Через несколько минут он заметил, что девушка, привлёкшая его внимание, вернулась. Она вновь танцевала, стоя к нему спиной, только движения её стали более медленными, томными; она то и дело оборачивалась через плечо. Она тоже заинтересовалась Блейдом, это было заметно.
Сделав последний глоток, осушив бокал, блондин отставил его на столик и встал, направляясь к девушке. Он остановился у неё за спиной.
Стремительно ускоряющийся бит заставлял сердца биться чаще, сводил тела с ума. Девушка резко обернулась в танце, едва не врезаясь в Блейда. Её губы растянулись в улыбке.
— Привет! — крикнула она, пытаясь быть услышанной.
— Привет, — ответил блондин, слегка улыбаясь, смотря ей в глаза.
Её взгляд лихорадочно бегал, его взгляд был тёмным и немного дрожащим из-за ярких огней, отражающихся в его глазах. Его глаза сейчас были подобны своим цветом и сутью дорогому коньяку, который может вскружить голову с одного глотка.
— Блейд, — представил парень.
— Лена, — тоже назвала своё имя девушка.
— Ты прекрасно двигаешься, — обаятельно улыбнувшись уголками губ, произнёс Блейд.
— Спасибо, — слегка смутилась девушка. — А ты не танцуешь?
— Нет, не танцую.
— На самом деле, я уже тоже устала и хотела бы передохнуть.
Она взглянула на диван, на котором до этого сидел Блейд и добавила:
— Как ты к этому относишься?
— Прекрасно…
Лена взяла Блейда за руку и повела к дивану. Блондину не слишком понравилось это слишком наглое прикосновение, но отталкивать девушку не хотелось. Было заметно, что она достаточно пьяна для того, чтобы не слишком задумываться об уместности своих действий.
— Выпьешь что-нибудь? — слегка склонившись к девушке, чтобы не пришлось кричать, спросил парень, когда они сели.
— Не откажусь, — улыбнулась Лена, тоже подаваясь вперёд, к Блейду. — Я буду текилу.
— Не боишься от огненной воды потерять голову? — усмехнувшись, спросил Блейд, делая знак официанту, чтобы подошёл.
— Я вообще смелая, — слишком двусмысленно ответила Лена, придвигаясь ближе к блондину и кладя ладонь ему на бедро.
— Похвально, — ответил парень, бросив беглый взгляд на руку девушки и вернув его на её лицо. — Я люблю смелых.
— А ты не думаешь, что смелость граничит с безрассудством? — спросила Лена, подаваясь вперёд, заглядывая блондину в глаза.
Блейд едва заметно усмехнулся, на мгновение задерживая взгляд на чуть разомкнутых губах своей спутницы. От неё пахло приторным сладким парфюмом с едва уловимыми нотками пота и крепкого спиртного — чертовски сексуальное и пошлое сочетание. Взгляд девушки лихорадочно и влажно блестел в переменном свете клуба, а губы словно только и ждали того, чтобы к ним прикоснулись: грубо, властно, почти жестоко.
Вернув свой взгляд в глаза девушке, Блейд ответил:
— Нет.
Лена мимолётно улыбнулась, демонстрируя на мгновение ровные зубы, не отводя взгляда, поддерживая зрительный контакт, который мог сказать намного больше, чем даже самые правильные слова.
Принесли текилу, целый бокал которой девушка опустошила за один присест, поморщившись после и вздрогнув. Взяв дольку лайма, она прикусила её, несколько капель сока скатились с её губ и потекли по подбородку.
Лена смущённо улыбнулась своей неаккуратности и облизала кисло-горькие губы, потянулась за салфеткой, но руку её перехватил Блейд, мягко, но надёжно удерживая тонкое запястье с очаровательной косточкой.
Блейд провёл кончиками пальцев по её щеке, прося повернуть голову. Как только девушка исполнила немую просьбу, парень придвинулся ближе, смотря невозможно магнетическим и тёмным взглядом в её пьяные глаза. Приблизившись к лицу Лены, блондин прикоснулся к её манящим губам, даже не целуя, слово снимая пробу, а затем провёл кончиком языка по её подбородку, слизывая каплю кислого сока.
Девушка вздрогнула, чувствуя, как сердце её пропускает удар: один, второй. Открыв глаза, мимолётно взглянув на Блейда, она сама подалась вперёд, впиваясь в губы блондина. Но парень быстро перехватил инициативу, беря лицо девушки в руки, властно и невозможно приятно сминая её пухлые губы.
— Вижу, безрассудство для тебя не пустой звук, — разорвав поцелуй, усмехнулся Блейд в самые губы Лены.
— Ты осудишь меня за это? — выдохнула девушка, опаляя горьким от крепкого спиртного и слишком горячим дыханием лицо парня.
— Не осужу, — ухмыльнулся Блейд и вновь приблизился к лицу Лены, почти касаясь её разомкнутых губ, добавляя: — А вот наказать могу, если ты, конечно, меня об этом попросишь, Лена.
Девушка вспыхнула от таких слов, кровь в венах стала невозможно горячей, а сердце разогналось до безумного ритма. Щёки её пылали, взгляд лихорадочно блестел. Она хотела решиться на безрассудство, но и боялась этого. Остаток разума кричал, что она делает нечто совершенно неправильное.
Но разум проиграл, а глупое сердце и сошедшее с ума тело, в котором взыграли первородные инстинкты, победили. Взяв бокал Блейда, она залпом осушила его — плохая идея мешать виски с текилой — и взяла парня за руку, вставая.
— Пошли, — произнесла Лена.
— Подожди, — ответил блондин, останавливаясь и удерживая спутницу от дальнейшего движения.
— В чём дело? — взгляд бегает и никак не может сфокусироваться на лице парня.
— Я догадываюсь о том, куда ты меня ведёшь, — ответил Блейд, кивая в сторону туалета. — И у меня есть идея получше. Поехали ко мне?
Лена несколько секунд помолчала, слишком сосредоточено думая над таким простым вопросом, ответ на который, по сути, она уже дала своим поведением.
— Поехали, — кивнула девушка и стремительно направилась к выходу.
Блейд взглянул на ноги спутницы, усмехаясь тому, как ловко и ровно она шла на огромных тонких шпильках, несмотря на то, что в её крови правил алкоголь.
— А ты ничего не хочешь сделать? — спросил парень, останавливаясь около выхода.
— Что? — не поняла Лена, взгляд её по-прежнему отказывался фокусироваться.
— Куртка, — улыбнулся Блейд. — Или ты приехала сюда в одной майке?
— Ой, точно! — улыбнулась Лена, вновь удивляясь своей несобранности.
Забрав верхнюю одежду, блондин помог одеться спутнице, а, затем, быстро оделся сам. После этого они покинули здание клуба, в котором продолжала греметь модная музыка.
На парковке у клуба стояли несколько машин, в том числе и автомобиль Блейда. Около крыльца курили несколько человек, которые настолько разогрелись за время танцев, что даже не посчитали нужным одеться перед тем, как выйти на улицу.
Достав ключи, Блейд снял сигнализацию с авто и повёл к ней девушку. Лена крепко держалась за парня, не то боясь споткнуться, не то просто желая быть ближе к нему. Её даже не смутило то, что блондин собирается сесть пьяным за руль. Она спокойно села рядом с ним, мягко захлопывая дверцу машины и оглядывая салон.
— У тебя классная машина, — произнесла Лена, продолжая осматриваться.
— Да, есть немного…
Они тронулись с места, растворяясь в холодной звёздной ночи. Время в пути летело незаметно, Блейд полностью сосредоточился на дороге, почти забыв про свою спутницу. Но Лена сама напомнила ему о себе, решив, что ждать до дома слишком долго.
Её ладонь легла на колено Блейда и повела вверх, оглаживая бедро, медленно приближаясь к самой чувствительной части тела. Парень не отреагировал, продолжая смотреть на дорогу и держаться за руль. Но и Лена продолжила.
Сев на край своего кресла, она потянулась к блондину, прикасаясь горячими губами к его шее, начиная целовать, вылизывать её, ощущая, как под кожей парня всё мощнее бьётся пульс.
Высунув кончик языка, девушка провела им вверх по шее парня, останавливаясь под самым ухом, затем прикусила мочку, засосала её, оттягивая, и снова вернулась к шее Блейда.
Блондин гулко сглотнул, но продолжил смотреть на дорогу, игнорируя старания девушки, на которые тело уже начало отзываться сбитым пульсом и тяжестью в паху. Пусть девочка поиграет. Он не против. Он очень даже «за»…
Лена продолжала свои ласки, начиная дышать всё более тяжело, даже чуть хрипло, всё сильнее распаляясь от своих же собственных действий. Примерная девочка в прошлом, она была дочерью, о которой можно было только мечтать, отличницей в школе, надеждой всех учителей, а после поступила в престижный ВУЗ, с которого для неё началась другая — взрослая жизнь. Ей надоело быть хорошей девочкой, и она не упускала возможности, чтобы лишний раз показать жизни, что она больше не та неприметная ботаничка, которой была долгие годы. Девочка выросла, девочка созрела, девочка готова была бросаться в омут с головой…
Судорожно и сбито выдохнув, раздразнив ветерком своего горячего и горького дыхания влажную после её поцелуев кожу Блейда, Лена опустила взгляд, берясь за ремень на джинсах блондина. Пальцы не слушались её из-за животного возбуждения, что накрыло её с головой, и количества спиртного, которое она успела влить в себя за время, проведенное в клубе.
Она была готова ко всему. И это «всё» она хотела сделать сейчас же. Она желала взять у жизни очередную порцию удовольствия, которую ей мог подарить этот обворожительный парень, который невозможно будоражил своим хладнокровием, своей игрой с ней в то, что её действия совершенно не заводят его.
Он тоже её хотел. В этом Лена смогла убедиться, положив ладонь на его ширинку. Сквозь плотную джинсовую ткань ощущались жар и твёрдость, угадывались очертания крупного члена, готового к действиям.
Вновь сбито вздохнув, девушка, продолжая одной рукой ласкать орган парня через ткань штанов, второй рукой пыталась расстегнуть ремень. Это ей никак не удавалось, пальцы слишком дрожали, отказываясь её слушаться.
В какой-то момент Блейду надоела эта возня. Продолжая одной рукой управлять машиной, которую он пока что не посчитал нужным остановить, подвергая их двоих опасности, парень самостоятельно расстегнул свой ремень.
С его ширинкой Лена смогла справиться без помощи и, расстегнув джинсы парня, скользнула в его трусы ладонью, обхватывая его толстый обжигающе горячий член, медленно проводя по всей длине несколько раз.
Блейд прикусил губу, шумно выдыхая, но продолжил вести автомобиль, не отрываясь от дороги. Это стало игрой — игрой со смертью. Освободив орган блондина от плена белья, Лена облизнулась и, прикрыв глаза, медленно наклонилась вниз, касаясь влажной головки губами, лизнула её, тут же чувствуя на своём языке терпкий мускусный вкус мужского возбуждения.
Выдохнув, словно собиралась залить в себя новую порцию текилы или прыгнуть с обрыва в воду, девушка опустилась ниже, вбирая в себя половину длины. Её движения были словно немного неумелыми. Опыт подобных ласк у неё был, но не слишком богатый. А алкоголь, которого было слишком много в её мятежной крови, ещё больше путал движения.
Её губы скользили вверх-вниз, даря влажную и такую тёплую ласку. Весь орган не помешался у неё во рту, потому Лене пришлось помогать себе рукой, придерживая член Блейда у основания, лаская его. Её ладошки были прохладными и влажными. Взмокла, бедная. Она очень старалась, чувствуя, что её саму безумно возбуждает эта ласка, которую она дарила. Безумно хотелось подарить наслаждение и своему телу, прикоснуться к нему.
Это было безумным и до того похабным, что заслуживало попадания в сюжет порнофильма, но девушка скользнула свободной рукой себе между ног, кладя ладонь на пылающую промежность, надавливая. Чёртовы джинсы мешали ощутить прикосновения в полной мере, но они же и оттеняли его, придавая ту пикантность и невинность, которые сводили с ума и сносили прочь остатки разума.
Заметив действия Лены боковым зрением, Блейд резко вывернул руль, отчего девушка чуть не упала — он придержал её рукой, съезжая к обочине.
Середина улицы. Оранжевое свечение фонарей, которые высокими одноногими вуайеристами с интересом заглядывают в окна автомобиля. Спящие дома — света нет ни в одном окне. Мерцание огней аварийной остановки.
Стянув с себя куртку, Блейд сжал плечо Лены, поднимая её, отрывая от соски, которой стал для этой девчонки его член. Девушка попыталась сама снять с себя куртку, но это у неё вновь не получилось — пальцы слушались её всё хуже и хуже.
Стянув со спутницы верхнюю одежду и, не смотря, отшвырнув её в сторону, блондин притянул девушку к себе. Лена с готовностью перекинула ногу через бёдра парня, седлая его, запустила пальцы в его густые светлые волосы, немного путаясь, перебирая их.
Блейд мимолётно целует её в шею и почти болезненно впивается в нежную кожу на ключице, на которой тут же расплывается кровавый засос — метка разовой принадлежности. Он тянет её тоненькую маечку наверх, стягивая. Лена поднимает руки, позволяя избавить себя от ненужной одежды, и снова приближается к Блейду, припадая к его губам слишком влажным поцелуем, сплетаясь с ним языками в схватке. Она двигает бёдрами, трётся промежностью о член парня, сводя себя с ума — ещё немного и она кончит от одних только этих движений.
В крови творится что-то невообразимое. В голове гудит от сумасшедшего тока крови и сбитого пульса. Сознание помутненное. Лена тянется к члену парня и обхватывает его ладонью, несколько раз двигая рукой, но быстро отпуская. Руки её переключаются на рубашку блондина, на пуговицы, которые она пытается расстегнуть, но это ей никак не удаётся. Несколько она случайно выдернула с корнем — мелкие кругляши упали куда-то и затерялись во мраке.
— Я… хочу тебя, — сбито выдохнула Лена, смотря совершенно мутным взглядом грозовых глаз на парня.
Блейд едва заметно усмехнулся и крепко сжал талию девушки. Секунда. Она даже не успевает понять, как оказывается на заднем сиденье, лежащей на спине. Глаза распахнуты в удивлении ловкостью и точностью движений парня, его силой.
Перебравшись на заднее сиденье, блондин на несколько секунд задержался в ногах девушки, проводя по её правой ноге кончиками пальцев вверх: будоражаще, почти невесомо, безумно приятно. Лена едва не задрожала от того желания, от того предвкушения, что подарили ей пальцы Блейда, подобравшись к её промежности.
Звук расстегивающейся молнии. Неприлично узкие джинсы отправляются на пол. Они сейчас определённо лишние. Блейд нависает над девушкой, держась на одной руке, проводя пальцами второй по бедру Лены до самой кромки светлых кружевных трусиков. Девушка вздрагивает и сводит ноги, но затем разводит их шире. В салоне всё больше пахнет сексом.
Лена смотрит на своего без пяти минут любовника. Скулы, губы, ровный нос и глаза… глаза… Тёмные, как провал в земле, на дне которого стоит ад, пылающие, как тысячи жаровен, обжигающие, как раскалённый кусок металла, который прижимают к нежной коже, навеки заклеймляя…
Расстегнутая рубашка свободно болтается на парне. Она больше не может скрыть его развитого тела, украшенного тёмными цветными рисунками, она лишь оттеняет его красоту. Лена протягивает руку, кладя ладонь на грудь Блейда, ощущая, как невозможно мощно бьётся сердце там, в плену плоти.
Она ведёт ладонью вниз, ощущая под ней кубики пресса, доходя до низа живота. Блейд позволяет ей это: позволяет посмотреть на себя и потрогать. Он — это почти искусство.
Лена продолжает водить взмокшими дрожащими ладонями по телу парня. Блейд поддевает кромку её трусиков пальцами и тянет вниз, снимая и откидывая, как и все остальные ненужные тряпки. Он приспускает штаны, Лена резко садится, начиная с каким-то странным животным рвением стягивать с него джинсы. Вещь отправляется на пол.
Шелест упаковки презерватива. Блейд накрывает девушку своим телом, слишком невинно и невесомо для такой ситуации целуя её в губы, в уголки губ, в косточку на нижней челюсти. Он проводит головкой своего обжигающего члена по её половых губах, дразня, останавливается около её входа.
Лена прикусывает губу, шепчет что-то бессвязное, цепляется руками за плечи Блейда, пытаясь притянуть к себе, призвать к каким-то действиям. Раз, два, три…
Достаточно ждать. Слишком ленивая ласка исчезает, ей на смену приходит почти грубость, животная страсть. Блейд входит в тело девушки резко и на всю длину. Это могло быть болезненно, если бы не было так желанно. Салон автомобиля оглушает бесстыдный стон.
Не давая Лене времени, чтобы привыкнуть, блондин начал двигаться: быстро, мощно, неумолимо глубоко. Это было слишком…
Стоны больше не стихали ни на секунду. Всё стёкла запотели, покрывшись густым конденсатом. Лена цепляется негнущимися пальцами за плечи Блейда, почти скулит и пытается поднять ноги, развести их ещё сильнее. Всё происходящее бесстыдно. Девушка начинает двигать бёдрами, совершенно не попадая в ритм любовника, но добавляя своей неточностью их «мелодии» особой перчинки, удовольствия, несовершенства, которое всегда бывает лучше безжизненного идеала.
Лена стонет сквозь зубы, запрокидывает голову, ударяясь об дверцу машины, но боли она сейчас не чувствует. Блейд склоняется к её лицу, целует в губы, что иссушены сбитым дыханием, спускается к шее, кусая, оставляя свои метки, которые ещё несколько дней будут напоминать его любовнице о том, что она принадлежала ему.
Девушка снова хватается рукой за плечо блондина. Блейд отталкивает её руку и прижимает запястье к чёрной коже сиденья. Пальчики её второй руки касаются его шеи, скользят по ней — резкое движение и на коже парня остаются мелкие царапины от ногтей.
Блейд грубо отталкивает её руку и, просунув ладонь под голову девушки, сжимает её волосы у корней, тяня, причиняя боль. Но это сладкая боль.
— Никогда не делай так, — делая звучные паузы между словами, смотря прицельно в глаза любовницы, произнёс Блейд.
Ощущение полной безоружности и слабости в руках сильного и властного мужчины, который сейчас обладает тобой во всех смыслах, сводит с ума, срывает внутри какой-то предохранительный клапан. Глаза слезятся, Лена вот-вот расплачется, но это не слёзы боли, страха или унижения.
Бриллиантовая слеза скатывается по её щеке, промачивая напомаженные тушью ресницы, оставляя на коже две угольных крупицы косметического средства. Новое движение в глубине тела: точное, умелое, приятное до судорог, и Лена взрывается удовольствием. Внизу живота всё сотрясается от волн невозможно сильного оргазма, по щекам катятся слёзы от нестерпимого наслаждения и острой боли, которую дарит ей Блейд, продолжая тянуть за волосы.
С губ девушки срывается всхлип и ноги сводит судорогой, даже пальцы поджимаются. Видя полную растерзанность и побеждённость своей любовницы, Блейд ухмыляется, неотрывно смотря в мокрое от слёз лицо девушки, продолжая врываться в её обмякшее тело: всё быстрее и быстрее.
Ему требуется ещё несколько невероятно мощных движений, чтобы кончить, до боли сжав зубы и стиснув бёдра любовницы — точно останутся синяки. Но это сейчас такая мелочь…
Дождавшись того, когда покалывания удовольствия стихнут в его теле, блондин шумно выдохнул и вышел из тела Лены, садясь у неё в ногах и пытаясь отдышаться. Девушка лежала с закрытыми глазами, её мокрые ресницы дрожали, а на щеках были разводы от туши.
Блейд достал сигареты и закурил, наполняя и без того жутко душный салон автомобиля удушливым сигаретным дымом. В это время Лена открыла глаза и села. Обняв блондина за шею, она поцеловала его в щёку и произнесла:
— Это было прекрасно.
После этого она выудила из пальцев парня сигарету и сама затянулась крепким дымом, задерживая его в своих лёгких. Плохая девочка.
Бросив на спутницу холодный взгляд, Блейд забрал из её рук сигарету и, затянувшись дымом, сказал:
— Никогда так не делай.
— А иначе накажешь? — лукаво спросила девушка, настроившись на новую игру, игриво смотря на блондина.
— Накажу, — спокойно ответил парень, делая новую затяжку и даже не смотря на Лену.
— Я согласна… — томно выдохнула девушка и прикоснулась к горьким от табака губам парня, вовлекая его в тягучий поцелуй.
Глава 5
…Если не можешь верить своим глазам, то закрой их и послушай сердце. Оно знает ответ…
Утро. Дрянное утро. Блейд проснулся и, упёршись ладонями в постель, привстал. Голова жутко гудела с похмелья, во рту было сухо, а глаза резал слишком белый солнечный свет, который мерным потоком лился в не зашторенные окна.
Поморщившись, блондин сел и огляделся. Просторная спальня, ужасно измятые простыни, опрокинутая бутылка виски и сам напиток, который янтарной лужей украшал пол. Поджав губы, Блейд перелез к краю кровати и опустил ноги на пол. Вчера, верно, он впервые за долгие годы, был настолько пьян, что сейчас с трудом мог вспомнить о событиях прошедшей ночи. В голове мелькали лишь отдельные картинки. Клуб. Темнота. Девушка… Чёрт, как же её звали? Плевать, не важно. Секс в машине. Она спрашивает разрешения остаться на ночь. Они приезжают домой. Секс на диване. Они решают ещё немного выпить… А дальше темнота.
Что было дальше?
Блейд вновь обвёл пространство спальни взглядом, морщась при этом. Тот факт, что он проснулся в спальне, а не где-нибудь па полу, радовал. Но остальное… Остальное оставалось тёмной загадкой и потому напрягало. Блондин не привык быть во власти ситуации, он предпочитал держать ситуацию в своих руках.
Встав, Блейд обнаружил, что на нём не было никакой одежды. Как видно, вчера в спальне они закрепили результат. Или он просто решил поспать нагишом. Сейчас это было уже неважно.
Подойдя к шкафу, парень достал спортивные светло-серые штаны и надел их, не надевая под них трусы, после чего покинул спальню. Быстро преодолев лестницу, Блейд направился на кухню. Как только он открыл дверь, ему в нос ударил аромат свежесваренного кофе, а глазам представилась его сегодняшняя любовница, которая как раз наливала бодрящий напиток в чашку.
Взяв кружку, девушка обернулась и вздрогнула, едва не выплёскивая на себя обжигающий кофе, и тут же шикая от того, что голову прострелило болью.
— Доброе утро, — произнесла Лена, улыбаясь.
Она была одета во вчерашнюю одежду, а отсутствие подтёков туши под глазами и макияжа вообще свидетельствовало о том, что она уже успела принять душ. Самовольно.
Поджав губы, Блейд ответил:
— Не слишком.
Пройдя мимо девушки, он взял кофеварку и налил и себе кофе, после чего достал таблетки от похмелья и отправил две штуки в рот. Поставив чашку на стол, блондин смерил Лену тяжёлым взглядом, в котором больше не было ни намёка на прежнюю игру. Он полностью потерял интерес к ней.
— Я проснулась раньше тебя, — озвучила Лена и так очевидный факт, — приняла душ и сварила кофе… Ты не против, Блейд?
— Нет, — равнодушно пожал плечами блондин и сел.
Взяв пепельницу и сигареты, которые валялись на тумбочке, парень закурил. От крепкого дыма и без того отравленный организм Лены замутило, она поморщилась.
— Тебе лучше уйти, — даже не взглянув на девушку, произнёс Блейд.
— Что?
— Тебе лучше уйти, — спокойно повторил блондин. — По-моему, я всё внятно и доходчиво сказал.
— Почему?
— А ты видишь смысл, чтобы оставаться? — равнодушно спросил Блейд, вскидывая бровь и удостаивая Лену взглядом.
— Обычно, так прямо не говорят…
— Извини, но я не люблю врать и делать вид, что влюбился, обещать что-то. Сегодня ночью нам обоим нужен был секс. Мы отлично провели время вместе, но на этом всё. Надеюсь, ты не рассчитывала на большее?
— Эм… Нет… — неуверенно ответила Лена.
Она не первый раз просыпалась с едва знакомым мужчиной, но никогда ранее она не видела такой прямоты со стороны любовника. Все, кого знала Лена, пытались изображать любовь, пытались играть в чувства, чтобы не обидеть, чтобы дать надежду, от чего потом становилось только хуже и больнее. Но Блейд был не такой. Он рубил с плеча и не заботился о том, что его случайная любовница подумает о нём. Думать о нём плохо — это её право.
Но Лена не стала относиться от этого к нему плохо. Да, его слова и поведение было необычным и немного шокирующим, но, если подумать, оно было намного более верным, нежели поведение тех, кто кормит своих случайных спутниц пустыми надеждами, обещая любовь до гроба и давая вместо своего номера номер службы психологической поддержки. В принципе, девушка и сама понимала, что это была разовая встреча, которая ничем серьёзным не может закончиться. И ей не нужны были сейчас отношения, она ещё не до конца отправилась после последних, которые разбили её слабое сердечко на мелкие осколки, растоптали в стеклянную крошку.
Именно поэтому, когда шок прошёл, Лена начала испытывать даже некоторое уважение к Блейду за его слова. Он был искренен с ней. А это, пожалуй, намного дороже лживой обходительности и пустых обещаний.
— Знаешь, — произнесла Лена, садясь за стол напротив Блейда и беря свою кружку с кофе, — я никогда не встречала такого, как ты. Это здорово, наверное…
— И кто же тебе встречался до меня, раз моё поведение тебе кажется положительным?
— Разные… — пожала плечами Лена, вздыхая. — И все они лгали. Знаешь, я ненавижу ложь. А ты не стал лгать. Ты переспал со мной и так и сказал: «Уходи. На этом всё».
— Я сказал не так, — покачал головой Блейд, слегка усмехаясь. — Я сказал, что сейчас тебе лучше уйти. Но, — он сделал глоток кофе, смотря поверх чашки на девушку своим невозможно глубоким взглядом, — если хочешь, можем как-нибудь повторить. Только секс. Никаких обязательств.
— Ты считаешь меня такой ветреной?
— При чём здесь ветреность? — искренне удивился блондин. — У нас всех есть потребности и их нужно как-то удовлетворять.
— Обычно, для этого заводят отношения.
— Мне не нужны отношения, — холодно ответил парень.
— Почему?
— А почему ты искала случайного секса, а не обзавелась парнем? — вопросом на вопрос ответил Блейд.
— Эм… — Лена прикусила губу и опустила взгляд.
Дав девушке достаточно времени для того, чтобы ответить, и убедившись в том, что отвечать она не хочет, блондин произнёс:
— Вот видишь, у тебя тоже есть причины, о которых ты не хочешь говорить.
— Мне просто тяжело об этом говорить… — продолжая смотреть в стол, ответила Лена.
— А я не желаю об этом говорить. Причины разные — результат один.
— Ладно, извини, — произнесла Лена, поднося чашку к губам, словно пытаясь спрятаться за ней. — Не буду больше мучить тебя вопросами.
— Ты понятливая, это радует, — ответил блондин, тоже делая глоток горького кофе, и добавил: — Спасибо.
— Я допью кофе и уеду, — произнесла Лена после нескольких минут молчания.
— Я вызову такси, — кивнул парень.
Через пятнадцать минут девушка покинула дом Блейда. Они не обменялись номерами, не обещали вновь встретиться — они просто разошлись в разные стороны, как и престало делать каждому, кто встретился случайно. Проведя гостью, блондин вернулся за кофе и, забрав чашку, пошёл в ванную комнату. К тому моменту, когда он дошёл до неё, кружка почти опустела, остался всего один глоток, который парень докончил, переступая порог ванной.
После принятия душа, чистки зубов и бритья Блейд начал чувствовать себя значительно лучше. А сытный завтрак довершил его «воскрешение» и прибавил сил для новых побед. И, пусть побед ему не нужно было никаких вершить сегодня, но дела на этот день у парня были. Он обещал заехать в штаб-дом, чтобы встретиться с подчиненными. А ещё ему следовало купить продуктов, потому что вчера он приобрёл лишь самое необходимое и в очень незначительном количестве. Ещё стоило начать думать над поиском домработницы, потому что дому нужен был тот, кто будет поддерживать в нём порядок.
Последнее дело Блейд решил отложить до вечера, а сейчас предпочёл поехать за продуктами. В голове отчего-то — и так некстати — вспыхнуло воспоминание из далёкого-далёкого детства. В этой памяти он — шестилетний мальчик, стоял около порога дома, готовясь к выходу и ожидая маму, которая обувалась. Мама улыбалась и объясняла своему сыну то, как важно составлять список покупок перед тем, как ехать в магазин. Потому что в противном случае можно запросто набрать ненужного, а нужное, наоборот, забыть. И в пример женщина приводила своего супруга и отца Блейда, который ни единого раза не сходил за продуктами, не забыв купить что-нибудь. Она говорила это без претензии и упрёка, улыбаясь, не пытаясь принизить своего мужа, а просто пытаясь донести до сына то, как поступать правильнее…
Блейд горько усмехнулся, возвращаясь в реальность. Он сам не заметил, как взял в руки листок бумаги, на каком-то автоматическом уровне желая поступить так, как учила мать. Но он не стал этого делать. У него была отличная память, потому ни в каких списках парень не нуждался, чтобы не забыть нечто.
Вернув листок обратно на тумбочку, вложив его в блокнот в кожаной обложке, блондин взял ключи и покинул дом. Машина стояла во дворе, а не в гараже, вчера Блейд поленился ставить её на законное место.
Сев за руль, парень глянул в зеркало заднего вида и подъехал к воротам, совсем скоро выезжая на улицу и вклиниваясь в редкий поток машин.
Время в дороге пролетело незаметно, несмотря на то, что блондин поехал не в самый близкий магазин. Во время совершения покупок парня тоже ничего не тревожило. Он даже не замечал других людей, которые тоже были заняты выбором снеков/мяса/макарон и прочего.
Тележка постепенно заполнялась. В ней уже можно было найти продукт на любой вкус. Осталось только…
«Купить какого-нибудь алкоголя, — подумал парень. — Интересно, где его искать?».
Блондин остановился на несколько секунд около одного из отделов, ища взглядом вывески с указателями. Конечно, отдел со спиртным можно было найти и без подсказок, но на это могло уйти на несколько минут больше. А тратить время Блейд не хотел, по крайней мере, на покупки и их поиск.
Найдя взглядом указатель с пометкой: «Отдел спиртного», парень направился в его сторону. В отделе, на пороге которого он до этого стоял, послышался грохот и треск разбивающегося стекла…
На полу валялись осколки банки от томатной пасты и сама паста. Молодая женщина стояла, в шоке смотря в конец прохода между стеллажами. В зелёных глазах плескалось удивление, граничащее со страхом, дрожащая тревога и вопрос: «Какого чёрта?!».
— Ева, ты идёшь? — слово издалека донёсся до сознания девушки голос её бой-френда.
Она обернулась, смотря на подошедшего парня каким-то остекленевшим взглядом, она, казалось, была словно где-то не здесь.
— Ева, что с тобой? — изменившись в лице, встревожившись за любимую, спросил парень, бросая тележку и беря девушку за плечи, заглядывая в глаза. — Всё в порядке?
— Да, — кивнула Ева.
Помутнение прошло так же быстро, как и напало. Она снова была здесь, в реальности, со своим любимым мужчиной. А то, что она видела — лишь секундный сон наяву, мираж, видение, галлюцинация, ошибка зрения, в конце концов.
— Тогда, в чём дело? — серьёзно спросил парень, внимательно смотря девушке в глаза. — Ты побледнела…
— Показалось, — ответила Ева и выдавила из себя улыбку.
Парень хотел ещё что-то добавить, но она не дала ему такой возможности, беря тележку и разворачивая её к выходу из отдела. Она спросила:
— Ты всё взял, Артур?
— Почти, — покачал головой парень и забрал у девушки тележку, катя её самостоятельно. — Осталось вино.
— Тогда, пошли в алкогольный отдел.
Она обернулась, смотря туда, где ей явился «призрак», и едва слышно прошептала самой себе:
— Показалось…
И мысленно добавила:
«Он же умер».
Глава 6
Блейд резко и бесшумно распахнул дверь штаб-дома, окидывая просторную затемненную гостиную тяжёлым взглядом, мгновенно заполняя всё пространство собой. Взгляды всех, кто был на первом этаже, мгновенно обратились на начальника, который походил на грозовое облако, которое ещё только наливается свинцовой тяжестью и чернью, но обещает взорваться острыми пронзительными молниями и пролиться на их головы разъедающим кислотным дождём.
— Всем добрый вечер, — поздоровался блондин, закрывая за собой дверь и снимая серое пальто.
— Добрый вечер, Блейд, — поздоровался один из подчиненных, вышедший к своему руководителю. Он уважительно кивнул.
— Ко мне есть вопросы? — достаточно безразличным тоном спросил Блейд, оборачиваясь на стоящего в трёх шагах от него мужчину.
— С тобой хотел поговорить Леонидас, — ответил подчиненный и, обернувшись в сторону крутой лестницы из тёмного дерева, крикнул: — Леонидас, Блейд пришёл!
— Не кричи, — сухо одёрнул подчиненного Блейд и поджал губы.
Мужчина тут же стушевался и виновато опустил взгляд.
— Извини, Блейд… — произнёс он.
— Я сам зайду к нему, — кивнул блондин.
Бегло взглянув в зеркало, парень стремительным шагом направился к лестнице, быстро преодолевая её и оказываясь в тёмном длинном коридоре с множеством дверей. Окинув пространство взглядом, блондин направился к третьей справа двери. Эта комната считалась комнатой Леонидаса.
Штаб-дом, в который сейчас приехал Блейд для встречи с подчиненными, был невероятно огромным, просторным — он величавой махиной возвышался в центре Берлина, что было так похоже на насмешку, потому что людям, занимающимся теневым бизнесом, престало прятаться от посторонних глаз. Данный дом был местом для переговоров, рабочих встреч и обсуждений важных вопросов, а, также, мог заменить любому из «семьи» личное жильё. Почти каждый из подчиненных Блейда в то или иное время жил в этих стенах. Многие, решив рабочие вопросы, оставались здесь на ночь. И не на одну. В настоящее время здесь почти поселилась Тереза, которая покидала стены дома раз-два в неделю, чтобы проверить свою квартиру и взять свежей одежды.
Открыв нужную дверь, Блейд переступил порог комнаты, сразу же цепляясь взглядом за парня, которого он искал и который желал о чём-то поговорить с ним. Услышав звук открывающейся двери, а, скорее, просто почувствовав чужое присутствие каким-то шестым чувством, Леонидас поднял взгляд от бумаг, которые он просматривал, и взглянул на вошедшего. Увидев Блейда, парень поспешил встать, выражая почтение к руководителю и показывая ему, что он готов прыгать перед ним на задних лапках. Последнее было лишним и неуместным, но блондин не стал указывать на это подчиненному, пусть унижается, если хочет.
Блейд слегка вскинул бровь и с головы до ног оглядел парня. Леонидас был испанцем, что не могло не сказаться на его внешности: тёмные волосы, загорелая кожа, удивительно масленичный взгляд, который бывает только у южан. Он был невысоким и достаточно крепким и обладал невозможно обаятельной картавостью.
— Блейд… — произнёс Леонидас, кивая.
— Ты хотел со мной поговорить? — переходя к делу, спросил блондин и закрыл дверь.
Быстро преодолев расстояние до тахты, на которой до этого сидел его подчиненный, Блейд удобно устроился на ней, по-хозяйски раскидываясь.
— Д-да, — слегка запнувшись, кивнул Леонидас.
Он взглянул на тахту, тоже желая сесть, но воздержался от этого. Он знал, что Блейд не слишком любил, когда кто-то бесцеремонно вторгался в его личное пространство. И, пусть эта комната числилась на Леонидасом, но он автоматически терял на неё права, как только её порог переступал Блейд. И так было с любым другим помещением, с любой другой вещью. Пусть они и назывались семьёй, но в этой «семье» был жёсткий патриархат. И отцом этого большого «семейства» был Блейд, в руках которого была сосредоточена вся власть.
Проследив взгляд Леонидаса, блондин взглянул ему в глаза и, подождав две секунды, произнёс, сжалившись над подчиненным:
— Можешь сесть.
Брюнет кивнул и сел, но не так, как сидел до этого: удобно и уютно, а на самый край, отдавая девяносто процентов пространства тахты шефу.
— Ну? — поинтересовался блондин, разглядывая тату-персти на своей левой руке. — О чём ты хотел со мной поговорить?
— Я… Я…
Блейд поморщился. Его жутко бесило, когда подчинённые начинали теряться в его присутствии, мямлить. Он сказал брюнету:
— Говори нормально, Леонидас.
Он помедлил немного и, вскинув бровь, взглянул на подчиненного, добавляя:
— Или я чем-то успел так сильно запугать тебя, чтобы ты заикаться начал?
— Нет, Блейд, — покачал головой Леонидас, продолжая смотреть в пол и начиная заламывать пальцы. Он жутко нервничал. — Просто… моя мама, она…
— Ближе к делу, — сухо одёрнул парня Блейд.
Леонидас на мгновение сжал кулаки, собираясь с силами. Он продолжил своё высказывание:
— Когда на меня завели дело, я имел глупость рассказать об этом сестре, а она сказала маме. Маме стало плохо. Врачи говорят, что угрозы для жизни нет, но состояние её сейчас достаточно тяжёлое… Блейд, — брюнет поднял взгляд, смотря на блондина, — можно мне взять отпуск недели на две? Мне нужно съездить к ней…
Блейд отвёл взгляд, задумчиво потирая подбородок. Продолжая смотреть в сторону, он холодно ответил:
— Если ты за сегодня закончишь со всеми своими делами, с завтрашнего дня можешь быть свободен на две недели. Если нет, сам понимаешь…
— Я всё закончил! — эмоционально и слишком быстро заговорил Леонидас, хватая бумаги, которые просматривал до прихода Блейда. — Ну, почти всё… Я сегодня всё сделаю! Если что, я спать ложиться не буду…
— Спать ложиться надо, — сухо ответил блондин. — Иначе ты рискуешь лечь на соседнюю с матерью койку.
— Тогда, лягу, — быстро согласился брюнет. Он сейчас был готов согласиться на всё.
Блейд помолчал немного, тихо прищёлкивая пальцами левой руки, смотря куда-то в сторону. Подумав, он произнёс:
— Тогда, Леонидас, я останусь сегодня здесь. Как только закончишь, принесёшь мне всё на проверку. Если меня всё устроит, я отпущу тебя. Но, — он взглянул на брюнета тяжёлым и холодным взглядом, под которым парень съежился, — у тебя будут только две недели. Четырнадцать дней. Не больше. Задержишься хотя бы на полдня — можешь не возвращаться.
— Хорошо-хорошо, — вновь затараторил Леонидас, от эмоций мешая немецкий и родной испанский язык, на что Блейд слегка поморщился. — Но… — он резко сник, даже побледнел и начал говорить тише. — Блейд, а, если маме станет хуже… я же должен буду остаться на более продолжительный срок…
— Не хорони мать раньше времени, — сухо ответил Блейд, не смотря на подчиненного. — Думаю, у тебя есть деньги, чтобы оплатить ей хорошее лечение.
— Но… — попытался что-то сказать в ответ Леонидас, но Блейд, скривившись, грубо перебил его:
— Всё, достаточно. Не трать время на слова. Лучше работай.
Блондин встал и направился к двери, оборачиваясь у порога и добавляя:
— Я буду у себя в кабинете. Придёшь, когда всё будет готово.
Сказав это, Блейд вышел из комнаты, не дожидаясь ответа подчиненного. Леонидас остался сидеть с приоткрытым ртом, смотря на закрытую дверь, за которой скрылся тот, чьё слово было законом. Можно сказать, что он был новичком в данном бизнесе, он пришёл в него практически одновременно с Блейдом. Он не был трусом, у него была горячая кровь и бойкое сердце, но своего начальника брюнет боялся до дрожи в коленях. И он не мог себе назвать какую-то конкретную причину своего страха и трепета. Эти чувства просто были. В Блейде его вводило в оцепенение всё: начиная от тона голоса и заканчивая взглядом. И, пусть Леонидас часто корил себя за такие эмоции, но, порой, они переставали видеться чем-то плохим и постыдным. Разве плохо унижать себя и стоять на коленях, когда на кону стоит нечто намного более важное, чем честь и достоинство? Нельзя…
Блейд мог сделать жизнь лёгкой и простой, а мог уничтожить одним движением руки со свойственным ему спокойствием. Леонидас знал это. Он видел нескольких таких, которые попали в немилость блондина, провинились перед ним в чём-то… и после этого их никто больше не видел. Блейд не устраивал показательных казней, он ограничивался сухим: «Увести», и все знали, что это такое короткое и простое слово значит, что человека провожают в последний путь.
Но тираном Блейд не был. Никого он не тронул за просто так. Для того, что разозлить его, нужно было преступить один из законов, установленных им. И главным законом в этом списке было — послушание. Ослушаться его было равносильно тому, чтобы сыграть в русскую рулетку с полностью заряженным револьвером. Блейд придерживался такой позиции, что, несмотря на то, что они все заняты общим делом, в их «семье» должна быть жёсткая иерархия, иначе начнётся хаос и разлад. И это было верной истиной. В том деле, которое оказалось в руках Блейда, слабым и мягким было не место…
— Сука! — донеслось до слуха блондина, когда он подошёл к лестнице на первый этаж. Он нахмурился и ступил на первую ступеньку.
Женский голос и мат, заменивший приветствие, свидетельствовали об одном — в «семейную обитель» пожаловала вторая представительница женского пола, бывшая в подчинении Блейда — Венера, она же — Вена, как её называли в команде. Такое прозвище она заработала по двум причинам. Во-первых, характер этой девушки был столь же болезненным и опасным для окружающих, как удар острой бритвой по венам. Во-вторых, данное прозвище легко складывалось из букв её истинного имени.
Спустившись на первый этаж, Блейд увидел Венеру, которая стояла около входной двери, крепко матерясь. Швырнув сломанный зонт на пол, девушка отряхнула руки от воды и утёрла капли холодного зимнего дождя со лба. Блондин вскинул бровь, складывая руки на груди и выжидающе смотря на подчиненную.
Венера была поистине сильной женщиной и невероятно колоритной. Бритая под ноль, с множеством татуировок и взглядом, который гнул сталь. Она обладала такой физической формой и боевой подготовкой, что заставляла себя бояться даже крепких мужчин. А её характер, который был подобен бомбе со сломанным и готовым разорваться в любую секунду таймером, лишь добавлял ей веса в глазах окружающих. Она была той, которая не боялась никого и ничего и могла легко заставить заткнуться, подавившись своими словами и кровью, любого, кто попадёт в её немилость.
Ей был тридцать один год и в «деле» она была давно. Йохан даже думал сделать её своей преемницей, посчитав, что Вена точно справится с управлением его бизнесом. Но у девушки на этот счёт были иные мысли. На предложение начальника на общем совете она ответила грубо, но доходчиво: «Мне ни к чёрту не сдалась эта головная боль. Я пришла в это дело не для того, чтобы занимать „трон“. Найдите на эту роль другого дурака». В этом была вся она. Она не лезла за словом в карман и не слишком задумывалась над тем, кто перед ней — простой коллега или руководитель, сильный мира сего или обычный человек — она была остра, как бритва, и пряма, как отрезок, уходящий в бесконечность.
— Сделайте мне кто-нибудь кофе, — потребовала девушка, скидывая свои грубые ботинки, перепачканные в февральской грязи.
— А самой не судьба? — поинтересовался Исаак, которому посчастливилось стать первым, кто попался Вене на глаза. — Вена, среди нас слуг нет.
— А просто помочь не с руки тебе? — спросила девушка, вскидывая голову и смотря коллеге в глаза.
— Обойдёмся без ссор, — сказал своё слово Блейд, кладя конец зарождающемуся раздору в рядах подчиненных.
Исаак ничего не ответил, принимая приказ. Вена перевела взгляд на блондина. Несколько секунд посмотрев на парня, она произнесла:
— Здравствуй, Блейд, — и поджала губы.
— Не рада меня видеть? — поинтересовался Блейд, прислоняясь плечом к стене, подпирая её.
— Сейчас я не рада видеть никого, — фыркнула девушка и снова отряхнула руки — вода никак не кончалась.
Она взяла свою сумку-рюкзак и вновь посмотрела на начальника, говоря:
— Безумно хочу кофе. Лучше с коньяком. Составишь мне компанию?
Исаак, который привык к тому, что Вена предпочитает общество — никого, удивлённо посмотрел на неё, но сказать что-нибудь не решился. Блейд слегка вскинул бровь и потёр подбородок, на несколько секунд задумываясь. Он ответил:
— Пожалуй, не откажусь. Из-за Леонидаса я застрял здесь, так что, времени у меня полно.
— Тогда, пошли, — бросила девушка и направилась к кухне.
Поставив вариться кофе, Вена взяла пепельницу и, поставив её на стол, закурила, после чего села напротив Блейда.
— Как отдых? — поинтересовался блондин через какое-то время.
Вена резко выдохнула густое облако дыма и покачала головой, отвечая:
— Не получился.
— Солнце не грело? — усмехнулся парень.
— Люди бесили, — поморщилась девушка. — Я же во Францию ездила, думая совместить работу с отдыхом. Но, в результате, получилось только первое.
Она вздохнула и вытянула под столом ноги, обтянутые чёрными кожаными штанами, после чего продолжила:
— Это отвратительно, когда кроме тебя никто не работает. Но, почему-то, так получается сплошь и рядом.
— Есть такое выражение: «Если хочешь что-то сделать хорошо — сделай это сам», — ответил Блейд. — Как видно, это как раз твой случай.
— Можно подумать, у тебя по-другому? — фыркнула Вена.
Прозвенела кофеварка и девушка встала, наполняя чёрную кружку жгучим бодрящим напитком. Оглянувшись через плечо, она спросила:
— Ты кофе будешь?
— Буду, — кивнул Блейд.
Вена открыла рот, чтобы ещё о чём-то спросить, но блондин, предвидя её вопрос, сам ответил на него:
— С коньяком. Но коньяка чуть-чуть. Мне нужно быть в трезвом уме.
— Как хочешь, — безразлично ответила Вена, доставая из шкафчика бутылку коньяка и плеская его в обе чашки.
После этого она поставила кружки на стол и, захватив с собой бутылку, вернулась на своё место. Приложившись к горлышку, она сделала большой глоток.
— У меня один вопрос к тебе, Вена, — произнёс Блейд, когда девушка проглотила напиток. — Зачем тебе это?
— Что именно?
— Зачем тебе оставаться в деле? У тебя свой бизнес, который, насколько я знаю, приносит тебе отличные деньги. Ты не любишь находиться в обществе… В чём причина того, что ты продолжаешь оставаться в наших рядах?
— А ты бы на моём месте ушёл? — вопросом на вопрос ответила Вена, пристально смотря в глаза блондина. Она была единственной, кто не боялась это делать.
— Ответь на мой вопрос, — спокойно произнёс Блейд.
— У тебя тоже есть деньги. Так, что тебя держит здесь? — продолжала Вена, не отводя взгляда.
— Вена, не нужно так делать. Я не тот, кого ты можешь продавить и запугать, — покачал головой Блейд.
— У каждого есть слабое место, — изогнув губы в ухмылке, ответила Вена, продолжая нагло смотреть парню в глаза. — И, если узнать его, можно сломать даже такую стену и крепость, как ты, Блейд.
— У меня нет слабых мест, — ответил блондин, поджимая губы.
— Они есть у всех, — спокойно пожала плечами Вена и взяла свою чашку с кофе.
— Значит, слабое место есть и у тебя? — решив ударить её же оружием, спросил парень, слегка прищуриваясь.
Девушка подняла на него глаза. На дне её зрачков заплескалось нечто чёрное и жуткое. Но Блейду было плевать на эту тьму, она его не страшила. В этом и была слабость Вены по сравнению с ним — она была вспыльчива и горяча, в то время как сам Блейд умел в любой ситуации сохранять психопатическое спокойствие.
— У меня было слабое место, — напряжённо смотря на блондина, ответила девушка. — Но теперь его нет.
— У меня тоже, — спокойно ответил Блейд. — Вот видишь, иногда нужно просто нормально ответить и тогда конфликта не случится. Учись разговаривать с людьми, Вена.
Девушка несколько секунд помолчала, затем, поставив локти на стол и склонившись к Блейду, произнесла:
— Будь передо мной любой другой человек, я бы послала его к чёрту и врезала так, что искры из глаз ещё несколько часов летели бы…
— И что же тебя останавливает? — спокойно поинтересовался Блейд, вскидывая бровь, перебивая девушку, смотря ей в глаза. — То, что я твой начальник?
— Это бы меня не остановило, — ответила Вена и снова откинулась на спинку стула, делая глоток обжигающего кофе. — Дело в тебе. Я тебя… можно сказать, уважаю.
— Наверное, нет другого такого человека на земле, которому бы ты тоже сказала такие слова?
— Нет, — спокойно ответила Вена. — Кроме себя я не могу уважать никого, но ты, Блейд, тоже достоин внимания в этом плане.
— И, всё-таки, вернёмся к первоначальной теме — почему ты не уходишь?
— Потому что у меня есть причины, чтобы оставаться. Как и у тебя, Блейд, — ответила девушка, смотря блондину в глаза.
— Оставим свои причины при себе, — спокойно произнёс Блейд, делая глоток кофе.
— Как скажешь, — пожала плечами Вена.
«Как скажешь», — это выражение было чем-то особенным и невероятно «вкусным» для Блейда, он любил это слышать, хотя никогда не стремился к тому, чтобы ему так ответили. Это получалось само собой. И даже Вена, которая всегда имела своё слишком резкое мнение, согласилась сейчас с ним, сдала бразды правления ситуацией в его руки. Рядом с ним рано или поздно сдавались все: кто-то ломался, кто-то решал, что проще согласиться, чем продолжать изматывающую «войну». Никто не мог выдерживать продолжительного противостояния и каждый в итоге произносил эту фразу, которая в сознании блондина прочно ассоциировалась с податливыми проститутками: «Как скажешь»…
Иногда от этого даже становилось скучно. В его мире не было несогласных, он не слышал слова: «Нет». И дело было даже не в его статусе руководителя и начальника — дело было в его личности. С малых лет, оказавшись единственным человеком, который мог спасти их с Майклом, Блейд начал обрастать этим плотным коконом странной энергетики, которая не оставляла оппоненту шансов на отказ. Во многом это помогало ему, это позволяло ему проводить многочисленные афёры в то время, когда он был ещё ребёнком, подростком и должен был крутиться, чтобы выживать, чтобы иметь шанс на завтрашний день, в котором за ним с Майклом не придёт социальная служба, чтобы отправить их по детским домам. Ему приходилось крутиться, обманывать, уламывать, заговаривать и так далее. И, со временем, Блейд обогнал самого дьявола в умении грамотно блефовать и убеждать.
Разговор с Венерой не продлился слишком долго. Допив кофе и выкурив ещё две сигареты, девушка покинула кухню, оставляя Блейда в одиночестве. Он не протестовал. Одиночество было его привычным состоянием: тотальным, холодным, абсолютным. И никто не мог его развеять, потому что никто не мог коснуться его ледяного сердца и хотя бы попытаться растопить его. Это виделось невозможным хотя бы потому, что, казалось, уже давно у парня вовсе не было сердца — была лишь мышца, что, продолжая упрямо сокращаться, разгоняла кровь по венам и артериям.
Посидев ещё минут сорок, не заметив, как пролетело время, Блейд тоже покинул кухню, проходя через весь дом и скрываясь за дверью своего кабинета, где он планировал провести остаток вечера, если, конечно, он не понадобится кому-нибудь из своих подчиненных. В таком случае блондин великодушно разрешит обратиться к себе, потому что истинное мастерство руководителя состоит в том, чтобы грамотно сочетать в себе жёсткость и непоколебимость с умением правильно разговаривать с людьми и слышать их.
Налив себе немного коньяка, Блейд с ногами забрался на длинный диван, удобно устраиваясь на нём. Сделав совсем маленький глоток, лишь пригубив благородный напиток, парень прикрыл глаза и запрокинул голову. В комнате была тишина, в голове была тишина. И лишь издали доносился оглушительный рёв тысяч подавленных мыслей. Если закрыть глаза, можно было подумать, что ты в склепе. И ведь внутри тоже был склеп, в котором томились забытые скелеты и один самый важный.
«Завтра», — решил Блейд, открывая глаза.
Он взглянул на закрытую дверь, которую никто не решится открыть без стука и разрешения и, сделав глоток, прошептал:
— Завтра…
Завтра он приступит к исполнению своей миссии. И, пусть было бы проще переложить это дело на плечи подчиненных, которые могли узнать для него любую информацию, Блейд хотел всё сделать лично. Это было его войной, и ничьей больше. А подчиненным было совсем ни к чему знать о том, что творилось у него на душе и в голове. Это было его делом, которое привело его в родной город, где его ничего больше не держало. Ничего, кроме тайны, которую он хранил.
У него были деньги, а они, как известно, способны развязать любой язык и открыть любую запертую дверь. А на тот случай, если деньги окажутся бессильны, у Блейда было оружие и готовность с лёгкостью им воспользоваться. Жажда наживы и желание спасти свою шкуру — вот те силы, которые движут этим миром, потому у тайны, которую хранил некогда покинутый блондином Берлин, не было шансов остаться тайной.
Глава 7
…Дьявол всегда знает, когда нужно появиться со своим интересным предложением…
Послеобеденное время. Работница больничного архива возвращалась на своё рабочее место, погрузившись в свои не слишком весёлые и до тошноты обыденные мысли. Ничего нового не происходило в жизни этой женщины слишком давно. Но удручало даже не это. Комок слёз в горле заставляло встать то, что теперь она начинала медленно, но верно терять все ты обычные радости, которыми полна жизнь каждого человека. Это заставляло её тихо плакать по ночам в подушку, но днями она продолжала делать вид, что всё хорошо. Коллегам ни к чему её проблемы. Детям ни к чему её проблемы. Дети…
Конечно, любой родитель в какой-то степени готов к тому, что, однажды, его ребёнок вырастет и покинет отчий дом, что общения станет намного меньше, а впоследствии, возможно, оно и вовсе сведётся к двум-трём встречам в год. И это в лучшем случае. Каждый к этому готов, но каждому больно. Вот и этой уже немолодой женщине было больно от того, что её старший сын поступил в университет в Баварии и забыл дорогу домой. Студенческая жизнь — время веселья и новых открытий, она всё это понимала, но… Но сердце сжималось от мыслей о том, что тот комочек, который она качала на руках и девять месяцев носила под сердцем, уже вырос и перестал нуждаться в ней. Он стал взрослым человеком, и это нужно было просто принять. А младший сын…
Женщина тяжело вздохнула. Младшему её сыну было шестнадцать лет. И эта цифра скажет о нём красноречивее любых слов. Сложный возраст, попытки доказать всему миру, что ты особенный и не-такой-как-все, опасные игры с алкоголем и эксперименты с препаратами посерьёзнее, первые пачки сигарет, найденные в «детских» вещах. Он почти не появлялся дома. Последний раз она видела своего сына трое суток назад. И всё это время она надеялась на то, что ей не позвонят из полиции, чтобы сказать, что её сын что-то натворил, или, что в тысячи раз хуже, что он попал в беду. Увы, такое уже было. Он был трудным подростком и этим всё было сказано. Проблемы в школе, проблемы с законом, бесконечный бунт, девиз: «Живи быстро — погибни молодым» и участие в рок-группе, которую он с друзьями создал три года назад. Тот момент стал началом конца.
Ему хотелось прыгнуть выше головы, а родителям приходилось краснеть и расплачиваться за его «прыжки». Так, последний штраф из полиции они до сих пор не оплатили, потому что и без того не слишком роскошный семейный бюджет начинал всё больше трещать по швам. Неоплаченный штраф из полиции, неоплаченный ремонт единственного в семье автомобиля, на котором её супруг попал в аварию — хорошо хоть, сам не пострадал — постоянные просьбы сына: «Дай денег» и так далее. Это было похоже на кабалу, из которой не было выхода. Эта женщина, словно маленькая золотая рыбка, попавшая в сети, сражалась и пыталась удержать в равновесии их хрупкий рушащийся мирок, вот только золотой цвет её чешуи был лишь пигментацией, а не признаком волшебства…
Повернув дверную ручку, женщина переступила порог своего запыленного из-за слишком большого количества бумаг кабинета, и закрыла за собой дверь. Петли совсем тихо, едва уловимо, но всё равно неприятно скрипнули — словно всхлипнули.
«Мне бы только не расплакаться», — подумала женщина и завернула за поворот, где располагалось её рабочее место, тут же застывая на месте.
Её брови в недоумении поползли вверх, хмурясь при этом, что выглядело довольно забавно. Она непонимающе и напряжённо смотрела на свой стол, за которым сидел молодой привлекательный мужчина со светлыми волосами и диковинными татуировками, украшающими кисти рук. Незнакомец лениво перебирал пальцами по столу, создавая тихую ритмичную мелодию.
Подняв взгляд на ту, кому по праву принадлежало занятое им место, блондин остановил свои движения. Воцарилась гнетущая тишина.
— Кто вы? — совладав с собой, спросила женщина, не отходя назад, но и не подходя ближе к незнакомцу.
Парень не ответил, продолжая смотреть на работницу архива спокойным и таким тёмным, пленяющим взглядом. Прокашлявшись, чтобы придать голосу большей громкости и уверенности, женщина вновь заговорила:
— Мистер, вы не можете здесь находиться. Это — архив, в котором хранятся все данные по бывшим и настоящим пациентам. Ваше нахождение здесь противозаконно. Прошу вас, покиньте помещение.
Сказав это, женщина указала рукой на дверь, надеясь, что странный незнакомец с тёмным взглядом послушается и уйдёт. Ей не хотелось звать охрану.
— Послушайте меня, миссис, — парень сделал паузу, опуская взгляд на табличку, стоящую на столе женщины, — миссис Рихтер, я пришёл сюда, чтобы узнать интересующую меня информацию по одному из ваших пациентов.
Женщина нахмурилась. Незнакомец не походил на психа, но что-то было такое в его словах, в его тоне, в его манере держаться, что ей становилось не по себе. Даже в комнате словно стало холоднее.
— Если вас что-то интересует, мистер, вам лучше узнать всё у доктора, который лечит вашего друга или родственника.
— Нет, мне нужны именно вы, — спокойным и холодным тоном отрезал парень. — Пациент, который меня интересует — Майкл Билоу, проходил лечение в вашей больнице с начала июня 2012 года по конец октября того же года. И мне нужно узнать всё, что вы сможете мне о нём рассказать. А вы… — он сделал паузу и взглянул на компьютер, в котором хранились базы данных на всех пациентов, — я уверен, сможете рассказать мне достаточно.
— Мистер, я не могу сделать то, о чём вы просите, — мягко возразила женщина.
Блейд взглянул на неё и медленно встал, освобождая кресло и немного отходя от стола.
— Сядьте, миссис Рихтер, — произнёс блондин. — Я понимаю вашу категоричность, но, думаю, я смогу вас переубедить…
— Сомневаюсь, мистер, — покачала головой женщина. — Если я помогу вам, у меня могут быть большие проблемы по работе…
Ничего не ответив, Блейд достал из внутреннего кармана куртки бумажник и, выудив из него банковский чек, положил его на стол.
— Подумайте ещё, миссис Рихтер, — произнёс парень.
Женщина вытянула шею, пытаясь разглядеть клочок бумаги, но она стояла слишком далеко. Любопытство всё больше захватывало её, но что-то внутри дрожало в страхе перед неизведанным и незнакомым, не позволяя ей подойти к столу.
— Не бойтесь, миссис Рихтер, — сказал блондин, видя неуверенность женщины. — Я просто хочу заключить с вами взаимовыгодную сделку и купить у вас некоторую информацию…
Губы женщины дрогнули. Купить информацию… Это так мерзко, это в духе плохих фильмов про мафию, но…
Не осмыслив толком, что она имела в виду под «но», женщина подошла к столу и взяла чек, настороженно взглянула на странного незнакомца, а, затем, опустила взгляд на сумму, написанную на теперь уже весьма недешёвом клочке бумаги.
«Пятьдесят тысяч, — прочитала про себя женщина. У неё внутри всё задрожало от волнения. — Это же больше, чем моя зарплата за год… На эти деньги мы точно сможем починить машину, оплатить штраф, чтобы у Зака не было проблем, и ещё много останется…».
Блейд терпеливо ждал, пока миссис Рихтер подумает. Всё-таки, она сейчас собиралась пойти на сделку с совестью, а в этом деле человека нельзя торопить, нужно дать ему в полной мере насладиться всей гаммой и всеми оттенками этого состояния: когда внутри тебя в отчаянной схватке сражаются ангел и демон.
Женщина судорожно думала над тем, насколько плохо будет, если она согласится на эту сделку. И, чем больше она думала, тем больше понимала, что ей нужны эти деньги. Очень нужны. Именно сейчас. Она невольно задавала себе вопрос — как же так получилось, что этот незнакомец пришёл именно сейчас и именно к ней? Судьба, не иначе…
Нет, не судьба — тонкий расчёт.
— И что вы хотите от меня взамен, мистер? — спросила женщина, поднимая на парня напряжённый взгляд.
Она так боялась решиться на этот выбор, но ещё больше боялась того, что его у неё вдруг отнимут.
— Всего лишь информацию, — спокойно ответил Блейд. — Всё то, что хранится на вашем компьютере и в какой-нибудь мере касается Майкла Билоу.
Миссис Рихтер опустила взгляд и прикусила губу. Отказаться от предложения было бы глупо. Согласиться немного страшно. Но ей нужны эти деньги. Нужны именно сейчас. Что, если не судьба, привела этого молодого человека к ней в час, когда над её счастливым домом сгустились тучи?
Вздохнув, женщина сделала свой выбор. По сути, никакого выбора и не было вовсе, потому что всё и все в этом мире продаются, нужно лишь предложить сумму с правильным количеством нулей.
— Мистер?… — уже другим тоном произнесла миссис Рихтер, складывая чек и убирая его в карман, ожидая, что Блейд представится.
— Не важно, — ответил блондин и добавил: — У нас с вами будут краткосрочные и сугубо деловые отношения. Имена в этом деле не важны.
Миссис Рихтер кивнула и села за стол. Она спросила:
— Что именно вас интересует, мистер?
— Всё, что вы сможете мне рассказать: всё, что касается Майкла Билоу.
Женщина кивнула и, помучившись несколько минут над тем, чтобы ввести все сложные пароли в систему, открыла базу данных.
— Майкл Билоу… — тихо повторила она, введя имя в строку поиска. — Проходил лечение с 4 июня 2012 года по 27 октября 2012 года?
— Да, всё правильно, — кивнул Блейд, присаживаясь на угол стола.
Миссис Рихтер ещё какое-то время пощёлкала мышкой, распаковывая архивы с информацией на пациента четырёхлетней давности. Найдя всё, женщина начала вслух зачитывать:
— Пациент Майкл Билоу 1993 года рождения поступил в третью городскую больницу утром 4 июня с ножевым ранением шеи: вскрытием полости горла, повреждением трахеи и частичной потерей целостности левой сонной артерии. После успешной операции и переливания крови был помещён в отделение реанимации, где пробыл три недели, после чего был переведён в обычную палату, где пробыл под наблюдением врачей до девятнадцатого августа.
— Почему его продержали в больнице так долго? Реабилитация?
— Реабилитация, — кивнула миссис Рихтер. — Травмы тела, связанные с потерей его целостности, как в данном случае, бывают очень коварны и опасны даже спустя достаточно долгое время с момента проведения операции, по спасению человека. К тому же, люди, которым перерезают горло, подвергаются невероятному шоку и стрессу. Это одна из самых тяжёлых в эмоциональном плане травм. Потому, помимо физического исцеления, больница оказывает своим пациентам и психологическую помощь. Это очень важно для тех, кто столкнулся с травмами, которые могли привести к смерти.
— Допустим… — кивнул Блейд. — Продолжайте.
— На протяжении всего лечения, Майкл Билоу демонстрировал крайне нестабильное эмоциональное состояние. Улучшение его общего самочувствия продолжалось лишь в первые три недели его пребывания здесь, после этого у него начались скачки настроения, которые оканчивались депрессивными состояниями и приводили к ухудшению и физического здоровья.
Блондин невольно сжал зубы и кулаки. Его брату было плохо. Плохо без него. А он в это время был в чёртовом следственном изоляторе и ничем не мог ему помочь.
— Постепенно, — продолжала женщина, — пациент вовсе перестал демонстрировать улучшения своего состояния, что было пусть отрицательной, но, всё же, стабильностью. Но впоследствии больной начал демонстрировать вспышки неадекватного поведения.
Блейд сжал край стола с такой силой, что, казалось, ещё чуть-чуть и он треснет, просто рассыплется в его руках. Миссис Рихтер продолжала:
— Это закончилось тем, что вечером девятнадцатого августа пациента Майкла Билоу перевели в психиатрическое отделения для прохождения дальнейшего лечения под присмотром специалистов соответствующего профиля…
Блейд слушал и слушал. Он всё больше уходил куда-то глубоко в себя, под толщу тёмной воды, но голос работницы архива продолжал доноситься до него чётко и внятно. Когда она дошла своим рассказом до того момента, когда Майкла перевели в другую больницу, Блейд задал вопрос:
— Почему его перевели? По какому праву? — голос стальной холодный, от него хочется укрыться с головой под одеялом.
Парень поднял взгляд и посмотрел на женщину. Взгляд его был ещё хуже тона, он пробирал до самой души.
— Я… — неуверенно ответила миссис Рихтер, взглянув на экран компьютера, а, после, вновь посмотрев на загадочного незнакомца. — Я не знаю, мистер. В его данных ничего не сказано по этому поводу. Такие данные не записываются в личное дело больного — оно заканчивается вместе с выпиской из больницы.
Блейд отвернулся, смотря куда-то вперёд, слегка щурясь и хмуря брови. Он узнал о том, что Майклу было плохо здесь, что ему постепенно становилось всё хуже. Это было отвратительно, больно и заставляло желать подорвать всю эту чёртову больницу! Но этих сведений было слишком мало. Ему нужна была конкретика.
Подумав, блондин бесшумно вздохнул и, не смотря на миссис Рихтер, вновь обратился к ней:
— Что ещё вы можете мне предложить?
— Полагаю, что ничего, мистер.
Блейд подумал всего секунду, максимум две, и сказал:
— В психиатрических отделениях, где Майкл пробыл достаточно долгое время, обязательной частью лечения являются сеансы психотерапии. Я прав? — он взглянул на женщину, прожигая её взглядом.
— Да, вы правы, мистер, — ответила миссис Рихтер, ещё не понимая, к чему клонит парень.
— И встречи эти записываются на камеру или на диктофон для последующего анализа? — вновь спросил блондин.
— Да, — кивнула женщина. — А в чём…
— Мне нужны эти записи, — произнёс Блейд, перебивая собеседницу и вставая со стола.
— Это невозможно, мистер…
— Про то, чтобы рассказать мне интересующую меня информацию, вы тоже вначале так говорили, — сухо ответил парень. — Но всё оказалось возможным.
— Мистер, если я возьму эти материалы и передам их третьему лицу, я могу не только потерять работу, но и пойти под суд, — слабо возразила женщина.
— Миссис Рихтер, — произнёс Блейд, упираясь ладонями в стол и склоняясь к женщине, — если вы согласитесь мне помочь, вы можете не бояться полиции, это я вам могу гарантировать. К тому же, насколько я понял, никому не нужны данные по старым пациентам, так что, никто не хватится этих записей.
— Меня могут уволить…
— Могут, — согласился Блейд. — Потому, просто назовите сумму, которая поможет вам чувствовать себя защищенными.
— Зачем вам всё это?
— Это не должно вас интересовать, — сухо ответил Блейд. — Я плачу за ваши услуги, а не за вопросы. Подумайте над моим предложением, оно очень скоро «сгорит».
— Я согласна, — негромко ответила миссис Рихтер, не узнавая саму себя в этот момент. Сделка с совестью прошла успешно. — Ещё пятьдесят тысяч и я достану вам записи с сеансов Майкла Билоу.
Называть такую цену было страшно и немного стыдно. Сто тысяч евро за слова, флеш-карту с записями психотерапевтических встреч и отсутствие вопросов. Это было огромной суммой, за которую легко можно было продаться, тем более, в тяжёлое время…
— Хорошо, — кивнул Блейд. — Я оформлю ещё один чек и передам его вам в обмен на материалы. Во сколько у вас заканчивается рабочий день?
— В восемь. Но сегодня я не смогу достать записи. Это будет проще сделать завтра утром. Но деньги передайте мне сегодня.
— Договорились, — согласился Блейд. — Я приеду к концу вашего рабочего дня.
Женщина кивнула. Посчитав разговор оконченным, блондин встал и направился к двери.
— Думаю, вы понимаете, что этот разговор и всё наше сотрудничество должно остаться между нами? — спросил Блейд, оборачиваясь около двери.
— Понимаю, — кивнула женщина. — Если я кому-то расскажу об этом, я подставлю в первую очередь себя. Про вас же я ничего не знаю. Даже имени.
— И это очень хорошо, миссис Рихтер, — кивнул парень. — Приятно иметь дело с людьми, которые не только умеют грамотно расставлять приоритеты, но и способны критически оценивать своё поведение и его последствия. До встречи.
Сказав это, Блейд покинул помещение архива, направляясь к выходу из больницы, никого не замечая на своём пути. А миссис Рихтер осталась сидеть, смотря на дверь, за которой скрылся загадочный незнакомец. Достав чек, она развернула его и, перечитав всё, написанное на нём, вздохнула. Она продалась, продалась безбожно и низко, втоптав в грязь одну из первых заповедей здравоохранения и иных специальностей, которые имеют дело с личным и сокровенным других людей, — конфиденциальность. Но, с другой стороны, выгодно продаться один раз казалось более привлекательным, чем сдавать себя по крупицам и за гроши.
«Ничего страшного, — подумала женщина, убирая чек обратно в карман. — Едва ли эти сведения могут кому-то навредить. А этот мужчина… — она вновь взглянула на дверь, за которой скрылся Блейд. — Наверное, они ему зачем-то нужны…».
Глава 8
…Есть боль, которая страшнее собственной; ваша ошибка в том, что у вас не хватило духа добить меня…
Блейд включил ноутбук и вставил в него флеш-карту с записями психотерапевтических сеансов, подключил наушники и, надев их, включил первый файл, который был записан двадцатого августа 2012 года.
Несколько секунд не было слышно ничего, кроме тишины и редких помех, затем монотонный и чуть хрипловатый мужской голос произнёс:
— Здравствуй, Майкл.
Блейд почувствовал, как у него вздрагивают жилы на шее при упоминании брата, который тогда был ещё жив. Эта и другие записи были последним материальным носителем, хранившими его частицу.
Ответом психотерапевту стала тишина. Мужчина вновь обратился к пациенту:
— Как ты себя чувствуешь, Майкл?
После вопроса доктора последовали несколько секунд тишины, затем негромкий и такой родной голос ответил:
— Я не хочу разговаривать.
— А можно мне узнать причину твоего нежелания? — поинтересовался врач, умело хватаясь за нить разговора и раскручивая пациента на диалог.
— Нет, — совсем тихий ответ, который почти тонет в едва уловимом шипении записи.
Блейд слово наяву увидел, как Майкл съёживается, говоря это, забирается с ногами на кушетку и обнимает себя за плечи, пытаясь спрятаться от этого мира и согреться от его холода. В такие моменты Блейд всегда спасал его, но тогда его не было рядом.
— Ты плохо себя чувствуешь? — лживо участливо поинтересовался доктор.
— Я просто не хочу разговаривать. Я хочу уйти отсюда.
— Ты хочешь уйти от меня? — спросил доктор и, подождав немного для того, чтобы у пациента было время на ответ, добавил: — Я неприятен тебе, Майкл?
— Нет, я просто хочу уйти. Мне не нравится здесь. Мне плохо. Я хочу домой.
— Майкл, для твоего же блага мы не можем пока отпустить тебя домой. Но я и все остальные доктора бьёмся за то, чтобы твоё выздоровление случилось как можно скорее. Но, Майкл, для этого ты должен сотрудничать с нами, ты должен нам помогать в нашей помощи тебе.
— То есть, — после долгой паузы спросил Майкл, — если я буду с вами разговаривать, я смогу вернуться домой?
— Именно. Я сделаю всё, чтобы помочь тебе, — слова сочатся ложью.
Опытный психотерапевт видел на своём веку слишком много больных, чтобы сохранить способность сочувствовать каждому. Для того, кто имеет дело с больными душами, сочувствие — совершенно лишнее качество. В противном случае психотерапевт имеет все шансы в скорейшем времени сам оказаться в мягких стенах психиатрической больницы.
— А что вы хотите, чтобы я рассказал вам? — после, наверное, десяти минут тишины спросил Майкл.
— Всё, что хочешь. О чём ты думаешь? Что чувствуешь?
— Я хочу домой. Хочу к Блейду. Я скучаю по нему…
Блейд ударил по клавише «Стоп» и поставил локти на стол, закрывая лицо ладонями. Майкл ждал его, он скучал по нему, а он не пришёл. Не пришёл до самого конца.
«Наверное, поэтому ты не хотел меня потом видеть и слышать…», — подумал блондин, тяжело вздыхая.
Отняв руки от лица и сунув в рот сигарету, он закурил, после чего нажал на кнопку воспроизведения, но ничего не услышал: сначала в динамиках была лишь тишина, затем прибавились помехи и, в конце концов, шумы стали столь сильными, что начали резать нервы и безумно раздражать.
Блейд несколько раз промотал запись вперёд и назад, пытаясь услышать ещё хоть что-нибудь, но всё было тщетно — запись была испорчена.
Скривившись, парень закрыл эту запись и включил следующую, которая, судя по дате, была сделана спустя две недели.
Несколько секунд тишины, разбавленной помехами. Доктор привычно здоровается:
— Добрый день, Майкл.
Ответом ему стала тишина. Он вновь обратился к своему пациенту:
— Майкл, как ты себя чувствуешь? — дав парню время на ответ, мужчина добавил: — Я знаю о том, что случилось. Ты не хочешь об этом поговорить?
— Что случилось? — вслух спросил Блейд, словно запись могла услышать его и ответить на его нетерпеливый вопрос.
Майкл не отвечал на вопрос психотерапевта, упрямо продолжая молчать, смотря в сторону. Блейд не мог этого видеть, потому что записи представляли собой аудио-файлы, но он слишком хорошо помнил, как вёл себя брат, когда что-то шло не так.
— Майкл, зачем ты пытался себя покалечить? — спросил доктор, у Блейда внутри всё оборвалось, а лицо приобрело невиданное и мученическое выражение.
Брюнет продолжал молчать, смотря в сторону и вниз, обнимая свои колени руками. В глазах его дрожали слёзы, что отразилось на голосе, когда он наконец-то выдавил из себя тихий и шелестящий, пропитанный болью и каким-то невозможно жутким страхом ответ:
— Я хочу домой…
Блейд вновь нажал на паузу и закрыл глаза. Это была всего лишь вторая запись, это было самое начало конца, но у него уже не хватало сил на то, чтобы нормально слушать пропитанный болью и слезами голос брата. Как же ему было плохо, раз он повторял одну и ту же фразу, просясь домой, к нему, а в результате, не вынеся всего, шагнул в окно?
«Суки», — подумал блондин, закрывая ладонями лицо. Глаза защипало от кислотных и солёных слёз.
Сейчас ему больше всего на свете хотелось вернуться в прошлое и сделать всё, чтобы спасти брата. Но у него не было власти над временем. Потому ему оставалось лишь продолжать слушать эти записи, пытаясь понять, что толкнуло Майкла на тот роковой шаг.
— Майкл, мы не можем тебя пока выписать, — став серьёзнее и твёрже ответил психотерапевт на слова парня.
— Почему? — голос жалобный, пропитанный слезами. — Вы думаете, что я сделал что-то плохое?
— Майкл, я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду?
— Полиция… — немного сбито ответил Майкл. — Зачем они приходили ко мне? И…
Брюнет не договорил. Подождав и убедившись, что парень не продолжит свою мысль, доктор обратился к нему:
— Майкл, ты можешь мне рассказать про эту встречу?
— Я… не хочу… Мне неприятно об этом говорить… Мне больно…
— Я понимаю тебя, Майкл. Но постарайся сделать это.
— Они говорили… — начал говорить Майкл, но резко перескочил на другую мысль: — Разве они не рассказывали вам о нашем разговоре?
— Нет, Майкл, я ничего об этом не знаю.
На минут пять воцарилась тишина, затем Майкл нашёл в себе силы, чтобы начать говорить:
— Их было двое. Но разговаривал со мной только один.
— Это были мужчины или женщины?
— Мужчины. Второй потом вообще ушёл. А первый говорил… что Блейд… убийца. Что он… — всхлип, — сядет на всю жизнь. И я тоже… потому что я всё время был рядом с ним, а, значит, я такой же, как он…
Речь Майкла становилась всё менее внятной. Верно, ему к горлу подступала истерика, но он держался, продолжая рассказывать о странной встрече, которая укрылась от глаз его психотерапевта, который должен быть в курсе подобных дел.
— Он говорил всякие гадости, — продолжал Майкл, — говорил, что мы нелюди, моральные уроды и так далее. Мне было отвратительно это слушать, я просил его уйти, но он не уходил. Я пытался позвать медсестру или врача, но меня будто никто не слышал! В итоге я просто сорвался, я закричал, чтобы он убирался прочь и не смел так говорить о Блейде, что он в тысячи раз лучше его! Я подошёл к нему и потребовал, чтобы он ушёл, даже толкнул, просто от эмоций… А он очень больно схватил меня за руку, мне казалось, он мне её сломает, а потом… ударил по лицу. Я не устоял на ногах и упал, ударился боком об спинку кровати… до сих пор очень рёбра болят.
Майкл замолчал, затем как-то задушено всхлипнул и истерично затараторил:
— Пожалуйста, верните меня в палату! Я не хочу здесь быть! Мне страшно…
Далее был слышен звук включения селектора и просьба психотерапевта о том, чтобы к нему в кабинет зашли санитары, потому что больному стало плохо.
Семь минут запись отображала лишь смазанную речь санитаров, отдельные фразы и всхлипы Майкла. Доктор отмалчивался и предпочитал оставаться сторонним наблюдателем.
Когда вся какофония звуков стихла и хлопнула дверь, оставляя мужчину в кабинете одного, он произнёс, записывая примечание к встрече:
— Гипотеза, выдвинутая мистером Бонке, требует более глубокой проверки, но на том этапе, на котором мы находимся сейчас, я согласен с ним. Пациент Майкл Билоу демонстрирует бред, основанный на идее наказания и вины, реалистичные галлюцинации, построенные на тех же идеях. На руках и лице заметны следы борьбы, что вызывает определённые опасения по поводу состояния пациента, потому что, порой, во время «борьбы» с галлюцинацией больные могут нанести себе тяжёлые и даже жизненно опасные травмы. Есть подозрения на вялотекущую шизофрению, так как зачастую этот диагноз тяжело дифференцировать с аутизмом, который приписан пациенту.
— Какая к чёрту шизофрения? — прошипел Блейд, когда запись закончилась. — Может быть, Майкл и был странным, но психом он не был никогда. Не знаю, кого они там пытались из него сделать, но это было большой ошибкой…
Включив третью запись, которая датировалась четырнадцатым сентября, Блейд начал слушать.
— Здравствуй, Майкл.
Блейд не мог знать о том, что происходило в кабинете, но по тому, что через несколько секунд сказал психотерапевт, сделал вывод о том, что его брат пытался покинуть помещение.
— Майкл, дверь заперта.
— Зачем вы всё время меня запираете? — голос напряжённый, как звенящая струна.
— Я закрываю дверь для твоего удобства и комфорта, Майкл, чтобы ты мог быть уверен в том, что никто не зайдёт сюда и не услышит твоих слов.
— Я не только об этом, — ответил парень, прижимаясь спиной к двери. — Меня здесь всё время запирают. Почему? Я же нормальный! Я могу идти домой. Зачем вы держите меня здесь?
— Майкл, — мягко и спокойно произнёс доктор, стараясь не поддаваться истерическим ноткам в голосе пациента, — поверь мне, мы выпишем тебя, как только уверимся в том, что ты полностью здоров и твоему состоянию ничего не угрожает.
— Мне ничего не угрожает! — крикнул Майкл. — Я здоров! Я хочу домой! Я хочу увидеть Блейда! Или хотя бы поговорить с ним!
— Отпустить тебя на встречу с братом мы не можем, потому что это может угрожать твоему состоянию. Поговорить с ним ты можешь, если знаешь номер, на который ему нужно звонить.
— Нет, не знаю… — сникшим голосом ответил Майкл.
Блейд в недоумении нахмурился, смотря на дрожащую линию, отображающую скачки звука на записи в звуковом редакторе. Как Майкл мог не знать номера, на который нужно звонить? Неужели, ему не передавали, что Блейд звонил?
«Эта запись была сделана 14 сентября, — думал блондин, пытаясь понять произошедшее, — я сел 13 сентября и в первый же свой вечер в тюрьме позвонил ему, значит, ему должны были передать это. Получается, не передали?».
— Доктор, а Блейд не звонил мне? — с душераздирающей надеждой в голосе спросил Майкл.
— Майкл, я не знаю. Об этом тебе стоит спросить мистера Бонке — своего лечащего врача. Именно он должен быть в курсе звонков, адресованных тебе.
Прошло около минуты. Судя по всему, Майкл не слишком радостно отреагировал на предложение поговорить со своим лечащим врачом, потому что психотерапевт спросил:
— Майкл, что случилось?
В ответ прозвучала лишь тишина.
— Майкл, тебе плохо?
И вновь парень промолчал в ответ на вопрос доктора.
— Майкл, прошу тебя, разговаривай со мной, потому что, если ты будешь молчать, я могу подумать, что тебе стало хуже, что у тебя начался приступ. И тогда я должен буду вызвать санитаров и медсестру, чтобы тебя вернули в палату и дали тебе успокоительное.
— Зачем вы меня связываете? — тонким от разрывающих сердце эмоций спросил Майкл после долгой паузы.
— Сука! — в сердцах выругался Блейд, срывая с головы наушники и вставая, сшибая стул.
Он начал расхаживать по комнате взад-вперёд, держась за голову, сжимая виски с такой силой, что, казалось, черепная коробка вот-вот треснет.
— Суки, какого чёрта вы себе позволяли?! — шипел блондин, не желая даже допускать мысль о том, что Майкл, в самом деле, мог быть опасен для себя или для кого-либо другого.
Немного остыв, Блейд вернулся к столу и, вновь закурив, надел наушники и отмотал запись назад, потому что он забыл поставить её за паузу.
— Зачем вы меня связываете?
— Майкл, ты имеешь право на то, чтобы не соглашаться с лечением и возмущаться, считать нас, врачей, не правыми, но, поверь, никто в стенах больницы не станет делать ничего, что может тебе навредить.
— Но зачем они это делают?
— Кто «они»?
— Санитары. И доктор Бонке, он всегда приходит вместе с ними, отдаёт поручение, а они его слушаются… А меня никто не слушает.
— А что ты хочешь им сказать?
— Чтобы они оставили меня в покое! — на эмоциях выкрикнул Майкл. — Я просто хочу выйти отсюда! А меня никто не слышит! Никто!…
Далее были звуки включения селектора, непонятный шум, грохот и крики Майкла — кажется, он совсем сорвался — голоса санитаров, медсестры и психотерапевта, который пытался максимально чётко и быстро дать указания и объяснить ситуацию коллегам по больнице.
Затем раздался хлопок закрывающейся двери, а через несколько секунд запись закончилась.
— Бонке, — произнёс Блейд имя психиатра, который занимался Майклом. — Кажется, нам придётся поговорить…
Парень включил новую запись, датированную первым октября. К удивлению и радости Блейда этот файл оказался видеозаписью. Впившись взглядом в экран, блондин начал наблюдать за немного дрожащей картинкой — качество съёмки оставляло желать лучшего.
На экране секунд пять не было видно ничего, кроме закрытой двери. Затем она открылась, и в комнату вошёл Майкл, вернее, его ввели, потому что за его спиной мелькнули фигуры двух слишком рослых санитаров, на фоне которых брюнет казался совсем хрупким мальчишкой.
При взгляде на брата, у Блейда сердце сжалось от невозможной помеси из боли, жалости и желания оказаться там, в этом треклятом кабинете. Майкл на видео выглядел сильно похудевшим, каким-то запуганным и совершенно растерянным; он сутулил плечи и обнимал себя руками, не двигаясь с места, стоя около двери, где его оставили санитары.
Только через несколько минут парень, так и не поднимая взгляда от пола, прошёл к кушетке, сел. Причём шёл он странно, боком, словно боялся повернуться к психотерапевту спиной. Когда он сел, оказавшись ближе к камере, Блейд смог нормально разглядеть его, разглядеть во всех деталях.
Майкл от природы был достаточно белокожим, но сейчас он был просто мертвенно-бледным; кожа его имела нездорово землянистый оттенок. На его руках угадывались синяки от капельниц и уколов, а также просто синяки, которые украшали его хрупкие запястья.
— Мекки, — прошептал Блейд, прикасаясь кончиками пальцев к экрану, на котором был изображён его такой разбитый брат, такой слабый…
— Майкл, привет, — поздоровался психотерапевт.
Парень не ответил, продолжая обнимать себя за плечи и смотреть в пол.
— Я вижу, что тебе плохо сейчас, может быть, ты расскажешь мне о том, что тебя гнетёт? — вновь обратился к Майклу доктор.
Брюнет шмыгнул носом и отрицательно покачал головой, даже не взглянув на врача.
— Майкл, если ты будешь говорить со мной, я постараюсь тебе помочь, — не оставлял своих попыток завязать диалог доктор.
Майкл снова отрицательно покачал головой, а затем, практически неслышно произнёс:
— Мне нужно встретиться с Блейдом. Я не верю, что он меня бросил…
— Что?! — выдохнул Блейд с такой силой, что лёгкие не сразу смогли вновь расправиться. — Я бросил его? Кто сказал ему такой бред?!
Словно кто-то мог услышать и ответить…
— Майкл, это невозможно.
— Я не верю в то, что Блейд ни разу не звонил мне…
— Я звонил, — странная, глупая и такая бессмысленная попытка сказать правду тому, кого уже давно нет.
Вся оставшаяся запись состояла из попыток психотерапевта достучаться до Майкла, но парень больше не произнёс ни слова, не взглянул на доктора.
Когда время встречи закончилось, а доктор уже порядочно устал от попытки превратить монолог в диалог и достучаться до того, кто словно находился за звуконепроницаемым стеклом — он всё видел, но ни на что не реагировал — врач вызвал санитаров, чтобы те провели Майкла до палаты.
— До свидания, Майкл, — произнёс доктор.
Майкл обернулся, оборачиваясь через плечо, впервые за время сессии смотря на доктора. В его глазах плескалась какая-то невозможно отчаянная боль, безысходность. Казалось, ещё чуть-чуть и он рассыплется. И ведь это было правдой — меньше, чем через полтора месяца он отчается настолько, что решит покончить с собой.
Несколько минут ничего не происходило. Съёмка продолжала идти — как видно, доктор забыл про включенную камеру. Затем дверь открылась, и в кабинет зашёл мужчина лет сорока на вид. Когда он подошёл к коллеге, оказываясь перед камерой, Блейд смог прочитать имя на бейджике: «Энгель Бонке».
— Здравствуй, Генрих, — произнёс Бонке.
— Здравствуй.
— Как мой пациент?
— Плохо… — вздохнул психотерапевт. — Услышав, что он не может встретиться с братом, Майкл вообще перестал со мной разговаривать. Знаешь, Энгель, мне кажется, что нужно как-то связаться с его братом.
— Он в тюрьме, — отрезал Бонке.
— И что? Энгель, этот парень — аутист, ему нужно хотя бы какое-то привычное окружение, чтобы нормально существовать. Его состояние и так оставляет желать лучшего. У него психика буквально по кирпичикам разваливается…
— Генрих, — раздражённо вздохнул Энгель, — что я могу сделать, если его брат не желает с ним разговаривать? Он сидит. Он убийца и, судя по всему, психопат. Понятное дело, что ему нет дела до брата. А Майкл от этого только выиграет. Потому что он ведь очень ведомый, Блейд легко мог толкнуть его на нечто жуткое и отвратительное. И, кто знает, чего мы не знаем?…
Блейд, аж, открыл рот от такой вопиющей наглости, от такой гнусной лжи. Звуки и слова застряли где-то в горле и с каждым новым вдохом сильнее сдавливали его.
— Тварь, — наконец-то выдавил из себя Блейд, не моргая, смотря на продолжающего лить грязь и ересь психиатра.
— Ты понимаешь, Энгель, что ещё немного, и мы потеряем этого парня? — вновь попытался воззвать к своему коллеге психотерапевт.
— И что ты предлагаешь, Генрих? Ехать в тюрьму и выбивать им встречу? Даже, если бы я подписался на это, чего я делать не стану, мы не сможем доставить туда этого парня, Майкла, он демонстрирует неадекватное поведение. К тому же, если бы его брат хотел с ним поговорить, он бы позвонил. Номер больницы у него есть.
— Ты уверен?
— Почему ты так сочувствуешь этому парню?
— Я ему не сочувствую, я просто хочу ему помочь.
— Мы ему не поможем. Он болен и единственный его родственник — убийца, который вряд ли выйдет из тюрьмы.
— Он осуждён на пожизненный срок?
— Нет. Но ему предстоит сидеть сорок два года. Сомневаюсь, что он протянет столько в тюремных стенах.
— Ты, главное, Майклу об этом не говори.
— Я говорю ему только факты, — прикрыв глаза, ответил доктор Бонке. — Он каждый день по десять раз спрашивает меня: не звонил ли ему Блейд? Я отвечаю правду — нет, не звонил.
— Сука, — прошипел, практически прорычал Блейд. — Я звонил. Я каждый грёбанный день звонил! Так вот, кто стоял между нами с Майклом, кто отдавал приказ не подзывать его к телефону! Конечно, он — заведующий психиатрическим отделением, он имеет на это право. Но… зачем?
— И что мы будем с этим делать? — поинтересовался Генрих.
— Будем продолжать лечение, — спокойно ответил доктор Бонке. — Сейчас ему вколют снотворное. Думаю, он должен проспать до утра. А утром продолжим работу.
— Ты можешь отправить его завтра ко мне не в обычное время, а до обеда?
— Зачем?
— Мне завтра после двух нужно быть дома. Я уже отпросился у главного.
— Как скажешь.
Запись закончилась. Блейд закрыл окно видеопроигрывателя, медля с тем, чтобы включить следующую запись. Он сидел, смотря куда-то перед собой и ничего не видя при этом. В голове было слишком много вопросов, а в крови всё сильнее закипало желание оторвать голову этой твари — психиатру Майкла, который вёл непонятную игру, что в итоге привела к трагедии.
Включив новую запись, датированную тринадцатым октября, Блейд начал слушать. Это был аудио-файл.
— Привет, Майкл.
Тишина в ответ.
— Садись, пожалуйста.
Тишина в ответ
— Пожалуйста, сядь, Майкл. Мне трудно с тобой разговаривать, когда ты стоишь так далеко. И тебе так, наверное, неудобно.
Тишина в ответ.
— Майкл, — вздохнув, произнёс психотерапевт, — ты нехорошо себя чувствуешь?
— Доктор Бонке сказал, что Блейд не придёт, — севшим голосом ответил Майкл. — Никогда.
— Майкл, доктор Бонке не мог такого сказать. Наверное, ты что-то перепутал…
— Вот видите, мне никто не верит, — горько произнёс Майкл. — Никто не верит моим словам.
— Каким словам, Майкл?
Далее шли целых тридцать минут безрезультатных попыток психотерапевта достучаться до парня, после чего прозвучал уже слишком знакомый слуху Блейда звук включения селектора, слова с просьбой к санитарам, чтобы зашли в его кабинет, голоса медицинского персонала и упрямое молчание Майкла. Запись закончилась.
Включив следующий файл, Блейд стал прислушиваться, хмурясь из-за того, что эта запись содержала слишком много помех и шумов, что резали слух и били по нервам. Он толком ничего не сумел расслышать в этой записи, а сама запись закончилась слишком быстро, всего через пятнадцать минут, вместо положенных шестидесяти.
Осталось всего две записи: от двадцатого октября и от двадцать седьмого. Включив запись от двадцатого числа, Блейд обнаружил, что это вновь было видео.
На экране сидел Майкл, привычно обнимая себя за плечи, поглаживая по худым бледным рукам в попытке согреться и успокоиться, в попытке убаюкать себя. Его взгляд бегал, но всякий раз избегал того, чтобы посмотреть на психотерапевта.
— Майкл, ты не хочешь посмотреть на меня? — мягко спросил мужчина в белом халате.
Брюнет отрицательно покачал головой.
— Майкл, мне всё больше кажется, что наше взаимодействие заходит в тупик. Если так пойдёт и дальше, мне придётся передать тебя другому специалисту. Что ты об этом думаешь?
Майкл никак не отреагировал на слова доктора.
— Майкл, я…
— Я боюсь, доктор, — вдруг произнёс Майкл.
Голос его был сухим, безжизненным. Он продолжал смотреть в сторону, обнимая себя за плечи.
— Чего ты боишься, Майкл? Расскажи мне и я помогу тебе справиться со своим страхом.
Брюнет отрицательно покачал головой и сжал зубы, сдерживая слёзы, сдерживая рвущийся наружу и рвущий изнутри на куски крик.
— Майкл, ты слышишь меня? — вновь спросил доктор, стараясь не дать парню вновь уйти глубоко в свой мир. — Прошу тебя, говори со мной. Я помогу тебе.
Больше диалог не завязывался. Майкл продолжал упрямо и исступлённо молчать, смотря в сторону, со временем начиная слегка раскачиваться взад-вперёд. Всё это привело к тому, что доктору вновь пришлось заканчивать сессию раньше и вызывать санитаров, чтобы вернули в палату пациента, который был где-то не здесь.
Майкла уже почти вывели за дверь, когда он вдруг вернулся в реальность, ожил и, обернувшись, обратился к психотерапевту:
— Доктор, мне нужно вам кое-что сказать, пожалуйста.
Мужчина взглянул на санитаров, которые держали под руки пациента, и, подумав две секунды, сказал им:
— Оставьте нас, пожалуйста, наедине.
Санитары кивнули и, отпустив Майкла, удалились. Как только за рослыми мужчинами закрылась дверь, парень бегло и настороженно обернулся на неё, после чего кинулся к столу психотерапевта, заставляя его вздрогнуть, едва не падая перед ним на колени.
— Доктор, — зашептал Майкл, — спасите меня. Прошу вас, помогите мне выйти отсюда. Я нормальный. Но я так больше не могу. Они убивают меня. Доктор, прошу вас!
— Майкл, — максимально мягким и спокойным тоном ответил парню доктор, стараясь держать пациента на расстоянии, — я не могу лично выписать тебя. Но, если ты чувствуешь себя хорошо, я могу поговорить с твоим лечащим врачом о твоей выписке…
— Да, прошу вас! — взмолился Майкл, перебивая мужчину и хватая его за руку.
Доктор нервно сглотнул. По всем признакам у брюнета началось обострение, приступ маниакального состояния. И это пугало мужчину, потому что, пусть этот юноша и не выглядел сильным, но психиатрические больные могут быть очень опасны в своих обостренных состояниях, вне зависимости от своих физических данных.
— Прошу вас, — тише добавил Майкл, опуская голос до шёпота и сверкая лихорадочным взглядом, в котором плескалась последняя надежда. — Если не вы, я пропаду…
— Но, Майкл, ты говорил о том, что ты боишься. Это наталкивает меня на…
— Я боюсь их! — выкрикнул Майкл, резко отпуская руку доктора. — Я боюсь доктора Бонке! Вы не знаете, что он делает!
— Что он делает, Майкл? — серьёзно, но спокойно спросил психотерапевт. — Расскажи мне.
И тут открылась дверь, которую мужчина не запер после прихода санитаров, и в кабинет зашёл тот самый доктор Бонке, про которого так надрывно рассказывал Майкл, прося о помощи.
— Что здесь происходит? — спросил психиатр, серьёзно смотря на коллегу, который был в его подчинении, и на пациента.
Майкл отошёл, упираясь в стол, сжимаясь. Он был похож на щенка, которого постоянно жестоко бил хозяин-изверг и который вновь увидел этого самого хозяина перед собой.
Посмотрев на парня, затем на коллегу, психотерапевт произнёс:
— Доктор Бонке, у нас конфиденциальный разговор. Прошу вас, оставьте нас.
— Доктор Штраус, — тоже официально ответил психотерапевту психиатр, — я являюсь лечащим врачом Майкла, так что, я имею право находиться здесь.
Психотерапевт поджал губы, но возразить ему было нечего. По сути, его коллега был прав. Взглянув на парня, Генрих произнёс:
— Майкл, ты можешь продолжать.
Майкл отрицательно замотал головой и втянул голову в плечи, волчонком смотря на психиатра.
— Тогда, если ты хочешь, мы можем продолжить нашу беседу во время следующей встречи? — предложил альтернативу доктор Штраус.
Майкл подумал немного и неуверенно кивнул, смотря в пол.
— Если ты ничего больше не хочешь сказать, Майкл, то, пошли, я отведу тебя в твою палату, — произнёс доктор Бонке, подходя к парню.
Майкл ещё больше вжался в стол психотерапевта, причиняя себе боль тем, как сильно дерево давило на плоть.
— Пошли, Майкл, — мягко повторил психиатр. — Я думаю, ты можешь дойти до своей палаты и без санитаров. Давай, попробуем?
Майкл отрицательно замотал головой. Вздохнув, психиатр сходил к двери и позвал санитаров, которые ждали своего часа. Отдав в их крепкие руки Майкла, мужчина хотел и сам уйти, но его окликнул Генрих:
— Энгель, можешь задержаться немного?
— В чём дело, Генрих? — поинтересовался доктор Бонке, вновь заходя на территорию кабинета коллеги и закрывая за собой дверь.
— Я хочу поговорить насчёт этого парня, Майкла. Его слова немного озадачили меня…
— Хорошо, конечно, я готов поговорить. Он же мой пациент. Только, выключи камеру. Думаю, наш разговор никак не относится к вашей с ним беседе.
Психотерапевт кивнул и выключил запись. Перед Блейдом загорелся чёрный экран.
Оставалась последняя запись, датированная двадцать седьмым октября 2012 года — тем самым днём, когда Майкла выписали из третьей городской больницы и перевели в Евангелическую больницу королевы Елизаветы Херцберге, где он пробыл всего две недели.
Сунув в рот сигарету, Блейд щёлкнул зажигалкой, слишком глубоко затягиваясь очень крепким дымом. Хотелось как можно скорее узнать правду, услышать или увидеть то, что запечатлено на последней записи, но парень чувствовал, что, если он не даст себе небольшую передышку и не восполнит уровень никотина в крови, то у него случится нервный срыв из-за всех тех эмоций, из-за той информации и правды, что свалились на него. И из-за той боли, которую он видел в глазах брата и слышал в его голосе.
Он мог простить людям свою боль. Но боль Майкла — никогда.
Всё, пришло время узнать правду. Пришло время последней записи. Нажав на кнопку воспроизведения, блондин начал ждать.
— Привет, Майкл, — поздоровался психотерапевт.
— Здравствуйте, — голос не такой, как на всех предыдущих записях, весёлый.
— Я рад, что ты сегодня в хорошем настроении, Майкл.
— Да, доктор Бонке сказал, что меня выписывают. Я смогу вернуться домой и это здорово. Но домой я не поеду. Я поеду к Блейду.
— Лучше немного подождать, Майкл, — мягко возразил мужчина. — На свидание в тюрьму попасть не так просто. Нужно сначала взять разрешение у её администрации.
— Хорошо. Значит, возьму. Сегодня поеду и возьму. А завтра увижусь с ним.
— Мне очень приято видеть тебя в таком боевом расположении духа, — улыбнулся доктор. — Думаю, теперь ты точно готов к выписке.
— Да, — радостно согласился Майкл. — Доктор Бонке сегодня проводил со мной какие-то тесты, задавал очень много вопросов. Он не сказал мне их результатов, но всё должно быть хорошо, потому что он не изменил своего решения.
— Я рад, Майкл.
— Ладно, я пойду?
— Но сеанс только начался?
— Мне вещи нужно собрать. И я хочу позвонить Блейду. Мне мужчина, который лежит через одну палату, дал справочник, там есть номера тюрем.
— Тогда, не буду тебя задерживать, — согласился доктор. — Удачи.
Запись вмещала в себя ещё секунд десять тишины, а затем обрывалась. Записи кончились.
Блейд ещё несколько секунд сидел, смотря на замерший бегунок аудио-проигрывателя, затем встал и захлопнул крышку ноутбука. Его не покидал вопрос о том, как получилось так, что двадцать седьмого октября Майкл был радостен и полон жизни, полон планов на жизнь, а двенадцатого ноября взял и прыгнул из окна? И ещё один вопрос, не менее загадочный, — как получилось, что Майкла выписали из больницы, но свободы он так и не увидел, а увидел лишь стены новой больницы, которая стала для него последним приютом?
«У меня есть только один способ узнать правду, — думал Блейд, переодеваясь и подготавливая все необходимые вещи, — спросить у того, кто играл в этой ситуации главную и ключевую роль. И, пусть доктор Бонке слишком много недоговаривал, отказать в разговоре мне он просто не сможет».
Глава 9
Здравствуйте. Вы меня не знаете. Но я знаю вас.
Пила©
Блейд свернул за угол, оказываясь на улице, где располагался интересующий его дом. На город уже опустилась темнота, которая наступает достаточно рано в самом начале прекрасной весенней поры. С неба сыпала мелкая холодная и отвратительная морось, изо рта клубами вырывались облачка пара. Этим вечером Блейд впервые за много лет решил добраться до нужного ему места на метро, в последний раз он пользовался подземкой ещё в далёкие школьные годы. Сейчас ему не хотелось привлекать к себе лишнее внимание, не хотелось провоцировать неинтересные беседы, которые непременно закончатся его победой, которые могут случиться, если его узнают, заметят.
Он сделал всё, чтобы стать незаметным, неузнаваемым. Чёрное пальто, капюшон толстовки на голове, тёмные очки, несмотря на то, что был уже вечер — идеальный образ шпиона. Или, если позволите, неуловимого мстителя. На плече сумка с вещами, которые могут пригодиться во время разговора с уважаемым доктором Бонке, под кофтой спрятан пистолет, который надёжно крепится на ремне тёмных джинсов.
И вот, он пришёл. На почтовом ящике номер дома и фамилия его владельца: «Бонке». Взглянув на витиеватые золотые буквы, которыми были написаны данные хозяина жилья, блондин просунул руку в отверстие на резном невысоком заборе и открыл калитку. Толкнув дверцу, парень зашёл на территорию дома психиатра, закрыл за собой калитку и, не торопясь, но уверенно направился к крыльцу.
Взойдя на три ступени, Блейд нажал на кнопку звонка. По ту сторону двери раздался мелодичный перезвон, который свидетельствовал о наличии эстетического вкуса у жильцов дома. Через две минуты к двери подошли и произнесли:
— Подождите минуточку, уже открываю!
Блейд кивнул, сохраняя полное спокойствие и невозмутимость, несмотря на то, что его глазам вот-вот должен был предстать нечистый на руку психиатр, по чью душу пришёл парень.
Дверь открылась. На пороге стоял мужчина приятной наружности, который практически не изменился за те четыре года, которые прошли с того момента, когда была сделана запись, на которой Блейд видел его. Мистер Бонке выглядел расслабленно и по-домашнему, на нём был надет тёмный тяжёлый халат и спортивные штаны, на ногах тапочки. Мужчина окинул Блейда взглядом и вопросительно посмотрел ему в лицо, в глаза, которые были скрыты тёмными очками.
— Добрый вечер, мистер Бонке, — поздоровался Блейд. — Мы с вами сегодня утром разговаривали по телефону.
— Ах, точно! — улыбнулся мужчина, который совсем забыл про назначенную встречу, замотался и расслабился. — Извините, мистер Вернер, я совсем забыл про нашу договорённость…
— Бывает, — кивнул Блейд. — Можно я пройду в дом?
— Да, конечно, — улыбнулся мужчина и отошёл, пропуская гостя внутрь.
Когда блондин переступил порог, хозяин дома обратился к нему:
— Снимайте верхнюю одежду, мистер Вернер. Или вы всего на пару минут?
— Думаю, я задержусь подольше… — загадочно ответил Блейд, но доктор не услышал странных зловещих и стальных ноток в его голосе.
Сняв пальто и повесив его на вешалку, Блейд снял очки, убрал их в карман просторной серой толстовки.
— Проходите, мистер Вернер, — произнёс доктор Бонке, указывая рукой на диван, — садитесь.
— Вы всегда так обходительны с родственниками своих пациентов, мистер Бонке? — поинтересовался Блейд, проходя к дивану и садясь.
— Это не обходительность, — немного смутился и растерялся врач. — Это простое уважение.
Блейд несколько раз кивнул, принимая ответ доктора. Разведя руками и осмотревшись, доктор тоже сел, занимая кресло около дивана. Он обратился к Блейду:
— Я к вашим услугам, мистер Вернер. Только, прошу вас, постарайтесь излагать свои вопросы чётко, чтобы я мог так же на них ответить. Мне бы хотелось закончить нашу встречу до восьми.
— Вы куда-то торопитесь, мистер Бонке? — играя свою роль, поинтересовался Блейд, вопросительно взглянув на доктора.
— Да, — кивнул доктор. — Мой сын должен вернуться домой в десять. Мне бы хотелось до этого момента закончить с бумажной работой и приготовить ужин.
— Похвально, что вы желаете освободить вечер для сына, — странным тоном произнёс Блейд, смотря на доктора.
Врач непонимающе взглянул на парня, но спрашивать ничего не стал. За время работы в статусе психиатра он успел насмотреться такого, что поведение блондина казалось совершенно нормальным.
— Да, — кивнул доктор. — Но — не будем тратить время на разговоры обо мне. Поговорим лучше о вашей сестре, мистер Вернер, ведь именно для этого вы пришли сюда?
Блейд промолчал в ответ, что несколько напрягло доктора. Мистер Бонке нахмурился и посмотрел на гостя, который начинал казаться ему всё более странным. Что-то не нравилось врачу в нём, но причин этому он не мог найти. Это было просто настороженностью на интуитивном уровне. Но медики не верят интуиции. Очень зря не верят.
— Мистер Вернер? — осторожно обратился к Блейду мужчина. — С вами всё в порядке?
— Вы — врач, вам виднее, — спокойным и холодным тоном ответил парень, взглянув на доктора прожигающим взглядом.
— Мистер Вернер, я вас не совсем понимаю…
Взгляд доктора скользнул по лицу гостя и упал на его руки. Он продолжал оставаться в чёрных перчатках. Мистер Бонке вновь нахмурился.
— Почему же? — поинтересовался Блейд, изображая искреннее удивление. — Это же дело врачей — ставить диагнозы, судить о нормальности… Вы ведь так любите это.
— Мистер Вернер…
— Можете обращаться ко мне на «ты», — произнёс блондин, перебивая доктора. — И называть по имени. Меня зовут — Блейд.
Мистер Бонке почувствовал, как что-то неприятно сжалось у него внутри, трусливо заскулило от упоминания этого имени. Конечно, это могло быть совпадением. Он никогда не видел Блейда лично. Что уж там — он успел забыть о том, что был такой человек и о том, что он занимался лечением его брата, не слишком хорошо занимался…
— Блейд… — повторил за парнем мужчина.
— Да, — кивнул блондин, не давая доктору добавить что-то ещё. — Блейд Билоу.
Глаза доктора полезли на лоб, в них отразился страх, а лицо исказилось от неприятных эмоций и предчувствий.
— И теперь, когда с «мистером Вернером» покончено, мы можем перестать прятаться за масками и поговорить на чистую воду, — добавил Блейд, смотря на доктора. — Вы правы, я пришёл, чтобы узнать о своём родственнике. Но не о сестре, которой у меня никогда не было, а о брате, которого у меня уже нет, — слово «уже» Блейд особенно сильно выделил интонационно, почти прорычал.
Взгляд парня стал тёмным, практически чёрным, жутким. Он неотрывно смотрел на доктора, словно пытаясь забраться ему в душу и высосать её.
— Покиньте мой дом! — мистер Бонке хотел сказать это уверенно и угрожающе, но получилось как-то нервно. — Немедленно!
Он встал и, сделав шаг в сторону телефона, добавил:
— Или я вызову полицию!
— Сядьте, — изменившись в лице, став безумно холодным, приказал Блейд.
— Ты с ума сошёл?! — выкрикнул доктор и хотел взять телефон, но боковым зрением увидел нечто, что остановило его, привлекло внимание.
Повернувшись лицом к гостю, мужчина увидел в его руках пистолет, направленный ему в грудь. Доктор нервно сглотнул. Подумав немного, он поднял руки, напряжённо следя за невозмутимым парнем, который держал его на мушке.
— Советую вам сотрудничать со мной, Энгель, — произнёс Блейд, продолжая сверлить доктора ледяным тёмным взглядом.
— Откуда ты знаешь моё имя?
— Я многое знаю, — загадочно ответил Блейд, пожимая плечами. — Знаю, что ты, Энгель, лечил моего брата, знаю, что ты делал это далеко не качественно…
— Откуда? — выдохнул мистер Бонке.
— Мертвецы всё знают, — ответил Блейд и, прочитав вопрос и недоумение в глазах доктора, добавил: — Разве ты не знаешь, Энгель, что я умер? Был застрелен во время попытки побега из тюрьмы. Я думал, что тебе должны были сообщить об этом, чтобы ты спал спокойно, зная, что возмездие в моём лице тебя не найдёт.
— Я не понимаю…
— Не нужно ломать комедию, — вновь вернувшись к ледяному тону, ответил парень. — Ты всё прекрасно понимаешь. Или, может быть, мне нужно сделать тебе больно, чтобы память вернулась к тебе? М? Что мне тебе прострелить, чтобы ты заговорил?
Доктор поморщился, почувствовав боль в груди. Совсем недавно он оказался в больнице с угрозой инфаркта, и сейчас износившееся сердце напомнило о себе.
— Или, — продолжил блондин, — может быть, мне стоит дождаться возвращения твоего сына, чтобы у тебя появился стимул говорить? Я никуда не тороплюсь, я могу подождать.
Доктор закрыл глаза, сглатывая, принимая поражение и свою слабость в сложившейся ситуации, свою беспомощность.
— Что ты хочешь узнать? — тихо спросил врач, продолжая держать глаза закрытыми.
— Я всё и так знаю, — соврал Блейд. — Но я хочу, чтобы ты лично пересказал мне всё ещё раз, пересказал в подробностях: со своими действиями и именами подельников. Очисти свою душу, Энгель. Так будет проще.
— Ты хочешь, чтобы я настучал на кого-то?
— А разве это не является самым простым выходом — подставить другого, чтобы спасти свою шкуру? Думай, Энгель, я даю тебе возможность выбора.
Доктор молчал несколько минут, напряжённо думая. Даже боль в груди стихла, отошла на задний план. Она сейчас виделась чем-то неважным, по сравнению с той ситуацией, в которой оказался мужчина, и тем, кто сидел перед ним, направив на него оружие.
— Хорошо, — кивнул доктор, смотря в пол, — я расскажу…
— Разрешаю тебе сесть. А то побледнел совсем. Того и гляди — в обморок упадёшь, а я откачивать тебя не стану, — произнёс Блейд и опустил пистолет.
Увидев шальной и мятежный огонёк надежды, зажёгшийся в глазах доктора, парень добавил:
— И, Энгель, без шуток. Одно неверное движение с твоей стороны и ты потяжелеешь на несколько грамм свинца. Как тебе перспектива?
— Я… Я всё скажу, — заикнувшись, ответил доктор и сел.
Он ещё несколько секунд держал руки поднятыми, затем опустил их на колени. Блейд встал и обошёл врача, взял телефон и переставил его подальше.
— Чтобы не мешал тебе говорить и не отвлекал, — пояснил свои действия блондин.
Вернувшись на своё место, Блейд произнёс:
— Начинай, Энгель.
Доктор тяжело вздохнул, собираясь с силами и с мыслями. Он толком не понимал, что должен говорить. Он боялся это делать, но молчать было ещё страшнее. Он не хотел умирать и боялся смерти до дрожи в коленях.
— Ну? — раздражённо произнёс Блейд. — Или мне тебе предложить стакан воды, чтобы ты успокоился и начал говорить?
— Да, я лечил Майкла, — выпалил на одном дыхании доктор. — Вернее… — он шумно сглотнул и прикрыл глаза. — Вернее, я следил за тем, чтобы его не лечили другие.
— То есть, он попал в психиатрическое отделение не по состоянию здоровья, а с твоей лёгкой руки?
— Нет, — покачал головой доктор, — вновь чувствуя неясную боль за грудиной. — Он попал ко мне, потому что ему было плохо. Он же больной…
— Он — аутист, — одёрнул мужчину блондин.
— Да, — кивнул доктор. — Аутист. Ему стало плохо, и его перевели в моё отделение. Я стал его лечащим врачом и…
— И?
Доктор судорожно выдохнул и закрыл глаза. Никогда в жизни ему не было так сложно говорить. И причиной тому была не вина, которую он испытывал — её не было, причиной тому был страх за себя и своего сына. Он был наслышан о Блейде, и блондина представляли ему в гораздо худшем виде, чем он был на самом деле. И теперь этот псих, которым его считал доктор Бонке, сидел перед ним с оружием в руках.
— И?! — раздражённо и громче повторил Блейд, теряя терпение. — Что ты делал?!
— Я выставлял его психом, — едва слышно ответил доктор, смотря в пол. Исповедь с дьяволом началась. — Я сделал так, чтобы ни у кого, кроме меня, практически не было к нему доступа, чтобы никто не знал о нём ничего. Я… выставил ему диагноз «шизофрения». Мне все легко поверили. Во-первых, Майкл ведь аутист, а аутизм часто путают с шизофренией, клинические картины достаточно схожи, за исключением галлюцинацией. Во-вторых, он ведь бредил… Ну, все думали, что бредил…
— А на самом деле?
— А на самом деле всё было правдой, — выдохнул доктор с таким видом, словно эти слова были для него последними.
— И зачем ты всё это делал? Зачем выставлял его ненормальным?
— Чтобы… Чтобы прикрыть себя, — неуверенно ответил доктор, смотря в пол.
— Прикрыть себя? Ммм… Мило. И от чего же ты себя прикрывал?
— От ответа. Мне нужно было сделать так, чтобы ему никто не поверил, а поверили мне. А бредящему шизофренику ведь никто не поверит…
— Зачем?
— Что «зачем»?
— Зачем ты держал его в больнице, если это ставило тебя под удар?
— Потому что меня об этом попросили… — едва слышно ответил доктор и, вздохнув, добавил уже громче: — И я сам… Сам считал, что так будет правильно.
— То есть, ты всё-таки считал его психом?
— Я считал его хуже, чем психом, — зачем-то искренне ответил доктор Бонке и тут же прикусил язык.
Он закрыл глаза и почти почувствовал, явственно представил себе, как раскалённый свинец пронзает его плоть за эти слова. Но этого не случилось.
Открыв глаза, мужчина вопросительно и удивлённо, испуганно посмотрел на Блейда. Блондин сидел, смотря на него исподлобья, сверля взглядом, оружие по-прежнему было у него в руках, но было опущенным.
— И… Извини, — произнёс Энгель, смотря на пистолет в руках блондина, который мог подарить ему смерть.
— Мне не нужны твои извинения, — сухо ответил парень. — Они ничем мне не помогут. И, тем более, они ничем не помогут Майклу.
— Я… Я попрошу у него прощения! — выпалил доктор.
Он действительно верил в то, что говорил. Перед лицом смерти и ни на такое унижение пойдёшь.
— Я на колени встану! Он хороший мальчик! Он поймёт меня! — продолжал на одном дыхании тараторить психиатр.
— Попросишь, — согласился Блейд, задумчиво смотря вперёд и в себя. — Обязательно попросишь…
— Где он? Я хоть сейчас поеду к нему!
— Об этом потом, — сухо ответил Блейд. — Сейчас вернёмся к тебе и твоим поступкам, их мотивам. Что толкнуло тебя на то, чтобы издеваться над моим братом?
— Я… Я не издевался, — неуверенно ответил доктор, тупя взгляд. — Я обращался с ним так же, как со всеми остальными пациентами.
— То есть, для тебя истязания своих пациентов является нормой? Плохо, Энгель, очень плохо…
— Да, — согласился доктор. Ему казалось, что у него вот-вот начнётся истерика. — Я позволял себе немного больше положенного, но только потому что… считал его монстром…
— А минуту назад ты говорил, что он хороший и сердечный мальчик. Путаетесь в показаниях, доктор Бонке, а это, как известно, ужесточает наказание, потому что никому не нравится, когда ему лгут в глаза.
— Я не лгу! — в сердцах выпалил доктор. — Тогда я считал его плохим человеком, но сейчас…
— Что, сейчас? — холодно перебил его Блейд. — Хочешь сказать, Энгель, что ты думал о Майкле и сожалел о своих действиях?
— Нет, — честно ответил доктор. — Не думал. Но теперь думаю.
Его слова были ложью, в которую мужчина сейчас сам верил. Он был слишком труслив и слишком сильно боялся, чтобы всерьёз задумываться над чем-то, помимо спасения своей жизни.
— Позднее раскаяние лучше его полного отсутствия, — кивнул Блейд. — Может быть, это поможет тебе.
— Прошу тебя, не трогай меня, — заскулил доктор.
Он выглядел сейчас так жалко, что Блейд поморщился, смотря на его унижения. Энгель, что переводится, как ангел, — какое неподходящее имя для такого, как он…
— А Майкл много раз просил тебя об этом же? — спросил Блейд, заставляя сердце в груди доктора споткнуться.
Блондин несколько секунд посмотрел на мужчину и добавил:
— Ну, что же ты молчишь, Энгель?
— Да, много… — едва слышный шёпот.
— И что ты делал в те моменты, когда он просил тебя об этом?
— Ничего такого! Клянусь, ничего! Он просто всё время просился домой, просился к тебе! Он не переносил ничьего общества…
— Но ты его не слушал, — не вопрос, именно утверждение.
— Я думал, что он врёт, — втянув голову в плечи, ответил доктор. — Мне сказали, что он такой же, как ты. И про тебя многое рассказали…
— Кто?
— Полицейский…
— Какой?
— Я не знаю его имени…
— Как так?
— То есть, не помню, — мужчина нахмурился. — Он представлялся только в первую нашу встречу. Я не придал этому особого значения и не обращался к нему по имени или фамилии. Он часто приходил и просил встреч с Майклом. И я разрешал ему их…
— Это были те самые встречи, которые ты, Энгель, сделал «бредом» Майкла?
— Да, — едва слышно выдохнул врач. — Этот полицейский рассказал о тебе и твоих преступлениях. И о том, что Майкл принимал в них участие. Но они не могли его посадить, потому что у него психиатрический диагноз… Но он говорил, что его надо вывести на чистую воду, наказать. Этот мужчина говорил, что Майкл заслуживает этого. И…
— И ты верил ему, — кивнул Блейд. — Разве тебя не учили родители, что нельзя верить незнакомцам?
— Он был полицейским. Кто захочет играть с полицией? У меня жена… была тогда ещё. У меня сын и работа. Я боялся, что, если я откажусь от сотрудничества, они повесят на меня что-нибудь. Все ведь знают, что так бывает…
— И потому ты решил спасти свою задницу ценой жизни моего брата.
— Почему ценой жизни? Его жизни никто не угрожал.
— Ты знаешь, что было во время этих встреч?
— Нет, они всегда встречались без меня.
— А синяки на теле Майкла тебя не натолкнули на определённые размышления? Или ты на это тоже закрыл глаза?
— Я… Я не думал, что это плохо… Майкл был для меня каким-то нелюдем…
И в этот момент внутри Блейда что-то замкнуло, взорвалось, ударяя по нервам электрошоком.
Нелюди… По какому праву те, кто истязал невиновного, кто довёл его до самоубийства, имеет право так говорить о них?
Резко подорвавшись с места, в мгновение ока преодолев расстояние до кресла, в котором сидел доктор, Блейд прижал дуло пистолета к его щеке, склоняясь к его лицу. Взгляд у блондина был сейчас поистине жуткий: чёрный, дикий, нечеловеческий. А голос его был подобен голосу самого дьявола.
— А теперь сыграем в «вопрос-ответ», — прошипел парень, не моргая, смотря в глаза доктору, который уже и так находился в полуобморочном состоянии от страха.
Мистеру Бонке показалось, что Блейд через глаза высасывает из него душу и жизнь.
— Я задаю вопрос, ты чётко отвечаешь на него. Понятно? — жутким тоном добавил блондин, продолжая сверлить доктора диким взглядом.
Доктор Бонке судорожно сглотнул и кивнул.
— Что говорил Майклу тот полицейский? — спросил Блейд.
— Я не знаю…
— Неправильный ответ, — ответил блондин и наотмашь ударил мужчину рукоятью пистолета по лицу, рассекая ему бровь.
— Клянусь, я не знаю, — захныкал врач. По его лицу потекла струйка алой крови. — Я никогда не присутствовал на их встречах. А Майкл не рассказывал мне о том, что происходило во время них.
— Скажи лучше, что ты не спрашивал его об этом, — хмыкнул блондин и добавил, рявкая: — Это был вопрос! Отвечай, мразь!
— Нет, не спрашивал, — севшим голосом ответил доктор, закрывая глаза, почти принимая свою участь.
— Тебе было всё равно?
— Да…
— Майкла били?
— Я — нет. Санитары тоже. Но они часто бывают грубы с пациентами…
— Зачем ты говорил ему, что я не звонил? Почему ты приказывал дежурным медсёстрам не подзывать его к телефону?
— Потому что меня об этом попросили… Тот полицейский.
— Он так и сказал?
— Не совсем… Он просто сказал, что надо сделать всё, чтобы сделать жизнь Майкла невыносимой, чтобы он рассказал правду…
— Какую к чёрту правду?!
— Я… не знаю. Я просто говорю то, что сказали мне, — с мученическим выражением лица ответил мужчина. — А я понял из разговоров с Майклом, что для него нет ничего важнее тебя, вот я и решил, что лучшим способом воздействия на него будет сделать так, чтобы он лишился возможности общаться с тобой…
— Тварь, — презрительно произнёс Блейд, брезгливо кривя губы — После таких слов ты даже смерти не заслуживаешь.
— Прошу тебя, — взмолился доктор, — не убивай меня.
— Не убью, — холодно ответил блондин. — Продолжим. Почему к Майклу не пускали моего друга, который приходил к нему? Тоже твой приказ?
— Нет, по уставу больницы мы не можем пускать к тяжёлым психиатрическим больным посторонних, которое не являются им родственниками, — попытался соврать доктор, но Блейд не поверил.
Ударив мужчину под дых так, что у него перехватило дыхание, блондин схватил его за волосы и, склонившись к уху, прошептал-прошипел:
— Не ври мне. Тебе же хуже от этого будет.
— Прости… — прохрипел доктор, пытаясь нормально вдохнуть, что у него пока не получалось.
Он смог нормально ответить на заданный вопрос только через полминуты.
— Да, это был мой приказ, — произнёс доктор Бонке.
— Твоя идея или просьба полицейского?
— Моя…
— Зачем ты так сделал?
— Потому что мне показалось, что будет лучше оградить Майкла от взаимодействия не только с тобой, но и со всеми остальными.
— Почему ты так решил?
— Потому что… — начал говорить доктор, но запнулся.
Судорожно вздохнув, он продолжил:
— Потому что с его диагнозом отсутствие того, к чему он привык, может быть очень болезненным. Это хороший способ воздействия. А я подумал, что посетитель может ему что-то рассказать о тебе…
— Зачем ты сказал, что я никогда не приду к нему?
Доктор поднял глаза, в недоумении смотря на блондина. Он не мог понять, откуда парень знает про его слова, про его поступки и даже цитирует его. Он же не знал о том, что его жизнь продала попавшая в трудные жизненные обстоятельства миссис Рихтер, которая согласилась предоставить Блейду информацию и записи с сеансов психотерапии.
— Я… — открыл рот доктор, желая отовраться, но Блейд одёрнул его:
— Не ври мне. Я знаю о том, что ты сказал ему так. Советую признаться и объяснить мне причину такого поступка.
— Я хотел причинить ему боль, — тихо произнёс доктор, выдыхая.
Он закрыл лицо ладонями и согнулся, добавляя:
— Я вошёл во вкус, доводя его. Мне казалось, что я поступаю правильно, что он этого заслуживает. Господи, Блейд, прости меня…
— Я уже сказал, что твои извинения мне не нужны, — сухо ответил парень.
— Передай Майклу, что я сожалею о своих поступках…
— Сам передашь, — сухо перебил мужчину блондин. — Вернёмся к делу. Почему Майкла выписали, но вместо дома он попал в другую больницу?
— Это было моей идеей…
— Подробнее.
— Уже в октябре главврач начал возмущаться тем фактом, что Майкл так долго находится в больнице с невнятными диагнозами: то в одном отделении, то в другом… И психотерапевт, который лечил Майкла, тоже начал что-то подозревать… Я сначала хотел выписать его, потому что мне не нужны были проблемы с работой. Но потом опять пришёл этот полицейский… Чёрт, как же его звали?
— Потом вспомнишь. Не отходи от темы.
— Он сказал, что его ни в коем случае нельзя выписывать, потому что он больной, потому что… в таком случае всё, что он натворит, будет на моей совести.
— Что Майкл мог натворить? — прошипел Блейд, делая звучные паузы между словами, нависая над доктором Бонке грозной и смертоносной тучей. — Он в жизни никого не тронул!
— Но я этого не знал! — пискнул врач.
— Незнание не освобождает от ответственности. Знаешь такое выражение? — вскинул бровь блондин.
— Знаю…
— Хватит отступлений. Продолжай.
— Он сказал это. И намекнул на то, что у меня могут быть проблемы…
— Намекнул или пригрозил?
— Я не знаю, — вздохнул доктор. — Я боялся его. Кто не боится полиции? — мужчина взглянул на Блейда, но парень не ответил.
Вздохнув, Энгель продолжил:
— Я просто сделал то, о чём меня просили. Этот полицейский сказал, что он знает главврача Евангелической клиники, потому Майкла будет легко там закрыть. Мне оставалось всего ничего — оформить выписку, а, затем, передать Майкла в руки врачам этой клиники. Я сделал это.
— Как звали того врача?
— Ричард Кольбе, — вновь опуская глаза в пол, ответил доктор.
— И что было дальше?
— Ничего. Я больше ничего о Майкле не слышал.
— Приятно, наверное, было избавиться от такой «занозы» в своей заднице?
— Можно сказать и так, — втянув голову в плечи, пробурчал доктор. — Вместе с Майклом из моей жизни исчезла полиция. И я наконец-то смог выдохнуть и спокойно спать.
— А лицо Майкла, умоляющего тебя о том, чтобы ты его отпустил, тебе не являлось во снах?
Доктор непонимающе взглянул на блондина. Парень спокойно смотрел на него, смотрел в самую душу, ожидая ответа.
— Нет, не являлось… — неуверенно и тихо ответил мистер Бонке.
Блейд не ответил. Разогнувшись, он отошёл от кресла и скомандовал:
— Вставай, Энгель.
— З-зачем?
— Ты же сказал, что извинишься перед Майклом, — холодным тоном ответил Блейд. — Так, пошли, я устрою вам встречу.
— Может быть, не сейчас? — пискнул доктор.
— Сейчас, — сухо отрезал Блейд. — Вставай. Или тебе нужна какая-то особенная мотивация для того, чтобы оторвать свою задницу от кресла? Может быть, ты только полицию слушаешься? Извини, не знал. А знал бы, пришёл бы в полицейской форме, чтобы тебе привычнее повиноваться было.
— От…
— Рот закрой, — грубо одёрнул мужчину Блейд. — И иди.
— На второй этаж. И без глупостей. Имей в виду, стреляю я метко. Не убежишь.
Нервно сглотнув, доктор Бонке повернулся и направился к лестнице. По дороге взгляд его зацепился за входную дверь, что была так близко и заперта всего на один оборот, что давало шанс быстро открыть её, не теряя драгоценных секунд.
«Это спасение, — мелькнула шальная мысль в голове доктора. В висках стучало. Доли секунд тянулись, как часы. — Я должен попытаться. Он псих. Он убьёт меня. А так я смогу убежать и вызвать полицию…».
Энгель дошёл до лестницы и, развернувшись, резко сорвался с места, бросаясь к двери. Он не занимался спортом слишком давно, но сейчас бежал так, что его скорости мог позавидовать любой спринтер.
Доли секунд. Бешенный набат сердца в груди. Ладонь касается замка, поворачивает его на половину оборота и…
Сильный и точный удар под колено сбивает доктора с ног. Он толком не успевает ничего понять, когда на него обрушивается второй удар, ломающий коленную чашечку. Ногу простреливает жуткой болью, мужчина кричит, словно умирает, хватается за повреждённую ногу. Доктор попытался сесть, но Блейд, толкнув его ногой в плечо, вернул его в исходное положение, на спину. Энгель заскулил, пытаясь перевернуться, пытаясь уползти.
Блондин обошёл его, вновь оказываясь перед ним, и ледяным тоном произнёс:
— Я же предупреждал тебя, Энгель — без глупостей.
— Чёртов псих! — взвыл доктор, шипя от боли. — Ты мне ногу сломал!
— Нет, — покачал головой Блейд. — Ты сам сломал её.
— Что? — не понял доктор, приподнимаясь на локте, смотря на, казалось, бредящего парня.
Не торопясь с ответом, блондин взял доктора под руки и потащил к лестнице. Мужчина попытался дать отпор, вырваться, но парень ударил его под сломанное колено, заставляя закричать, заскулить — даже слёзы от боли выступили на глазах.
Бросив, словно мешок картошки, доктора Бонке около лестницы, Блейд несколько секунд наблюдал за мужчиной и, убедившись, что от болевого шока он временно не соображает, сходил на кухню, откуда вернулся с ножом.
Опустившись рядом с мужчиной на корточки, Блейд взял его ладонь и вложил в неё нож, сжал, «марая» его рукоять отпечатками мистера Бонке. Накрыв ладонь Энгеля своей, парень начал ею управлять, перемещая оружие к ноге психиатра, к бедру.
— Какая досада, мистер Бонке, — произнёс Блейд, прицеливаясь, просчитывая варианты отклонений и прочее. — Какая ирония. Ты почти не виноват в смерти Майкла. И я «не виноват» в твоей смерти.
— Что? — сорвалось с губ доктора, но мысль затерялась и стала совершенно ненужной, потому что бедро мужчины пронзила холодная сталь ножа, входя в тело под нелепым углом, прорезая бедренную артерию.
Энгель взвыл, словно раненый зверь, забился. Блейд намерено не вынимал ножа из раны, ожидая, когда мужчина сам вырвет его из своей плоти, становясь, по сути, самоубийцей, потому что лезвие ножа является единственным, что сдерживает фонтан крови, что начнёт бить из перерубленной артерии, когда его извлекут.
Несмотря на высшее медицинское образование, доктор Бонке совершил эту ошибку. Пытаясь оттолкнуть руку Блейда, он выдернул из своей ноги нож. Блондин едва успел отойти в сторону, чтобы его не забрызгало кровью, на него попало всего несколько капель.
— Ты сумасшедший! Псих! — орал доктор, находясь во власти шока и аффекта, дёргаясь, делая себе только хуже. — Ты…
— Что «ты»? — холодно перебил доктора Блейд. — Ты хотел извиниться перед Майклом. Готовь речь. Ваша встреча совсем скоро состоится.
— Прошу тебя, — шипя от боли, слабея, попросил доктор, — дай мне телефон, мне нужно вызвать скорую. Я же умру…
Он протянул окровавленную ладонь, умоляюще смотря на Блейда. Блондин слегка изогнул бровь, ничего не отвечая, спокойно смотря на истекающего кровью мужчину.
— Прошу тебя, Блейд… — взмолился доктор.
— А что ты отвечал Майклу, когда он просил тебя о помощи? Когда он умолял тебя отпустить его?
Доктор Бонке закрыл глаза, из которых покатились слёзы. Под закрытыми веками вспыхнула картина того, как, однажды, он наотмашь ударил Майклу пощёчину в ответ на его просьбы. Этот мальчишка тогда так достал его. У него был трудный день, уже конец смены, а он лез к нему, хватал за руки, прося о помощи, прося отпустить его. Он ударил его, а потом просто позвал санитаров и приказал привязать его к кровати. Он даже не отдал распоряжения дать ему снотворного, что было бы гуманно, потому что просто лежать, связанному и неспособному пошевелиться, встать, просто невыносимо.
Блестящая слеза боли и раскаяния пролилась из-под закрытого века мужчины, скользнула по щеке и сорвалась на пол. Но в этих чувствах уже не было никакого смысла.
— Заметь, Энгель, — произнёс Блейд, безразлично смотря на уже не двигающегося доктора, — я не поступил с тобой хуже, чем ты с Майклом. Ты безразлично относился к его мольбам и просьбам, прикрывал свой зад, помогал ублюдкам, которые изводили его. И в итоге всё это привело к его смерти. И я поступаю сейчас так же. Я ранил тебя, но не убил. Убьёт тебя моё бездействие и безразличие. Ну, как тебе на месте Майкла?
Доктор не ответил. Он уже потерял сознание. Блондин подождал ещё двадцать минут, затем, аккуратно обойдя лужу крови, чтобы не оставить следов, проверил пульс мужчины. Пульса не было.
Бегло осмотрев гостиную — Блейд знал, что не оставил следов — парень забрал своё пальто и, надев его, покинул дом доктора Бонке, который «шёл по лестнице с ножом и, споткнувшись, упал, напоровшись на лезвие».
На часах было девять часов вечера и двадцать минут. На небе дрожали звёзды, обострённые в своём сиянии лёгким морозом. А внутри парня была пустота, вакуум, наполненный вьющимися чёрными тенями, которые вновь почувствовали запах свежей крови.
Четыре года назад, сидя в изоляторе и не зная, что Майклу осталось жить слишком мало, Блейд пообещал себе, что никогда больше не будет убивать. Он посчитал это решение верным и правильным. Ему казалось, что он должен вынести что-то из той ситуации, в которую они с Майклом попали. Что-то внутри него — слабенькое и неосознанное — верило, что его раскаяние сможет спасти Майкла, помочь ему, помочь им вернуться к нормальной жизни. Пусть не скоро, пусть сложно, пусть жажда крови будет душить и рвать изнутри на куски, но Блейд был уверен, что он сможет справиться. Ему было ради чего бороться и меняться.
Не спасло. Майкла не спасло его тихое раскаяние. Но Блейд продолжал оставаться верным своим словам — на протяжении этих четырёх лет он не убивал. Да, он отдавал приказ убить, но никого не убивал сам.
Но в этом раскаянии перед небом больше не было смысла. Небо не слышало его. Небо жило по своим странным и двойным стандартам, оставляя убийц и извергов жить, а невиновных убивая. Небо было слепо.
И Блейд больше не нуждался в его помощи. Его праведность, в которой он пытался жить, рассыпаясь на кусочки, цепенея, оказалась никому не нужна. А, раз так, значит, у него нет другого выхода, кроме как вновь взять в руки оружие и самостоятельно восстановить справедливость, про которую забыло небо. Говорят, что тот, кто попробует уподобиться богу и взять на себя право решать вопросы жизни и смерти человеческой, в результате поранит лишь свои руки. Но, что остаётся делать, если бог спит с похмелья и не видит того, что творится у него под носом?
«Ничего, — подумал Блейд, отворачиваясь к окну стремительно летящего вагона метро и касаясь сквозь кофту стали пистолета. — Я был убийцей. Я пытался исправиться и встать, — он глумливо изогнул губы, — на путь истинный. Но сейчас, спустя четыре года, я пришёл к выводу о том, что никому не нужно моё исправление, потому что никто сверху не следит за нами, а в мире этом правит лишь один закон: „Либо ты, либо тебя“. Что ж, — он вздохнул и прикрыл глаза, — я возвращаюсь. И теперь я не остановлюсь, пока не вырву жизнь из груди каждого, кто хоть как-то причастен к смерти Майкла».
Покинув метро, парень сунул руки в карманы и стремительно направился в сторону своего дома. Зайдя во двор, блондин бросил взгляд на двух охранников, которые огромными тёмными тенями бродили по его территории.
— Добрый вечер, Блейд, — поздоровался один из охранников, кивая.
— Добрый вечер, — поддержал его коллега.
— Можете быть свободны до завтра, — ответил блондин. — Раньше обеда вы мне точно не понадобитесь.
— Но, Блейд…
— Я сказал — можете быть свободны. Что в этой фразе непонятного? — твёрдо и резко одёрнул мужчин Блейд, по очереди награждая взглядом каждого.
— Как скажешь, — согласился более молчаливый охранник.
— Да, как я скажу, — кивнул блондин, поджимая губы.
Посчитав, что продолжать разговор нет никакого смысла, парень стремительно преодолел расстояние до крыльца и, открыв дверь, переступил порог дома.
Щёлкнув выключателем, Блейд около минуты стоял, разглядывая залитую светом шикарную гостиную. Затем, стянув пальто, парень быстро направился к высокому столику и, взяв с неё вазу, швырнул её об стену. Ваза рассыпалась мелкими осколками, жалобно звеня при этом, словно преданная любовница.
Блондин стоял, смотря на осколки, украсившие пол, сжимая кулаки. Дыхание его было сбитым, зрачки расширенные, а кровь в венах всё сильнее закипала.
«Нелюди, — мелькнули в голосе слова доктора. — Монстр. Чудовище….».
Блейд схватил домашний телефон и со всей силы швырнул его в стену. Та же участь постигла и вазочку для ключей, и странный блокнот в кожаной обложке, который оставили здесь дизайнеры интерьера, посчитав его нужным.
В скором времени вокруг парня не осталось ничего целого, всё было разбитым, сломанным, развороченным: вазы и картины, оборванные шторы, разбитое окно и телевизор, перевернутый журнальный столик. Всё, что было красиво выставлено на полках, валялось сейчас на полу. Всё, над чем трудилась целая команда дизайнеров, превратилось в хлам.
Блейд не остановился, пока вся гостиная не стала похожа на место жуткого побоища. Когда вокруг не осталось ни единой целой вещи, блондин просто сел на пол рядом с диваном, сжал руками виски, взъерошил волосы, а, затем, прислонился к дивану спиной и, сунув в рот сигарету, начал искать зажигалку, которая нашлась не сразу.
Наконец-то закурив, блондин глубоко затянулся крепким дымом и, закрыв глаза, запрокинул голову, выдыхая ядовитое облако. На руках парня по-прежнему были надеты черные кожаные перчатки, которые он купил только сегодня, специально для встречи с доктором Бонке. На серой толстовке были заметны капли крови, которой стремительно истёк нечистый на руку психиатр.
Всё это следовало постирать, отмыть, а, может, и уничтожить, потому что следы крови очень плохо отмываются. Они могут стать невидимыми для глаз, но будут по-прежнему заметны «глазу» ультрафиолетового фонарика, который есть у каждого уважающего себя криминалиста.
Но Блейд не спешил. Он просидел не меньше часа, куря, попивая виски из уцелевшей в «побоище» бутылки, смотря куда-то в стену и в себя. Затем, он просто встал и, переступив через осколки вазы, отправился на второй этаж.
Раздевшись, блондин бросил всю свою одежду в ванную и, щедро полив её виски, поджёг. Пламя вспыхнуло быстро и ярко, поглощая вещи, потрескивая. Блейд спокойно и не без удовольствия наблюдал за тем, как его одежда превращается в пепел, как она исчезает в огне. Он больше не боялся с ним играть.
Глава 10
Без намека на любовь
Без причины на добро
Как пощечина в лицо
Это только мой мир
Вот такой вот мой мир
Ну и что…
Domino, Я очень псих©
Блейд, не глядя, стряхнул скопившийся на кончике сигареты пепел в хрустальную пепельницу и в третий раз набрал номер, прикладывая мобильный телефон к уху. Две предыдущие попытки дозвониться до интересующего его абонента закончились ничем. В первый раз парень вместо ответа человека на том конце связи услышал механическое: «Такого номера не существует. Проверьте правильность номера и попробуйте позвонить ещё раз». Во второй раз блондину ответил уже человек, но он был совсем не тем, кого желал слышать Блейд. Ответившим ему оказалась женщина с жутким, судя по интонациям, китайским акцентом и очень высоким голосом. Определённо, она не была той, до кого блондин желал дозвониться сейчас, потому что, пусть годы меняют людей, но никакое время не способно настолько сломать твой голос и сделать тебя человеком другой расы.
Третья попытка. Номер набран. Две секунды тишины и в трубке начинают звучать длинные гудки. Один, второй, третий, четвёртый…
— Алло? — наконец-то ответил на том конце связи женский голос, знакомый женский голос.
— Здравствуй, Лили, — поздоровался парень, оборачиваясь на пепельницу, и, точным щелчком стряхивая в неё пепел.
Несколько секунд женщина на том конце связи молчала, видно, переваривая ситуацию, до конца не будучи уверенной в том, что слух её не подвёл и она правильно опознала спокойный бархатный голос в трубке, узнала его.
— Блейд? — наконец-то спросила Лили, решив не гадать.
— Я и не надеялся, что ты узнаешь меня по голосу, — ухмыльнулся парень. — Что ж, это лестно.
— Мы с тобой достаточно долго общались, провели вместе не один год, так что, было бы странно, если бы я не узнала твоего голоса.
— А многие не узнают… — как бы сам себе сказал Блейд.
— Что? — не поняла женщина.
— Не важно, — сухо ответил Блейд, как делал всегда, когда речь заходила о чём-то личном. — Скажи мне, Лили, когда ты сможешь приехать?
— Что? — не поняла женщина, распахивая глаза, выдыхая.
— Я спросил — когда ты сможешь приехать? — спокойно повторил блондин. — Мне нужны твои услуги.
— Эм… Но, Блейд, мы же перестали сотрудничать четыре года назад?
— Ты помнишь, чтобы я произносил слова, типа: «Уволена»?
— Нет…
— И я тоже не помню, потому что этого не было. А, значит, ты всё это время продолжала оставаться моей домработницей, просто, так сказать, в запасе и пассивной роли.
— Ты хочешь, чтобы я вернулась?
— А ты уходила? — задал резонный вопрос Блейд, вскидывая бровь.
Не дожидаясь ответа женщина, он продолжил:
— Или, Лили, может быть, у тебя есть более интересное предложение?
— На самом деле, нет…
— Давай обсудим это при личной встрече? — перебив собеседницу, предложил, а скорее приказал Блейд, потому что от этого «предложения» было катастрофически сложно отказаться.
— Блейд, это странно…
— Что в этом странного? — вновь перебил женщину блондин. — Ты работала на меня и нас обоих это устраивало. Теперь я хочу возобновить наше сотрудничество.
— Блейд, ты исчезаешь на четыре года, потом появляешься и…
— Приезжай и поговорим, — в который раз перебил Лили Блейд.
— Но…
— Приезжай.
Женщина на том конце связи вздохнула. Она сдалась — сдалась, как делала это всегда, когда дело касалось Блейда.
— Ты живёшь там же? — спросила Лили.
— Нет. Записывай новый адрес…
Продиктовав адрес своего нового дома, Блейд попрощался и, бросив телефон на кухонную тумбочку, достал новую сигарету, но подкуривать не спешил. Обняв себе одной рукой поперёк живота, пальцами второй блондин мял фильтр сигареты, словно пытаясь нежно задушить его.
Подумав, вернувшись в реальность, блондин щёлкнул зажигалкой, подкуривая, и покинул кухню, проходя через гостиную, которая по-прежнему походила на место страшной бойни. Равнодушно переступая через осколки дорогих предметов интерьера, Блейд дошёл до лестницы и поднялся на второй этаж. Вероятнее всего, минут пятнадцать до приезда Лили у него были, а этого времени вполне хватит, чтобы принять душ.
Но женщина приехала позже, через целых сорок минут. Потому Блейд успел не только привести себя в порядок, но и приготовить завтрак и даже съесть его. Когда в дверь позвонили, парень, не спрашивая, кто к нему пришёл, открыл её. Спрашивать не было смысла.
На пороге его дома стояла Лили. Белое пальто — глупый выбор для мартовской слякоти — полусапожки, чёрные облегающие штаны и синий вязаный свитер, ворот которого выглядывал из-под пальто — женщина была одета не броско, но мило, впрочем, как и всегда.
Взгляд Блейда остановился на светлых волосах бывшей домработницы, которые она теперь красила в карамельный цвет и завивала. Новая причёска определённо шла ей.
Заметив взгляд женщины, который слишком неприлично долго задержался на его обнаженном торсе, Блейд слегка ухмыльнулся. И тогда, четыре года назад, у него было потрясающее тело, что не могла не отметить Лили, сейчас же парень выглядел просто умопомрачительно: не слишком крупные, что выглядело бы вычурным, но крепкие и идеально рельефные мышцы плеч, груди, крепкие кубики пресса и эти потрясающие «взлётные полосы» — косые мышцы — уходящие под резинку чёрных боксеров, выглядывающих из-под джинсов. А загар и красивые рисунки замысловатых татуировок лишь оттеняли первозданную красоту тела, добавляли особой перчинки и шарма.
Словив себя на том, что пялится на тело Блейда уже не меньше десяти секунд, Лили подняла взгляд на его лицо. По лёгкой ухмылке на его губах женщина поняла, что он, конечно же, всё прекрасно видел и всё понял.
— Здравствуй, Блейд… — произнесла Лили, смотря в глаза парня. Его взгляд за прошедшие годы стал ещё более бесовским.
— Привет, — кивнул Блейд. — Рад тебя видеть. Проходи.
Блондин отошёл в сторону, пропуская в дом гостью. Лили прикусила губу и переступила порог шикарного дома, тут же останавливаясь, цепляясь взглядом за весь тот ужас, который представляла собой разнесённая Блейдом в пух и прах гостиная.
Вопросительно выгнув бровь, Лили взглянула на Блейда.
— Ты за этим меня позвал? — спросила она, указывая рукой на полный бардак и разруху.
— Я позвал тебя, чтобы поговорить, — хмыкнув, ответил блондин, складывая руки на груди. — Не нужно пытаться додумать истинный смысл моих слов и действий. Я сам скажу всё, что нужно.
Лили слегка кивнула, опуская голову и прикусывая губу. Этот парень по-прежнему действовал на неё слишком странно, заставлял превращаться в ту, кого она не знала, не узнавала. Она уже пожалела о том, что согласилась на предложение Блейда и приехала сюда.
«Почему я не могу ему отказать? — думала Лили, наблюдая за парнем, который был, как и раньше, спокоен, хладнокровен и невозможно притягателен. От него просто нельзя было отвести взгляда. — Неужели, я на самом деле такая слабая?».
Нет, Лили не была слабой. Никогда не была. Но она и не была достаточно сильной для того, чтобы выстоять под напором Блейда. Для того, чтобы выдержать «бой» с этим парнем, нужно было обладать не простой силой характера, личности или ещё чего угодно! Для этого нужно было обладать силой совершенно особенной, той, которая будет читаться в глазах и в манере держать себя. И такой силы блондин не встречал ещё никогда. Разве что…
Разве что Ева, которая, несмотря на всю свою кажущуюся хрупкость и положение пленницы, смогла не только выстоять, но и победить. Но о ней Блейд не думал. Он не вспоминал о ней на протяжении этих четырёх лет. Разве что в неясном ночном сновидении проскальзывал образ этой девушки. Но это всегда были те сны, от которых по пробуждению в памяти не остаётся даже следа, так, невнятный и мутный послед, в котором невозможно разглядеть ни дат, ни черт лица.
— Может быть, разденешься? — спросил Блейд.
Лили нахмурилась, смотря на парня так, словно услышала нечто неприличное в его словах. Семь месяцев без мужчины играли с ней злую шутку, заставляя везде видеть второй, совершенно пошлый смысл.
— Ам… да, — кивнула женщина, когда до неё наконец-то дошёл смысл предложения Блейда.
Она сняла пальто и огляделась в поисках вешалки, которой не было видно.
— Давай, — любезно произнёс блондин, протягивая руку.
Убрав отданное ему пальто в шкаф, Блейд вернул своё внимание к гостье, вопросительно, пронизывающе до костей, словно рентгеновские лучи, смотря на неё.
— Так, — нарушила молчание Лили, убирая прядь волос за ухо и отводя взгляд, — о чём ты хотел со мной поговорить?
— Что-то не так? — поинтересовался блондин.
— Ты о чём, Блейд? — продолжая смотреть в сторону, спросила Лили.
— О том, что ты смотришь куда угодно, но не на меня, — ответил парень. — Может быть, мне надеть майку?
— Как хочешь, — придав голосу как можно больше безразличности, ответила Лили и пожала плечами. Но игра её получилась бездарной.
— Тогда, пожалуй, я останусь, как есть, — ответил блондин.
Лили продолжала смотреть в сторону, так не вовремя погрузившись в себя и свои мысли, что не позволило ей расслышать шаги Блейда. Она заметила, а вернее просто почувствовала его приближение, когда он стоял уже практически вплотную к ней.
От этой слишком интимной близости женщина вздрогнула и подняла глаза на Блейда, сталкиваясь с его совершенно тёмным взглядом; в его глазах смеялся дьявол, смеялся над ней.
Лили понимала, что нужно что-то сказать, как-то нарушить неуместное и слишком затянувшееся молчание, но мозг предательски отказывал ей сейчас, а язык не желал шевелиться, словно онемев. Всё, что она могла, это смотреть на парня перед собой бегающим взглядом карих глаз и думать о том, что она выглядит всё более глупо с каждой новой секундой своего молчания.
Блейд по-прежнему стоял слишком близко, но не касался своей гостьи. И это было самым мучительным, самым томительным: такая близость, когда ты уже ощущаешь тепло и жар другого тела, но ещё не прикасаешься к нему. Блондин всегда умел очень мастерски играть в подобные «игры».
Он смотрел в глаза Лили совершенно тёмным взглядом, сохраняя при этом абсолютное спокойствие, расслабленность, создавая этим нелепый и сводящий с ума контраст, несовпадение, которое давало понять, что он и только он здесь хозяин положения.
— Блейд… — дрогнувшим голосом произнесла Лили, желая завязать разговор.
— Поговорим? — спокойно поинтересовался Блейд, продолжая стоять слишком близко.
Сделав шаг вперёд, оставляя между их телами всего сантиметр расстояния, не более, парень упёрся ладонью в стену около плеча Лили, блокируя её с одной стороны, но оставляя ей возможность уйти, возможность сделать свой выбор.
— Или… — понизив голос, добавил парень, намеренно не договаривая, оставляя место той загадочности, которая всегда и всех сводила с ума.
Иллюзия выбора, зачастую, лучше и слаще настоящей возможности выбирать. Намного слаще…
Блейд протянул свободную руку, прикасаясь кончиками пальцев к кисти Лили, невесомо ведя ими от запястья к сгибу локтя. Это мимолетное, едва ощутимое прикосновение раздражало нервы и било по ним молоточками и молниями электрошока.
Остановив свои движения, замерев, парень взглянул в глаза своей гостье. Его взгляд сейчас был таким глубоким… просто невероятно глубоким, Лили казалось, словно перед ней две чёрные дыры, в которых невесомость сочетается со сверхмассивностью, а холод космоса с невероятным теплом горячей крови, что текла по венам.
Лили гулко сглотнула, начиная моргать слишком редко, забывая, что это нужно делать, смотря на своего бывшего работодателя, которого хотелось называть не иначе, как Хозяин. Сердце слишком сильно, но ещё не сумасшедше сбито стучало по изнанке груди, по венам и артериям, выбивая ритм гулкого пульса, который эхом сливался с голосом времени, что отсчитывал бегущие в никуда секунды.
Рука Блейда медленно скользнула выше, останавливаясь на плече, слегка сжимая его. Одновременно с этим движением парня Лили подалась вперёд, вытягивая шею и касаясь губ блондина своими. Всего несколько секунд, нежные, почти ленивые движения и…
Блейд резко прижимает женщину к себе, почти до боли, заставляя её почувствовать своим бедром его возбуждение, не оставляя шансов на отказ. Но Лили и не желала говорить «Нет».
Сильные руки, сжимающие её, и движения, которые доказывали власть и право доминировать, сорвали и ей крышу, снесли прочь остатки сознания и самообладания. Женщина уже сама прижималась, причиняя себе боль, и целовала, целовала, целовала — целовала так, что начинали болеть и неметь губы, что помада размазалась по половине лица вместе со слюной, до того эти поцелуи были неосторожными, преисполненными чего-то животного и дикого. Блейд на многих женщин действовал именно так — мутил сознание и включал первородные инстинкты. И на Лили, как бы она не корила себя в прошлом, он действовал так же.
Но тогда, четыре года назад, случайная близость с начальником, повторившаяся дважды, заставляла женщину испытывать чувство вины и раз за разом задумываться, зачем она на это пошла. Теперь же с её браком было покончено — уже полтора года, как покончено — а с новыми отношениями у неё так и не сложилось: были две неудачные попытки, после которых она решила взять тайм-аут, который слишком затянулся…
Потому сейчас, когда перед ней был полуобнаженный красавец, который одним взглядом может вогнать в краску, а её тело до боли и воя истосковалось по мужским рукам, у Лили не было ни возможности, ни желания сохранить лицо и не поддаться порыву, верно, совершенно неуместной страсти.
Лили не открывала глаз и самозабвенно целовала, водила ладонями по плечам, рукам и спине блондина, сходя с ума от того, что творилось внутри — от того, что сводило её с ума на протяжении слишком долгих месяцев.
Неловкое движение в сторону и она сшибает миниатюрную вазочку, которая одним чудом уцелела во время «побоища», что сотворил Блейд накануне вечером. Ей кажется, что она задыхается, а ноги становятся ватными, подгибаются и, одновременно, перестают гнуться.
Лили отчаянно хватает ртом воздух между поцелуями, которые приходится разрывать всё чаще, чтобы не задохнуться и не потерять сознание. В очередной раз, когда женщина оторвалась от его губ, Блейд сам не позволил ей продолжить, с силой дёргая её синий свитер вверх, избавляя её от ненужной сейчас вещи.
Как только деталь одежды отправилась на пол, блондин мимолётно скользнул губами по щеке Лили, спускаясь вниз по шее и задерживаясь на ключицах, что были не слишком ярко очерчены под молочной кожей. Когда парень спустился поцелуями к её груди, Лили не смогла сдержать стона, жмуря глаза, запуская негнущиеся пальцы в волосы Блейда, путаясь в них. Его чуть отросшая щетина царапала нежную кожу груди, заставляя всё больше сходить с ума и изнемогать от этих прикосновений.
Лили сама не замечала, что она то сжимает бёдра, словно пытаясь скрыть то, что было и так слишком явным, то разводит их, поддаётся вперёд. Её желание и бурление крови были столь сильными, что в голове сидела, зудя, одна единственная мысль — отдаться, скорее, как можно скорее! Ей просто хотелось усадить Блейда на диван, избавить их тела от ненужных одежд и оседлать его: двигаться дико и до тех пор, пока в теле не останется никаких сил.
Гулкий стон вырывается из горла Лили, когда разомкнутые губы Блейда скользнули по её левой груди, останавливаясь у кромки чашечки бюстгальтера. Правую её грудь тотчас накрыла ладонь парня, ощутимо сжимая, причиняя почти боль, если бы это не было так приятно. Большой палец парня обводит твёрдый сосок, который ощутим даже через неплотный слой поролона в телесного цвета лифчике Лили.
Блейд отрывается от груди женщины и открывает глаза, смотря на женщину таким глубоким взглядом, что от него бросает в дрожь. Лили не выдерживает этого контакта глазами и опускает веки, вновь тянясь к парню, обвивая его шею руками и прижимаясь бёдрами к его бёдрам.
Нежность и грубость вновь слишком стремительно меняются местами. Скользнув ладонью сзади в брюки Лили, Блейд сильно сжал её ягодицу, заставляя подняться на носочки, одновременно, кусая за ключицу, оставляя на ней небольшую кровавую метку.
— Да, Блейд… да… — невнятно простонала-прошептала Лили, когда пальцы парня коснулись её горящей огнём плоти сквозь ткань тонких хлопковых трусиков.
Резко оторвавшись от тела гостьи, Блейд берёт её за руку и требовательно ведёт к дивану. Лили эти метры показались бесконечными, потому что голова была словно в тумане, а ноги подкашивались.
Не дожидаясь, когда находящаяся в томном отупении женщина сядет, блондин надавил ей на плечо, толкнул, укладывая на спину и сразу же нависая сверху. Треск молнии и Лили чувствует ладонь Блейда у себя в трусиках: его пальцы касаются и двигаются так точно и умело, что взбухшая в возбуждении, истекающая влагой плоть подрагивает в ответ на них. Женщина разводит ноги шире, не думая о том, как это может смотреться, даже забывая о том, что она вообще умеет думать.
Продолжая одной рукой ласкать Лили между ног, заставляя её извиваться и выгибаться, жмурить глаза и кусать губы, второй рукой Блейд начал стягивать её обтягивающие штаны. Стянув их до щиколоток, парень склонился к животу своей любовницы, начиная покрывать его поцелуями, чувствуя, как мягкая плоть вздрагивает под его ласками.
Расправившись со шнурками на чёрных полуботинках Лили, Блейд отправил обувь на пол и наконец-то смог избавить её от штанов. Её тело слишком часто выгибалось, ноги скользили облаченными в тёмные носочки ступнями по почти чёрной коже дивана. Блондин на мгновение задумался о том, не попали ли осколки разбитых им ваз, пепельниц, бутылок и так далее на диван? В таком случае Лили имела все шансы изрезать свою нежную спину, ягодицы и ноги острыми осколками стекла.
Одним рывком перевернув женщину на живот, Блейд потянул её бёдра вверх, заставляя встать на четвереньки. Блондин спустил с неё трусики, осторожно стягивая их с ног Лили и опуская на пол. Проведя ладонью по внутренней стороне бедра женщины, доходя до самой промежности, Блейд провёл пальцами по влажной плоти, заставляя Лили вздохнуть и прикусить губу, чтобы бесстыдно не потребовать большего.
Но большего требовать не было смысла. Расстегнув свои джинсы и приспустив их вместе с трусами, Блейд надел презерватив и склонился к спине Лили, касаясь её губами, начиная прокладывать дорожку поцелуев от невероятно чувствительной поясницы до не менее богатой на нервные окончания нежной зоны между лопатками.
Женщина сводила лопатки и дёргала плечами, и, в результате, упала лицом вниз, становясь в самую бесстыдную и грязную позу — раком. Она чувствовала, как обжигающе горячий член блондина касался её бедра, заставляя вздрагивать. А, когда он наконец-то начал входить в неё, ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание. Войдя в Лили всего на два-три сантиметра, Блейд остановился, а затем, почувствовав, как женщина нетерпеливо крутит бёдрами, вошёл в неё резко и на всю длину, заставляя её охнуть и вскрикнуть, а затем почти до крови прикусить губу, уткнуться лицом в сиденье дивана.
Несколько раз войдя и выйдя из тела Лили, Блейд максимально прижался к её бёдрам, заставляя ощущать свой орган волнительно и умопомрачительно глубоко, и взял её за подбородок, сжимая, принуждая поднять голову и подняться на вытянутых руках, встать на четвереньки.
— Так будет удобнее, — произнёс Блейд бархатным и демоническим голосом, смотря в мутные глаза женщины из-под чуть прикрытых век, поглаживая её по подбородку, но продолжая сжимать.
Лили запоздало кивнула:
— Хорошо…
Ухмыльнувшись уголком губ, блондин провёл по бёдрам женщины ладонями, постепенно усиливая давление, сминая нежную кожу и оставляя на ней алые следы от своих пальцев. Эти прикосновения были потрясающе приятными, но Лили хотелось большего, её тело требовало разрядки и удовлетворения.
Вновь нетерпеливо заёрзав, женщина самостоятельно двинулась назад, несильно насаживаясь на член парня. Блейд слегка вскинул бровь, усмехаясь. Ему нравилась такая инициатива, нравилось наблюдать за искренним и чистым желанием, которое испытывала Лили, извиваясь под ним. Но никогда он не позволял инициативе перейти в управление, в доминирование. Он не желал делить власть ни с кем, потому что в королевстве может быть лишь один король.
Отведя бёдра назад, блондин почти покинул тело любовницы, заставляя её вновь заёрзать, срывая с её губ разочарованный стон, и резко вошёл, вгоняя свой орган в её глубину до самого основания. Повторяя это движение раз за разом, постепенно сокращая временные промежутки между толчками, Блейд врывался в тело Лили: глубоко, мощно, мерно, неумолимо. От каждого толчка Лили швыряло вперёд, если бы не руки Блейда, который крепко держал её за бёдра, она давно бы уже упала, слетела с дивана, превратив эротичную картину в комичную.
С губ Лили срывается стон и она заводит руку назад, кладёт ладонь на бёдро Блейда, придерживая его, заставляя его практически не выходить из неё, а оставаться глубоко внутри. Тело на эти частые и такие мощные толчки реагировало зарождающимся трепетом внутри. Лили кусала губы и жмурила глаза, самостоятельно подаваясь бёдрами назад, их бёдра сталкивались с характерными хлопками.
В скором времени интервалом между фрикциями практически не осталось. С губ Лили ежесекундно срывались слишком громкие вздохи, которые звучали, одновременно, всхлипами и стонами. Она резко выдохнула и зажмурилась, застонала сквозь зубы, упираясь рукой в подлокотник дивана и прогибаясь в пояснице.
Проведя по бёдрам женщины горячими ладонями, Блейд переместил их на её талию, сжимая и начиная дёргать её на себя, усиливая, таким образом, силу проникновения, делая каждый толчок ещё более мощным. Это было настолько приятно, что даже обожгло болью, это было слишком. Лили дёрнулась вперёд, пытаясь вырваться, что-то внутри неё сработало, не позволяя потерять последние остатки разума и самообладания. Но Блейд не позволил ей отстраниться.
Вновь сжав до синяков бёдра Лили, блондин начал врываться в её тело с такой скоростью и ритмом, что женщина заскулила, царапая ногтями кожаную обивку дивана, портя её. Она чувствовала как огненный орган заполняет её до отказа, таранит, не оставляя возможности остаться целой. Но ведь она сама пожелала рассыпаться.
Новый рывок и внутри всё словно ошпаривает кипятком. По нервам пробегают разряды боли, которые в доли секунд сменяются жгучим, острым, обжигающим удовольствием, которое проливается в вены и разносится по всему телу, захватывает его в свой плен.
— Блейд, ах! — срывающимся голосом выкрикивает Лили, хватаясь за бёдра блондина. — Да… ах!
Пальцы резко свело судорогой и на тёмно-кофейной обивке дивана остались борозды-царапины. Внутри всё затрепетало, завибрировало. А зубы против воли впились в нижнюю губу, прокусывая её до крови в попытке сдержать крик удовольствия, которое продолжало взрываться внутри пороховыми залпами.
Блейд продолжал двигаться, чувствуя, как судорожно сжимается вокруг его члена трепещущая плоть женщины. Резко выйдя из её тела, блондин рывком перевернул Лили на спину, разводя её ноги и поднимая, прижимая к животу, почти к груди, заставляя бесстыдно раскрыться перед собой.
Лили слабо попыталась как-то прикрыться, но вмиг забыла о своих жалких попытках, потому что парень вновь вошёл в неё. Из-за позы проникновение получилось ещё более глубоким, что мгновенно отозвалось в теле Лили, ещё не оправившейся от первого оргазма, новыми электрическими разрядами.
Это было дикой помесью из боли, которой стало слишком острое и уже забытое удовольствие, и наслаждения, по которому так истосковалась плоть. Лили кусала губы и хватала ртом воздух, цеплялась руками за плечи Блейда и за подлокотник дивана за своей головой.
— Блейд… господи… — скулит Лили, жмуря глаза с такой силой, что под закрытыми веками всё покраснело и пошло кругами. — Блейд…
Блейд не слышал её, находясь где-то не здесь, растворившись в своих ощущениях, пытаясь это сделать, чтобы хоть на эти сладкие моменты иметь возможность отключить голову и выкинуть все мысли, что постоянным тараном долбили в стены его сознания, из головы.
Он прикусывает губу и закрывает глаза. Дыхание частое и шумное, но этого всё равно мало, лёгкие всё равно начинают болеть от недостатка кислорода.
— Блейд! — скулит-выкрикивает Лили, её тело вновь пронзает стрелой удовольствия, сводит руки и ноги судорогами. — Блейд!
Блондин хмурится, не открывая глаз, слыша слова любовницы, словно сквозь толщу воды. Не обращая никакого внимания на слова женщины, парень прижимает её к дивану, стискивая в своих объятиях, вколачивая в не слишком мягкое сиденье. Ему понадобилось ещё несколько глубоких и мощных толчков, сопровождаемых стонами-вскриками Лили, чтобы кончить.
Оргазм накрыл парня глухой лавиной, но, как обычно, отступил слишком быстро, оставляя на месте наслаждения лишь усталость и лёгкую сонливость, которая обязательно пройдёт через несколько минут.
Покинув тело Лили, Блейд снял презерватив и сразу же натянул трусы и джинсы обратно, застегнул их. Женщина продолжала лежать с закрытыми глазами, растрепанными карамельными волосами и бесстыдно раскинутыми ногами. Парень уже подумал, что она потеряла сознание, что иногда случается от слишком острого удовольствия, но Лили пошевелилась и открыла глаза.
Она села и огляделась, находя взглядом блондина и подтягивая колени к груди, прикрывая ими наготу. Она непонимающе и словно немного испуганно смотрела на парня, он смотрел на неё взглядом холодным и непонятным.
«Зря я, наверное, это сделала…», — подумала Лили, съёживаясь под взглядом блондина.
Ничего не сказав, Блейд направился к лестнице и скрылся на втором этаже. Лили непонимающим взглядом провела парня, но ничего не сказала. Но говорить ничего и не нужно было, потому что парень вернулся через минуту с флакончиком антисептика и ватой.
Блондин поставил предметы на стол и обратился к женщине:
— Ты губу прокусила. Обработай.
Лили по инерции коснулась своих губ и взглянула на пальцы. И правда, на коже остался кровавый отпечаток.
— Спасибо, — негромко ответила Лили, опуская голову и беря антисептик.
Полив им ватку, женщина прижала её к прокушенной губе. Ранку защипало, и она поморщилась, едва слышно шикнула.
— Блейд, я… — после долгой паузы, когда на губах не осталось и следа крови, начала говорить Лили, но блондин перебил её:
— Оставайся.
Женщина вопросительно взглянула на парня. Он продолжил:
— Ты же не думаешь, что я позвал тебя ради секса, Лили?
— Я не знаю…
— Это было бы глупо, — кивнул блондин. — Я позвал тебя, потому что я хочу, чтобы ты вернулась ко мне и снова начала у меня работать. Насколько я помню, тебе устраивало наше сотрудничество. Если нужно, я могу платить тебе и больше. Потому что требования у меня теперь тоже будут серьёзнее.
— Какие, например?
— Например, ты должна жить здесь. Если нужно будет куда-то уехать или вернуться на какое-то время к себе домой, будем обговаривать.
— Ну, это не сложно. Мне сейчас не к кому спешить домой.
Блейд бросил взгляд на левую руку Лили, на которой больше не было обручального кольца.
— Ты развелась? — спросил парень, вернув взгляд на лицо женщины.
— Да, — кивнула Лили. — Полтора года назад.
— Сочувствую.
— Да, там не очень ситуация вышла… — вздохнула Лили, опуская глаза. — Он мне изменил. Я застала их у нас дома.
Блондин промолчал о том, что Лили ведь тоже изменяла мужу с ним. Ему было совершенно неинтересно разводить её сейчас на эмоции, заставлять чувствовать себя виноватой.
— Так, что ты скажешь насчёт моего предложения? — спросил Блейд, подкурив и затянувшись крепким дымом, выдохнув его в сторону.
— Насчёт работы у тебя?
— Да.
Лили вздохнула и задумалась. Но думать было особо не о чем. Нормальной работы у неё не было, а Блейд никогда не обижал её деньгами; ей было одиноко в пустой квартире, а тут, всё-таки, постоянное общение.
— Я согласна, — ответила женщина, поднимая взгляд на парня.
— Отлично, — ответил блондин и огляделся в поисках пепельницы.
За ней пришлось идти на кухню. А, когда Блейд вернулся в гостиную, Лили спросила:
— Блейд, а что здесь произошло? — она обвела рукой пространство разгромленной гостиной.
— Ничего особенного, — равнодушно ответил Блейд, пожимая плечами. — Просто, у меня было дрянное настроение.
— То есть, ты сам всё здесь разломал?
— А что тебя удивляет? — вскинул бровь блондин. — Это мой дом, я имею право делать с ним всё, что захочу.
— А Майкл? — спросила Лили, тянясь за своими трусиками.
Надев бельё, она встала и подобрала штаны, добавляя:
— Он не испугался твоей такой агрессии? Насколько я помню…
— Одевайся, — холодно произнёс Блейд, перебивая женщину.
Лили непонимающе взглянула на парня, который вмиг изменился и в лице, и в своём отношении к ней. Блондин добавил:
— Одевайся и приступай к работе. Сегодня можешь вернуться домой, потому что вряд ли ты успеешь перевезти нужные тебе вещи. Но в течение трёх дней ты должна переехать.
— Блейд, а…
— Весь необходимый инвентарь для уборки ты сможешь найти в подсобке около ванной на первом этаже, — вновь ледяным и сухим тоном перебил женщину блондин.
Сказав это, Блейд раздавил окурок в пепельнице и ушёл на второй этаж, скрываясь в своей спальне. Лили вновь провела парня взглядом, не понимая его резкой смены настроения и странного нежелания разговаривать с ней. Она заметила, что блондин изменился после её вопроса о Майкле, но не могла понять, чем это обусловлено, потому что раньше Блейд с удовольствием рассказывал о брате. И по глазам, и по интонациям его было заметно и понятно, что он безмерно любит его.
«Может быть, поссорились?», — предположила Лили, продолжая смотреть туда, где скрылся парень.
Она вздохнула и встала. Не сразу найдя свой свитер и одевшись полностью, она направилась к указанной подсобке, продолжая свои размышления:
«Ладно, узнаю. Всё равно я буду убираться и на Майкла скорее всего нарвусь. У него и спрошу. Конечно, звучит это странно, но этого мальчика, несмотря на его заболевание, разговорить бывает намного проще, чем Блейда».
Глава 11
Прошло шесть дней. Лили окончательно переехала в дом Блейда, но, несмотря на проживание под одной крышей, они практически не пересекались в эти дни. То Лили перевозила свои вещи, то Блейд куда-то уезжал, понятное дело, не отчитываясь домработнице ни о причине отлучки, ни о приблизительном времени возвращения, то он запирался у себя в кабинете, занимаясь там чем-то, неизвестным женщине. Ей было интересно понять мотивы парня, который пожелал, чтобы она была рядом двадцать четыре часа в сутки, а сам всё время был отстранён и далёк. Она нередко застывала перед дверями его кабинета, заносила руку, чтобы постучать, но не делала этого — прикусывала губу, опускала голову и уходила. Что-то внутри ей подсказывало, что в личную жизнь Блейда лучше не лезть, пока он сам не пригласит заглянуть под завесу тайны. Это «что-то» было так право…
Сегодняшний день выдался, можно сказать, исключением. Блейд не только решил нормально и спокойно позавтракать, что он делал не так часто, но и позволил Лили остаться с ним на кухне. Вернее, женщина осталась сама, поняв, что с работой на данный момент покончено. Она около минуты стояла, не решаясь, но всё-таки села за стол, занимая место сбоку и через один стул от него. Блондин ничего не сказал в ответ на её действие. Значит, не против.
Лили несколько минут просто сидела, рассматривая интерьер кухни, к которому она ещё не успела привыкнуть, и её хозяина. Конечно же, хозяина больше. Постепенно её взгляд полностью сконцентрировался на лице парня, который спокойно ел, методично разбирая ножом и вилкой мясо на составные части, смотря в тарелку. Лили за прошедшие четыре года успела очень отвыкнуть от той тотальной тишины, в которой Блейд ощущал себя органично и уютно. Молчание напрягало женщину, хотя, казалось бы, она полностью отдавала себе отчёт в том, что блондин не обязан с ней разговаривать. Что бы между ними не происходило, но их продолжали связывать исключительно рабочие отношения: «подчиненный-руководитель», и так будет всегда. Лили понимала это и на большее не надеялась и не рассчитывала. Едва ли Блейд подходящая пара ей, и ещё более сомнительно то, что она может занять место той, кого он назовёт своей женщиной и спутницей.
То же, что несколько раз происходило между ними, было скорее приятным бонусом к работе, только непонятно — для кого? Два из трёх раз, когда они были близки с Блейдом, у Лили складывалось такое ощущение, словно парень делает ей одолжение. Это чувство было странным, но от него было не отмахнуться и не отмыться. Наверное, если бы это был не Блейд, она вовсе бы постыдилась поднять глаза и столкнуться взглядом с тем, кто так «помог» ей. Но в отношениях с этим загадочным парнем не было слишком многих границ и условностей, что сдерживают других людей в их порывах, желаниях и поступках. И, что удивительно, это совершенно не путало их отношений…
Вздохнув, Лили опустила взгляд, начиная перебирать пальцами по столу, выстукивая квадратными ноготками по столешнице рваный ритм.
— Нервничаешь? — спросил Блейд через минуты две такого «концерта».
Он поднял взгляд и вопросительно и проникновенно, но в то же время слишком спокойно посмотрел на женщину.
— Нет, — немного неуверенно ответила Лили и пожала плечами, убрала руки под стол, кладя их на колени, чтобы больше не было соблазна выстукивать неровные мотивы.
Блондин слегка кивнул и вернулся к завтраку. Лили поджала губы и вновь взглянула ему в лицо. Он был такой спокойный, такой холодный, такой…
— Может быть, телевизор включить? — не отрываясь от трапезы, спросил Блейд.
— Зачем?
— Чтобы тебе было куда смотреть, помимо меня.
— Если ты не против…
— Не против, — кивнул блондин и взглянул на собеседницу. — Только я люблю есть в тишине, так что, Лили, будь добра удалиться в гостиную или свою комнату, если тебя напрягает молчание.
Сказав это, Блейд вернулся к еде, вновь наполняя тишину комнаты едва уловимым звяканьем столовых приборов об идеально белую тарелку.
Лили молчала, наверное, несколько минут, перед тем как произнести что-то в ответ.
— Блейд, а почему ты так любишь тишину? — спросила женщина.
— Я её не люблю, — равнодушно пожал плечами блондин, не отрывая взгляда от тарелки, на которой уже почти ничего не осталось. — Просто, получается так, что иногда тишина звучит приятнее всего.
— А я думала, тишина напрягает всех…
Отправив в рот последний кусочек завтрака, проглотив его, Блейд отставил тарелку и, вскинув голову, взглянул Лили в глаза.
— А что бы ты выбрала, — спросил блондин, — истошный крик или молчание, тишину?
Лили нахмурилась от немного странного вопроса своего работодателя. Подумав немного, она ответила:
— Наверное, крик. Мне кажется, что всё лучше, чем глухая тишина.
— А ты когда-нибудь слышала такой крик? — прищурившись, спросил Блейд, продолжая смотреть прямо в душу своим тёмным взглядом.
Взглянув в глаза Блейду, Лили невольно подумала о том, что, несмотря на то, что оттенок её карих глаз был темнее, чем у Блейда, но его глаза казались чернее, глубже. Это казалось странным и приковывало взгляд, как и многое другое в этом парне.
— Какой «такой»? — не совсем поняла Лили, тем не менее, чувствуя что-то неприятное, что крылось за словами блондина.
— Крик, полный боли, — пояснил Блейд. — Ты слышала такой крик? Или, может быть, когда-нибудь кричала так сама?
Лили вновь задумалась, опуская взгляд в стол, потому что думать, удерживая прямой зрительный контакт с парнем, было просто невозможно.
— Мне было больно в жизни, но, наверное, такой боли, чтобы истошно орать, я никогда не испытывала. Либо, я просто сильная. Знаешь, Блейд, боль ведь ощущается очень индивидуально…
Блейд отрицательно покачал головой и, поставив локти на стол, слегка склонился к Лили, отвечая ей:
— Нет, Лили, ты ошибаешься. Есть такая боль, от которой даже дьявол взвоет. Но это уже абстракции и философия, не буду в них ударяться.
— Ты имеешь в виду физическую боль от каких-то контузий? — вновь не совсем поняла Лили.
— А, что, по-твоему, Лили, хуже: боль физическая или моральная?
— Наверное, моральная. От физической можно выпить таблетку обезболивающего и всё пройдёт. А… почему ты спрашиваешь?
— Ты сама начала эту тему, — спокойно ответил Блейд, слегка склоняя голову набок.
— Я спросила про то, почему ты любишь тишину.
— А я ответил, что я не люблю её, но она бывает приятна и уместна, — ответил блондин, кивая. — Будет повторять весь наш диалог?
— Нет, — негромко ответила Лили, опуская голову.
Ничего не ответив, Блейд встал и взял чашку с кофе, огляделся в поисках пепельницы. Теперь она всегда стояла на своём месте, но привычка искать осталась, потому что слишком много лет Майкл зачем-то переставлял их. Его уже не было, а привычка Блейда осталась…
Блондин слегка передёрнул плечами и поморщился, выныривая из невесёлых и слишком болезненных мыслей. Взяв пепельницу, парень закурил и, сделав три затяжки, нервно стряхнул пепел в вазочку, после чего вернулся за стол.
Блейд делал частые затяжки, смотря в стол, но ничего не видя перед собой, погрузившись слишком глубоко в себя, почти потерявшись там. Порой, блондину казалось, что когда-нибудь он зайдёт так глубоко в «лес» воспоминаний и мыслей, что не сумеет найти дороги обратно и станет одним из тех психов, которые видят не реальный мир, а проекции своего больного сознания, и годами, десятилетиями лежат в стенах психиатрических больниц, наивно полагая, что живут, а не жалко существуют…
Блондин выдыхал дым в сторону, но он был настолько крепким и насыщенным ядами, что всё равно настырно проникал в ноздри Лили и заставлял глаза слегка слезиться. Когда-то она сама курила, но это было слишком давно, чтобы организм реагировал на табачный дым принятием, а не отторжением.
Женщина слегка прикусила губу, поднимая взгляд на лицо блондина, который был где-то не здесь. Она невольно вспомнила их близость, случившуюся почти неделю назад, и отметила, что даже не почувствовала характерного табачного запаха и вкуса, когда целовала парня. А ведь он постоянно курил…
От этих мыслей стало немного неуютно и неприятно, даже стыдно. Когда Лили вышла замуж, её супруг курил, но спустя два года семейной жизни ему пришлось отказаться от вредной привычки, потому что женщина всё время морщилась, когда он подходил к ней накуренный, кривилась. В выборе между сигаретами и женой победила Лили, потому что тогда муж ещё любил её.
Но теперь, когда Лили начала припоминать и осмысливать своё поведение с Блейдом, она пришла к не очень приятному выводу о том, что принципы и стандарты её имеют двойную природу. Потому что муж ради неё бросил курить, а от Блейда она даже не почувствовала сигаретного запаха, хотя сигареты он курил более крепкие, чем её бывший супруг.
«Поздравляю, Лили, — подумала женщина, поджимая губы. — Ты такая же, как все: говоришь одно, а делаешь другое».
Слегка опустив голову, она исподлобья взглянула на Блейда, который заметил это и, верно, только благодаря этому вынырнул из своего личного и жуткого мира в реальность.
— Что? — спросил блондин и поджал губы.
Взглянув на сигарету, которая успела дотлеть до фильтра, пока он думал, парень раздавил окурок в пепельнице и взял новую сигарету. Помедлив с тем, чтобы закурить, парень вновь взглянул в лицо домработницы, слегка вскидывая бровь.
Видя, что женщина не торопится с ответом, Блейд тоже «расслабился». Подкурив, он прикрыл глаза и слишком глубоко затянулся крепким едким дымом, отчего лёгкие обожгло, и они жалостно заныли. Было бы уместно закашляться, но в груди парня не возникло даже позыва к этому, несмотря на то, что он ещё и задержал дыхание, словно намерено издеваясь над собой, душа. Его организм давно привык к тому, что его безжалостно травят день за днём. Пассивный самоубийца…
— Блейд? — наконец-то подала голос Лили.
— Что?
— А где ты был четыре года?
— Так получилось, что мне пришлось уехать, — сказал Блейд правду, но, как обычно, не всю.
— И почему решил вернуться?
— Потому что у меня здесь осталось незаконченное дело. Да и это моя родина, как-никак, — на второй части высказывания блондин усмехнулся, постукивая по сигарете пальцем, стряхивая с неё пепел. — А на неё, рано или поздно, но тянет всех.
— Наверное, Майкл обрадовался, что вы вернулись? — не понимая и не подозревая, что затрагивает опасную тему, добродушно спросила Лили.
Блейд сжал губы в тонкую нить и не ответил. Подождав достаточно долго, чтобы понять, что парень не собирается отвечать, Лили вновь обратилась к нему:
— Как он перенёс переезд? Насколько я помню, Майкл…
— Замолчи, — сквозь зубы процедил Блейд, не смотря на Лили.
— Блейд, в чём дело? — не поняла женщина, слегка хмурясь и смотря на чернеющего и закипающего блондина. — Вы поссорились? Или…
— Закрой рот! — рявкнул Блейд так, что звук его голоса отразился от всех стен и зазвенел в задребезжавшей посуде.
Лили недоумевающе взглянула на парня, и постепенно непонимание в её глазах сменялось страхом, который зарождался в душе против воли разума. Блейд сейчас выглядел действительно устрашающе: взгляд тёмный, глубокий, прожигающий, зрачки расширились настолько, что глаза кажутся совершенно чёрными, грудь часто вздымается от закипевшей в крови ярости, кулаки сжаты.
— Извини, Блейд… — произнесла Лили, не понимая своей вины, но осознавая, что она есть. Дурацкая ситуация… — Я…
— Просто закрой рот и оставь меня одного, — остыв, холодно ответил блондин, перебивая женщину.
Лили поджала губы, а, затем, прикусила губу, непонимающе взглянула на парня, но ослушаться не посмела. Встав из-за стола, она покинула кухню, бесшумно закрывая за собой дверь.
Когда домработница ушла, Блейд секунд тридцать сидел, сжимая в бессилии кулаки до судорог в пальцах, смотря в стол, словно пытаясь прожечь взглядом ни в чём не повинный предмет. А, затем, схватил со стола пепельницу и со всей силы запустил ею в стену. Одним чудом она не попала в окно и, столкнувшись со стеной, рассыпалась мелкими осколками и стеклянной крошкой, усыпая пол и угрожая изрезать ноги любому, кто сделает неосторожный шаг.
Блейд продолжал смотреть непонятным взглядом в стол, часто и глубоко дыша, кипя изнутри. И ничто не могло унять этого кипения, что заставляло кровь свёртываться в жилах. Почти ничто…
Резко сорвавшись с места, блондин покинул кухню, быстро преодолевая гостиную, чёрным смерчем проносясь мимо Лили. Женщина застыла в недоумении, оборачиваясь и смотря вслед парню. Две секунды и он скрывается из виду, на втором этаже хлопает дверь.
— Какой же он всё-таки странный, — шепчет себе под нос Лили, продолжая смотреть туда, где скрылся Блейд.
А сам Блейд в это время запер дверь своего кабинета и грубо открыл крышку ноутбука, едва не отрывая её, включил компьютер. Сев, чувствуя, как сумасшедшее сердце продолжает нещадно таранить изнутри грудную клетку, парень включил интернет и открыл текстовый файл, носящий скромное и совершенно ни о чём не говорящее название: «Список».
Глава 12
Интересно,
Берут ли таких, как я, в рай?
Может, берут,
Сходи, узнай.
Jane Air, DrugDealer©
«Ричард Хэймо Кольбе 1958 года рождения, 57 лет. С отличием окончил одну из лучших городских гимназий, после чего поступил в духовную семинарию, которую также успешно окончил. Но проработал в церкви Ричард всего три месяца, после чего поступил в медицинский университет. Получив по окончании университета подтвержденную дипломом специальность «Психиатр», Ричард приступил к врачебной практике. Демонстрируя отличительное трудолюбие, а также уникальную способность находить с пациентами, их родственниками и собственным начальством общий язык, Ричард всего лишь за восемь лет дослужился до главврача и занял место управляющего Евангелической клиникой королевы Елизаветы Херцберге. На протяжении десяти лет он руководил клиникой. А после, в ноябре 2013 года, покинул пост по собственному желанию и оставил медицину, вернувшись к своей первой специальности. В сане священника трудится и по сей день…», — в который раз прочитал про себя Блейд распечатанную часть документа и, хмыкнув, ухмыльнулся уголком губ.
Оторвав взгляд от листов бумаги, блондин повернул голову к окну. По стеклу бурными потоками стекала дождевая вода, сильно ухудшая видимость, позволяя различать лишь свет и тень: лишь огонь, горящий в мозаичных окнах, и неясные очертания других строений. Но иные строения парня не интересовали.
Заглушив двигатель, Блейд выдернул ключи из замка зажигания и сунул их в карман. Надев перчатки, блондин покинул автомобиль и, не поставив машину на сигнализацию, пошёл вперёд, постепенно приближаясь к небольшому зданию церкви с длинными и высокими резными окнами с разноцветной и чуть потемневшей от времени мозаикой, тёмно-серыми стенами, на которых местами проглядывался мох и тяжёлой широкой дверью, так напоминающей о давно ушедшем средневековье. Это была одна из тех маленьких церквушек, которые иногда забывают нанести на карту после очередной переписи ландшафта города, и в которую ходят только те, кто живут неподалёку, потому что ехать далеко ради такого места точно не стоит. Другое дело церковь Примирения или Немецкий собор, которые заняли своё место в истории города и к которым водят экскурсии. Эта же церквушка была уютной и, верно, очень нужной тем, кто находил в её стенах себя, спасение и бога, но она не была хоть сколько-нибудь особенной или запоминающейся. Такие есть в каждом, даже самом маленьком городке в странах, где победило христианство. И Блейду это было как нельзя кстати.
Поднявшись на две невысокие ступени крыльца, парень обернулся, желая убедиться, что никакой припозднившийся прохожий не станет свидетелем того, как он переступит порог церкви. Пригород, поздний час, холод и совершенно дурная погода делали своё дело — на улицах, что медленно захлёбывались в потоках воды, с которыми не справлялась канализация, не было никого: ни человека, ни собаки.
Оглядевшись по сторонам, блондин толкнул тяжёлую дверь, которая с едва слышным скрипом отворилась, пропуская его внутрь священного здания. Оказавшись внутри, Блейд запер дверь изнутри, после чего позволил себе оглядеться.
Изнутри это маленькое и неприметное зданьице выглядело больше, чем снаружи. Просторное помещение с двумя десятками скамей было залито приглушенным светом, на дальней от входа стене висело большое распятие… больше ничего толком и не было. Да, протестанты всегда выступали за скромность, боролись с, как они считали, ненужными излишествами католичества. И эта маленькая церковь была лучшим подтверждением того, что они остались верны себе и добились своего.
Осмотревшись, блондин неспешно пошёл вперёд, проходя по проходу между лавками, что вёл к алтарю. Там, за алтарём, за неприметной дверью, цветом сливающейся со стенами, скрывалась келья священнослужителя, который заправлял этой маленькой церквушкой.
Остановившись около двери, Блейд поправил перчатки и, протянув руку, постучал. Прошло несколько секунд и, ничего не ответив, священник открыл дверь, представая глазам блондина. Это был немолодой мужчина, имеющий некритический избыток веса, мышиного цвета волосы, что были очень коротко острижены, и маленькие голубые глаза. Одет мужчина был в традиционную чёрную одежду священнослужителя, на груди у него висел большой, но не вычурный крест.
Мужчина с интересом разглядывал своего позднего посетителя. Он не мог вспомнить, когда в последний раз к нему в церковь так поздно кто-нибудь заходил, тем более, в столь ненастную погоду, когда хороший хозяин даже собаку на улицу не выгонит. Он остановился на лице блондина, которое наполовину было прикрыто шарфом, что было вполне уместно в столь ужасную и промозглую погоду. Взглянув парню в глаза, мужчина слегка нахмурился, глаза гостя показались ему отдалённо знакомыми, но он не придал этому значения. Каждый день он видит множество народа, неудивительно, что этот прихожанин кажется ему знакомым, так он думал.
— Вы что-то хотели, сын мой? — спросил священник.
— Да, — кивнул Блейд. — Мне нужно с вами поговорить. Очень нужно.
— Вы хотите исповедоваться?
— Не совсем. Мне просто нужно поговорить с вами, чтобы… прийти к истине.
— Вы попали в сложную жизненную ситуацию?
— Именно, — кивнул блондин. Шарф скрыл его ухмылку. — Я попал в ту ситуацию, в которой только вы сможете мне помочь.
— Тогда, я не имею права отказать вам в разговоре, — произнёс священник, отходя в сторону и пропуская парня в свою комнатку, что оказалась не такой маленькой, как думал Блейд.
Осмотревшись, блондин занял стул, стоящий около неприметного стола, и, удобно устроившись, взглянул на священнослужителя. Мужчина постоял немного около двери, всего несколько секунд, затем закрыл дверь и сел на маленький диванчик, рассчитанный всего лишь на двоих человек.
— Что вас привело ко мне, сын мой? — спросил священник, смотря на блондина своими маленькими и такими насыщенными и колкими, словно лёд, глазками.
— Меня привёл к вам мой брат, — ответил Блейд, смотря в глаза мужчине постепенно темнеющим взглядом. — Он погиб. И теперь мне нет покоя.
— Сын мой, не нужно скорбеть об усопших, наши слёзы отдаются болью в их душах. Помолитесь за его упокой и отпустите его с миром.
— Я не умею молиться.
Священник не замечал ни чернеющего взгляда блондина, ни мёртвого холода, которым начинали сочиться его слова.
— Я научу вас, сын мой, — ответил священник, кивая. — Это моя работа, помогать тем, кто потерял свет, вновь обрести его.
— И, как вы думаете, вы хорошо справляетесь с этим? — вскинув бровь, спросил парень, слегка прищуриваясь.
— Я искренне верю в то, что каждый, кто пришёл ко мне за помощью, получил её. Я надеюсь на это, но лишь бог знает, как это есть на самом деле.
— И давно вы стали божьим человеком?
— Сын мой, мы все — дети божьи: и вы, и я.
Блейд не ответил на это. Священник продолжил:
— Скажите мне имя вашего брата, и я помогу вам помолиться за него.
Ткань шарфа вновь сокрыла под собой дьявольскую ухмылку Блейда, а адское пламя, которое зажглось в его глазах, глупый священник просто не заметил. Игра началась.
— Майкл, — ответил Блейд.
Немного помолчав, блондин добавил:
— Вы не хотите узнать, как он погиб? Думаю, это важно…
— Говорите, сын мой, — кивнул мужчина, складывая руки, как для молитвы, и кладя их на колени. — И, надеюсь, вашей душе станет легче.
«Обязательно», — подумал Блейд и произнёс:
— Его убили. Убили очень плохие люди. Он был очень мягким человеком и совершенно беззащитным. У него никого не было кроме меня, потому что родители наши давно умерли. Но меня не было в то время рядом, я не мог там быть. А эти люди пользовались этим, методично изводя Майкла, причиняя ему ужасную боль, которая однажды убила его, заставила сделать шаг из окна.
— Ваш брат самоубийца? — спросил мужчина.
Слова блондина всё сильнее напоминали ему о чём-то, о чём-то очень важном, но он никак не мог полностью осознать это, вспомнить.
— Да и нет, — ответил на вопрос священнослужителя Блейд. — Его довели до этого шага. Разве может лишь он считаться виноватым?
— Сын мой, — священник опустил взгляд, потому что глаза его забегали, — бог даёт каждому из нас испытаний ровно столько, сколько человек может выдержать. Самоубийство же является слабостью и высшим грехом перед небом.
— А доведение человека до этого шага, истязание того, кто не может себя защитить, разве это не больший грех?
— Я понимаю ваше негодование, сын мой. Вы желаете оправдать вашего брата, смыть с него страшное клеймо, которым является лишение себя жизни…
— Нет, вы ошибаетесь, — покачал головой Блейд. — Я не желаю смывать со своего брата этого клейма, потому что считаю, что его на нём нет. Если человека сломали: ломали медленно и зверски, нельзя упрекать его в том, что он пожелал прекратить свои муки. Разве не так?
— Ваши суждения неверны, сын мой…
— Скажите, — перебил священника Блейд, — а на каком кругу ада горят те, кто был по жизни ложной добродетелью? Те, кто притворялся хорошим и добрым, а сам творил зло?
— Полагаю, им предстоит шестой круг ада.
— А предатели клятвы, куда они попадают? Например… клятвы Гиппократу?
Священник нахмурился и невольно поёжился, потому что от слов парня по его спине пробежали мурашки. Но он по-прежнему не мог дать себя отчёта в том, о чём напоминают ему слова блондина и кого ему напоминает он сам.
— Предателям суждено гореть на девятом круге, — собравшись, ответил мужчина.
— И как вы относитесь к этому кругу?
— Этот круг самый страшный и мучительный, терзаться в нём суждено самым последним грешникам.
— То есть, вы бы не хотели туда попасть?
— Сын мой, никто не желает попасть в ад, потому делом нашим при жизни является жить по божьему закону и не преступать его, не творить зла.
Дослушав мужчину, Блейд хмыкнул и усмехнулся, после чего склонился к нему и произнёс:
— Тогда, можете помолиться и исповедоваться. Кажется, это очищает совесть.
— Что… — попытался сказать священник, но Блейд вновь перебил его, ледяным тоном произнося:
— А, чтобы к вам вернулась память, я озвучу и фамилию своего брата — Билоу, Майкл Билоу.
Глаза мужчины полезли на лоб, он побледнел и инстинктивно вжался в спинку дивана, словно надеясь просочиться через неё и через стену и убежать.
— И, думаю, теперь понятно, кто я? — тем же, ледяным тоном спросил блондин.
Священник гулко сглотнул и втянул голову в шею. Блейд медленно взялся за край шарфа и опустил его, открывая полностью лицо и добавляя:
— Меня зовут Блейд Билоу. А ты — Ричард Кольбе. И я пришёл по твою душу.
Ричард побледнел ещё сильнее, становясь мертвенного цвета, и сполз вниз, напряженным взглядом следя за блондином.
— Ты же умер? — спросил священник.
— Знаешь, говорят, что смерть дарит вечный покой. Но мне не спалось.
— Уходи отсюда! — подскочившим от эмоций голосом потребовал Ричард, бегая своими маленькими глазками. — Покинь эти стены! Изыди!
Мужчина перемешивал свои требования с едва слышным нашёптыванием молитв. Он глупо надеялся на то, что бог, которого он не единожды предал, его спасёт сейчас.
— Ты мне ещё святой водой в лицо плесни, — глумливо ухмыльнулся Блейд, наблюдая за священником, который теперь то бледнел, то краснел.
— Ты демон! Ты чудовище! Ты убийца! — верещал Ричард.
Со стороны казалось, будто он впрямь видит перед собой порождение тьмы, восставшее из ада, а не обычного человека.
— А ты хуже, — сухо ответил Блейд и в мгновение ока преодолел расстояние до Ричарда, который кинулся к двери, надеясь сбежать и спастись.
Ловко перехватив руку мужчины и скрутив, блондин прижал его к двери, заставляя заскулить от боли в вывернутом запястье. Блейд смотрел на него спокойным ледяным взглядом, в котором было невозможно много презрения. Ему хотелось плюнуть в лицо этому моральному уроду, прикрывающемуся маской добра. Но он сдержался.
— Отпусти меня! — заверещал Ричард.
Блейд поморщился от того, как неприятно подскочил голос мужчины от эмоций. Ловко и совершенно незаметно достав пистолет, блондин скользнул им по телу священника и прижал дуло к его груди. Священник три раза подряд нервно сглотнул, словно поперхнулся и теперь никак не мог прочистить горло.
— Исповедуйся мне, — ледяным и жутким тоном произнёс Блейд. — И, может быть, я отпущу тебя.
— Ты сумасшедший псих…
Скривившись, Блейд со всей силы ударил Ричарда по лицу. От силы удара мужчина едва не упал, осел, хватаясь за щёку, половина лица просто онемела.
— Ты сам вынуждаешь меня причинять тебе боль, Ричард, — произнёс Блейд, нависая над мужчиной, подобно чёрной жуткой туче.
«Ты сам заставляешь меня причинять тебе боль»…
Ричард невольно вспомнил эти слова, которые он бросил Майклу, покидая его палату в один из его последних дней. Он вспомнил, какими огромными и испуганными глазами смотрел на него парнишка, сколько непонимания и боли было в его взгляде. Вспомнил, как он сидел, забившись в проём между тумбочкой и кроватью, как он зажимал окровавленными ладошками разбитый нос…
— Готов?
Этот вопрос, прозвучавший над самым ухом, заставил Ричарда вынырнуть из своих мыслей-воспоминаний и повернуть голову. Он столкнулся с дико блестящим взглядом блондина и его тотчас вздёрнули на ноги, грубо толкнули в спину, отчего он едва не упал. Мысль о побеге Ричард отбросил почти сразу — физические данные у них с Блейдом совершенно не равны, у него нет шансов. Но у Ричарда было другое сильное место — он всегда был очень умным и мастерски умел заговаривать людей и пудрить им мозги, чтобы добиться своего.
— Садись, — приказал Блейд, указывая на стул.
Ричард сглотнул и сел, решив, что лучше сделать вид, что он согласен играть по правилам этого психа, который имел славу безжалостного убийцы и был ослеплён жаждой мести.
— Блейд, давай поговорим? — предложил Ричард.
— Давай, — согласился Блейд и подошёл к мужчине, вставая у него за спиной практически вплотную.
Ричард не заметил, когда думал, оглушенный ударом, как блондин вытянул ремень из своих джинсов и теперь держал его в руках.
Коснувшись плеча мужчины, он провёл по нему кончиками пальцев. Ричарда передёрнуло. Он всё больше убеждался в том, что всё, что говорил его товарищ про Блейда, правда. Этот парень казался больным, помешанным психом, который может сотворить всё, что угодно.
Но мысли о ненормальности блондина резко выпали из головы, потому что Блейд накинул Ричарду на шею петлю из ремня и сдавил, лишая мужчину возможности дышать. Склонившись к уху хрипящего, задыхающегося мужчины, парень прошептал:
— Давай, расскажи мне, как измывался над Майклом. Как приказывал не кормить его и даже не поить. Как рассказывал ему жуткие вещи про меня. Как бил его сам и приказывал, позволял это делать своим подчиненным.
— Откуда… ты… знаешь? — задыхаясь, закатывая глаза, прохрипел Ричард.
— Тварь, — прорычал Блейд, дёргая концы ремня и сдавливая горло священника так сильно, что у него хрустнул один их хрящей гортани, после чего убрал ремень, позволяя Ричарду подышать.
Мужчина схватился за ноющее болью горло и согнулся, хрипя, кашляя, пытаясь отдышаться.
— А что ещё я не знаю? — спросил Блейд, вновь нависая чёрной тенью над Ричардом.
— Ты… о… чём?
— О том, что ты ещё делал с Майклом? Или, что делали с ним другие? Я знаю много, но я не знаю всех подробностей.
— Я… Я… не знаю…
— Как хочешь, — холодно ответил блондин и вновь накинул на шею мужчину петлю.
В этот раз он держал дольше. Ричард успел покраснеть, как варёный рак, и даже начать синеть. Он невозможно хрипел и хватался пухлыми пальцами за ремень, пытаясь ослабить петлю и вдохнуть. Но Блейд держал слишком сильно.
— Я… я… — прохрипел Ричард, закатывая глаза, кашляя и брызжа слюной. — Я… скажу!
Петля резко ослабла. Ричард вдохнул так глубоко и резко, что подавился воздухом. Он хотел согнуться, но Блейд дёрнул его за плечо, возвращая в прежнее положение.
— Говори, — приказал блондин.
— Дай… мне… подышать…
— Говори, — ледяным тоном повторил Блейд. — Или я верну всё, как было.
— Нет! — взвизгнул Ричард. — Прошу тебя, нет…
— Всё в твоих руках. Говори, мразь.
Ричард вздохнул и опустил голову. Горло жутко болело, сердце то и дело спотыкалось от страха за свою жизнь.
— Его перевели ко мне из третьей больницы… — начал говорить Ричард.
— Это я знаю, — сухо перебил его Блейд. — Говори о том, что было с ним в стенах твоей клиники. И в подробностях.
— Мне… Мне сказали, чтобы я довёл этого парня.
— Кто сказал?
— Мой друг.
— Полицейский?
— Д-да… А откуда ты…
— Как его зовут? — не позволив мужчине договорить, спросил Блейд.
— Дональд Шрёдер.
— Это он придумал весь этот план?
Ричард не ответил. Со всей силы ударив мужчину по спине ремнём, Блейд повторил, едва не рыча:
— Это он придумал издеваться над Майклом?
— Да, — ответил мужчина, опуская голову.
Нет, ему не было стыдно за то, что он только что сдал убийце друга. Ему было страшно за себя, и очень болела спина после удара, иных мыслей и эмоций у него не возникало.
— В каком он работал участке? — спросил Блейд.
— В шестом. И сейчас работает…
— Отлично…
— Ты… убьёшь его?
— А ты бы хотел, чтобы я убил его вместо тебя? — голосом истинного дьявола поинтересовался блондин, кладя ладони на плечи мужчине.
— Ты… Ты это серьёзно? — спросил Ричард.
— Совершенно, — так искренне ответил Блейд. — Ты последняя мразь и я это знаю. Но я даю тебе шанс. Предай своего друга, сдай его мне. И ты спасёшь себя.
— Господи, прости, — прошептал одними губами, а, скорее, подумал вслух Ричард, прикрывая глаза.
Сглотнув, собравшись с духом и вдохнув, мужчина на одном дыхании протараторил все личные данные своего друга, который призывал его — и не только его — беспощадно издеваться над Майклом, изводить его и доводить, делать так, чтобы жизнь была ему не мила.
— Молодец, — презрительно изогнув губы, произнёс Блейд, когда Ричард закончил свою «исповедь». — Теперь, вернёмся к Майклу. Как много человек тебе помогали над ним издеваться? И сразу с именами и фамилиями.
— Двое, — выдохнул Ричард, вновь закрывая глаза. — Уц Вольф и Мартин Тишбейн.
— Всего двое?
— Да… — вздохнул Ричард. — Мартин только говорил ему гадости, ну, и бил. А Уц…
— Что он делал? — вскинул бровь Блейд. — Чего ты замолчал?
— Я… Я не одобрял его действий…
— Говори.
— Он… принудил Майкла к сексу. А, вернее, изнасиловал. Он… гей…
Ричарду повезло, что сейчас он сидел спиной к Блейду и не мог видеть его выражения лица и его глаз, потому что от одного взгляда в эти жуткие чёрные бездны, кишащие демонами и животной злостью, ненавистью, можно было упасть замертво, поседев до корней волос и лишившись души.
Мужчина говорил ещё что-то, а Блейд не слушал его, сверля взглядом затылок, всё больше чувствуя, как тьма произрастает щупальцами и цветами в его груди, на месте сердца, как она захватывает над ним власть и сливается с ним в единое целое.
— Блейд, побойся бога, отпусти меня, — произнёс Ричард. — Я же священник, я посланник бога на земле. А мы в храме его…
— Если ты, тварь, — произнёс блондин, — посланник бога, то я предпочту быть творением дьявола. Ибо дьявол искренен в своих злодеяниях, он никогда не пытается выдать их за благодетельные дела.
Блейд удобнее взял ремень, накручивая его на кулаки, чтобы точно не выскользнул. Занеся его над головой мужчины, парень добавил:
— А, вообще, я не верю ни во что. И, если я не прав, пусть меня на месте пронзит молния.
Сказав это, Блейд сдавил петлёй горло Ричарда. Мужчина задёргался, захрипел, попытался вывернуться, сползти на пол, но добился лишь того, что в его горле сломались два хрупких хряща гортани. Он закатывал глаза и хрипел, становясь всё более багровым, шепча просьбы и мольбы о помиловании.
А Блейд безразлично сдавливал его горло всё сильнее, лишая всякой надежды на вдох, удушая. По прошествии минуты Ричард начал конвульсивно дёргаться, а через две затих. Подождав ещё немного, блондин отпустил мужчину, его голова безвольно упала на грудь, лишившись поддержки.
Обойдя мужчину и взглянув ему в сине-пунцовое лицо, Блейд брезгливо поморщился, а, затем, равнодушно прижал два пальца к сонной артерии Ричарда. Пульс у него ещё был, но это ненадолго.
Парень окинул комнату взглядом и задрал мантию священника, вытягивая из его чёрных брюк ремень. Сравнив его со своим и решив, что толщина у них почти одинаковая, как и материал, Блейд закрепил ремень Ричарда на железном крючке для одежды, который располагался неприлично высоко — наверное, ошибка строителей. Завязав ремень и убедившись, что он крепится на славу, блондин повис на нём всем весом, тяня изо всех сил, пока не вырвал его из стены.
План Блейда был прост, как обычно. Ричард Кольбе, священник одной из пригородных церквей, решил покончить с собой по непонятным для всех причинам. Его тело найдут к утру первые прихожане.
Как раз, такое «самоубийство» отлично объясняло синяк на лице мужчины — крюк, на котором мужчина повесился, просто не выдержал его веса и сломался, а Ричард, упав, ударился об ножку стула, с которого он и прыгал. Какая ирония…
С учётом того, что Блейд прилагал усилия, чтобы вырвать крюк, и на это у него ушло около двух минут, у Ричарда было бы не меньше пяти минут перед тем, как крюк оборвётся. Этого времени хватило бы для того, чтобы он успел повеситься.
«Конечно, — продолжал про себя Блейд проговаривание „самоубийства“ мужчины, — его ещё можно было спасти, но он был без сознания, а свидетелей его страшного поступка не было. Как же так можно, мистер Кольбе, столько лет спасать людей, потом стать священником, быть посланником бога и, в результате, залезть в петлю. Печально…».
Ухмыльнувшись, блондин осмотрел комнатку, проверяя, всё ли находится на своих местах и не указывает ли что-нибудь на то, что Ричард принял смерть не от своих рук? Крюк был вдет в петельку на ремне, а сам ремень удавкой был намотан на шею испустившего дух священника, опрокинутый стул лежал рядом с его головой…
«Идеально», — подумал Блейд и открыл дверь, оборачиваясь на пороге.
Последний раз бросив безразличный взгляд на ублюдка в священных одеждах, Блейд покинул его обитель и направился к выходу из церкви. Парень открыл дверь и, не оглядываясь, вышел из церкви, окинул взглядом маленький дворик, что её окружал. В нём по-прежнему никого не было, как и на улице.
Выйдя на улицу, блондин стремительно направился к своему автомобилю и, сев в него, закрыл дверцу, бросил последний взгляд на опустевшую церквушку, силуэт которой был изломан разводами воды на стёклах.
Заведя двигатель и включив дворники, Блейд надавил на педаль газа и унёсся в ночь.
Погода в эту ночь была настолько ужасной, что на улицах не было не то, что прохожих, даже машин почти не было! Потому Блейд добрался до дома достаточно быстро.
Загнав автомобиль в гараж, блондин направился к входной двери, не обращая внимания на капли холодного дождя, что били по лицу и затекали за шиворот.
Переступив порог дома, Блейд скинул перемазанные в грязи ботинки и снял куртку.
— Блейд?
Блондин поднял глаза и увидел Лили, которая вышла к нему.
— Ты вернулся насовсем? — добавила женщина.
— Да, — кивнул блондин.
Лили бросила взгляд на руки парня, облачённые в странные кожаные перчатки, видно, совсем новые.
— Приготовить тебе ужин? — спросила женщина, возвращая свой взгляд на лицо блондина.
— Нет. Я не голоден. Сделай лучше кофе и принеси его мне. Я буду в своей спальне.
— Как скажешь, — кивнула Лили.
Блейд бросил на женщину непонятный взгляд, но ничего не сказал. Оставив свою мокрую куртку сохнуть, парень развернулся и ушёл наверх, скрываясь на втором этаже.
Глава 13
Блейд часто щёлкал мышкой, переходя от ссылки к ссылке, периодически переключаясь на текстовый документ, щурясь. Искусственный и слишком яркий свет от экрана ноутбука резал глаза, раздражал их; блондин имел привычку работать за компьютером без света, вернее, обычно он начинал работать ещё днём, а, когда на город опускались сумерки, просто забывал включить свет, не видел в этом смысла.
До настольной лампы было каких-то сорок сантиметров, нужно было лишь протянуть руку, щелкнуть выключателем и тьма развеется, а глаза, может быть, перестанут болеть. Но парень не делал этого движения. Он был полностью сосредоточен на экране ноутбука и поиске интересующей его информации, отсеве её от ненужной и лживой.
Он проводил так, сидя за компьютером, уже седьмой день подряд. Информация была практически собрана, но ещё остались нюансы, которые стоило учесть и уточнить, чтобы иметь возможность сделать всё идеально. А на другое Блейд был не согласен. Он всегда был перфекционистом, всегда любил делать всё качественно и красиво. И, тем более, он не желал отходить от своей привычки в том, что касалось того, чего не было важнее для него сейчас — мести.
«Отмщение» — это слово прочно въелось в его сознание, в самую подкорку мозга и не давало забыть о себе ни на мгновение. И Блейд совершенно не желал противиться этому. У него не было иных желаний, кроме как заставить каждого, кто тронул Майкла, заплатить за свои слова и поступки. Он желал увидеть боль, страх и раскаяние в их глазах. Он желал увидеть в них обреченность — ту самую обреченность, до которой эти твари довели его беззащитного и ни в чём не повинного брата. Он хотел увидеть, как будет гаснуть свет в их глазах, и как они будут захлёбываться собственной кровью.
Всё. Больше ничего не было важным. Блейд даже забывал есть, он бы совсем истощал за это время, если бы Лили, пересилив свой непонятный страх перед ним, не решилась постучаться в дверь его кабинета и спросить, будет ли он ужинать? Увидев, что блондин не разозлился на её инициативу, она продолжила так приходить каждый день, робко и скромно напоминая парню о том, что он не робот и что ему необходимо удовлетворять телесные потребности своего организма. Она приходила каждый день, стучала, но никогда не смела зайти или попросить об этом. Всё-таки, Лили была не глупа и интуиция у неё работала хорошо, подсказывая, что личные границы её странного работодателя лучше не нарушать.
Эта неделя была невозможно трудной. Найти двух санитаров, которых сдал с потрохами, как и своего друга, бывший доктор Кольбе, не составило труда. Теперь Блейд знал о них всё и даже больше — больше, чем родные матери, которые точно не подозревали о том, каких чудовищ они породили на свет.
Но был ещё один человек, который был нужен Блейду — комиссар Шрёдер, который, по словам священника, являлся тем, кто придумал весь этот жестокий и отвратительный план. Дональд Шрёдер был и оставался по сей день полицейским. И это создавало некоторые трудности в том, чтобы найти на него всю, интересующую Блейда, информацию. А сделать это блондин пожелал сейчас, чтобы потом, избавившись от более мелких обидчиков, не распыляться по мелочам и всласть насладиться обдумыванием плана по отмщению этому ублюдку и, конечно, самим моментом мести, который обязательно свершится, даже, если Блейду взамен на это придется продать душу дьяволу.
Блондин хмыкнул, подумав об этом. Едва ли сделка с дьяволом для него возможна. Дьяволу не нужны пустышки, а в том, что у него есть душа, Блейд уже давно сомневался. Лишь иногда, когда что-то в груди противно ныло, ему казалось, что — да, там всё ещё что-то есть, там всё ещё есть сердце. Но потом парень неизменно приходил к мысли о том, что это всего лишь черви роются в трупе его души, роются и никак не могут насытиться, оторвать кусок, потому что в его груди царила вечная мерзлота. А сердце его представляло собой кусок грязного льда, который соединил навеки части разбитого целого и укутал их холодом, отнимая жизнь.
Блейд закрыл глаза, плотно жмурясь, потёр переносицу. Голова жутко болела, трещала. Переполненная пепельница источала противную табачную вонь, заполняя собой помещение, раздражая. Блейд курил много, даже очень много и, понятное дело, запах сигарет его не раздражал, не вызывал в нём отвращения. Но совершенно иначе дело обстояло с «трупами сигарет», которыми являлись смятые и раздавленные окурки. Они, как и всякие трупы, отвратительно пахли.
Открыв глаза и поморщившись, Блейд свернул окно браузера и встал из-за стола, решив сделать небольшой перерыв, а, заодно, выбросить целую кучу окурков, чтобы они больше не раздражали его обоняние и глаза, попадая в поле зрения. Да, Блейд любил порядок, хоть и не слишком умел его поддерживать. Когда-то, когда денег на домработницу у парня ещё не было, блондин самостоятельно вылизывал их с Майклом дом, принимая ту скромную помощь в этом деле, которую мог предложить ему брат.
Блейд вышел из кабинета и остановился у порога. Эти воспоминания подарили какое-то совершенно гадкое чувство, ноющую тупую боль. Это было так давно…
Руки его тогда ещё не были перепачканы в крови. У него тогда не было денег, он только начинал работать, а, правильнее сказать, крутиться, как мог, чтобы иметь возможность устроить нормальную жизнь для себя и для Майкла. Страшное время. Пенни — сердечная старушка, сжалившаяся над братьями и взявшая над ними опекунство, тогда уже умерла.
Но об этом знал только Блейд. Для Майкла Пенни уехала, а для школы и всех остальных, кто мог ими заинтересоваться, она по-прежнему была жива. Это было очень жутко. Блейд до сих пор помнил, как зашёл в её спальню и как-то сразу понял, что старушки больше нет. Это было понятно по стеклянному взгляду, смотрящему сквозь потолок, и по пыльно-удушливому запаху свершившейся смерти, который наполнял светлую комнату с такими приятными занавесками в цветочек.
Это стало очередным разом, когда Блейду пришлось выбирать между правильностью, совестью и их с Майклом спасением. Если бы социальные службы узнали о том, что Пенни умерла, их бы отправили в детский дом: Блейда в обычный, а Майкла в один из тех отвратительных интернатов, где содержатся, иначе не скажешь, «особенные» дети. Выбор был очевиден.
Благо, Пенни была одинокой женщиной. Дети у неё были, но за те почти четыре года, которые Блейд и Майкл жили у неё, они приезжали к ней всего два раза. Это очень помогло парню, который тогда решился на отвратительный, по сути, шаг — скрыть смерть старушки от всех и избавиться от тела.
Блейд закрыл глаза и сглотнул. Под закрытыми веками ожили картины того страшного, но такого обычного для всех октябрьского дня. Дня — в котором у него появилась ещё одна тайна, которую он пронёс с собой сквозь годы и которую он унесёт с собой в могилу.
Блейд помнил, как он, тогда ещё юный шестнадцатилетний мальчишка, отлип от дверного косяка и медленно подошёл к постели, на которой лежала женщина. Помнил, как заглянул в её стеклянные и помутившиеся смертью глаза, как проверял пульс и признаки дыхания. А потом…
А потом он нервно оглянулся на дверь. Сердце бешено стучало в его груди, а в голове происходила борьба ангела и беса, в его сознании происходил выбор. И он сделал его. Сделал, чтобы спасти их с Майклом.
Быстро закрыв дверь, Блейд вернулся к постели женщины. Он до сих пор помнил, как мерзко и страшно было прикасаться к уже холодному и окоченевшему телу, как тяжело было тащить его. Он спрятал тело Пенни в шкафу до тех пор, пока не представится возможность избавиться от него. Блондин знал, что Майкл никогда не заходил в комнату женщины без разрешения и ни в жизни не тронул её вещей.
Это было так странно — разговаривать с Майклом, улыбаться ему, помогать с уроками и готовить завтрак, обед, зная, что там, на втором этаже, в шкафу спрятан труп. Так, в этой страной улыбчивой обыденности прошёл целый день, наступил вечер, а затем и ночь. Ночь…
Блейд помнил, как он уложил Майкла спать, привычно поцеловав перед сном и подоткнув ему одеяло. Он смотрел на сопящего во сне брата и с горечью понимал, что теперь он стал ещё более взрослым, болезненно взрослым, потому что от его решения, от его находчивости теперь зависели их судьбы.
И он решился. Это было мерзко и отвратительно, от этого хотелось блевать и рыдать в голос, но Блейд давил в себе эти порывы, закрывал глаза и копал. Он решил спрятать тело Пенни, придав его земле. Позади дома как раз был сплошной забор, через который никто не мог увидеть того, как светловолосый мальчишка рыл могилу, как он опускал в него тело и засыпал его, разравнивал землю, чтобы ничто не могло указать на то, что под ней сокрыта страшная тайна.
А потом, когда всё закончилось, Блейд просто прислонился спиной к стене, съехал вниз и расплакался. Он давил в себе рыдания, задыхаясь, стараясь не издать ни звука. Слёзы душили и едкой кислотой жгли щёки, он размазывал их кулаками по лицу и зажимал себе рот, чтобы не закричать.
Это было одним из тех страшных выборов, которые ему пришлось сделать, потому что, в отличие от большинства людей, он был ответственен не только за свою жизнь, но и за жизнь брата, которого нужно было спасти и защитить от всех тех невзгод, на которые так щедра была судьба по отношению к ним. Это стало очередной тайной, про которую Блейд не сказал никому, очередным страшным секретом, который таился за его спокойным взглядом и обаятельной улыбкой.
Когда слёзы закончились, а, скорее, тело просто устало от них, Блейд вернулся в дом. Приняв душ, отмывшись от земли, грязи и гнилостного запаха смерти, он ещё раз зашёл к Майклу. Младший продолжал крепко спать, мило сопя во сне и морщась. Он даже не подозревал о том, что только что произошло и о том, что около задней стены их дома отныне была могила.
В скором времени на том месте вырос розовый куст и зацвёл кроваво-алыми цветами. Так символично…
Майкл не узнал о том, что случилось. Для него Пенни уехала к своим детям. Никто не узнал о произошедшем. Пенни всю жизнь проработала в службе опеки, заработала себе прекрасную славу и отношение, потому никто даже подумать не мог о том, чтобы проверять то, как женщина заботиться об усыновленных мальчиках. Все знали, что она справиться с этим лучше, чем родная мать. А учителям, с которыми у братьев нередко возникали конфликты, Блейд умело врал. Когда педагоги Майкла вызывали Пенни в школу, блондин приходил вместо неё на правах старшего брата. А, когда вопрос касался его самого, он ссылался на здоровье Пенни — всё-таки, её возраст был весьма преклонен — и говорил, что она не может прийти, но обязательно позвонит. И звонил сам, имитируя женский голос. Не то он был таким хорошим актёром, не то учителям просто было на самом деле наплевать на них, но ему верили.
Теперь уже в том доме, который братья покинули, когда Блейду исполнилось восемнадцать, жили совершенно другие люди. Жили, любовались прекрасным розовым кустом и не подозревали о том, что таится под толстым слоем земли. А Пенни, которой родственники хватились только спустя полтора года, долгое время числилась пропавшей без вести, а потом была названа умершей. Дело закрыли. Занавес.
Блейд мотнул головой и нахмурился, возвращаясь в реальность. Рука его так сильно сжимала пепельницу, что побелели пальцы. Вздохнув, он пошёл вперёд, спускаясь на первый этаж и заходя на кухню, где у плиты стояла Лили.
Почувствовав взгляд в спину, женщина обернулась.
— Привет, Блейд, — произнесла она и полностью повернулась к парню. — Ты ужинать будешь?
Блондин взглянул на кастрюлю, стоящую на плите, затем на домработницу и ответил:
— Буду.
— Отлично, — улыбнулась Лили. — Я как раз готовлю сырный крем-суп.
Блейд поморщился. Это блюдо очень любил Майкл.
— Тебе не нравится? — спросила Лили, увидев реакцию блондина и перестав улыбаться. — Я могу приготовить что-нибудь другое…
— Не нужно, — сухо ответил блондин. — Меня всё устраивает.
Выбросив окурки в мусорное ведро, он направился к двери, но обернулся на пороге, обращаясь к Лили:
— Когда всё будет готово, позовёшь меня.
— Ты будешь у себя в кабинете?
— Я буду в спальне, — ответил парень и закрыл глаза, потёр переносицу. — Нужно немного передохнуть.
— Да, Блейд, ты совсем себя не бережешь… — произнесла в ответ Лили, но к концу высказывания голос её стал почти неслышен.
Замолчав, она непонимающе и немного испугано взглянула в лицо Блейду, который смотрел на неё не моргающим жутким взглядом. На губах его играла странная ухмылка.
— Блейд, что-то… случилось? — осторожно спросила Лили, не понимая такой странной реакции парня на свои слова.
— Нет, всё в порядке, — спокойно ответил блондин.
— Мне кажется, тебе нужно отдохнуть, выспаться…
— Высплюсь в могиле, — сухо ответил парень и, ухмыльнувшись, сверкнув недобрым взглядом, добавил: — Но позже…
Ужин приготовился быстро и также быстро был съеден. Выкурив на кухне две сигареты, Блейд вернулся в свой кабинет, привычно запер дверь и сел за стол, открывая крышку ноутбука.
Через два часа с поиском информации было покончено. Глаза и голова жутко болели, но на губах блондина играла нездоровая улыбка-оскал. Закрыв окно браузера, парень открыл «Список» и, пробежавшись глазами по уже выученной наизусть информации, прочитал:
«Мартин Тишбейн, 1989 года рождения. 27 августа 2015 года сел за руль в состоянии алкогольного опьянения и попал в автокатастрофу. Скончался до приезда скоро помощи…».
— Что ж, Мартин, — прошептал Блейд, — видно, у тебя очень хорошая интуиция, раз ты решил напиться, сесть в машину и разбиться. Это тебя спасло. Конечно, я бы безмерно хотел, чтобы ты принял смерть от моих рук. Но, увы, поднять тебя из могилы мне не под силу. Я надеюсь лишь, что смерть твоя была мучительной…
Блондин покрутил колёсико мышки, переходя к следующему имени. Расплывшись в дьявольской улыбке, он произнёс:
— Да, тебе повезло, Мартин. Повезло намного больше, чем твоему товарищу по работе Уцу Вольфу.
Ухмыльнувшись, сверкнув чёрным взглядом, блондин продолжил:
— Уц Вольф. Ты здравствуешь и по сей день и, наверное, спишь спокойно. Правильно, спи, — новая ухмылка, которой бы позавидовал сам сатана, а глаза становятся ещё чернее, цветом своим походя на глубину Марианской впадины. — Но спать тебе осталось недолго. Потому что я уже иду по твоему следу…
Глава 14
…В темноте можно встретить призрака, а можно и кого-то пострашнее…
Молодой мужчина открыл дверь своей квартиры, которая привычно встречала его тишиной и темнотой. Его редко кто-то ждал дома, а теперь, когда он не был связан никакими отношениями, и подавно не стоило ждать того, что кто-то встретит тёплым словом и ароматным ужином.
Но парень и не ждал этого. Он вполне мог сам приготовить себе ужин или разогреть уже готовый полуфабрикат, что он делал чаще. Единственным, что заботило его в те моменты, когда он был одинок, это отсутствие секса. Но и это в современном мире, где мало кто задумывается о морали, не было проблемой. Достаточно пойти в клуб и, наплетя красивых сказок, снять того, кто понравится. Или того, кто согласится. Это уже как пойдёт.
Парень щёлкнул выключателем лампы, что располагалась прямо возле входной двери, и взглянул в заляпанное зеркало. Это был очередной момент самолюбования, которому он любил предаваться. И, если подумать, нарциссизм его был оправдан. Высокий, широкоплечий, с развитой мускулатурой, загорелой от природы кожей, тёмными жёсткими волосами и тёмно-серыми с примесью зелени и карего глазами. Не мужчина, а сказка. Если не считать дурного характера и жестокости.
Всласть насладившись разглядыванием себя, парень криво улыбнулся своему отражению и бросил в маленькую вазочку ключи с железным брелоком, имитирующим военный жетон с именем своего владельца: «Уц Вольф». Расстегнув куртку, но не снимая её, парень прошёл в гостиную. Куртка осталась валяться на диване, а Уц пошёл дальше, направляясь в свою спальню.
Безумно хотелось есть, а ещё спать. Позади была тяжёлая ночная смена, за которую Уцу пришлось скручивать, аж, двух разбушевавшихся больных. Такие, больные, люди всегда вызывали в нём отвращение, потому парень не мог дождаться того момента, когда он сможет покинуть ненавидимую работу, но другой пока не подворачивалось. Потому парень кривился, матерился, но всё равно просыпался каждое утро и ехал в больницу, где работал санитаром в психиатрическом отделении.
Единственным, что успокаивало Уца, было то, что пациентами отделения, в котором он работал, были те люди, которым никто не поверит, потому что они психи, больные. А, значит, можно их и вовсе не считать за людей и соответственно обращаться.
Желудок противно заныл, заурчал, недовольный тем фактом, что последние сутки парень перебивался кофе и мерзкой сухомяткой, которую можно купить в автоматах, которых полно в любой уважающей себя клинике. Нужно было как можно скорее перебраться на кухню, закинуть что-нибудь в духовку или микроволновую печь, а затем и в себя. Но сначала нужно было переодеться, чтобы избавиться от отвратительного запаха психушки.
Когда до дверей спальни оставалось всего два шага, Уц споткнулся, грязно выругиваясь себе под нос. Он переехал в эту квартиру всего полгода назад и никак не мог закончить затянувшийся ремонт. По всем комнатам валялись разномастные строительные материалы. Единственным исключением в этом плане была спальня, которая уже приобрела свой окончательный вид, и в которой не было ни краски, ни кисточек, ни дрели или шурупов.
Ещё раз ругнувшись, Уц убрал на полку валик для окраски стен, об который споткнулся, и зашёл в спальню. Не включая света, парень направился к шкафу и, открыв его, скинул тонкий свитер, не глядя, бросая его на кровать.
Сменив свитер на удобную просторную футболку жёлтого цвета, а тёмные джинсы на светлые, сделанные из более мягкой и приятной на ощупь джинсовой ткани, парень захлопнул дверцу шкафа и собрался уже уходить, но боковым зрением заметил что-то — что-то, чего раньше не было.
Нахмурившись, Уц повернулся и начал вглядываться в темноту дальнего угла, где стояло кресло…
Парень шумно сглотнул, сверля взглядом угол. Глаза уже успели достаточно привыкнуть к темноте, а свет из коридора, проникающий в приоткрытую дверь и лучи уличных вывесок, мерцающих за окном, немного рассеивали мрак, позволяя разглядеть пусть не все детали, но все очертания фигур и предметов. В том числе и ту фигуру, которой не было ранее здесь и не должно было быть — фигуру, сидящую в кресле.
Уц ничего не говорил и не шевелился, продолжая сверлить взглядом незнакомца, проникшего в его дом, хмуря густые брови. Он не боялся, не испытывал тревоги, которая была бы уместна в данной ситуации. Уц знал, что он достаточно силён для того, чтобы дать незнакомцу бой и даже победить. А ещё он не мог списывать со счетов тот вариант, что этим «незнакомцем» являлся его бывший бой-френд. Конечно, такой расклад казался странным, но его бывший парень и был странным. А после их расставания и вовсе слетел с катушек. Уц всегда усмехался про себя, думая, что рано или поздно увидит его среди пациентов в своём ненавидимом психиатрическом отделении Евангелической клиники.
Лица незнакомца Уц видеть не мог, свет, попадающий в окно, освещал лишь ноги незваного гостя и позволял различить общие очертания фигуры. Свет фар проезжающего на улице автомобиля выхватил на несколько мгновений из темноты левую кисть незнакомца, украшенную татуировками, и погас. Уц нахмурился сильнее, не понимая происходящего и начиная злиться на молчание того, кто проник в его дом без разрешения, а теперь так по-хозяйски сидел в его кресле.
Поджав губы, парень сделал шаг вперёд, обращаясь к незваному гостю:
— Ты кто?
Подумав немного, он добавил:
— И что ты делаешь в моей квартире? — тон голоса у него был грубый, неприятный.
В ответ незнакомец лишь усмехнулся, приподняв уголки губ. Начиная злиться, Уц вновь заговорил, повышая голос, желая поскорее выкинуть за дверь ненормального, который пришёл к нему в дом:
— Ты тупой, что ли? Проваливай из моего дома!
— Ещё одна попытка, — ответил ему спокойный и ровный голос.
— Ты псих, что ли? — выплюнул Уц. — Имей в виду, я в психушке работаю и знаю, как с вами обращаться надо!
— Нет, не знаешь, — холодно ответил незнакомец, в голосе прозвучали стальные нотки. — Если бы знал, я бы сюда не пришёл.
— Что?!
— Что слышал.
— Нет, ты реально психически больной, — покачал головой Уц и, указав рукой на дверь, громко добавил: — Проваливай из моего дома или я позвоню в больницу и вызову психиатрическую бригаду!
— Обычно, в таких случаях говорят: «Я вызову полицию», — так же холодно ответил гость. — И, нет, ты не вызовешь ни её, ни своих коллег.
— Не вызову, если ты сейчас же поднимешь свою задницу и уйдёшь! — повысив голос почти до крика, произнес в ответ Уц.
— Нет, Уц, я не уйду.
— Откуда ты знаешь моё имя?
Теперь уже Уц несколько напрягся, но по-прежнему не настолько, чтобы начать паниковать или броситься к двери в попытке спастись от странного незнакомца, который был слишком спокоен для взломщика и вора. И потому возникал логичный вопрос — кто он и зачем он пришёл?
— Кто ты? — повторил свой первый вопрос парень, смотря на незнакомца, лица которого было не разглядеть из-за темноты.
— Давай, я помогу тебе угадать? — вопросом на вопрос ответил гость.
— Что ты имеешь в виду? — мотнув головой, спросил Уц и нахмурился ещё больше.
— Дам подсказку.
— Ты дебил, что ли?! — рявкнул Уц. — Проваливай!
— Подсказка первая, — игнорируя негодование хозяина дома, произнёс гость. — Я знаю, что ты сделал в ноябре 2012 года.
— Что?! Ты о чём?
— Подсказка вторая — ты тронул небезразличного мне человека.
— Что?
Уц перестал кричать, начиная немного паниковать. Он нередко обходился плохо с больными, потому перед ним вполне мог сейчас сидеть кто-то из родственников или друзей того, кого он обидел. Или даже сам бывший пациент, сделавший отмщение ему своей больной сверхидеей.
— Что… Что ты имеешь в виду? — спросил Уц, пытаясь разглядеть, нет ли в руках незнакомца оружия или чего-то, что могло его заменить.
— Подсказка третья, — ледяным тоном произнёс гость.
Уц сунул руку в карман, надеясь найти там мобильный и позвонить в полицию. Но телефона там не оказалось, парень запоздало вспомнил, что он оставил его в кармане куртки. Губы скривились, а до слуха донеслось холодные и такие хлёсткие слова гостя:
— Меня зовут Блейд Билоу.
Уц непонимающе посмотрел на блондина. Его имя ему ни о чём не говорило. Прочитав недоумение в глазах брюнета, в исказившихся чертах его лица, Блейд добавил, спрашивая:
— Моё имя тебе ни о чём не говорит?
— Нет, — не совсем уверенно ответил Уц.
— Ладно, я дам тебе четвёртую подсказку, но она будет последней.
— Ты меня запугать пытаешься?
— Я ещё даже не начинал, — зловеще ответил блондин, улыбнувшись-оскалившись.
По спине Уца пробежал холодок от слов незнакомца, и он нервно сглотнул. Блейд продолжал:
— И вот моя четвёртая подсказка тебе, Уц…
Брюнет напряжённо следил за гостем, который медленно встал и направился к нему.
— Майкл Билоу, — продолжал говорить Блейд, — девятнадцать лет, голубые глаза, брюнет. Узнаёшь?
— Чёрт тебя дери… — прошептал Уц, шокировано смотря на незваного гостя, который стоял перед ним на расстоянии полутора шагов.
Брюнет сам не мог понять, почему он до сих пор не ударил этого парня или не попытался убежать от него. Ноги его словно вросли в пол. С ним играло злую шутку то, что он никогда не был особо сообразительным…
— Вспомнил? — спросил Блейд, смотря Уцу прямо в глаза.
— Нет, — неуверенно соврал брюнет, дёргая плечом. — Не помню я такого. Ты обознался.
— А Ричард Кольбе сказал, что ты не только знаешь его, но и что ты знал его очень близко, — произнёс Блейд, на последних словах начиная почти рычать, наступая на брюнета. — Или, скажешь, что и своего бывшего начальника ты не знаешь?
Уц несколько секунд помолчал, смотря на блондина перед собой, а затем развернулся, желая попытаться бежать, срываясь с места. Но Блейд оказался быстрее. Кинувшись за брюнетом, он ударил его под колено, опрокидывая этим на пол. Как только Уц рухнул и приподнялся, пытаясь встать, блондин подскочил сзади и ударил его ногой в спину, возвращая в исходное положение и давя на позвоночник, угрожая переломом.
Ловко скрутив правую руку брюнета, Блейд заломил её почти до хруста, садясь на бёдра парня, придавливая своим весом к полу. Склонившись к уху дёргающегося и шипящего от боли обидчика Майкла, блондин прошипел:
— Игра только началась, Уц. Обещаю, что ты вспомнишь всё, я знаю отличный способ избавления от амнезии. Но, — он криво ухмыльнулся, — это потом. А пока — поспи.
Сказав это, Блейд ударил Уца рукояткой пистолета по затылку. Брюнет упал лицом в пол, затихая. Удар получился метким и точным, как Блейд и планировал.
Встав с бёдер парня, блондин обошёл его и, взяв за волосы, поднял его голову, смотря в бессознательное туповатое лицо.
— Спи, Уц, — произнёс Блейд, едва не капая ядом на голый пол. — Нам предстоит долгий разговор, который станет самым ярким событием в твоей жизни…
Глава 15
Поздно!
Нет пути назад!
Слишком поздно ты понял, что жизнь превращается в
ад, ад, ад, ад
Поздно!
Что-либо менять!
Пришло моё время тебя
Убивать….
Origami, XXX©
Уц пришёл в себя, морщась после вынужденного насильственного «сна». Затылок ныл, а в голове слегка гудело, но особенно неприятных ощущений не было. Разве что руки затекли. Вздохнув, парень попытался поменять странную позу, в которой находился, и от которой всё затекло, и встать. Но у него ничего не вышло.
Остатки сна смело за пределы сознания, как только Уц понял, что привязан. Постепенно до него начало доходить и осознание всей своей позы, в которой он стоял, и в которую он едва ли мог встать добровольно. Он лежал животом и грудью на кровати, стоя коленями на полу. Руки его были крепко связаны и зафиксированы путами, что обматывали кровать и крепились где-то под ней.
Парень шумно сглотнул, во рту вдруг пересохло, а на виске начала противно дёргаться жилка. Отвратительное чувство — словно кто-то мерно тянет за волос, дёргает. А в голове его сидел один единственный вопрос: «Какого чёрта здесь происходит?!».
— Ну, наконец-то ты пришёл в себя, — услышал Уц ледяной голос у себя за спиной. — Не думал, что ты такой соня. С пробуждением.
— Какого чёрта здесь происходит?! — сорвавшись почти на крик, потребовал ответа Уц, дёргая руками, но они были настолько тщательно зафиксированы, что он едва ли мог ими двигать — только отчаянно крутил плечами, дёргаясь. — Кто ты, чёрт, такой?!
— А ты уже забыл? — искренне удивившись, спросил Блейд, вскидывая бровь. — Я представлялся.
— Пошёл ты со своим именем! — выплюнул Уц, продолжая дёргаться, чем уже почти выкрутил себе плечевые суставы. — Немедленно развяжи меня, псих конченный!
Блондин несколько раз цокнул языком и подошёл к Уцу сзади, останавливаясь у него за спиной. Он произнёс:
— Не советую так со мной разговаривать… в твоём-то положении…
Сказав это, Блейд оторвал ногу от пола и медленно провёл мыском ботинка по бедру Уца вверх, к ягодицам и заканчивая у копчика. Брюнет судорожно сглотнул. Слишком отчётливым было это прикосновение. Только теперь до него дошло то, почему он чувствовал странный холодок на своей пятой точке. Его джинсы и трусы были спущены и путами болтались на лодыжках.
— Ты… Ты чего? — запнувшись, спросил Уц, вновь дёргаясь, пытаясь обернуться и увидеть своего обидчика. — Ты что делать собрался?
Блейд хмыкнул и усмехнулся, после чего спокойным, почти веселым тоном ответил:
— Для начала мы поговорим. Потому что я настаиваю на том, чтобы ты осознал причину моего визита. Я хочу, чтобы ты всё вспомнил. Так тебе будет проще принимать то, что я буду делать с тобой потом.
— Ты ненормальный, что ли? — уже не крича, спросил Уц. — Ты говоришь, как грёбанный маньяк из фильмов!
— Нет, я не маньяк, — также спокойно ответил Блейд. — Если бы я был маньяком и психом, как утверждаешь ты, всё было бы иначе. У маньяков есть логика в том, как они подбирают своих жертв, но у них никогда нет мотива на убийства, помимо животного желания крови и страданий.
— Ты говоришь, как маньяк, — повторил Уц, вновь утыкаясь лицом в матрас, из-за чего слова получились немного смазанными. У него затекла шея за время недолгого разговора.
— Ладно, оставим этот разговор. Мне не так уж принципиально, чтобы ты не считал меня маньяком, можешь так думать, если тебе так проще. Я пришёл сюда совершенно за другим…
— Зачем? — буркнул Уц, продолжая лежать, уткнувшись лицом в матрас.
— Ты помнишь наш разговор до того, как ты… — парень ухмыльнулся, — уснул?
— Я заснул? — неуверенно повторил Уц, поворачивая голову к гостю и хмурясь. — Сомневаюсь, что я мог просто взять и уснуть на ровном месте.
— Не в этом суть, — сухо одёрнул парня блондин. — Я спросил тебя — помнишь ли ты, что я тебе говорил до этого?
Уц нахмурился, припоминая то, что было до «сна». В памяти всплывали отдельные картинки и фразы: тёмная фигура в углу, холодный стальной голос, фамилия…
— Билоу… — подумав вслух, тихо произнёс себе под нос брюнет. — Ты Билоу?
— Правильно. А имя?
Уц нахмурился ещё сильнее, отчего его лоб покрылся множеством складок и морщин.
— Ты там снова уснул? — холодно спросил Блейд, устав от долгих раздумий Уца.
Подождав несколько секунд и не услышав ответа, блондин сильно ударил брюнета ногой по заднице, жёстче и громче произнося:
— Я спросил — ты заснул?
— Нет, — скривившись, ответил Уц.
Обычно, удары по ягодицам бывают не слишком болезненными, потому что там достаточно жировой и мышечной ткани. Но этот был таковым. А ещё это было унизительно. А Уц привык скорее сам унижать, нежели находиться в роли оскорблённого и слабого.
Подумав об этом, брюнет ещё сильнее скривился и, мысленно послав гостя ко всем чертям, задёргался с тройной силой, причиняя себе боль, но не сдаваясь.
Блейд несколько секунд наблюдал за дёргающимся, словно в эпилептическом припадке, Уцом, а, затем, встал на кровать и подошёл к парню. Поставив ногу, обутую в ботинок на грубой тракторной подошве, на локоть дёргающегося Уца, блондин резко и сильно надавил, сдвигая локтевой сустав в сторону.
— Ааа! — закричал Уц, дёргаясь ещё сильнее, пытаясь скинуть ногу Блейда со своей руки, но он даже не мог ею свободно вертеть, не то, что махать и отбиваться, защищаться. — Псих! Ты мне руку сломаешь!
— Нет, не сломаю, — спокойно ответил Блейд. — Это было бы слишком просто для тебя.
Он убрал ногу с руки Уца и ударил его твёрдым мыском ботинка в бок, по рёбрам. Брюнет скривился от боли, но в этот раз промолчал. Он чувствовал, что рёбра блондин ему не сломал, а, значит, беспокоиться и паниковать пока не стоит. Но это только пока…
— А теперь, — продолжил Блейд, спрыгивая с кровати и вставая позади и сбоку от Уца, — продолжим наш разговор.
— Не собираюсь я с тобой разговаривать! Псих! — выплюнул Уц. — Отпусти меня, немедленно!
Сказав это, Уц притих, ожидая ответа, кипя изнутри от злости на странного гостя, по которому явно плакали стены психиатрической больницы. Но уже через несколько секунд он заорал, не ожидая удара по голой пояснице, который обжёг кожу острой и противной болью.
Ничего не понимая, кривясь от боли, которой продолжало щипать место удара, брюнет обернулся на Блейда. Лицо его вытянулось, потому что блондин держал в руках кий. Уц был заядлым игроком в бильярд, ранее даже имел у себя дома бильярдный стол, но он пришёл в негодность. Нового он пока ещё не приобрёл, но кий оставил. Ему казалось, что он приносит ему удачу и победу. И никогда бы Уц не подумал, что его «орудие победы» используют против него в качестве розги.
— Понравилось? — спросил Блейд, выждав достаточно времени, чтобы Уц успел «насладиться» всеми своими эмоциями и чувствами.
— Как такое может понравиться?! — от злости у брюнета даже голос подскочил. — Псих гребанный! Ты…
Договорить Уц не успел, потому что кожу вновь обожгло, рассекая её до крови, ошеломительно сильным ударом. Через секунду на него обрушился второй удар, попадая по уже израненной коже. Уц зашипел от боли и почувствовал, как из длинных ран, подаренных инвентарём для игры, сочится кровь, стекая по коже вниз и противно её щекоча.
— Сука, — прошипел Уц, — положи мой кий!
Блейд ничего не ответил. Замахнувшись со всей силы, он ударил Уца так, что кий переломился надвое. Брюнет завизжал от боли, стиснул зубы, зашипел, жмуря глаза и тихо матерясь.
— Тварь, псих… — шипел он, кривясь от боли, которая жгла нервы.
— Нет, — спокойно ответил Блейд, подбирая обломок кия, его нижнюю более широкую часть. — Тварь здесь только одна. И это не я.
— А что, я?! — рявкнул брюнет.
— Ты, — кивнул Блейд. — Ты жестокая и бессердечная тварь. Ты посмел тронуть моего брата. И я пришёл за тем, чтобы вернуть тебе должок.
— Какого брата? — не понял Уц.
— Того, которого ты изнасиловал, Майкла Билоу. И это стало для него последней каплей.
— Что? Я не…
— Не пытайся отпираться. Я знаю правду.
— Не насиловал я его, — немного невнятно пробурчал Уц, понимая, что ситуация начинает складываться не в его пользу.
— Да? — искренне удивившись, спросил Блейд.
Не дожидаясь ответа, он обошёл Уца сзади и со всей силы ударил ногой ему промеж ног. Брюнет выдохнул так резко, что получился почти свист, и забыл вдохнуть. На несколько секунд весь мир просто перестал существовать, а, затем, тело пронзило дикой болью, что концентрировалась в паху.
— Да? — прорычал Блейд, повторяя свой вопрос, хватая Уца за короткие волосы и заставляя отнять лицо от матраса.
— Сука… — непривычно высоким и оттого смешным голоском пропищал брюнет.
Ничего не ответив, блондин встал и вновь ударил парня по яйцам, заставляя его заскулить. На глазах брюнета против воли выступили слёзы, потому что удары по столь чувствительной части тела были просто невыносимы. А силы Блейду было не занимать, как и желания причинить ему боль.
— Всё, хватит, — тоненьким голоском пропищал Уц. — Давай поговорим. Я согласен…
Без лишних переходов Блейд спросил:
— Зачем ты тронул Майкла?
— Я его не… — попытался вновь отовраться Уц, но удар обломком кия по израненной пояснице переубедил его делать это.
Взвизгнув, он на одном дыхании выдал:
— Я не думал, что это так далеко зайдёт!
— Что значит «не думал»? — ледяным тоном спросил блондин.
Уц не отвечал несколько секунд. Замахнувшись, Блейд вновь ударил брюнета обломком кия с такой силой, что края кожи разошлись, выпуская наружу капли тёмно-алой крови.
— Я тебя спросил, тварь! — рявкнул блондин, вновь замахиваясь и обрушивая удар на ободранную поясницу Уца. — Что значит, что ты не думал, что всё так далеко зайдёт?
Блондин вновь замахнулся, но Уц увидел это и, желая предотвратить новую острую боль, выкрикнул, отвечая:
— Он всё время сидел между тумбочкой и кроватью, прятался там! Я до этого уже несколько раз вытягивал его оттуда, получалась возня… Обычно, я ему просто отвешивал пощёчину и кидал на кровать, где он должен был быть. А в тот день…
— Говори, — процедил сквозь зубы Блейд.
Сглотнув и закрыв глаза, Уц продолжил:
— В тот день снова получилась возня. Понятное дело, я намного сильнее его. Но мне нравилось так возиться. И не только с ним. Все они так глупо надеются на то, что смогут вырваться…
— Какая же ты тварь… — тихо произнёс Блейд, качая головой.
Уц продолжал:
— Я, как обычно, хотел уложить его на кровать, но как-то так получилось, что упал вместе с ним. Несколько секунд он смотрел на меня каким-то ошалелым взглядом, потом начал дёргаться, вырываться, требовать, чтобы я отпустил его и отошёл, даже драться пытался…
Блейд сглотнул, сжимая зубы и кулаки. Блондин еле удерживался от того, чтобы не воткнуть острый обломок кия этой твари в голову прямо сейчас, не насладиться тем, как будут капать с дорогого дерева кровь и мозги. Но, в то же время, он понимал, что эта мразь не заслуживает быстрой смерти. Он заслуживает того, отчего даже грешники, томящиеся на девятом круге ада, содрогнутся и подумают, что их страдания ничтожны.
— Мне просто захотелось поиздеваться над ним, — продолжал «исповедоваться» Уц, не видя, насколько жутким уже стал взгляд Блейда. — Я начал просто трогать его, зажимать, потом полез под одежду… Он начал плакать…
Блейд слушал это, смотря перед собой и ничего не видя, не моргая. Слух был обострён и по нему ежесекундно били слова самой страшной правды, резали его, рвали нервы и сердце в клочья. А кровь, текущая в венах, становилась всё чернее и гуще, обращаясь ядовитой ртутью, что может убить всё живое. Всё его естество желало причинить этому ублюдку такие боль и страдания, которых эта тварь себе даже представить не могла…
— Сначала это всё просто забавляло меня, а потом… начало заводить, — продолжал говорить Уц, не смотря на Блейда. — У меня как раз давно не было секса…
Блейд сжал обломок кия с такой силой, что свело жилы.
— И я просто подумал — почему бы и нет? Я просто перевернул его и прижал к кровати, заломил руки… Скрутить его было легко. Он слабый и даже толком не кричал, не звал на помощь…
Блейд чувствовал, что постепенно перестаёт дышать. Вдохи его стали невероятно глубокими и редкими, а чёрный взгляд был направлен вперёд, сверля спину твари, которая смогла так поступить с его беззащитным и безвинным братом, желая вырвать жизнь из его грязной груди.
— Что было потом? — загробным тоном спросил Блейд, когда Уц замолчал.
— Ничего. Когда всё закончилось, я просто застегнул штаны и ушёл.
— Ты даже не проверил, не потерял ли он сознание, не стало ли ему плохо, не покалечил ли ты его?
— Проверил, — угрюмо ответил Уц. — Я перед уходом повернул его к себе. Он был в сознании… плакал.
— И сколько раз, тварь, ты его трогал?
— Один…
— Почему-то я тебе не верю… Не знаешь, почему?
Вздохнув, Уц ответил:
— Я хотел два раза, но во второй не получилось…
Он замолчал, не договаривая, понимая, что Блейда точно очень разозлят его слова.
— Правильно, молчи, — кивнул блондин, подходя сзади к Уцу, вставая у него за спиной. — А пока буду говорить я.
— Что, тоже что-то рассказать мне хочешь? — неудачно пошутил Уц, усмехаясь и поворачивая голову.
По глазам Блейда было понятно, что шутки он не оценил. Но брюнет даже не успел убрать с губ ухмылочки, когда на его поясницу обрушился удар кием, а, затем, боль пронзила и его яички, разносясь оглушительной волной по телу и возвращаясь назад, ударяя прицельно в пах. Уц только и смог, что резко выдохнуть, жмурясь и скуля.
— Правильно, шути, — кивнул Блейд. — Смех — он ведь жизнь продлевает…
— Сука…
— Может быть, мне тебе яйца вообще отрезать, чтобы голове думать не мешали? Или лучше сразу отрезать и член? М? Я, конечно, не взял с собой скальпеля. Но, думаю, я вполне смогу провести операцию при помощи одного из твоих кухонных ножей. Они же у тебя не тупые? Имей в виду, если тупые, то тебе же будет хуже…
— Ты псих?! — слишком высоко взвизгнул Уц, дёргаясь, оборачиваясь так сильно, что едва не свернул себе шею, бегающим взглядом смотря на Блейда, который был совершенно спокоен, говоря все эти ужасы. — Отпусти меня, немедленно! Отпусти! И уходи! И, так и быть, я не вызову полицию!
— Неужели, ты до сих пор не понял, кто я?
— Мне всё равно, кто ты! — продолжал визжать Уц. — Уходи! Отпусти!
— Ты тронул моего брата, — ледяным тоном произнёс Блейд, игнорируя крики брюнета. — Теперь я трону тебя. Око за око — знаешь такое выражение?
— Убирайся прочь!
— Знаешь, я бы с радостью трахнул тебя сам, возвращая должок. Но тебе может понравиться. А доставлять тебе удовольствие я совершенно не желаю, сам должен понимать. К тому же, ты вызываешь у меня такое сильное отвращение, что, боюсь, у меня на тебя просто не встанет. Но не спеши расстраиваться, Уц. Обещаю, что эти ощущения тебе понравятся…
— Что ты имеешь в… — хотел спросить Уц, но не договорил, почувствовав, что ему раздвинули ягодицы.
Через мгновение к его сфинктеру приставили обломок того самого кия, приносящего удачу. Брюнет нервно сглотнул, дёргаясь.
— Ты что делаешь?
— Тебе виднее. Из нас двоих только ты пидор.
Сказав это, Блейд надавил, продавливая тугие мышцы и вгоняя обломок на сантиметров десять-двенадцать. Уц задёргался сильнее, возмущённо матерясь, шипя от боли.
Подождав немного, насладившись болью жертвы, которая наивно считала, что у неё ещё есть шанс и не знала, что это только начало, блондин обратился к Уцу:
— Ну, как, нравится?
Уц открыл рот, чтобы ответить очередной колкостью и гадостью, но Блейд не стал дожидаться его ответа, он не видел в этом смысла. Подняв ногу, блондин опустил её на торчащий из заднего прохода брюнета обломок кия и резко и сильно надавил, вгоняя его парню в прямую кишку на тридцать с лишним сантиметров.
Уц взвыл не своим голосом, отчаянно дёргаясь, сжимаясь, чем делал себе ещё больнее. По внутренней стороне его бёдер потекли капли густой и алой крови.
— Нравится? — спросил Блейд, убирая ногу и обхватывая свободно торчащий обломок ладонью. — Или ещё добавить?
Он повернул обломок и надавил, вводя его ещё глубже в тело Уца. Кий находился как раз обломанным и острым своим концом в глубине брюнета, разрывая и распарывая стенки кишечника.
— Ты псих? — севшим голосом произнёс Уц. — Вынь эту хрень из меня!
— Нет.
— Мне больно! — снова закричал брюнет, дёргаясь и тут же шипя, матерясь от острой боли внутри.
— Больно, — согласился Блейд, «поправляя» кий, слегка поворачивая его, заставляя Уца вновь зашипеть от боли и дёрнуться. — И теперь мы сможем поговорить более осознанно. Кстати, ты мне так и не ответил — как ощущения?
Вновь коснувшись пальцами кия, блондин слегка сдвинул его, углубляя проникновение всего на сантиметр-полтора, но это отозвалось внутри брюнета вспышкой острой боли, что рвала нервы. Острые зазубрены, оставшиеся на месте слома, делали своё дело, разрывая внутренности, пуская кровь.
Решив не спешить, Блейд оставил кий и бегло взглянул на кровавые узоры на бёдрах Уца, после чего вернул взгляд на затылок парня и обратился к нему:
— Не хочешь ответить? — на губах ухмылка, в глазах тёмный жуткий блеск.
— Мне, блять, больно… — прошипел Уц, от боли у него упал голос, стал звучать тише.
Блондин хмыкнул и, склонившись и крепко обхватив ладонью видимую часть кия, склонился к уху парня, говоря жутким шипящим тоном:
— А ты думаешь, что Майклу не было больно?
Сказав это, он дёрнул кий вбок, ещё больше разрывая внутренности Уца, причиняя больше боли и запуская новые кровавые змейки в бег по его ногам.
— Отпусти! — подскочившим голосом заверещал Уц.
— Я задал тебе вопрос, мразь, — буквально прорычал Блейд, медленно сдвигая кий вбок. — Думаешь, ему не было больно?
— Было! — выкрикнул Уц.
— А страшно? — вновь заговорив тихо и спокойно, пугающе, спросил Блейд.
Не дожидаясь ответа, блондин резко придвинулся к Уцу, практически ложась ему на спину, шепча в самое ухо:
— Как ты думаешь, ему было страшно?
От этого тона становилось по-настоящему жутко. Уц, сам того не ожидая от себя, всхлипнул. Ситуация постепенно становилась страшной, безысходной и пугающей до чёртового холода на поджилках. Ему хотелось вырваться, но он толком не мог даже нормально пошевелиться; ему хотелось потребовать освобождения, сказать гадкое слово, но боль и страх притупили в нём агрессию и сбили спесь, которой в этом парне, что считал себя выше многих, было много.
Но сейчас не было ничего из этого. Ничего, кроме желания, чтобы не стало ещё больнее.
Тронув кончик кия пальцами, Блейд слегка повернул его, вынимая на несколько сантиметров его из тела брюнета и вновь погружая в глубину, вкручивая, чтобы было больнее и изысканнее.
— Прошу тебя… — негромко произнёс Уц, не поднимая головы.
— Проси, — холодно согласился Блейд и, почти полностью вынув обломок кия из заднего прохода брюнета, резко вогнал его внутрь, повторяя экзекуцию несколько раз.
С губ Уца сорвался дикий вопль, полный боли и страха. Он отчаянно дёргая руками, причиняя себе дополнительную боль, пытался брыкаться, но никак не мог попасть ногой в цель. Он чувствовал себя сейчас чем-то жалким и беззащитным, слабым — таким, каким он никогда не был.
— Ну, как тебе, когда тебя скручивают и имеют? — сухо поинтересовался блондин, давая брюнету передышку, прекращая двигать рукой.
— Больно, твою мать…
Ничего не ответив, Блейд отошёл на шаг и ударил ногой по кию, разрывая и без того поврежденный анус Уца, вновь ломая игровой инструмент, который сейчас выступал орудием изысканной и извращенной пытки.
Уц ещё примерно минуту дёргался, не имея сил успокоиться, крича от боли, шипя, пытаясь освободиться и вертя задницей. Не желая мешать парню «наслаждаться» своей болью, Блейд отошёл от него, направляясь к стулу, на котором уже лежал его следующий пыточный инструмент, который, так же, как и кий, принадлежал Уцу. Какая ирония…
Взяв «орудие», блондин оглядел его и, довольно ухмыльнувшись самому себе, вернулся к Уцу, который слегка отошёл от шока и больше не кричал и не пищал, лишь тихо матерился себе под нос и шипел.
Остановившись за спиной Уца, Блейд взглянул на часы, которые показывали почти два часа ночи. Кажется, этой ночью ему вновь не удастся выспаться. Но его это совершенно не заботило и не волновало. Важно было лишь то, что урод, сотворивший такое с Майклом, был перед ним и был полностью в его власти, в его руках. И он мог отомстить за всё, заставить его выть, скулить и захлёбываться собственной кровью, пока его прогнившее убогое сердце не разорвётся от ужаса и боли. Он это заслужил.
— А теперь, Уц, — произнёс Блейд, разглядывая своё пыточное орудие, — перемотаем наш разговор немного назад, и ты расскажешь мне, что же случилось в тот, второй, раз, когда ты, тварь, пожелал тронуть Майкла.
Уц несколько секунд молчал, затем, тихо ответил, вздыхая:
— Я больше ничего тебе не скажу. От моих слов становится только хуже.
Блейд коротко рассмеялся, отчего у брюнета холодок побежал по спине. Он был в руках явно неадекватного человека, который желал ему отомстить. Хуже ситуацию даже представить сложно…
— Хорошо, Уц, что я предусмотрительный, — произнёс Блейд, отсмеявшись. — Думаю, я смогу тебя разговорить…
— Что ты… — начал говорить Уц, но замолчал, широко распахивая глаза, потому что у него за спиной раздалось характерное жужжание включенной дрели.
Глаза брюнета полезли на лоб от одной мысли о том, что в руках психа, ворвавшегося в его дом, загнавшего ему в задницу чёртов обломок кия и желающего сделать ему больно, дрель! Уц сотни раз проклял себя за то, что до сих пор не закончил ремонт.
Но через несколько мгновений все мысли и проклятия вылетели из головы брюнета, а глаза распахнулись с такой силой, что едва не лопнули. Ничего больше не говоря, Блейд поднёс жужжащую дрель к плечу Уца и прикоснулся к нему. Сверло легко продырявило кожу и вгрызлось в плоть, пачкаясь в крови, разбрызгивая её мелкие капли на задранную жёлтую футболку брюнета и тёмное смятое покрывало на его кровати.
Уц взвыл раненым зверем, которым, по сути, он и являлся сейчас. Он был тем самым бешеным животным, которое кидалось на людей, но, потеряв бдительность, угодило в капкан профессионального живодёра.
Парень орал так, что звенело в ушах. И продолжил кричать даже тогда, когда Блейд извлёк сверло из его продырявленной руки и выключил дрель. Взглянув на окровавленное, поблёскивающее сталью сверло, перепачканное в алой крови, блондин провёл по нему указательным пальцем, стирая капли крови, смотря на неё так, словно видел впервые в жизни.
Насмотревшись на рубиновый телесный сок на подушечке пальца, Блейд вернул своё внимание к Уцу. Теперь уже парень не кричал и не матерился, он лежал, уткнувшись лицом в матрас, и тихо плакал от боли, ужаса и шока.
Вновь подойдя вплотную к брюнету, Блейд прикоснулся кончиком сверла к его бедру и повёл вверх, оставляя на коже кровавый след.
— Прошу тебя… — прошептал Уц, у него уже не было сил на крики и борьбу, он просто мечтал о том, чтобы его оставили в покое.
В его прямо кишке продолжал находиться обломок кия, раздражая её чувствительные стенки, раня их. А практически сквозная рана на его плече сочилась тёмной липкой кровью, промачивая покрывало, заставляя понять, что его незваный гость способен на всё.
Не спеша с ответом, Блейд склонился к уху Уца и прижал сверло дрели к его челюсти, произнося:
— А Майкл тебя просил, чтобы ты его отпустил?
Уц лишь тихо всхлипнул в ответ. От осознания того, что блондин в любой момент может включить дрель и просверлить ему лицо, мутилось сознание. Уцу казалось, что он вот-вот потеряет сознание. Он желал этого — желал упасть в обморок, заснуть, а проснуться на диване перед телевизором и понять, что ничего этого не было.
Но прикосновение тёплого из-за слишком близкого контакта с его плотью и кровью металла к щеке и дыхание Блейда, что щекотало кожу, разбивали все мечты о том, что всё — лишь кошмарный сон.
— Прошу тебя, отпусти меня, — вновь начал умолять Уц.
— Как же я могу отпустить тебя, если я хочу, чтобы ты, мразь, сдох от моей руки? — ответил Блейд, склоняясь ещё ближе к Уцу, практически касаясь губами его уха, заставляя брюнета сжаться.
Уц никогда не думал, что кто-то сможет заставить его желать разрыдаться и умолять о пощаде. Но Блейд смог. Вот только мольбы его блондину были не нужны.
— Блейд, прошу тебя…
— О, ты вспомнил моё имя? — усмехнувшись, перебил брюнета Блейд. — Видишь, я же говорил, что я отлично умею лечить амнезию.
— Прошу тебя, ты убьёшь меня…
— Что было в тот, второй, раз, когда ты хотел изнасиловать Майкла? — жёстко спросил блондин, игнорируя мольбы Уца.
— Блейд, прошу…
— Я спросил тебя, тварь — что было тогда?! — рявкнул Блейд, прижимая сверло к правому плечу парня и включая дрель.
Уц вновь заорал диким криком, задёргался, разрыдался, давясь слезами и соплями.
— Вернулась память? — спросил блондин, вынимая сверло из плоти жертвы.
Уц не ответил, продолжая дёргаться, изредка вскрикивая. Блейду такой ответ не понравился. Вновь прижав сверло к руке парня, чуть ниже предыдущей раны, блондин включил дрель, проделывая ещё одну дырку на теле брюнета.
— Я скажу! Скажу! — заверещал Уц так высоко, что у Блейда зазвенело в ушах.
Выключив дрель, блондин разогнулся, вновь вставая за спиной брюнета.
— Говори, — ледяным тоном произнёс он.
— Я… Я…
— Говори! — рявкнул Блейд, ударяя парня ногой по бедру.
Уц всхлипывал, давясь слезами, глотая их, всё его лицо уже было мокрым, а глаза опухли и покраснели.
— Это было после обеда. Я как раз пришёл к нему, чтобы открыть окно, они обычно заперты, на всякий случай… А потом… Потом я решил, что можно воспользоваться тем, что сейчас время отдыха и никто точно не сунется в палату. Я уже уложил его, но мне позвонили. Пришлось отлучиться. А, когда я вернулся… Когда я вернулся, его не было в палате, только открытое окно…
— Так это из-за тебя он вышел в окно? — выдохнув и забыв вдохнуть, спросил Блейд, сверля взглядом затылок брюнета.
— Я не думал, что он так сделает, потому и окно оставил открытым. Он же тихий такой был, забитый… Да и высота там небольшая…
— Но ему хватило, — звеняще стальным тоном произнёс Блейд, подводя черту под «исповедью» Уца. — Что ж, — произнёс блондин, удобнее беря дрель, — ты очистил свою совесть, всё рассказал. Но это тебя не спасёт, — с каждым словом голос парня всё больше начинал походить на рык. — Ты всё равно сгоришь в аду. И ад наступит для тебя прямо сейчас.
Сказав это, Блейд включил дрель и прижал сверло к промежности Уца. Стремительно вращающаяся сталь легко пробила плоть, погружаясь в тело, встречая на своём пути тот самый обломок кия. Комнату на мгновение наполнил треск дерева, а затем вновь воцарился абсолют из отчаянных и диких криков бьющегося в агонии Уца.
Двадцатисантиметровое сверло быстро погрузилось в тело Уца, полностью скрываясь в его кровоточащей плоти, разрывая, продырявливая, заставляя нервы обугливаться, а мышцы, которым подавал хаотичные сигналы сошедший с ума мозг, судорожно сокращались, заставляя парня припадочно дёргаться, стучать зубами и раз за разом прокусывать губы.
По бёдрам его текла кровь. По рукам текла кровь. По подбородку текла кровь. Кровь была повсюду — кровь и крики. В какой-то момент Уцу просто свело судорогой челюсть, что лишило его возможности кричать. Он упал лицом в матрас, продолжая конвульсивно дёргаться и закатывать глаза, в которых стремительно лопались от напряжения и боли сосуды.
Вынув сверло из тела Уца, Блейд дал ему пятисекундную передышку и вновь вогнал острую сталь в его плоть, продвигаясь дальше, ближе к гениталиям.
Уц задёргался с новой силой, захрипел. Он не терял сознания, но рассудок его помутился. Он не осознавал себя, в его голове не было мыслей. Он лишь конвульсивно дёргался и издавал непонятные звуки, постепенно теряясь в своей агонии, сгорая в её пожаре.
Вновь освободив на несколько мгновений плоть Уца от крутящейся стали, Блейд вогнал сверло в его тело под самой мошонкой. Он знал, что этот ход будет последним.
Уц странно захрипел, словно в груди его родился крик, но голосовые связки не сумели его воспроизвести. Он задёргался с новой силой. Мозг, оглушенный болью, сбитый ею с толку, подавал частям тела и органам хаотичные сигналы, заставляя мышцы произвольно сокращаться и расслабляться.
Блейд вводит сверло до конца в тело Уца и поворачивает его, распарывая его изнутри, превращая его внутренности в кровавое месиво, фарш.
Жутко захрипев, Уц мелко задрожал, не моргая, смотря красными и вытаращенными глазами в стену. По подбородку его текла кровь вперемешку со слюной, а в груди зародился разряд, гасящий жизнь в измученном теле. Мозг парня устал от агонии и подал сердцу сигнал о капитуляции, заставляя его разогнаться до бешенной скорости, а, затем, начать пропускать удар за ударом, пока рваный пульс не превратиться в ровную нить.
Последний хрип вырвался из надорванного горла брюнета, и он затих, лишь левая рука продолжила мелко дрожать. Но через две минуты успокоилась и она.
Видя, что Уц затих, Блейд выключил дрель и выдернул сверло из его промежности. Сталь покинула тело с противным хлюпом. Обойдя брюнета сбоку, Блейд повернул его голову лицом к себе, безразлично заглянул в остекленевшие и практически алые из-за обилия лопнувших сосудов глаза.
Постояв так минуты две, блондин протянул руку, касаясь шеи Уца и надавливая на сонную артерию, проверяя пульс. Пульса ожидаемо не было. Редкий человек сможет пережить такое. Уц не смог.
— Надеюсь, покоя ты не найдёшь, — сухо произнёс Блейд, смотря в застывшее в агонических эмоциях лицо врага.
Блондин вышел в коридор и взял там баночку голубой краски, после чего вернулся в спальню. Открыв банку, Блейд занёс её над бездыханным телом Уца и облил его краской, окрашивая небесной голубизной его спину, ягодицы, ноги и заливая кровать.
— Пусть те, кто найдут твоё тело, сразу видят, что перед ними последний пидорас, — произнёс Блейд и бросил пустую стальную банку на пол, отряхнул руки.
Больше ничего не держало блондина в этой квартире, и он спокойно покинул её, вышел из подъезда и направился к тому месту, где оставил машину. Он не стал утруждаться тем, чтобы маскировать смерть Уца под самоубийство, несчастный случай или ещё что-то. Отпечатков пальцев он не оставил, как и иных следов, которые могли указать на его причастность к этому делу. Он умел всё делать аккуратно. А странная и извращенная смерть Уца…
А этим пусть занимается полиция, у которой точно возникнет множество вопросов по поводу орудия убийства и иных моментов, связанных с растерзанным телом. Этот ублюдок более не интересовал Блейда. Он сделал ему максимально больно, заставил его сердце остановиться от этой агонии. И, пусть успокоения в этом блондин не нашёл, но чуточку легче ему стало.
Конечно, никто и ничто не вернёт ему Майкла. Но в силах Блейда сделать так, чтобы те, кто его довели до страшного шага, закончившегося смертью, тысячи раз пожалели о своих действиях. Мстить глупо, это правда. Месть не очищает душу от боли, а лишь ещё больше погружает её во тьму и губит. Но не мстить невозможно, если у тебя отняли то единственное, что тебе было дорого в этой жизни, если у тебя отобрали единственного, кого ты любил и ради кого ты жил. Причём, отняли самым отвратительным и низким образом.
Такое не прощается. Такое нельзя прощать. Может быть, смысла в мести нет, и он опустеет в итоге ещё больше, пожелает пустить себе пулю в голову, но это случится не раньше, чем он организует встречу каждого обидчика Майкла с богом и сатаной.
Глава 16
Лили стояла на коленях перед корзиной с грязным бельём, сортируя одежду для стирки: белое, цветное и так далее. Раньше Блейд почти всегда сам стирал или хотя бы забрасывал грязную одежду в стиральную машинку, облегчая работу домработнице, иногда даже сам убирался в доме. Но сейчас, когда Лили вновь начала на него работать, парень абсолютно все обязанности по дому переложил на её плечи, в принципе, как это и должно быть.
Рассортировав всё по кучкам, которых получилось три, женщина достала из большой корзины предпоследнюю вещь — тёмно-серые джинсы. Заученным движением Лили развернула их, оглядывая наметанным глазом, и хотела уже отправить в одну из кучек, но взгляд её кое-что привлекло. Её взгляд зацепился за странные тёмные пятна на джинсовой ткани, которые отдавали бордовым цветом.
Нахмурившись, Лили поднесла вещь к лицу, рассматривая странные пятна, напоминающие вишнёвый сок или… кровь. Непонимающе смотря на перепачканную в чём-то странном вещь, женщина поскребла одно из пятен ногтем. Под ногтем осталась непонятная тёмно-бардовая крошка.
Недоумение домработницы стало ещё больше. Ей никак не удавалось классифицировать пятна, а это необходимо было сделать для того, чтобы суметь отстирать вещь. Едва ли Блейду понравится, если вещь останется не до конца чистой…
Встав, Лили подошла к умывальнику, где по бокам от зеркала располагались мощные светильники, могущие помочь лучше рассмотреть пятна и наконец-то определить — что это и как это отстирывать? Положив джинсы на раковину, женщина разложила их, распрямляя и внимательно разглядывая. На поверку пятен оказалось намного больше: странными бардовыми каплями и разводами были забрызганы штанины почти до бедра.
«Что же это?», — непонимающе подумала Лили, проводя пальцами по запачканной ткани и оборачиваясь на дверь.
Решив не рисковать, женщина включила воду и намочила одну штанину, начиная тереть её, пытаясь отмыть. Горячая вода наотрез отказывалась справляться с загрязнениями. Все знают, что кровь отмывается лишь холодной водой. Но о том, что это кровь Лили даже подумать не могла.
Она тёрла долго и упорно, но добилась лишь того, что начали болеть руки. Вздохнув, сдавшись, женщина хотела уже перекрыть воду, но рука её замерла над смесителем. Подумав секунду-две, она повернула кран, меняя температуру воды на ледяную. Глупо было полагать, что холодная вода справится с тем, с чем не справилась горячая и недюжинные усилия с её стороны, но попробовать стоило. Вещь нужно было отстирать и вернуть к первозданному виду.
Минуты две Лили просто стояла, наблюдая за тем, как ледяной поток промачивает насквозь тёмную джинсовую ткань, и, чувствуя, как немеют кончикам пальцев, которых касалась холодная влага.
«Может быть, это вино?» — подумала Лили и тут же нахмурилась, потому что предположение было нежизнеспособным.
Она не могла вспомнить, когда последний раз видела, чтобы Блейд пил вино. И, тем более, она не могла представить себе такого, чтобы блондин пил настолько неаккуратно, чтобы заляпать штаны. Даже в те моменты, когда парень был сильно пьян, он оставался аккуратным, максимум, мог промахнуться пеплом мимо пепельницы. Но так он нередко делал и в трезвом состоянии.
«Лучше спрошу, — решила Лили, перекрывая воду и вытирая озябшие руки. — Потому что, если это всё-таки вино, то стирать нужно по-особенному».
Оставив мокрые джинсы лежать в раковине, женщина покинула ванную комнату и направилась на первый этаж, желая найти там Блейда и узнать у него о том, в чём же он так сильно испачкал свои штаны?
Пройдя через просторную гостиную, она зашла на кухню, находя там блондина, который сидел за столом, читая с планшета новости. Лили немного помешкала, медля, не решаясь заговорить с Блейдом, который, кажется, не заметил её присутствия, необъяснимым образом боясь это сделать, вновь боясь.
Но, решив, что ничего предосудительного она не собирается говорить и делать, женщина обратилась к парню:
— Блейд?
Блондин поднял на неё глаза, кладя планшет на стол, экраном вниз. Он слегка кивнул, показывая, чтобы она продолжала. Вздохнув, Лили произнесла:
— Блейд, я собираюсь стирать…
— Молодец, — холодно ответил блондин. — Но не обязательно отчитываться мне о каждом своём шаге. Думаю, ты справишься с этим и без моих инструкций.
— Это да, но…
— Что «но»? — поджав губы, выражая зарождающееся раздражение, спросил парень, в упор смотря на домработницу.
Под этим пристальным взглядом Лили растерялась, опуская глаза и переступая на месте. Она не могла понять, почему этот парень так действовал на неё, но так было всегда.
— Лили, — вновь обратился к женщине Блейд. Голос его стал звучать жёстче. — Мне у тебя ответ выпытывать? Это отвратительная привычка — приходить с вопросом и не озвучивать его, ходить вокруг да около. Избавляйся от неё.
— Я просто хотела спросить…
— Так спрашивай, — в глазах блондина полоснуло сталью, что заставило Лили ещё больше растеряться.
Она не могла понять, почему из сильной женщины перед этим парнем она превращалась в еле-еле блеющую овечку. Иногда Лили ненавидела и презирала себя за это, говорила себе, что непременно уйдёт от Блейда. Но всякий раз уверенность её гасла внутри, как только она встречалась лицом к лицу с блондином, заглядывала ему в глаза. Это было похоже на зависимость, и бороться с нею Лили была не в силах. Блейд слишком крепко «подсадил» её на себя.
— Я… — произнесла Лили, смешно открывая рот и замирая, словно забывая все остальные слова.
Блейд вопросительно изогнул бровь, выжидающе смотря на теряющуюся женщину. Взяв себя в руки и мысленно отругав себя последними словами, Лили заговорила, стараясь в этот раз говорить внятно:
— Я просто перебирала грязную одежду и нашла твои джинсы…
Блейд не выдал лицом того, что он прекрасно понял то, про какие именно штаны говорит домработница. А сама Лили не заметила того, что блондин стал смотреть на неё намного пристальнее, внимательнее, а взгляд его стал темнее и холоднее.
Она продолжала:
— И я не могу понять, в чём они перепачканы. Я пробовала отстирать вручную — не отстирываются…
— А какие есть предположения? — спросил Блейд, слегка склоняя голову набок, не показывая виду о том, что только что стартовала игра, итогом которой может стать смерть Лили.
Несмотря на то, что Лили знала Блейда давно, она так и не сумела разглядеть того странного и жуткого, что пряталось за его янтарными глазами. Она так и не сумела понять, что странная опасность, которая исходит от этого парня, является совсем не абстрактной…
— Я подумала, что это вино, — немного неуверенно ответила Лили.
— Вино, — повторил за домработницей Блейд, кивая, словно смакуя это слово. — Да, это вино.
— Тогда, я не уверена, что смогу отстирать их. Винные пятна очень сложно отмываются.
— Можешь просто отправить их в помойку, — спокойно ответил блондин. — У меня достаточно одежды, чтобы не держаться за каждую вещь.
— Мне казалось, ты их любишь…
— Любят людей, — сухо поправил домработницу Блейд. — А вещами пользуются. Не путай. Вещь может нравиться, но не более того. И, пожалуй, я легко переживу расставание с этими джинсами.
Лили немного помолчала, хмурясь. Затем, вынырнув из своих мыслей, что без спроса завладели ею, ответила:
— Как скажешь, Блейд.
— Да, как скажу, — кивнул блондин, вновь беря в руки планшет. — Просто выбрось их. И всё.
Кивнув, Лили удалилась, возвращаясь в ванную комнату. Подойдя к раковине, она взяла мокрые и от того тяжёлые джинсы, собираясь уже исполнить приказ и отправить их в утиль, но остановилась. Непонятные пятна, размокшие и размягчившиеся от контакта с ледяной водой, расплылись, став светлее. Когда женщина приподняла вещь над умывальником, с неё упала розоватая капля, стекая по белоснежному своду раковины к сливу, теряясь в нём и оставляя за собой блеклый след.
Женщина нахмурилась, разглядывая едва розовый послед на своде раковины. С джинсов сорвалась вторая капля и третья: более алые и насыщенные. Казалось бы, вино тоже красное, тоже становится розовым, разбавляясь водой. Но разбавленное вино имеет немного другой оттенок. Это даже объяснить нельзя. Лили просто стояла, смотря на розовые разводы на белоснежном умывальнике и каким-то шестым чувством понимая, что эти пятна оставлены не вином. Но, если это не вино, то что?
Продолжая хмуриться, словно чувствуя, что подошла слишком близко к страшной и смертельно опасной тайне, женщина вновь подняла тяжёлые штаны, поднося ближе к лицу, рассматривая. Немного подумав, она наклонилась, почти касаясь носом джинсов, принюхиваясь. Запаха почти не было, вода сделала своё дело, но обоняние её сумело уловить неявные сладковатые нотки. Эти нотки были такими знакомыми и в то же время чужими, словно она когда-то чувствовала этот запах, но просто забыла о нём.
— Что же это? — прошептала Лили, разгибаясь и бросая взгляд в зеркало.
Она подскочила, наверное, на полметра над полом, сама не ожидая от себя такой пугливости. Сердце пустилось в бешеный галоп. В отражении она увидела Блейда, который стоял в дверях ванной, смотря на неё совершенно непонятным и тёмным взглядом, который легко проникал в плоть и достигал самой души. Казалось, парень даже не моргал.
Сбито дыша от испуга, чувствуя, как сердце таранит грудную клетку, Лили обернулась на случайно оброненные джинсы, которые валялись рядом с ней на полу. Она не могла объяснить себе, почему, увидев в зеркале Блейда, она так перепугалась, что едва не получила разрыв сердца, это было тем самым иррациональным страхом, который хотя бы раз в жизни настигал каждого.
— Извини, — произнесла Лили, опускаясь на корточки и подбирая оброненную вещь. — Ты меня напугал…
— С каких это пор ты так боишься меня? — спросил блондин, продолжая стоять в дверях, чуть исподлобья смотря на домработницу совершенно нечитаемым взглядом.
Лили взглянула в глаза парня, но совершенно ничего не сумела понять. В этом был весь Блейд — никогда нельзя было понять, что у него на уме, если он сам не скажет об этом.
— Я не боюсь тебя, — не слишком убедительно ответила Лили, вставая. — Просто, ты подкрался незаметно, вот и всё…
— Я к тебе не подкрадывался, я стою на приличном расстоянии от тебя.
— Ну, я увидела тебя в зеркале и от неожиданности испугалась. Я то думала, что одна в комнате. И, вообще, почему ты пришёл? Кажется, ты же был на кухне?
— А мне нельзя прийти в собственную ванную? — удивился парень. — Что-то мне подсказывает, что я имею на это полное право.
— Да, имеешь, это же твой дом… — не совсем понимая, что говорит, ответила Лили.
— Мой, — кивнул блондин и, отпустив дверной косяк, на который опирался, медленно подошёл к женщине.
Встав практически вплотную с ней, как обычно, нагло попирая личные границы собеседницы, Блейд холодно взглянул в глаза домработницы, заставляя её мысленно поёжиться.
— Что случилось, Лили? — спросил блондин.
— Ничего, — пожала плечами Лили. — Я просто решила ещё раз попытаться отстирать твои джинсы.
— Зачем?
— Просто…
— Лили, по-моему, ты что-то недоговариваешь… — произнёс Блейд, складывая руки на груди.
— Что я могу недоговаривать? Я просто хотела отмыть их…
Блейд несколько секунд, молча, смотрел в глаза женщины, затем, слегка кивнул сам себе и, отойдя на шаг назад, ответил:
— Если ты так хочешь спасти мои джинсы, постирай их в холодной воде.
— Но вино же так не отстирывается? — удивилась женщина.
— Это особенное вино, — кивнул парень. — Оно отстирывается только так. Но лучше выбрось их, всё равно, едва ли я их захочу ещё раз надеть.
— Почему?
Слегка ухмыльнувшись, сверкнув чем-то демоническим в глазах, парень ответил: