Бесплатный фрагмент - Бизнес и/или свобода

Всякий человек в своей жизни находился по отношению к истине в положении путника, идущего в темноте при свете впереди двигающегося фонаря: он не видит того, что еще не освещено фонарем, не видит и того, что он прошел и что закрылось уже темнотою, и не властен изменить своего отношения ни к тому, ни к другому; но он видит, на каком бы месте пути он ни стоял, то, что освещено фонарем, и всегда властен выбрать ту или другую сторону дороги, по которой движется.

Лев Николаевич Толстой.
Царство божие внутри нас

От автора

Эту книгу я написала для людей, которые не подчиняются своей судьбе, если она их не устраивает. Среди них — мои бывшие, настоящие и будущие клиенты.

Они пионеры и лидеры в своей жизни, они ее сами формируют, они делают то, что им интересно, и берут за это ответственность.

Для них естественно выбирать цели и действовать; и поэтому, наталкиваясь на свои внутренние ограничения (внешние ограничения для них не проблема, но вызов), они особенно остро переживают свою внутреннюю несвободу. Отсутствие внутренней свободы означает для них умирание.

Я — практикующий психотерапевт и консультант. В течение многих лет я и мои герои идем рука об руку. Я отлично понимаю, чего это стоит, — каждый день ощущать ответственность за каждый свой шаг, влияющий не только на собственную жизнь, но и на жизни людей, которые тебе доверяют. Но это не только груз, это завораживающее ощущение свободы — справиться с сомнениями и самому «выбрать ту или другую сторону дороги».

Выбрать себя или предать себя.

Эту книгу я написала и для своих коллег, для тех, кто только ищет свой путь в психотерапии и консультировании, и для своих друзей-единомышленников, с которыми мы идем своим непростым профессиональным путем, ощущая себя теми путниками, «движущимися в свете впереди двигающегося фонаря».

Эта книга — мои путевые заметки о поиске свободы как свойства нашей жизни, свободы как возможности и как испытания.

Я искренне надеюсь, что опыт и открытия моих героев помогут вам наполнить смыслом каждый день своей жизни, вернуть себе свободу выбора, искренне любить и доверять, достигать и радоваться.

Введение
Свобода выбора существует

Внутренняя свобода, суть свобода выбирать — это не только возможность влиять на исход событий и менять окружающий мир. Это еще и грандиозное переживание, сопоставимое по значимости с переживанием дружбы, творчества, созидания, победы, любви.

«Ни для кого не представляется сомнительным, что мы нуждаемся в йоде или витамине С. Я хочу напомнить вам: тот факт, что мы нуждаемся в любви — это явление того же порядка», — писал Абрахам Маслоу.

Я позволю себе продолжить его мысль: человек, лишенный свободы выбора, также несчастен и нездоров, как человек, лишенный любви. Разница лишь в том, что отсутствие любви, как правило, остро ощущается и подталкивает нас к действиям. А отсутствие свободы выбора обычно воспринимается как данность, объективное несовершенство мира, нечто естественное.

Почему-то принято считать, что свободный выбор — прерогатива каких-то отдельно взятых «сильных мира сего», наделенных властью, деньгами, оружием, выдающейся силой, физической или духовной. Бесспорно, такие люди обладают инструментами влияния на окружающий мир и могут предопределять исход событий. Но в какой степени это является свободой выбора? Является ли вообще?

С моей точки зрения идея личностного превосходства одного человека над другим и внутренняя свобода — это совершенно разные вещи.

Внутренняя свобода каждого отдельного человека — свобода, как возможность выбора, присуща каждому, заложена в каждом самой природой и реализуется (иногда максимально, иногда минимально, иногда и вовсе не реализуется) в каждой конкретной жизни.

Меня всегда интересовало противостояние человека и того, что в разговорной речи мы называем «судьба», а на языке психотерапии — «жизненный сценарий».

«Психологи-популяризаторы всегда говорят о „принятии ответственности“, но все это — только слова: невероятно трудно, даже невыносимо признать, что ты и только ты сам строишь свой жизненный проект». Это мнение известного современного американского психоаналитика Ирвина Ялома, и оно очень созвучно с моим. Иногда признать, что отказ от выбора — тоже выбор, не просто трудно, но и страшно.

Вера в собственное бессилие, отрицание возможности повлиять на исход событий отнюдь не снимают с нас ответственности. В первую очередь перед самими собой. Поступая так или иначе, мы слишком часто оправдываем принятое решение словами: «У меня не было другого выхода».

Я думаю, что в девяти случаях из десяти такое заявление не оправдывает поступки и не снимает ответственности. Оно лишь «маскирует» чувство вины перед самим собой и уводит нас в сторону от реальности, создавая дистанцию между человеком и его собственной жизнью, превращая жизнь в «спектакль», лишая ее подлинных переживаний и наполняя фальшивыми.

Свобода выбора существует. Эта способность заложена внутри нас с самого рождения. Это нечто сродни таланту, сокрытому в новорожденном, — невидимому таланту, который по мере взросления начнет проявлять себя и который человек либо успешно реализует и благодаря тому испытает глубочайшее удовлетворение, либо не реализует и испытает страдание длиною в жизнь, порой даже не понимая, в чем причина несчастья.

В каждый момент своей жизни мы можем свободно выбирать свое отношение к ситуации: действие, чувство, реакцию, — и несем ответственность за сделанный выбор и последствия. Выбирая свободно, мы принимаем на себя ответственность. (Вот почему выше я говорила о свободе не только как о возможности, но и как об испытании.) Но это, вопреки общему мнению, не омрачает события, а напротив — делает еще более захватывающими, значимыми и интересными.

Возможно, все сказанное побуждает к немедленному оспариванию или производит пока впечатление неких абстрактных формулировок. Как автор, я не ставлю перед собой задачу убедить читателей в своей правоте. Я лишь хочу, чтобы по мере повествования мои мысли становились яснее для читателя и к финалу книги перестав быть абстракцией, наполнились ясностью.

Надеюсь, что мой опыт и опыт моих клиентов, положенный на бумагу, станут для кого-то поводом к пересмотру взглядов и причиной перемен к лучшему.

Успех будет там, где тебе интересно

Я мечтала стать врачом еще в детстве, а решение стать врачом-психиатром было принято мною лет в четырнадцать. Но на пороге окончания медицинского факультета университета я была вынуждена посмотреть на свое подростковое решение с позиции человека, стоящего на пороге взрослой самостоятельной жизни.

С одной стороны, я могла продолжить образование в ординатуре, в одной из ведущих психиатрических клиник, и дальше идти к намеченной с детства цели.

С другой стороны, я могла отправиться на кафедру кожно-вене-рических болезней. В первом случае мое профессиональное будущее было туманно: сложное и долгое обучение, в конце которого ожидалась маленькая зарплата и довольно размытые перспективы. Во втором случае я гарантированно получала весьма скорую востребованность и реальный шанс зарабатывать, причем очень неплохо.

Учитывая то, что ребенок был маленьким, муж — аспирантом, а время — культовыми ныне девяностыми, желание поскорее «встать на ноги», по идее, должно было доминировать и предопределять мои решения. Но я не хотела идти на кафедру кожно-вене-рических болезней. Представляя себя в будущем одетой в белый халат врача-венеролога, я начинала испытывать тоску.

Я очень нервничала. Это были довольно сложные несколько дней напряженного обдумывания. Точка во времени. Момент выбора, знакомый каждому из нас. В последний из этих дней, утром перед подачей документов я пила кофе на кухне, и на моем лице, видимо, отражалось отчаяние человека, проживающего последние часы до вынесения приговора самому себе.

В то утро самый старший член нашей семьи, дед Виктор, стоял у окна и как обычно дымил сигаретой. Инженер-изобретатель, немного философ, рыбак, шахматист, путешественник, человек, любящий жизнь и свою семью, — вот лишь немногое, что можно было бы сказать о нем.

Тогда утром на кухне, уловив мое настроение, он спросил меня, в чем, собственно, дело. И я рассказала о сути дилеммы: зыбкая почва психиатрии против гарантированной стабильности венерологии. Дед ответил мне очень коротко и просто: «Выбирай то, что тебе интересно. Именно там и будет успех». С каждым прожитым годом эти простые слова приобретают для меня более глубокий смысл.

Мысленно я нередко возвращаюсь в то утро на кухне, и каждый раз меня переполняет чувство благодарности. Во-первых, деду, который нашел правильные слова и произнес их в ключевой, поворотный момент. Во-вторых, самой себе. За непредательство собственного интереса.

Я остерегаюсь определения «правильное решение». Никто не может знать наверняка, что является правильным, а что — нет. Я сделала тогда не правильный выбор, а выбор, основанный на моем свободном «Я».

Как показало время, мой выбор отнюдь не сделал мою жизнь легкой. Но он дал мне возможность развиваться, заниматься тем, что мне интересно, и не чувствовать себя жертвой обстоятельств.

Я никогда не пожалела о своем решении. Более того, оказалось, что и мои профессиональные интересы во многом будут сфокусированы на проблеме свободного выбора.

От кухни до кабинета

Итак, окончив университет, я пришла на кафедру психиатрии и медицинской психологии. Мне посчастливилось работать врачом-ординатором в одной из ведущих московских психиатрических клиник.

Уже тогда я поняла, что так называемая большая психиатрия (психиатрия, занимающаяся глубокими нарушениями психики — такими, как эпилепсия, шизофрения, маниакально-депрессивный психоз и т.д.) меня не вдохновляет. И не потому, что представляется неинтересной. А потому, что в рассматриваемых ею случаях врач не может излечить пациента.

Используя последние достижения фармакологии, врач может существенно облегчить состояние больного, сделать социальную жизнь больного и его родственников проще. Но, к сожалению, сегодняшние возможности медицины позволяют лишь поддерживать достигнутый результат лечения, тормозить прогрессирование болезни.

Меня увлекала малая психиатрия — работа с неврозами, депрессиями и постстрессовыми расстройствами. В этом случае при глубоком подходе, и не к симптомам, а к причинам болезненных переживаний, можно вернуть пациента к полноценной жизни. Более того, пойти дальше: помочь ему открыть свои скрытые доселе возможности, которые позволят строить более счастливую жизнь.

Таким образом, через интерес к малой психиатрии я пришла к психотерапии. Но парадокс ситуации заключался в том, что в клинике специальности психотерапевта в те времена не существовало.

Если человек попадал в клинику в состоянии глубокой депрессии или после тяжелой психической травмы, с последствиями которой он самостоятельно справиться не мог, ему предлагали медикаментозное лечение, покой, прогулки, рефлексотерапию. А в качестве дополнения — целую обойму психологических тестов.

Этот комплекс лечения по тем временам был лучшим у нас в стране, и предложить его могли только несколько ведущих клиник. Пациентам это действительно помогало.

Но некоторые из них после лечения чувствовали только временное облегчение. Выходя из клиники, они сталкивались со своими проблемами вновь. И снова не могли с ними справиться. Возвращались в клинику, снова принимали лекарства и снова заполняли тесты. С каждой «редакцией» болезнь забивалась глубже и глубже, каждый последующий рецидив переживался болезненнее. В итоге пациенты делали самоуничижительный вывод о том, что с ними что-то не так, что они не способны справиться со своей жизнью, что они больны. Видеть это было очень грустно.

Проблема заключалась в том, что даже при огромном желании в рамках клиники тогда у психиатра не было никакой возможности оказывать полноценную психотерапевтическую помощь. Для этого у меня и моих коллег в рамках больницы не было ни времени, ни достаточной теоретической базы, ни тем более возможности получить системные знания и навыки. Оставалась только литература, выбор которой был отнюдь невелик.

Я искала выход. Чувствуя в себе силы, энергию и желание, я искала возможности получить дополнительное образование; участвовала в первых неформальных конференциях психотерапевтов, читала книги, словом, использовала любые источники знаний.

Мой первый психотерапевтический «кабинет» появился в той же психиатрической клинике, где я работала ординатором. За дверью под лестницей, в маленьком подсобном помещении, где до моего «вторжения» хранились швабры и поломанная мебель. Я поставила в подсобке стол, лампу, два стула и, в дополнение к моей работе врача-психиатра, стала заниматься с некоторыми своими пациентами психотерапией.

Такая «самодеятельность» вызывала открытое неодобрение некоторых старших коллег. И если бы не поддержка моего научного руководителя — профессора, опытнейшего врача-диагноста и широкомыслящего человека, неизвестно чем бы все это закончилось.

Я делала первые шаги в психотерапию. Результаты удивляли и воодушевляли. Мои представления о больших возможностях психотерапии укреплялись.

Мне чрезвычайно повезло: в то время в Москве стартовал первый образовательный проект по психотерапии для врачей-психиатров под руководством известного английского специалиста Дженни Мак-Намара. Дженни — уникальный человек и профессионал — предложила российским врачам-психиатрам системную практическую программу по транзактному анализу.

И для нее, и для нас, участников, этот проект был вызовом. В течение нескольких лет мы учились, проходили собственную психотерапию и получали супервизию от более опытных английских коллег. Менялось наше профессиональное мировоззрение, менялись мы сами. И тут же, обретая инструменты и навыки, мы использовали их в своей врачебной практике и помогали меняться людям.

Этот проект стал для меня первым мостом, перекинутым из страны, в которой история психотерапии насчитывала вторую сотню лет, к стране, в которой психотерапия была устранена в 20-е годы прошлого века.

Перемены в моих профессиональных взглядах вошли в резонанс с переменами в стране — переменами того периода, который теперь обозначен кодовым названием «девяностые». Это было сложное, противоречивое, даже жесткое время. Но оно несло в себе неоспоримое преимущество — новые возможности, в том числе и возможность воплощения юношеских идей. Все это привело к тому, что в 1995 году я начала свою психотерапевтическую практику.

Первооткрыватели

Ко мне обращались за помощью люди с острыми конфликтами в отношениях, стрессами, депрессиями, посттравматическими расстройствами. Я работала с увлечением, продолжая удерживать курс на лечение психотерапией. Медикаменты я рекомендовала только в тяжелых ситуациях — в качестве «эмоционального обезболивания», на небольшой промежуток времени.

Несмотря на то, что в то время многие люди просто побаивались обращаться к психотерапевту, моя практика увеличивалась и становилась разносторонней. За помощью ко мне обращались люди с самыми разными проблемами: с затяжными послеродовыми депрессиями, неврозами, навязчивыми страхами. Появлялись клиенты, утратившие смысл жизни после тяжелых потерь, люди, отчаявшиеся построить близкие отношения.

Я не избегала сложных, тяжелых случаев и бралась работать с пациентами, близкими к состоянию безнадежности, готовыми поставить крест на своей жизни. Их душевная боль, страх, тоска, депрессия были такими интенсивными, что сама жизнь теряла для них смысл.

Для некоторых клиентов затяжные душевные переживания обращались проблемами физического здоровья. Люди теряли сон, не могли есть. Возникали повторяющиеся интенсивные боли и расстройства функций различных органов. Жизнь была под угрозой.

Ситуация усугублялась тем, что ни они сами, ни, зачастую, врачи до конца не понимали, что происходит и что с этим делать. Выдвигались разнообразные версии диагнозов, назначалось лечение, которое в лучшем случае приносило временное облегчение.

Но мои первые пациенты были особенные и очень смелые люди. Где-то в глубине души они не собирались сдаваться, они боролись и искали помощь. Из обрывков статей в разных журналах, из доступной психологической литературы, из разрозненной информации, полученной от врачей, они начинали понимать, что им может помочь психотерапия.

Но что это такое? Как это происходит? Кто эти врачи? Все было покрыто тогда таинственностью и неизвестностью. Однако это их не останавливало. Они страстно хотели перестать страдать и вернуть в свою жизнь краски. Они готовы были работать со мной. В поисках своего психотерапевта они не имели возможности воспользоваться чьей-то рекомендацией; они доверяли собственному выбору, который зачастую базировался на интуиции.

Очевидно, что эти люди были первооткрывателями, и в них явно присутствовали лидерские качества.

Я помню всех своих пациентов; я крепла и взрослела вместе с ними. Я видела результаты своего труда: радость и надежду в глазах людей, вернувшихся к полноценной жизни. Они делились со мной счастьем выздоровления, и я чувствовала глубокий смысл в своей работе. Это было здорово. Мне нравилась моя работа.

Лидер идет дальше

Однажды ко мне на прием пришла молодая пара: жена привела к психотерапевту мужа — тридцатилетнего преуспевающего бизнесмена, склонного к экстравагантным развлечениям, неумеренным тратам и алкоголю.

Супруги переживали острый кризис в отношениях. Оба человека оказались в равной степени талантливыми, умными и яркими людьми.

Вне всякого сомнения, они были достойны друг друга. Любили друг друга. И сами же не хотели расставаться. Но непонимание между ними росло с каждой минутой, побуждая к взаимному уничтожению. И даже на первом приеме они умудрились поругаться при мне столь страстно и эмоционально, что, казалось, начнут крушить мебель в моем кабинете.

Внешне поведение было классическим для состояния глубокого и острого конфликта. Каждый из них был по-своему не удовлетворен жизнью, и самое большое количество обвинений и ярости доставалось партнеру.

Но каждый случай уникален и никогда не повторяется, поскольку каждый человек уникален. К каждому человеку, к каждой семейной паре нужно отыскать индивидуальный подход. Совершенно невозможно работать по заранее заготовленной схеме, если хочешь добиться успеха в психотерапии.

Вот и с этой парой мы принялись за поиски такого подхода. Поначалу работа продвигалась трудно, и дело было не только в неуправляемых эмоциях. Проблемой стало то, что каждый из супругов искренне верил в свою непогрешимость и правоту. Перебрасывая вину друг другу, они не то, что ничего не могли поменять, они теряли друг друга, разрушая любовь.

Потребовалось приложить много усилий, прежде чем они поняли, что делят между собой пополам ответственность за происходящее.

Постепенно, шаг за шагом, мы выстраивали новую систему их взаимоотношений, учились доверять, аккуратно выражать свои чувства, уважать и учитывать различные интересы друг друга.

Через полгода пара вышла из штопора. Они нащупали возможность решать конфликты и регулировать острые ситуации без психотерапевта. Мы попрощались с приятным чувством выполненной работы.

Но полгода спустя молодой человек (по имени Сергей) пришел ко мне снова. Теперь один. И на этот раз проблема не касалась брака.

Сергей рассказал, что после психотерапевтической работы его отношения с женой качественно изменились. Он пережил совершенно новый для себя опыт человеческого контакта. Не просто взаимопонимания, а именно контакта, дающего ему возможность хотя бы на время быть собой.

И этот опыт смутил моего клиента: поняв, каким он может быть в моменты свободы от страха, стеснения, лицемерия, накопленных недосказанностей и обид, совсем молодой человек осознал, что большую часть жизни, за пределами дома, ведет себя «не так».

Он стал задумываться над тем, что отношения со многими значимыми для него людьми не приносят ни радости, ни удовлетворения. И происходит это уже давно.

Сергея поразило, насколько же порой его действия противоречат его собственным намерениям и желаниям. Впервые он вдруг задумался над разрывом между собственными чувствами (тем, что внутри) и собственными действиями (тем, что снаружи).

Мой клиент поймал себя на странном ощущении — некоем раздвоении: на того, кто ходит в костюме, сидит на совещаниях, неистово спорит с бизнес-партнерами, лицемерит, напивается в ресторанах, и того, кто наблюдает за этим, отмалчиваясь внутри — того, кто чувствует, но не думает, чувствует, но не делает, чувствует, но не живет, испытывая при этом отвращение к себе.

Все это побуждало Сергея к поиску ответов на вопросы: почему так происходит? Кто же этот кто-то внутри? Сергея интересовало, возможно ли в принципе дать ему свободу проявлять себя? А главное — нужно ли?

«Может ли быть единство между тем, кто внутри, и тем, кто снаружи? Не разрушит ли это то, чего я уже достиг в своей жизни, в своем бизнесе? Или это может усилить меня?» — спрашивал мой клиент.

«Хренова туча времени на ерунду»

Слава богу, в жизни Сергея за последнее время не произошло никаких драматических событий: ни болезней, ни смертей близких, ни серьезных проблем в бизнесе.

Передо мной сидел вполне здоровый, успешный, состоятельный, внешне уверенный в себе человек и взволнованно говорил о том, что хотел бы стать самим собой. Стать естественным. Смелым. Хотел бы, не стесняясь себя, открыто выражать мысли и эмоции. Хотел бы развиваться сам и эффективно развивать свой бизнес, который считал важнейшей частью своей жизни. Хотел бы не тратить, по его меткому выражению, «хренову тучу времени на ерунду», на выяснение отношений с партнерами, на разборки с подчиненными, на обиды и хроническое раздражение.

Изменив отношения с женой, он подумал, что мог бы усовершенствовать отношения и с другими людьми. В его голове постоянно возникали новые бизнес-идеи, проекты. Они возбуждали, влекли его. И одновременно с этим он чувствовал внутри себя какие-то «стопоры». И поэтому он обратился ко мне за помощью.

Еще не подозревая, что стою на пороге освоения целого нового направления в работе, я с азартом согласилась с ним работать. С самых первых сессий мы стали фокусировать внимание на отношениях моего клиента с его бизнес-партнерами (двумя соакционерами его компании).

Сергею казалось, что лучшие годы их партнерства остались в прошлом, в юности. Несмотря на экстрим, в те времена все было легко и ясно. Была одна понятная общая задача — заработать побольше денег, чтобы потом… (Когда я попросила Сергея закончить это предложение, внятно ответить он не смог.) Они заработали. Что дальше? Задача выжить перед ними больше не стояла.

Возникли новые задачи, связанные с развитием бизнеса, и это потребовало от Сергея и его партнеров новых действий и даже новых отношений. Каждый из них понимал, что нужно поставить цели, выбрать общую стратегию, провести серьезные организационные изменения. Но на практике у них ничего не получалось. И, как мы выяснили, не получалось прежде всего договориться. Каждый из них был сильным, ярким человеком и имел свое видение будущего.

Для удержания равновесия Сергею приходилось постоянно играть какой-то спектакль: то восхищать, то заискивать, то запугивать, то хитрить. И это продленное во времени соревнование «кто кого?» держало в бесконечном напряжении, оставляя неприятный осадок, граничащий с отвращением к самому себе, ведущем в итоге к банальному пьянству и экстремальным развлечениям, опасным для жизни.

По мере знакомства с ситуацией я узнавала, что Сергей был склонен регулярно уходить в крайности. С одной стороны, не имея навыка открыто озвучивать и отстаивать собственные интересы, он застревал в позиции невыслушанного, непринятого во внимание и чувствовал себя униженным. С другой стороны, накапливание обиды, своеобразное долготерпение моего клиента время от времени обращались всплесками активного, радикального отстаивания своих идей и решений.

В таких случаях Сергей настаивал на собственных решениях даже не будучи уверенным в их рациональности — фактически, он просто подавлял волю партнеров, компенсируя тем самым свои прошлые обиды и унижения. И это приводило к новому кругу взаимных обвинений, напряжению и топтанию на месте, а в итоге — к финансовым потерям.

Итак, нам с Сергеем удалось прояснить, что под давлением эмоций он и его коллеги доказывали друг другу личностную силу и состоятельность, часто забывая о «взрослых», настоящих целях — собственно, самом бизнесе и его эффективности.

После этого мы проработали отношения Сергея с двумя заместителями. Оказалось, что и здесь имели место взаимные претензии, обиды и обвинения. Босс был недоволен отдачей, считая одного из замов неэффективным, а другого — недостаточно лояльным. Неудовлетворенность их работой перерастала в хроническое раздражение и желание расстаться. Но, допустив мысль об увольнении замов, Сергей тут же приходил к мысли об их незаменимости.

Что касается самих заместителей, то они считали свою зарплату недостаточно большой, свою деятельность не по достоинству оцененной, а указания босса весьма неконкретными.

Разбираясь в проблеме, мы выяснили, что отношения Сергея с замами выходят за рамки деловых, зачастую переходя в приятельские. Это сковывало Сергея, он не мог принимать необходимые рациональные решения, возникало ощущение безвыходности.

Все это удивительным образом напоминало суть и структуру конфликтов внутри семьи — все та же неспособность вести уважительный диалог, открыто выражать суждения, слышать других, все тот же страх быть собой, стеснение, скованность, ориентация на чужое мнение.

Я отчетливо видела предельно знакомые мне элементы внутренней несвободы, стоящие в основе механизма почти любого межличностного конфликта. Фактически в бизнесе мой клиент использовал ту же модель поведения, что еще так недавно использовал дома с женой. Только теперь на фоне «оздоровленных» и «повзрослевших» отношений с женой отношения с соакционерами и подчиненными воспринимались им мучительно и неприятно.

Лидера организации нельзя уволить

На первый взгляд передо мной стояла понятная задача — наложить клинический подход и опыт на жизнь организации, на отношения между людьми внутри ее. Однако дело касалось серьезного бизнеса. Мой клиент Сергей нес ответственность не только за себя, но и за многих людей, которые работали в его компании.

Мне предстояло помочь разобраться в поведении и собственных мотивах человеку, от которого зависело принятие ответственных, иногда рискованных решений. Этот человек был наделен властью, он стоял в центре системы гораздо более сложной и разветвленной, нежели семья — системы, живущей и развивающейся по своим законам.

Передо мной вставали новые вопросы: Почему лидер может быть неэффективным? Из чего складывается его эффективность? Как связаны личная эффективность лидера и эффективность работы организации? Насколько лидер может оставаться самим собой и быть внутренне свободным, неся ответственность за бизнес, за людей? Не повредит ли это делу?

Энтузиазм и азарт, которые я испытывала, приступая к решению задачи нового уровня, имели большое значение. Но, безусловно, одного настроя и интуиции было мало. Для того чтобы выработать собственную стратегию работы, мне требовались новые знания о развитии организаций и построении отношений между людьми внутри организаций.

В моей жизни начался очередной этап познания и обучения. Я очень признательна европейским коллегам, которые щедро делились опытом на своих семинарах. От этих блестящих специалистов я получила совершенно новые знания, в частности, по транзактному анализу в организационном развитии. Я обнаружила довольно много схожего в моем клиническом подходе и подходе моих коллег в работе с организациями.

Как и у человека, у организации есть свой характер — корпоративная культура. Есть конструктивные привычки — модели поведения людей, направленные на эффективное решение задач, а есть и разрушительные.

У каждой организации есть один или несколько «родителей» — это владельцы или учредители компании. И как ребенок несет в себе послания, полученные от родителей, так и компания несет в себе ценности, цели, этику, возможности и внутренние конфликты своих «родителей».

Любая компания — это прежде всего люди. Следовательно, работая с эффективностью компании, консультанты работают с эффективностью отдельных людей и их коммуникаций.

Основное отличие консультирования от терапии состоит в том, что работа консультанта ведется на рациональном уровне, фокус направлен на поиск решения проблемы «здесь и сейчас».

Консультант дает информацию, предлагает варианты решений, иногда может объяснить, почему люди поступают неконструктивно, почему они создают дискомфорт себе или другим. Но в его задачи не входят устранение причин проблем, разрешение внутриличностных конфликтов. Последнее является компетенцией и уровнем работы терапевта.

Каким бы ценным ни был сотрудник, если в силу своих внутриличностных проблем он перестает «тянуть» свою задачу в организации, его увольняют или переводят на другую должность. В нашей действительности вряд ли кому-то придет в голову серьезно и глубоко искать причину того, почему он «не тянет». И уж точно никто не будет нанимать сотруднику терапевта за счет организации. Единственный человек, которого нельзя заменить в организации, — это ее лидер.

Тема эффективности лидера организации оказывается на стыке психотерапии, организационного развития и менеджмента. Здесь же вплотную затрагиваются вопросы духовного развития личности.

Мои интуитивные соображения по поводу возможности (и даже необходимости) переноса клинической парадигмы на процесс работы с лидером находили все новые и новые подтверждения.

Я не собиралась становиться консультантом по развитию организаций и тем более по эффективному менеджменту. Но я получила возможность увидеть лидерство под разными углами зрения.

Приобретенные знания я интегрировала с моими знаниями и опытом психотерапевта. Одно другому не только не противоречило, а, напротив, дало возможность системно подойти к вопросам лидерства и самореализации.

Я шла за своим интересом. Для развития важно было получать обратную связь, обмениваться опытом и идеями с коллегами. Для этого нужна живая среда. В качестве такой среды я организовала образовательный проект по организационному развитию и лидерству для опытных психотерапевтов. Партнером выступил швейцарский Институт прикладных социальных наук под руководством доктора Виллема Ламмерса, который уже 20 лет успешно занимался интересующей меня темой.

В течение полутора лет мы проводили регулярные мастер-классы со специалистами по организационному развитию и лидерству из Голландии, Швейцарии, Германии. Со временем этот проект перерос в Институт интегративной психотерапии и коучинга.

Я благодарна семье, коллегам-единомышленникам за их помощь и поддержку в раскрытии моего собственного лидерства. Без этого моя успешная работа с лидерами вряд ли была бы возможной. Ведь как же ты можешь раскрыть в своем клиенте то, что ты не можешь раскрыть в себе?

Рациональность — верхушка айсберга

В моей практике появлялось все больше людей из бизнеса. Работая в самых разных областях и идя самыми разными жизненными путями, они справлялись с повседневными вызовами и кризисами.

Но при этом им зачастую не удавалось справиться с собственными внутренними ограничениями — они чувствовали, что «застревают» в своем развитии, и переживали это «застревание» как собственную неэффективность. Можно сказать, что их не устраивали они сами.

С терапевтической точки зрения такая «неэффективность» была только частью проблемы — видимой частью.

Мои клиенты анализировали происходящие события, искали выход и очень часто отмечали, что их не устраивают отношения с людьми. Это то, что они могли заметить на рациональном уровне. Именно проблемы в отношениях являлись, по мнению моих клиентов, тормозом.

При этом мои клиенты не понимали, что отношения с ближайшим окружением являлись «экраном», на который лидер проецировал свои внутренние неразрешенные конфликты. Внешнее несовершенство отношений было равно внутреннему несовершенству лидера.

Бизнес-организация есть живая система. И для того чтобы эта система работала слаженно, была устойчивой и развивалась, необходимы многие условия, одно из которых является жизненно важным: лидер и его команда должны работать в резонансе.

Последователи могут не разделять ценности босса, не понимать его цели и по каким-то причинам не двигаться к этим целям. В таком случае последователи становятся тормозом для бизнеса и источником хронического неудовлетворения и раздражения для босса.

Работая с лидерами, я заметила, что они, как правило, считают себя людьми очень рациональными и логичными. Они верят в это. И серьезно недооценивают влияние, оказываемое на их жизнь и лидерство их же собственными эмоциями, потребностями, желаниями и чувствами.

Лидеры привыкли контролировать события, людей, процессы. Они считают, что контролируют себя. Но так ли это? Все мы сотканы из рационального и иррационального.

Рациональная часть личности — это то, что мы осознаем. Иррациональная часть — то, что не осознаем. В последнюю могут быть включены потребности, чувства, желания, верования, детские решения, ценности и жизненные правила, которые мы впитали в детстве от родителей и близкого окружения.

Если мы осознаем свои эмоции, потребности, желания и чувства, то они являются для нас источником страсти в достижении цели, личностной силы, харизмы. Но если мы их не осознаем, то они живут автономно и могут войти в противоречие с нашими сознательными решениями и целями. В этом случае они становятся внутренними ограничениям и основой для неуверенности, напряжения, беспокойства.

Если мы чего-то не видим или не понимаем, это не значит, что этого нет.

Организация является продолжением своего лидера (или группы лидеров) — продолжением не только рациональной части руководителей, но и иррациональной также.

Эмоции лидера (далеко не всегда осознаваемые) влияют на людей и организацию в целом. В организации изначально заложены не только возможности, идеи и цели ее «родителей», но также их внутренние конфликты.

Мой клиент Сергей, чувствуя в себе интерес и силы, в определенный момент принял решение в большей степени сфокусироваться на стратегии развития нового направления в бизнесе.

Для того чтобы разгрузить себя от рутинной работы, Сергей решил переложить часть обязанностей на директора по продажам, в котором видел потенциального последователя и опору. На первый взгляд это было обоснованное, рациональное решение. Принимая его, мой клиент, по собственным ощущениям, учел все факторы: и свои потребности, и возможности директора по продажам (выросшего «под крылом» Сергея практически с нуля).

Но неожиданно мой клиент столкнулся с пассивностью подчиненного, доходящей, порой, до полного саботирования рабочих обязанностей.

В результате нашей работы выяснилось, что, учтя все рациональные факторы, Сергей оставил за скобками свою иррациональную часть, которая привыкла контролировать, опекать и нести ответственность за людей из своего ближайшего окружения. Из этой своей части он продолжал давать директору по продажам прежние сигналы: не делай по-своему, делай как я.

Сергей запланировал много правильных вещей, в частности, на переходный период был составлен график еженедельных совещаний для того, чтобы сверяться с помощником в задачах и стратегиях. Однако, уйдя с головой в текущие дела, Сергей… забыл о нововведении: совещания не проводились. Задним числом мой клиент объяснял это сильной занятостью.

Таким образом, он игнорировал необходимость передачи своей компетенции, опыта и ответственности, игнорировал осуществление регулярного контроля за процессом.

Сергей видел, что изменения необходимы, и понимал, как именно нужно их проводить. Но одного понимания оказалось недостаточно. Как и многие руководители, Сергей игнорировал свою часть вклада в изменения. Он «по привычке» продолжал раздавать директору по продажам задания, перегружал самыми разными текущими задачами, бесконечно вторгался в рабочий процесс. И почему-то ожидал при этом от подчиненного креативности, повышения самостоятельности, усиления мотивации и активности в поиске новых клиентов. Но ожидаемое не происходило, поскольку и не могло произойти.

Сергей не давал директору по продажам пробовать свои силы, забирал у него возможность творчества, возможность испытать глубинное удовлетворение от реализации собственных решений. За семь лет тот действительно многому научился у босса и был готов к самостоятельной работе и ответственности за нее. Озвученную боссом идею он первоначально воспринял как челлендж. Почувствовал доверие со стороны Сергея, испытал вдохновение от возможности своего развития.

Но в реальности все складывалось совсем по-другому. Сергей хотел и декларировал одно, но делал другое. Директор по продажам почувствовал себя обманутым. И не осознавая глубинных причин своего раздражения (которое иногда он не мог скрыть), начал саботировать свою работу, связанную с новыми задачами.

Внутреннее напряжение и недовольство Сергея нарастали. Иногда он просто взрывался и начинал орать. Иррациональные послания босса «включили» в данном случае иррациональное защитное поведение его последователя.

В психической жизни человека работает непреложный закон: если наше рациональное и иррациональное послания разнонаправлены, то наше окружение будет реагировать прежде всего на иррациональное послание. Это касается отношений в партнерстве, семье, организации. Это касается всей жизни.

Иными словами, жизнь самого лидера и жизнь его организации протекают одновременно на двух уровнях. При этом рациональный уровень является лишь «верхушкой айсберга».

Следовательно, проводить консультирование лидера в вопросах его эффективности только на рациональном уровне совершенно недостаточно.

На рациональном уровне он и так знает о себе и о своем бизнесе больше, чем кто-либо другой. Развиваясь, он может получать новую информацию из книг, бизнес-семинаров, из общения с коллегами и бизнес-консультантами. Но какой бы ценной и актуальной эта информация ни была, зачастую она не может быть им использована, потому что блокируется его иррациональной частью.

И вот тут-то как раз работают подходы и инструментарий аналитической терапии, которая дает возможность пролить свет на мотивы поведения человека, на причины принимаемых им решений, испытываемого им дискомфорта, переживаемых чувств и эмоций.

И начать управлять ими.

Человек получает возможность стать целостным, обратить в свою пользу силу, которая не работала на него раньше. Не работала, потому что была связана и скрыта в его иррациональном.

Когда лидер ищет свою эффективность, он прежде всего ищет свою целостность.

Что такое быть эффективным

Норма — это отклонение, которое

наиболее часто встречается в популяции.

Дж. Мастерсон

Говорить об эффективности как таковой уместно, когда мы говорим об эффективности машины, или механизма. Если речь идет об эффективности человека, то важны не только качество и производительность его работы, но прежде всего смысл этой деятельности для него самого и то, что он при этом чувствует.

Несмотря на то что о важности эмоциональной составляющей в эффективном руководстве людьми стали говорить уже давно, в нашей культуре распространена точка зрения, что именно способность лидера принимать решения и действовать, принимая в расчет исключительно рациональные соображения, позволяет ему быть максимально сильным и эффективным.

С самого детства навязывается идея о преимуществах и силе рационального мышления, и обесцениваются чувственность и эмоциональность. При таких стандартах эмоции, чувства ассоциируются со слабостью, неуравновешенностью, женской истеричностью и даже глупостью.

Такое воспитание, особенно для мальчиков, принято в обществе и семье.

Необходимость вписывать себя в эти образцы приводит к неприятным, а иногда драматическим последствиям: от непонимания себя до потери своего «Я».

Все начинается с того, что некоторые чувства называются «плохими», например гнев или страх. Нам дают понять, что выражать подобные чувства или чувства вообще — плохо; а заодно плохо высказывать свои интуитивные соображения, которые зачастую идут вразрез со стереотипами.

Необходимость подавлять спонтанность приводит к устойчивой привычке прятать, не выражать эмоции и чувства, а порой даже и не осознавать. Из детства мы уносим эту привычку во взрослую жизнь. Мы не думаем о том, что наши чувства и эмоции — это наша энергия.

Многие мои клиенты считали, что подавленные чувства «куда-то деваются», попросту — исчезают. Это опасное заблуждение. На самом деле подавленные чувства скапливаются внутри нас, становясь частью нашего бессознательного. Накапливаясь, они превращаются, образно говоря, в кипящий внутри нас котел. В какой-то момент подавленных чувств становится слишком много. Крышка котла начинает подрагивать, побуждая человека к разрядке. Включается закон «последней капли».

Итогом является эмоциональный взрыв. Причем порой в совершенно незначительных, «проходных» ситуациях. Таким образом, руководитель совершает действия и принимает решения под давлением массы, кипящей в котле. И лишь затем, по свершившемуся факту, «подтягивает» к произошедшему рациональное объяснение: «Это было неизбежно, они по-другому не понимают, я сделал то, что должен был сделать».

Самоизоляция от собственных чувств лишает возможности лидера осознавать настоящую причину своих чувств и управлять ими. Более того, эти хронически подавляемые чувства и эмоции начинают управлять им самим, делая его Жертвой1 обстоятельств. Непонимание причин своего эмоционального состояния и в целом обесценивание этого аспекта жизни отнимают у лидера возможность чувствовать эмоции других людей; мотивировать их, управлять ими.

По моему глубокому убеждению, чувственная часть нашего «Я» очень важна. Именно через свою чувственную часть мы связываемся с окружающей реальностью. В ответ на происходящие события, явления мы прежде всего что-то чувствуем, ощущаем. И уже после сознательно обрабатываем эту информацию, думаем над ней, вырабатываем свою позицию, опираясь на свои знания и ценности. Но не наоборот.

Если мы не привыкли брать в расчет свои чувства, нам остается реагировать на окружающее согласно общепринятым оценочным суждениям, вместо того чтобы искать собственное уникальное решение.

1.В аналитической терапии понятие «жертва» пишется с заглавной буквы не в случае традиционного понимания этого слова (человек, пострадавший от независимых от него обстоятельств, таких как землетрясение, цунами и т.д.), а когда речь идет о бессознательно выбранной человеком жизненной роли, когда налицо искренняя вера в собственную беспомощность.

Как лидер блокирует себя

Ярко остался в памяти один из моментов нашего контакта с Сергеем. Он реанимировал фабрику, и у него возникла очень сложная и острая финансовая ситуация.

Расчетные темпы строительства не соответствовали реальности. Проект мог рухнуть. Сергей отчаянно искал решение. Знакомый бизнесмен порекомендовал ему проконсультироваться у известного в этой области финансового эксперта.

Сергей с энтузиазмом ухватился за эту возможность. Встреча прошла динамично и, вроде бы, успешно. Финансист оказался человеком четким, жестким, блестяще ориентирующимся в своем деле. Он «слету» предложил Сергею схему выхода из финансового кризиса. Схема гарантировала успех и при этом предполагала, в частности, нечестность в отношении деловых партнеров Сергея.

После этой встречи мой клиент переживал сложные, противоречивые чувства. С одной стороны, испытывал сильнейшее искушение положиться на харизматичного финансиста. С другой стороны — непонятное волнение, явно нервничал, ощущал дискомфорт.

Когда мы стали разбираться в этих ощущениях, Сергей вдруг понял, что в глубине он чувствует: не то что неприязнь, он чувствует отвращение — не только к методам, но и к ценностям этого финансиста. Для последнего честность и доверие в отношениях между людьми не значили ничего; единственно значимым признавался только финансовый результат.

Только осознав причину своих ощущений и чувств, Сергей смог принять правильное для себя решение: он не захотел закладывать в фундамент своего проекта обман партнеров.

Сейчас он уже знал цену деньгам, ради которых идешь на сделку с самим собой. Сейчас ему уже не нужны были деньги и внешний успех любой ценой. Его интересовало партнерство с людьми, близкими ему по ценностям. В этом проекте он хотел реализовать себя — настоящего. В этом он видел теперь смысл своего бизнеса.

Его интуиция и чувства подсказали направление, в котором надо думать и искать решение. Именно наша чувственная реакция, наша интуиция дают самую точную возможность ориентироваться в окружающем. Особенно если ты движешься нестандартным путем, идешь первым.

Иной раз лидер видит свою цель и слышит от окружающих, что она нереальна, что это невозможно сделать. А он чувствует, что это возможно. Если он слышит себя, чувствует в себе желание и силу, доверяет себе, то он дойдет.

Именно в чувственной части рождаются наши желания, мечты, которые (будучи обработанными нашей рациональной взрослой частью) лягут в основу целей.

И именно достижение этих целей будет переживаться человеком, как осмысленное, и принесет глубокое удовлетворение. И напротив: не осознавая свои чувства, систематически подавляя их, мы рискуем в определенный момент не обнаружить в себе страсти и азарта двигаться вперед. И тогда нам придется томиться в пустоте.

Или позаимствовать цели извне.

Тогда мы начинаем идти к «нормальным» целям, целям, предложенным и одобренным социумом, и верим, что их достижение принесет нам не только успех, но и удовлетворение и ощущение счастья. Возможен и другой вариант: целью становится само желание выразить подавленные чувства и эмоции.

Если мы не слышим и не используем свои чувства, они будут блокировать нас, мешать нам идти вперед к целям, бросая нас, подобно марионеткам, из стороны в сторону.

Почему важно быть целостным

Подавленные чувства раскалывают нас на части, нарушая внутреннюю целостность личности — целостность нашего «Я».

Быть целостным, по моему мнению, означает быть способным слышать и осознавать свои чувства, интуицию, потребности и желания. Всю гамму наших переживаний, а не только те из них, что считаются «приемлемыми».

Целостность дает нам огромные возможности. Мы можем быть автономными, т.е. опираться на себя, решая свои жизненные задачи. Мы можем быть устойчивыми в кризисные моменты. Мы можем строить гармоничные отношения с людьми.

Будучи целостными, мы несем внутри себя непосредственность ребенка и сохраняем в себе возможность ощущать и переживать всю полноту и краски жизни. Мы можем чувствовать свои одаренности и получаем возможность самореализоваться, делая ставку на них.

Самореализация

Когда мы ищем смысл жизни, в действительности

мы ищем способы выражения своего подлинного «Я».

Дж. Мастерсон

Эту главу я адресую тем, для кого актуально собственное личностное развитие.

Тем, кто хочет максимально раскрыть свои природные способности; профессионально реализоваться и достичь успеха. Тем, кто хочет сохранять в себе желание двигаться вперед и интерес к жизни. Тем, кто хочет жить, ощущая себя целостным. Тем, кто хочет жить, свободно выражая себя. Тем, кто хочет переживать близость и любовь. Тем, кто хочет эффективно сотрудничать с людьми.

Выше мы говорили о целостности личности. Моя профессиональная позиция, мои убеждения таковы: чем личность более целостная, чем больше человек осознает себя, тем больше у него возможностей к развитию.

Если мы развиваем себя только через профессию или свой бизнес, но упускаем из виду неудовлетворенность личными отношениями, мы можем достичь большого успеха, но при этом, рано или поздно, мы столкнемся с нарастающим неудовлетворением от жизни.

Мы столкнемся с тем, что исчезает само желание двигаться дальше и достигать.

То есть наш бизнес или наша работа, которая еще так недавно возбуждала азарт, приносила удовольствие — и от процесса, и от достигнутых целей, в разрезе всей человеческой жизни как будто бы перестает иметь смысл.

И в этом случае бесполезно искать причины потери мотивации в самой деятельности, бесполезно пытаться оживить себя новыми целями.

Поиск активирует, как чашка крепкого кофе, только на короткое время.

Причины бессмысленности необходимо искать совсем в другом месте — в той части личности человека, которая почему-то осталась без отклика.

Нужно искать ответы на вопросы: почему нет семьи, с которой можно было бы делить свой успех, или почему, если семья есть, в ней нет близких и доверительных отношений? Почему в ней люди давно не смеются и не обнимают друг друга? Нужно искать ответ на вопрос, почему есть секс, но нет любви. Почему нет друзей, но есть люди, которые зависят от твоих денег и твоих возможностей.

С симметричным кризисом сталкиваются мои клиенты, которые многие годы жили только ради кого-то. Ради любимого человека, ради детей — жили, не замечая, как сами подавляют свои одаренности и по-настоящему не реализуются. В их жизни неизбежно наступает момент разочарования. Иногда им кажется, что не хватает признания. Иногда им кажется, что они вложили все силы, помогли выстроить успех мужу или детям, а теперь в них больше не нуждаются.

Причину нарастающих пустоты и бессмысленности я бы стала искать отнюдь не в отношениях. Практика показывает, что зачастую люди усматривают в отношениях то, чего нет: вопреки ощущениям они по-прежнему нужны и любимы. А настоящая причина оказывается в том, что многие годы они не были нужны сами себе. Они заглушили ту часть себя, в которой сокрыты их собственные способности и мечты. Они забыли, какое это удовольствие и какое это удивительное чувство свободы — ставить перед собой свои цели и достигать их.

Просто нельзя не заметить, как опасно игнорировать одну из частей своей жизни и утешать себя иллюзией о будущем счастье. Потребность в развитии, в движении для каждого из нас имеет такую же ценность, как потребность в том, чтобы быть любимым, близким и любить самому.

И если развиваясь и двигаясь за своим успехом, мы ожидаем получить в виде вознаграждения радость, которую можно разделить со своими близкими, равновесие внутри, желание двигаться дальше и ощущение полноты и осмысленности жизни — мы должны поставить перед собой внутреннюю задачу развиваться гармонично.

Таким образом, гармоничное развитие личности — это осознание и свободное выражение своих чувств, потребностей, желаний в соответствии со своими ценностями и целями для решения жизненных задач и достижения гармонии с окружающим миром путем установления близких и деловых отношений с другими людьми.

Это очень близко к тому, что в жизни разные люди определяют как счастье. Мне близка позиция А. Маслоу, который назвал такое развитие личности движением в направлении к самореализации.

Этот путь лежит через осознание и удовлетворение своих базовых потребностей. Под удовлетворением базовых потребностей часто понимают обладание материальными благами, власть, признание. Все это, безусловно, важно, но вторично и само по себе не приносит удовлетворения и здоровья человеку.

Абрахам Маслоу представил базовые потребности человека как пирамиду, в основании которой лежат телесные потребности, выше — потребность в безопасности, затем потребность в любви и принадлежности к сообществу, потребность в уважении и одобрении, а вершина пирамиды потребностей — это самореализация человека.

Человек не может прорваться к вершине пирамиды, если не удовлетворены потребности базовых уровней. Выглядит это несложно, но, к сожалению, очень немногие люди способны понимать себя, осознавать, что им действительно нужно. Не понимая и не слыша себя, человек блокирует свою потребность в развитии.

Внутренние ограничения. История возникновения

Потребность в развитии заложена в каждом человеке от рождения. Эта сила и есть основа и причина самореализации; самореализация — это не какое-то конечное состояние, но движение.

Находясь в этом движении, человек испытывает вдохновение, смелость, глубокий интерес к познанию и освоению окружающего мира.

Такое эмоциональное состояние человека можно сравнить с состоянием маленького ребенка, который здоров, который чувствует, что его любят, чувствует в своих ногах силу, и ему интересно узнать и потрогать все вокруг. Для него нет границ. Если он упадет — не беда. Рядом есть кто-то близкий и любящий — тот, кто утешит и поможет сохранить веру в себя.

Те из нас, кто помнят об этом состоянии, свободно могут к нему возвращаться в своих ощущениях и черпать оттуда силы, развиваться, а значит выражать свое подлинное «Я».

Это тот внутренний ресурс, который совершенно естественно помогает нам двигаться в жизни, получать удовлетворение и радость от успехов и достижений, от отношений с другими людьми.

Этот же внутренний ресурс помогает нам быть устойчивыми к стрессу, к потерям, падать и подниматься, сохраняя интерес к действиям, сохраняя ощущение своей значимости и уважение к себе.

Все мы с самого раннего детства сталкиваемся с ограничениями, запретами, неосознанными родительскими страхами. Нас учат быть послушными и удобными, веря, что именно эти качества сделают нашу жизнь счастливой.

В результате ребенку часто приходится принимать самоограничивающие решения, которые касаются его возможностей чувствовать, ощущать и думать. Он решает не проявлять себя спонтанно и естественно в определенных жизненных ситуациях для того, чтобы вписаться в мир взрослых людей. Он учится выдавать то поведение, которое принимается и одобряется его окружением.

По мере взросления мы сживаемся со своими защитными привычками, и наши детские решения «вытесняются» в бессознательное. Они становятся внутренними ограничениями, или блоками, затрудняя доступ к жизненному ресурсу — подлинному «Я». Совокупность детских решений образует жизненный сценарий — бессознательный план, который ограничивает нашу свободу выбирать свою позицию, свой жизненный путь.

Блоки могут проявляться в виде тревоги, волнения, растерянности, страха, напряжения в определенных участках тела и невозможности думать. Особенно остро они проявляются в моменты стрессов, в жизненных ситуациях, требующих принятия ответственных решений.

Не осознавая своих настоящих чувств и потребностей, мы входим в свой сценарий. В эти моменты мы не можем использовать знания и возможности для решения жизненных ситуаций.

Все, что нам остается — это неосознанно использовать усвоенные с детства негибкие, зачастую разрушительные формы поведения, которые когда-то позволили нам «выжить». Проигрывая их, мы, как нам кажется, защищаем себя, уходя от решения жизненных трудностей. На самом же деле мы только увеличиваем трудности.

Где-то глубоко внутри себя мы чувствуем, что чего-то не делаем или делаем не то. Так рождается чувство собственной несостоятельности, которое ослабляет, а иногда уничтожает веру в себя. Так формируется и поддерживается ложное «Я» человека. Оно практически лишено способности экспериментировать и является постоянным источником заниженной самооценки.

Чем в более раннем возрасте человек столкнулся с ограничениями, чем сильнее было давление, чем меньше он получил поддержки и понимания, тем менее человек способен осознавать эти «блоки» и тем сильнее их искажающее влияние на поведение, образ мыслей и чувств. Тем больше времени человек проводит в своем сценарии, воссоздавая сцены из прошлого с новой декорацией. Тем больше он движется по кругу. Тем дальше человек от самореализации.

Расчищая путь к своему истинному «Я», человек вырывается из неосознанных запретов и ограничений. Он возвращает себе силу и здоровый азарт. Он возвращает себе право и возможность выбрать, как прожить свою жизнь.

О героях этой книги

Со времен появления моего первого клиента-лидера прошло уже много лет. Но я до сих пор помню отдельные этапы и даже детали нашей работы. Я видела, как внутренние перемены в Сергее влияли на его жизнь, на его карьеру, на его окружение.

Сопровождая его в изменениях, я чувствовала огромное уважение к его смелости, его жажде действовать. Я понимала его. Временами я испытывала искреннюю теплоту к этому взрослому человеку, который шел за своей мечтой, претворяя ее сначала в планы, а затем и в реальность. И он оставался верен своей мечте даже в те моменты, когда все вокруг отговаривали и высказывали сомнения в жизнеспособности проекта.

Начиная работу с первым клиентом-лидером, я не представляла, насколько такая работа будет сложной и в то же время увлекательной, как не представляла и того, что со временем сопровождение лидеров в изменениях станет одним из основных направлений моей работы.

Предприниматели и бизнесмены мне близки и понятны. Они не просто мои клиенты, они мои современники. Многие из них мои ровесники. Мы выросли на одной и той же музыке, мы читали одни и те же книги. С детства в нас были заложены близкие ценности. В юности мы пережили один и тот же кризис, превращаясь из романтиков во взрослых людей, которым нужно было самим найти свой путь, с нуля выстроить для себя ориентиры в обществе, где старые стандарты были разрушены, а новые еще не возникли, — чтобы в погоне за успехом не потерять себя.

Способность к лидерству — это дар

Далее на страницах этой книги я собираюсь рассказать о моей работе с людьми, которых принято называть лидерами. Поэтому нам необходимо договориться, кого именно мы будем так называть.

Под словом «лидеры» я буду иметь в виду не просто людей, добившихся успеха, обладающих властью или состоянием, а людей, наделенных природой мощной жизненной силой, используя которую они способны влиять на других людей и ход событий. Менять существующий порядок вещей, нести прогресс.

Эта сила многогранна. Она определяет баланс между базовым страхом и инстинктом человека к развитию, к движению. У лидера азарт оказывается сильнее, чем страх, поэтому он устойчив к риску. Эти люди в экстремальных ситуациях не впадают в оцепенение, а напротив, мыслят и действуют быстрее и находят выход. По этой причине они чувствительны к несвободе. И если их загнать в жесткие личностные рамки, эта сила начинает работать на разрушение самого человека или окружающих.

В этой силе заложена возможность противостоять обстоятельствам и брать на себя ответственность не только за себя, но за других людей, вести их за собой. Эта сила — желание, непреодолимое желание делать. Развитие, познание, продвижение вперед для лидера являются эквивалентом жизни. Жажда деятельности и сама по себе деятельность — способ лидера получать от жизни удовлетворение и радость.

Лидер в течение всей своей жизни способен слышать в себе ребенка. И не просто слышать, а с азартом идти вперед к своим «несбыточным мечтам», «фантастическим целям» и делать их реальностью, в то время когда большинство людей принимают «несбыточность» мечты и «недостижимость» цели как показание к безоговорочной капитуляции.

В жизни таких людей называют «харизматическая личность». Однако здесь я хочу обратить особенное внимание вот на что: греческое слово харизма переводится как дар благодати. Но быть одаренным в лидерстве и реализовать этот дар — совершенно разные вещи. Человек может выбрать свой дар или отклонить.

Если человек сумеет раскрыть и реализовать свое лидерство, жизнь его станет наполненной и осмысленной, а деятельность будет приносить глубокое удовлетворение и радость. Если же человек отказывается от своего дара, даже неосознанно, или не может его реализовать, он предает себя; тогда дар лидерства становится проклятьем, внутренней виной, обрекающей человека на страдание и одиночество.

Оглядываясь на свою многолетнюю практику, я могу выделить пять основных типов клиентов-лидеров: созидающий, бунтующий, деструктивный, предавший себя и невольник. Конечно, в жизни люди могут нести в себе черты разных типов, но преобладающие черты заметны. Такая типизация помогает мне правильно выстраивать стратегию работы с каждым клиентом.

Созидающий лидер

Первый тип, созидающий — это люди, которые еще в юности приняли свою способность к лидерству, нашли свой путь в жизни и реализовали свою одаренность.

Они достигли очевидного успеха. В момент моего знакомства с такими людьми каждый из них стоял у руля серьезного бизнеса. Они прошли испытание статусом, деньгами, возможностями. И теперь, примерно где-то к середине жизни, они подошли к своему экзистенциальному кризису. Этот кризис можно охарактеризовать как кризис ответственности и внутренней свободы.

Они искали для себя возможности глубинно перераспределить свою силу в направлении увеличения временного ресурса в пользу стратегических, новых вещей для раскрытия своего внутреннего творчества, для общения с близкими.

Особенно их волновал вопрос даже не самореализации, а самопреодоления. Им хотелось успеть что-то оставить после себя в своих последователях. Оставить после себя яркий след в жизни — нечто, способное продолжить существование в будущем независимо от основателя.

Чтобы освободить время и пространство для решения этих глобальных задач, созидающим лидерам нужно было освоить мастерство наставника. Мастерство, которое позволяет раскрыть глубинную мотивацию в своих последователях, передать им знания. Мастерство, которое позволяет доверять своим ученикам, видеть, ощущать и усиливать в них самостоятельность.

В конечном итоге это выдвигало перед лидером задачу — принять не только свою силу, но и свою ранимость, ограниченное количество своей жизненной силы. На все ее хватить не могло. Принятие этого факта уходит корнями к таким переживаниям, как глубинный страх внутренней свободы и страх смерти.

Пройти через это — сложная задача, с которой лидеры справлялись по-разному. Одни продолжали спасать мир, концентрировали в своих руках ответственность за все происходящие события и в бизнесе, и в семье. Другие пытались эту ответственность отдать, но чувствовали постоянно растущее недовольство и раздражение своим окружением.

Если первых беспокоил вопрос, почему у людей вокруг такая низкая мотивация и ответственность, почему они не хотят заработать и узнать больше, то другим было непонятно, почему вокруг такие «уроды»?

Нередко «уродство» последователей заключалось в том, что они видели мир по-другому. И лидер делегировал свое раздражение, свои проблемы вниз, подчиненным. Благо, позиция босса это позволяет.

Кто-то видел выход в постоянном реформировании своей компании, привносил европейские стандарты в менеджмент и с нескрываемым разочарованием обнаруживал, что в российской культуре эти стратегии плохо работают.

Наиболее решительные, выстроив свой бизнес, собирались оставить его на последователей; наконец-то позволить себе попутешествовать, провести время в кругу семьи у камина, предвкушая реализацию творческих дарований — в музыке, живописи и т.д., ведь пока бизнес строился, совершенно не было ни времени, ни сил.

И вот парадокс — теперь есть возможности и время, но вместо ожидаемого покоя и тихой радости откуда ни возьмись вылезла тревога, временами достигающая уровня панического страха.

Они искали помощи, не очень даже понимая, в чем. Проблема заключалась в том, что они не привыкли брать помощь. Они привыкли в жизни справляться со всем сами.

Кому-то казалось, что не хватает эффективности — и он рассчитывал найти очередной супер-executive MBA, кому-то казалось, что не хватает некоего духовного знания — и он искал его в буддистских практиках.

Кто-то ощущал, что не справляется с внутренней тревогой и напряжением и шел получать психологическое образование.

Кого-то беспокоила боль в сердце, аритмия, — но кардиологи органических причин для болезни не находили, и человек искал специалистов, которые могли бы разобраться с его психосоматическими расстройствами.

Каждый из них по-своему искал путь к истине, путь к себе.

И то, что мы в конечном итоге выяснили в психотерапевтической работе, — своей целостности.

Достигнув успеха, построив то, что они хотели построить, они наталкивались на свои внутренние ограничения, свои бессознательные детские решения — внутренние запреты, главными из которых были запрет на Радость, запрет на Близость, запрет на Счастье, запрет на то, чтобы быть Собой.

Детство этих людей было бы неправильно назвать неблагополучным с общепринятой точки зрения. О них заботились; семья, как правило, вкладывалась в их развитие и образование. Их лидерство нередко было принято и поддержано семьей. Единственное, что у них отняли, — это право на беззаботное детство.

Очень рано на них была возложена ответственность за блестящие результаты, которые, надо сказать, они спокойно выдавали. Они вынесли из своего детства веру: ты имеешь право на любовь, на уважение, на принятие только тогда, когда ты много, усердно и успешно трудишься.

Общаясь с такими людьми, я нашла для себя доказательства, что эти родительские послания были для них совершенно чрезмерны и отражали только страхи и внутренние ограничения их родителей. Эти талантливые люди и так бы достигли своего успеха; все, что им было нужно, это чтобы им не мешали.

Какой смысл в успехе, если ты ощущаешь себя его заложником и не чувствуешь себя счастливым?

Бунтующий лидер

Второй тип, бунтующий — это люди, которые тоже приняли свое лидерство, но не справились с ним. Они так же, как и предыдущий тип, проявляли себя как лидеры уже с детства. Уже в школьные годы некоторые из них зарабатывали собственные деньги, организовывали вокруг себя группы людей — рок-группы, горные или байдарочные походы…

Многие из них начали свой бизнес еще в институте, они были харизматичны, им легко удавалось сплачивать вокруг себя людей. Они ощущали себя удачливыми. Деньги им давались легко, также легко тратились. Уже тогда можно было видеть некую необузданность, склонность к чрезмерному риску. Они не только явно демонстрировали азартность, но, порой, совсем не слышали свой страх. А бесстрашие равно безумию.

Нередко они выбирали экстремальные типы бизнеса, возили чемоданы наличных (в 90-е практически все, кто занимался бизнесом, были вынуждены это делать, но если лидеры первого типа делали это по необходимости, то эти люди делали это с явным наслаждением).

Они грубо нарушали закон, как им казалось, в погоне за прибылью, а на самом деле в погоне за возбуждающим азартом. Им льстило ощущение собственной грандиозности. Эти люди построили свой бизнес ярко и достаточно быстро, но не смогли удержать успех.

Кто-то окончательно разругался с партнерами, не умея управлять своим пылким нравом. Им было весело и интересно на начальных этапах бизнеса, который часто затевался за кухонным столом в кругу друзей.

Но они имели слабое представление о сотрудничестве взрослых людей, об умении договариваться и считаться с другими людьми. Кто-то незаметно для себя проиграл деньги в казино, кто-то спился в погоне за вечным праздником жизни. Кто-то пустился в любовные приключения, воспринимая семейные узы только как неволю. Разрушая свою семью, они причиняли сильную боль близким, — по сути, отнимали у себя один из основных смыслов жизни.

В погоне за своей грандиозностью некоторые из них вкладывали средства в новые глобальные проекты, до конца не взвесив свои возможности, игнорируя голос разума.

Жизни этих людей, наделенных от природы такими яркими и мощными возможностями, трещали и разбивались на осколки, напоминая неуязвимый крейсер, который неожиданно напоролся на глыбу льда в темноте.

Немало этих людей погибло, а те, кто выжил, часто являют собой печальное зрелище. Кто-то в тюрьме, кто-то тяжело болен, кто-то пьет на Гоа. Кто-то живет с очередной молодой партнершей, не понимая — зачем это? Кто-то тужится построить на осколках новый бизнес. Кто-то продолжает зарабатывать безумные деньги, боясь остановиться хоть на минуту и заглянуть внутрь себя.

Они хотели бы получить ответы на жизненные вопросы: почему я никому не нужен? почему меня не ценят мои дети? для чего я живу? кто я вообще? а что дальше? Но не могут.

Бессознательные детские запреты этой группы клиентов оказались куда более глубокими и разрушительными, чем у первой. Их родители или люди, которые их воспитывали, не справились с их активностью и нестандартностью. Они испугались и не приняли их такими, какие они есть. Их безусловная природная одаренность в лидерстве напоролась на запрет Быть собой, запрет Быть близким. У кого-то на запрет на Успех. На запрет на собственную Ценность. На запрет быть Здоровым.

Растить такого «нестандартного» ребенка — очень непростая задача, которая требует от родителя мудрости и собственной внутренней свободы. Непонимание и попытка вставить маленького лидера в жесткие рамки нормальности приводят только к бунту. К деструктивным детским решениям о себе и других людях. Эти решения впоследствии во многом и управляют жизнью этих людей.

Они не любят себя и не надеются на возможность быть любимыми. Этим людям кажется, что они сражаются с окружающей реальностью. А на самом деле их жизнь превратилась в сражение с тенями из прошлого. Болезненное прошлое, пока оно не осознанно, побеждает всегда. Это закон психической жизни. И тогда, на первых этапах строительства своего бизнеса, когда они побеждали, им только казалось, что они свободны.

Деструктивный лидер

Третий тип, деструктивные лидеры — это люди, принявшие свой дар лидерства и использующие его на разрушение.

Это, безусловно, люди, одаренные силой лидерства и принявшие этот дар. Вопрос в направлении вектора этой силы.

Как мы уже говорили, настоящая миссия лидера — через изменение существующей реальности нести прогресс. Для этого ему дана сила, которая множится его последователями.

Но бывает так, что природа дала человеку этот дар, но ему с самого детства не пришлось познать, что такое любовь, нежность, близость, поддержка.

Это Маугли, причем не персонаж из детской сказки. В сказке Р. Киплинга Маугли не знал человеческой любви, заботы, нежности рук матери, но звери удивительным образом дали почувствовать ему защищенность и собственную ценность. Он вырос существом, не понимающим человеческую речь, но четко ощущающим разницу между добром и злом; чувствующим свою лидерскую силу, свою необычность; готовым сражаться за свои ценности.

Но это сказка с хорошим концом для детей.

Здесь я буду говорить о людях, которых природа наделила мощной лидерской силой, но с раннего детства они столкнулись со злом, насилием, унижением, обманом. И для того чтобы выжить, они использовали свой природный дар.

Они не только выжили, они мечтали стать еще сильнее, могущественнее, хитрее. Вся их жизнь превратилась в реализацию мечты стать неуязвимым, стать самым сильным.

Эта мечта с определенного момента жизни начинала носить явные оттенки паранойи, когда человек постоянно ощущает вокруг себя врагов, чувствует висящую над ним угрозу заговора.

Этот тип лидера достигает своих внешних целей, потому что он действительно силен, обладает хитростью, интеллектом.

И он точно знает, на какие кнопки в человеческих душах нажимать, чтобы повести за собой людей — как правило, таких же озлобленных и потерявшихся. С единственной разницей: в отличие от их лидера у них нет этой силы. Поскольку они не могут полагаться на себя, им нужен вождь.

В этом случае лидер неосознанно реализует картины из своего детства, в которых он предстает в роли могущественного родителя, который может казнить, а может миловать.

А своим последователям он оставляет роль «деструктивного лидера в детстве», которого пугают, наказывают, перед которым ставят неадекватные его возможностям требования.

И не просто «щедро» наказывают, а дают при этом понять, что это и есть жизнь. И жестокое наказание слабого, не оправдавшего надежд, — это и есть жизненная справедливость.

То есть таким своеобразным образом окружающие лидера в детстве люди поддерживали развитие его лидерской силы. И где бы они ни росли — в родной либо приемной семье, в детском доме либо в дорогом пансионе, — есть одно общее: никому из них не удалось пережить человеческие тепло и близость.

В конечном итоге он стремился сокрушить окружающую его среду для того, чтобы выжить самому.

Далеко не всегда такой лидер осознает разрушительность и зло своих действий. Нередко он верит в то, что насилие, унижение были совершенно необходимы, а иногда даже подтягивает мощную рациональную базу под свои идеи и действия, убеждая себя и других в том, что он таким образом делает прогресс.

Судя по моей практике, эти люди достигают успеха, выстраивают бизнес или иного типа карьеру. Но в основе их деятельности всегда лежат агрессивность, захватничество, запугивание.

Даже достигая внешнего успеха, они физически не в состоянии достичь того, что на самом деле им было нужно больше всего, т.е. ощущения внутренней безопасности.

Ни деньги, ни известность, ни охрана не дают им возможности почувствовать себя спокойно, не вздрагивать ночью от скрипнувшей двери, не просыпаться в холодном поту в ожидании неминуемого акта насилия или смерти. Они не в состоянии ощутить полноту любви к близким им людям. Их преследуют тени из прошлого, везде мерещится предательство, лицемерие, неуважение.

Эти люди пережили в детстве наиболее разрушительный удар. Треснула сама платформа жизни, доверие к ней.

Они из детства несут в себе запреты на жизнь, на чувства, на близость, на радость. Запрет на собственную ценность. С детства они не позволяют себе никакой слабости. Вся жизнь подчинена только одному — действовать, чтобы защитить себя через свою силу и власть. И чтобы наказать того, кто, как кажется, угрожает сейчас, а на самом деле — того, кто угрожал в далеком прошлом.

Жизненная позиция этих людей для меня неприемлема.

Она антигуманна, но глубинные потаенные переживания этих людей достойны сочувствия. К счастью, таких клиентов в моей практике было совсем немного. Но когда жизнь сталкивала меня с ними, как врач, как психотерапевт, как человек, обладающий определенными знаниями и возможностями, я чувствовала большую ответственность.

Я работала с ними, помогая только в том случае, если они брали на себя взрослую ответственность перестать быть Жертвой драматических обстоятельств, с которыми они столкнулись в детстве, если осознавали, что воссоздают картины из прошлого с угрозой для настоящего.

Если они готовы были признать всю чудовищность и деструк-тивность своей жизненной позиции, привнесенной из детства; и не только признать, но и мужественно работать, менять ее. Учиться доверять, учиться различать добро и зло. Учиться не отвечать рефлекторно на агрессию агрессией. В противном случае я прерывала работу. Я не хочу быть терапевтом, который усиливает феномен очередного Гитлера.

Лидер, предавший себя

К этому типу я отношу людей, не принявших свой дар лидерства. Можно сказать, что эти люди получили от природы лидерский дар, но по разным причинам не развили его. Такое случается нередко, и не только с лидерским даром. Скажем, кто-то прекрасно рисовал в детстве, тонко чувствовал цвет, форму, даже, может быть, занимался в художественной школе. А потом, по непонятным для себя причинам, почему-то стал юристом.

Такой человек может годами не притрагиваться к карандашу или кисти и только время от времени, при виде чьих-то полотен, вдруг почувствовать где-то под ложечкой или в груди нечто щемящее, нечто среднее между физическим дискомфортом и пронзительной печалью. Как будто внутри кто-то плачет. Даже не плачет, а оплакивает. И от этого становится так тяжело, будто бы на душе действительно приходится нести тяжелый камень. Нести, не зная почему. Нести и злиться.

Примерно так описывают свое состояние люди, которые предали свою одаренность.

Когда-то очень давно вытеснили ее в дальние уголки души в надежде, что она не побеспокоит. Поступая таким образом, они не понимают, что, игнорируя свой дар, они предают не его, а самих себя.

Каждый из нас может по-настоящему получать удовлетворение от своей жизни, от своей деятельности, если смело реализует, раскрывает то, что имеет внутри, а не пытается вместо этого запихнуть себя в некие социальные рамки, не пытается, даже несмотря на то, что существование в этих рамках сулит восхищение, уважение, восторг, зависть окружающих. Даже несмотря на то, что на этих рамках написано «престижно», «достойно», «успешно», «круто». Эти вывески как будто бы успокаивают внутреннюю вину, но только на время. И не до конца.

Люди, предавшие свой дар, в той или иной степени добиваются внешнего успеха. Но чем выше они поднимаются в своей успешности, чем больших материальных благ достигают, тем острее чувствуют тот самый дискомфорт.

Далеко не всегда люди понимают, что это. Иногда им кажется, что дискомфорт вызван тем, что их недостаточно ценят на работе, хотя открытых подтверждений этому не находят. Иногда — что они переросли компанию, в которой работают. Иногда они могут решить, что проблема в том, что в силу своей авторитарности босс не дает им достаточно свободы, чтобы реализоваться в своей работе.

Некоторые ищут причину в отношениях в семье — начинают убеждать себя, что это из-за недостатка любви со стороны партнеров, из-за того, что партнеры неблагодарны им за предоставленные материальные блага.

Все вышеперечисленные причины звучат весьма правдоподобно. И для некоторых моих клиентов устранение этих причин — смена места работы, выставление границ авторитарному боссу, развод — действительно приводит к стабилизации эмоционального состояния.

Человеку нужно было решиться на это действие для того, чтобы перестать быть жертвой обстоятельств, в которых ему стало крайне некомфортно.

Но только не в случае с теми людьми, причины переживаний которых находятся гораздо глубже. Для них некоторые обстоятельства, на которые они грешат, — это только экран для проецирования своего недовольства.

На самом деле, недовольны они собой.

За трусость.

За то, что даже если в детстве и юности их не поддерживали, они сами не боролись за себя, за свой дар. Они предпочли приспособиться под требования.

А что теперь? Это может быть молодой преуспевающий менеджер, которому все не достает, как ему кажется, признания и уважения: ни в семье, ни на работе.

Куда-то делась радость. Очередное, даже очень существенное материальное приобретение как-то оживляет и возбуждает его внутри всего на один день.

Включается некий закон обратной корреляции: чем больше материального комфорта и внешних достижений, тем больше нарастает дискомфорт внутренний. И если человек так и не сможет понять суть этого дискомфорта, он может перерасти в следующую фазу, в ощущение пустоты.

Детство этих людей, как правило, было достаточно благополучным. Особенно если сравнивать с лидерами, которые стали разрушителями. Но они не получили от родителей признания и уважения к той силе, которой наделила их природа.

Их родители, по всей видимости, не доверяли себе и не дали возможности своим детям научиться доверять себе. Из лучших побуждений они с детства заталкивали их в некие социально одобряемые образы. Но делали это не агрессивно, под маской заботы вкладывали в них свои нереализованные ожидания. И когда эти будущие нереализованные лидеры поддавались этому давлению, они чувствовали, что их родители успокаивались.

А какому ребенку захочется постоянно расстраивать и пугать родителя, который о тебе заботится?

Таким образом, люди, которые не реализовали свое лидерство, с детства получили запреты на то, чтобы думать по-своему, делать по-своему, чувствовать по-своему. И самое главное на то, чтобы доверять своей интуиции, доверять себе.

Именно эти люди составляют большинство тех, кто подобно осликам бегут за морковками. До какого-то момента веря в то, что морковка принесет не только деньги, статус, признание, но и ощущение радости от реализации себя.

Но эту составляющую успеха им никто не обещал.

Лидер поневоле

Пятый тип — это люди, которые заставили себя быть лидерами, не имея к этому склонности от природы. Речь пойдет о людях, имевших другие одаренности, но не имевших разрешения принять себя такими, какие есть. Несмотря на отсутствие лидерского дара, эти люди тоже герои нашей книги. Они взяли на себя функции лидера под давлением обстоятельств.

Некоторые из них начали заниматься предпринимательством в 90-е, потому что посчитали это единственной возможностью выжить и заработать денег. Но, не справившись с этой задачей, они пережили нерезультативность в бизнесе как фиаско всей жизни и так и не поняли, что выстраивать и развивать нечто новое, вести за собой людей, нести ответственность за свою предприимчивость — это способности, которыми наделены не все. Эти «невольники» не поняли, что не справились с ролью лидера не потому, что являлись плохими, а потому, что являлись другими. И их успех был не здесь.

Другая часть этих людей, начав заниматься предпринимательством, бизнесом, выполнили свою задачу, которая состояла в том, чтобы пережить тяжелый период 90-х годов. Они заработали деньги, пережили этот кризисный период. Когда все мы были незащищены и растеряны. А что дальше? Они увлеклись, продолжая делать то, что было актуально для периода выживания, но что стоило неоправданно дорого для них теперь.

Они незаметно теряли себя.

На кого-то из них с детства давили, хотели его видеть только лидером. Как правило, это относилось к успешным и реализованным родителям, которые не могли мириться с тем, что природа одарила их ребенка чем-то иным.

Таким людям с детства выдвигалось непреложное условие: мы тебя примем, ты будешь для нас хорошим, мы будем тебя любить, ЕСЛИ ты будешь яркий, ты будешь первый; такой, как я.

Тогда и начиналась драма длиною в жизнь.

Если люди, которые подавили свое лидерство, все равно чувствуют в себе эту мощную энергию, и пусть не в том, в чем хотели, и не так, как хотели, но состоялись. Благодаря этой силе. Состоялись хотя бы в том, что им было «позволено».

Тяжелее приходится людям, у которых нет такой мощной жизненной силы. Они от этого не хуже и не лучше. Они просто другие. И, возможно, природа одарила их совсем другой миссией. Например, проводить какие-то кропотливые глубокие научные исследования. Кто-то получает глубинное удовольствие, переводя Шекспира. Кто-то хочет быть хирургом. А кто-то просто видит свою миссию в том, чтобы любить и поддерживать, создавать тыл членам своей семьи.

Разве это плохо? Но парадокс заключается в том, что с точки зрения того окружения, в котором формировались эти люди, это настоящее «преступление».

Наказание за это преступление — разочарование окружающих. А иногда даже эмоциональное отвержение.

Вспоминаются лица моих клиентов, тот блеск в глазах, который появлялся, когда нам удавалось раскопать их потаенную мечту, которая позволила бы им реализоваться в жизни.

С каким же напряжением они несли свое лидерство! Один из клиентов дал потрясающий образ: «Я чувствую себя закованным в шкуру бронтозавра и смотрю на мир через маленькие щелочки в его глазах. Я иду по земле, и за мной идет много-много людей. Мы просто куда-то идем вместе. Я им нужен. Мне ужасно неудобно, тяжело двигаться в этой шкуре. Но я ничего не могу поменять. Я не могу их бросить».

В этой метафоре человек отразил всю гамму своих переживаний. Он передал мне глубину своей несвободы. Передал мне ощущения враждебности и угрозы, которые несет ему мир, от которых надо защищаться броней.

Свое пионерство он воспринимает как тяжкий и бессмысленный крест. Он также передал мне свою безнадежность что-либо поменять.

Единственное, на чем он сконцентрирован в этой ситуации, — это на том, чтобы выжить в этой броне. И идея, которая его утешает, — это идея о том, что он нужен своим последователям. Если он уйдет, с ними может что-то случиться.

Такое самоотречение и связанная с этим боль просто не могут не вызывать сочувствия. А ведь первоначально речь шла о талантливом физике, ученом, который подавал надежды, но под давлением родителя перенял эстафету, встал у руля огромного и совершенно чуждого ему бизнеса.

Он не чувствовал никакого азарта, никакого желания что-то привнести в жизнь посредством своей деятельности. Никакого желания осваивать новые направления. То, что обычно чувствуют природные лидеры.

И таких образов в моей профессиональной памяти немало.

Переживания таких людей похожи на двухслойный пирог. Верхний слой — это бесконечная усталость и тяжесть. Более глубокий слой — это вина перед собой, гнев и боль.

Эти люди с детства получили запреты, прежде всего на то, чтобы быть собой. На свои чувства, радость. И, как это ни странно, запрет на успех. Имея все признаки успеха снаружи, они совершенно не ощущают его своим.

Работа с подобными людьми очень сложна. Потому, что им нужно бороться не со злом, а с тем, что в нашем социуме принято считать добродетелью. Им предстоит бороться за себя и освобождаться из семейных приказаний жертвовать собой ради идеи, ради дела, ради людей.

Эти люди обычно очень трудно и медленно приходят к осознанию того, что семья и семейное дело не умрут, если они перестанут ради них жить.

Напротив, у этого бизнеса, у людей, которые в этом бизнесе работают, появятся новый шанс, новые возможности, если руководителем станет тот, кто от этого будет получать удовольствие и захочет двигаться вперед. А у «лидеров по неволе» откроется возможность снять с себя тяжкий и бессмысленный груз и выбрать то, в чем смысл его собственной жизни.

Пять историй из моей практики

Я не ставлю своей целью представить в формате этой книги сколь-нибудь исчерпывающее теоретическое обоснование психотерапевтических подходов в работе с лидерами. Эта книга также не является руководством для молодых коллег. По этой причине я позволила себе не описывать последовательно и подробно каждую фазу терапевтической и консультационной работы. В реальности это сложная и ответственная работа, в которой каждая фаза имеет свои цели, стратегии, особенности и сложности.

Но далеко не все события в психотерапевтическом процессе можно разложить на рациональные составляющие. Каждый опытный и думающий врач неизбежно приходит к осознанию того, что далеко не все процессы (не только в человеческой психике, но и в теле) можно до конца понять и объяснить. В этом случае я вижу только один путь: любить свое дело, быть открытым, ощущать, чувствовать и быть способным воспринять знания, идущие откуда-то из глубин твоей интуиции.

В следующей части книги я расскажу о пяти случаях из своей практики. Все эти истории относятся к психотерапии и консультированию лидеров в их личностном развитии. Я расставила акценты на наиболее значимых, чувственных и переломных с моей точки зрения моментах в процессе изменений моих клиентов.

Заранее прошу вас не искать в портретах моих героев и их ситуациях сходства с реальными людьми и событиями. Рассказанные мною истории основаны на реальных фактах. И ни в коем случае не являются их документальным отражением. Возможные совпадения случайны.

Я уважительно и серьезно отношусь к своей профессии. Глубинный психотерапевтический процесс — это прикосновение к сокровенным переживаниям других людей. Используя некоторые факты из жизни моих клиентов, я изменила в историях имена, возраст, место жительства, тип бизнеса и многое другое. Большинство из описываемых событий и диалогов — вымышлены. Характеры и сюжеты историй строятся, по сути, на компиляции из жизненных событий и переживаний нескольких разных людей.

Столь тщательные изменения я постаралась сделать без ущерба для смысла работы, но максимально сохраняя конфиденциальность информации и доверие моих клиентов. Вся информация, касающаяся моих клиентов, использована в книге с их разрешения.

Психотерапия лидеров — это особый вызов для меня. Эти люди награждены от природы мощной силой и интеллектом и привыкли к тому, что у них все получается. Почти все они добились значительных успехов в своем деле и уже успели доказать себе, что способны справляться с различными испытаниями и кризисами.

Мои герои пришли ко мне только тогда, когда острота внутреннего кризиса достигла максимума, когда они просто не могли двигаться дальше. Это уже становилось для них вопросом жизни и смерти. Они страстно хотели вырваться из своих ограничений и также страстно защищались от знакомства со своими страхами, обидами и болью внутри. Они ожесточенно сражались со мной, отстаивая свои привычные стратегии, которые помогли им когда-то выжить. Порой я очень уставала от их изощренных интеллектуальных ходов и неуемной энергии.

Но я их понимала. Ведь они привыкли в жизни полагаться только на себя. Сама идея взять у психотерапевта поддержку и помощь была для них чужеродной по своей сути. Неприятной. Они сами привыкли помогать и поддерживать.

Для того чтобы эти клиенты доверили мне свои переживания и их личностные изменения стали возможны, нужно было серьезно трудиться над построением психотерапевтического альянса. Каждый раз это требовало от меня большой концентрации и мужества.

Мои клиенты-лидеры шли за своей интуицией, но не за правилами и нормой. Они требовали от своего терапевта интуитивности и спонтанности.

Формальные психотерапевтические методики и принятые темпы не приживались. Каждый раз приходилось создавать что-то особенное. Они могли мне простить слабость, но не прощали фальши.

Как и в каждой творческой профессии, в психотерапии есть не только свои трудности, но и свои радости. Если удавалось прорваться через все эти препятствия, то клиенты щедро вознаграждали меня своим доверием, интересным и искренним контактом. Психотерапия превращалась во взаиморазвивающее партнерство.

Искренне надеюсь, что ситуации и переживания, с которыми пришлось столкнуться моим героям, и тот мужественный путь, который они прошли в поисках себя, помогут и вам встретиться лицом к лицу со своими внутренними ограничениями, которые отделяют вас от уникальных возможностей, которыми наградила вас природа.

Я также надеюсь, что эта встреча станет не просто очередным и острым переживанием в вашей жизни, после которого вы снова отправитесь в свои забеги за внешними достижениями, но побудит вас найти и узнать свое подлинное «Я».

Наше подлинное «Я» говорит языком ребенка и давно ждет встречи с каждым, кто хочет чувствовать радость и внутреннюю свободу.

История первая
Десять тысяч заповедей

Познание начинается с удивления.

Аристотель

Я верю в то, что люди встречаются не случайно. Когда ты глубоко о чем-то думаешь, страстно ищешь ответы, тебе обязательно встретится человек, который сам несет в себе эти ответы, или в контакте с которым ты обязательно их увидишь, получишь новое знание. Главное — быть к этому предельно открытым.

Снежным февральским вечером 2006 года я сидела в кофейне на Пушечной. Сказочная картинка за окном и чашка ароматного кофе создавали ощущение уюта, располагали к спокойному и глубокому размышлению. Я достала блокнот и стала делать наброски к своей будущей книге.

Меня волновал вопрос о природе возникновения разных типов лидерства. Почему так происходит, что лидеры, люди, от природы, безусловно, наделенные силой, ярким интеллектом, харизмой, возможностью менять окружающий мир, в своей жизни ведут себя совершенно по-разному?

Одни ставят перед собой созидательные цели и избирают пути достижения этих целей, не связанные с насилием или унижением. Их сокровенное желание — сделать этот мир лучше, удобнее, красивее. В этом смысл их жизни. Когда это получается, они сами испытывают глубинное чувство радости и удовлетворения, и им нравится, что окружающие их люди растут вместе с ними.

Почему же другие лидеры, наделенные природой столь же уникальными возможностями, даже если и ставят перед собой вполне сознательно прогрессивные цели, почему-то выбирают такие способы и стратегии их достижения, в которых человеческое достоинство, а иногда даже сама человеческая жизнь не имеют ценности?

Когда этим лидерам удается достичь цели, они испытывают триумф и наслаждаются властью. А их последователи становятся отработанным материалом.

Получается, что ими движет жажда власти, желание победить и усилить свое могущество? Но тогда они не несут ничего доброго.

Я полагаю, что тяга к власти и превосходству ценой насилия и жестокости не присуща нам от рождения и не является естественной наклонностью человека.

В основании таких двух совершенно разных типов лидерства лежат разные глубинные побудительные мотивы. Говоря языком психотерапевта, мы имеем дело с различными бессознательными решениями. Они были приняты в раннем детстве под влиянием среды, в которой формировался будущий лидер.

Эти решения во многом управляют поступками и влияют на выбор уже взрослого человека, но остаются при этом неосознанными.

Как терапевт я не могу не заметить, что первый тип лидеров (назовем его созидающим) основывает свою деятельность на глубоком детском ощущении о жизни и людях, как о добре. Чувствуя в себе свою лидерскую силу, они чувствуют в себе и ответственность нести в жизнь это добро. Самый яркий и цельный пример, который приходит на ум, — это, наверное, Махатма Ганди.

Лидеры другого типа (назовем его деструктивным) пропитаны застывшим детским ощущением людей, как угрозы и зла. Они давно перестали ждать от жизни чего-то хорошего. Их души наполнены детской безнадежностью получить любовь и добро от других людей. Глубинно их жизнью руководит неосознанный страх и отложенная жажда мести. Отсюда берется их мотив стремления к всемогуществу, победе любой ценой, разрушения на своем пути всех и вся, и себя в том числе. Примеров таких лидеров в нашей истории несть числа.

Мне совершенно не хочется оказаться на месте психотерапевта, работающего с очередным «Гитлером» и вооружающего своего клиента новыми знаниями и навыками, изначально не разобравшись в глубинных механизмах его личности.

Сам того не осознавая, такой лидер станет использовать новые возможности для усиления феномена зла внутри себя. Моя человеческая и профессиональная ответственность — не допустить этого.

Представляя деструктивное лидерство «изнутри», я начинаю работать с такими клиентами, фокусируя их внимание на разрушительности и опасности их жизненной парадигмы для них самих и окружающих. И мы идем дальше, если они находят в себе мужество эту парадигму изменять.

Эти размышления занимали меня в кафе и в машине по дороге домой. В остаток вечера мне удалось сделать еще несколько записей.

36 часов до провала

Утро же следующего дня началось с телефонного звонка:

— Вы работаете с проблемой самосаботажа? — мужчина представился Андреем. Его голос звучал напряженно, но при этом доброжелательно. Чувствовалось, он очень спешил получить ответ.

— Я заранее прошу прощения за вторжение, но мне нужно встретиться с вами срочно. Очень срочно. Сегодня или завтра. — Андрей был решителен.

— К сожалению, ближайшее время, которое я смогу вам предложить, только в конце недели, — ответила я.

— В конце недели будет уже поздно. У меня всего 36 часов. Через 36 часов в моей жизни и в моем бизнесе может произойти полный провал. — Искренность и простота, с которой он произносил эти слова, не оставляли сомнений: Андрей не преувеличивает проблему. Он не уговаривает меня. Он посылает сигнал SOS.

Соглашаться на экстренные встречи не в моих правилах. Довольно часто за подобными просьбами стоит не крайняя необходимость, а взвинченное одномоментное состояние. Но в этот раз интуиция подсказывала: случай действительно не терпит отлагательств.

— Завтра я могу быть в кабинете на час раньше, — сказала я, и мы договорились о встрече.

На вид Андрей оказался неожиданно молод. Позже я узнала, что ему недавно исполнилось 30, но первые секунды можно было подумать: «студент». Он был непосредствен, искренен и сразу сердечно поблагодарил меня за то, что я согласилась на срочную встречу вопреки графику. Зеленые, опушенные длинными рыжими ресницами глаза этого парня смотрели внимательно и изучающе.

Мы оба знали, что темп встречи должен быть высок, и сразу перешли к делу. Андрей, не растрачивая ни секунды на общие фразы, сообщил, что он инженер-компьютерщик, программист и несколько лет назад основал инновационную компанию, занимающуюся разработкой новых технологий в области защиты информации и компьютерной безопасности.

Эта компания сегодня уже не «стартап», в ней работают десятки человек, она имеет имя и серьезных заказчиков.

Андрей является владельцем, директором и мозговым центром компании.

Через 36 часов он должен предъявить заказчику готовый заказ, невиданное доселе устройство. Но работа не сделана. Более того, оставшегося времени совершенно точно не хватит, чтобы успеть его доделать и опробовать.

Выхода нет. Все сроки упущены.

— По телефону я сказал о самосаботаже, — напомнил Андрей. — Я имел в виду то, что я практически не могу работать. Мне необходимо сидеть за компьютером, это надо делать прямо сейчас, точнее, неделю назад, месяцы! А я не могу. Заказ, о котором идет речь, был огромным шансом для моей компании и для меня. Успех дал бы нам возможность далеко оторваться от своих конкурентов, возможность выйти на совершенно другой уровень… Но, увы… Я все разрушил. Вернее, вот-вот разрушу. Через 36 часов.

— А что конкретно вам грозит в случае невыполнения заказа?

— Во-первых, имиджевый провал. Мы потеряем лицо. Во-вторых, огромные штрафы. Придется сокращать штат и… Вы знаете, я думаю, что на самом деле из этих долгов мы уже никогда не выплывем. В-третьих, мне придется пережить колоссальный стыд. Представьте только, я потеряю веру в себя как в изобретателя и бизнесмена. — Андрей замолчал.

Что-то в его позе выдавало напряжение недосказанности. Какая-то важная эмоция застыла в груди, силясь прорваться. Потеря имиджа, штрафы, сокращение штата, стыд — перечисленные проблемы звучали слишком рационально и не соответствовали паническому настроению клиента. От меня определенно ускользал скрытый уровень проблемы. Я дала Андрею время. Пауза должна была стать невербальным сигналом: данных объяснений недостаточно.

— Понимаете… Это судьбоносный момент. Не только из-за денег. Я шел к этому с семи лет! — воскликнул Андрей.

— С семи лет? К этому заказу?

— Не к конкретному заказу, конечно. А к этому моменту в жизни. Наконец-то я получил заказ, выполнение которого сделало бы мою компанию абсолютно неуязвимой. Если хотите, я ощущал это как свою миссию. Я стремился сделать нас самыми сильными, недосягаемыми и стопроцентно неуязвимыми. А теперь могу потерять все… — Андрей замолчал.

— От кого вам так необходимо защищаться?

— Как от кого? — Андрей не скрывал своего недоумения. Без всякого смущения он пояснил:

— От людей. От заказчиков, от конкурентов, от нечестных партнеров.

— Стремление защищаться говорит о том, что вы не ждете от людей ничего хорошего. Это так?

— Конечно.

В одну секунду я осознала: передо мной сидит герой моих вчерашних размышлений. Не далее как два дня назад вечером я обдумывала природу деструктивного лидерства, в моем сознании всплывали образы моих прежних клиентов, которые не имели права на слабость, которым жизненно необходимо было стать самыми крутыми в их бизнесе.

Потому что бизнес для них — это схватка не на жизнь, а на смерть. Потому что через деньги, через власть, через первенство им удавалось на какое-то время поддержать внутри постоянно ускользающее ощущение благополучия и безопасности.

И вот уже на следующий день такой человек сидит передо мной.

Я вновь получила подтверждение — пространство отвечает на наши запросы. К нам в руки идет именно то, что мы ищем в данный момент. Такого рода встречные предложения нередко случаются и в моей жизни. Но удивляться этому, кажется, я никогда не перестану.

Андрей переживал целую гамму острейших чувств — страх, отчаяние и в то же время надежду, стремление к переменам. Я еще почти ничего не знала о нем. Но чувствовала симпатию и желание помочь. Разумеется, мне необходимо было много узнать о нем самом и его жизни, но времени на подробные биографические справки не было. Подойдет медицинская аналогия: когда к врачу попадает пациент в экстренном состоянии, то сначала необходимо купировать острую боль, затем предотвратить опасные осложнения. И только потом заниматься диагностикой и лечением основного заболевания.

Сейчас мне необходимо было каким-то образом вывести Андрея из состояния оцепенения — того оцепенения, которое сковывает его за рабочим столом и подвигает к катастрофе.

— У нас критически мало времени. В этот срок рассчитывать

на результат терапии слишком самонадеянно. Но поскольку ситуация действительно на грани, давайте рискнем, попробуем хоть чего-то добиться за этот час, — сказала я.

— По рукам. — Андрей отвечал с готовностью. Он был полностью сконцентрирован на предстоящей работе.

— Пожалуйста, опишите ваше нынешнее состояние в виде метафоры.

Андрей лишь на секунду посмотрел куда-то вдаль, прищурился и почти сразу выдал ответ:

— Я четко знаю, что там, впереди — пропасть. Я стою на сыпучем склоне. Слой почвы спускается к пропасти и тянет меня за собой. Мне надо немедленно, срочно спасаться, мне надо изо всех сил карабкаться вверх. Но я ничего не делаю. Тело и голова не слушаются меня…

Метафора была не просто говорящей, она была кричащей. Я на мгновение даже почувствовала холод в спине и ощутила его ужас.

Похоже, что этот сильный и незаурядный человек сейчас не владел своими чувствами, он не мог подчинить себя своему разуму; его яркий интеллект становился бесполезным. Само по себе ощущение приближения к смерти вызывает ужас, но ужас в квадрате, когда ты не понимаешь, почему это происходит. Именно непонимание делает тебя безоружным.

Если мы что-то делаем, «не понимая почему», и вдруг осознаем, что наше тело, наши чувства не подчиняются разуму, то вовсе не означает, что у таких действий нет цели.

Это означает, что цель находится за пределами рациональной области мышления и мы подчиняемся в этот момент принятым много лет назад бессознательным решениям. Они находятся глубоко в нас, и они толкают нас к неизбежной развязке. Эта развязка бывает, как правило, несчастливой, но иногда и трагической.

До тех пор пока мы не осознаем этих решений, их смысла и причин, мы похожи на кролика, который завороженно ждет, когда его проглотит удав. Такова суть бессознательного жизненного сценария.

Самосаботаж

Итак, я продолжила:

— Давайте поговорим о ваших ощущениях за рабочим столом. Сядьте поудобнее, сосредоточьтесь и попробуйте максимально подробно описать: что мешает вам начать работать?

Мгновение Андрей прислушивался к себе.

— Я прихожу в офис. Передо мной мой стол, компьютер, схемы. Я сам выбрал этот проект. Я хотел работать над этим проектом. Мне это интересно. Я сажусь за стол и начинаю что-то делать, но… все, что я делаю, кажется неточным, некрасивым, несовершенным. Иногда сомнения и тревога охватывают меня с первой секунды!

Я еще карандаш не успеваю взять, как вдруг понимаю, что все бесполезно — ничего не получится! Мне начинает казаться, что я замахнулся на слишком сложную работу. Что я в принципе — замахнулся! — Андрей поставил ударение на последнем слове. — Понимаете? Возомнил себя Биллом Гейтцем! Я задаюсь вопросом: а на каком основании, собственно? С этого момента мои мысли расплываются, начинается настоящий кошмар.

Вдруг я вспоминаю, что, например, еще надо посмотреть почту, пойти набрать воды, пойти поискать некий вдруг понадобившийся инструмент, довести до полного совершенства (почему-то именно сейчас) какой-то второстепенный блок нового устройства, напомнить о чем-либо менеджерам, кому-то позвонить, сбегать в цех и лично проконтролировать, как чинят проводку и… Так без конца. В какой-то момент я понимаю, что день прошел. Пора ехать домой. — На секунду Андрей сник.

— Что вы обычно чувствуете в эти моменты?

— Понимаете, я чувствую внутри себя какую-то силу, которая не подчиняется мне. Более того, эта сила подчиняет себе мое сознание, не дает мне двигаться к цели.

Андрей сильно удивил меня: это было очень глубокое осознание, более того, он говорил об этом почти теми же словами, что промелькнули у меня в голове пару минут назад! Я продолжила:

— А как эта проблема раньше давала о себе знать?

— Вы знаете, честно говоря, мне всегда было тяжело работать. Я всегда был склонен тянуть до последнего, а потом «выкручивать себе руки» и сдавать работу ценой нескольких бессонных ночей и немыслимой концентрации усилий. Даже успевая к сроку, я редко чувствовал стопроцентное удовлетворение. Я понимал — будь я организованнее, задача была бы выполнена в разы качественнее. После таких проектов всегда оставался осадок… Причем, я заметил закономерность: если я делаю, изобретаю что-то интересное «для себя», дело идет удивительно легко, но чем ответственнее поставленная задача, чем интереснее заказ, чем больше денег и успеха сулит его выполнение, тем жестче проявляет себя сила, которая сопротивляется моему успеху.

— Это похоже на внутренний диалог? На борьбу двух частей?

— Да.

— И что же тогда происходит со второй частью?

— Она в смятении. Ей очень страшно. И плохо.

Я как-то ярко представила Андрея ребенком — маленького мальчика, которого кто-то обвиняет. Обвиняет жестоко, разрушая веру в себя и в свой талант. Но напуганный мальчик знает о том, что у него есть талант, и не может отказаться от него, несмотря ни на что.

Я почти физически ощутила драматическое противоречие, которое нес в себе мой клиент: грубая, немилосердная сила внутри него подавляет другую, хрупкую, эмоциональную, творческую часть его личности. Передо мной раскрывался глубокий детско-родительский конфликт.

— Похоже, что в вашей жизни реализуется некая конфликтная ситуация, имевшая место в далеком детстве — там и тогда. Скажите, ваши родители были суровы по отношению к вам?

— Да… Мой отец был не просто суров, часто он был жестоким. Он порол меня ремнем, ставил коленями на горох…

— А мать?

— Она никогда не вступалась.

— Ваш отец тоже был одарен в изобретательстве?

— Да. Но он не реализовал свой талант. — Андрей взглянул на меня проникновенно. Блеск его глаз подчеркивал испытываемое им напряжение и отчаяние. — Скажите, мне можно помочь? — спросил он.

— Да, такая возможность есть. И для начала нам предстоит заступиться за вашего внутреннего ребенка.

— Что вы имеете в виду?

— Андрей, те чувства, которые мы пережили в детстве, и те решения, которые мы тогда приняли, пытаясь защитить себя, не исчезают, когда мы взрослеем. Они продолжают жить в нас. Более того, они во многом управляют нами, подталкивая к воспроизведению той страшной и неприятной реальности, которую нам хотелось бы забыть. Это и есть ваш внутренний ребенок, на которого внутри до сих пор нападают.

Оставшееся время мы работали над чувствами Андрея к отцу. Мы обнаружили не только страх, но и гнев — скопление невыраженного гнева. Маленький Андрей не мог возразить отцу. Любые попытки отстоять себя перед отцом приводили к усилению агрессии с его стороны, вследствие чего Андрей сделал вывод: противоречить отцу не надо, потому что опасно.

До ожидаемой развязки и предполагаемого скандала с заказчиками оставалось чуть более суток. Мы договорились встретиться завтра.

А сейчас я решила отступить от своей обычной стратегии работы. Опыт и интуиция подсказывали мне, что мы сразу можем пойти в глубину его переживаний, и Андрей справится.

Я предложила Андрею выполнить в предстоящие сутки определенное задание. По выходу из кабинета он должен был купить блокнот и ручку. И не откладывая написать все, что когда-то в детстве не сказал отцу. Он наконец-то выразит ту обиду, возмущение за несправедливость, которые маленькому мальчику приходилось годами накапливать и прятать внутри себя, а затем нести этот тяжелейший, отравляющий груз через всю жизнь.

Кроме того, Андрей должен был создать мысленный образ Доброго и Сильного Родителя — намного более сильного, уверенного и справедливого, чем образ отца, тот, запечатленный из детства. Вместе с новым Родителем Андрею предстояло спуститься в потаенные детские чувства, представить образ отца и, встретившись с ним лицом к лицу, находясь под защитой доброго Родителя, выразить протест, негодование и гнев прямо, откровенно, не сдерживая себя никакими рамками. Гнев необходимо было перевести из формы накопленных чувств в форму высказанных слов.

Если потребуется, то и в форму крика и слез.

Это работает!

Я открыла дверь кабинета. Лицо Андрея сияло. Едва переступив порог, он воскликнул:

— Это работает! — снимая куртку, Андрей продолжил восторженно делиться впечатлениями. — Вы знаете, на что это похоже?! Как будто я примчался к вам с непереносимой зубной болью, и вы удалили мне этот зуб! Я так и знал!

— Знали что? — спросила я, улыбаясь.

Воодушевление, настрой и целенаправленность Андрея необыкновенно радовали меня. Оказалось, что он давно интересовался психологией и прочел немало литературы; Андрей основательно изучил Фрейда, Юнга, Фрома, Хорни, классиков транзактного анализа и гештальт-терапии. Мой новый клиент давно думал о необходимости обратиться к специалисту, но никак не мог собраться. У него не было времени, и он никому не мог довериться. И теперь, когда же, наконец, он пришел, ожидания стали «фантастическим образом» оправдываться.

Продолжая рассказывать, Андрей достал из портфеля и положил на стол исписанные листки. Я бросила беглый взгляд на верхнюю страницу. «Я ненавижу тебя! Сдохни! Умри!» Эти слова были написаны наиболее разборчиво, прямо по центру.

Выяснилось, что минувшие сутки прошли в баталиях. Андрей рассказал, как с удовольствием и обстоятельно создал образ Доброго и Сильного Родителя — техногенного, огромного, оснащенного гаджетами робота из будущего. Робота-героя. Вместе им удалось вступить в диалог с угрожающим образом отца, каким он его запомнил из детства, высказать ему протест. По мере этой визуализации, по мере выражения чувств менялись ощущения Андрея: образ отца мерк, переставал быть всемогущим и постепенно свелся к фигуре обыкновенного, заурядного человека, завидующего своему сыну.

Тиски, сжимавшие в груди затаенные из детства чувства, разжались. Андрей почувствовал облегчение, с некоторым оттенком жалости к отцу. Мой пациент проспал лишь четыре часа, был в офисе с раннего утра и уже успел плодотворно поработать. Многие годы отец внушал Андрею разрушительную мысль: «У тебя ничего не получится». Но больше Андрей этому не верил.

Такой прогресс за одни сутки! Скорость восприятия и освоения информации этого молодого человека составляла десять баллов по десятибалльной шкале. Сочетание четкого логического и образного мышления, быстрота его реакции шокировали. Похоже, мозг этого человека действительно необычен…

Но 36 часов истекали. Необходимо было удержать состояние Андрея и работать дальше.

— А я — дурак! Опоздал. Пришел к вам в предсмертной агонии. А мог бы раньше. Наверняка этого чудовищного, отвратительного финала можно было бы избежать. Теперь, увы, никаких шансов.

«Отвратительный финал». Это звучало как приговор.

Я ощущала чувства Андрея: и его отчаяние, и его возбуждение… Похоже, он даже не подозревает, что у него есть право на защиту. И что вообще он не на судилище.

Мир Андрея распадался на две крайности: либо ты успел точно к сроку, либо тебя казнят. Поставленную планку надо брать. У человека нет права на слабость и на ошибку. Мой клиент не допускал мысли, что палитра жизни гораздо богаче.

Мне были нужны детали.

— Я правильно понимаю, что переговоры по этому важному контракту вели вы как директор компании?

— Да.

— Кто именно предложил эту конкретную дату сдачи заказа?

— Ну… В общем… Они-то, конечно, хотели побыстрее. Как и любые заказчики. Это по-человечески понятно… Короче говоря, в итоге я сказал «Да».

— В итоге? Значит, все-таки эти сроки могли быть чуть больше?

— Ну да.

— Андрей, наши прогнозы могут отличаться от реальности. В конце концов, вы же не на конвейере работаете, вы создаете то, что еще никто до вас не делал. У вас нет ощущения, что дата сдачи проекта была слишком оптимистична?

Андрей посмотрел горестно. И с усмешкой ответил:

— Да, вы правы. Я всегда делаю так. Не знаю почему…

Картина была печальной. Выстраивая график работ, мой пациент загонял себя в заведомо проигрышные условия. Он строил нереалистичные планы, обеспечивая тем самым гарантированное разочарование в себе. Я озвучила свои мысли. Андрей активно поддержал мои идеи:

— Да-да. Разочарование в себе и сомнения в себе — это мое.

Это сто процентов моя тема.

Мои предположения получали подтверждение. Андрей сам создал для себя тяжелую критическую ситуацию, в которой мог потерять очень многое. Деспотизм отца воспроизводился Андреем теперь в отношении к самому себе: строя планы, он был безжалостен и чрезмерно требователен именно к себе.

— Вы понимаете, откуда идет привычка сначала брать на себя завышенные обязательства, а потом разочаровываться в себе?

— Да. Понимаю. Когда-то это было моей жизнью. Отец всегда ставил передо мной невыполнимые задачи. Я часто не справлялся. И отец с нескрываемым удовольствием доказывал мне, что я ни на что не способен. Но… Вы знаете, я научился с этим жить. И даже научился получать от этого свои выгоды. — Андрей оживился.

У него мгновенно родилась речь в защиту своей привычной жизненной стратегии.

— Понимаете, иногда мне все-таки удавалось успеть! И в фантастически короткие сроки мне удавалось сделать то, что требовалось.

— И что?

— Тогда я получал подтверждение своей уникальности. Я мог сказать себе: «Вот это да, ну ты даешь! Ты все-таки сделал это. Ты сработал со сверхчеловеческой скоростью. Ты крутой. Это дорогого стоит!» — На секунду Андрей замер. Он заглянул мне в глаза. — Стоп, — сказал он, — вы хотите сказать, что у других людей не так?

— Да, Андрей, это бывает и по-другому, — ответила я как можно спокойнее.

— Я догадывался. Подозревал, что люди могут чувствовать себя как-то по-другому. Но как? Вот до чего я не могу додуматься.

Андрей произнес последние слова абсолютно серьезно. Без какой-либо насмешки или иронии в интонации. Впрочем говорил как и всегда, искренне. На самом деле он не мог представить какое-то иное отношение к самому себе.

— Андрей, представьте ребенка, которому не нужно бороться за право на свою жизнь. Не нужно вымаливать и завоевывать любовь, тепло, понимание взрослых. — Я взяла небольшую паузу, давая пациенту время освоиться с этой мыслью. — Ребенок чувствует себя любимым и ценным. Это дано ему просто так. Как право дышать. — Андрей слушал меня с жадностью, впитывая слова каждой клеткой. Он даже приоткрыл рот. У меня было ощущение того, что он очень давно хотел услышать такие слова. Он шел к ним, искал их. Сейчас происходил этот сокровенный момент.

— Такому ребенку хочется достигать результатов, — продолжила я. — Ему интересен сам процесс творчества и познания. И добившись успехов, он испытывает радость победы.

Но это не имеет ничего общего с тем, чтобы доказывать через свои достижения право на чувство собственного достоинства, даже право на жизнь.

— Я бы хотел узнать об этом больше, — тихо отозвался Андрей.

Мы договорились, что обязательно вернемся к этой теме и у

него будет возможность исправить свои детские решения, которые он сделал в крайне неблагополучных условиях. Мы сможем исправить ошибки. Это важнейшая часть терапевтического процесса. Но сейчас, сегодня, Андрею было крайне важно стабилизировать острую ситуацию с заказчиками — вечером необходимо предъявить им собранное и отлаженное устройство, которое пока не работало.

— Мне надо доработать еще два момента. Без этого устройство просто нельзя будет использовать. Я много об этом думал, и у меня есть идеи. Но время упущено!

— Расскажите мне о своих фантазиях по поводу намечающейся развязки. Как вы видите ближайшее будущее?

— Ну… Я позвоню им. Скажу, что… — Андрей поморщился. И приложил руку к лицу, как при приступе зубной боли. — Мне ужасно не хочется. Вы не представляете, как же мне не хочется им звонить, говорить, что я не справился, и переживать это все…

— Что переживать?

Андрей замотал головой как ребенок, уворачивающийся от ложки невкусной манной каши. Я в который раз поймала себя на мысли о том, что несмотря ни на что этот человек сумел сохранить в себе непосредственность и искренность реакций.

— Что это значит? — спросила я с улыбкой.

— О!.. Меня ждет взрыв эмоций — негодование, обвинения, ругань. Нам выставят ужасные штрафы! Скорее всего разорвут всякие отношения. Скажут, что наобещал, строил из себя изобретателя, а на деле шарлатан. Короче говоря, выльют на голову ушат… — Андрей покачал головой. — И будут правы! — воскликнул он.

Неотвратимость зла, которого нет

Последние слова были ключевыми. «Будут правы».

Мой клиент действительно нарушал условия контракта и не выполнял поставленную задачу к сроку. Мы оба понимали, что это факт. И это, несомненно, повлечет за собой негативные последствия.

Однако представления об этих негативных последствиях у нас разнились. Андрей был внутренне готов получить не только недовольство и штрафы (которые сами по себе были вполне адекватным последствием), но и порцию унижения. Внутренне он был готов к тому, что в нем разочаруются как в профессионале и совершенно беспрепятственно обольют его грязью. Гипотетическая эмоциональная реакция заказчиков явно выходила за рамки деловых отношений взрослых людей.

Я видела, что мой клиент готов принять на себя не только ответственность за провал, но и наказание. Он воспринимал его, как неотвратимое. То есть Андрей даже не собирался ничего делать, чтобы сохранить чувство собственного человеческого достоинства, защитить себя и найти решение ситуации.

— Что вы чувствуете, думая о предстоящем телефонном разговоре? — спросила я.

— Мне ужасно неприятно, я чувствую себя виноватым. Мне страшно об этом думать.

— Итак. Давайте посмотрим, как развивается сценарий. На этапе переговоров с заказчиками вы, сомневаясь в себе, пытаетесь быть для заказчиков «хорошим», идете у них на поводу, назначаете утопические сроки и берете на себя явно завышенные обязательства.

После подписания такого контракта вы начинаете испытывать давление этих обязательств. Страх того, что не оправдаете доверия и надежд. Внутри вы больше не свободны. Над вами повисает дамоклов меч.

Естественно, такое состояние крайне негативно сказывается на рабочем процессе: вы озабочены сроками, исчезает легкость, эффективность, само творчество. Вы чувствуете, что ДОЛЖНЫ. И начинаете злиться. И что-то внутри вас начинает сопротивляться этому долженствованию.

Вы саботируете работу, тратите время на третьестепенные мелочи, и по мере приближения к дедлайну вас все больше и больше охватывает паника, усугубляется чувство вины. В результате вы проваливаете работу, берете на себя ответственность, в полной мере признаете свою вину и несете собственное тело на растерзание. Финал.

Лишь изредка, когда вам ценой нечеловеческих усилий удается справиться с непосильной задачей, вы чувствуете некий триумф и довольство собой. И эти моменты как бы оправдывают такую вашу стратегию.

Андрей слушал меня с предельной концентрацией внимания.

— То, что вы сейчас описали, происходит со мной всю жизнь. С каждым годом задачи усложняются. За мной теперь стоят люди, компания. И мне все труднее и труднее достичь момента триумфа. Честно говоря, меня это пугает.

— Скажите, а с вашим отцом можно было как-то договориться? Признаться ему, что не получается сделать какие-то вещи самому? Попросить о помощи? О подсказке? Об отсрочке?

— О, нет-нет. — Андрей активно замотал головой. — Совершенно невозможно. Не решил поставленную задачу — получай наказание. Вот и весь его метод.

— Получается, что вы поверили в то, что такая система взаимоотношений и есть жизнь?

— Да. Либо пан, либо пропал, — ответил Андрей.

Я сочувствовала Андрею. Несомненно, безрадостное детство было у многих. Но Андрей не только пережил жестокость со стороны отца, он еще и унес из детства веру в то, что все отношения в жизни строятся по принципу: агрессивная сила правит, слабый достоин наказания. Андрей искренне полагал, что отношения с людьми могут быть только такими. Теперь отец Андрея был далеко, в другом городе. Они очень редко виделись, и отец больше не имел влияния и прежнего значения в жизни Андрея.

Но Андрей продолжал воссоздавать здесь и сейчас ситуации, пережитые много лет назад, даже не осознавая этого. Он отнимал у себя право на уважительные, равные отношения. Он исключил из своей жизни доброжелательность как таковую. Он наделил своих бизнес-партнеров непримиримостью, агрессивностью. Если ты не оправдываешь их ожидания, ты будешь уничтожен.

— Вы сочувствуете мне? — Андрей заглянул мне в глаза. — Я думал, когда вы все это поймете, вам станет неприятно со мной общаться, — произнес он очень тихо.

— А почему мне должно быть неприятно? — аккуратно поинтересовалась я.

— Я никогда и ни с кем не делился этим. Это слабость, а слабость вызывает отвращение.

— Никто из нас не может быть все время сильным. Временами мы спотыкаемся, делаем ошибки, не можем что-то начать. Для того чтобы двигаться дальше, нам всем нужно немного человеческого тепла и поддержки, чтобы успокоиться, вернуть себе способность четко мыслить и действовать. Я думаю, что честное и открытое принятие своей несовершенности и уязвимости — это тоже сила и достойно уважения.

Оставшееся время сессии мы посвятили поиску нового решения. Мы исследовали представления Андрея об эффективных и партнерских бизнес-отношениях. Я расспрашивала о том, какие модели деловых отношений интересны ему лично, какие наиболее близки и понятны, к какому идеалу он хотел бы приблизиться. Оказалось, что и в этом вопросе мой клиент широко осведомлен.

Он успел закончить неплохую бизнес-школу и немало прочитал о бизнесе и менеджменте. Ему было много известно о схемах ведения переговоров и построении эффективных моделей ведения бизнеса. Знаний Андрей имел более чем достаточно. Но он не мог их использовать в жизни, конвертировать в новые навыки! Эти знания оставались теоретическими и потому — мертвыми; они не могли прорваться сквозь парадигму, сотканную из ограничивающих детских решений.

К концу часа мы подготовили план из трех пунктов.

1. Андрей не будет ждать звонка от заказчиков, а позвонит сам. Сегодня же. Прямо сейчас, по выходу из кабинета. И открыто скажет о том, что задание не выполнено. Он признает, что время было рассчитано неверно, а силы ошибочно переоценены. Скажет, что часть разрабатываемого устройства готова. Он попросит время: два месяца для детальной доработки устройства. Только после этого Андрей сможет его с гордостью сдать, а заказчики с толком использовать.

2. Андрей предложит заказчикам право выбора. Они могут завершить сотрудничество с ним прямо сейчас, и он готов оплатить штрафы. При этом они потеряют уникальную возможность для своего бизнеса: устройства не будет. Они могут также выбрать продолжение сотрудничества, и тогда Андрей предложит написать новый контракт, в котором будут оговорены два дополнительных месяца на доработку, а также штрафы за задержку работы. Но штрафы будут разумными — т.е. даже урезанное вознаграждение останется достойным и не разрушит бизнес Андрея.

3. Андрей принесет свои извинения.

Мой клиент уходил с тяжелым сердцем. Конечно, ему хотелось провести переговоры именно так. Но внутри он был смятен. Он до конца не верил, что сможет провести переговоры согласно плану. Более того, он даже не до конца верил в то, что вообще сам позвонит. Уже в дверях Андрей сказал, что ему крайне важно чувствовать мою поддержку.

По дороге домой, в машине, я думала об этом удивительном парне. В памяти всплывали фрагменты нашего диалога; это была необычайно глубокая и интенсивная работа. Я чувствовала вдохновение и наполненность. Понимая сложность ситуации Андрея, я была за него совершенно спокойна. Откуда-то я знала, что у него все получится.

Ненастоящая реальность

Мы встретились через пять дней. Андрей не изменял себе: он был столь же непосредствен и вел себя так, как будто мы расстались полчаса назад.

— Получилось! — воскликнул он. И прямо с порога начал рас

сказ о переговорах с заказчиком.

Больше всего Андрей был поражен тем, что никто не захотел и даже не собирался разрывать с ним контракт. Представитель компании заказчика — директор по развитию бизнеса — реагировал открыто и эмоционально. Он был недоволен. Он был разочарован. Однако вовсе не в инженерных способностях Андрея, а в том, что не получит устройство к сроку и поэтому не сможет осуществить свои планы. Разумеется, директор посетовал на безответственность Андрея, но, приняв объяснения и извинения последнего, не стал акцентироваться на осуждении, а предпочел сконцентрироваться на обсуждении изменений контракта и новых сроков сдачи устройства.

В целом разговор произвел на Андрея сильнейшее впечатление. По окончании переговоров он в ошеломлении еще несколько минут продолжал смотреть на собственный телефон как на единственного свидетеля происшедшего, которому очень хотелось крикнуть: «Это и вправду происходило сейчас?!» Реальность распадалась для Андрея на две части: в одной люди не упускали возможности унизить или наказать тех, кто неудобен, в другой — были заняты делом и абсолютно не интересовались переживаниями личного превосходства над другими. Какая же из двух реальностей настоящая?

Мой клиент переживал самое настоящее прозрение: люди бесконечно различны в своих стремлениях и целях. И если среди них есть те, что соответствуют его безрадостным ожиданиям, то есть и другие. Андрей не просто понял, он ощутил всем существом, что не видит и не чувствует людей. Огромная часть жизни ускользает от него, проходит мимо. Подлинные мотивы, чувства, помыслы и слова окружающих засасывают в гигантскую невидимую воронку. А на поверхности остаются лишь безжизненные, безличные зеркала, в которых отражаются страх и напряжение маленького мальчика, постоянно ожидающего и готового принять на себя агрессию отца.

— Я понял, что использую людей, как экраны для своих внутренних проекций, — резюмировал Андрей.

— Знаете, нередко маленькие дети населяют реальный мир сказочными существами, — сказала я. — Гномики, принцессы, говорящие звери. Дети так сильно хотят встретиться с ними, что иногда даже видят их.

Андрей улыбнулся.

— Некоторые взрослые также внутренне готовы столкнуться с унижением, отвержением и агрессией. Эта готовность рано или поздно должна быть оправданна! Неудивительно, что такие взрослые находят зло даже там, где его нет.

— Вы правы, — сказал Андрей. — Только сейчас я начинаю понимать, насколько же я был заложником своего прошлого. И я совершенно не готов мириться с этим. Опираясь на контакт с вами, я хотел бы навести порядок внутри себя.

Андрей положил на стол заполненный терапевтический контракт, в котором он записал свое видение проблемы и свою цель. И объявил, что хочет работать. У него не оставалось никаких сомнений в пользе и продуктивности терапии.

Я видела его открытость и готовность к изменениям, и мне было интересно с ним работать. Мне хотелось поддержать его, помочь ему закрепить достигнутое состояние. Немало людей сталкиваются с ощущением несчастья внутри себя, но очень немногие готовы противостоять своей судьбе. Изменение сценария собственной жизни требует мужества и смелости. Я чувствовала уважение к Андрею.

Страх потаенной двери

За неделю мой клиент пережил не единственную внутреннюю перемену. После успешных переговоров с заказчиком он погрузился в эйфорию. Он не ходил, а летал. Перспектива работы воодушевляла его.

Но буквально через два дня это светлое, оптимистичное состояние стало ослабевать. Точнее — прерываться моментами пустоты, в которую тотчас пробивались страхи и сомнения. Сможет ли он закончить к сроку? Зачем вообще было браться за такую серьезную работу? Не проще ли было откупиться штрафами, расторгнуть договоренности и забыть о происшедшем, как о страшном сне?

Андрея преследовала мысль: если бы два дня назад он бросил этот проект, то уже сейчас, сегодня он был бы абсолютно свободен. Но свободен ли? О какой свободе идет речь? В данном контексте это слово казалось ему бессмысленным. Скорее это было бы похоже на трусливое бегство.

— В такие моменты я призывал логику. Я понимал, что подобные пораженческие мысли являются бредом, абсурдом. Ведь ясно же — я все сделал правильно. Необходимо действовать. Надо идти вперед. Но… — Андрей склонил голову и с досадой на самого себя прикрыл глаза.

— Андрей, то, что вы испытываете, — совершенно закономерно. Вы начали проявлять свою сознательную волю. Вы хотите получить именно тот результат, который нужен вам, а не согласиться с решением, которое запрограммировано вашим сценарием. Вы молодец, у вас это получается. Но сила привычки тоже очень сильна. Это можно сравнить с рефлексом. Именно поэтому ощущение радости от победы нестойкое.

Мы с честью вышли из экстремального режима работы. Необходимости торопиться больше не было, и у нас появилось время для более спокойной и вдумчивой работы. Я объяснила своему пациенту, что в течение короткого срока он смог «сбросить настройку» и совершил действия, независимые от какого-то детского решения. Но наличие тревоги и дискомфорта свидетельствует о том, что какие-то другие решения все еще в силе. Внутренние ограничения по-прежнему мешают Андрею. И это означает, что их необходимо извлечь на свет.

— Что-то мы еще не достали, — сказала я. — Попробуем разобраться, что именно. Я предлагаю вам снова воссоздать в памяти состояние, охватывающее вас за рабочим столом. Что изменилось теперь? Что вы уже разрешили себе? А что вызывает у вас волнение или тревогу?

Андрей ответил не задумываясь:

— Я перестал винить себя за то, что я несовершенный. Теперь мне не хочется убегать. Моментами я даже начинаю чувствовать увлеченность процессом. Ловлю вдохновение. Но… Вдруг неожиданно замираю.

— Расскажите об этом «замирании». Андрей медлил.

— Это возможно? — уточнила я.

Андрей побарабанил пальцами по краю стола.

— Понимаете… — заговорил он. — В первом порыве мне хотелось сразу ответить вам, что я чувствую страх. Но… Дело в том, что это уже какой-то другой страх. Это страх… собственной дерзости. Как будто я на что-то посягаю. Страх самого себя? Жизни? — Андрей пытался подобрать наиболее точное слово, но не находил его.

— Может быть это страх свободы? — спросила я.

Андрей поднял брови. Он посмотрел на меня так, как будто я была вторым после него человеком в мире, знающим это слово. Его огромные глаза блестели.

— Да. Именно так.

Я была потрясена. Происходящее ломало все мои прежние представления о скорости развития клиента в процессе терапии. Сидящего передо мной молодого человека смело можно было назвать гением. И не только в компьютерной области. В течение третьего терапевтического часа он дошел до осознания собственного страха быть свободным. На проделанное нами за три часа обычно уходит полтора-два года работы.

Андрей был гением познания. И дело было не только в его незаурядной способности стремительно осваивать информацию, но и в способности сразу же реализовывать эту информацию в продукцию, в изменения.

Итак, мы обнаружили следующий, более глубокий слой страха. Метафорически его можно назвать страхом потаенной двери. Страхом перед дверью, которую некая внешняя сила запрещает открывать без объяснения причин: «не открывай, иначе быть беде». Этот страх имеет отношение к архаическим страхам, свойственным каждому из нас, переходящим из поколения в поколение, — страх быть счастливым и могущественным.

Такой страх является олицетворением иррациональной веры в наличие у человека презумпции виновности, которая нашла свое отражение в мифах. Человека преследует ощущение некоего долженствования — за каждый жизненный плюс он обязательно должен расплатиться минусом. Каждая человеческая радость вызовет зависть богов. И наступит час расплаты.

В творческом процессе, в процессе самореализации действуют те же механизмы: принимая свой талант и неумолимо двигаясь к познанию, человек словно бы посягает на роль творца. Он полагается на свой разум, устанавливает взаимосвязи, воспринимает мир как целостную систему. Он посягает на роль того, кто выбирает и решает. Он посягает на внутреннюю свободу. Как будто бы он отбирает у бога полномочия. И это страшит, как преступление, как воровство, за которым неминуемо последует возмездие. Эти страхи мы несем глубоко внутри.

Маслоу писал в своей книге «По направлению к психологии бытия»: «В большинстве культур «революционеры», которые бросали вызов богам и пытались добраться до их секретов, подвергались суровому наказанию (Адам и Ева, Прометей и Эдип), что должно было отучить всех остальных от попыток стать вровень с богами.

Если выражаться предельно сжато, нас завораживает и пугает именно наше богоподобие, мы не знаем, что с этим делать, мы и стремимся к нему, и бежим от него. Один из аспектов человеческой судьбы заключается в том, что мы одновременно и черви земные, и боги. Каждый из наших великих творцов, наших богоподобных людей, говорил об известной отваге, необходимой одиночке в момент творения, утверждения чего-то нового (противоречащего старому). Это — дерзновение, способность «выйти из строя», когда все стоят на месте, вызов».

Я вижу в сюжетах классических мифов глубинное послание: опасно и карается не само покушение на знание и на свободу, опасна не готовность взять за свои действия ответственность. Ответственность позволяет принять вызов познания и творения, о котором пишет Маслоу.

Свобода часто ассоциируется с чем-то желанным и прекрасным, но изначально человеку не принадлежащим, с чем-то, находящимся за границами личности. Разрешить себе свободу или нет — можешь решить только ты сам.

Совершенная защита нужна на войне

— Остановимся на самом понятии «свобода». Что для вас лично стоит за этим словом? — спросила я. Андрей высоко поднял брови.

— Как что?! — удивился он. — Собственно, то самое, к чему я иду с семи лет. Некое неуязвимое положение. Во всех смыслах — в финансовом, в интеллектуальном, в профессиональном. В результате многих лет титанических усилий, напряженной учебы и работы я, в конце концов, должен подняться настолько высоко, что достать до меня будет уже невозможно. Я почувствую себя свободным тогда, когда стану недосягаем.

— Недосягаем для врагов?

— Хм… — Андрей улыбнулся. — Н-да. Вы все правильно помните! — Он скрестил руки на груди и откинулся в кресле. — Конечно, я понимаю вашу мысль… На прошлой сессии я сам же рассказывал вам, как пришел к выводу о том, что не вижу людей, заведомо ожидая от них только зло… — Андрей задумался. Я продолжила:

— То, о чем вы только что рассказали, например, для меня не выглядит, как свобода. Скорее, как БЕГСТВО. От многообразия жизни, от людей. Всем своим существом вы устремлены к созданию совершенных защит. Но давайте подумаем, что представляет собой мир, в котором необходимы совершенные защиты?

— Ну… — Я заметила, что Андрей вновь переживает момент откровения. — Это, конечно, никакой не мир. Скорее война.

— Вот именно. Стремление к совершенным защитам корнями уходит в некую неизбежность: либо ты создаешь для себя совершенное непробиваемое незыблемое бомбоубежище, либо погибаешь. Движение к такой цели можно сравнить с бегством от пули. За твоей спиной вооруженный преследователь. Ты бежишь от него, прилагая «титанические усилия», — я процитировала Андрея. — Ты должен быть очень сильным, очень быстрым, очень ловким, собранным, хитрым, умным. И если ты будешь очень стараться, то ты выживешь. Но ты — мишень. Похоже ли это на свободу?

Андрей прищурился.

— В этом что-то есть… — сказал он с некоторым сомнением.

— Хорошо, — сказала я. — Предположим, недосягаемая позиция обретена. Расскажите, что будет дальше?

Андрей помолчал.

— Не знаю, — простодушно ответил он. — Не хочу врать. Действительно не знаю! Наверное, наступит счастье. — Он сконфужено улыбнулся.

— Попробуйте описать это счастье, — предложила я.

— Ну… — Андрей пожал плечами. — Простите… — он медлил с ответом. — А может быть лучше вы? — На секунду Андрей по-детски смутился, но быстро нашелся и с присущим ему азартом пояснил:

— Может быть, вы опишите мне, как вы понимаете свободу и счастье? Как это в принципе бывает?

— Представим себе мир без перманентной угрозы для вашей жизни. Он будет дифференцирован, в нем будет множество приятных и неприятных моментов. Он далеко не идеален, не справедлив. Но прямой неотъемлемой угрозы не будет. Назовем это относительным комфортом. Жизнь не без трудностей, не без потерь, не без усилий, но жизнь с чувством собственного достоинства, с доверием к себе. Представим себе, что в этой реальности у человека есть цели и мечты. Он делает свое дело. На его пути встречаются не только те, кто ему мешает, но и те, кто к нему благоволит, оказывает помощь и поддержку. И у него есть право выбирать, с кем сближаться, с кем сотрудничать. Этот человек представляет, чего бы он хотел достичь через 10 лет, через 20. Он «видит» себя во времени. Он представляет свою старость. Он не провидец и не строитель утопических миров. Он просто знает, чего хочет: он знает, что хотел бы оставить после себя, кем хотел бы быть окружен на момент жизненного финала.

Вот в таком случае жизнь человека становится осмысленным действием, в котором в каждый момент времени, в каждой жизненной ситуации из огромного числа возможностей он выбирает и реализует именно те, что достойны его и согласованы с его идеей. Независимо от переживаний радости или боли такой человек всегда чувствует себя наполненным именно той радостью и именно той болью.

Андрей слушал очень внимательно.

— Получается… А если все-таки на этого человека кто-то нападет? Вы же не станете отрицать, что такое возможно.

— Возможно. Но разве человек, о котором мы сейчас говорим, не может быть наделен силой, знанием и способностью себя отстоять?

Андрей посмотрел на меня вопросительно. Последние мои слова явно вызвали замешательство. И я продолжила. Я рассказала о том, что у человека всегда есть возможность договариваться с людьми. Выстраивать отношения с окружающими. Не позволять им манипулировать собой и использовать себя. А в случае столкновения со злом, при открытой угрозе, человек имеет право защищать себя, жестко отстаивать свои границы.

Жизненные опоры

Слушая меня, этот парень с фантастической скоростью успевал развивать озвученные мною мысли и встраивать их в целостную логическую систему.

— Я понял. — Андрей готов был выдать резюме. — Так живет человек, которого любили и защищали в детстве. Видимо, именно поэтому у него на протяжении всей жизни есть ощущение, что кто-то или… Или даже что-то, какая-то сила, на его стороне.

— Да. Именно так. Именно такое ощущение запечатлевается в детстве при таких отношениях внутри семьи, когда ты чувствуешь себя безусловно любимым, ценным и защищенным… И это ощущение человек проносит затем через всю жизнь.

— Но это значит… — на секунду задумался Андрей, — значит, эта система распространяется и на взаимоотношения с Богом? Ведь если Бог — это глобальный родитель, наделенный мегасилой и мегамудростью, то значит, некоторые люди чувствуют, что эта сила и мудрость все время с ними и за них.

— Думаю, да, — ответила я.

Андрей не мог сидеть спокойно в кресле. Менял положение, пару раз порывисто вставал.

— Это невероятно! — воскликнул он. — Для того чтобы жить так, как вы описали, мне придется перевернуть собственное мировоззрение с ног на голову! Понимаете, я всю жизнь свою строил, зная, что я все время что-то ДОЛЖЕН. Должен оправдать ожидания, должен не допускать ошибок, должен всегда быть сильным, даже если хочется плакать, должен сделать то, что невозможно. Я думал, что это и есть то, что мне нужно. Это слово было моей жизненной опорой: я был уверен, что если смогу всегда делать то, что ДОЛЖЕН, то все будет относительно хорошо. Главное — проявлять волю, терпение и настойчивость. Крепись, напрягайся до предела, делай, что должен, и это тебя спасет. А теперь оказывается, что опора может быть совершенно иной — ХОЧУ и МОГУ!

Мы оба замолчали. Казалось, каждый из нас был по-своему поражен. Я — результативностью работы, которая была в прямом смысле слова рекордной, Андрей — переворотом в собственном сознании. Сессия заканчивалась.

Мы договорились с Андреем, что всю следующую неделю он будет особенно внимателен к своим чувствам, будет фиксировать свои обычные человеческие потребности. Пробуя новое, внимательное отношение к себе, потихоньку начнет создавать предпосылки, чтобы «сбить» старые настройки.

В психической жизни человека работает неумолимый закон: если ты хочешь изменить что-то в своем характере, в своих привычных действиях, эмоциях, что-то, что уже не нужно, не актуально, — начинай вырабатывать новые привычки, которые помогут тебе сегодня. И только в этом случае старое отступит.

В ближайшее время Андрей решил составить два списка жизненных опор — старых и новых. Но только в случае с новыми мы решили заменить слово «опоры» словом «ценности». Ценности — это не костыли, на которые мы опираемся, а маяки, на свет которых мы движемся. Ценности — это ориентиры, с помощью которых мы выбираем и прокладываем свой индивидуальный путь, принимаем осмысленные решения.

Впереди нас с Андреем ждал новый виток работы. Андрей был полон решимости вырваться из своего жизненного сценария, но еще не был готов принять эту ответственность. Он посягал на жизнь, свободную от сценария, и ему нужно было научиться делать выбор и отвечать за него.

А моя задача как терапевта теперь состояла в том, чтобы помочь ему прояснить и осознать три важнейшие составляющие его личности: потребности, цели и ценности.

Каждый человек может выбрать жизнь, наполненную смыслом, свою собственную жизнь. Но одного желания мало, необходимо подготовить себя к ней.

Виктор Франкль писал: «В век, когда десять заповедей, по-видимому, уже потеряли для многих свою силу, человек должен быть приготовлен к тому, чтобы воспринять 10 000 заповедей, заключенных в 10 000 ситуаций, с которыми его сталкивает жизнь.

Тогда не только сама эта жизнь будет казаться ему осмысленной (а осмысленной — значит заполненной делами), но и он сам приобретет иммунитет против конформизма и тоталитаризма — этих двух следствий экзистенциального вакуума».

Изобретать и прятать

Передо мной лежал список опорных положений из прошлого Андрея:

Творчество — это здорово. Мне нравится придумывать.

Но все, что я делаю, вызывает агрессию у людей.

Эксперименты — это пустая трата времени.

За каждую ошибку я буду наказан.

Мой организм — с дефектами.

Мой мозг защитит меня от моей слабости. Иначе смерть.

У меня нет права быть беспомощным.

На этот раз мой клиент был необычно для себя спокоен и тих. Он рассказал, что в прошедшие дни думал и о втором списке — списке новых ценностей. Он пытался выйти за рамки собственных стереотипов, воспринять мир по-новому. Но что-то внутри сопротивлялось.

— Вы были правы, — сказал он. — Сначала необходимо вернуться к прошлому. — Тон Андрея был безрадостным. Вопреки обыкновению в его голосе не было энтузиазма. Я поделилась с ним этим своим впечатлением. Андрей пояснил:

— Честно говоря, мне гораздо больше хочется думать о будущем, чем о прошлом: поскорее двигаться вперед, менять себя, менять обстоятельства. Быть открытым и увидеть мир в цвете. Но здраво размышляя, я понимаю, что перед тем, как отправляться вперед, необходимо спуститься в прошлое и навести порядок там. Но заниматься этим мне очень не хочется. Всю неделю я провел в странном, противоречивом настроении. С одной стороны, четко осознал необходимость возврата в прошлое. С другой — возникло ощущение, что я ничего и не вспомню. Как будто вся информация о прошлом запакована в светозвуконепроницаемые и несгораемые металлические ящики с кодовыми замками. Я ощутил себя отдельно от информации о себе же самом. Мне показалось, что все эти погружения в воспоминания абсолютно безнадежное мероприятие.

— Но я вижу, что первый результат есть, — поддержала я Андрея и показала на листок.

— Я не хочу вспоминать детали, мне неприятно.

— Андрей, вам просто очень страшно прикасаться к своим чувствам. И это совершенно естественно. Вероятно, вам кажется, что вы с ними не справитесь потому, что они сильные и их много.

— Да, это так.

— Когда вы были мальчишкой, вы действительно с ними не смогли справиться. И никого не оказалось рядом, кто бы мог утешить, защитить. Лучшее, что вы могли тогда сделать, — это запрятать и замуровать эти чувства глубоко внутри. И это сработало, это позволило вам выжить. Но не жить. Вам не за чем нести этот груз дальше. Я буду рядом, у вас все получится.

Андрей меня слышал. В его глазах блеснули слезы.

Мы начали «спуск вниз», представляя это в виде спуска по лестнице. И, как ни странно, «кодовые замки на металлических ящиках» поддавались практически без всякого боя. Воспоминания Андрея стали сменять друг друга, замелькали как слайды. Когда он рассказывал о них, по его щекам текли слезы. Иногда его кулаки сжимались, как будто бы он чувствовал боль каждой своей клеткой.

— Господи, мое детство прошло просто в аду! Я вообще не знаю, как я выжил!

После этих слов Андрей рассказал о том, что его отец был чрезмерно требователен и маниакально строг. Он ждал от Андрея только максимальных достижений во всем: в учебе, занятиях спортом, в увлечении математикой, электроникой. Отец всегда ставил перед Андреем самые высокие планки и самые жесткие сроки.

И если у мальчика что-то не получалось, отец неизбежно наказывал его. В лучшем случае — обидными, резкими, оскорбительными высказываниями, в худшем — бил ремнем с пряжкой. Каждое несоответствие Андрея ожиданиям отца характеризовалось как полный провал, поражение, неудача. Отец объяснял эти «неудачи» неполноценностью сына и его «неготовностью к этой жестокой жизни», намекал на ущербность и «недоделанность».

Будучи ожесточившимся человеком, он полагал, что мальчиков надо «драть, как сидоровых коз». Только в этом случае, по его мнению, из них вырастали настоящие мужчины.

«Руки не оттуда растут», «Хилый», «Доходяга», «Он всегда стукается головой», «Надо было тебе родиться девчонкой», «Без отца ты ничего не добьешься», «Наш Андрей? Да что он сможет сделать…» — именно в такой удушливой, буквально сконструированной из ограничений, пропитанной страхом среде парадоксальным образом расцветал редкий по своей сути и силе изобретательский талант Андрея.

С самых ранних лет мальчика влекли механизмы. Ему хотелось открыть их тайну, понять, как они работают. Обыкновенный будильник неизменно наводил на мысль: разобрать и собрать. Ребенок раскручивал винтики, и его руки дрожали от переполнявшего восторга. Уже в три года Андрей умел считать и читать. Он лез в учебники математики, физики, информатики. Ему было не просто интересно — в книгах заключалось какое-то волшебство.

В три с половиной года он собрал из подручных материалов первую маленькую машинку. Машинка работала, соединенные механизмы приходили в действие, колеса крутились по велению руля, Андрей был счастлив, внутри все рвалось от восторга. И в этом порыве сын побежал показать свое творение отцу. Его реакция была сокрушающей: «Убери это». Он говорил холодно и иронично. «Что здесь такого? Ну и?»

Отец Андрея, военный инженер, также был талантлив. Но вся его жизнь — и послевоенное детство, и «сталинское» воспитание, и карьера военного — все это сместило приоритеты от самореализации в сторону позиции: «главное не высовываться». Всю свою жизнь он продолжал что-то выдумывать и понемногу мастерить для дома, но это не приносило ему удовлетворения. Он был глубоко разочарован в жизни, раздражен и озлоблен. По всей видимости, яркое дарование сына обжигало отца ревностью и даже завистью. Как следствие — отец обесценивал все, что делал маленький Андрей.

Парадоксально, но на вербальном уровне отец всегда давал Андрею позитивную установку: «Давай, двигайся, достигай, учись, развивайся». На сознательном уровне отец прекрасно понимал, что сыну необходимо образование, профессия, финансовая независимость. В каком-то смысле он даже признавал за Андреем способности к точным наукам: «Хочешь изобретать? Дерзай! Если кишка не тонка». Но на деле, каждый раз, когда Андрей преподносил отцу результат творчества, реакция была в лучшем случае скептической, а в худшем — издевательски-насмешливой и уничижительной.

В моей практике большинство людей в сходных ситуациях приходят в детстве к решению «Я придумал свой талант». Дети склонны соглашаться, что им только показалось, что они могут быть художниками, музыкантами, учеными, спортсменами. Не будем забывать, что на определенном этапе родители для ребенка — это и есть весь мир. Отсутствие похвалы и поддержки со стороны родителей обозначает для ребенка то, что миру не нужен его талант. Не нужен потому, что это фальшивка, «придумка», пустая мечта, потуга, безосновательная претензия.