Бесплатный фрагмент - Бизнес-план убийства

(Хроника недавнего времени — 2005 г.)

1. ЗА СТОЛИКОМ КАФЕ

— Теперь, полагаю, вы поняли, что никому, кроме вас, не предотвратить воз­можной трагедии? — утвердительно спросила женщина, сидевшая напротив меня.

Я промолчал.

— Притом вам ничего не придется для это­го делать, — добавила она. И следом уточнила: — Почти ничего.

— Порой между «ничего» и «почти ниче­го» — дистанция огромного размера, — все же заме­тил я.

Она покачала головой:

— Это не тот случай!

— Кто знает! А во­обще-то, я выслушал бы вашу историю еще раз, сначала. При пересказе, знаете ли, нередко всплывают важные подробности…

— Хорошо, — она кивнула и задумалась, собираясь с мыслями.

Мы сидели за столиком уютного кафе, откуда открывался вполне рекламный вид на Неву и ответвляющуюся от нее Большую Невку с крейсером «Аврора» на фоне нахимовского училища. Если верить путеводителям, именно в этом месте ширина реки достигала максимального значения.

День был солнечный, безоблачный, даже жаркий, и по водной глади сновала целая фло­тилия катеров и теплоходиков, набитых тури­стами. По Троицкому мосту и вдоль набережных бесконечными ве­реницами двигался транспорт. Над панорамой исторической застройки сверкали на солнце шпили Петропавловки, адмиралтейства и купол Исаакия.

Хорошо бы просто так посидеть за бокалом терпкого вина, наблюдая эту приятную глазу картину и не отвлекаясь на посторонние мысли.

Однако именно сейчас я не мог позволить себе этого.

Даме, пригласившей меня в это кафе для конфиденциальной беседы, требовалась предельная концентрация моего внимания на ее проблеме.

Собственно, все началось вчера вечером.

Я собирался на ужин, когда в моей квартире раз­дался телефонный звонок.

«Тысяча извинений за беспокойство! — произ­нес в трубку мелодичный женский голос. — Я говорю с Дмитрием Сергеевичем Черных?» — «Да», — лаконично подтвердил я. «Позвольте еще один деликатный вопрос: вы плавали в прошлом году на тепло­ходе по Неве вместе с господином Нектаровым?» — «Да», — без особого энтузиазма ответил я. «Слава богу! — воскликнула женщина. — Значит, я не ошиблась! Это действительно были вы! Я представлюсь, с вашего позволения. Шестоперова Валентина Федоровна, давняя зна­комая господина Нектарова. Тот когда-то ра­ботал с моим мужем, точнее, мой муж работал у него. Понимаете, есть одно дело… На первый взгляд, оно, как бы вам сказать… Впрочем, это не телефонный разговор! В сущно­сти, речь идет о жизни или смерти, но вам со­вершенно ничего не придется делать… Одно ваше присутствие может разрядить обстановку!» — Чувствовалось, что женщина глубоко взволнована, и это мешает ей говорить более связно. Я задал два-три уточ­няющих вопроса, после чего, не обещая ничего конкретно, согласился на сегодняшнюю встречу, которую неведомая обладательница приятного голоса назначила мне в кафе.

Шестоперова оказалась элегантной брюнет­кой бальзаковского возраста. Впрочем, есть женщины, которые в любом возрасте выгля­дят интересными. Валентина Федоровна, несо­мненно, была из их числа. Настоящая петербурженка — грациозная, тактичная, стильная, с безупречным вкусом. На ее ухоженном, чуточку удлиненном лице выделялись ясные черные глаза. Летний деловой костюм цвета беж из натурального льна подчеркивал классическую стройность фигуры.

Весь мой житейский опыт говорил о том, что женщины такого типа умеют держать удары судьбы, не теряя достоин­ства, и редко смиряются с давлением неблагоприятных обстоятельств.

Она еще слова не успела промолвить, а я уже был на ее стороне. Но до поры ей не полагалось об этом знать.

Явившись на встречу первой, она выбрала удобный угловой столик с видом на невские просторы и заказала по бокалу дорогого испанского вина.

Разговор она начала с ненавязчивых комплимен­тов в мой адрес.

Затем сообщила, что она в курсе тех закулисных событий годичной давности, благодаря кото­рым господину Нектарову удалось сохранить и свое доб­рое имя, и свободу. Мол, в общих чертах она знает о моей роли в той истории. Она участвовала также в теплоходной прогулке по Неве, когда господин Нектаров праздновал свою реабилитацию, и даже помнит, какой усталый был у меня вид. Она рада засвидетельствовать, что господин Нектаров до сих пор подни­мает за меня тост в узком кругу… ну и так да­лее.

Вчера днем, продолжала Шестоперова, она проезжала по Невскому и случайно увидела меня у Гостинки. Память на лица у нее во­обще цепкая, а уж меня она узнала сразу. И поняла, что это знак судьбы. Узнать номер моего телефона ей было совсем несложно.

Затем, волнуясь и поминутно щелкая зажигалкой, она изложила мне суть дела, которое могло бы показаться плодом разыгравшегося вообра­жения, если бы не ряд достоверных и тревожных деталей. Именно для уточнения этих деталей я и по­просил ее повторить свой рассказ.

Шестоперова зажгла очередную тоненькую сигаретку и заговорила уже более спокойно и раздумчиво:

— Я замужем за одним из совладельцев по­среднической фирмы Шевалье». Всего совладельцев трое: мой муж — Шестоперов Алексей Михайлович, а также Константин Константи­нович Вздорин и Эдуард Аркадьевич Кроваль. По возрасту Алексей Михайлович самый стар­ший, ему 56. Между прочим, у нас с ним тоже немалая разница, но это так, к сведению. Что касается Константина и Эдуарда, то они ро­весники и находятся в полном расцвете сил, обоим около сорока. Для мужа, да и для меня тоже, они просто Костя и Эдик. Я так и буду их называть в своем рассказе.

Так уж сложилось, что пятнадцать лет назад они втроем организовали небольшую фирму, ко­торую назвали «Шевалье». Вы, Дмитрий Сер­геевич, помните, наверное, что в ту пору мно­гие ответственные работники бросились, очертя голову, в биз­нес. Фирмы и фирмочки плодились как грибы после дождя. От многих нынче и вывески не осталось. А вот наше детище не просто выжи­ло в финансовых бурях, но даже укрепилось и расширилось…

— Почему такое не питерское название — «Шевалье»? — поинтересовался я. — Помнится, тогда была тенденция прибавлять к названию при­ставку «Балт-», «Евро-», «Петро-“ или какое-нибудь производное от «Невы».

— Была и другая тенденция: составлять на­звание фирмы из букв или слогов, входящих в имена и фамилии совладельцев. «Шевалье» — это Шестоперов, Вздорин и Кроваль, правда, с ма­ленькими натяжками. Первым стоит мой Алек­сей Михайлович — из уважения к его возрасту и опыту ему достались две буквы. Вторым идет Вздорин, которому досталась только одна буква «в», третьим — Эдька Кроваль, он получил целых три буквы, но из окончания фамилии, «е» добавлено для благо­звучия. Так и сложилось «ШЕ-В-АЛЬ-Е». Все это обсуждалось весело, с шутками и прибаутками, за накры­тым столом. Вообще-то, у них совершенно разные характеры и разные жизненные установки, но вместе они образуют вполне гармо­ничную силу. Костя — из классических вун­деркиндов, умница, генератор идей, аналитик, схватывающий все значимое на лету. Если природа чем его и обделила, то лишь мужской статью. Зато Эдик — настоящий танк, броненосец-таран и по характеру, и по комплекции. Для него не существует преград, если только его вовре­мя подпитывать деловой энергией. И, наконец, мой Алек­сей Михайлович — это марка, это представи­тельство, это престиж и вальяжность, это умение вести пере­говоры с неудобными партнерами и устраивать выгодные контракты. У них троих все получалось, абсолютно все!

— Но однажды начались размолвки… — сделал я напрашивавшийся вывод.

— Собственно, спорили они всегда. До хри­поты. Но это были деловые споры, нацеленные на лучшее решение возникшей проблемы, вы понимаете?

— Отлично понимаю.

— Месяцев семь-восемь назад атмо­сфера взаимной приязни вдруг резко улетучи­лась, — продолжала Шестоперова, доставая из сумочки новую пачку сигарет, посколь­ку прежняя опустела. — Между Костей и Эди­ком пробежала какая-то очень злая черная кош­ка. Мы с моим Алексеем Михайловичем нача­ли замечать проявления откровенной враждеб­ности между ними.

— Вот теперь точнее, пожалуйста.

— Да, конечно. Понимаете… Эдику всегда нравилась Люсьена — жена Кости, очень яркая, сексуально привлекательная блондинка, тип голливудской красотки, если угодно. Но шансов у Эдика, если откровенно, было маловато. Не потому, что Люсьена такая уж недотрога, как раз наобо­рот… Но Эдик, с его внешностью рассержен­ного бульдога, совершенно не в ее вкусе, со­вершенно. И все-таки похоже на то, что она не сбрасывала его окончательно со счетов. Знаете ли, плохая примета — ставить крест на верном поклоннике. Это понимают даже избалован­ные красавицы. А тут еще Эдик затеял развод со своей женой Жанной. Они и прежде-то не очень ладили — Эдик и Жанна, но, сказать по правде, известие об их разводе всех нас ошеломило. Причем расходились они шумно: со скандалами, взаимными упреками… Мне и сейчас неприятно об этом говорить, ведь Жан­на была и остается моей лучшей подругой. Но я должна называть вещи своими именами, ина­че мы не доберемся до истины, так ведь?

— Да-да.

Шестоперова в упор посмотрела на меня своими большими черными глазами:

— Естественно, все сказанное мною сейчас должно остаться между нами.

— Разве господин Нектаров не упоминал, что я не отличаюсь болтливостью?

— Конечно. — Она снова щелкнула зажи­галкой. — Надо сказать, что в нашем офисе существует традиция совместного празднова­ния всяческих дат, юбилеев, дней рождения и прочего. Сдвигаются столы, выставляется сухое вино и бутерброды… Все достаточно скромно. Впрочем, раз на раз не приходится, иногда празднуем с раз­махом.

— Простите, а вы, жены совладельцев, то­же участвуете в этих мероприятиях? — уточнил я.

— Лишь в отдельных случаях. Исключая, впрочем, Люсьену. Та наведывается в офис бук­вально через день.

— Если я правильно понял, никто из вас, жен совладельцев, не занимает на фирме никакой штатной должности?

— Да, это верно. Мы не служим.

— Ясно, продолжайте.

— Первый звоночек прозвенел на встрече Нового года. Событие отмечали заранее, 29 декабря. К тому времени Эдик уже расстался с Жанной, и ее, понятно, там не было. Я нака­нуне простудилась и тоже не смогла пойти. Поэтому о случившемся могу судить только со слов других, в основном, моего Алексея Михайловича. Так вот. Разогрелись они в тот вечер основательно, и, как водится, настал момент, когда общая компания распалась на отдельные группы. Есть в конторе некто Цыщев — «ночной портье», любитель заглядывать в замочные скважины, короче, отвратительный тип. И вот мой Алексей Михайлович видит, что Цыщев стоит за спиной Кости и что-то нашептывает ему на ухо. Тот меняется в лице и выскакивает в коридор. Люсьены за столом нет. Как и Эдика. Через минуту из глубины ко­ридора доносятся крики. Народ тут же устрем­ляется на шум.

— И что же видит народ?

Она вздохнула:

— Нужно знать Костю. Это необычайно тактичный, деликатный, выдержанный человек. Необыкновенно здравомыслящий! Тихоня в классическом варианте! В общении с рядовыми сотрудниками он никогда не повышает голоса. Но как только дело коснется его ненагляд­ной Люсьены, в нем будто просыпается крепко спавший зверь. Он, кажется, может даже загрызть! Но не свою Дездемону, а того, кто по­смел плотоядно взглянуть на нее, понимаете? Люсьена для него — непогрешимый ангел, что бы там она ни вытворяла за его спиной! Да уж, ангелочек… Костя знал, конечно, что Эдик неравнодушен к ней. И даже вроде бы гордил­ся тем, что владеет сокровищем, которое вы­зывает зависть компаньона. Но в ту минуту на него накатил приступ ревности, перешедшей в настоящее безумие! Он сорвался и готов был ударить Эдика бутылкой по голове. Хотя ровным счетом ничего не про­изошло. Просто Эдик и Люсьена оказались вдвоем в кабинете Эдика. Тот будто бы хотел вручить ей новогодний подарок. Хорошо, что побли­зости находился мой Алексей Михайлович. С невероятным трудом он погасил страсти, а за­тем сам отвез Эдика домой. Но трещинка в от­ношениях между Эдиком и Костей уже про­легла. Первая трещинка, которая быстро расширялась и в последующие месяцы превратилась в бездонную пропасть.

— Вероятно, вы с мужем пытались примирить их? — предположил я.

— О, поверьте, мы с Алексеем Михайлови­чем сделали все, что могли, лишь бы восстановить прежний мир! — с жаром воскликнула Шестоперова. — В конце концов, усадили их за один стол и склонили к рукопожатию. Но еще тогда я почувствовала, что оба держат ка­мень за пазухой… Вскоре после Рождества Эдик снова удивил всех нас, скоропалительно женившись на сотруднице рекламного отдела Ири­не. Глупый, бессмысленный брак, заключен­ный не иначе как в состоянии аффекта! Да, согласна, у Ирины красивые длинные ноги. Но этого слишком мало, чтобы быть хорошей же­ной. А ведь Эдька мечтал именно о хорошей жене, о хранительнице домашнего очага. Жан­ну он называл плохой хозяйкой, хотя это со­вершенно несправедливо, уверяю вас! Да, мо­жет быть, Жанна не испытывала экстаза по отношению к кухне, но, простите, Ирина ведь не знает даже, с какой стороны браться за сковород­ку! — Шестоперова поправила свою аккуратную прическу.- Притом Жанна далеко не уродина, поверьте! Даже очень молодые лю­ди нередко поглядывают на нее с нескромным интересом.

— Жанна как-то фигурирует в дальнейших событиях? — осведомился я. — Мне показалось, что ее вы не называли.

— Ой, простите! Я, кажется, увлеклась… Словом, второй брак Эдика оказался несомненной ошибкой. Он и сам понял это достаточно быстро. И еще сильнее возненавидел за свой необдуманный поступок… Костю! Понимаете?!

— Похоже, этот ваш Эдик по натуре — азартный игрок?

— Вы это верно подметили, — кивнула она. — Не буду утомлять вас перечислением мелких подробностей, коим нет числа, расскажу только о двух узловых моментах этой истории. Первый произошел накануне женского дня — шесто­го марта. Опять же — в офисе. Был банкет, сотрудницам вручали подарки. Руководство присутствовало в полном составе. Были также Люсьена, Ирина и я. Все протекало достаточно благостно. Эдик и Костя не обменялись ни единым уколом, к которым сотрудники уже начали при­выкать. По домам разъехались в превосходном настроении. И вдруг — поздно вечером теле­фонный звонок от Люсьены: Костя отравился! Увезла «Скорая», состояние тяжелое. Причем сам Костя грешил якобы на фаршированные баклажаны, которые обнаружил на своем сто­ле, хотя на других столах — это он вспомнил позд­нее — такой закуски не было. Без всякой зад­ней мысли он умял чуть ли не целую баночку. Он вообще любитель всякой кулинарной экзотики. Дома же, почуяв неладное, Костя сделал вывод, что баклажаны были отравлены, и что подсунул их ему Эдик. По его настоянию Люсьена позвонила в офис и потребовала от дежурного, а им — по странному стечению об­стоятельств — оказался все тот же Цыщев, да­бы тот извлек из урны злополучную банку. Костя вполне серьезно намеревался отдать ос­татки ее содержимого на анализ. Цыщев вско­ре доложил, что перерыл все урны, но баноч­ки из-под баклажанов не обнаружил. Это еще сильней распалило подозрительность Кости. С той поры в кругу доверенных лиц он именует Эдика «отравителем». Тот, естественно, знает об этом и называет Костю — уже в своем кру­гу — «мнимым больным», намекая, что тот при­творился отравленным именно для того, что­бы иметь повод для обвинений в адрес его, Кроваля.

— А что говорит медицина?

— Никаких ядов врачи не обнаружили. Просто Косте нельзя есть много острого. У не­го ведь камни. А он не удержался… — Шестоперова вздохнула: — Но Костя-то остался при своем мнении. Он так и считает, что Эдик собирался от­равить его, и только своевременный вызов «Скорой» предотвратил беду. Никакие на­ши с Алексеем Михайловичем доводы не в со­стоянии поколебать это убеждение. После то­го случая Костя ни разу не садился за один с Эдиком обеденный стол.

— Хозяин баклажанов так и не объявился?

— Нет.

— Что говорит по этому поводу Эдик?

— Он утверждает, что таинственная баноч­ка покинула офис тем же путем, каким в нем и появилась. То есть она кочевала либо в «ди­пломате» Кости, либо в сумочке Люсьены.

— В сумочке Люсьены? Он так и сказал? Выходит, он уже и ее подозревает?

— Да, в его отношении к нашей секс-бомбе тоже что-то резко повернулось. Складывается впечатление, что частичку своей ненависти к Косте он перенес уже и на Люсьену.

— Это странно! Однако продолжайте…

— Последний случай произошел совсем не­давно, дней десять назад, — голос Шестоперовой дрогнул. — При­дя утром на работу, Костя принялся разбирать ворох бумаг на своем столе и вдруг обнаружил под ними крысу!

— Как — крысу?! Натуральную?

— Слава богу, нет! — передернулась она. — Матерчатую или плюшевую, словом, игрушечную. Но, по его словам, большую, даже огромную! Мало того! На ее шее была затяну­та проволочная петля!

— Такого рода «сюрпризы» иногда подбрасывают любителям «крысятничать». Как же повел себя Костя?

— Он поднял крик, решив в первую минуту, что это живая крыса. Снова сбежался народ. Пришел и Эдик. Узнав, в чем дело, он заявил, что утром нашел в ящике своего рабочего стола… — Шестоперова накло­нилась ко мне и понизила голос до шепота: — Угадайте, что?!

— Точно такую же крысу с проволочной петлей на шее, — без малейшей паузы отчеканил я.

— Совершенно верно! — кивнула она.

— Оставалось лишь сличить обе находки, верно?

— Да, но оказалось, что это невозможно.

— Почему?

— Как объяснил Эдик, он выкинул свой экземпляр в окно, выхо­дящее в зеленый дворик. Поняв, что назревает новый скандал. Эдик тут же послал вниз Серого, ну, своего нового водите­ля, но тот ничего не нашел. Быть может, игрушку подобрал кто-то из детишек, гулявших во дворе.

— Значит, выброшенную крысу не видел ни один человек, кроме самого Эдика? — подытожил я. — И это добавило керосину в тлеющий по­жар?

Шестоперова грустно улыбнулась:

— Мой Алексей Михайлович присутство­вал при этой сцене. Он рассказывал, что у всех было ощущение, будто сейчас они разругают­ся окончательно и насмерть. Но они как-то странно посмотре­ли друг на дружку и разошлись по своим каби­нетам. С этой минуты они стали вести себя по отношению друг к дружке исключительно корректно и демонстративно дружелюбно.

— Что ж, возможно, оба дозрели до мысли, что худой мир лучше доброй ссоры?

Шестоперова всплеснула тонкими, но сильными руками:

— Если бы! Они просто обезумели! Оба! Возможно, в моем изложении вы этого не почувствовали. Я рассказала об этом несуразном конфликте всего лишь со своей женской точ­ки зрения, ведь я многого не знаю. Нельзя ис­ключить, что есть и другие, глубоко сокрытые причины этой жуткой вражды. Но я не могу избавиться от ощущения, что оба готовятся к чему-то страшному. Причем взрыв может произойти в ближайшие дни. Точнее, в предстоящую субботу.

— Именно ва субботу?

— Да! — Она нервно хрустнула своими тон­кими сильными пальцами. — Дело в том, что в нынешнюю субботу нашей фирме исполня­ется ровно пятнадцать лет. Я вам уже говорила, что все праздники наш «генералитет» отмечает вместе с коллективом в стенах фирмы. Все, кроме од­ного. День рождения фирмы мы празднуем по-особому. Так уж получилось, что еще с давних пор три наши семейные пары выбирались на отдых в отдаленную деревеньку Карповку, рас­положенную на реке Свияти, впадающей в Ладожское озеро. Вам знакомы эти места?

— Нет, знаете ли, не приходилось бывать, — сознался я.

— Скажу сразу, что Карповка не отно­сится к престижным зонам отдыха. Далеко­вато, удобств никаких, глухомань. Но приро­да там изумительная. В свое время в Карповке располагался профсоюзный пансионат «Про­хладное озеро». Вот он-то, кстати, считался по тогдашним меркам вполне приличным. Нема­ловажно и то, что путевки туда доставались нашим мужьям совершенно бесплатно. Именно в пан­сионате «Прохладное озеро» мой Алексей Ми­хайлович, Эдик и Костя пришли к идее о соз­дании совместной фирмы, которая вопреки всем кризисам и дефолтам оказалась на ред­кость живучей. И как-то очень естественно у нас вошло в обычай отмечать дату основания фирмы именно там, в бывшем пансионате, на берегу озера, и только в узком кругу. — Шестоперова нервно провела ладонью по кромке стола. — Еще недавно мы так мечтали об этом солидном юбилее — пятнадцатилетии фирмы! И вот дождались… Весь коллектив, за­таив дыхание, ждет, чем завершится этот празд­ник. Некоторые, я бы даже сказала — многие, ждут его с предчувствием беды.

— Отмените мероприятие, вот и решение проблемы, — вырвалось у меня.

— Невозможно! — с печальной торжествен­ностью изрекла она. — Среди соучредителей нет согласия. Отказ от поездки со стороны Эди­ка или Кости будет однозначно воспринят все­ми как проявление слабости. Мы же с Алексе­ем Михайловичем обязаны ехать, ну, хотя бы в качестве миротворцев. В этой ситуации мы все оказываемся заложниками друг друга.

— Минутку, Валентина Федоровна! — пре­рвал ее я. — Не кажется ли вам, что именно этот выезд на природу должен закончиться без последствий? Элементарная логика подсказывает, что если кто-то и задумал недоброе, то проще всего это сделать в нашем мегаполисе, а уж никак не среди малолюдья глухой деревеньки.

— Есть ситуация, когда логика перестает править бал, — возразила она. — Особенно ес­ли люди находятся под влиянием психоза.

— И все же происшествия, вроде подброшенной механической крысы, еще не дают, как мне кажется, повода для серьезной тревоги.

— Значит, я плохо рассказала, если не смогла вас убедить, Дмитрий Сергеевич! — она соединила ладони перед собой. — Вот, послушайте! Эдика много лет возил Максим Петрович — человек исключительной пункту­альности и дисциплины, хотя и слабый здоровьем. Но автомобиль у него работал как ча­сы. И вот ни с того ни с сего месяца два назад Эдик по совершенно надуманной причине уволил его, а на его место тут же взял некоего Сергея Жмырева, за которым уже прочно за­крепилось прозвище Серый. Он и вправду ка­кой-то серый. Крайне неприятный тип! Хмурый, неприветливый, с повадками уголовника. Ладно, про уголовни­ка я, быть может, преувеличиваю. Но есть в нем что-то опасное. Говорят, этот Серый одним ударом ладони перешибает сразу несколько кирпичей, а пальцами легко сгибает пятирублевую монету… — Она снова наклонилась над столом: — И еще: у него есть незарегистрированный пистолет. Не газовый, а настоящий. Боевой. Со смешным названием «дротик».

— Откуда это известно?

— От Эдика, — она подняла на меня глаза, казавшиеся в эту минуту огромными и бездонными. — Он сам рассказывает об этом некото­рым. С глазу на глаз. Не знаю уж, для чего ему это нужно. Быть может, в расчете на то, что передадут, кому следует? Пугает он, что ли?

— А что Костя?

— Костя недавно обзавелся газовым пис­толетом и теперь не расстается с ним. Даже кла­дет под подушку, когда ложится спать. Об этом, кстати, он тоже рассказывает некоторым — будто бы по секрету.

— У Константина есть охрана?

— Его водитель — Виктор Асаулов — по совместительству еще и телохранитель. Его са­мого и, разумеется, Люсьены, — с едва замет­ным подтекстом произнесла Шестоперова.

— Насколько он надежен как охранник?

— В прошлом году защитил Люсьену от уличного грабителя.

— Сколько человек поедут в субботу в Карповку?

— Восемь. Три наших пары, плюс водители Асаулов и Жмырев. Едем на двух машинах — «Форде» и джипе «Чероки». Мой Алексей Михайлович не хо­чет гонять попусту свою «Ауди».

— Как долго вы планируете праздновать юбилей фирмы?

— Рассчитываем пробыть там примерно с полудня суббо­ты до трех-четырех часов дня воскресенья.

— Понятно… Ну и чего же вы лично ждете от меня? В чем, собственно, будет состоять моя ра­бота?

— Исключительно в факте вашего присут­ствия на нашем празднике, — твердо про­изнесла Шестоперова. — В прошлом году вы спасли доброе имя господина Нектарова, рис­куя при этом жизнью. Теперь вы можете спа­сти доброе имя нашей фирмы, попросту про­ведя чуть более суток в нашей компании. По­нимаете… Моим друзьям — Эдику и Косте, людям, которых я бесконечно люблю, оказав­шимся во власти какого-то дьявольского нава­ждения, необходим отрезвляющий шок. Таким целебным шоком и станет для них одно ваше появление на нашем празднике, которое мы, конечно же, представим как совершенно случайное. Если кто-то из этих ребят и задумал недоброе, то, будучи наслышан от господина Нектарова о вас и о ваших аналитических способностях, отка­жется от своих планов. Готова держать пари, что именно это и произойдет! — Она смяла в пепельнице очередную сигарету.

— Если все так просто, то почему бы вам не обратиться за содействием к господину Нектарову, под крылышком которого, как я пони­маю, функционирует ваша фирма? — прямо спро­сил я.

— Очень правильный вопрос! — охотно ото­звалась она и улыбнулась: — Воображаю себе эту картину. Михаил Григорьевич тут же вы­зовет к себе Эдика и Костю и примется их распекать в своей манере: «Эй, молодежь! Мне тут Валюша рассказала про ваши заморочки… Ну-ка, при­знавайтесь, чего не поделили?!» Ой! — Шестоперова демонстративно поежилась. — Даже ес­ли они покаются — а это вряд ли! — все шиш­ки в конечном итоге достанутся мне. Вместе с лаврами коварной наушницы. Ой, нет, не хочу! Не говоря уже о том, что о нашей малень­кой «семейной» ссоре узнает весь деловой Пи­тер. Нет! Этот вариант я прокручивала тысячу раз и забраковала! — Движением изящной кис­ти с наманикюренными ноготками Шестоперова как бы подвела черту. — Обращаться в милицию, как вы сами понимаете, еще глупее. Я склонялась к тому, чтобы воспользоваться услугами частного сыскного бюро, но это то­же не лучший выход. Ведь вопрос «кто вино­ват?» здесь не стоит. Здесь другая проблема: как предотвратить беду? Вот почему, едва за­видев вас, я поняла, что это перст судьбы! Вам, и только вам, дорогой Дмитрий Сергеевич, под силу предотвратить возможную трагедию! — снова повторила она.

— Благодарю за комплимент, но, боюсь, вы переоцениваете мои скромные возможности… Не говоря уже о том, что ваши впечатлительные друзья могут иметь противоположное мне­ние о моей персоне.

— О, нет! Нет! — с жаром воскликнула Шестоперова. — Вы просто не в курсе! То, что

случилось с Михаилом Григорьевичем, было предметом многих наших разговоров. И Костя, и Эдик одинаково восхищались вашим мастерством. Они не забыли той истории и побоятся дейст­вовать за вашей спиной, ручаюсь!

Тут настал и мой черед задуматься. Неко­торое время я машинально разглядывал невские воды, свинцовые даже при ярком свете летне­го дня.

— Вот такая тонкость, уважаемая Валенти­на Федоровна… Если у ваших компаньонов и вправду существуют планы, которые вы назва­ли недобрыми, то мое якобы случайное появ­ление в Карповке всего лишь отсрочит их ис­полнение на какой-то незначительный пери­од. А это, как я понимаю, вряд ли внесет успокоение в вашу душу.

— Нет-нет! — снова вскинулась она. — Вы просто не знаете этих ребят! Они ведь не преступники, они совершенно нормальные му­жики, на которых попросту накатил какой-то морок! Одного вашего появления будет доста­точно, чтобы он рассеялся. Может, былая друж­ба уже и не вернется, но почему бы им не стать обычными деловыми партнерами?

Я выдержал приличествующую моменту паузу, затем уточнил:

— Значит, вы, как заказчик, не будете на­стаивать, чтобы я искал корни конфликта ме­жду вашими друзьями?

— Упаси боже!

— Я должен просто присутствовать на ва­шем торжестве, оказавшись на нем якобы случайным гостем, и это мое присутствие, по ва­шему мнению, предотвратит готовящееся зло­действо, так?

— Да, — кивнула она. — Именно так.

— А вдруг все-таки случится беда?

— Это из области фантастики!

— Ну, а если? Жизнь, знаете ли, штука скользкая. Не всегда ухватишь ее за жабры. Что тогда? Не попытаетесь ли вы переложить ответственность на меня? Вот что, по правде говоря, меня ин­тересует особо.

Она с достоинством выдержала мой взгляд:

— Дмитрий Сергеевич! Если, вопреки моим уверениям, произойдет нечто непредсказуемое, то вся ответственность за последствия ляжет на мою совесть. И только на мою! О нашем приватном договоре не узнает ни одна живая душа, никогда. Клянусь!

— Позвольте еще один деликатный вопрос. Вы предлагаете мне приличный гоно­рар. Как я понимаю, из своих личных средств. Разделить эти расходы со своими компаньона­ми или переложить их на бухгалтерию вашей фирмы вы не сможете ни при каких условиях. Что заставляет вас идти на эти траты? Только не говорите мне про верность старой дружбе.

В ее черных зрачках промелькнули ка­кие-то молнии, но она тут же погасила их.

— Да, вы правы… Хотя, поверьте, я люблю их обоих — и Котьку, и Эдика — и желаю им только добра. Но есть еще одно обстоятельст­во… Из-за их нелепых разборок фирму лихо­радит уже сейчас, а любое крупное ЧП может поставить ее на грань развала. Ну а мой Алек­сей Михайлович слишком обременен годами, чтобы начинать сначала. Поэтому мы с ним оба кровно заинтересованы в том, чтобы в фирме снова воцарилось согласие. Как видите, мой с мужем интерес в этом деле чисто прагматический.

С минуту мы просидели в молчании.

— Итак… вы согласны? — тихо спросила она.

— Я должен подумать. Позвоните мне зав­тра в это же время.

2. НЕТ НИЧЕГО ПРОЩЕ…

Собственно, размышлять тут было не о чем. В моей жизни, как нарочно, началась полоса финансовых трудностей, и я готов был взяться за любую работу, если только она не вступала в антагонистическое противоречие с Уголов­ным кодексом.

Единственное, что смущало меня в предло­жении Шестоперовой, это чрезвычайная простота заказа. Никогда еще мне не выпадало столь непыльной работенки. Все же я не кино­звезда, чтобы за меня работало мое имя.

Возникало логичное предположение, что здесь что-то не так, что Шестоперова чего-то не договаривает, хотя мотивы ее побуждений казались очевидными.

Поэтому, прежде чем дать ответ, я решил проверить полученные сведения по своим каналам. Не то чтобы Шестоперова, эта элегантная женщина, вызвала у меня какие-либо подозрения. Просто она сама мог­ла не знать некоторых важных обстоятельств происходящего или же трактовать их в ином ключе. Тем более что в этой истории фигури­ровал — пускай и на дальнем плане — хорошо известный мне господин Нектаров…

Невольно я перенесся мыслями на год назад.

Как раз в тот период над головой крупного питерского коммерсанта Михаила Нектарова начали сгущаться грозовые тучи. Поговарива­ли, что один из его помощников, некто Т., ак­тивно сотрудничает с прокуратурой и уже на­чал давать показания против своего босса. И вот однажды вечером этого самого Т. находят мерт­вым в его собственном автомобиле. Отравле­ние весьма необычным ядом! Причем много­численные улики указывали непосредственно на Нектарова, который в тот же день был задержан и препровожден в следственный изо­лятор.

Через своего адвоката коммерсант развил бурную деятельность. В частности, обратился к бывшему школьному приятелю, занимавшему крупный пост в городской администрации. Полагаю, административный туз даже на ноготь не верил в невиновность Нектарова, однако и отказать в помощи человеку, с которым сидел когда-то за одной партой, он тоже не мог. Поэтому туз принял соломоново решение: поручил некоему юристу создать видимость усилий по спасе­нию коммерсанта, угодившего в жернова пра­восудия.

Видимо, вы уже догадались, что этим юристом-громоотводом стал я.

На целый месяц пришлось с головой окунуться в си­туацию вокруг господина Нектарова. Сказать по правде, это был прирожденный мошенник, законченный взяточник, вор и казнокрад высшей пробы, по которому плакала тюрьма. Но в от­равлении своего помощника Т. он не был ви­новен ни на йоту — такой вот оказался вывод! То есть, не исключаю, что Нектаров всерьез подумы­вал о том, как бы навсегда заткнуть рот опасному сви­детелю, но его опередил маньяк-отравитель по прозвищу Грибник, на счету которого было уже не менее полудюжины других жертв. Мне удалось вы­числить этого тихого убийцу, свившего гнездо по соседству с офисом Нектарова. Грибник был взят с поличным и полностью признался во всех совершенных им убийствах, включая от­равление Т.

С другой стороны, следствие совершило непростительную ошибку, выстроив линию обвинения против Нектарова лишь на основе факта отрав­ления его помощника.

Они решили, что так будет проще, и просчитались.

Изобличение Грибника плюс грамотная атака команды прожженных адвокатов не оставили от обвинения камня на камне. Нектаров был оправдан по всем статьям. Что называется, вышел гусь сухим из воды.

Прежде всего, он устроил шумное шоу, при­званное напомнить деловому Петербургу, что Михаил Нектаров — честный, скромный и добропорядоч­ный негоциант. В частности, в программе увеселений зна­чилась ночная прогулка по Неве, на которую я получил от него персональное приглашение. Я согласился только из желания увидеть про­цесс разводки мостов, а также полагая, что плавать мы будем на небольшом катере.

Оказывается, я так и не понял всей широ­ты натуры господина Нектарова. Он зафрахтовал целый теплоход, куда пригласил не менее двух сотен гостей, не считая журналистов и му­зыкантов. Столы были накрыты по высшему разряду, и практически каждый второй тост Нектаров провозглашал в мою честь.

Как теперь выясняется, среди гостей нахо­дились и совладельцы фирмы «Шевалье» с женами. Правда, сейчас я не мог бы вспомнить ни одного лица. В памяти остались лишь бле­стки на волнах, усталость, испорченное на­строение. Но вполне допускаю, что какая-то часть гостей могла отнестись к моей роли в судьбе Нектарова с повышенным вниманием. Все же они были его вассалами, а он — их сеньором.

Разумеется, он пел мне дифирамбы вовсе не в знак признания каких-либо моих заслуг. Для него это было еще одним средством пуб­лично напомнить собравшимся о собственной невиновности, чтобы не сказать — святости. Получив с моей раздачи джокер, этот махро­вый шулер умело пользовался им до сих пор, гребя отовсюду без зазрения совести.

Итак, совладельцы фирмы «Шевалье» — вассалы господина Нектарова. Не случайно же Шестоперова во время нашей беседы уважительно упомя­нула его имя не менее десятка раз…

Я сформулировал ряд вопросов и переад­ресовал их Н.Н. — своему информатору-хакеру, который, не выходя из дома, но располагая при этом безграничным банком данных, снабжал меня разнообраз­ными сведениями за сравнительно небольшую плату.

Ответ не заставил себя долго ждать и не при­нес особых неожиданностей.

Мне уже было известно, что Нектаров еще в прежние времена занимал важный пост в одном из районов города. Но теперь выяснилось, что Шестоперов был у него завотделом, а Вздорин и Кроваль входили в когорту комсо­мольских вожаков того же района. Словом, эти ребята давно находились в одной связке, хотя и тогда, и сейчас занимали места на разных ступенях иерархической лестницы. Нектаров, понятно, оторвал кусок пожирнее, но и те не остались с пустым карманом. Фирма «Шева­лье» дает стабильный доход, имеет нарабо­танные связи… Охотно допускаю, что Некта­ров расхваливал меня перед своими вассалами по изложенной выше причине. Наверняка, у тех что-то отложилось в памяти. Вот почему Шестоперова и решила обратиться именно ко мне.

Я знал также, что Нектаров, при всей сво­ей многоопытности и хитрости, не обладает тем, что принято называть внутренним кодек­сом чести, который присущ даже ворам в законе. Человека, доверившегося ему, он мог — при определенном стечении обстоятельств — легко смешать с грязью. Оттого-то Шестоперова не пошла к нему за помощью. Совладельцы фир­мы тоже не пошли. Никто из них не горел желанием оказаться в роли козла отпущения.

Вот что еще сообщил мне мой информатор.

Эдуард Кроваль действительно развелся в прошлом году с бывшей женой Жанной Анатольевной, девичья фамилия Ворохова, и сочетался новым браком со своей сотрудни­цей Ириной Игоревной Токмаковой, двадца­ти четырех лет. Причем новоиспеченные суп­руги подписали брачный контракт.

Жмырев Сергей Николаевич к уголов­ной ответственности не привлекался. Служил в ВДВ. Имеет постоянную питерскую пропис­ку. Похоже, однако, что в течение длительного периода, порядка восьми лет, он появляется в городе только эпизодически. В списках нало­гоплательщиков его фамилия впервые про­мелькнула лишь прошлой осенью, когда он уст­роился охранником в кафе на Петроградской стороне. С мая нынешнего года Жмырев — во­дитель фирмы «Шевалье».

В мае же Константин Вздорин купил в ору­жейном магазине на Московском проспекте короткоствольный газобаллонный пневмати­ческий пистолет, на приобретение которого не требуется специального разрешения МВД.

Дотошный Н. Н. сумел даже извлечь из небытия про­шлогодний список гостей, приглашенных на борт того самого теплохода. В списке значи­лись все три совладельца фирмы «Шевалье». С женами. Кроваля ждали, естественно, с его тогдашней женой Жанной.

Словом, все, о чем говорила мне Шестоперова, подтвердилось с точностью до мелочей. Вдобавок погоду на выходные дни обещали солнечную.

Когда Шестоперова перезвонила, я ответил, что возражений не имею.

* * *

Мы встретились с ней в том же кафе.

Она принесла деньги. Сразу и все

Я растолковал ей, что заказы так не опла­чиваются. Сначала аванс, а остаток — после завершения акции.

Она ответила, что настолько доверяет мне, что не видит смысла в подобном делении суммы.

Я все же посоветовал ей всегда придер­живаться установленных правил и взял только аванс.

Затем мы обсудили ряд практических дета­лей.

Шестоперова подтвердила, что поездка на­мечена на субботнее утро. На месте они будут предположительно около полудня. Затем вино­вато пожаловалась:

— Я так и не придумала, как же внедрить вас в нашу компанию, чтобы все выглядело естественно и правдоподобно.

— Это моя забота, — я поспешил успокоить ее.

— Но я могу узнать о ваших планах?

— Разумеется. Я выеду в Карповку с таким расчетом, чтобы оказаться там в пят­ницу вечером, а поселюсь в известном вам пан­сионате.

— Не получится! — с огорчением вздохну­ла Шестоперова. — Груздев, администратор лагеря, вас не поселит. Он ведь предупрежден о нашем мероприятии. Понимаете, мы ему не­много доплачиваем, а он, ради нашего покоя, от­важивает от лагеря посторонних.

— Ничего страшного. Остановлюсь у кого-нибудь из местных.

В ее глазах вдруг заплясали веселые зай­чики:

— Постойте! Идея! То, что нужно! В Карповке, недалеко от сельмага, живет Афанасий Петрович — дедушка Жанны.

— Дедушка Жанны? Той самой?

— Неужели я вам не говорила?! — всполошилась Шестоперова. — Да-да, Жанна имеет корни в Карповке! Сама она стопроцентная горожан­ка, но ее отец, ныне покойный, был уроженцем Карповки. В детстве Жанночка проводила в деревне каждое лето. Собственно, только бла­годаря ей мы все приобщились к тамошним красотам… Ну, вот. Ее девичья фамилия — Ворохова. И дедушка Афанасий тоже Воро­хов. У них большой дом — на шесть или семь комнат, в которых дедуля остался совершенно один, поскольку его половина — баба Феня — еще в мае оступилась с лестницы и сломала ногу. Сейчас лежит в больнице в Лодейном Поле.

— Если так, то это действительно оптимальный ва­риант.

— Но только учтите один нюанс. — Шестоперова нежданно смутилась.- Дедушка Афанасий, как бы это сказать… немного не в себе. Маленькие проблемы с памятью. Его в дерев­не так и зовут — «тут помню, тут не помню». Нет, он добрый старик, совершенно безобид­ный, забавный даже… Вы просто не обращай­те внимания на его чудачества. А еще лучше — дайте ему немного денег. Ну, десять рублей, двадцать. А взамен попросите на время какую-нибудь вещицу — ну, хотя бы кусочек тесем­ки, да попросите, чтобы он сам завязал на ней узелок: тогда он будет помнить вас…

— Уверен, что с дедушкой Афанасием мы подружимся, — кивнул я. — Но вот о чем, признаться, я сейчас подумал. Вчера вы говорили, что супруги Кровали расходились со скандалом, что Жанна будто бы осталась в обиде. Не появится ли она завтра в лагере с целью устроить бунт на корабле? Вообще, что она за человек — Жанна, чего от нее можно ожидать? Расскажите мне немного о ней.

По ухоженному лицу Шестоперовой про­бежало легкое облачко.

— Жанна — необыкновенно обаятельная женщина. Эдик попросту не су­мел по достоинству оценить сокровище, кото­рое оказалось рядом с ним. Жанна и вправду од­но время была на него в большой обиде. Ведь он обманул ее при разделе имущества. Ее и дочку Юлечку. Но позднее, когда стало совер­шенно ясно, что Эдик прокололся с Ириной, у Жанны появился шанс вернуть его. Поэтому она не станет вредить Эдику. Ни в чем. Ско­рее, поможет ему, чтобы ускорить процесс вос­соединения прежней семьи. Погулял, и довольно.

— Она знает о конфликте между ее быв­шим мужем и Костей?

— Знает, конечно, и не только с моих слов. Но куда сильнее ее волнуют сейчас отношения Эдика с Ириной. Она ждет, когда этот нелепый брак развалится окончательно.

— Вы уверены, что она не появится на субботнем юбилее?

— Она умница и понимает, что Эдику это наверняка не понравится, а ей сейчас не имеет смысла раздра­жать его. Впрочем, зачем гадать? Я ведь могу позвонить ей и спросить о намерениях.

— Полагаю, такого рода информация не будет лишней, — заметил я.- Если что, постарайтесь отговорить ее от поездки. В этой ситуации нам не нужна тем­ная лошадка.

— Позвоню сегодня же вечером, — пообе­щала Шестоперова. — А далее сделаем так. Как только наша компания приедет в Карповку, я сразу же отправлюсь к дедушке Афанасию будто бы за маникюрным набором, который оставила там в прошлый раз. И там, к своему изумлению, я повстречаю вас и, конечно же, при­веду вас в лагерь. Вот только вам надо будет при­думать убедительную причину, которая приве­ла вас в деревню. Слишком уж невероятное совпадение, вы понимаете, что я имею в виду?

— Не волнуйтесь, по этой части я специа­лист.

— А я уже и не волнуюсь. Просто верю, что все у нас будет хорошо!

3. ПОЕЗДКА В ЛЕСНУЮ ГЛУШЬ

В пятницу в 18.15 я выехал электричкой с Московского вокзала на Лодейное Поле. Дорога предстояла неблизкая, и я запасся прес­сой. По привычке первым делом перелистал все подряд, отмечая наиболее интересные ма­териалы.

Первое время я еще пытался сосредоточиться на чтении, но постепенно мои мысли сами собой переключились на предстоя­щую мне миссию.

Я оторвался от газетной полосы и посмотрел за окно. Там по-прежнему тянулся бесконечный хвойный лес.

Итак, Костя и Эдик…

Если кто-то из этих ребят действительно «задумал недоброе», то он должен четко понимать, что ему придется обвести вокруг пальца не только возможное след­ствие (это, вероятно, не так уж и сложно), но и того же господина Нектарова, своего сеньо­ра, ушлого, подозрительного типа, съевшего собаку на подобных разборках. То есть, потенциальный злоумышленник должен проявить исключительную изобрета­тельность, сочинить безукоризненный сценарий с двойной гарантией неуязвимости.

При этом нельзя исключить вариант, что свой сценарий сочинил каждый из них.

А если это так, если существует два тщательно продуманных и подготовленных сценария, то почему, собственно, их авторы долж­ны трубить отбой при моем появлении? Если план хорош, то мое присутствие никак не по­мешает его воплощению умного замысла. Вот так-то…

У меня вдруг появилось ощущение, что я ввязался в игру, которая может оказаться мне не по зубам.

А, впрочем, какие у меня основания паниковать, да еще раньше времени, задал я себе резонный вопрос?

Между тем, электричка уже преодолела немалую часть пути. Где-то позади остались промышленные и строительные зоны. По всему чувст­вовалось, что поезд катит куда-то в глубь ма­лонаселенных пространств. Быстро промелькнут за окнами домики тихого садоводства, небольшой поселок, железнодорожный переезд или просека с высоковольтной ли­нией, и снова к насыпи подступает с обеих сторон бескрайний хвойный лес с проплеши­нами темных болот.

В какой-то момент я задремал.

Проснулся, будто где-то внутри зазвонил крохотный будильник.

Электричка замедляла ход, въезжая на мост через полноводную реку, чем-то напомнившую мне Не­ву в ее верхнем течении.

«Свиять», — произнес чей-то голос.

Я встал и направился к тамбуру.

Высадив десятка два пассажиров, электрич­ка покатила дальше.

Часы показывали половину десятого вече­ра, но солнце стояло еще высоко.

Я огляделся.

Кроме дощатого навеса, вокруг не видне­лось никаких других строений. Рядом с платформой на пыльной грунтовой площадке стоял допо­топный автобус с выступающим мотором, какие увидишь разве что в старом кино. В про­свете между деревьями виднелся еще один мост — автомобильный. Транспорт шел через него двумя оживленными встречными потока­ми. Похоже, там проходила мурманская трас­са. Сошедшие вместе со мной пассажиры бы­стро занимали места в автобусе. Выяснив, что он идет в Карповку, я последовал их примеру.

Дорога представляла собой узкую асфаль­тированную ленту, которая, похоже, ремонтировалась последний раз еще при царе Горо­хе. Пролегала она вдоль правого берега Свияти, повторяя, естественно, все извивы и повороты реки. С левой стороны по ходу нашего движения тянулась бесконечная стена хвойного леса — мрачного, влажного, заросшего вьюном и кус­тарником, сквозь который местами проглядывали гигантские серые валуны. Порой дорога заметно отклонялась от реки, тогда лес подступал и с правой сторо­ны, причем местами широкие лапы сосен смыкались в вышине над разбитым асфальтом, образуя своеобразную зеленую аркаду. Но были и такие участки, где дорога буквально прижи­малась к реке, казавшейся здесь, в природном обрамлении, более пол­новодной, чем из окна электрички. На проти­воположном берегу лес выглядел диким и рос еще выше, нависая над самой водой.

Старенький автобус катил не очень-то рез­во. Нас обогнали пять или шесть легковых автомобилей, под завязку набитых пассажирами. Зато встречных не было вовсе.

Мои спутники клевали носом, очевидно, разморенные утомительной дорогой. Я успел приметить, что все они были знакомы меж­ду собой — в той или иной степени. Поймал я на себе и несколько мимолетных взглядов: что, мол, за птица движется в наши края? Но навязчивого интереса никто не проявлял. По крайней мере, открыто. Очевидно, в деревне привыкли к гостям из города.

Примерно через четверть часа дорога под­нялась на небольшой пригорок, за которым картина разительно изменилась.

Чуть впереди река Свиять делала широкий плавный поворот. Лес на противоположном берегу отступил далеко в сторону, освободив ме­сто привольному лугу с высокой травой, казав­шейся отсюда изумрудной.

На нашем берегу, сразу же за поворотом реки, стояла деревня, не сказать чтобы маленькая и захудалая. Во многих дворах видне­лись автомобили, дома были крыты железом и черепицей, причем, на каждой второй крыше разместилась тарелка телеантенны.

Главная деревенская площадь, тоже выхо­дившая к реке и частично замощенная утрамбованным гравием, смотрелась отсюда как на ладони. Езды до нее оставалось, полагаю, не более двух ми­нут.

В этот момент я заметил у дороги покосившийся щит с едва различимой надписью «Пансионат „Про­хладное озеро“ — 200 метров» и неожиданно для себя изменил свой первоначальный план.

Быстро поднялся и, прой­дя вперед, попросил водителя остановить у щита.

Отсюда вглубь леса вела хорошо про­топтанная тропинка, терявшаяся среди светлоствольных корабельных сосен.

Правда, сначала нужно было пересечь дорогу.

Я подождал, пока автобус тронется с места.

Пассажиры, все до одного, с любопытством пялились на меня.

4. ТИХИЙ УГОЛОК

Я прошел по тропинке даже меньше двухсот метров, когда лес расступился, как бы подсказывая мне, что я пере­сек живописную перемычку, отделявшую реку Свиять от озера Прохладного.

Озеро лежало сейчас передо мной во всей своей красе. Своей формой оно напоми­нало гигантскую стилизованную подкову, об­ращенную в мою сторону своей выпуклой частью. Густой лес, покрывавший противопо­ложный холмистый берег, отражался в водной глади как в зеркале. Примерно посередине озе­ра над поверхностью воды красовался не­большой островок, на котором росло с полдю­жины березок. Идиллическую картину несколь­ко смазывал вид полузатонувшего прогулочного катера, задранный кверху нос которого выступал чуть сбоку от правого мыса островка.

Ближний ко мне — плоский берег озера представлял со­бой просторную лужайку, окаймленную с трех других сторон березовыми стайками с вкраплениями пушистых голубых елей. Помимо этой естественной границы, территория базы отдыха была отделена от окружающей местности еще и невысо­ким ограждением из сваренных впритык проволочных секций, выкрашенных синей крас­кой. Ближняя к озеру секция вдавалась в воду на пару метров, опираясь на щербатый бетон­ный столбик. Впрочем, в ограждении имелись и калитка, и ворота.

Там, внутри, вдоль берега выстроились в два ряда восемь летних домиков, которые лишь близорукому могли показаться веселенькими. На переднем плане виднелся врытый в землю большой дощатый стол с расставленными во­круг него скамейками из тяжелых чурбаков.

В самом дальнем углу лужайки, под лесом, была растянута двухместная палатка защитного цвета. Рядом с ней стоял грузовичок-фургон, оснащенный компактной буровой установкой.

На первый взгляд, лагерь был совершенно необитаем. Но все же я успел заметить, как при моем появлении шевельнулся полог па­латки.

Про палатку, помнится, Шестоперова ничего мне не говорила.

Не успел я приблизиться к проволочному ограждению, как из-за угла ближайшего домика вы­бежала огромная черная собака, явно беспо­родная, и залилась угрожающим лаем. Следом с той же стороны показался высокий, чуточку сутуловатый мужчина преклонных лет, но вы­глядевший таким крепким и энергичным, что я не рискнул бы называть его стариком.

— Я извиняюсь, ищете кого-нибудь или просто гуляете для своего удовольствия? — спросил он густым басом, подходя ближе и од­новременно кивая в знак сдержанного привет­ствия, а вдобавок, отмашкой руки, приказывая со­баке умолкнуть.

Я поздоровался, затем объяснил, что ищу кого-либо из персонала пансионата, поскольку имею намерение поселиться здесь на два-три дня.

Мы стояли друг против друга, разделенные проволочной сеткой, доходившей до уровня груди. Наверняка черный пес, даже беспородный, перемахнул бы эту изгородь одним прыжком.

Что касается его хозяина, то мой ответ при­вел того в явное замешательство.

— Сколько вас человек? — спросил он, что-то прикидывая про себя.

— Я один.

— А… где же ваша машина?

— Я приехал на автобусе. В служебную ко­мандировку. Устал с дороги и хотел бы быст­рее расположиться на отдых.

Он слушал меня с возрастающим недоуме­нием. Собака, кажется, тоже.

— В служебную командировку? В Карповку? На выходные дни? Да ведь у нас тут ничего нет! Лес уже лет восемь как не рубят.

— Я по юридической линии. Подробней распространяться не могу. А документы мои вот, пожалуйста, — я протянул ему одну из своих «ксив», запас которых имел на все слу­чаи жизни.

Некоторое время он внимательно изучал удостоверение, беззвучно шевеля губами. У не­го было грубоватое, заросшее седоватой щети­ной лицо деревенского мудреца, в чертах которого житейский опыт и хитроватая сметка удивительным образом сочетались с простодушием и легковерностью.

— Дмитрий Сергеевич, значит? Из ин-юр-коллегии? — Он пару раз стрель­нул водянистыми глазами, будто сличая фото­графию с оригиналом. — Понятно… Вот, возь­мите. — Приосанился. — А я — Груздев Сидор Тихонович, директор, так сказать, здешней зоны отдыха…

— Директор? Вот и чудесно! Я вижу, сво­бодные места у вас есть. Прошу дать указа­ние администратору, чтобы меня поселили.

— Эх, дорогой Дмитрий Сергеевич… — вздохнул он. — Приехали бы вы в наши места лет этак двенадцать-пятнадцать назад! Вот тогда у нас действительно был пансионат! Одних коттед­жей тридцать штук стояло. Столовая имелась, здравпункт, летний кинотеатр. Катер прогу­лочный курсировал. Водяные велосипеды вы­давали напрокат. А путевок было вообще не достать! Только по большому блату. Эх, да что там… — Он вздохнул еще горше. — Персонал разбежался, катер утоп, отдыхающие… Кто побогаче, те на Канарах да Багамах, в Анталье и на Кипре, ну а беднота скорее поедет на Разлив, чем в нашу глушь. Захирело все! Сплошное запустение…

— Сочувствую, Сидор Тихонович, но я че­ловек неизбалованный, мне лишь бы голову к подушке приклонить. Тем более у вас тут та­кая красота!

— Да, места у нас изумительные, — согла­сился он. — Потому и старые клиенты не забывают. Вот и завтра одна компания пожалу­ет. Уже предупредили. «Новые русские»!

— Ага! А вы говорите — Канары!

— Ну-у, тут особый случай. Просто одна женщина из этой компании, Жанна Ворохова, имеет родню в нашей деревне. Да только слы­хал я, что развелась она с мужем, с Эдуардом, то есть, так что гулять завтра будут уже без нее.

— Большая компания, что ли? — как бы из вежливости осведомился я.

— Не-е… Неполный десяток человек.

— Всего-то? А у вас восемь домиков. По­местимся уж как-нибудь.

— Из этих домиков половина — в аварий­ном состоянии. Того и гляди, крыша прова­лится.

— Так я не капризный, и на веранде могу.

— По правде говоря… — он смущенно вздохнул и понизил голос: — Я-то лично не против, но тут такая закавыка: они оплатили все места. Хотят праздновать без посторонних.

— Вот как? — удивился я. — Но ведь у вас тут даже «дикари» обитают, палаточка вон стоит в уголке…

Он оглянулся.

— Да, палатка. Только это не «дикари». Бри­гаду из конторы прислали. Теннисный корт бу­дут делать. Не знаю только, когда начнут. По­ка что они нашу клюквянку осваивают, ну, бражку…

— У вас, Сидор Тихонович, оказывается, «новые русские» веселятся, бригада спортплощадку строит — какое же это запустение? — снова вставил я, чувствуя, что мой ушлый собеседник определенно юлит.

— Э-э, долго рассказывать.

— Кстати, а что у нас за праздник завтра? Какое такое великое событие собираются отмечать ваши гости? Что-то я давно не загля­дывал в календарь…

Он почесал коротко стриженый затылок:

— Я так думаю, что праздника этого в ка­лендаре нет. Какой-то там у них юбилей. Но отмечать будут крепко.

— Дров не наломают? Домики ваши не по­жгут? — забеспокоился я.

— Ну что вы! — запротестовал он. — Народ все серьезный, ответственный, из бывших. Алексей Михайлович, тот один может выкушать бочку, и ни в одном глазу. Константин пьет только коньяк, маленькими глоточками, как раз пол своему нутру, и ни­когда не напивается. Эдуард, правда, может нажраться, и тогда уж точно полезет в бутыл­ку. Прежде-то Жанна лихо его урезонивала, а теперь вот не знаю. Новой его супружницы не видал ни разу. Понятия не имею, что за фи­фочка. Слыхал только, что молодая, чуть не в дочки ему годится. — У моего собеседника вдруг развязался язык: — Да я же знаю их как облупленных лет пятнадцать, если не два­дцать! Алексей Михайлович раньше был для них царь и бог! Эдик и Костя каждое его слово на ус мотали, лишнюю рюмку опасались при нем выпить! Хотя он не запрещал. Замечательный человек Алексей Михайлович! Веселый, щедрый, душа нараспашку! Он и сейчас таким остался. Вот голову даю наотрез — пригласит завтра на шашлыки! И его жена Валюша — милейшая женщина! Всегда доброе слово най­дет, а то и гостинчик для внука передаст. А вот Эдик и Костя — фрукты! Новая генерация! Нет, раньше они бы­ли другими. А может, проще. Все время под­шучивали друг над дружкой, но до злобы у них никогда не доходило. А сейчас смотрят один на другого волками, за всякую мелочь цепля­ются… И уже Алексей Михайлович для них не указ. Огрызаются, по-своему сделать норовят. Ну, а я для них и вовсе вроде пустого места. Костя, тот еще ничего, поздоровается, о погоде расспросит. А Эдик может даже не заме­тить. Бизнесмен! Хозяин жизни! Не знаю толь­ко, на чем он бизнес свой сделал. Вот таких людей вырастили на свою голову. Жанну мне жалко, дочку ее, Юлечку, еще жалче… Не сумела-таки наша Жанночка обломать этого носорога. Нашла коса на камень! Вот Люсьена — другое дело. Ох, лиси­ца! Вертит Костей, как хочет, и все мягкой лап­кой. Он же без ее совета лишнего шагу не сту­пит…

Я весь обратился в слух, но Сидор Тихоно­вич так же внезапно переменил тему:

— Так что же мне делать с вами? Я вам так скажу: даже если бы не завтрашняя гулянка, останавливаться на базе вам все равно не с ру­ки. Удобств никаких, даже телевизора нет… — Он задумался ненадолго. — Эх! Я вижу, вы че­ловек серьезный, положительный и вроде бы не сильно пьющий. Да у нас в деревне таких гостей чуть не в каждом доме примут. Вот, правда, сейчас на выходные, да еще по хорошей пого­де, ко многим родня понаехала из города. Взял бы вас к себе, да у меня семья большая, шумно, ма­ленькая ребятня, вам не понравится. — Тут он с силой хлопнул себя по лбу: — Так я отведу вас, пожалуй, к старому Ворохову! Дом боль­шой, а живет он один. Вы согласны немного заплатить вперед?

— О чем разговор?!

— Так пойдемте прямо сейчас, пока он не уснул, а то у нас в деревне старики спят крепко, из пушки не разбудишь!

Я кивнул, выражая согласие с его предло­жением.

Груздев вышел через калитку, закрыл ее за собой на символический засов и наказал собаке:

— Полкан! Я скоро вернусь! А ты сторожи строже! Близко никого не подпускай!

Сказано это было нарочито громко, навер­няка с таким расчетом, чтобы услыхали в палатке.

Пес Полкан, несмотря на беспородность, отличался, кажется, сообразительностью, если судить хотя бы по тому, что он ни разу не пре­рвал своим лаем нашей с Груздевым беседы. Вот и сейчас, мотнув лохматой мордой, пес с важным видом затрусил к линии домиков.

— Эх, Дмитрий Сергеевич! — снова обра­тился ко мне Груздев. — Вот вы тут обронили

фразу, дескать, отдайте, как директор, распо­ряжение персоналу… Помилуйте! Какой пер­сонал! В моем лице перед вами находится ров­ным счетом весь персонал пансионата! Ибо я — и директор, и администратор, и электрик, и кладовщик, и уборщик, и сторож… — Он мельком огляделся вокруг: — Нет, сказать по правде, сторожем оформлена моя жена. Но у нее и по дому работы хватает. Вот я и дежурю за нее. В будние дни еще ничего, свои-то сюда не полезут. А вот в выходные, когда наезжают из города, надо держать ухо востро. Да еще эти спортсмены-строители, — он кивнул на палатку, — так и поглядывают, что и где плохо лежит…

Двигаясь по тропинке, мы подошли к гра­нице лужайки, где начиналась узкая полоска леса.

Директор-сторож остановился на миг и очертил рукой панораму озера:

— Не там поставили лагерь, ох, не там!

— Отчего же не там, Сидор Тихонович? — удивился я. — Пейзаж такой, что сам просится на рекламный ролик.

— На будущий год этому пансионату испол­нится полвека, — вздохнув в очередной раз, пояснил Груздев. — Задумывался он как база отдыха для лесорубов, участки которых были рассредоточены в ту пору вдоль всех приладожских рек. А лес тогда сплавляли по воде. Порой в реке воды не было видно, одни брев­на. Потому и поставили пансионат на озере. Да не учли, что оно — Прохладное. Со дна бьют холодные ключи, и потому даже в жар­кий день водичка такая студеная, что особо не поныряешь. Но выбора тогда не было. А лет тридцать назад сплавлять лес по местным рекам запретили. Вода в Свияти постепенно очи­стилась, а вода там ласковая, приятная, теп­лая, как парное молоко. В реке народ и купает­ся. И рыбы там больше. Даже пацаны редко заглядывают на озеро, не говоря уже о ветера­нах. Но тому есть еще одна причина…

Мы миновали полосу леса и вышли к до­роге в том самом месте, где я сошел с автобуса. За дорогой откос плавно сбегал к реке. Кроны плакучих ив нависали над водой.

С нашей стороны дороги, напротив, мест­ность начинала плавно повышаться, переходя в гряду невысоких холмов, которые, очевидно, и образовывали дальний берег озера. Весь этот участок был покрыт лесом: ближе к дороге — лиственным, на холмах — хвойным.

Вдруг мне показалось, что на ближнем скло­не в просвете между деревьями промелькнул каменный крест. Второй, третий…

Невольно я остановился.

Остановился и Груздев, а затем, будто под­тверждая мою догадку, вытянул руку по направлению к склону:

— Здесь у нас старинное кладбище. Называет­ся Инженерным. Ведь в этих краях еще полто­раста лет назад хозяйствовал лесопромышлен­ник Фазанников. В Карповке находилась его главная сплавная контора. И будто бы желал он утвердиться здесь прочно, навсегда. Лесопилки ставил, мельницы, бумажные фабрики. Инженеров заграничных приглашал. Тут у них и усадьбы стояли. Да, видно, не судьба. Одно­го инженера деревом придавило, второй замерз по пьянке, третий вроде бы сам повесился — и все в один год. Ну, а поскольку были они не нашей веры, не православные, то похоронили их отдельно, вот как раз туточки. Так и пове­лось. Преставится кто из начальства, здесь и хоронят. И кладбище оттого назвали Инже­нерным. А у Фазанникова дела и вовсе пошли наперекосяк. Что-то пожары сожрали, что-то он в карты проиграл… Умер он тоже нехоро­шо, страшно. Будто бы отрекся от веры и той же ночью сгорел в своем доме вместе с полю­бовницей. Похоронили обоих на Инженерном. Богато похоронили. Склеп поставили. До сих пор стоит. А только место это нехорошее. Сатанинское. Все плохое, вся жуть случается по­чему-то именно там. Отдыхающего одного уби­ли лет семь назад. А в позапрошлом году пропал начальник арболитового цеха. Месяц искали. С собаками. По всей округе. Самые дальние делянки осмотрели. Не нашли. А только суну­лись на Инженерное кладбище, там он лежит, бедолага, и в аккурат в склепе Фазанникова, распух уже весь. Не-ет, во всей деревне по доброй воле туда не пойдет ни один человек, особенно после заката. Теперь вы понимаете, что я имел в виду, когда говорил, что пансио­нат поставили не там?

Итак, меня ознакомили с образчиком мест­ного фольклора.

Груздев определенно втягивал меня в душевный разговор.

Мы двинулись по обочине к деревне, до ближайшего двора которой отсюда было рукой подать. Значительной своей частью Карповка лежала вдоль реки, но по отдельным приметам чувствовалось, что и в сторону леса она выбросила немалые клинья.

Груздев по-прежнему исполнял роль гида:

— Перед вами — центральная площадь. Там магазин, там бывший клуб, а там администрация… Только из начальства сейчас вы никого не найдете. Председатель, или по-нынешне­му, глава, в отпуске, а заместители укатили на выходные к родным в город. Видите желтую полоску песка вдоль берега? Это наш пляж. Сейчас там несколько пацанов да какая-то парочка, а завтра на­роду будет как в Сочи, не протолкнешься. Го­род понаехал! Сейчас свернем в этот проуло­чек, а там уже и дом дедушки Афанасия, третий от угла. Уф! Отдышусь малость…

Груздев остановился, хотя вовсе не выгля­дел уставшим. Его глазки сузились в простецки-лукавом прищуре:

— Так вы, значит, из инюрколлегии? Это не та, которая наследников ищет по всему миру? Неужто у нас в Карповке обитает будущий миллионер? Это кому же так повезло? Да вы не волнуйтесь. Груздев молчать умеет! Могила!

Только сейчас я понял этого человека.

Он предлагал мне бартер!

Зря он, что ли, рассказал мне столько ме­стных новостей и секретов, не утаив даже того обстоятельства, что подменяет на работе дра­жайшую половину, которая оформлена сто­рожем!

Взамен он рассчитывал на определенную доверительность и с моей стороны. Обладание же конфиденциальными сведениями о за­летном столичном госте придало бы ему весу в собственных глазах.

Нельзя, никак нельзя было обмануть ожи­даний честного служаки! Интуиция подсказывала, что почтенный Сидор Тихонович еще пригодится мне и как источник информации, и как передаточное звено.

Но чем же мне утешить его любопытство?

И тут мне в голову пришла довольно оригиналь­ная мысль, на которую, собственно, навел меня мой собеседник.

Я огляделся по сторонам, после чего заго­ворщически прошептал:

— Только сугубо между нами, Сидор Тихо­нович… Мне бы не хотелось, чтобы мой визит в Карповку получил какую-либо огласку. На­ша контора предпочитает работать без шума.

— Дык… разве ж я не понимаю! — Он мо­литвенно сложил руки на груди.

— Ну, слушайте. Инюрколлегия занимает­ся не только поисками наследников, но и такими деликатными проблемами, как, к при­меру, установление факта смерти того или ино­го физического лица. Вот вы рассказали мне об Инженерном кладбище, а ведь не подозре­ваете даже, что именно там я должен разы­скать одну старую могилу…

— Чью? — невольно вырвалось у него.

— Всему свое время, дорогой Сидор Тихо­нович! Для начала я должен установить факты и передать телефонограмму в наш центральный офис. Там изучат мои сведения и через день-другой дадут ответ. Не исключено, что мне по­надобятся свидетельские показания для оформ­ления соответствующего акта. Ответьте мне честно, в таком случае я могу рассчитывать на вас?

— Да за милую душу! — воскликнул он, со­вершенно успокаиваясь. Он узнал тайну!

Мы продолжили путь и в считанные минуты добрались до изгороди из жердей, за которой, как выяснилось, и находился двор дедушки Афанасия.

У простенькой калитки Груздев снова ос­тановил меня:

— Совсем забыл вас предупредить. У ста­рика неважнецкая память, особенно на лица. Но это не страшно. Вы прямо сейчас купите у него хотя бы даже за рубль какую-нибудь безделушку, ну, к примеру, пуговицу. А зав­тра, если он вас не признает, покажите ему эту пуговицу и скажите: «Помнишь, дедушка, как торговались вчера?» И он в момент вас узнает.

— Может, не совсем удобно проситься на ночлег к больному человеку? — засомневал­ся я.

Груздев понял меня по-своему:

— Да он не опасный, тихий! Никакого бес­покойства от его болезни вы не почувствуете!

— Ну, будь по-вашему.

Мы вошли во двор, типичный для Карповки: бревенчатый дом в полтора этажа с высоким крыльцом и резными ставнями, покосив­шиеся сараюшки и пристройки, поленница дров под навесом, общим с приземистой бань­кой, сирень и черемуха вдоль забора, далее — цветник, грядки, ягодный кустарник, яблони…

Хозяина заметили не сразу.

Дед Афанасий — худенький, щупленький, с всклокоченной бородкой и загорелой лысиной в венчике седых волос — стоял в углу дво­ра и кормил домашнюю птицу. Его поношен­ная клетчатая рубаха была выпущена поверх грубых брюк, а старые, какие-то допотопные калоши он носил на босу ногу.

Похоже, дедуля неплохо приложился к знаменитой карповской клюквянке, ибо его движениям определенно недоставало координации.

— Тук-тук! — окликнул его Груздев. — Здорово, дед Афанасий! Как живется-можется?

Тот повернул голову, склонив ее набок, от­чего сделался похожим на одну из своих хохлаток.

— Здравствуйте, господа-товарищи хоро­шие! — рассыпчатым тенорком ласково ответил он. — Наливочки желаете? Клюквянки? Ох, и забориста! — самоупоенно причмокнул губами, затем вдруг встрепенулся: — Ты, что ли, Сидор?

— Он самый… Так и хозяинуешь один? — осведомился Груздев. — Жанна не обещалась приехать?

— Нету моей ягодки наливной, нету моего цветочка-бутончика! — пропел дед Афанасий.

— А вдруг приедет? — успокоил его Груздев. — Она же любительница сюрпризов. Вот возьмет, и нагрянет! А что там твоя Феня, какие новости?

Весь переговорный процесс Сидор Тихо­нович великодушно взял на себя. Я лишь сто­ял рядом и слушал, да кивал в нужных местах. Между прочим, старик Ворохов оказался необыкновенно говорливым. Он так и сыпал риф­мованными словечками. Не хочу показаться жестокосердым, но подумалось, не избыточ­ная ли говорливость стала причиной его за­бывчивости? Впрочем, покуда не наблюдалось никаких признаков старческого маразма. От­веты дедушки Афанасия можно было признать образцом здравого смысла, если бы не их чрез­мерная цветастость.

Из глубины участка доносился грозный со­бачий рык, и я счел целесообразным поинтересоваться, не возникнут ли у меня проблемы с четвероногим стражем дома. На это дедушка Афанасий заметил, что на ночь он оставит собаку на цепи. Груздев при этом успокаивающе шепнул мне, что по хозяйству дедушка никогда ничего не забывает.

Тем не менее, я купил у дедули коробок спичек (за червонец), а также заплатил ему за два дня прожи­вания.

Затем меня провели через высокое крыль­цо в дом и предложили на выбор любую из полдюжины комнат, которые как бы окольцо­вывали огромную русскую печь, занимавшую весь центр дома. При этом хозяин сообщил, что в летнее время он предпочитает ночевать на сеновале.

Я выбрал комнату с окном, из которого про­сматривался участок реки. В комнате имелся старенький, но удобный диван. Вот и отлично!

Груздев ушел. По его словам, в пансионат. Но, проводив его взглядом из окна, я убедился, что непоседливый администратор свернул совсем в другую сторону.

Было четверть двенадцатого, но сумерки только-только начали сгущаться — такова уж особенность нашего короткого питерского лета.

Зная, что уснуть все равно не удастся, я ре­шил ознакомиться с окрестностями поближе и отправился на прогулку.

Судя по всему, Карповка стояла на земле, отвоеванной у леса. Впрочем, кое-где, внутри деревни, сохранились его островки в виде группы сосен или зарослей дикого шиповника. Из раскрытых окон доносились громкие голоса, звуки музы­ки. В укромных уголках вдоль реки шептались о чем-то своем парочки. Захмелевшая компания уст­роила вечернее купание. На небе не виднелось ни облачка — верный признак хорошей пого­ды на завтра.

Я сидел над рекой, курил и думал о том, что сведения, полученные мною от Шестоперовой, подтверждаются в полном объеме. Она не ошиблась ни в одной детали. По крайней мере, по состоянию моей информированности на текущий момент. Похоже, у этой женщины воистину зоркий глаз.

Со своей стороны, я тоже не подвел ее, как заказчицу, ни в чем.

Я знал точно, что Груздев заснет сегодня не раньше, чем поделится выведанной тайной с домашними, а также первейшими друзьями. Вот и отлично! Значит, уже с утра по Карповке прокатится слух о приезде питерского юри­ста, занятого поисками наследника богатого за­океанского дядюшки. Я ничуть не сомневался, что мою версию Груздев переиначит на собственный лад. К этим слухам добавят кое-что от себя и пассажиры автобуса, чье лю­бопытство я возбудил, высадившись у тропин­ки на пансионат. В той или иной форме молва дойдет до Эдика и Кости, придав моему появлению весомую постороннюю причину. Да и мое квартирование в доме дедушки Афанасия теперь целиком спишется на Груздева. Я со­вершенно отмазал вас, любезная Валентина Федоровна, и теперь вы абсолютно чисты пе­ред компаньонами вашего мужа.

Плавное течение Свияти, в водах которой уже отражались первые звезды, завораживало. Хотелось хоть ненадолго отключиться от суе­ты последних дней.

Я выкурил еще одну сигарету и отправился к своему новому пристанищу.

В моей комнате горел свет. Я помнил со­вершенно точно, что, уходя, погасил его везде. Дедушка Афанасий, по идее, должен был уже давно мирно похрапывать на сеновале. Неу­жто старик потерял сон и решил потолковать с постояльцем «за жизнь»? Этого мне еще не хватало!

Я поднялся на высокое крыльцо. Лестница под ногами скрипела на всю округу. В глубине двора из темноты залаял пес. Внутри дома про­изошло какое-то движение.

Сначала я попал в темные сени, где с немалым трудом разыскал дверь, ведущую в горницу. Распахнул ее и… обомлел.

Прямо передо мной стояла высокая, пре­красно сложенная, загорелая до бронзы женщина с льняными волосами до плеч. Ее распо­лагающая улыбка в один миг заставила меня забыть о легкой хандре.

Женщина дружелюбно улыбнулась и сделала шаг навстречу.

— Здравствуйте, таинственный постоя­лец! — произнесла она дразнящим голосом. — Давайте знакомиться, раз уж мы оказались под одной крышей. Меня зовут Жанна…

5. КУПАНИЕ ПРИ ЛУНЕ

Когда Шестоперова рассказывала мне о Жанне, называя ее своей лучшей и самой близкой подругой, у меня сложилось впечатление, что они примерно одного возраста.

Теперь я понял, что ошибался. И довольно существенно.

Даже с поправкой на скудость освещения вряд ли ей можно было дать больше тридцати — тридцати двух.

Но главное — она была необыкновенно хо­роша. Просторная белая блузка и облегающие джинсы удачно подчеркивали ее природную привлекательность, а спокойный взгляд боль­ших серых глаз в сочетании с затаенной усмеш­кой в уголках красиво очерченных, чувственных губ говорил о богато одаренной натуре (и богатом житейском опыте).

«Дурак Эдик!» — была моя первая мысль. Разве таких женщин бросают?!

Однако же предстояло срочно определить­ся с линией поведения.

Сказать по правде, появление Жанны за­стигло меня врасплох. Ведь и Шестоперова, и Груздев, и дедушка Афанасий уверяли, что ее приезд маловероятен. Но она приехала. Ока­завшись — нежданно для меня — на редкость очаровательной особой. (А я привык доверять своему первому впечатлению.) Шестоперова, насколько я припоминаю, не собиралась по­свящать лучшую подругу в свои планы. В про­шлогодней прогулке на Неве Жанна не участ­вовала и меня видеть не могла. Следовательно, сейчас я для нее — случайный путник, угодивший по стечению обстоятельств в дом ее деда. С другой сторо­ны, Груздев обрисовал мне некоторые подроб­ности ее личной жизни. То есть, мне в данный момент не обязательно изображать из себя непосвящен­ного. И, само собой, теперь я должен выяснить намерения Жанны относительно завтрашнего дня.

Все это в один миг пронеслось в моей го­лове прежде, чем я шагнул навстречу гостье и, пожимая ее протянутую теплую сильную ладошку, отрекомендовался:

— Дмитрий, юрист. То есть, просто Дима. Прошу принять мои извинения за нежданное вторжение и причиненные неудобства. Я со­бирался переночевать в пансионате, но Сидор Тихонович, сославшись на какое-то важное завтрашнее мероприятие, привел меня сюда, а хозяин, ваш симпатичный дедушка, уверил, что не ждет сегодня гостей.

— Вам не за что извиняться, — улыбнулась она. — Я и сама здесь гостья, притом редкая. Знакомые собирались в Карповку, ну я к ним и напросилась в машину в последний момент. Давно уже не наве­щала своих, неловко даже. Как нарочно, часа три простояли в пути из-за поломки. Нако­нец, приезжаю: дедуля мой уже спит. Будить его я не стала, поднялась в свою комнату. Хо­тела уже прилечь, смотрю — в углу чужие ве­щи. Я так и догадалась, что дедуля пустил по­стояльца. А тут и вы пожаловали собственной персоной…

Несмотря на столь пространный монолог, она никак не отреагировала на мою умышленную оговорку о завтрашнем мероприятии.

— Выходит, я занял вашу комнату? Немед­ленно перехожу в другую.

— О, это излишние хлопоты! Не беспокойтесь по пус­тякам. Я найду, где разместиться.

Я понял, что пора брать инициативу в свои руки.

Мы стояли в горнице — самой большой комнате дома — возле круглого стола, накры­того зеленой плюшевой скатертью. Горящие вполнакала лампочки трехрожковой люстры создавали волнующий полумрак.

— Жанна, готов держать пари, что по нату­ре вы — «сова», — высказал я предположение.

— Угадали! — кивнула она и добавила не без вызова: — Мне часто кажется, что ночь — не самое лучшее время для сна.

— Этот вопрос достоин детального обсуж­дения, — ответил я. — Вы ведь остались без ужина, верно? А у меня имеется походная бу­тылка вполне приличного московского конья­ка. И соответствующая холодная закуска.

— Звучит соблазнительно! — Она посмот­рела мне в глаза. — Что ж, выставляйтесь! А я тем временем добавлю что-нибудь из припа­сов дедушки Афанасия.

— Может, не будем грабить бедного ста­рика?

— О! Речь идет исключительно о дарах ле­са и огорода. Витамины ведь не помешают, верно? — Она игриво повела плечами.

— Но клюквянку трогать не станем.

— Конечно! Ведь у нас есть более благород­ный напиток.

Итак, первый контакт был установлен.

Через пять минут мы сидели за прилично сервированным столом. Жанна сумела даже разыскать хорошую посуду и коньячные рюмки.

С каждым тостом атмосфера в комнате ста­новилась все более раскованной.

Я не скупился на комплименты и застоль­ные остроты, не забывая чередовать их с интересующими меня вопросами. Жанна не оставалась в долгу, виртуозно парируя мои намеки, легко переходя с темы на тему и тоже задавая во­просы — по форме вполне невинные, а по существу довольно проницательные. По всему чувство­валось, что она умела и любила бывать в ком­пании, флиртовать, блистать и очаровывать. Улыбка не сходила с ее лица, она не лезла за словом в карман, вот только нужных мне отве­тов я так и не дождался. Будто и не было в ее жизни долгого замужества за человеком по име­ни Эдуард Кроваль, тесного общения с персоналом фирмы «Шевалье». Причем она обходила опасные рифы настолько непринужденно, словно тех и вовсе не существовало.

Пить она тоже умела. Несмотря на умеренность доз, содержимое бутылки все же убывало заметно, но я не рискнул бы утверждать, что моя обольстительная собеседница хоть на йоту ос­лабила самоконтроль. Мне все сильнее начи­нало казаться, что нынешний визит Жанны в Карповку отнюдь не случаен, а преследует не­кую давно рассчитанную цель.

Проще всего было бы выйти сейчас под ка­ким-нибудь предлогом во двор и связаться по сотовому с Шестоперовой. Но вот парадокс! Убаюканный легкостью заказа, я не потрудил­ся взять у заказчицы номер ее домашнего те­лефона. Как-то не предполагал, что тот может понадобиться.

Наконец я решил переменить тактику.

— Жанночка, позвольте один нескромный вопрос?

— Ну-ну? — раскрасневшаяся, она пода­лась чуть ближе.

— Вы такая обаятельная… такая необыкно­венная… можно сказать, роскошная женщина…

— Продолжайте, — промурлыкала она.

— Извините, но один местный житель шеп­нул мне, что ваш семейный союз недавно распался. Для меня это непостижимая загадка. Я знаю точно, что такие волнующие женщины — большая редкость, и ими очень дорожат.

Впервые за все время нашего общения по ее улыбчивому лицу пробежало хмурое облачко, в уголках губ пролегла жесткая складка.

— Не будем об этом, ладно?

— О, извините великодушно! И как только у меня повернулся язык?! Чуял ведь, что могу вас огорчить!

— Ну-ну, не надо так трагически! Я очень хорошо вас понимаю. Но больше об этом ни звука.

Что ж, первая атака закончилась неудачей, но я вовсе не собирался отказываться от новых попыток раскрутить мою визави. Ладно, подождем более благоприятного момента.

Она снова была улыбчива и безмятежна.

После очередной рюмочки глянула на свои золотые часики:

— Три! Благословенная Карповка заснула, наконец, праведным сном. Что, если нам пой­ти искупаться, а? При луне?

— Превосходная идея!

— Возьмите вон то покрывало и полотен­це, — попросила она.

— Я подожду во дворе, пока вы переодене­тесь, — сказал я, поднимаясь.

— Я вовсе не собираюсь переодеваться, — она пожала плечами и тоже поднялась. — Пойдемте!

Мы вышли на крыльцо.

Пик ночи уже миновал, в природе чувство­валось приближение рассвета. Медовый воздух был неподвижен, и если бы не перелаивание собак, то тишина казалась бы абсолютной.

— Осторожно, здесь крутые ступеньки, — предупредил я. — Обопритесь на мою руку.

— Надеюсь, это рука надежного мужчи­ны? — Она прижалась ко мне всем телом.

Сходя вниз, я постоянно ощущал эту ее лег­кую, горячую тяжесть. Последние крохи мыслей о раскрутке начисто вылетели из моей го­ловы. Рядом со мной находилась прекрасная, чувственная женщина, а все остальное сейчас не имело значения.

Едва мы ступили на землю, как я жадно привлек ее к себе и поцеловал в послушные умелые губы. Рука сама скользнула ей под блуз­ку, не встретив там никаких предметов туале­та. Ее рука тоже не осталась безучастной.

Но секунда — и Жанна очутилась в метре от меня.

— Нет-нет! — рассмеялась она дразнящим смехом. — Сначала — купание…

— Как скажете, ваше величество!

Не встретив ни единого прохожего, мы вы­шли на берег Свияти. Воздух начинал светлеть, но еще нельзя было разобрать очертаний не только противоположного берега, но и ближней груп­пы деревьев.

— Дима, постели, пожалуйста, покрывало.

Когда, выполнив ее просьбу, я выпрямился, она уже стояла без одежды.

— Правда, у меня красивый загар? Я езжу загорать на нудистский пляж за Сестрорецком.

Терпеть не могу светлых полосок на теле!

— Чтобы оценить твой загар по достоинству, я должен по­дойти поближе…

Я попытался поймать ее за руку, но она, увернувшись, отбежала в сторону и принялась поддразнивать меня оттуда. Я бросился к ней, она снова увернулась, заливаясь веселым сме­хом. Затем, проделав несколько па профессиональной стриптизерши, разбежалась и, оттолкнувшись от насыпного трамплина, в красивом прыжке ушла под воду.

Вынырнув метрах в пятнадцати-двадцати от берега (на таком расстоянии видимость уже была сносной), она помахала мне рукой:

— Димочка, присоединяйся! Прыгай сме­ло, здесь глубоко и чисто! А вода — просто прелесть!

— Прелесть — это ты…

Через полминуты я был рядом с ней.

Мы устроили какую-то сумасшедшую ку­терьму, затем я бросился в погоню за ней, но догнать так и не сумел, хотя мы доплыли поч­ти до середины реки. До берега она тоже доб­ралась первой. Здесь, на мелководье, она сама набросилась на меня с неистовым пылом изо­щренной в ласках любовницы.

Когда я немного пришел в себя, то обнару­жил, что мы лежим на покрывале рядом друг с другом. Естественно, безо всякой одежды. Над головой, в самой вышине, образовалась узкая полоска яркой голубизны. Но окружающий воздух был все еще насыщен плотной фиоле­товой взвесью.

Вдруг Жанна одним рывком села на меня сверху. Живая тяжесть и вид ее красиво сомк­нутых правильных полушарий заставил меня почувствовать новый прилив сил.

Но тут она хлопнула своей ладошкой по моему бедру.

— Нет-нет, не сейчас! Надо уже одевать­ся… — Склонившись ниже, так, что ее льня­ные волосы защекотали мою щеку, она сказа­ла то, что я меньше всего ожидал услышать от нее в настоящую минуту: — Ты спрашивал, почему мой бывший муж бросил меня? Вопрос был неправильно сформулирован. Это я бросила его!

— Именно это я имел в виду. Такой вывод напрашивался сам собой.

— Но ты не можешь знать, по какой причи­не я его бросила.

— Об этом тоже нетрудно догадаться.

— Думаешь, по причине мужской слабости? Ошибаешься, дорогой! С этим у него как раз все в порядке. Я бросила его потому, что он — убийца…

Я невольно вздрогнул, и, похоже, она вос­приняла этот мой импульс. Чтобы сгладить впечатление, я спросил:

— Ты, конечно же, выразилась образно, да? Он убил твою любовь, твои мечты, твои надежды…

— Нет, он убивал людей. То есть, не сам, конечно. Нанимал киллера. Но, в конечном итоге, кровь на нем. Могла ли я жить с таким мужем?

— То есть, тебе это открылось случайно? У тебя есть доказательства?

— Да, — лаконично ответила она. — Не знаю, зачем я все это рассказываю тебе. На­верное, просто наболело. А теперь все забудь. И не переспрашивай меня больше. Ответа не получишь. И давай-ка, милый, одеваться. Ско­ро мимо пойдут пастухи… — Она быстро под­нялась, прихватив свои джинсы.

Я все еще пытался осмыслить нежданное признание.

— Жанна, а он знает о твоей осведомлен­ности? Ведь тогда тебе может угрожать серьезная опасность.

— Все, Димочка, — отрезала она, застеги­вая свою блузку. — Тема закрыта! Одевайся, и если у тебя хватит сил, то дома мы еще про­должим…

Мы вернулись домой, допили коньяк, за­тем снова любили друг друга.

Но я уже не мог избавиться от ощущения, что Эдик притаился где-то в темном углу и, наливаясь ненавистью, слушает наше дыхание.

В какой-то момент я закрыл глаза, а когда снова открыл их, в комнате уже было достаточно светло. А мне-то казалось, что прошло всего несколько секунд!

Одетая и причесанная Жанна стояла рядом и смотрела на меня. Утомленной она не выглядела.

Я рывком сел на постели, взяв с тумбочки часы: шесть!

— Ты куда собралась, моя прелесть?

— Мне нужно съездить в Лодейное Поле, — ответила она. — Насчет машины договорилась еще вчера, нель­зя опаздывать. Проведаю бабушку Феню, за­гляну еще кое-куда, а во второй половине дня вернусь.

— Обещай, что на обратном пути позвонишь мне с дороги. А я тебя встречу, — и я продиктовал ей номер своего сотового.

— Ладно, позвоню, — кивнула она. — А ты, милый, отдыхай, набирайся сил! Воз­можно… Возможно, вечером мне понадобится твоя по­мощь. — Наклонившись, она крепко поцеловала меня и стремительно вышла из комнаты.

Я слышал, как застучали по ступенькам ее каблучки.

Затем, после паузы, снизу донесся рассыпчатый тенорок дедушки Афанасия:

— Внученька, моя золотая! Цветочек-бу­тончик мой ненаглядный! Куда же ты?! Яишенки свеженькой нажарим, клюквяночки отведаем… Ну, куда ты так торопишься?!

— Надо проведать бабушку. Но я еще вернусь, — ее голос звучал все тише, очевидно, она уже вышла за калитку.

Ситуация нуждалась в незамедлительном осмыслении.

Было ясно, как божий день, что у Жанны какие-то очень серьезные про­блемы с ее Эдиком. Она чего-то боится. И на что-то рассчитывает. В Карповку она приеха­ла с определенной целью. Точно зная, что сегодня здесь будут Эдик и прочие. Стоп! А может, Шестоперова все-таки рассказала ей обо мне? И Жанна подарила мне ночь любви, на­деясь, что в знак благодарности я помогу ей в ее разборках с Эдиком? Ведь не случай­но же она проговорилась мне о тайной стороне его жизни! Но, с другой стороны, вмешивать в эту историю Жанну было не в интересах Шестоперовой.

А, впрочем, зачем я буду гадать?

Через несколько часов компаньоны приедут в Карповку, и тогда я получу информацию, что называется, из первых рук.

А пока нужно выспаться. Голова со­вершенно не соображает. Хотя я и «сова», но одного часа сна маловато даже для ноч­ной птицы.

Я откинулся на подушку и тут же прова­лился в небытие.

Разбудила меня мелодия моего мобильника. Я поднес трубку к уху.

— Дмитрий Сергеевич, это вы? Здравствуйте! У вас все нормально? — это был голос Шестоперовой.

(Легка на помине!)

— Где вы? — спросил я.

— Мы уже в Карповке. Через пятнадцать минут я буду у вас. Надеюсь, вы находитесь у дедушки Афанасия, как мы и договаривались?

— Жду вас! — ответил я, не вдаваясь в подробности.

— Одна только просьба: давайте встретимся в доме. Со мной будет водитель, и мне не хотелось бы тратить время на еще один спектакль.

— Приезжайте, тем более что нужно обсудить кое-какие новости, — я отключил связь и рывком сел на диване.

Оказывается, уже полдень. Славно же я поспал!

6. НОВАЯ ВСТРЕЧА С ЗАКАЗЧИЦЕЙ

За четверть часа я успел привести себя в порядок и даже коротко пообщаться с дедом Афанасием, который, надо полагать, спозаран­ку хлопотал по хозяйству.

Меня он приветствовал как человека, которого видит впервые в жизни: «А-а, господин-това­рищ хороший, клюквяночки не желаете, уж больно забориста!» Я потряс над его ухом спичечным коробком, на­помнив о вчерашнем торге, после чего в его голове что-то сдвинулось и он радостно заки­вал мне, как доброму знакомому. Но мой пер­вый же вопрос о Жанне поверг его в глубочай­шее изумление. (Между прочим, он сдержал обещание, так и не отвязав собаку.)

Мне не оставалось ничего другого, как под­няться в дом.

Вскоре появилась Шестоперова. На ней был цветастый сарафан с большими накладными карманами и изящные босоножки. Голову укрывала шляпа с широкими полями в южно-азиатском стиле. Гла­за прятались за зеркальными, похожими на тро­пическую бабочку, солнцезащитными очками. Чувствовалось, что настроена моя заказчица, как гладиатор перед выходом на арену.

После обмена приветствиями и любезно­стями я настоял на том, чтобы она первой сообщила мне свежие новости.

— Все даже лучше, чем я могла предполагать! — экспрессивно воскликнула она. — Доехали мы без приключений. В пансионате нас встре­тил Груздев, рассказав по большому секрету, что здесь был адвокат из инюрколлегии, который ищет на­следников покойного миллионера. Сообщил также, что лично отвел вас на ночлег к дедуш­ке Афанасию. У нас все заинтригованы. Почва подготовлена. Вы молодец, что так здорово об­работали Груздева! Теперь ваше появление и узнавание пройдет на ура! А своим я еще по до­роге сказала, что в прошлый раз забыла у деда Афанасия свою любимую косметичку и первым делом отправлюсь за ней.

— Надеюсь, вы приготовили эту самую кос­метичку?

— Конечно! Она в моей сумочке, в машине.

— Как прошла поездка?

— Мы разделились по восточному принци­пу: женщины в одной машине, мужики — в другой. Но по приезду я успела расспросить моего Алексея Михайловича. Собственно говоря, он всю до­рогу рассказывал им анекдоты, так что у Кости и Эдика не было возможности для пикиров­ки. Однако, по словам мужа, Эдуард выглядел очень напряженным. Ни разу не улыбнулся, хо­тя обычно анекдоты в исполнении моего суп­руга заставляют его хохотать до коликов.

— Ваш муж — знаток анекдотов?

— Да, знаток и рассказчик. И это у него неплохо получается, поверьте.

— Значит, других новостей у вас нет?

— У меня — нет, — ответила она, сразу же меняясь в лице. — Но, как я поняла по вашей реплике, ново­сти есть у вас, притом немаловажные?

— Вопреки вашим прогнозам, здесь была Жанна! — выпалил я.

— Жанна?! — Шестоперова порывисто задышала, словно ей не стало вдруг хватать воздуха. — Но… но… этого не должно было случиться!

— Однако же, случилось. Она рассказала мне кое-что интересное о своем бывшем муже, а затем уехала, чтобы, по ее словам, проведать в больнице бабушку Феню. Перед тем как уйти, она тепло попрощалась с дедушкой Афанасием. Такова в общих чертах хроника событий.

— Ничего не понимаю! — Шестоперова сняла очки, взгляд ее выразительных черных глаз выдавал растерянность. — Вчера во вто­рой половине дня я говорила с Жанной по телефону. Спросила о ее планах на выходные. Она однозначно ответила, что в Карповку не поедет, но отправится вместе с Юлечкой в Уша­ково. Это, если вам известно, в противоположной стороне, по Зеленогорскому направлению. Там дача других ее родственников. Не понимаю, что заставило ее примчаться сюда.

— Еще один вопрос. Так уж по­лучилось, что Жанна сделала важное призна­ние. Она дала понять, не раскрывая подробностей, будто бы Эду­ард замешан в неких заказных убийствах. Вам что-нибудь известно об этом?

— Эдик? Заказные убийства? — изумилась Валентина Федоровна.

— Да, причем именно это обстоятельство стало истинной причиной их развода.

— Какой-то кошмар… — чуть слышно выдохнула Шестоперова.

— Вы, между прочим, сами заявили мне, что Жанна — ваша близкая подруга. Похоже, однако, что у нее были тайны от вас.

Шестоперова уже взяла себя в руки:

— Дмитрий Сергеевич, вы, наверное, за­метили, что Жанна не из тех особ, у кого душа нараспашку. При всей ее общительности, она очень скрытная личность. Не пойму, почему она доверилась вам? Ведь вы для нее — абсолютно чужой человек.

Полагаю, моя проницательная заказчица давно догадалась, что я переспал с ее подругой.

Но мне, честно говоря, не хотелось обсуждать с ней сейчас эту тему.

Поэтому я ответил обтекаемо:

— Не будем гадать. Возможно, положение столь серьезное, что она рада ухватиться за соломинку. Подождем ее возвращения и попробуем убедить ее довериться нам во всем.

— Не думаю, что Жанна создаст нам какие-то проблемы, — покачала головой Шестоперова. — Но нам, конечно, нужно дождаться ее возвращения, тут вы правы. Скажу вам так: Жанна, конечно, умничка, но… как бы и с ней не случилось беды!

— Ладно, разберемся. А сейчас поедем в ла­герь. Сюда вы приехали с одним из водителей, так?

— Да, с Виктором Асауловым, водителем Вздорина.

— Что он за человек, этот Вик­тор? Не из тех шоферов, кто любит подслушивать разговоры своих пассажиров?

— Излишним любопытством он не страдает. Но глаз у него приметливый.

— Что ж, значит, играть свои роли начнем прямо сейчас…

Деда Афанасия во дворе не было, он кол­довал над дальними грядками, и мы с Шестоперовой без задержки вышли на улицу.

У калитки стоял серебристый «Форд», за ру­лем которого скучал этакий мушкетер с великолепной шапкой пшеничных волос, эффект­но контрастирующих с черными ухоженными усиками. Крутой подбородок с ямочкой сви­детельствовал в пользу решительного характе­ра. Его светлая безрукавка была расстегнута на три верхние пуговицы, обнажая полоску заго­релой, мускулистой груди и висевший на тон­кой золотой цепочке амулет в виде знака Зо­диака — кажется, Козерога.

— Виктор, ты только посмотри, какого че­ловека я встретила у нашего дедушки! — воскликнула Шестоперова. — Это же Дмитрий Сергеевич, фактический спаситель господина Нектарова! Боже, какой сюрприз для всех наших!

Мушкетер аккуратно застегнул пуговицы на своей безрукавке, затем вылез из машины и пожал мне руку:

— Очень приятно! Про господина Нектарова я слышу раз двадцать на дню, а вот вживую не видал его ни разу. Но, наверное, хороший человек. Спасибо вам! — Он одарил меня лучезарной улыбкой. Как я и предполагал, парень имел спортивную фигуру, вот только ростом явно не дотягивал до гвардейского. Но не могло быть никаких сомнений, что у женского пола он пользуется немалым успехом.

— За что спасибо-то? — улыбнулся я, отве­чая на рукопожатие.

— Ну-у, хотя бы за то, что Валентина Фе­доровна повеселела немного… Кстати, вы на­шли свою косметичку, Валентина Федоровна?

— Да-да, все в порядке.

Мы устроились в салоне, и машина мягко трону­лась с места.

Проезжая через деревенскую площадь, дальняя сторона которой представляла собой зеленый пляж, полого спускающийся к реке, я невольно вспомнил вчерашнее предсказание Груздева. Ибо сейчас на пляже яблоку негде было упасть. Тут расположились не менее двух сотен отдыхающих. В деревне-то! За вычетом местных мальчишек, сей праздный контин­гент состоял, очевидно, большей частью из гос­тей Карповки, имевших в деревне родственников. Многие были с детьми и даже собаками, другие сидели компаниями — с пи­вом, клюквянкой и картами. Затеряться в этой массе было проще пареной репы.

7. «ДРУЖНАЯ» КОМПАНИЯ

Вид на лагерь открывался постепенно, по мере того как «Форд» огибал извилистую линию зарослей дикого шиповника.