Бесплатный фрагмент - Библиотекарь Хранители Руси. Том 3. Песнь Спящего Урала

«Библиотекарь

Хранители Руси»

Том 3: «Песнь Спящего Урала»

Пролог: Когда запели камни

Начало: «Горы не спят — они притворяются спящими, чтобы люди не заметили, как течёт время в их каменных жилах…»

Рассвет над Уралом всегда приходил с обманом. Горы притворялись спящими, пряча в складках скал шепот веков, а туман, словно вор, крался по ущельям, обвивая гранит петлями древнего пояса Велеса. Воздух пах мхом и пылью забытых легенд. Геологи разбили лагерь у подножия рудника «Кровь Семаргла» — места, где когда-то добывали пламя, а теперь остались лишь гниющие балки да ржавые рельсы, уходящие в черноту шахты.

— Слышите? — молодой геолог, Алексей, поднял голову. Его пальцы сжали кружку с кофе, пар от которой сливался с туманом. — Опять этот стук…

Из глубины шахты доносилось: Тук-ТУК… Тук-ТУК… — будто великан ковал меч в самом сердце горы. Старый проводник, дед Елисей, бросил окурок в костёр. Искры взметнулись вверх, осветив его лицо, изрезанное морщинами, как уральские реки картами.

— Ветер, — буркнул он, но сам прислушался. — Или Атлант монеты чеканит. Из тоски.

— Атлант? — фыркнул Алексей. — Сказки для детей.

Дед Елисей не ответил. Его взгляд упал на менгир у входа в шахту — каменную стелу с лицом, высеченным так искусно, что закрытые веки казались дрогнувшими от порыва ветра. Подножие камня было усыпано дарами: костями зайцев, сушёными грибами, лентами с выцветшими рунами. Проводник протянул руку, коснулся холодной поверхности… и вдруг отпрянул.

— Живой! — прошептал он, но тут же махнул рукой. — Бред. Камни не дышат.

Но горы усмехнулись в ответ. Где-то вдалеке, за спинами людей, тени от валунов сплелись в силуэт гиганта, раскинувшегося на склоне. А из трещины менгира, будто насмехаясь, выглянул обсидиановый ключ.

— Эй, смотрите! — Алексей тыкнул пальцем в стелу. — Кажется, у этого каменного лица… губы шевелятся?

— Ветер, — повторил дед Елисей, но спрятал за спину руку, пальцы которой одеревенели, будто превратились в камень.

А в это время глубоко под землёй, в пещере, где время текло как расплавленная сталь, каменный великан приоткрыл глаз. Всего на миг. Но этого хватило, чтобы первый луч солнца, пробившись сквозь туман, упал на табличку у шахты:

«Здесь добывали пламя. И забыли, как его укротить».

Горы снова усмехнулись. На этот раз громко.

Песня менгира: Менгир начинает насвистывать мелодию, от которой трескаются валуны. Его «губы» из лишайника шевелятся: «Руда в бороде Велеса, сталь в слезе Макоши… Кто разбудит кузнеца — тот услышит плач прошлого».

Ветер стих. Туман замер, будто прислушиваясь. И тогда менгир запел.

Сначала это был едва уловимый свист — будто кто-то наигрывал мелодию на краю сознания. Лишайник на «губах» каменного лика зашевелился, и из трещин поползли звуки, от которых задрожала земля.

— Чёрт! — Алексей вскочил, рассыпав кофе. — Это что, землетрясение?

Но дед Елисей стоял, словно вкопанный. Его лицо побелело. — Не земля… — прошептал он. — Это он.

Тук-ТУК. Тук-ТУК.

Стук из шахты слился с мелодией. Валуны вокруг менгира затрещали, как скорлупа, и поползли вниз по склону, оставляя за собой следы, похожие на гигантские пальцы.

— Руда в бороде Велеса… — заскрипел камень, и Алексей понял, что это голос. Не звук — вибрация, бьющая по рёбрам. — Сталь в слезе Макоши…

— Бежим! — закричал кто-то из команды, но ноги будто вросли в землю. Тепло, густое и тяжёлое, как расплавленный металл, поднималось из-под ботинок.

— Кто разбудит кузнеца… — менгир «вздохнул», и из трещины у его подножия вырвался рой светлячков. Их крылья, тонкие как слюда, отсвечивали радугой. Один сел на ладонь Алексея, и он увидел — внутри насекомого пульсировал огонёк, похожий на крошечное сердце.

— …Тот услышит плач прошлого, — закончил менгир, и последний валун раскололся пополам. В разломе, заполненном тьмой, что-то шевельнулось.

Дед Елисей упал на колени, сжимая окаменевшую руку. — Он проснулся… — его голос сорвался. — Атлант…

Светлячки взметнулись вверх, рисуя в воздухе контуры карты — горные хребты, реки из ртути, пещеру в форме сердца. Алексей потянулся к узору, но карта рассыпалась, превратившись в искры.

— Что это было? — прошептал он.

— Приглашение, — старик поднялся, и в его глазах горело что-то древнее, страшное. — Нам надо уходить. Сейчас.

Но было поздно. Из шахты вырвался гул — будто проснувшийся великан зевнул, втягивая в лёгкие весь воздух. А затем земля под ногами геологов ожила, закрутившись воронкой.

— Держись! — крикнул дед Елисей, хватая Алексея за рукав.

Но менгир уже молчал. Только его каменные губы, теперь приоткрытые, застыли в улыбке.

Появление Пряхи Без Лика: Вихрь из светлячков рассыпался, и тишина стала гуще. Даже ветер замер, будто боясь нарушить то, что должно было случиться. Алексей всё ещё сжимал рукав деда Елисея, когда тень отделилась от стенки шахты.

Она была не просто темной — она поглощала свет. Её края колыхались, как паутина на ветру, а вместо пальцев изгибались тонкие когти, сплетённые из теней и пыли.

— Стой! — крикнул Алексей, но голос его дрогнул.

Пряха Без Лика повернулась. Там, где должно было быть лицо, мерцала дымчатая дыра, словно порванная страница из книги. В её «руках» Алексей увидел лист пергамента, испещрённый письменами, которые плавились и перестраивались на глазах. Книга Всезнайки. Он помнил, как дед Елисей рассказывал о ней у костра — артефакт, в котором записаны все тайны мира.

— Не бойся… — прошелестела Пряха, и её голос звучал как скрип сотни паутинных нитей. — Я лишь заменю твои сны… на чужие.

Она махнула когтем, и страница превратилась в ключ — чёрный, с зубцами, напоминающими звериные клыки. Воздух над рудником завихрился. Руны, древние и острые, как обсидиановые лезвия, закружились воронкой, вырывая из земли камни.

— Что она делает?! — закричал дед Елисей, но его слова утонули в грохоте.

Портал рос, втягивая в себя свет, звуки, даже запах мха. В его центре, за пеленой вращающихся символов, виднелись очертания гор, которых не было на картах — остроконечных, как клыки, с реками из расплавленного серебра.

— Верни страницу! — Алексей бросился вперёд, но Пряха исчезла, рассыпавшись на тысячи чёрных мотыльков.

Ключ упал в портал, и в тот же миг из глубины шахты вырвался рёв. Земля содрогнулась, и каменная дверь с ревом захлопнулась, отрезая путь.

— Смотри! — дед Елисей указал на небо.

Над рудником, там, где секунду назад был портал, теперь висело облако. Не из пара или дыма — из букв. Словно кто-то вырвал страницу из книги и поджег её. Буквы медленно падали вниз, обжигая землю там, где касались.

— Это предупреждение… — прошептал старик. — Она открыла дверь. Теперь его не остановить.

Алексей поднял с земли обгоревший клочок пергамента. На нём осталась лишь одна фраза: «Город Молчаливых Кузнецов ждёт тех, кто осмелится слушать камни».

Где-то внизу, под их ногами, каменный великан засмеялся. На этот раз громко.

Пробуждение Атланта: Грохот разорвал ночь. Гигантский палец, грубый, как скала, вырвался из-под земли, поднимая в воздух валуны, будто песчинки. В ближайшем посёлке «Серый Камень» завыли собаки, а на крыльце дома №7 проснулся кот Борис. Он зевнул, облизнул лапу и неспешно направился к реке — рыбачить. Привычное дело.

— Землетрясение! — орал староста, выбегая на улицу в носках и подштанниках. — Все в укрытие!

Но Борису было плевать. Он уселся на берегу, поднял хвост трубой и замер, глядя на воду. Там, среди отражения звёзд, плыла форель.

А в это время у рудника земля вздыбилась. Каменная ладонь Атланта, покрытая мхом и трещинами, сжалась в кулак. Из разлома вырвалось облако — не пыль, а осколки. Искры забытых заклинаний, обломки рун, буквы из книг, которые сожгли тысячу лет назад. Они кружились, сливаясь в карту. Уральские хребты, реки, а в самом центре — метка: «Город Молчаливых Кузнецов», зачёркнутая кровавой чертой.

— Лови! — закричал дед Елисей, хватая Алексея за плечо. — Это наш шанс!

Но карта, сверкнув, рассыпалась. Один из осколков, похожий на серебряный лист, упал в реку. Борис взмахнул лапой — и выловил его, как форель.

— Мур-рр… — кот повертел артефакт в зубах. На карте светилась та самая метка. — Опять приключения?

Из-за гор донёсся рёв. Атлант поднимался, отряхиваясь от векового сна. Деревья падали, как травинки.

Борис вздохнул, закопал карту в песок (рядом с костями вчерашнего ужина) и ткнул носом в воду:

— Но рыбу сначала доем.

А форель, как на зло, выпрыгнула из реки прямо ему под лапу.

— Умная, — мотнул головой кот и вцепился в добычу.

Над горами, тем временем, взошла луна. Красная. Как раскалённое железо.

Часть 1: Дорога Живой Стали

Глава 1: Библиотека на колёсах

Начало пути

Василиса Петровна, библиотекарь в плаще, сшитом из старых карт, стояла перед библиотекой, чьи кирпичи давно забыли, что такое краска. Её посох — гусиное перо, выкраденное у самой Жар-птицы, — мерцал на закате, как застывший луч рассвета. На переплёте висели крошечные колокольчики, звеневшие от каждого шага: «Тише, читатель, идёт магия…». На связках пергаментов с заклинаниями были написаны фразы вроде «Тише, пыль!» и «Глава 5, не убегай!».

Кот Борис, полосатый хулиган с шерстью цвета осенней листвы, развалился на покосившейся крыше. В лапах он сжимал остатки форели, чья чешуя блестела на фоне ржавого флюгера в форме дракона. На его ошейнике болталась бирка с надписью «Читатель №0. Рыбу не кормить!». — Мур-рр… — протянул он, вылизывая лапу. — Ты уверена, что эта развалюха взлетит? А то я ещё рыбу не доел… вдруг крахмальные крылья отвалятся?

Библиотека, будто в ответ, скрипнула ставнями. Сквозь трещины в стенах виднелись стопки книг, которые шевелились, как пчёлы в улье. Над входом висела табличка: «Читай, пока не прочитали тебя» — последние буквы стёрлись, оставив намёк на угрозу.

— Книги летают лучше сов! — Василиса хлопнула в ладоши, и перо на её посохе вспыхнуло.

Стены задрожали, сбрасывая кирпичи, как змея — старую кожу. Крыша съехала вниз, превратившись в колесо повозки, а из фундамента выросли оглобли, обвитые цепями из библиотечных формуляров. Борис едва успел спрыгнуть, удерживая хвост от попадания в пасть «Войны и мира» — роман Толстого расправил страницы, став ажурными крыльями. Страницы переливались золотым и чернильным, местами видны пометки на полях: «Здесь Лев нервничал», «Надо бы добавить дракона».

— Р-р-р! — зашипел кот, цепляясь за повозку. — Тут даже подушки нет! А где моё место первого класса?

Крылья зашуршали, поднимая вихрь цитат: «Всё смешалось в доме Облонских…» — и библиотека рванула в небо, оставляя за собой след из букв «ё» и восклицательных знаков.

Команда собирается

Андрей, парень в кедах с нарисованными единорогами, прижал к груди гитару, обклеенную наклейками «Хогвартс — это круто!». Его рюкзак, из которого торчали углы комиксов и пачка чипсов «Великий Гэтсби», дёргался, будто внутри дрался Годзилла с Моби Диком. Он тыкал в пожелтевшую карту, где вместо гор красовались надписи: «Здесь водятся спойлеры». — А я? — спросил он, поправляя очки, заклеенные скотчем. — Я просто хотел взять «Гарри Поттера»… Ну, и может, печенье из буфета…

Василиса, не отрываясь от посоха, из которого теперь сыпались ноты (видимо, библиотека решила стать ещё и оперой), швырнула ему медный компас. Стрелка, сделанная из скрепки, яростно крутилась, пока не застыла на слове «Приключения», выгравированном вместо севера. — Ты теперь навигатор! — сказала она, и компас вдруг заговорил голосом аудиогида: «Следующая остановка — хаос. Пожалуйста, не кормите драконов».

В этот момент дверь, которая уже наполовину превратилась в колесо, с грохотом распахнулась. Ввалился Игорь, зельевар в халате, покрытом пятнами неизвестного происхождения. В руках он нёс котёл, где булькала фиолетовая жижа с ушами (точно — ушами), а за ним волочился шлейф запаха, напоминающего смесь бензина и мармелада. — Кто жрёт мои маринованные глаза тритона?! — заорал он, тыча ложкой в сторону Бориса. — Я их месяц в рассоле из лунных слёз выдерживал!

Кот, сидевший теперь на ящике с надписью «Хрупкое! Сардины внутри!», невинно облизнулся: — Мур… Это был акт самозащиты. Твой котёл пялился на меня.

Андрей, тем временем, тыкал пальцем в компас, который начал проигрывать мелодию из «Пиратов Карибского». Из его рюкзака выпал комикс — на обложке Гарри Поттер убегал от библиотекаря с посохом. — Э-э… — пробормотал он, подбирая комикс. — А что делать, если «Приключения» указывают в туалет?

Василиса взмахнула пером — и карта вдруг ожила, превратив «спойлеры» в стаю бумажных журавликов. — Значит, там нас ждёт сантехник-тролль, — сказала она, а Борис уже карабкался на котёл, чтобы проверить, не осталось ли там глаз тритона.

Технические проблемы

Баба-яга, в очках с линзами, увеличивающими глаза до размера блюдец, яростно стучала когтями по клавиатуре ноутбука «Кощей-3000». На корпусе красовалась наклейка: «Моя другая избушка — Tesla Model X». Экран мигал руническими ошибками: «404: Ступа не найдена». — Опять руны не сходятся! — завопила она, швыряя мышку в печь, где та превратилась в летучую мышь. — Пароль: «Избушка, повернись!», а эта железная дура требует двухфакторную аутентификацию через дымовую сигнализацию!

Библиотека, зависшая в воздухе, дёрнулась, как пьяный дракон. С полок посыпались книги, кричащие: «Ай, мой корешок!» и «Кто выключил свет?!». Марья Ивановна, бывшая учительница магии в платье, усыпанном звёздами-стикерами, ухватилась за перила, но её чемодан с надписью «Осторожно! Алгебра кусается!» распахнулся. Оттуда выскочил учебник «Алгебра 7 класс», метнувшийся к иллюминатору. — Успокойтесь, «Алгебра»! — крикнула Марья, пытаясь поймать его за уголки. — Сейчас всё объясню! Икс равен игрек плюс паника!

Игорь, сидевший на полу с котлом, где теперь варилось нечто зелёное и пузырчатое, поднял голову: — Яга! Может, попробуешь пароль «Чёрт-те-что»? — Молчи, зельевар! — рявкнула Яга, тыкая в трекпад. — Тут даже домовой техподдержки нет!

Внезапно из колонок ноутбука вырвался дым в форме смс-кода. Баба-яга, фыркнув, дунула на него — дым сложился в цифры «313», но библиотека вместо поворота закрутилась волчком. — Всё! — взревела Яга, хватая помело. — Щас как дам по серверу…

Марья, наконец схватившая учебник, прижала его к груди: — Дети, кто подскажет, как решить уравнение с тремя неизвестными и одним нервным срывом? — Мур… — Борис высунулся из-под кресла, жуя провод от зарядки. — Ответ — рыба. Всегда рыба.

Андрей, тыча в компас, заиграл на гитаре аккорд, от которого дымовый код рассыпался. Библиотека с рёвом рухнула на облако, а Василиса, влетая в зал с посохом-гитарой, крикнула: — Перезагрузка через Ctrl+Alt+Дух!

Чемодан Марьи захлопнулся, запирая внутри вопль: «Вы всё делаете не по учебнику!».

Первое препятствие

Крылья повозки, сотканные из страниц «Войны и мира», зацепили пухлое облако, которое тут же обнажило ряды острых букв вместо капель. Оно урчало, как опечатка в энциклопедии, а его глаза — два гигантских восклицательных знака — сверкали алчностью. — Он пожирает глаголы! — закричала Василиса, хватая посох. — Если исчезнет «прыгнул» и «закричал», Пьер Безухов застрянет в углу страницы навечно!

Облако-буквоед, шипя, впилось в крыло. Строки «Евгения Онегина» начали таять, оставляя дыры, сквозь которые было видно небо: «Мой дядя самых честных _______, когда не в шутку _______…»

Игорь, выхватив из котла склянку с жидкостью цвета ночной паники, вылил её в пасть тучке: — На, полакомься зельем обратного отсчёта!
Облако взорвалось фиолетовым грохотом, превратившись в ливень из чернил. Капли падали на повозку, рисуя на досках автографы: «Здесь был Игорь» и «Сдайте ЕГЭ по алхимии!».

Андрей, стоя на крыше, ударил по струнам гитары. Аккорд вырвался алым заревом, вырезав в воздухе ноты, которые обернулись словами: «Ты — мой кошмарный рифф!». — Этот куплет — для тебя, пожиратель букв! — крикнул он, а из его рюкзака вылетели комиксы, хлопающие страницами, как крыльями.

Борис, прижав уши, сидел в углу, облизывая лапу, испачканную чернилами: — Мур-рр… А я чайник не выключил… — проворчал он, глядя, как чернильный дождь заливает его хвост. — Теперь придётся кипятить воду с привкусом трагедии. Спасибо, Игорь!

Марья Ивановна, прикрывая чемодан зонтиком из учебника геометрии, пыталась стереть чернила с платья: — Кто-нибудь, найдите деепричастие «спасая»! Оно только что улетело в ту самую дыру!

Василиса, тем временем, тыкала посохом в облачные останки. Перо на его конце выдыхало золотую пыль, которая латала пробелы в «Онегине»: — «Занемог»… «Приказал»… Вот так, Пушкин, держись!

Повозка рванула вперёд, оставляя за собой радугу из восстановленных строф. Борис, высунувшись за борт, крикнул в пустоту: — Эй, облако! Если вернёшь глагол «спать», я тебе рыбу дам!

Но вместо ответа ветер принёс лишь эхо: «…елки-палки… рамсы-бамсы…» — будто кто-то в небесах играл в буриме с обрывками слов.

Тайная миссия Бориса

Борис, поджав хвост, крался по узкому коридору, где вместо фонарей висели светлячки в банках с этикетками «Аварийный запас поэзии». Его тень, удлиняясь, цеплялась за бочки с надписями: «Солёные озёра» и «Ветер в ивовых корзинах — не открывать!». В трюме пахло ржавчиной и корицей, а где-то в темноте тикал невидимый метроном, словно библиотека превратилась в бомбу из старых газет.

— Мур-мяу… — пробормотал кот, уворачиваясь от паутины, сплетённой из строк детских стишков. «Вот какой рассеянный…» — шептали нити, цепляясь за его ошейник.

На полке, между «Справочником по коварным рифмам» и банкой лунного мёда, лежал мешок из серебристой ткани. На нём красовалась вышивка: «Эльфийские крошки. Хранить вдали от котов, ослов и риторических вопросов». Борис, фыркнув, впился когтями в шов: — Глупые эльфы… Кто кладёт печенье в стихи про любовь?

Из угла внезапно зашипело радио «Сова-радио», залитое вареньем из сигналов. Голос ворона Карла, хриплый, как скрип несмазанной двери, заполнил трюм: — Кар-р-р! Ты где шляешься, полосатый мешок с лапами? Мыши обиделись! Говорят, ты проиграл их сыр в покер, а теперь прячешься, как трусливый гном!

Борис дёрнулся, едва не уронив мешок. Крошки, рассыпавшись, засветились голубым — видимо, эльфы добавили в тесто звёздную пыль. — Молчи, пернатый стукач! — зашипел кот, засовывая печенье за ошейник, где уже торчала записка: «На ужин: рыба, мечты, месть». — Это… стратегический запас! Если Василиса снова начнёт читать лекции о Достоевском, нам понадобится сахарный бунт!

— Кар-р! Стратегический? — Карл закудахтал, словно несушка, нашедшая философский камень. — А мышиный сыр — это тактический, да? Они требуют реванш! Говорят, научили крысу блефовать…

Внезапно из темноты вынырнула тень — Марьина «Алгебра 7 класс», привлечённая голосами. Учебник, щёлкая страницами, как клешнями, пополз к Борису. — Р-р-р! — кот швырнул в него эльфийской крошкой. Печенье, ударившись об обложку, взорвалось фейерверком из цифр: «2+2=рыба».

— Вот видишь! — прошипел Борис, хватая мешок. — Даже уравнения на моей стороне!

Радио замолчало, но через секунду эфир заполнил странный шум — будто Карл клевал микрофон, смеясь. Борис, фыркнув, выключил его хвостом: — Лучше бы подсказал, как отсюда выбраться…

Он попятился к люку, но наступил на «Справочник по коварным рифмам». Книга захлопнулась, зажав ему хвост: — Мя-я-яу! Опять эти рифмы-ловушки!

Сверху донёсся голос Василисы: — Борис! Ты не видел, куда делись эльфийские крошки? Они нужны для бартера с русалками!

Кот, вырвав хвост, шмыгнул в вентиляцию, оставив на полу крошку с надписью: «Кот был здесь. Ищите в рифмах».

Ночной перелёт

Луна, словно застрявшая в ветвях спящего леса пуговица, освещала путь повозки, чьи крылья из страниц теперь шелестели тише. Колокольчики на переплёте звякали вполголоса: «Спокойной ночи, спойлеры…». Внизу, среди деревьев, мерцали огоньки — то ли светлячки, то ли глаза лесных духов, игравших в прятки с тенями.

Марья Ивановна, укутанная в шаль из нотных листов, сидела у борта. В руках она держала глобус, где вместо океанов были чернильные пятна. — Андрей, ты слышал о Городе Молчаливых Кузнецов? — спросила она, вращая глобус так, что материки сложились в слово «Тссс…». — Нет… Это типа как Хогвартс, только с наковальнями? — парень оторвался от компаса, который теперь показывал «Страх» и «Печенье».

Марья улыбнулась, поправляя очки, запотевшие от лунного света: — Там куют тишину. Не просто тишину — а ту, что лежит между «до» и «после». Каждый звон молота — это украденный звук: крик новорождённого, скрип двери в пустом доме, шепот предателя… — И если её разбить? — Андрей приглушил гитару, на которой теперь спал бумажный соловей. — Услышишь то, о чём молчат даже камни, — Марья провела пальцем по глобусу, и он заискрился. — Говорят, там хранится первый вопль Вселенной…

Борис, притаившийся за бочкой с надписью «Ветер. Не открывать!», высунул морду. Его усы дёргались в такт запаху ванили, исходившему из кармана Марьиного платья. — Мур-рр… Идеальная ночь для стратегического пополнения запасов, — прошептал он, вытягивая когтистую лапу.

Внезапно повозка дрогнула — снизу, из леса, донёсся вой, похожий на скрип несмазанных звёзд. Василиса, стоявшая у штурвала из раскрытой книги, обернулась: — Игорь! Прекрати варить эликсир из лунного света! Ты пугаешь сов! — Это не я! — зельевар высунулся из люка, держа в руках дымящуюся пробирку. — Это твой штурвал кричит! Он же из «Преступления и наказания» — там все герои вечно стонут!

Борис, тем временем, утащил мешочек с печеньем, оставив вместо него фальшивку — комок шерсти с запиской «Это не то, что вы подумали». — Мяу-ха-ха… — захихикал он, пряча добычу под ящиком с «Сардинами для экстренных аплодисментов».

Андрей, глядя на компас, который теперь показывал «Тайна», спросил: — А что будет, если эти кузнецы узнают, что мы летим к ним? — Надеюсь, они подковят нашу тишину, — вздохнула Марья, не заметив, как Борис жуёт печенье с начинкой из лунного света. Хруст раздавался так громко, что внизу проснулась сова и зашипела: «Кто тут ест метафоры?».

Повозка пролетела над озером, где лунная дорожка свернулась в клубок. Борис, облизывая лапы, пробормотал: — Если тишину разбить… Может, услышим, как рыба смеётся?

А из леса, в ответ, донёсся звон — будто где-то в темноте кузнец выковал первую ноту тишины.

Атака книжных воронов

Стая воронов, чьи перья были сложены из пожелтевших газетных полос, обрушилась на повозку. Их клювы, вырезанные из заголовков «Сенсация! Ведьма вышла замуж за тролля!» и «ШОК: Река Волга сбежала в океан!», щёлкали, как ножницы цензуры. Глаза птиц — чёрные точки над восклицательными знаками — сверкали жаждой скандала.

— Андрей, играй громче! — закричала Василиса, размахивая посохом, из которого вырывались аккорды-молнии. — Их привлекают тихие драмы! — А если я сыграю «Бой с тенью»? — Андрей рванул струны, и гитара выплюнула звуковую волну, сбившую трёх воронов. Они, падая, кричали обрывками фраз: «…измена… под ковром…» и «…секретные ингредиенты…».

Игорь, вынырнув из люка с флаконом, где бурлила жидкость цвета паники, швырнул его в самую гущу стаи: — Ловите, пернатые папарацци! Зелье страха с ароматом провала!
Флакон разбился, и фиолетовый дым обволок воронов. Те, начитавшись сплетен из собственных клювов, закаркали в ужасе: — СКАНДАЛ! ИНТРИГИ! РАССЛЕДОВАНИЯ! — и бросились врассыпную, роняя перья-газеты с опровержениями: «Нет, мы не видели, как кот ел печенье!».

Борис, высунувшись из-под ящика с сардинами, фыркнул: — Мур-рр… А я предлагал накормить их фейковыми новостями. «Василиса тайно коллекционирует носки» — и они бы сдулись от восторга! — Молчи, хвостатый провокатор! — Василиса наступила на газетный лист с заголовком «Библиотекарь-оборотень! Эксклюзив!», который тут же свернулся в бумажный самолёт и улетел в ночь.

Марья Ивановна, прижимая к груди учебник алгебры, который дрожал, как осиновый лист, крикнула: — Игорь! Твоё зелье попало на задачу №5! Теперь она боится собственного решения! — Пусть привыкает, — хмыкнул зельевар, — жизнь — это сплошной страх перед неизвестным. Икс, игрек, зет — все они трусы!

Андрей, сорвав струну, создал звуковой барьер, отшвырнувший последних воронов. Одна из птиц, улетая, выкрикнула: — ВНИМАНИЕ! В повозке скрывается… — но замолчала, наткнувшись на невидимую точку.

— Что она хотела сказать? — спросил Андрей, подбирая обрывок газеты с текстом: «…кот управляет миром…». — Ничего! — Борис вскочил на борт, случайно смахнув в пропасть перо с надписью «Компромат». — Просто желтая пресса. Давайте лучше есть печенье, пока его не конфисковали ради «высокой миссии».

Повозка, тряхнув крыльями, ускорилась, оставляя за собой шлейф из порванных заголовков. Где-то внизу, в лесу, местная газета «Ёж-вестник» уже готовила материал: «Таинственные небесные гости украли все восклицательные знаки!».

Тайник Бабы-яги

Баба-яга, в очках с синим светофильтром «от проклятий», щёлкнула костяным пальцем по воздуху. Пространство треснуло, как экран смартфона, и раскрылось в портал, где избушка на курьих ножках танцевала на фоне логотипа Google. Ноги избушки были обуты в кеды с крылышками, а на ставнях мигали надписи: «404 — Избушка в движении. Попробуйте позже».

— Нужен артефакт! — прошипела Яга, тыкая в виртуальную клавиатуру, где вместо букв были руны и эмодзи-черепа. — Где-то тут у меня «Карта_Молчащих_Кузнецов»… Не в «Корзине» ли?

Андрей, заглянув в портал, ахнул: среди папок с названиями «Заклинания (Старые)», «Черновики_Проклятий» и «Фото_С_Шабаша_2023» плавали файлы:

Рецепт молодильных яблок.docx (последнее изменение: «500 лет назад»);

Проклятия_финальная_версия. zip (с комментарием: «Не открывать! Самораспаковывающийся вирус!»);

Смета_на_ремонт_ступа. xlsx («Срочно! Перед аудитом министерства магии!»).

— О, смотрите! — Андрей ткнул в файл «Карта_Молчащих_Кузнецов.jpg», но экран забрызгал его пикселями, выдав ошибку: «Доступ запрещён. Требуются подписи трёх богов: IT, Тьмы и Сарказма».

— Чтоб тебя кодировкой зашифровало! — Яга швырнула в портал мышку-летучую мышь. — Я же ставила пароль «Чёрт_подери»!

Игорь, заглянув через плечо, фыркнул: — Может, боги требуют автографы? Вот, держи мою подпись на зелье от похмелья. — Твои каракули даже демоны не разберут! — огрызнулась Яга, выдергивая из USB-порта старую берёзовую ветку.

Василиса, примагнитившись к экрану посохом, прочитала: — Подписи трёх богов… IT — это, наверное, бог Кодоборг. Тьмы — ну, очевидно, Чернобог. А Сарказма… — Это я! — Борис вылез из-под трона Яги, облизывая лапу с татуировкой «Ctrl+Alt+Delicious». — Я бог сарказма, рыбных крошек и утреннего раздражения. Дайте мне клавиатуру.

Он прыгнул на виртуальную клавиатуру и набрал лапами: «Пароль — глупость. Подтверждаю. Борис.». Экран дрогнул, но ошибка сменилась на: «2/3. Требуется подпись Тьмы».

— Чернобог! — крикнула Яга, хлопая в ладоши. Из портала выпал чёрный котёл, из которого выползла тень с роутером вместо головы. — Старый друг! Распишись тут, а?

Тень провела когтем по экрану, оставив след из glitch-артефактов. Надпись замигала: «3/3. Сарказм принят. Доступ открыт».

— Ура! — Андрей потянулся к файлу, но карта вдруг ожила и выстрелила в него голограммой с надписью: «Обновление карты доступно за 299 лет жизни».

— Вот и артефакт! — Яга, схватив карту, сунула её в котёл. — А обновление пусть сами кузнецы качают. У них Wi-Fi из эха.

Борис, тем временем, нашёл в облаке папку «Секретно» с видео: «Как я обогнала Tesla на ступе.mp4». — Мяу-ха-ха! Василиса, глянь, Яга на скорости 404 км/ч! — УДАЛИ ЭТО! — взревела Яга, и портал захлопнулся, оставив в воздухе запах сервера и старой магии.

Бунт учебников

Повозка дрожала, как лист в урагане формул. Учебники вырвались из чемодана Марьи Ивановны, устроив баррикады из обложек. «Физика 9 класс», размахивая интегралами как мечами, кричал: «Долой тиранию Ньютона! Да здравствует хаос!» Рядом «Основы магии» метали огненные шары, выжигая на полу руны: «E = mc², но магия = ∞!»

— F = ma! Это закон! — Марья Ивановна, прикрываясь зонтиком-транспортиром, пыталась образумить мятежников. — Сила равна массе на ускорение, а не на ваши капризы!

— А мы — исключение! — взревела «Квантовая механика», выстрелив в потолок формулой неопределённости. Буквы Ψ и Δx разлетелись, превратив люстру в облако вероятностей. — Здесь котик и в ящике, и в повозке одновременно! Докажи обратно!

Игорь, прячась за перевёрнутым столом, выливал на пол зелье стабилизации: — Марья, они же квантовые! Им плевать на твою логику! — Не помогаешь — так хоть молчи! — Марья швырнула в бунтарей циркуль, который застрял в обложке «Волшебной термодинамики». Та зашипела: «Энтропия победит!»

Андрей, натянув гитару до предела, ударил по струнам, создав звуковую волну: — Этот рифф — тебе, Шрёдингер!
Ноты врезались в учебники, но «Основы магии» отразили их заклинанием: «Adagio от скуки!» Гитара внезапно замедлилась, играя в ритме капающей воды.

— Василиса, сделай что-нибудь! — закричал Андрей, чьи пальцы теперь двигались, как в сиропе. — Пытаюсь! — колдунья рисовала в воздухе руны, но «Физика» выстрелила в неё законом сохранения энергии. Заклинание отскочило и попало в Бориса, мирно жующего бутерброд.

— Мур-рр… Меня только что превратили в уравнение? — кот посмотрел на лапу, где теперь светилось «x (t) = vt + x₀». — Ну, ясно. Время действовать по-кошачьи.

Он нырнул в сумку Игоря и вытащил банку сметаны с этикеткой «Экстренный запас. Не встряхивать!». — Борис, это не время для перекуса! — закричала Василиса, но кот уже залез на шкаф с учебниками.

— Всем стоять! У нас тут… — он дёрнул крышку, — сметанный переворот!

Банка грохнулась в центр бунта, и густая белая волна накрыла учебники. Формулы начали расплываться, интегралы превратились в каракули, а огненные руны зашипели и погасли. «Квантовая механика», пытаясь стряхнуть сметану, завопила: — Это нечестно! Ты нарушил принцип суперпозиции! — Нет, я добавил соус в ваши сухие теории, — проворчал Борис, облизывая лапу.

Марья Ивановна, вытирая сметану с очков, подняла уцелевший учебник: — Вот видите? Даже бунт требует соблюдения закона тяготения. И сметаны.

«Основы магии», залитые белым, сдались: — Ладно… Но в следующий раз мы возьмём с собой учебник по химии!

Повозка, пахнущая теперь кисломолочным апокалипсисом, двинулась дальше. Борис же, оставив на полу следы в виде «x₀», ворчал: — И кто теперь будет отмывать мою теоретическую массу?

Прибытие к руинам

Повозка приземлилась с тихим стоном, будто земля здесь была набита ватой из забытых слов. Каменные ворота, покрытые мхом-шифром, возвышались над ними. Надпись «Здесь начинается тишина» была высечена так, будто её выдохнул кто-то, кто боялся собственных мыслей. Каждая буква светилась лунным бледным светом, как экран заблокированного телефона.

— Готовы? — Василиса сжала посох, на котором теперь висела табличка «Не будить!». Её тень, удлиняясь, тянулась к воротам, словно пыталась проскользнуть внутрь первой.

Игорь, вылезая из повозки, споткнулся о камень с гравировкой «Тишина в процессе загрузки…». — Готовы? — передразнил он. — Да я до сих пор сметану из ушей выковыриваю! Кто знает, что там куют — может, тишину, а может, оправдания для лентяев.

Борис, облизывая ус, с которого капала сметана, фыркнул: — Только чур, я сплю в повозке. А то опять сон приснится, где я — мышь… — он дрогнул, вспомнив. — И меня преследует учебник алгебры с вилкой!

— Мышь? — Андрей усмехнулся, поправляя гитару за спиной. — Ты бы хоть в кошмарах был героем. Мне раз приснилось, что я аккорд, который никто не может сыграть.

Марья Ивановна, присев у ворот, провела рукой по трещине в камне: — Тишина здесь не пустота… Она как уравнение с тысячью неизвестных. — И без ответов, — добавила Василиса, тыча посохом в воздух. — Слушайте.

Из-за ворот, сквозь каменные щели, донёсся звон — будто молот бил не по наковальне, а по саундтреку вселенной. Каждый удар заставлял вибрировать кости, но не оставлял эха.

— Кар-р-р! — на плечо Бориса приземлился ворон Карл, держа в клюве газету «Тихий вестник». — Свежие сплетни! Кузнецы подковали тишину, и теперь она хромает на левую ноту!

— Иди в лес, пернатый диктофон, — Борис стряхнул его, но ворон успел оставить на его спине кляксу-заголовок: «Кот-предатель спит с врагом!».

Василиса шагнула к воротам, и они, скрипя, приоткрылись на миллиметр. Оттуда хлынул ветер, пахнущий старыми библиотеками и страхом перед чистым листом.

— Смотрите! — Андрей указал на землю. Там, в пыли, отпечатались следы: босые ноги, обведённые скобками, словно цитата из невидимой книги.

— Они здесь… — прошептала Марья. — Кузнецы. Они куют тишину из наших невысказанных слов.

Борис, залезая обратно в повозку, высунул голову: — Если уснёте — разбудите меня. И… если увидите учебник алгебры с вилкой — бегите.

Повозка, скрипя, двинулась вперёд, а звон молота участился, словно торопил: «Скорее, а то тишина закончится!». Где-то в темноте кто-то прошептал: «Слова — это шум…», но ветер унёс их в никуда.

Глава 2: Станция, где время спит

Ворота в никуда

Повозка опустилась на ржавые рельсы, которые уходили в туман, словно змеи, решившие исчезнуть навсегда. Воздух пах железом и забвением. Над перроном висела табличка, обвитая плющом-паразитом: «Станция Вечность». Буквы, едва различимые, будто стыдились собственного названия.

— Здесь время… спит, — Марья Ивановна провела пальцем по часам на перроне. Стрелки замерли на 23:59, а стекло было покрыто трещинами, как карта забытых дедлайнов. — Или ждёт, когда его попросят двигаться тише.

Игорь, спрыгнув с повозки, пнул ржавый колокол у входа. Тот издал звук, похожий на зевок: — Эй, тут хоть билеты проверяют? Или мы уже все в списке «опоздавших навсегда»?

Борис, усевшись на чемодан с этикеткой «Хрупкое: сны и иллюзии», тыкал лапой в паутину, свисавшую с фонаря. В ней застыли мухи-тени. — Мур-рр… И пауки тут скучные. Даже мух не ловят. Сидят, философствуют: «А есть ли смысл в сети, если время остановилось?» — он фыркнул, и паутина задрожала, выпустив в воздух пыльцу старых секунд.

Василиса подошла к рельсам и наступила на монетку, приваренную к шпале. На ней было выгравировано: «Год:? Надежда: 0». — Смотрите, рельсы… Они же ведут в никуда, — она махнула посохом, и туман ненадолго расступился, показав бесконечные пути, петляющие в спираль. — Или в «никуда» — это и есть пункт назначения?

Андрей тронул гитарную струну, но звук замер, не долетев до октавы. — Тут даже музыка не играет. Только… тикает в голове. — Это не тиканье, — Марья приложила ухо к часам. — Это время скребётся, пытаясь выбраться. Как жук в банке.

Из тумана донёсся гул — будто поезд, которого нет, пронёсся мимо, сдув пыль с их лиц. Борис вздрогнул: — Мяу! Это что, призрак расписания? — Нет, — Василиса подняла с земли обрывок билета. На нём было написано: «Отправление: никогда. Прибытие: нигде. Вагон: между реальностью и сном». — Это напоминание. Кто-то так и не решился уехать.

Игорь, тем временем, пытался открыть дверь станционного дома, заваленную камнями. — Эй, внутри кто-то есть? — он постучал зельем взрыва, но в ответ лишь упала табличка: «Закрыто на вечную уборку».

— Может, нам тоже стоит остаться? — Андрей сел на скамейку, которая тут же проросла в него корнями тоски. — Всё равно куда идти…

— Вставай! — Марья дёрнула его за рукав. — Если просидишь здесь минуту, пройдёт вечность. Или наоборот.

Борис, тем временем, нашёл под скамейкой газету «Вечные новости»: — Слушайте! «Вчера на станции Вечность ничего не произошло. И завтра не произойдёт. Подробности — никогда». Воу, даже кроссворд тут не разгадать. Все слова — «никогда», «ничто»…

Василиса взяла компас, стрелка которого бешено крутилась, словно искала выход из лабиринта. — Дальше. Пока мы не стали частью этого… безвременья.

Повозка, скрипя, тронулась вдоль рельс, оставляя за собой следы, которые туман тут же пожирал. Борис, глядя на исчезающую станцию, пробормотал: — Интересно, пауки здесь плетут сети из вечности… или просто грустят?

А часы на перроне, всё так же показывая 23:59, вдруг проронили ржавую слезу. Возможно, это была первая минута, которая так и не наступила.

Поезд-призрак

Туман сгустился в молочную стену, из которой с тихим свистом выплыл локомотив. Его корпус мерцал, как плёнка старой киноленты, а колёса крутились вспять, высекая искры из несуществующих рельс. В прозрачных вагонах мелькали силуэты: дама в кринолине, читающая книгу с пустыми страницами, мальчик с воздушным змеем из газетных заголовков 1917 года, старуха, вяжущая шарф из сумерек.

— Билеты! — прошипел кондуктор, выдвинувшись из двери, как нож из ножен. Его лицо, слепленное из пепла и пыли архивов, осыпалось при каждом движении. Рука-кость протянулась к Андрею, держа дырявый компостер, который вместо «чик!» издавал вздох.

Андрей, копаясь в карманах, вытащил потрёпанный комикс: — У меня только «Человек-паук» №317… — он сунул его в костяные пальцы. — Там сюжет про путешествия во времени. Может, засчитаете?

Кондуктор, наклонив голову (пепел посыпался на ботинки Игоря), уставился на обложку, где паук плел паутину между небоскрёбами. — «С великой силой… — пробурчал призрак, и в его глазницах вспыхнули искры ностальгии, — приходит великий проездной». Принято.

— Серьёзно? — фыркнул Борис, забираясь на чемодан. — А если бы он дал тебе «Утиные истории», мы бы все превратились в утко-призраков?

— Молчи, хвостатый безбилетник, — кондуктор махнул рукой, и дверь вагона открылась с звуком рвущейся пергаментной печати. — Вагон 13. Места для… — он покосился на Василису, чей посох светился угрожающе, — неспящих.

Марья Ивановна, разглядывая пассажиров, ахнула: — Смотрите! Этот мужчина в цилиндре… Он же из учебника истории! «Революционер-невидимка»! — Не тычьте пальцем, — прошептала Василиса, — они могут проснуться. Или потребовать автограф.

Игорь, проходя мимо дамы в кринолине, спросил: — Эй, а у вас тут буфет есть? Хочу чаю с бессмертием. — Буфет… — дама повернула голову, и её лицо распалось на пиксели, — в вагоне №0. Но туда нет возврата.

Андрей, устроившись на сиденье из облачного дыма, спросил кондуктора: — А куда мы едем? — Билет говорит: «Куда угодно». Но вы же взяли его в библиотеке… — призрак рассыпался в смехе, похожем на кашель, и поплыл дальше, проверяя билеты у теней.

Борис, устроившись на багажной полке, ворчал: — Мяу-фантастика. Даже тут коты — второсортные пассажиры. — Ты бы лучше следил за хвостом, — Василиса указала на окно, где за стеклом мелькали пейзажи: то горы из книжных корешков, то реки с чернильными водами. — Если высунешься, тебя сотрёт в черновик.

Поезд дёрнулся, и все пассажиры на миг стали прозрачными. Марья Ивановна, глядя на свои руки, прошептала: — Интересно, мы теперь тоже призраки? — Нет, — Игорь достал зелье с надписью «Реальность. Встряхнуть перед употреблением». — Просто реальность тут… разбавленная.

Локомотив завыл, въезжая в туннель, стены которого были усеяны глазами спящих. Борис, прижав уши, прошипел: — Надеюсь, это не экзаменационная система! Там все глаза следят за нами…

Когда поезд вынырнул из туннеля, в проходе стоял кондуктор, держа в руке Андреев комикс: — Следующая остановка… — он разорвал страницу, и паук из комикса пополз по полу, — «Паутина судьбы». Готовьтесь к прибытию… или нет.

Василиса сжала посох. Где-то впереди, сквозь туман, замигал красный свет — глаз гигантского паука, сплетённого из времён.

Проклятый багаж

Багажный вагон походил на музей заброшенных судеб. Чемоданы, покрытые пылью времён, громоздились до потолка: кожаный саквояж с биркой «1917. Не вскрывать: революция внутри», солдатский рюкзак, проросший колючей проволокой («1941. Осторожно: крики»), и розовый чемоданчик с наклейкой «1999. Y2K. Нести в ручную кладь — конец света». Воздух гудел, как рация, потерявшая сигнал.

— Смотрите, тут даже багаж ностальгирует! — Игорь поддел тростью замок на чемодане 1917 года. Ржавая застёжка вздохнула, и из щели вырвался вихрь — не ветра, а шёпота. Голоса на десятке языков зашептали: «Не уезжай…», «Прости…», «Кто я?».

— Это чужие воспоминания… — Марья Ивановна, прикрыв лицо платком, подняла выпавшую из чемодана фотографию. На пожелтевшем снимке она стояла в платье императрицы, а за спиной у неё пылал Зимний дворец. — Подделка! — фыркнула она, но дрожащие пальцы спрятали фото в карман. — Я в 1917 году училась в гимназии, а не носила короны!

Борис, залезший на чемодан 1999 года, тыкал лапой в его бока: — Мур-рр… Здесь что-то пищит. То ли дискета, то ли душа техно-дискотеки. — Не трогай! — Василиса оттянула его за хвост. — В 1999 все боялись, что компьютеры взбунтуются. Может, они и правда здесь заперты…

Андрей, тем временем, открыл рюкзак 1941-го. Оттуда выпала гармонь, обмотанная колючей проволокой. Струны завыли сиреной, а на полу проступили тени — силуэты солдат, шагающих в никуда. — Закрой! — Марья Ивановна ударила крышку рюкзака учебником истории. — Эти воспоминания… они как открытые раны. Не дай им затянуться на нас!

Игорь, однако, уже копался в чемодане 1999-го. Оттуда вылетел диск «Windows 98» с надписью «Последний смех» и голограмма таракана-киборга. — О, смотрите! — он поднял пейджер с сообщением: «31.12.1999, 23:59: ВСЁ ПРОПАЛО. ШАМПАНСКОЕ НЕ ОТКРЫВАТЬ». — Василиса, может, выпьем за апокалипсис, который не случился?

— Лучше выпей зелья от любопытства, — огрызнулась она, разглядывая карту из чемодана 1917-го. На ней был крест над Петроградом и пометка: «Бежать. Но куда? Время кончилось».

Вдруг чемодан 1941-го затрясся, и из него выполз дневник с обожжёнными страницами. Борис, прочитав вслух, замер: — «Сегодня видел ангела. У него были крылья из колючей проволоки…» — Не читай! — Марья вырвала дневник, но слова уже висели в воздухе, как дым после бомбёжки.

Андрей поднял с пола зеркальце из розового чемоданчика. В нём отражался не он, а девушка в плаще цвета Y2K-паники, кричащая в никуда: — «Меня стёрли! Сохрани хотя бы…» — голос оборвался, и стекло треснуло.

— Здесь всё — эхо, — прошептала Василиса, закрывая чемоданы. — Чужие страхи, чужие потери… Они ищут новых хозяев.

Игорь, однако, ухмыльнулся, доставая из кармана зелье с этикеткой «Амнезия. 100% натуральная»: — Может, подменим их воспоминания? Вот, например, всыплем в 1917-й год щепотку мемов с котиками… — Прекрати! — Марья швырнула в него пустым флаконом. — Ты превратишь историю в абсурд!

Борис, тем временем, нашёл в углу крошечный чемоданчик с биркой «Надпись: Моё. Не трогать. — Вечность». Приоткрыв его, он ахнул: внутри лежала мышь, спящая в клубке времён. — Мур-мяу… Кажется, я нашёл того, кто всё это собирал.

Поезд дёрнулся, и чемоданы захлопнулись сами, проглотив шёпоты. Только фото Марьи в платье царицы выскользнуло из её кармана и прилипло к окну, словно пытаясь сбежать.

— Всё, — Василиса потянула всех к выходу. — Этот багаж — ловушка. Он заставляет вас примерять чужие жизни, пока ваша собственная не станет…

— Багажом? — доносился голос Игоря из-за горы чемоданов, где он пытался стащить этикетку «1941» на память.

Андрей, глядя на исчезающее в тумане фото, пробормотал: — Интересно, если я оставлю здесь гитару… кто-нибудь сыграет на ней через сто лет?

Вагон захлопнулся, оставив их на краю вагона-призрака, где кондуктор, листая комикс, бросил: — Следующая остановка… ваше прошлое. Или чьё-то ещё.

Пробуждение Стражей

Перрон, покрытый сетью трещин, как лицо древнего великана, задрожал. Глиняные статуи по краям платформы — когда-то стражники в доспехах времён Петра I — начали трескаться с хрустом сухих костей. Из разломов сыпалась пыль, пахнущая печью и проклятиями. Первой двинулась статуя с отбитым носом: её рука, скрипя, как дверь в заброшенном доме, схватила ржавый фонарный столб, согнув его в дугу.

— Нас не учили такому в школе! — Андрей отпрыгнул, едва избежав удара гигантской глиняной ладони. Он взмахнул гитарой, и аккорд «ля-минор» выстрелил звуковой волной. Страж, шатаясь, отступил, но из его треснувшей груди полезли щупальца спрессованной глины. — Ты вообще слушаешь рок?!

Борис, вскарабкавшись на фонарь, кричал сверху: — Мур-рр… Может, предложим им глиняную маску для лица? Или глиняный пилинг? Вы ж, ребята, шелушитесь! — Борис, не провоцируй! — Василиса метнула в Стража огненную руну, но пламя лишь закаменело на его плече, превратившись в глазурь. — Они впитывают магию! Игорь, твои зелья!

Игорь уже выстраивал на перроне бутылки с жидкостями, как шахматные фигуры: — Ща, эксперимент №666… Смесь кислоты и ностальгии! — он вылил фиолетовый дым прямо под ноги глиняному гиганту. Тот замер, а затем… чихнул. Из его рта вылетели кирпичи, сложившиеся в слово «Будь здоров».

— Физика! — Марья Ивановна, прячась за ларьком «Билеты в прошлое — 50% скидка!», тыкала в учебник. — Глина хрупкая при ударе! Нужно резонансное воздействие! Андрей, сыграй… ми-бемоль!

— Ми-бемоль?! — Андрей, перебирая струны, орал. — У них же нет ушей! — Есть трещины! — Марья швырнула в него транспортиром. — Дай волну нужной частоты!

Стражи, между тем, окружили их, скрипя суставами. Один поднял вагонетку, полную билетов «В один конец», готовясь швырнуть её. Борис, балансируя на фонаре, заметил на спине монстра блестящую вмятину — словно след от печати. — Цельтесь в метки! Это их клеймо создателя! — завопил кот, прыгая на голову ближайшего Стража. Тот замахал руками, пытаясь сбить его, но Борис вцепился когтями в трещину. — Мур-мяу! Кто тут хороший мальчик? Ты? Нет! Ты — кусок глины!

Василиса, разорвав рукав платья, нарисовала кровью на полу круг: — Игорь, поджигай! — она бросила в центр зажжённый кристалл. Огненный столб ударил в потолок, осыпая Стражей обломками штукатурки. Те застыли, как в детской игре «Море волнуется раз».

— Быстро! Пока они… — Марья не договорила. Глиняные великаны дрогнули, и из их трещин хлынул песок времени. Перрон начал проваливаться в воронку, затягивая билеты, фонари, обломки.

— В вагон! — Андрей, подхватив гитару, рванул к поезду-призраку, который гудел, как разбуженный зверь. Борис, спрыгнув со Стража, оставил на его лбу царапину: «Здесь был кот».

— Мяу! Надеюсь, их создатель любит граффити! — он юркнул в дверь вагона, за ним — остальные.

Стражи, рассыпаясь в песок, ревели: — МЫ… НЕ… ЗАКОНЧЕНЫ… — Вам бы мастер-класс по лепке! — крикнул Игорь, захлопывая дверь.

Поезд рванул вперёд, оставляя перрон превращаться в груду песка и древних обид. Василиса, глядя в окно, прошептала: — Они были лишь глиной… Но кто их вылепил? — Кто-то, кто очень боялся, что его забудут, — Марья Ивановна поправила очки, заляпанные глиной.

А в углу вагона Борис вылизывал лапу, приговаривая: — Мур… Теперь я знаю, как пахнет вечность. Как пыль и глупость.

Зелье смеха

Игорь вытащил котёл, который больше походил на перевёрнутый колокол с дырочками для выхода пара-шалости. Внутри булькала розовая жидкость, издавая звуки, похожие на хихиканье.

— Берём перо феникса — он швырнул в котёл радужное перо, вспыхнувшее радужным огнём, — слезу русалки… — капля, упавшая с хрустального флакона, запела грустную мелодию, — и банан!

— Банан?! — хором ахнули все, кроме Бориса, который немедленно уставился на фрукт голодным взглядом.

— Для вкуса! — Игорь очистил банан, и тот упал в котёл с глупым «буль-буль». Жидкость моментально загустела в ярко-жёлтую массу, пузырящуюся смехом. — Секрет в кожуре! Она содержит… кхм… калий веселья!

Василиса, прикрываясь посохом от летящих брызг, крикнула: — Игорь, мы не на кулинарном шоу! Эти монстры… — Сейчас, сейчас! — он зачерпнул зелье черпаком в форме улыбки и вылил на груду монет из кармана Атланта. Те, звеня, превратились в мыльные пузыри размером с арбуз, каждый с рожицей-хитрецом.

— Ловите! — Андрей дунул в ближайший пузырь, и тот, жужжа, прилип к лицу Стража. Глиняная морга скривилась, а из трещин рта вырвался хрип: — Щекотно!

— Ха! — Борис, вцепившись в хвост пузыря, катался по полу, как кот-йо-йо. — Мур-мяу! Они же как гигантские ваньки-встаньки!

Стражи, облепленные пузырями, начали дергаться в конвульсиях смеха. Один, пытаясь стряхнуть пузырь, упал, разбившись на куски, которые тут же сложились в надпись: «ХВАТИТ!». Другой, скрежеща, чесал спину о вагон, напевая глиняным басом: — Прекрати-и-те… я ж не из… глины смеха!

— Работает! — Марья Ивановна, прячась за Игоря, тыкала в учебник: — Смотрите! Зелье воздействует на их магическую связь с создателем через… через детскую невинность! — Или через банан, — Игорь гордо надул грудь. — Кстати, Борис, не хочешь? — он протянул коту оставшийся кусочек фрукта.

Борис, фыркнув, отвернулся: — Мур-рр… Ты думаешь, я буду есть этот жёлтый обман? Я не попугай! — Тогда я! — Андрей схватил банан и откусил. Его гитара внезапно заиграла мажорную гамму сама по себе. — О! Теперь я чувствую… джаз в крови!

Василиса, тем временем, направляла пузыри посохом, как дирижёр. Один из них лопнул, осыпав Стражей конфетти из света. Те, шатаясь, начали разваливаться, бормоча: — Мы… не… должны… смеяться… — Ага, как же, — Игорь вылил остатки зелья на рельсы. Те превратились в горку желатиновых червей, которые захихикали, обвивая глиняные ноги. — Встречайте: слайм-поезд!

— Прекрати баловаться! — Василиса схватила его за воротник, но сама не удержалась от улыбки, когда один из Стражей, чихнув, выдул пузырь в форме сердца.

— Мяу… Ладно, признаю, это было гениально, — Борис уселся на пузырь, как на трон. — Но если ты добавишь в следующий раз валерьянку, я объявлю тебя королём котов.

Поезд, между тем, рванул вперёд, сметая остатки глиняных насмешек. Вдалеке замигал свет — станция, на которой даже смех застывал в воздухе, как леденец на палочке.

— Следующая остановка… — кондуктор-призрак появился в дверях, листая комикс, — «Страна невыполненных обещаний». Готовьте… или нет.

А пузыри, лопаясь, оставляли в воздухе слова: «Смейтесь, пока можете. Тишина близко».

Танцующие истуканы

Стражи, облепленные мыльными пузырями, дёргались, как марионетки, чьи нитки спутали дети. Их глиняные ноги выбивали дробь, напоминающую фламенко, а руки вращались, словно пытались поймать невидимые сабли. Один из них, с пузырём на голове в виде шляпы, кружился, поднимая вихри пыли, и хрипел: — Это… не… танец! Это… диверсия!

Митрич, машинист-призрак, высунулся из окна локомотива, куря трубку из тумана. Его смех звучал как скрип несмазанных колёс: — Им бы гончарный круг да пару уроков танго! Ха! В моё время глина знала своё место — в горшках и на печах!

— А сейчас она знает чечётку! — Игорь, приплясывая, швырнул в ближайшего Стража апельсин из буфета (который тут же превратился в дым). — Смотрите, они как пьяные горшки!

Борис, прищурившись, подкрался к Стражу, чьи ноги выписывали кренделя. Он бьющей лапой ударил по пузырю, который шипел, как змея. Пузырь лопнул с хлопком, и глиняный великан замер, а затем рассыпался в пыль, оставив лишь глиняную табличку: «Реквием по достоинству». — Мяу! Кажется, я нашёл слабое место… — кот гордо поднял хвост. — Они как пиньяты! Бей — и конфетки посыпятся!

— Конфетки? — Андрей поднял с пола глиняный осколок с надписью «Сожаление». — Тут даже сладкого нет. Только… эхо чьих-то ошибок.

Василиса, уворачиваясь от танцующего Стража, крикнула: — Не останавливайтесь! Если они придут в себя… — Они уже не придут! — Марья Ивановна, спрятавшись за перевёрнутым ларьком «Сувениры из прошлого», тыкала в учебник. — Смотрите — их энергия в пузырях! Лопайте, пока они не…

Не успела она договорить, как Страж с тремя пузырями на спине начал трансформироваться. Его руки стали длиннее, а из трещин полезли шипы. — Ой, он эволюционирует в кактус! — Игорь вылил на монстра остатки зелья из фляжки. Пузыри на спине Стража надулись до гигантских размеров, и он, потеряв равновесие, рухнул, разбившись на тысячу кусочков, которые сложились в слово «Позор».

— Отличный перфоманс! — Митрич аплодировал сизыми руками. — В следующий раз возьму вас на гастроли! Поезд-цирк «Апокалипсис и клоуны»!

Борис меж тем устроил охоту на пузыри: подпрыгивал, бил лапой и приземлялся на четыре лапы под дождь глиняной пыли. — Мур-рр… Легче, чем гоняться за лазерной указкой! — он фыркнул, разбивая пузырь с рожицей-гримасой. — Эй, Игорь, а можно зелье с запахом валерьянки? Для вдохновения!

— Можно всё, кроме здравого смысла! — Игорь уже смешивал в котелке что-то зелёное, от чего дёргался пол вагона.

Василиса, наконец, сбила последний пузырь посохом. Страж, стоявший у выхода, вздохнул (выпустив облако пыли) и медленно осел, как испечённый пирог, превратившись в табличку: «Здесь был страх. Теперь — прах».

— Победа? — Андрей неуверенно тронул гитару, и та сыграла победный марш. — Пока что, — Василиса указала на перрон, где из трещин уже лезли новые тени. — Но здесь всё возрождается. Даже глупость.

Поезд дёрнулся, увозя их прочь от танцующих обломков. Борис, облизывая лапу, проворчал: — Мяу… Теперь я знаю, как пахнет победа. Как глина и мыло.

А Митрич, развалившись в кресле, бормотал в усы: — Эх, в молодости я давал плавность хода… А теперь вот — рваный ритм. Как этот танец.

Вдалеке, за туманом, замигал зелёный свет — сигнал к новой остановке. Или новой глупости.

Тайна расписания

Расписание висело в воздухе, как паутина из света и лжи. Его пергаментные листы шелестели сами по себе, перелистываясь под невидимым ветром. Василиса, поймав один из них, прочла вслух: — «Рейс №13: Город Молчаливых Кузнецов. Отправление — никогда. Прибытие — вчера». Буквы на странице извивались, словно пытались сбежать с бумаги.

— «Никогда» — это когда? — Борис уселся на угол листа, загибая его когтем. — Мур-рр… Может, это как «завтра», только для пессимистов?

На обратной стороне был нарисован ключ, вставленный в облако, из которого лились молнии в форме нот. Андрей достал обсидиановый ключ из кармана — тот самый, что нашли в прологе, когда разбивали зеркало сна. — Кажется, он подходит… — он поднёс ключ к рисунку. Облако на пергаменте заклубилось, и вдруг страница превратилась в дверь — точнее, в её силуэт, сотканный из пара.

— Погоди! — Марья Ивановна схватила его за руку. — Город Молчаливых Кузнецов… Это же легенда! Там куют не мечи, а тишину. И те, кто войдёт… — Перестают болтать? — Игорь фыркнул, доставая зелье с этикеткой «Говорилка. Противопоказано: серьёзность». — Тогда мне туда нельзя. Я умру от избытка смысла!

Василиса ткнула посохом в расписание. Лист завизжал, как раненый зверь, и выплюнул билет с печатью в виде заклёпки. — «Билет в один конец. Пункт назначения: точка невозврата». — она прочла и подняла глаза на пар. — Андрей, если ты вставишь ключ… мы можем исчезнуть. Или стать тишиной.

— А если не вставим, останемся здесь. С ними. — Андрей кивнул на перрон, где глиняные осколки уже шевелились, собираясь в новых Стражей с надписью «Ревность» на лбах.

Борис, тем временем, унюхал нечто в облаке-двери: — Мяу… Там пахнет рыбой. Но не простой… а рыбой-невидимкой! — Это метафора, — вздохнула Василиса. — Нет, это голод, — кот лизнул пар, и его усы заискрились статическим электричеством.

Андрей вставил ключ. Облако захлопалось, как книга, и дверь распахнулась, revealing лестницу из сгущённого света. Снизу донесся звон — не колоколов, а тысяч молотов, бьющих по наковальням воздуха.

— Последний звонок! — Игорь прыгнул первым, крича: — Кто не спрятался — я не виноват!

Марья Ивановна, цепляясь за перила-туман, бормотала: — В учебнике 1953 года писали, что этот город — метафора цензуры… — А теперь это буква, — Василиса толкнула её в спину, пока лестница не начала таять.

Борис, пробегая мимо Андрея, прошипел: — Если там нет еды, я съем твой ключ!

Когда последний из них шагнул в облако, дверь захлопнулась, оставив на перроне лишь билет, который медленно горел синим пламенем. На пепле проступили слова:

«Город ждёт. Молчание — валюта. Слово — смерть».

А поезд-призрак, оставшийся пустым, вдруг дёрнулся и поехал вспять — в расписание, где графа «никогда» уже была зачёркнута и заменена на «сейчас».

Голос станции

Репродуктор, висящий на ржавом кронштейне, взорвался треском короткого замыкания. Из него повалил дым, принявший форму черепа, и голос, словно сотканный из битого стекла, прорезал тишину: — Пассажиры… ваше время… кончилось… Следующая остановка… не ваша.

Перрон затрещал, как яичная скорлупа под сапогом. Трещины разбежались к чемоданам, и те начали проваливаться в бездну, издавая вой — то ли страха, то ли облегчения. Чемодан «1941», цепляясь ручкой за край, хрипел: «Не бросайте… нас…», но его поглотила тьма.

— Мур-рр… А что, обратный билет есть? — Борис, балансируя на краю трещины, поддел лапой выпавшую из кармана Марьи фотографию. На снимке она стояла у зеркала в платье царицы, но в отражении была лишь тень с короной из шипов. — Это же ты? Ты… царственная особа?

— Молчи! — Марья Ивановна выхватила фото, но край снимка уже загорелся синим пламенем. — Это не я! Это… мираж! — она швырнула фотографию в пропасть, но та зависла в воздухе, превратившись в зеркало. В нём отразилась Марья — но в доспехах, с мечом, рубящим часы.

— Ого! — Игорь присвистнул, доставая зелье «Правда-не-ложь». — Марьяша, да ты… бунтарь времён? Или ходячий спойлер истории?

Василиса, удерживая посохом Андрея от падения, крикнула: — Неважно, кто она! Если перрон рухнет, мы останемся здесь навсегда! — Навсегда — это сколько? — Борис прыгнул на трубу светильника, которая гнулась, как соломинка. — Мяу! В моих девяти жизнях нет такого слова!

Голос из репродуктора заскрипел снова, теперь уже смеясь: — Ваши чемоданы… ваши секреты… всё сгорит. А пепел… станет чернилами для новых расписаний.

Андрей, сорвав гитару с плеч, ударил по струнам. Звуковая волна отбросила трещину, но та тут же раздвоилась, как змеиный язык. — Играй громче! — завопил он, но гитара заиграла сама — мелодию «Прощание славянки» в рок-аранжировке.

— Нет! — Марья Ивановна вдруг рванула к зеркалу-фото, схватив свой отражённый меч. — Я не дам им стереть нас! — она ударила клинком по полу. Удар вызвал вспышку, и время замедлилось. Трещины застыли, словно решили, стоит ли расти дальше.

— Вау! — Игорь разлил зелье на пол, и жидкость превратилась в мост из света, ведущий к поезду. — Бегите! Пока Марья играет в Золушку с саблей!

— Я не Золушка! — она рубила трещины, которые множились, как сплетни. — Я… я страж! Тот, кто стирает следы! — Мур… То есть ты уничтожала память? — Борис, перебегая по световому мосту, орал. — Почему ты тогда с нами?!

— Потому что… я устала! — Марья отбросила меч, и зеркало разбилось. Время рвануло вперёд, трещины сомкнулись вокруг неё. — Бегите! Я задержу их…

— Нет! — Василиса метнула верёвку из теней, обвив её талию. — Ты не останешься здесь! Даже если ты… уничтожала прошлое.

Поезд-призрак гудел, двери захлопывались. Борис, вскочив внутрь, протянул лапу: — Мяу! Если ты не Золушка, то хотя бы не Буратино! Хватайся!

Марья прыгнула, едва избежав падения. Перрон рухнул в бездну, унося голос из репродуктора, который выкрикивал напоследок: — Вы… не сбежите… Все дороги… ведут…

Дверь вагона захлопнулась. Марья, дрожа, смотрела на осколок зеркала в руке — в нём отражалась она, но в школьной форме, с указкой вместо меча.

— Так кто ты? — Андрей спросил, обрывая струну на гитаре. — Тот, кто… хотел забыть, — она разжала пальцы, и осколок рассыпался пылью. — Но теперь мне есть что терять.

Борис, вылизывая лапу, пробормотал: — Мур… А я всегда знал, что учителя — самые опасные люди.

Поезд рванул вперёд, оставляя за собой станцию, которая теперь была лишь чёрной точкой в зеркале заднего вида. А в углу вагона догорала фотография Марьи — уже не царицы, не воина, а просто женщины, закрывающей лицо руками.

Побег на крыше

Поезд-призрак нырял в туманные тоннели, выныривая над пропастями, где вместо рельс вились реки расплавленного серебра. Команда прыгала по крышам вагонов, которые скрипели, как кости древнего дракона. Игорь, неся котёл с зельем, орал: — Не тормозите! Если упадёте, ваши души будут бежать за нами в виде фонариков!

— Спасибо, очень успокоил! — Василиса, подхватив подол платья, перепрыгнула через разрыв между вагонами. Внизу мелькнули тени с крыльями и плакатами «Смерть — не выход!».

Игорь споткнулся о вентиль, и зелье выплеснулось через край котла. Розовый дым, густой как маршмеллоу, заполнил ближайший вагон. Из окон вырвались Стражники, но вместо атаки они задрали глиняные головы и запели хриплым хором: — Мы глиняные, нас не сломить… Нас слепили, чтоб любить!

— Худший хор в истории! — Андрей, едва удерживая равновесие, закрыл уши. — У них голоса как скрежет ножей по тарелкам!

Борис, бегущий по коньку крыши, фыркнул: — Мур-рр… Зато ритм! Могли бы и лапой топнуть!
Он прыгнул на спину поющего Стража, и тот, качнувшись, грохнулся на крышу, выбив ритм «бум-бум-цзынь».

— Эй, это мой эксперимент! — Игорь, спрыгнув на вагон, махал руками, разгоняя дым. — Это же зелье радости! Они должны были танцевать канкан!

— Ты перепутал рецепт с детским утренником! — Василиса метнула в хор ледяную руну. Один из Стражей, покрываясь инеем, запел фальцетом: «Лю-ю-бовь… ле-е-денит…»

Марья Ивановна, цепляясь за антенну, кричала из последних сил: — В учебнике 1987 года сказано: глина теряет прочность при резонансе! Андрей, сыграй их ноту!

Андрей, стоя на одной ноге, ударил по струнам. Гитара взвыла, и звуковая волна сбила с ног трёх Стражей. Их головы, раскалываясь, запели какофонию: — Мы… не… допели…

— Спасибо за культурный шок! — Борис, катаясь по крыше от смеха, ловил вылетающие из Стражей глиняные шарики. — Мяу! Это как пиньята с сюрпризом!

Поезд влетел в тоннель, где стены были усеяны глазами. Игорь, спотыкаясь о люк, вылил остатки зелья на рельсы. Те превратились в горку конфет, которые Стражники тут же начали жадно хватать, напевая: — Сла-а-дкое… раз-ру-шает…

— Гениально! — Василиса, хватая Андрея за руку, прыгнула на следующий вагон. — Теперь они диабетики!

Марья, перебираясь через трубы, вдруг замерла: — Впереди — обрыв! Рельсы кончаются! — Значит, летим! — Игорь рванул вперёд, крича: — Поезд-самолёт, активируй!

Стражники, облепившие локомотив, затянули финальный куплет: — Мы… ис-че-заем… но… вер-нёмся… — В аду вам место в церковном хоре! — Андрей, разбежавшись, прыгнул в пустоту за последним вагоном.

Поезд взмыл вверх, оставляя глиняных певцов падать в бездну. Борис, свесившись с крыши, видел, как их руки тянутся к нотным листам ветра.

— Мур… А ведь мелодия была живодёрская, — пробормотал он, прячась от вихря.

А поезд, превратившись в серебристую птицу, нырнул в облако, на котором сияло: «Следующая остановка: Страна, где забывают слова».

Ключ и облако

Андрей сжал обсидиановый ключ так, что на ладони остался отпечаток в форме вопросительного знака. Дверь из тумана пульсировала, как живая, и когда он вставил ключ, облако вздрогнуло, словно от щекотки. С гулким «хлюп» туман сложился в арку, украшенную тенями-витражами. За ней открылся город: чёрные кузницы, похожие на спящих скорпионов, из труб которых валил не дым, а… тишина. Она оседала на землю инеем, поглощая даже звук шагов.

— Там… тишина, — Василиса прикрыла рот рукой, будто боялась, что слова упадут и разобьются. — Не та, что между словами. Та, что выжирает душу.

— Мур-рр… — Борис прижался к её ногам, шерсть дыбом. — А если они не любят котов? Я же громкий. Мяукаю, мурлыкаю, чавкаю…

— Тогда тебя съедят первым, — Игорь, достав из кармана беруши в форме пчёл, сунул их в уши. — Но не переживай. Если что, я изобрету зелье «Анти-тихоня». С ароматом валерьянки и сарказма.

Марья Ивановна, трогая пальцем границу арки, вдруг отдернула руку: на кончиках пальцев выступили капли крови-чернил. — Это не город. Это книга. Книга, где стёрты все главы, кроме пролога. — Значит, мы — новые буквы? — Андрей шагнул вперёд, и его ботинок оставил отпечаток, который тут же исчез, как стираемая опечатка.

Из города донёсся звон молота. Не по металлу — по пустоте. Звук ударил в рёбра, выбивая воздух из лёгких.

— Ой, это мой любимый звук! — Игорь притопнул, имитируя ритм. — Так мой дед ковал гвозди для гроба своей тёщи!

Василиса толкнула его в спину: — Иди первым. Если исчезнешь, мы хотя бы поймём, куда не стоит наступать.

Они двинулись по улице, вымощенной плитами с выбитыми датами. Каждая дата мерцала и гасла, как сгоревшая спичка. Борис, ступив на плиту «1965», вдруг замер: — Мяу… Здесь пахнет… мной. Но я ещё котёнком! Как?

— Они куют время, — Марья шла, не поднимая глаз, будто боялась увидеть собственное отражение в витринах. — Переплавляют его в тишину. Видишь?

Она указала на кузницу, где горнило пожирало пламя цвета забытых снов. Кузнец в плаще из пепла бил молотом по наковальне — но вместо железа под ударами множилась пустота. С каждым ударом в воздухе появлялись трещины, втягивающие звук.

— Эй, бородач! — Игорь бросил в горнило апельсин. Тот исчез с тихим «хлопком», как лопнувший мыльный пузырь. — Что куёшь? Беззвучные гвозди для крышки вселенной?

Кузнец повернулся. Под капюшоном не было лица — только отражение тех, кто на него смотрел. Василиса ахнула, увидев себя в маске без рта.

— Он… он показывает, кем мы станем, — прошептала она. — Если останемся.

— Мур-рр… Я не хочу быть лысым! — Борис, увидев в капюшоне кота-скелета, прыгнул на плечо Андрея. — Валя отсюда! Пока мои усы не отвалились!

Андрей тронул струну гитары. Звук, словно нож, разрезал тишину. Кузнец вздрогнул, и его молот ударил мимо. В трещине мелькнул луч света — и в нём, как в окне, промчался их поезд-призрак, полный смеха.

— Вернитесь! — голос кузнеца прозвучал как скрип пера по бумаге. — Здесь вы станете чище. Без слов. Без боли.

— Без бананов? — Игорь достал из кармана фрукт и очистил его. — Нет уж. Молчание — это скучно. А я…

Он швырнул банан в горнило. Огонь на миг стал жёлтым, и кузнец закричал — вернее, его крик вырвался тысячью пепельных бабочек.

— Бежим! — Василиса потянула всех к арке, которая начала закрываться. — Пока он не выковал нашу немоту!

Они выскочили обратно, и дверь захлопнулась, отрезав последние слова кузнеца: — Вы… вернётесь… Все… возвращаются…

Борис, дрожа, разглядывал свои лапы: — Мур… Кажется, мой хвост стал короче. Это они украли? — Нет, — Марья показала ему обрывок тени на земле. — Это они украли твою наглость. Временно.

Андрей, глядя на ключ, который теперь покрылся инеем, пробормотал: — Там… там ещё хуже, чем в расписании. — Зато теперь мы знаем, — Василиса стёрла с лица пепел, — тишина боится бананов. Или безумия.

Игорь, уже микшируя в котле что-то синее, засмеялся: — Значит, наш рецепт спасения — два банана, щепотка безумия… И громкий рок-н-ролл!

А из города, как эхо, донёсся последний удар молота. По пустоте.

Глава 3: Рудник, где копают сны

Вход в шахту

Шахта зияла, как гнилой зуб. Ветер выл из её глубины, принося запах плесени и… чего-то кислого, будто там бродили мысли, оставленные умирающими. Фонари, дрожа в руках, выхватывали стены, покрытые чёрными наростами. Они пульсировали, словно всасывая свет.

— Это не уголь, — Василиса ткнула посохом в ближайший нарост. Тот сжался, обнажив щель, из которой выполз дымчатый щупалец. — Смотрите: он дышит.

— Мур-рр… И смотрит, — Борис, пригнувшись, тронул лапой слизь на стене. Нарост сомкнулся, как зрачок, а затем раскрылся, выстрелив каплей смолы. Кот отпрыгнул, шипя: — Кажется, он нас ненавидит! А я даже не познакомился!

Игорь, наклонившись, поднёс к наросту флакон с зельем. Жидкость внутри закипела кровавым пузырём. — Интересно… Если капнуть ему на язык, запоёт ли он, как те глиняные идиоты? — Не искушай судьбу! — Василиса оттащила его за капюшон. — Это не уголь. Это… чёрная плоть шахты. Она живая.

Андрей провёл рукой по стене. Пальцы прилипли, словнувшись тонкими нитями. — Тянется, как жвачка. И пахнет… отчаянием. Ты чувствуешь? — Я чувствую, что мои сапоги сейчас сожрут, — Марья Ивановна подняла подол, пока чёрные прожилки не поползли к её шнуркам. — В учебнике 1972 года описано подобное: «биоуголь» — симбиоз грибов и теней. Растёт там, где много… страха.

— Значит, мы для них — праздничный ужин? — Борис пятился к центру группы, хвост трубой. — Мур! Предлагаю устроить голодовку!

Внезапно нарост над головой Андрея лопнул, обдав его липкой массой. Из трещин поползли чёрные «пауки» с глазами-бусинами. — Они реагируют на звук! — закричала Василиса, бьющая посохом по щупальцам. — Молчите и не дышите!

— Легко сказать! — Игорь, отбиваясь котлом, засмеялся. — Я же дышу сарказмом! Это моя основная функция!

Марья Ивановна, прижавшись к стене, листала учебник, который светился в темноте: — Страница 666… «Биоуголь питается вибрациями. Рекомендация: нарушить резонанс». — Андрей, сыграй что-нибудь раздражающее! — Борис прыгнул ему на плечи. — Например, про кошачью любовь!

Андрей дёрнул струну. Гитара взвыла диссонансом. Наросты затряслись, из щелей брызнула чёрная жижа. Один из «пауков» лопнул, осыпав их искрами.

— Работает! — Игорь вылил зелье на пол. Жидкость вспыхнула зелёным, и тени отступили. — Бежим вглубь! Они боятся света и фальшивых нот!

Команда рванула по тоннелю, облизываемому щупальцами. Василиса, отбиваясь, кричала: — Не останавливаться! Если они дойдут до сердца шахты… — Они превратятся в чёрное солнце? — Борис бежал, задевая хвостом стены. — Мур! Я не готов к вечной ночи!

— Вот! — Марья указала на просвет впереди — ржавую дверь с надписью «Спасение? Ха-ха». — Там! Закрываемся!

Они ворвались, завалив дверь котлом, посохом и собственными спинами. Снаружи наросты бились, как мокрые крылья. Андрей, прислонившись к стене, прошептал: — Что за место? — Рудник страхов, — Василиса потушила фонарь. В темноте засветились глаза Бориса. — Здесь ковали не руду. Здесь ковали кошмары.

— Мур… Тогда почему мы внутри? — кот дрожал. — Потому что наши кошмары уже снаружи, — Игорь достал спичку. В её свете на стене проступили силуэты — их собственные, но с пустыми лицами. — Эй, посмотрите — мы в стиле минимализм!

Андрей тронул гитару, и струна лопнула, разрезав тишину. Снаружи завыло, а потом стихло.

— Они ушли? — прошептала Марья. — Нет, — Василиса приложила ладонь к двери. — Они ждут. Как голодные псы… или совесть.

Борис, улёгшись на рюкзак, закрыл глаза: — Мяу… Тогда я посплю. Пусть мои сны их напугают.

А в глубине шахты что-то забилось, словно огромное сердце, рождающее тьму.

Окаменевшие кошмары

Андрей поднял кусок породы, и свет фонаря выхватил лицо, застывшее в немом крике. Веки были широко раскрыты, а в зрачках, как в зеркалах, отражались когтистые тени. — Смотрите… Он дышит! — прошептал он, тыча пальцем в трещину на «лбу» окаменелости. Из щели сочился пар с запахом гниющей розы.

— Это не порода. Это кошмары шахтёров, — Марья Ивановна провела рукой по стене, где десятки таких лиц выпирали из камня, словно пытаясь вырваться. — Они копали сны, пока не наткнулись на собственные страхи. И… стали ими.

— Мур-рр… То есть мы в желудке спящего великана? — Борис, прижав уши, пятился к выходу. — Или в коллекции психа?

Игорь, роняя фонарь, засмеялся нервно: — Коллекция? Тогда я — экспонат под номером «Безумец с котлом»!
Свет от разбитого фонаря метнулся по стенам, и тени зашевелились. Длинные пальцы-щупальца потянулись к ним, царапая камень с шипением кислоты.

— Ты идиот! — Василиса ударила посохом по ближайшей тени. Та рассыпалась, но из трещин полезли новые, с клыками из сгустков тьмы. — Они питаются светом! Гасите фонари!

— Ага, и будем гладить их в темноте? — Игорь вытащил зелье с надписью «Светлячок-самоубийца» и швырнул его в стену. Вспышка ослепила тени, и они завизжали, как гвозди по стеклу. — Видишь? Мои безумства полезнее твоих рун!

Марья, прижимая к груди учебник, читала вслух дрожащим голосом: — «Страница 404: Кошмары-окаменелости. Слабые места: их собственное отражение». Андрей, зеркало!

— У меня только гитара! — он сорвал инструмент с плеч и ударил по струнам. Звуковая волна ударила в ближайшее окаменевшее лицо. Оно треснуло, и из разлома вырвался крик — настоящий, человеческий.

— Стой! — Василиса схватила его за руку. — Это же люди! Может, их ещё спасти? — Они уже стали частью шахты, — Марья показала на стену, где из трещин выползали чёрные корни, обвивая ноги Бориса. — Беги! Или ты станешь новым экспонатом!

Кот, вырываясь, вопил: — Мурлык не сдамся! Я же не человек, я — шедевр эволюции!
Он вцепился когтями в тень, и та, зашипев, отступила, оставив на полу лужицу смрадной слизи.

— Вот люк! — Игорь, сломав замок ударом котла, распахнул тяжёлую дверь. За ней зияла пропасть, но вместо бездны — внизу мерцал город из света, словно перевёрнутое небо. — Прыгаем?

— Это ловушка! — закричала Марья, но тени уже обвили её шею, вытягиваясь изо ртов окаменелых лиц. — Они… хотят… наши голоса…

Андрей, размахнувшись гитарой, ударил по тени Марьи. Инструмент треснул, но щупальца рассыпались. — Прыгай! — он толкнул её в люк, затем схватил Бориса за шкирку. — Все вниз!

— Мяяяу?! Ты с ума… — вопль кота оборвался, когда Игорь прыгнул следом, ора: — Лечу в свет! Как мотылёк на диете!

Василиса, последней спрыгнув, увидела, как тени сливаются в единое чудовище с тысячей глаз. Оно прошипело: — Вы… вернётесь… — Не сегодня! — она швырнула в него осколок зеркала из кармана.

Отражение чудовища в зеркале взревело и… схватило само себя. Пока существо боролось со своей копией, люк захлопнулся.

Падая в мерцающую бездну, Борис умудрился пробурчать: — Если внизу рай — я требую встречи с кошкой-ангелом! С перламутровыми усами!

Андрей, прижимая сломанную гитару, усмехнулся: — Держись, хвост не потеряй. Он тебе ещё пригодится… для квинтэссенции сарказма.

А снизу, из города-света, уже летели навстречу звуки — не колоколов, а дикой, безумной музыки.

Слеза Велеса

Тусклый свет фонаря, едва пробивавшийся сквозь пелену пыли, дрожал на стене, как испуганный заяц. Андрей, содрав ногти о камень, копался в груде обломков. Внезапно его пальцы наткнулись на холодное — из трещины пробился голубой отсвет. — Эй, сюда! — он рванул пласт породы, и глыба рассыпалась, обнажив кристалл размером с кулак. Тот пульсировал, словно сердце, заключённое в лёд, и с каждым ударом по жилам камня бежали всполохи синего огня.

— Слеза Велеса! — Василиса, спотыкаясь, бросилась к нему, её глаза отражали мерцание, как два озера под полярным сиянием. — Легенды правдивы… Она может… — Взорваться? — Борис нырнул за валун, прикрыв лапами уши. — Мур-рр! Если это слеза, то Велес явно плакал от ядерного лука!

Игорь, тыча в кристалл зондом из проволоки, засмеялся: — Да это же вечная морозилка! Смотрите — даже мои бредовые мысли замерзают!
Он дунул на артефакт, и дыхание превратилось в снежинки, сложившиеся в слово «Дурак».

Марья Ивановна, листая учебник со скоростью пулемёта, зачитала: — «Слеза Велеса — слёгчаший гнев богов. Замораживает не материю, а саму суть тьмы…» — То есть наши кошмары станут поп-кульками? — Борис высунул морду из-за камня. — Мур! Пусть тогда заморозят мой страх перед ветеринаром!

Василиса, сжимая кристалл в ладонях, вдруг вскрикнула — лёд пополз по её рукам, узорами, напоминающими руны. — Он… требует жертвы? — прошептала она, но тут же тени на стенах взвыли. Кристалл вспыхнул, и холод, густой как туман, хлынул волной.

Кошмары, ползущие из щелей, застывали на лету: тени крошились, как стекло, щупальца превращались в ледяные сосульки. Воздух звенел, будто миллион хрустальных колокольчиков разбивался одновременно.

— Огоньки-убийцы! — Игорь поймал падающую ледяную паутину. — Эй, из этого можно коктейль делать! «Кошмар на льду»! — Перестань ёрничать! — Марья схватила его за рукав, когда глыба льда рухнула в сантиметре от головы. — Кристалл не вечен! Смотри — он трескается!

Андрей, подхватив гитару, тронул струну, но звук замерз в воздухе, упав ледяным дождём. — Василиса, хватит! Ты же видишь — он тебя съедает! — Нет! — она прижала кристалл к груди, и лёд пополз по её шее. — Он… очищает. Чувствуете? Тишина…

— Мур-рр… Тишина после взрыва — тоже тишина! — Борис прыгнул на плечо Андрея. — Выбрось эту штуку, пока мы не стали ледяными мумиями!

Кристалл дрогнул, и в его сердцевине что-то щёлкнуло. Василиса застыла, глаза побелели, как снежные поля. — Она… зовёт меня… — её голос эхом отразился в стенах. — Велес… просит…

— Просит вернуть долг? — Игорь швырнул в кристалл ампулу с зельем. Лёд поглотил её, и синий свет стал багровым. — Чёрт, теперь он в ярости!

— Довольно! — Андрей выбил кристалл из рук Василисы ударом гитары. Артефакт упал, и лёд взорвался осколками. Волна холода вырубила фонари, погрузив всё во тьму.

На секунду стало тихо. Потом где-то вдалеке забилось сердце шахты — глухо, зловеще.

— Мяу… Я ослеп? — Борис тыкался мордой в стену. — Нет, — Марья зажгла дрожащую спичку. — Но Слеза… исчезла.

Василиса, сидя на полу, смотрела на ладони, где остались синие узоры. — Она не исчезла… Она во мне. — Поздравляю, — Игорь фыркнул. — Теперь ты можешь продавать мороженое дыханием.

Андрей поднял осколок кристалла — тот таял, как снежинка на ладони. — Она спасла нас. Но что спасло её?

Из темноты донёсся скрежет — будто лёд на реке трескался под чьими-то шагами. Огромными. — Бежим, — прошептала Василиса. — Пока оно не проснулось.

Борис, подбирая хвост, пробормотал: — Мур… Надеюсь, у этого «оно» аллергия на котов.

А позади, в глубине шахты, голос, похожий на гром под землёй, проворчал: «М-о-и-и… с-л-ё-з-ы-ы…»

Баба-яга vs призраки

Тусклый свет шахты внезапно разрезала голубая вспышка экрана. Баба-яга, восседая на потрёпанном ноутбуке вместо ступы, щёлкнула пальцами с когтями, окрашенными в ядовито-розовый.

— Стойте, селфи! — гаркнула она, наводя камеру на клубки теней, вылезавших из стен. — Улыбочку, сволочи! Хэштег «ПриветСМрака»!

Призраки-шахтёры, похожие на размазанные угольные отпечатки, зашипели. Вспышка камеры ударила по ним, как солнечный зайчик в ад. Тени заклубились дымом, оставляя на камнях надпись: «Здесь был Вася».

— Ну почему все боятся света? — Яга швырнула ноутбук Игорю, который едва поймал технику, зашипевшую от соприкосновения с его котлом. — Хоть бы один улыбнулся… Хоть зубы б оскалил!

— Мур-рр… У них рты — как щели в унитазе, — Борис, прячась за Василисой, тыкал лапой в экран. — И это твоя магия? Выглядит как распродажа в техномаркете!

— Молчи, меховой комок! — Яга выхватила из-под плаща селфи-палку с черепом на конце. — Я тут блог веду! «Страшилки из избушки» — тьма подписчиков! А вы… — она вдруг прищурилась, заметив синие узоры на руках Василисы. — О, Слеза Велеса! Дай постить сделаю!

— Не подходи! — Василиса отпрянула, но Яга уже щёлкнула камерой. Вспышка осветила кристальные прожилки под кожей, и из ноутбука вырвался визгливый голос: — Новый лайк от @Кощей_Бессмертный! Коммент: «Где взяла? Продашь?»

— Продам, если выживу! — засмеялась Яга, уворачиваясь от ледяного луча, выстрелившего из ладоней Василисы.

Игорь, тем временем, тыкал в клавиши ноутбука, где на экране горело: «Самодиагностика: 99% одержимости, 1% батареи». — Эй, у тебя тут вирусы с рогами! — он показал на всплывающее окно «Обнови Чёрную Магию™ сейчас!».

— Не трожь! — Яга вырвала технику, попутя сбивая призрака селфи-палкой. — Я два века пароли подбирала!

Андрей, натянув струну гитары, прервал хаос: — Хватит! Что за смех из темноты?

Тишина. Потом — ледяной хохот, будто кто-то ломал сосульки о мрамор. Василиса побледнела: — Это… голос из кристалла. Велес?

— Хуже, — Марья Ивановна прижала к груди учебник, страницы которого замерзали. — Это Снежная Вдова. Она идёт за своей добычей.

Баба-яга, вдруг серьёзнея, сунула ноутбук в плащ, похожий на портал в чёрную дыру: — Всё, отливали! Мой блог не готов к такому хайпу.

— Ты же ведьма! — взорвался Игорь. — Сражайся! Или позови Кощея на подмогу!

— Он в бане, — Яга прыгнула на летающую ступку, которая заверещала моторчиком. — А я — инфлюэнсер! Моя битва — за аудиторию!

Она исчезла в клубах цифрового дыма, оставив их лицом к лицу с нарастающим смехом. Из тьмы вышла Снежная Вдова — её платье было сшито из метелей, а вместо глаз сверкали алмазные пустоты.

— Мур… Может, селфи с ней? — дёрнулся Борис. — Авось растает!

— Улыбайся, — Андрей поднял гитару, обмотанную ледяными нитями. — Это будет последний кадр.

Смех Вдовы ударил ледяными иглами, и Василиса, сжимая руки в кулаки, прошептала: — Слеза… проснись.

Кристалл под кожей вспыхнул, и шахта взорвалась светом. Но это уже другая история.

Тени наступают

Стены зашевелились. Чёрные потоки стекали вниз, как кипящие чернила, принимая формы: гигантские пауки с лапами из сломанных костей, дети-призраки с глазами-дырами, где копошились моль и забытые слова. Воздух гудел, словно шахта превратилась в гигантскую гудящую раковину.

— Бежим! — Игорь рванул к выходу, но твари уже сплелись в баррикаду из щупалец и клыков. Одна из «детей» зашипела голосом скрипящего пера: «Поиграем? В прятки… навсегда».

— Мур-рр… Только если я буду прятаться в другом измерении! — Борис, пятясь, наступил на хвост Андрею. Тот дёрнул струну гитары, но звук утонул в липкой тьме.

Василиса, прижимая ладонь с синими прожилками к стене, крикнула: — Кристалл! Он реагирует на боль — Борис, царапай его! — Что?! Я же не вандал! — кот подпрыгнул, избегая когтей тени-паука. — Мурлык! Ладно… Но это ради искусства!

Он вонзил коготь в сияющий узор на руке Василисы. Кристалл взвыл, как раненый зверь, и звуковая волна, похожая на ультразвуковой визг, рванула вперёд. Тени затрепыхались, как пепел на ветру, их формы расплылись в кляксы. Один из пауков, уже почти схвативший Игоря за шиворот, рассыпался в чёрный дождь.

— Мур… Кажется, я гений! — Борис удивлённо разглядывал коготь. — Или просто божество? — Божество с вонючими лапами! — Игорь, отряхиваясь, швырнул в возрождающиеся тени ампулу. Та взорвалась розовым дымом, пахнущим жевательной резинкой. — Бегите, пока моя «конфетка» их тошнит!

Марья Ивановна, спотыкаясь о каменные «слёзы», выкрикнула: — Вперёд! Там — шахтный лифт! — Лифт? — Андрей рванул дверь с ржавым шипением. — Выглядит как гробик с кнопками!

Из темноты вынырнули новые тени — теперь в облике их собственных копий, но с вывернутыми суставами. «Василиса-тень» зашептала, облизывая губы чернилами: — Останься… Стань страницей в нашей книге… — Я уже в титрах! — Василиса ударила посохом по полу. Лёд из кристалла пополз по полу, сковывая тени. — Бегите, я задержу их!

— Какой героизм! — Игорь втащил её в лифт, едва избежав хватки «Андрея-тени», чья гитара была сплетена из колючей проволоки. — Умрём вместе — будет веселее!

Борис, прыгнув на панель управления, нажал все кнопки лапами. — Мур! Если умрём — я требую памятник в виде гигантской когтеточки!

Лифт дёрнулся и пополз вверх, скрипя, как старуха-смерть. Внизу тени слились в чёрное море, из которого поднялась рука размером с вагон. Пальцы, похожие на кривые шпили, схватили кабину.

— Царапай снова! — завопила Марья, но Борис уже вонзал когти в кристалл. Звуковая волна ударила в руку, и та рассыпалась на миллиард чёрных мух.

— Мур-рр… Я — Моцарт разрушения! — кот гордо вскинул голову, пока лифт вылетал на поверхность.

Сверху их встретил рассвет, но солнце было цвета запёкшейся крови. Василиса, глядя на кристалл, который теперь треснул, прошептала: — Он умирает… — Зато мы — нет, — Игорь вылез из лифта, поправляя очки. — Эй, кот-гений, где мой автограф?

А снизу, из шахты, донёсся рёв. Не ярости — голода. — Оно запомнило нас, — Андрей разломил пополам сгоревшую струну. — Теперь мы — его любимая сказка на ночь.

Борис, слизывая с лапы пепел, фыркнул: — Мур… Пусть сначала купит права.

Ловушка Пряхи

Марья Ивановна замерла у развилки, её фонарь выхватывал из темноты два тоннеля: левый — с потёками ржавой воды на стенах, правый — усыпанный блёстками, словно кто-то рассыпал звёздную пыль. — Налево — выход, — она ткнула пальцем в сырую мглу. — А направо… — Направо — интереснее! — Андрей уже шагнул в сияющий проход, гитара брякала по камням. — Там либо сокровища, либо эпичный босс. Выигрываем в любом случае.

— Или нас съест то, что оставило эти блёстки, — Борис понюхал воздух. — Пахнет… ванилью и паникой. Мур-рр… Классический микс.

Василиса, сжимая посох, бросила взгляд на треснувший кристалл в своей ладони: — Мы не можем рисковать. Слеза Велеса почти мертва… — А я почти жив! — Игорь проскользнул за Андреем, швырнув в тоннель светящийся камень. Тот отскочил от стен, раскрыв на секунду пещеру впереди. — Ой-ёй… Там висят конфетки!

Марья вздохнула, поправляя очки: — Это не конфетки. Это сталактиты из спящих снов. Прикоснёшься — попадёшь в чужой кошмар. Или станешь его частью. — Идеально! — Андрей щёлкнул по одному из «сталактитов». Тот замерцал, показав внутри себя пляшущих огоньков — словно светлячки в ловушке. — Смотрите: этот снит про пьяного тролля. Хочу посмотреть!

— Не смей! — Василиса потянула его за рукав, но было поздно. Сталактит дрогнул, и из него хлынул поток образов: таверна, где тролль вязал носки из бороды гномов, а стены плакали пивом. Запах хмеля ударил в нос.

— Мур… Это как телевизор с запахами! — Борис подпрыгнул, пытаясь поймать улетающую картинку. — Где пульт? Хочу канал про рыб!

— Закройте глаза! — закричала Марья, но Игорь уже тыкал в другой сталактит. Тот лопнул, выпустив облако чёрных бабочек с детскими лицами. — Эй, летите на свободу! — он махал руками, пока бабочки не начали прилипать к стенам, оставляя следы в виде детских рук.

— Это не бабочки… — Василиса отшатнулась. — Это сны пропавших детей. Они ищут тела.

Андрей, тем временем, дёрнул струну гитары, резонируя с вибрацией сталактитов. Пещера ответила гудением, и с потолка посыпались капли — не воды, а слёз. — Круто! — он поймал каплю на язык. — На вкус… как грусть с корицей.

— Прекрати! — Марья схватила его за плечо. — Ты разбудишь Пряху! Она тк…

Грохот перекрыл её слова. Сталактиты задрожали, и из глубины пещеры выползли нити — серебряные, липкие, сплетающиеся в узоры, похожие на судьбы.

— Пряха… — прошептала Василиса. — Она плетёт петли из выборов. Бежим!

Но было поздно. Нити опутали выход, а из тьмы вышла фигура в плаще из паутины. Её лицо менялось с каждым шагом: то старуха, то девочка, то пустота в вуали.

— Зачем ломаете мои сны? — голос Пряхи звучал как скрип прялки. — Они такие хрупкие… как вы.

— Мур… Может, договоримся? — Борис вытянул шею. — Мы вернём всё как было! Ну, почти…

— Договор? — Пряха протянула руку, и нити обвили запястье кота. — Ты станешь моим узлом. Вечно будешь гоняться за своим хвостом в паутине.

— Не соглашайся! — Игорь швырнул в неё котлом. Сосуд пролетел сквозь фигуру, став частью узора на стене. — Она же виртуальная!

— Нет, — Марья отступала к сталактиту, показывавшему сон о солнечном поле. — Она везде, где есть сомнения. Ломайте узоры!

Андрей ударил по струнам, разрывая нити звуком. Василиса била посохом, превращая сны в осколки. Борис, царапая кристалл, создавал волны, от которых Пряха морщилась, как от фальшивой ноты.

— Вы… надоели… — Пряха распалась на миллиард паутинок, но её смех остался: — Ваши сны уже мои…

Когда последние нити исчезли, группа оказалась перед выходом — тем самым, что вёл налево. На полу лежал клубок, сверкающий, как слеза.

— Сувенир? — Игорь поднял его. — Ловушка, — Василиса выбила клубок у него из рук. — Она всегда оставляет одну нить… чтобы вернуться.

Борис, глядя на исчезающие блёстки, вздохнул: — Жаль. Я уже представлял, как становлюсь звездой шоу «Сны и котики».

А из глубины пещеры, уже затянутой тьмой, донеслось: «До свидания… ткачихи вашей гибели…»

Кража голоса

Стены вздыбились, как чёрные легкие, и из трещин поползли нити-вены. Пряха Без Лика вышла из камня, её плащ сливался с тенями, а вместо лица вился клубок паутин, сплетающих слово «Тишина».

— Тссс… — её коготь-петля впился в горло Марьи Ивановны, обвиваясь туже. — Твой голос… мой. Словечки… буковки… всё-всё.

Марья захрипела, пытаясь вырвать учебник из сумки. Страницы сами рвались наружу, но буквы на них таяли, как снежинки на костре.

— Эй, паучиха! — Игорь швырнул в Пряху ампулу с зелёным дымом. — На, покури — голос прочистится!
Паутина поглотила ампулу, и дым сложился в надпись: «Спасибо. Теперь я твоя».

— Мур-рр! Она же буквоед! — Борис вцепился когтями в нити, но те обвили его хвост, вышивая на шерсти ругательства на древнеславянском. — Чтоб тебя моль съела!

— Не… трогайте… — Марья выдохнула, и из её рта выпорхнула буква «М», за ней — «А», «Р». Пряха ловила их сачком из теней, складывая в мешок, где буквы бились, как пойманные стрекозы.

Василиса ударила посохом в пол. Лёд из кристалла пополз к Пряхе, но та отшвырнула его нитями, выкрикивая: — Холодно? Согрею!
Из мешка вырвалась украденная «Р» и вплелась в паутину, превратившись в огненную руну.

— Она усиливается за счёт нашего же крика! — Андрей дёрнул струну, но гитара издала лишь немой гул. — Чёрт, Марья, как молчать-то правильно?!

Марья, синея, тыкала пальцем в учебник, где остались лишь иллюстрации. Рисунок Пряхи ожил и укусил её за палец.

— Моя очередь! — Игорь вытащил ножницы для проволоки и прыгнул на паутину. — Стрижка для монстра! Всего пару километров!
Он резал нити, но те срастались, вплетая в себя обрывки его же рубахи.

— Буква… «Я»… — Марья вытолкнула из себя последнюю букву имени. Пряха заглотнула её, и на месте лица у неё проступили черты Марьи — кривая ухмылка, морщинка у глаза.

— Прекрасна… — зашипела Пряха её же голосом. — Теперь я… учительница.

Василиса, сжав кристалл до крови, взревела: — Верни! Или я заморожу твою прялку в вечность!
Лёд рванул из её рук, но Пряха ловко сплела из нитей зеркало. Отражённый холод ударил по Борису, превратив его усы в сосульки.

— Мур-рр-ррр! Я не котёНОК, я — морж! — он отбивался хвостом-дубиной.

Андрей, внезапно сорвав с гитары струны, обмотал их вокруг горла Пряхи: — На, примерь новое украшение!
Струны запели, разрезая паутину. Пряха взвыла, выпустив Марью, и мешок с буквами упал на пол.

— Моё! — Марья набросилась на мешок, вырывая буквы. «М», «А», «Р», «Ь», «Я» впивались в её ладони, как осы. — А-а-а-а!

— Быстрее! — Игорь подхватил выпавшую «Я», швырнув её Марье. — Лови свою суть!

Когда последняя буква впилась в губы, Марья прохрипела: — Закрой… рты! Она… через слова…

Пряха, распадаясь на клубки, засмеялась тысячей голосов: — Я уже в вас… в каждом слоге…

Борис, вылизывая оттаявшие усы, буркнул: — Мур… Теперь мой храп будет твоим колыбельным.

А в углу пещеры мешок из теней дёрнулся — внутри светилась одна забытая буква: «…».

Битва с тишиной

Пряха металась по пещере, как пойманная в ураган паучиха. Её нити-когти хлестали по стенам, высекая искры, а из мешка, брошенного на полу, вырывались украденные буквы, бившиеся о камни, как мотыльки.

— Держи её, пока я не разрядил кристалл! — Василиса вонзила посох в треснувшую Слезу Велеса. Голубой взрыв осколков пронзил воздух, превратившись в стаю ледяных ястребов. Они впивались в Пряху, вырывая клочья паутины-плоти.

— Кра-а-асота! — Игорь, пригнувшись, ловил падающие буквы в котелок. — Эй, Марья, лови свою «Я»! — он швырнул букву, но та врезалась в Бориса.

— Мур-рр! Я теперь — «Я»? — кот отряхнулся, и буква прилипла к лбу. — Теперь я — философская проблема!

Андрей, круша струной гитары нити, тянувшиеся к горлу Марьи, подхватил выпавшую «С»: — Рот открывай, учительница! Экзамен на двойку! — он запихнул букву ей в рот, та закашлялась, выплёвывая паутину.

— Спасибо… — голос Марьи хрипел, как старый патефон. — Она… боится стихов! Рифма рвёт её паутину!

— Стихи? — Пряха выгнулась, её «лицо» скрутилось в саркастическую улыбку. — Ваши вирши — детский лепет. Я плела поэзию, когда ваши предки…

— …поклонялись камням? — перебила Василиса, разбивая посохом очередной сталактит. — Марья, давай рифму!

— Ладно… — Марья, вытирая чернильные подтёки изо рта, забормотала, спотыкаясь о слова: — «Паутина — не броня, тает, как… как…»

— …как мечта утром! — выкрикнул Андрей, дёргая струну. Звук выжег в воздухе строчку огненных слов.

— Мур! «Пряха — вошь, а мы — шампунь!» — Борис, катаясь по полу, царапал в ритме.

Пряха взвыла. Нити, сплетавшие её тело, начали рваться, как гнилые верёвки. Игорь, подпрыгнув, выкрикнул: — «Ты не бог, а батарейка — и села твоя кнопка!»

— Это… не рифма! — зашипела Пряха, но её рука уже рассыпалась в буквы «Ы».

— Доверься профессионалу! — Марья, собрав голос в кулак, прогремела: — «Ткань твою разорвёт стих, как ветер — дым костра!
Нет имён, нет слов, нет сил — Пряха, ты мертва!»

Пещера взорвалась эхом. Стих, как кувалда, ударил в Пряху. Та рассыпалась на чёрные слоги, которые тут же сгорели в сиянии кристалла. Мешок с тенями лопнул, освобождая последние буквы — они влетели в рты героев, заставляя Бориса чихнуть рифмой: — «Мур-рр-рр… апчхи!»

— Поздравляю, — Игорь поднял обгоревший лист с полустёртым стихом. — Ты только что убила графомана. Геройски.

— Она… не умрёт, — Василиса опустилась на колени, кристалл в её руке теперь был тусклым осколком. — Пока есть страх молчания… она вернётся.

— Значит, будем кричать громче, — Андрей дёрнул струну, заставляя гитару взвыть рок-риффом. — Как насчёт хора?

— Мур… Только без стихов, — Борис вылизывал лапу. — А то моя шерсть встанет дыбом от вашей «поэзии».

Из глубины пещеры донесся шепот, вплетающийся в треск умирающего кристалла: «Спите… спите… ваши сны уже на моём станке…»

Марья, заклеив рот пластырем из страниц учебника, мрачно указала на выход. Солнце снаружи светило так, будто хотело выжечь все страхи. Но тени под ногами всё ещё шевелились.

Рифмы против тьмы

Пряха взметнулась к потолку, её плащ из теней раздулся, как парус корабля призраков. Буквы, вырвавшиеся из мешка, кружили в воздухе, складываясь в проклятия на забытых языках.

— Ты — дыра меж мирами, брешь без дна… — Марья Ивановна, разорвав пластырь на губах, заговорила голосом, гудевшим, будто из глубины колодца. — Ткач пустоты, швея забвения! Твоя нить — это петля, а не дорога!

Каждое слово било по Пряхе, как молот по наковальне. Теневой плащ начал трещать по швам, обнажая под собой… ничего. Абсолютную пустоту, в которой мерцали чужие сны.

— Ложь! — взвыла Пряха, но её крик рассыпался на стаю чёрных мотыльков с человечьими лицами. — Я — вечна! Я — …

— …надоела! — перебил Игорь, швыряя в неё котелок с кипящей жидкостью. — На, выпей чайку с мятой и исчезни!
Жидкость, попав в пустоту под плащом, взорвалась фейерверком из ругательств. Мотыльки загорелись, падая на пол искрящимися буквами «Ы».

— Мур-рр! — Борис подпрыгнул, сбивая лапой самого крупного мотылька. Тот запищал голосом Марьи: «Двойка! Двойка! Двойка!» — Лови, учительница, твоя оценка улетает!

— Сожгу на всякий случай, — кот плюнул на трофей, и мотылёк вспыхнул синим пламенем, пахнущим сожжёнными конспектами.

Андрей, сорвав струну с гитары, сплёл из неё сеть и набросил на остатки паутины: — Лови ритм, тварь! Раз-два, раз-два — это тебе не вальс смерти!
Струна, вибрируя, разрезала последние нити. Пряха рухнула на колени, её «лицо» теперь напоминало порванную страницу учебника.

— Не… может… быть… — прошипела она, рассыпаясь в пепел. — Стихи… не победят…

— Победят, — Василиса наступила на пепел, кристалл в её руке вспыхнул в последний раз. — Потому что в них есть то, чего нет у тебя — душа.

Тишина. Только Борис, облизывая лапу, нарушил её: — Мур… А пепел можно использовать как наполнитель для лотка?

— Только если хочешь, чтобы тебе снились кошмары в рифму, — Марья подняла обгоревший лист с пола. На нём догорала строчка: «Возвращусь… в ваших… снах…»

— Эй, смотрите! — Игорь тыкал в стену, где тени складывались в новые слова: «Продолжение следует…» — Она как плохой сериал!

— Всё, хватит, — Василиса, шатаясь, опёрлась на посох. — Кристалл мёртв. Теперь мы уязвимы.

— Зато живы, — Андрей дёрнул оставшуюся струну, и та издала грубый аккорд. — А это уже хэппи-энд.

— Мур… Хэппи-энд — это когда мне дают двойную порцию тунца, — Борис потянулся к рюкзаку Игоря. — А пока — это просто пауза.

Солнце за окном пещеры погасло, сменившись багровой луной. Где-то в глубине шахты заскрипела прялка.

— Бежим, — Марья бросила последний взгляд на пепел. — Пока стихи ещё в наших головах.

Они вышли в ночь, где ветер шептал три слова:

«Я. Вернусь. Скоро…»

Пробуждение рудника

Кристалл лопнул с хрустом разбитого сердца. Из трещины хлынул слепящий свет, выжигающий тени до дыр. Стены рудника застонали, каменные жилы вздулись и лопнули, обнажая скелеты шахтёров, вмёрзшие в породу.

— Наверх! — Василиса, прикрывая лицо обожжённой рукой, толкала всех к скрипучей лестнице. — Рудник просыпается — он нас вышвырнет, как заразу!

Игорь, перепрыгивая через трещину, крикнул: — Если выживем, я требую памятник! Желательно из золота… или хотя бы из шоколада!

Борис, прижимая к груди осколок кристалла, бежал последним. Синие искры лизали его хвост. — Мур-рр… Это же как минимум десять пачек корма! Нет, двадцать! — он облизнулся, глядя, как осколок отражается в его глазах звёздной картой.

Марья, спотыкаясь о падающие камни, читала заклинание-запинку: — «Земля-мать, не ешь… не ешь своих детей! Мы… мы невкусные!»
Потолок ответил грохотом, едва не придавив Андрея. Тот, выронив гитару, схватил её за гриф: — Эй, рудник! Я ещё не спел про твою маму!

Они вывалились на поверхность, где небо было цвета синяка. И тут же замерли.

Пряха стояла, сотканная уже не из теней, а из самих трещин реальности. Её плащ шевелился, как живой разлом, а за спиной зиял портал, где ковали молоты силуэты Молчаливых Кузнецов. Их удары отдавались в висках болью.

— Сюрприз, — Пряха развела руками, и из её пальцев поползли нити, пришивающие землю к небу. — Вы разбудили Рудника-Отца. Теперь он… голоден.

Василиса, шагнув вперёд, подняла посох: — Ты проиграла. Даже твои кузнецы… — …выкуют ваши рты на замки, — перебила Пряха. Из портала протянулась рука с клещами, держащими раскалённое «Молчание». — Привет от тех, кто старше ваших богов.

Борис, пряча осколок за спину, зашипел: — Мур… Если я отдам кристалл, вы уйдёте? А? Ну, как на рынке — торг уместен!

— Отдай, — прошептала Василиса, не отводя взгляда от Пряхи. — Он всё равно умирает. — Но… мои пачки корма! — кот замотал головой, но Игорь выхватил осколок.

— Дурачок, она хочет из него пепельницу сделать! Лови! — он швырнул кристалл в портал.

Пряха взвыла. Осколок, как зеркало, отразил свет Рудника-Отца. Молчаливые Кузнецы замерли, их силуэты затрещали. Портал начал втягивать саму Пряху, как воду в воронку.

— Нет! Это… моё! — она потянулась к осколку, но её пальцы рассыпались в песок.

— Бежим, пока не схлопнулось! — Андрей схватил гитару, но та рассыпалась в прах. — Чёрт! Это был мой лучший друг!

— Мур… Теперь твой друг — бег! — Борис рванул к лесу, обгоняя всех.

Рудник содрогнулся, превращаясь за их спинами в груду пепла. Пряха, на последний миг обернувшись, прошипела в лицо Василисе: — Ты… следующая…

Когда они рухнули на опушке, Марья, задыхаясь, пробормотала: — Кузнецы… они ковали не молчание. Они ковали конец.

Василиса, глядя на пустую руку, где был кристалл, прошептала: — Теперь мы — их следующая работа.

А вдалеке, в пепле рудника, что-то звенело. Будто кто-то подбирал осколок.

Глава 4: Кузнец, который забыл себя

Врата Молчания

Портал выплюнул их в чёрную кузницу. Воздух висел густой массой, цепляясь за лёгкие словно расплавленный свинец. Из труб вместо дыма струилась тишина — она оседала на плечах невидимым пеплом. На гигантских наковальнях лежали раскалённые… пустоты, оставляющие ожоги на сетчатке глаз.

— Здесь куют не металл… — Василиса провела пальцем по воздуху, собрав капли тяжёлой субстанции. Ртутные шарики звенели, падая на пол беззвучными взрывами. — Они ковали саму идею молчания. Заклёпки для реальности.

Андрей пнул бесформенный слиток у ног. Тот расплылся в лужицу теней, в которой застыли лица кричащих людей. — Эй, тут целый альбом немых криков! — он потыкал в лужицу обломком гитары. — Смотрите — этот чувак явно матерится на начальника.

— Не трожь! — Марья оттащила его за рукав. — Это клеймо Молчаливых. Прикоснёшься — твой голос станет чернильной кляксой.

Борис, чихнув, затряс всем телом: — Мур-рр-рр! Здесь пахнет… забытыми обещаниями и прокисшими мемами. Хочу вон!

— Поздно, — Игорь тыкал ножом в стену, где вместо кирпичей были вмурованы застывшие слова. «Прости», «Люблю», «Помоги» — все с оборванными хвостами букв. — Мы в ловушке грамматического кошмара. Кто-нибудь, найдите глагол «бежать»!

Василиса подошла к гигантской наковальне. Следы ударов гигантских молотов светились фосфором, но звук от них отставал на века. — Они выбили отсюда само понятие эха, — она прижала ладонь к отметине. Кожа начала сереть и каменеть. — Здесь даже время…

— …забыло, как течь, — Пряха возникла из сплетения труб, её тело теперь состояло из копоти и пропущенных букв. — Добро пожаловать в мастерскую богов. Вернее — в их мусорку.

Марья выхватила учебник, но страницы слиплись в единый рулон папируса с надписью: «Глава, которую нельзя прочесть». — Что вы делали здесь?! — она швырнула камень в Пряху, но он прошёл сквозь неё, оставив дыру с видом на падающие звёзды.

— Чинили дыры в мироздании, — Пряха провела рукой по воздуху, и шов между реальностями разошёлся, показав город за стеклом — люди двигались, как марионетки с перерезанными нитями. — Ваш мир — бракованная поделка. Мы… улучшали.

Борис прыгнул на наковальню, швырнув в трубу осколок кристалла: — Мур-рр! Держи, сосулька!
Тишина взорвалась грохотом. Из труб повалил дым звуков — смех младенцев, скрип дверей, вой сирен. Кузница затряслась.

— Идиоты! — Пряха метнулась к разлому, латая его чёрными нитями. — Вы выпустили шум веков! Он…

— …прекрасен! — Андрей поймал пролетавшую ноту смеха, вплел её в оставшуюся струну. Гитара ожила, заиграв мелодию из забытых колыбельных. — Слышите? Это же моя бабушка пела!

Василиса ударила посохом по наковальне. Молчание треснуло, выпуская волну: — Бегите к порталу! Пока шум не…

Стены кузницы начали схлопываться. Пряха, оборачиваясь паутиной, визжала: — Вы не понимаете! Без тишины всё взорвётся!

— Значит, рванём вместе! — Игорь схватил слиток немого крика, швырнув его в эпицентр. — Детонатор готов!

Они нырнули в портал, когда кузница превратилась в звуковую чёрную дыру. Последнее, что они услышали — вой Пряхи, ставший аккордом.

— Мур… — Борис выплюнул клок тишины. — Теперь у меня в ушах… танцуют бубенцы.

А в разорванной реальности за их спинами уже плелась новая паутина.

Встреча с тенью

Туман здесь был гуще чёрной смолы. Он лип к коже, оставляя следы в виде рун забвения. Из мрака выступила фигура — доспехи, покрытые патиной вечности, с выбитыми на груди символами Молчаливых. Шлем, напоминающий улей из стали, скрывал лицо. Но когда ветер донёс прядь седых волос из-под забрала, Андрей задрожал.

— Отец…? — его голос разбился о металл, как стеклянный шар. — Это… шутка? Ты же умер… Я сам нёс гроб!

Кузнец повернул голову, шелест внутри шлема напоминал пересыпание костей. Он ударил кулаком в скалу — камень раскололся, обнажив шахматную доску. Фигуры шевелились: мечи рубили щиты, драконы глотали пешки, короли плавились в лужах.

— Он не помнит себя, — Марья прикоснулась к доске и дёрнула руку — пальцы почернели, будто обуглились. — Его память скована… как эти фигуры. Он стал частью игры.

Борис, усевшись на ладью из червлёного железа, фыркнул: — Мур… Папаша, если сыграешь с нами, я тебе сметану принесу. Ну, или врага твоего поцарапаю. Договорились?

Кузнец молча передвинул пешку — миниатюрный меч с лицом Андрея. Тот вздрогнул, когда фигурка закричала его голосом: «Почему ты бросил меня?»

— Хватит! — Андрей ударил по доске, смахивая фигуры. Они рассыпались в прах, но тут же собрались вновь — теперь королём был он сам, а драконом с крыльями из ножниц — отец. — Что с тобой сделали?!

— Он не слышит, — Василиса провела рукой над шлемом. Кристалл на посохе вспыхнул, показав внутри пустоту — вместо мозга вились нити, сплетённые в узор «Послушание». — Его ум выковали заново. Он теперь… инструмент.

Игорь, достав из рюкзака магнит, прилепил его к доспехам Кузнеца: — Пап, если ты там… э-э-э… застрял, моргни три раза!
В ответ заскрипели шестерни, и Кузнец выхватил молот, высекая искру. Ладья с Борисом взлетела в воздух.

— Мур-рр! Я не пешка, я — ферзь! — кот вцепился когтями в дракона, отрывая ему голову. Фигура взорвалась тучей ржавчины.

— Остановите его! — Марья, читая обгоревшие страницы учебника, пыталась заблокировать ходы. — Каждая потерянная фигура — это кусок нашей реальности! Смотрите!
Трещина поползла по ботинку Игоря, превращая кожу в камень.

— Отец, хватит! — Андрей схватил фигурку-себя, прижал к груди. — Я… я простил! Слышишь? Простил!

Кузнец замер. Из шлема брызнула струя ржавой воды, пахнущей морем. Он медленно поднял руку, указывая на Василису, потом на свой шлем.

— Он… хочет, чтобы мы его уничтожили, — Василиса сжала кристалл, но тот не загорелся. — Его душа в ловушке. Смерть тела освободит её.

— Нет! — Андрей встал между отцом и Василисой. — Есть другой путь! Мария, в учебнике…

— …ничего нет! — она швырнула книгу — страницы сложились в кинжал. — Только это.

Кузнец, словно поняв, ударил молотом по наковальне. Всех отшвырнуло к стенам. Шахматная доска ожила, превратив пол в лабиринт с лезвиями вместо стен.

— Мур-рр! Мне не нравится этот квест! — Борис прыгал по клеткам, избегая падающих фигур.

— Пап! — Андрей, перекрывая грохот, закричал: — Помнишь, как ты учил меня играть? Ты говорил: «Король должен умирать стоя»!

Кузнец дрогнул. На мгновение из-под шлема блеснул синий огонёк. Его рука потянулась к шахматному королю… и раздавила его.

Доспехи рухнули, как пустая оболочка. Из шлема выпорхнула стая синих мотыльков, сложившись в лицо мужчины.

— Прости… — прошептал ветер.

— Он… ушёл, — Василиса подняла шлем, внутри которого лежала седая прядь. — Добровольно.

Андрей, сжимая в руке фигурку, выбросил её в пропасть: — Больше никаких игр.

Где-то в глубине шахматной доски зазвенел смех Пряхи.

Правила игры

Доска вздыбилась, превратившись в поле боя. Пешки-мечи звенели, рубя воздух, а кони-драконы выдыхали пламя из пустых глазниц. Кузнец, теперь лишь пустой доспех, управляемый тенью, указал на Андрея костяным перстом: — Проиграешь — останешься здесь. Выиграешь — получишь ответ. — Его голос скрежетал, будто жернова перемалывали гвозди.

Андрей, стиснув кулак, двинул пешку. Фигурка ожила, запела хриплым гимном на языке, от которого кровь стыла в жилах. — Это… проклятый хор марионеток? — Игорь отпрыгнул от ладьи, которая метнула в него цепью. — Эй, папаша, у вас тут правила Мордора что ли?

— Магические шахматы, — прошептала Марья, разглядывая руны на краю доски. — Каждый ход меняет реальность. Смотри!
Пешка Андрея, срубив вражескую фигуру, взорвалась ливнем шипов. Один вонзился Василисе в руку — кровь застыла чёрным кристаллом.

— Мур-рр! — Борис схватил лапой пешку-кинжал и сунул в пасть. — Хрум… Фу! На вкус как ржавые гвозди с соусом из тоски! — Выплюнь! — Василиса вырвала фигуру, но та уже проросла в коте корнями. — Он теперь часть доски!

— Отлично! — кот прыгнул на спину коня-горгульи. — Я — кавалерия! В атаку, мур-мяу!
Драконья фигура взмыла, сбрасывая Бориса прямиком в кубок ферзя. Тот захлопнулся, став клетчатой тюрьмой.

— Мур! Меня жарят как пирожок! — из кубка повалил дым с запахом палёной шерсти.

— Хожу конём, — Андрей передвинул фигуру, избегая смотреть на доспехи отца. Конь взревел, вырвав кусок поля — земля под Игорем провалилась, открыв бездну с шепотом: «Сдайся…»

— Эй, я не пешка! — Игорь, повиснув на корне, вытащил нож и вонзил в доску. — Мой ход! — Лезвие треснуло, а из щели выползли тени, скрутившие его руку в узел.

— Дурак! — Марья ударила учебником по теням. — Здесь нельзя жульничать — только логика! — Логика? — Игорь скривился, вырываясь. — Да тут у коня крылья, а у слона хвост скорпиона!

Кузнец хлопнул латами — ферзь, похожий на Пряху, двинулся к королю Андрея. Фигура с его лицом закричала: — Сдаёшься? Сдаёшься? Сдаёшься?

— Никогда! — Андрей рванул вперёд, сбивая ферзя ладьёй. Та рассыпалась в пауков, но один впился ему в шею, нашептывая: «Он выбрал молот вместо тебя…»

— Тихо! — Василиса раздавила паука кристаллом. — Он не выбирал! Его сломали!

— Мур… Помощь! — Борис, поджариваясь в кубке, выбросил коготь. — Я хорошо с кетчупом!

Андрей, дрожа, передвинул короля. Фигура упала, превратившись в седого мужчину, который обнял его. — Пап… — но видение рассыпалось.

Кузнец ударил молотом — доска треснула, увлекая всех в вихрь.

— Ответ… — эхо донеслось из бездны. — …в твоей жертве.

Когда пыль осела, они лежали у портала. В руке Андрея дымилась фигурка короля с лицом отца.

— Мур… — Борис выплюнул пешку. — Теперь я вегетарианец.

Василиса подняла обугленный осколок доски: — Игра не закончена. Она ждёт…

Андрей бросил фигурку в пропасть. — Пусть ждёт вечно.

Ход Бориса

Доска вздрогнула, когда Борис вприпрыжку влетел на поле, сбив ферзя-паучиху. Та завизжала, запутавшись в собственных ногах, а кот, размахивая пешкой-кинжалом, рявкнул: — Мур-рр! Сейчас научим вас играть по-кошачьи!

Кузнец склонился, и шлем его скрипнул, будто челюсти раздражённого титана: — Ты нарушаешь правила. — А у котов правил нет! — Борис лизнул пешку, и та зашипела, превратившись в золотую рыбку. — Вот, лови, рыцарь-рыбоед!

Рыбка шлёпнулась на клетку, взметнув фонтан искр. Ладья-гидра, попытавшись её схватить, вдруг обмякла, заурчав, как котёнок.

— Это честно?! — Андрей, едва увернувшись от коня-скелета, тыкал пальцем в Бориса. — Он жулик! — Вполне, — Марья прикрыла рот учебником, но плечи её дёргались от смеха. — В кодексе магических игр пункт 14: «Если игрок — кот, правила — условность».

Игорь, сидя верхом на слоне-валуне, заорал: — Браво, усатый! Теперь преврати его шлем в лоток!
Кузнец взмахнул молотом, но Борис ловко швырнул рыбку ему в забрало. Доспехи зашипели, покрываясь ржавыми пятнами в форме лапок.

— Мур-ха-ха! — кот, прыгая по головам пешек, выкрикивал: — Правила — для собак! Мы, кошки, создаём хаос! — Остановите его! — Василиса пыталась поймать Бориса за хвост, но тот юркнул под королевский трон, который тут же рухнул, обнажив гнездо змей-нот.

— Ты… уничтожаешь баланс! — Кузнец бил молотом по доске, но трещины лишь множились, превращаясь в реки лавы. — Баланс — это скучно! — Борис, чихнув, выдохнул пламя, поджарив хвост дракону-сопернику. — Мур… Кто хочет жареного?

Андрей, глядя, как ферзь-рыбка гоняется за слоном по диагонали, схватился за голову: — Мы все умрём из-за его выходок! — Зато весело, — Марья, пряча улыбку, подняла обгоревшую страницу. — Смотрите: «Хаос — лучший щит против порядка Молчаливых».

Кузнец, пытаясь восстановить доску, вдруг замер. Из его шлема посыпались чёрные лепестки, а голос стал глухим: — Игра… аннулирована.

Поле начало рассыпаться. Фигуры плавились, становясь лужами цвета радуги. Борис, вынырнув из-под трона с мышью-пешкой в зубах, пробурчал: — Мур… Я выиграл?

— Нет, — Василиса указала на портал, где уже плелась новая паутина. — Ты просто сменил игру.

Андрей поднял золотую рыбку, которая щебетала стихами: — Папа… вернётся… в хвосте кометы… — Что? — Не обращай внимания, — Марья швырнула рыбку обратно в лаву. — Она вре́мя от кошачьего безумия.

Кузнец, ставший вдруг размером с куклу, заковылял к трещине. Игорь пнул его ногой: — Эй, малявка! Где наш «ответ»? — Вы… уже получили… — пропищал Кузнец, исчезая. — Хаос… тоже ответ…

Борис, облизывая лапу, изрёк: — Мур… А я думал, это просто рыбка.

Над полем, как приговор, вспыхнули слова: «Следующий ход — ваша очередь плакать».

Песня стали

Фигуры затянули хорал, от которого дрожали кости. Ноты — острые, как бритвы, — высекали искры на доске, складываясь в карту с меткой «Сердце Кузнеца» у королевской башни. Сама башня дышала, выпуская клубы пара с голосами: «Прости… Прости… Прости…»

— Андрей, жертвуй ладьёй! — Василиса, прикрывая уши от воя пешек, тыкала в ладью-щит с гравировкой в виде якоря. — Она — ключ! — Легко сказать! — Андрей схватил фигуру, но та впилась зубцами в ладонь. — Она живая! Слышишь? Она стонет! — Все мы стонем! — Игорь, пригвождённый к клетке мелодией, рванул рубашку. — Жми кнопку, герой! Или ты хочешь вечно слушать этот метал-хор?

Ладья затрещала, из швов поползли синие прожилки. Борис, уворачиваясь от падающих нот, прыгнул на плечо Андрея: — Мур-рр! Дай я! Коты умеют жертвовать… чужими игрушками! — Он ударил лапой по фигуре.

Щит разлетелся на осколки, выпустив стаю синих бабочек. Каждая несла в крыльях кадр: мальчик (Андрей?) на плечах у кузнеца, разбитая ваза, окно с дождём…

— Его воспоминания… — Марья поймала бабочку, и та растворилась у неё на ладони слезой. — Они заточили их в сталь. Чтобы не мешали «ковать».

Кузнец, наблюдавший с трона, вдруг схватился за шлем. Бабочки впивались в доспехи, оставляя ржавые пятна-раны. — Пап… — Андрей протянул руку к ближайшей бабочке, но та обожгла пальцы. — Ты… ты же сам научил меня не бояться огня!

— Он не услышит, — Василиса подняла посох, направляя стаю к королевской башне. — Его сердце там. Добей игру!

Андрей, стиснув зубы, двинул короля вперёд. Фигура зашаталась, завыв голосом Кузнеца: «Сын… прости…» — Не надо… — Андрей закрыл лицо руками, но Марья схватила его запястье: — Если не сделаешь — он навеки станет песней в этой адской опере!

Король рухнул, пронзённый мечом из бабочек. Кузнец взревел, шлем треснул, выпустив свет. Поле боя начало рушиться, поглощая ноты, фигуры, саму память…

— Мур! — Борис поймал последнюю бабочку, сунув её в карман. — Пригодится для торга с Пряхой!

Игорь, вытирая кровь с виска, хмыкнул: — Гениально. Разрушил игру слезами. Теперь я должен тебя уважать? — Заткнись… — Андрей пнул осколок ладьи, но тут же поднял его, спрятав за пазуху.

Василиса разглядывала пустую доску. Вместо «Сердце Кузнеца» теперь горело: «Следующая жертва — твоя душа». — Он… освободился, — она повернулась к порталу, ставшему похожим на зрачок. — Но игра только начинается.

А в кармане Бориса бабочка шептала: «Спасибо».

Воспоминания в огне

Синие бабочки облепили шлем Кузнеца, словно живой венец. Доспехи затрещали, из стыков повалил дым с запахом моря и сосновой смолы. Он протянул руку к Андрею, пальцы дрожали, как провода под напряжением: — Андрей… Ты вырос… — голос пробивался сквозь ржавчину, будто тонущий хватает воздуха.

— Пап, мы должны… — Андрей шагнул вперёд, но в этот момент король-великан с лицом Пряхи обрушил молот. Удар выжег кратер, едва не накрыв Бориса.

— Мур-рр! — кот, поджав хвост, нырнул за кристалл «Слеза Велеса», отчаянно матерясь: — Это ли не повод сдаться?! Я же говорил — шахматы зло!

— Держись! — Марья швырнула учебник, превратившийся в щит. Молот отрикошетил, снёс половину ладейника. Фигуры-скелеты полезли из щелей, щёлкая челюстями.

— Отец, помнишь? — Андрей, уворачиваясь от когтей короля, кричал сквозь грохот: — Ты говорил: «Дом там, где сломанные замки»!

Кузнец вздрогнул. Бабочки впились в шлем, плавя металл. Из трещин хлынули воспоминания: Детские руки, зажимающие раскалённый гвоздь…
Кузнец (настоящий, с глазами цвета стали) смеётся: «Боль — лучший учитель»…
Разбитое окно, за которым метель выводит: «Прости»…

— Сын… — Кузнец сорвал шлем. Вместо лица — вихрь синих мотыльков. — …беги!

Король-великан, ревя, занёс молот над Андреем. Но Кузнец бросился вперёд, обхватив чудовище. Доспехи взорвались волной воспоминаний — каждый осколок бил в цель:

Первый велосипед… — конь-дракон рухнул, заржавленый. Ссора из-за разбитой вазы… — пешки рассыпались в пыль. Тихий смех за спиной… — король застыл, треснув пополам.

— Нет! — Андрей рванулся к отцу, но схватил лишь горсть пепла. Бабочки кружили, складываясь в слова: «Спасибо».

— Мур… — Борис вылез из-под обломков, тряся золой из ушей. — Твой папаша… э-э-э… взорвался красиво.

Игорь, вытаскивая Марью из-под ферзя, фыркнул: — Вот и семейная терапия. Папаша разобрался с проблемой буквально.

— Он… освободился, — Василиса подняла осколок шлема, где застыла капля синего света. — Но Пряха не простит такого.

Андрей сжал осколок в кулаке, пока кровь не просочилась сквозь пальцы: — Значит, мы найдём её. И разорвём все её ниточки.

Где-то в глубине портала засмеялись. Смех звучал как лязг ножниц.

Борис, слизывая пепел с лапы, пробурчал: — Мур… Следующий ход — наш.

Жертва ферзя

Дракон-ферзь, обвивший трон шипами из костей, выл, изрыгая пламя. Каждый взмах его крыльев рвал страницы из учебника Марьи, превращая их в пепел. — Хватит! — Марья Ивановна, стиснув фигуру ферзя, бросила её под копыта коня-тени. — Умри красиво, ящер!

Фигура взорвалась, осыпав всех чёрным снегом. Пепел въедался в кожу, оставляя надписи: «Гордыня», «Страх», «Ложь». — Теперь! — Василиса, перепрыгнув через трещину, двинула королеву-клинок. Та вонзилась в сердце короля, чьё лицо было слепком Пряхи. — Мат!

Доска взвыла, как зверь в капкане. Трещины поползли к шлему Кузнеца, и он рухнул, разбившись о камни. Под ним — лицо, изъеденное ржавчиной. Глаза, словно два уголька в пепле, смотрели на Андрея.

— Сын… прости… — голос вырвался сквозь дыру в горле, обнажая шестерни. — Я… хотел…

Андрей упал на колени, сдирая кожу о острые осколки: — Зачем?! Зачем ты позволил им себя сломать?! — Чтобы… ты… не стал… как я… — пальцы Кузнеца сжали прядь седых волос Андрея. — …живи…

Тело рассыпалось, оставив на ладони сына ржавый ключ.

— Мур… — Борис тронул ключ носом. — Пахнет морем. И слезами. — Это дверь к Пряхе, — Василиса подняла обломок шлема, где мерцала карта из звёздной пыли. — Он купил нам шанс.

Игорь, разглядывая ключ, хмыкнул: — Папаша-призрак оставил наследство. Теперь ты обязан стать крутым кузнецом, Андрюха. — Заткнись, — Андрей встал, сжимая ключ до крови. — Я сломаю её станок. Всё.

Марья, собирая пепел в склянку, прошептала: — Он не просил прощения. Он просил помнить.

Где-то в трещине засмеялись. Смех разрезал воздух, как ножницы.

— Мур-рр… — Борис выгнул спину, глядя в бездну. — Она уже здесь.

Андрей повернул ключ в пустоте. — Встретимся, тётя…

Портал вспыхнул. На последней странице учебника Марьи проступили слова: «Глава 42: Прядильщица Судьбы».

Ключ от памяти

Воздух звенел, как натянутая струна, когда Кузнец протянул руку. Синий ключ, холодный и тяжёлый, будто выкованный из самой ночи, легёл на ладонь Андрея. — Это доступ к Летописи Молчания… — голос Кузнеца трещал, словно старый патефон. — Там… всё, что они стёрли. Но берегись Пряхи… Она…

Тело доспеха задрожало, шестерни выпадали из груди, превращаясь в пепельные розы. Андрей схватил отца за рукав, но ткань рассыпалась: — Пап! Как найти тебя там? — Не ищи… — Кузнец коснулся его лба. Прикосновение обожгло, оставив руну в виде слезы. — Я уже в тебе…

Борис, вскочив на плечо Андрея, тыкал лапой в ключ: — Мур-рр! Блестит! Давай откроем бар с привидениями! — Это не игрушка! — Василиса попыталась оттолкнуть кота, но тот ловко ухватился за ключ зубами.

— Отдай, усатый! — Игорь рванул Бориса за хвост. — Мяу-предатель! — кот выплюнул ключ, но успел схватить падающий осколок доспеха. — Сувенир! Для будущих переговоров с враждебными диванами!

Кузнец рассыпался до пояса. Его шлем, теперь пустой, закатился под трон, из которого уже пробивались чёрные корни. — Сын… — последнее слово смешалось с шелестом пепла. — …ключ откроет не только прошлое. Он покажет, кем ты станешь…

Андрей сжал ключ так, что металл впился в кожу: — Я не стану как ты! — Надеюсь… — Кузнец исчез, оставив после себя лишь запах гари и детскую перчатку, застрявшую в трещине пола.

Марья подняла перчатку, и та рассыпалась в её руках, став строчками в воздухе: «Протокол 12: Эксперимент „Кузнец“ признан неудачным. Испытуемый сохранил привязанность к объекту „Сын“».

— Объект… — Андрей пнул камень, и тот взорвался стаей летучих мышей. — Они даже здесь его мучили!

Василиса, разглядывая ключ, вздрогнула: — Смотрите!
На металле проступили силуэты: Пряха за станком, её нити опутывали город… и Андрей, стоящий над ней с молотом.

— Мур… Пророчество? — Борис уронил осколок доспеха, который тут же пророс ядовитым плющом. — Или реклама кузнечных курсов?

— Это выбор, — Марья закрыла учебник, на обложке которого теперь была их группа. — Летопись Молчания — не архив. Это оружие.

Портал за спиной взревел, и из него выползли тени с ножницами вместо рук.

— Они уже здесь! — Игорь выхватил нож, но лезвие почернело и согнулось. — Бежим! — Василиса толкнула Андрея к трещине в стене. — Ключ — компас! Думай о том, что важно!

Андрей, стиснув ключ, представил отца у наковальни. И трещина вспыхнула синим пламенем, открывая тропу сквозь время.

— Мур-мяу! Вперёд! — Борис прыгнул в пламя, утащив осколок. — Пригодится для строительства замка!

Когда последний из них шагнул в портал, стены рухнули, похоронив под обломками шепот: «Сын… горжусь…»

Пробуждение города

Город застонал, как великан, пробуждающийся от векового сна. Кузницы взорвались светом — десятки молотов били по наковальням, высекая искры, которые складывались в слова: «Правда», «Боль», «Надежда». Каждое слово падало на мостовую, превращаясь в трещину, из которой лезли железные корни.

— Смотрите! — Марья поймала искру-«Страх». Та обожгла пальцы, зашипев: «Не ищи… не найдешь…» — Они куют тишину в оружие!

Игорь, раздавив сапогом искру-«Ложь», хрипло засмеялся: — Кто-то хочет украсть все голоса… Чтоб мы стали марионетками без слов! — Мур-рр! — Борис гонялся за искрой-«Свобода», которая уворачивалась, как мышь. — У меня украли рыбу, сапоги и совесть! Голоса — мелочи!

Андрей схватил на лету искру-«Память». Она выжгла на ладони руну, прежде чем угаснуть: — Отец… Он пытался остановить это. Летопись Молчания — не просто архив. Это ловушка для слов.

Вдалеке, на шпиле часовни, мелькнула тень. Пряха, сгорбившись под мешком, сплетённым из теней, бросала в него горсти искр. Мешок шевелился, выкрикивая обрывки: «Лю…», «…ждай», «…убью!»

— Она здесь! — Василиса метнула кинжал, но лезвие прошло сквозь тень, ударив в колокол. Звон разорвал воздух, и город ответил рёвом.

Стены домов ожили, кирпичи превращаясь в рты, которые хрипели: — Верните… — …голос… — …мне имя!

— Что делаем? — Марья прижала учебник к груди, страницы которого теперь светились, как угли. — Если она заполнит мешок — город станет немым!

Игорь выхватил из пояса молот Кузнеца, украденный у Бориса: — Ломаем кузницы! Без наковален — не будет искр! — Нет! — Андрей перехватил удар. — В них наша сила! Смотри!

Он поднёс ключ от Летописи к ближайшей наковальне. Металл взвыл, и из него вырвался призрак кузнеца, который прохрипел: — …не дай ей сплести плащ из наших криков…

Борис, залезший на статую, тыкал лапой в мешок Пряхи: — Мур! Там шевелится что-то вкусное! Давайте отберём и разделим? Я — 80%, вы — благодарность!

Пряха обернулась. Её лицо было соткано из пепла, а вместо глаз — ножницы. Мешок распахнулся, выпустив вихрь украденных слов:

«Мама…» — ударило в грудь Андрея. «Прости…» — Марья упала на колени. «Не бойся…» — Василиса выронила оружие.

— Не слушайте! — заорал Игорь, бьющий молотом по земле. — Это не ваши слова! Это — эхо чужих душ!

Андрей, превозмогая боль, вонзил ключ в наковальню. Металл взорвался синим пламенем, спалив ближайшие нити Пряхи.

— Ты… не… смеешь! — Пряха зашипела, мешок её съёжился. — Слова — мои! Ткань из них… будет… вечной!

— Мур-вечность! — Борис прыгнул на мешок, вцепившись когтями. — У меня аллергия на вечность! Чихаю!

Из дырки хлынули украденные голоса. Город вздрогнул, кирпичи складываясь в крик: «ВЕРНИТЕ!»

Пряха, окутанная пламенем, исчезла, оставив после себя лишь ножницы и шепот: — Ты… следующий… в моём станке…

Андрей поднял ножницы. На лезвии отражалось его лицо, опутанное нитями.

— Что теперь? — Марья сгребла в склянку пепел слов. — Теперь, — Василиса указала на горизонт, где вставало солнце цвета ржавчины, — мы идём туда, где куётся тишина.

Борис, доевший кусок мешка, буркнул: — Мур… Надеюсь, там есть вобла.

Город за их спинами затих, вбирая голоса, как раны — лекарство.

Уход Кузнеца

Кузнец стоял у пылающей наковальни, его доспехи теперь напоминали кору древнего дерева — трещины светились, как реки лавы. Глаза, два уголька в пепле, смотрели на Андрея сквозь дым: — Я должен остаться… — его голос гудел, как колокол под водой. — Здесь… моя часть Летописи…

Андрей рванулся вперёд, но земля под ногами превратилась в зыбучий песок из ржавых гвоздей: — Ты снова бросаешь меня! Как тогда! — Нет, — Кузнец поднял руку, и пальцы начали каменеть. — Теперь я… стану твоим щитом. Исправь то, что я не смог…

Василиса, пытаясь удержать Андрея за плечо, прошептала: — Он уже мёртв. Это лишь эхо… — Молчи! — Андрей вырвался, ударив кулаком по наковальне. — Он… он обещал…

Кузнец застыл в движении — статуя с молотом, занесённым над бесформенной глыбой. На постаменте проступили слова: «Здесь сгорел, чтобы светил».

— Мур-рр… — Борис прыгнул на плечо Андрея, тычась мокрым носом в его сжатый кулак с ключом. — Теперь ты в ответе за рыбу. И за меня. И за ту вонь ржавчины. — Отстань… — Андрей попытался оттолкнуть кота, но Борис вцепился когтями в куртку.

— Усатый прав, — Игорь пнул статую, и с неё посыпались искры. — Папаша стал памятником самому себе. Классика. Теперь ты должен бежать, плакать и… что там у вас в сценарии? — Заткнись! — Марья бросила в Игоря склянкой с пеплом. — Он не убегает. Он выбирает.

Из кузниц донёсся рёв — будто проснулся зверь, сплетённый из цепей. Стены задрожали, осыпаясь кирпичами-слезами.

— Летопись Молчания… — Василиса прижала ладонь к земле. — Она пробуждается. И хочет больше, чем слов. — Чего? — Андрей повернул ключ в воздухе, и тот засиял синим.

— Душ, — ответила Василиса, указывая на трещину, из которой выползла тень с пустыми глазницами. — Она будет пожирать истории, пока не останется тишина.

Борис, спрыгнув, потерся о статую Кузнеца: — Мур… Можешь не благодарить. Я оставлю тебе в наследство свои хвост и усы. Бесценно!

Андрей взглянул на ключ. В его отражении мелькнуло лицо отца — не ржавое, а живое, улыбающееся. — Ладно… — он сгрёб Бориса под мышку, заставив кота взвыть. — Ты везешь запасы. И молчишь. — Мяу-тирания! — Борис вывернулся, оставив в руке Андрея клок шерсти. — Я требую адвоката! И сметаны!

Игорь, разглядывая трещину, хмыкнул: — Там внизу… Это ж целый город из забытых имён. — Значит, найдём их, — Марья открыла учебник, где теперь горела карта из пепла. — И вернём голоса.

Статуя Кузнеца вдруг наклонилась, уронив молот к ногам Андрея. На лезвии светилось: «Куй».

— Мур… Папаша-призрак даёт советы, — Борис потрогал молот лапой и дёрнулся от удара током. — Ай! Взял назад! Наследство отменяется!

Андрей поднял молот. Рукоять обожгла ладонь, оставив шрам в виде песочных часов. — Поехали, — он шагнул в трещину, даже не обернувшись.

Василиса, следя, как тени облизывают край портала, прошептала: — Он не плачет. — Потому что злится, — Марья поправила очки, за которыми сверкнули слёзы. — А злость — лучшая печь для переплавки боли.

Город рухнул за их спинами, похоронив статую под лавиной обугленных слов. Где-то в глубине, под грудой камней, блеснул осколок шлема — словно подмигивание.

Глава 5: Пряха, ворующая лица

Утро в ловушке

Солнце встало кривым — марево с лицом Пряхи растянулось по небу, как клякса в чернильнице. Тени сплели лагерь в кокон: палатки превратились в лохмотья, костёр застыл чёрным стеклом. Марья Ивановна проснулась первой, схватившись за горло: — Где… — её голос сломался, и слово упало на землю, превратившись в ржавый гвоздь.

— Мур-рр! — Борис подкатил гвоздь лапой, фыркнув: — Теперь ты говоришь как моя миска после тухлой рыбы. Бр-р-р!

Игорь, запутавшийся в тенетах как муха в варенье, дёрнулся: — Чёрт! Это что, новый трюк Пряхи? — Его ругательство упало вниз, став змеёй из проволоки. Та тут же впилась ему в сапог. — А-а-а! Да она бьётся!

Василиса, разрывая паутину ногтями (теперь острыми как бритвы), зашипела: — Не говорите! Каждое слово — её оружие! — Как тогда… — Андрей попытался встать, но тени обвили лодыжки. Его вопрос упал, превратившись в капкан с зубьями.

— Молчите! — Марья показала на свой учебник, страницы которого теперь были пусты. Она ткнула пальцем в диаграмму на земле, нарисованную гвоздём: «Мысли → образы».

Борис, усевшись на голове Игоря, махал лапой: — Мур-код! Я понял! Надо общаться как цивилизованные коты — шипением и хвостом! — Он дёрнул хвостом в сторону востока, где паутина была тоньше.

— Он прав, — Василиса кивнула, разрывая паутину молчаливым жестом. — Двигаемся туда. Но без слов.

Пряха в небе усмехнулась. Марево сгустилось, и из него поползли тени-пауки с ножницами вместо голов.

Андрей, стиснув кулаки, попытался представить меч. Воздух дрогнул, но вместо оружия на землю упал обгорелый ключ. — Думай яснее! — жестами показала Марья, рисуя в воздухе контуры молота.

— Мур-помощь! — Борис прыгнул на паука, вцепившись когтями в ножницы. Тень взвыла и рассыпалась, оставив после себя клубок чёрных нитей.

Игорь, размахивая проволочной змеёй как кнутом, пробил брешь в паутине. Указал на выход, но его жест стоил ему новой «змеи» — на этот раз с шипами.

Василиса первой выскользнула из кокона. За ней — Марья, прижимающая пустой учебник к груди. Андрей, таща Бориса за хвост, рухнул на землю, когда тени дёрнули его назад.

— …держись! — сорвалось с губ Василисы. Слова превратились в стаю скворцов из бритв, которые впились в паутину, перерезая нити.

Пряха завыла. Небо треснуло, и сквозь щель хлынул дождь из иголок.

— Беги! — Андрей, наконец вырвавшись, схватил Марью за руку. Мысли пульсировали в висках: Молот. Ключ. Отец.

Борис, неся в зубах клубок нитей, мурлыкал: — Мур-трофей! Теперь я король паутин!

У края леса, где паутина истончалась, их ждал портал — зеркало, в котором отражался город из книг. Василиса, стиснув зубы, шагнула первой.

— Мур… — Борис обернулся к мареву, где Пряха рвала на себе лицо-тряпку. — Твои ножницы тупые!

Последней каплей стало слово «тупые». Оно упало в лужу, превратившись в кислоту, которая разъела землю под ногами Пряхи.

— Молодец, усатый, — Игорь швырнул в портал проволочную змею. — Теперь она точно нас возненавидит.

Андрей, глядя на ключ в руке, подумал: «Пап… как ты молчал?»

Ответом стал шепот из зеркала: — …потому что боялся, что твои слова станут оружием против тебя…

Город за порталом ахнул, открывая страницу 46.

Паутина иллюзий

Воздух дрожал, словно его перетирали сквозь сито. Нити Пряхи — прозрачные и липкие, как слюна паука — обвивали деревья, превращая лес в кривое зеркало.

— Игорь, стой! — крикнула Василиса, но её голос утонул в шелесте пряжи. Игорь замер, глядя на свои руки. Они уменьшались, покрываясь шрамами из детства. Перед ним стоял отец-алкоголик с ремнём: — Опять двойка, сопляк? — Не… не настоящий… — Игорь попятился, натыкаясь на дерево, которое стало стеной тюремной камеры.

Василиса упала на колени, листая учебник Марьи. Страницы пустели по мере чтения: — Нет! — она пыталась вписать хоть слово, но чернила стекали с бумаги, как слюна. — Я же помню… помню всё!

Андрей схватил её за плечо: — Это иллюзии! Не поддавайся! — его голос раздвоился, превратившись в эхо из колодца.

Борис, умывавшийся на пне, фыркнул: — Мяу-кантри лечит всё. Даже вашу дурь. — Он прыгнул на плечо Андрея, тыча лапой в нить над головой. — Дёрни за рыжий хвост! Там узел!

— Какой ещё… — Андрей дёрнул. Нити вздрогнули, и реальность на миг проступила сквозь марево: Пряха сидела на ветке, вплетая в пряжу обрывки их страхов.