Бесплатный фрагмент - Бетонная Луна

ПРОЗРАЧНЫЕ СТЕНЫ,
ХОЛОД И СТРАХ,

СОНЛИВОСТЬ,

КРОВЬ НА РУКАХ…

ПРЕДИСЛОВИЕ

Приветствую, мой дорогой читатель!

Обычно в начале книги оставляют благодарности, кому-то ее посвящают. Иногда — оставляют некий дисклеймер, предупреждение о том, что считают необходимым, важным, обязательным.

Мой случай — второй.

Я хотел бы поблагодарить тех, кто оставил след уже после того, как мы пройдемся с тобой, читатель, по улицам этого некогда славного города Розенберга. Да, мы будем путешествовать по европейскому мегаполису, которого не найти на карте. У меня особые отношения с Германией, думаю, моя фамилия не могла не оставить в моей жизни такой след. Если европейская локация для вас некомфортна, а немецкие имена и названия режут слух — вам навряд ли понравится эта книга.

Не понравится она и тем, кто брезгует крепкими (а порой — очень крепкими) словами — бранной и ненормативной лексики в книге достаточно, иначе было бы нереалистично. Тогда не произошло бы погружения в атмосферу Розенберга и того нового мира, в котором он существует.

Наконец, в книге много жестокости. Я не поддерживаю жестокость и проповедую любовь — это и станет ключевой идеей серии книг. Но роман, который вы держите в руках — про серийного убийцу, а значит, в книге будут убийства. И немало убийств. Порой очень жестоких и даже мерзких.

Бытует мнение, что все истории уже рассказаны. Значит и моя история — не исключение. Я был вдохновлен такими произведениями литературы, кинематографа и игровой индустрии, как «Преступление и наказание», «Пила», «Декстер», «Темный рыцарь», «Монстр», «Молчание ягнят», «Игра в кальмара», «Manhunt» — если вам знакомы эти произведения, если они вас не испугали и не оттолкнули, не вызвали отвращение — то добро пожаловать на улицы Розенберга.

Комиссар уже проснулся от звонка, и сейчас он готовится выехать на место совершения преступления. Идем, читатель, а то все пропустим! И до встречи на последних страницах книги!

Часть I

I 
Дилемма

Перед нашим взором — замкнутая цепь из двенадцати элементов, похожая на длинную гирлянду, одна из лампочек которой сверкала. Это был яркий, пульсирующий красный свет. Вокруг элементов ничего материального не было — одна лишь только космическая пустота, заполненная черным, как смоль, цветом.

Прошло мгновение, и к этой цепи совершенно неожиданно и словно бы из ниоткуда быстрым шагом направилась фигура — худой мужчина с густой серой бородой, с виду преклонного возраста и необычайно высокого роста (в сравнении с лампочками). На нем был длинный халат кремового цвета. А его лицо… почему-то оно сразу же забывалось, стоило только отвернуться или хотя бы моргнуть.

Ничего определенного нельзя было сказать и о том, как он подошел к этой цепи лампочек, ведь не было никакой поверхности в столь необычном месте!

Светящийся элемент едва заметно вибрировал и издавал звук, похожий на дуновение ветра.

— Снова… — неожиданно произнес мужчина. — Ну что ж…

Он наклонился и приподнял с этой бескрайней пустоты лампочку; при этом она зашипела, словно змея.

На ней было что-то написано. Мужчина прочитал надпись и положил ее обратно.

«Земля. Восточная Германия. Октябрь, 2067»

Это был октябрь, перевернувший сознание одного человека.

* * *

Ночь. Лес. Густой туман обволакивает деревья, растущие на обочине дороги, ведущей к двухэтажному особняку.

За воротами стоит белый джип. Светят только фары автомобиля и одинокая луна на небе. Водитель ждет, пока откроются автоматические ворота. Машина выезжает и быстро набирает скорость.

Извилистая дорога ведет с высокого холма, через лес, в сверкающий огнями огромный город Розенберг. Комиссара полиции Энгеля Беккера срочно вызывает полицейский участок.

* * *

Розенберг. Город на Эльбе, Восточная Германия. Среда обитания отбросов общества. Коррупция. Наркотики. Проституция. Убийства… Зоопарк из психопатов, насильников, воров, предателей… Здесь есть все.

Изо дня в день над Розенбергом летает безжалостная Смерть, подрезая своей косой грешные души умерших. Большинство из них забирает такси, увозящее прозрачные останки человека в самое пекло Ада.

Город, где, кажется, не осталось каких бы то ни было моральных рамок, понятия о нравственности, где повсеместно нарушаются все заповеди всех религий мира. Где единицы честных полицейских вынуждены ходить в волчьих шкурах.

Этот город — воронка на теле Земли… Воронка глубиной в Ад. Типичный город XXI века, погрязшего в крупнейшем со Второй мировой войны глобальном кризисе.

Этот город — Розенберг. Добро пожаловать!

* * *

Комиссар быстро добрался до места совершения преступления. Это был заброшенный трехэтажный склад, на котором раньше хранились горючие материалы. Рядом с ним расположились доки. Наверное, поэтому район получил название «Рок-Порт».

По периметру склад был окружен невысоким забором с колючей проволокой, окна первого этажа заколочены досками. Здание оцепила полиция. Служебные автомобили светили мигалками, заполняя это место ярким красно-синим ореолом.

Энгель Беккер, комиссар главного полицейского участка Розенберга, остановил свой автомобиль неподалеку. Он вышел из салона и ощутил на себе поток холодного ветра.

Энгель Беккер. Это был зеленоглазый мужчина среднего роста, с большим животом и крепкими руками. Недавно ему исполнилось пятьдесят три года, в волосах проглядывалась проседь, а лицо украшала такая же, едва заметная, седая щетина. Комиссар внимательно осмотрел обстановку вокруг. Статика. Полицейские стояли за машинами, нацелив пистолеты на окна третьего этажа здания; некоторые переговаривались по рации.

Увидев Энгеля, к нему тут же ринулся один из сотрудников полиции. Это был высокий худощавый парень, на его лице играла горючая смесь возбуждения и страха, свойственная новичкам.

— Томас, доложи обстановку.

— Герр комиссар! Около часа назад в участок поступил вызов от очевидцев: мужчина, примерно сорока лет, одетый в черную спортивную форму, был замечен на Граштенштрассе. Он шел вдоль дороги по обочине и вел впереди себя цепочку из восьми связанных человек, угрожая им оружием. Преступник с заложниками скрылись в заброшенном здании, здесь был склад горючих материалов. Все входы забаррикадированы изнутри. Личность преступника не установлена.

— Кто-нибудь попытался проникнуть внутрь?

Томас промолчал.

— Говори! — рявкнул Энгель.

— Герр Куно пытался. Но когда он приблизился к окну… В общем, он ранен.

Комиссар зло сплюнул себе под ноги.

— Опять этот говнюк лезет куда не просят!

— Тут два входа, и оба заблокированы. Герр Куно попробовал забраться внутрь через окно, он отрывал доску от окна, но получил ранение в плечо. Выстрел был совершен с третьего этажа.

— А почему ты сразу не доложил, что есть раненые?! — сурово спросил комиссар.

— Извините, герр Энгель. Пуля лишь немного зацепила руку. Кровотечение уже удалось остановить. Герр Куно продолжает работу…

— Этот засранец нас всех когда-нибудь похоронит, — перебил подчиненного Энгель. — Ладно, черт с ним. В общем, так: отправь Куно к врачам. И свяжись с участком — пусть приезжают снайперы и устраиваются на крыше соседнего здания. Скажешь, что это я приказал. Выполняй!

— Слушаюсь, герр комиссар!

Томас побежал к машине. Энгель Беккер медленно направился к остальным полицейским. Он насчитал четыре автомобиля перед складом и еще один заметил припаркованным за ним.

— Черт бы это все побрал! — выругался Энгель и выкинул окурок. На его лысину что-то капнуло. Затем снова. Он посмотрел на затянутое тучами ночное небо. Пошел дождь.

«Ну и ночка!» — раздраженно подумал комиссар.

— Кто ты, черт тебя дери… — добавил он, глядя на окна третьего этажа.

Достав из кармана плаща мобильный телефон, Энгель выбрал в списке контактов какое-то имя и сделал вызов.

В трубке послышались гудки.

— Клос, тащи свою задницу на Граштенштрассе, 17! Все очень серьезно, здесь преступник с заложниками. Возможно, будут жертвы. И захвати с собой Бауэра, нам нужен хороший снайпер; те дурни, которые сейчас смотрят порнушку в дежурке, скорее друг друга случайно перестреляют, чем попадут куда надо.

В трубке прозвучал ответ.

— Тогда Морица!

И снова небольшая пауза.

— Черт бы их побрал! Ладно, приезжай один, получишь отгул! Только давай побыстрее! Я хочу, чтобы ты с ним поговорил.

Комиссар сбросил вызов, а затем сделал новый звонок, на сей раз в участок.

— Готов план здания на Граштенштрассе, 17? Так а почему он еще не готов?! Конечно срочно!

Энгель положил телефон обратно в карман, предварительно достав оттуда пачку сигарет, и пошел к остальным полицейским.

— Ненавижу переговоры.

* * *

Время тянулось слишком медленно, а напряжение только нарастало. Комиссар был абсолютно спокоен, но многие полицейские заметно нервничали. Дрожал Томас Майер — возможно, от холодного осеннего дождя. Парень изо всех сил пытался скрыть, что у него стучат зубы. Тот раненый, крепкого телосложения и среднего роста мужчина — Куно Вернер, сидел в полицейской машине и молча курил. Это была, наверное, уже четвертая по счету сигарета за последние полчаса.

Картинка ожила, когда заброшенный склад и окрестности осветили фары автомобиля. В бешеный танец пустились тени, прыгая по стенам и старому, дырявому асфальту. Подъехал черный седан, так тщательно вымытый, словно только что был куплен. Машина остановилась неподалеку от автомобиля комиссара, затем открылась передняя дверь. Из седана вышел молодой человек с небольшой щетиной, короткими черными волосами и голубыми глазами, высокого — около ста восьмидесяти сантиметров — роста. Он хлопнул дверцей и пошел в сторону полицейских, его длинный черный плащ развевался на ветру. Мужчина смотрел себе под ноги — голова его была склонена вниз под тяжестью неба.

Затем он поднял голову и посмотрел на склад.

Это был Клос Хайнеманн, детектив из отдела по расследованию убийств.

Это я.

Взглядом найдя среди полицейских комиссара, я сразу направился в его сторону.

— Герр Энгель.

— Все-таки один? — разочарованно вздохнул комиссар, вместо приветствия. — Уволю нахер этих клоунов…

— Не горячись, Энгель. Диана сказала, что они уже как час на вызове в Карбоне. Весь участок пустует — жаркая ночка сегодня.

— Ясно, ясно, — прервал меня комиссар. — В этом здании преступник. Мы не знаем кто он, но у него восемь заложников. Требований пока не выдвигал. Нам нужно выйти с этим ублюдком на связь, и, с учетом того, что наш единственный переговорщик попал под сокращение, ты просто обязан справиться с этим дерьмом. Ты знаешь, что делать?

— Да, — неуверенно ответил я. Затем подошел к полицейской машине и достал из нее рупор.

— Привет, Куно!

Тот не ответил, увлеченно листая что-то в телефоне.

Из другой машины за моими действиями наблюдал Томас Майер. Казалось, что в салоне автомобиля царили тишина и спокойствие, в то время как снаружи летал страх, отравляя это место своим ядом.

Я включил рупор, затем поднес его к губам и произнес:

— Полиция Розенберга! Здание полностью окружено. Сдавайтесь, и никто не пострадает! — моя речь была требовательной.

Как и следовало ожидать, установилась напряженная пауза. Нервы некоторых полицейских уже были на пределе. Преступник играл с нами. Он был словно паук, окруженный глупыми мухами. Все замерли, глядя на окна третьего этажа. Ветер нарушал статику, гоняя сухие листья в переулке под световое сопровождение полицейских сигнальных огней.

Наконец тишину нарушил громкий звук, раздавшийся со стороны склада. Вниз посыпались осколки стекла, затем раздался женский голос:

— Помогите!

По всей видимости, это была одна из заложниц.

— Не стрелять! — отдал приказ комиссар, подняв вертикально правую руку.

Спустя несколько секунд в окне возник силуэт девушки — подняв руки, она медленно приблизилась к оконному проему из темноты, затем встала во весь рост на подоконник, так что мы смогли ее хорошо разглядеть. На вид ей было примерно двадцать пять лет, довольно красивая, с длинными светлыми волосами и, кажется, беременна.

— Я буду передавать вам его слова, — быстро сказала заложница. — Его зовут Райнхольд, он попросил вас посчитать.

Возникла небольшая пауза.

— Райнхольд… — комиссар схватился за голову. — Райнхольд… неужели это…

Затем девушка продолжила:

— Вы должны собрать всех полицейских перед входом… Иначе он начнет стрелять.

Энгель по рации отдал приказ собраться всем присутствующим на территории склада на дороге.

— Плотно не группируемся! По четыре человека за каждой машиной! Все в бронежилетах? Живее!

Затем комиссар повернулся ко мне и тихо сказал:

— Я оставил Оливера в кустах за складом; он будет следить, чтобы этот урод чего не затеял. Давай, скажи, что мы готовы продолжать.

— Комиссар, он представился как «Райнхольд». Не тот ли это…

— Я не знаю. Молись, чтобы не тот…

— Мы готовы, — сказал я в рупор.

Девушка ответила почти мгновенно. Я чувствовал, как внутри у нее все дрожит от страха.

— Мы насчитали девятнадцать полицейских. А нас в здании всего девять. Он требует баланса. Десять… — девушка на секунду обернулась и что-то сказала преступнику, затем продолжила: — десять «вонючих свиней» обязаны немедленно покинуть это место. При этом должны остаться полицейские Вернер и Майер. За каждую минуту промедления он будет убивать по одному заложнику.

Силуэт девушки исчез в темноте.

Комиссар быстро выбрал десяток самых бестолковых полицейских и приказал им ждать на перекрестках слева и справа от склада. Часть оставшихся сотрудников он отправил обратно за склад. Все это время я непрерывно смотрел на часы. Прошло ровно сорок секунд.

— Почему он назвал именно меня? — нервничая, полушепотом спросил Томас. Его волнение передалось остальным.

Наконец девушка вернулась к окну. За ее спиной стоял мужчина, сначала его лицо было скрыто во тьме, но затем он подошел ближе, и мы все увидели этого монстра.

— Ну что, свиньи… — прозвучал его мерзкий грубый голос.

Райнхольд Вольф. Глава преступной группировки «Золотой телец». Один из самых известных преступников Германии, устраивающий поджоги в банках. Не так давно был пойман и отправлен в психиатрическую клинику, но ему удалось сбежать оттуда некоторое время назад, после чего он затаился.

Прошлая встреча полиции с Райнхольдом закончилась очень плачевно: много заложников погибло при задержании. Кроме того, несколько полицейских получили тяжелые травмы. Один из них позже скончался в больнице.

— Клос, скажу честно — дела у нас плохи, — полушепотом сказал комиссар. — Сегодня ты узнаешь, что такое настоящее дерьмо, сынок.

На Райнхольде была выгоревшая куртка с капюшоном, на глаза он нацепил черные очки на резинке, туго обтягивающей его уродливую жабью морду. Прикрываясь девушкой, словно щитом, преступник приставил к ее голове пистолет.

Райнхольд оглядел улицу.

— Слушайте и не перебивайте! У меня здесь восемь заложников! Я требую от вас быть разумными и не делать глупостей. Первым делом, опустите оружие, иначе один из заложников умрет. У вас пять секунд.

Полицейские неохотно послушались.

— Молодцы, — одобрил преступник, а затем продолжил: — Предупреждаю, свиньи, этот сарайчик доверху набит взрывчаткой. Будьте предельно осторожны: если вам покажется, что вы можете взять склад штурмом… — тут он сделал паузу. — Сегодняшней акцией я преследую несколько целей. Во-первых, я хочу открыть вам глаза, и показать — кто вы есть. Годами вы делали из меня монстра, а все чего я хотел — это избавить наше проклятое общество от власти денег. Если вы считаете меня единственным мерзавцем, то спешу вас разочаровать — среди вас находится мой сообщник. Не знаю, как вы будете это выяснять, но у вас есть ровно семь минут, и не секундой больше, чтобы выяснить, кто он. И если я не услышу правильного ответа, один из заложников умрет. Ваше время пошло.

И Райнхольд исчез из окна.

— Вот выродок! — с силой стукнув по крыше машины, заорал Энгель. — Так и знал, что он опять придумает какую-то херню!

Я пристально посмотрел на присутствующих… заглянул каждому в глаза. В глубине их зрачков скрывался страх.

Страх смерти.

Ближе всех ко мне стоял Томас Майер. Он был совсем молодым парнем, в полиции служил первый год. По нему было видно, что он совсем не готов к тому, во что ввязался и я хорошо его понимал. Более того, по слухам, он даже не планировал устраиваться на работу в полицию. Родители Тома приехали в Германию из Старой Америки, а детям американцев разрешено работать в Системе. Рядом с ним, возле машины курил Куно. Его страх был прикрыт злостью, но он также чувствовался, был виден по дрожащей руке и бегающим глазам.

Широко раскинув руки, оперевшись на машину, стоял светловолосый Ганс с дневной смены. Он выглядел очень уставшим. Наверное, уже планировал возвращаться домой… А потом вызов и вот он здесь. Знал ли Ганс, что его ждет сегодня? Его яркие голубые глаза сканировали территорию, мужчина напряженно думал. Взгляд остановился на похожем на ворона Корбле, молодом полицейском со слипшимися сальными волосами, который бессмысленно уставился на асфальт.

Их страх я чувствовал на расстоянии.

Что же касается Энгеля, хочу верить, что комиссар, многое повидавший в своей жизни, не боялся. Надеюсь, у него все было под контролем, и он уже думал о том, как вскоре вернется домой, ляжет в теплую ванну, плеснет себе виски и расслабится.

— Пора действовать! — решительно сказал Ганс. — Что будем делать? У кого какие идеи?

— А над чем тут думать? Наверняка это кто-то из этих: Том или Куно! Он ведь велел их обязательно оставить! — пробурчал Корбл как-то не очень уверенно.

Мы медленно окружали машину Куно и Томаса, ожидая развития событий и не понимая, что мы можем сделать в этой ситуации. Куно снова закурил.

— Но мы ничего не знаем о коллегах за складом! — возразил Том. — Может, кто-то…

— Заткнись, Том. Райнхольд четко сказал: вас двоих оставить! — нагло заявил один из полицейских. — Может, скажешь, зачем?

— Не спеши с выводами, приятель, — грозно ответил Куно. — Тебе и так думать нечем, а то и вовсе без башки останешься.

Почувствовав приближение драки, Корбл медленно побрел к складу. За ним устремился Энгель.

— Мы этого не сделаем, — покачал головой комиссар, вытаскивая из кармана телефон.

— Что именно?

— Мы не найдем его сраного сообщника среди нас. Его вообще может не быть. Этот ублюдок просто тянет время. Только вот зачем? — Энгель выбрал в контактах номер участка. — Алло. Где план здания? Диана, ты ждешь, когда нас всех грохнут? Живее!

Тем временем оставшиеся у машин полицейские продолжали спорить.

— Все равно предательство вот-вот раскроется! Кто ты, его сообщник? — угрожающе спросил Ганс. — Кто? Из-за тебя погибнет невинный человек, идиот!

— Заткнись, Ганс, ты действуешь мне на нервы! — заорал Куно, не выдержав натиска напарника.

— Я тоже не сообщник, вы что, с ума сошли? — испуганно промолвил Том. — Преступник вообще мог уже уйти… Как раз тогда, когда этот урод велел убрать отсюда лишних!

— Поэтому он и сказал вам остаться!

— Эй вы, там! — крикнул Энгель, услышав спор. — Живо умолкли и взялись за дело!

— Все под контролем, комиссар! — рявкнул Куно, затем схватил Ганса за грудки и толкнул в сторону забора.

Комиссар жутко разозлился:

— Я сейчас вас обоих уволю! Что за дерьмо вы тут устроили?

— Все в порядке! — уже спокойнее ответил Куно и снова сел в машину. — Просто он меня достал.

Хоть Куно и знал, что комиссары в наше время практически ничего не могут сделать подчиненным и имеют больше обязанностей, чем полномочий, он с уважением относился к Энгелю.

Я посмотрел на часы. Осталось всего три минуты.

— Герр Энгель, планы здания пришли? — спросил я. — Ситуация выходит из-под…

— Нет, — нервно ответил комиссар. Затем добавил: — Диана ждет разрешения от Оракула… Но уже выехала скорая помощь.

— Вы полагаете, среди нас реально есть его сообщник?

Честно говоря, в это было легко поверить.

— Черт, Клос, да откуда я знаю…

Ганс взял рацию и связался с оставшимися тремя полицейскими. Как и следовало ожидать, никто не сознался.

Все замолчали, утонув в океане своих мыслей…

— Семь минут уже прошло! — грозно сказал Райнхольд в рупор. — Каков ваш ответ?

— И что мы ему скажем? — тихо спросил я у комиссара.

Энгель внимательно посмотрел на каждого из присутствующих. Куно, вспыльчивый, грубый и дерзкий, бывший военный — комиссар знал его и не верил, что тот мог быть сообщником. И уж тем более на эту роль не походил молодой Томас…

— Клос, тебе придется сказать ему, что мы не знаем. И спроси, чего он хочет. Главное, тяни время!

— Райнхольд, мы не знаем ответа, — обреченно произнес я. — Скажи, что тебе нужно?

В ответ прозвучал голос, полный наигранного разочарования:

— Вы настолько доверяете своим людям… Что ж. Потому я здесь. Сейчас я покажу, какие среди вас есть уроды. Но сначала…

Послышался выстрел.

Томас закрыл глаза и всхлипнул.

— Мой тайный помощник, я обращаюсь к тебе: твоя трусость, алчность и ничтожность стоила человеческой жизни. А ты стоишь сейчас здесь и смотришь на происходящее. Что же ты чувствуешь? О чем ты сейчас думаешь, друг мой? Из-за твоего молчания только что погиб невинный старик. Помнишь ли ты тот момент, когда перестал быть человеком? Я свой — помню. Мы как два монстра с тобой… А сколько монстров спят внутри присутствующих? Они просто ждут своей полной луны… Оборотни! Сегодня, вы все станете свидетелями пробуждения Монстра! Но сначала… Справедливости ради, поскольку нас стало меньше, одна из полицейских свиней должна покинуть ваше стадо. И я по-прежнему требую: Куно и Томас должны остаться. Они все еще нужны мне.

Казалось, голос Райнхольда обладал каким-то гипнотическим эффектом. А я все пытался придумать, что делать дальше. Райнхольд не раскрыл имя своего сообщника, а значит, сейчас у него появится шанс свалить отсюда, пока не поздно. А может, он, наоборот, будет до последнего с нами, чтобы не выдать себя? Кто же он?

Я в очередной раз задумчиво окинул взглядом присутствующих. Дальше всех от склада стоял трусливый Корбл.

— Пойду отлить, — сказал он комиссару. — Буду с остальными ждать штурма, хорошо?

Энгель Беккер пронзительно посмотрел на него и кивнул.

— Хорошо, иди до перекрестка и жди приказа.

Сунув руки в карманы, Корбл молча пошел вдоль дороги, не оглядываясь.

Комиссар, проводив его взглядом, достал телефон и отдал кому-то распоряжение:

— К перекрестку идет Корбл. Задержать любыми способами и не давать уйти, пока я не разрешу.

Тем временем Райнхольд проследил, что одним служителем закона стало меньше, и, убедившись, что полицейский ушел на достаточное расстояние, сказал в рупор:

— Что ж, баланс восстановлен. Теперь я могу продолжить. Что бы вы сделали с парой сотен тысяч амеро? Подумайте. На что вы готовы ради того, чтобы их заполучить? Именно эту сумму получил мой ручной Монстр за каждого заложника. А еще привел сюда мое главное блюдо этой ночи: Тома и Куно — прямых противоположностей, как Инь и Ян. Я знаю, что скоро в одном из них пробудится Монстр. Именно я выпущу его из клетки.

— Что тебе нужно взамен освобождения заложников? — спросил я Райнхольда, пытаясь тянуть время как только можно.

— Молчать! Я не договорил, — ответил он. — Вы должны понимать, какие среди вас есть мрази! Твари, заполонившие этот больной город… Вас давно покинули души, все, что осталось — это животные, стремящиеся к бессмысленному и губительному для планеты сверхпотреблению. А теперь — да начнется представление! Я хочу назвать вам имена оставшихся заложников, — он начал перечислять имена, делая долгую паузу после каждого. — Марта. Дирк. Ансоберт. Майеры — Ида и Адольф…

Томас поднял глаза на склад. Страх сначала сковал его тело, словно парализуя, а затем парня бросило в дрожь.

— Мама? — прошептал он. — Отец?

Над складом нависла мертвая тишина, прерываемая только всхлипываниями Тома. Хлопнула дверь — Куно медленно вышел из машины, не сводя глаз от окна третьего этажа.

Энгель, обычно спокойный, повидавший в жизни, наверное, все, что только можно, сейчас был полон какого-то первобытного страха — впервые я видел его таким. Со стороны казалось, будто он не знает, что делать.

— Нужно срочно попасть внутрь! Нахер эти планы и разрешения! — рявкнул комиссар и, достав телефон, помчался к обратной стороне склада. — Давай, бери же трубку, Диана!

Гудки накаляли без того напряженные нервы. Наконец в трубке раздался женский голос.

— Ну что, ты узнала?!

Комиссар выбежал на набережную за складом и осмотрел территорию с нового ракурса.

— Соседний склад? Отлично! Привозите взрывчатку. Подкрепление — на все перекрестки по обе стороны от склада, выслать полицейский катер на реку.

— …

— Да плевать, хоть уборщиков! Отправляй вообще всех, кто есть. И ради всего святого, побыстрее.

* * *

Между тем Райнхольд продолжил свою смертельную игру:

— И наконец, Вернеры — Каролайн и Франциска…

Куно со всей силы ударил кулаком по капоту машины, оставив там вмятину, затем достал из кобуры оружие и злобно сверкая глазами, направился к Райнхольду.

— Тебе конец, пидор! — взревел он от ярости.

— Стой! — крикнул я. Но коллега меня не послушал. — Стой! — я повторил настойчивее. — Он же может убить их всех, если ты не остановишься!

Я кинулся к нему, но Куно оттолкнул меня в сторону.

— Мне насрать! Отъебись!

— Куно, там же взрывчатка, забыл?! Нам нужно действовать осторожнее! Все может взлететь на воздух!

Полицейский остановился. Он тяжело дышал. Я подбежал к нему и положил руку на плечо.

— Давай просто выслушаем его. Узнаем, что Райнхольд хочет. Попробуем выяснить, что он будет делать дальше. Мы переиграем его, если только поймем, что ему нужно от нас…

Куно глубоко вдохнул и медленно выдохнул в попытке успокоиться.

— Мы нихера не делаем, Клос! Стоим тут на месте… а эти твари из Управления… Ты не понимаешь, Клос! Там мои жена и ребенок!

— Куно, мы должны его выслушать! Тянем время, у Энгеля есть план, — добавил я шепотом. — Доверься. Нельзя допускать импульсивных действий.

— Да он же чертов псих! Этот урод все равно их всех убьет, это только вопрос времени!

— Так их точно не спасти! Ты подвергаешь всех риску! Давай же, возьми себя в руки, мы найдем разумный и безопасный выход.

Он пристально посмотрел на меня, сделал еще один глубокий вдох и ответил:

— Хорошо.

Продолжал идти дождь. Назревало что-то очень опасное и пугающее. Мы пока не до конца понимали что. И какие далекоидущие у этого будут последствия…

* * *

Тем временем Томас трясущимися руками попытался позвонить родителям. В ответ были слышны лишь гудки. Я увидел, как слезы на его лице смешиваются с дождем… Его губы еще сильнее задрожали, он уронил телефон в грязь под ноги.

— Что дальше? — спросил я у Райнхольда. — Что тебе нужно?

Ответ последовал незамедлительно: преступник ждал этого вопроса.

— Я всего лишь хочу сыграть с вами.

На его лице отразилась безобразная улыбка. Он чувствовал себя пауком, а мы все попали в его липкую паутину…

— Внимательно выслушайте мои правила — повторять не буду. Чье-то молчание убивает, а чье-то может спасти жизнь. Хочу напомнить, что сегодня мой сообщник своим молчанием отправил на тот свет невинного в ваших глазах старика. И теперь он не только продажная шкура, но и убийца. А вот их молчание, — Райнхольд махнул в сторону Куно и Томаса, — напротив, может жизни спасти.

Повисла тяжелая пауза, которая оказывала сильнейшее психологическое давление на всех оставшихся полицейских. Мои наручные часы уже несколько раз за последние десять минут подавали сигнал о высоком пульсе.

Насладившись контролем над ситуацией, Райнхольд продолжил.

— Итак, рядом со мной находятся твои мама и папа, Томас, твои дорогие родители. Безусловно, они напуганы. Плачут и просят поговорить с тобой напоследок. Стоят на коленях и умоляют меня об этом! Кажется, что они уже готовы проститься с жизнью, но не мне решать их судьбу. И не тебе, Томас. Будут ли они завтра лежать в соседних могилах, умерев в один день, или же умчатся из города, захватив тебя и планируя на ходу начало новой жизни — их судьба находится в руках… Куно.

Приоткрыв рот от удивления, Куно повернулся в сторону Томаса и развел руками.

— А что это за маленькая девочка здесь, кажется, Франциска? И ее мама Каролайн… Какие же они милые, а как похожи! — гнусно произнес Райнхольд, разжигая огонь на нашем поле. — Вся в маму, да, Куно? Так про них говорят ваши знакомые?

— Дай мне рупор, Клос, — сжав зубы произнес Куно, затем подошел сам и силой выхватил его у меня из рук.

— Слушай меня, ублюдок! Только пальцем к ним притронься! Я убью тебя! Я вытащу твои кишки и намотаю их на твою уродливую башку. Слышишь, тварь!? Я приду за тобой!

Райнхольд лишь расхохотался в ответ.

— А знаешь, я тебе верю! Я ведь долго изучал тебя, Куно. Ты всегда считал, что сила решает все. Но знай, каким бы ты ни был агрессивным и сильным, твоя семья, жизнь твоей дочери и любимой жены — сейчас они не в твоих крепких руках. А в слабых ручках Томаса!

Куно издал какой-то вой и яростно посмотрел на всех вокруг. Полицейские окружили его, как загнанного зверя, готовясь помешать совершить непоправимую ошибку.

— Отъебитесь все!

Райнхольд, немного понаблюдав за ними, продолжил:

— Вы можете «тыкать палкой» в раненого Куно, ожидая, когда этот монстр перестреляет вас, в приступе бешенства. Он ведь не даст себя остановить! Поэтому, предлагаю вам немного отвлечься и послушать правила игры, тем более что лишнего времени нет ни у вас, ни у меня — свиньи ведь наверняка ищут способ попасть внутрь, если еще не нашли. Скажу сразу, два заложника умрут в любом случае, от вас здесь ничего не зависит. Однако вы можете попытаться избежать смерти своих родных. Что нужно сделать для этого? Итак, если я в течение семи минут буду наслаждаться тишиной, умрут два случайных заложника. Я дам пистолет одному из них — например, студенту, и пусть он сам выберет две жертвы. Не сможет сделать выбор — умрет сам. Да, вы должны понимать, что случайными жертвами могут оказаться и члены ваших семей — это решать не мне. А могут и не стать. Но что будет если кто-то из вас нарушит тишину? Я обращаюсь к тебе, Томас. Если ты расскажешь нам всем любую грязную информацию о жизни Куно Вернера — так сказать, вывернешь его мразотную сущность наизнанку, я немедленно освобожу твоих родителей, но, к сожалению, лишу Вернеров жизни. То же касается и тебя, Куно. Поведай нам какую-нибудь грязь о Томе! И тогда я убью Майеров, но ты снова сможешь увидеть свою дочь. Но прежде, чем вы что-то сделаете, учтите, что все люди, сидящие передо мной, хотят жить. И не забывайте, у тех троих… у них тоже есть семьи.

В очередной раз над складом нависла напряженная тишина.

— Итак, перед вами непростая дилемма, — продолжил убийца. — Насколько вы доверяете друг другу? Насколько вам дороги жизни родных? Сможете ли вы промолчать? У вас есть ровно семь минут. Выбор только за вами.

От сильнейшего нервного напряжения Том сел прямо на асфальт, обхватив свои колени. Лицо его побледнело, затряслась нижняя губа, а широко выпученные глаза уставились в одну точку.

Куно же заорал как зверь. Быстрым движением он достал из кармана бумажник, открыл его. С фотографии на него смотрели улыбающиеся жена и дочь. Слеза капнула на лицо дочки на фото…

— Франциска, радость моя, — прошептал Куно, проводя пальцем по фото. — Нет… я не позволю им умереть! Не позволю! — он резко обернулся к Томасу. — Только попробуй что-нибудь вякнуть, щенок, и я порву тебя на куски! Ты слышишь меня?!

— Куно, успокойся, — произнес я, стараясь говорить медленно.

— Клос, заткнись уже, наконец!

— Но ты не понимаешь… — начал Ганс.

— Заткнитесь все, я сказал!!! Не лезьте! Это не ваше дело!

Куно сверлил взглядом Томаса. Он даже не моргал, смотрел на него так, будто в любой момент был готов наброситься. Немного пошатываясь, Куно приблизился к напарнику и крепко схватил его за горло.

— Том, посмотри на них. Посмотри на мою доченьку… — сказал он полушепотом. — Ей еще жить да жить… Ты же не убьешь ее?

Томас начал быстро мотать головой, всхлипывая.

— Нет, — сквозь слезы выдавил он. — Молчи. Будем молчать, герр Куно.

— Я должен спасти их. У меня нет выбора.

— Нет! — закричал Томас в ответ.

Я отошел в сторону и набрал номер Энгеля. Ситуация нами уже не контролировалась и нужно было принимать срочные решения. Где его черти носят?!

— Время иде-е-ет! — пропел Райнхольд в рупор.

— Герр Куно, два случайных заложника… это лучший для нас вариант!

— Лучший? Для нас? Нет никаких «нас»! Есть только я и моя семья! И мой лучший вариант — не молчать!

Да, Томас наверняка небезгрешен, как и все мы, но что плохого Куно мог рассказать про своего напарника, с отличием окончившего полицейскую академию, не получившего ни один выговор за свой первый год службы?

— Осталась минута! — объявил Райнхольд. — Тут все плачут, ожидая ваше решение, убийцы…

— Черт! — выругался Куно и нервно поднес рупор ко рту. У него дрожал подбородок. Казалось, все вокруг замерло в ожидании. Даже ветки деревьев перестали качаться от ветра. Затем прозвучало восемь выстрелов:

— Томас дал взятку… купил себе место в полиции.

А потом еще один, шепотом:

— Прости.

Снова подул ветер. Казалось, он вырвался прямо из глотки Тома, когда тот закричал:

— Не-е-е-е-ет! Я… Это ложь! Я никогда не делал этого!

Куно бросил рупор на землю, затем и сам рухнул вслед за ним, упав на колени. Из простреленного плеча потекла кровь. Прикрывая грязными руками глаза, впервые за эту ночь он заплакал. Ярость его как будто переселилась в тело Томаса, заставив того кричать от этой сводящей с ума, сдавливающей виски боли.

— Нет! Я не делал этого! Куно… Ты ублюдок! Чертов ублюдок!

Томас ринулся к рупору. Он запнулся и упал в грязь, но все же смог дотянуться до своего оружия возмездия…

— Том, нет! — крикнул я. Но было уже поздно…

— Он жестоко обращается с задержанными! Превышает полномочия! А еще он ворует вещественные доказательства! А я… я никогда не давал взяток… Никогда этого не делал… Я стал полицейским по образованию… и… и… по праву.

Поднявшись на трясущиеся ноги, безостановочно всхлипывая, Томас, пошел к машине и рухнул перед ней на колени, уткнувшись лбом в дверь.

— Сука! — заорал Куно. — Ты что натворил?!

Он бросился к напарнику, схватил парня за голову и со всей силы приложил лицом о дверь. Мы с Гансом принялись разнимать их, в итоге кое-как удержав Вернера в стороне. Томас молча уставился на Куно, сплюнув кровь. В его глазах был ужас и печаль, а еще ненависть. Да, он совершил свою месть. Но был ли ею удовлетворен?

— Отпустите! Я убью его! И Райнхольда убью! Пусти, я сказал!

— Где герр комиссар? — взволнованно спросил Ганс.

— На перекрестке, — ответил я.

— А лучше бы…

Но Ганс не успел договорить. Со стороны склада снова раздался неприятный, словно отравляющий ядом, голос Райнхольда:

— Ваше время истекло. Но в принципе это уже и не важно. Я услышал все, что хотел и даже больше. Как это ни прискорбно, умрут обе семьи. Вы сами сделали такой выбор, а все потому, что вы двое — возомнившие себя блюстителями закона и правопорядка свиньи, не достойные той формы, которую носите. Честно говоря, в какой-то момент я подумал, что мне придется заставить этого парня делать выбор. Интересно, кого бы он… Ну что ж.

— Нет… — прохрипел Томас. — Нет! Я же ничего не сделал! Куно солгал! — Томас сорвался на крик. Слова вылетали из его горла с такой невероятной силой, разве что не царапали его. — Куно соврал! Не трогай их! Ты, ублюдок!

— Я убью его… — с ненавистью повторил Куно, пытаясь вырваться. — Если только с ними что-то случится, я… Отпусти, сука!

Раздался выстрел. Еще один. Еще. Еще…

Томас упал на землю и завыл от боли. А его напарник со звериной силой все же вырвался из наших рук.

— Урод! — в состоянии аффекта он ринулся к складу, на бегу стреляя в окно третьего этажа и почти не целясь. Райнхольд, в свою очередь, безумно захохотав, метко выстрелил Куно в ногу, уложив того возле забора.

В это же время у склада появился запыхавшийся комиссар.

— Мы нашли вход… Уже в пути… Кто стрелял? Что, черт возьми, здесь происходит?

* * *

Спрятавшись за полицейской машиной, я кратко рассказал комиссару о том, что случилось в его отсутствие. Ничего не ответив, он похлопал себя по бронежилету, затем осторожно подошел к Куно, забросил его руку себе на плечо, и они медленно двинулись к перекрестку. Уходя, комиссар приказал нам с Гансом увести отсюда и Томаса — парень был весь бледный, на его лице застыл ужас. Он как-то странно шевелил губами, при этом не издавая ни звука.

За происходящим с нескрываемым удовольствием наблюдал Райнхольд.

— У меня получилось… — голос у него был взволнованный, словно бы преступник сам не мог поверить в происходящее. — Целых два Монстра сегодня родилось! — с некоторым удивлением произнес он, казалось, самому себе. А затем обратился к нам через рупор:

— И напоминаю о балансе: вернуться может только кто-то один…

Мы добрались до перекрестка. Тут уже стояло наготове несколько машин скорой помощи и десяток полицейских. Врачи, не дожидаясь пока комиссар приведет к ним раненного, оперативно положили Куно на носилки и повезли его в больницу. Кажется у него был жар: его лоб был весь покрыт каплями пота, мужчину трясло, он стонал и без остановки повторял: «Пустите меня к нему…» Когда мигающие огни скорой скрылись за поворотом, комиссар подошел ко второй машине, объяснил что-то врачу, тот кивнул в ответ и повел Томаса внутрь автомобиля.

Энгель сказал мне:

— Короче, план такой. В помещении склада есть огромный подвал. И там есть проход. Это значит, что подвалы двух соседних зданий соединены под землей, смекаешь? Удобная херня для незаконных делишек. Оракул, конченная тварь, не мог отправить планы складов без моего заявления. А еще уточнял, есть ли собственники у соседнего склада.

Комиссар достал планшет и открыл на нем план здания. Затем показал на соседний склад.

— Проход был заложен стеной из кирпича, но мы его только что слегка… взорвали.

— Надеюсь, преступник ничего не услышал?

— А ты услышал? Проход расположен под землей, взрыв был на приличном расстоянии от цели. Короче, там уже трое наших, проверяют все. Если можно будет бесшумно попасть на первый этаж склада на Граштенштрассе 17, они свяжутся с нами, и мы возьмем его штурмом. У нас есть гранаты с усыпляющим газом — но они на крайний случай. Если там и вправду находится беременная девушка, то лучше нам обойтись без газа.

— Что делать мне?

— Возвращайся, Клос. Говори с ним, отвлекай его. Нам нужно время, нужно, чтоб он слушал тебя, потерял бдительность. И пусть он сам побольше говорит. Просто тяни время. Если что-то понадобится, я тут, на связи. Но надеюсь, ты и сам справишься.

— Хорошо, герр комиссар, — ответил я и быстрым шагом направился в сторону склада.

Вдаль уходила маленькая серая, невзрачная улочка Граштенштрассе. Справа от меня расположились склады и гаражи, слева — какая-то фабрика, а может, и завод. Многие здания здесь уже давно были заброшены… Старые, потрескавшиеся коробки с разбитыми окнами, покрытые пылью и паутиной, скрытые за заборчиками с колючей проволокой. Почти все они находились в аварийном состоянии. В воздухе стоял сильный запах химикатов. Отходы производства наверняка, сваливали в реку. Как же здесь можно жить и работать?!

Мысли об окружающем меня пространстве не могли затмить размышления о событиях сегодняшней ночи. Я думал о том, что оба — и Куно, и Томас думали только о себе и о своей выгоде. Нормально ли так думать? Если бы Вернер согласился на сотрудничество, то это спасло бы две жизни. Но он решил, что выиграет больше, если предаст своего напарника. А Томас решил отомстить, что было лишено смысла. И оба потеряли все, что у них было. Потеряли свои души, искалечив себя навсегда.

Я добрался, наконец, до этого чертового склада. Когда Райнхольд увидел из окна мой силуэт, он довольно произнес:

— Ну что, продолжим?

Я достал из машины новый рупор и сказал в ответ:

— Продолжим что? Неужели для тебя недостаточно смертей, Райнхольд?

Если у него не останется заложников, мы быстро схватим его. Он ведь это понимает?

— Ты думаешь, мне нужны эти смерти? Ты кем меня считаешь, свинья? — со злостью и презрением выкрикнул преступник. — С кем я говорю? Как тебя зовут, детектив?

— Клос Хайнеманн.

— Клос, значит. Скажи, зачем ты здесь находишься? Ты что, не видишь, как мало от тебя зависит? Вы, жалкие детективы, только пытаетесь просчитать мои действия, а я ваши знаю наперед. Здесь я управляю ситуацией! И лучший вариант для тебя — уехать домой, Клос! Сейчас же!

Со стороны могло показаться, что Райнхольд расслабился и потерял бдительность. Но он все еще использовал заложника как живой щит, потому что стоило бы ему выпустить его хоть на секунду, как снайперы сразу же бы выстрелили.

Возникла ненужная пауза, которую мне следовало заполнить разговором, но как только я поднес рупор к губам, Райнхольд продолжил:

— Задумайся, Клос, какие люди тебя окружают. Эта ваша Система прогнила насквозь. Трое из ваших людей были твоими коллегами, возможно, даже хорошими друзьями. Но один из них оказался предателем, продавшим себя, и вы пока не знаете, кто! Будь у вас хотя бы кучка мозгов — вы бы уже давно поняли о ком речь, убогие! Еще двое до конца своих дней теперь будут ненавидеть друг друга: и не просто ненавидеть, они станут врагами. Ты заметил, что Томас на грани? Он обязательно будет мстить Куно. И в итоге зарежет его где-нибудь в подворотне, дождавшись, когда эта свинья нахлещется в баре виски до потери памяти, оплакивая свою женушку. Скажи мне, Клос, ты почувствовал в нем рождение Монстра?

Месть… Куно сам создал себе врага.

— Зачем тебе это все?

— Зачем… ночами я задавал себе этот вопрос. Что делать мне и как жить дальше в несовершенном мире вашего ебаного Нового Порядка? Знаешь ли ты, что я довольно богат, Клос? Хотя, наверное, по мне и не скажешь. Но я не вижу смысла в деньгах. Мне просто не на что их тратить, это не приносит мне счастья. Говорят, что человек — существо социальное, но кто меня окружает? Мне не хочется жить в таком мире, где человеческая жизнь измеряется в денежных единицах и, как это ни парадоксально, ничего не стоит! Когда вещи стали продаваться за деньги, когда они получили цену — с тех пор и человеческая жизнь измеряется деньгами. Черт, был ли хоть один исторический период на этой сраной планете, когда жизнь считалась бесценной?

— Райнхольд, но зачем же убивать ни в чем неповинных людей!? Кто дал тебе право лишать их жизни?

— Это то, что видишь ты, детектив. А теперь посмотри на мир моими глазами! Я ведь уже сказал, что человеческие жизни — это лишь определенная сумма денег. Я вижу не живые души перед собой. А лишь манекены с ценниками. Попробуй и ты, Клос. Ну же, вдруг у тебя получится? Посмотри вокруг!

Я для вида повертел головой.

— Что-то не вижу ни одного ценника, Райнхольд. Ты допускаешь, что можешь ошибаться? Быть может, все же человеческая жизнь бесценна?

— Бесценна говоришь? Ну, смотря чья. Заложники, из-за которых вы здесь подвергаете свои жизни риску… Скажи, ваши жизни тоже равноценны? Чтоб ты знал, все, кто сейчас здесь со мной, в этом помещении, это не случайные люди с улицы! Я попросил сообщника подобрать мне таких людей, которые хорошо понимают, что в этом мире все продается и все имеет свою цену! Вот, например, студент. Может, для тебя он — будущее светило науки, но для меня это чертов взяточник, который сейчас покупает себе хорошие оценки на экзаменах, а потом будет вымогать взятку за то, чтобы вылечить твою мамашу без лишней бюрократии. Потому что ему так привычно решать вопросы. Как тебе такое? Для меня этот ничтожный коррупционер уже мертв — он не просто бесполезен — он вреден! Только представь, как сильно навредит обществу этот подрастающий урод — без знаний, с купленным образованием! Сегодня он покупает себе диплом, а завтра будет торговать своей некомпетентностью… Продолжим? Родители Майера — инспектора по безопасности. Знаешь ли ты, что они с удовольствием берут взятки во время проверок? Отстроили себе коттедж в Доннере, не имея на это никакого морального права, ни соответствующего честного заработка! А вот эта беременная шлюха, что встречается с молодым человеком по расчету, купаясь в его деньгах и даже не думая о будущем ребенке. Который, кстати, возможно даже не от него. Мне никого из них не жалко, Клос. Они уже не люди, а товар — и это их выбор. Я убил бы их прямо сейчас, не моргнув и глазом, но мне важно, чтобы до вас дошло, наконец. Если мне удастся открыть глаза хоть одному из вас, то это станет моей победой. Так услышьте меня! Я хочу преподать вам урок, показать, что вы занимаетесь не тем. И преступность ищете не там — вы ее под носом у себя не видите, бестолковые! Пора заканчивать с этим. Можете передать моему помощнику, Корблу, что он следующий! Я до последних секунд своей жизни буду вести борьбу за мировоззрение! Этот склад — лишь первая ласточка. Будут рождаться Монстры и сгорать горы амеро! Наша цивилизация станет обществом без денег! «Золотой телец» об этом позаботится даже в случае моей смерти!

— А дочь Куно — в чем виновата эта девочка? — спросил я, но Райнхольд меня перебил:

— Довольно! Мое последнее требование, Клос: мне нужен вертолет. Пусть он приземлится на крышу склада. Я даю вам на это полчаса, иначе убью следующего заложника.

— Черт! — выругался я, а затем немедленно связался с комиссаром.

— Герр Энгель, он требует вертолет в течение получаса. Грозит убийством заложника. И еще: задержите Корбла.

— Клос, Клос! Погоди, помедленнее! Полицейские уже в здании. Продолжай тянуть время, скоро мы схватим его.

— Хорошо, герр комиссар, — я положил трубку.

Только бы они успели…

* * *

Неподалеку, в пахнущем плесенью подземном ходу, группа полицейских пробиралась в заброшенное помещение склада на Граштенштрассе, 17. Проникнув внутрь, эти смелые парни сразу же обнаружили бочки с непонятным содержимым, набитые мешки и подведенные к ним провода — все это напоминало взрывчатку. Кажется, Райнхольд не блефовал — о чем сразу было сообщено комиссару. Рискуя в любой момент взлететь на воздух, стараясь не шуметь, они медленно и осторожно продвигались к лестнице.

* * *

— Райнхольд, сдавайся и отпусти заложников — они ни в чем не виноваты и их смерть не приведет тебя к цели. Мир не такой, каким его видишь ты. Мы можем поговорить об этом! Я хочу помочь тебе.

Да, я знал, что у него была цель, и уже не было пути назад. Переубедить Райнхольда было невозможно. Для этого необходимо было изменить его убеждения. Перестроить его мировоззрение, которое формировалось годами, что не может стать делом одного вечера. Я также знал, что он скорее умрет за свои убеждения, за свою цель, чем сдастся.

Громкий, усиленный рупором, звук моего голоса заглушал шаги поднимающихся по лестнице полицейских.

Время тянулось так медленно. Дождь наконец перестал идти. Райнхольд продолжал испражнять свою деструктивную философию о деньгах, и о том, как они сломали ему жизнь.

Конечно же, ни один человек, находясь в здравом уме, не мог принять его методы — захват заложников, убийства. Они вызывали во мне отвращение. Меня удивляло, что люди, порой, способны переступить через все ради того мира, к которому они стремятся, ради достижения результата, чего-то по-настоящему для них важного.

Была бы у него другая цель, этот человек принес бы миру много пользы.

До убийства заложника оставалось каких-то пятнадцать минут — никто не сомневался, что он действительно это сделает. Полицейские были уже у дверей в помещение, где находился Райнхольд. И вроде все самое страшное было уже позади… До развязки оставалось совсем немного…

* * *

Статика. Небольшое помещение с покрытыми плесенью стенами. Издавая жужжащий звук, мерцает лампочка, свисающая с потолка прямо на проводе. Возле окна, держа в руках пистолет, стоит Райнхольд: низкорослый, толстый, с длинными светлыми вьющимися волосами и ухмылкой на мерзком лице. Прямо перед ним, закрывая преступника как живой щит, стоит молодой парень — его заложник. У входа в помещение на полу бездыханно лежат пять тел — две семьи полицейских и неизвестный старик. Беременная девушка, сидя на корточках опирается о стену в дальнем углу и чуть слышно плачет. В другом углу сидит на полу еще один заложник, позади него расставлены емкости с напалмом и взрывчатка. Один неосторожный выстрел, и от склада вряд ли что-то останется.

Статику нарушают полицейские.

Пинок по двери. В воздух поднимается пыль.

Райнхольд с заложником резко отходит от окна и поворачивается на звук.

— Полиция!

— Руки за голову!

— На колени!

Райнхольд лишь смеется и с силой давит дулом в висок парню.

— Бросай оружие!

— Вертолет…

— Сдавайся! Ты окружен!

— Вертолет!!!

Грубая игра с Райнхольдом не проходит.

* * *

Когда внутри склада раздались крики, а Райнхольд отошел от окна, прервав свою речь на полуслове, я обрадовался, сразу почувствовав облегчение: вот и развязка. Смертей больше не будет. Сегодня этот монстр принес много незаслуженной боли всем тем людям. Но эта история для них вот-вот станет прошлым. Очередной травмой, с которой, возможно, не каждый справится.

Я спешно направился к перекрестку, где ожидали развития событий комиссар и остальные. Оказалось, они уже шли ко мне навстречу, и мы пересеклись на середине пути.

Комиссар взволнованно посмотрел на меня:

— Клос, ты куда? Они уже внутри! Нужно держаться рядом, может потребоваться помощь.

— Комиссар, что с Корблом? Где он? Райнхольд сказал, что он его сообщник.

— Черт! — Энгель посмотрел по сторонам, пытаясь найти Корбла. — Совсем забыл про этого говнюка… Ладно, все в порядке, в любом случае за ним приглядывают. Я заеду к нему домой на обратном пути. Безусловно нам следует доказать или опровергнуть его причастность к этому делу. Попрошу у Оракула ордер на обыск квартиры. Мало ли чего мы там найдем…

— А что с Куно и Томасом?

— Их развезли по больницам. Держатся. Наверное, не скоро мы их увидим… Бедняги… я им так сочувствую.

Энгель задумчиво посмотрел на часы.

— Что-то парни медлят.

* * *

Между тем обстановка на складе пока не изменилась. Время замерло на напряженной паузе. Развязка, казалось, была близка, но какой она будет — не мог предсказать никто.

— Вертолет уже в пути, — прозвучало из рации. — Встречайте.

— Принято.

Один из полицейских, с разрешения Райнхольда, подошел к телам заложников и пощупал пульс каждого. По растекшейся луже крови было понятно, что шансов у них нет, но когда полицейский добрался до лежащей без сознания девочки, то едва смог сдержать радостный возглас. Пульс прощупывался. Более того, она даже не была ранена!

— Мы забираем тела, — сухо сообщил он Райнхольду, стараясь не выдать своего удивления.

— Делайте с ними что хотите, — ответил преступник.

Буквально через пару минут в здание вошли врачи с нацепленными поверх белых халатов бронежилетами, и, погрузив тела на носилки, поспешно покинули опасное место.

«Они спасут девочку! — верил полицейский, обнаруживший, что она жива. Спасут…» — повторял он про себя.

* * *

События стремительно последовали одно за другим; а ведь еще недавно мы просто стояли на месте в томительном ожидании.

С каждой секундой все отчетливее слышался шум, создаваемый вращающимся пропеллером: со стороны реки, рассекая воздух лопастями, к нам быстро приближался вертолет. Зависнув над складом, он аккуратно опустился на крышу, подняв в воздух осевшую там пыль.

— А вы не такие тупые, как я предполагал, свиньи, — закричал Райнхольд. — Хоть что-то сделали правильно. Пусть пилот не глушит двигатель, — приказал он, победно улыбнувшись.

Все внимание было обращено на вертолет, и никто не заметил, как Куно Вернер подкрался к соседнему складу. Сильный ветер развевал бинты, обмотанные вокруг его ноги и плеча. Шаркающей походкой он направился внутрь.

* * *

— Я поднимусь наверх! Она пойдет со мной, — стараясь перекричать шум вертушки, предупредил Райнхольд, указывая на беременную. Девушка в слезах всхлипнула. — Ко мне, живо! Остальных можете забирать, свиньи.

Он толкнул в сторону полицейских заложника, в то же время крепко прижимая к себе девушку.

Несколько полицейских повели выживших заложников из здания склада, другие остались в комнате. На Райнхольда по-прежнему были направлены пистолеты, но его это не пугало.

Со стороны казалось, что служители закона принимают сложнейшее в их жизни решение: может, убить его, пожертвовав девушкой, что предотвратит последующие жертвы и преступления, которые может совершить этот больной ублюдок? Или же отпустить, сохранив жизнь девушке, но позволив ему убивать дальше?

Преступник, прикрываясь заложницей, маленькими шажками направился к двери.

* * *

В сжатом потном кулаке комиссара Энгеля бешено завибрировал телефон.

— Комиссар! Это доктор Браун. Прошу прощения, но вынужден сообщить, что твой сотрудник, Куно Вернер сбежал из машины скорой помощи!

— Что?! — Энгель так сильно сдавил телефон, что тот затрещал.

— Около десяти минут назад…

— Черт! Как это произошло?! Где он?!

* * *

К оглушающему шуму вращающегося пропеллера добавились новые звуки: несколько гражданских автомобилей подъехали прямо к зданию склада, заблокировав полицейских. Словно рой насекомых, из них тут же повылазили журналисты, корреспонденты и прочие представители СМИ. Как же не вовремя…

— Этого еще не хватало! — воскликнул Энгель. — Кто их сюда пропустил? У нас же все перекрыто! Уволю нахрен!

Рядом с моей машиной, чуть не стукнув мне задний бампер, небрежно припарковался красный седан. Оттуда вышла невысокая привлекательная молодая девушка с карими глазами и русыми волосами по плечи. На ней была короткая юбка и белая кофточка; погода девушку ни капли не смущала. Она быстро посмотрела по сторонам и, остановив взгляд на мне, направилась прямо сюда.

— Белинда Шефер, издание «Гештальт», — представилась девушка еще издалека.

Ее фамилия и лицо были мне очень знакомы. Где я мог ее раньше видеть…

— Детектив Клос Хайнеманн, — кивнул я в ответ.

— Расскажите, что здесь происходит?

Я описал события в нескольких фразах. Комиссар все это время поглядывал на нас и нервно курил. Он знал, что кто-то сливает слишком много информации журналистам и ему это, конечно же, не нравилось.

Наш диалог довольно быстро закончился. Небо затянули тучи, и снова пошел проливной дождь. А где-то неподалеку сверкнула молния.

Началась гроза.

* * *

Хромая, превозмогая боль, Куно поднялся на второй этаж. Всего одна лестница отделяла его от мести. Он остановился, чтобы отдышаться и, посмотрел по сторонам. Как будто с глаз спала пелена — Куно только сейчас заметил, что кругом — куда ни глянь — была разложена взрывчатка. Словно лианы, провода свисали с перил откуда-то сверху и уходили вниз, на каждый этаж. На лестничной площадке стояла бочка, к которой также тянулись провода.

— Да что этот мудак задумал? — сквозь зубы прошептал Куно и, собравшись с силами, пошел дальше. Подниматься по лестнице было чрезвычайно трудно, но месть придавала сил.

Наконец, перед его глазами предстала слегка приоткрытая дверь, из которой доносился грубый голос Райнхольда. На первом этаже послышался какой-то шум, после чего снаружи донеслись крики и хлопки в ладоши.

Куно взревел. Он достал из кобуры пистолет и резким движением распахнул дверь. Прямо у входа стояли полицейские, в нескольких шагах от них — преступник, прикрывающийся заложницей. Картинка в глазах Куно вдруг начала расплываться. Он наставил на Райнхольда пистолет и, покачивая головой, сказал:

— Мра-а-азь…

Из глаз его потекли слезы — второй раз за день.

Полицейские обернулись, в голос крикнули:

— Нет!

Лицо Райнхольда скривилось, обнажив ряд желтых зубов.

Прозвучал выстрел.

Пуля вылетела из дула пистолета и пролетела мимо Райнхольда, слегка зацепив его руку. Только сейчас Куно заметил, что толстый черный провод, змеей растянутый по полу, скрывается у преступника в рукаве. Райнхольд выкрикнул что-то неразборчивое, затем ударил себя в грудь кулаком.

Последней картинкой перед лицом Куно навсегда осталась ухмыляющаяся рожа этого ублюдка.

Раздался чудовищный взрыв, мгновенно унесший жизни всех, кто находился внутри.

* * *

Я инстинктивно выставил локоть, закрывая лицо рукой от летящих во все стороны обломков кирпичей, осколков стекла и тонны пыли.

Взрыв произошел неожиданно. Полицейские едва успели вывести часть заложников, кто-то оставался внутри и вдруг…

Мне повезло, что я говорил с Белиндой и поэтому был не в эпицентре взрыва. Но даже здесь было опасно находиться! В нескольких шагах от меня, с неба посыпались обломки здания и горящие куски взорвавшегося вертолета, один из которых придавил какого-то бедолагу журналиста. С безумными криками все бросились в разные стороны, подальше от склада. Дождь заливал горящую землю, которая тут же покрывалась слоем пара.

Громко сигналя, с перекрестка тут же примчались пожарные машины. С трудом пробравшись поближе к горящим остаткам склада, несколько смелых мужчин, не боясь повторных детонаций, принялись поливать это место водой и пеной.

Рядом со мной пробежал комиссар, он крикнул:

— Клос… домой! Прямо сейчас. Это приказ!

Я и сам был рад убраться отсюда подальше.

Чего не скажешь о некоторых особо назойливых журналистах, которые словно стервятники пытались окружить нескольких полицейских, в том числе и меня. Как будто я здесь шел по красной дорожке за премией, а они обладали бессмертием. Что ж, не всем свойственен инстинкт самосохранения.

Отмахнувшись от них, я добрался до своего автомобиля. Она не пострадала, но вся покрылась слоем пыли. Та журналистка, Белинда, еще не уехала, но краем глаза я заметил, что она тоже спешит к своей машине. Я завел двигатель и, резко сдав назад, стараясь не зацепить красный седан, поехал домой.

* * *

Ганс стоял неподалеку от одного из перекрестков, где еще с начала операции по освобождению заложников собралась в ожидании полиция. Один из присутствующих в здании сослуживцев сообщил по рации, что дочь Куно Вернера жива.

Не сдерживая улыбку, Ганс достал из кармана свой телефон и сделал вызов. Он хотел обрадовать бывшего напарника новостью о том, что Франциска жива. Что он еще увидит любимую доченьку. Что она будет с ним, и все будет хорошо…

Ганс чувствовал какую-то вину за случившееся… И он очень хотел это исправить. Полицейский стоял возле перекрестка и смотрел вдаль, туда, куда скорая помощь совсем недавно увезла Куно. Стоял и так по-доброму, но в то же время печально, улыбался. И как будто едва сдерживал слезы.

А потом где-то за его спиной раздался взрыв.

В телефоне были слышны лишь гудки…

II
Районы

Октябрь, 2067 год

Глубокий кризис изменил весь мир. По уровню технического прогресса все вокруг, казалось бы, замерло примерно на уровне какого-нибудь 2022 года. Войны на африканском континенте и на Ближнем Востоке, пандемия COVID-19, череда войн в Европе, Азии, убийство в Белом доме, наконец, применение ядерного оружия — все это привело к формированию трех конкурирующих за мировое лидерство союзов.

В 2047 году в результате серьезных глобальных противоречий и кровопролитных конфликтов многие страны объединенной Европы, а также Канада, Мексика, Австралия, Новая Зеландия и ряд других стран пожертвовали своей независимостью, интегрировавшись в единое союзное государство под властью США и объявив на своих территориях Новый Закон. Теперь США стали именовать себя USE, тем самым показав свой выход за границы американского континента.

Другой союз — Евразийский, включал в себя Россию, Казахстан и Белоруссию. Он был тесно связан с Китаем, Индией, Северной Кореей, а затем, по итогам череды гражданских войн, и с некоторыми государствами Африки и Ближнего Востока, образующими Арабский союз.

Мы совсем немного знали о том, что происходило за пределами USE: интернет там был жестко цензурирован, а границы давно закрыты. Отношения сформировавшихся полюсов мира, как уже неоднократно бывало в истории, находились в состоянии холодной войны, периодически переходя в «горячую фазу».

Некоторые государства, оставшиеся независимыми, старались не поддерживать ту или иную сторону, сохраняя нейтралитет. Другие же дружили с теми, с кем было выгодно в текущем моменте.

Десятилетиями Европе предрекали участие в Третьей мировой (ядерной) войне; напряжение нарастало с каждым днем. Но шло время, а война так и оставалась только на наших улицах — война возрастающей преступности против общества.

Все важные органы управления и власти заняли бюрократы — так называемые Оракулы — назначенные лидерами USE. Происходила стремительная американизация европейского общества. Унификация законов, различных институтов, культурных аспектов и прочего требовала огромных денежных средств. Приоритеты в бюджетной политике были расставлены таким образом, что на европейской территории ощущался сильный недостаток средств для финансирования полиции. Как следствие — массовые сокращения, которые привели к небывалому росту криминала. Это происходило повсюду, хотя, говоря об этом, люди всегда добавляли: «Кроме Старой Америки».

Когда-то Европа-мама породила Америку, теперь детище подросло, вернулось и поимело свою глупую мамашу.

Противостоять криминальному разрушению Европы уже несколько лет пыталась тайная организация «Лига Правосудия». О ней практически ничего не было известно — лишь слухи гуляли в обществе. Некоторые даже полагали, что Лига — это всего лишь миф.

Розенберг стал очень ярким примером результатов процесса становления Нового Порядка в Европе. Если до Единения город практически остановился в своем развитии, но был при этом спокойным, безопасным и очень красивым, то после объединения, всего за какую-то пару десятков лет, благодаря массовому строительству он разросся на целый район. Душу свою он продал неоновому Дьяволу.

Место, в котором мы сейчас находимся, называется Рок-Порт, он же — Старый Розенберг. Это самый большой по площади район, расположенный в котловине на правом берегу реки Эльбы. Сейчас я в самой заднице Рок-Порта — промышленной зоне. Кругом, куда ни посмотри — одни заводы и склады, покрытые толстым слоем пыли и паутиной.

Ближе к мосту, ведущему на левый берег, находились трущобы. Эти кварталы как муравейник были усеяны старым многоквартирным жильем, доступным самым бедным слоям общества. В некоторых окнах горел тусклый свет, за занавесками перемещались силуэты людей. Но даже это место может показаться райским уголком, если сравнить его с резервациями беженцев, что располагались дальше по дороге. Никому не захотелось бы оказаться там ни днем, ни тем более ночью.

Крайне низкий уровень жизни в Рок-Порте закономерно привел к тому, что в этом районе был самый высокий уровень преступности. Разбои здесь совершались днем и ночью: на улицах, в домах, в подвалах, на крышах — повсюду! Река удобрялась трупами — каждый день.

Сотни нераскрытых убийств. Пропажи людей. Ранения. Изнасилования. Грабежи.

Грязный воздух, грязные улицы, грязные души. Все это сконцентрировалось здесь.

Именно с Рок-Порта началась история города. Он был основан шахтерами более двухсот лет назад, в 1856 году, если я не ошибаюсь. Изначально это был маленький рабочий поселок у подножья Эльбских Песчаниковых гор. Среди коренных жителей ходила легенда о том, что одна из шахт обрушилась, похоронив десятки горняков, а какая-то их часть сошла с ума от увиденного.

Поселок назвали Розенбергом из-за ярко-красных закатов, которые здесь часто можно было наблюдать. Незадолго до Первой мировой войны Розенберг постепенно стал расширяться — был построен первый завод, разрослась жилая зона. Во время Первой мировой началось освоение левого берега. Здания росли как грибы после дождя, появлялись новые районы.

Я уже почти подъехал к ближайшему мосту на левый берег — в Западный Розенберг. Впереди через туманную дымку виднелся силуэт-призрак некогда шикарного тридцатиэтажного здания казино «Хорбиндроу»: оно стояло на въезде в Рок-Порт, на самом берегу. Еще до установления Нового Порядка его распорядился построить бывший бургомистр города, Сиджи Мюллер — это была отчаянная попытка прорыва к развитию городской экономики за счет налоговых поступлений. Ничего не вышло. С тех пор казино сменило несколько хозяев, а затем и вовсе закрылось.

Вот и мост — сравнительно короткий, но высокий, с величественной красной аркой и многоуровневой развязкой, ведущей во все районы левого берега. Горят фонари, освещая гладкую дорогу. В зеркале заднего вида отражается опасный район. А впереди — лишь мнимая безопасность.

Слева от моста, прямо на берегу реки, стояла местная тюрьма «Хэвердрук». А справа, в пятидесяти километрах от города, расположилась теплоэлектростанция.

Кстати, неподалеку от ТЭС находилось самое знаменитое место нашей окрестности — маленький город-призрак Амуршайд. Некогда красивый город-спутник, заброшенный еще в 1943 году.

Я проехал мост и оказался в Даунтауне. Это самый маленький район, к тому же нежилой. Центр деловой активности города: высокие небоскребы с офисами, филиалы всемирных компаний, биржа… Возможно, кто-то полагал, что хотя бы тут можно вздохнуть спокойно, но это далеко не так. Вероятность получить пулю в лоб за пухлый бумажник, даже несмотря на обилие камер наружного наблюдения и регулярные полицейские патрули была далеко не призрачной. Даунтаун считался безопасным лишь в сравнении с тем же Рок-Портом. Не зря говорят, все познается в сравнении.

Не знаю, было ли так всегда, но в современном мире единственную ценность для человека представляют деньги. Мы живем в обществе, где правят не люди, а проклятые бумажки, пахнущие их вонючими, жадными руками.

В Даунтауне сходились все ветки метро. Если посмотреть на план города, то можно заметить, как сильно он был вытянут вдоль берега реки — особенно его левобережная часть. Поэтому серьезные пробки тут не были редкостью. К сожалению, помимо своей основной функции, днем подземка стала охотничьими угодьями для карманников, а ночью — средой обитания дешевых проституток и наркоманов.

Даунтаун примыкал к трем оставшимся левобережным районам: Карбону, Рейнеру и Доннеру. Они были небольшими по площади и даже все, вместе взятые, уступали по размеру преступному Рок-Порту.

Мой путь лежал через серый непримечательный Рейнер — из него можно быстрее всего попасть в пригород.

По соседству, всего в нескольких кварталах отсюда расположился Карбон — маленькое подобие Рок-Порта. Правда, здесь не было никаких промышленных зон, с дымящими заводами, только старые, преимущественно многоквартирные жилые дома, доставшиеся в наследство от ГДР.

Наконец, Доннер — новый и самый развитый район Розенберга. Элитные многоэтажные апартаменты, новостройки, виллы и таунхаусы, парки отдыха, многополосные автомобильные дороги, множество известных бутиков, клубы, бары и рестораны. Район самых богатых жителей города, неоновых вывесок и гигантских торгово-развлекательных центров. К слову, здесь жила моя девушка Лис.

Лис Кляйн, двадцать четыре года. Невысокого роста, худенькая, с милым необычным голосом и красивыми зелеными глазами. Работает архитектором.

Моя девушка жила с мамой, которая работала так же, как и я, в полиции. Родители Лис развелись, когда ей еще не было и года, потому что отец хотел сына и не смог справиться с мыслью, что родилась девочка.

Мы недавно отметили уже вторую годовщину отношений, а я любил ее так же сильно, как в самом начале. С ней я чувствовал себя счастливым. Лис была умна и красива, заботлива, добра. Судьбе благодарен за то, что мы вместе.

Впереди показался небольшой петлеобразный приток реки Эльбы и мост через него, а дальше — извилистая дорога на высокий холм, где в густом лесу расположился пригородный поселок Штерн — место, где я жил. Один.

Моего отца, Тилля Хайнеманна, и маму, Ребекку Хайнеманн, убили. Тилль был выше меня, около ста восьмидесяти пяти сантиметров ростом, физически очень сильный, крепкий мужчина. Он работал в одном отделе полиции вместе с Энгелем Беккером. Они были напарниками и лучшими друзьями. Ребекка занимала высокую должность в страховой компании. Она была на голову ниже отца, такая красивая… и всегда носила только платья. У нее были русые волосы по плечи, совсем как у Лис.

Десять лет назад, когда мне было семнадцать… Это было воскресенье, День Единения… Я со своими лучшими друзьями — Йоханом, Мелани и Фритцем проводил время в кинотеатре. Как прекрасен был наш вечер… Я до сих пор помню его в деталях: после просмотра фильма мы отправились играть в боулинг, Фритц тогда набрал больше всех очков, а Йохан уронил шар себе на ногу; затем, счастливые, но уставшие, под утро разошлись по домам. Да, ночь была веселой, но, как оказалось, только не у моих родителей. Когда я позвонил в дверной звонок, на пороге меня ждал Энгель…

До сих пор тяжело это вспоминать…

Папа с мамой в тот вечер собирались в ресторан. Они уже выехали, но отца неожиданно вызвали на срочное дело в Рок-Порт. Он не вернулся. Я не знал тогда, в тот худший в моей жизни день, что вижу их в последний раз.

Энгель был там, его тоже вызвали. Отец в ту ночь вынужденно уехал предотвращать теракт против сторонников вхождения Германии в USE. Кажется, нашу машину подорвали.

После этого кошмара у меня остались только бабушка и дедушка, которые спешно переехали в особняк. Дедушку вскоре забрала тяжелая болезнь — рак. А бабушка, казалось, тянула до последнего и, измучив меня деменцией, скончалась прямо под мое совершеннолетие. По наследству мне достался огромный особняк в поселке и большие деньги. Но это не вернет мне родителей. Не заменит их…

Так я остался один.

Во время учебы в полицейской академии за мной присматривал Энгель — он обещал отцу. Но чувство одиночества, которое не сразу дало о себе знать, с каждым годом все усиливалось, погружая меня в какую-то черную бездну.

А вот и Штерн: я уже въехал в мой родной поселок. Мне нравилось здесь все, особенно — свежий сосновый воздух, совсем не похожий на тяжелый воздух в Розенберге. Поселок, объятый густым лесом, был расположен высоко на холмах. Штерн был очень большим — больше, скажем, Карбона. Поселок построили давно, еще до основания Розенберга. Здесь преобладали преимущественно двух- и трехэтажные кирпичные коттеджи, но были и таунхаусы, и огромные особняки. Местные жители — хорошо обеспеченные люди, в массе своей работающие либо в ратуше или других органах власти, либо в банках, страховых организациях, медицинских учреждениях, а также на теплоэлектростанции. Почти вся местная элита представляла собой старых коренных немцев, а не американцев.

Я подъехал к своему особняку, который находился прямо на опушке леса, в отдалении от других домов. Из-за этого у меня фактически не было соседей. Ближе всех располагался особняк Энгеля Беккера, который жил там со своей дочерью Мелани, моей лучшей подругой. Мелани была на год младше меня, она темноволосая, милая, у нее очень мягкий характер. Девушка работала в школе учителем математики.

В детстве мы много времени проводили вместе. Когда мой папа Тилль был еще жив, он все шутил, что Мелани непременно станет моей женой. Мы с маленькой Мел постоянно играли в саду семьи Беккер. Она была такой милой, с острыми коленками, в платьице со звездочкой.

Эх, Мелани… Судьба свела нас вместе, чтобы мы не сошли с ума поодиночке. Моя лучшая подруга — самая добрая девушка из всех, что я видел. У нее и отец такой, хоть он и вжился в свой образ строгого и жесткого начальника. Но на самом деле это далеко не так. Энгель — замечательный человек.

К слову, Мелани тоже потеряла родного человека, даже раньше, чем я потерял своих родителей. Когда ей исполнилось четырнадцать, ее мама погибла в авиакатастрофе, возвращаясь в Германию из Старой Америки. Это был большой шок для их семьи — Энгеля и маленькой Мелани. Это был шок и для нас тоже.

Я вышел из машины, оставив ее на парковке у гаража. Дом располагался на огромном участке со множеством деревьев и зелени, огражденном полутораметровой живой изгородью. Трехэтажный особняк занимал около четверти всей площади участка. За ним находился небольшой сад с розами и красивой беседкой — гордость и любимое место отдыха моей мамы. Также там был гостевой домик, который сейчас использовался как сарай, и открытый бассейн.

Я поднялся по ступенькам на крыльцо, открыл дверь и вошел внутрь.

Передо мной возник длинный и темный коридор, в конце которого находилась винтовая лестница на второй этаж; в полу имелся люк в подвал. Слева и справа по коридору были расположены двери в разные помещения: в просторную кухню и столовую, большую гостиную с камином, уборную, а также выход в гараж.

Отодвинув крышку люка в полу, можно было увидеть довольно глубокое подвальное помещение, куда вела полукругом длинная металлическая лестница. Тут царила абсолютная темнота, но если включить свет, то можно было увидеть несколько коротких рядов полок с коллекцией вин, которые долгие годы собирал отец и его предки. Здесь даже имелись очень дорогие экземпляры многолетней выдержки. Тут же я хранил свой спортивный инвентарь. Почти у основания лестницы в бетонную стену была встроена старая печь с отдельной трубой, необходимая, наверное, для отопления подвала в зимний период. Не помню, чтобы мы ей когда-то пользовались.

Еще тут была толстая дверь в подземный бункер — его построили в начале Второй мировой войны. Увы, я не знал комбинации для вскрытия двери; не уверен, знал ли ее отец. В любом случае, он унес эту информацию с собой.

Пол был сделан из брусчатки, но возле входа в бункер имелся небольшой «островок» из слегка пожелтевшего со временем кафеля.

Лестница, ведущая на второй этаж особняка, приводила нас в длинный светлый коридор с невысоким заборчиком над открытым пространством первого этажа. Здесь находилась большая ванная комната с джакузи и кабинет, копирующий мое рабочее место в полицейском участке. На стенах были прикреплены фотороботы подозреваемых, грамоты за достойную службу, различные газетные вырезки нераскрытых преступлений и так далее. Это было место, где, не отвлекаясь ни на что лишнее, можно сконцентрироваться на рабочих делах. Также на этом этаже находились две спальни и длинный балкон с видом на задний двор и уходящий вдаль лес.

Особняк был построен давно, несколько поколений назад, еще до основания Розенберга. Что примечательно, здесь находилось много потайных мест. Например, люк в подвал можно было заметить, только если очень хорошо приглядеться, потому что его крышка полностью сливалась с текстурой пола. У люка не было ручки, единственный способ открыть его — это поддеть за мельчайшее отверстие, напоминающее естественную текстуру дерева. А еще вход в подвал всегда был прикрыт ковровой дорожкой.

Но не это оказалось самым интересным. Однажды я обнаружил в своем кабинете комнату… Обнаружил абсолютно случайно: протирая раму огромного зеркала, я нащупал на ней какую-то выпуклость. Тогда я подумал, что неумелый мастер капнул туда клеем или испортил раму штукатуркой, и попытался отодрать выпуклость ногтями. Вдруг зеркало начало двигаться — оно открылось мне как дверь! Внимательно осмотрев раму, я нашел там маленький рычажок, который, очевидно, и нащупал во время уборки.

Моему взгляду открылась совсем маленькая комнатка, причем совершенно пустая. На тот момент у меня не было никаких идей, что с ней делать. Отец никогда не рассказывал об этой комнате, и я даже поначалу думал, что он и сам не знал о ней…

На третьем этаже находился кабинет отца, родительская спальня, детская, еще одна гостиная и ванная комната. Здесь так же, как и на втором этаже, тянулся огромный балкон: взору открывался чудесный вид на город, прекрасное небо, реку и горы вдалеке.

В кабинете отца имелась вторая потайная комната. И она так же была спрятана за массивным зеркалом. Только, в отличие от первой, эта не была пустой: на полках и настенных крепежах находилось различное оружие и боеприпасы — автоматы, пистолеты, гранаты, а также экипировка, вплоть до перчаток для карабканья по деревьям, пары бронежилетов, армированных рукавов и креплений для фонарика… На одной из полок в стопку были сложены фальшивые автомобильные номера. Наверняка все это принадлежало отцу, но до сих пор я почему-то сомневался, что оно имело какое-то отношение к его профессии. Я долго думал, стоит ли спрашивать у Энгеля о происхождении этого оружия, но все же не стал — не хотел раскрывать сам факт находки. Меня очень долго терзало любопытство, но со временем, оно только угасало.

В коридоре третьего этажа с потолка свисала веревка, потянув за которую можно было выдвинуть складную лестницу на чердак. Там я складировал всякий хлам — то, что жалко выкидывать. Наш дворецкий говорил мне: «если чем-либо не пользуешься полгода — эта вещь тебе не нужна и от нее можно избавиться».

Я уселся на лавочку на балконе и с кружкой кофе встретил рассвет. Организму дико хотелось спать, но я был в сильном эмоциональном напряжении после работы и знал, что уснуть все равно не смогу.

Внутренний диалог прервал зазвонивший телефон. На экране было написано «Ральф Шнайдер».

Ральф — худощавый парень двадцати семи лет. Это мой старый друг. Когда-то мы учились вместе, но потом полицейская академия ему наскучила, он бросил учебу и улетел в Пенсильванию, чтобы профессионально заниматься музыкой.

Сейчас Ральф — вокалист и гитарист в рок-группе. С нашей последней встречи, он отпустил маленькую черную бородку, выкрасил волосы в черный с красными прядями и проколол нижнюю губу, чтобы соответствовать имиджу. А в ушах у него вообще живого места не осталось.

Мы остались хорошими приятелями, продолжая общаться по возможности. Иногда Ральф возвращался в Розенберг, правда, происходило это все реже и реже — недавно он поступил на заочное отделение факультета политологии и свободного времени у него стало меньше.

— Да, Ральфи! Слушаю тебя, — обрадовавшись, ответил я на звонок.

— Привет! Черт, Клос, как давно я тебя не слышал! — сказал мне друг.

— Как у тебя дела?

— Как всегда — отлично. Наша группа становится известной в более широких кругах. Мы каждую неделю выступаем в барах, но в планах у нас собственный концерт. А у тебя как? — поинтересовался он.

— Тоже ничего, — подумав, ответил я. — Бывало и хуже, бывало и лучше. По ощущениям, большую часть времени я провожу в работе. Ты, кстати, в Германию не собираешься?

— Нет. Пока не планирую, — огорчил он меня. — С Лис у вас все хорошо, надеюсь? Еще не женился?

— Нет, конечно, ты бы узнал об этом заранее, Ральфи.

— Так и не съехались?

— Увы, нет. Ее мама настаивает на том, что люди съезжаются только после свадьбы. А Лис просто удобно — квартира в хорошем районе, все рядом — работа, торговый центр, парк, медицинские учреждения, метро… В общем, у нас все без изменений.

— Не думал снять квартиру в Доннере, чтобы ей было удобно, в плане инфраструктуры, и вы могли жить вместе или хотя бы видеться чаще?

— Думал, Ральфи, о чем я только не думал. Но я не хочу портить отношения с фрау Лорой. Переезжать поближе тоже не хочу — не смогу бросить особняк. Пытался, не получилось.

— Понимаю.

В ответ я только вздохнул.

— А ты нашел себе девушку?

— Конечно! Но пока рассказывать нечего — мы всего месяц встречаемся. Ладно, Клос, не буду отнимать у тебя время.

— Глупости не говори! Мы еще созвонимся! Пока!

— Счастливо! Был рад тебя услышать.

Еще с минуту я смотрел на небо, погрузившись в мысли. Затем отправился спать. Обещая чудесный день, взошло осеннее нежное солнышко.

* * *

Проснулся я где-то в третьем часу дня. На подоконнике, в ожидании первого приема пищи сидела моя недовольная кошка Викки. Почти на автомате приготовил себе яичницу, налил в кружку чай из суданской розы. Систематическая работа по ночам сильно сказывалась на образе жизни, а, следовательно, и на самочувствии. Пожалуй, единственное, что меня пока удерживало в полиции — достойная зарплата и множество социальных гарантий.

После реформы детективы стали совмещать функции дежурных полицейских и патрульных. Работали мы в парах, две пары объединялись в «ячейку». Несмотря на недостаток кадров, полиция работала круглосуточно, в две смены: дневная в свою очередь делилась на утреннюю и полуденную, а ночная — на вечернюю и полуночную, образуя шестичасовые рабочие промежутки. При этом, дневную смену часто вызывали в ночь. Ночную — в день. Территориальное деление тоже работало как попало. Полицейских из участка Рок-Порта могли отправить на вызов, скажем, в Карбон. Центральный участок вообще работал по всем районам.

Больше всего не повезло тем, кто работал ночью, ведь именно в это время совершалось больше всего преступлений. Я не мог найти объяснения этому, но чаще всего в ночные смены отправляли самых бестолковых сотрудников. Хотя бывали и исключения. Так, в моем случае работать в ночную смену меня попросил лично Энгель — была потребность укомплектовать сильную ячейку.

Из уважения к комиссару, я согласился. Мы договорились на один год работы в таком режиме. За ночные смены платили существенно больше, чем за дневные, но и сама работа при этом была в разы сложнее. Часто приходилось работать и днем, как минимум, потому что ночью не пообщаться со свидетелями.

Помимо ночного дежурства, мой рабочий график в общем-то был свободным. Главное — закрыть дело, а когда я буду говорить со свидетелями, искать улики, думать над мотивами, общаться с узкими специалистами и так далее — это уже моя личная проблема.

Позавтракав, я принял душ и отправился к своим друзьям детства — Йохану Краузе и Фритцу Брауну. На улице было немного прохладно, поэтому я надел худи на черную водолазку, а также спортивные штаны и кеды, и отправился за друзьями.

Словно щупальца, тучи заволокли серое небо. Только бы дождь не пошел…

Дом Брауна напоминал миниатюрный замок: прямоугольное здание с башней, огромные окна, отделка внешних стен под камень. Он достался Фритцу в наследство от отца. Я подошел к его дому и нажал на кнопку дверного звонка.

На порог вышел Фритц. Мой друг был старше меня на три года; он чуть ниже меня ростом, с короткими светлыми волосами. Фритц долгое время служил в армии Нового Порядка, где сделал себе большую татуировку на правой руке — от пальцев до самой шеи. У него были чистые голубые глаза, такие, которые очень нравятся девушкам. Дополняла его образ улыбка, не сходившая с лица. Мой старый друг работал в Управлении железнодорожным транспортом. Сегодня у него был выходной.

— Привет. Как насчет того, чтобы погулять? — предложил я.

— Привет! Я всегда за, ты же знаешь. Подожди пару минут, я переоденусь, — Фритц ушел в другую комнату. — Пиво будешь? — раздался его крик.

— Не сегодня!

— Куда пойдем? — поинтересовался он.

— Давай сначала дойдем до Йохана. Возьмем парня с собой.

Фритц вернулся в коридор, и мы вышли на улицу.

Фритц Браун. Он был не первым моим другом, но именно с ним мы больше всего протоптали дорог в этом поселке и городе. И если бы нас не разделила армия и учеба в академии, думаю, мы бы до сих пор оставались лучшими друзьями.

Что же касается Йохана — это был худощавый высокий парень с длинными светлыми волосами. Ему только исполнилось двадцать шесть лет. К своим годам он успел получить два высших образования в сферах информационной безопасности и искусственного интеллекта, а сейчас зарабатывал на жизнь фрилансом. Парень был слабохарактерным, но добрым, скромным и очень робким. Жил он с родителями на другом конце Штерна.

— С Элли вчера поругался, — сообщил по пути Фритц. — Опять. Я иногда не понимаю, из-за чего она психует. Вот вчера, например — мы только ремонт доделали, а она непонятно из-за чего на меня обиделась, вылила краску на лестницу. Орала так, что я уж подумал, что сейчас соседи придут. Или вызовут полицию. Защитишь меня от Элли, если что? — подмигнул Фритц.

Я улыбнулся. И так у них всегда…

С Элли они жили вместе уже три года, и за это время многократно расставались. А ругались, так вообще ежедневно! Мне кажется, им это даже нравилось.

Мы подошли к роскошному особняку семьи Краузе. Силуэт Йохана промелькнул в окне на втором этаже.

— Парень, выходи! — заорал Фритц.

Окно распахнулось, в нем показался наш друг.

— Я сейчас не могу, надо убраться в комнате, — ответил Йохан. У него был тихий монотонный голос, в то время как у Фритца — громкий, командный, выработанный в армии и немного хриплый от сигарет.

— Выходи, кому говорю! — снова повторил Фритц. Потом обратился ко мне: — Ладно, Клос. Мы возьмем его штурмом.

Я только рассмеялся, покачав головой.

Недолго думая, Фритц осторожно залез на машину, которая стояла возле гаража.

— Осторожней! — сказал я.

— Все под контролем, — заверил меня Фритц, подобравшись к крыше и зацепившись за нее. Оказавшись на гараже, он подошел к окну Йохана, подтянулся и наконец очутился прямо в его комнате. Я услышал возмущенные крики парня, отчего засмеялся еще громче.

Через десять минут они оба спустились на улицу.

— Миссия выполнена! — объявил Фритц.

Судя по выражению его лица, Йохан был не особо доволен «выполненной миссией».

— Куда пойдем? — спросил парень. — Только я буду с вами недолго, ладно?

— Это как получится, — ответил ему Фритц.

— Давайте просто пройдемся по Штерну, — предложил я. Ничего лучше прогулки по осеннему поселку не было, от свежего воздуха взбадривался организм, а друзья детства могли составить хорошую компанию, отвлекая от мыслей о ночных событиях. К тому же, скоро погода окончательно испортится и такие прогулки прекратятся до наступления весны.

Мы гуляли до вечера, вспоминая разные случаи из детства. Затем Фритц начал рассказывать армейские истории, которые периодически сменялись рассказами Йохана о своей студенческой жизни в общежитии. Правда, его истории строились по принципу: «А вот мой сосед как-то раз…» или «Однажды Хейн такое устроил!» Сам Йохан, наверное, только и делал, что писал программы. И, слава богу, он нам об этом «увлекательном» процессе никогда не рассказывал.

Когда-то давно мы так же беззаботно гуляли с друзьями. Здесь, на этих же самых улицах. Смеялись искренне — смех наш разносился по поселку. А дома меня ждали родители… Тяжелые воспоминания не хотели уходить из головы, как сильно я этого ни желал. А работа в полиции сделала меня еще более серьезным: становилось не до смеха, когда каждую неделю приходилось разбираться в очередном тяжком преступлении и сталкиваться с тем, что среди нас ходили звери в человеческих масках — очень быстро я стал ненавидеть мир… Такой, каким его сделали люди.

Под конец прогулки я рассказал друзьям о ночном происшествии в Рок-Порте. Но наш разговор неожиданно прервал Энгель — он позвонил мне, спросил, где я нахожусь, чем немного меня встревожил.

— Да просто хотел зайти на кофе, Клос, — напросился комиссар.

— Хорошо, герр Энгель. Заходите через полчаса, — предложил я и, попрощавшись с друзьями, пошел домой.

Только сейчас я заметил, что с каждым вечером все раньше и раньше начинает темнеть…

III 
Сон

Я вернулся домой.

Мой гигантский трехэтажный особняк. Настолько же большой, насколько бесполезный и пустой.

Я уже давно прокручивал в мыслях планы о том, чтобы поскорее продать его и съехать отсюда на квартиру в Розенберг, но… не мог этого сделать. Покупателя такой недвижимости пришлось бы искать годами — особняк стоил очень дорого. А главное, это был мой дом — все, что осталось от нашей семьи. Все это пространство — огромные комнаты, этажи, коридоры, по которым слоняешься, не находя места, и понимаешь, что в одиночестве тут потихоньку сходишь с ума, сам того не замечая. Медленно, изо дня в день…

Когда-то дом был полон жизни. Отблески счастливого прошлого порой стоят перед глазами, и тогда ты погружаешься с головой в воспоминания. А порой бежишь от них. Я всегда удивлялся людям, которым было неизвестно это чувство, когда и музыку слушать уже не можешь, потому что почти каждый отдельный звук или слово связаны с прошлым, с воспоминаниями. Но и в тишине сидеть невозможно — стены давить начинают. В такие моменты я ощущал желание куда-нибудь уехать — туда, где были люди, движение, жизнь. И возвращаться — только чтобы покормить Викки и лечь спать.

Особняк всегда был гордостью каждого члена нашей семьи. Кроме меня. Хотя и закрадывались мысли, что, возможно, когда-нибудь я все же создам семью и стану продолжателем рода Хайнеманнов. Вот тогда этот набор стройматериалов, наверное, станет мне дорог и приобретет какой-то новый, не так сильно связанный с прошлым, смысл… если до этого я отсюда все же не уеду. Но каждый раз, когда я собирался снять квартиру — что-то меня останавливало.

Я зашел на кухню, включил чайник в ожидании герра Беккера. Посмотрел на часы, выполненные в форме деревянной совы: ее глаза ходили из стороны в сторону в такт маятнику. До поездки на работу оставалось довольно много свободного времени.

Еще не поздно набрать Лис. Я взял телефон и выбрал ее имя в списке контактов.

— Привет, Клос! — я улыбнулся, когда она ответила.

— Привет. Чем занимаешься? — спросил я, упав на диван в гостиной.

— Крашу маме волосы. А ты?

— Жду Энгеля, мы сегодня вместе едем на работу.

— Ясненько, — сказала Лис. Слышно ее было нечетко: наверное, придерживала плечом трубку. Или включила громкую связь.

— Увидимся на выходных? — спросил я.

— Наверное, да. Только сначала мне нужно будет заехать к сестре. А потом обязательно встретимся.

Отсрочка. Самая надежная форма отказа.

— Отлично, Лис, — тихо шепнул я в трубку. — Как твое здоровье?

— Неплохо. Немного болит голова…

— Что-то случилось?

Лис часто жаловалась на головные боли.

— Не волнуйся, это давление. Погода, наверное, меняется.

Раздался звонок в дверь.

— К тебе гости? — поинтересовалась Лис.

— Это Энгель. Скоро вместе поедем на работу.

— Понятно… — Лис о чем-то задумалась. — Давай тогда, удачи.

— Спокойной ночи, — я сбросил вызов и пошел открывать дверь. На пороге стоял комиссар Энгель Беккер. У него был очень печальный и какой-то потрепанный вид.

— Что-то случилось, герр Энгель? — спросил я.

— Да, Клос. Я чертовски устал, и у меня ужасно ноет спина, — он неискренне улыбнулся и зашел внутрь. — Машина в ремонте, хочу, чтобы ты подвез меня сегодня.

— Приготовить кофе?

Энгель любил кофе даже больше, чем я. Оно и понятно, комиссар работал почти круглосуточно.

— Давай, наливай, не откажусь! — кивнул он, сняв куртку и направившись в гостиную.

Я пошел на кухню и включил кофемашину. Ветер гонял траву за окном, качались ветки деревьев, а на небе собирались тучи. В такую погоду хочется сидеть дома, завернувшись в плед.

— Как дела у Мелани? — спросил я, неся две полных чашки в руках. Аромат кофе быстро заполнил гостиную.

— Вот сам бы у нее и спросил! — с упреком ответил Энгель. — Скучает по тебе. Уже второй месяц в школе работает. Почему ты перестал заходить в гости?

— Не знаю. Надо зайти, наверное.

Я почесал затылок и сделал глоток крепкого кофе. Энгель сел на диван поудобнее. С минуту мы сидели в тишине, только маятник часов на кухне издавал какой-то звук.

— Эх, помню, мы сидели на этом диване с твоим отцом, Клос, — предался воспоминаниям Энгель. — Кажется, что это было вчера… Мы каждый вечер субботы пили здесь пиво, смотря телевизор. Было же время!

Я печально посмотрел в пол и невольно погрузился в архивы памяти — эти двадцать семь шкафов с папками. По каждому шкафу на один чертов год жизни. Я структурировал свою память еще в школьные годы, увлекшись книгами по психологии. Сначала вел что-то типа дневника: в конце каждого месяца описывал события, произошедшие в моей жизни, и сохранял их в виде текстовых документов на компьютере. Но со временем научился обходиться и без них. Занятия психологией также помогли корректировать воспоминания: я мог делать отдельные из них более яркими, либо же наоборот гасить эмоциональный окрас.

Энгель смотрел на меня так, как будто перед ним сидел вовсе не я, а Тилль. Возможно, он видел во мне частичку отца. И надеялся, что я вырасту таким же, как папа. Более того, Энгель делал меня таким — копией своего лучшего друга…

Чтобы не погружаться в тяжелую для меня тему, я заговорил о работе. Мы начали обсуждать последние события, диалог вывел нас на обсуждение преступления Корбла.

— Что это ты мне все заладил про продажных полицейских, Клос? — возмутился Энгель.

— А что, не так? — спросил я. — Неужели ничего нельзя сделать? Неужели ты не можешь никак повлиять на это?! Ты же комиссар.

— Я нихера не понял, Клос. Не будь ребенком! Ты прекрасно знаешь, как все устроено: я не могу никого увольнять. И вообще мало на что влияю. А Оракул занят только поиском сепаратистов. Остальные его не колышут, они для него не преступники. — Энгель взглянул на часы. — Так, нам пора на работу. Разговор продолжим в машине.

Я быстро надел форму, завел автомобиль, и мы выехали в полицейский участок. На улице уже сильно стемнело. Впереди нас ждал сверкающий огнями город, жизнь в котором кипела даже в это время суток.

— Герр Энгель…

— Чего тебе? — ответил он.

— А тебе не кажется, что судья, герр Марвин Либерт, снимает обвинения с пойманных нами преступников за взятки? Я как-то на днях увидел в выпуске новостей…

— Клос, — перебил меня комиссар, — ты сегодня чертовски удивляешь меня своей наивностью! Паршивец Марвин давно продается, словно вещь на рынке. Уверен, у этого куска дерьма даже прайс есть. Неспроста же его бургомистр на эту должность поставил. Глава города… — Энгель хмыкнул. — Знаешь, я и раньше не особо верил выборам, демократии и прочей чуши этого блядского Нового порядка. Но с приходом американцев все это дерьмо стало слишком явным. С теплом вспоминаю бывшего бургомистра, герра Сиджи — ты слышал о нем что-нибудь после его отставки?

Я покачал головой.

— Вот, вот. Доказательств у меня нет, но по моей информации, Майснер при поддержке Оракула угрозами скинул Сиджи с поста. А после, подделав итоги выборов, стал бургомистром. Герр Сиджи после этих событий таинственным образом исчез, оставив публичное письмо о своей отставке на рабочем столе в ратуше. И теперь этот черт, Кристофер Майснер, выполняет все, что ему приказывают его хозяева. Пока он здесь, реальная работа в городе не ведется — главное, красивые отчеты на бумаге, да набить свои карманы.

Комиссар сделал паузу, затем продолжил:

— Поэтому оставь свои безумные идеи навести в городе порядок. Защищай кого можешь, с достоинством выполняй свою работу. Большего мы все равно не сделаем.

— А ты бы хотел стать бургомистром? — спросил я. — Чтобы изменить все это…

Комиссар посмотрел на меня и рассмеялся.

Дальше ехали молча, но спустя какое-то время я все же рискнул выговориться до конца.

— Вы не задумывались над тем, как формируется преступник?

Энгель хмыкнул.

— Академию решил вспомнить? Ну давай.

— Я имею в виду… То, что мы делаем — насколько это полезно? Мы как будто бы подчищаем общество, но нужно в корне пресекать преступления. Садим за решетку одних, тут же появляются другие, выходят из тюрьмы третьи. Какой-то замкнутый круг! Почему не сделать такую систему, в которой преступные замыслы будут ликвидироваться в зародыше. Чтобы люди знали, что наказание настолько страшное, что выгоднее быть законопослушным.

Комиссар, задумался над чем-то и не ответил мне.

— Наша проблема в том, что полиция борется с преступниками уже как со следствием, а не с причиной, — продолжил я.

— А это и не наша проблема! Это проблема родителей и образования, проблема политиков. А нам разгребать это дерьмо. Ты прав — мы подчищаем общество.

— Я хочу сказать, что общество само взращивает будущих преступников. Когда кто-то каким-либо образом портит другому жизнь, он же не думает, что тем самым наносит травму его психике. Я сейчас не только про конченых преступников типа убийц и грабителей — с ними и так все понятно. В этот же список я отношу психопатов, извергов, взяточников, хулиганов, маргиналов и даже неверных любовных партнеров…

— О, куда тебя занесло!

— В социуме мы оцениваем их как «ненормальных». Тогда вопрос: кто их такими сделал?! — я развел руками. — Кто-то ломает нормальному человеку психику, доводит его. Тот, в свою очередь, портит жизнь следующему… и мы получаем цепную реакцию из травмированных людей!

— Клос, куда тебя понесло? Нельзя пресечь это в корне! Это же может скрываться в самом детстве! Нельзя проконтролировать жизнь каждого человека с рождения!

— Нельзя?

В машине снова установилась длительная пауза.

— Клос…

— Что?

— Преступность — это гниль, которую надо удалять хирургическим путем. Для этого общество и придумало полицию. Для безопасности. Это мы. Это наша работа. И как бы тебе ни хотелось лучшего, мы уже делаем для этого города все возможное! Все, что в наших силах. Может, сделали бы и больше, но вместо того, чтобы заниматься работой, чиновники плодят чиновников и создают друг другу внутреннюю работу. Спасибо тебе, господин Паркинсон. Произошло вот убийство — что делать? Писать чертовы бумаги. Одним, другим, замам, заместителям замов… А если что-то не напишешь — напиши, почему не написал. Ты сам все знаешь.

— Герр Энгель, я верю, что когда-нибудь мы будем жить в другом обществе.

«Добро пожаловать в Розенберг!» — прочитал я на табличке.

— Это будет светлый и чистый мир равенства и справедливости!

* * *

Мы подъехали к Даунтауну. Кругом стояли высокие здания с офисами, фирмами, корпорациями. Настоящие бетонные джунгли, проносившиеся за тонированным окном автомобиля. На улицах горели фонари, на небе — тусклые звезды и луна. Впереди виднелось гигантское здание главного управления полиции Розенберга.

Я остановил машину на подземной парковке, мы вышли из нее и прошли к лифту в участок. Комиссар отправился в свой кабинет, а я быстрым шагом по длинному коридору — прямиком в отдел по расследованию убийств.

В тесном помещении с очень тусклым светом за столом сидел высокий и худощавый Мориц Нойманн. Он был немного смуглым, с кудрявыми каштановыми волосами, часто улыбался, но еще чаще сидел молча с задумчивым видом. Мы с ним ровесники.

— Привет, Мориц! — я подошел поздороваться.

— Здорово! — он протянул в ответ руку, роясь в каких-то бумагах. На его столе в рабочем беспорядке всегда были разбросаны какие-то папки, документы, под стеклом стола — газетные вырезки с информацией СМИ о нераскрытых преступлениях. Над монитором висела грамота от комиссара, подтверждающая, что он лучший в нашей ячейке. Я был убежден, что именно Морицу суждено стать будущим комиссаром полиции.

— Как дела?

— Прошлой ночью в Карбоне взорвали машину помощника депутата. Мы с напарником выезжали на место преступления, еще к нам отправили Хайнца, потому что был нужен криминалист. Никаких улик не обнаружили… — не отвлекаясь от бумаг, промолвил он. — А мотив есть, и причем сразу у десятка человек.

— А я был ночью с комиссаром в доках Рок-Порта. Психопат захватил заложников и держал их на заброшенном складе. Райнхольд Вульф, тебе о чем-нибудь это имя говорит?

Мориц кивнул.

— Как оказалось, среди заложников были родственники наших полицейских: Тома и Куно. Райнхольд играл с нами, а затем взорвал здание со всеми людьми внутри, включая нескольких полицейских, которые успели проникнуть внутрь, представляешь?

— Да, я уже в курсе, — спокойно сказал Мориц.

Громко хлопнув дверью, в помещение вошел мой друг и напарник, детектив Хайнц Циммерманн — лучший из нас по физподготовке. Он был на год младше меня.

У Хайнца были короткие темные волосы, голубые глаза, острые черты лица. Он часто улыбался и шутил, разбавляя нашу напряженную работу своим специфическим юмором. Хайнц был очень добрым человеком и прекрасным другом.

— Привет, дружище, — поприветствовал он меня, расплываясь в улыбке. — Привет, Мориц!

— Привет.

Хайнц сел за свой стол — полную противоположность столу Морица. Там не было никаких бумаг — только компьютер, принтер, сканер, часы и кактус — все расставлено, словно по линейке. Он включил компьютер и сразу же начал что-то печатать. Я тоже прошел за стол: хоть я и любил порядок, но мой больше походил на стол Морица.

Мориц и Хайнц были сильными детективами, что не совсем соответствовало тому контингенту, который отправляют в ночную смену. Я полагаю, что начальство спихнуло их сюда насильно, понимая, что хоть кто-то должен качественно работать ночью. Такие хорошие специалисты, будут заинтересованы в расследованиях, а значит будут много работать и днем, что только на руку руководству.

— Какое-то говно! — психанул Хайнц.

— Не говори… — поддакнул Мориц, который уже несколько часов просматривал записи с камер видеонаблюдения. Нейросеть уже обработала записи, но Мориц всегда перепроверял все сам.

— Клос, будь добр, вскипяти воду, — попросил Хайнц. — Безумно хочу кофе!

— Сейчас Ханк вскипятит, — ответил я.

И действительно, через минуту дверь открылась и с большим опозданием в помещение вошел детектив Ханк Бауэр — высокий и сильный молодой мужчина с длинными светлыми волосами, овальным лицом и открытым лбом. Он был мастером стрельбы из снайперской винтовки и таким же мастером в игре на гитаре. Ханк редко улыбался, но при этом любил пошутить. Ему, как и мне, уже стукнуло двадцать семь лет.

— Ты уже засыпаешь, что ли? — кивнув мне, спросил Ханк. — Кофе будешь?

— Да! — ответил за меня Хайнц.

— Чертовы ночные смены, — пробормотал я.

— И не говори…

Но все мы быстро получили заряд бодрости: в полтретьего ночи нам пришлось выезжать на место преступления. Сегодня ночью — дважды. Два чертовых убийства.

После работы мы разъехались по домам. Выпив стакан чая, я лег спать, но от сна ужасно отвлекал звук капающей воды в ванной. Когда терпеть стало невыносимо, пришлось встать и перекрыть воду. Но стоило мне лечь снова, как мешать стало уже солнце за окном: надоедливые лучи пробивались сквозь шторки. Я закрыл лицо подушкой, но это не помогло мне уснуть. Выругавшись вслух, я встал с кровати и пошел в гостиную. Включив телевизор, тупо смотрел его в обнимку с Викки до девяти утра.

У меня так и не получилось уснуть.

Время тянулось медленно, словно сегодня оно никуда не спешило, взяло выходной и решило немного полениться… Кстати, совсем забыл, что Энгель обещал мне выходной.

Я позавтракал, потом позвонил Мелани — мы договорились встретиться вечером. Оставалось только верить, что я не засну к моменту нашей встречи…

Хотя нет, я надеялся на обратное…

* * *

В шесть вечера я зашел за Мелани.

— Привет, Клос! — девушка мило улыбнулась. Ее синие глазки осмотрели меня в поисках чего-то нового, потому что мы давно не виделись.

Я был очень рад ее видеть. Она обняла меня, и, кажется, вокруг стало чуть светлее.

— Куда пойдем? — спросила Мелани.

— Давай немного прогуляемся по лесу, — предложил я, показав рукой на уходящую в чащу тропинку, которая начиналась неподалеку от моего дома.

— Ой, а мы не заблудимся? — взволнованно спросила она.

— Не говори глупостей, Мел…

Я очень хорошо знал этот лес, потому что часто там гулял. В нем я был наедине со своими мыслями. Этот огромный лес… он был полон моих мыслей.

До наших ушей доносилось множество разных звуков, шорохов — здесь кипела жизнь. Мы заметили белку, которая, озираясь по сторонам закапывала в землю орех. Пели свои песни птицы. Ночью на охоту выйдут совы. Вроде бы и волки были в этом лесу, но я их еще ни разу не видел.

Когда мы вошли в лес, Мелани взяла меня за руку. Здесь было намного темнее, чем в поселке.

— Пошли дальше, — сказал я ей с ободряющей улыбкой.

Когда за нашими спинами исчезли дома и остались только деревья, Мелани начала волноваться. Она крепко сжала мою руку.

— Не бойся, — сказал я с какой-то особой силой, убедив девушку и вселив в нее доверие. — Я все здесь знаю.

Мы почти все детство провели в этом лесу. Бесстрашные и маленькие. Но после смерти мамы Мелани совсем перестала сюда ходить. Я же, наоборот, стал проводить здесь еще больше времени.

— Хорошо, — она улыбнулась. — Как у вас с Лис сейчас?

— В целом все нормально. Правда… — я немного задумался, не зная, как выразить ощущение назревшей проблемы.

— Что такое?

— Мы очень редко видимся. У нее так много дел, что почти не остается времени на меня… И она не хочет или не может переехать ко мне.

— Так пойми ее, Клос! — упрекнула меня подруга. — В ее жизни ведь есть не только ты! Но и семья, друзья, работа. Какие-нибудь увлечения…

— Порой у меня создается ощущение, что у нее есть это все, но нет меня. Как будто мы и не пара вовсе, а просто… какие-то знакомые. Я понимаю, о чем ты, Мелани, просто… если бы мы с Лис были женаты и жили вместе — мы всегда были бы рядом. И я чувствовал бы нас. Понимаешь? А то, что между нами сейчас… Мне тяжело быть одному. Нужны люди рядом. Особенно она…

— Клос, в нашей жизни не все происходит так, как мы этого хотим…

Смеркалось. Мы сменили тему, но в моей голове засела Лис и риторический вопрос наших отношений. Когда я откровенно зависал — Мелани стучала мне по плечу кулаком.

— Клос! Ты вообще со мной или что?!

Последний раз она, не выдержав, стукнула меня по голове. Посмотрев по сторонам, я вдруг резко убежал от Мелани и спрятался за деревом.

— Э-э-э-эй! Клос! Кло-о-о-ос! Я боюсь! — испуганно вскрикнула Мелани, озираясь по сторонам.

Я засмеялся, и мой смех разнесся эхом по лесу.

— Клос, ты ненормальный? Только попробуй выйти — я тебя прямо здесь закопаю!

Я сел на землю, обхватив колени, и вдруг снова мысли о Лис вернулись и затмили собой все остальное. Отношения должны быть в радость. Они должны спасать от проблем, а не становиться проблемой. Мои отношения никак не развивались — почти все два года мы стояли на месте… А то и вовсе делали шаги назад.

Неожиданно мне закрыли глаза ладошками.

— Мелани! — сказал я.

В ответ никто не откликнулся.

— Мелани? — повторил я.

— Нашла тебя наконец! — обрадовалась она. — Испугался?

— Ни капли, — я лишь рассмеялся.

— А если вот так? — хитро сказала Мелани, затем схватила с земли кучу грязных сухих листьев и запихала мне их под куртку.

— Нет, — спокойно сказал я, вытряхивая листья. — Но стирать куртку будешь ты.

— Ну, точно, — с сарказмом сказала девушка в ответ.

Мы еще немного прогулялись по лесу, дошли до опушки, потанцевали там под аплодисменты веток деревьев, а затем, когда уже окончательно стемнело, я проводил ее домой и пошел спать.

Лес пополнился моими мыслями о счастье, дружбе и о полумертвых человеческих отношениях.

* * *

В очередной раз я не попал в царство Морфея.

Я молча лежал в кровати, изучая потолок; причудливые тени, созданные колыхавшимися от ветра ветками за окном, играли с моим воображением.

Попробовал посидеть на подоконнике. Полежать на нем. Полежать на полу. На диване в гостиной. Снова вернулся в кровать. Все было безрезультатно.

Это продолжалось до самого утра. Я не узнавал себя в зеркале: из отражения на меня нездоровым взглядом смотрел уставший человек с огромными мешками под глазами — прямо наркоман какой-то. Того и гляди, мной заинтересуется герр Руди Айзен из отдела по борьбе с наркотиками.

— Черт! — сказал я отражению. Оно промолчало.

Взяв телефон, я пожелал Лис доброго утра и договорился с ней о встрече в три часа в Доннере. Обычно она приезжала ко мне в Штерн, но сегодня мы решили прогуляться по магазинам, зайти в бутик одежды.

На улице было пасмурно — типичная осенняя погода. Я надел черные остроносые туфли, брюки и рубашку, затем сел в машину и поехал в Доннер. Выезжая из поселка, только сейчас обратил внимание, как красив осенний золотой лес. Когда что-то видишь часто, перестаешь замечать в этом красоту…

Я проехал по небольшому мостику и начал набирать скорость, приближаясь к кипящему жизнью Розенбергу. Добравшись до гигантского ТРЦ «Американка», оставил автомобиль на парковке, вышел на улицу и отправился к месту встречи с любимой девушкой.

Лис стояла у входа — еще издалека я увидел ее волосы по плечи и милую, нежнейшую улыбку, которая так прекрасно дополняла красивые зеленые глазки. На девушке было черное осеннее пальто, на голове красовалась необычная шапочка с козырьком.

Когда я подошел ближе, тут же почувствовал запах сладких духов. Лис крепко, со всей силой, что может быть у такой хрупкой девушки, обняла меня и поцеловала. Мимо туда-сюда ходили люди, не обращая на нас никакого внимания.

— Клос, почему ты молчишь? — шепотом спросила она.

— Я думаю, — ответил я, не выпуская любимую из объятий.

Лис посмотрела на меня улыбнувшись и сказала:

— Много думать вредно!

— Нет.

— Тебе — да!

Ну вот, она начала спорить. Это могло длиться вечно. Когда Лис говорит «да», она так мило кивает головой…

— Пойдем, перекусим? — я перевел тему. Мозг работал как-то наполовину — безумно хотелось спать.

— Я здесь именно за этим! — подмигнув, ответила девушка.

Мы зашли в торговый центр и поднялись на эскалаторе на фуд-корт.

— Как твои дела? — поинтересовался я.

— Да в целом нормально. Только устала сильно. На работе происходит какой-то ад. А ты как?

— Что там происходит?

Если у Лис «ад», то что же тогда у меня?

— Просто был тяжелый день… Ненавижу, когда ты уходишь от ответа…

— У меня все хорошо.

— Тебе не холодно? — заботливо спросила она.

— Тепло, милая. Рядом с тобой всегда тепло. Ты же маленькое солнышко. Частички, что сейчас в твоем теле, горели в недрах звезд… — я постарался улыбнуться, но, видимо, мой потрепанный вид говорил сам за себя.

— Клос, ты меня обманываешь! Почему ты дрожишь?

Я вытянул руку и заметил небольшой тремор пальцев.

— А, это… Не могу нормально выспаться из-за работы.

— Ну вот, а говоришь, что все хорошо. К врачу не ходил?

— Пока нет необходимости. Думаю, взять отгул и отоспаться. Уверен, это все, что мне сейчас нужно.

Мы с любимой прошли в нашу любимую кофейню и сели за столик у панорамного окна, с которого открывался вид на все этажи торгового центра.

— Ты что будешь? — спросила Лис. — Надеюсь, не кофе?

— Хотелось бы кофе… — произнес я, но девушка сразу же меня перебила.

— Тебе нельзя!

— Мо… — начал было я.

— Нет!

Возникла пауза, в которую мы оба молча уставились в меню. Когда подошла официантка, я заказ травяной чай, а Лис чашку латте.

— Сейчас зайдем за юбкой, которую я заказала, а затем сразу в аптеку. Купишь снотворное.

— Хорошо.

Я уставился на молочную пенку на поверхности латте в чашке Лис и снова задумался. Потом посмотрел на любимую. Она тоже о чем-то думала, покусывая губы. Тогда я сел поближе и поцеловал ее. Девушка вопросительно заглянула мне прямо в глаза, где, наверное, до сих пор пылал тот пожар со склада.

А может, это был огонь любви в моих глазах…

Мы улыбнулись друг другу. Какое же это счастье, когда она смотрит на меня, когда улыбается мне…

Когда она рядом.

Мы провели вместе два часа — вечность для какой-нибудь мухи, но для меня они пролетели как мгновение. Снотворное мы так и не купили — Лис опаздывала, и я пообещал обязательно зайти в аптеку. Я проводил девушку домой, поцеловал на прощанье и еще долго смотрел вслед удаляющемуся силуэту любимой девушки.

Амбивалентные чувства переполняли меня: я был счастлив, что у меня есть настоящая любовь, и в то же время было грустно оттого, что мы так редко бываем вместе. Так быть не должно, но мы пока не могли иначе. Она не могла.

Я немного покатался по городу, а затем поехал домой и все оставшееся время просидел перед телевизором. Уснуть снова не получилось.

* * *

На следующий день я уже был не в силах терпеть свою бессонницу — съездил в аптеку и взял пачку сильнодействующего снотворного. Так ослаб, что картинки перед глазами стали расплывчатыми, пропал аппетит, а звуки, казалось, идут откуда-то издалека.

Но самая большая проблема заключалась в том, что сегодня ночью мне нужно было выходить на работу. Я не понимал, что со мной происходит, но точно знал, что в таком состоянии не смогу выполнять свои рабочие задачи. Кажется, мне пора показаться врачу.

В час дня принял таблетку снотворного, но результат так и не наступил. Поэтому я выпил еще одну. Лежа на диване перед телевизором, я все ждал эффекта…

Когда часы известили меня о том, что пора ехать на работу, я, печально вздохнув, сел в автомобиль и медленно поехал в участок. Ватными руками, я кое-как держал руль. Ноги тоже не слушались, педаль то еле нажималась, то вдавливалась чуть ли не в пол. Все расплывалось перед глазами, и, кажется, у меня поднялась температура.

Приехав в участок, без сил упал на рабочее место, уткнувшись головой в стол. В отделе со мной был только Мориц.

— Тебе плохо? — спросил он вместо приветствия.

— Да… бессонница замучила, — с трудом ворочая языком ответил я.

— На, — Мориц достал из ящика стола блистер с какими-то таблетками. — Держи. Это хорошее снотворное. Как поспишь, станет легче.

— Да я пил уже…

— Бери, говорю!

Не в силах сопротивляться, я принял большую зеленую таблетку. Меня стало морозить. Таблетка Морица не действовала. Я подумал, что самое время взять у Энгеля обещанный отгул. В глазах начало двоиться, я почувствовал, что теряю сознание. Даже не совсем так — ощущение было такое, что я нахожусь в сознании, но при этом проваливаюсь в сон. Хотелось закричать, но губы предательски склеились. Не было сил. Наконец, бессмысленно перебирая бумаги, я уснул. Я просто уронил голову на стол и заснул так крепко, как никогда раньше. И приснился мне такой сон…

Будто бы я сижу у себя на балконе, смотрю в небо — такое голубое, чистое. Яркое солнышко светит мне.

Вдруг, откуда ни возьмись, с грохотом, рассекая воздух, ко мне прямо на задний двор падает болид! Я спускаюсь на улицу, чтобы посмотреть: в месте падения, из неглубокой ямки, поднимается вверх струйка густого дыма. Кругом пыль, земля и каменные обломки. Я заглядываю в ямку: на дне лежит младенец. Он громко плачет.

— Вот он, наконец, и родился, — говорит мне человек, неожиданно вышедший из леса. Он одет в кремового цвета халат. Его лица я почему-то не вижу.

— Кто? — спрашиваю я.

— Ты, Клос.

— Что? Кто ты?

Человек молчит в ответ.

Ребенок в ямке продолжает плакать.

— Он еще маленький и совершенно беспомощный, — показывает незнакомец на дитя. — Как это печально… и неотвратимо.

— Что мне нужно делать? — спрашиваю я.

— Живи дальше! Судьба обо всем позаботится, — заверяет он меня. — Когда-то я просто подтолкнул твою первую костяшку домино. Ты представляешь, что было дальше? Сработала цепная реакция. Но ты не наблюдатель, а участник. Ты там, на бескрайнем поле в царстве Фатума, среди девяти миллиардов цепочек из костяшек домино, где для каждого человека — своя цепочка. Иногда они причудливо переплетаются, но в основном расходятся.

Он подходит поближе, кладет свою руку на мое плечо и говорит с заметной дрожью в голосе:

— Мне очень грустно оттого, что все это случится, Клос Хайнеманн.

Я снова заглядываю в ямку — вижу, что плачет мальчик, он тянет свои ручки ко мне…

Плач ребенка плавно сменился криком Морица.

— Клос! Клос!!! Очнись!

Я проснулся от пощечин. С трудом открыв глаза, увидел испуганное лицо Морица. Рядом стояли Хайнц и Ханк. Возле окна курил Энгель.

— Что случилось? — полушепотом спросил я.

— У тебя судороги были! — взволнованно сказал Мориц.

— Отвезите его домой — пусть выспится, — приказал Энгель. — На завтра у него отгул. Сходи к врачу, Клос.

Все замерли, словно их прибили к стене и уничтожили их спинные мозги.

— Хайнц, ты что, оглох!? Выполнять приказ! — рявкнул комиссар.

— Да, герр Энгель!

Хайнц довез меня до особняка. Поблагодарив его, я кое-как добрался до постели и коснувшись подушки сразу же заснул. Больше никаких сновидений не было. Но когда я проснулся, то почувствовал себя лучше. Я выглянул в окно — на старый мир новыми глазами.

IV
Маскарад

Как много масок вокруг…

Порой даже не отличишь — где маска, а где лицо. Наверное, с момента своего появления жизнь самого общества стала маскарадом, в котором точно не знаешь, кто есть кто на самом деле.

Этот маскарад вынуждает не доверять всем вокруг. Для себя я давно уяснил: лучше радоваться моментам, когда вдруг оказывается, что человек на самом деле оказался лучше, чем ты о нем думал, чем разочаровываться в том, кому был открыт сразу.

Люди улыбаются, глядя в глаза, скрывая свою неприязнь. И если хоть раз тебе удалось увидеть истинное лицо человека в то мгновение, когда он по какой-то причине снял свою дружелюбную маску, запомни — запомни это лицо. С этого момента знай: ты стал сильнее, ведь теперь ты точно знаешь, что за человек перед тобой.

Яркое солнышко приветливо светило в окно. Лучи его проходили через идеально вымытое стекло и медленно подкрадывались к моему лицу, вынудив меня проснуться.

— Чертово солнце! — вполголоса пробурчал я, кинув подушкой в окно. Голова раскалывалась и во рту кошки насрали…

Заставив себя подняться с кровати, я, словно зомби, шаркающей походкой направился в уборную чистить зубы. Почувствовав какой-то животный голод, я отправился на кухню, посмотреть, что можно быстренько приготовить. Пришло сообщение от Хайнца: он интересовался, как мое здоровье. Выспавшись, я быстро приходил в себя и уже частично восстановил силы. Мне даже стало казаться, что предыдущие бессонные дни были одним большим сном.

Я приготовил себе на завтрак глазунью с колбасками, фоном включил телевизор: на местном канале показывали дневной выпуск новостей.

— …ну а главная часть программы Дня Единения будет проходить на центральной площади. Напоминаем, что в этом году отделом культуры Розенберга планируется организация традиционного праздничного маскарада для всех жителей нашего славного города и, конечно же, его гостей…

Проклятый город празднует день, когда вся Европа стала туалетной бумагой Америки! У меня были личные основания ненавидеть этот день — день, унесший жизни моих родителей.

В то же время, идея о проведении маскарада мне была по душе. Может, стоит выбраться на праздник хотя бы раз с тех пор… А главное, это ведь хороший повод провести все свободное время с Лис. Я прилег на диван и позвонил любимой девушке.

— Привет, Лис! Не отвлекаю? — глянув на часы, я понял, что она наверняка на работе.

— В общем-то, нет. Привет! — прозвучал в трубке ее милый голосок. Звуковые колебания нежно вошли в мое ухо, мягко коснувшись барабанной перепонки, и приятное тепло распространилось по всему телу.

— Как твои дела?

— Все хорошо. А у тебя как? Справился с бессонницей?

— Надеюсь. По крайней мере, сегодня я смог выспаться. Мне снился такой странный сон…

— Какой сон?

— Э-э-э… — я вдруг понял, что совсем забыл его содержание.

— Да так… Как-нибудь расскажу. Кстати, как насчет того, чтобы встретиться?

— Прости… Мне сегодня совсем некогда. Нужно сидеть у сестры с племянником.

— Жаль, — я даже не удивился. — Слушай, скоро ведь День Единения. Говорят, в Даунтауне будет проходить маскарад. Пойдем?

— Маскарад? А, поняла. Конечно, Клос! Обязательно сходим.

Пора уже перестать бояться демонов прошлого. И сделать шаг в будущее.

— Люблю тебя. Пока!

— И я тебя. Пока, Клос, звони.

Пусть этот День Единения принесет в мою жизнь что-то хорошее…

Лис сбросила вызов.

* * *

Сегодня солнце скрылось за горами еще раньше, чем обычно. Мне очень нравилось наблюдать за закатом с балкона, глядя, как огненный шар лениво прячется за макушками деревьев.

Накинув плащ, я вышел на улицу.

В нос ударил прохладный свежий воздух, мгновенно взбодрив и разогнав адреналин по телу. Пахло осенью. Под ногами захрустели листья.

Я решил обойти Штерн кругом, вдоль леса.

Мои мысли разбегались: я думал о Лис, о Райнхольде, о Корбле… обо всех погибших на складе и состоявшихся сегодня похоронах. О дочке Куно, Франциске, которая чудом выжила и сейчас находится в детском доме. И о своем необычном сне, который я так и не мог вспомнить…

Думал о городе, мире, Единении. О жизни.

Этот Новый Порядок, в конце концов, просто размоет нас как нацию, а то и вовсе уничтожит цивилизацию. Преступники и разный мелкий сброд, словно паразиты, расплодились в новых условиях жизни, в этой бюрократии, максимально для них благоприятной. Нужно все менять — ведь в наших силах что-то предпринять. Нас ведь так много…

Мир XXI века, который, казалось бы, должен был стать мирным и спокойным, после потрясений двух мировых войн все глубже и глубже увязал в грязи — словно шел бесконечный дождь, топя под собой землю.

Тюрьма «Хэвердрук» уже много лет была переполнена. Скольких туда отправил я? Скольких наш отдел? Такими усилиями… И как же мало в этом смысла! Ведь все они возвращались на свободу. Отсидев, выйдут и в большинстве своем попадают в тюрьму снова, после рецидива, которого могло и не быть. Забрав с собой чье-то здоровье, а то и чью-то жизнь. А сколько преступников оставалось без наказания вообще? Да и наказанием ли была для них тюрьма, если заключенные жили там лучше некоторых бедняков — законопослушных, добрых, работящих людей, которых сама судьба поставила в такие условия?

Несколько иная картина была, когда в качестве высшей меры наказания применялась смертная казнь, которая вдобавок являлась своеобразной мерой устрашения. Люди боялись — и этот стимул материализовывал потенциальным преступникам в голову кучку мозгов, которых там до этого не было — они начинали думать о последствиях своих действий. Не все, но хотя бы некоторые. Когда отменили смертную казнь, посчитав ее негуманной, уровень преступности начал неумолимо подниматься.

Этим вечером у меня родилась Цель. Да, я вынашивал эти идеи в голове уже много лет. Но именно сейчас своими глазами увидел, как должен быть устроен новый мир — безопасный и справедливый. Я захотел этой Цели добиться. Привести мир в порядок.

Может ли один человек что-то изменить? История знает множество примеров и дает однозначный ответ — может.

С такими мыслями я добрался до противоположного края поселка. Назад возвращался уже по улицам — стемнело, но в домах горел свет, через окна было видно передвигающиеся черные силуэты. Люди. Увлеченные своими проблемами. Своими потребностями. Своим счастьем.

Вдруг что-то заставило меня остановиться возле одного небольшого уютного коттеджа. На почтовом ящике была написана фамилия — «Шефер».

— Белинда? Та журналистка! — вспомнил я.

— Точно! — послышался знакомый голос у меня за спиной. — Герр Хайнеманн, если не ошибаюсь?

Я повернулся. За мной, под уличным фонарем стояла Белинда Шефер — в коротеньких шортиках, белой футболке, держа большой мусорный мешок в руках. Девушка мило улыбалась.

— Может, пройдешь? — она кивнула в сторону дома. — Я приглашаю на чай!

— Спасибо, я не против.

Журналистка быстро бросила мусор в бак и побежала к крыльцу.

Я последовал за ней. Скинув плащ, повесил его в шкаф и попытался осмотреться, но девушка быстро схватила меня за руку и чуть ли не силой потащила в гостиную. Это была просторная светло-синяя комната — в центре стоял диван, рядом с ним журнальный столик из темного дерева. Перед ним — большой телевизор. Темно-синие шторки и искусственная пальма в углу придавали комнате уют и создавали комфортную атмосферу.

— Присаживайся, — сказала она, указав на диван. — Тебе чай? Или предпочитаешь кофе? А может, чего покрепче?

— Чай, пожалуйста! — хоть я и безумно любил кофе, но крепкий сон сейчас был важнее.

Она улыбнулась и убежала на кухню.

— Немного сахара, пожалуйста! — добавил я громче.

— Хорошо! — послышался ее голос из кухни.

Я уселся на мягкий диванчик, чуть не утонув в нем. Белинда вернулась с двумя чашками — в одной был чай для меня, в другой — кофе; я сразу почуял его крепкий бодрящий аромат.

— Спасибо, — поблагодарил я.

— Да не за что! — ответила Белинда.

У девушки был немного писклявый, но красивый голос. Говорила она быстро, как, наверное, и свойственно журналистам, но при этом совершенно четко.

— Клос, расскажи мне немного о себе. Должна же я знать, кого пустила в дом, вдруг ты маньяк, — она улыбнулась. — Какие у тебя увлечения?

— Помимо работы… — я задумался. — Я давно хотел бы попробовать себя в политике…

— Погоди, погоди! — Белинда прервала меня и сунула руку под подушку. На секунду мне показалось, что она сейчас достанет блокнот с ручкой или включит диктофон и будет фиксировать мою речь. Но она достала бешено вибрирующий телефон и ответила на звонок.

— Да… Что ты сказал?! Да пошел ты в жопу, идиот! — грозно крикнула она в трубку, затем, выключив микрофон, посмотрела на меня и с виноватым видом сказала:

— Клос, извини, пожалуйста! Бывший муж…

Я понимающе улыбнулся и кивнул. Потом сделал глоток чая и чуть не выплюнул его обратно в чашку — ох, ничего себе, какой крепкий!

Белинда за несколько секунд выпалила в трубку все, что думает о собеседнике, не стесняясь моего присутствия, а мой словарный запас пополнился парой неизвестных матерных выражений. Потом девушка сбросила вызов и выключила телефон. Как говорится, эффективность телефонного разговора обратно пропорциональна затраченному на него времени. Посмотрев на меня, она в очередной раз мило улыбнулась.

— Итак, на чем мы остановились?

Мы продолжили наш разговор. Белинда оказалась приятной и умной девушкой. Сегодня она успела многое рассказать о себе, а заодно узнала обо мне. Например, я узнал, что коттедж ей достался по суду от бывшего мужа — и это многое объясняло. Дом ее был шикарным! Не встречал журналистов, которые могли бы себе такой позволить.

Я допил чай и направился к выходу. Белинда вышла меня проводить.

— Заходи, Клос! — попрощалась со мной девушка.

Я еще раз поблагодарил ее за вечер и пошел домой.

* * *

Иду по обочине под пение сверчков. А над головой светит луна. В детстве я, как и многие другие дети, думал, что она сделана из сыра.

Я здесь, а где-то там, за много километров — ты. Словно луна, ты так же прекрасна и так же далека… Словно луна, ты в этот холодный темный день освещаешь жалкий бесполезный мир под названием Земля… Ну, хотя бы его часть.

Луна скрывается за пушистыми облаками, и я ухожу в мысли о Лис… Она такая же единственная, как эта луна. И так же иногда радует своим появлением, а иногда скрывается, словно милый земной спутник за облаками… Светит ночью, даруя людям нежный мягкий свет там, где должна быть только тьма. Не каждый ее ценит… Не каждый замечает.

Лис…

Я смотрю на луну каждый день. Она — наш мост в космос. И она же — мост между двух влюбленных. Луна может связывать двух людей, где бы они ни находились… Где бы ты сейчас ни была, Лис, взгляни на луну. Я тоже на нее смотрю. Я рядом.

Я смотрю на луну сквозь пространство и время, смотрю сквозь свои мысли… И на ярком желтом шаре вижу милое лицо прекрасной и доброй девушки, которую очень люблю…

Вернувшись домой, я лег в кровать и спокойно уснул.

* * *

Проснувшись, первым делом позвонил Лис — так хотелось поскорее с ней увидеться… Прождав несколько мучительных гудков, я наконец услышал ее голос в трубке:

— Привет, Клос. Как раз собиралась тебе звонить!

— Привет, милая. Чем занимаешься?

— Недавно проснулась, собираюсь на работу. А ты?

— Да ничем особенным. Только проснулся. Мы сегодня увидимся? — спросил я с надеждой.

— Да, Клос. Сегодня я освобожусь примерно в час. Мы с коллегой сдадим один проект и нас отпустят пораньше.

— Это отличные новости! Желаю, чтобы все прошло успешно!

— Так и будет. Ты бы знал, сколько мы сил и времени в это вложили… Ладно, мне пора бежать. Скоро увидимся!

— Жду тебя…

Позавтракав, я зашел в свой кабинет — захотелось поработать над парой рабочих отчетов. У меня с моим напарником Хайнцем Циммерманном было не так уж и много нераскрытых убийств относительно других детективов. Но все открытые дела были очень сложны, и к их раскрытию не было никаких зацепок.

Я не заметил, как за работой пролетело время. Будильник прозвенел, когда наступило двенадцать часов. Я стал собираться на встречу с Лис. Накинул плащ, натянул черные перчатки — на улице совсем похолодало. Затем отправился в Доннер — в архитектурное бюро, где работала Лис. Когда я приехал, она уже сидела на лавочке возле входа и ждала меня.

— Как я выгляжу? — спросила девушка, кокетливо улыбаясь.

— Лис, ну зачем ты спрашиваешь! Ты всегда прекрасна!

— Клос! — улыбки красивей этой не было. От ее вида тепло сразу разошлось по телу.

— Садись, — я вышел из автомобиля и открыл ей дверь. — Поедем ко мне?

— Поехали, — легко согласилась она.

Я знал, что все невзгоды оставят меня в покое уже сегодня — вся эта накопившаяся за неделю дурная масса из неприятностей и рутины. Проблемы со здоровьем, темные мысли, усталость… Бессонница. Сегодня черный седан мчался по дороге, рассекая воздух, мчался словно бы в какой-то другой реальности. На переднем сидении полулежала изумленная Лис.

Мы быстро добрались до Штерна — лесного поселка на холмах. Остановившись на светофоре, я увидел Белинду. Она шла в сторону своего дома и, разглядев меня, помахала рукой.

— А это кто? — нахмурившись, спросила Лис.

Любимая знала всех моих друзей и знакомых, а Белинду увидела впервые. Ведь мы с ней познакомились только вчера.

— Это Белинда Шефер. Она журналист.

— И что она тут делает? — с легкой ноткой ревности спросила Лис.

— Живет, наверное, — пожал плечами я.

— Почему я о ней первый раз слышу?

— Потому что я с ней недавно познакомился. По работе. Помнишь, я рассказывал тебе про Райнхольда?

— А она красивая…

— О, Лис, перестань! — притормозив, я взял ее за руку. — Самая красивая и самая лучшая — ты!

— Правда? — наигранно хмурясь, сказала Лис.

— Правда, милая, — я улыбнулся. — Самая талантливая, красивая и умная.

Ну вот, наконец и она улыбнулась мне в ответ.

Оставив машину на парковке у въезда в гараж, мы зашли в особняк. Дома было тепло. Лис повесила в шкаф свою тоненькую красную курточку и сразу же направилась в мой кабинет. Там она достала из шкафа полотно и мольберт — я помог ей отнести их на балкон, а она захватила кисти и краски. На полотне был изображен дневной Розенберг, на заднем фоне — горы, река Эльба, пляж, казино и маленькая серая луна на ярко-голубом небе…

Из особняка действительно был виден весь город!

Вот только был бы этот серый, грязный Розенберг таким же красивым, каким его видит моя Лис…

Выбрав кисть, девушка принялась дописывать картину. Лис начала работать над ней еще летом. Сейчас же на дворе стояла осень… Город казался каким-то уставшим, будто больным. А на картине Розенберг остался живым и полным сил. Лис это сохранила навсегда.

Наверное, картина была живой, потому что Лис вдохнула туда свою душу. Из любой вещи моя любимая могла сделать шедевр. Это был ее дар.

Я заварил чай с бергамотом и принес две ароматные чашки на балкон. Мы сели на лавочку, наслаждаясь временем, которое удалось провести вместе.

— Лис, эта картина превосходна!

Девушка положила голову мне на колени и закрыла глазки.

— Ты даже не представляешь, как важны сейчас для меня эти слова.

— Это же всего лишь слова…

— Знаешь, и просто слова часто помогают…

Я обнял ее и поцеловал.

* * *

— Ладно, на сегодня все! — Лис закончила, когда пошел дождь. Мы отнесли картину обратно в комнату.

Свою работу Лис назвала «Бетонная Луна» — по самой мелкой ее детали, но, как она сказала, — самой важной.

— Клос, отвези меня домой, — попросила она.

— Ты ко мне только порисовать, что ли, приехала?

— Писать, Клос. Картины пишут.

На улице шел сильный дождь — капли его громко стучали по крыше автомобиля. Мы сели в машину и поехали в Доннер.

Путь наш прошел в молчании… Хотел бы я знать, о чем она думает: ее губи иногда чуть приоткрывались, словно девушка что-то хотела сказать, но тут же смыкались.

Я остановился возле восьмиэтажного кирпичного здания. Из окна на втором этаже выглядывала Лора Кляйн.

— Счастливо, — нарушил я молчание на фоне стука дождя.

— Пока! — грустно ответила девушка.

Лис вышла из автомобиля и, не оглядываясь, спрятав руки в карманах, медленно пошла в сторону своего подъезда.

Что с ней сегодня?

Она такая странная…

Когда ее силуэт скрылся в темноте подъезда, когда она прошла по лестничной площадке, появившись в окне, размытом от капель дождя — она взглянула на меня. Всего секунду — этот взгляд чуть не разорвал мое сердце на части.

Я коснулся пальцами стекла автомобиля, протянув руку к любимой. Она повернулась и пошла дальше, все такая же печальная и задумчивая…

Тогда я завел двигатель и поехал домой.

* * *

Остаток моего дня прошел до безумия скучно: вернувшись домой, я прибрался — комнаты в особняке были большими, поэтому уборка заняла почти все оставшееся время до ночи. Иногда я вызывал клининг, но чаще всего мне нравилось делать это самому — для меня уборка была как медитацией — временем, чтобы поговорить с собой, привести в порядок внешнее и внутреннее. Переодевшись, я поставил на утро будильник. Потом, сев на подоконник, посмотрел на это черное осеннее небо…

Как интересно смотреть на обезумевший мир, проносящий тебя из одной реальности в другую.

И хочется большего… Вспоминаешь свою жизнь… Казалось, все так просто… И думаешь, что так будет всегда. Что так и должно было быть. Сидишь себе дома у окна и не задумываешься, что пройдут годы и ты, возможно, так же будешь сидеть на этом же самом месте. Только старше. Пространство и время… Не знаешь, каким станешь ты, и каким будет мир вокруг. Не представляешь и не пытаешься.

Пространственно-временные черви наделали здесь столько дыр, что без боли воспоминаний ни на один предмет не посмотришь…

Глоток чая и взгляд в черное ночное небо…

Следишь за звездами, в голову лезут самые разные мысли. О будущем и о прошлом. О бескрайности Вселенной. О Боге. Обо всем, что, казалось бы, рядом, но словно невидимая рука держит человечество на расстоянии. Нечасто посещают такие мысли, но, когда все же посещают, я чувствую себя счастливым. Счастливым и одновременно печальным. Охота добиваться, охота знать. Но кажется, что это недостижимо.

А иногда неохота ничего — когда на небе видно ее лицо. Она всегда рядом. Любимая и дорогая. Единственная неразгаданная загадка. Словно бы кусочек мозаики моей жизни.

Приближался ноябрь.

* * *

Пробуждение наступило чуть раньше, чем зазвенел будильник. Капли дождя ритмично стучали по окну. Этот шум не дал мне возможность доспать. Я открыл глаза, затем встал с кровати и, попросив голосовой помощник включить чайник, вышел на балкон.

— Что за черт! — не обрадовался я погоде. Раньше я очень любил дождь, но с каждым годом замечал, что нет ничего лучше теплого солнечного дня.

Окинул взглядом пробуждающийся город. Маленькие машинки торопливо ехали по дорогам. Изо дня в день: работа, дом, супермаркет по пути — вот и вся наша жизнь…

Как будто кто-то поставил на повтор.

Скука.

Время пролетело незаметно. Кажется, только проснулся, а уже скоро на работу. Дождь так и не прекратился.

Вечером раздался звонок. Это был комиссар. Чаще всего его звонок означал, что что-то случилось — я машинально направился в кабинет, чтобы начать переодеваться в полицейскую форму.

— Клос! Зайди ко мне домой и попроси у Мелани папку с делом №7147 — там материалы по делу Райнхольда Вульфа. Это срочно. И езжай в участок без промедлений!

— Что случилось?

— Гросса убили, — быстро проговорил Энгель. — Подчищают, твари…

— Что?!

— Что слышал! Давай, пошевеливайся.

Он положил трубку.

Что ж… Кажется, скучный день разбавит неожиданная работа.

Не медля ни минуты, я заехал к Беккерам. Стоило мне нажать на кнопку звонка, как дверь тут же распахнулась и в проеме показалась милашка Мелани в ее любимом домашнем халате.

— Привет! Классное платье!

— Клос! — она обняла меня. — Я так рада тебя видеть!

— И я тебя, Мелани!

— Как у тебя дела?

— Все неплохо! Вчера встречались с Лис, — быстро ответил я. — Я вообще-то по делу, Мел, не могу сейчас болтать. Мне позвонил твой отец, просил забрать кое-что, — тут я понял, что забыл номер дела. — Э-э-э…

Мелани улыбнулась, убежала в комнату Энгеля и вышла через минуту с папкой в руках.

— Вот, — сказала она. — Папа звонил мне тоже. Он сказал, что ты забудешь!

— Как мило, — ответил я растерянно.

— Счастливо, Клос! Последи за папочкой!

— Хорошо! Не переживай! — на ходу ответил я, сел в машину и направился в Даунтаун. Но по дороге в участок мне снова позвонил Энгель.

— Клос, езжай-ка ты лучше сразу на место преступления. Хайнц уже там — тебя ждет, так что, черт возьми, давай побыстрее!

— Да, герр комиссар! Куда ехать?

— Карбон, Вильгельмштрассе, дом 44.

— Понял, скоро буду, — ответил я, резко повернув на перекрестке.

Я чуть не заблудился в поисках дома номер 44. Карбон полон улиц: дороги раскинулись по району словно паутина, везде были улицы и дворики, улицы и дворики — и ничего больше! На маленьких дорогах, забитых припаркованным транспортом, все время были пробки.

Наконец я добрался до места преступления. Возле жилого многоквартирного дома, на асфальте, прямо посреди дороги лежало тело. От многочисленных луж отражались вспышки фотоаппаратов и мигалок спецтранспорта. Кругом царило мрачное напряжение. Тишину разбавляли тихие перешептывания и щелчки фотоаппаратов. Полицейские делали снимки, кто-то записывал показания очевидца в блокнот. Увидев Хайнца в автомобиле — он разговаривал по телефону — я подошел к напарнику. Хайнц, заметив меня, сразу же сбросил вызов и вышел наружу.

— Привет, дружище! — сказал он мне.

— Привет! Ну, рассказывай. Что тут случилось?

— Корбл, — он кивнул на тело, лежащее в луже крови. — Его убили. Тело обнаружили полчаса назад. Вон та девушка возвращалась домой из магазина и увидела силуэт человека, лежащего на асфальте. Он не двигался, она подошла посмотреть, что с ним, но заметив кровь, тут же позвонила в участок. У Корбла три ножевых ранения, раны глубокие, задеты жизненно важные органы. Он был в розыске, насколько ты помнишь. Кажется, его просто устранили…

Хайнц задумчиво посмотрел куда-то вдаль, затем поднял указательный палец вверх и произнес:

— Улики!

Он вышел из машины и, открыв багажник, достал оттуда окровавленный нож в пакете.

— Нож! — гордо сказал мой друг.

— Нож? — непонимающе переспросил я.

— Нож.

— Они с нами что, играют?

— Не знаю! Осталось снять отпечатки!

— Думаешь, они там будут?

— Конечно, нет, — пожал плечами Хайнц. — Но проверить-то надо.

Дождь усилился. Незнакомые мне районные полицейские разбежались по машинам, а мы с напарником достали зонтики и пошли на место преступления, чтобы осмотреть его внимательно еще раз. Мертвое тело бывшего детектива Корбла лежало на мокром асфальте. Как его убили? Что здесь произошло? Мы принялись составлять картину преступления.

* * *

Корбл возвращался домой. Высокий и худощавый, он был закутан в свой серый плащ. Лицо почти полностью скрывал шарф; торчал лишь длинный, словно вороний клюв, нос.

Корбл торопился — он почти бежал. Посмотрев по сторонам, остановился, глубоко вдохнул. Подъезд был уже близко… Зловещая тень мелькнула справа, возле машины. Корбл, задыхаясь, со всех ног побежал вперед.

Тень настигла его на половине пути: черноту ночного неба разбавила красная кровь. Несколько ударов ножом пронзили тело продажного полицейского — он даже не успел закричать. Тень бросила нож рядом и скрылась за домом, в то время как Корбл упал на асфальт и вскоре скончался.

* * *

Приехали медики: они погрузили тело на носилки и повезли его в бюро судебно-медицинской экспертизы.

— Ну и работенку нам кто-то подкинул… — вздохнул Хайнц.

— Это точно! Ладно, не впервой…

Мы с напарником сели по своим машинам и направились в участок, где нас уже ждали Мориц и Энгель.

— Давай папку, — с порога сказал комиссар.

Я молча протянул ему документы. Энгель остался у нас в отделе — мужчина сел за стол отсутствующего Ханка и принялся листать дело Райнхольда, что-то говоря себе под нос. Тем временем я создал на компьютере файл: «Корбл Гросс», а Хайнц пошел в лабораторию, чтобы снять отпечатки с обнаруженного на месте преступления ножа. Его место тут же занял опоздавший Ханк: заметив, что комиссар работает за его столом, ничего не спрашивая, он прошел за компьютер моего напарника и, посмотрев по сторонам, включил «шахматы». Все это время Мориц с кем-то говорил по телефону.

Помещение затянул дым от сигареты Энгеля.

— Собираемся, Ханк! — сбросив вызов, сказал Мориц. — Выезжаем в доки. Рабочие обнаружили труп женщины. У нее отсечена рука…

Ханк без эмоций закрыл игру и пошел к шкафу с верхней одеждой, куда только что повесил куртку.

— Черт знает что, — сказал я вслед удаляющимся силуэтам Ханка и Морица.

— М-м-м? — промычал Энгель. — Ты почему стал так много ругаться, Клос?

— Сколько можно это терпеть?!

— Я тебя понимаю, Клос! Но ты ничего с этим не поделаешь. Мы уже обсуждали это.

— Эти твари не боятся ни тюрьмы, ни суда, ни полиции, ни самого Дьявола! Для них правосудия как будто бы просто не существует! Нужны иные меры…

— Например? — коротко и с какой-то издевкой произнес комиссар.

— Смертная казнь, — на полном серьезе ответил я.

Энгель пристально на меня посмотрел, затем кивнул и сказал:

— Пошли-ка в мой кабинет.

Захватив папку, Энгель вышел из нашего отдела и, оказавшись в коридоре, скрылся за одной из дверей. Я поспешил за ним.

Кабинет комиссара был немного меньше нашего — в центре стоял огромный дубовый стол, несколько стульев, шкафы и люстра вентилятор на потолке, гоняющая сигаретный дым по помещению.

Энгель достал из ящика сигару и закурил.

— Ты своими разговорами пробудил во мне кое-какие воспоминания… — загадочно сказал комиссар. — Интересно, к чему твои рассуждения приведут. Продолжай…

Я продолжил:

— Даже Библия упоминает о смертной казни! Она допускает лишение жизни человека через побиение камнями, повешение и сожжение… — на какое-то время я задумался, стоит ли продолжать, но увидев заинтересованный взгляд комиссара, добавил: — Их всех надо убивать, Энгель! Истреблять, стирать с лица Земли… Это единственный путь к построению счастливого общества. Страх смертной казни может стать сдерживающим фактором. Почему среднестатистический человек не крадет телефон с витрины магазина? Что говорит в нем? Мораль? Воспитание? Кара! Потому что есть камеры, которые следят, и закон, который накажет. Если бы можно было украсить и не получить за это никакого наказания — как много человек сдержалось бы от соблазна? Страх неотвратимости наказания нужен нашему обществу… Без этого мы погрязнем в криминале, что, в общем-то, уже и происходит…

— Клос, а ты знаешь, для чего на самом деле была нужна смертная казнь? — перебил меня Энгель.

— М?

— Еще с древних времен в крови общества играет жажда публичных жертвоприношений. Все эти охоты на ведьм и их сжигание, казни за особо тяжкие преступления, гладиаторские бои… Люди хотят видеть подобные зрелища! Мы получаем определенные биохимические реакции, которые возникают в организме, когда видим какое-то чрезвычайное происшествие, расчлененку и тому подобное — но при этом остаемся в безопасности. Простой пример: хочешь испытать страх — смотришь фильмы ужасов. Получаешь, что хотел, и, при этом остаешься целым и невредимым. Это как прививка от ужасов действительности — контролируемая ситуация страха.

Комиссар сделал длинную паузу, затем продолжил:

— Идешь по улице и видишь пожар. Наблюдаешь с остальными зеваками, как пожарные забираются в горящее здание, непременно ожидая чьих-нибудь увечий, а то и смерти.

Я хотел было возразить, но комиссар сразу меня перебил:

— Я в этом убежден! Такова наша природа и от этого не уйдешь, как бы сильно мы не старались изображать цивилизацию. Мы хлопаем спасателям-пожарным, а сами в глубине души жалеем, что все успешно закончилось! Каждый человек таков — в глубине своей души! Будь я не прав, подумай: зачем люди идут на ралли, мотогонки, родео… С замиранием сердца смотрят на опасное шоу, чтобы порадоваться за участников, которые аккуратно, даже вежливо по отношению к соперникам, проехали трассу? Или что быка наебали красной тряпкой? Запомни, Клос, зрители, обычно, болеют за быка. Хлеба и зрелищ! Так было, есть и будет всегда. Даже если человек никому в этом не признается. Даже если он себе в этом не признается.

— Но…

— Погоди, Клос! Смертные казни — плохое решение! Зрелищ в обществе будет больше, а решит ли это проблемы, или породит новые…

— Герр Энгель…

— Не перебивай! — прикрикнул на меня комиссар. — Дай мне договорить!

Я притих.

— Много лет назад в нашей стране традиционной смертной казнью было отсечение головы. Сжигали за поджоги — вот такая ирония. Четвертовали за измену. В конце 1980-х в ГДР отменили смертную казнь. Отменили все виды, даже гильотину и расстрелы. В ФРГ смертная казнь была отменена еще раньше — в 1949 году. Поверь, нашлись основания ее отменить. Ничего в этом мире не происходит просто так. Мы же стараемся уйти от первобытных установок и инстинктов, строим гуманное общество, черт его подери. Смертная казнь никогда не решала тех проблем, о которых ты говоришь.

— Я согласен с этим. В целом. Ведь от казни действительно мало толку, если преступник ее не боится. Страх должен лежать в основе, быть фундаментом смертной казни.

— Прекрати нести бред! Ты что, хочешь больше жестокости? Как в Средневековье? Чтобы не просто казнь, а обязательно с пытками и невообразимыми муками? Во времена Адольфа Гитлера, например, были такие казни Повешение, гильотина, расстрел, газовые камеры. Этими камерами в концентрационных лагерях массово уничтожали людей! Без суда. Там же казнили и немцев — противников режима. Кто не с нами — те против нас. Я это к тому, что как только режим введет смертную казнь, сразу начнутся повальные казни неугодных. Мы это уже проходили. И не только в истории нашей страны было подобное, смекаешь, о чем я? Диктаторы развязывают войны, под это переписываются все законы, пропаганда работает двадцать пять часов в сутки, как и заводы с оружием, вводится военное положение и отменяются даже фальшивые выборы. А затем — смертная казнь, и прощайте все неугодные. Этого ты хочешь? Но даже если общество будет демократическим, насколько вероятно, что в муках умрет невиновный? Или ты веришь, что судебная система идеальна?

— Нет, но…

— Клос, Клос, Клос… Учись приспосабливаться к Системе. Держи свою задницу по ночам дома и не ввязывайся в авантюры — вот и весь рецепт! Хотя тебе это не грозит — ты полицейский. Мой тебе совет: хочешь спокойной жизни — увольняйся из полиции и иди продавать сахарную вату. Идеального общества быть не может! Исправляешь одно — появляются новые проблемы. Тут же. Порой, еще более серьезные. Понимаешь?

— Понимаю.

— Ничего ты не понимаешь, Клос! Ты еще молод, и в тебе играет кровь.

Герр Энгель встал и прошелся вокруг стола.

— Знаешь, Клос… Ты стал так похож на своего отца. У тебя и черты лица его, и напор в своих мыслях, желаниях и стремлениях. Он свое мировоззрение как щупальца устремлял на людей вокруг — заражал их своими взглядами. Да, он умел убеждать. Извини, но упертость твоего отца разрушила вашу семью. Теперь ты хочешь уничтожить себя? Остынь, Клос. Живи как живется и не мечтай об утопии. Не трать энергию впустую.

«Упертость? Что он, черт возьми, несет?» — подумал я.

Открылась дверь — это Хайнц вернулся из лаборатории.

— Клос, я тебя везде ищу. Ты занят? — спросил он.

— Можешь идти, — сказал Энгель.

— Короче, установить принадлежность отпечатков не удалось! — огорченно развел руками напарник.

— Еще бы, — полушепотом ответил я, напоследок обернувшись и бросив взгляд на комиссара, который снова взял в руки сигарету. Он выглядел встревоженным.

* * *

Меня разбудил телефонный звонок. Это была Мелани. Я взял трубку и закрыл глаза, пытаясь одновременно досматривать сон и говорить по телефону.

— Спасибо, что разбудила! Надеюсь, это что-то важное, Мел…

— А тебе спасибо за «шикарный» сарказм!

— Так что случилось?

— Папина машина опять барахлит… — печально сказала девушка. Не успел я ей ответить, как она, словно оправдываясь, продолжила свою безжалостно убедительную речь: — Хотела попросить отвезти меня в «Американку». Понимаешь, у меня вечером свидание, а я записана на маникюр, а еще мне надо купить кое-что из одежды и…

— Ладно, ладно! — попытался я остановить ее. — Хорошо! Дай мне собраться, я заеду за тобой.

— Друг, ты — лучший! — восхищенно раздалось из трубки. — Нам нужно выехать максимум через полчаса, иначе я опоздаю.

Я посмотрел на часы. Десять утра! Да она что, издевается? С большой неохотой я встал и, подойдя к зеркалу, через силу открыл глаза. Провел рукой по трехдневной щетине. Уложившись в отведенные мне полчаса, я заехал за Мелани. Она уже ждала на пороге. На ней было прекрасное синее платье.

— Привет! Знаешь, а тебе и так неплохо!

— Ну конечно! — фыркнула Мелани.

— Мел, честно.

Она сделала обиженное лицо, а я, вздохнув, открыл ей дверь машины и сказал:

— Ладно, поехали…

Мы отправились в Доннер, в торгово-развлекательный центр, где недавно было наше свидание с Лис. В животе жалобно заурчало.

— Слушай, Мелани, может, сначала перекусим?

Я встретился с ее хищным взглядом.

— Упустим скидки! Все раскупят!!! В общем, перекусим позже. У меня!

Мелани великолепно готовила, но попробовать ее блюда удавалось крайне редко.

Сначала я оставил Мел в салоне красоты — ей сделали маникюр и чистку лица. Ожидая, когда подруга освободится, я все же зашел перекусить. Затем мы пошли в один известный бутик, где девушка выбрала себе кофту. Мне пришлось около часа стоять возле примерочных и постоянно говорить ей на автомате:

— О, вот это отлично! Блеск! Ты восхитительна!

Улыбка Мелани искупала даже такие вопросы с ее стороны, как:

— А может, ту, первую еще раз померить?

Или:

— Тащи такую же, только зеленую! Нет, лучше синюю!

Наконец, когда шопинг Мелани подошел к концу, мы поехали к ней. По дороге поговорили о ее новом молодом человеке — это был какой-то парень с Карбона, я не запомнил его имени.

Добравшись до дома Беккеров, мы вышли на улицу. Каким удовольствием было вдохнуть свежий воздух Штерна после загазованного городского!

— А где герр Энгель? — мне вдруг показалось, что я всегда задаю ей этот вопрос, когда захожу в гости. И в самом деле, ведь комиссар очень редко появлялся дома.

— Поехал в участок, — сообщила подруга, переобуваясь.

— Он столько времени посвящает работе…

— Да, Клос. Мне его не хватает.

— У тебя чудесный отец, — искренне ответил я, стараясь подбодрить девушку.

— Правда?

— А у чудесного отца есть прекрасная дочка!

Мелани расцвела, мило улыбнувшись.

Мы прошли на кухню, где девушка усадила меня за большой круглый стол и накормила своим фирменным блюдом — мятый картофель с сосисками.

Уже не раз я задумывался о том, что тот день, когда мы познакомились, действительно изменил мою жизнь. Солнце начало светить ярче, на душе стало как-то теплее. Такая родная, такая необычная, теплая, понимающая — она была мне очень нужна, моя Мел, и для нее всегда нашлось бы место там — в моем сердце.

Я хотел сказать ей это вслух, но она все прочла в моих глазах.

После ужина девушка проводила меня до машины, мы попрощались, и я поехал домой. На улице потихоньку начинало темнеть; скоро Мелани должна была поехать на свидание, а я планировал заняться чем-нибудь дома.

Черт, скоро на работу.

Время пролетело незаметно. Оно вообще очень любит менять свою скорость. Когда нас захватывает что-то интересное, время летит быстро, ну а если мы что-то или кого-то ждем, если мы боимся или беспокоимся, или вообще находимся в опасности — медленно тянется…

Когда жизнь насыщена событиями, кажется, что время течет очень быстро. События происходят и тут же теряются в прошлом. А чем их меньше — тем время тянется медленней. Но затем мы получаем обратный эффект, ведь из множества событий и складывается наша жизнь, а пустые «дни сурка» в итоге превращаются в один: если вы месяц жизни можете описать одним днем, то и прожили вы один день.

Жизнь — это сумма воспоминаний.

Так, устраивая события, можно искусственно удлинить себе жизнь. Это, в частности, объясняет, почему детство такое долгое, а потом с годами время, кажется, течет все быстрее и быстрее. Но это происходит лишь у нас в голове. Психологическое время.

Гораздо интересней дела обстоят в космосе: тяготение изменяет пространство и время. Там, где сильнее гравитация, время замедляется. Вблизи черной дыры искривляется пространство, а время и вовсе растягивается на бесконечность.

При движении космического корабля к центру Млечного пути на Земле могут пройти тысячи лет, в то время как на самом корабле — на порядок меньше. Наверное, это самый легкий способ попасть в будущее нашей планеты. Интересно, каким оно будет?

Вот и настал поздний вечер. Близилась ночь: из леса донесся печальный вой. Сильно похолодало.

Я вышел на балкон с кружкой горячего кофе. Сделал глоток; вкус показался очень необычным, запах был ярким… Рецепторы запомнили эти ощущения.

Звездное небо надо мной отразилось на поверхности кофе. Целая Вселенная в моей кружке…

Глоток. Кусочек Вселенной во мне… тепло…

Красота Вселенной затмевала разум. Это твоя красота, Лис. В черноте кофе на самом деле так много ярких цветов! Разноцветные мерцающие галактики — это глаза… От каждого твоего взгляда разрывается сердце… Словно раз за разом. Нежные туманности — губы…

Еще глоток…

Раскаты грома вернули меня в реальность. Только сейчас заметил, что сижу тут, на балконе. Казалось, будто все эти часы я находился в космосе.

Я просто пил кофе и думал о тебе, а мозг рисовал такие необъяснимые картины. Эйфория…

Смотрю на этот мир. Небеса затянулись плотными тучами. Дождь соединяет небо и землю невидимыми нитями. Быть может, когда-нибудь я выпью этот необычный яркий кофе и на небе ночном напишу звездами, как сильно я тебя люблю…

* * *

Одевшись, я сел в машину и поехал на работу. Меня сопровождали звезды. Как же было красиво и загадочно ночное небо! Сколько же там миров?

Я ехал под звездами, а в душе, в каждом атоме моего тела пылало две сильных любви… к моей жизни и к Лис…

* * *

Рабочая ночь прошла без происшествий. Мы с Хайнцем актуализировали все наши открытые дела, затем сходили в тир — потренироваться в стрельбе. По делу Корбла так ничего нового и не появилось, однако я не сомневался в том, что убийство совершили люди из группировки Райнхольда.

Редко когда смена проходила так спокойно и даже скучно, как сегодня. Изучая старое дело Райнхольда, я прочитал коллегам полицейский отчет, содержащий его манифест, в котором много внимания уделялось отношению к деньгам. В результате у нас завязался интересный спор, который открыл для меня друзей с новой стороны. Ханк и Хайнц склонялись к тому, что деньги — это просто бумажки, инструмент, с помощью которого можно удовлетворить потребности. И их непременно надо тратить, тем самым удовлетворяя свои желания. Легко расставаться с деньгами и ждать, что они также легко вернутся.

Мориц же встал на абсолютно противоположную сторону:

— А меня воспитали так, что деньги нужно экономить, а не тратить на всякую чушь.

— Разве твои потребности — это чушь? — улыбаясь, спросил Ханк. — Я вот коплю на новый комбо-усилитель…

— Копи на здоровье. Ты не задумываясь тратишь деньги только потому, что тебе сейчас не нужно кормить семью и одевать детей, не нужно оплачивать их образование — и так далее… а вот когда придет такое время… я не знаю, что будет.