Фиолетовая нежность
Фиолетовая нежность
Расплескалась по столу.
Нашей встречи неизбежность,
Как принцесса на балу.
Будет рыцарь загорелый,
Под знамёнами скакать.
Он со мной совсем не смелый,
Но один пойдёт на рать.
Белогривый конь стрелою,
Нас до замка донесёт.
Я влюблюсь в него, не скрою,
Пусть придёт и мой черёд.
Будет вальс и будут свечи,
И закружится роман.
Пышным фейерверком речи,
Как рифмованный дурман.
И напиток с фиолетом
Осушу бокал до дна.
Всё случится этим летом,
Я до осени пьяна.
Мой любимый цветок
Мой любимый цветок расцветает в апреле,
Зимней ночью о нём мне напели метели.
Намекнули на знак в виде звонкой капели,
Только имя его мне открыть не успели.
Не подснежник, не ландыш, а, вот, цвет — голубой.
С лепестками короной, золотистой каймой.
С ним легко и надёжно, он — прохлада и зной,
Ароматом надежды он так манит собой.
Он меня погружает в мир заоблачных грёз,
На лужайку у речки среди стройных берёз.
И простор океана, где парит альбатрос…
Всё, о чём мне мечталось, оказалось всерьёз.
А беда на порог
В ночь завыла метель,
Ветер душу мне рвёт.
За окном чья-то тень,
Наступил мой черёд.
А беда на порог,
Догорает свеча.
И засов не помог,
Только кровь горяча.
Купола добела
Облепил стылый снег.
И позёмка легла
Под крыльцо на ночлег.
А в камине зола
Сберегла огонёк.
Но молчит не со зла,
Это просто намёк.
Отыщи в темноте
Тот загадочный взгляд.
Что заставил тебя
Говорить невпопад.
Он во мгле, как звезда,
Пусть тяжёл будет путь.
С нею ты навсегда,
И тебе не свернуть
Обещаю
Скамейку нашу в парке вновь засыпал снег,
С такой зимой ей не страшны невзгоды.
Чугунные изгибы — сказочный ковчег,
Хранит воспоминания и годы.
Дожди заботливо омоют по весне,
Садовники починят всё, что надо.
И мы вернёмся наяву или во сне,
Шептать о нежности до листопада.
Туман забвенья пусть коснётся этих мест,
Моя душа скамью оберегает.
И все тропинки обойдут её окрест,
Здесь даже тишина об этом знает
Когда заглянут в парк холодные дожди,
Назойливо скамейку занимая.
Ладонью ласково коснёмся — подожди,
Вернёмся. Непременно. Обещаю.
Берёзка
Клён, как купчишка, мечет золотишко
К ногам красавицы берёзки у пруда.
Всё, что скопил за лето шалунишка,
В придачу с сердцем, даме бросил навсегда.
Хотел сказать он этим недотроге,
Чтобы она коленки скрыла от дождей.
Но, налетевший ветер, по дороге,
Подарки все, содрав, вдаль гонит, дуралей.
Но не угнаться им за оборванцем,
А тот смеётся, меж деревьями кружа.
Вернуть добро красавицы нет шанса,
И от стыда дрожала дева, чуть дыша.
Заметив это, вороньё галдело,
Что надо было в ямке схоронить добро.
А то спустил по ветру, неумело,
Теперь мороз, оденет деву в серебро.
Услышав это, обернулось лето,
Отдав красавице последнее тепло.
Дождись меня, хоть ты и не одета,
Снега укутают, а ветер — лишь трепло.
Напрасно ветер подсылал метели,
Чтоб хрупкую красавицу зимой сломать.
Под Рождество снежинки осмелели,
Укрыв коленки, пожелали — крепко спать.
Вечерний звон
Счастливый миг останется навеки,
Когда-то живших и ушедших в Свет.
От вспышки шторками закрылись веки,
Мелькнувшее продлится сотни лет.
Так наша память сохраняет встречи,
Влюблённый взгляд, в объятиях рассвет.
Горят, зажжённые когда-то свечи,
Лишь потому, что времени там нет.
Хранить мгновенья в памяти и сердце,
Способны одарённые душой.
Она, как ключик, к той заветной дверце,
Где все сообытья обрели покой.
Там за холмом, над речкой, пред закатом
Малиновый вечерний перезвон
Звучит в тумане липком и лохматом,
Укутав, словно в плед, со всех сторон.
Бывает, поцелованные Богом,
Помогут окунуться в глубину.
Резцом иль кистью, цветом или слогом
Стать лучше, в чёрном видеть белизну.
Весной так хочется в Париж
Весной так хочется в Париж
Из подмосковного ненастья.
Оставив на балконе пару лыж,
Готова босиком дойти до счастья.
Весной так хочется бродить
По нескончаемым бульварам.
И с нежностью цветы дарить
Сидящим на скамейках парам.
Весной так хочется любить
И бесконечно быть счастливой.
И все обиды позабыть,
И чувствовать себя красивой.
Весной хочу я быть иной,
Изящной и неотразимой.
И взгляд восторга вслед за мной
Пусть лентой увивается незримой.
Веной хочу я быть с тобой,
Единственным, неповторимым.
Но не смогу я быть рабой,
Каким бы ни был ты любимым.
Чертог
Я был рождён в Чертоге Волка,
Не божий раб, а вольный сын богов.
Пройдя горнило кривотолков,
Стал слышать тонкий смысл русских слов.
У Русичей божеств немало,
Светлы и добродетельны они.
Не то, что б их теперь не стало,
Их просто забывают в наши дни.
Дар Велеса сынам-славянам,
Прославивших в боях и правь, и явь.
Язык хранивших без изъяна,
Мечом, а не крестом разившим навь.
Душа моя есть искра божья,
Создавшая в сознаньи светлый мир.
Соратники — семья Сварьжья,
Добро, а не покорность мой кумир.
Синица в синеве
Как быстро вишня отцвела,
До лета две недели.
Снежок был. Явно не со зла,
Напомнив о метели.
И небо нынче всё светлей,
Стрижи торопятся скорей,
Тепло становится смелей.
Ах, время, ты берешь своё,
Мелькают юбилеи.
Лишь неизменно вороньё,
Вдоль парковой аллеи.
И небо нынче всё светлей,
Стрижи торопятся скорей,
Тепло становится смелей.
Так беззаботна детвора,
А день не повторится.
Пусть принесёт он всем добра,
Как в синеве синица.
И небо нынче всё светлей,
Стрижи торопятся скорей,
Тепло становится смелей
Пурга
На грани перехода ярче краски,
Видней враги, «колготки в перьях» и жульё.
Мужчины молча надевают каски,
И долгожданный ветер гонит прочь гнильё.
Пурга заноет только пред рассветом,
Очистит от врагов Святую Русь.
Приблизить её нужно не советом,
Стать в строй и коротко сказать. Клянусь
Они ещё цепляются когтями,
Стараясь оболгать, нагадить, наследить.
Но Русь укроет белыми снегами,
В душе у многих не порвалась к предкам нить.
Она укажет верную дорогу,
В пурге намеченную смелым звонарём.
Прислушайся, преодолей тревогу,
И вместе мы ещё заздравную споём.
Влюблённая женщина
Влюбленной женщине подвластны тайна мира,
Невзгоды и лишенья, горы и пустыни по плечу.
Не устрашит заклятье демона и логово вампира,
За эту веру всю себя отдаст на плаху палачу.
Влюбленной женщине благоволят богини,
Фортуна и Фемида воли Зевса вопреки,
Судьбу императрицы и простой рабыни
Уберегут от гнева огненной руки.
Влюбленной женщиной достойно любоваться,
Подобно птице над землей она парит.
И от счастливых глаз так трудно оторваться,
Когда к любимому душа её спешит.
Влюбленной женщине и звёзды светят ярче,
И майский дождь нежнее и теплей.
Цветы — душистей, солнце греет жарче,
Да и слова ложатся в строчки только с ней.
Шаман
Оскал завистников и злоба за спиной,
Враньё и закулисные интриги.
Живущий в песнях, он за каменной стеной,
И не накинуть на него вериги.
Как выстрел в душу, его «Встанем» прозвучал,
Возник реинкарнацией Талькова.
«Я русский» — новое начало всех начал,
Как вымпел, над страной взметнулось слово.
Как долго Русь ждала поэта и бойца,
Уставши от слащавых перепевок.
И не было на сцене русского лица,
Средь петухов и бородатых девок
Один, но родом из бессмертного полка,
Храни тебя Господь, собравший вече.
Ты словом обнажаешь душу донага.
И мы с тобой споём, ещё не вечер
Щепотка летнего тепла
Щепотка летнего тепла
Преобразила день ненастный.
Покорно тишина легла,
Послушно чьей-то воле властной
Затихли даже воробьи,
Сомлев, разнежились в сиесту.
И бусы красные свои
Рябина дарит всем невестам.
Грачи исчезли и стрижи,
Забрав с собой остатки лета.
Их горки, петли, виражи,
Подобны фуэте балета.
То осень, глянув в закрома,
Вдруг отыскала день погожий.
И щедро бросила сама
Последний тёплый день прохожим.
Берёзка с завистью глядит,
Рябина бусами играет.
Клёст, как отъявленный бандит,
Нацелился на ветку с краю.
Придёт метель и снегопад,
В мороз склюют твои наряды.
А нынче даже клён им рад,
Забыв берёзку, дарит взгляды.
Швейк
Мы не служили с ним на флоте и в пехоте,
Не штурмовали укрепленья и мосты.
А познакомились в потёртом переплёте,
Я в «приключениях» с солдатом стал на ты.
Он в чешском пиве был знаток под стать капралу,
На вкус мог бочку различить или винтаж.
В пивных баталиях дал фору генералу,
Погонам предпочёл застольный абордаж.
Теперь он в Питере стоит, честь отдавая.
В районе Купчино прописку получив.
Тропинка от метро и до трамвая
Вдоль постамента, только Швейк тут молчалив.
Натёрли нос ему зато, что не способен,
Легко на трезвую о «Балтике» судить.
Политиканам чешским стал теперь подобен,
Всё понимает, но не хочет говорить.
Эхо
Майским эхом бабье лето
Сквозь туман легло в сады
Будто песней недопетой,
Тронув поздние цветы.
Солнце вспомнило былое,
Снова ластится к реке.
Отраженье удалое
Мчится с ветром налегке.
Детвора в воде резвится,
Визгом рыбу распугав.
Гнёзда покидает птица,
Облетая вкруг дубрав.
Растерялось нынче осень,
Летнее тепло вернув.
Только желтизною проседь
Блещет, по верхам дерзнув.
Словно грустное прощанье,
Тишина стоит вокруг.
Лето позднее признанье,
Не стыдясь, шепнуло вдруг.
Не печалься, что не сбылось,
Что не спелось, не срослось,
Ни к чему чужая милость,
По судьбе нам зиму врозь
Чёрный фолиант
Со стеллажей на черном фолианте
Литая бляшка в отблеске свечи.
Как желтый глаз мигает в доминанте
И тайной манит в неизвестности ночи.
Мой робкий шаг по узким коридорам,
Под низким сводом эхом отдаёт.
И кто-то рядом клацает затвором,
И на прицел из темноты меня берёт.
Покой и сон у моря за спиною,
В тени прохладной свежестью зовёт.
Но черный фолиант, зарытый под горою,
Влечёт и заставляет двигаться вперёд.
Мне ветер нашептал, где истина храниться,
И странные виденья не дают уснуть.
Среди хребтов высоких Шамбала клубиться,
Но мне туда известен тайный путь.
Готов преодолеть крутые перевалы,
Судьба моя давно предрешена.
Мне не страшны пещеры и обвалы,
Я фолиант найду, какой бы ни была цена.
Хранительница тайны сокровенной,
Ремнём и медной бляхой скована в веках.
Всю власть над миром, судьбами вселенной,
Даруешь лишь держащему тебя в руках.
Какой соблазн повелевать и править,
Во мне растет немыслимый гигант.
А, может быть, в огонь тебя отправить?
Мне кажется, ты — дьявол, чёрный фолиант.
Расставанья и встречи
Расставания и встречи моя память хранит,
Снег, упавший на плечи, там как прежде лежит,
Чья-то песня весною всё звучит у костра,
Лунный след за кормою будто видел вчера.
Этот мир заколдован и подвластен лишь мне,
Каждый миг там прикован, словно цепью к стене.
Даже эхо застыло в этой странной стране,
Как давно это было, словно в призрачном сне.
Я туда возвращаюсь, если в сердце тоска,
К роднику наклоняюсь, если боль глубока.
Принесёт созерцание мне видений река,
Успокоив сознание, словно жажду песка.
И прохладные мысли нанесут свой визит,
Обращая пространство перед злобой в гранит.
Забывая коварство, никого не бранит,
Расставания и встречи моя память хранит.
Скамья у клёна
Скамья под кленом у реки
Ещё хранит прикосновенье
В перчатку спрятанной руки
И мыслей тайных откровенье.
Она бывала здесь одна,
И молча на воду смотрела.
Как будто в глубине, у дна,
Секреты разглядеть хотела.
Иль доверяла их сама
Холодной и немой равнине.
Чтоб та свернула у холма,
И схоронила их в долине.
Листва осеннею порой
Вокруг скамьи ковер стелила.
Так щедро жертвуя собой,
Её опять сюда манила.
Мороз ей холодил кольцо,
Заглядывать в глаза пытался
Но прятала вуаль лицо,
И лишь румянец появлялся.
Метель сугробы намела,
Скамейку снегом нарядила.
Да, видно, стужа не мила,
С тех пор она не приходила.
Лишь я с морозами дружу,
По льду, глубокою тропою.
Как на свиданье прихожу
К скамье у клёна за рекою.
Лу
Как Афродита из пены морской,
Взгляд из тумана в апреле явился.
Голубоглазый, пытливый, живой,
Поутру в девочку взгляд воплотился.
Солнечный ветер ей душу принёс,
Добрую, чистую, с творческим даром.
С шапочкой в золото светлых волос,
С сердцем бойца, нерожденным гусаром.
Ноты и краски любили тебя,
К карандашу иногда ревновали.
Ждали и верили только в себя
И с упоением всё рисовали.
Книги на полках в солидном шкафу
Ждали заката, как пылкий влюблённый.
Каждый надеялся, что наяву,
Будет он выбран рукой увлечённой.
Голубоглазый ребёнок читал,
Пушкина, Свифта, Дюма, Стивенсона.
И до полуночи воображал,
Что Пятницей был он для Робинзона.
Как и цветы, неземная душа,
Долго искала своих в этом мире.
В поле фантазии пчёлкой кружа,
Песни слагала цветам своей лирой.
Тройка
Через дремучие и темные леса,
Вдали от ровной магистрали.
С привычным скрипом колеса,
На бричке обветшалой путь искали.
Не то, что б, явно заплутав,
Среди густого бурелома.
Стремились к полю сочных трав
Вокруг зажиточного дома.
Но верили, что ехали вперед,
Своей проторенной дорогой.
И полупьяный, набожный народ
Послушен был привычке строгой.
Когда ухабы стали велики,
А мужичок с вожжами «закемарил».
На повороте наши земляки
Его спихнули, что б не правил.
И обернули бричку кумачом,
И, вожжи натянув, с горы пустились.
Горланя, что овраги нипочём,
Крушили всё, где русские крестились.
Добро по сторонам кидали впопыхах,
Что б бричка всё быстрей катилась.
Телами ямы затыкая в камышах,
Что бы движенье не остановилось.
И всякого, рискнувшего сказать,
Что ровная дорога где-то рядом.
Погонщик заставлял кнутом бежать
Перед повозкой. Объяснив обрядом.
Когда увязли по уши в грязи,
И отобрали вожжи у водилы.
Увидели лишь островок вблизи,
Где предков брошены могилы.
Советчиков немало набралось,
Как нам на сушу выбираться.
Да снова честных не нашлось,
И мы по кругу начали слоняться.
Иные обещали накормить,
Коня, и упряжь новую наладить.
Но только успевали отломить,
Кусок от каравая. И — нагадить.
Повозка из болота медленно ползет,
Но шустрые на кочки перебрались.
Наперебой кричат, что скоро — взлёт,
Что лишь ленивые в грязи остались.
В Урюпинске собрались мужики,
О нашем «Челси» обсудить детали.
Что б горькую запить с тоски,
Они в ломбард, снесли свои медали.
И кто-то вспомнил жесткий кнут,
Который над повозкой долго правил.
Что без него, мол, навсегда мы тут,
И только он на верный путь направил.
Тогда бы тройку резвых скакунов
Запрячь в повозку. С ветерком катиться.
Когда, вот только, ссадим пацанов,
А герб двуглавый сменит мудрая орлица.
Свидание
Да, я приду. Конечно, буду.
Не беспокойся, милый мой.
К тебе успею отовсюду.
Хоть только вечер, но — с тобой.
И, чмокнув трубку на прощанье,
Она исчезла вдалеке.
В мечтах о будущем свиданье,
Он телефон прижал к щеке.
Как сладки перед встречей грёзы,
В Сочельник сказки всё слышней
Читатель помнит рифму — розы,
Поставлю их на стол скорей.
Вокруг — шампанское и крабы,
Бананы, киви, оливье.
И в уголке, случайно, как бы,
Подарок скромный от Картье.
В заботах время пролетело,
Свеча слезится и горит.
Бордо немного запотело,
И запах с кухни так манит.
Входной звонок. Встречай скорее.
Целуй и на руках вноси.
Запри засовы поплотнее,
Остаться на ночь попроси.
Будь остроумным и весёлым,
И после тоста — «за любовь»,
Почувствуешь себя счастливым.
Пусть сказка повториться вновь.
Пусть в Рождество родится нежность,
Пусть вас обнимет доброта.
Быть вместе это — неизбежность.
Когда любовь твоя чиста.
Погаснут свечи. Расставанье
Рассветом постучит в окно.
Придется превозмочь желанье
Быть рядом. Так уж суждено.
Такси услышав глас постылый,
Обнимешь, грусти не тая.
Она шепнёт — до встречи, милый.
Целую. Я всегда твоя.
Иногда
Порою близкие, ушедшие навеки,
Из темноты с тоской глядят в мои глаза.
Чтобы их не упустить, я закрываю веки,
Застыв, как будто предо мною образа.
Их мысль звучит во мне и эхом отдается.
Без страха и любым сомненьям вопреки,
С родными душами общаться удается,
Укрытым по другую сторону реки.
Несказанное мною прежде оживает,
О чем не смел спросить, и не успел сказать.
Теперь никто и ничего не укрывает,
И нет намерений молчаньем отказать.
Не договариваясь, просто вспоминаем,
Переживания в душах наших воскресив.
В воображении друг друга обнимаем,
В повозке памяти всю жизнь исколесив.
Бывает, мы грустим, и боль не отпускает.
И хочется у Господа спросить — зачем.
С родными душами так часто разлучает,
Оставив пустоту, не скрытую ничем.
Бывает, что в тиши ко мне приходят,
И, словно наяву, беседуют со мной.
Потом их голоса по закоулкам бродят,
Тревожа своим эхом разума покой.
Белая ночь
Наперекор весенним грозам и запретам,
Традициям и предсказаньям вопреки.
На тонкой грани меж весной и знойным летом
Рванули двое напролом, как две реки.
Как в половодье, переполнили их чувства,
Сметая все преграды на своём пути.
Великая любовь, воспетая в искусстве,
У избранных смогла так ярко расцвести.
Так не должно было случиться, но случилось.
Шептались одуванчики, что так нельзя.
А нежная сирень в избранника влюбилась,
Ворчал садовник злой, им граблями грозя.
Но даже изгородь им помешать не смела,
Садовая калитка скрипнула чуть-чуть.
И веточка сирени, как невеста, в белом,
К пиону в ночь на лето отыскала путь.
Летний сон
Весна надежд не оправдала и новизны не принесла.
Как прежде пеленой дурмана её таинственность полна.
И песня грусти прозвучала, и за собою позвала.
Окутав белизной тумана, мечты упрятала она.
Как лодка ночью у причала моя душа одна была.
Достав приманку из кармана, дразнила юркая волна.
Но цепь железная держала, душила, внутренность рвала.
Каноном ветхого обмана и ржавчиной была больна.
И ветер, в вантах завывая, своё призренье не скрывая,
С обвисшим парусом шалил, толкая в бок что, было сил.
Морской накат, впотьмах вздыхая, с обросшим корпусом играя,
Его немного накренил, и к гальке на берег катил.
Душа рвалась покинуть тело, взглянув в глаза судьбе несмело,
И, натянув тугой канат, она метнулась из оград.
Но мыслимо ль такое дело, она кидалась ошалело,
Как новоявленный магнат, вдруг осознавший, что богат.
Июнь теснил весну цветами, и, пробираясь меж садами,
К столице северной добрёл и лодку там мою нашёл.
Она, качаясь меж волнами, ждала, когда придёт цунами.
Не знаю, что он ей наплёл, но с пристани её увёл.
С тех пор душа моя согрелась, ей расставаться расхотелось.
В регате спорить норовит и принимает гордый вид.
И мне с утра сегодня пелось, прости, весна, за эту смелость.
Но, видит небо, твой визит меня уж больше не манит.
Ворожба
Луна, в бокале отражаясь, покорно смотрит, словно каясь,
Ловя мой возбуждённый взгляд, как будто молвит, это — яд.
Гадать в сочельник, собираясь, и дома в праздник запираясь,
Начав языческий обряд, и демону ты будешь рад.
Раскинув карты наудачу, в вино кольцо кладёшь в придачу,
Монеты, кругом разложив, начнёшь шептать речитатив.
И молвив слово — я хочу, траву посыплешь на свечу.
Дыханье, разом затаив, застынешь, нервы обнажив.
Из глубины миров, рождаясь, в сознанье эхом отражаясь,
Неясной тенью на стене мелькнут и спрячутся в огне.
И ты, видений не, касаясь, безумно этим наслаждаясь,
Увидишь рифмы, как во сне, на затуманенном окне.
Их возбуждённый мозг слагает, перо за ним не поспевает,
И строчки рвутся на лету, скользя за смертью в пустоту.
Ужель всё это забавляет, ты посмотри — уже светает.
И звёзд небесных красоту не променяй на суету.
Вербена
Вечерний сад был шорохами полон
Вербена в тон моей накидки, как туман.
И лунный свет, чуть приоткрывший полог,
Увлёк… Но ветерок мне прошептал… Обман…
Тропинки сада вились в лабиринте,
Так незаметно увлекая в глубину.
И страхам я скомандовала… Сгиньте!
Душа зовёт, и я назад не поверну.
Я знала, что вербена постоянна,
Всё лето у неё кусты всегда в цвету.
Как я ошиблась с запахом кальяна,
Коварный спрятался с вербеной в темноту.
Как сердце девичье тогда забилось!
И старый ключик в тайну дверь нам отворил.
Не ведала что, то была лишь милость,
А мне же показалось счастье без перил.
Но сладкой ночью все цвета похожи,
И лишь на утро различаются они.
К вербене жёлтой нынче стала строже,
И старый ключик мою тайну сохранил.
Символ
И я когда-нибудь умру,
Дышать и думать перестану.
С собой багаж не заберу,
Незримым и ненужным стану.
Освобожусь от суеты,
Прощу обман и обещанья.
Оставлю прежние мечты,
И позабуду предсказанья.
Земную плоть с души стряхну,
Внизу все низкое оставлю.
Небесной глубины глотну,
И в вечность суть свою направлю.
Познаньем жажду напою,
Смысл бесконечности открою.
И пусть не ждут меня в строю,
Пойду божественной тропою.
Я верю в свет своей души,
Как в тайный знак предназначенья.
В сырой удушливой глуши
Блеснет он символом спасенья.
Букет
Добавлю к женственности волшебства,
Мазком широким образ обозначу.
А розовым подкину озорства,
Сиреневым романтики в придачу.
Зелёным подчеркну простой мотив,
Чтоб лист весенней радостью наполнил.
Влюблённость алым цветом очертив,
О чистоте несбывшейся чуть молвил.
Вдохну сюжетом ярким колдовства,
Из амфоры мистической надежды.
И незаметный почерк мастерства,
Восторгом вспыхнет даже у невежды.
БРОШенный
Однажды он замечен был с балкона
Хозяйкой в окружении гостей.
Не глядя, на соперника пиона,
Купался в комплементах всех мастей.
Примерив плащ красавца-Аполлона,
Вдруг понял, что настал тот звёздный час.
На грудь одной прелестнице с балкона
Подарен был хозяйкой, как алмаз.
Он с ней вальсировал в огромном зале,
Найдя приют в роскошном декольте.
И взгляды воздыхателей в опале
Пронзали самозванца в фуэте.
Когда печально зазвучали скрипки,
Прелестница скользнула на балкон.
И безразличным жестом фаворитки
Его швырнула, как пустой флакон.
Он осознал коварство слишком поздно,
Спланировав на острые шипы.
Хоть розы и не выглядели грозно,
Затих под улюлюканье толпы.
Никто не сожалел о той потере,
Завистники галдели — поделом.
В любой беде они всегда в партере,
Но не рискнут рвануться напролом.
Золотые россыпи
Не грусти, ведь это ненадолго,
Осень и морозы быстро пролетят.
В пику всем известным кривотолкам,
И у лета есть свой золотой наряд.
В этом мире всё непостоянно,
В душу светлую лишь ляжет красота.
В стужу лютую она желанна
Даже если сердце вылюбить до дна.
Листопад — прощанье перед стужей,
Осень на исходе раздаёт долги.
Лето не нуждается в кликушах,
Вместо золотишка это сбереги.
Золото шаров ещё на клумбе,
Только «медвежатник» прозевал добро.
В белой вазе у окна на тумбе,
Ценная вещичка спрятана хитро.
Будут ещё прятки и колядки.
Полночь в Рождество разбудит звонарей.
Поздним летом золотые грядки.
Россыпью своей нас сделают добрей.
Нить
Написана последняя страница.
В строке последней дата, как черта.
Ещё сознанье сохраняет лица,
Но под чертою только пустота.
Столпившись пред незримою стеною,
Герои книги больше не со мной.
Им не поспорить с этою судьбою,
Но я в сомнении борюсь с собой.
Сроднился с каждым, словно в прошлой жизни
Я каждым был — любил, страдал, искал.
В душе хранилось всё без укоризны,
Печаль и счастье, чей-то злой оскал.
Наверно потому они мне снятся,
И часто говорят со мной во сне.
И диалоги так легко ложатся
Я в этой жизни с ними наравне.
Перо ещё в руке, и всё возможно,
Лишь дату зачеркнуть и жизнь продлить.
Перевернув страницу осторожно,
Схитрил, в душе туда оставив нить.
Амулет
Обнявшись напоследок с бабьим летом,
Храню его тепло весь этот год.
Наедине беседую с букетом,
Меня хранящим от любых невзгод.
Пусть поздняя любовь всегда со мною,
Нам расставанье больше не грозит.
Мы вместе крепко связаны судьбою.
Наш тайный брак она благословит.
Он — амулет, подаренный тобою,
Из георгин в нём фраза сплетена.
Слова, навеянные ворожбою,
Пленили поздней нежностью сполна.
И утренний туман не отрезвляет,
Душа моя, как прежде, влюблена,
А сердце ему многое прощает,
За то, что в стуже буду не одна.
По вечерам молюсь не на икону,
Мой амулет стоит среди свечей.
Не следую привычному закону,
И сторонюсь заученных речей
Женские сердца
Как любят женские сердца
Неясной грусти проявленье.
Их души могут без конца
Мечтать о сладком упоенье.
Страдать, надеяться и ждать,
И свято верить в предсказанье.
Собою жертвовать, прощать,
И вечно помнить обещанье.
Холодным сердцем не понять
Их безрассудство и покорность.
Желанье всю себя отдать,
И обжигающую скромность.
Быть обольстительной змеёй,
Сладкоголосой, шаловливой.
И вдруг заплакать над судьбой,
Но непременно быть красивой.
Хранить записку много лет,
Кленовый лист в потертом томе.
И пригласительный билет,
На танцы в офицерском доме.
Как могут женщины любить,
Создав уют в простой квартире.
Как могут нежностью укрыть,
От всех забот в суровом мире.
Наваждение
Он знал, что я люблю ромашки,
Прокравшись утром, мне принёс цветы.
И, словно в келье у монашки,
За ним, как тень, исчезли все следы.
Ни слова, ни прикосновенья,
Лишь тот букет на кресле у окна.
Как утреннее наважденье,
Ромашки разбудили ото сна.
Ах, этот рыцарский поступок,
Так сладко обмерла душа моя.
Как романтичен, даже хрупок,
Мне показался жест небытия.
Виденья обрели реальность,
Переплетая девичьи мечты.
Виной тому провинциальность,
Избравшая наивные цветы.
Сомкнув ресницы, просто таю,
От нежности, заполнившей меня.
Я вновь душою расцветаю,
Все светлые мечты свои храня.
Враги
Они почти такие же, как мы,
Порой грустят а, может, даже плачут.
Читают на ночь «Полые холмы»,
И просят Господа послать удачу.
Ужель, когда-то бывшие людьми,
Так воспылали ненавистью к русским,
Что в одночасье сделались зверьми,
И жаждут сжечь Россию до Тунгуски?
Лишь век назад цари были в родстве,
На фото оба были так похожи.
И заводили речь о сватовстве,
Ну, а теперь, возможно, стали строже.
Вновь королевство собирает дань,
Внушая подданным, что нас нет хуже.
На островах осталась правит рвань,
Казна пуста… Всем пояса потуже.
Науськивают давешних друзей,
Опять вести на русских эскадроны.
Тайком, клинки подсунув всех мастей,
И в нашем небе зажужжали дроны.
Мы выстоим и, может быть, простим,
В который раз, как немцев и французов,
Но нынче будет меч неутомим,
Хотя в душе победа ляжет грузом.
Поцелуи
Перчатки тонкой чуть касаясь,
Намёка тайного полны,
Они стремятся вверх, стараясь,
Укрыться в кружеве волны.
Браслета змейкой извиваясь,
На локте оставляют след.
С атласом на плече встречаясь,
Почувствуют призыв в ответ.
Цепочкой робко пробегая,
Твой учащённый пульс найдут.
С развитым локоном играя,
Пьянящий аромат вдохнут.
И ушку шёпот слов доверят,
В душе дурмана страсть зажгут.
К глазам закрытым путь измерят,
И губы жаркие найдут.
Слова в порыве забывая,
Расскажут им наперебой,
Желаний тайных не скрывая,
И сговорятся меж собой.
И эхом нежности коснуться
Белеющей во тьме груди.
За платьем серпантином вьются,
К загадке, скрытой впереди.
Крутой подъём одолевая,
Изгибы бедер повторят.
Желаньем жажды наполняя,
Покроют весь курчавый сад.
И лаской ветви раздвигая,
К источнику прильнут, дрожа.
В порыве всё вокруг сжигая,
В монарха превратив пажа.
Нарвав цветов в саду желаний,
Усталость соберут в букет.
Прильнув к щеке прохладой ранней,
Навеки схоронят секрет.
Зеркало
Давно хочу такое зеркало найти,
Чтоб отражение души своей увидеть.
С надеждой давнею смиренно подойти
И осознать, кого могу любить и ненавидеть.
Не торопясь детали рассмотреть,
Прильнув к стеклу и дрожь не унимая,
Дыханье затаить, чтоб ненароком не стереть,
И прочитать узор тончайший, его тайны понимая.
Я знаю, что рассудку вопреки,
Сознанию и всем церковным книгам.
Не повернуть мне вспять течение реки,
Но грани лишь коснусь, и век вернётся мигом.
Минувших дней увижу след,
Прошедших жизней отпечаток встречу.
И сладковатый вкус давно утерянных побед,
И расставаний вечных горечь на губах замечу.
Узнаю ту, что мне была
Единственной, неповторимой,
Которая меня так искренне ждала,
И помогала жить, когда была незримой.
Распознаю своих родных
И все, что вспомнить я не в силах.
Хоть время делит нас на мертвых и живых,
Но наши души помнят то, что спрятано в могилах.
Ещё люблю
Прощальный взгляд твой в памяти храню,
Порой он проявляется в сознаньи.
Я понимаю, всё ещё люблю,
И повторяю, словно заклинанье.
С надеждою в толпе его ловлю,
Стараясь не разглядывать прохожих.
Я понимаю, всё ещё люблю,
Нет в мире больше на тебя похожих.
Возможно, я напрасно тереблю,
То чувство, что когда-то окрыляло.
Я понимаю, всё ещё люблю,
Хотя со мной тебя давно не стало.
И, всё же, я тебя боготворю,
Мир без тебя остыл, и мне не нужен.
Я понимаю, всё ещё люблю,
Ещё дышу, но голос мой простужен.
Образ
Цветы напоминают образ той,
Что для меня была непостижимой.
Так капелька становится росой,
И беззащитной, и непогрешимой.
Сорвать цветок, как жертву принести,
Обряду, прихоти или забаве.
Ужель иного не было пути,
И кто его судьбу решать был вправе?
Коснёшься и разрушишь красоту,
Манящую обнять и наслаждаться.
Несущая любовь и чистоту
Так мимолётна, что судьба расстаться.
Но солнце встанет выше и тогда,
Роса исчезнет, отдавая душу.
И не оставит на листках следа,
Тут шёпот предсказания стал глуше.
И по ночам лишь снится образ той,
Что свет зажгла улыбкой или взглядом.
И заслонила целый мир собой,
И ничего иного мне не надо.
Метель
Однажды ранним утром оказалось
Что синяя метель исчезла со двора.
Зима, решив уйти, не попрощалась,
И с ней пропала. Знать, пришла пора.
Не зря полночный ветер в окна бился,
Как будто вестовой, чтобы вручить пакет.
На зиму он ворчал и даже злился,
Хотя посыльным у неё был много лет.
Исполнив порученье, стих у дома,
Где важная зима с подручными жила.
Никто из них не походил на гнома,
Особенно — метель, прозрачна и бела.
Певунья, да кружиться мастерица,
Одна беда — под стать ей кавалеров нет.
Прохожие укутывали лица,
Когда она пускалась в свой кордебалет.
Порой метель сама озорничала,
На белый танец офицера пригласив,
Едва кружилась с самого начала,
Свои перчатки, на погоны положив.
Лишь тот азартно щёлкнув каблуками,
Пытался ветреную талию обнять,
Она стремглав сливалась с облаками,
Вдруг падала, и начинала всё опять.
Несчастный щурился и чертыхался,
Ловил руками воздух. Экий молодец!
Его мундир мгновенно превращался
В наряд невесты. Хоть ведите под венец.
А по ночам метель протяжно пела
На очень старом, но известном языке.
И в трубах выла там, где много пепла,
Как приведенье, что живет на чердаке.
Ещё метель всегда была чистюлей,
Дворы и улицы любила укрывать
От всех невзгод, мороза и печалей
Ковром, что лишь одна умела ткать.
Она ютились в маленьком подвале,
И потому наш двор был так хорош.
Когда метель в очередном финале
Огрехи серебрила ни за грош.
Теперь зима покинула наш город,
А с нею и метель ушла до декабря.
Без ветреной плутовки словно голод
По чудесам проснулся, как у дикаря.
Мне хочется прочесть речитативом
Заклятье. И пускай начнется канитель.
В своём явленье противоречивом
В весенний двор вернется синяя метель.
Как быть
Как разум опытом познания наполнить?
Как сердце пылким чувством напоить?
Счастливым стать и зла не помнить,
А душу к светлой радости открыть?
Не стать рабом достатка и порока,
И что такое зависть позабыть.
Прислушаться бы к голосу пророка,
И жизнь, как рифму, правильно сложить.
Найти свою звезду на небосклоне,
Дорогой праведника босиком пройти.
Не прикасаясь к царственной короне,
Тяжёлый крест на гору донести.
Источник мудрости издалека увидеть
Души израненной смятенье утолить.
В нём отраженье Господа представить,
И у него совет спросить — как быть?
Расставание
Последнее тепло былого лета,
С тобой, как старым другом, расстаюсь.
Грядущей осени не хватит цвета,
Чтоб листопадом скрасить мою грусть.
Туман тебя укроет за рекою,
Среди лугов простынут и следы.
Утрата всем покажется судьбою,
Сентябрь принесет тебе цветы.
Утиный клин царапнет напоследок,
Напоминая всё, что не сбылось.
И отражение в пруду беседок
Кольнёт воспоминанием. Мы — врозь.
В каком-то уголке, в клубок свернувшись,
Тепло задремлет тихо до поры,
Чтоб вскинуться, встревоженно, минувшим,
Когда по крыши заметёт дворы.
Пара рыб и змея
А мы внешне совсем не похожи,
Как овен, пара рыб и змея.
Я когда-то был просто прохожим,
А теперь половинка твоя.
Написал для тебя много песен,
Словно где-то их просто прочёл.
Лишь с тобой мне весь мир интересен,
Лишь вдвоём мы плывём против волн.
Мы нашли, потому что искали,
И чужое принять не смогли.
Нам с тобой нужно по вертикали,
Мы не можем сидеть на мели.
Медальон
В том медальоне слепок из печали,
Он на груди на тонкой ниточке висит.
Там нет защиты из булатной стали,
И та печаль мне душу давит, как гранит.
Мы жили рядом, бегали по школе.
И под гитару пели песни у костра.
Судьба нас разметала в чистом поле,
Всё завернув однажды в светлое вчера.
Слова надолго в памяти хранятся,
Случалось так, что были жёсткими они.
Но иногда достаточно обняться,
Чтобы простить. И сами сгинут эти дни
Но если, вдруг, предательство открылось,
То между нами нити рвались навсегда.
К предателю не проявляли милость,
В сухом остатке оставалась лишь вражда.
Как много медальон напоминает,
Он невелик, но его тяжесть велика.
Она слова по строчке наклоняет,
Но не стирает память времени река.
Истина
В ночной тиши мне думается легче,
В мерцанье звёзд могу я путь найти.
И тайною тропой спеша на встречу,
До истины святой к заутренней дойти.
Веками мудрецы рассматривали звёзды,
Пытаясь тайны мирозданья разгадать.
Выпрашивая милость у природы,
В людской молве признание сыскать.
О, звездочёты, маги и факиры,
Блуждая в темноте, с отчаяньем вдвоём.
Боялись вы навета и секиры,
А кто-то даже встретился с огнём.
Меня всегда влекла душевная стихия,
В порыве страсти, смыслу вопреки,
О неизведанном слагал стихи я,
О том, что разуму исполнить не с руки.
Глаза любимой в сумерках светили,
И сердце мне подсказывало путь.
Дорогу к истине любовью окрестили,
С которой никогда мне не свернуть.
Листопад
Ещё зелёную траву осенняя листва скрывает,
Широким жестом приглашает пройтись по яркому ковру.
Задира ветер с ней играет, узоры новые сплетает,
Вглубь парка манит детвору, затеяв новую игру.
Забыв про книжки и тетрадки, они несутся без оглядки,
Весёлой шумною гурьбой, между собой затеяв бой.
Хрустящий лист гребут в охапки, редутов стройные порядки
Уж поднялись на холм цветной, и клён стоит как часовой.
С весёлым визгом, кувыркаясь, они резвятся, наслаждаясь,
Последним солнечным теплом, совсем не думая о том,
Что скоро серый дождь, стараясь, сотрёт всю красоту, не каясь,
И, может быть, покроет льдом. Но это будет лишь потом…
Теперь же, как лесные братья, они лежат, открыв объятья,
Застыв от звонкой синевы, предчувствий радужных полны.
Следят, как тают без проклятья, на клёнах бархатные платья
Среди шуршащей тишины в плену у сказочной страны.
Закулисье
Остерегайтесь клоуна на троне,
Бесплатный фрагмент закончился.
Купите книгу, чтобы продолжить чтение.