Бесплатный фрагмент - Беглец

Беглец

(Фантастическая повесть)

Пролог

«Лунная соната» Бетховена — это произведение, которое проникает в самые глубины души. Её мелодия словно течет, как тихий лунный свет, осветляющий тёмные уголки разума и сердца. Нежные, но глубокие аккорды создают атмосферу мечтательности, призывая человека к размышлениям и поиску смысла. Музыка переливается оттенками меланхолии и надежды, побуждая к созиданию и открытиям. Эта композиция — источник вдохновения, силы и веры в добро.

Слушая «Лунную сонату», человек невольно начинает мысленно создавать гармонию в своем мире. Её мелодия очищает от негатива, пробуждая лучшие чувства и стремление к светлым поступкам. В каждом звуке заключена красота, которая побуждает стремиться к высокому, к процветанию, к созданию чего-то, что может изменить мир к лучшему. Эта музыка становится не просто фоном, но путеводной звездой, указывающей путь к гармонии и доброте.

Так же произошло и с одним студентом из Мюнхенского политехнического университета. Молодой человек, полон энергии и мечтаний, однажды услышал «Лунную сонату». Она проникла в его сердце, зародив в нём идею о большом проекте — проекте, который мог бы изменить его жизнь и жизнь окружающих. Под влиянием этой музыки он взялся за дело с новыми силами, несмотря на все трудности и преграды, что возникали на его пути.

Сначала это был лишь смелый замысел, но каждое препятствие делало его сильнее. Он прошел через жестокие испытания: бессонные ночи, неудачи, сомнения, но каждый раз, слушая «Лунную сонату», он вновь находил вдохновение и уверенность, что идет по правильному пути. В его голове эта музыка стала символом преодоления и победы над обстоятельствами.

И в итоге, он стал победителем. Проект, о котором он мечтал, воплотился в жизнь. Это был не просто успех — это была гармония, которую он смог привнести в мир, вдохновленный вечной музыкой Бетховена.

Глава 1: Плато Устюрт

Стрелка часов показывала всего лишь семь часов утра, а жара уже начинала донимать. Плато Устюрт начинало раскаливаться на солнце, словно разогретая до красна электроплитка. Каменистая земля, покрытая редкой, выжженной травой, начала нагреваться с первых лучей солнца, и от неё шёл тяжелый, сухой жар. Воздух над землёй дрожал и изгибался, словно вода в кипящем котле. Он превращался в миражи, ломая очертания горизонта и делая его неуловимым.

Скудные кусты саксаула и кандимы, цепляясь за жизнь в сухой почве, выглядели призрачными, словно размытые кистью художника. Даже редкие птицы, осмеливающиеся пролететь над этим краем, не выдерживали знойного дыхания плато и устремлялись к воде, которой здесь не было в изобилии. Всё вокруг казалось замирающим под этой невидимой тяжестью жары, оставляя впечатление, что само время замедляло свой ход.

Для тех, кто впервые попадал в эти края, это место казалось иным миром — чуждым и неприступным, как будто сама природа противилась чужим шагам на этой раскалённой земле.

Начальник партии Бахтияр Ирисметов, сорокапятилетний мужчина с короткой стрижкой и острым, как у орла, носом, сидел за небольшим походным столом. Его смуглое, обветренное лицо, покрытое мелкими морщинами, говорило о многолетнем опыте работы под палящим солнцем Средней Азии. Глаза его были узкие, но цепкие, словно пристально вглядывающиеся в каждый уголок плато, выискивая полезные ископаемые. Лоб покатый, широкие брови, словно выточенные ветром, и суровое выражение лица подчеркивали его характер — человек, привыкший к лишениям и трудностям, но никогда не теряющий стойкости.

Сейчас он вилкой ковырялся в консервной банке, аккуратно выискивая последние кусочки мяса. В привычках Бахтияра не было оставлять что-то съедобное — он уважал пищу, будь то привычная тушенка или… собачьи консервы. Это не могло не удивлять окружающих, но они уже привыкли к его странности. Двадцать лет назад, когда он учился в Москве, тяжелые времена заставили его привыкнуть к такому рациону, и с тех пор эта пища стала для него чем-то родным, почти ностальгическим. Каждый раз, отправляясь в экспедицию, он возил с собой целые коробки таких консервов, вызывая недоумение коллег.

В это время остальные семь геологов быстро расправлялись с копчёной колбасой, сухим хлебом и сливочным маслом, хранящимися в морозильнике на грузовике. В этом жарком и беспощадном климате, где даже утренние часы приносили жару, продукты без охлаждения быстро приходили бы в негодность. Морозильник, работающий от аккумулятора, был жизненно важным элементом их лагеря, позволяя сохранить хоть немного свежести среди безжалостной жары плато Устюрт.

Геологи ели молча, наспех и деловито, не тратя время на разговоры — впереди был долгий день работы под палящим солнцем, и каждая минута отдыха была на вес золота.

Все они были частью геологической партии российской компании «Газпром», которая занималась поиском нефти в рамках узбекско-российских межправительственных договоренностей. Их работа проходила на территории острова Свободный, который когда-то был частью Аральского моря. Теперь же этот остров представлял собой пустынный, выжженный солнцем ландшафт с редкими остатками былого растительного покрова. Когда-то здесь были воды, но теперь Свободный окружала лишь безжизненная соляная пустыня, оставшаяся после отступившего моря. Изредка на горизонте мелькали высохшие суда, словно призраки прошлого, напоминающие о временах, когда здесь плескались волны. На острове можно было встретить полуразрушенные строения, некогда использовавшиеся для добычи природных ресурсов, но теперь это было лишь воспоминание о давних промышленных амбициях.

Работа шла уже второй месяц, и вся экспедиция чувствовала тяжесть задачи. Пустыня не прощала слабости: изнурительная жара, песчаные бури и отсутствие видимых результатов выматывали и морально, и физически. Хотя были найдены интересные места для бурения, каких-то значимых открытий пока не произошло, и ожидание нарастало с каждым днём.

Сергей Данилов, тридцатилетний геолог, стоял перед Бахтияром Ирматовым и слушал его наставления. Сергей был крепко сложенным парнем с короткими русыми волосами и светлыми глазами, в которых читалась настойчивость и упорство. Лицо его загорело и покрылось пылью и песком после нескольких недель работы на палящем солнце. Несмотря на молодой возраст, он обладал острым умом и не боялся грязной работы. На его широких плечах висела выцветшая, но надёжная полевая рубашка, пропитанная потом и пылью пустыни. Сергей был человеком действия, быстро схватывал суть дела и привык доводить начатое до конца.

Сергей кивнул, понимая, что предстоящее задание было не из лёгких. Свободный мог скрывать не только нефть, но и загадки прошлого, о которых лучше было бы не вспоминать. Секретная лаборатория НКВД, слухи о разработке биологического оружия — всё это заставляло задуматься о рисках. Данилов прямо выразил свои опасения Ирматову.

Ирматов, дожевывая последний кусок мяса из консервной банки, сердито посмотрел на Сергея и ответил:

— Здесь уже много лет живут каракалпаки, и никто не подхватил никакую заразу. Еркен скажет тебе, что там было. Твоя задача — найти документы, может, там есть что-то о нефтяных разработках.

— Хорошо, — ответил Сергей, надевая тёмные очки и готовясь к жаре, которая уже начала накрывать равнину.

Солнце быстро поднималось, и геологи поспешили разойтись по своим участкам. Они готовили оборудование, осматривали карты и обсуждали ближайшие задачи. Всё происходило быстро и деловито, как обычно в условиях экспедиции. Каждый знал своё дело, и работы не становилось меньше с каждым днём. Каменистая земля, разогретая под солнцем, напоминала раскалённую плиту, по которой приходилось передвигаться с осторожностью.

Сергей ждал, когда появится проводник. И вскоре перед ним предстал Еркен, старик-каракалпак. Несмотря на свои девяносто три года, он выглядел удивительно подвижным и живым. На нём был традиционный халат из лёгкой ткани, а на голове — национальная тюбетейка. Лицо его было покрыто глубокими морщинами, седая бородка, но глаза оставались живыми и умными, как у человека, видевшего многое. Еркен оказался юрким и энергичным, двигаясь с той ловкостью, которую редко встретишь у столь пожилых людей.

Он подъехал к лагерю на лошади, легко спрыгнул с седла и привязал её к раме грузовика. Ведро с водой стояло неподалёку, и лошадь тут же начала жадно пить, смывая пыль долгого пути.

— Ну, что, начальник, идём? — весело сказал Еркен на чистом русском языке.

Сергей с удивлением посмотрел на него, ожидая увидеть старика, едва держащегося на ногах, а не этого бодрого и уверенного человека.

— Хорошо выглядите, ата, — сказал он уважительно.

— Силы есть, Аллах дал долго жить! — ответил старик с лёгкой улыбкой, показывая, что и годы, и пустыня не сломили его дух.

Сергей пригласил Еркена в полевую машину — старенький, но надёжный «Газ», который был выносливым другом в таких условиях. Это был классический внедорожник, неказистый, но проверенный десятилетиями. Он мог проехать по самым труднопроходимым местам, хотя внутри было жарко и душно. Пыль, осевшая на сиденьях, и постоянное дребезжание приборной панели говорили о долгих километрах, которые машина прошла по пересечённой местности.

Сергей завёл мотор, и тот взревел с характерным рёвом старого дизеля. Он дёрнул рычаг, нажал на акселератор, и машина рванула вперёд, взметнув за собой клубы песка. Еркен, сидя рядом с водителем, уверенно указывал рукой направление, словно знал каждую трещину и каждую дюну на пути.

Солнце не щадило ни землю, ни машину. От жары металл кузова раскалился так, что к нему невозможно было прикоснуться. В салоне кондиционера не было, и воздух внутри был словно в печи. Для каракалпака, привыкшего к такой жаре, это была привычная среда, а вот для Сергея, родом из прохладного Петербурга, это было настоящее испытание. Но он уже начал привыкать, заставляя себя терпеть эту знойную атмосферу. Ведь геологическая работа в таких условиях требовала не только профессионализма, но и стойкости, которую Сергей старался развивать в себе день за днём.

Через час они добрались до объекта, отмеченного на карте. Как только Сергей вышел из машины, жар пустыни обрушился на него с новой силой. Казалось, что сама земля пытается вытянуть из его тела последнюю влагу. Солнце здесь было беспощадным, и он остро почувствовал, что в этих краях оно могло запросто мумифицировать любое тело. Надев панамку военного образца, похожую на те, что носили военнослужащие Туркестанского военного округа, Сергей ощутил небольшое облегчение. Эта полуковбойская шляпа с широкими полями была специально разработана для таких условий — она спасала от теплового удара и защищала лицо и шею от палящих лучей.

Еркен вышел следом, поправил свою тюбетейку и погладил длинную седую бороду. В его глазах, обычно полных мудрости, теперь горели печаль и тревога. Старик явно хорошо знал это место, и оно вызывало у него глубокие, не самые приятные воспоминания.

— Пошли, ата, — сказал Сергей, направляясь по высохшей тропе к объекту.

Перед ними возвышались здания из кирпича и бетона — всё выглядело как технологическая база. Они прошли мимо заброшенных мастерских и цехов, чьи стены были покрыты трещинами и облупившейся краской. Здесь же располагались массивные бункеры и старые бараки, где когда-то жили люди, трудившиеся на этом объекте. Окна бараков зияли пустыми глазницами, а двери были сорваны с петель и сгнили под влиянием времени и стихии.

Административное здание, мрачное и заброшенное, возможно, когда-то служило центром управления всеми процессами. Сейчас его стены были облиты солнечными лучами, а пустые коридоры хранили лишь эхо прошлого. В старом гараже Сергей с удивлением обнаружил десяток грузовиков 1940-х годов. Среди них выделялись американские «Студебекеры» — массивные и надёжные машины с характерными квадратными кабинами и обширными кузовами, которые Советский Союз получил по ленд-лизу во время Второй мировой войны. Эти грузовики, когда-то служившие неутомимыми рабочими лошадками, теперь стояли ржавыми, забытыми и ненужными, покрытыми пылью и песком.

Сергей оглядывался, пытаясь понять, что здесь когда-то происходило. Он видел котельные с проржавевшими трубами, старые топливные баки, станки и машины, которые давно вышли из строя. Огромные краны в цехах выглядели как гигантские скелеты, застывшие в бездействии. На складе он обнаружил проржавевшие листы металла, насосы, трансформаторы, трубы, моторы и катушки с проводами — всё это было ценным лишь как металлолом или как артефакты ушедшей эпохи. Техника давно устарела и физически, и морально, став ненужной в современном мире.

Сергей продолжал обход, внимательно составляя схему объекта. И тут его внимание привлекли рельсы, уходящие в пустыню. Они не были связаны с какой-либо железнодорожной линией и выглядели странно посреди этого безжизненного ландшафта.

— Что это, ата? — спросил Сергей, указывая на рельсы.

— Это взлётная полоса, — ответил Еркен, его голос звучал тихо, но твёрдо. — Я здесь работал. Мне было тогда 16 лет.

Сергей удивлённо посмотрел на старика.

— И чем здесь занимались?

— Астронавтикой, — коротко ответил Еркен, и в его глазах блеснули слёзы. — Это было великое время. Но и страшное. Трагическое. Здесь ушли в песок много сил и труда, много ресурсов. Но самое ценное — человеческая жизнь — здесь ценилась меньше всего…

Сергей нахмурился, не понимая. Это же не Байконур, не космодром, а какой-то странный завод с рельсами. Он пытался представить, что же здесь происходило. Что возили сюда? Или увозили?

В этом месте чувствовалась мрачная, тяжёлая история, скрытая за стенами старых зданий и пустыней, которая поглощала всё вокруг.

Глава 2: Объект «Х»

Сергей замер, когда его взгляд упал на сторожевые вышки. Они стояли у заброшенного объекта, возвышаясь над землёй, как немые стражи давно ушедших времён. Эти башни, со временем высохшие и подточенные ветром, напоминали об исправительно-трудовых колониях или тюрьмах. Их деревянные конструкции местами обрушились, а металлические лестницы заржавели. Одна из вышек, накренившись, висела в воздухе, словно готовая в любой момент рухнуть. Из-за сильных ветров пустыни некоторые из них уже давно были повалены и погребены под слоем песка, что лишь усиливало чувство заброшенности этого места.

Они вошли в административное здание, которое встретило их мрачной, гнетущей атмосферой. Внутри царила зловещая тишина, нарушаемая лишь шорохом песка, заносимого в здание сквозь выбитые окна. Стены были покрыты пятнами плесени и грязи, а потолок осыпался, оголяя ржавые металлические балки. Этот комплекс словно застыл во времени, став призраком своего прошлого. Здесь бы идеально подошла сцена для съёмок фильмов ужасов или антиутопии — апокалипсиса, где всё живое исчезло, оставив лишь руины.

На полу Сергей заметил разорванные и пожелтевшие газеты. Он поднял одну из них и с удивлением обнаружил дату: 15 сентября 1943 года. Заголовки громко объявляли о победах советской армии над немецко-фашистскими захватчиками. Страницы были испещрены отчётами о фронтовых сражениях, подвигах героев и патриотических призывах к народу. Сергей бегло пролистал газету, ощущая под пальцами грубую бумагу, и затем бросил её обратно на пол. Она принадлежала другому времени, другой жизни, которая уже давно канула в лету.

Они шли дальше по коридорам. Везде виднелись разбитые окна, двери, сорванные с петель, и толстый слой пыли, перемешанной с песком. Время и стихия беспощадно стерли следы человеческой деятельности. Судя по всему, сюда не заглядывали люди последние тридцать или сорок лет. Забытый объект, забытые жизни.

— Его официально называли объект «Х», — сказал Еркен, идя следом за Сергеем. Его голос эхом разносился по пустым коридорам. — Здесь было руководство завода.

— И что же здесь строили? — спросил Сергей, всё ещё пытаясь уложить в голове увиденное.

— Космический корабль. Это была ракета, — с серьёзным лицом произнёс старик. Его взгляд, устремлённый на Сергея, не оставлял места для сомнений. — Я не шучу, сынок. Это был самый большой проект, курируемый Лаврентием Берией. Здесь было десять тысяч заключённых. Многие погибли от болезней и непосильного труда, некоторых расстреляли без суда и следствия. Оставшихся вывезли в 1945 году, когда проект был закрыт по приказу Москвы.

Сергей вошёл в небольшую комнату, о которой Еркен говорил, как о бывшем кабинете директора объекта, некоего полковника Свинцова. Имя старик не помнил, но добавил, что это был пухлый, самодовольный человек, всегда облачённый в военную форму. Для него жизни заключённых не значили ничего, высшей ценностью были лишь приказы из Москвы.

На стенах висели потускневшие портреты Иосифа Сталина и Лаврентия Берии. Их суровые лица смотрели в пустоту, а обветшалые рамы, покрытые трещинами, добавляли картине мрачности. Портреты были единственным, что оставалось от былой власти, которая правила здесь железной рукой.

Но это не привлекло основного внимания Сергея. Взгляд его остановился на огромном плакате, развёрнутом на стене. На нём была изображена ракета, но не такая, к которой он привык по учебникам истории. Она больше напоминала подводную лодку, с округлыми формами и массивной конструкцией, но было ясно, что это именно ракета. Плакат показывал внутреннее устройство: жилые и командные отсеки, камбуз, баки с топливом, ракетные двигатели, шлюзовые камеры, энергетический сектор, а также сложные машины для переработки углекислого газа и создания нормальной атмосферы внутри ракеты.

Сергей был поражён. Эта схема была слишком сложной и амбициозной для тех времён, особенно учитывая, что шла Вторая мировая война.

— Это действительно так? Вы строили этот корабль? — с сомнением в голосе спросил он.

— Мы не только строили, — ответил Еркен с грустью. — Мы его построили и запустили. Но никто не знает, что случилось с теми, кто отправился на Луну.

Сергей с трудом мог поверить в услышанное.

— На Луну? Во время войны? — спросил он, пытаясь разобраться в этой безумной истории. — Я думал, все ресурсы уходили на войну. Как можно было позволить себе строительство такого гигантского корабля? Ведь это не та ракета, что конструировал Сергей Королёв для запуска спутников и Юрия Гагарина.

— Королёв был здесь один раз, — задумчиво произнёс старик. — Он осмотрел объект и сказал, что будет работать в другом направлении. Мол, то, что придумал Эркин Джураев, ерунда.

— Кто такой Эркин Джураев? — спросил Сергей, заинтересовавшись.

— Гений инженерного дела, — с гордостью сказал Еркен. — Я видел его и общался с ним. Настоящий патриот Родины. Он создавал этот корабль. Разгоняться он должен был по рельсам, что уводили его в небо. Но когда корабль взлетел, рельсы разрушились от огромного давления. Восстанавливать этот путь никто не стал, потому что пришёл приказ закрыть проект.

Сергей почесал лоб, пытаясь переварить услышанное. Ему хотелось не верить, но взгляд старика говорил об обратном. Здесь, в этой заброшенной пустыне, действительно строили космический корабль.

— Корабль называли «Иосиф Сталин», — продолжал Еркен, не спеша и с каким-то глубинным сожалением в голосе. — Это должен был быть командный штаб на случай прорыва немцев за Урал. Проект начался в ноябре 1941 года, когда фашисты рвались к Москве. Были захвачены Прибалтика, Украина, Беларусь, на Кавказе шли ожесточённые бои. Возникала реальная угроза, что Япония вступит в войну, и тогда Дальний Восток окажется под ударом. Среднюю Азию могли поджечь снизу сторонники Турции и Ирана. Отступать было некуда. Тогда и придумали этот проект — чтобы спасти Сталина, его министров и генералов на Луне. Издалека, с Луны, генералиссимус мог бы руководить войсками, оставаясь вне досягаемости для Гитлера.

Сергей молча слушал, поражённый масштабом и дерзостью идеи. Он попытался найти слова, но смог выдавить из себя только:

— М-да…

— У немцев был аналогичный проект, только в качестве бомбардировщика, — продолжал Еркен, с удивительной осведомлённостью. — Об этом я слышал от Джураева. Немецкий проект вёл инженер-конструктор Ойген Зенгер. Назывался он «Серебряная птица».

— «Серебряная птица»? — переспросил Сергей, пытаясь вообразить это странное название. — Что это за проект?

— Зенгер предложил построить космолёт-бомбардировщик с ракетным двигателем, — объяснил Еркен. — Взлетать он должен был с помощью специальных ракетных салазок, которые разгоняли его по рельсам до скорости в 1800 км/ч. После этого бомбардировщик поднимался бы на высоту до 280 км и летел со скоростью до 23 000 км/ч. Общий вес «Серебряной птицы» должен был составить около 100 тонн. Из них 84 тонны — это топливо, 6 тонн — бомбовая нагрузка, а оставшиеся 10 тонн — сам бомбардировщик.

Еркен сделал паузу, словно вспоминая что-то далёкое.

— Основное назначение этого космолёта — бомбардировка США, — продолжил он. — Например, Нью-Йорка, а также отдалённых промышленных районов СССР, таких как Урал и Сибирь. На большие расстояния он мог нести до 6 тонн бомб, а на короткие — до 30 тонн. Этот проект был закрыт в 1941 году, когда Германия начала войну с СССР. Все амбициозные проекты, которые не предполагали быстрой отдачи, свернули. Но в определённый момент даже такие фантастические идеи казались реальными для немцев.

Сергей поразился осведомлённости старика.

— Вы хорошо знаете, что делали немцы? — с удивлением спросил он.

— У нас был отдел контрразведки — СМЕРШ, — невозмутимо ответил Еркен. — Руководила им майор Галима Бухарбаева, одна из самых жестоких женщин, которых я встречал. Позже я узнал, что в немецких лагерях были надзирательницы, такие как Эльза Кох или Ирма Грезе, которые издевались над заключёнными. В рядах коммунистов такие женщины тоже были. Галима — одна из них. Она сообщила, что немцы хотят возродить свой проект. Опасность оставалась. Поэтому Москве дали задание ускорить проект «Иосиф Сталин». Потому что фронт приближался, и времени оставалось всё меньше.

Сергей с трудом мог переварить всю эту информацию. Всё это звучало как фантастика, как безумие, которое только во времена войны могло стать реальностью.

— У нас был проект, схожий с немецким по взлётной идее, — продолжал Еркен, его голос звучал задумчиво и тихо, словно он снова переживал события прошлого. — Специальные салазки разгоняли корабль по рельсам до высоты 40 километров. На этой высоте включались бы собственные ракетные двигатели, и они выводили «Иосиф Сталин» на орбиту в 400 километров. Оттуда, по специальной навигации, корабль должен был лететь на Луну вместе с экипажем и верховным командованием. Экипаж состоял из десяти человек, а ещё тридцать — это окружение Сталина.

Сергей покачал головой, ошеломлённый услышанным.

— Невероятно! — выдохнул он.

— Корабль весил три тысячи тонн, — продолжал Еркен, его глаза поблёскивали от воспоминаний. — Это почти столько же, сколько «Сатурн-5», который доставил американцев на Луну в программе «Аполлон». Только «Сатурн» отправил небольшой модуль в несколько тонн, а «Иосиф Сталин» долетел бы целиком, без разделения на части.

Сергей снова почувствовал удивление, наблюдая за стариком, словно перед ним был не пенсионер, работавший в местной школе, а учёный, посвятивший всю жизнь инженерии.

— Ресурсы на корабле были рассчитаны на два года, — продолжал Еркен. — За это время СССР должен был победить Германию, и Сталин мог бы вернуться на Землю. Корабль действительно был передовым — не только по меркам того времени, но и сейчас ничего подобного нет. Даже шаттлы — ничто по сравнению с проектом Джураева.

Тут внимание Сергея привлек сейф, покрытый толстым слоем пыли. Дверца была вскрыта. Он подошёл ближе и осторожно открыл его. Всё ценное давно исчезло, но в углу лежала папка с бумагами, покрытая пылью, которую никто не взял. Сергей раскрыл её и увидел листы, исписанные мелким, но разборчивым почерком. Это выглядело как дневник.

Еркен заглянул через плечо, увидел записи и глубоко вздохнул.

— Это записи Эркина Джураева. Галима Бухарбаева конфисковала их. Она хотела использовать их позже для обвинения и казнить его. Но всё пошло не так, как она планировала.

— А как? — спросил Сергей, оглядывая бумаги.

Еркен промолчал. В его глазах мелькнули образы прошлого, как кадры старой хроники: вот он, шестнадцатилетний мальчишка, стоит у станка. Перед ним вращается деталь, которую нужно выточить. Рядом трудятся заключённые — обычные люди, которых режим отправил в ГУЛАГ по статье 58 Уголовного кодекса РСФСР — «Контрреволюционная деятельность». Среди них не только квалифицированные рабочие, но и учителя, поэты, учёные — все те, кого сочли опасными для системы. Рядом ходят надзиратели, грозные и холодные.

Днём стояла невыносимая жара, вечером резко холодало — резкоконтинентальный климат этого региона был суров. Люди часто кашляли, болели, но помочь им было нечем. Врачей почти не было, а лекарства и вовсе отсутствовали. Даже если кто-то заболевал серьёзно, лечение не оказывалось, а смерть была частым исходом. Заключённых хоронили каждый день. Небольшая группа собиралась возле свежевыкопанной могилы: Джураев, офицер из медчасти, двое надзирателей и два рабочих, которых назначили могильщиками. Еркен, подросток, тоже помогал копать. Тело сбрасывали в яму без церемоний, офицер подписывал свидетельство о смерти. Могилы оставались без номеров, а таких безымянных могил здесь было сотни.

Перед глазами Еркена вновь возник образ огромного корабля. Он стоял у стапелей и смотрел на это чудо техники с благоговением. Корабль был колоссален, его корпус серебрился под палящим солнцем. На борту красной краской было выведено: «Иосиф Сталин». Ниже шло дополнение: «Смерть фашистам! Мы победим!».

В следующем воспоминании Еркен видел, как смотрел в окно одного из зданий. Внутри было душно и темно. За окном он видел, как майор СМЕРШа Галима Бухарбаева, с перекошенным лицом, кричала на Джураева. Она швырнула ему в лицо какие-то бумаги. Эркин Джураев стоял, молча терпя это унижение, хотя его челюсти сжались от злости. Галима жестом приказала ему покинуть её кабинет. Эта сцена навсегда запомнилась Еркену — сцена унижения и бессилия перед жестокостью системы.

Он глубоко вздохнул, возвращаясь к настоящему, и посмотрел на Сергея.

Глава 3: Салазки

— Но почему мы об этом ничего не знаем? — Сергей снял шляпу и протёр затылок носовым платком. Жара давила на сознание, мешая сосредоточиться. — Я нигде об этом не читал. Ни в газетах, ни в учебниках истории, ни в энциклопедиях.

Еркен хмыкнул, усмехнувшись.

— Всё до сих пор под грифом «Секретно». Даже новому руководству независимого Узбекистана нет дела до этого. Президент Ислам Каримов предпочитает строить Великое будущее, не оглядываясь назад. Деньги уходят на помпезные проекты вроде Дворца Международных форумов, тогда как наш регион умирает от экологической катастрофы. И тут ещё этот объект «Х», — старик махнул рукой в сторону заброшенных зданий, словно отмахиваясь от дурных воспоминаний.

Сергей обвёл взглядом мрачные строения, поглощённые временем и песком. Он вернулся к старому сейфу и снова посмотрел на старые листы с записями Джураева.

— Я возьму папку, ознакомлюсь, — произнёс он, решительно закрывая её и засовывая в рюкзак. Но даже после этого сомнения не оставляли его.

Сергей и Еркен вышли из административного здания. Ветер понёс за собой пыль, шуршащую по земле. Перед ним всё ещё стояла тайна этого объекта.

— Так говорите, ата, что корабль всё-таки взлетел? — спросил Сергей, продолжая прокручивать в голове услышанное.

Еркен задумался, вглядываясь в горизонт, где небо и пустыня сливались в одно целое. Перед его мысленным взором встал тот самый день — день, когда «Иосиф Сталин» стартовал. Это было безумное решение Джураева, который, несмотря на риск и страх, всё-таки решился. Конечно, никто не планировал запускать корабль в отсутствие Сталина. Но инженер сумел обойти все запреты, и ракета, разгоняемая салазками, устремилась вперёд.

Салазки разгоняли её до необходимой скорости, и спустя 20 километров рельсы уходили вверх под углом в 45 градусов. Стальная махина, взревев ракетными двигателями, взлетела ввысь, оставляя за собой разрушенные пути. Это был грандиозный момент, но и в то же время трагичный. Система не выдержала такого напряжения — рельсы вибрировали, трещали, ломались под напором, и путь к небу разрушился.

— Да, взлетел, — ответил Еркен с печальной уверенностью.

— Я хочу посмотреть, — сказал Сергей, его голос дрожал от любопытства и внутреннего волнения.

— Что именно? — не понял старик.

— Салазки. Если корабль действительно взлетел, они должны были остаться.

Еркен кивнул и указал рукой в сторону горизонта.

— Да, они там, в степи.

Сергей вернулся к внедорожнику. Как только он повернул ключ зажигания, мотор ГАЗика заурчал, пробуждая тишину пустыни. Еркен снова уселся рядом, не меняя спокойного выражения лица, но внутри него явно пробуждались воспоминания.

— Надо ехать туда, — старик махнул рукой влево.

Сергей кивнул, развернул руль, и машина покатилась вперёд, подчиняясь указанию. Они двигались вдоль железных рельсов, которые время и пески уже частично поглотили.

Солнце нещадно палило, отражаясь от раскалённого металла и песка. Поездка по пустыне была медленной и тяжёлой. Внедорожник периодически подпрыгивал на неровностях, оставленных временем и природой. Пейзаж был однообразен: жёлто-оранжевые пески, редкие засохшие кустарники и следы давным-давно забытой человеческой деятельности. Всё вокруг казалось замершим, словно прошлое здесь закопали глубже, чем просто под слоем пыли.

Через пятьдесят километров путь внезапно прервался. Разрушенное полотно рельсов уходило вверх, но в месте, где рельсы должны были продолжаться, царил хаос. Металлические конструкции обвалились, их изломанные и перекрученные части свидетельствовали о том, что рельсы разрушились под огромным давлением и вибрацией, когда корабль набрал нужную скорость и взлетел.

— Вот они, — произнёс Еркен, указывая вперёд.

Они продолжили путь, и спустя несколько километров Сергей увидел огромную металлическую конструкцию, лежащую на земле. Это были те самые ракетные салазки, которые пролетели несколько километров по инерции и рухнули на землю. Салазки выглядели монструозно, даже несмотря на разрушение и ржавчину, покрывшую металл. Их размеры поражали воображение. Стальные балки и крепления, когда-то держащие в себе огромную ракету, теперь лежали на земле, распавшись на части. Здесь ещё сохранились следы от старых сварных швов, мощные болты, арматура — всё это казалось невероятным даже для современности.

Сергей обошёл конструкцию, пытаясь осмыслить увиденное.

— Это было грандиозно, — прошептал он. — Даже для нашего времени.

Еркен стоял в стороне, наблюдая за реакцией геолога. Он знал, что для Данилова это будет потрясением, так же как когда-то это потрясло его самого.

— И это всё было сделано руками людей, замученных в этих лагерях, — тихо сказал старик.

Сергей задумался, почувствовав под рубашкой что-то твердое. «Цифровая камера», — вспомнил он. Улыбнувшись от неожиданной находки, он вытащил её из-за пазухи. Это была «Сони», маленький, но надёжный спутник его экспедиций. Он решил задокументировать то, что они нашли. Но когда Сергей попытался включить камеру, то обнаружил, что аккумуляторы расплавились от жары. Разочарованно сплюнув, он убрал камеру обратно и вернулся в кабину.

Еркен всё это время стоял перед салазками, молчаливо глядя на остатки конструкции. Его глаза были полны тяжести прошлого, словно он снова видел всё, что когда-то здесь происходило. Наконец, старик прошептал молитву, тихо произнёс: «Аллах акбар» и медленно сел в машину.

Они ехали обратно по пустыне почти полтора часа. Большую часть пути провели в молчании, каждый из них погружённый в свои мысли. ГАЗик мягко урчал, поглощая километры пути, а солнце медленно клонилось к закату.

— Мой шеф думал, что здесь объект геологических изысканий, — наконец заговорил Сергей, пытаясь разрушить тяжесть молчания. — Я тоже так думал. Может, нефть искали или полезные ископаемые и забросили…

Еркен тихо вздохнул и ответил, не отрывая взгляда от дороги:

— Эту историю стерли, чтобы никто не помнил, чтобы никто не знал. Сюда люди не ходят. Это проклятое место. Хотя здесь должен быть музей. Музей по истории репрессий, истории ГУЛАГа и технических свершений, истории узбекского народа…

Они ехали дальше, и вдруг Сергей вспомнил историю, услышанную когда-то давно.

— Говорят, что немцы первыми отправили астронавта на орбиту. На специально оборудованной ракете «Фау-1» был запущен лётчик, который достиг космоса, но погиб… — голос его дрогнул, будто эта история снова всколыхнула старые страхи и воспоминания.

Еркен кивнул, подтвердив, что тоже слышал об этом.

— Да, это было в 1944 году. Но наша ракета взлетела в начале 1943-го. Мы всё равно были первыми, — в его голосе звучала горечь утраты и одновременно гордость за то, что осталось в тени истории.

Сергей кивнул. Они вернулись в лагерь уже ближе к вечеру. Тем временем солнце опустилось ниже, и пустыня постепенно наполнялась прохладой.

Навстречу подошёл начальник геологической партии Ирисметов.

— Ну, как результат? — спросил он, не глядя на Сергея, но явно ожидая отчёта.

— Ерунда, — махнул рукой Сергей. — Это не геологическая база. Это бывший завод…

— Ну, нам это не по интересу, — хмыкнул Ирисметов. — Ладно, старик, спасибо. Вот за работу, — и начальник передал Еркену пачку российских рублей, которые здесь ценились куда выше узбекских сумов.

— Спасибо, начальник, — тихо ответил старик, пряча деньги за халатом. Он попрощался с Сергеем и Ирисметовым, а затем медленно пошёл к своей лошади, стоявшей в тени тента. Уже начинало темнеть, но Еркен не боялся возвращаться в одиночестве. Этот край был его домом, его миром. Здесь он чувствовал себя хозяином. Горизонт медленно темнел, и пустыня становилась более загадочной и тихой. Еркен сел на лошадь и отправился в путь, исчезая в темноте наступающей ночи.

Тем временем Сергей достал из кабины машины папку с документами.

— А это что? — спросил Ирисметов, заметив её.

— Нашёл архивные дела, — загадочно ответил Сергей, стараясь не углубляться в детали.

— Блин, нашёл себе развлечение, — усмехнулся Ирисметов и вернулся к своему месту у костра, где его ждала банка с собачьей едой и бутылка водки. Рядом сидели остальные геологи, весело смеясь и делясь историями дня. Из магнитофона доносилась популярная песня Кати Лель «До седьмого неба», добавляя в атмосферу нотку ностальгии по более простым временам.

«До седьмого неба я буду любить,

До седьмого неба только будь моим…»

Солнце опускалось всё ниже, его последние лучи окрашивали пустыню в тёплые оранжево-розовые оттенки. Геологи разожгли костры, пытаясь создать уютное пространство для общения. Языки пламени плясали на ветру, их свет бросал причудливые тени на лица сидящих вокруг огня людей.

Сергей тяжело вздохнул и пошёл в свой вагончик. Он открыл дверь, позволив прохладному воздуху из кондиционера слегка освежить лицо. На столе стоял холодильник с квасом. Сергей достал бутылку, открутил крышку и сделал несколько больших глотков, наслаждаясь прохладой. Затем он сел за стол, положил перед собой папку с записями Джураева. Эти страницы манили его, словно открывая портал в прошлое, полное загадок и страданий.

Сергей стал листать бумаги. Ветхие страницы шуршали под пальцами, раскрывая перед ним сцены давно ушедших дней. Он погружался в записи, и перед его глазами возникли картины прошлого: гул фабричных цехов, где работали заключённые, металлический звон станков, тяжёлый труд под палящим солнцем и ледяным ветром.

Глава 4: Эркин Джураев

Весна 1932 года. Мюнхен встречал тёплым, ярким солнцем, которое играло на фасадах старинных зданий, выкрашенных в пастельные тона. Город бурлил жизнью: на узких улочках неспешно прогуливались горожане, туристы фотографировали величественные соборы и фонтаны, а по главной дороге безостановочно двигались автомобили и трамваи, добавляя ритм к шуму повседневных дел. Мюнхен был центром культуры и образования, здесь обитали учёные, художники и студенты, которые приносили в город свои идеи и энергию.

Но несмотря на это спокойствие, в воздухе витало ощущение тревоги. Люди, проходя мимо газетных киосков, искоса смотрели на заголовки, где обсуждались растущие политические движения. Национал-социалистическая немецкая рабочая партия, возглавляемая австрийским художником Адольфом Гитлером, становилась всё более влиятельной. Этот маленький, неприметный человек с усиками, которого ещё несколько лет назад никто не принимал всерьёз, теперь уверенно набирал силу. Людей пугала его агрессивная риторика, но тогда никто и представить не мог, что он придёт к власти и изменит судьбу не только Германии, но и всего мира, ввергнув его в войну.

Эркин Джураев, студент мюнхенского политехнического института, шёл по улице вместе со своим другом Эриком Хольцманом. Эркин был высоким, стройным юношей с чёрными волосами и серьёзным взглядом, всегда погружённым в мысли о будущем. Эрик — весёлый блондин с широким лицом и быстрым, остроумным языком, был его полной противоположностью, но именно это и делало их дружбу крепкой.

— Ich habe ein Projekt gemacht. Ich möchte den Weltraum erkunden. Ein Raumschiff! — говорил Эркин по-немецки, увлечённо жестикулируя. В его голосе звучала страсть, переплетённая с юношеским энтузиазмом.

— Wie in Jules Vernes Roman «Von der Erde zum Mond», — улыбнулся Эрик. Его отец был убеждённым коммунистом, и хотя сам Эрик не проявлял такого же интереса к политике, он уважал идеи, которыми жил его отец.

— Nein. Ich rede nicht von einer Kanone. Ich rede von einer Rakete! Eine große Rakete, die uns zum Mond und zum Mars bringen wird! — с горящими глазами продолжал Эркин.

— Oh, du hast große Pläne, — рассмеялся Эрик, хлопнув друга по плечу. — Unsere Professoren mögen solche Ideen nicht. Sie mögen die Realität. Sie wollen technische Zeichnungen von echten Maschinen sehen, keine fantastischen Projekte.

— Es ist nur ein Studentenprojekt, — сказал Эркин, его голос стал тише, словно сам он понимал, что мечты могут разбиться о суровую реальность.

Они продолжили свой путь к университету. Однако в груди Эркина было что-то тяжёлое, словно невидимая рука давила на его сердце. Он не мог объяснить, откуда эта тревога. Возможно, это был страх перед будущим, которое, казалось, туманилось с каждым днём. Далеко в Ташкенте его ждали родные, и Эркин понимал, что его учёба здесь, в Германии, была важным этапом. Стране, Советскому Союзу, нужны были инженеры, чтобы строить заводы, гидроэлектростанции, тепловые станции. Именно поэтому его и других студентов отправили сюда, в Европу, чтобы они получили лучшее техническое образование.

Эркин был прилежным студентом, учился на отлично, вкладывая в это не только свой ум, но и душу. Он верил, что знания, которые он получит, помогут ему стать частью великого будущего его страны. Но в то же время его пугала эпоха. Пугало то, что происходило в Германии: марши националистов, агрессивные речи Гитлера, нарастающая напряжённость. И ещё больше пугало то, что происходило в Союзе. Там, дома, тоже было неспокойно. Политические репрессии набирали силу, и казалось, что никто не мог чувствовать себя в безопасности. Даже за тысячи километров от родины Эркин чувствовал этот страх, проникающий в его мысли, словно холодный ветер из далёких степей.

— Warum fühle ich mich so unsicher? — думал он, оглядываясь на шумные улицы Мюнхена. Солнечный свет, казалось, больше не приносил радости, он стал символом хрупкости этого спокойствия, которое могло рухнуть в любой момент.

Вечером Эркин зашёл в спортивный зал политехнического института. Помещение было просторным, с высокими потолками, окрашенными в белый цвет. Стены зала были украшены плакатами с изображениями спортсменов, схематическими рисунками приёмов и японскими иероглифами. В углу стояли деревянные манекены для отработки ударов, а на полу лежали мягкие маты, которые покрывали всё пространство, чтобы смягчить падения. В воздухе витал слабый запах пота и свежести от недавней уборки.

В центре зала находился сам мастер Хукимори — невысокий, подтянутый японец в чёрном кимоно с белым поясом. Его лицо было спокойно и сосредоточенно, как и положено истинному мастеру боевых искусств. Хотя немецкий давался ему с трудом, он всегда старался произносить команды чётко и правильно. Иногда его акцент звучал немного комично, но никто не осмеливался улыбнуться — все глубоко уважали своего учителя.

Эркин оглядел зал и заметил Эрика, который уже разминался на матах. Увидев друга, тот махнул ему рукой. Эркин кивнул в ответ, быстро переоделся в белое кимоно и присоединился к остальным ученикам. Его тело мгновенно почувствовало приятную лёгкость и свободу движений — ощущения, которые всегда приходили во время тренировок.

Мастер Хукимори собрал всех студентов в круг и начал тренировку. Все внимательно слушали его инструкции, стараясь уловить каждое слово и движение. Они начали с отработки захватов: аккуратно и сосредоточенно партнёры перехватывали руки друг друга, осваивая правильные углы и технику контроля. Затем последовали удары и блоки. Каждое движение выполнялось с точностью, усилием, но при этом с уважением к партнёру. Эркин сосредоточенно следил за техникой, чувствуя, как его тело реагирует на каждый приказ, как мышцы работают в едином ритме.

После основного блока тренировок начались спарринги. Мастер Хукимори пригласил вперёд Эркина и Эрика. Парни вышли на середину зала, встав напротив друг друга. Лёгкое волнение пробежало по телу Эркина, но он тут же взял себя в руки. Хукимори поднял руку и громко сказал:

— Hajime!

Парни мгновенно приняли боевые стойки. Эркин внимательно следил за каждым движением Эрика, чувствуя его настрой и энергию. Эрик сделал первый шаг, пытаясь провести бросок, но Эркин увернулся, ловко перехватив руку друга. Эрик не сдавался — последовала череда быстрых захватов и блоков. Материальные шумы от движений и касаний заполняли зал, и каждый удар, каждый бросок проходили точно и выверенно.

В конце концов Эркин, используя внезапный приём, провёл бросок и уложил Эрика на маты. Зал на мгновение замер. Затем мастер Хукимори дал команду остановиться, и бой завершился.

Эрик, лежа на мате, улыбнулся и, поднявшись, по-немецки сказал:

— Na gut, heute hast du gewonnen. Nächstes Mal werde ich aktiver und entschlossener sein. (Ладно, сегодня победил ты. В следующий раз я буду более активным и напористым).

Эркин ответил с лёгкой улыбкой:

— Natürlich, mein Freund. Es ist doch nur Sport! (Конечно, друг мой. Это же спорт!)

Мастер Хукимори одобрительно кивнул, наблюдая за их дружеским взаимодействием. Тренировка продолжалась, но для Эркина этот момент стал маленькой победой — не только в бою, но и в понимании, что сила духа и целеустремлённость могут преодолеть любые преграды.

Учёба давалась Эркину легко, как будто его ум был создан для погружения в сложные законы точных наук. Математика с её абстрактными понятиями и сложными формулами покорялась ему без труда, словно это был не набор сухих символов, а логичная и живая структура. Математические задачи, интегралы и дифференциальные уравнения решались в его голове почти автоматически, как будто это была игра, а не сложнейшая наука.

Физика была для него не просто набором законов, а чем-то, что можно было осознать и представить на практике. Законы движения, взаимодействия частиц и энергии он видел перед своим мысленным взором, как сложную, но понятную картину мира. Химия же представлялась как игра атомов и молекул, где всё имело свою логику и красоту.

Особенно ему нравилось черчение. На бумаге он с лёгкостью создавал сложные фигуры, схемы и чертежи механизмов, как если бы его рука сама знала, какие линии нужно провести. Он мог часами сидеть над чертежным столом, внимательно выводя каждый элемент будущей конструкции, будь то двигатель, сложная машина или даже проект космического корабля. Его карандаш скользил по бумаге с точностью и уверенностью, которая поражала преподавателей.

Однажды профессор Айсманн, возвращая ему проверенную домашнюю работу с высшей оценкой, заметил:

— Aus Ihnen wäre ein hervorragender Physiker geworden, Herr Djuraev. Vielleicht bleiben Sie an der Universität? Sie könnten eine Dissertation verteidigen… (Из вас вышел бы отличный физик, господин Джураев. Может, останетесь в университете? Защитите диссертацию…)

Эркин улыбнулся в ответ и, слегка поклонившись, с уважением ответил:

— Danke, Herr Professor, aber meine Heimat wartet auf mich. Mein Land braucht Fachleute. (Спасибо, господин профессор, но меня ждут на родине. Стране нужны специалисты.)

— Und in welchem Bereich möchten Sie arbeiten? (И в какой области вы хотели бы работать?) — поинтересовался Айсманн, слегка подняв бровь от любопытства.

Эркин немного смутился, затем, собравшись с духом, признался:

— Ich möchte eine Rakete bauen, um in den Weltraum zu fliegen. Zu anderen Planeten und Sternen! (Я хочу построить ракету, чтобы отправиться в космос. К другим планетам и звёздам!)

Профессор внимательно посмотрел на студента, на секунду замолчав от удивления. Затем он хмыкнул, но его взгляд был полон уважения. Он похлопал Эркина по плечу и сказал:

— Das ist ein sehr guter Traum. Ich hoffe, dass Sie es schaffen, ihn zu verwirklichen. Viel Erfolg, mein junger Freund! (Это очень хорошая мечта. Надеюсь, вы добьётесь её реализации. Успехов вам, мой юный друг!)

Когда пришло время защищать дипломный проект, связанный с конструированием двигателя на основе электромагнитных взаимодействий для достижения второй космической скорости, Эркин показал себя с наилучшей стороны. Его проект был дерзким и новаторским — двигатель, который мог бы создать тягу, достаточную для выхода в космос, используя силу электромагнитных полей. Он тщательно объяснил, как его разработка позволила бы разогнать корабль до таких скоростей, при которых преодоление земного притяжения стало бы возможным.

Экзаменаторы сидели в тишине, поражённые глубиной мысли и мастерством, с которым студент из далёкого Узбекистана справился с задачей. После короткой паузы зал разразился аплодисментами. Эркин знал — это был только первый шаг на его долгом пути к звёздам.

Перед отъездом Эркин Джураев зашел в Мюнхенский концертный зал. Величественное здание из стекла и стали возвышалось в центре города, излучая спокойствие и гармонию. В этот вечер зал был наполнен атмосферой ожидания. Публика собралась, чтобы насладиться исполнением великого произведения — «Лунной сонаты» Бетховена.

Когда Эркин впервые услышал эту музыку пять лет назад, она пронзила его до самого сердца. Первые аккорды, будто капли серебряного дождя, зазвучали в тишине зала, и мир вокруг словно замер. Эта мелодия была полна таинственности и силы. Её тихое, проникновенное начало медленно развертывалось, вызывая в душе одновременно и грусть, и вдохновение. В каждом звуке, в каждом переходе Эркин чувствовал нечто большее, чем просто музыку. Это было словно прикосновение к бесконечности, к чему-то вечному и неизведанному.

Мощь этой музыки открыла перед ним новый мир, полный идей и мечтаний. В тот момент у него возникла идея, казавшаяся сначала невероятной, — полет на Луну. Слушая «Лунную сонату», он осознал, что человеческий гений не имеет границ. Глубина мысли, сила воли и стремление к невозможному могут преодолеть любые преграды. Луна, казавшаяся такой далекой, стала для него символом великой цели, которую можно достичь, если только вложить в это всё: упорный труд, жгучее желание и острый интеллект.

Каждый раз, когда он возвращался к этой мысли, перед его глазами возникали образы: как шаг за шагом, с математической точностью и инженерной виртуозностью, он будет строить свой путь к Луне. Эта идея требовала от него не только огромных знаний и опыта, но и бесконечной преданности своей мечте. Он понимал, что полет на Луну — это не просто техническое задание, а высшая форма человеческого стремления к звездам, символ его собственной веры в могущество науки и разума.

Теперь, сидя в том же концертном зале и снова слушая эту мощную композицию, Эркин чувствовал, что все его мечты и усилия не были напрасными. «Лунная соната» вновь напомнила ему о том, что возможно всё, если человек верит и не боится преодолевать препятствия.

Эркин выходит из вагона на станции «Ташкент». Вокзал полон людей: пассажиры с чемоданами и узлами, железнодорожники в рабочих фартуках, путеукладчики с инструментами, контролёры в форме, милиционеры, зорко наблюдающие за порядком, и продавцы бахчевых культур с разложенными на прилавках арбузами и дынями. Воздух пропитан сладким ароматом спелых дынь, который дразнит аппетит Эркина, заставляя его невольно потянуть носом и улыбнуться. Этот запах родины, такой знакомый и родной, заполняет всё вокруг.

Узбекистан — страна, где всё утопает в красках и звуках Востока. Яркие платки и расшитые халаты мелькают повсюду, а издалека доносятся звуки национальных инструментов — карная и дойры, придавая происходящему праздничный оттенок. Музыка, словно сама природа, перетекает из одной мелодии в другую, словно время здесь тянется медленно, позволяя каждому мигу задержаться в памяти.

— Ох, как давно я не ел дынь, — шепчет Эркин, не сдержав улыбку. Он радуется, что наконец-то вернулся домой, на свою родную землю. Сентябрь 1935 года — в Ташкенте золотая пора. Небо чистое, солнце льёт тёплые лучи на город, озаряя его золотыми оттенками, а воздух наполнен сладким ароматом осени.

На перроне идёт разгрузка товаров с грузовых вагонов: грузчики носят тяжёлые ящики, деревянные ящики с фруктами и овощами стучат об землю, сыпется зерно из мешков. Эркин сходит с поезда с двумя чемоданами в руках и оглядывается вокруг. И вдруг замечает, как к нему бегут две фигуры: женщина и девочка в национальных узбекских одеяниях. Женщина одета в цветастый халат с широким поясом, на голове лёгкий платок, который слегка колышется от бега. Девочка в скромном платье, с пышными косичками, украшенными лентами, её лицо светится радостью.

— Эркин! — кричит женщина, бросаясь к нему на шею. Это его мать, Турсуной. Она плачет от счастья, крепко обнимая сына, прижимая его к себе так, словно боится снова потерять.

— Ассалом, онахон. Как вы? — красный от смущения и радости, Эркин отвечает по-узбекски, обнимая мать в ответ.

Девочка, его младшая сестра Лайло, стоит в сторонке, смущённо переминаясь с ноги на ногу. Её большие глаза с интересом и восторгом смотрят на старшего брата.

— Сестренка Лайло! — восклицает Эркин, узнав её. — Как ты выросла! Я тебя не видел пять лет!

— Мне уже двенадцать лет, — улыбается Лайло, и её лицо становится ещё более весёлым и озорным из-за косичек, которые будто специально делают её облик смешным и детским.

— Папа сейчас на работе, — торопливо говорит мама, вытирая слёзы. — Будет вечером. Он так ждал тебя.

Они идут домой по улицам Ташкента. Город встретил их гулом автомобилей и звонками трамваев, которые медленно катились по рельсам, пробираясь среди людей и арб. Но всё ещё основным транспортом остаются арбы — деревянные телеги, запряжённые осликами или лошадьми. Люди едут на них с базара или на работу, словно время здесь застыло в смешении старого и нового.

На стенах домов и вдоль улиц висят агитационные плакаты. Яркие лозунги зовут бороться с басмачеством, с религиозными предрассудками, на плакатах изображены суровые лица мулл и ишанов — врагов революции. Рядом — портреты вождей: Сталин в военной форме, Ленин с его знаменитыми острыми чертами лица, и Будённый с массивными усами, словно напоминающие о силе и власти, которые держат эту страну в своих руках.

Ташкент — город контрастов. Современные здания соседствуют с узкими улочками, на которых кипит восточная жизнь. Люди спешат по своим делам, торгуют, работают, и всё это происходит на фоне быстро меняющегося времени, в котором перемешались традиции и новые идеалы. Эркин с мамой и сестрой идут по этим улицам, вдыхая запахи специй и фруктов, слушая шум города. Родина встречает его по-домашнему тепло, несмотря на все изменения вокруг.

Эркин сидел, поджав ноги, на мягких матрасах — курпачи, раскинутых по полу комнаты. Здесь было уютно и тепло, словно сама атмосфера дышала семейным уютом. На столе, невысоком, круглом, аккуратно выложены узбекские лепёшки с хрустящей корочкой, белый виноград, сладкие яблоки и золотистый мёд. Ароматы плотно заполнили всё помещение, вызывая у Эркина аппетит. Особенно манил запах свежесваренного плова: смесь зиры, шафрана и томлёного мяса настолько была насыщенной, что он невольно облизывался, глядя на огромную тарелку — ляган, которую с улыбкой поставил на стол его отец.

Плов был идеальным: мягкий, рассыпчатый рис, пропитанный соками баранины, золотистая морковь и ароматные специи, — всё это заставляло рот наполняться слюной ещё до первого укуса.

Рядом сидели родственники, соседи и друзья семьи. Вот дядя Шариф, солидный мужчина с бородой, начальник районной милиции Тохтасын, худой и жилистый с заметными сединами на висках, с лицом, на котором оставили следы пули от бандитских нападений. Рядом с ним пожилой и весёлый Арбор-ака, пожарник с широкой улыбкой и крепкими руками, натренированными долгими годами работы. Его лицо покрыто морщинами, но в глазах светится неподдельная жизнерадостность. Он всегда смеётся громко, заражая своим смехом всех вокруг.

— Так куда ты теперь? — спросил Арбор-ака, подмигнув молодому человеку.

— Не знаю ещё пока, — улыбнулся Эркин. — Хочу в Москву, в Реактивный научно-исследовательский институт. Его возглавляет известный конструктор Иван Клеймёнов.

— Ракеты хочешь строить? — с одобрением спросил Тохтасын, взглянув на Эркина своими проницательными глазами. Его лицо оставалось серьёзным, но в голосе слышалась поддержка.

— Да, — кивнул Эркин. — Хочу построить ракету, чтобы долететь до Луны!

— Далеко собрался, — засмеялись гости. — А когда жениться планируешь?

Эркин тут же покраснел и отвёл взгляд:

— Нет, мне пока не до этого!

— Напрасно, — покачал головой сосед Бахадыр, директор местной школы, человек умный и рассудительный. — Ты уже взрослый, пора и о семье думать. У меня на примете есть симпатичная девушка, Зухра. Она окончила педагогический техникум, работает в школе учителем узбекского языка, да ещё и руководит драматическим кружком. Очень талантливая и скромная.

Все вокруг загалдели, поддерживая идею, у кого-то сразу нашлись свои предложения и варианты. Все смеялись, подшучивали, но в каждом слове была доля серьёзности. Они искренне заботились о будущем Эркина.

Его отец, Джума, с лёгкой улыбкой смотрел на сына и сказал:

— Образование ты получил — это хорошо. Но родине нужна и крепкая семья. Женись и забери жену с собой в Москву. Станешь инженером и создашь себе будущее не только в науке, но и в жизни.

Эркин лишь кивнул, всё ещё смущённый от неожиданного внимания к своей личной жизни. Он знал, что отец прав, но пока все его мысли были сосредоточены на будущем, которое он хотел строить не на земле, а в небе, среди звёзд.

Спустя месяц в махалле, шумном и оживлённом квартале, собрались соседи, родственники и друзья семьи Джураевых на свадьбу. Зухра оказалась миниатюрной, но очень энергичной и подвижной девушкой. Её изящная грация была как будто выточена самыми умелыми мастерами Востока. Красивые зелёные глаза блестели на солнце, словно драгоценные камни. Длинные, тонкие брови аккуратно обрамляли её лицо, а маленький, курносый носик и тонкие губы добавляли особого шарма. Она была воплощением утончённости, нежности и силы одновременно, её живой характер пробуждал восхищение у всех, кто её знал.

Эркин влюбился в Зухру с первого взгляда. Ещё после первой встречи он с улыбкой сказал матери:

— Мама, вы правы. Это действительно хорошая девушка. Она будет отличной женой. Мне нравятся такие, с живым характером. С ней точно не будет скучно.

Свадьба прошла хоть и не богато, но весело, как это принято в узбекских махаллях. На свадьбу пришли все соседи и родные, и каждый внёс свой вклад в общее торжество. Музыканты играли на национальных инструментах — доирах и карнаях, создавая ритмы, под которые невозможно было устоять на месте. Люди танцевали, пели песни, радовались за молодых. Столы были заставлены явствами — ароматными лепёшками, пловом, шашлыками, фруктами и сладостями, всем тем, что было собрано на рынке и принесено соседями. Взаимопомощь и поддержка были неотъемлемой частью жизни узбеков, и этот день стал воплощением их единства.

Когда вечер опустил свой тёплый занавес на город, и гости начали расходиться, для молодых настало время уединиться. Ночь, наполненная страстью, объятиями и тихими вздохами, была их первой ночью как мужа и жены. Зухра оказалась такой же нежной и страстной, как и энергичной. Их дыхание слилось в одно, их тела нашли своё идеальное соединение, как две половинки одного целого. Это была ночь, полная тепла и взаимного принятия, когда сердце Эркина заполнилось уверенностью, что его жизнь с Зухрой будет счастливой.

Между тем, в углу комнаты лежал раскрытый конверт с пометкой «Москва. Особое распределение». Под придавленной чайником бумагой, аккуратно написанное сообщение подтверждало распределение Эркина Джумаевича Джураева в Ракетный научно-исследовательский институт. Подпись начальника отдела кадров Наркомата обороны СССР добавляла документу официальности и важности. Вдали от этих строк, молодожёны засыпали, объятые мечтами о будущем, которое теперь обещало стать ещё более светлым и полным возможностей.

Глава 5: Тайконавты

Сергей Данилов отложил бумаги на стол и вышел из вагончика. Вечерело, и палящее солнце, которое весь день жгло землю плато Устюрт, постепенно теряло свою силу. Зной медленно спадал, и сухой, горячий ветер превращался в освежающий бриз, пробегающий по пустынным просторам. Небо, окрашенное в розово-золотые оттенки заката, растягивалось над пустошью, создавая невероятно красивый и одновременно дикий пейзаж. Вдалеке возвращались геологи, смахивая пыль с лица и одежды. Экспедиции в этот день не принесли грандиозных находок, но несколько перспективных мест для бурения всё-таки были отмечены на карте. По оценкам экспертов, в этих глубинах скрывались миллионы тонн нефти, и задача экспедиции состояла в том, чтобы начать добычу этого ценного ресурса.

Лагерь оживал. Люди смеялись, умывались у бочек с водой, обтираясь холодными струями, которые казались невероятно освежающими после жаркого дня. В воздухе витал аромат наваристого борща, который варил повар экспедиции, Иван Бодров. Его борщ был легендарен среди геологов, и сегодня они ждали его с особым нетерпением.

— О, Иван, ты настоящий мастер кулинарных дел, — шутили они, собираясь вокруг походного стола.

Иван улыбался, аккуратно разливая борщ по мискам. На этот раз он не пожалел мяса и картошки, сделал всё, чтобы уставшие геологи могли как следует насытиться после долгого рабочего дня. На столе уже стоял свежий хлеб, нарезанный лук и чеснок. Рядом с мисками с борщом дымился крепко заваренный зелёный чай в жестяных кружках, который приятно обжигал руки, но дарил ощущение тепла и уюта.

На штабной машине, оборудованной спутниковой тарелкой, транслировались телепередачи из Москвы. В этот вечер на экране показывали важную новость — китайские тайконавты совершили успешную посадку на Луну. Экспедиция, подготовленная годами упорного труда, привела к тому, что китайский корабль, названный «Небесный дворец», успешно добрался до лунной поверхности. Семеро тайконавтов были на борту корабля, который гордо и величественно парил в безмолвной темноте космоса.

Диктор с канала ОРТ торжественно сообщала:

— Через десять минут после отстыковки, лунный модуль включил двигатели маневра и начал спуск.

На экране демонстрировался полёт: лунный модуль, отделившись от основного корабля, медленно спускался к выбранной точке приземления — Море Дождей. Этот древний и суровый ландшафт Луны представлял собой бескрайние равнины серого реголита, изрезанные кратерами и трещинами, уходящими вглубь лунной коры.

Двигатели лунного модуля периодически включались и выключались, проводя корректировки курса. Внутри него находились три тайконавта, сосредоточенно следившие за приборами. Снаружи их окружала тьма космоса, а внизу приближалась мёртвая, безжизненная поверхность Луны. Манёвры были точными и уверенными, двигатель ориентации успешно справлялся с задачей, подводя модуль к намеченной точке.

Через двадцать минут после начала спуска модуль завис над поверхностью. Включившиеся двигатели подняли облако реголитной пыли, которое на мгновение скрыло всё вокруг. Но тайконавты, полагаясь на показания приборов, умело управляли спуском. Когда шасси модуля мягко коснулись грунта, двигатели заглохли. Командир экипажа, полковник ВВС Китая Ли Сунь, громко прокричал:

— Мы на Луне!

В этот момент в Центре управления пилотируемыми полётами в Пекине царила эйфория. Люди вскочили с мест, захлопали в ладоши, ликуя и обмениваясь поздравлениями. На экране, прямо из центра событий, запечатлели тайконавтов, которые тоже выражали свою радость, находясь и на орбите, и на поверхности Луны. Над всем этим торжеством зазвучал гимн КНР, который гордо пели все — и учёные в центре управления, и сами тайконавты, для которых это достижение стало воплощением мечты и символом национальной гордости.

Сергей смотрел на экран, чувствуя лёгкое волнение и восхищение. Человечество вновь шагнуло вперёд, покоряя космические рубежи. Но это был лишь один из шагов, и он понимал, что впереди будет ещё много открытий и достижений.

Сергей Данилов стоял у вагончика, задумчиво глядя на экран, но не мог избавиться от гнетущего вопроса: почему китайцы смогли стать второй нацией, высадившейся на Луне, а российские космонавты по-прежнему ограничены полётами на низкие орбиты? Все эти годы их пределом оставалась Международная космическая станция, и дальше этого рубежа Россия так и не шагнула. Сергей вспомнил бесконечные разговоры о кораблях «Клипер», «Орёл», «Федерация» — все они оставались лишь красивыми макетами и рисунками, обещаниями, которые так и не воплотились в реальность.

Обида на всю систему и тех, кто отвечает за космос, постепенно заполнила его грудь. Как же так? Почему Дмитрий Рогозин и другие руководители не могут обеспечить прорыва в космической отрасли? Пока китайцы уже высаживаются на Луне, россияне продолжают топтаться на месте. В голове крутился вопрос: куда ушли все те годы, которые могли быть потрачены на реальное развитие?

Тем временем диктор продолжала вещать с экрана:

— Да, пока американцы готовятся вернуться на Луну в рамках программ «Созвездие» и «Артемида», китайские товарищи давно реализовали этот план. Они вооружены более современными технологиями и получат первые результаты, сулящие многомиллиардные прибыли. В первую очередь, это добыча такого важного ресурса, как гелий-3.

Геологи, сидевшие за столом, ели и внимательно слушали. Даже их повседневные дела казались не такими важными в свете происходящего на экране.

— Какой ещё гелий-3? — нахмурился Ирисметов, механически вытаскивая вилкой куски мяса из банки собачьей консервы.

— Гелий-3, — ответил Данилов, — это редкий изотоп, находящийся на Луне в больших количествах. Считается перспективным топливом для термоядерных реакторов. Его можно использовать для производства энергии без радиоактивных отходов. Если освоить технологии добычи, он может стать ценным ресурсом для будущих энергетических систем на Земле.

— Ясно, — буркнул Ирисметов, облизывая крышку банки, не обращая внимания на острые края.

Тем временем на экране показывали кадры с лунного модуля. Камеры передавали изображения отсеков внутри модуля и через иллюминаторы. За прозрачными стёклами простиралась пустынная лунная поверхность, серая, покрытая кратерами и глубокими трещинами. Она поражала своим безмолвием и безжизненностью, но была невероятно красивой в своей суровости. На фоне этого лунного пейзажа, на небе висел голубой шар Земли. Он казался необычайно чистым и прекрасным, как величественная жемчужина, висящая в темноте космоса, и этот вид завораживал своей хрупкостью и величием.

Все вокруг продолжали смотреть, погружённые в свои мысли.