Бесплатный фрагмент - Бег за тенью Змея Горыныча

Глава 1: Чемпион в отставке

«Урал-Экспресс» дышал. Его дыхание было ритмом, от которого нельзя было укрыться. Тяжелое, мерное сердцебиение паровых молотов где-то впереди, в голове состава. Шипение тысяч труб, опутавших вагоны, как вены — тело Левиафана. И вечная, мелкая, изматывающая вибрация, что передавалась через стальной пол, пробирала до самых костей, въедалась в сны.

Здесь, на нижних, инженерных палубах, всегда была ночь. Тусклые, заключенные в бронированные плафоны лампы едва разгоняли мрак, выхватывая из него мокрые от конденсата трубы, с которых срывались черные от копоти капли, и угрюмые лица механиков в промасленных робах, похожих на жрецов какого-то забытого культа машин. Иногда по полу, сверкая красными диодными глазами, пробегала механическая крыса — порождение этого мира, собранное из мусора и отчаяния. Воздух был густым, его можно было пить, как горький коктейль из раскаленного металла, угольной пыли и дешевого, вонючего самогона.

Лев сделал глоток этого коктейля из граненого стакана, и мутная жидкость обожгла горло. Его каморка была не комнатой, а щелью, выгороженной между ребрами жесткости вагона. На стене, напротив единственной койки, висел выцветший агитационный плакат: лихой «Бегун» в шлеме и очках несется вперед на скоростных ходулях-«Скакунах». Когда-то Лев знал имя этого бегуна, видел его лицо. Теперь на плакате зияла дыра — кто-то, возможно, он сам, выжег лицо сигаретой.

Его руки, покрытые сетью старых шрамов, машинально перебирали детали сломанного манометра. Пальцы помнили, как соединять шестерни и калибровать пружины. Это было единственное, что они теперь умели.

Стук колес, ритмичное дыхание пара и алкоголь сделали свое дело. Стены каморки растворились, и он снова был там.

…Скорость пьянила. Ветер свистел в ушах, выбивая слезы из глаз. Его «Скакуны», лучшие на всем Экспрессе, пожирали пространство, их поршни отбивали бешеный ритм. Рядом, чуть отставая, несся Мишка.

— Лев, левее бери! Там проход чистый! — веселый, уверенный голос в наушниках.

— Принял, догоняй, черепаха! — смеялся он в ответ.

А потом земля впереди потемнела. Черная, маслянистая дымка, похожая на разлившуюся нефть, поползла им навстречу, пожирая краски мира. Тень Скверны.

— Уходим! — скомандовал он, но было поздно.

Рация зашипела, Мишкин голос утонул в помехах. Лев обернулся и увидел, как «Скакуны» напарника сбились с ритма, начали спотыкаться, вязнуть в черной жиже.

— Лев, она меня держит! Ноги… оно держит ноги! — отчаянный, искаженный помехами крик.

Он видел, как черная тень, словно живая, окутывает машину Мишки, как тот пытается вырваться, и как огромный, неясный силуэт вырастает из этой тьмы. В наушниках раздался короткий, предсмертный хрип. И в этот момент Лев замер. Всего на долю секунды. Его тело, его инстинкты, все его существо, отточенное для гонки, сковал первобытный, ледяной ужас. И этой доли секунды хватило…

Лев вздрогнул, возвращаясь в свою вонючую каморку. Он тяжело дышал, по лбу катился холодный пот. Воспоминание было таким же реальным, как вибрация пола под ногами. Он сжал стакан, и тот с тихим хрустом треснул, впиваясь в ладонь. Капли крови смешались с остатками самогона. С глухим ругательством он швырнул осколки в стену. Звук разбитого стекла утонул в вечном гуле поезда.

И в этот момент в дверь постучали.

Резкий, властный, трехкратный стук. Он был абсолютно чужим в этом мире отчаяния, где никто ни к кому не ходил и не стучал. Лев замер, решив не отвечать. Но стук повторился, настойчивее, требовательнее. С тяжелым вздохом, предчувствуя недоброе, Лев поднялся и открыл.

На пороге стоял человек из другого мира. Из мира верхних палуб, чистоты и власти. Идеально отглаженная форма начальника службы безопасности, начищенные до блеска сапоги, гладко выбритое, волевое лицо. Иннокентий. Его цепкий, умный взгляд за секунду оценил и самого Льва, и убожество его каморки, и на тонких губах начальника охраны появилась едва заметная, циничная усмешка.

— Плохо выглядишь, чемпион, — произнес он, не спрашивая разрешения войти. — Поговорить надо.

Глава 2: Сделка в облаке пара

Иннокентий вошел в каморку, как ледокол входит в замерзшую гавань — властно, неумолимо, ломая хрупкую тишину. Он не попросил разрешения и не стал искать, куда присесть, оставшись стоять посреди крошечного пространства. Его чистая, отглаженная форма была оскорблением этому миру грязи и ржавчины. С легкой, едва заметной брезгливостью он обвел взглядом убогое жилище: пустые бутылки, раскиданные по полу инструменты, смятое одеяло на койке. Лев молча стоял, прислонившись к стене и скрестив руки на груди. Его поза была глухой обороной, смесью застарелой враждебности и полнейшей апатии.

Начальник охраны начал говорить, глядя не на Льва, а куда-то ему за плечо, словно зачитывал сводку на утреннем совещании.

— Тень Горыныча расширяется. За последний месяц мы потеряли три стандартных маршрута добычи. Топливные кристаллы, болотная руда, конденсаторы — все. Ресурсов на поезде становится меньше. На верхних палубах зреет паника.

Он сделал паузу, давая словам впитаться в спертый воздух.

— А наша доблестная гильдия «Бегунов», — в его голосе прозвучал яд, — занята тем, что делит остатки контрактов и плетет интриги. Они боятся. Их новые машины блестят, но их пилоты трусят. Никто не хочет рисковать своей драгоценной шкурой ради сомнительной вылазки.

Наконец, Иннокентий повернулся и посмотрел Льву прямо в глаза.

— Наши датчики засекли странную активность Змея в районе «Спящего Водяного». Он кружит там, словно что-то охраняет. Старые легенды говорят, что в озере есть сила, способная его ранить. Мне нужно это проверить. Мне нужен кто-то, кто возглавит неофициальную миссию.

Лев криво усмехнулся.

— И ты пришел ко мне? К главному трусу «Урал-Экспресса»? К тому, кто бросил своего напарника на съедение Тени?

Иннокентий даже не попытался спорить. Он шагнул ближе, и его голос стал тише, но ударил сильнее любого крика.

— Я помню тебя другим, Лев. Я помню чемпиона, который проходил трассу «Чертов Зуб» на минуту быстрее ближайшего преследователя. Я помню парня, который мог вести своего «Скакуна» на чистых инстинктах, с закрытыми глазами. Этот человек умер год назад? Или он просто спит, утонув в самогоне и жалости к себе?

Он подошел к выцветшему плакату на стене и провел пальцем по выжженной дыре на месте лица.

— Гильдия списала тебя. Весь поезд списал. Для них ты — ходячее напоминание о провале. Но это твой единственный шанс, Лев. Единственный шанс заставить их всех вспомнить, кем ты был на самом деле.

Слова Иннокентия, точные и безжалостные, как удар скальпеля, достигли цели. Лев молчал, чувствуя, как внутри, под слоем ржавчины и апатии, что-то шевельнулось.

— Ты соберешь команду таких же отбросов, как ты сам, — продолжал Иннокентий, видя, что пробил брешь в его обороне. — Я дам тебе доступ к списанному хламу со складов и минимум ресурсов. Никакого официального статуса. Назовем это «Большим Пробегом». Гонка, которой для всех, кроме нас, не существует. Если вы доберетесь до озера и вернетесь с информацией — я лично вытащу тебя из этой дыры и посажу в кресло в Совете Поезда. Если сдохнете… никто даже не спросит, куда вы делись.

Он замолчал. Предложение было сделано. Выбор был за Львом.

Лев медленно подошел к своему импровизированному верстаку и взял в руки детали сломанного манометра. Его пальцы, чуть подрагивая, начали собирать механизм. Это было взвешивание на невидимых весах: на одной чаше — его нынешняя, беспросветная жизнь, медленное гниение заживо. На другой — почти верная смерть, но с призрачным, как пар из трубы, шансом на искупление.

Щелчок. Последняя деталь встала на место. Он положил на стол полностью собранный, работающий манометр и поднял глаза на Иннокентия. В них больше не было пустоты.

— Кто в команде? — глухо спросил он.

Иннокентий усмехнулся.

— Я как раз подготовил список таких же везунчиков, как и ты, чемпион.

Он протянул Льву тонкую папку с несколькими личными делами. Сделка была заключена.

Глава 3: Шепот оранжереи

Путь наверх был путешествием через круги ада наоборот. Лев поднимался из вечной ночи и грохота инженерных палуб, и с каждой пройденной лестницей, с каждым переходом мир вокруг менялся. Гул машин стихал, уступая место гулу человеческих голосов. Воздух становился чище, теряя привкус угля и отчаяния. Промасленные, выцветшие робы механиков сменились простой одеждой рабочих, а затем и строгими, аккуратными костюмами служащих верхних палуб. Свет становился ярче.

Но для Льва этот свет был чужим. Он шел, втянув голову в плечи, с папкой Иннокентия под мышкой, и чувствовал себя призраком. Люди, встречавшиеся на пути, узнавали его. В их взглядах он читал все: любопытство, презрение, толику злорадства. Чемпион, ставший отбросом. Он не был здесь больше года, но память поезда была долгой.

Дверь в агро-вагон №5 была не похожа на остальные. Вместо голого металла, покрытого слоями краски, ее поверхность украшал причудливый резной узор из переплетенных листьев, шестеренок и поршней. Из-за двери доносились звуки, которых не могло быть на поезде: шелест листвы, стрекот невидимых насекомых и тихое журчание воды.

Лев толкнул тяжелую гермодверь, и ему в лицо ударил влажный, теплый воздух, густо пахнущий свежей землей, дикими цветами и… горячим машинным маслом. Он шагнул внутрь и замер. Это был не вагон. Это был другой мир. Настоящие джунгли, выросшие под сводчатым потолком. Гибкие стебли диковинных растений обвивали горячие паровые трубы, превращая их в стволы причудливых деревьев. По стенам, вместо ржавчины, полз изумрудный, светящийся мох, а с потолка свисали лианы, на которых вместо цветов горели тусклые, округлые лампочки.

Пробираясь по узкой, выложенной камнями тропинке, он увидел ее. Девушку. Она сидела на корточках у основания огромной, пульсирующей трубы центрального паропровода и, прижавшись к ней ухом, что-то тихо шептала. Словно баюкала больное, металлическое животное. Ее простая рабочая роба была перепачкана землей, а в растрепанных русых волосах путались живые цветы и крошечные медные шестеренки.

— Тише, — сказала она, не поворачивая головы, когда он подошел ближе. — Не шуми. Берегиня сегодня нервничает. Давление в системе опять скачет.

Лев замер, не зная, что ответить на этот бред. Он откашлялся и попытался заговорить по-деловому:

— Маруся? Меня зовут Лев. У меня к тебе дело.

Она, наконец, медленно повернулась. Ее лицо было серьезным, а в ясных, почти прозрачных глазах не было ни удивления, ни страха.

— Я знаю, кто ты, — тихо сказала она. — Меченый. Тень твоего друга до сих пор ходит за тобой по пятам.

Ее слова ударили его под дых, выбив весь заготовленный им деловой тон. Он начал сбивчиво говорить о гонке, о машине, о цели, но она прервала его, покачав головой.

— Это не гонка. Земля больна. Я слышу, как она кричит. Я слышу крик Горыныча в гуле труб и скрипе металла. Железо устало воевать с плотью. Они должны говорить, а не сражаться.

— Мне нужен техник, а не пророчица! — раздраженно бросил Лев.

Маруся вздохнула, словно разговаривала с неразумным ребенком.

— Тогда смотри.