Бесплатный фрагмент - Башня

Царице Небесной,

Пресвятой Богородице

Приснодеве Марии

по обету посвящается

---

Жизнь

Мы — эмигранты на земле:

Без Родины, без дома! —

С венцом терновым на челе

гуляем много, много лет

Над пропастью бездонной!

И каждый — слеп, и верит всяк

Слепца другого речи:

Богач–бедняк, богач–босяк

Одним клеймом отмечен!

И нескончаемый этап

Бредёт с двойным конвоем,

И предпоследняя мечта

Всё «утешает»: суета

Владеет головою.

И с большака попали — в топь,

В вонючую трясину…

Но, за какою-то верстой, —

А потому, этап, — не стой! —

Увидим Мать и Сына!

А повезёт: так и — Отца!

Вот только бы добраться!..

Эх, кровь в глаза из­-под венца…

И не видать — слепы! — конца

Земному эмигрантству!

О, слава Господу! — за то,

Что путь земной — отмерен…

Но встали горы — в сто верстов!

И оборвалось тысяч сто,

Достав желанный берег!

А уцелевшим — невдомёк,

Что вот он — шаг до края!

Всем — на ходу — сухой паёк…

А нет воды — слезой запьёшь,

А сзади — напирают!..

И весь напрасен пересчёт:

Подстёгивают — новых:

И жизнь, и путь, и кровь — течёт,

И солнце лютое — печёт

В ошейники-обновы…

А павших — вытащит конвой:

Налево и направо…

И под молитвы, смех и вой

Этап — сожжённою травой —

Ложится в пепел браво.

А по нему — очередной

Бредёт: из ада — к аду…

За эту — стынь, за этот — зной,

За страшный, чёрный путь земной

Пошли нам, Боже, — сада!

Глава 1.
Звента-Свентана

…Татьяна увидела, что рядом стоят Те, Кто вёл её в нелегком и далёком пути, Кто всегда терпеливо был рядом и неизменно помогал ей в каждом её усилии.

— Силы Света, благословите меня сделать то, что я должна сделать! — и Татьяна привычно сложила по-церковному руки, готовая принять благословение в скрещенные ладони. Но вместо того, чтобы, перекрестив её, положить свою руку на руки Татьяны, Благословляющий поцеловал Татьяну в губы. И ещё раз благословили Татьяну. И ещё раз. После трёх благословений раба Божья, слуга, работница Сил Света — Татьяна была полна решимости и сил распахнуть заколдованные чёрные ворота и увидеть то, что хранится за ними. Или скрывается, как в крепости. Или, не в первый уже раз, увы, натолкнувшись на коварство и подлость тёмных, освободить тех, кто томится у них в пленении. Второе было очень реально, потому что её не провожали бы в это деяние с такой торжественностью и не так тревожно смотрели бы на неё, ещё не сделавшую ни одного движения.

Татьяна раскрыла головную чакру, привычно выплеснув фонтан энергии разума и распространив его на всю Землю, раскрыла сердце, осияв светом и теплом любви планету — вплоть до самого ядра пропитав каждую молекулу почвы любовью и разумом. И решительно ступив вперёд, протянула руку к чёрному запору. Дверь пора было открывать. Да грядет день божественной свободы!

Татьяна взялась за рычаг и повернула его вправо.

Каждый раз, отдыхая после трудов праведных, она снова и снова признавала, что если бы не Ведущие, их постоянное руководство и помощь, которую она даже не могла полностью оценить, ни за что ей не справиться бы с тем, что недавно она сделала.

Так получилось и сейчас: плохо различая, что перед ней находится, но интуитивно понимая, что именно следует делать, она знала, что, повернув рычаг вправо, ей нужно сразу же за этим протянуть вперед обе руки и синхронно отодвинуть в разные стороны ручки на обеих створках ворот. А отодвинув, опустить их на одно деление вниз, снова синхронно сдвинуть к центру, попав в другие вертикальные ячейки. По ним следует одновременно поднять обе заслонки, обязательно одинаковым, синхронным движением обеих рук, до самого верха, и, не останавливаясь, резко «выписать» две зеркальных буквы «Г».

Проделав всё это под руководством Спутников удачно, Татьяна распахнула первые ворота, и увидела, что на вторых, с другой стороны притолоки, две ручки, расположенные вертикально на створках.

— Тяни! — сказали ей Спутники.

Татьяна приготовилась приложить силу, потому что ворота, даже при неописуемом росте Татьяны, были чуть ли не двое выше, чем она! Но силу прикладывать не пришлось: ручки плавно вышли из гнёзд, обе створки легко подались и ворота открылись так радостно и даже поспешно, словно последнее тысячелетие только и мечтали быть распахнутыми. Татьяна, не успев удивиться этому факту, тут же шустро отступила в сторону, потому что из ворот, прямо на неё стеной пошли люди — огромная толпа людей.

— Кто это? — спросила удивлённая Татьяна.

— Те, кто мучился в подземельях Тёмного и кого он не хотел отпускать, хотя они давно искупили тяжкими страданиями свои земные грехи.

— Куда они пошли? — спросила Татьяна.

— Христос повёл их в место, где они смогут, наконец, успокоиться и отдохнуть: в месте, «идеже несть болезнь, ни печаль, ни воздыхание, но жизнь безконечная…»

Татьяна поняла, по подсказке Спутников, что и таких ворот, и таких пленников в застенках тёмных ещё очень много, что работы — непочатый край, что именно она должна освобождать пленников и только тогда Господь сможет упокоить все исстрадавшиеся души.

О, нет, Татьяна вовсе не вознеслась мыслями, не впала в гордыню. Она уже обладала достаточными знаниями, чтобы понимать: существуют какие-то, пока ей неизвестные, но исправно действующие законы Вселенной, существуют, очевидно, какие-то неизбежные договора об искуплении грешником своих проступков…

Собственно, стоит перечитать хотя бы «Мастера и Маргариту» М. И. Булгакова, чтобы понять, что не дремлют не только Силы Света, но и силы тьмы. И что всякий поступок (в том числе и мысленный) любого без исключения человека получит достойное воздаяние. И то весьма прискорбное обстоятельство, что мы, человечество, за крайне редким исключением, давно считаем привычным прежде считавшееся аморальным, не влияет никак на последующую оценку наших действий Судиёй.

Роль человечества в отношениях Светлых и тёмных Сил самими людьми не просто осознаётся плохо, но часто вообще не осмысливается никак, хотя роль эта может быть названа главнейшей. А потому необходимым стало Светлым Силам, слышащим стоны насильно удерживаемых пленников, которым давно уже полагались свобода, покой и отдых, избрать кого-то из людей, обучить и просветлить этого человека, дать ему, духу его силу эти запоры раскрыть. То есть явно доказать силам зла, что человек — был, есть и всегда останется на стороне Господа. Невзирая ни на что. Невзирая на то, что человек, со дня изгнания из рая с каждым прожитым мигом погружающийся во зло, и к нынешнему веку погрузившийся в оное настолько, что привык к нему примерно так же, как к сменам времени года, перестал осознавать и квалифицировать его как зло, перестал замечать его — как происходящее вокруг, так и внутри себя, стал считать словно всегда существовавшим, принял как факт, что словно бы и нет иного воздуха, кроме чёрного…

Но стоит только любому из нас, даже случайно, поднять глаза к небу, особенно — звёздному, как человек испытывает неизъяснимую тоску об Отце своём Небесном, вспоминает, как благостно и радостно, как светло и ясно было там, под кровом Отца, какую жизнь вели праотцы и чего же именно лишились мы все. И неизменно и неизбежно человек порывается вернуться, скорбит о безмерном пространстве, разделяющем его с тем краем, где Отец был близок и любим, где Он всегда был рядом…

Никогда Тёмному не победить этого. Никогда!

Татьяна не знала своего Пути, по которому душа её прошла прежде земной жизни. Но с каких-то пор она поняла, что он обязательно был. Потому что, трезво себя оценивая, то есть зная за собой массу всяческих разных недостатков, понимала, что база-то в ней достаточно крепкая. То есть в неё изначально было заложено множество доброго, да так основательно заложено, что никакие испытания и нашёптывания в левое ухо не смогли подвигнуть её на кардинальное отступление от этого основания.

Да, конечно, она была вынуждена признать, что наступила на практически каждую встретившуюся ей дьявольскую «лепёшку», что не переступила удачливо ни через одну грязную лужу, что из перечня существующих, вернее, известных человечеству грехов, каждый номер этого «меню» с полным правом мог быть вменён ей в вину. И не могла избежать этого никак, потому что это было одним из первых этапов её Пути, пройдя который, она должна будет исполнить возложенную на неё задачу. И, благодаря Спутникам, она каждый выбиралась, каждый раз они её спасали, вытаскивали… И она шла дальше, чтобы полностью вкусить всё, что только может вкусить человек из предлагаемого тёмными ассортимента: чтобы понимать другого человека в совершенстве, она должна была испытать всё, что может испытать любой. И от каждого подобного «блюда» Татьяну тошнило и рвало, после «вкушения» каждого из них она жестоко болела и страдала…

Татьяна обязана была пройти всё это, чтобы не просто понять каждого человека, начиная от самых первых людей: не только выяснить, почему, при каких обстоятельствах и какими данными обладая человек неизменно попадается в дьявольские сети, но самой вступить в каждый доступный обычному человеку грех и отмаливая (осознав и раскаявшись) свой, отмолить его и за всех и каждого: ибо только такое понимание и такое со-участие давало бы ей право и силу людям помогать… Но, естественно, это право и эта сила могли быть применяемы каждый раз только после того и только так, как её благословляли Спутники. Её неизменные Учителя и Ведущие.

Отступив, чтобы дать дорогу человеческому потоку, Татьяна предположила, что вряд ли она здесь ещё нужна. И получила на свой вопрос подтверждение, что да, она вполне может передвинуться несколькими сотнями километров в сторону и открыть ещё одни такие же ворота.

Но перед этим ей нужно будет нейтрализовать стража. То есть, проще говоря, связать его: в руке у неё невесть как оказался моток крепкой бечёвки. Но оказался именно после того, как её остановили примерно посредине расстояния от уже открытых ворот, и показали, что ещё нужно открыть один застенок.

Правда, здесь были не ворота, а потребовалось только сдвинуть огромный люк, закрывающий вход в какой-то почти вертикально уходящий в глубины недр тоннель. Татьяна сдвинула и, недоумевая, что никаких людей здесь нет, уже собралась спросить, зачем они тоннель открыли, как оттуда медленно стал выплывать угольно-чёрный червь — огромный, жирный, с лоснящейся короткой шерстью шкурой. Возможно, это был и не червь, а змей, но он был до безумия похож на очень толстую, в несколько метров диаметром, дико длинную сосиску. Но зубы в рычащей пасти «червя» были столь явно остры и в таком количестве, что ни одна акула не отказалась бы иметь такие. Как и челюсти, явно распахивающиеся на 180 градусов.

Поскольку всплывал он очень медленно, Татьяна тут же завязала бечёвку вокруг предполагаемого местонахождения шеи, потом, поочерёдно продевая ему в разинутую пасть (это он мечтает Татьяну слопать?) верёвку, трижды «взнуздала» червя. А потом упаковала его, как почтовую посылку, вплоть до самого хвоста. Который показался через довольно продолжительное время и был определён именно как хвост только потому, что на этом месте червь закончился.

То есть эта тварь оказалась астральной Татьяне примерно по грудь. (А Татьяна в полный рост теперь была почти как Тёмный, — от земли до неба, в самом прямом смысле этих слов!). Страшно представить, в каком количестве бедные грешники, не чая беды, попадали ему в пасть за один раз!

— Что мне с ним дальше делать?

— Тащи его к Солнцу!

Уж на что громадна и сильна была Татьяна, но тащить червя было ужасно трудно: он был не просто скользкий и длинный, но и настолько объёмный и круглый, что держать его было можно только за верёвки. И хотя он не только не сопротивлялся, но даже не шевелился, но был тяжелым ужасно и неподъёмно. Настолько, что в половине пути она изнемогла совершенно. А ведь она использовала две полётных технологии: силой мысли могла лететь быстрее, чем на реактивной тяге, да и крылья использовала весьма охотно. Но и на двух тягах она смогла протащить червя только половину пути.

— Господи, помоги мне! Боюсь, уроню!

Откуда-то мгновенно возникла большая, даже для астральной Татьяны, размеры которой её саму иногда поражали, рука и — даже не успев понять, как это получилось, она уже вплывала внутрь Солнца.

— Отпусти его! — сказали ей и она с непередаваемым облегчением отпустила стража, передала «поводок» в чьи-то пальцы. А сама вдруг осознала, что находится в теле планеты, температура которой зашкаливает за десятки тысяч градусов. В первое мгновение она струсила жутко: «Сгорю!» Но тут же: «Но не горю же пока!» А значит, можно, решила, оглянувшись, Татьяна, поплавать. Потому что Солнце внутри было как воды, только — огненные воды, состояло из примерно такой же, как энергия жизни, материи. Только были эти «воды» красно-жёлто-золотыми. А энергия жизни была — белой с голубыми просверками.

Посему Татьяна решила, что надо попробовать плыть. И силой мысли сдвинулась потихоньку с места, выписала пару-тройку «восьмёрок», серию ныряний-кувырков, а потом полежала в любимой своей позе креста: на спине, раскинув руки. И поняла, что Солнце омывает её так же, как и воды. Нет, не так же: омыв, ещё и выжигает из неё всякую гадость, всякий грех, и не просто уже имевший место, но даже и всякую гнилую склонность, всякую плохую мысль, даже ещё не осознанную. Поэтому, вынырнув, Татьяна почувствовала себя чище, чем после бани. И только потом поняла, насколько нежным и ласковым было Солнце! Потом она ежедневно будет плавать в нём и когда наступит период, в который ей нельзя будет в Солнце купаться, она затоскует о своём блаженстве.

Она всегда любила Солнце. В той же степени, что и воду. Ибо и вода, и Солнце есть питатели жизни. Что мы бы делали без него, а? И разве есть хоть один человек, который бы его не любил? Особенно мы, северяне, просто в депрессию впадающие, когда зимой небо долго затянуто серью облаков и ни единого лучика не прорывается в наши грустные низы…

А впереди была работа: открыть ещё одни ворота. Татьяна, конечно, открыла и их. И оттуда тоже повалила несметная толпа людей, которые были насильно, сверх всяких допустимых сроков, многие столетия удерживаемы в плену Тёмными. А ведь существуют законы (личные и всеобщие), которые Светлая сторона соблюдала неукоснительно. Тёмные же, естественно, делали, что хотели. А хотели они всегда одного: жировать на человеческой боли, человеческом страдании — на крови… Ведь это их еда и их богатство: чем больше у Тёмного в, так сказать, стойлах этих несчастных, тем больше у него еды и выше ранг!

Сколь многого люди не знают о предстоящих им страданиях! Если бы каждый хоть раз в жизни посмотрел хотя бы пятиминутную передачу о том, куда можно загреметь за действия, которые мы даже и проступками-то не считаем, любой из нас немедленно взялся бы за ум. Никто же ведь не думает о том, что душа — так же реальна, как и тело. Можно даже сказать, не очень и утрируя, что душа — в своём мире, которого мы отсюда не видим, тоже тело. Но только в другом измерении, параллельном нашему. И если представить себе, что ты попадёшь в пасть супер-акуле, которая будет бесконечные тысячелетия ловить тебя, раскусывать, глотать ещё живого, и ты умрёшь жутчайшей смертью, а потом, когда ты вынырнешь из бессознательности смерти, она снова тебя начнёт тебя ловить и обязательно поймает…

И спасти от этого ужаса могут только молитвы оставшихся в живых. Твоей родни, твоих друзей, твоих знакомых. Любого знавшего тебя человека, особенно того, кто истинно верит в Бога и молится. Века и тысячелетия, все народы знали, что за души умерших надо молиться. Надо думать, именно такие ритуалы составились не сами по себе, и не по чьему-то произволу, а именно по просьбам ушедших, которые при любом раскладе (то есть, при любой оценке их земной жизни) имеют право сниться оставшимся и в снах точно рассказывать, что надо делать, чтобы ушедшему это помогло. И, конечно, всякий оставшийся должен искренне и от всего сердца простить ушедшему всякую вину, сказать в поминальной молитве, чтобы Господь не поставил имярек в вину и отпустил бы грех, если таковой записан из–за обиды, нанесённой молящемуся ушедшим.

Само собой, что молитвы родственников имеют куда большую силу, чем молитвы людей не родных — ни по духу, ни по крови. Людей, не связанных сердцем излучёнными нитями. Если только эти не родные по крови не есть сами по себе люди светлые, просветлённые, есть священнослужители. Потому что Бог всегда слышит тех, кто Ему служит.

Очищенная и усиленная солнечным купанием, Татьяна была полна рвения переделать массу необходимого. Так что, полагала она, запоры на следующих воротах она откроет играючи.

— Покажите мне, куда я должна идти.

Ей показали. Она легко достигла этого места — там был один из самых глубоких земных океанов. Работа в ином измерении тем именно легка и выгодна, что нет никаких проблем с дыханием, с погружением в глубины любой из известных (и не известных) человеку материй, что можно не бояться ничего, созданного Творцом. Бояться зато приходится всякой нечисти, особенно таким новоначальным трудникам, как Татьяна. Зрение было далеко не идеальным, особенно в смысле обзора. Так что приходилось полагаться на бдительность Спутников.

Татьяна рыбкой нырнула, направившись в самое глубокое место самой глубокой впадины на дне океана, мощным выдохом сдула песок с указанного участка, и увидела квадратные ворота, оснащенные примерно сотней запоров. Причём запоры эти были столь разнообразны, что умудрившись открыть один, второй надо было начинать открывать с совсем иной точки — как позы тела и положения рук, так и догадки относительно схемы открывания. Само только количество запоров могло отбить охоту возиться с воротами у пожелавшего в них войти. Кроме того, здесь, несомненно, ещё недавно была стража: Татьяна вдруг увидела явные следы сражения. Но не стала уклоняться от цели, изобразив страх или предположив, что за воротами вряд ли находится что-то столь ценное, чтобы потеть над сотнями запоров, а приступила.

Время в том мире даже для земного человека течёт по-другому: и в принципе, и, особенно, по отношению ко времени в этом мире. То есть, приступая и засекая время на обычных земных ходиках, Татьяна, иструдившись до полного изнеможения, возвращается на родной диван и обнаруживает, что прошло всего-навсего полчаса. А ведь просто немыслимо выполнить такое количество работы в такую единицу времени. В этом измерении немыслимо. Так что определить, сколько именно времени она провозилась с запорами, Татьяна даже и определять не пробовала. И у Спутников не спрашивала: какая разница, в конце концов, главное — чтоб результат был!

Но вот упал последний из запоров. И ворота словно сами раскрылись: створки легко «поехали» в стороны, без малейшего скрипа и задержки… За ними оказались ещё одни ворота, вернее, не ворота, а очень большая дверь, которую Татьяна открыла легко и быстро, лишь подосадовав на общую задержку. И хотя это была, скорее, дверь, открылась она по принципу автоматических ворот: сразу обе створки сами разъехались в стороны.

Но сразу за ними, как ни странно, не только не было стражей, но и вообще никого и ничего. Там оказалась только пустота и темень. И хотя зрение Татьяны временно резко улучшилось, так что она различала внизу что-то похожее на мебель, но не было там ни души. И она уже собралась было выяснить, что бы это значило, как вдруг навстречу Татьяне стало выплывать нечто, больше всего похожее на вертикально плывущий воздушный дирижабль: по яйцевидной форме и по зависанию в пространстве. Татьяна не понимала, что это или кто это и что ей надлежит делать с этим «яйцом».

— Всплывайте на поверхность! — велели Спутники.

Татьяна с её саму удивившей бережностью обняла этот несчастный кокон, в котором явно был кто-то живой и страдающий и поднялась на поверхность земного океана, к Солнцу. Вдохнув, наконец, воздуха — потому и что душа, и дух должны дышать — Татьяна стала осторожно «распелёнывать» пленника. Но как только она сняла первый шар тканей, её отстранили от процесса, сказав:

— Тебе рано ещё знать — как и о том, кто находится внутри, зачем ты участвовала в спасении, так и ещё об очень многом. Но знай, что тот, кто находится внутри кокона, есть тоже ты. Одна из твоих составляющих, которые соединяются в одно целое при возвращении человека к Богу. Потому что человек в реальности состоит не из трёх только единиц — тела, души, и духа, но из семи — о чём люди перестали знать и помнить, ибо всё дальше погрязают во зло.

— Даже если так и есть, почему вы позволили мне спасти себя? Это прекрасно, что я сама себя освободила. Но ведь все остальные не могут этого сделать. Так почему же вы позволили и помогли сделать это мне?

— Потому что тебе предстоит исполнить миссию, настолько трудную, что, даже чтобы дойти до состояния, когда ты сможешь приступать к хотя бы ознакомлению с предстоящим тебе заданием, тебе ещё трудиться и трудиться. Поэтому тебе пока рано ещё знать, в чём она состоит. Ты не готова даже узнать, через что и почему именно через это пролегает твой путь. Не можем мы и рассказать тебе, в чём состоит твоя жизненная задача. Самое правильное для тебя будет — двигаться туда, куда мы подсказываем.

Потому что тебе предстоит преодолеть ещё сорок ступеней лестницы, чтобы только достичь места, то есть уровня, в котором тебе объяснят, каково именно должно быть состояние твоего духа, чтобы ты могла правильно понять смысл поручаемого тебе каждого отдельного задания, суть которых тебе пока не понять. Из множества таких заданий и состоит, в конечном итоге, твоя миссия.

Так что пора тебе двигаться. Пора делать следующий шаг вверх. Шаг трудный, потому что делать его приходится даже не по вертикали, а, скорее, по параллельной прямой, расположенной на несколько метров выше той, на которой находится отправная точка. То есть надо не просто сделать шаг, а так сделать, чтобы не сорваться, а если сорвёшься, не сверзиться ниже первоначальной точки. Не начать падать в пропасть. Надо двигаться — но правильно, осторожно и соблюдая правила и условия пути.

Татьяна двигалась по своему пути довольно медленно — в общем смысле. Потому что была, естественно, и обычным земным человеком, которому надо ходить на работу, общаться с семьёй и друзьями, покупать необходимое в магазинах, принимать гостей, заниматься решением проблем не только своих, но и ближайших ближних. Да и просто стиркой-готовкой-уборкой иногда приходится заниматься. А всё это требует и времени, и сил.

Поэтому, когда Спутники мягко намекали ей в очередной раз, что пора бы двигаться дальше, Татьяна выбрасывала «язык шарфиком», демонстрируя совершенное истощение всяческих, включая земные, сил.

— Молись, — отвечали Спутники, — молитва силу даёт. Ибо в момент молитвы Бог может придти к человеку и одарить всём, чем только захочет. Молитва — это коридор, простираемый душой до Престола Господня и Бог, по этому коридору может — в любое мгновение — или прислать кого–то с дарами или даже Сам придти!

Как понимала к данному моменту Татьяна, «придти» вовсе не означало перемещения в пространстве. И если и означало, то — для энергии. Которую можно направить, если знать, как, с любого места в любое другое место Вселенной. Это ведь только люди, неуклюже и с колоссальными тратами сил, возятся с законами физики, пытаясь их обойти. Вместо того, что использовать их, как верных слуг! Ибо разве созданное Господом создавалось для сопротивления человеку? Нет! Нет! И нет! Всё существующее, в том числе и законы всех наук, изначально предназначено было для служения ему. А человек должен был служить только Отцу своему, Творцу всего сущего…

Так что, оглянувшись, сверив нынешнее положение дел с первоначальным планом жизни человечества, от ужаса теряешь дар речи! Даже лёгкое, самое ориентировочное представление о том, чего человек лишился, вызывает такое состояние растерянно-возмущённой скорби, какое, наверное, испытывает ограбленный богач, обнаружив факт хищения всего своего имущества. Который вдруг понял, что не просто всё ценное унесено, но даже и сами стены разрушены…

— Теперь тебе станет легче! — говорили утешающе Спутники, вместо того, чтобы отвечать, где находится сейчас и в каком состоянии спасённая Татьяной ипостась её самой. Татьяна, конечно, точно знала, что вся её сила, мощь, все способности и возможности, да и даже в земном понимании то хорошее, чем человек может похвалиться, — есть дар Божий. Сам человек не только волосы на собственной голове счесть или сделать их седыми или красными — не может. Человек, даже в отношении себя самого, вообще ничего не может. А то единственное, составляющее исключение, что человек сделать может — это не затоптать данный Богом талант, а понять его, осознать, развить до максимально возможных пределов и с помощью этого таланта служить людям, а через них — Богу. Ибо лучшее служение Богу — исполнение Его законов, исполнение по духу, а не по букве. И если сказано: люби, надо именно любить, а не разглагольствовать о том, что есть любовь.

— А теперь, — сказали Спутники, — ты должна припомнить, что ты читала о дольменах — что такое дольмены и кто в них обитает. Помнишь?

— Конечно, помню! Но какое это имеет отношение ко мне?

— Самое прямое: ведь и у тебя, как, впрочем, у всякого на Земле живущего, ведь тоже была пра-праматерь. Уже несколько тысяч лет твоя праматерь, самая первая из твоего рода, живёт в дольмене. Он находится в месте, которое мы покажем тебе. К этому дольмену нельзя открывать путей для обычных людей.

— И как её зовут, мою праматерь?

— Её зовут Матрива. Это, собственно, даже не имя, а так сказать, аббревиатура, которая расшифровывается примерно так: мать рода избранных в воины…

— Хотите сказать, что и я — воин?

— В некотором смысле. Так что тебе пора её навестить.

— Зачем?

— Она передаст тебе великие и тайные знания, которые собирала и хранила именно для того, чтобы передать их тебе. А ты, получив их, сможешь исполнить то, что тебе предстоит исполнить. Исполнить свою миссию. Так что давай двигаться в путь.

Татьяна сосредоточилась, легко вышла из тела, подала руки двум, с ней рядом находившимся, Спутникам и они взлетели. Знал бы кто из мирно бредущих по горизонталям граждан, как это восхитительно — летать! Даже парашютисты и поклонники разных экстремальных видов спорта не знают, на самом деле, истинного полёта: над ними ведь всегда довлеет страх разбиться. Татьяна такого страха не знала, она была совершенно уверена, что не только может летать где угодно (включая нашу и не только Галактику), но может легко и естественно пройти сквозь любую материю: любую планету, погрузиться в любые недра, включая недра Солнца, нырнуть в любые жидкости на любые глубины… Этого не расскажешь, это надо испытать!

Летели недолго, потому что чем больше Татьяна летала, чем больше становилась её сила, тем лучше она управлялась с разными видами передвижения. А со временем она настолько освоила телепортацию, что могла в течение секунды оказаться где угодно.

— Все ли люди могут, смогли бы, позанимавшись, летать, как я научилась, плавать так, погружаться внутрь Солнца? — спросила она у Спутников.

— Летать могли бы многие. При соблюдении некоторых условий, первым из которых является духовная жизнь, а точнее — постоянный духовный рост. Остальное — смотря по усердию учеников.

Но вот они приземлились. Зрение у Татьяны стало тусклым, как сквозь сильно запотевшие очки. Но нечто похожее на огромное каменное яйцо, она всё-таки разглядела.

— Ты должна войти к Матриве!

Хотелось бы знать, как это сделать. Мало того, что «яйцо» вдвое меньше неё, так ещё не то, что на дверь, на окно нет даже намёка.

— А зачем тебе дверь, спрашивается? Разве ты не убеждалась много раз, что практически не тратя сил можешь проникать сквозь любую материю? Даже невообразимую для проникновения человеческим существом. Тут же всего-навсего камень! Причём земной камень! Так что — вперёд!

Татьяна чуть подумала, уменьшилась в росте, но все-таки была повыше дольмена. Какой же смысл проникать в него, если окажутся там только ноги? Тогда она присела на корточки и так стала продвигаться вперед. Она, конечно, понимала, что и в параллельном измерении можно встретить сопротивление материи, особенно, если, что называется, Бог против, но тут она никакого сопротивления не встретила. Кроме предполагаемого, возможного сопротивления материи она куда больше опасалась натолкнуться на того, кто обитал в дольмене. Так что стену из камня она прошла, не заметив, когда и как. Ещё, может быть, потому, что сгорала от любопытства — многие ли, подумать только, имеют шанс встретиться со своей праматерью?!!

Праматерь была прямо её копией. То есть, наоборот: Татьяна была почти копией праматери: схожесть лиц была такой, что Татьяна могла бы спутать с лицом Матривы собственное, в зеркале, отражение. Татьяна была поражена: это просто невозможно, такого сходства просто быть не может! Но оно было: Татьяне временами казалось, что она смотрит в зеркало.

— Наконец-то ты пришла! — сказала Матрива. — Как же долго пришлось тебя ждать! Всем нам.

Татьяне стало стыдно: если бы она не маялась дурью так долго, если бы не потратила массу времени и сил на сопротивление Спутникам и попытки вырваться от них, избежать предназначенного, а сразу с доверием и всерьёз отнеслась бы к словам Ведущих, если бы поняла, что отмечаемый ею у себя неоднократно фатализм так же не случаен, как не случайно вообще всё, с каждым человеком происходящее и обдумала бы, зачем и для чего он в ней, да ещё если бы раньше потрудилась понять хотя бы основы православия, да если была бы…

— Да нет. Я не в этой жизни твой рост имею в виду. И даже не твой теперешний подъём по ступеням вверх, — сказала Матрива в ответ на самокритичные мысли Татьяны. — Ты уже знаешь, сколь долго я живу здесь, ожидая, пока сбудется предначертанное и ты, мой потомок, придёшь завершить начатое ещё мной.

Матрива рассказала, чем именно был вызван её уход в дольмен, как давно (две тысячи лет) она в нём живёт, почему пришлось ждать Татьяну так долго, почему пришлось всё-таки ждать: если бы миссия Христом была исполнена в полном объёме, то есть если бы евреи осознали, что «больны» и приняли бы Врача, если не было бы казни, распятия Его, жизнь человечества сразу же стала бы совершенно другой! И, естественно, совершенно иной была бы к нынешнему дню. А ещё — из дольменов вышли бы те, кто ушёл туда в предвидении худшего варианта развития событий. Ведь многие дольмены обитаемы и теперь, сегодня, в день, обозначенный стоящим перед вами календарём. Да и не только дольмены. Есть, например, братство Сомати. О котором Матрива в первый раз только упомянула, но впоследствии и она, и Спутники достаточно подробно рассказали Татьяне, кто такие братья Сомати. Но позже.

— А сейчас — раскрой мозговую чакру, полностью её открой. То есть не только её, но и то, что насажено в неё Спутниками.

Матрива имела в виду то, что можно было бы назвать растением мозга. Впрочем, Татьяна так ни разу и не удосужилась заглянуть в зеркало и посмотреть, что же именно произросло из её головы в сопредельном измерении. Однажды Спутники предупредили её о том, что ей должны сделать небольшую операцию, которая вполне может оказаться болезненной. Но времени это займёт немного. Татьяна согласилась потерпеть. И, поняла только позже, — к тому моменту настолько была в Спутниках уверена, что даже не спросила, что за операция предстоит и чем это может быть для неё чревато — что цель операции заключалась в том, чтобы в её мозг насадить некое «растение».

Так вот, через некоторое время её попросили открыть головную чакру, а она всё никак не могла это сделать. Всё словно склеилось намертво и никакие усилия не давали результата. Это при том, что все остальные точки открывались и закрывались с той же привычной лёгкостью.

— Богородица просит тебя! Постарайся!

Татьяна сообразила, что ещё можно сделать, чтобы совладать с заупрямившимся «механизмом». Попытавшись сделать это и так и эдак, то есть применив все привычные и изобретя совершенно новые способы, она сумела, наконец, несколько раз разогнав по спинному мозгу волну энергии, так ударить ею изнутри в то странное образование, напоминающее закрытый тюльпан, что ей удалось внезапно его раскрыть. (Тем, кто не знает — головная чакра имеет под тысячу «лепестков»). Но у Татьяны, кроме самих «лепестков», на темечке оказалось и ещё нечто, напоминающее расширяющуюся вазу, из горловины которой ударил в небо столб чего-то, очень напоминающего ту жидкость, которую вливали Валентине — энергию жизни.

— Умница ты моя! Молодчина! — с радостным волнением сказал кто-то и нежно поцеловал её в щеку. Татьяна безумно удивилась: чему это так радуются? Подумаешь, раскрыла, пусть и с некоторым усилием, слипшуюся чакру. (Только через несколько лет Татьяна узнает, что не только просила постараться, но и поцеловала её на радостях — Богородица!)

— А теперь, — сказал ей тот, кто её только что поцеловал, — попробуй то, что извергаешь через Лилию (то, что тебе приживляли — называется Лилия), поднять так высоко, чтобы оно лилось хотя бы на ближайший район города, в котором ты живёшь.

— А в окончательном варианте оно должно извергаться именно на Москву?

— На всю планету Земля. А когда ты достигнешь нужного уровня сил — на всю Галактику.

Татьяна усомнилась, что это окажется ей по силам, но решила не торопиться с выводами. Уже не раз она сомневалась в том, что сможет выполнить задания, поручаемые ей Ведущими, но всегда, в конце концов, оказывалось, что они знают, о чём говорят. Посему она постаралась сделать извергаемый фонтан как можно мощнее, поднять его настолько высоко, чтобы при разлёте жидкость покрывала как можно большую территорию. Свой район она, для начала, освежить сумела. В последующие дни она научилась по-настоящему управляться с Лилией, поднимать и расширять извергаемый ею фонтан и направлять его именно туда, куда хотела. Забегая вперёд: через время Татьяна струю фонтана Лилии распространила практически на всю Галактику. По крайней мере, когда однажды Спутники попросили её несколько подпитать одну из планет, у которой сейчас возникли некоторые атмосферные проблемы, Татьяна сделала это словно между прочим, потому что именно в этот момент была занята выполнением чего-то другого, требовавшего пристального внимания. Но между первым раскрытием Лилии и только что описанной «операцией» прошло около полугода.

Да, так о Матриве. Татьяна стала посещать её ежедневно: Матрива отдавала ей знания по частям, как бы по урокам, чтобы они могли быть качественно впитаны мозгом Татьяны, разложены в нём, так сказать, по полочкам, и «срослись» бы с теми, которые у Татьяны были на момент встречи с праматерью. Войдя к Матриве, после нескольких слов, Татьяна раскрывала головную чакру и принимала знания. Потом закрывала её, иногда чувствуя, что «лепестки» не могут закрыться из-за обилия нового. Тогда Татьяна, сама не понимая, как она это делает, раскрывала мозг как бы снизу, увеличивая его объём за счёт расширения донной части, соединённой с энергетическим каналом. И тогда «лепестки» могли, через некоторое время, закрыться — знания Татьяне потерять было бы невообразимо жаль!

Кроме того, Татьяна каждый раз понемногу получала и устные уроки: Матрива разговаривала с ней недолго, ибо всё, что она могла бы Татьяне сказать, и так было в той энергии знания, которую она передавала. А разговаривала она, чтобы вразумить Татьяну относительно дня сегодняшнего. В то давнее, если смотреть с вершин дня нынешнего, время, когда Спутники только объявились и пытались поставить её на Путь, Татьяна довольно часто взбрыкивала, как недавно объезженная лошадь. Которая ещё не забыла дикой вольницы и ещё не поняла окончательно, что упорядоченный, тренированный и целенаправленный бег гораздо лучше и красивее безумного скакания, чреватого любыми последствиями.

Позже, по указанию Матривы, Татьяна стала, получив и впитав суть знания, данного на уроке, проведенного праматерью, посещать братьев Сомати. Братья Сомати, если коротко — это те Избранные и Посвящённые, кто многие тысячелетия (вплоть до миллионов лет!) способны сохранять свои тела в состоянии, из которого тело можно оживить в самое короткое время. То есть оно способно принять в себя душу и дух данного Просветлённого и снова стать живым человеком. Но чтобы суметь совершить такой подвиг, надо быть совершенно чистым. Никакой грех и даже никакое воспоминание, проблеск мысли о нём не может быть составной частью того, кто стал одним из братства Сомати. И, само собой, Господь должен благословить Просветлённого на это действие. Тело брата Сомати находится в некоторой пещере одной из горных систем Земли (совершенно недоступных для обычного человека!), а дух находится возле Бога и по Его указанию и благословению постоянно борется с силами Зла. То есть — дух брата Сомати есть один из воинства Светлых Сил. А если человечество снова сойдёт с ума до такой степени, что Господь будет вынужден снова устроить всемирный потоп (или равнозначный ему катаклизм), братство Сомати опять возродит человечество. Ной был как раз одним из братства Сомати.

Татьяна стала навещать и их: они тоже передавали ей знания. А также обучали её и укрепляли её силы — чтобы она смогла, когда понадобится, выполнить любое указание Ведущих. Так же, как и для Матривы, Татьяна раскрывала для братьев свою чакру, но уже не только головную, но и солнечного сплетения: там находится центр энергетических сил человека. Братья, как и Матрива, были настолько щедры, что не всегда Татьяна могла сразу впитать дозу переданного ей богатства и только после некоторых усилий могла эти центры закрыть. И, кроме того, они разговаривали с ней: не раз и не два, ведя почти обычный разговор и обдумывая ответы, Татьяна обнаруживала, что её опять «увели», то есть, очнувшись, обнаруживала, что думает уже не об ответе братьев, а о чём-то совершенно постороннем. И это значило всегда только то, что уже впитанный мозгом ответ содержит до сих пор недоступные для Татьяны сведения.

— Всем ли людям, — спрашивала Татьяна у братьев, — вы могли бы передавать знания и силу?

— Если ты о процедуре, то это проще простого. Но если о духовном уровне, то это допустимо только с теми, кто так высоко поднялся бы по лестнице, ведущей вверх, что смог бы предстать перед нами. Кто смог бы оказаться на месте, на котором сейчас стоишь ты.

— А что именно должен сделать человек, чтобы оказаться на этом месте? — Татьяна пыталась получить указание, которое помогло бы людям, готовым стать работниками Сил Света.

— Именно любить Бога. Бога и всех святых Его. А самое главное — ближних своих. По-настоящему любить, всем сердцем, всей душой и всем пониманием своим. Понимать, что Бог везде. Что многие человеческие действия причиняют Ему просто нестерпимую боль! Но Он так любит людей, так их пере-любливает, то есть способен на такое неизмеримое чувство, что не только отдельного человека, но и всё человечество вместе, бывшее на Земле во все времена, начиная от самого первого — от Адама — любит больше, чем всё человечество сумело бы Ему ответить. Его любовь — больше. Он любит ведь не только людей, не только всё, что люди относят к живой материи, но и то, что люди почитают неживым. Ибо живо — всё, потому что всё — мироздание! — есть Его творения, создание, Его дитя! И Он любит это дитя, содержит его силой Своей и властью, питает и поит, наполняет теплом, светом, энергией и всем, в чём мироздание нуждается в данный момент.

Конечно, это трудно понять человеку. Но всё-таки. Смешно, в общем-то, сомневаться в том, что Бог есть Един в Троице Единосущной и Нераздельной. Он может представать, как отдельное существо, может представать как три отдельных существа, может представать так и там, как и где Ему бывает угодно, но вместе с тем Он всегда присутствует везде. В е з д е. Нет такого места во Вселенной, где Бога не было бы. А если бы такое место вдруг обнаружилось, оно немедленно умерло бы и разрушилось до состояния космической пустоты, ибо где нет Бога — нет жизни. А посмотрев на вторую сторону медали, легко можно придти к выводу, что там, где есть жизнь — непременно есть Бог.

Люди просто не понимают, что ведя себя так, как они себя ведут, они сами напрашиваются, грубо говоря, чтобы Бог их через коленку перегнул и просто-напросто выпорол, как нерадивое чадо. Ибо никто не может заявить, что ни разу не слышал слов: «Бог знает всё!» Он не потому знает всё, что приставил к каждому соглядатаев, которых люди называют ангелами-хранителями и которые Ему «стучат». Было время, ты и сама так думала, не правда ли?

Татьяна пристыженно кивнула. Потому что человек, не отдавая себе в этом отчёта, привычно мыслит шаблонами, внедрившимися в сознание человека из этой, земной жизни. Но то, что можно отнести к людям — особенно, в плане поиска причин поступков и действий — никак не годится для понимания поведения Бога.

— Нет, Бог знает всё совсем не потому, что всюду, возле каждого человека есть Его Ангел, — сказал брат Сомати, — а именно потому, что Бог — везде. Он есть та энергия, которой живёт, дышит, питается вся Вселенная и всё, что в ней ни есть. Понимаешь?

Татьяна кивнула. Да, она начала понимать это. Как воздух есть везде, как почва, как трава, как вода есть везде — так везде есть Бог. Он может быть невидим человеком, может быть даже не замечаем, не ощущаем, потому что, чем больше человек предполагает, что это он сам — такой умный и сам так прекрасно всё устроил в собственной жизни, тем меньше шансов у данного индивидуума понять, что всем он обязан Господнему долготерпению и щедрости. Зато тот, кого мудрые папа с мамой научили, что Бог — есть, что Бог — везде и во всём, что Бога надо обязательно любить, понимать и даже — жалеть, и что жизнь свою жить надо так, чтобы ею управлял Бог, тот никогда не сомневается, что, как человек не изощряйся и сколько человек к себе не греби всю жизнь, — Бог в одно мгновение может дать человеку несравнимо больше.

Получая знания и силу от Матривы и братства Сомати, Татьяна употребляла полученное в дело. Она продолжала постоянно работать по очистке Земли от всякого мусора — как нагромождаемого людьми, творящего всякие беззакония в глупой уверенности, что никто (в смысле — Бог) ничего не знает и не узнает, так и активно рассыпаемого силами Зла.

— Тебя не унижает, — спрашивали Ведущие, — что ты, по сути, работаешь дворником, уборщицей и ассенизатором?

— А почему меня должно это унижать? Для меня процесс уборки не может быть унизительным хотя бы потому, что я сама люблю, чтобы было чисто. Так что я только всем вам благодарна безмерно за оказанную честь — что мне дали в руки всякие мётлы и совки, грабли и лопаты. А также и ту волшебную палочку, которая открывает ворота темниц, а также и посох, который помогает мне выселять из нор чёрных демонов, которые мучат живые существа.

— Но ведь ты получила так много знаний, ты прошла большую часть Пути, находишься на довольно высокой ступени посвящения, а выполняешь такую чёрную работу!

— Я, как и всякий человек, всю жизнь делаю чёрную работу, потому что всякая работа, на которой пот проливаешь — чёрная. А пользы от неё, кроме мизерной зарплаты, я что-то не видела.

— Кстати, о всей жизни. Помнишь, как несколько лет назад, сразу после нашего окончательного прихода в твоё бытие, года два, ты безостановочно ругалась, причём самыми непотребными словами — что мы, то есть, что Бог, взяли твою жизнь, изломали её по своему вкусу для собственного удовольствия… А ты, дескать, тяжко страдала, даже не понимая, в чём дело. Не понимая причин своего постоянного невезения, бесконечных неприятностей и проблем, непреодолимого безденежья и так далее и тому подобное…

Ещё бы не помнить. Если долгие годы она чувствовала себя обезьяной в наморднике: куда бы ни пошла, что бы ни задумала, что бы ни предпринимала, — везде, всегда и во всём — неизбежный крах. Понятно, что когда обнаружились виновники подобного положения дел, подобного течения Татьяниной судьбы — она не могла смириться, что всем своим бедам обязана неким, так сказать, экспериментаторам. Которые, видите ли, вздумали проверять её на вшивость! Да так увлеклись, что у Татьяны времени просто пожить осталось — с гулькин нос! (Наивная, она всё ещё надеялась, что ей удастся просто пожить! Надеялась даже после того, как узнала, что её годы и годы вели, имея в виду определённую цель?!!).

— Но когда ты перешла все мыслимые и немыслимые границы, мы ведь сказали тебе, Кто послал нас делать это, не правда ли? — сказал Спутник.

— Сказать-то вы сказали, да я ведь не страдаю, слава Богу, манией величия. Ну кто, в здравом уме и ясной памяти, способен поверить, что им заинтересовались Небеса. Причём, что называется, самая верхушка. Я, конечно, всегда понимала, что отличаюсь слишком многими странностями, чтобы не сказать большего. Но, вместе с тем, я вела обычную жизнь самого обычного человека. А поскольку, в придачу, я обладаю критическим, аналитическим складом ума, я достаточно реально оцениваю собственную, так сказать, ценность. И если самого лучшего человека, поднявшегося до святости, условно оценить в золотой талант, то за меня и ломаной «деревянной» копеечки в базарный день не дали бы.

— На комплименты напрашиваешься?

— Вовсе нет. — И Татьяна подробно, аргументированно объяснила Ведущим, что именно она думает о себе, и почему именно думает так.

— Думаешь, другие люди лучше, чем ты?

— Многие — несомненно. Про всех — не скажу, но про тех, кого знаю — пожалуйста.

В общем, всё познаётся в сравнении. Татьяна полагала, что достаточно убедительно сравнила себя, не в свою пользу, увы, с некоторыми из известных ей людей, но Спутники, естественно, не угомонились. Иногда Татьяна только рот разевала от потрясения, что именно такой вопрос они додумались задать. Самой Татьяне некоторые вещи или идеи в голову не вошли бы и за сто будущих жизней.

Когда Спутники уставали выяснять её ценностные установки и чёткие границы её мировоззрения на сегодняшний день, они меняли тему на более деловую.

— Как думаешь, куда должна будет переселиться Матрива, когда отдаст тебе всё, что она так долго для тебя копила и хранила?

— В Рай, куда же ещё!

— Правильно! Именно туда она переселится, когда ты примешь, наконец, эстафетную палочку из её рук. Ты вот жалуешься, что тебе трудно, тяжко, невыносимо и что ты больше не можешь. А кому могла пожаловаться твоя праматерь? То есть, пожаловаться было кому, но изменить что-нибудь было абсолютно невозможно.

Изменить жизнь и участь живущего в дольмене может только он сам. Отказавшись от принятой миссии. Сдавшись. Здесь тот редкий случай, когда изменить можно только одним способом: прервать. Но если бы Матрива вышла из дольмена (в который нельзя вернуться, как в дом!), то не только твоя эта жизнь была бы раз в пятьсот труднее, Путь был бы в тысячу раз круче и тернистее, но и всему человечеству пришлось бы поплавать в куда более горьком растворе, чем тот, который ему достался теперь. Причём без надежды хоть когда-нибудь выбраться на твёрдое место. А при этом положении дел, благодаря трудам работников Света, участки благодатной суши всё-таки иногда попадались.

— И что я должна сделать, чтобы помочь Матриве выйти? Помогите мне понять, как я могу помочь ей завершить свою миссию.

— Узнаешь в своё время. А пока аккуратно делай те семь заданий на каждый день, которые ты должна исполнять так долго, пока они не станут твоим естественным образом жизни.

В число семи заданий первым номером входила регулярная молитва, ежедневно утром и вечером, чтение Псалтыри и акафистов, максимально возможное соблюдение 10 заповедей и 10 блаженств. Вторым — регулярное посещение церкви, и еженедельно — исповедь. Третьим, к удивлению Татьяны, было не требование постоянной работы (которая иногда изматывала за полчаса больше, чем если бы она в одиночку разгрузила товарняк), а — не есть мяса.

— Ведь не пост же сейчас! — сказала поражённая Татьяна. — Так почему вы требуете не есть мяса?

— Ты, став работником Сил Света, не можешь питаться трупами. Не можешь пожирать мертвечину, впитывая в себя страх жертвы, её агонию и всё то необратимое, что образуется в любом живом организме при наступлении смерти, и особенно — насильственной. Всё живое боится смерти, всё живое старается избежать её, — но ведь только человек понимает, что смерть есть лишь переход из мира земного в мир Господень. Животному этого никто ведь не объяснял, не правда ли? Так что ты не можешь питаться трупами, если хочешь работать на Силы Света.

— А что же мне есть? — Татьяна, как и всякий ленивец, ела мясо и изделия из него, потому что после мяса долго можно было не уделять этой потребности внимания. Мясо ложилось в желудке огромным валуном и пока организм перетравливал оный, всеми силами стремясь его из себя исторгнуть, мозги преспокойно могли заниматься чем-нибудь более возвышенным, чем проблемы еды.

— Любые продукты, которые не связаны с чьей бы то ни было смертью, а являются, так сказать, плодами. Молоко корова даёт почти добровольно, все молочные продукты — пожалуйста. Все фрукты и овощи, любую растительную пищу, включая морскую флору — пожалуйста. С остальным же меню — придётся расстаться.

— А я так люблю всякие копчёности!

— Можешь пока есть мясо курицы, вообще птицы, и рыбу. Любые морепродукты — на здоровье. Но мясо теплокровных животных придётся тебе из меню изъять.

— А пельмени? Моя пельменная душа должна теперь навеки жить без них?

— Пельменями обычными, если ты начнёшь криком кричать, не довольствуясь пельменями грибными или с другими начинками, мы разрешим тебе оскоромиться, пока ты сама не отречёшься от мясоедства.

— Ладно. — Татьяна согласилась, тихо уповая, что Спутники со временем оставят её в покое насчёт хотя бы проблемы питания. Но, вне этих упований, совершенно твёрдо знала, что напрасно лелеет эти надежды, ибо если уж Спутники что-нибудь решили, если что-нибудь ей сообщено для исполнения, они своего от Татьяны добьются — не мытьём, так катаньем…

Но за ближайший календарный год Татьяна, от шока, что ли, не только мяса говяжьего или свиного, а даже курицу, и ту ела всего раза три. И несколько раз — рыбу. И то, видимо, потому, что нуждалась в каких-то витаминах.

— Вот и ела бы витамины. Фрукты и овощи содержат намного больше витаминов, чем их может быть в мертвечине. Или купи в аптеке упаковку витаминов, раз уж у тебя такое «голодание»…

Кстати, пытаясь выполнить задание, Татьяна открыла для себя сою. Как раз подоспел Рождественский пост и меню стало постным полностью. Так что она, однажды обнаружив в специализированном магазине, что сои каких только видов нет — от сырной и шоколадной до мясной с любым привычным привкусом, решила попробовать всё это. А потом, уже и пост прошёл, а Татьяна покупала сою — быстро, дёшево, ужасно вкусно, очень сытно, а главное — не надоедает. Возможно, секрет объяснялся тем, что Татьяна фасоль и зелёный горошек любила и до того, как попробовала сою.

Оказалось, что и без кровавых шматков из убиенных зверей говядов и свинов вполне можно кушать аппетитно и сытно. Что готовка стала занимать кардинально меньше времени, а еда постоянно вкусна, потому что салат накрошить — дело пяти минут, поскольку готовишь его именно столько, сколько съешь. Салату долго стоять вредно. А главное — энергетика, тонус и интеллект Татьяны воспряли, без всяких к тому специальных усилий, практически к горным высям: нет в тебе чужой мертвечины — пари!

Так что знаниям Матривы и братства Сомати нашлось достойное место в Татьяне, изменяющейся так, что она даже сама это видела, замечала и осознавала.

И вот настал день последнего посещения Матривы.

— Я отдала тебе сегодня последнюю порцию знаний. Теперь послушай меня внимательно. Сегодня я уйду в горний мир отдыхать и увидимся мы с тобой, вероятно, нескоро. Тогда, когда ты сама окажешься там, когда ты сможешь ходить в тот мир, где я отныне буду жить. Пока ты сможешь это, я, вероятно, уже буду в полном порядке. Потому что сейчас могу только дать тебе последние наставления.

Татьяна выслушала её с полным вниманием, потому что знала, с некоторых пор, что при так называемом глобальном склерозе, когда она могла забыть что угодно, вплоть до собственного имени, в нужный момент нужное знание приходило ей в голову само собой.

А когда Татьяна собралась уходить, расцеловавшись с праматерью на прощание, и Татьяна уже сделала шаг — она вдруг оглянулась. И увидела, что Матрива с рослой и красивой женщины превратилась в маленькую усталую бабушку, с таким же красивым, но безумно уставшим лицом.

— Иди! — молча взмахнула кистью Матрива. Не хотела, наверное, чтобы Татьяна запомнила её такой — почти изнемогшей от великого труда.

***

Татьяна продолжала ежедневно работать, убирая Землю. Оказалось, что не только в земном, физическом измерении вся планета, включая самые, казалось бы, безлюдные, уголки, загажена сверх всякой критической меры, но и в астральном. В сопредельном измерении примерно на каждом квадратном километре поверхности планеты Земля расположен минимум один вход в ад, плюс — минимум один тоннель, в котором сидит какая-нибудь жуткая тварь, нечто среднее между демоном и драконом, пожирающая всё то живое, что по неосторожности или безпечности попадалось ей на зуб, плюс — минимум стослойная дьявольская сеть, в которой не запутаться люди практически не могут (а если и могут, то лишь те, кто достиг настоящего смирения), плюс — минимум одно насаждение, круглосуточным агрессивным излучением провоцирующее самые различные конфликты, и чем сильнее и мощнее порождение, тем кровавее, вплоть до широкомасштабных войн, возникают стычки и драки между живыми существами, плюс — как минимум одни ворота, такие, со ста хитромудрыми запорами, за которыми сотни и сотни лет тёмные держат пленников… И так далее и тому подобное…

В общем, работы хватило бы нескольким дивизиям Татьян лет этак на пятьсот. Потому что тёмные ведь — не дремлют. Никогда.

Татьяна, естественно, начала с России. Тот, кто нанялся в дворники и уборщики, должен начинать с собственного дома! Не меньше года она начинала работать, просто поднявшись над собственным домом. И пока доходила от западной до восточной границы родной страны, которой, естественно, считала не только Россию, но и Малороссию, то есть Украину, и Белоруссию, пару-тройку раз ей приходилось устраивать передышки, причём масштабные. Потому что труд в астрале был нескончаем. Мало того, что приходилось разгребать и расчищать завалы, нагромождённые за последние века, но даже на уже расчищенном месте назавтра оказывались свежие кучки мусора, ибо не только тёмные не дремлют, но и человечество не отказывает себе в «удовольствиях» самого дурного толка.

Добившись первой, «санитарной» чистоты на Родине, Татьяна полюбопытствовала, как выглядят другие страны и континенты. Облетев Землю очень медленно, зависая над каждой страной, она внимательно смотрела, как они выглядят. Облёт этот её не порадовал: оказалось, что не только соседние, но и самые благополучные (в материальном, конечно смысле, то есть в земном понимании) страны загажены не меньше, а часто гораздо хуже, чем Россия. Большое количество штанов и жратвы в каком-то конкретном поселении или стране не гарантирует улучшенного морального облика тех, кто эти штаны меняет по каждому поводу и полноценно питается по пять раз на дню.

Но самой ужасной оказалась Америка. Этот континент был — нечто из ряда вон! Практически на всех континентах было всё вышеперечисленное, но там почва была всё-таки живой. Да, была изгажена, замусорена выше всяких пределов, была больна, ранена, кровоточаща, но всё-таки оставалась живой. В Америке же… Татьяна сначала просто понять ничего не могла: куда не ткнётся — словно легированная сталь, а не земля. Вместо земли. Промучившись несколько времени в напрасных попытках понять, что происходит, Татьяна спросила у Спутников, почему это вдруг так изменились все её ощущения.

— Не могли бы вы объяснить мне, братия, что это такое? — наконец, догадалась она спросить у Ведущих.

— Происходит — не с тобой. Да и не сейчас происходит, а давно уже произошло. То, что ты воспринимаешь спёкшимся железом, есть почва американского континента. Ты ведь знаешь, что значит «американская мечта»?

— Деньги и сила. Деньги и власть.

— Вот именно. А деньги-то — изобретение дьявола. Ты знаешь, что Отец Небесный людям всё — даёт. Дарит. Но не продаёт. Сила человеческая — в благодати Господней. Американцы же силу понимают, как мощь мускулов и наличие оружия. О деньгах и говорить незачем. Про власть — тем более понятно. Результаты того, что они сделали своим идолом и целью жизни сатанинское изобретение, ты видишь.

— И что делать, как справиться с этим ужасом?

Спутники подсказали Татьяне, что, прежде всего, она должна минимум двенадцать дней просто извергать энергию из подаренного Богородицей фонтана Лилии: орошать несчастную землю, дабы хотя бы размягчить этот панцирь зла, под которым земля практически умерла. Или, в лучшем случае, находится на последнем издыхании. Татьяна рьяно приступила, и ближайшие две недели почти не уделяла внимания всей остальной поверхности планеты (не говоря уж о земных делах), потому что так уставала на американском континенте, хотя делала она там только одно, то есть извергала энергию, что часто сил не оставалось даже на возвращение домой. Если бы не верные и всегда сильные Спутники…

— Зачем вам нужна я? — спрашивала в недоумении Татьяна. — Ведь вы так сильны, можете всё и без меня, но представляете дело так, словно без меня не могли бы ничего исправить. Как это понимать?

— Исправить зло, сотворённое человеком, может только человек. Но ты, к тому же, не просто человек. Ты должна будешь исполнить трудную миссию. Но мы скажем о ней несколько позже. Даже сейчас ты ещё не готова. Когда ты достигнешь очередной ступени посвящения, ты получишь определённый титул, что даст возможность открыть тебе тайные знания. Поэтому мы и в самом деле не можем делать без тебя того, что делаем с тобой. Мы ведь –обратила ли ты на это внимание? — чаще всего исправляем именно то, что тебе самой кажется нестерпимым, недопустимым, несправедливым и так далее. Разве ты не замечаешь, что наши указания всегда касаются только того, как тебе возвысить свой дух, но крайне редко, почти никогда, того, на что именно направить усилия?

Подумав, Татьяна согласилась.

— Но как я могу достичь этой ступени?

— Делай то, что мы советуем тебе делать. Выполняй наши указания как можно тщательнее.

— Разве я не делаю? Но мне кажется, что всё остаётся по-прежнему, что ничего не меняется. Я — не меняюсь.

— Ты не права. Вспомни, например, как ещё несколько лет назад ты не понимала, кто мы такие и чего хотим от тебя. Но и тогда, как и теперь, мы понуждали тебя лишь к одному — к молитве. К тому, чтобы ты жила по христианским канонам, соблюдала бы заповеди Христовы, чтила бы Пресвятую Богородицу и всех святых. И чтобы по-настоящему воцерковилась. Разве не так?

— Так. И что?

— А то, что несколькими годами ранее всякое испытание ты воспринимала, как личное оскорбление, как ужасное насилие над своей свободолюбивой личностью, а нас называла как?

Татьяна покраснела, как маков цвет: она называла их садистами и извращенцами, которые измываются над ней для собственного удовольствия. Единственное, что могло её оправдать — она почти никогда не видела их. А только слышала. Правда, иногда она чётко, как реального земного человека, как в кино ярко, но как кинокадр, мгновенно, несколько раз видела кого-то, кто был безумно похож на Ангела, нарисованного на иконе.

— А я и есть твой Ангел, — ответил он.

— И как тебя зовут?

— Измаил.

Татьяна, к этому дню начисто забывшая не только приключение с ангелом (см. первую книгу), не только факт знакомства с собственным ангелом-хранителем, не только имя его, но и тот очевидный факт, что он всегда находится рядом, вспоминала раз в столетие. Измаил многое Татьяне рассказал. (А учитывая жуткий «склероз» Татьяны, возможно, не в первый раз!). Но, конечно, не всё, о чём она спрашивала, а то, что имел право сообщить.

Татьяна видела, после того раза у Маши, ещё несколько раз Иисуса Христа и Пресвятую Богородицу. Собственно, сопротивление она прекратила именно после этих видений, потому что и Господь, и Матерь Его Пресвятая излучали на Татьяну такую любовь и такое милосердие, что она забывала о своей болезненной свободолюбивости и счастлива была обменять свою мнимую вольность на то вышнее тепло, которым её одаривали. Хотя и не понимала, за какие заслуги одаривают.

— Заслуги будут! — подбодрил её Спутник. — Тебе предстоят очень многие испытания, тяжкие труды, долгие нелёгкие периоды.

— Вы уверены, что я всё выдержу? Вы уверены, что выбрали правильно? Ты только посмотри на меня! — и Татьяна, в который уже раз, принялась «открывать глаза» на истинную свою внутреннюю суть. Исходя из постулата, что вор всегда всех считает ворами, молитвенник — молитвенниками, грабитель — грабителями и так далее, то есть, что каждый всех видит себе подобными, Татьяна была уверена, что Спутники, в чистоте своей и благодатности, просто не в состоянии поверить, что Татьяна-то — совершенно другая! Что на ней — слои гнилой, мерзостной, зловонной грязи, толщины сверхкритической, что внутри неё — наилучшие для существования всяческого греха условия, что с самыми простыми заданиями она не справляется, что множество раз скандалила, как самая разпоследняя базарная торговка, что… Этих «что» набиралось такое количество, что Татьяна временами была железно уверена: Спутники в выборе кандидатуре ошиблись!

Но они не отступали. Они были уверены в обратном: именно Татьяна и должна выполнить то, что должно быть выполнено. Причём начинать она должна именно как самый обычный человек, то есть человек грешный, но собственными трудами от этих грехов очищающийся и возвышающий свой дух. Но если раньше перепуганная и ничего не понимающая Татьяна все усилия направляла только на то, чтобы изыскать способ вырваться из-под их власти, то теперь, поняв вдруг, что ей, невесть за какие заслуги, предоставлена исключительная возможность потрудиться, чтобы изменить к лучшему мир, в котором предстояло жить будущим поколениям — то есть её же детям и внукам — она ретиво бросалась делать то, что могла сделать прямо уже и сейчас.

Рвалась она изменить то, что именно на сегодняшний день казалось ей плохим, хотя ещё вчера она этот показатель жизни считала привычным и только ругалась, например, по поводу всеобщего почти бедствия, типа взяточничества, но поругавшись, пожимала плечами, то есть оставляла всё, как и было. Сегодня же она спрашивала, как это обстоятельство изменить и пробовала воплотить Совет Спутников в дело.

Конечно, результатов иногда приходилось ждать довольно долго. К примеру, Татьяна стала бороться с пьянством, обоими доступными ей методами. Первый — общедоступен: ежедневное чтение акафиста иконе Пресвятой Богородицы «Неупиваемая чаша» и канона великомученику Вонифатию: о спасении гибнущих от этого порока. Второй был весьма специфичным — Татьяна в астрале вынимала из ртов душ пьяниц (стонущих от нестерпимой муки ещё при земной жизни человека) воткнутые силами зла сосуды, через которые вливался алкоголь. В какой-то момент Спутники сказала, что Татьяна поработала достаточно и может переключиться на что-нибудь другое.

Но почти год прошёл с момента, когда она трудилась на этом поприще, до выпуска новостей, в котором явно и нескрываемо потрясённый диктор сообщил, что потребление водки в России за последний год снизилось более чем на восемь процентов. Татьяна быстренько подсчитала, чтобы это значило в конкретных единицах. Поскольку считалось, что в России пьют практически все взрослые (хотя это никогда не соответствовало действительности! Впереди России в этом занятии довольно много стран, а мы не входим даже в первую десятку довольно длительные периоды), Татьяна общую численность населения приняла в сто миллионов (предположив, что остальные — дети). Если далее предположить, что половина населения в среднем пила довольно активно, т. е. раз в неделю выпивала пол-литра крепкого алкоголя, то в год выпивалось: 0,5 х 52 (недели) = 26 литров на человека. Татьяна округлила цифру до 30. 30 х 50 000 000 = 1 500 000 000 (литров в год по стране). Один процент от этого количества — 15 000 000 литров, а 8 процентов, соответственно — 120 000 000 литров. (Железнодорожная цистерна вмещает 60 тонн, то есть 60 000 литров жидкости. Так что скрывшаяся за словами диктора о 8 процентах жидкость могла бы заполнить 2000 штук железнодорожных цистерн. Грузовой состав, в среднем, состоит из 60—65 вагонов. Значит, это примерно 30 товарных составов!) Вот на сколько меньше стали пить в России. Пусть эти цифры приблизительны, но результативность воздействия акафиста — налицо!

Граждане, читайте акафисты! Читайте Псалтырь! Почитайте, любите Господа, Пречистую Матерь Его, Апостолов Его и всех Его святых! Ходите на исповедь! Причащайтесь Святых Таин — это поможет не только вам лично, но и всем вашим близким (потому что вы перестанете излучать нестерпимое зловоние, чреватое деятельным злом), а через них и Родине нашей многострадальной, а через неё — всей Земле. Ведь Земля-матушка — живое существо! Такое же живое, как вы и любой вам знакомый и незнакомый человек. Представьте, что вы раз в сто больше, а на вас живут толпы муравьёв, которые в одном месте кидают бомбы, в другом устроили свалку, в третьем построили Чернобыль… И так далее. И как бы вы себя чувствовали? Вот и она примерно так же себя чувствует. Так стоит ли нам удивляться всем переменам климата, землетрясением и прочим катаклизмам?

Правда, о результатах разных других своих трудов Татьяне предстояло ещё подождать информации. Так, она уже довольно давно трепетно ожидала известий о том, что возрождается Аральское море. Потому что она, опять-таки в астрале, море это почистила, откопала в нём парочку-тройку родников и стала ждать, когда вода настолько поднимется и очистится от засоленности, то есть когда рассол станет простой морской водой, что люди об этом догадаются сообщить по телевидению. Но, вероятно, время этой новости пока не пришло. Да и море Аральское находится не просто на окраине, оно, с некоторых пор — на территории другого государства…

(Через много лет Татьяна прочитает, что море продолжает высыхать, поскольку обе реки, его питавшие, так и гонят воду в рукотворные каналы).

Татьяна, конечно, сильно изменилась. Но приступы прежней ярости всё-таки иногда ещё возвращались. Или, вернее, не ярости, а какой-то тоски, обречённости, невозможности переменить судьбу. Татьяна иногда вспоминала повесть Н. В. Гоголя «Страшная месть» об ужасной участи последнего в роду, за преступление предка бывшего колдуном и не имевшего совершенно никакой возможности им не быть. У Татьяны, конечно, возможности и удел были другие, но невозможность переменить собственную участь была та же. А человек настолько свободолюбивое существо, что любая обязательность ему тягостна. Особенно, когда истоки, причины, условия этой обязательности непонятны.

Эта непонятность давит на психику и время от времени Татьяна впадала в некую апатию, когда не хотела вообще ничего. И тогда она совершала поступки, за которые потом, искренне раскаявшись, просила прощения у Сил Света. Например, сразу после того, как Матрива, наконец, получила возможность покинуть дольмен и перейти в Небесный мир, чтобы вскоре удалиться на отдых, Татьяна в очередной раз оказалась в таком депрессивном состоянии. На конкретный вопрос Спутников, что с ней происходит, она сама не знала ответа. Ей просто было очень тяжело. Мозг лихорадочно работал, пытаясь найти выход, способ бегства. Хотя, спрашивается, куда можно убежать от Бога, который — везде?

Татьяну пытались усыпить, она, заметив это, вставала, шла на кухню, в ярости металась там. Или принимала душ. Варила кофе. Ложилась снова. И упорно не отвечала на вопросы Спутников. Тогда её незаметно привели куда-то, к какому-то зданию, со ступенек которого ей навстречу сбегала группа, в центре которой явно были Матрива и Богородица. Но ещё прежде, в момент, когда Татьяна осознала, что её опять насильно куда-то затащили, она вскочила, лишь спустя миг осознав, кто именно был там в первом ряду. Было стыдно, но этого было уже не вернуть.

Как и ещё многого было не вернуть, особенно — пропущенных дней, в которые она могла бы работать и хоть на йоту в этот день изменить положение вещей. Татьяна пропускала дни не только от усталости, последствием которой часто бывала полная апатия, но и от очередных взбрыкиваний. До чего же трудно обычному человеку примириться с тем, что его маленькая воля вынуждена покориться Высшей Воле! Что твой маленький разум просто не в состоянии понять и осознать то, что в отношении тебя замыслил Высший Разум. Что ты оказался в некоем списке порученцев, на которых возложены определённые обязанности и, независимо от того, разумно ли ты воспримешь сообщение о том, что твоё имя — в этом списке, или же будешь всеми правдами и неправдами вырываться и уворачиваться от выполнения порученного тебе, чужой волей, пусть даже и Высшей, на тебя возложенного — выполнять придётся всё равно! И вместо того, чтобы брыкаться, бунтовать и материться, стоило бы подумать над сложившимся положением вещей и начать работать…

…Существует присказка о связях с небесной канцелярией. У Татьяны такая связь была. Честное слово! В какой-то день, безумно Татьяну удивив, ей поставили телефон, по которому она могла позвонить кому угодно. Ей сказали номера телефонов всех тех, с кем она могла связаться и чьи номера она тут же забыла. Но любой номер ей бы сказали в ту же минуту, как она захотела бы связаться с кем-то. У Маши, например, телефонный номер был 06. Татьяна попробовала позвонить. Удалось, как ни странно.

— Зачем мне, интересно, телефон, если я и так, с любой точки, где нахожусь, могу общаться с кем угодно, где угодно находящимся? — недоумевала Татьяна? Она имела в виду недавно приобретенное умение мысленно окликнуть любого представителя Сил Света и так же, мысленно, общаться с ним любое время и на любую тему.

— Положено, чтобы телефон стоял. Потому что ты-то можешь общаться с кем угодно и когда угодно, но с тобой, увы, далеко не всегда могут — когда ты затеваешь новую попытку уйти от нас…

Так что особого пристрастия к этому секретному телефону Татьяна не питала точно так же, как не питала его и к телефону обычному, земному. Она вообще предпочитала телефон использовать только для того, чтобы договориться о встречах с интересными и дорогими ей людьми. А если звонила по делам, то старалась получить информацию — как можно быстрее и и как можно более точную. Уверена была, что телефон именно для этих целей был изобретён и именно таким образом должен использоваться. А телефонное общение — нонсенс! Прибор, изобретённый для облегчения устройства встреч людей стал их, встреч, жутким суррогатным заменителем!

Да, но вернёмся к рабочим будням. Итак, самой ужасной, как легко можно было предположить, видя, что есть Америка и американцы, оказалась именно она. Этот континент был — нечто из ряда вон! Самая хищная, самая жестокая, самая безмилосердная, самая, наверное, тяжёлая для Господнего сердца страна… Татьяна не видела (не пыталась рассмотреть) никого конкретного, кто жил в Америке, но зато она видела всё, что находилось и на территории, занимаемой Америкой, и вокруг неё, и под ней в физическом мире. И в сопредельном измерении.

Начать с того, что астральная почва Америки нисколько не была похожа на обычную землю, а напоминала железную чешую. Которая начиналась примерно с четверти канадской территории, заползала на Америку Южную, но уже на уровне Мексики становилась пожиже, а примерно к середине Южной Америки — исчезала. Но в самом центре Америки Центральной, особенно возле столицы, возле мегаполисов и полигонов, — это было нечто! Толщиной в несколько метров и площадью примерно в гектар листы, которые броней даже язык не поворачивается назвать — «это» было совершенно непрошибаемо!

Несколько месяцев Татьяна ежедневно прогревала эту гору железа (которое было вовсе и не железом, но об этом позже) так старательно, что тепло и свет её сердца со временем начали проникать внутрь этих листов, а потом старалась внедрить между атомами этой субстанции зла силу и пламень своего разума. Жар своей души. Огонь своего сердца. И только когда и сердце, и душа, и разум совершенно изнемогали и не могли больше извергнуть ни единого грана энергии, Татьяна возвращалась домой, вся мокрая, как мышь под грозой. И приходилось минимум полчаса лежать на диване, потому что, тратя силы астральные, она, непонятным образом, столь же кардинально тратила и силы физические.

И когда Татьяне, после долгих изматывающих трудов всей команды Сил Света, в которой она работала, удалось, наконец, отодрать первый ослабший и истончавший «лист брони», и Татьяна, и всё братство испытали настоящее счастье. Но им пришлось ещё немало попахать, пока почва Американского континента была очищена вся. И то, чем выглядела под «бронёй» земля, больше всего выглядело, как кровавая гниющая, гангренная рана, в которой копошится масса злобных червей… А Земля-то ведь — живая!

Вторым астральным ужасом Америки были просто эвересты самого разнообразного оружия. Обычного, которое есть в каждом американском доме. На одном месте стоя, каждый из команды в секунду набирал такие горы самого разного оружия, что даже поднять их не мог, чтобы унести с этого места и скинуть в мусорную печь. Так что приходилось самым физически и духовно сильным превращаться в мусороносов. И чтобы очистить по-настоящему хотя бы один квадратный километр площади Америки от оружия, команда работала в этой малюсенькой точке, не покладая рук, не меньше месяца. А потом делала шаг вперёд и начинала с нуля. Даже не шаг, а передвижение ног на длину собственной ступни. Снова месяц-полтора, снова шаг вперёд…

Татьяне, с её ростом (шаг равнялся половине радиуса планеты) и силой (самая высокая гора была ей примерно по колено и могла быть легко передвинута), Америки той было — плевком закрыть. Но зло, найдя здесь самую питательную для себя среду, взросло на ней — в самых различных формах и видах — так высоко и мощно, что практически достигало орбиты Земли. И с этим надо было срочно что-то делать.

А вокруг (то есть, у берегов) и под (то есть, в глубинах недр) земной и астральной Америкой чего и кого только не было. Весь шельф на десятки, да даже сотни, километров от берега был густо утыкан чем-то, больше всего похожим на телевышки, но бывшим, на самом деле, энергетическими насосами. То есть, когда один Билл стрелял в другого, и когда из простреленного Билла начинала течь еда для тёмных — кровь, страх, боль, энергия жизни, страдание и так далее и тому подобное — в стане тёмных, которым принадлежали эти насосы, начинались пиршества.

Единственное, чего тёмные не могли употребить — раскаяние преступника и спасение пострадавшего. Преступники в Америке настоящее истинное раскаяние испытывали так редко, что если бы они эти случаи, как самые неординарные, записывали в книгу рекордов Гиннеса, записей вряд ли набралось бы даже на школьную тетрадь.

Команда Сил Света выдёргивала такую «вышку», то есть насос, и кто-то тут же оттаскивал её к мусорке. Другие, и часто в числе этих других была Татьяна, внимательно наблюдая, ждали у норы. Вскоре выползала нечисть, лишившаяся непрерывного и обильного потока жратвы — чтоб выяснить, в чём дело. Иногда это был огромный чёрный червяк, диаметром метров в тринадцать и длиной примерно в шестьдесят шесть. (Как выражается сатирик Михаил Задорнов, не дай Бог вам это представить на ночь!). Иногда это был гибрид дракона и стервятника, иногда нечто похожее на дракона, или на крокодила, или на акулу… Хотя это сходство было весьма относительным, но надо же с чем-то сравнить существо, чтобы понять, чего это существо стоит? Червя (или иную хищную тварь) быстро пеленали, завязывая, как сосиску, веревкой, причём обязательно с намордником, и тащили к Солнцу.

Были черви и иного рода. Даже земные черви весьма похожи на змей, отличаются, в общем, только размерами и ядовитостью. Черви же астральные, которых Татьяна обнаружила в теле американского континента, могли сто очков вперёд дать не только любой, самой ядовитой и сильной земной змее, но тысячам тысяч таких змей. Черви-змеи астральные были настолько ядовиты, что никакие оковы их не брали: железо таяло от их яда, из всех пор сочившегося, мгновенно! Связать их было абсолютно невозможно. Посему Татьяне пришлось использовать единственно возможный способ: брать их руками за жабры и поштучно оттаскивать в Солнце.

И при этом астральные руки Татьяны (за кратчайший миг преодоления расстояния методом телепортации!) до самого локтя лишались не только кожи, но даже, кусками, мяса: яд червей выедал яму в месте попадания. И ему было совершенно плевать, земное это тело или астральное.

Спутники, кажется, не ожидавшие такой опасности, остановили Татьяну перед вторым червем.

— Сначала вымой руки! — и показали Татьяне таз с водой. Вода явно была не простой, потому что глубокие раны и язвы на руках стали исчезать прямо на глазах. Тем не менее, руки Татьяне немедленно забинтовали, как их бинтуют боксёрам, а потом сверху надели рукавицы, причём покрепче, чем из брезента.

Но ни рукавицы, ни бинты особо не помогли. Сбросив второго червя, Татьяна, вынырнув из Солнца, снова оказалась в, так сказать, медпункте, где с её рук сняли рукавицы (превратившиеся в лохмотья!), бинт и снова проделали операцию бинтования и надевания рукавиц — теперь уже двух пар.

Но и две пары не помогли. Результат был почти такой же. Так что дальше работать в этот день Татьяне просто запретили. Но ещё два дня она вытаскивала этих ядовитых чудовищ из их нор. Когда же она хотела на четвёртый день продолжить — чудищ этих в недрах Америки было неисчислимое количество! — ей велели отдыхать.

— Если ты три дня подряд занимаешься каким-либо делом, то потом и без тебя этим заниматься могут другие работники Сил Света. Так что лучше займись тем, чего никто не может сделать, только ты.

Солнце, да будет вам известно, светит и греет не только в земном мире. Но и в иных — как в ближайшем к нашему, измерении, которые Татьяна называла астральным, так и во всех иных Галактиках, как видимых в земные телескопы, так и не видимых, тоже есть своё Солнце, и оно великолепно выжигало из кого угодно всё, что можно было считать злом. (Татьяна, кстати, такой процедуре подвергалась не однажды: первый раз — со страхом, а потом, в следующие разы — сама просилась, потому что чувство очищения было такое, с каким самая лучшая, русская баня, не сравнится! — Солнце мыло душу!). А потом этих тварей отправляли на покаяние на другие планеты и нашей, и ближайших Галактик.

Татьяна со счёта сбилась, сколько таких «вышек» они надёргали не только вдоль американских берегов, но и на всей территории континента! (Кстати, случайно ли, что он находится в отдалении от основного массива земной поверхности, то есть от Европы и Азии?). А за двумя-тремя стоящими в ряд вышками обязательно скрывались впускные ворота в ад. (И, похоже было, что они открывались столь часто, что даже казалось, будто они и не закрываются полностью никогда). Не раз Татьяна вспоминала «Розу Мира»: первыми на неё кидались описанные Андреевым охранники при воротах: и огромные силачи, похожие на голых великанов, и некто вроде динозавров, вроде моржей с огромными, как у кенгуру, конечностями и много разной прочей швали (именно в книге Д. Л. Андреева можно найти подробное описание некоторых из этих существ, а ведь он описал их далеко не всех! И начисто промолчал о количестве существующих разновидностей и массе каждого вида. А ведь если представить, что каждый вид нечисти предоставляет одну особь для охоты на каждую человеческую душу, то мы бы ещё подумали, стоит ли быть столь безпечными!). Всех стражей связывали и по тому же пути отправляли на покаяние. А пленников (в своё время наплевательски отнесшихся к необходимости позаботиться о собственной душе!) освобождали.

Если провести аналогию с тюрьмой, то душ людей, отбывших свой срок в аду, нечисть вовсе не отпускала по истечении срока на волю. А превращала в безплатных рабов. И вопли и стенания несчастных причиняли Господу нестерпимую боль. И не меньшую — зрелище того, во что превратились те, кто был сотворён Им ангелами.

В один из дней Татьяна обнаружила на дне Атлантического океана, возле американского берега, на, наконец, расчищенном месте, ещё один квадратный люк. (Надо добавить, что слова «Татьяна подняла (сделала)» следует понимать — «в содружестве и при помощи с Силами Светами»). Подняв люк, Татьяна, как обычно, направила в открывшийся тоннель максимально возможный по мощности столб света из головной чакры, перемежая его с таким же светом из чакры сердца. Под этим двойным освещением и теплом стали приходить в себя пленники, заточенные вдоль коридоров тоннеля в железных клетках, больше всего похожих на зоопарковые.

Но не успела Татьяна толком понять, что те темные узловатые брёвнышки, лежащие навалом в клетках — не брёвнышки, а люди, как на неё бросилась группка пришедших в себя «добрых молодцев» — полуголых гигантов, вполне человеческого облика, но с жуткими мордами монстров. Они размахивали чем-то, похожим на мечеобразные дубины, и изображали жуткую бурю и натиск, но этим демонстрировали только собственный ужас. И ещё больше боялись оттого, что Татьяна даже ресницами не взмахнула, чтобы защититься. Потому что она не только не испугалась, а пожалела их: ведь эти несчастные уродцы явно понимали, что жизнь их в сей вот миг переменится наикардинальнейшим образом! Они, изображая храбрость и мощь, выказывали именно этим столь явный страх, что было просто невозможно их не пожалеть!..

— Ну, друзья мои, пошумели, попугали нас, хозяйский, так сказать, хлеб отслужили, а теперь пойдём-ка в иное место. Пора вам узнать, что есть края и вне вашего подземелья. Что есть и совсем иная жизнь. — Татьяна, абсолютно равнодушная ко всему их вооружению, взяла первых двух за талии, вынула из тоннеля и передала собрату, стоявшему выше неё, тот — стоявшему ещё выше, и так, по цепочке, великанов стали доставлять в солнечную купель. А после неё все они отправились на одну из планет учиться жизни в Божьих установлениях и любви.

Но оставались ещё пленники. Они так и лежали, не только не в состоянии подняться, да что там — бровью шевельнуть! Да, кажется, не все и глаза имели силы открыть! И Татьяна снова, но — бережно и нежно, стала направлять свет из Лилии и из сердца прямо в железные клетки, вливая силы в полумёртвые души пленников. Но процесс шёл крайне медленно, только один из сотни смог, через некоторое время, подняться на ноги. Татьяна тут же, одним мощным выдохом, сняла все решётки и уложила их друг на друга, создав, одновременно, и лестницу: тоннель довольно круто уходил вниз на неизвестную глубину.

Пришлось создавать нечто вроде воздушной подушки, с эффектом эскалатора, который потихоньку выносил бы пленников на поверхность. Потихоньку, увидев, что великаны исчезли, что явно происходят добрые перемены, некоторые пленники стали, хотя и с тяжким трудом, подниматься и выходить (плестись!) наверх самостоятельно. В них настолько проснулось осознание себя, что некоторые даже пытались, вдвоём-втроём, тащить с собой и более слабых, которые не то, что идти, сесть не имели сил.

Выход их на поверхность длился довольно долго, потому что пленников было неисчислимое количество! Всячески им помогая выбираться из чёрной ямы рабства, Силы Света всё-таки потратили достаточно много времени на операцию освобождения. Но Татьяна снова и снова спускалась на максимально возможную глубину и выискивала, вытаскивала на собственном, что называется, горбу тех, кто остался безразличным к происходящему, кто не пробовал даже посмотреть, кто это ходит рядом, кто не допускал и мысли, что происходящее может быть добрым, кто считал, что единственное для него счастье — умереть…

А потом, с огромной сердечной радостью, Татьяна все эти тоннели расширила так кардинально, что превратила бывший тоннель в ложе для нового озера, с углублением в центре: чтобы никогда больше они тоннелями не считались: чтобы никогда больше в этом месте было нельзя устроить такую каторгу!

— Но мы ведь освободили не всех? Даже, чувствую, в этом тоннеле. Ведь я до дна так и не дошла! — спросила, сомневаясь, Татьяна у Ведущих.

— Не всех. Но оставшиеся, то есть находящиеся на самых нижних уровнях, поднимутся, неизбежно, вверх — на много уровней, то есть их участь сильно облегчится. Совсем их освободить пока невозможно — они не искупили ещё своих дел.

— И сколько ещё таких тоннелей существует?

— Ты не сумеешь представить себе такого количества. Какое самое большое число ты можешь реально представить?

— Один биллион. Единицу с двенадцатью нулями. Но только как число. Такого количества предметов, боюсь, представить я не сумею.

— Так вот, таких тоннелей (или иного вида узилищ) примерно биллион в миллионной степени.

— Вот это да..! — ахнула Татьяна.

— И это ещё очень мягко сказано… — прокомментировали Спутники, игнорируя употребление Татьяной не совсем приличного выражения. — Поэтому, пойми — освободить пленников из какого-нибудь узилища можно, лишь сначала справившись с демоном, с наружным то есть стражем. Помнишь, вчера мы как раз одного такого стража переселяли на другую планету? А сегодня смогли освободить людей.

— То есть, возле каждой тюрьмы есть внешняя стража, полностью независимая от внутренней?

— Причём независимая настолько, что внутренняя стража даже не подозревает о существовании наружной, а наружный страж понятия не имеет не только о существовании внутренней стражи, но и о том, почему он должен не допустить никого на этот ограниченный, порученный ему участок.

— То есть, страж не знает, что именно охраняет?

— Конечно, нет: ведь он, следуя своей тёмной природе, стал бы искать немедленно выгоды из своей, так сказать, должности и это, конечно, было бы чревато… А сказать стражу хотя бы о внутренней страже (и о тайне объекта) не мог никто: не только потому, что всякий немедленно был бы схвачен, не успев даже крикнуть «Ой!», но и потому, что в высокомерии своём страж выслушал бы только вышестоящего. Вышестоящий же, конечно, раскрыть тайну не мог, да и не хотел.

— Значит, только наружных стражей-демонов биллион в миллионной степени? — задумчиво спросила Татьяна. — А всяких прочих различных иных, которые постоянно охотятся на наши души, тогда сколько? — Вопрос был, конечно, риторический. — Это по сколько же штук этой нечисти приходится на душу населения?

— Много, — сказал с тяжким вздохом кто-то из Сил Света.

— Да уж, — произнёс ещё кто–то.

Таких тоннелей, тюрем, узилищ и им подобных мест Татьяне пришлось вскрывать ещё много. Если она, занимаясь этим, чему и удивлялась, так тому, что внешние стражи всегда были неимоверной величины, а внутренние каждый раз оказывались нового вида. Так, пришлось повидать и драконов, и акул, и прочих разных уродов самого неожиданного и непредсказуемого вида, отличающихся непостижимой злобностью. Правда, Татьяна была уверена, что это они от страха дышат дымом и пламенем, от обречённого уныния и даже — от какой-то печали. Они, явно, точно знали, что владычеству их пришел конец и очень боялись предстоящей перемены.

Если бы Татьяна могла их убедить, что перемена эта — благодатная, что они боятся напрасно, потому что жизнь они вели самую чёрную, а теперь начнут жить совершенно по-другому, она не пожалела бы времени и сил. Но убеждать сейчас слуг Тёмного в истинности подобных перспектив было бы тщетно, тем более — они вскоре сами убедятся, каков на самом деле Бог. Ведь нечисть с пелёнок учили, что Бог их не только не любит, но что от Него можно ждать только разных кар и бед. Но Татьяна-то знала, что Он любил даже и тех, кто превратился в нечисть, ибо воистину любовь Его — неизмерима и непостижима.

Забегая вперёд — преодолевая Путь, Татьяна не раз ещё уставала до неописуемой степени и однажды, на самом, так сказать, лезвии бритвы, попросила Пресвятую Богородицу положить ей, Татьяне, руку на лоб. Ощутив на своём лбу руку Богоматери, Татьяна мгновенно получила такое облегчение, словно вся мука мира для неё закончилась. Хотя, конечно, она только отступила — до конца Пути было ещё далеко. У Татьяны даже слов благодарности не нашлось, вернее, благодеяние не мерилось никакими словами…

Ведя ежедневную, постоянную, почти чисто физическую трудовую деятельность в ином измерении, Татьяна, тем не менее, не прекращала (да и разве Спутники позволили бы ей это!) земных трудов по духовному росту. В одно из посвящений (которых было несколько, то есть когда Татьяна проходила конкретный отрезок Пути, её посвящали на то, чтобы она преодолевала следующий) Татьяну просто потрясли слова, произносимые Посвящающим: «…и да возвысится дух твой до горних высот»!

Поскольку, при всех недостатках и пробелах в воспитании (как обычном, так и духовном) и образовании, Татьяна обожала науку логику, обладала склонностью к логически правильному мышлению, в том числе к анализу, она отдавала себе отчёт, что в данном состоянии возможность «возвыситься до горних высот» для её духа более чем сомнительна. И если бы Татьяна сама задумала совершить это, все её попытки, скорее всего, закончились бы полным провалом. Но под руководством Спутников, как она уже убеждалась не раз, возможно практически всё… Поэтому, когда Спутники говорили ей, что через некоторое время она будет делать то-то и то-то или что её жизнь изменится так-то и так-то, она только плечами пожимала. Потому что верить не хотелось, а не верить не получалось: слова их сбывались уже неисчислимое количество раз.

И если раньше, в начале Пути, все слова и сообщения Спутников она воспринимала и трактовала исключительно с земной точки зрения, то часто и считала, что они её нагло обманули. Но со временем все предсказания сбывались, хотя часто, практически всегда, сбывались не на земном уровне. И когда Татьяна сообразила, что воспринимать сказанное надо не так, словно тебе в магазинной очереди что-то сообщили или по телефону, или же как метеосводку, от которой всё-таки ожидаешь соответствия прогнозу, а так, словно ты прочла в таинственной книге какое-то предсказание, которое, тем не менее, сбывается с точностью, какую предсказывает календарь.

Татьяна менялась и всё чаще ловила себя на том, что позиция её и внутреннее состояние всё-таки меняются. Ещё год назад Татьяна, причём в ином измерении, принималась за работу с позиции совершенно земного человека: если надо было выкорчевать древовидное порождение, провоцирующее войны, Татьяна просила у Спутников лопату и топор. Через год она просто взлетала, хватала двумя руками это порождение за низ ствола и телепортировалась вместе с порождением в недра Солнца. А ещё через год она оставалась на месте, а телепортировала не одно, а все на Земле растущие и подлежащие удалению аналогичные предметы. Устоять против телепортации никакое, самое мощное порождение зла оказывалось не в состоянии и вопреки желанию продолжать комфортное существование в привычном месте, отправлялось по назначению.

Точно так же действовала она и с «валунами». Теперь Татьяна не требовала лома и не пыталась, с жутким треском напряжённого, на грани перелома, хребта, перетащить оный на другое место. Нет, она обнимала «валун» (причём размеры не имели значения, ибо Татьяна могла и уменьшиться до размеров пчелы, и увеличиться так, что стоя ногами на земле, головой доставала до орбиты планеты) и тем же образом телепортировала его туда же, в Солнце.

Но чтобы достичь такого умения и силы, Татьяна должна была принимать различные процедуры, в том числе и купания. Например, некоторое время она была должна ежедневно посещать озеро, расположенное возле дома Маши. (Дело в том, что дом, который они посещали, спасая ангела (см. «Башня-1»), был, что называется, служебной квартирой. Родной же Машин дом, родовое, так сказать, гнездо, находился в совсем ином месте.

Ещё бы! Если в этом месте живут люди, которых земными язык не поворачивается называть, если они знают то, чего не знают даже многие идущие по духовному Пути, если там с регулярной частотой гостит Господь… Когда Татьяна впервые поняла, Кого она, прилетев в гости к пусть не совсем обычной, но — подруге, видит перед собой, изумлению её не было предела. Не по поводу того, что Господь посетил Машу, а что сама Татьяна удостоилась увидеть это посещение.

Татьяна не просто удостоилась увидеть Его, но и получила всё, что должна была получить, дабы исполнить волю Господню: поучения, советы, подсказки, указания… И, конечно же, укрепление силы и просветление разума. И, первым делом, очищение души и духа. И Татьяна поверила, что, вероятно, духу её когда-нибудь удастся-таки «возвыситься до горних высот»…

Татьяна, работая, часто оказывалась в океанах, а уж коли оказывалась, то не могла не понырять и поплавать: воду она обожала. И вообще считала, что вода один из ценнейших даров Господних человеку. Впрочем, омовения Татьяна совершала не только по собственной воле, поскольку подобные процедуры помогали очищаться душевно и духовно (кто не верит, пусть попробует нырнуть в ином измерении в один из земных океанов!), но и по велению Спутников. Назначение этих омовений — в зависимости от того, в каком водоёме совершалось — имело определённый смысл и назначение. Посему, с некоторых пор, она ежедневно должна была нырять в озеро, расположенное рядом с постоянным жильём Маши. Детали лучше пропустить, но одним из последствий такого ныряния было то, что Татьяна однажды избавилась от — «башмаков», очень похожих на бетонные.

Когда «башмаки» слетели, Татьяна, постоянно страдавшая, в физическом, конечно, мире, от хронической усталости и постоянных болезненных ощущений в ногах, вызванных непонятно чем, поскольку вела образ жизни по преимуществу сидячий, но даже не подозревавшая об «обувке», которыми её «наградили» силы зла, просто потеряла вестибулярную центровку. Некоторое время её хаотично носило в воздухе, как пушинку, причём она никак не могла сообразить, почему она вдруг потеряла ориентировку и как эту вертикальность снова обрести: как управляют подобным процессом. Наконец, один из Спутников изловчился схватить её за руку и тут же её схватили и за вторую руку, обняли и помогли снова обрести понятие, где должны быть ноги, а где голова…

Бывали и разные иные случаи, когда то, что на Татьяну навьючивали тёмные, от регулярного соприкосновения с водой (явно, не обычной!, хотя и в обычном земном измерении), в конце концов, внезапно сваливалось, каждый раз ошеломляя Татьяну самим фактом своего наличия. Причём, что удивительно, только спустя долгое время до неё вдруг дошёл очевидный факт: все её (при почти абсолютном физическом здоровье, что неизменно подтверждали медицинские обследования) физические болячки, часто причинявшие ей вполне реальную телесную, а часто и душевную боль, вызываются исключительно «подарками» сил зла.

Так что она довольно охотно откликалась на приглашение искупаться. Но ведь Татьяна не просто пользовалась предоставляемыми ей благами места, где жила Маша. За эти годы, которые, оказывается, прошли уже со дня первого знакомства не только Татьяны со Спутниками, но и с Машей (как время-то летит, Господи!), в жизни Маши произошли большие изменения: она вышла замуж и родила сына. К моменту, когда Татьяна смогла впервые расправить крылья и приобрести некую силу, сын Маши был уже крепким мальчуганом. И в один прекрасный день этот ребёнок дал Татьяне потрясающий совет. Татьяна никак не могла изменить, как настоятельно рекомендовали Спутники, кардинально собственную суть, то есть перенести акцент с земного на небесное. С тела на дух.

— А ты попробуй сердцем жить.

Татьяна удивилась безмерно: это каким же образом ребёнок оказался мудрее её, хотя она сама далеко не дура?! Её ошеломление осталось так надолго, что, пытаясь однажды выразить благодарность Богородице за очередную Её помощь, Татьяна попыталась раскрыть сердечную чакру (которая почему-то никак не открывалась). И, соответственно чувству благодарности, Татьяна сделала это так старательно и мощно, что её саму просто ослепил извергаемый из сердца свет. Вероятно, он ослепил не только Татьяну, но и Спутников, потому что прозвучал почти растерянный (!!!) вопрос:

— Ты что делаешь?

А потом, из этого света, из сердечного жара, Татьяна изваяла цветок и подарила его Богородице — а что ещё, кроме сердца, было у Татьяны, да кроме имени, которое напишут когда-нибудь на надгробном кресте?

Да, так о сыне Маши. Как-то этот удивительный ребёнок, тёзка собственного отца, неожиданного попросил:

— А ты могла бы быть моей бабушкой?

Татьяна удивилась: и дочерью, и сестрой, и матерью она оказалась совершенно никудышной. Впрочем, бабушкой родному внуку она тоже была не самой лучшей. Но лучше, наверное, хоть плохонькая бабушка, чем никакой. И Татьяна согласилась. А заодно, —

— … уж коль я оказалась бабушкой твоему сыну, — сказала она Маше, — остаётся и тебя назвать дочерью. Странно быть бабушкой, не будучи матерью, хотя бы названной, не правда ли? Как ты смотришь на это?

Маша подумала и по некотором размышлении согласилась. Татьяна не стала выяснять, потому ли согласилась, что её сын очень нуждался в бабушке (хотя матери часто делают для ребёнка многое из того, что для себя не сделали бы и за золотую гору!), то ли по другим причинам. Зато много раз ей приходилось краснеть: названной бабушкой она оказалась не лучше, чем обычной.

Зато названного внука она легко прокатила на крыльях вокруг Земли, а родной внук даже не подозревал о наличии у бабушки крыльев…

Работая в ином измерении, Татьяна позвала, чувствуя, что схватила слишком тяжёлую глыбу и не в состоянии сделать хотя бы ещё шаг:

— Помоги, Господи!

И опять её подхватила большая крепкая рука, в один миг перенесла к Солнцу, которое, чтобы помочь, само притянуло глыбу, просто выплывшую из занемевших рук Татьяны. Но вернуться к месту работ Татьяне не дали.

— Иди-ка сюда, — сказали ей.

И Татьяна увидела Бога-Отца. Сначала она оказалась перед монументальным возвышением, но хотя оно было выше уровня даже её глаз (виртуальных), она почему-то не почувствовала никакого ущемления собственному чувству достоинства или же уничижения, как не чувствуешь его, стоя перед горной вершиной. Скорее — восхищение, восторг какой-то. Не понимая, где оказалась, Татьяна только открыла было рот спросить, зачем она здесь, что это за сооружение, как увидела Его, сидящего на Престоле. Подсознательно удивилась, что Он так разительно похож на образ, рисуемый в куполах церквей, но в этот же миг оказалась (не потеряв роста!) сидящей на Его колене, как ребёнок. И обнятой Им.

Всю жизнь себя считая великолепно владеющей словом, Татьяна, позже, поняла, что не найдёт, пожалуй, в своём, довольно обширном, словаре, эпитетов, могущих верно отразить состояние, которое испытывает душа в Господних объятиях. Блаженство? Облегчение? Любовь? Нега? Как описать чувство, когда сквозь тебя проходит волна благодатной любви, всё счищая, омывая, исцеляя, всё оживотворяя и ты вдруг чувствуешь себя любимым ребёнком, на которого в данный этот миг извергается любовь Отца…

Нет слов и красок у бедного земного человека, которым достойно можно бы передать это состояние. Все попытки сделать это будут напрасными, потому что ни при каких условиях, ни при каком стечении самых благоприятных земных обстоятельств подобное испытать невозможно.

Сколько раз, например, измученная до полного изнеможения Татьяна впадала в такую невыразимую тоску, что оставалось только одно желание: умереть. Кто, не приведи Господи, такое состояние знает, тот понимает, что оно обозначает как бы точку, поставленную на всём. После которой логичной кажется только смерть.

Но если человек, душа его, дух находится в Господних объятиях (или хотя бы — близко от Него), исчезают все желания, потому что возникает состояние такой всем совершенной наполненности, что никаких желаний просто уже вместить невозможно. А разве подобное состояние опишешь? Можно только пожелать всякому живому существу оказаться на таком месте!

Зато Татьяна стала понимать святых отцов, которые жизнь клали на то, чтобы очистить душу и предстать пред Богом достойными Его объятий. И те из святых подвижников, кто оставил свои мысли для потомков, были воистину мудрыми людьми. Их вовсе не зря называют именно святыми. С этим определением Татьяна была согласна тем более, что прочтя некоторые их творения, многое поняла из того, что можно определить, как «око видит, да зуб не ймёт». Потому что некоторые мысли, каноны, изложенные самыми простыми словами, скрывали в себе столь глубокий смысл, что понять его самостоятельно Татьяна не могла долгие годы. Потому что писавшие эти простые слова святые отцы писали их, находясь на духовных высотах, Татьяна же барахталась в липкой паутине земного мудрования. Как однажды метко выразилась по одному такому поводу сама Татьяна: разделение языков — не в разности языков, то есть в непонятности слов разных языков, а в разности высот позиций человеческих. Чтобы понять, что обозначают слова, достаточно этот чужой тебе язык выучить. А чтобы понять другого (на твоём же языке говорящего, но говорящего непонятное), надо понять его позицию, то есть высоту, на которой находится его ум и дух, и попытаться на точно такую же точку встать. На такую же высоту подняться. А тогда даже марсианин будет понятен не хуже, чем сосед за стенкой.

А потом, ещё сидя на колене у Бога-Отца, она увидела, как ей на плечо села прекраснейшая из Птиц — Дух Святой. (Не думайте, граждане, что это — мания величия, это описание совершенно реальных событий). Татьяна невольно погладила Его, потому что, как всякий человек, любила и почитала Красоту.

— Тебе необходимо очиститься, — сказал Птах. — Раскройся: все центры, полностью и до абсолюта.

Татьяна сделала это, даже не спросив, зачем. Дух Святой наклонился к её лицу и — во все стороны, изо всех сторон, во всех направлениях Татьяну как ветрами продуло и стало внутри чисто и радостно.

Ненадолго, конечно, потому что буквально через несколько дней в земной жизни она стала вести себя почти по-прежнему. Грешить, иначе говоря. Но почти — действовало. Ко многим земным вещам, которые можно отнести к благам, Татьяна потеряла интерес: к каким-то в весьма сильной степени, к каким-то — полностью.

Позже, в течение следующего года Татьяна ещё дважды прошла такое очищение и должна была констатировать, что изменилась. Когда прежде Спутники пытались убедить её, что она изменилась и даже доказывали ей это конкретными фактами, она, соглашаясь только с фактами, то есть с кратковременным и локальным улучшением к лучшему в её характере и поведении, но признать, что процесс идёт гораздо шире и глубже, признать упрямо отказывалась.

Но, очевидно, Спутники были всё-таки правы (как всегда), потому что по некотором размышлении до Татьяны дошло: удостоиться ТАКОГО очищения она смогла только потому, что делала это всеми доступными человеку способами, включая астральные. И на какой-то ступени…

Летая в небесах, Татьяна не могла, конечно же, не заглянуть и на Луну. Тем более, что давно уже заметила некое на себя, на свой сон влияние. Иногда ей даже казалось, что она едва ли не ведьма: каждое полнолуние её мучила бессонница. Мучительно хотеть спать и не мочь — это то ещё «удовольствие»! А если уснуть всё-таки удавалось, ей снились тяжёлые безобразные сны. Посему при первой же возможности Татьяна попробовала оценить, в чём же заключено такое необъяснимое влияние Луны на человеческую жизнь.

Полетав сначала вокруг, Татьяна попробовала заглянуть внутрь, поскольку планета была изрыта норами разного размера и, очевидно, глубины.

Оказалось, что эти отверстия — просто входы для сущностей разного калибра. Татьяне, приготовившейся проникать на глубины, пришлось остановиться почти сразу: планета состояла из напоминающей скорлупу оболочки и… пустоты.

Внутри Луна напоминала гнездовище змей. Только были там не змеи, а демоны. Создавалось впечатление, что всё содержимое Луны выедено давным-давно какими-то прожорливыми тварями. Потому-то она и мертва, что в ней не осталось никакой материи.

— Мертва она вовсе не поэтому. А потому, что тёмные оккупировали её, заняли, как плацдарм для нападений на Землю.

— А разве они не живут на Земле так же, как и люди?

— Только те, кто, так сказать, прикреплён к конкретным людям.

— А в аду?

— Эти ведь тоже прикреплены к конкретным людям. То, что прикреплены они на другом уровне, значения не имеет. Но все остальные тёмные силы не могут пребывать на Земле. Вернее, не могли, пока не стали брать верх.

— Но почему они до сих пор остаются на Луне?

— А зачем им уходить оттуда? Во-первых, боевые действия до сих пор не прекращены, в чём ты могла уже неоднократно убедиться. Впрочем, в этом в любое мгновение может убедиться любой человек. Во-вторых, это, по земному говоря, запасная база для перегруппировки и перевооружения тёмных сил. Кроме того, отсюда им прекрасно видно всё на Земле происходящее. С каждым земным человеком происходящее — изменение в любую сторону немедленно становится им известно. Собственно, мы не откроем тебе ничего нового, сказав, что как только человек начинает исправляться, на него немедленно наваливаются и пытаются вернуть в тот уровень злых деяний, из которого он пытается подняться.

— Да, это мне прекрасно известно.

— К сожалению, многие вовсе не думают об этом. Тебе самой недавно казалось, что решение вести духовную и трудовую в нашем измерении жизнь никогда не станет твоим. А тех, кто такой, путь духовного совершенствования, избрал, ты не понимала вовсе.

— Знать бы, куда упадёшь, соломки подстелил бы.

— Так что ты намерена теперь делать с обитателями Луны?

— А что я могу сделать с ними?

— И с ними, и со всеми остальными представителями тёмных сил ты можешь делать только одно: переселить их в иное место. Оторванные от эманаций своего властителя и тирана, они начнут жить собственной жизнью. А значит, смогут понять, что жизнь бывает не только такой, какую они ведут. Что делать зло не является единственно возможным деянием во Вселенной. А есть много иных, гораздо более радостных и приятных занятий.

— А как я могу это сделать? В смысле: как переселить их?

— Сначала всех их нужно отправить в Солнце. Но если ты начнёшь с рядовых, твой труд будет почти напрасным. Ты должна начать с другого. Ты ведь знаешь, что Луна не вращается вокруг своей оси, как Земля и другие планы Солнечной системы?

— Конечно.

— Именно с этого начни. Попробуй придать ей вращение, потому что на той стороне Луны, которая никогда не видела Солнца, и нужно тебе действовать. Но чтобы победить того, кто там окопался, ты должна сначала воздействовать на саму планету.

Некоторое время Татьяна Луну прогревала излучениями Лилии, то есть разумом и сердечным жаром. Сначала эти излучения Луну обтекали, но вскоре начали понемногу проникать в планету. Добившись, через несколько дней, того, что излучения, перекрещиваясь, проникали в Луну настолько, что даже выходили с противоположной стороны, и стали создавать нечто вроде атмосферы, Татьяна попробовала придать планете движение. Она не пробовала раскручивать её, как колесо, но стала греть жаром сердца тёмную сторону. Мёртвость баланса, из-за которого Луна просто висела в пространстве, нарушилась и планета немного повернулась. Совсем немного, но тёмная сторона, самым краешком, оказать под солнечными лучами.

Но как только это произошло, на Татьяну с грозным рычанием бросилась властительница Луны: огромная демоница кошмарного вида. Татьяна не испугалась — она вообще почему-то не боялась представителей тёмных, как бы они не выглядели и чем бы не грозили. Но методы борьбы у них Татьяна переняла. Посему в один миг оказалась у демоницы за спиной, обхватила её, зажав руки своим объятием, и нейтрализовала ноги, переплетя накрест свои. А потом мгновенно оказалась в солнечном ядре.

От вопля, который демоница, неведомое количество веков просидевшая в лунных льдах, издала, оказавшись в недрах Солнца, наверно Вселенная содрогнулась. Татьяна удивилась:

— Ты чего кричишь, а? Ведь здесь так блаженно, такая здесь нега и такое наслаждение?

Демоница даже не удостоила Татьяну ответом.

— Оставь её, — сказали Спутники, — теперь ею займутся другие. А ты переправь сюда всех её подчиненных. А планета должна начать вращение вокруг собственной оси, должна восстановить атмосферу, а потом и жизнь. Ведь Луна до захвата была планетой живой. Более того — обитаемой!

— Кем обитаемой?

— Людьми, конечно.

— А куда они делись?

— Неужели трудно догадаться?

Татьяна предпочла не углубляться в эту тему, ибо вывод был ясным вполне.

Ещё около месяца Татьяна занималась Луной: сначала ежедневно прогревала её, создавала атмосферу, выселяла оставшихся, то есть спрятавшихся, которые, в конце концов, сами начали проситься быть переселенными отсюда. Но к концу месяца её завалили другими заданиями, уверив, что планете нужно время, чтобы восстановиться. Слишком большая скорость процесса здесь может оказаться вредной. Татьяна согласилась, но время от времени и через год подлетала посмотреть, в каком состоянии сегодня Луна. Перемены были видны только там, на уровне, земными глазами невидимом. Но и в земном плане она начинали потихоньку сказываться. Примерно месяца через три новолуние прошло просто незамеченным. Увидев Луну, уже идущую на убыль, Татьяна ужасно удивилась: раньше приближения Луны к полноте она не пропустила бы, даже если бы очень захотела!

***

Освободив с глубин океана кокон, в котором скрывалась, как сообщили Спутники, одна из ипостасей самой Татьяны, она, невыразимо удивлённая подобным сообщением, весьма интересовалась дальнейшей судьбой того (или той), кто был внутри кокона. Но ей велели подождать. Татьяна молча покорилась: она уже поняла, что если суёт свой нос туда, куда его совать не следует, ей всё равно не удастся узнать и увидеть то, что знать и видеть ей слишком рано. Но ведь придёт же пора!..

И пора пришла. Настал период, когда Татьяна, перед началом работы, ежедневно принимала небесную купель. В самом прямом смысле! Её звали искупаться, она (дух её) поднималась в дальние высоты, там её (с завязанными, закрытыми глазами) вели к бассейну. И она ныряла в потрясающе синюю живую воду, причём эти неповторимую синь она видела даже с закрытыми глазами. Такого цвета и такой доброй воды не было нигде на Земле!

А в какой-то из дней, сразу же после купания, вместо того, чтобы ей, привычно спланировав вниз, отправиться на работу, Татьяне велели перейти в другое помещение, к другому такому же бассейну. Татьяна, давно отказавшаяся от привычки сначала сопротивляться, а потом быть сломленной, заставленной выполнять указания, вошла и увидела …свой кошмар, ужас из прошлого. Когда-то давно она смотрела на небесных жителей, не подозревающих, в массе своей, что на них кто-то смотрит. (Возможно, впрочем, что Татьяна смотрела не живые картины, а документальное кино?). И вдруг Татьяна увидела кого-то, чей вес был просто ужасающ: килограммов хорошо за триста. Эта несчастная была просто не в состоянии даже сдвинуться с места, да что там: рукой шевельнуть! Потому что рост-то был вполне обычным — метров около двух.

Татьяна врагу своему не пожелала довести болезнь ожирения (или водянки?) до такой жутчайшей степени. И вот оказалось, что эта несчастная — не только Татьяне не посторонняя, которую можно только пожалеть, как мимоходом жалеешь нищих калек, но как раз та загадочная ипостась, которая томилась внутри кокона, пленённого тёмными. Да в каком ещё плену: чтобы кокон этот освободить, сначала Силам Света пришлось приложить массу и массу трудов, а потом и Татьяне пришлось применить абсолютно все силы, которые в ней были в тот момент, ибо необходимо было сначала разрушить крепчайший свод каземата, расположенного девятью уровнями вниз. А каждый уровень тоже охранялся весьма неслабо. И на каждом надо было пленить стражей, прошибить тоннель вниз, тут же укрепить его и на следующем уровне повторить всё сначала. А на девятом пришлось разрушать ещё и монолит каземата. Причём разрушать так, чтобы обломки не упали на пленников, не погубили бы их и не погребли их под собой.

— Это Свентана. А ты — Звента. — сказали Татьяне. — Когда вы сможете соединиться в одно целое, станете Звентой-Свентаной, как бы сиамскими близнецами, душами, соединившимися в одном теле, а соединение это последует после многих ещё трудов, тогда сможете освободить Навну, будущую вашу мать, Соборную Душу России.

Татьяна ужасно удивилась: дочери уже есть, причём, явно, родились не вчера, а мать у них — будущая? Но это удивление было всё-таки меньшим, чем зрелище перед глазами.

— Я могу чем-то помочь? — спросила она, не отводя взгляда от Свентаны.

— Только ты и можешь, — ответили ей. — Поскольку этот вид её вызван не жировыми накоплениями, не является результатом чревоугодия, а есть следствием насильно закачанной во внутренности Свентаны жидкостью, то жидкости этой надо открыть выход.

— Как?

— Только ты — ибо вы, по земному говоря, ближайшая, кровная родня — можешь сделать это. Раскрыв все свои центры энергетической силы, раскрывая их поочерёдно, начиная с головной, будешь стараться раскрыть и такие же центры Свентаны. А дальше сама увидишь.

Увидела Татьяна позже. А услышала, почувствовала — гораздо раньше! С головной чакрой всё прошло легко: нормально и в нормальном темпе. Но следующие, начиная с глазной, извергли на Татьяну такой спектр амбре, что можно было просить противогаз. Но Татьяна не успела не только попросить его, но даже додумать эту ироничную мысль, потому что как раз добралась до последнего, седьмого, расположенного горизонтально центра. И тут из Свентаны хлынул просто водопад.

— Отвернись! — крикнули на Татьяну. Она устыдилась: пялится, раззявя рот, как профессиональный зевака. Но впервые, ошеломлённо, она видела, чтобы из небесных друзей что-то извергалось.

Таких двойных раскрываний центров силы было ещё несколько. Каждый раз результат был тем же: из Свентаны низвергался водопад. И от раза к разу она становилась всё более похожей на человека, а после последнего раза Татьяна обнаружила перед собой красавицу.

Но удивительно как раз не это — а то, что вес самой Татьяны, всегда бывший чем-то, чьи данные на самых точных весах показывали что угодно, кроме реального положения дел, чем весьма Татьяну забавляли, а с некоторых пор весьма огорчавшие довольно внушительной цифрой, в которую упиралась стрелка, — уменьшился! Причём не только физически, но самое главное — в ощущениях: Татьяне прежде не раз казалось, что она вынуждена до конца дней своих исполнять роль атланта, держащего на загривке Землю.

— Но как, Свентана, ты оказалась в том каземате тёмных?

— Теперь я не только могу рассказать это, но и должна. На нас, то есть на род наш, возложено исполнение некоторой миссии. И каждый из рода исполнял некоторую часть общей миссии (как Матрива), чтобы Силы Света смогли довести тебя до определённой ступени на Лестнице, ведущей в Свет. А для этого ещё надо было нейтрализовать силы тьмы. Для этого я и дала себя захватить тёмным, которые были настолько заняты моей охраной и строительством всё более крепких тюрем, что у Сил Света появилась реальная возможность довести к нужному месту тебя. Потому что в одиночку ни я, ни, тем более, ты ничего не смогли бы. Но до поры до времени, силы тьмы были уверены, что Звента-Свентана — это я. Относительно тебя у них, очевидно, были какие-то подозрения, но поскольку они схватили меня, то, явно, сделали вывод, что тебе назначено быть, скорее всего, великомученицей или блаженной…

— Так что мои вопли о том, чтобы Ведущие оставили меня в покое, чтобы ушли, были заранее обречены на неудачу?

— Конечно. Ведь Силы Света тобой стали заниматься вовсе не случайно, да и начали делать это задолго до того, как ты пришла в земную жизнь. Посему просила ли бы ты Спутников уйти, или нет, это было просто невозможно. Во-первых, иной кандидатуры нет и быть не может. Повторяю: ты принадлежишь к роду, на который возложена определённая миссия. И если и был здесь какой-то выбор, то только между тобой и твоей земной сестрой.

— А Бог? Как Он участвует в моей жизни? Я давно уже заметила, что в какую бы историю я не влипла, в конце концов, всё для меня разрешается благополучно.

— Бог может помогать нам и делает это, как ты заметила. Но действовать должны мы. Понимаешь, почему?

— Понимаю.

Татьяна снова перечитала те места в «Розе мира» Д. Л. Андреева, где говорилось о Звенте-Свентане. Соединив все высказывания, разбросанные по книге, получила вот что:

«В метаистории новейшего времени совершается таинственнейшее событие: низлияние в нашу брамфатуру (т.е. к нам относящийся уровень жизни) новых божественно-творческих сил. Первое звено этого события — событие такого зна­чения, что его можно сопоставить лишь с вочеловечением Планетарного Логоса (т. е. Бога-Сына, Иисуса Христа) — имело место на рубеже XIX столетия: то было излияние сил Приснодевы-Матери, но не безличное, как это имело место уже дважды в истории человечества, а несравненно усиленное личным своим характером. С высот Вселенной нисходила в Шаданакар (это имя нашей системы жизни) великая богорожденная монада (Богорождённая духовная единица). Её, Пресветлую и Благую, воплощение Женственной ипостаси Троицы, мы зовем Звентой-Свентаною. Теперь Её обиталище в одной из сфер, входящих в сакуалу «Волн Мировой Женственности». Близится день Её долгожданного спуска в один из верховных градов. Там должна Она родиться в теле одного из просветлённых — дитя демиурга и одной из Великих Сестер. С Нею спустится в этот затомис (высший слой метакультуры народа, в данном случае русского) из Элиты Шаданакара сонм высочайших.

Вот она, надежда наша и упование, Свет и Божественная красота. Ибо это рождение отразится в нашей истории тем, что увидят наши внуки и правнуки: основанием Розы Мира, её распространением по человеческим кругам всех стран и, если страшный срыв человечества не отбросит его вниз, в глубь мрака, — от Розы Мира к верховной власти надо всей землей.

…Ждём и уповаем на всадника Белого (см. Откровение Иоанна) — Розу Мира, золотой век человечества! Появления последнего всадника, Блед­ного, не отвратит ничто; Гагтунгр (планетарный демон нашей брамфатуры, т.е. системы) добьется рождения в человечес­ком облике того, кого он пестует уже столько веков. Но эпоха господства Розы Мира вызовет такое сокращение духовных жертв, какое невозможно исчислить. Она успеет воспитать ряд поколений облагороженного образа. Она укрепит силу духа в миллионах, даже в миллиардах колеблющихся. Предупреждая о приближающемся антихристе, а когда он явится — указывая на него и разоблачая его, взращивая в сердцах человеческих незыб­лемую веру, а в разуме — понимание метаисторических перспек­тив и мировых духовных панорам, она сделает недоступными для искушений грядущего исчадия Тьмы роды и роды.

И не только Роза Мира отразит в Энрофе (имя нашего физического слоя) мистерию рождения Звенты-Свентаны в одном из затомисов: возрастание женствен­ных сил и их значения в современности сказывается и везде вокруг. Этим и прежде всего этим обусловлено всеобщее стрем­ление к миру, отвращение к крови, разочарование в насильствен­ных методах преобразований, возрастание общественного значе­ния женщины, усиливающаяся нежность и забота о детях, жгучая жажда красоты и любви. Мы вступаем в цикл эпох, когда женская душа будет делаться все чище и шире; когда все большее число женщин будут становиться глубокими вдохновительница­ми, чуткими матерями, мудрыми водительницами, дальновидны­ми направительницами людей. Это будет цикл эпох, когда женственное в человечестве проявит себя с небывалой силой, уравновешивая до совершенной гармонии самовластие мужественных начал. Имеющий очи да видит.

…Для рождения Соборной Душою сверхнарода Звенты-Свентаны сверхна­род должен дорасти до создания достойного материального вме­стилища; таким вместилищем может быть лишь народоустройство, неизмеримо более совершенное, чем какое бы то ни было государство.

Но кто, кроме, мог бы охранить сверхнарод от порабощения других держав, его окружающих? Кто мог бы обеспечить воспроизведение новых и новых поколе­ний людей в России? Кто мог бы оградить Навну от опасности пленения либо от ее развоплощения, ее возвращения в небесный град, но не в качестве выполнившего свою задачу великого соборного «Я», а лишь как монады, потерпевшей непоправимое крушение в Шаданакаре и вынужденной начинать свое творческое восхождение сызнова, в непредставимых временах, пространствах и формах? Пути к грядущему всемирному Братству пребывали укрытыми непроницаемой мглой. Но, чтобы отвратить от сверхнарода опасность, нависшую над ним теперь, чтобы обеспечить его дальнейшее физическое существование, оставалось одно: остановить свой выбор на одном из порождений первого уицраора, влить в него силы, благословить на бой с внешним врагом и на века существования в грядущем как великого государства, как единственно возможного пока ограждения Соборной Души.

И выбор был сделан. Потенциальным носителем наиболее здорового ядра народоустройства, самым полноценным пластом оказывался средний класс: ремесленники, купцы, мелкое духовенство. Там еще сохранились старинные нравственные способность к подвигу и самоотречению, воля к строительству жизни и к творчеству, душевная цельность, чистота.

Через великого родомысла Смутного времени — патриарха Ермогена — обратился демиург сверхнарода к коренным его слоям. Ермоген мученической смертью оплатил брошенный им призыв, но призыв подхватил родомысл Минин.

…Постоянная борьба враждебных иерархий с Навной сделается содержанием метаисторической драмы России XI — XXI столетий.

Битвы между Синклитом России и демоном великодержавия завершатся освобождением Навны и Звента-Свентана примет просветленную плоть в Небесном Кремле.

Без каких предпосылок неразрешима задача Звенты-Свентаны, то есть преобразование государств в Братство? Помимо прочего, пока в устремлении религиозного человечества к Вечно-женственному началу не будет вскрыт новый, углублённый смысл, пока веяние Звенты-Свентаны не смягчило и не высветлило слишком жгучую суровость мужского начала, до сих пор полностью господствовавшего в этике, религии и общественности.

…Грядущее рождение Звенты-Свентаны в Небесной России… скажется в пьянящей радости творчества художественного, воспитательного, врачевательного, общественного, творчества любви, творчества семьи, творчества просветления животных, творчества даже таких родов и форм, которых мы еще не предвидим, — все это войдёт в ритуал Розы Мира, направляясь в одних случаях к инстанциям христианского трансмифа, в других– к Синклитам метакультур и Синклиту человечества, к Великим Стихиалям (Богосотворённые монады Природы) и к Матери-Земле и, наконец к Той, на Чьё приближение к нам мы уповаем.

О, культ Приснодевы-Матери и Её выражения на земле — Звенты-Свентаны — будет прекрасным, как весеннее небо, и таким же незапятнанно чистым. Мужского духовенства этот культ не должен знать. Осторожность и бережность во имя охраны от малейшей мути должны быть в нем неусыпнее и тщательнее, чем в любом ином.

…Есть необозримо огромная область человеческой жизни, с которой до сих пор непосредственно связано лишь одна сторона христианского культа: это область отношений между мужчиной и женщиной и связанное с ней таинство бракосочетания. Великая аскетическая эра, так жестко и сурово отпечатавшаяся на историческом христианстве, привела к тому, что брак и деторождение были освящены таинством, но …есть некое противоречие в том, что таинство оформилось словосочетанием, не лишённым надуманности и сухости.

И будет: Иоанн: «…к вам сошел диавол в сильной ярости, зная, что немного ему остается времени!» (Апокалипсис, 12, 7—12).

В природе начнутся необъяснимые явления, внушающие ужас, как предвестия какой-то космической катастрофы, еще не быва­вшей и, может быть, завершающей. Только ничтожная горсть устоявших, рассеянных по всем концам земли, поймёт эти явле­ния. Они поймут, что свыше двух тысяч лет спустя после Голгофы Планетарный Логос вошёл, наконец, в свою полную силу, доста­точную для того, чтобы совершить преображение земли.

«И явилось на небе великое знамение: жена, облеченная в солнце <…> Она имела во чреве и кричала от болей и мук рождения <…> Дракон сей стал пред женою, которой надлежало родить, дабы, когда она родит, пожрать ее младенца. И родила она младенца мужеского пола… и восхищено было дитя её к Богу и престолу Его…) И даны были жене два крыла большого орла, чтоб она летела в пустыню в своё место от лица змия и там питалась в продолжение времени, времен и полвремени. И пустил змий из пасти своей вслед жены воду как реку, дабы увлечь её рекою. Но земля помогла жене, и разверзла земля уста свои и поглотила реку, которую пустил дракон из пасти своей. И рас­свирепел дракон на жену и пошел, чтобы вступить в брань с прочими от семени ее, сохраняющими заповеди Божии и име­ющими свидетельство Иисуса Христа» (Апокалипсис, 12, 1—2, 4—5, 14—17).

Что значит «Жена, облеченная в солнце»? Это — Звента-Свентана, объятая Планетарным Логосом и рождающая великий Дух второго эона (мировой период). В мировой истории это отобразится Розою Мира, в крайних муках подготавливающей человечество во вре­мена перед антихристом, при нем и после него, как грядущий сосуд ко вмещению этого рождаемого Духа.

Наконец, одно из знамений прочтётся как знак, что в высших мирах метаистории все подготовлено.

Несколько десятков человек — всё, что останется от Розы Мира, –установят связь с теми немногими из людей и полуигв, которые, независимо от Единой Церкви и даже не зная о Ней, совершили внутренний выбор светлой направленности. Будет подан знак о том, что наступает время соединения всех оставших­ся в живых братьев Света в одной точке на поверхности земли. Преодолевая все препятствия, сто или двести верных соберутся воедино, и последний из верховных наставников возглавит их. В Откровении Иоанна это место названо по-еврейски «Армагед­дон». Я не знаю, что значит это слово. Мне кажется, великое событие это совершится в Сибири, но почему для последней встречи изберется именно эта страна, мне неизвестно».

Итак, если согласиться со святителем Игнатием (Брянчаниновым), что наука есть оскорбление Бога, то человек, занимаясь ею, поступает неправильно. Почему же он поступает неправильно, стремясь к знанию? Ведь знание есть развитие ума и только умный и образованный человек способен понять глубокий, истинный смысл, содержащийся во многих очень простых словах. С виду простых, но скрывающих за собой таинственные, сияющие глубины высот великих истин. Разве Богу не угодно, чтобы человек становился умнее?

Увы, есть ум и ум. Есть земное человеческое умствование, базирующееся на самомнении и гордыне. Человек, ставящий на первое место достижение благополучия именно на земном уровне, то есть стремящийся к добыванию материального барахла и власти над ближним, знание, перенятое у других людей, приобретает именно для того, чтобы добиться своих земных целей. И есть знание, возвышающее не только разум человеческий (причём не только на земном уровне, а обязательно и на духовном), и просвещающее душу и дух. (Ведь до сих пор ближайшим синонимом слова «знание» есть слово «просвещение»! ).

Потому что всё истинное знание, то есть как раз знание просвещающее, возвышающее принадлежит Богу, исходит от Него. Иначе говоря, всё то, что мы называем информационным полем, полагая, что оно образовалось от излучений стремящегося к знаниям человечества, существующего десятки тысяч лет, которое мы часто зовём Высшим Разумом, есть — Разум Бога, Его сознание, Его Дух, Энергия, излучаемая Им и, одновременно, составляющая Его существо.

И когда мы, в погоне за каким-то куском знания, который кажется нам срочно необходимым для достижения именно земных, то есть корыстных целей, врываемся в этот Разум, то хватаем не именно то, что искали, в чём, якобы, нуждались, а то, что попалось в точке пролома. И мы хватаем попавшийся нам кусок Знания, и уносим его, и не знаем, что нам делать дальше с этой разбойной добычей. (Кто сомневается, пусть сходит в патентную библиотеку, которые есть во всех областных городах, и убедится, сколько самых различных изобретений запатентовано, но никогда никем не использовалось, да и вряд ли будет использоваться, сколько бы мир не простоял! Потому что эти знания были вырваны из духовного контекста, а человек пытается их использовать с меркантильными целями).

Странно ведь даже не то, что такой грабёж нам довольно часто (если учесть количество попыток) удаётся. Это-то как раз понятно: всякий человек, кто хотя бы несколько шагов сделал по пути к Господу, понимает, что Он не только любит нас, но и — жалеет, сочувствует, всё готов отдать нам, лишь бы образумить и помочь спастись. То есть вернуться в рай. Вернуть всё на круги своя.

В этом нашем занятии науками странно совсем другое: ни один из учёных (начиная с момента овладения грамотой) не понимает, что здание своего образования (просвещающего!) надо строить на прочном фундаменте. О, нет, этот фундамент — вовсе не постижение грамоты, письма и счёта, как мы привыкли думать за многие века жизни, проведенной вне прямого и радостного общения с Отцом нашим Небесным. Этот фундамент — понимание, что Знание есть — Бог. И что можно не тратить лучшие годы — детства, юности, взросления — на зубрёжку учебников (тем более, что потом три четверти вызубренного испаряется из наших голов! Ибо мы учим не то, что нам понадобится когда-нибудь, а то, что учат все, что принято знать, неизвестно зачем!), а следовало бы это время потратить на постижение Закона Божьего. Поняв этот Закон, полюбив Господа, осознав, что Он — воистину Отец наш, надо начать жить именно так, как Ему угодно: в согласии с законами существования Вселенной. Ибо только тогда возможно гармоничное существование всякого живого организма.

А придя к такому пониманию, разобравшись в себе и — следующая ступень — в том, какой дар Божий в тебе самый главный, надо заниматься развитием и доведением до совершенства важнейшего своего таланта. И вот тогда, осознав отсутствие какого-то знания или понимания, надо искренне попросить: «Отче! Могу ли я узнать, что это такое? Могу ли я воспользоваться этим? А если могу, разреши мне это!» И принять прямо в мозг определённую сумму знаний, которые легко и гармонично соединившись со знаниями уже имеющимися, правильно и крепко улягутся в стены, стоящие на крепком фундаменте.

И тогда мы будем заниматься наукой совсем по-другому. Мы, приступая к изучению выбранной науки, предполагаем, что вот мы сейчас изобретём некое сооружение или вещь, которая осчастливит человечество и прославит на века нас самих (а зачем?). Однако, почему-то, неизменно изобретаем очередную бомбу или иное абсолютно бесполезное сооружение, которое не нужно даже нам самим. Кунсткамеры, коллекционирующие всякие уродства, неустанно пополняются кошмарными экспонатами, ежедневно показывающими нам, считающим себя умными и учёными, нашу безмерную глупость. И даже хуже — степень нашего отчуждения от Бога. Степень нашего непонимания, бессердечия, тупого высокоумия и прочих наших качеств того же ряда.

Чего, на самом деле, стоит человек, у которого сердце пустое? Сколько бы разнообразных человеческих знаний не забивал он в свои мозги, но если оставлены при этом пустыми сердце и душа, можно добиться только одного: нарушения божественного равновесия. Если человек состоит их трёх частей — ума, сердца и духа — то разве мудро только одну часть заполнять, а две другие оставить совершенно пустыми? Не разумнее ли было бы сначала заполнить самое главное, дающее основу, устойчивость и прямоту — душу, потом заполнить (то есть возвысить максимально — по направлению к Небу) — дух, и только потом — голову?

Мы же делаем то, что делаем. Если посмотреть на наше поведение с такой точки зрения, придётся согласиться со святителем Игнатием, что не только наша наука, но и многое ещё в нашем привычном для нас поведении есть оскорбление Бога. А потом удивляемся, что наша жизнь так плоха и что Господь не помогает нам.

Это не Он нам не помогает, это мы Его не видим и не слышим настолько, что даже такую огромную руку, как Его, не можем увидеть и опереться на неё. Что даже такой громкий голос, как Его, не слышим. Что мы не только глупы, слепы и беспомощны, как новорожденные кутята, но ещё и — в бесовской гордыне — полагаем, что умны, всезрящи, всезнающи, всемогущи и ни в чьей помощи не нуждаемся. Ибо знаем, умеем и можем сами — всё!

…Как-то, встав из-за письменного стола, Татьяна привычно сделала несколько упражнений, чтобы размять затёкшую спину, и, раскинув в стороны руки и потягиваясь, закрыла глаза. Но в этот раз оказалась спиной к окну, хотя всегда, встав, оказывалась к окну лицом. То ли такое положение тела, то ли неожиданность (Татьяна встала-то вовсе не с той целью, чтобы увидеть то, что ей не собирались показывать, а чтобы дать отдохнуть мозгам и переменить позу тела) привела к сюрпризу. (Если Татьяна чего-то всю жизнь совершенно терпеть не могла — так сюрпризов! Никогда они, на самом деле, не бывают приятными!).

Закрыв глаза, чтобы потянуться до хруста в спинном хребте, Татьяна так и застыла в более чем нелепой, с раскинутыми в разные стороны руками и в «потягушечках» позе. Потому что увидела — сначала «третьим» глазом, а потом и широко распахнутыми земными глазами, прямо перед собой, на расстоянии метра, самого натурального, по классическому описанию, чёрта. При всём том, так сказать, «вооружении», которое было на нём навьючено и явно употреблялось на полную мощь постоянно и ежедневно, он должен был бы Татьяну напугать. Но она не испугалась: выглядел он жалко. Стоя на двух ногах, был сильно наклонён, словно собирался встать на четыре ноги, но в момент наклона, опускания на четыре конечности, почему-то оглянулся и увидел кого-то: явно очень высокого ранга (из Сил Света?), кого-то очень сильного. Ибо на роже его был явный, неприкрытый страх, но страх этот перемежался со столь же сильной растерянностью. Словно страх, предполагавший, как минимум, основательную трёпку с последующим изгнанием в тартарары почему-то не получал подтверждения в виде конкретных действий того, кого так испугался нечистый, и именно это лишило его и так небольшого ума.

Посмотрев машинально туда же, Татьяна не увидела никого: словно опять задёрнули чёрную штору. Но Спутники объяснили ей:

— Ты не достигла ещё того уровня, чтобы иметь право видеть нас.

Вот именно. Татьяна видела всегда, словно в моменты работы ей надевали шоры, только объект приложения сил. То есть видела что-то только прямо перед собой. Во всё же остальное время она практически теряла видение и даже не ощущала при этом никакого дискомфорта. Потому что с некоторых пор поняла, что увидеть видением можно не только то и тех, кто порадует глаз, но и тех, кто окажется весьма неприятным зрелищем. Так что создавшийся порядок её очень устраивал. Тех же, кто назывался Спутниками и Ведущими, и кто трудился с ней рядом и вместе уже годы, Татьяна не видела на все сто процентов ни разу. Да и увидит впервые ещё очень нескоро. Что самое удивительное, она и не будет пытаться делать это, потому что поймёт: видеть их ей явно слишком рано.

Но одновременно ей и ответили на не заданный вопрос о том, кого именно увидел нечистый. Если Татьяне нельзя видеть Спутников, то явно именно один из них своим неожиданным появлением так напугал несчастного чёрта. (Которого увидеть ей почему-то никто не мешал!). Появление Спутника повергло несчастного беса в ступор, потому что встреча с собственными вышестоящими начальниками для него всегда заканчивалась определённым образом. Так что чего-то иного от встречи с представителями чужого для него высшего сословия он в любом случае не ждал бы. Но поскольку здесь отношения друг с другом были абсолютно другими, то бесу пришлось бы это понять, осознать и принять как факт. Но это было для него слишком сложной задачей.

И вот, воочию перед собой наблюдая кого-то, кто просто-таки обязан был шугануть столь мелкую шавку, как он (особенно на фоне столь неприкрытого страха, провоцирующего на жестокость), но не делал этого, вызвал такую сильную растерянность, что она поневоле уменьшила страх. Но не до такой степени, чтобы нечистый сообразил хотя бы убраться из поля зрения Гостя. Он так и застыл карикатурным памятником самому себе.

Но! Гость зачем-то же явился именно сюда, к земному месту обитания Татьяны, вернее Звенты-Свентаны. Но зачем, Татьяна так и не узнала. Потому что она ещё и рта (мысленного) не успела открыть, чтобы спросить, Кто пришёл и зачем, как её немедленно отвлекли. Это так называемое отвлечение происходило мгновенно: с одного, любого, предмета мысли или разговора Татьяна молниеносно перескакивала (не своей волей) на другой, никак с первым не связанный, и столь же увлеченно, как первым, занималась вторым предметом. Через несколько минут она обнаруживала, что её опять «увели» и понимала, что могла опять увидеть или услышать что-то, что ей видеть было рано.

Глава 2.
Пробуждение Земли

— Ты обязательно должна будешь построить храм Рождества Богородицы! — объявили Татьяне Спутники. Она сначала, мягко говоря, очень сильно удивилась, а потом взяла в руки калькулятор. Более-менее приличного качества кирпич стоит за штуку столько-то в среднем. Этих штук нужно минимум пять тысяч, а то и десять. Значит, лишь на кирпич нужно приличное количество рублей. Плюс двери, окна, полы, внутренние перегородки — плюс ещё столько же. Плюс иконы, причём писанные маслом, это ещё втрое большая сумма, не меньше. Плюс купол, плюс колокольня с колоколами… Сумма получалась весьма внушительная. Особенно если учесть, что Татьяне, как Звенте, был положен суровый предел заработка в месяц. Так сколько лет надо копить?

Спутники, понаблюдав за усилиями, земными потугами, Татьяны, но никак не комментируя её вычисления, снова повторили:

— Ты должна построить храм Рождества Богородицы!

Татьяна догадалась, что её арифметические выкладки не произвели на Спутников совершенно никакого впечатления. То есть это непостижимое поручение не только не будет отменено, но подлежит обязательному исполнению. А значит — Татьяне придётся хоть извилины расплести, но изыскать способ задачу эту выполнить.

Ещё одним доказательством того, насколько человеку, даже постоянно пребывающему в общении с Силами Света, трудно отрешиться от земного образа мышления, стало поведение Татьяны: она пыталась найти ещё одну работу, заработок с которой была намерена употребить именно на постройку храма. Но как бывало уже не раз, если она пыталась неверно решить задание, перед ней словно вставала неодолимая стена. Пока, в конце концов, до Татьяны не дошло, с огромным запозданием, что она собирается действовать в неверном направлении и совершенно непригодными методами.

А какими методами нужно действовать, Татьяна никак не могла уразуметь. Чего, казалось бы, проще — постоянно работая со Спутниками, сообразить, что именно в том же измерении и надо действовать! Единственное, что Татьяне пригодилось из первых попыток — она обдумала, как должен выглядеть храм снаружи и внутри, как его обустроить и где разместить. То есть, когда её ум, с очень большим запозданием, включился в деятельность по строительству храма в нужном измерении, всё прежние мысли пригодились. Но храм Татьяна воздвигла не из кирпича и дерева, а мысленно. То есть устранив необходимость материальной стеснённости, она строила так, как её сердцу хотелось, а не как карман позволял.

Татьяна спросила, всё ли она сделала правильно и хорошо, и её успокоили, ответив утвердительно. И объяснив, кстати, что храм, построенный астрально, будет в самом ближайшем времени построен и на земном уровне, но совсем другими людьми, которые просто не знали, что за смутное желание их томит, не давая покоя и держа их в постоянном душевном напряжении. И как только они увидят во сне построенный Татьяной храм, так немедленно поймут, что именно должны совершить, дабы обрести благодатную радость и утешение.

А Татьяна смогла продолжить работу. Капитальная, генеральная, то есть не только в прямом смысле — устранения, уничтожения мусора и наведения физической чистоты, но и во многих ещё, недоступных обычному человеку смыслах, ежедневная уборка Земли и её окрестностей продолжалась около пяти лет. Причём, конечно, не только Татьяной, то есть командой, в которой она работала, но и многими другими работниками с такими же командами Сил Света. Иначе говоря — не только другими командами Сил Света, но и многими ещё, вполне реальными земными людьми, совершенно Татьяне неизвестными, которые были избраны, очищены, воспитаны и включены в подобные команды Спутниками. Но, хотя люди эти вели обычный с виду образ жизни, были, тем не менее, у них занятия, в которых их ни за что бы не заподозрил обыватель. Зато «заподозрил» бы любой человек, идущий по духовному пути. Кстати, людей таких, к просто-таки прискорбию, как узнала Татьяна, на Земле в одно с нами время живёт и трудится катастрофически мало!

Земля, в результате таких тщательных и усердных усилий, потихоньку становилась чище, но работы было ещё почти столько же, как и в начале. Потому что, во-первых, что подобные уборки никем не проводились практически две тысячи лет (даже больше: Иисус Христос пришёл на Землю именно потому, что Гея была усыплена и пришёл именно к тем, кто усыпил её, пытаясь нейтрализовать результаты их чёрной деятельности). А во-вторых, люди, несмотря даже на первое пришествие Христа на Землю, которое ни для кого тайной не является, ежедневно продолжали активно «мусорить», вплоть до сегодняшнего дня. Не удивительно, что Силам Света (и особенно — Татьяне!) иногда казалось, что количество разнообразнейшего мусора не только не уменьшается, невзирая на их постоянные и очень активные труды, но растёт не по дням, а по часам. Потому что, придя назавтра на место вчерашних нелёгких трудов, она обнаруживала там свежие завалы грязи.

Почему, — чуть не плакала Татьяна, — люди не думают о последствиях своих самых привычных действий? Люди, конечно, могли бы возразить — если начать думать об этом, можно с ума сойти. Вовсе нет, не с ума сойдёшь, а замедлишь скорость производства и количество мусора. Обнаружишь вдруг, сколько производишь его, словно ты не творение Господне, а мусоропроизводящая машина!

В сопредельном измерении «мусор» практически по всей поверхности Земли, в любом месте, лежал не просто множественными слоями. Оказалось, что десятки, а то и сотни, таких слоёв под давлением собственного веса и времени оказывались утрамбованными так, что иной камень мог бы позавидовать их плотности. Когда команда снимала один слой «мусора», немедленно обнаруживался лежащий ниже, и так далее, до безконечности. Так что даже люди, куда более уверенные в собственных силах, чем Татьяна, могли бы впасть в отчаяние: конца-края уборке не было видно.

И добро бы это был только мусор в земном понимании слова: упаковки, объедки, износившиеся вещи и так далее. Нет. «Мусор», который убирали команды Сил Света, был не только таким, привычным, но и, что гораздо хуже, был специально произведен, в разнообразных видах и формах, силами тёмных и уложен весьма тщательно в некоторых, крайне важных для жизнедеятельности планеты и нравственной чистоты людей местах.

Никогда прежде Татьяне — да и вряд ли кому-нибудь вообще, сколько мир ни стоит — могло прийти в голову, что, допустим, сеть, раскинутая тёмными на территории какой-то страны или в каком-то районе Земли, может непрерывно порождать нескончаемые бедствия для всех, там живущих. А уж те порождения злых сил, которые постоянно сидели по норам: воистину катастрофичные несчастья непрерывно производили вокруг себя на сотни километров. Потому что эти несчастья, катастрофы, бедствия и прочие аварии были просто-напросто результатом их жизнедеятельности… Если же учесть, что нор таких, занятых всевозможными порождениями тёмных, было, на каждом квадратном километре, свыше сотни, да понять, что излучения их деятельности многократно пересекались, то есть усиливались, излучениями других таких же обитателей нор… А ведь были и такие виды тёмных, которые могли бы заработать статус бродяг, ибо постоянно перемещались, выискивая наиболее удобное место и обстоятельства, чтобы вгрызться в плоть человечества или Земли…

Но Силы Света продолжали упорно трудиться. Татьяна иногда, придя с утра на рабочую площадку, просто в отчаяние впадала, потому что всё не видела результатов собственных трудов. Иначе говоря, приходя назавтра к месту работы, обнаруживала, что практически не видно никаких следов её вчерашних усилий. Горы и завалы мусора на метры вглубь (а какова именно эта глубь? есть ли вообще дно у этих неисчислимых и умопомрачительно высоченных гор мусора?!!) словно никто никогда и не пытался расчистить. А ведь вчера команда Сил Света трудилась до полного изнеможения и переместила с этого места в мусоросжигатель просто-таки тысячи тонн мусора! А нынче сами же усомнились: а действительно ли на именно этом месте они вчера трудились до полного изнеможения?

Временами Татьяне казалось, что человечество, настолько превосходящее команды Сил Света по численности, выйдет, в конце концов, «победителем» в этой уборочной гонке. Но Силы Света не теряли оптимизма и объясняли малые результаты своих трудов только тем, что люди мусорят — тысячелетия, а они убирают всего несколько лет. Конечно, придётся сначала убрать скопившиеся залежи грязи (а они просто устрашающи!), а когда эти завалы будут убраны и Земля будет очищена до состояния, когда сможет самоочищаться, Силам Света будет достаточно нескольких секунд в день, дабы нейтрализовать результаты суточной деятельности человечества. (Вот вам и миф об Авгиевых конюшнях! Выходит, человечество временами доходит до простой истины, что где-то должны быть огромные мусорные свалки, коли стоит во вселенной такое амбре и коли оттуда появляются несметные полчища всяких вредителей?).

Татьяна, многократно убеждавшаяся в том, что самые невероятные и невозможные предсказания Спутников сбываются практически всегда, пусть даже и не в земном измерении, а в сопредельном (впрочем, сбывшееся в невидимом измерении всегда потом, в среднем в течении ближайшего квартала, в худшем случае — полугода, воплощалось также, хотя в гораздо меньшем размере, во вполне реальном земном мире), всё-таки сомневалась, что это пророчество — что Земля когда-нибудь сможет самоочищаться — сбудется в обозримое время. Почему, интересно, она не самоочищается сейчас? Ведь если она способна это делать так же естественно, как дышать, так неужели она на столь долгий срок дышать забыла?!! А если она это делает, то откуда такие завалы? А если она не самоочищается, то чем это, интересно, она так занята, что заросла грязью на километры в высоту? Так что Татьяна даже временами сомневалась, будут ли какие-нибудь результаты уборки вообще?

Результаты, как ни странно, были. Для начала результатом следовало бы признать обнаружение нижележащих слоёв. Ведь именно вскрытие и, само собой, убирание таких слоёв оказывалось более значимым, чем простое убирание мусора. Дело в том, что мусор укладывался слоями именно для того, чтобы в самом низу расположить самый для всего живого опасный слой (как, например, слой, более всего похожий на земной войлок. Но этот «войлок» служил для того, чтобы лишать возможности дышать живые существа). Этот смертоносный слой — причём их ассортимент, похоже, потрясал не только Татьяну! — прикрывался многими другими, каждый из которых любому неопытному мог стоить (и скольким миллионам стоил!) жизни. Не именно физической жизни тела, но жизни души и духа. Иначе говоря, запутавшийся в дьявольских порождениях и искусах земной человек попадает во вполне реальные, абсолютно земные несчастья и бедствия, страдает и измучивается до того, что теряет нравственную чистоту и через это теряет возможность вернуться в Господни объятия. Господь же есть Жизнь.

Так что человек вроде бы продолжает существовать, но на самом деле становится живым трупом, без всяких моральных, духовных ориентиров, то есть — без души, без совести, без ангела-хранителя. Без малейшей надежды на спасение. Зато астральные «приобретения» могли бы этого человека, если бы только он мог такую информацию получить, ошеломить своим набором: всякое зло становилось не только возможным, допустимым (по формуле подлости «цель оправдывает средства»), но и абсолютно для такого человека неизбежным способом существовать и действовать. (Естественно, что тот, кто выбирает себе место, роль и обязанности бандита, разбойника, вправе вскоре «надеяться» на ответное получение от какой-нибудь жертвы встречной пули в лоб!).

Человек, выбирая профессию, носящую даже и приличное название, но очень неприличную суть, оказывается вынужден строить определённым образом и всё остальное, что составляет его жизнь. И радуется каждой материальной добыче, во что бы эта добыча не обошлась его ближним. Но при этом даже не замечает, что все его цели, ради которых он идёт на любые злодеяния, все его достижения, на деле яйца выеденного не стоят. Чтобы это понять, надо подняться высоко, ибо не только большое видится на расстоянии, но и мизерное определяется в своей нищете и ничтожности именно издалека. В сравнении.

Результаты были! Труды Сил Света не пропадали даром, хотя так могло показаться любому, а не только вечно в себе сомневающейся Татьяне. В один прекрасный день, случившийся словно специально для того, чтобы истребить необъятный пессимизм Татьяны, они в какой-то день добрались до просто-таки горы мусора, которую расчищали и разгребали, постановив, что пока хотя бы в одном этом месте, на этом пятачке, не увидят живую землю, не остановятся. (А почему они этого не постановляли никогда раньше?).

И вот, когда они добрались практически до уровня земли, то есть до толстенного и слежавшегося под наваленной тяжестью отходов слоя опавших листьев, им осталось только разворошить до невероятного состояния плотности утрамбованные, самые нижние пласты. Начав этот процесс, они стали, сильно этому факту удивляясь, постоянно натыкаться ещё и на кучи хвороста, непонятным образом оказавшихся здесь, ибо ближайший лес находился в нескольких километрах.

Эта гора мусора, находившая посреди большой равнины, скорее, походила на горное плато, на котором лежали огромные валуны и местами торчали, как пики, узкие и высокие скалы. Татьяна ошеломлённо воззрилась на них, потому что ведь не каменная же эта мусорная гора! Так откуда тут, посреди русских равнин, могут взяться какие-то каменные стелы, стоящие почему-то чуть ли не навытяжку!!? Или это не камни вовсе, а какие-то порождения тёмных? А если да, то как за них взяться и чего будет Татьяне стоить отсюда эти каменюги убрать?

Татьяна, с помощью и по советам Спутников, взялась за это плато и, пролив пару цистерн пота, расчистила первые несколько слоёв мусора, комфортно возлежавших под защитой валунов. Но ни валунов, ни стел больше не было, так что «плато» доживало свои последние времена.

Местами мусор был менее утрамбован, местами — настолько плотно, что асфальт показался бы мягким, как желе, но силы Света не отступали.

У Татьяны в характере было не только упрямство. Имея дурную склонность отчаиваться, она, зато, после подобных приступов апатии, шла на такие подвиги, что конкретное это препятствие в обычном бодром состоянии духа ни за что не смогла бы взять. Словно организм этим напором компенсировал некоторую бездеятельность именно таким непобедимым напором. Или же специально впадал в ступор, чтобы полностью мобилизоваться и добиться победы, достичь которой возможно было только при полной отдаче сил.

Итак, сняв множество верхних пластов с верха мусорного Эвереста, Татьяна стала заниматься слившимися с ним оставшимися кучами, более плотно утрамбованными. И удивлённо заинтересовалась одной, особенно «упрямой», никаким, даже совместным, усилиям всей команды не поддающейся кучей, в которой хворост был спрессован так же плотно, как и листья, спрессован так мощно, что вполне мог показаться сверхпрочной бетонной плитой, укреплённой легированной арматурой, которая никак не хотела — ни целиком, ни частями — перемещаться в какое-то иное место. Потом Татьяна своё упорство себе никак не могла объяснить, потому что интерес её к именно этой куче мусора был несколько странен. Впрочем, она уже знала, что никаких случайностей ни в принципе, ни в чьей бы то ни было человеческой жизни нет, никогда не было, ни при каких условиях быть не может и не будет никогда.

Прокопавшись, специально для разрушения этой кучи вооружённая чем-то вроде лопаты, скрещенной с мечом, сквозь самый устойчивый и твёрдый, как легированная сталь, верхний слой, предварительно разворошенный созданным мыслительной силой силовым конусом, который ввинчивался, как штопор, в эту плиту, потрясённая Татьяна обнаружила у самой почвы …живое существо!

Человека! Правда, роста почти такого же, как астральная Татьяна, но вида совершенно человеческого. Женщина, неописуемо прекрасная и юно-беззащитная, спала непробудным сном (вот вам и сказка о спящей царевне!) на самом дне этой горы мусора в самом центре бывшего мусорного плато. Она спала, спала настолько крепко, что могла бы показаться мёртвой, если бы изредка не дышала и если бы лицо её было не столь живым. Этот сон всё-таки был сном живого существа.

Татьяна просто ошалела от удивления: да каким же это образом эта женщина продолжает оставаться живой?!! Ведь, судя по высоте горы мусора, под которой она находилась, спать её уложили, не то, что не вчера, но даже и не век назад! Так каким же чудом она не задохнулась — ведь всякое живое существо должно дышать! Может быть потому, что она спала — но не просто спала, а летаргическим сном?!! Даже с первого взгляда было видно, что тело не изменяло позы уже очень долгое время.

— Кто это? — несколько оправившись от шока и восстановив дар речи, спросила Татьяна.

— Это Гея.

— Гея?!? Вы имеете в виде Богиню Земли?

— Именно. Это душа планеты Земля.

— Но почему она спит?

— Зло усыпило её. Она была прекрасна и щедра, она жила с человеческим родом в полной гармонии и взаимной любви. Человек же, когда любит, и тем более, когда любим, просто не слышит призывов тёмных сил и отвергает даже мысль о зле, ещё только пытающуюся проникнуть в человеческий мозг. Ибо если и разум, и сердце, и дух человеческий исполнены любовью настолько, что ничему иному — злу, то есть — просто места нет, его любовь непобедима!

А разве Тёмный мог согласиться, чтобы человечество и дальше продолжало жить в любви, согласии и мире: не только с Господом, с Землей, с природой, но, особенно, друг с другом? Ведь даже после того, как человек был изгнан из рая, он всё-таки оставался очень близок к Силам Небесным, постоянно видел их, общался с ними, понимал, что именно произошло, почему и как это исправить. И весьма старательно исправлял последствия совершённой ошибки, неверного выбора.

Как же Тёмный мог допустить, чтобы результаты его предательства и коварства были исправлены? Он предпринимал всё новые и новые способы разлучить Господа и человека и весьма многого достиг бы… Гея же, любовью своей, добротой и силой не только постоянно поддерживала человека в старании вернуть всё на круги своя, но и была постоянной и непреодолимой преградой между силами зла и человечеством. Мешала она тёмным, причём это препятствие было практически непреодолимо! Ведь Гея, как и всякая стихия, вечна.