Бесплатный фрагмент - Башкиры в войнах России первой четверти XIX века

ПРЕДИСЛОВИЕ

Тема монографии, безусловно, актуальна и обращение к ней С. Г. Асфатул­лина своевременно. Вопрос о межнациональных отношениях в Российском государстве всегда был одним из важнейших, как в мирное, так и в военное время.

Возможность привлечения башкир (добровольно вошедших в 1557 году в Российское государство) в военные действия русской армии в 1805—1814 го­дах было явлением уникальным. Тогда из множества народов к защите Оте­чества были масштабно привлечены только башкиры, которые за более чем 250 лет совместного проживания с русскими стали неотделимой частью Рос­сийского государства и его армии. Башкиры достойно проявили себя в бое­вых действиях 1805—1814 годов и во время пребывания во Франции. Это убе­дительно отражено в работе. Свидетельство тому является то, что 1150 баш­кир стали кавалерами наград того времени, в том числе около 40 — боевых орденов.

Избранную тему исследователь раскрыл более чем в достаточном объёме на основе изученных им архивных документов РГВИА, Нацархива Республики Башкортостан и Госархива Калужс­кой области. Им внимательно изучены многочисленные публикации, имею­щие отношение к его теме, мемуарные и личные источники. На этом основа­нии напрашивается вывод, что С. Г. Асфатуллин развил новое направление в изучении истории башкирского народа — его военную историю.

В монографии нашли своё место новые материалы, впервые вводимые в научный оборот, которые позволили автору в ряде случаев сделать собствен­ные выводы по некоторым страницам военной истории башкир указанного выше периода.

Вместе с тем следует заметить, что автор, обладая большим объёмом знания темы, очевидно желая быть бесспорным и убедительным, «перегрузил» монографию неоправданно большими цитатами из документальных и лите­ратурных источников.. Однако эти погрешности не являются прин­ципиальными и не умаляют ценности данного научного исследования.

Ознакомление с исследованием и опубликованные в ходе работы 40 ста­тей автора в авторитетных изданиях («Вопросы истории» РАН, «Военно-исто­рическом журнале» Минобороны России и других) дают основание для вывода о том, что монография С. Г. Асфатуллина является трудом достаточно высокого научного уровня. Всё её содержание достоверно, а выводы объективны.

М. Ф. Ломаков, к. и. н., доцент, г. Калуга. 16.11.2014 г.

Глава 1. БАШКИРЫ В ВОЙНАХ РОССИИ НАЧАЛА XIX ВЕКА

1.1. Организационно-мобилизационные меры, проведённые в крае в первой четверти XIX века

С добровольным вхождением башкирских родов в Московское царство в 1554—1557 гг., военная служба стала постоянной и делилась на внутреннюю и внешнюю. Основной формой внутренней службы была охрана юго-восточных границ страны. В 1798—1849 годах башкиры и мишари ежегодно выставляли на Оренбургскую пограничную линию 5,5 — 10,5 тысяч человек. В войско снаряжали башкир следующим образом: от 4—5 дворов поочередно выставлялся один человек. Снабжение оружием, одеждой, лошадьми и съестными припасами воинов производилось в порядке «подмоги», которая оказывалась всеми башкирами. Общественная помощь селянами оказывалась также хозяйствам командированных на службу. Охрану Оренбургской линии башкиры также несли за свой счет. «Четыре двора были обязаны отправлять одного солдата, за службу в месяц получали 1 рубль жалованья, но расходы на одежду, лошадь, седло, прокорм несли сами солдаты за свой счёт. Их одежда состояла из синего матерчатого чекменя с белым воротником, широких синих шаровар, по бокам которых были прошиты лампасы (по примеру донских казаков). На голове — островерхая войлочная шляпа с согнутыми наверх полями, надрезанными сзади и спереди. Подпоясывались кожаным ремнём с кожаной же портупеей. Патронташи висели на шее с правой стороны и находились под мышкой. Сапоги были сшиты из конской кожи. Оружие: ружьё, каждому по два револьвера (Здесь Заки Валиди ошибся, в то время были только пистолеты — авт.), кинжал (трофейный, если кто-то из предков привёз с войны с турками или крымчаками — авт.), пика, сабля, лук со стрелами, железная кольчуга, защищавшая воина от сабельных ударов». Должностные лица башкирского войска комплектовались из представителей башкирских феодалов. Они назначались кантонными начальниками и утверждались генерал-губернатором. Офицеров полагалось набирать соответственно из башкир, включая и походного старшину — командира полка. Но для общего руководства и неразрывной связи с вышестоящим командованием в полк назначался и русский офицер — командующий полком.

Иррегулярное башкирское войско империи, было разделено первоначально на 11 кантонов, затем, с 1803 года на 12, а впоследствии и на 28-мь. 1-й кантон (д. Елпа­чи­ха) состоял из башкир Осинского и Пермского уездов, 2-й (д. Ибрагимово) — Екате­рин­бургского и Красноуфимского уездов, 3-й (д. Курманаево) — Шадринского уезда Пермской губернии, 4-й (д. Мало — Минаково) — Троицкого, 5-й (д. Исянгиль­дино) — Челябинского уезда, 6-й (д. Хасаново) — Верхнеуральского, 7-й (д. Мрясово) — Стер­ли­тамакского, 8-й (д. Юмран — Ибрагимово) — Уфимского, 9-й (д. Бурангуло­во) — Орен­бургского, 10-й (д. Камилево) — Бирского уезда, 11-й (д. Челнанарат) — Мензелин­ского уезда Оренбургской губернии. 12-й (д. Шланлыкулево) состоял из башкир Бе­лебеевс­кого, Бугульминского и Бугурусланского уездов Оренбургской гу­бернии. Кантоны подразделялись на юрты, точнее команды, которые состояли из групп де­ревень. Коли­чество служивых башкир в юртах колебалось от 100 до 1000 человек. С переводом в военное сословие жизнь была строго регламентирована. В каждой войсковой юрте по­лагалось иметь кузницу, а каж­дый кантон при снаряже­нии полковых команд должен был обеспечить их поход­ными кузнями.

Одновремен­но было объявлено о создании 5 мишарских, 5 оренбург­ских и 2-х кантонов ураль­ских каза­ков. Открывались кузницы и мастерские, делались пики, сабли, луки и стрелы, при­об­ре­талось оружие. Каждое башкирское хозяйство имело в своем распоряжении во­ен­ное снаряжение, необходи­мое для несения казацкой службы. Каждый взрослый мужчина был воином, готовым в любой день оседлать коня и выступить в поход. В распоряжении более состоятельных имелись и ружья, и пистолеты, а бедная часть населения была вооружена больше саблей, пикой и луком со стрелами. Начиная с 1798 года, башкиры и, отчасти тептя­ри, подчинялись во­енному ведомству. Из их среды появились командные кадры, имею­щие военные зас­луги и служившие про­должительное время. Они получали чины ир­регулярных войск: зауряд-хорунжего, есаула, зауряд-сотника.

Перед войной с французами Оренбургская пограничная укрепленная линия проходила от реки Тобол до Каспийского моря. И была разделена на 5 дистанций: от Звериноголовской крепости до Верхнеуральска, от Верхнеуральска до Орской крепости, от Орской крепости до Оренбурга, от Оренбурга до Уральска, от Уральска до Гурьева городка.

Четыре из пяти пограничных дис­танций ох­раняли воины Войска Баш­кирс­ко­го. Оренбургский военный губернатор требовал с начальников башкирских кантонов, чтобы воины были вооружены, как следует: «Чтобы люди выкомандированные на линию с ружьями, потребное число пороху и свинца покупали, по крайней мере хотя по двадцати патронов на каждого человека». Воины должны были быть здо­ровые, не моложе 20 лет и не старше 45 лет. Обмундирование, кафтаны и шаро­вары, крепкие и единообразные, вооружение исправное. Оно включало сабли, пики, сайдаки (лук и стрелы), ружья; последних было необходимо иметь на поло­вину числа людей в командах». То есть, каждый взрослый башкир за свою жизнь несколько раз нёс пограничную службу на линии и, как минимум, участвовал в одной войне России, потому-что они в XVII—XIX вв. случались каждые 20—25 лет. Соответственно, каждый мужчина обзаводился оружием, обмундированием и верховыми лошадьми. А Рахимов Р. Н. в подразделе «Народы Оренбургского края в Отечественной войне 1812 г.» толстой книги «На службе у «Белого царя» 2014 года утверждает: «Часть (?) башкир имела в качестве холодного оружия сабли. …Незначительное число воинов (башкир) имело огнестрельное оружие (фитильные, в XVIII в., кремневые ружья на сошках)». И пытается это обосновать так: «Массовое отсутствие огнестрельного оружия связано с последствиями известного указа от 11 февраля 1736 г., по которому башкирам было запрещено иметь кузни, огнестрельное оружие». Но не останавливается на этом, а совершенно необоснованно удлиняет этот срок по …1812 год: «Запрет сохранялся вплоть до введения кантонной системы в 1798 г. …Хотя после введения кантонной системы башкирам разрешалось иметь огнестрельное оружие, оказалось, что на протяжении нескольких поколений был утерян навык обращения с ним». Более того, в этой книге, он начинает утверждать, что башкиры даже саблей не владели: «Индивидуальный бой с применением сабель также не имел широкой практики, навыками его могли владеть воины, имевшие профессиональную подготовку. Однако таковая подготовка у башкир в это время отсутствовала, да и количество холодного оружия было незначительным, чтобы использовать его в качестве учебного». Это чистая отсебятина, без всяких ссылок на документы и труды надёжных предшественников. Хотя свидетельства очевид­цев и надёжных историков о воору­жении башкир и их умении владеть оружием это полно­стью опроверга­ют. Кто-то может возра­зить, что он просто не знает о тех свидетельствах очевидцев, историков-предшественников о наличии у башкир ружей, сабель и их хорошем владе­нии оружием. Нет, знает, приведём пару цитат из книги: «П. Размахнин: «Они все вообще искусно ездят верхом, большие мастера управлять пикой, стрелять из ружей и особенно из луков. Последнее искусство доведено у башкирцев до такой степени совершенства, что многие из них каждый раз безошибочно попадают стрелюю (так в книге -авт.) в самые малые предметы, например, в воробья находящегося от них шагов во 100 и далее»; «И. М. Казан­цев о вооружении башкир писал, что оно состоит «из пары писто­летов, ружья, пики, сабли, лука, колчана со стрелами, которыми башкирцы мастерски стреляют на большое пространство в цель и с такою силой, что стрела в 15 саженях может проткнуть насквозь не только человека, но даже и лошадь». Более того, в книге есть даже прямые свидетельства о количестве рас­стрелянных патронах — записи в журнале о выдаче начальником отдельно­го летучего отряда графом М. С. Волконским свидетельства: «9 октября 1813 г. Свидетельство казачьему Башкирскому 1-му полку на разстрелянные в быв­ших с неприятелем перестрелках 25 и 26 числа сентября при г. Лейпциге ру­жейных 2000 и пистолетных 1270 боевых патронов». Месяцем позже, при осво­бождении Голландии, в 1-м полку было 411 башкир с командирами. То есть, можно предположить, что каждый в полку имел ружьё и выстрелил из него 5 раз за два дня. Но зная эти и другие положительные примеры, он вы­бирает наиболее критично — унизительный, оставленный тогдашним нашим врагом и принимает его за истину в последней инстанции. И начинает всячески раздувать в разных вариациях. То есть, приходится признать, что в Башкортостане появился свой перебежчик «господин Резун-Рахимов» или, точнее, «фальсификатор истории Соколов-Рахимов».

Вернёмся к пограничной службе башкир. Связь между крепостями поддержи­вали неболь­шие промежуточные укрепления — редуты. Перед пограничной укреп­ленной линией на расстоянии 2—7 верст друг от друга стояли укрепления для сторо­жевых отрядов — фор­посты. Каждая крепость имела нес­колько застав. Между фор­постами непрерывной линией тянулись заграж­дения из бе­резовых или таловых прутьев (симы). Служба на границе была тяжёлой. Кривощёков в очерке «На оренбургской пограничной линии» описал это так: «А осенью-то набеги, как нарочно, были почти каждую ночь; солдатам было всё же лучше, вот казакам приходилось тяжеленько: чуть тревога, они уже гонят на тот пикет, где впервые загорелся сигнальный огонь. Бывало, целый месяц, а то и два продолжалась такая жизнь, и лошади ни на минуту не рассёдлывались, так засёдланными и кормились, а иногда и кормить-то, пожалуй, не приводилось: едва вернуться из погони, а тут — новый набег, опять тревога, и казаки снова бегут в погоню».

Чины войска подразделялись на действительные, классные и зауряд-чины. В 1802 году Башкирские войска составили 5519 человек. В 1803 году казачьи офицер­ские чины были приравнены к армейским: войсковой полковник — майору, есаул — ротмис­тру, сотник — поручику, хорунжий — корнету. Армейские (подпрапор­щик, прапорщик, поручик, капитан, майор, подполковник, полковник, генерал-майор), казачьи (уряд­ник, хорунжий, сотник, есаул, войсковой старшина), действительные и классные чины (от 14 до 12 класса) присваивались царем и военным министром за во­инские или осо­бые заслуги. К зауряд-чинам относились зауряд-хорунжий, зауряд-сот­ник, зауряд-есаул, которые присваивались генерал-губернатором. Башкирс­кое войско подчинялось генерал-губернатору Оренбургского края.

31 августа 1803 года Указом императора было установлено новое штатное рас­пи­сание донским полкам:

«1. При всяких нарядах на службу войска того полков, состоять в каждом пол­ковнику 1, есаулам 5, сотникам 5, хорунжим 5, квартирмейстеру 1, писарю 1, урядникам 10, ка­закам 550, а всех чинов в полку 578 человекам.

2. Тогда как полки сии, выступя из пределов своих, находится будут от оных далее 100 вёрст, и когда офицеры их жалованье получают равное жалованью офи­церов гусарс­ких полков, производить оное урядникам: старшим пяти каждому по 38 руб­лей, а младшим пяти по 17 рублей в год.

3. Положение сие как в рассуждении числа чинов в полках, так и производства жало­ванья урядникам, распространить и на полки прочих нерегулярных войск, составлен­ных по примеру Войска Донского. Главным оружием казака была пика, называемая по традиции дротиком. Его древко (ратовище) изготовляли из липы или сосны, длиной до двух саженей. На древко насаживался на трубке длиной в четверть аршина наконеч­ник пики (копеец), крепившийся гвоздями, от которого вдоль древка тянулись два ост­рых железных лезвия, длиной в аршин, именуемых отрезом, не позволявшие против­нику схватиться за пику или отвести её рукой. Наличие отреза позволяло использовать пику не только как колющее, но в случае необходимости, и как рубящее оружие. На нижнем конце ратовища прикреплялся ремень с петлёй. Сабли разрешались иметь любые. С 1809 года на плечах генералов и офицеров появились серебряные шнуры, свитые вдвое в виде жгута, а казаки получили погон из тёмно-синего сукна с выпуш­кой, по цвету выпушки на воротнике. Султаны на шапках заменили на волосяные, со­хранив окраску». Ещё одной особенностью комплектования донских полков была чётко установленная квота на малолеток (выростков): в полку их могло быть до трети, основную массу составляли казаки, имевшие опыт службы.

18 августа 1801 г. был установлен мундир Войска Донского. Шапки были из чёрной смушки, высотой пять вершков с верхом красного цвета. Офицеры носили на шапках серебряные шнурки с золотом и чёрным шелком, белые султаны с чёрными и оранжевыми перьями внизу. У рядовых казаков прибора на шапке не было. Урядники (пятидесятники) на шапках также имели белые шнурки, но с добавлением оранжевых и чёрных ниток, а султаны на их шапках, в отличие от офицерских, имели верхушку из чёрных и оранжевых перьев. Урядники и офицеры носили шпоры, прикрученные к каблукам сапог, казаки шпор не имели. Генералам и офицерам полагались шарфы, как в армии. Сумки, перевязи и портупеи изготовляли из чёрной кожи, их дозволялось украшать серебряными бляхами и галунами.

Башкиры, вместе с оренбургскими и уральскими казаками составляющие ирре­гу­лярное войско обширного Оренбургского края, приносили большую пользу госу­дарс­тву. Они за свой счет охраняли восточные рубежи страны. Если для этой цели на ог­ромном расстоянии — от Тобола до Гурьева городка — пришлось бы исполь­зо­вать регу­лярные войска, то потребовалось дополнительно набирать рекрутов и по­тратить ог­ромные средства. Одновременно с пограничной службой на Оренбургс­кой линии, 2500 башкирских воинов «о дву-конь на своем коште» служили на юж­ных дистанциях и Сибирской пог­раничной линии. Странно о пограничной службе на таких далеких границах говорить «внутренняя», но, с другой стороны, служба-то шла с внутренней стороны империи. К внутренней службе относились также этап­ная (по Сибирскому и Златоустовскому трактам), полицейская (в Казани, Мо­скве, Санкт-Петербурге) и гар­низонная. Гарни­зонную службу в российских горо­дах несли эпизодически: в 1768—1774 гг. во время войны России с Турцией, в 1772—1773 гг. после подавления восстания польских кон­федератов и др..

В историографии рассматриваемого периода нет специальных исторических иссле­дований об участии башкир в войнах России. Но надо обязательно отметить краткое, ёмкое и прав­дивое изложение военной истории башкир русского регионального авто­ра буржуазного периода, помещённое в экономическом труде. Монография В. М. Черемшанского (1821—1869) «Описание Оренбургс­кой губернии в хозяйственно — статис­тическом, этнографичес­ком и промышленном от­ношениях» опубликована в 1859 г. в Уфе в типографии Оренбургского губернского правления. Краткая часть, касающаяся военной службы башкир: «Башкирцы — самый древний народ из обитающих ныне в Оренбургской губернии. Они настоящим обра­зом сделались известны в Исто­рии Рос­сии со времён подданства их русскому скипет­ру в 1556 г…. Это добровольно поко­рившийся русскому престолу народ — вначале… привыкший действовать само­произ­вольно, не терпящий над собой никакой власти… Башкирцы, обитающие ныне в Оренбургской и частью в соседственных с нею Пермской и Вятской губерниях, составляют собой особый род казачьего сословия, известный под названием Башкирского войска. В это сословие они поступили в 1786 г. и в то же время освобождены были от сбора с них ясака и от представления аманатов, а в 1798 г. из них уже образовано иррегулярное войско.

Затем в царствование Императрицы Екатерины II башкирцев опять потребова­ли на царскую службу; так в 1771 г. они были в погоне за ушедшими калмыками, в 1787—1792 гг. в походе против шведов; при Императоре Александре Благосло­венном они несколько раз целыми тысячами участвовали в походе против фран­цузов и ту­рок. В Отечественную войну 1812 г. из башкирцев сформировано было 30 пятисо­тен­ных полков». (Считаю, преподаватель Черемшанский В. М., живший одновре­мен­но с тептярами, имел основания сложить 28 башкирских полков и 2 тептярских в одно целое, так как в тептярских полках большую половину состав­ляли башкиры — авт.).

Далее он приводит очень интересные исторические факты об участии башкир в более древних войнах России: «На службу башкирцы поступают все по достиже­нии 17-летнего возраста; с 45 лет употребляются на одну внутреннюю службу при кан­тонах; полную отставку получа­ют только за неспособность к службе по старос­ти лет, или болезням.… Со времени подданства своего, ещё не принадлежа к ка­зачьему сос­ловию, башкирцы участвова­ли во многих походах. Так, в 1608 г. они были на службе в царских войсках и под на­чаль­ством воеводы Алябьева участво­вали в раз­битии изменников под Балахною и Н. Нов­городом; в 1676 г. тысяча башкирцев были в походе Крымском и ещё прежде сего хо­дили на службу против поляков; в 1696 г. башкирцы вместе с яицкими каза­ками были в походе под Азовом. …В 1714 г. охотники из них были наряжены в Си­бирь для при­крытия вновь строящегося го­рода».

Черемшанский В. М. со знанием дела описывает и беспокойную пограничную службу башкир: «Кроме службы в отдалённых походах, башкиры охраняли преде­лы России по ны­нешней Оренбургской линии и имели с киргис — кайсаками частные стычки, а иногда и довольно значительные дела. В 1733 г. киргис — кайсаки Средней Орды вознамерились в числе 10 тыс. человек сделать вторжение в Башкирию; тогда известный Таймас Тархан-батыр с собравшимися башкирами встретили кайсаков, разбили их, отняли ханское знамя и, прогнав неприятелей в их кочевья, захватили много пленных. Когда же потом тот самый тогдашний владелец Средней киргис — кайсацкой Орды Шемьки — Хан уже с 20 тыс. человек вошёл в Башкирию, тогда башкирцы не только победили его, но и принудили просить о принятии в Российское подданство.

…Главные принадлежности вооружённого башкира составляют: ружьё, пика или ко­пьё, сабля, лук и колчан со стрелами. Надобно заметить, что башкиры весьма склонны к воинским упражнениям — все они вообще весьма искусно ездят верхом, мастерски владеют пикой и метко стреляют из ружей и луков, — последними дейст­вуют с такой силой, что пущенная стрела, на недальнем расстоянии, как, напри­мер, саженях на 15, пронзает насквозь не только человека, но даже и лошадь». Это самое полное и прав­дивое изложение воен­ной истории башкир русского дореволюционного автора, найденное в конце 15- летних поисков. Не зря её рукопись была удостоена ма­лой зо­лотой медали Министерства государственного имущества Российской империи. Хо­рошо бы всем нынешним младоисторикам быть столь же правдивыми. Вместо этого, они зачас­тую называют Башкирское войско периода 1812 года Башкиро-мещерякским с намёком, на то, что «и мы пахали». Причём, даже, в общероссийской энциклопе­дии «Отечественная война 1812 года» 2004 года, к которой есть много и других нареканий.

Между тем, войско начало называться Башкиро-мещерякским гораздо позже Отечественной войны 1812 года. Это вынужден признать даже такой антибашкирский историк, как к. и. н. Рахимов Р. Н.: «В 1834 г. было официально создано Башкиро-мещерякское войско, назначен его командующий (как правило, в чине генерал-майора или генерал-лейтенанта), созданы структуры управления. … в 1855 г. после присоединения тептярей к Башкиро-мещерякскому войску оно (опять — авт.) стало называться Башкирское войско». Причём, Рахимов пишет со ссылкой на Полное собрание зако­нов Российской империи, собрание второе.

Кроме пограничной и воинской службы, башкиры сопровождали царских диплома­тов. Сперва к сибирским татарам, ногайцам, потом, последовательно, к калмыкам, ка­ракалпакам и другим народам Востока, агитируя их за присоединение к России на своем примере. А также несли почтовые, подводные повинности и многие другие по­винности. Башкиры же сыграли «решающую роль в установлении дружественных от­ношений России с казахами. В мае 1730 г. в кочевья Младшего жуза с дипломатичес­кой миссией прибыл башкирский старшина бурзянского рода Ногайской даруги Алдарбай Исекеев (Исянгильдин) для разрешения спорных вопросов. Итогом этой по­ездки стало решение хана Абулхаира отправить специальных послов в Уфу, „чтобы быть с Россией в миру“. Казахских послов Сейткула Кайдагулова и Кутлумбета Коштаева сопровождали и представители башкирского народа, в частности, известные башкирские старшины Алдарбай Исекеев и Таймас Шаимов». Заметную роль сыгра­ли башкиры и в присоединении к России Среднего жуза Казахстана в рассматривае­мый период.

После победоносного возвращения с войны домой на Урал в 1815 году башкирские казаки продолжили охранять восточные границы Российской империи. Пограничная служба башкир продолжалась почти 300 лет, до 1840—1850 гг., когда с присоединени­ем Старшего жуза Казахстана к России границы империи отодвинулись далеко на юго-восток от Башкортостана.

В 1815 году Наполеон сбежал с острова Св. Елены и триумфально возвратился на трон Франции. В русской армии объявили повышенную боеготовность и начали выд­вижение корпусов через всю Европу к Парижу. Согласно сохранившимся формуляр­ным спискам, опубликованным в журнале «Ватандаш-Соотечественник» в 2012—2013 гг., часть башкирских казаков из номерных полков задержали на службе. Помимо этого, начали призывать башкир, достигших в 1815 году призывного возраста. Однако, вскоре Наполеона разгромили на Ватерлоо и сослали на более далёкий остров. Вер­нувшимся на родину с войны джигитам был везде почёт и уважение. Вскоре их нача­ли выдвигать на старшинские должности в аулах, уездах и кантонах.

Весной 1817 года оренбургским военным губернатором был назначен генерал-лей­тенант Пётр Кирилло­вич Эссен. Во время ознакомления с краем, новый губернатор пришёл к мнению, что «из башкирцев нужно учредить постоянные полки вместо найма по нарядам и устано­вить особое над ними управление по примеру других воен­ных сословий в государст­ве». 2 февраля 1818 г. Эссен написал императору об этом, до­бавив, что башкиры про­живают в Вятской, Оренбургской и Пермской губерниях, что затрудняет контроль за их внутренним устройством. Император разрешил начать разработку проекта преоб­разований. «Для работы над планом был создан специаль­ный комитет, состоящий из офицеров штаба Отдельного оренбургского корпуса. В конце 1819 г. проект был за­вершён. Он предполагал создание иррегулярного войска из башкир и мишарей. Войс­ко по-прежнему делилось на кантоны и юрты, должно было содержать 15 непремен­ных полков, поставлять почтовых лошадей на Оренбург­скую пограничную линию, отправлять земскую повинность в денежной и натуральной формах. В войско зачис­лялись люди в возрасте от 15 до 37 лет». А оставшихся баш­кир Эссен планировал пере­вести в податное состояние. Однако среди башкир возникло недовольство. Они справедливо опасались, что непременные полки будут уподоблены регулярным. К тому же, эти преобразования ложились тяж­ким финансовым бременем на их небога­тые хозяйства. В Санкт-Петербург пошли «прошения от 1, 5, 7, 9-го башкирских и 2-го, 3-го мишарских кантонов, направленные в 1820 г. императору Александру 1, где говорилось об их желании остаться в военном сословии; просители выступали против попыток перевода их в податное состояние. Осинские башкиры также просили импе­ратора оставить их в прежнем, военном, сос­тоянии». Правительство не решилось на осуществление предлагаемого перевода. «Ви­димо, были свежи в памяти волнения ка­заков Уральского войска, происшедшие в связи с введением нового штата в 1803—1804 гг. Император ограничился распоряжени­ем Эссену П. К. собрать дополнительные све­дения, чтобы убедиться, что „перемены в башкирском народе будут учреждены не раньше, чем выяснится, что они не идут в противовес с нравами народа“. Вопрос о преобразованиях был вновь поднят в 1824 г., но также не решён окончательно, поскольку Александр 1 посчитал, что ещё собрано мало материалов, чтобы решиться на большие преобразования».

Продолжалась линейно-пограничная служба башкир на восточной гра­нице импе­рии. «В 1822 г. Башкир и мишарей было направлено на службу 10985 чел., что соста­вило 70% всех командированных на линию. Так, например, в 1819 г. в одной только Звериноголовской крепости было 5 пикетов, в каждом из которых имелось по 2 орен­бургских казака и по 12—13 башкир. Сверх того, в лагере, расположенном близ са­мой крепости, находилось 20 русских казаков и 447 башкир».

Помимо этого, в рассматриваемый период башкиры всё шире несли обязательную бесплатную трудовую повинность при строительстве сооружений, обеспечивавших операции войск как внутри, так и за пределами Оренбургского края. Также бесплатно работали в транспортных командах при сплавах леса и строительстве дорог. Кроме этого, башкиры несли и денежные повинности: государственные и местные губерн­с­кие земские сборы, а также множество натуральных повинностей. Их очень подробно, со знанием дела расписал профессор Асфандияров А. З. на страницах 91—109 своей моно­графии «Кантонное управление в Башкирии (1798—1865 гг.)».

В рассматриваемый период правительство Российской империи начинает реально интересоваться среднеазиатскими ханствами. И зачастую привлекает к разведке баш­кир: «Поручик 4-го башкирского кантона Абдулнасыр Субханкулов часто использо­вался оренбургскими губернаторами на дипломатической службе. Отправленный в Бухару ещё в 1809 г. поручик доставил в Оренбург важные сведения о происках анг­личан в Средней Азии. При губернаторе Эссене П. К. в 1818 г. Субханкулов побы­вал в Хиве в связи с просьбой Лазарева и Енушева, товары которых были разграблены хи­винцами. Башкир Мендияр Бекчурин был послан в Хиву с письмом графа Нессельроде и с ходатайством о возмещении ущерба русским купцам, ограбленными хивинца­ми». Попутно они выполняли и разведзадачи: «Из сведений, поступавших в Оренбург за годы наполеоновских войн, наиболее сущест­венными являлись «замечания» упомянутого офицера рус­ской службы Абдулнасыра Субханкулова. Он впервые сообщил подробности о про­исках англичан в Афганис­тане и Средней Азии, применявших своеобразный дем­пинг к странам и городам с целью их экономического подчинения: «Таковыми ко­варными оборотами получили города Кандагар и Пушаур (Пейшагар — П.М.) на аренду себе, а в прошедших годах начальник города Кабула именем Шеджа Улмулюк по притеснению от кабульских сограждан ушёл оттуда и познакомился с англичанами. 1810 года, в начале весны, англичане, придав ему, Шеджа Улмулюку, несколько войска, и прибыв через Кашемир в Кабул по-прежнему утвердили его в том городе начальником».

После длительного изучения материалов предшествующего периода, приходим к следующим выводам:

— Благодаря предпринятым организационно-мобилизацион­ным мерам баш­киры были готовы выступить в поход на войну по первому зову влас­тей.

— А служба на пограничной линии дала воинам практические навыки в обраще­нии с оружием, конём и понимание воинских команд, в том числе и на русском языке, так как охраняли гра­ницу совместно с русскими оренбургскими казаками.

— Кроме пограничной и воинской службы, башкиры сопровождали царских дип­лома­тов. Сперва к сибирским татарам, ногайцам, потом, последовательно, к кал­мыкам, ка­ракалпакам и другим народам Востока, агитируя их за присоедине­ние к Рос­сии на своем примере.

— А также несли почтовые, подводные повинности и многие другие повинности.

— Башкиры же сыграли «решающую роль в установлении дружес­твенных отно­шений России с казахами. В мае 1730 г. в кочевья Младшего жуза с дип­ломатиче­ской миссией прибыл башкирский старшина бурзянского рода Ногайской дороги Алдар Исекеев (Исянгильдин) для разрешения спорных вопросов. Итогом этой по­ездки стало решение хана Абулхаира отправить специальных послов в Уфу, „чтобы быть с Россией в миру“. Казахских послов Сейткула Кайдагулова и Кутлумбета Коштаева сопровождали и представители башкирского народа, в частности, из­вест­ные башкирские старшины Алдар Исекеев и Таймас Шаимов».

— Позже заметную роль сыграли башкиры и в присоединении к России Среднего жуза Казахстана.

— Сегодняшние прозрачные границы со странами СНГ наглядно показывают какой ве­сомый вклад нёс башкирский народ по охране восточных границ Московского царства и Российской империи в течение почти 300 лет.

— Александр I бережно относился к национальным особенностям башкир-мусульман и позже охотно демонстрировал их Западной Европе, показывая на их примере вместе с калмыками-буддистами, каких успехов достигла Российская империя в сплочении наро­дов разных вероисповеданий.

— В ходе последующего превращения Оренбургского края во внутреннюю об­ласть Российской империи на башкир налагались всё больше обременительных обязаннос­тей в неопла­чиваемой натуральной и в денежной формах, что вело их к обнищанию.

1.2. Участие башкир в войнах с Наполеоном 1805, 1806—1807 г.г.

В эпоху Наполеона Фран­ция воевала, практически, со всеми странами Ев­ропы. «Самой продолжительной была война с Англией, которая началась в 1803 г. и не прекращалась до 1814 г., а в 1815 г. вспыхну­ла вновь в период „Ста дней“. Длитель­ные войны вела наполеонов­ская Фран­ция в Ис­пании и Португалии. С Ав­стрией На­полеон находился в состоя­нии войны в 1805, 1809 и 1813—1815 гг., с Пруссией — в 1806—1807 и 1813—1815 гг. Помимо этого, На­полеон два раза воевал со Швецией (в 1805—1807 гг. и 1812—1814 гг.). В 1806—1807 гг. он воевал с Неаполи­танским королевством, позднее — с Саксонией, Ба­варией, Вюр­тембергом, Ба­де­ном, Сардинией и Голланди­ей».

Захватническая полити­ка Бонапарта побудила Алек­сандра I заключить оборони­тельный союз с Ав­стрией (1804 г.) и с Анг­лией (1805 г.). Целью коали­ции было заставить Наполеона очистить Ганновер, Гол­ландию, Швейцарию, Италию и вернуть сардинскому коро­лю Пьемонт. В августе 1805 г. Рос­сия вступила в войну с наполеоновской Францией. Главнокомандующим русски­ми войсками был назна­чен Кутузов. Однако его подчи­нили австрийскому штабу и, к тому же, «русская армия была обречена на самое наихудшее командование — командование двора». Однако присоединение Пруссии к коалиции затянулось, король Фридрих-Вильгельм пытался сохранить нейтралитет в начинавшейся европейской войне. В ок­тябре 1805 г. император Александр I специ­ально приехал в Берлин, чтобы убедить прусско­го короля примкнуть к союзникам. Прус­сия дала согласие на проход рос­сийских войск только после вторжения на её тер­ри­торию в районе Ансбаха фран­цузского корпуса Бернадота, спешившего из Булонс­ко­го лагеря в Австрию. Фрид­рих-Вильгельм понял, что Наполеон не будет считаться с нейтралитетом его госу­дарства. Разрешение на проход русских войск было дано, но с условием пе­рехода в Гродно, что потребовало перегруппировки одного из корпусов, за­нявшей две не­дели. В итоге войска под командованием Беннигсена не успе­ли вовремя присое­диниться к Кутузову.

С 1798 башкиры уже официально входят в военное сословие. Башкир­ские земли именуются Областью Войска Башкирского. Царь издал Указ и в декаб­ре 1805 года к за­падным границам на подкрепле­ние рус­ской армии направи­лись из Орен­бургского края 7000 башкир, 1000 оренбург­ских и челябинских ка­заков и 600 калмыков.

Но 2 декабря того же 1805 года австро-русская армия была разбита Наполеоном при Аустер­лице. Урланис пишет, что в Аустерлиц­ком сра­жении русские потери соста­вили 21 тыс. человек убитыми, ранеными и пленными, ав­стрийцы потеряли много больше, а французские — 26 тысяч. Безотосный В. М. приводит более подробные и несколько другие цифры: «раз­гром союзной армии был полным; её потери оказа­лись громадными — до 35 тыс. человек, а по данным первого русского историка этой войны А. М. Ми­хайловского, у русских — свыше 21 тыс. убитых, раненых и пленных, у авст­рийцев — 6 тыс. человек. Общее число пленных, опять же по раз­ным данным, составило от 11 до 20 тыс. человек. В плен также попали восемь рус­ских ге­нералов и более 300 офицеров. Французами было захвачено до 197 ору­дий…». Потери французов даны без ссылок: «Урон французов в этот день не превы­шал 10 тыс. убитых, раненых и без вести пропавших». Академик Тарле Е. В. так описывает это поражение: «Около 15 тысяч убитых русских и австрийцев, около 20 тысяч пленных, вся почти артиллерия, а самое главное — фактическое уничтожение русско-австрийской армии, разбежавшейся на три четверти в раз­ные стороны, бросившей весь свой колоссальный обоз, все боевые запасы, огромные массы провианта… Французы потеряли меньше 9 тысяч (из 80 тысяч)»

«Пораже­ни­е под Аустер­лицем настолько напугало австрийско­го императо­ра, что он поспе­шил заклю­чить с Наполеоном мир, одним из условий которого было требова­ние к России увести войска из пределов австрийской империи. К Наполео­ну отходи­ли Италия, Швейцария, гер­манские земли от Рейна до Инна. Кроме того, император Франц I отказался от ти­тула государя Священ­ной Римс­кой империи германской на­ции, чем дал возможность На­полеону перекроить по свое­му усмот­рению карту Гер­мании. Из Баварии, Вюртем­бер­га, Бадена, Насау и Дармш­тадта им был создан „Рейнский союз“, главой ко­торого (протектором) стал сам Бона­парт. Вольные города Гамбург, Франк­фурт, Нюрнберг, Любек и Бремен, вопреки вся­кому праву, были об­ложены налогами. Именно тоталь­ным грабежом Европы объ­ясня­ется обеспечение французских офицеров хорошим де­нежным довольствием и „потря­сающим“ обмун­дированием».

Русским войскам приш­лось срочно покинуть террито­рию Австрии, не до­жида­ясь подкреплений, шед­ших из России. А ведь на границах Пруссии уже находи­лись войска Беннигсена и Эс­сена. «Прибыв в Бреславль, Беннигсен уз­нал об Аус­терлицком поражении и по­лу­чил приказ о возвращении. Армия Эс­сена, также спешившая на помощь Кутузову, по­лучила известие об Аустер­лицком поражении, на­ходясь в Прерау, на расстоянии 60 вёрст от поля сра­жения». Атаман Платов с казачьи­ми полками узнал об Аустерлиц­ком пораже­нии вообще только на границе Российской империи. Вся тяжесть кампании 1805 года легла на одну небольшую армию Кутузова, численностью 55—58 тыс. человек, в том числе около 20 тыс. ав­стрийцев, а после соединения с ко­лоннами Буксгевдена Ф. Ф. у Вишау 7 (19) ноября — свыше 80 тысяч, включая 15 тыс. австрийцев. То есть в 1805 году, башкиры фи­зи­чески не успевали к полям сраже­ний. Эти же цифры 7000 башкир, 1000 орен­бургских и челябинских казаков и 600 калмыков называет в своей диссертации и Зайнуллин М. М..

«Коалици­он­ные силы Англии, Австрии, Рос­сии, Шве­ции и Сицилии проиг­рали войну 1805 года, так как не имели общего командования и руководствовались ус­та­ревшей Авст­рийской стратегией». Войска делились на колон­ны из однородных войск, а не на дивизии из пехотных, кавалерийских и ар­тиллерийских частей. На­лаженной системы штабного управления, также, практически, не было.

В 1806 году, в ответ на ультиматум Берлинского кабинета от 1 октября 1806 г, не объявляя войны, Бонапарт двинулся на Пруссию (несмотря на све­жеподписан­ные договора об оборонительном и наступательном союзе от 3 (15) декабря 1805 г. и 3 (15) февраля 1806 г.), разбил её армию в двух сражениях в один день 14 октяб­ря под Йеной и Ауэрштедтом и триумфально въехал в Берлин 25 октября. И потребовал от Фрид­рих-Вильгельма III практически всё Прусское коро­левство и 100 млн. марок контри­буции. Фридрих вновь обратился к Алексан­дру I с письмом о помощи. Для русского государ­ства разгром Пруссии озна­чал продвижение наполеоновских войск непосредс­твенно к границам России и все ресурсы Пруссии становились орудием против России, поэтому Алек­сандр I согласился оказать по­мощь.

Алексан­др I выд­винул против Наполеона в Восточную Пруссию 22 октября (3 ноября) 1806 года армию гене­рала Беннигсена Л. Л. Но на предложение царя о со­вместных действиях, Лондон и Вена ответили отка­зом, и Россия одна вступила в новую войну с Наполеоном. Бенниг­сен в своих «Записках о войне с Наполеоном 1807 года» пи­шет: «Правительство обра­тилось к народу, который с величайшей го­товностью и даже воодушевлением содейс­твовал образованию ополчения в 612 тысяч человек.… В манифесте, изданном в Пе­тербурге („О составлении и образо­вании поместных временных ополчений или милиции“ от 30 ноября 1806 г. — авт.), изложен порядок формирования этого ополче­ния и распределения его по разным гу­берниям государства. Впо­следствии нашли, что назначенная цифра слиш­ком значи­тельна, и, уволив некоторую часть собранных ратников, уменьшили числен­ность ополчения до 215 тысяч человек, действительно выставленных народом. Но отдалён­ность многих губерний нашей обширной импе­рии не дала им возможность при­быть вовремя к армии».

Русская армия быстро училась на своих поражениях 1805 года, когда остро не хватило казачьих частей для разведки, охранения армий и сокрытия движений корпусов. Поэтому: «Ещё накануне объявления войны Франции, 9 ноября 1806 г., Александр I повелел министру военных сухопутных сил С. К. Вязмитинову сформи­ровать два уральских казачьих, два оренбургских казачьих, ставропольский кал­мыцкий, десять башкирс­ких и один тептярский полки. Все эти полки форми­рова­лись по образцу донских.

29 ноября 1806 г. император повелел астраханскому губернатору и главнокоман­дующему в Грузии и на Кавказе графу И. В. Гудовичу сформировать десять полков из калмыков Астраханской, Саратовской и кавказских губерний, а также живших на территории Войска Донского (не причисленных к казакам). Сформировать и привести в армию полки из калмыков оказалось более трудной задачей, служить в армии русского царя они явно не хотели. Два калмыцких полка, которыми коман­довали офицеры майор Корнеев и войсковой старшина Гнилозубов, взбунтовались на пути в армию, находясь в Старобельском уезде. Калмыки бежали в свои улусы вместе с полковыми знамёнами. Их поимкой на Дону занимался старший судья Донецкого сыскного начальства П. М. Греков 8-й, будущий герой 1812 года. Затем бежали калмыки из полков майора Крюкова и войскового старшины Харитонова. Оказывая сопротивление, они пытались пробиться за Дон, но большинство из них так и не дошло до своих улусов. Из калмыцких полков к армии прибыл только Ставропольский калмыцкий полк (из крещённых калмыков — авт.) под командой войскового атамана майора Баглюнова».

Башкиры к этой войне уже имели опыт 250-летнего военного служения Мос­ковскому царству и Российской империи, поэтому они, как обычно, быстро сорганизовались и выступили в поход. «Пер­выми в 9-м башкирском кантоне были сформированы две пятисотенные ко­манды, вышедшие в поход 27 декабря 1806 г. В своём рапорте командир этих команд Рыльс­кого мушкетёрского майор Данисьев указал, что в них «люди молодые и могут быть к службе рас­торопные, и вооружены по их обыкновению саблями, стрелами и копьями, каждый о дву конь…». Это были 1-я команда кантонного начальника пору­чика Буран­гула Куватова, состоявшая из кантонного начальника старшины, 5 есау­лов, 5 сотни­ков, 5 хорунжих, квартир­мейстера, писаря, муллы, 10 пя­тидесятников, 490 ря­довых, 1004 лошади; и 2-я старшины Айсувака Узен­баева, состоявшая из старшины, такого же числа чинов­ников и 469 рядовых на 962 лошадях. 3, 4 и 9-ю возглавил Уфимского мушкетёрс­кого полка майор Кандауров. Московский комен­дант произвёл им 25 фев­раля смотр, отметив, что «люди довольно хороши и здоро­вы, но лошади с форсиро­ван­ных маршей тощи, но впрочем, здоровы». 8-ю команду возглавлял капитан Ук­райнцов, 10-ю — майор Феофилатьев. Все 10 башкирских ко­манд подчинялись, вме­сте с калмыками, полковнику князю Уракову А. В., шефу Ре­вельского мушке­тёрс­кого полка, до этого времени служившего в полках Оренбург­ской инспекции.

Затем 24 ян­варя 1807 г. последовал указ императора об отправке ещё 10 пяти­сотен­ных башкирс­ких команд, то есть 5 тыс. человек, это были так назы­ваемые «команды вто­рого наря­да». Генерал-губернатор Волконский в качестве сопровож­да­ющих при­крепил к командам штаб — и обер-офицеров регулярных частей Орен­бургской инспек­ции. Команды «вто­рого на­ряда» возглавляли: 11-ю — ка­питан Ти­миров; 12-ю — поручик Янышев; 13-ю — майор Моисеев; 14-ю — по­ручик Усревец­кий; 15-ю — майор Шефлеров; 16-ю — капитан Нек­расов; 17-ю — капитан Петров­ский; 18-ю — майор С. А. Вильчик; 19-ю — майор Руд­нев; 20-ю — поручик Мальков­ский. 11 — 20-я башкирские команды вышли в поход в ап­реле 1807 г.».

Сражение под Пултуском 14 (16) декабря 1806 г. закончилось вничью. Тя­жёлое сражение с армией генерала Беннигсена Л. Л., произошедшее 26—27 января (7—8 февраля) 1807 г. под Прейсиш-Эйлау, закончилось истощением сторон. Участник сражения Давыдов Д. В. пишет: «Урон наш в этом сражении прос­тирался почти до половинного числа сражавшихся, то есть до 37 тысяч человек убитых и раненых: по спискам видно, что после битвы армия наша состояла из 46800 человек регулярного войска и 2500 казаков. Подобному урону не было при­мера в военных летописях со времени изобретения пороха. Оставляю читателю судить об уроне французской армии, которая обладала меньшим числом артиллерии против нашей и которая была отбита от двух жарких приступов на центре и на левом фланге нашей армии. Трофеи наши состояли в девяти орлах, исторгнутых из рядов неприятельских, и в двух тысячах пленных. Прусский корпус взял два орла» Но Беннигсена решил отступить к Кёнигсбергу, поэтому французские истори­ки считают, что Наполеон выиграл это сражение. По Ур­ланису французские потери в сра­же­нии составили 45 тыс. убитыми и ранен­ными, а русские — 26 ты­сяч. По Безотосному русские потери почти совпада­ют: 7 тыс. убитыми и 18 тыс. ранеными, а по французам нет — свыше 2 тыс. убитых и 18 тыс. раненых. Но Безотосный В. М. сам пишет, что эти данные занижены. Мединский В. Р., Мягков М. Ю. и Никифоров Ю. А. пишут: «Всего французы потеряли 20 тысяч убитыми и ранеными, Русские — 23 тысячи. Один из сподвижников Наполеона, маршал Ней, глядя на множество павших, воскликнул: „Что за бойня, и без всякой пользы!“ Переломить ход кампании в свою пользу Бонопарт смог только с помощью хитрой уловки. Французские дипломаты уговорили Османскую империю вступить в войну против России. В результате часть наших войск была переброшена на юг, и Наполеон получил численное преимущество».

Англичанка Вильмот, находившаяся при княгине Дашковой, видела баш­кир­с­кий полк в Москве 23 февраля 1807 года и оставила его описание: «Сего­дня мы хо­дили смотреть на башкирский полк, вступающий в город. Этот ди­кий с виду на­род живёт на окраине Сибири. Их пёстрые одеяния при­вычны им, просторны и удобны. За спиной на кожаном ремне башкиры вешают луки и колчаны со стре­лами, а ещё они вооруже­ны пистолетами, ружьями и длинными пиками, причём пики эти привя­заны к правой ноге ремнями и, видимо, не доставля­ют владельцам особых неу­добств. Их походные мешки наполнены всем не­обходи­мым, сёдла уве­шаны снаря­жением и провизией, а ко­гда провизии нет, они с большим удовольст­вием едят сы­рую конину. …Полк состоит из 1047 человек. Он разделён на роты, и во главе каж­дой шёл уст­ра­шающий оркестр, издававший пронзительные и моно­тонные звуки. Но музыкаль­ных инстру­ментов у них не было (кураи, англичанка, конечно, не заметила или пос­читала за обычные палки — авт.). Башкирские шапки очень тёплые и самых разнооб­разных форм и расцве­ток: одни в форме сахарной головы, другие круглые, третьи — квадрат­ные, но все с бархатной тульей и оторо­чены мехом; носят их низко надвину­тыми на уши. Лошадки у башкир очень ма­ленькие, но сильные и выносли­вые. Кня­гиня гово­рила с одним из воинов и проси­ла доставить Буонапарте в Москву пленни­ком. Он отвечал с большим достоинст­вом: „дайте нам только добраться до него, а об осталь­ном не беспокойтесь“. Их офицеры отличаются от солдат лишь одеждой — она на­поминает старые балахо­ны». Башкирский плащ, прообраз нынеш­них офицерс­ких плащ — палаток, действи­тель­но напоминает балахон, если в него плотно закутать­ся.

Несмотря на поздний призыв, шесть башкирских пятисотен/полков успели принять учас­тие в военных действиях на территории Пруссии и Польши. Две башкирские пятисо­тен­ные команды прибыли в корпус графа Толстого на На­реве в середине мая: одну из ко­манд разделили на сотни, которые придали донским полкам. 4 июня ещё две пяти­со­тенные команды башкир прибыли к главной ар­мии, где их присоединили к корпусу Платова. Два башкирских полка вместе с 1-м и 2-м оренбургскими казачьими полками под командова­нием полковника В. А. Уг­лицкого, находясь в составе армии генерал-лейте­нанта Л. Л. Беннигсена, с 10 мая 1807 года участвовали в боевых операциях, сос­тавляя «передовую цепь против ге­нералов Мас­сена и Вреде».

Командующий левофланговым корпусом П. А. Толстой приказал атаковать ла­герь бригады Клапареда в Борках. «Отряд Витгенштейна в очередной раз овладел переправой через Омулев в Дрензеве и переправился на правый берег. Атака лаге­ря была произведена 30 мая, в плен захватили 2 офицера и 28 рядовых. У Вит­генштейна было три полка регулярной кавалерии, полк Кутейникова 2-го, часть полка Карасёва и отряд башкир. К тому времени к корпусу Толстого уже присое­динились две башкирские пятисотенные команды, которые распределили между казачьими полками. Во время атаки лагеря в Борках двести башкир были прико­мандированы к полку Чернозубова, сто — к полку Карасёва.

В представлении к наградам за атаку лагеря в Борках 30 мая и 1 июня Вит­генштейн писал: «Войска Донского полковник Кутейников — командуя 30 мая имени своего казачьим полком и башкирцами, по открытии пушечного сигнала бросясь с оными впереди гусар, шибко прискакал к броду реки Омулева, и перей­дя его, повёл их в рассыпной атаке неустрашимо на все посты неприятельские и на лагерь при селении Борках, тот же час рассыпанные его команды первые нача­ли брать пленных из постов ретирующихся, а по сближению к лагерю, способство­вал с гусарами егерям выжать из оного неприятеля, который как вдался в ретира­ду, то он обратил свои команды на преследование его, в коем поражая неприятеля мили две по разным дорогам, покоряющихся брал в плен. 31-го же числа мая, ког­да чрез селение Степно намеревался неприятель ворваться в занятый от них ла­герь, то он отряжённою командою казаков, подкрепив егерских стрелков, опроки­нул неприятеля и в лагерь не впустил.

А 1-го июня, содержа пикеты в лагере и по­зиции овладённой, дал знать заблаговременно о наступлении неприятельском в знатной его силе, по предосторожности коей взяты меры к отступлению без урону и он сей день прикрывал ретираду рассыпанных стрелков от егерей до вступления их в свои места». Кутейников 2-й за отличие был награждён прусским орденом «За заслуги» (пурламеритом). В представлении к наградам перечислены и офицеры полка Карасёва со ссылкой на свидетельство Кутейникова».

В июне 1807 года Наполеону в тяжёлом и упорном сражении при Фридлян­де уда­лось разбить русскую армию, потеряв 32 тыс. убитыми и ранеными, а русские поте­ри по Урланису составили 15 тысяч. У Безотосного «урон францу­зов оценивал­ся в 8—10 тыс. человек». Но опять без ссылок на пер­воисточники. Акаде­мик Тарле Е. В. так описывает это поражение: «Несмотря на храбрость русских войск, роковая ошибка главнокомандующего Беннигсена погубила их окончательно: Рус­ские войска должны были бросаться в реку, чтобы уйти от огня французской ар­тиллерии. Часть их побежала вдоль реки, часть сдалась в плен, но сдавшихся оказалось немного, потонувших было гораздо больше. Почти вся русская артиллерия попала в руки Наполеона. После утраты своей артиллерии и страшных потерь (больше 25 тысяч убитыми, ранеными и пленными) Беннигсен быстро отступил к реке Прегель, теснимый французами. Единственный шанс спасения от полного истребления заключался в бегстве. Сейчас же после битвы при Фридланде маршал Сульт вошёл в Кёнигсберг, где захватил огромные боевые запасы, хлеб, одежду — всё это как раз только что было привезено с моря англичанами, не предвидевшими такой близкой катастрофы. Армия Наполеона подошла к Неману 19 июня (по новому стилю — авт.), через пять дней после битвы под Фридландом. Остатки русской армии успели переправиться через реку. Наполеон стоял на границе Русской империи, у Тильзита».

В корпусе атамана Платова с 4 июня 1807 года находились два других башкирских полка и ставропольский калмыцкий полк под командованием князя Уракова. В пол­день 4 июня неприятель во многих местах переправил­ся через реку по понтонам. Ка­валерия дивизионного генерала Груши пошла вверх по берегу р. Прегель с намерени­ем атаковать левый фланг каза­ков. В этот момент, по словам Чуйкевича П., «Платов, уступая рвению кантонных на­чальников башкирских команд, приказал князю Урако­ву напасть с ними на францу­зов. Башкирцы чувствительны были к сему назначению и выпол­нили приказание с от­личным мужеством. Они, применяя тактику заманива­ния, подпусти­ли противника на довольно близкое расстояние и выпустили сотни стрел, а засадная команда сделала быстрый поворот налево и ударила копьями во фланг врага, кото­рый не мог устоять, «будучи изумлен и замешан новостью оружия, с чем против него действовали». Башки­ры гнали неприя­тельскую кавалерию, «которой они не дава­ли пощады», до расположения французской пехоты. Башкир­ские полки, при­быв­шие в район боевых дейст­вий после Фриндландского сра­жения, прикрывали отход армии к реке Неман и в начале июня 1807 г. вели арьергардные бои в районе Тильзита с кавале­рией генерала Мюрата.

Представитель Англии офицер Роберт Вильсон, наблюдавший боевые дейс­твия рус­ских войск на территории Пруссии и Польши, описал атаку 4 июня: «Полторы ты­сячи башкир в стальных шлемах и кованых кольчугах, прибыв­шие из Татарии (инос­транцы долго называли все области, расположенные восточнее Московского царства Тартари­ей, а позже Татарией — авт.), соеди­нились с русской армией у Велау, во время отступ­ления от Фридланда». Ав­тор, к сожалению, не указал ни номера пол­ков, ни фа­милии их командиров 1807 года. В 1810 году в Лондоне вышла книга Р. Вильсона «Краткие замечания о свойстве и составе русского войска и Обзор кампании в Польше в 1806—1807 гг.». Через год её краткий перевод появился на страницах журнала «Санкт-Петербургский вестник» и затем вышел отдельным изданием. Перевёл книгу на русский язык директор Императорской Публичной библиотеки А. Н. Оленин, член Общества любителей словесности, наук и художеств, издававшего «Санкт-Петербургский вестник». Вильсон восхищал­ся пи­коносной кавалерией, кото­рой в то время не было в английской армии: «И ка­кое в са­мом деле войско, вооружён­ное саб­лями, может устоять против удара копья, которое, встречая неприятеля с лиш­ком за шесть футов перед лошадиною головою и будучи укреплено весьма твёрдо, пус­кается в него со всем стремлением резвого коня… Воору­жённый копьём, пистоле­том и саб­лей, казак никогда не боится соперни­ка в единоборстве; Страх предшество­вал их на­тиску. Напрасно военное искусство старается противопоставить направленным их копьям какую-либо преграду. Из французских солдат одни кирасиры надеялись ещё несколько на себя и показывали вид, что они презирают силу и искусство казаков; однакож в Прейсиш-Эйлауском сражении, когда французские кирасиры, сделав отчаянное нападение на центр русской армии, проскакали через интервал, в то время казаки тотчас опрокинули их, ударили в дротики, сбили с лошадей и вдруг на поле боя явились 530 казаков, одетых в доспехи убитых неприятелей. Но казаки не думали надевать на себя железные их латы в будущих сражениях; они знали, что мужественным воинам не нужны железные доспехи». Позже, в Отечественной войне 1812 года он захотел, чтобы команда казаков и башкир составляла его личный конвой. Вильсон проявил себя как истинный исследователь и предложил завести пиконосную кавалерию и в английской армии. Это осуществили к следующей войне, но не так успешно, как у донских казаков.

Рассказывая о разгроме французского эскадрона, Р. Вильсон приводит ин­тересный факт о действии «бесшумного оружия» — стрел башкир: «Французс­кий офицер, ране­ный в этом деле и попавший в плен, был сильно потрясён ложным слухом, что стрелы отравлены, с этой мыслью он провёл бессонную ночь и только утром убедил­ся в ошибке». Роберт Вильсон не раз подчерки­вал храбрость и бесстрашие башкир­ских кон­ников в борьбе с такой сильной регулярной армией, как французская. Описы­вая сильную стычку с французской кавалерией, Роберт Вильсон отмеча­ет «личную храбрость» башкир, которые, только что прибыв в армию, бросились на французов вместе с другими казаками вплавь через р. Аллер. Башкирс­кие конники, стреляя из луков, «с большим эффектом атаковали отряды врага, захва­тив пленных».

Башкиры той войны описаны крайне мало. Кроме Роберта Вильсона, их мельком упомянул Денис Давыдов: «На перестрелке взят был в плен французский подполковник. К несчастью этого подполковника, природа одарила его носом чрезвычайного размера, а случайности войны пронзили этот нос стрелою насквозь, но не на вылет; стрела остановилась ровно на половине длины своей. Подполковника сняли с лошади и посадили на землю, чтобы освободить его от этого беспокойного украшения. Много любопытных, меж коими и несколько башкирцев, обступили страдальца. Но в то время как лекарь, взяв пилку, готовился пилить надвое стрелу возле самого пронзённого носа, чтоб вынуть её справа и слева, что почти не причинило бы боли и ещё менее ущерба этой громадной выпуклости, — один из башкирцев узнаёт оружие, ему принадлежащее, и хватает лекаря за обе руки. „Нет, — говорит он, — нет, бачка, не дам резать стрелу мою; не обижай, бачка, не обижай! Это моя стрела; я сам её выну…“ — „Что ты врёшь, — говорили мы ему, — ну, как ты вынешь её?“ — „Да, бачка! Возьму за один конец, — продолжал он, — вырву вон; стрела цела будет“ — „А нос?“ — спросили мы. — „А нос? — отвечал он, — чёрт возьми нос!“. Можно вообразить хохот наш. Между тем, подполковник, не понимая русского языка, угадывал, однако ж, о чём идёт дело. Он умолял нас отогнать прочь башкирца, что мы и сделали. Долг платежом красен».

Подробности последующих боевых действий башкирских полков мы находим в записках Чуйкевича П. «Подвиги казаков в Пруссии». Чтобы препятствовать пере­праве противника, генерал Платов решил задержать его на правой стороне р. Пре­гель, и с этой целью разделил корпус на четыре части. Атаманский (донской) полк, два башкирских и калмыцкий полки Уракова составили четвертую резервную часть. Генерал Платов в арьергардных боях, следуя к Тильзиту, «дорого продавал не­приятелю каждый свой шаг». Башкирские полки в составе корпуса Платова участ­вовали в сражениях при Веллау, недалеко от деревни Гросс-Егерсдорф, у Таплакен­ской плотины, при Битенен и у Юргайчен. Этот бой впоследствии был описан и ис­ториком Михайловским-Данилевским А. И.. В середине XIX в. для Генерального штаба была «составлена Карповым сводка под названием „Действия русских войск в кампании 1806 и 1807 годов“, где дана высокая оценка боевым качествам баш­кирских воинов». В последующем в историографии данной темы наблюдается полное затишье до Отечественной войны 1812 г.

5 июня ка­заки сделали засеку на большой дороге через Кугелакский лес, где спе­шен­ные казаки удерживали авангард противника до подхода его ар­тиллерии. Лас­саль в рапорте Мю­рату писал, что 5 (17) июня, когда он с двумя бригадами дви­нулся к Ме­лаукену, «в тот момент, когда обе бригады едва только начали выстраи­ваться, их атаковали все (?) не­приятельские силы; ка­заки и калмыки (скорее всего башкиры, так как в той войне французы ещё путали башкир с калмыками — авт.) дважды атаковали и каждый раз ди­визи­онный генерал выставлял против них обе бригады, их атаки были яростные и смертоносные…». 6 июня 1807 года произошёл бой у Юргайчена. Чуйкевич описал казачий способ противостояния регулярной кавалерии: «Неоднократно неприятельские колонны, бросаясь на казаков, старались сбить их с места. Лёгкий фронт казаков расступался, и неприятель видел себя окружённым и поражаемым дротиками со всех сторон». Это было выдающимся ноу-хау казаков и русской армии. Армии других стран тех десятилетий этим бесстрашным приёмом не владели.

Отступление русской армии было обеспечено казачьими полками. Это спасло войска от окончательного разгрома на пути отступления в Тильзит.