Бесплатный фрагмент - Бал 12-ти королей

Глава 1. Тени

Ветер выл, словно грешная душа, запертая между мирами; носился между могильных плит, набрасывался на Веронику и сжимал её в ледяных объятиях, трепал чёрные складки её траурного платья, раздувал рыжие волосы, и они пылали на фоне серого неба ярким костром. Крошечный огонёк в лампадке дрожал, отбрасывая зыбкие тени на холодный могильный камень.

— Отец… — в отчаянии прошептала Вериника.

Ей ведь всего семнадцать лет! Целая жизнь — и в то же время миг. Мир, ещё вчера такой прочный и надёжный, сегодня обратился в прах.

Вериника завыла и упала на могильный холм, впилась пальцами в землю, беспомощно пытаясь вернуть то, что уже было невозможно удержать. Небо нависало над головой, словно крышка гроба. Теперь она одна. Сирота. От этих мыслей стало жутко.

ШУРХ-ШУРХ-ШУРХ! — вдруг раздался странный шорох.

Не шелест листьев, нет. Скорее — осторожные, крадущиеся шаги и шорох длинного платья. Сердце Вериники тяжело и глухо стукнуло. Она медленно обернулась. Среди серых урн и растрескавшихся надгробий, на каменной плите с полустертой эпитафией, вальяжно растянулся огромный кот. Шерсть его была цвета пепла, а глаза — два расплавленных янтаря — пристально и почти осмысленно наблюдали за ней.

— Она… Это она! — прошептал кто-то совсем рядом. Голос был низким, бархатным, женским.

Вериника похолодела. Она метнула взгляд в сторону — никого.

КРА-А-А! — пронзительный крик ворона всколыхнул влажный, наполненный гнилостным ароматом воздух.

СКРИ-ИП! — раздался неприятный, леденящий душу звук — будто бы когтями провели по камню. Вериника отвела взгляд всего на долю секунды, а кот исчез. Растворился в сгущающихся сумерках.

— Вериника!.. — вновь прозвучал тот же бархатный голос, на этот раз прямо за спиной.

Вериника резко обернулась, сердце готово было выпрыгнуть из груди. Из-за старого склепа появилась женщина. Высокая, статная, закутанная в плащ из темного бархата, отороченный мехом горностая. Её лицо казалось неземным — гладкое, неестественно белое, с высокими скулами и полными губами цвета спелого граната. Лет ей можно было дать около сорока. В ее облике сквозила опасная, зрелая красота.

— Кто вы? — голос Вериники предательски дрогнул. — Откуда вы знаете мое имя?

Женщина сделала шаг вперед. Ее движения были плавными, обтекаемыми, змеиными.

— Бедное дитя, — прошептала она. Губы дрогнули в едва уловимой улыбке. — Как же ты похожа на Лилит. Прямо как она в твои годы.

Это имя прогремело, как раскат грома.

— Вы… вы знали мою мать?

— Знала? — женщина тихо рассмеялась, и смех ее был похож на звон хрустальных бокалов. — Дорогая моя, я — твоя тетя. Моргана. Сестра твоей покойной матери.

Вериника отшатнулась, будто от удара.

— Этого… этого не может быть. Отец никогда не упоминал о вас. Никогда!

Тень печали скользнула по прекрасному лицу Морганы.

— О! я в этом не сомневаюсь. Твой отец… — она с легкой презрительной ноткой произнесла слово «отец», — был человеком простым, суеверным. А наша семья… наша семья всегда была окружена сплетнями. Люди боятся того, чего не понимают. Им легче вычеркнуть, чем объяснить. Он считал, что ограждает тебя от темного прошлого твоей матери, от дурной славы, что тяготеет над всем нашим родом. Но теперь я здесь. И я могу вернуть тебе твое наследие.

Моргана протянула руку, и ее тонкие, изящные пальцы, украшенные массивными серебряными кольцами с темными камнями, коснулись щеки Вериники. Прикосновение было обжигающим.

— Позволь мне помочь тебе, дитя. Ты не должна оставаться одна. Позволь рассказать тебе о твоей матери. Показать, кем ты являешься на самом деле. В тебе течет наша кровь! А в ней заключена огромная сила.

Искушение было слишком велико. Тоска, боль от утраты, заглушили голос разума, робко шептавший об опасности.

— Идем со мной, — мягко, но властно сказала Моргана. — Мой дом близко, — сказала она и направилась вглубь кладбища.

Ее плащ стелился по земле, как живое, ползучее существо. Вериника, повинуясь необъяснимому порыву, последовала за Морганой. Туман сгущался, превращая памятники в призрачные, зыбкие фигуры. Воздух был напоен терпким ароматом чуть тронутой гнием травы.

ФШУШ! — из тумана выскочил тот самый пепельный кот. Он резко обернулся, метнул в сторону Вериники колючий взгляд, и юркнул чуть в сторону от основной аллеи.

Моргана остановилась перед величественным склепом. Он был высечен из черного, отполированного временем и непогодой камня, утопал в зарослях плюща, который «цепкими лапами» обнимал его стены. Над входом, в камне, был высечен герб — сложный с витиеватым узором, в котором угадывались очертания змей, лун и магических рун.

— Но это же… склеп, — растерянно прошептала Вериника.

Моргана не ответила, и ее пальцы скользнули по холодному камню.

— Некоторые двери открываются лишь для тех, кто знает секрет.

Раздался тихий, но явственный щелчок: ЩЁЛК! Каменная плита, которую Вериника приняла за глухую стену, бесшумно отъехала в сторону, открывая узкий, освещенный тусклым мерцающим светом проход. Оттуда пахнуло травами, воском и чем-то неуловимым — сладковатым и дурманящим.

Пепельный кот тоже юркнул внутрь склепа, его хвост взметнулся трубой. Моргана обернулась к Веринике.

— Добро пожаловать домой, дитя моё, — сказала она. — Не бойся.

И Вериника, затаив дыхание, шагнула во тьму. Тяжелая каменная плита бесшумно закрылась за ее спиной, словно навсегда отсекая мир.

Глава 2. Склеп

Вериника очутилась в просторном помещении, которое никак не могло соотнестись с размерами склепа. Каменные стены уходили ввысь, теряясь в клубящемся дымчатом мраке. В воздухе витал запах сушеных трав, чувствовались нотки полыни, мяты, медового воска и чего-то терпкого, незнакомого. Свет исходил не от ламп, а от бледных, холодных шаров, плавающих под самым потолком, напоминающих мыльные пузыри, втянувшие в себя лунный свет.

Комната была одновременно кухней, лабораторией и библиотекой. На массивном дубовом столе стояли склянки с жидкостями, мерцавшими всеми цветами радуги, тигли и ступки из черного обсидиана. Полки гнулись под тяжестью фолиантов в потрескавшихся кожаных переплетах с застежками в виде звериных когтей или символов, начертанных серебром.

Пепельный кот запрыгнул на кресло у камина, где потрескивали поленца и трепетал огонь, и принялся вылизывать лапу с видом гордым и непринуждённым.

— Присаживайся, дорогая, — голос Морганы звучал здесь, в этой обстановке, еще более органично. Она сбросила плащ, и Вериника увидела ее платье — темно-фиолетовое, струящееся, с высоким воротником, отделанным аметистами. — Ты должно быть измучена.

Моргана щелкнула пальцами, и над очагом появилась медная кастрюлька. В нее сами собой посыпались травы, сушеные ягоды и кусочки дубовой коры. Вскоре по комнате поплыл пряный аромат. Вериника застыла от изумления.

Пока варево нагревалось, Моргана поставила перед ней фарфоровую изысканную чашку. Она налила туда янтарный настой, положила кусочек жженого сахара и… ложечка, изящная с серебряной ручкой в виде змейки, плавно опустилась в чашку и принялась размешивать сахар, издавая тихое, мелодичное позвякивание:

ДЗЫНЬ-ДЗИНЬ!

Вериника смотрела на это действо, завороженно, не в силах отвести глаз.

— Не бойся, — улыбнулась Моргана, усаживаясь напротив. — Здесь многие вещи живут своей собственной жизнью. Ты скоро привыкнешь.

Её глаза стали глубокими, словно клубящиеся туманом бездны.

— Ты спрашивала о твоей матери, о Лилит? Она была прекрасной женщиной. Огонь в волосах, буря в сердце. Ты на нее похожа. Она родилась с особым даром. Но в отличие от меня, она жаждала не познания, а любви. Лилит встретила твоего… отца. Мастера, создававшего прекрасные вещи. Он дал ей покой, которого она не могла найти здесь. Но наш дар не терпит покоя. Он требует реализации. Лилит пыталась заглушить его. Это ее и погубило. Сила, не нашедшая выхода, разорвала ее сердце.

Вериника слушала, затаив дыхание.

— А теперь давай поужинаем.

Вериника безмолвно кивнула. Ужин был странным и прекрасным. На тарелках сами собой появлялись запеченные груши в вине, орехи в меду, теплый хлеб. Кувшин сам подливал в бокалы густой гранатовый сок. Помогали Моргане невидимые слуги. Вериника лишь слышала легкие шаги и видела, как занавески колышутся от незримых прикосновений. После ужина Моргана поднялась и сказала:

— Тебе нужно отдохнуть. Нам завтра предстоит большая работа. Не физическая, а куда более изнурительная. Но не пугайся, дорогу осилит идущий.

Моргана повела Веринику по винтовой лестнице, высеченной в стене. Комната, в которую они вошли, была крошечной. Одна узкая кровать под балдахином из черного бархата, маленькое оконце с витражом и умывальник с кувшином, на котором сидел, сложив крылья, каменный горгулий. В воздухе витал запах корицы.

— Спи, — сказала Моргана, и ее слова прозвучали как мягкое внушение. — Ничто не потревожит здесь твой сон.

Моргана вышла, затворив за собой дверь. Вериника, повинуясь внезапно нахлынувшей усталости, легла. Балдахин над кроватью вдруг зашевелился, и из его складок послышался тихий, монотонный шепот — старинная колыбельная на древнем языке. Это должно было пугать, но почему-то успокаивало.

Вериника уже проваливалась в сон, когда сквозь шепот балдахина пробился другой звук — настойчивый стук в дверь.

БРУМ-ДУМ-ДУМ!

По телу Вериники прокатилась волна дрожи и она привстала. Послышались шаги, шорох открываемой двери, затем — приглушенные голоса. Мужской голос — низкий, вибрирующий, как струна, и ответные реплики Морганы. Любопытство оказалось сильнее прочих чувств — страха и усталости. Вериника подкралась к двери и прильнула к замочной скважине. Она почти ничего не видела. До нее доносились лишь обрывки фраз, но от них кровь стыла в жилах.

— …Время приблизилось… печати ослабевают… — слышала она незнакомый голос.

— …Она еще не готова… — шептала Моргана в ответ.

— Процесс нужно ускорить… конь времени нетерпелив… новый правитель… мировая ось должна повернуться… — …сила матери в ней… нужно его сердце… ритуал… это ключ… конец старого мира… рождение нового порядка…

Вериника отпрянула от двери, сердце бешено колотилось. Она вернулась в свою комнату, осторожно раздвинула тяжелую штору и припала к окну. На площадке перед склепом, стоял высокий мужчина в черном, длинном плаще, его лицо скрывала тень капюшона. Рядом с ним бил копытом конь — угольно-черный, с развевающейся гривой, и глаза его пылали адским огнем. От могучих плеч коня отходили огромные, кожистые, перепончатые крылья. Они медленно вздымались и опадали.

ВШУФ-ФУФ! ВШУФ-ФУФ!

Незнакомец вскочил на коня с неестественной, почти бесплотной легкостью. В тот же миг небо содрогнулось.

БУ-БУМ!

Грянул гром, ослепительная молния рассекла тьму, хлынул ливень. Крылатый конь рванулся с места, поднялся в воздух и растворился в бурлящих облаках, унося своего седока в сердце грозы. Вериника отшатнулась от окна, дрожа всем телом.

«Конец времен? Новый правитель? Мировая власть? Что за ключ? И главное — какое место во всем этом уготовила ей тетя Моргана?»

Гроза бушевала снаружи, но в душе рождалась своя, куда более страшная буря.

Глава 3. Карты

Утро не принесло света. Дом Морганы тонул в вечных сумерках, нарушаемых лишь мерцанием магических светильников и угрюмым пламенем в камине. Только запах трав и воска сменился ароматом свежесваренного кофе.

Вериника вошла в гостиную, в голове звучали обрывки страшных фраз, произнесённых ночным гостем. Она застала Моргану за тем же дубовым столом, но теперь он был завален не склянками, а россыпью фотографий. На них были запечатлены девушки неземной красоты. Моргана подняла на нее взгляд. Ее темные глаза, казалось, видели насквозь, читая ночные страхи как раскрытую книгу.

— Знаю, ты видела гостя, — сказала она. Ее голос был ровным, без упрека. — Не пугайся. Времена меняются, и нам надлежит меняться вместе с ними. Твой приход предречен, Вериника. И для тебя уготована роль куда более значительная, чем роль плачущей сироты на кладбище.

Она провела рукой над разложенными фотографиями, и они сами собой выстроились в ровный ряд.

— Взгляни. Это — твои соперницы.

— Соперницы? — прошептала Вериника, с недоумением глядя на прекрасные женские лица.

— Раз в год, — начала Моргана, и ее голос зазвучал как заклинание, — происходит важнейшее событие, решающее судьбы мира. Бал Двенадцати Королей. На него съезжаются не монархи в привычном понимании, но истинные правители: кто владеет знаниями, опытом, умами и душами миллионов людей. И на этом балу выбирается Королева. Всего на одну ночь. Но эта ночь открывает перед ней все двери. Ее представляют миру, ее имя становится синонимом недостижимого, ее благосклонности ищут сильные мира сего. Единственный пропуск на этот бал — красота и исключительный, божественный талант.

Моргана взяла одну из фотографий. На ней была девушка с тёмными волосами и кожей такой безупречной, что она казалась фарфоровой.

— Элоиза. Посмотри, как прекрасна ее кожа. А теперь, взгляни на свою.

Вериника машинально повернулась к зеркалу, дотронулась до собственной щеки. Кожа была бледной, почти прозрачной, немного шершавой от ветра и слез, с парой веснушек у переносицы — обычная кожа семнадцатилетней девушки, не обремененная особенной заботой.

— Сила твоей матери дремлет в тебе, но сосуд… твоё тело требует подготовки, — заключила Моргана. — Внешность — это первый манифест силы. Она — первое заявление, которое ты делаешь миру, прежде чем откроешь рот. Мы начнем с него.

Моргана поднялась, и жестом велела следовать за собой. В глубине дома находилась купальня. Это была круглая комната, выложенная черным мрамором, в центре находилась огромная каменная чаша, от которой поднимался вверх молочно-белый пар. Воздух был тяжелым и влажным. Пахло лавандой и розмарином. Моргана щелкнула пальцами, и в чаше сами собой зажглись подводные светильники, отбрасывающие на стены танцующие блики.

— Разденься, — мягко скомандовала она.

Вериника, повинуясь, сбросила простое платье. Моргана провела рукой над водой, что-то шепча. Вода забурлила, заклубилась, и из ее глубин поднялись на поверхность лепестки черных роз и маслянистые травы.

Процесс омовения был похож на странный ритуал. Моргана поливала ее водой из серебряного ковша, нашептывая слова на непонятном языке. Губка из люфы скользила по телу, смывая не только грязь, но, казалось, и следы горя, сомнений, и всей её прошлой жизни. Кожа покалывала, просыпаясь от сна.

— Хорошо.

После купальни Веринику, закутанную в полотенце, усадили в кресло. Моргана принесла небольшую черную чашу из обсидиана. Внутри нее медленно бурлила и отливала перламутром густая масса.

— Возьмем молоко лани, что ступила на лунную тропу в самый темный час, — голос Морганы перешёл в шёпот, слившийся с шелестом ночи. — Растворим в нем жемчуг, обращенный в прах под светом молодой луны…

Серебряный пестик замер на мгновение.

— Добавим лепесток белой лилии, хранящий непорочность утра; сок алоэ с могилы провидца… и каплю моей крови, дабы чары обрели силу.

Моргана зачерпнула получившийся крем и стала наносить на кожу Вериники. Сначала прикосновения казались ледяным, но позже сменились глубоким, проникающим до самых костей теплом. Моргана втирала крем долго и тщательно. Вериника чувствовала, как кожа натягивается, становится невероятно гладкой, плотной, упругой. Моргана взглядом оценила свою работу.

— Одного сеанса недостаточно, — произнесла она. — Сила должна проступить изнутри, а это процесс. Но первый шаг сделан.

Она подвела Веринику к большому, овальному зеркалу в раме из черного дерева, украшенной резными фигурами спящих зверей и птиц.

— Взгляни.

Вериника посмотрела и ахнула. Кожа сияла ровным, матовым светом, без единого изъяна! Рыжие волосы, всегда такие непокорные, теперь лежали тяжелым, глянцевым водопадом. Даже черты лица казались тоньше и аристократичнее. В глазах, всегда подёрнутых тоской, теперь горел странный, зеленоватый огонек — отблеск пробуждающейся силы. Она была прекрасна. Не миловидна, как прежде, а именно прекрасна. Пугающе, сверхъестественно прекрасна.

— Это… я? — прошептала Вериника, не в силах поверить.

— Это ты, — ответила Моргана, стоя у нее за спиной. Ее отражение улыбалось в зеркале хищной улыбкой. — Всего лишь первый слой. Основа. Теперь мы можем приступить к настоящей работе.

Она снова подошла к столу и легким движением руки собрала фотографии конкуренток. Карточки взметнулись в воздух и с легким шелестом сложились у нее в руке в идеальный веер.

— Теперь, — сказала Моргана, помахивая этим веером и сжигая Веринику пристальным взглядом, — давай оценим их еще раз.

Глава 4. Сила

Веер фотографий с лицами холодных красавиц лег на черное дерево стола. Моргана провела по ним пальцем, и на мгновение Веринике показалось, что у девушек дрогнули ресницы, а в глазах мелькнула тревога, словно соперницы сквозь толщу времени и бумаги почуяли рождение новой угрозы.

— Лицо — это манифест, — произнесла Моргана, — но волосы… волосы — это тоже сила. Посмотри на них.

Она взяла в руки прядь рыжих волос Вериники. Теперь, на фоне идеальной кожи, они казались слишком тусклыми.

— У Элоизы — волосы жидкие. У Амариллис — кудри цвета спелой пшеницы, но в них нет огня. Им не хватает жизни. Твои же… в них мы заплетем силу огня. Но его нужно разбудить, высвободить.

Моргана повела Веринику не в купальню, а глубже, в помещение, похожее на пещеру алхимика. В нишах стояли стеклянные колбы, внутри которых клубились субстанции всех цветов радуги. В центре возвышался трон, но без спинки. Подлокотники его украшали головы хищных птиц с раскрытыми клювами.

— Садись, — скомандовала Моргана.

Как только Вериника опустилась в кресло, от пола потянулись гибкие, похожие на лианы щупальца из отполированного темного металла. Они мягко обвили ее запястья и лодыжки, зафиксировав ее в позе древней жрицы, готовящейся к обряду. Сердце Вериники забилось чаще, но страха не было — лишь трепетное ожидание чуда.

Моргана приблизилась к одной из ниш. Из колбы, где переливалось вещество цвета расплавленного золота, она взяла несколько капель и добавила их в чашу из прозрачного горного хрусталя. Состав в чаше вздыбился, зашипел и вспыхнул ослепительно рыжим пламенем, которое тут же погасло, оставив после себя густую, мерцающую, маслянистую пасту.

— …Да свершится! А ныне — к силе смерти призовем силу жизни. Да будет: перо феникса — символ бессмертия. Да будут: слезы русалки — жертва без имени. Да соединятся они воедино. — Голос ее зазвучал громче. — И да прибавится к ним эссенция гранатов Гесперид — плодов, что знают вкус вечности! Да наполнится чаша силой всех миров!

Но главное действо происходило рядом — с потолка медленно спустилось нечто, напоминающее гигантского паука-призрака. Это был замысловато сплетенный канделябр из серебра и черного оникса, но вместо свечей на его изогнутых лапах висели хрустальные флаконы с маслами, щетки, оправленные в серебро, и гребни из слоновой кости. Он замер над головой Вериники, его конечности засветились мягким, фосфоресцирующим светом.

Моргана взяла в руки хрустальную чашу и начала наносить теплую, пахнущую спелыми персиками пасту на волосы Вериники. Ее прикосновения были нежными, массирующими. И в тот же миг канделябр-паук ожил. Одна из его лап с гребнем плавно опустилась и начала расчесывать прядь, тщательно втирая в волосы сияющий состав. Другая лапа с флаконом брызнула ароматной пылью. Третья — совершила массажное движение у висков.

Это был странный и завораживающий танец — человеческих рук и магического механизма. Вериника чувствовала, как по ее коже бегут тысячи крошечных искр, как каждая луковица волоса пробуждается и напивается волшебной силой.

Тусклый рыжий цвет вдруг ожил, налился краской. Волосы загорелись, как осенний клен в лучах восходящего солнца. В нем появились переливы — от темного, почти красного дерева у корней до ослепительно-золотистых, солнечных бликов на кончиках. Они стали невероятно густыми, тяжелыми. От них исходило теплое сияние и дивный аромат. Ритуал длился недолго. Когда Моргана отступила, а канделябр-паук с тихим шелестом поднялся к потолку, металлические лианы разомкнулись, освобождая Веринику.

Моргана молча подвела ее к зеркалу. Вериника вглядывалась в свое отражение. Это была она и нет. Кожа — безупречный фарфор. А волосы… ее рыжие волосы, предмет насмешек в школе, теперь были ее короной, ее магией, её силой. Они струились по плечам живым водопадом огня и расплавленного золота. Они были лучше, чем у любой из запечатленных на фотографиях красавиц, потому что в них была сама жизнь, дикая, первозданная сила.

— Завтра, — сказала Моргана, положив руку на ее плечо. — Мы займемся высвобождением еще одной твоей силы. — Клянусь, король не сможет устоять.

Глава 5. Ужин

Следующие несколько дней слились для Вериники в калейдоскоп чудес, где волшебство стало новой, пугающей и дурманящей нормой. Дом Морганы, всегда пребывавший в полумраке, вдруг вздохнул полной грудью.

Моргана, стояла в центре гостиной. Она лишь шевельнула рукой, а тяжелые бархатные портьеры с легким шелестом опавшей листвы отдернулись. Но за окнами был не привычный кладбищенский пейзаж, а бескрайнее ночное небо, усыпанное бриллиантовыми звездами и огромная, опаловая луна, висевшая так близко, что, казалось, можно дотянуться до неё рукой.

— Пришло время, — пояснила Моргана, заметив изумленный взгляд племянницы. — Дом живет по своим законам. Сегодня ему захотелось торжества.

По ее щелчку из каменных плит пола проросли причудливые деревья с серебряными листьями и плодами. Их ветви сомкнулись над головой, образовав живой, мерцающий свод.

— Тебе нужен новый гардероб, достойный королевы, — заявила Моргана и повела Веринику в комнату, которая прежде была запертой.

Это была мастерская портного, но такого, какого не сыскать в этом мире. Рулоны тканей, висящие в воздухе, сами перематывались, показывая переливы атласа цвета черного жемчуга, бархата, глубокого, как космос, шифона, прозрачного, как дым. Ножницы парили в воздухе, вырезая лекала с математической точностью. Иглы, словно живые стрекозы, сновали туда-сюда, вплетая в швы серебряные нити и крошечные кристаллы.

Помощниками были не люди — два манекена из темного, отполированного эбенового дерева. Они проворно двигались, примеряя на себя куски ткани. А главным портным был сам Пепельный Кот. Он восседал на высокой бархатной подушке и лишь изредка, ленивым взмахом хвоста, указывал на тот или иной рулон, или издавал короткое мурлыканье одобрения или порицания. Его желтые глаза словно видели наряд целиком, еще до его появления на свет.

— Как ты видишь работа кипит, — улыбнулась Моргана. — Сюда мы вернемся чуть позже.

К вечеру Веринику облачили в одно из новых платьев — темно-зеленое, как хвоя, с глубоким декольте и узким лифом, расшитым узорами, похожими на иней. Оно сидело на ней безупречно, подчеркивая стать.

— Теперь — ужин, — объявила Моргана. — И запомни: на Балу ты будешь есть не чтобы утолить голод, а чтобы продемонстрировать власть над самой собой. Каждое движение — знак. Запомни это.

В гостиной появился стол — длинный, из черного мрамора, и накрыт он был с королевской роскошью. Серебряные подсвечники в виде обвитых змеями нимф держали свечи из белого воска. Фарфоровые тарелки были так тонки, что сквозь них просачивался свет. Приборы — массивные, из чистого серебра, с ручками в виде волчьих голов.

Но главное — гости. Их было двенадцать. Дамы в кринолинах, кавалеры в камзолах, расшитых призрачным шитьем. Их лица были утонченными и красивыми, но в глазах стояла странная пустота, а движения были немного механическими.

Моргана заняла место во главе стола, Вериника — справа от нее. — Мои… знакомые, — презентовала их Моргана, и в ее голосе прозвучала легкая насмешка. — Они помогут создать нужную атмосферу.

И вот начался урок. Подали суп — прозрачный, золотистый, в глубоких чашах. — Ложку подноси ко рту боком, — тихим, но властным голосом проинструктировала Моргана. — Никакого звука! Суп — это не еда, это впечатление.

Вериника, дрожащей рукой, поднесла к губам ложку.

— Горячо, — пожаловалась она.

— Подуй, а в следующий раз возьми меньше.

Вериника все исполнила. Ей казалось, что все глаза гостей прикованы к ее ложке. К счастью, суп не пришлось доедать, так как подали дичь под соусом из темных ягод.

— Вилку — в левую, нож — в правую. Режь мелкими кусочками. Никогда не заполняй рот полностью. Ты должна быть готова в любой момент поддержать изящную беседу или бросить уничтожающую остроту. Еда — это возможность заполнить паузы между словами, а не цель.